Григорий ТАРНАРУЦКИЙ
      НЕ РАЗОБРАЛИСЬ
      Было уже совсем темно, когда шофер затормозил у небольшого домика, стоящего на самом берегу медленной речушки. Светом керосиновых ламп неярко желтели его окна. Чехов вылез и, потоптавшись немного, чтобы размять ноги, шагнул было на крыльцо. Двое преградили дорогу.
      - Одну минуточку, товарищ генерал. Разрешите ваши документы. - Чехов расстегнул шинель. Вспыхнул чей-то фонарик и ощупал лучом его лицо. Генерал отвернулся и, когда глаза снова привыкли к темноте, увидел, что у машины застыли автоматчики. <Черт знает, что за сверхстрогости!> - подумал он и взял из рук козырнувшего ему капитана свое удостоверение.
      Капитан толкнул дверь в сени и, осветив путь, пригласил:
      - Входите, товарищ генерал. Уже почти все прибыли.
      Дом оказался на одну комнату, зато довольно просторную, так что человек десять, собравшиеся здесь, смогли разбиться на группы, каждая из которых вела свой разговор. Две керосиновые лампы, одна на столе, другая под потолком, освещали слабо, потому лица выглядели усталыми. Что-то неестественное, непривычное почудилось Чехову в этом собрании, но в следующий момент он догадался: просто давно не видел штатских. Они сейчас были для него как герои старых пьес. Вон там, у печи, сияет сединой - даже в такой керосиновой тусклоте! - голова Шершевского. Академик сидит, расстегнув двубортное драповое пальто, широкие брюки неумело заправлены в меховые унты - без сомнения, забота щедрых авиаторов. Рядом Никитин. (Даже он? А говорили, занят важнейшим правительственным заданием.) Идущий навстречу генерал наверняка Бровин - ишь какие густые черные стежки над цыганскими глазами.
      - Вот и начальство! - сказал цыгановатый генерал, и все обернулись к Чехову.
      Круглолицый молодой старшина внес большой жестяной чайник и расставил кружки. Стали собираться вокруг длинного скобленого стола. Генерал-инженер еще раз обвел всех взглядом.
      - Не вижу таинственного лейтенанта Летягина.
      Бровин нахмурился.
      - Лейтенант Летягин погиб два дня назад, остановив гитлеровцев в километре от этого дома!
      Чехову сделалось неловко.
      - Простите, генерал. Не знал. - Вновь вспомнился рыженький курсант. Расскажите хоть, как он выглядел.
      Бровин расстегнул карман гимнастерки, достал фотографию.
      - Вот, в личных вещах нашли.
      С фотографии глянули на Чехова незнакомые задумчивые глаза юноши. Нет, это был не тот рыженький. Бровин осторожно забрал снимок и сказал:
      - Ушел на фронт с четвертого курса Томского политехнического. Профессорский сынок.
      - Я знал его отца, - неожиданно вставил Шершевский. - Он у меня слушал физику твердого тела. Очень способный молодой человек. Вот, и сынишка... - Академик замолчал, потом добавил: - Объясните же толком, что произошло?
      Бровин отодвинул локтем кружки и расстелил на столе карту.
      - Основной бой завязался здесь, у Соколовки, - он черкнул по карте ногтем. - Главный удар приняли на себя батареи Огульникова и Паншина. Оба хлопца большие спецы отбивать танковые атаки. Еще сталинградской выучки. И они поддали фрицам огонька! Однако ясно было, что те попытаются нас обойти. Может, даже сделают крюк - тут вот километров на сорок тянутся болота - и выйдут на Летягина. Так оно и случилось. А у того бронебойные ружьишки, да больше ничего. Помочь бы, но с этой стороны тоже наседают...
      Никитин положил ладонь на карту.
      - Ты нам, Семен Григорьевич, всю стратегию не объясняй. Мы люди невоенные. Скажи лучше, как лейтенант без вашей помощи обошелся?
      Бровин замолчал. Вроде даже обиделся. Карту сложил. Прикурил от лампы. И наконец произнес:
      - Не знаю, как у вас, а у нас, военных, бывают ситуации, когда приходится терять людей, и ничего не поделаешь. Рота Летягина, конечно, не могла выстоять. Но, еще хуже, всей дивизии грозило оказаться в танковых тисках. Мы к этому худшему и готовились. Только не видно с той стороны немецких танков, и все тут. Начштаба даже стал нервничать. <Слышишь? спрашивает, как только у нас чуть притихло, и кивает в сторону Летягина. Все стреляют>. - <Стреляют, - говорю. - Два часа уже слышу>. - <Да, что их, привязал там кто-то?>
      Генерал Бровин резко поднялся, так что заколебался огненный язычок в лампе, и добавил, почему-то обращаясь к Никитину:
      - В общем, не прошли здесь, Борис Васильевич, немецкие танки. А у Соколовки мы их отшвырнули.
