– Ты понимаешь, что говоришь, парень?
– Да. Я говорю, что ты не можешь отнять у матери дочь только потому, что создашь ей лучшие условия. – Если Форд и собирался когда-то открыть секрет Кэтрин, что Шей не ее дочь, то теперь он понял, что это невозможно. Ради всех тех, кто был в этом замешан.
Ди тронула мужа за руку.
– Дойл, он прав. И я не могу позволить тебе так поступать.
Плечи Дойла поникли, он смирился с поражением. Глаза его встретились с глазами Ди.
– Как мы это вынесем?
Ее глаза наполнились слезами, но она лишь покачала головой. На это у нее ответа не было.
Два Дня спустя Форд набрался, наконец, мужества для первой поездки в Нью-Браунфелс. Мужество было необходимо ему для встречи с Элизабет.
Ди подошла и стала в дверях его комнаты, наблюдая, как он расчесывал мокрые после купания волосы. Застегивая рубашку, он ухмыльнулся ей, но Ди видела, что он нервничает. Она улыбнулась ему в ответ, на мгновение увидев в нем его отца, такого красивого, что дух захватывало. Форд сейчас был похож на него, как две капли воды.
– Может, Элизабет меня позабыла? – он пытался говорить беззаботно, словно его это совсем не волновало. Однако по глазам Ди он понял, что его небрежный тон ее не обманул.
Забыть его? Когда сама Ди помнила подробности смерти его отца так ясно, словно это было вчера?
– Нет, Форд, – тихо возразила она, – Элизабет не забыла, – она сморгнула слезы с ресниц и снова улыбнулась ему. – Передай ей мою любовь.
Форд откашлялся.
– Передам. После того, как скажу о своей. Затем он взял шляпу и стряхнул с нее пыль. По крайней мере, у него был предлог съездить в город. Ему надо было сменить шляпу: свою он доносил до дырки на макушке.
– Я ничего выгляжу?
Ди любовно поправила ему куртку, приглаживая воротник, который и без того лежал ровно.
– Ты выглядишь замечательно, Форд. Просто замечательно.
Она спустилась с ним по лестнице, поглядев мимоходом на Шей, тихо игравшую в передней комнате, а затем проводила его с крыльца.
– Мне ждать тебя к ужину? Форд нерешительно улыбнулся.
– Надеюсь, что нет.
Дойл перестал рубить дрова и присвистнул при виде прихорошившегося Форда.
– Отправляешься ухаживать?
– Попытаюсь, – признался Форд. Мужчины заключили что-то вроде перемирия. Их связывала любовь к Ди и Шей.
Дойл с улыбкой оперся на топорище.
– Тут ведь что главное, – начал он с умным видом, – надо заставить их думать, что это они тебя ловят, – он подмигнул Форду. – Сработало с твоей теткой.
– Дойл Шанли, – угрожающе рассмеялась Ди, – если будешь продолжать в том же духе, тебе тоже придется ехать в город – искать себе ужин!
– Ну, ну, любимая, я просто стараюсь помочь мальчику.
Посмеиваясь, Форд направился в конюшню, оставив этих двоих продолжать свои заигрывания, потому что именно этим и были все их споры. Он помнил, что они поженились совсем недавно, и старался не путаться у них под ногами. Он надеялся, что вскоре и сам будет занят своими личными делами, и Дойл с Ди получат возможность уединяться столько, сколько захотят.
Теплое дневное солнце грело его спину, когда Форд ехал в Нью-Браунфелс. Здесь иногда стояли такие ясные, тихие дни, что казалось, зима в Техас так и не пришла. Но порой так задувал ледяной северный ветер, что все прятались по домам.
Хотя жизнь городка никто не назвал бы бурлящей, но в это утро среди недели он казался очень деловым. Проезжая мимо аккуратной белой церковки, Форд подумал, что, может, придет день, и они с Элизабет будут стоять на ее ступенях, окруженные гостями. Последнее время он много думал о женитьбе. И всегда на Элизабет. Если она не захочет больше иметь с ним дела, он не думал, что найдет когда-нибудь другую женщину, с которой хотел бы прожить всю жизнь.
Размышляя так, Форд поровнялся с кузницей, откуда раздавался звон: там ковали подковы. Форд остановился перед расположенной рядом с ней конюшней. У входа в нее его встретил Эван Берч.
– Форд! Давно вернулся? А Кэтрин вернулась с тобой? – На мгновение Эван будто вновь услышал укоризненный голос Кэтрин. Он принял ее упрек близко к сердцу и больше никогда ничего дурного не говорил о Форде Беллами. К несчастью, жители городка плохо отзывались о самой Кэтрин. Эвану же казалось несправедливым, что молоденькую девушку, похищенную индейцами, после ее возвращения через два года стали считать не жертвой, а какой-то преступницей.
На минуту Форд смешался, но затем спешился и ответил, насколько сумел, небрежно:
– Нет. Мы случайно разминулись. Тетя Ди и я надеемся вскоре ее увидеть.
