Он шагнул в ее раскинутые руки и ноги, застонав, когда его плоть скользнула в нее. Их любовь была неистовой. Каждый раз, когда Слейд начинал тихо и нежно ласкать ее, она кусала его, впивалась ногтями в его спину, царапалась, пока он не терял самообладания.
      Слейд понимал, какую душевную боль таит она в себе, и знал, что, когда они любят друг друга, эта боль хоть на время стихает. А ему так хотелось умерить эту боль. Больше всего на свете.
      После того как, выжатые и усталые, они, задыхаясь, оторвались друг от друга, Слейд вспомнил выражение ее глаз нынче утром, когда она сказала:
      – Мне пора отправляться домой.
      Он уже ждал этого, но ожидание не смягчило удара. Ему хотелось что-нибудь сказать, что-то сделать, лишь бы не было этого расставания… Но он боялся. Ведь не исключено, что Джеб был прав, и он, Слейд, не подходит Кэтрин, так как не может осесть на одном месте. Десять лет месть была движущей силой его существования. Теперь он не знал, чем ее заменить. Он вообще не был уверен, что это возможно. Он боялся загубить жизнь Кэтрин в случае, если рискнет и ошибется. И так ее жизнь надо было строить сначала.
      Слейд еще крепче прижал ее к себе.
      – Все готово. Мы можем ехать утром.
      У Кэтрин перехватило дыхание. Боль была слишком сильной.
      Затем она глубоко вздохнула и ответила медленным кивком.
      В эту ночь ни один из них толком не спал.
      К некоторому удивлению Кэтрин, оказалось, что ей трудно распрощаться с Джебом.
      – Береги себя, – она не смогла скрыть огорчения. Джеб был частью того, что связывало ее со Слейдом. Еще одно разорванное звено. – Мне будет не хватать тебя, Джеб.
      – Ну, я так думаю, что буду время от времени появляться, – он уже начал думать о ней, как о женщине Слейда, и собирался видеться с ней, потому что должен был встречаться со Слейдом.
      Кэтрин грустно улыбнулась, поняв ход его мыслей.
      Расставание Слейда с Джебом было типичным для приятелей-рейнджеров.
      – А ну, подымай-ка свою задницу, не валяйся в постели. До встречи через несколько дней.
      Джеб ухмыльнулся. Теперь, когда ему стало получше, валяться в постели стало даже приятно. Временами.
 
      Рассвет едва-едва занимался, когда Слейд и следовавшая за ним Кэтрин выехали из Остина. Они повернули на юго-запад к Нью-Браунфелсу.
      Для Кэтрин в этом путешествии таилась сладкая горечь. Она ехала домой, но не была уверена, где теперь ее дом. Убивающий Волков был мертв. Настанет день, и мир команчей исчезнет. Шей принадлежала только ей. Кэтрин пыталась рассуждать логически, планировать будущее Шей и свое и каждый раз с болью осознавала, что Слейда уже не будет в ее новой жизни. Однако сердце ее отказывалось смириться с этим.
      Кэтрин успокаивалась только когда Слейд вонзался в нее своим твердым телом. Тогда она забывала все.
      Тревожно было и на душе у Слейда. Он ласкал и любил ее с мучительной уверенностью, что через день-два потеряет навсегда. Он мало спал. Ему не хотелось тратить зря оставшиеся ему драгоценные минуты. Он держал ее в объятиях, наблюдая, как она спит, и с трудом подавляя желание взвыть от душевной муки.
      Слейд намеренно ехал медленно, и Кэтрин понимала, почему.
      В конце третьего дня пути от Остина они добрались до границы владений Беллами. Кэтрин остановила свою лошадь и посмотрела на Слейда.
      – Вот я и дома, – просто сказала она. Что-то подсказывало ей, что им легче будет расстаться здесь, вдали от людских глаз. – Дальше я поеду одна.
      – Ты хочешь именно этого? – грубо спросил Слейд. Он хотел, чтобы она сказала «нет»… и не представлял, что будет делать, если она так ответит.
      – Так будет лучше, – Кэтрин боялась сказать еще хоть слово. Мука была слишком велика, слезы слишком близки.
      Слейд поглядел на нее, впитывая в себя каждую черточку ее – от прямых пшеничных волос до серебристых глаз, которые смотрели сейчас на него с невыразимой печалью.
      – Береги себя, – хрипло произнес он.
      Кэтрин кивнула, потом, прищелкнув языком, тронула Сэди, радуясь, что та знала отсюда дорогу домой. Направлять ее Кэтрин не могла из-за слез, застилавших ей глаза.
