Марк быстро оделся и прочно прикрутил себя ремнями к тележке. Дверь была заперта снаружи массивным засовом. Марк разорвал простыню на полосы и связал их. Спускаться придется на одних руках, но его руки выдержат. Он прочно привязал и сбросил вниз самодельную веревку. Всего лишь второй этаж!
Раньше он бы просто спрыгнул. Но сейчас ноги не спружинят, и он убьется даже с такой высоты. Марк перекинул лиолу за спину, выключил свет и осторожно полез вниз. Когда он оперся на ржавую вывеску, она громко заскрипела. Он повис в темноте, но как будто все спокойно. Наконец колеса тележки прочно встали на каменные ступени, и он с облегчением оттолкнулся, откатился в сторону.
Марк катился уже по улице, когда на него упал свет и послышался голос: - Стой, ублюдок!
Не колеблясь ни секунды, Марк метнул на свет и голос свою правую "толкушку". Раздался треск, и свет погас, но в ответ бухнул выстрел, и над Марком просвистел заряд дроби.
Он замер, готовый защищаться, пытаясь угадать в темноте противника. Снова вспыхнул свет, и Марк увидел в освещенном проеме двери Шор-Шара с обрезом в руках. Марк мог убить его на месте второй "толкушкой" - железным рычагом, которым он отталкивался при движении. Это было его тайным оружием, он научился бросать их далеко и метко, так, что убивал волка на расстоянии в пятьдесят метров.
Шор-Шар, стоя сейчас в полосе света и полагаясь на дробовик, был сейчас перед ним' беззащитен. Но было поздно. В домах зажигались огни, к ним бежали люди. Марк не успел бы скрыться, он покатился на свет.
- Что случилось? Кто стрелял? - спросил крестьянин, подбегая с фонарем.
- Приятель решил прогуляться чересчур далеко от дома,- охотно объяснял Шор-Шар.Я его попросил вернуться, а он чуть не угодил мне в лоб своим железным толкачом. Ружье у меня и выстрелило само собой.
- Само собой? Капитан же приказал тебе охранять его, а ты стреляешь при первой возможности,- возмущенно сказал кто-то в толпе.- Наверное, специально сидел с ружьем и ждал.
- Подумаешь, важная птица! - возмутился Шор-Шар.- Я бы и не убил его вовсе, у меня дробь в ружье. Попортил бы шкуру "лягушатнику" - только и делов!
Марк выехал на свет и молча приблизился к лестнице. Толпа молчала, кабатчик посторонился в дверях, пропуская его. Толпа еще некоторое время возмущенно шумела, потом разошлась.
Марк и Шор-Шар спустились в подвал. Там царил полный беспорядок. Жена Шор-Шара Клара выметала объедки и осколки посуды.
Кабатчик предложил Марку выпить, и они сели у края стойки. Ружье Шор-Шар прислонил к стене у себя за спиной.
- Подумать только, они негодовали, что я хотел застрелить тебя! возмущался Шор-Шар, разливая вино.- Словно то, что они собираются проделать с тобой, лучше. Может быть, ты должен просить меня, чтобы я тебя прикончил? Давай выпьем, Марк. Будем пить, пока мы оба живы!
- А что они хотят от меня?
- Не прикидывайся! Уж ты все сообразил, ш поэтому и бежал. Как ты их так быстро раскусил? Никто не ожидал от тебя такой прыти. Капитан говорил: он будет дрыхнуть с бабой целые сутки. А я думаю: дай, проверю, обойду вокруг дома. Смотрю, из окна веревка болтается...
- Почему он называет себя капитаном?
- Почему капитаном? Потому, что ему так захотелось. А отцом - потому, что он здесь вроде духовного пастыря. Только не знаю, какой религии он их учит, этих дикарей.
- А ты не из кнопсов? - спросил Марк.
- Нет, я из пионеров. Разве не видно? - обиделся Шор-Шар.
- Воевал?
- Еще бы! Тяжелый огнеметный дивизион "Вулкан". От начала до конца. Получил жалование за восемь лет, вернулся на родину, думал: заживу по-человечески. А здесь - это воронье, пожиратели падали!
