Лежли отрицательно качал головой, бормотал невнятно: - Не проси меня, я не могу...
- Жалеешь? - всхлипнул вдруг Уштли, п его руки схватили Лежли из темноты. - Что ты там прячешь? Отвечай! Нашу молодость? Выпусти ее, открой дверь! Она и мне принадлежит...
Они боролись стоя, потом Лежли оторвал от себя Уштли и оттолкнул его. Тот упал, закашлялся и долго не мог подняться. Лежли пожалел его. Наконец Уштли встал на ноги и прохрипел: - Ты отказал другу в его последний час? Будь же ты проклят!
Слушая, как в ночи затихают шаги друга, Лежли подумал, что нужно было бы объяснить Уштли, все рассказать ему. Но как объяснить другому то, что и сам не понимаешь? И не понимает никто. Этих знаков на дверях уже никто не может прочесть, а неизвестного цвета не существует в природе.
Лежли снял одежду. Там, куда он идет, она не нужна. Поднялся на три ступеньки, толкнул дверцу, шагнул и... вышел в другом мире.
Винтолет "ушедших", еще недавно пожиравший пространство над красными песками, лежал на боку, смятые лопасти его глубоко уходили в почву. Двое людей в скафандрах сидели, опираясь на него спинами, смятые шлемы валялись в стороне. Потрескивание сгоревшего и остывающего металла давно уступило место вкрадчивому шелесту песка.
- Люк уже не закрывается, - сказал один, с пожилым усталым лицом. Он обернулся и смотрел, как песчинки тонкой и неизменной струйкой проникают в машину. - Через сутки нашего летуна затянет всего!
- Ну и пусть, - пробормотал второй, помоложе, именовавшийся Пилотом Спасателей.
Он смотрел в ту сторону, куда ушла гроза. Там стояла стена мрака.
- Подумать только, Что я, Наблюдатель Спасательного отряда 340, наблюдаю его конец и спасти его не могу. Ноги болят?
- Болят, - невнятно ответил Пилот. Буря еще жила у горизонта, то затаиваясь, то освещаясь изнутри. Всполохи бежали складками по небу. - Я все жду, когда появится радуга. Бывает радуга при сухой грозе?
- Не знаю, может быть. Лучи отклоняются в пылевом облаке под другим углом.
- Гроза без радуги, исход бури без облегчения. Ритуал дождя, а не дождь. Вот только молнии бьют по-настоящему!
- Ты думаешь, что в нас молния попала?
- В миллион вольт! Иначе как объяснить, что наша защита не выдержала?
- Есть у меня одна мысль. Вот посмотри,старик провел рукой по черному боку, и под ладонью сверкнул металл. - Видишь? Мне кажется, что в воздухе нас просто тряхнуло и "закоптило", а все повреждения мы получили уже при падении.
- Ну и что?
- Молния изуродовала бы нас еще в возДухе.
- Какая для нас сейчас разница?
- Это важно. Я думаю, что причина аварии - короткое замыкание в силовом блоке, ведь мы лишились всего и мгновенно, даже связи. А причина замыкания толчок, который мы с тобой ясно ощутили. Толчок же был связан с той колонной, над которой мы пролетали тогда.
- Проклятые жестянки! - Пилот скрипнул зубами. - Причина аварии - это ты. Я уже собирался сжечь эти железки аннигилятором, а ты не разрешил.
- Постой, а это мысль. Фотография колонны должна остаться, - и старик полез в чрево машины.
Юноша подполз к люку и в задумчивости подставил ладонь под струйку песка, которая текла через железную грань. Ладонь скоро наполнилась, он выбросил песок наружу, подставил снова. "Как странно, - подумал он. Несколько часов назад эта машина, само совершенство, сам грозный бог, пожирала небо. Сверху любой песчаный холм казался величиной с монету, и в каждом - мириады песчинок. A сейчас каждая вдруг обрела свой вес и, наполняя машину, убивает ее. Вот оно - возмездие за гордость. Сейчас песок своего не упустит. А все из-за одного короткого замыкания, которое поменяло местами небо и землю..."