Эван поскреб свой плохо выбритый подбородок, а затем взял поводья, протянутые ему Фордом:
– Пожалуй. Ей ведь небезопасно одной ездить по окрестностям.
Хотя Форд понимал, что правда рано или поздно выйдет наружу, он решил, лучше пусть будет поздно.
– О да, ведь она не одна. Она догнала этого рейнджера, которого искала. Присмотрите несколько часов за моей лошадью, Эван? – и он зашагал прочь раньше, чем Эван успел спросить еще о чем-нибудь.
– Идешь повидаться с Элизабет? – Эван все же успел задать последний вопрос.
Форд приостановился и глянул через плечо:
– А что, есть причина не делать этого?
Он не мог никого спросить, но вдруг у нее есть муж? Или джентльмен-друг? Эван ухмыльнулся:
– Насколько мне известно, никакой. Передай ей мои наилучшие пожелания.
– Обязательно, Эван. – Но пожелания Эвана Берча быстро вылетели у Форда из головы.
Он долго стоял перед домом Элизабет, глядя на входную дверь и пытаясь набраться мужества, чтобы постучаться. Его не было так давно. И он не просил ждать его, когда приходил прощаться с ней прошлой весной. Тогда ему нравилось чувствовать себя ни с чем и ни с кем не связанным. Но теперь он видел, как умирают мужчины, и узнал, что такое переспать со шлюхой. Теперь он понимал, что такое одиночество и что значит в жизни человека свой дом.
Сейчас Форд хотел больше всего быть привязанным к одному месту. Когда он прощался с Элизабет, то знал, какие именно слова она хочет от него услышать. Ему просто не хотелось их произносить. Теперь же он раздумывал, не изменились ли ее чувства. Может быть, она теперь относится к нему иначе… а, может быть, относится теперь к другому так, как тогда к нему.
Глубоко вздохнув, Форд снял с головы шляпу, поднялся по ступенькам и, не останавливаясь, чтобы не передумать, поднял руку и резко постучался.
Шесть долгих месяцев Элизабет Керн уговаривала себя забыть Беллами. В тот последний день, когда Форд пришел сообщить ей, что отправляется перегонять скот, она прочла правду в его глазах. Она его теряла. Не из-за другой женщины… в этом смысле Форда интересовала только она. Нет, Он покидал ее ради чего-то более увлекательного, чем маленькая ферма в Нью-Браунфелсе.
И все же в Элизабет жила надежда снова увидеть его. В конце концов, здесь оставалась его семья. Он вернется, хотя бы затем, чтоб распрощаться совсем. Девушка видела, с каким жадным нетерпением Форд рвется уехать, и не стала виснуть на нем. Она постаралась, чтоб он не увидел и слезинки. Но теперь, стоя наверху у окна своей спальни и глядя вниз на Форда, остановившегося перед ее домом, Элизабет боялась, что второй раз не сможет быть такой храброй. На этот раз она знала, они простятся надолго. И ей придется оставить свои мечты о нем. Будучи очень практичной, Элизабет понимала, что не сможет посвятить свою жизнь ожиданию человека, который вечно будет покидать ее.
Пока она раздумывала об этом, Форд скрылся из виду. На какой-то момент она решила, что ей просто приснилось, будто он стоял внизу. Но когда мать стукнула в дверь и тихо ее окликнула, она поняла, что это не сон.
– Войди, – мягко отозвалась она.
Марта Керн открыла дверь и вошла в спальню. Ее брошенный на дочь взгляд смягчился, когда она заметила, что занавески отдернуты. Значит, Элизабет уже увидела его. Это было заметно и по румянцу, вспыхнувшему на ее внезапно побледневшем лице, и по той искре надежды в голубых глазах, которую Элизабет не смогла скрыть.
– Элизабет, здесь Форд. Он хочет видеть тебя. Элизабет в замешательстве подняла руку поправить волосы. Вторая рука нервно вцепилась в юбку…
– Я… скажи ему, что я сейчас спущусь. Марта кивнула и ободряюще улыбнулась дочери. Долгую минуту Элизабет стояла, устремив взгляд на дверь, которую мать закрыла за собой. Она подумала, что, наверное, ей стоит причесать волосы, вечно стремившиеся выбиться из аккуратных локонов. Может быть, надо сменить платье на более нарядное? В конце концов она не сделала ни того, ни другого.
Не сумела она за эти несколько минут и справиться со своим волнением. Собравшись с силами, она отворила дверь и покинула свое убежище – комнату, которая была свидетелем ее мечты, ее страхов, когда в долгие последние месяцы она стала терять надежду на их осуществление.
Элизабет не было слишком долго, и Форд уже начал было подумывать, что она вообще не хочет видеть его, как наверху хлопнула дверь. Он стоял в двери гостиной, где ее мать пыталась вести с ним непринужденную беседу, и ждал, пока Элизабет спустится вниз. Первое, что он увидел, была крохотная оборочка, окаймлявшая подол ее платья, и выглядывавшие из-под него туфельки. Девушка медленно шла к Форду.