- Я тоже воевал, корпус "невидимок" и эскадрон "мстителей".
- Вот как? - Шор-Шар поднял бледное отекшее лицо, обрамленное черными кудрями.- Ты и у нас побывал? И нашим и вашим. Наверное, встречались где-нибудь. Ох, и сжег же я вашего брата "лягушатника". Бывало так и обугливаются, как головешки. И тебя бы не пожалел, если встретился. Но одно дело - в бою, и другое - то, что они задумали...
Кабатчик осекся и стал пить из стакана.
- И я бы тебя не пожалел, Шоршалка. Альмеки имели обыкновение медленно топить своих пленников, в течение суток. Но послушай, если тебе так яе по душе, что они задумали, не мог бы ты отпустить меня?
- Нет, не мог бы,- кабатчик низко опустил лицо, наливая вино.- Что они со мной за это сделают, что им в голову придет - одному богу известно. Ты же слышал! Другое дело, если ты мне хорошо заплатишь. Тогда бы я мог бежать с тобой. Выпей, Марк.
- Как? Я не верю своим ушам! Ты согласен бросить свое дело и бежать!
- Это дело ничего не стоит. Два года я их пою и кормлю в долг. Они мне все должны,но что из этого? Они привыкли смотреть на мой кабак как на дармовую столовую. Единственное, что осталось мне,- эта каменная коробка.Шор-Шар постучал кулаком по стене.- Оплати мне стоимость кабака, чтобы я мог начать все на новом месте, и я уйду вместе с тобой. Посажу тебя на закорки, и они нас не найдут.
- Откуда у бродячего певца, который питается милостыней, деньги? Подумай.
- Брось, не скромничай. Я вижу тебя насквозь,- кабатчик поднял на него свои черные пронзительные глаза.- Ты был важной шишкой, все "объединенные" были богатеями и инженерами. Что ты здесь ищешь, клад?
- Я попал сюда случайно, денег у меня нет,- твердо сказал Марк.
- Жаль,- кабатчик сник, глаза его утратили блеск.- Не хочешь... Разве жизнь твоя дешевле, чем мой кабак? Знал бы ты, Марк, как мне здесь гадко.
- У меня есть друг, он бы нам помог...начал Марк и запнулся.
- Друг? - встрепенулся Шор-Шар.- Где он?
- Мы бы расплатились с тобой военным электронным оборудованием "объединенных", ты бы десять раз окупил свой кабак.
- Вот это дело! Я же говорил: у тебя чтото есть. Но где твой друг, как мы с ним свяжемся?
- Он сейчас далеко, на северной стороне. До него надо еще добраться.
- Черт! Ничего не выйдет. Мне нужно иметь большую гарантию, чем твой треп. А если твой друг откажется?
Марк хотел сказать про рацию, но промолчал.
- Кроме того, у нас нет времени,- продолжал Шор-Шар.- Зеленая пятница уже послезавтра.
- Какая пятница? - спросил Марк, чувствуя, как страх просыпается в нем.
- Зеленый - у кнопсов цвет надежды. А Зеленая пятница - это день, когда появляется это чучело, бог дождя.
- Так он уже появлялся? - Марк был поражен. - Зеленые пятницы уже были? Как это происходит?
- Было несколько, а дождя нет. Что они ему только не совали на пробу: и свиней, и собак. Он их возьмет, а через день, глядь, они носятся по поселку здоровее, чем были. Только взбесившиеся, всех пришлось прикончить. Дождя нет - значит не пришлись по вкусу. Вот они и решили... Тьфу! Дикари! Жаль, что у тебя нет денег...
Шор-Шар пробормотал что-то невнятное.
Глаза его остекленели, пот катился по бледному лицу. Марк наконец понял, насколько тот был пьян.
- Ты мог бы поверить мне на слово, Шоршалка. У тебя, насколько я понял, тоже нет выхода.
- Как бы я хотел, Марк, слышишь! Хотел сжечь всю эту грязь благородным и чистым огнем. Гниль - она накапливается. Понимаешь? Только после огня можно начать все сначала. Они улетят на крыльях огня...
- Постой, Шор-Шар, ты понимаешь, что готовится преступление, сам являешься соучастником...- начал было Марк, но увидел, что кабатчик уже ничего не понимает.