- Вот смотри, - Наблюдатель, сияя от радости, появился в люке с пачкой снимков. - Ты по-прежнему уверен, что мы имеем дело с колонной роботов?
- Мне плевать! Кто бы там ни был. Я поклялся, что найду их и сожгу. Если, конечно, выберусь отсюда...
- Не торопись. На снимке ясно видно: первым в колонне движется атомоход, который когда-то сделали для Меркурия, - он практически вечен. За ним следует хлорелловая фабрика. Если она еще способна извлекать воду из воздуха, то едой они обеспечены...
- Кто они?
- Да не нужна роботам хлорелловая фабрика, не станут они ее таскать!
- А ты не допускаешь мысли, что роботы могут воображать себя людьми? Даже забыть вообще, что они - роботы?
- Что?
- На снимках видны люди, хоть один человек?
- Нет. Они попрятались. Вот только в конце колонны...
- Ах, попрятались! Дай-ка сюда, - Пилот взял снимки из рук Наблюдателя, разорвал их и выбросил. - Во всех учебниках истории написано, что последние переселенцы покинули Землю триста лет назад! Я не собираюсь исправлять историю.
- Но мы же Спасатели! Нас не зря сюда послали.
- Спасать я буду, если увижу, кого нужно спасать. А пока эта колонна для меня - груда утиля. По Конвенции беглые роботы теряют все права, то есть считаются металлоломом.
- Может быть, ты изменишь свое мнение, когда узнаешь, что движется третьим в колонне? Я долго не мог понять. А это была... зенитка!
- А это еще что такое?
- Примитивное оружие. Осталось от древних войн. Принцип его действия в том, что в летательные аппараты бросаются капсулы, начиненные взрывчаткой.
- И ты думаешь, что нас могли сбить из зенитки?
- Нам не повезло. Во-первых, защита просто не распознала опасность, во-вторых, в силовом блоке оказался слабый узел. Он бы все равно вышел из строя, но чуть позже...
- Я внимательно слушаю. Что дальше?
- А дальше то, что роботы не стали бы стрелять в людей. Первый закон робототехники еще никто не отменял.
- А люди могут? Измученные, голодные, страдающие от жажды, блуждающие в пустыне, могут? Вместо того чтобы броситься на шею своим спасителям, стреляют в них?
- Да, действительно, странно. - старик поднялся, опираясь рукой па лопасть винта, и посмотрел на закатное солнце. - Непонятный мир. Что я могу сказать? Как все объяснить? Мы разучились понимать дрyг друга. Триста лет с ними не было связи. Нам нужно еще найти нечто общее с ними, точку соприкосновения, В этом я вижу задачу спасательного отряда 340.
- А я в том, чтобы их сжечь! А если хочешь точку, то прошу... - юноша обвел рукой горизонт, размытый грозой, - можешь начинать свои поиски!
- Я тебя не убедил?
- Нисколько! Все, что ты говорил, - это ничем не подтвержденные гипотезы. И обсуждать их я не расположен.
- Ты так раздражен, ноги болят?
Юноша не ответил. Солнце уже садилось.
Тени людей дотянулись до подножия холма.
- Ты высказал одну неплохую МЫСЛь: нужно двигаться, - сказал вдруг старик.
- Что? Ты с ума сошел! Покинуть машину?
- К утру она окажется под песком, а мы - на солнцепеке. За ночь мы успеем пройти километров двадцать.
- Но куда?
- Хотя бы в сторону материковой плиты. Может быть, там можно будет укрыться.
- Нас будут искать по винтолету.
- Рация в нем молчит. К утру даже магнитометры звездолета не найдут нашего летуна под слоем песка. А наши аварийные рации - всегда с нами. Нам все равно: идти или стоять. Но стоять невыносимо, значит - пойдем, нужно только захватить воду.
- Но мои ноги. Ты не забыл?
- Я помогу.
- Тебе будет тяжело.
- Пусть.
- Может быть. Ну хорошо. Наверное, ты прав. Пошли.
