Им так хорошо было вместе. Голова ее опустилась на его плечо, и они стояли бедро к бедру, тело к телу. Безлюдье окружающей природы показалось Кэтрин достаточной защитой, и она закинула голову, подставляя губы для поцелуя. Мозолистые пальцы Слейда ласкали нежный кончик ее груди, а язык вонзился в глубину рта, и она, ахнув, почувствовала, как слабеет.
Ее пальцы впились ему в плечи, она боролась с собой, чтобы не подчиниться совсем его желанию. Это было опасно. Она ощущала эту опасность в его поцелуе, в его прикосновении. Собрав остатки сил, она отпрянула от него.
– Прекрати, – четко выговорила она, моля Бога, чтобы Слейд сделал это, потому что знала, если он не остановится, сама она сделать этого не сможет.
Он убрал руку из-под блузы, но продолжал держать Кэтрин.
– Какая ты красивая!
Она уставилась на него во все глаза. Ее волосы спутались в полном беспорядке. А само лицо, она знала, было таким же, каким видела она его утром в зеркале: взгляд слишком напряженный, черты лица слишком обострившиеся.
– Нет, – отозвалась она. – Я некрасива.
Слейд улыбнулся ей, и легкая насмешка промелькнула в этой улыбке.
– Ладно. Так что же ты хочешь, чтобы я сделал? Ее поразило, как внезапно и легко он перешел от страсти к деловому разговору. Что же это за человек? Ответ Кэтрин знала: жесткий и суровый. Слейд был самым суровым из тех, кого она знала.
– Ты, правда, поможешь мне? – спросила она прерывистым голосом, вся еще находясь во власти его поцелуя и прикосновения.
– Разве ты забыла? – Слейд упорно вглядывался в нее. – Я же твой хозяин. И я забочусь о своей собственности. Ну, а теперь скажи, – повторил он спокойно и терпеливо, словно не зная, как взбесят ее эти слова, – что ты хочешь, чтобы я сделал?
Ярость захлестнула Кэтрин, но она сдержалась. Когда Форду ничего не будет угрожать, она выльет на Слейда всю злость и досаду, которые испытывала сейчас.
– Это ведь очевидно. Разве нет? – с усилением проговорила Кэтрин. – Я не могу отправиться в форт Колорадо и потребовать освобождения Форда.
– Почему же нет?
Краска залила ее лицо и отхлынула.
– Солдаты. Я не забыла Стоун Крик, – голос ее звучал глухо, тихо, и Слейду приходилось напрягаться, чтобы ее услышать.
– Сюда же ты приехала, – напомнил он ей.
– И отдала себя под твою защиту, – горько ответила она. – А в форте Колорадо я буду всего лишь сестрой захваченного в плен.
Слейд сел перед ней на корточки, решив, что пока бесполезно объяснять Кэтрин, что далеко не все военные были вроде тех, с которыми ей пришлось столкнуться в бойне при Стоун Крик.
– Расскажи-ка мне лучше все, что знаешь.
– Это немного, – призналась она, изящно опускаясь на землю и усаживаясь перед ним, скрестив ноги. – Когда Луис добрался до нас, он умирал и сказал мне только, что Форд схвачен вместе с остальными. Сбежать удалось одному Раску. Ну и, конечно, Луису. Да, еще какому-то Джо, но он не то умер, не то был убит по дороге.
– Это, наверное, Джо Хэмилл, – задумчиво произнес Слейд, а мысли его уже бежали вперед: итак Раск снова может оказаться в его власти. – А в чем обвиняли Форда и остальных?
Кэтрин пожала плечами.
– Не думаю, что им предъявлялось какое-то обвинение. Если можно верить Луису, по его словам, Раска просто узнали, но они в это время не делали ничего незаконного. Солдаты открыли огонь, а Форда арестовали лишь потому, что он был с ними.
– Я помогу тебе, Кэтрин Беллами. Чем ты заплатишь мне?
Она готова была запеть от облегчения. Он не собирался требовать от нее того, что она могла отдать лишь добровольно… или не отдавать вообще.