      Слейд смотрел, как она уезжает. Горло теснило и жгло, но он не позвал ее обратно.
      Еще не доехав до дома, Кэтрин увидела, что навстречу движется телега. Она оглянулась, но Слейда уже не было. Это пронзило ей сердце: все, дело сделано. Придержав Сэди, она ждала.
      Йейтс поровнялся с ней и остановил лошадей. Кэтрин выдержала его взгляд и, пока он не заговорил, думала, куда это он так поздно собрался. В глазах его светилось осуждение. Впервые она почувствовала себя неловко в его присутствии. Бен же подумал о том, сколько пережила Ди, тревожась о Кэтрин, волнуясь, не вернется ли она с этим убийцей-команчем забрать ребенка. Глаза Йейтса ничего не упустили и немного смягчились при виде ее усталости.
      – Ты вернулась домой?
      Она посмотрела на него долгим взглядом и пожала плечами.
      – Не знаю. Я приехала за дочерью. Несмотря на его смягчившийся взгляд, она почувствовала в его вопросе вызов.
      Он перевел глаза с нее на поля, ожидавшие весну.
      – Тебя не было несколько месяцев. Кое-что изменилось.
      Кэтрин почувствовала угрозу.
      – Никто не может изменить того, что Шей моя дочь.
      – Нет. И цвет твоих волос тоже… или цвет кожи, – он потер подбородок. – Твоя тетка теперь замужем за мистером Шанли. Он хороший человек и очень привязан с твоей малышке.
      – Я понимаю, Бен, – и она действительно понимала. Что бы она ни решила сделать, легко не будет.
      Бен тряхнул вожжами, а Кэтрин повернула Сэди к дому, размышляя о том, чего ей ждать. Оранжевый закат пылал на западе, лучи заходящего солнца уже смешивались с вечерней мглой в краски то резкие, то нежные. Тоска Кэтрин по Шей стала нестерпимой.
      Несмотря ни на что, чем ближе она подъезжала к дому, тем больше охватывало ее теплое чувство возвращения. Из хлева повеяло таким родным запахом сена и трухи. Она подумала, не покажется ли Сэди тесно и душно в конюшне после долгих дней и ночей на просторах прерий. И не ощутит ли она сама то же самое в Нью-Браунфелсе?
      Кэтрин расседлала Сэди, насыпала ей немного зерна и поставила в стойло ведро воды. Любовно похлопав кобылу по крупу, она подняла голову и расправила плечи.
      У дома она привычно протянула было руку к двери, но остановилась и постучала. Она сказала Слейду, что приехала домой, но, стоя здесь на пороге, она почувствовала себя чужой.
      Дверь открыл Форд. При виде ее в глазах его засветилась радость.
      – Кэт. Господи, это же Кэт!
      Глаза Кэтрин широко открылись от удивления, когда рядом с ним возникла Элизабет, в переднике, аккуратно прикрывавшем ее платье. Но времени на раздумье у нее не осталось, потому что Форд тут же схватил ее в крепкие объятия. Она так же отчаянно обвила его руками, и слезы набежали ей на глаза. Казалось, прошли не месяцы, а годы с тех пор, как она, боясь за Форда и оставив спокойную жизнь, последовала за незнакомцем, чтобы найти брата.
      Когда он, наконец, отпустил ее, и Кэтрин отдышалась, она попыталась заглянуть за его спину, в дом.
      – А где Шей?
      Форд слегка нахмурился:
      – Ну… – он поглядел на Элизабет. – Ну, она не совсем здесь.
      – Где она? – вопрос резко вырвался у Кэтрин. – Где мой ребенок?
      – Полегче, сестренка. С ней все хорошо. Она у тети Ди.
      – А где тетя Ди? – Кэтрин устала, она была растеряна и хотела обнять свою дочь.
      – Они с Дойлом вернулись к нему на ферму. Кэт, она по-настоящему счастлива.
      Элизабет оттянула Форда от двери.
      – Веди ее в дом, Форд. Ты что, не видишь, как она вымоталась.
      Форд заволновался. Элизабет была права: Кэтрин плохо выглядела. Он поколебался, глядя на сестру, но спросил:
      – Ты одна?
      Кэтрин медленно кивнула. Она знала, что его интересует, не ждет ли где-то отец Шей ее возвращения с дочерью. Но она еще не была готова рассказать об Убивающем Волков.