      Он умолк, и некоторое время никто не перебивал тишину.
      - Как же ему удалось? - не выдержал кто-то из присутствующих.
      Бровин пожал плечами.
      - В том-то и загадка. Когда мы прибыли в роту Летягина, ничего нельзя было понять из объяснений. Говорили о какой-то установке, которую он принялся сооружать, едва занял позиции, и о том, что немецкие танки застревали вдруг на ровном месте. Один солдат даже так выразился: как жуки на булавке - гудят, а стронуться не могут.
      В сенях послышался топот, громкие голоса, и ввалились толстый большой Чигодаев и капитан с пакетом.
      Костя Чигодаев был давним товарищем Чехова и по учебе, и по работе в военно-инженерной академии. Когда-то за тощую, длинную и очень прямую фигуру курсанты прозвали его Гвоздем, а сейчас могучее чигодаевское тело так плотно сидело в генеральской шинели, что ни единой морщинки не появлялось на ней даже при движениях. Константин остался таким же шумным и радостным.
      Он крепко обнял Чехова и тут же прогудел:
      - Слушай, чего ради меня срочно сюда вызвали? Неужели чтоб повидаться с тобой? А?
      Чехов распечатал пакет, пробежал глазами содержание. Уточняя состав комиссии, ее цель. Но тут же были и сведения, какими научными проблемами интересовался Летягин Евгений Леонидович, 1922 года рождения, будучи студентом Томского политехнического института.
      - Постой, постой, - сказал заглянувший из-за плеча Никитин, - это, кажется, несколько по моей части.
      Утром осмотрели место, где рота Летягина остановила вражеские танки. Обнаружили на земле вдавленную стальными гусеницами проволоку. Оказалось, что она связана в виде сетки и покрывает все пространство от крутого обрыва до небольшого озерца, за камышовой изгородью которого начиналась нескончаемая болотная топь. Сетка во многих местах была разорвана. Никитин долго в недоумении осматривал ее, а подошедшему Чигодаеву сказал:
      - Ума не приложу, для чего она здесь. Не могли же тяжелые бронемашины запутаться в этих силках.
      - Пойдем посмотрим, почему они застряли, - кивнул Чигодаев на темнеющие неподалеку махины нескольких застывших танков.
      Но осмотр их тоже ничего не дал. Танки были просто подбиты выстрелами из бронебойного ружья. Ничто другое их на месте не удерживало.
      Тут кто-то заметил небольшую колхозную электростанцию, а возле нее бродившую одинокую фигуру.
      - Откуда здесь посторонние? - строго спросил Чехов.
      Бровин только повел густой бровью и направился к станции.
      <Посторонним> оказался Шершевский.
      - Знаете, что я вам скажу, - встретил он словами комиссию, - если искать секрет, то только здесь. Не знаю, что они тут делали, но что-то делали. По крайней мере; агрегат они демонтировали, а потом собрали и установили обратно. Это нетрудно обнаружить. И то, что он был значительно реконструирован, - тоже. Хотя агрегата как такового уже нет. Прямое попадание.
      Здание оказалось сильно разрушенным. Чувствовалось, в него угодил не один снаряд. Все внутри настолько перекорежило, что трудно было понять, как старый академик смог пробраться сквозь эти завалы. А он уже снова спускался по обломкам ступеней.
      - Вот, посмотрите, Борис Васильевич, - кликнул старик Никитина. Они вдвоем остановились у обломков бывшего генератора, что-то оживленно обсуждали. Потом потянули из-под них какую-то деталь.
      - Осторожно! - крикнул Чехов и шагнул вниз.
      Хрустнул под ногой осколок зеркала. Дальше еще один. Очень много осколков. <Откуда здесь взяться зеркалам?> - подумал генерал-инженер. И в это время что-то с грохотом обрушилось. На Чехова посыпалась штукатурка, обломки кирпичей. Когда улеглись поднятые клубы пыли, он увидел, что Шершевский пытается высвободить зажатую полу своего драпового пальто, а Никитин как ни в чем не бывало разглядывает остатки статорной обмотки.
      - Да помогите же мне, Борис Васильевич!
      Тот задумчиво вцепился в полу и тоже потянул ее.
      - Полегче, вы оставите меня без пальто.
      - Кажется, я что-то начинаю понимать, - ответил Никитин и дернул сильнее: - Если не ошибаюсь, Летягину пришла оригинальнейшая идея. Семен Григорьевич, - повернулся он к Бровину, - можно поговорить с кем-нибудь из его роты?
      Генерал вопросительно глянул на Чехова. Тот кивнул.