– У меня есть деньги в Нью-Браунфелсе. Я тебе заплачу, клянусь.
– Я как-то спрашивал тебя, какое влияние ты имеешь на Убивающего Волков. Как насчет этого?
– Больше никакого не имею, – она вздернула подбородок и прямо встретила его взгляд. – Для Убивающего Волков я больше не существую.
Слейд наклонил голову и испытующе посмотрел на нее.
– Будет он покупать ружья у Раска?
– Думаю, что да, – подавленно вздохнула она. Он нахмурился. Затем поднялся и помог ей встать.
– Тебе лучше хорошенько выспаться этой ночью. До форта Колорадо ехать долго.
Он прищелкнул пальцами, и крапчатый двинулся к нему. Сосредоточенное выражение на лице Слейда свидетельствовало о том, что он больше не думает о ней. Однако Кэтрин села верхом на Сэди с ощущением полной умиротворенности. Ничего не изменилось, ничего не разрешилось, но ее поддерживала вера в Слейда.
Они поехали обратно в форт. Слейд настоял, чтобы она пошла с ним к капитану Хардингу. Войдя в кабинет, Кэтрин тихо села на стул в углу, радуясь, что взгляд капитана, скользнув по ней, сосредоточился на Слейде, который расположился около маленького письменного столика напротив офицера.
Капитан Хардинг не выказал никакого удивления, услышав, что Слейд поедет с Кэтрин, и, казалось, даже не слишком был раздосадован, что лишается, пусть на короткое время, такого ценного сотрудника.
Кэтрин решила, что Хардинг, очевидно, отдает себе отчет в том, насколько ограничена его власть над Слейдом.
Капитан только произнес:
– Постарайся вернуться через месяц. Помни, что нам предстоит встреча с мексиканцами. У них уже был один тяжелый сентябрь, и теперь они беспокоятся заранее.
Сентябрь. Мексиканская Луна Команчей. Кэтрин охватил озноб. В этом месяце Убивающий Волков всегда отправлялся в набег. Задумавшись о детях, которых привозили в лагерь воины Убивающего Волков, Кэтрин пропустила мимо ушей ответ Слейда, но гнев в голосе Хардинга привлек ее внимание.
– Проклятье, Слейд! Я знаю, что мексиканцы доставляют на границе столько же хлопот, сколько и индейцы. Но все равно есть возможность заключить перемирие в пограничье. – Хардинг раздраженно затеребил усы.
– Я не политик, – коротко ответил Слейд. Хардинг пространно и с чувством выругался, добавив:
– Только вернись вовремя.
– Может, и вернусь, – отозвался Слейд. – А может, и нет.
Это все, чего смог от него добиться капитан рейнджеров. Конечно, он явно был не удовлетворен, но ничего не мог поделать. Слейд был вольной птицей.
Этой ночью, лежа в отведенной ей каморке, Кэтрин ждала, не придет ли Слейд. И думала, что станет делать, если он придет. Так размышляя об этом, она и заснула.
Слейд пришел за ней под утро. Он не удивился, застав ее проснувшейся, одетой и сидящей в ожидании его.
К чему он оказался не готов, так это к яростной вспышке чувств при виде ее. Она выглядела такой маленькой, такой беззащитной в своей домотканой одежде и пальто с чужого плеча. Хотя, Бог свидетель, Кэтрин Беллами была какой угодно, только не беззащитной.
Покраснев под его взглядом, Кэтрин застенчиво поправила волосы. Они были снова аккуратно заплетены в косы.
– У тебя круги под глазами, – коротко заметил Слейд.
Кэтрин негодующе сверкнула на него глазами. Этот человек никогда не говорил и не делал того, чего от него ждали. Не обращая внимания на его слова, она задрала нос и проговорила:
– Я голодна.
К ее удивлению, Слейд улыбнулся:
– Я тоже.
Съев завтрак, который принес им Кеттл, они отправились в путь. Кэтрин отказалась от седла, которым конюх хотел оседлать Сэди, изумив его и позабавив Слейда.
– Бери его, Кэт. Тебе легче будет ехать.