      Не прошло и нескольких минут, как Форд усадил Кэтрин за стол в комнате, которую она привыкла называть кухней тети Ди. Элизабет заваривала чай и резала толстыми ломтями хлеб и сыр.
      Кэтрин хотелось сказать им, что ей не нужно ничего, кроме ее дочери, но ее одолевала невероятная усталость. Форд сел напротив. В его взгляде смешались участие к ней и гордость:
      – Полагаю, ты догадалась, что мы с Элизабет поженились.
      Улыбнувшись хорошенькой темноволосой девушке, с беспокойством глядевшей на нее, Кэтрин ответила:
      – Да, потому что знаю, что тетя Ди никогда не разрешила бы тебе жить в грехе. Я рада за тебя.
      – Нам очень хотелось, чтобы ты присутствовала при этом, но мы не были уверены… – голос его прервался, он слегка покраснел.
      – Знаю, – ответ Кэтрин звучал мягко и ласково. – Вы не были уверены, что я вообще вернусь домой.
      – Я рад, что ты вернулась. Элизабет поставила перед ней чашку чая.
      – Я тоже очень рада. Я скучала по тебе так же, как Форд.
      Это было правдой. Кэтрин была ее лучшей подругой еще до того, как Форд занял это место.
      Увидев нерешительность Кэтрин, Форд слегка нахмурился:
      – Ты ведь вернулась насовсем, да, Кэтрин?
      Кэтрин вздохнула, зная, что должна их предупредить:
      – Я не уверена, что останусь. Не думаю, будто что-то изменилось для нас с Шей, – Форд и Элизабет обменялись взглядами, но никто из них не откликнулся на ее слова. Тревога закралась ей в душу. – Я хочу видеть ее, Форд.
      Он накрыл своей ладонью ее руку.
      – Увидишь обязательно, Кэтрин. Утром я первым делом повезу тебя к ней, но сейчас ты совсем валишься с ног.
      С этим она спорить не могла. События последних недель навалились на нее всей тяжестью. Она едва могла поднять голову, но спросила:
      – Форд, мне, что, придется отвоевывать свою дочь?
      Форд всем сердцем откликнулся на прозвучавшую в ее вопросе боль. Он видел по напряженной линии рта и темным кругам под глазами, чего стоили ей последние несколько месяцев.
      – Нет, Кэт. Шей – твой ребенок. Тебе не придется за нее воевать.
      Кэтрин устало кивнула:
      – Тогда я пошла спать. – Она улыбнулась Элизабет, поднимаясь из-за стола. – Я так рада, что ты здесь. Ты то, что нужно Форду, – она сурово поглядела на брата. – Может быть, теперь он останется дома, где ему и надлежит быть.
      У Форда хватило совести покраснеть. Он стоил тетке многих бессонных ночей. А Кэтрин еще больше.
      – Думаю, останется. И мы очень счастливы, что ты тоже дома, – мягко проговорила Элизабет. Ей очень хотелось, чтобы у Кэтрин не было и тени сомнения в том, что ей здесь рады.
      Оставшись одна в своей комнате, Кэтрин обнаружила, что, несмотря на свою огромную усталость, заснуть не может. Она открыла комод и достала оттуда маленькую рамку с портретом родителей. Это был не очень удачный дагерротип, который не вызвал у нее никакой грусти. Мужчина и женщина, застывшие на нем в напряженной позе, совсем не походили на добрых, веселых мать и отца, которых она всегда легко воскрешала в своей памяти.
      Портрет лежал среди кипы младенческих вещей Шей, легких кружевных одежек, при виде которых у Кэтрин на глаза навернулись слезы. Она многое сделала из любви к Шей, но в том, что дочери по-настоящему было нужно, не Преуспела. До сих пор Кэтрин не обеспечила ей надежного будущего, в котором ее будут любить, и не только ее семья.
      Когда Кэтрин, наконец, заснула, она увидела во сне Слейда, и плакала во сне.
 
      Верный своему слову, на следующее утро, совсем рано, Форд поехал с Кэтрин на ферму Дойла. По дороге Кэтрин рассказала ему о смерти Раска и Убивающего Волков.
      – Мне очень жаль, Кэтрин. Жаль, что тебе пришлось столько перенести. Мы с тетей Ди беспокоились о тебе.
      Он чувствовал, что сестра не все ему рассказала. И, вероятнее всего, никогда не расскажет. Она вздохнула:
      – Я огорчила тетю Ди, Форд, когда уехала. Возможно, она меня еще не простила.