- Клара,- тихо позвал Шор-Шар, пытаясь подняться. Женщина подошла, наклонилась, чтобы он мог опереться, увела его.
Марк остался один: прямо перед ним, прислоненное к стене, стояло ружье. Марк был свободен и вооружен. Он мог бежать. Не взяв ружья, он направился к выходу.
Выбравшись наружу, он устроился на деревянной лавке у входа и расслабился. Рассвет был близок. На улице клубился туман. Что-то сверкнуло. Наверное, дождь был близок.
Бежать он не мог. Куда бы Марк ни бежал, повсюду за ним потянется тонкая, но прочная нить, которая его не отпустит - колея от колес его тележки. По ней его быстро найдут.
Вот если бы нашелся человек, который отнес его на спине, как говорил Шор-Шар. Марк забыл, не подумал, когда пробовал бежать, что, передвигаясь, оставляет на челе планеты глубокие морщины. Их можно было бы назвать морщинами горя, если бы земля не была так равнодушна. Нет на свете преступления, которое она бы не укрыла, оставаясь безучастной,- так подумал Марк и заснул.
Когда он открыл глаза, солнце стояло высоко, на небе не было ни облачка. Всюду двигались люди, деревенская жизнь была в разгаре. Прямо перед ним на одной ноге стоял маленький человечек. Заметив, что Марк проснулся, он встал на обе ноги и закудахтал: - Кудах-тах, вот ты и проснулся.
Марк помнил, что этот человечек плясал на столе, и снова все происходящее показалось ему кошмаром. Коротышка подошел к нему:
- Здравствуй, путник. Меня зовут Горбушка, хотя у меня и нет горба, можешь пощупать. Только одно плечо выше другого. Хочешь курить?
Марк закурил едкий самосад и промолчал.
- Мне велели повсюду ходить за тобой. Ты не против?
- Ходи, какое мне дело?
- Я ужасно рад, что ты появился. Тут уж было решили меня принести в жертву, как ты словно с неба свалился.
Вот слово и произнесено: жертвоприношение.
- Кто решил?
- Они все, люди. Мол, все равно у меня нет жены и детей. Но что из этого? Я тоже жить хочу, хотя и курицын сын. Кудах-тах.
О боже! Деревенский дурачок. Они решили, что Марк менее достоин жизни, чем деревенский дурачок.
- Ты не сердишься на меня? Я не виноват, это была моя, но сейчас это твоя участь.
Что? Его участь - быть принесенным в жертву? Дикая злоба на мгновение вспыхнула и ослепила его. Марк протянул свою длинную руку и схватил Горбушку за горло.
- Ку-ка...р,- пропел тот и забил руками, как крыльями.
Марк мог его придушить, но это ничего бы не изменило. Он с отвращением отбросил человечка в сторону: - Держись от меня подальше. Не попадайся мне на глаза.
- Ну вот, ты и обиделся. Почему? - захныкал Горбушка.
Марк осмотрелся, сейчас в сельской идиллии ему чудилось что-то зловещее. Каковы эти люди, что вынесли ему смертный приговор?
Он хочет посмотреть им в лицо.
Оттолкнувшись, он выкатился на улицу и не поверил собственным глазам. По улице шел полицейский, в форме и с пистолетом, представитель власти и законности. Вот его спасение!
- На два слова, сержант.
Полицейский рассматривал его озабоченно, но без всякого удивления.
- Это ты? Я все знаю. Пошли в участок.
Участок был открыт. Единственная комната делилась барьером на две части. В одной стучал на телеграфе молодой человек с унылым лошадиным лицом. В другой располагался полицейский участок в виде одного голого стола. Сержант прошел к нему, снял фуражку и основательно уселся. За его спиной, на стене висели портреты пяти диктаторов Шедара. Они никогда не были особенно милы Марку, но сейчас они были символами законности.
- Так что ты от меня хочешь? - спросил сержант.
Марк был слегка огорошен этим вопросом, но заговорил:
- Во-первых, я должен зарегистрировать свое прибытие в ваш город. Вот документы. Во-вторых, здесь происходит что-то странное, готовится преступление.