Она яростно уставилась на него. Кэтрин раздосадовало, что он назвал ее этим ласковым уменьшительным именем… и то, как оно заставило ее дрогнуть.
– Я не хочу иметь дела с собственностью армии Соединенных Штатов.
Но в глубине души она ощущала, что ее жгучая ненависть к солдатам уже несколько ослабела оттого, что на какие-то факты ей пришлось посмотреть с другой стороны.
Однако Слейд заставил конюха оседлать ее кобылу. Все еще недовольная, Кэтрин пристегнула чересседельные сумки и, встретившись взглядом со Слейдом, объяснила:
– Они принадлежали Луису. И пистолет его тоже у меня.
Он кивнул, взметнулся в седло и поехал вперед. Как обычно, на поводу за собой он вел вьючную лошадь.
На протяжении нескольких миль Кэтрин больше сверлила взглядом широкую спину Слейда, чем смотрела на местность, по которой они проезжали. Трудно было не возвращаться все время мыслями к ощущениям, которые она испытала, когда его рука лежала у нее на груди, а язык вонзался в глубину ее рта. Одна мысль об этом вызывала внутри нее такую тянущую боль, что это было просто мученье. Когда стемнело, они остановились на ночлег. Кэтрин развела костер и поджарила на нем дичь, которую подстрелил Слейд им на ужин. После чего они молча сидели и следили за игрой пламени. Она прекрасно знала, что Слейд наблюдает за ней, и вспомнила, как он, издеваясь, говорил, что она хорошая скво. Теперь он ее не дразнил. После того, как они поели, она очистила тарелки несколькими пучками травы, затем, экономно расходуя воду, вымылась сама. Когда ничего больше не надо было делать, она встала и, обхватив руками свои озябшие плечи, подняла лицо к небу. Ночь была холодной и звездной. Кэтрин услышала за собой шаги Слейда, но не обернулась.
Его руки скользнули, обнимая ее, нежно схватив ее выше талии.
– Ты ляжешь со мной? – мягко спросил он.
Кэтрин повернулась в кольце его рук и вместо ответа подняла к нему лицо. С хрипловатым стоном Слейд опустил голову, прижимаясь губами к ее губам. Это был ласковый поцелуй, его губы снова и снова касались нежности ее губ. Кэтрин обвила его руками, вжавши пальцы в твердые мускулы его спины, изучая горы и долины его тела.
С видимым усилием Слейд отступил от нее и протянул ей руку в безмолвном приглашении. Кэтрин протянула свою.
Почти не ощущая холода, она стащила с себя пальто и скользнула к нему в спальный мешок. Желание согревало Кэтрин. Его и ее желание.
Дрожь пробежала по телу девушки, когда пальцы Слейда зашевелились, расстегивая ее блузку. Непрошенная мысль мелькнула у нее в голове: эта минута должна была бы принадлежать Убивающему Волков. Но Кэтрин сразу же вспомнила ту ночь, когда он взял в жены Джин Пирсон, которую уже звали к тому времени Маленькое Перышко. Команчу не пришло в голову, что она будет чувствовать неловкость из-за того, что девственность ее берут в вигваме, где рядом на своих грудах мехов лежат еще Старая Мать и Кэтрин. Убивающему Волков неведомо было, что Джин жаждет нежности. Он не знал, а если бы и знал, то ему было бы безразлично, что все происходившее было пыткой для Кэтрин, самой мечтавшей об этом. После всего Джин плакала так тихо, что Убивающий Волков даже не услышал этого и не проснулся. Но Кэтрин слышала и плакала вместе с ней.
Нет, Убивающий Волков не выказал по отношению к своей невесте той нежности, которую выражал Слейд каждым движением, обнажающим тело Кэтрин. Она не думала больше ни о прошлом, ни о мужчине, которого, как ей казалось, она когда-то раньше хотела. Она думала лишь о Слейде, прижимая пальцы к его груди.