Ночь сменила вечер, они шли по звездам.
Винтолет превратился в неясную тень, на которую они вначале оглядывались, потом утонул в ночи. Молчание становилось невыносимым, юноша все тяжелее повисал на плече у старика.
- Скажи что-нибудь, старина.
- Мне не до разговоров.
- Я знаю, ты сердишься, считаешь, что я глуп и упрям. Позволь я объясню тебе. Они таскают с собой вездеход, фабрику и зенитку, но это просто механический атавизм роботов. Собрали все механизмы - они их любят - и тащат с собой. Почему стреляли? Не разобрались, приняли за других роботов. Молчишь?
- Слушаю.
- Почему они вообще двигаются колонной? Играют. Воображают себя людьми и совершают ритуальное действо: последние люди на Земле. Что скажешь?
- То, что я устал.
- Неужели ты не видишь? Трагедия здесь давно закончилась, а продолжается фарс, банальность. Здесь все фальшиво: дождь, гроза...
- А мы с тобой?
- Что?
- Давай отдохнем.
Они сели на песок. Яркий свет звезд заключал их, казалось, в одно целое.
Лежли не помнил, сколько пробыл в ином мире, но когда вернулся, ЗвeЗДЫ уже поблекли и скудный свет утра сочился по сглаженным вершинам. Вся община ожидала его, расположившись вокруг фургона. Испытывая стыд, Лежли оделся.
- Мы предупреждали тебя, - заговорил Капитан: казалось, сам дух племени витает над ним. - Ты снова был в своем фургоне, виделся с Грехом и наслал на нас несчастье. За это время успели умереть Уштли и еще один старик. Это твоя вина!
Капитан указал на два бугорка, которые появились у фургона, и толпа зашумела.
- Мы уходим дальше. Может быть, дойдем до края земной чаши. Тебя мы оставляем здесь и выделяем тебе еды, сколько можем.
- От себя вы не уйдете, - сказал Лежли хрипло, но не знал, услышал ли кто-нибудь его. Люди торопились разойтись. Сидя на ступеньках, он смотрел, как колонна уходит и сумрак колеблет, размывает и поглощает ее.
Вскоре он остался один. С ним был лишь его фургон, два бугорка, три порции похлебки: его, Уштли, старика. Да, его сородичам нельзя было отказать в благородстве, они действительно выделили ему еды, сколько смогли.
И не их вина, что все так получилось. Просто они боятся неизвестного и называют его грехом. Но оно всегда должно быть, в нем заключено будущее. "От себя вы не уйдете, а уйдете, так вернетесь, - сказал он себе. - А если не вернетесь, то найдете себе нового Лежли с фургоном неизвестного цвета".
В задумчивости он обошел вокруг фургона зеленого цвета. Потом разделся, поднялся по ступеням и толкнул дверь, на которой забытыми знаками было написано: "Однопрограммный фантоматор. Аттракцион: прогулка по лесу. Вход: пять монет". Шагнул и оказался на Опушке Леса. Он поднял голову, и по его лицу, по голому телу и Листьям забарабанил, потек и заскользил теплый и ласковый, сладостный и греховный Дождь, Дождь, Дождь...
- Как ты думаешь, старик, найдут нас?
- Не знаю. Что-то часто мы с тобой стали отдыхать.
- Меня занимает мысль: как могло так получиться, что при всем нашем могуществе мы оказались такими уязвимыми? Наша жизнь висела на одном контакте. Стоило ему сгореть, и - какая банальность! - мы зарылись носом в песок. Одна лишь нить удерживала нас, а мы воображали себя Покорителями. Что скажешь?
- Трудный вопрос. Скажу, что раньше здесь, на Земле, нитей, о которых ты начал разговор, было много. Каждый листик или травинка - это нить, лужица - нить, облачко - нить, горсть земли - тоже нить. Если они рвались, то восстанавливались сами, их гибкость создавала запас прочности. Сейчас осталась одна, как ты говоришь, в силовом блоке, но и та оборвалась...