Полицейский помолчал, не взял протянутых документов: - Начнем с "во-вторых". Ничего преступного на моем участке не происходит. А вопервых, регистрировать я тебя не буду.
- Как не будете? - Марк был поражен,Вы обязаны это сделать, таков закон.
- Законы я знаю. Но мне говорили, что ты собираешься следовать ДАЛЬШЕ. Можно сказать, что уже проследовал? Что тебя уже нет? Чекки,- обратился он к унылому телеграфисту,- ты не видел, тут никто со мной не приходил?
Телеграфист поднял длинную физиономию и удивленно посмотрел на дверь: Нет, сержант, ты один пришел. Никого с тобой не было.
- Видишь? - полицейский смеясь обратился к Марку.- Если никого не было, кого же регистрировать?
- Понимаю,- Марк видел, что его надежда рушится.- Вы все здесь в сговоре.
Снаружи к пыльному стеклу приникла острая мордочка Горбушки. Марк некоторое время смотрел, как тот моргает и водит выпученными глазами, ничего не видя в комнате.
- А ты не боишься, сержант, что я прикончу несколько человек или тебя, чтобы ты меня заметил?
- Попробуй, - улыбнулся тот и показал Марку дуло пистолета.- Не думаю, что это помогло бы тебе в твоем положении.
Марк мог бы убить его, не трогаясь с места, и пистолет не помог бы сержанту, он ничего не успел бы понять. В корпусе "невидимок", где их долго пичкали различными способами убийства, он научился приему, который назывался "жало". Под верхней челюстью у Марка всегда хранилась сжатая и скрученная тонкая пластина из особого сплава. Ему было нужно лишь сделать неуловимое движение языком и губами, чтобы она, с силой выпрямившись, "выстрелила" в противника. Угодив в веко под глаз, острая и тонкая, как игла, она прокалывала мозг и мгновенно убивала. Происходило это незаметно для окружающих, противник, как говорили в корпусе, "засыпал" без всяких признаков насильственной смерти. Оставалась лишь капелька крови под глазом. И этот смешливый полицейский мог быть ужален сейчас и умер бы. Но он прав, что это даст Марку? Дело не в полицейском.
- Я здесь все расколочу у вас,- продолжал Марк,- потребую, чтобы меня арестовали.
- Этим ты добьешься того, что просидишь под замком все оставшееся тебе время, и только! Советую погулять, развлечься,- сказал сержант и хмыкнул. Хлопнула дверь, вошел капитан. Полицейский и телеграфист встали и почтительно поздоровались.
- Что ты привязался к нашему гостю? - сказал капитан, здороваясь с сержантом.- Не нарушай наших обычаев гостеприимства. Ты что же, решил его арестовать?
- Нет, он сам пришел и потребовал, чтобы я его арестовал,- полицейский оправдывался.- А я ему доказываю, что полиция не богадельня.
- Да, и в этом ты прав.- Капитан хитро посмотрел на Марка.- Оставь это, Марк, здесь ты проиграл. Пойдем, прокатимся по улице, поговорим.
- Я проиграл, когда попал в этот сумасшедший город к людоедам! - со злостью выпалил Марк и покатился к выходу.
Некоторое время они молча передвигались по улице. Марк катился, капитан вышагивал.
Встречные обходили их стороной.
- Ты назвал нас людоедами и этим, конечно, нас обидел. Но знаешь ли ты, что три четверти своего существования человечество занималось людоедством и человеческими жертвоприношениями? Это я так, к слову. Мы не дикари. Просто мы чересчур долго жили в тяжелых климатических условиях, когда из десяти выживали трое. Вся наша мораль сводилась к вопросу выживания. Мы не боимся расчленять свои представления о мире на элементарные понятия. Например, что лучше: один или много, чужой или свой?
- Вы дикари!
- Нет, мы люди, новые люди. Ты не понимаешь нас. Каждый из нас не колеблясь принес бы себя в жертву. Поэтому мы с легким сердцем требуем того же от тебя. Жертвовать - это для нас естественно.
- Разбирались бы сами. При чем здесь я?
- Каждый из нас связан семьей, мы не можем делать детей сиротами. Каждый занимает свою ячейку, потеря одного отразится на всех. А ты - другое дело, ты чужой.