Слейд шептал ей горячие слова желания. Он касался ее горящего тела, ласкал и целовал его, а потом коснулся ее влажности, и Кэтрин затрепетала под его пальцами, застонав от жгучего желания. Когда он вошел в нее, она вскрикнула от боли, но она оказалась краткой. Кэтрин прильнула к нему, обвила руками, губами ощущая слегка солоноватый вкус его кожи. Слезы застилали ей глаза, но, может быть, это просто звезды с небес светили ей прямо в зрачки. Она могла бы полюбить его… но об этом невозможно было даже подумать, ибо Слейд не принадлежал к ее миру. Он был вечным странником.
Внезапно его медленные пронзающие выпады ускорились, изгнав все мысли. Она не чувствовала ни грусти, ни томления, ни боли, которая так долго была частью ее жизни. Она ощущала лишь чисто физическое нетерпение. Кэтрин чувствовала пульсирующую дрожь Слейда и притянула его к себе, пока не прошла буря его содроганий.
Потом Слейд скатился на бок и потянул за собой Кэтрин. Он ощутил на своей голой груди ее слезы и подумал, настоящие ли они. Глядя широко открытыми глазами на звезды, рассыпавшиеся крохотными алмазиками по небу, он поинтересовался: – Скажи-ка мне, Кэтрин Беллами, каким образом мать дочери Убивающего Волков оказалась девственницей?
ГЛАВА 16
Форд перекинул поводья через голову своего коня и одним быстрым движением спешился. У него перехватило дыхание при виде побеленного дома, в окнах которого колыхались желтые занавески тети Ди. Она всегда меняла их с приходом нового времени года. Желтый был ее любимым цветом, потому что он означал весну.
Легким шагом Форд направился к дому. Ему не просто было принять решение приехать сначала сюда, а не в город повидать Элизабет. Но он стольким был обязан тете Ди. Ему хотелось рассказать ей, что Кэтрин благополучно живет у команчей и чувствует себя счастливой.
При его приближении входная дверь медленно отворилась, и на пороге появилась не тетя Ди, а Элизабет. Ее улыбка согрела его сильней приветливого солнца, лучи которого падали на спину и плечи. Ее темные волосы казались синеватыми в утреннем свете и переливались под солнцем, когда она быстрыми шагами шла навстречу ему. И губы ее были такими же алыми и манящими, а глаза такими же голубыми. Элизабет открыла ему свои объятия…
Обливаясь холодным потом, Форд резко проснулся. Глаза встретились с чернотой тюремной крыши, и как он ни старался, но вернуть свой сон не смог. Форда охватил страх, такой сильный и леденящий, что зубы застучали. Он здесь умрет и никогда больше не увидит Элизабет. Или сойдет с ума.
Может, уже сошел.
Почувствовав, что Форд проснулся, второй человек, находившийся с ним в этой примитивной тюремной камере, перевернулся на другой бок на своем жестком тюфяке.
– Раск придет за нами.
– Ты дурак, если веришь в это, – в голосе Форда прозвучала безнадежность. – Если Раск ушел от опасности, он назад оглядываться не станет. Мы здесь сгнием, если наше освобождение будет зависеть от него.
Шорох крысиных лапок по утоптанному земляному полу сопровождал эти горькие слова. На какое-то мгновенье Форд пожалел, что произнес их вслух: теперь они целыми днями будут звучать в его голове. Кроме того, он знал, что Эмиль только храбрится, а сам ждет, чтобы Форд обнадежил и успокоил его.
– Прости меня, Эмиль.
Товарищ вздохнул. Когда он снова заговорил, в его голосе прозвучала жалобная, боязливая нотка:
– Думаешь, они нас повесят?
Этот вопрос Форд много раз сам задавал себе и сейчас отвечать на него не стал.
После долгого молчания Эмиль задал еще один вопрос, он задавал его, по крайней мере, раз в день и все надеялся, что вопреки очевидному ответ будет другим.
– Думаешь, Луис спасся?
Луис был братом Эмиля. Нет, Форд не верил, что Луис выжил после ранения, ибо они оба видели, что пуля попала ему прямо в грудь. Но солдаты гнались за Фордом и Эмилем, а раненый Луис поскакал в другую сторону.
Наконец, Форд сказал:
– Если он спасся, то только потому, что ты отвлек на себя внимание солдат и тем дал ему уйти.