      ...Вечером сидели в той же комнате при тех же керосиновых лампах. Чехов слушал рассказ пожилого сержанта и косил на человека, которым оказался тот же капитан, что давеча проверял у него на крыльце документы. Поди, отметит, что нарушил инструкцию, привлекли к расследованию людей лишних. Но тут особист наклонился к нему и сказал:
      - Можете с ним откровенней. Сержант человек надежный. С первых дней на фронте.
      Генерал-инженер показал жестом: мол, понял, и продолжал слушать.
      - Только мы расположились, лейтенант Летягин обошел роту. Нужны, говорит, слесари и электрики. Нашлось таких семеро и даже один кузнец. Ушли они все на станцию. Потом лейтенант возвратился, позвал меня с Хуциевым проволоку перетащить. Ее там на станции полная кладовка была. Всю и перенесли на поле. Показал ротный, где ее прокладывать, как присоединять. Поторопил, а сам убежал обратно. Закончили мы работу, всю поляну, аж до болота, проволокой устелили. А там до танков трава была, и проволоку эту не видно. Пошел я докладывать. Гляжу, со стороны деревни Ефимов идет, тот, что кузнец, два полных вещмешка тащит. <Чего, спрашиваю, - несешь?> - <Зеркала по избам собирал>. - <Зачем?> А он смеется: <Чтоб фрицы на себя полюбовались, когда мы их бить будем>. Лейтенант тоже мне навстречу попался. Прошли мы с ним по огневым нашим точкам. И он всем хлопцам говорит: <Главное, не давайте немцам из машин выйти>. Ну а больше ротный в расположения не появлялся, все чего-то там на станции делал. В это время, слышим, начался бой у Соколовки, а часа через два фашистские танки появились у нас. И тогда-то начались чудеса! Только такая гадина вползет на поляну, где мы проволоку проложили, и словно прилипнет. Стоит, башней ворочает, а ни с места.
      - Как же им удалось все-таки уйти? - поинтересовался Чигодаев.
      - Не всем, - поправил сержант. - Четыре машины наши бронебойщики сразу порешили. Подбили бы больше, да они такой огонь открыли, головы не поднять. И застрявшие шпарят, и задние, что пройти из-за них не могут. Шутка ли, пушек сорок! Потом задние развернулись, начали уходить. А эти еще долго огрызались. Двоих мы подожгли. Но один, шальной, давай палить по электростанции. Раза три попал. И вдруг, видим, те, что остались целы, стронулись. Рванули, только не на нас, а обратно, ушедшие танки догонять... Когда я прибежал на станцию, в живых там никого не было.
      Ответив еще на несколько вопросов, сержант попросил разрешения идти. Едва за ним закрылась дверь, Никитин произнес:
      - Все это очень интересно, но бесполезно. Никто, кроме тех, погибших вместе с Летягиным, не знает, чем он занимался.
      - Наша задача не упустить ни одной детали, чтобы потом по ним восстановить изобретение лейтенанта, - возразил генерал Чигодаев.
      - Нет уж, нам надо или решить загадку здесь, или признать, что все мы пигмеи в сравнении с этим мальчиком.
      - Тише, товарищи, - остановил Никитина Чехов. - Ставка Верховного Главнокомандующего требует от нас сделать все возможное. У вас ведь, Борис Васильевич, были какие-то на сей счет идеи?
      - Весьма смутные. Но давайте подумаем вместе. Дайте кто-нибудь бумаги.
      Капитан-особист достал из полевой сумки новенький блокнот с плакатом <Родина-мать зовет!> на обложке и положил перед Никитиным. Все сгрудились вокруг.
      Утро застало их в тех же позах. Окна засияли акварельной ясностью. Чехов задул ненужную уже лампу и разогнулся.
      - Да, - задумчиво произнес Шершевский. - Если мы и на верном пути, нам не хватает только одного - светлой головы этого юноши.
      Никитин, чинивший ставший уже коротким карандаш, не подымая лица, отозвался:
      - Может, когда-нибудь у вас в институте или у меня в конструкторском бюро изобретут такую установку. Уйдут на это годы, много сил и много средств. Изобретатели получат по заслугам: и славу, и большущие премии. И наверняка люди скажут, что они совершили научный подвиг. А как же назвать то, что сделал Летягин?
      ...Уже сидя в своей пятнистой <эмке>, генерал-инженер вдруг вспомнил о зеркалах. Во всех своих версиях комиссия почему-то их упустила. Но зачем они понадобились лейтенанту? Если даже Летягин решил воспользоваться солнечной энергией, это тем более было непонятно. Да, зеркала, пожалуй, та деталь, которая оказалась им и вовсе не по зубам...
      <Эмку> снова тряхнуло, и мысли получили другой оборот. До чего неосторожно устроен наш мир, думал Чехов, то он теряет ценности, которые имел, то те, что мог бы приобрести.