- Как можно верить в дикарских богов и в жертвоприношения? В них даже не все альмеки верили. А вы - земляне!
- Как можно верить? А ты спроси, как можно дышать. Вера, пусть даже примитивная, всегда помогала выжить. Если ты не веришь и никакого Юэля нет, бояться тебе нечего. Животные возвращались живые и здоровые.
- Только взбесившиеся?
- Из людей там не был никто,- уклончиво заметил капитан.- Мне не хотелось бы связывать тебя и подкладывать туда, как свинью. Я надеюсь, что ты пойдешь сам.
- Скажите еще, что это мой долг.
- Нет не долг, а выше - предназначение. Ты сделаешь это для нас. А мы сделаем для тебя все, что захочешь. До полуночи город твой, распоряжайся нами. Мы сложим о тебе песни, ты станешь для нас вестником богов.
- Бред какой-то! Заколют как свинью, а потом будут славить в песнях. У меня это в голове не укладывается.
- Никто тебя закалывать не будет. Ты просто пойдешь на встречу с Юэлем и постараешься столковаться с ним, попроси у него дождя. Вот и все.
- Сущие мелочи! Все очень просто, вот только никакого Юэля нет и быть не может. А есть какой-нибудь древний, всеми забытый зверь, который обитает здесь где-нибудь.
- Может быть,- согласился капитан.Обойди наш поселок, Марк, посмотри на наших детей и стариков, сейчас они у нас появились, а раньше их не было. От голода они всегда погибают первыми.
- Черт возьми! Пойду я или нет, это вам не поможет, не спасет от засухи. Если пойду, наткнусь на зверя и погибну, то жертва будет напрасной. Дело не в Юэле, не в звере и не во мне, а в том, что земляне нарушили климатический баланс планеты и Шедар высыхает, его природа погибает. Вам нужно переселяться отсюда, а не приносить, в жертву первого встречного.
- Возможно, ты и прав, Марк. Мы над этим подумаем. А пока - доведи дело до конца. Готовься, в полночь Горбушка отведет тебя куда нужно. Прощай,капитан резко повернулся и ушел, оставив Марка стоять посреди улицы.
На небе - ни облачка. Где ты, дождь? Ни один человек на свете не ждет тебя, как Марк.
Он двинулся дальше без всякой цели. Катился и смотрел в открытые двери, во дворы, останавливался, наблюдал. Чужая жизнь раскрывалась перед ним. Ее тонкие прозрачные срезы он разглядывал на свет, как живые картинки. Женщина стирает во дворе, ребенок пускает мыльные пузыри. Два старика греются на солнышке и неторопливо беседуют о чем-то. Мужчина строгает во дворе, котенок играет стружкой. Неужели все это зависит от него? "Нет,- Марк застонал, отгоняя искушение страдать и жертвовать.- Я ничем не смогу им помочь, даже примером!" Он мог бы пострадать за них, и они примут жертву. Примут, но не поймут. А значит, и примера не будет!
Его пригласили в дом и угостили. Он говорил с ними, брал за руки и ласкал их детей.
Они поразили его своей уверенностью в том, что он пойдет. Эта вера была дика и абсурдна, но он чувствовал, что она не может на него не действовать. Они относились к нему так, словно он уже вестник богов, они говорили ему личные просьбы и жалобы для передачи богу. Посланник богов! Смешно. У Гермеса были крылья на ногах, а у него - тележка вместо ног.
Ребенок провел пальцем по шрамам его клейма и спросил: что это? Марк подумал: каким он останется в памяти ребенка? Уродливым обрубком без ног или вестником с крыльями на ногах?
Как легко сказать: "Жертвуй!". Легко жертвовать. И как трудно спросить: "Зачем?" Прикосновение ребенка сняло напряжение и решило все - он пойдет. Не в силу логичности или абсурдности, альтруизма или отвращения, а в силу предназначения, как говорил капитан. Потому что они все ждут от него этого.
Кроме того, Марк поймал себя на том, что его разбирает любопытство. Он хотел испытать свою судьбу. Может быть, это то, что они давно ищут. Может это оказаться и зверем-людоедом. К возможной встрече с ним нужно подготовиться.