- Но мы не просто рвали, а еще создавали.
- Да, верно. Но все меньше и большей ценой. Наша технология устроена так, что за одну техническую нить приходится платить десятком естественных. Наша цивилизация похожа на азартного игрока, который знает лишь одну стратегию: весь полученный выигрыш он снова ставит на кон и идет ва-банк. В конце концов получилось так. что повышать ставку мы больше не можем, ибо в оборот пущено все, что можно, а выйти из игры, сказать "пас" невозможно, так как это означает крушение.
- Чушь какая-то!
- Ты спрашиваешь, куда девались связи? Я ответил: мы их азартно проиграли.
- Все гораздо проще, старик. Нам просто не повезло, мы попали в обычную аварию, а это еще не конец света. Пошли, я попробую идти сам, мы еще не последние люди на Земле.
- Я все думаю, - юноша пытался своим голосом заглушить мерный шелест песка под ногами. - Ты сказал: "запас прочности" и мои ноги: "Гибкость" - а у меня колени не сгибаются.
- Опирайся на меня. Ноги мы твои вылечим. Самое смешное в том, что каждая из них - маленькая копия земли, свои связи они восстановят, а вот с Землей - похуже.
- Идти, шагать, ступать... Казалось, какая банальность, какая элементарная вещь...
- Нам придется заново научиться делать самые банальные вещи, например, ходить по Земле. Тебе трудно, потому что ты только учишься ходить.
- Ты - сумасшедший! Вместо того чтобы сидеть на пенсии, попросился на Землю. А здесь заговорил иносказаниями.
- После того как мы оторвались от Земли, многие слова стали утрачивать смысл, превратились в игру, цель которой забыта. Вот я и решил здесь, на Земле, оживить ускользающее значение, узнать изначальный смысл...
- Ну и как, оживил?
- Ты сам оживил. Узнал, что значит слово "ходить"...
- Чтоб тебя... - юноша споткнулся и навалился на больные колени. - Вот я и снова упал. Как бы мне узнать значение слова "ползать"...
- Ты вовсе не упал - ты на колени встал, на Землю...
- Это еще зачем?
- Прощения у нее просишь. Вот и я встал рядом, - старик низко наклонился, помогая юноше подняться. - Вместе будем просить.
- А как нужно просить?
- А как в детстве просил у мамы?
- "Прости, дорогая, я больше не буду".
- Вот и сейчас давай так же. Опирайся на меня. Пошли.
- Прости, дорогая... Если бы нас кто-нибудь услышал, хоть одна живая душа. Эй, а что это у тебя светится над головой?
Наблюдатель с трудом поднял голову, потому что за шею его держался Пилот.
- Ничего, мальчик. Облака розовеют, скоро утро.
Они снова шли. Старику казалось, что песок становится влажным.
До материковой скалы было уже недалеко.
Можно было видеть, как текут песчаные реки, как розовеет свет утра и скользит по гладким базальтовым куполам. Они двинулись дальше.
Лежли вернулся, вышел на порог и оглянулся. Ничего не изменилось вокруг, поднималось, раскаляясь, одинокое солнце, два бугорка, три миски похлебки. Да и что могло измениться? И менялось ли когда-нибудь?
Круг пустыни, который всегда окружал его.
включал в себя равносильное: жизнь и смерть.
Вот и он скоро умрет, эта мысль не радовала и не огорчала его. Просто он исчезнет из видимости, как нить в вечном плетении, а потом, может быть, появится снова, не помня себя и под другим именем. И жизнь и смерть - это лицевая и изнаночная сторона... Так думал Лежли, ткач по профессии.
Вдруг привычный ход его размышлений оборвался. Он увидел, как из глубокой тени, в которой еще пребывала равнина, появились две блестящие фигурки.
Это было невероятное зрелище, у Лежли не нашлось эмоций, чтобы пережить подобное. Он просто смотрел. Впрочем, он не сомневался в реальности происходящего.