На самом деле он не был уверен в том, что Эмиль оказался настолько благороден, чтобы сделать это намеренно, но понимал, что его слова вселяют надежду в Эмиля.
В дальнем конце коридора заскрипели двери, шла очередная смена караула. По прикидке Форда почти рассвело.
– Ты когда-нибудь делал что-то такое, за что тебя стоило повесить? – спросил, наконец, Форд, страшась ответа.
– Когда-то на границе убил одного, – тихо признался Эмиль. – А ты?
– Нет, – Форд задумался, не настал ли уже тот день, когда их выведут из камеры и предложат ответить за свои преступления, каковы бы они ни были. – Но сомневаюсь, что здесь кто-то в это поверит.
ГЛАВА 17
Слейд был зол на Кэтрин, а Кэтрин была зла на себя. Как могла она быть такой дурой? Все эти месяцы тщательно хранить тайну, а потом бездумно раскрыть ее, уступив минутному желанию. Теперь Слейд имел над ней власть, которую она никому не могла позволить, и с этим ничего нельзя было поделать.
Кэтрин яростно глядела на него через костер, и холод раннего зимнего утра пробирал ее сквозь пальто. Слейд со своей обычной неразговорчивостью мог бы никогда не задать этого вопроса, мог бы не обнимать ее всю ночь, не отпуская от себя. Лицо его оставалось непроницаемым, но Кэтрин не обманывалась. Она знала, что за невозмутимостью Слейда скрывается бешенство, которое только и ждет своей минуты, чтобы вырваться наружу.
Все это распаляло ее собственную злость. Как смеет он думать, что его предали? Ее жизнь принадлежала ей самой… и не только. Кэтрин отвечала за жизнь Шей. Как же можно было довериться кому бы то ни было, если в опасности оказывалась девочка, радость ее сердца.
Кэтрин встала и направилась прочь от огня, унося с собой свою кружку. Тепло, исходящее от кофе, немного согревало ее.
– Седлай лошадь, – безапелляционным тоном приказал Слейд. Как будто и не было никогда между ними этих минут страсти и нежности.
Кэтрин бросила на него взгляд, полный ядовитой злобы, но он уже занялся уничтожением всех следов их ночевки.
Весь день они ехали, не говоря ни слова. Кэтрин следовала за Слейдом, держась подальше, чтобы не видеть его сжатого рта, когда он поворачивал голову, оглядывая горизонт. Вечером, когда они остановились на ночлег, она снова занялась приготовлением ужина, держась подальше от Слейда, но чувствовала на себе его взгляд и понимала его мысли.
Слейда же все больше раздражала ее, как ему казалось, угрюмая замкнутость, и к тому же собственная тупость. Он долго мысленно представлял Кэтрин в объятиях Убивающего Волков. Теперь он освободился от этих видений и был зол на нее. Ему так хотелось надеяться на то, что Кэтрин научилась ему доверять. Ему показалось, что это так, когда она приехала к нему в форт Ланкастер.
Слейд видел ее ужас перед солдатами, и все-таки она доверила ему свою жизнь и жизнь брата. Но сохранила свою тайну. Глупо чувствовать себя обиженным из-за этого, но он был обижен.
– Чего бы ты от меня хотел? Что я должна была сделать?
Свирепый шепот Кэтрин прервал течение его мыслей, Слейд поднял глаза от палочки, которую строгал, и посмотрел на девушку. Она, сгорбившись, подбрасывала в костер ветки и не глядела на Слейда. Не отвечая, он продолжал наблюдать за ней, когда Кэтрин, наконец, подняла голову, он увидел, что по щекам ее текли слезы.
– Ты хотел, чтобы я отдала девочку первому же солдату, который пытался вырвать ее из моих рук? Тому, который гнался за мной и хотел размозжить ей голову о камень в ручье?
В ее голосе звучала горечь, надрывавшая ему сердце. Кэтрин Беллами пережила так много: большинству женщин этого хватило бы на целую жизнь – и сумела не сломиться.
– Но почему ты продолжала лгать после того, как оказалась в безопасности?