      – Ей нечего прощать или не прощать, – уверенно возразил он. – Увидишь, Кэт. Когда вы окажетесь рядом, все станет неважным, кроме этого.
      – Будет важным, Форд, если я не останусь. Я снова огорчу ее, а мне этого не хочется делать.
      Форд не ответил, потому что знал, что она права. Он не хотел, чтобы она уезжала, не хотел видеть терзания тетки из-за того, что ей придется снова терять свою любимую Кэтрин, а с ней и малышку, которую привыкла считать своей дочкой.
      Фермерское хозяйство Дойла Шанли было расположено на дальней стороне Нью-Браунфелса, и Кэтрин намеренно поехала через весь город. Некоторые из тех, кого Кэтрин называла много лет назад друзьями, приветствовали ее с легкой сдержанностью, некоторые, не говоря ни слова, встречались с ней глазами. А несколько человек, правда, всего лишь несколько, намеренно отводили глаза. Кэтрин научилась не позволять горечи овладевать собой, но не могла не заметить гневно сжатых губ Форда.
      – А чего ты ждал? – сказала она.
      – Со временем они забудут, Кэтрин.
      Но она видела, что он сам не очень верит в это.
      – Через сколько лет? Сколько времени понадобится им, Форд, чтобы забыть, что я раскинула ноги перед команчем? – она говорила с нарочитой грубостью, стараясь заставить его понять: она знает, что думают люди, глядя на нее.
      – Но ты же не делала этого. – В голосе его прозвучала огромная досада.
      – Они никогда этого не узнают, – напомнила она. – Ради Шей надо, чтобы они в это верили.
      – Тогда тебе нужно поверить ради Шей еще в одну вещь, – порывисто вздохнул Форд. – Эти люди приняли ее.
      Кэтрин покачала головой. Она видела их презрение к себе.
      – Это правда. Я знаю, ты хочешь забрать Шей и уехать отсюда. Но ведь мы твои единственные родственники. Для твоей малышки Дойл и тетя Ди – ее семья, которую она знает уже много месяцев. Они любят ее. Дойл позаботился, чтобы те, кого не устраивает команчская кровь Шей, держали свои дурацкие мысли при себе.
      – Что такое ты говоришь, Форд? – требовательно спросила Кэтрин. – Что я должна отдать своего ребенка?
      – Я не предлагаю тебе отдать девочку. Я только прошу тебя не забирать ее. Ради тети Ди. Ради самой Шей.
      Несколько минут они ехали молча. Затем Форд снова попытался объяснить ей.
      – Ты помнишь, что я тебе сказал, когда ты с команчем нашла Меня?
      – Помню, – тихо ответила Кэтрин. Она помнила все обидные слова. – Ты считаешь, что я сама виновата в том, что эти люди думают обо мне и о Шей.
      – Только частично. Они впустили в свои сердца Шей, Кэт. Дай им шанс, прежде чем ты вырвешь ее из этой жизни. С корнями.
      Кэтрин не знала, что ему ответить, и промолчала. Она не была уверена в том, что может сейчас принимать решение: какое бы то ни было и о чем бы то ни было. Пока не могла.
      Новый дом Ди представлял собой аккуратный квадрат, расположенный у подножия пологого холма.
      Сбоку дома на веревке сушилось белье. Оно было, как всегда, безупречно чистое и аккуратно повешенное. На каждом окне висели занавески. Хозяйственный двор перед хлевом был чисто прибран.
      Форд стоял сзади, когда Кэтрин постучала в дверь. Открыла им Ди. Она ахнула от радости при виде своей любимой Кэтрин, обветренной, загорелой и такой долгожданной. Их объятие смело всю боль разлуки. Ди отступила на шаг, чтобы лучше разглядеть племянницу, глаза ее увидели раны, которые Кэтрин не могла от нее скрыть.
      – Ах, Кэт, – проговорила она, наконец отступая от двери. – Заходи, моя милая. И ты, Форд. Как там моя Элизабет?
      Кэтрин вошла за теткой в дом, оглядываясь по сторонам. Дом был добротно построен, и Ди с любовью его обихаживала, но он был гораздо меньше того, в котором она воспитала детей своей сестры.
      Кэтрин повернулась к тетке:
      – Где Шей? – она постаралась подавить страх, но не смогла сдержать тоски:
      – Спит… снова. Сегодня незадолго до рассвета Дойл отгонял лисицу от кур. Выстрелы разбудили Шей, и она так разгулялась, что заснула только полчаса назад. Она задремала на полу, играя с горшочками, – голос Ди постепенно стихал. – Мне разбудить ее?