Были уже сумерки, когда Марк подъехал к кабаку. Шор-Шара он застал одиноко сидящим во дворе. Тот был грустен и молчалив, не ответил на приветствие. Марк достал лиолу из-за спины, провел по струнам: - Помнишь вчерашний разговор? Я подумал и решил заплатить тебе, Шоршалка. Здесь, в грифе лиолы, спрятана мощная всеволновая радиостанция. Она из оборудования "объединенных", по стоимости равна твоему кабаку.
По ней можно слушать все радиостанции Шедара, вмешаться в любой сеанс радиосвязи и узнать кучу секретов. Ну как, идет?
Шор-Шар взял лиолу и внимательно ее осмотрел. Потом разочарованно покачал головой и вернул ее Марку.
- Не устраивает? Понимаю, радиостанция сама по себе не гарантирует благополучия, ее нужно еще суметь продать. Тогда я ее обменяю. У тебя осталось оружие с войны? Я имею в виду настоящее оружие, боевое, а не тот обрез, из которого ты палил ночью. Понимаешь?
Шор-Шар снова взял лолу и стал крутить ее в руках. Марк показал, как включается и настраивается рация.
- Когда стемнеет, приходи на пустырь, под деревья. Но приходи один, без Горбушки, - разлепил наконец запекшиеся губы кабатчик. - У меня есть пистолет - огнемет с полной обоймой.
Марк вернулся к себе в комнату. Посмотрел в окно на догорающий закат и включил рацию. Дневной сеанс он пропустил. Сейчас он проведет вечерний, который станет последним.
- Марк вызывает Плотина, Марк вызывает Плотина...- начал он звать и услышал, как шорох невидимых волн донес до него голос друга.
- Плотин отвечает Марку. Плотин слышит Марка. Дружище, я думал, что больше не услышу тебя. Прошлый раз ты нес какуюто околесицу, я ничего не понял и очень забеспокоился. Ты можешь объяснить все толком? Прием.
- Могу. Дела у меня пошли на лад. Я определился с ситуацией,- сказал Марк и замолчал: как ему объяснить? - Похоже, что я нашел что-то. Пока полной уверенности нет, но сегодня в полночь я буду все знать точно. Прием.
- Это опасно? Может, тебе лучше подождать меня? Как оно выглядит? Прием.
- Слишком много вопросов, Плотин. Это выглядит как явление бога Юэля. Больше я ничего не знаю. Ждать тебя не могу, меня здесь торопят. Прием.
- Что за чушь? Кто торопит? Прием.
- Местные крестьяне рассчитывают извлечь из этого определенную выгоду. Причем облекают это в мистические формы. Прием.
- Крестьяне? Ты имеешь в виду кнопсов, этих дикарей? Ты все-таки с ними связался. Не понимаю, какую роль они во всем этом играют. Прием.
- Ты спрашивал, опасно ли это? По-видимому. И для того чтобы хоть как-то подстраховать себя, я решил обменять рацию на оружие. Прием.
- Постой! Во-первых, ты не ответил на вопрос. При чем здесь кнопсы? Во-вторых, я запрещаю тебе отдавать рацию. Мы не найдем без нее друг друга. А что мы в этом мире поодиночке? Прием.
- У меня нет выхода, я не могу бежать и не могу ждать, а для того чтобы иметь шанс, я должен иметь оружие. Кроме того, у меня такое чувство, что рация мне больше не потребуется. Прием.
- Почему? Объясни. Прием.
- Не могу, Плотин. Уже стемнело, и я должен идти. Я советую тебе двигаться в Юэль. Если я останусь жив, то буду ждать тебя здесь. Если я исчезну, значит, я нашел то, о чем мы мечтали. Могу я и просто погибнуть. Тогда не суди строго местных жителей, прошу тебя. Прием.
- Подожди, Марк, все это трогательно, но ты мне так и не ответил. При чем здесь...
Марк выключил рацию, обрывая живую нить, связывающую их. Концы ее больше не связать.
- Прости, Плотин,- сказал он лиоле.