– Я не чувствовала себя в безопасности! – печально проговорила она. – Каждый солдат, которого я встречала, мог быть тем, кто стрелял в мой народ. Мне чудилась кровь на их руках. Я помнила улыбки, с которыми они опускали на головы свои дубинки и орудовали штыками.
Слейд, не отрываясь, смотрел на Кэтрин. Слезы на ее глазах высохли, и в них была какая-то непреклонность. И он подумал о том, сколько мужества потребовалось этой девушке, чтобы спасти ребенка от смерти.
– Еще до прихода солдат Шей стала считать меня своей матерью. У Маленького Перышка не хватало сил заботиться о ней. Она так и не оправилась от родов. В ночь, когда началась резня, она уже была близка к смерти. Я так никогда и не узнаю, болезнь убила ее или солдаты.
– Маленькое Перышко? – Слейд пытался вспомнить, как выглядела маленькая девочка, которую он видел тогда в городе. Он готов был поклясться, что она полукровка, поэтому ему не приходило в голову усомниться в том, что она дочь Кэтрин.
– Джин Пирсон, – тихо объяснила Кэтрин, – ей дали имя Маленькое Перышко.
Слейд кивнул.
– Твоя семья знала об этом? Кэтрин покачала головой.
– Сначала нет. Я очень боялась, что они не примут Шей, если узнают, что она не моя дочь. А я не могла позволить отнять ее у меня. Но Форду я рассказала правду, когда он был у команчей.
– Он сохранит твою тайну?
Кэтрин встретилась взглядом со Слейдом и кивнула. Ее вопрос остался непроизнесенным: сохранит ли тайну Слейд?
Он не пытался мешать ей, когда она разворачивала свой спальный мешок. Устало растянувшись, Кэтрин чувствовала каждый камешек, каждую веточку под ним… и еще холод, пробиравший ее до костей.
Когда глаза ее совсем закрылись, Слейд произнес:
– Думаю, я поступил бы точно так же. Покой разлился в душе ее, и она заснула.
Слейд всматривался сквозь ливень в бушующий поток реки Бразос и бормотал проклятья. Он тревожился с самого утра, когда, поднявшись, увидел, что небо покрыто редкими плывущими облаками. Его мрачные предчувствия возрастали по мере того, как теплело вокруг. С каждым часом количество облаков увеличивалось, пока все небо не оказалось затянуто ими.
Слейд поглядел на Кэтрин и с трудом сдержал улыбку. Со старой обвисшей шляпы, которую он нахлобучил ей на голову, текла вода, девушка вымокла насквозь. Он постарался перекричать ливень:
– Спешивайся и жди здесь. Я найду какое-нибудь укрытие.
Она спрыгнула с лошади, и он сунул ей в руки поводья своих лошадей, а сам двинулся под проливным дождем на поиски. В мгновение ока она осталась один на один с яростными силами природы. Кони нервничали, удерживать их было трудно. Кэтрин даже не успела испугаться, все ее внимание было поглощено тем, как не упустить Сэди и крапчатого. Когда Слейд вернулся, она вздрогнула от неожиданности.
Он молча взял из ее рук поводья и сделал знак, чтобы она шла за ним.
Он нашел что-то среднее между хижиной и вигвамом. Две стены были сложены из плохо подобранных бревен, третья состояла из шкур. Крыша была из бревен и шкур одновременно и казалась вполне прочной.
Путники сняли с лошадей седла и сложили их внутри около боковой стенки. Кэтрин собралась стреножить Сэди, но Слейд остановил ее. В грозу было безопасней оставить ноги кобылы свободными, ведь ни она, ни вьючная лошадь не сбегут от крапчатого жеребца. А тот не покинет Слейда.
Неожиданная вспышка молнии озарила Кэтрин и Слейда. Они в этот момент стояли под навесом, глядя друг на друга. Вода стекала со шляпы Слейда на его мокрую кожаную куртку. На лице было видно раздражение.
– Дерево, черт его побери, слишком мокрое, чтобы разжечь костер.