Было видно, что фигурки передвигаются с трудом, падая и помогая друг другу. С высоты материка они казались ничтожными, но упорно перемещались. Значит - люди, терпящие бедствие. Эта мысль вернула его к жизни. Поколебавшись, он отвязал швартовый канат, и его дом, зеленый фургон, вздрогнул, как живой, и медленно поплыл вниз, навстречу людям и судьбе.
Привычно устроившись на верхней ступеньке и глядя на фигурки сверху, он готовился заговорить, но не мог найти слов. Впрочем, он начинал догадываться, что слова здесь не так важны, как сама встреча. Он решил довериться встрече, как доверялся сейчас течению песка, как доверялся всему в жизни.
Они входили в устье песчаной реки, когда юноша словно натолкнулся на стену.
- Что?
- Не пойму. Солнце прямо в глаза, вокруг все красное, оранжевое, желтое, а у меня в глазах позеленело...
- Что там?
- Старина, зеленый дом едет нам навстречу, а на пороге человек сидит!
ПОСЛЕДНИЙ АНГЕЛ
Однажды, никто не может сказать, когда это было, посреди океана шла удивительная игра. Самолетонесущий ракетный крейсер разрезал пласты лазури, а позади, на некотором отдалении, следовала подводная лодка противостоящей страны.
Игра заключалась в том, что лодка, увеличивая скорость и подбираясь к боку крейсера, как бы невзначай выходила на удобную для атаки позицию, а крейсер, изменив курс на несколько градусов, подставлял лодке корму и, прибавляя скорости, легко уходил от возможного удара. И лодке приходилось начинать все заново.
Так продолжалось довольно долго, впрочем, времени никто не жалел. Был мир, а патрулировать в этом районе все равно было нужно и лодке, и крейсеру.
Наконец командиру крейсера надоело быть убегающим, и он решил пустить в ход свой естественный козырь, он скомандовал:
- Дежурный истребитель -на взлет!
"Заодно потренирую экипаж", - подумал он.
Человек, сидевший в это время в кабине истребителя-бомбардировщика, на взлетной палубе, и читавший письмо от жены, меньше всего нуждался в тренировке, ибо был опытным пилотом и носил чин полковника, но судьба распорядилась, чтобы это был именно он. Пилот Нортон сложил письмо и сделал знак вахтенным, чтобы те готовили старт.
Сделав разворот и на мгновение как бы зависнув в воздухе, он без труда нашел глазами лодку. Та, не скрываясь, шла на глубине нескольких метров. Нортон получил приказ на учебную атаку и стал набирать необходимую высоту. Лодка продолжала движение, не меняя курса, возможно, люди, находящиеся в ней, не заметили самолета.
В этот момент капитан крейсера получил сигнал "X" и вскрыл пакет. Не веря глазам, он перечитывал приказ о немедленном начале военных действий. Но пока на корме "висела" вражеская лодка, о нанесении ракетного удара не приходилось и думать.
Почти одновременно капитан подводной лодки получил сигнал "У" и вскрыл пакет. Лодке надлежало дать ракетный залп, но пока она "сидела" в струе у крейсера, сделать это было невозможно. И капитан подводной лодки решил вначале потопить крейсер, благо лодка снова выходила на ударную позицию.
Капитан отдал приказ готовить торпедные аппараты и чуть увеличил скорость: он решил атаковать из глубины и под острым углом.
Игра продолжалась, только стала опасней. До залпа торпед оставались мгновения.
В это самое время истребитель Нортона находился на самой вершине параболы, и, переходя в пике, Нортон на всякий случай запросил подтверждение на учебную атаку. Командование замешкалось, но подтверждение пришло в то время, когда он уже видел лодку в электронный прицел. Это был приказ на боевую атаку!
Нортон не поверил своим ушам, но тут он увидел, как от носа лодки, подобно дельфину, скользнула торпеда. Большой пузырь воздуха, всплывший на этом месте, подтверждал невероятное. Потом было еще два пузыря - три торпеды пошли на крейсер.