Он посмотрел вниз, у входа виднелась острая макушка Горбушки. Марк спустился по лестнице в кабак и через черный ход выбрался во двор.
Было уже темно, и Марк передвигался с большим трудом. Наконец листва деревьев осенила его и ласково заговорила с ним. Он максимально расширил зрачки и всмотрелся в темноту. У одного из стволов виднелся силуэт Шор-Шара. Марк тихо подкатился к нему, и кабатчик подпрыгнул, когда почувствовал его присутствие.
- Ты подкрался, как пума. Я ничего не вижу, как ты мог найти меня в этой темноте? - говорил Шор-Шар, зажигая фонарь.Лиола с тобой? Вот он, смотри. Именной. Я получил его за то, что ухитрился сбить из огнемета ваш винтокрыл. Редкий случай. Правда?
Сталь оружия тускло блеснула в темноте.
Марку приходилось видеть такие пистолетыогнеметы. Портативное, но мощное оружие.
- Умеешь им пользоваться? Обойма полная, восемь капсул. Смотри,Шор-Шар взвел курок и щелкнул предохранителем. Он прицеШ лился в темноту и выстрелил. Раздалось шипение, и рука его подпрыгнула от отдачи. Послышался тихий звон, их обдало жаром и нестерпимым светом. Марку показалось, что все вокруг испуганно вскрикнуло и приникло к земле. Дерево, одиноко стоявшее в стороне, дымно горело, как факел, потом в одно мгновение угасло. Они перевели дух.
- Сколько стреляю, а сердце каждый раз так и прыгает от радости,Шор-Шар задумчиво посмотрел на пистолет, взвесил в руке и протянул Марку.Попробуй!
Марк прицелился, через ночной прицел он отчетливо видел силуэт дерева. Шипение, отдача в руку. Марк почувствовал, как капсула разбилась о ствол дерева, и снова все испуганно метнулось в сторону, потом закачалось в отсветах пламени. Марк повел дулом в сторону, но на прицел легла ладонь Шор-Шара:
- Не трать заряды, их осталось всего шесть. Смотри, как нужно доставать обойму. Не ошибись!
Кабатчик достал обойму, высыпал на ладонь капсулы и пересчитал их. Потом снова собрал огнемет и протянул его Марку:
- Обмен честный, претензий нет?
Марк молча отдал ему лиолу. Шор-Шар, не простившись, ушел, светя под ноги фонарем.
Марк остался в темноте один с огнеметом в руке.
В задумчивости он поднял пистолет и прицелился. Через прицел он хорошо видел Шоршалку, идущего по тропе с его лиолой в руке.
Если бы он только знал, этот кабатчик, что она значила для Марка! "Претензий нет", сказал в тишину Марк. Шипение, тихий звон...
Нет, он не сделает этого. Марк опустил пистолет: "Обмен совершен честно". Где ты, Горбушка? Нам, наверное, пора.
Горбушка шел по тропе впереди, широко размахивая масляным фонарем и разговаривая сам с собой. Иногда он становился на одну ногу и стоял некоторое время, хихикая.
"Веселый мне достался Харон, - думал Марк. - Иным смерть предстает в образе городского палача, солдата, штатного врача. А мне - в образе деревенского дурачка!" - Эй, курицын сын! Постой, сбавь обороты. Иди сюда, я научу тебя песенке: - Эй, чуки, чики, чеки!
С Горбушкой мы идем
Себя подсунуть в жертву
И песенку ноем!
Аи, буки, баки, бяки,
Вперед, Горбун, вперед!
Сегодня мы подохнем,
А завтра дождь пойдет!
Затянем песню дружно:
Тарам-тарам-тарам!
Мы - самые ненужные,
Решил наш капитан!
Марк заставил Горбушку вызубрить песню, они выпили из бутылки, которую предусмотрительно захватил с собой Марк. И направились дальше, распевая во все горло. Иногда они останавливались, прикладывались к бутылке и со слезами обнимались. Горбушка толковал что-то .о курятнике, а Марк приглашал его в гости и пытался дать номер телефона и адрес дома, который остался в другом недостижимом мире.
Но вот их голоса канули в бездну, и влажное дыхание коснулось их. Горбушка поднял над собой фонарь, но он ничего не осветил, дальше была пустота.