Несмотря на то, что ей тоже было неприятно в мокрой одежде, Кэтрин улыбнулась досаде и потянулась к нему, чтобы стереть воду с его лба… и тут же попала в жаркие объятия. Она, не колеблясь, ответила тем же, чувствуя, как под блузкой напрягаются и твердеют ее соски. Слейд стянул с нее пальто, но блузку расстегнули собственные пальцы Кэтрин, обнажая груди для прикосновения, которое обжигало ее огнем.
Слейд рассмеялся грудным низким смехом, когда она накинулась на его рубашку, но помогать ей не стал. Он просто стоял, сощурив глаза, глядя на то, что делают его руки с темными вершинами ее грудей.
– Будь ты проклят, – пробормотала она, наконец распахнув его рубашку. Потом ее руки стали одолевать застежку его брюк, и из горла Слейда вылетел глухой стон. Когда же ее пальцы скользнули вниз, лаская его плоский живот, этот стон перешел в голодное рычание, и Кэтрин оказалась вжатой в свой спальник.
Она раздвинула ноги, принимая его, и закрыла глаза, чтобы не видеть его голодного взгляда.
– Смотри мне в глаза, – хрипло приказал он.
И она посмотрела. Ее взгляд, встретившись с его взглядом, прильнул к нему так же, как ее руки прильнули беспомощно к его плечам. Она хотела мучить его так же, как мучил ее он, но смогла лишь ахнуть, задыхаясь от чувств, нараставших в ней при каждом его движении все жарче и глубже. Освобождение от них было взрывом такой силы, что ей все стало безразлично, и она едва поняла, когда мгновением позже наступила и его разрядка.
Слейд не разжал рук и не отпустил Кэтрин, он лишь повернулся на бок, чтобы ей было легче, и увлек ее за собой. Как же чертовски здорово было ощущать ее, приникшую, нежную и доверчивую, какой она никогда не позволяла себе быть. В этот миг она, наконец-то, принадлежала ему полностью. Полностью зависела от него. И это чувство было самым прекрасным из испытанных им за долгое-долгое время.
Всю ночь и весь следующий день они пережидали нескончаемые грозы. Молнии пугали коней до полусмерти, гром оглушал их, а Слейд и Кэтрин любили, спали, снова любили… И разговаривали.
Кэтрин лежала на животе, наблюдая, как капли дождя падают на мокрую землю. Рука Слейда круговыми движениями гладила ей спину между лопаток.
– Ты давно работаешь с рейнджерами?
– Порядочно.
У Кэтрин вырвался то ли вздох, то ли смешок. По-видимому, просто не в характере Слейда было добровольно что-то рассказывать.
– Долго ты разыскиваешь Элзи Раска?
К ее удивлению, гладившая ее рука Слейда замерла, Кэтрин даже пожалела, что задала именно этот вопрос.
– Десять лет назад я несколько месяцев искал его, пока не услышал, что какой-то охотник убил его. Я огорчился, что упустил свой шанс. А год назад о нем опять заговорили на границе, и я снова стал его выслеживать.
Первый раз Слейд позволил ей чуть-чуть заглянуть себе в душу, понять, что им движет. Кэтрин и боялась, и отчаянно хотела знать больше.
– Почему ты преследуешь Раска? – тихо спросила она, не будучи уверена, что он ответит.
– В сорок пятом или сорок шестом в Корпус-Кристи приехал Зек Тейлор – охранять границу от мексиканцев. В шестнадцать лет я был слишком зелен и не понимал, что мы больше нападаем и забираем, чем защищаемся. Я только что женился и начинал жить самостоятельно, и поэтому загорелся идеей защитить свой дом.
Кэтрин лежала очень тихо и слушала его, а в его голосе была горькая насмешка над тем мальчишкой, каким он был.
– Так что я поехал в Мексику с Тейлором, оставив беременную жену и ферму на ее плечи. Ферму, которую я обещал «обезопасить». Я получал от Мэгги письма. Так часто, как ей удавалось найти оказию. Она без меня вела хозяйство и сумела родить мне сына.
Глаза Слейда не отрывались от тонких деревьев, упиравшихся в крышу.