Нос лодки на некоторое время подвсплыл, и Нортон "положил" боевую глубинную бомбу на его округлое очертание. Он не видел взрыва, развернувшись так, что в глазах потемнело, а когда он снова был над этим местом, лодка судорожно боролась за свою жизнь, пыталась всплыть. Развороченный ее нос извергал воздух, рубка выступала из воды. Как раз на нее Нортон и сбросил последнюю свою глубинную бомбу. Лодка стала стремительно тонуть, а Нортону снова пришлось набирать высоту.
Он доложил о победе, но ему никто не ответил, он осмотрелся, но не увидел ничего, кроме ослепительной великолепной лазури.
Не мог же крейсер затонуть так быстро?
Но эфир молчал, и Нортон кругами стал снижаться над местом катастрофы.
Наконец на поверхности он увидел разный хлам кораблекрушения, который быстро разносило волнами. Он бросил в воду буек гидролокатора - крайняя мера - и на экране увидел под водой две цели, которые быстро тонули и потом слились в одну на невообразимой глубине.
Это было концом, и Нортон свечой взмыл вверх. Приходилось думать о том: умереть сразу или попробовать потянуть время, но все зависело от горючего.
Здесь, на высоте, в необыкновенной ясности и синеве, дул сильный ветер, почти ураган.
Повинуясь чутью, Нортон направил самолет по ветру и сбросил скорость до самой экономной. Он мог лететь в любую сторону, от суши его отделяли тысячи километров. Затем, немного подумав, он отстрелил ракеты, расстрелял в синеву обоймы пушек, сбросил стартовые ускорители. Больше он не нашел ничего, чем можно было бы облегчить самолет. Он включил автомат и занялся приборами.
Локатор показывал абсолютную пустоту в небе и на океане на сотни километров вокруг, а эфир трещал и выл на всех диапазонах, словно безумный. Нортон не поймал ни голоса, ни морзянки, ни сколько-нибудь модулированного сигнала. В мире творилось что-то невероятное.
Но что?
Нортон смотрел в оцепенении на далекие башни облаков, их ослепительные вершины излучали покой и умиротворение.
Ясность царила в мире. Самолет, уносимый беззвучным ураганом, казалось, не двигался, впаянный в кусок синего стекла.
Издали могло показаться, что это не самолет, а крошечная случайная блестка приклеилась к лазури или заблудившийся ангел возвращается к престолу.
Oн начал понимать, что самое невероятное и дикое, что только возможно, случилось. И мало того, ему дарованы судьбой час-два, чтобы спокойно осознать все это невероятное.
Итак, миллиарды людей на всех континентах лихорадочно занимаются сейчас самоуничтожением, а здесь, в лазурном покое, ни малейшего признака, кроме шума в эфире. Ему уготована честь наблюдать апокалипсис - самое страшное, что только могли измыслить люди, но откуда тогда эта безмятежность в облаках и на море?
Нортон стал искать письмо жены, но подумал о том, как он будет дочитывать его сейчас, зная, что ее, может быть, уже нет в живых, а над Канзасом, где они жили, прогуливается атомный смерч?
"За что, о господи?" - подумал Нортон, ведь он был хорошим мужем, примерным гражданином, верным солдатом. "За что, о господи? - думали в это время миллионы людей. - Ведь мы не хотели, мы невинны!" "За что, о господи?" - думали люди всегда, но это никогда не спасало их от смерти.
Тут что-то случилось с его мозгом: руки его по-прежнему сжимали штурвал истребителя, а память словно упала во тьму времен, протянула светящиеся нити к истокам, замерла.
Нортон увидел бешеные круглые глаза старика, борода у того тряслась, он стоял опираясь на посох: - Прокляну!
- А за что, собственно? - не понял Нортон.
Но старик показал крючковатым коричневьш пальцем, и Нортон, обернувшись, увидел в долине город Они стояли на пыльной дороге под сухим огромным деревом, за спиной старика была пустыня, за Нортоном - город. Он был очень красив, этот город; люди, строившие его, любили жизнь и знали толк в архитектуре. Он казался живой перламутровой раковиной на зеленых ладонях садов, в паутине дорог..