- Озеро,- сказал Горбушка.- Пришли. Хихи.
Они остановились- на краю, Марк чувствовал, что медленно трезвеет.
- Слушай, я скажу тебе! - закричал вдруг Марк, хватая Горбушку за ноги, тот повалился.- Ты ничего не поймешь, они ничего не поймут, но все равно я делаю это не ради вас, а вместо вас. Я пойду и узнаю, что бы там ни было, потому что один могу пойти и узнать. Я пострадаю вместо вас. Я искуплю ваш нет, не грех - ваше невежество, искуплю своим знанием, знанием смерти... если вы не можете...
- Ты чего? - спрашивал Горбушка, стоя на четвереньках, лицом к лицу с Марком.Что вдруг?
- Ничего,- Марк вытер ладонью пьяные слезы.- Живи! Хорошо песню запомнил? Иди! Думаю, что на следующий год, когда у них снова будет засуха и неурожай, мы с тобой ТАМ встретимся. Фонарь возьми, он мне не нужен. Иди. Что встал?
Но Горбушка, плача, снова полез обниматься. Чувствуя, как в горле встает комок, а глаза снова увлажняются, Марк потрепал его по острой голове и оттолкнул в темноту: - Уходи. Чтобы я тебя больше не видел!
Отвернувшись, чтобы не видеть, как тот уходит, Марк зачерпнул воды и напился. Потом омыл лицо прохладной ночной водой, может быть, самой ночью. Постарался привести нервы в порядок. Сейчас ему потребуется твердая рука. Вдруг он уловил осторожное движение в стороне.
Он максимально расширил зрачки и сфокусировал глаза на восприятие в полной темноте. Этому его научили в эскадроне "мстителей" альмеки - ночные наездники. Он увидел, что под деревом прячутся двое крестьян, которые явились посмотреть, как его сожрут. Он испытал горечь. Марк достал огнемет и прицелился в них. Через прицел он видел их беспомощные, скрюченные фигурки. Они думали, что темнота укрывает их, но были для него как на ладони. Сейчас он превратит их в свечи. Но его рука дрогнула, ему стало стыдно за них. Это для них он должен стать вестником и просить бога? Что он скажет ему: "Они еще так слабы и глупы. О боже, не гневайся на них?" Марк повел стволом вверх. Сейчас он сожжет крону дерева над ними, пускай бегут, как зайцы. Шипение, отдача в руку, звон разбитой капсулы и - ничего! Не веря, Марк нажал на курок еще раз, отчетливо услышал, как разбилась другая капсула, но не вспыхнула.
Марк был поражен. Предательство? Он достал обойму, высыпал на ладонь оставшиеся четыре капсулы. Долго щупал и рассматривал их. Неужели холостые? Как проверить? Марк вставил их в гнезда, собрал пистолет.
Не целясь, он расстрелял все капсулы о ближайший ствол дерева. Ни одна не высекла даже искры из ночи. Ловушка! В обойме только две первые капсулы были боевыми. Он выронил огнемет. Его продали, он остался с опасностью один на один, без оружия.
Что-то двигалось к нему над озером в темноте. Он пробовал рассмотреть, но глаза отказали ему. Марк запрокинул голову и замер в тоске. Ему почудилось на.мгновение, что он сидит, обхватив колени руками и подняв лицо к звездам, на подоконнике, еще мальчишка, и что все для него только начинается.
Что-то ласковое, как прикосновение ребенка, и влажное коснулось его лица. Такова смерть? Или дождь?
- Кто ты? Что ищешь? - спросил его ктото. Или ночной ветер?
Марк увидел вдруг, что стоит на своих ногах в начале бесконечного коридора, и прошептал: - Я человек, - потом громче: - Я человек! - И, боясь, что не поймут: - Че-ло-век!
- Что ты хочешь?
- Свободы и покоя,- ответил он.
- Покоя? - переспросили его удивленно.
Хотел повторить громче, но не успел. Ночь ревущим потоком хлынула на него и поглотила.
Два крестьянина поднялись из кустов и с опаской подошли к озеру. Осветили фонарем мятую траву. Там где был Марк, не осталось ничего.