– Однажды к воротам фермы подошел раненый человек, и Мэгги оказалась слишком сердобольной, чтобы прогнать его. Она позаботилась о нем. В благодарность он ее изнасиловал, а затем заставил уехать с ним, бросив в доме ребенка. Одного. Соседи нашли его через два или три дня, умирающим от голода. Он уже не мог плакать и оказался слишком слаб, чтобы выжить. Ему было семь месяцев от роду.
– Слейд… – в голосе Кэтрин был ужас. Она знала, что он ее не слышит.
– Когда несколько месяцев спустя я вернулся домой, меня в справочной конторе ждало письмо от Мэгги: она оставила его в комнате гостиницы, где повесилась, после того как Раск отдал ее хозяину в уплату за проживание.
Голос Слейда замер, и Кэтрин стало плохо, когда она поняла, что натворила, предупредив Раска о погоне. Если у нее в ушах стояли голодные крики ребенка и отчаянные мольбы Мэгги, понимавшей, что оставляет ребенка умирать, то что же должен был переживать все эти годы Слейд?
– Мне очень жаль, – прошептала она. – О, Господи, как же мне жаль!
Когда Слейд ничего не ответил, она подвинулась так, чтобы положить голову ему на грудь. Ей отчаянно хотелось облегчить его боль.
– Мэгги – такое красивое имя. Как она выглядела?
Слейд закрыл глаза и представил себе свою жену такой, какой видел ее в последний раз, в дверном проеме их дома, с рукой на нижней выпуклости ее живота, в котором рос их ребенок. Она так гордилась тем, что носит его ребенка.
– Мэгги… была… острая, как перец, и сладкая, как вино. Вечно смеялась, или болтала, или чертыхалась, ругая меня за какую-нибудь глупость. Но никогда не была тихой… никогда сумрачной.
Он знал, что Мэгги надо было перенести слишком многое, чтобы сломаться и покончить счеты с жизнью. К тому времени, когда она затянула простыню у себя на шее, она должна была почти совсем обезуметь. Может быть, в ее ушах все еще звенел испуганный плач их сына.
Кэтрин молчала, понимая, что Слейд забыл о ее существовании.
– Она была хорошенькая девчушка с ярко-рыжими волосами и самыми голубыми глазами на свете. – Слейд открыл глаза и посмотрел на Кэтрин. Глаза его были пустыми и холодными. – А я оставил ее. Одну, беременную, беспомощную против таких людей, как Раск.
Не соображая толком, что делает, Слейд притянул к себе Кэтрин и прижал к себе, как бы защищая ото всех.
– Твой брат совершил ошибку, связавшись с Рас-ком.
– Знаю. Но Форд боится стрельбы. И он запаниковал, – Кэтрин прижалась теснее к нему, желая стереть из памяти Слейда мучительные воспоминания. Но она и себе не могла помочь в этом. Прошлое было с ней всегда. – Что ты станешь делать, когда Раск будет мертв? – Она говорила себе, что не будет задавать ему этот вопрос, но он как-то сам выскочил.
Слейд ответил не сразу. Он не был уверен, что знает ответ. Хотя он много раз представлял себе тот момент, когда Раск, наконец, окажется перед ним, и воображал, как заставит его мучиться – так, как страдала Мэгги, но он никогда не задумывался над тем, а что будет с ним, Слейдом, потом.
На мгновенье в голове его мелькнуло другое видение, которое волновало его: широкими шагами идет он по цветущим полям, а за ним по пятам бежит ребенок, сын или дочь, с затененного порога за ними наблюдает женщина. Но женщиной этой была не Мэгги. Он поглядел на Кэтрин, стараясь вставить ее в эту картину, в образ женщины на пороге. Но Кэтрин Беллами так же выпадала из обычной жизни, как и он. Смогут ли они вдвоем построить хотя бы подобие нормальной жизни? И хочет ли он попытаться сделать это?
Через минуту Кэтрин поняла, что он не станет отвечать на ее вопрос. Может быть, он и не мог ответить. Но в глазах его снова появился голодный блеск, который она уже научилась понимать и от которого разгорелся такой же ответный голод в ней самой. Она забыла свой вопрос и подняла свои губы к нему.