- Уничтожить!
- Л чем, собственно? - усмехнулся Нортон. - Палкой?
- Словом божьим!
- A кто ты? - насторожился пилот.
- Зовут меня Илья. И бог дал мне право карать и миловать.
Нортон вглядывался в резкие черты, испытывая влачале смятение, а потом страх. Белая пыль полей Палестины въелась в морщины, редкие волосы сожгло солнце Синая, бесконечный крестьянский труд выел из глаз остатки разума, горькая обида перед чужой красотой кривила бескровные губы.
- Это чирей порока на теле господа! Город крестьянину не нужен!
- Подожди, обсудим все спокойно...
- Блудницы ходят там, закрывая лиц, а дети бросают в меня камнями, смеясь.
- Поторопись! Есть, наверное, и блудницы, но большинство, я уверен, порядочные жены. Дети бросались камнями? Но их было с десяток. А в городе их тысячи!
- Пусть же сгинут! - Старик сделал движение, чтобы идти.
- Постой! - Нортон хотел схватить его за полу рваного плаща, но промахнулся. Ильяпророк стремительно удалялся по направлению к городу. Нортон бросился за ним, но тот уже на повороте обернулся, оскалив зуиы в усмешке, сверкнув белками.
Когда Нортон добрался до города, он уже горел, горящие потоки смолы и серы низвергались на проклятый город. Люди не пытались тушить пожары, соляными столбами они стояли везде, в белых выпуклых глазах их было недоумение.
А пророк шел дальше, вырастая в размерах, у горизонта голова его касалась облаков, белки глаз сверкнули, как молнии. Он стремительно повернулся, распахнулись полы плаща, посох мелькнул, огромная желтая пятка голой ноги...
Нортон бросился за ним, одетый в сверкающие латы сверхзвукового истребителя-бомбардировщика. Но за духом истребитель не успевал. Каждый раз, подлетая к городу, Нортон видел, что он уже горит, а пророк удаляется. Тысячи жен Лота не шелохнувшись смотрели соляными глазами, как огонь пожирал их дома.
- За что, о господи? - спросил Нортон, но ему никто не ответил. Он видел, что стоит Илье поднять свой посох для проклятия, как небеса послушно, словно срабатывал некий механизм, низвергали нечто вроде напалма.
И понял Нортон, что бога нет. А сам пророк - воплощенная крестьянская ненависть - и есть бог.
И он опаздывал, каждый раз опаздывал, хотя истребитель летел быстрее звука. Вначале горели библейские города, потом Вавилон с его террасными садами, римские - с широкими чашами театров, немецкие - с готическими соборами, затем...
Нортон очнулся, все было по-прежнему, самолет застыл, впаянный в стремительный воздух. "Опоздал, - подумал пилот. - Снова опоздал! Пророк гуляет по Канзасу. И под желтой пяткой Ильи скрипит сейчас мой домик с женой и детьми!" Он вытер лицо ладонью и заметил, что оно было мокрым от слез.
"В конце концов мы получили то, о чем мечтали с библейских времен. Будем же прокляты!" Движение самолета в синей пустоте продолжалось, хотя, право же, не имело смысла.
Одинокий гром висел между небом и океаном, Нортон в алюминиевых одеждах ангела готовился предстать перед богом и просить прощения за всех. Но глядя на приборы, он понимал, что до престола не хватит горючего.
Уважаемый читатель!
Мы надеемся, что вы в основном осведомлены об исторических эпохах и датах, на которые выпали события, описанные в этой книге. Желая напомнить вам эти даты, мы позволим себе разместить эти события в хронологической последовательности, с краткой характеристикой эпох.
ХРОНОЛОГИЯ 2050
Конец технологической эры. Исчерпание минеральных запасов. Прекращение пилотируемых космических полетов на ракетной тяге. Провал первой попытки Освоения.
"Четвертый порог".
"Малыш - 1".
2100- Эпоха "вечных городов". Появлениe фантоматоров и вероятностных игр со временем. Утверждение власти новой бюрократии - потомков переселенцев, вернувшихся на Землю.