      Кэтрин услышала дрожь в голосе тетки и, посмотрев ей в глаза, увидела тревогу. Ди явно жила в постоянном страхе, что настанет день, и Кэтрин приедет за Шей.
      – Нет. Конечно нет. Но я тихонько пройду и погляжу на нее.
      – Я тебя провожу.
      Форд не пошел за ними, а Кэтрин последовала за теткой через узенькую прихожую в спаленку. У закрытой двери Ди оставила Кэтрин одну, хотя та подозревала, что тетка с трудом поборола желание остаться, чтобы проследить, не сбежит ли племянница с ребенком, пока никто не видит.
      Кэтрин вошла в комнату и тихо закрыла за собой дверь. Шей спала, раскинувшись поперек кроватки. Ее темные волосики были чуть влажными из-за того, что в комнате было очень тепло. К удивлению Кэтрин, печаль, терзавшая ее сердце, не рассеялась при виде дочери. Возможно, она слишком сильно и слишком долго тосковала по ней, чтобы боль тут же исчезла.
      Мягким движением она приоткрыла белую занавеску, и слабое зимнее солнце осветило спящего ребенка. Шей шевельнулась, и, несмотря на свое намерение не будить малышку, Кэтрин позвала ее. Не просыпаясь, Шей перевернулась на живот и подтянула коленки к подбородку.
      Не в силах сдержаться, Кэтрин подхватила ее на руки. Шей открыла глаза и посмотрела на Кэтрин. Неожиданно она изогнулась назад, отстраняясь прочь. На лице ее появился страх:
      – Мама!
      – Мама здесь, любовь моя, – попыталась успокоить ее Кэтрин.
      – Мама! – громче и отчаянней. – Мама! Кэтрин запоздало поняла, что Шей зовет не ее.
      Дверь отворилась, и девушка повернулась к ней, обвиняюще глядя на вошедшую тетку.
      – Ты приучила ее называть себя мамой!
      – Нет, Кэтрин. Через какое-то время это пришло само собой. Малышке нужна мать.
      – Я ее мать! – с мучительным усилием она опустила Шей, и та бросилась к своей двоюродной бабушке. Шаги у девочки были уверенными, не теми робкими, как их помнила Кэтрин. Она почувствовала, что упустила сладкий миг выхода ее дочери из младенческого возраста.
      Ди нагнулась и подняла рыдающую девочку на руки, потом посмотрела на Кэтрин.
      – Тебя здесь не было, – тихо напомнила она и, выпрямившись, вышла из комнаты.
      Кэтрин опустилась на кроватку, потрясенная и побежденная. Она потеряла все: надежду на жизнь с Убивающим Волков, Слейда, а теперь и Шей. Рыдания подступили к горлу, но она сглотнула слезы и поборола боль, не желая, чтобы те, кто сейчас ждет ее за дверью, услышали их и пришли к ней. Ей надо самой справиться со своей потерей. Их любовь не смягчит ее боль.
      Кэтрин не знала, сколько времени она так просидела, но вышла из комнаты решительная, с сухими глазами, хотя смириться с происходящим не могла. Ди и Форд ждали ее на кухне, Дойл был с ними. Глаза Кэтрин сначала метнулись к нему, потому что у него на руках, прижавшись к его груди, угнездилась Шей. Она видела, каким бледным и напряженным стало его лицо. Он боялся. Она перевела взгляд на тетку и увидела ужас в темных глазах Ди.
      – Я не собираюсь забирать ее у вас. – Голос ее звучал надорванно и резко.
      Дойл ничего не ответил. Он не в силах был поверить в это, тем более понять.
      Ди, борясь с надеждой, переспросила:
      – Правда, Кэт?
      Кэтрин медленно расстегнула тонкую золотую цепочку у себя на шее. Крохотный золотой крестик, который много месяцев назад дала ей Ди, сверкнул в потоке солнечного света, падающего из окна. Слова Ди, которые врезались ей в память, казалось, снова звучали в комнате.
      «Шей – твоя дочь, и я не отдам ее никому, пока мне не покажут этот крестик».
      Теперь Ди никогда не придется отдавать ее.
      Кэтрин протянула тетке цепочку с крестиком:
      – Шей заслуживает того, чтобы у нее были вы с Дойлом. Ей нужна семья, а я не могу дать ей этого. – Слезы душили ее. Она посмотрела на Форда. – Отвези меня домой, Форд. Пожалуйста.
      И Кэтрин, не оглядываясь, вышла из комнаты.

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28