"Заговор серых", "Антиквары", "Синие - зеленые", "Современная геология".
2300- Смутное время.
2500 годы Сведений и рассказов нет.
2500- Эра "галактиков" - надпространственой, сверхсветовой связи. Первые успехи второй волны Освоения, восстановление технологии, оживление политики и экономики Земли.
"Прерванный скачок", "Ждущий Ньюк".
3000 Массовая гибель от невыясненных причин "галактиков". Потеря надпространственной связи.
3000- Провал второй волны Освоения. Возникновение ряда региональных космических войн, успех движения сепаратизма. Утрата Землей контроля за политической ситуацией.
"Жертвоприношение", "Охота на кентавра", "Последний ангел".
4000 около Взрыв сверхновой. Гибель Земли и близлежащих освоенных планет.
"Шалость".
4100 около Появление на Земле инопланетного разума и занесение новых технологий - ассемблеров. Возвращение переселенцев на Землю, ее новое заселение.
"Шалость", "Зеленый дом".
4500 - и до Эра ассемблеров. Мир-гало. Восстановление природы Земли в ее первонавремени чальпом виде.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ ПО ТЕОРИИ ФАНТАСТИКИ
Согласно теории катастроф, поверхность пространства-времени, иногда сдвигается, собираясь в кризисные "складки". Сама же катастрофа заключается в том, что ход событий отрывается от поверхности и перескакивает с вершины одной складки на другую.
Если вдуматься, данная схема кризиса - есть схема действия фантастики. И в ней мы с вершины одного кризиса высматриваем другой и прыгаем со "складки" действительного на вершину возможного и вероятного.
Допустим, человек попадает в черную дыру. Падая, в ужасе он ничего не видит и не знает. И другой вариант - некая сила мягко несет его через катастрофу, где он спокойно оглядывается и оценивает.
И оказывается дома, в кресле, с книгой в руках. Это второе фантастика, которая позволяет послать вашего двойника в иные миры, узнать и изведать, оставаясь в безопасности.
Фантастика - это игра ума и духа, но игра не бессмысленная, а игра ПОДГОТОВКИ. Ребенок, играя, готовится к взрослым занятиям. А взрослый, играя в НФ, готовится к будущему. Ребенок взрослеет, а взрослый обнаруживает сверхчеловеческие способности.
Автор предлагает читателю сыграть. Пусть любитель представит себе, что берет в руки журнал выпуска 2000 года и читает статьи по теории фантастики. Взгляды автора на смысл, на значение и скрытые пружины НФ настолько отличаются от господствующей сейчас жалкой теории "отражения" и "предупреждения", что он не видит иного выхода, как назвать статьи фантастическими и отнести их к будущему. Наиболее сердитые читатели могут считать их просто шуткой.
ФАКТОР ВЫЖИВАНИЯ
В настоящее время человек вдруг ощутил себя стоящим на краю бездны. Он глубоко не удовлетворен миропорядком, приведшим его к катастрофам, и литературой (в том числе и НФ), которая отказалась верно служить ему, "отражая действительность".
Но, может быть, мы ждем от нее чего-то иного, нежели просто отражать, объяснять п предупреждать? Хотя и традиционно все еще взываем к последнему. Может быть, НФ имеет иную функцию и назначение, например, чисто психологическое - помочь человеку обрести внутреннее равновесие перед грозящей опасностью?
Объясняя появление НФ, Айзек Азимов писал: "Вот тогда-то человек и понял, что вещи не только изменяются, но будут меняться и после его смерти. Таким образом на свет родилась научная фантастика, которая стала дополнять просто фантастику и приключенческий жанр: люди торопились представить себе, каким будет следующий век". Итак, по Азимову следует, что жанру НФ предшествует осознание изменчивости жизни и особые темпы накопления этих изменений, которые "смогли выказать себя на протяжении одной человеческой жизни". Все это совершенно справедливо. Но осознание изменчивости -- лишь предпосылка. Ее для возникновения литературного жанра еще мало.