Он с грустью вспомнил свои мечты, в которых Элизабет, сломя голову, бежала ему навстречу. Первый же взгляд на ее лицо просто ошеломил его. Девушка выглядела испуганной, лицо ее было бледным и напряженным. Делая шаг с последней ступеньки, Элизабет попыталась улыбнуться Форду, но какая же это была грустная улыбка. Сердце Беллами ушло в пятки.
Все это вовсе не походило на сердечный прием, который он надеялся встретить.
– Элизабет! – ласково проговорил он. Никогда еще не была она такой красивой. Его рука даже заболела, так хотелось ему коснуться выбившихся из ее прически прядок, нежно дотронуться до щеки.
– Привет, Форд, – выговорив это, Элизабет почувствовала себя увереннее. Голос прозвучал сдержанно. – Когда ты вернулся?
– Позавчера, – он удрученно улыбнулся. – Нашел много перемен.
– Тебя долго не было, – напомнила она ему. Но не так долго, чтобы избавиться от впечатления, которое он на нее всегда производил. Теперь, когда девушка увидела Форда, оно усилилось. Его крепкие мускулы стали железными и перекатывались под одеждой. Солнце сделало бронзовой его кожу, густая медь волос превратилась в темный огонь.
– Да. – Он так и думал, что слишком долго.
– Хочешь присесть?
Форд чуть не застонал от ее вежливого голоска, когда она жестом пригласила его на жесткий диван, гордость матери.
– Если не возражаешь, я лучше посидел бы на крыльце. А то я не слишком-то привык жить в домах. И на улице тепло.
– Разумеется, – Элизабет почувствовала, что краснеет, когда направилась впереди него на заднее крыльцо, где сбоку висели качели. Там она и Форд сиживали долгими весенними вечерами, когда Беллами ухаживал за ней. Там он поцеловал ее в первый раз… и в последний.
Какое-то время они молчали. Форд мягко раскачивал качели, отталкиваясь носком сапога от неровной доски пола.
Молчание прервала Элизабет.
– Полагаю, твоя жизнь в последнее время была довольно волнующей.
А все, что могла предложить она вместо этого, пикники после воскресной службы и редкие воскресные званые вечера.
– Сначала так оно и казалось, – признался Форд. – И я радовался возможности увидеть еще что-то, кроме фермы, где прожил всю мою жизнь. Но того, что я повидал, хватит мне очень надолго.
Возможно, когда-нибудь он расскажет ей обо всем, даже о тех моментах, о которых тете Ди лучше не знать. Он искренне надеялся, что такой шанс у него будет.
Элизабет расслышала эти слова, но боялась им поверить. Она осторожно искоса посмотрела на Форда, желая увидеть выражение его глаз. Но он глядел прямо перед собой на улицу. Может быть, в глубине души он и сейчас хотел отправиться по этой дороге прочь из города?
– Вероятно, Нью-Браунфелс кажется тебе теперь слишком тихим?
Форд сокрушенно ухмыльнулся:
– Мне он подходит. Единственное волнение, которое мне хочется испытать теперь, это когда наш преподобный начнет проповедовать насчет ада, и… может быть… свадебное волнение… – Форд невзначай сунул руку в карман куртки и коснулся маленького предмета, как талисмана. – Я соскучился по тебе, Элизабет.
Боясь надеяться, Элизабет зажмурилась, чтобы не дать пролиться набежавшим слезам. Ей пришлось вздохнуть, прежде чем заговорить, чтобы голос не дрогнул:
– Мне тоже тебя не хватало, Форд. Я боялась, что ты не вернешься. – Она открыла глаза и, повернувшись, посмотрела на небо, давая юноше возможность увидеть сверкающие в глазах слезы и понять ее сердце. – И я боюсь, что ты не останешься здесь.
Форд мечтал, чтобы было уже темно, и он мог бы обнять ее. Он до боли хотел прижать ее к себе покрепче. Вся она была нежность и мягкость.
– Я никуда не собираюсь уезжать, Элизабет. И надеюсь находиться от тебя не дальше, чем позволит твое семейство, когда ему надоест, что я путаюсь под ногами. – Медленно-медленно он вытащил из кармана руку с зажатым в ней кольцом. – Оно принадлежало моей матери. Мне хотелось бы, чтобы ты надела его. И обручальное впридачу.
Элизабет уставилась на сверкавшие в солнечном свете крохотные бриллиантики и совсем крошечные изумрудики и расплакалась. Ей было все равно, что еще день. С радостным полустоном Форд обнял ее обеими руками, чтобы не дать упасть с качелей, когда она бросилась ему на грудь.
ГЛАВА 21
– Ты не спрашиваешь, куда я тебя везу. Он хотел ее уколоть, но Кэтрин равнодушно посмотрела на силуэт Раска, вырисовывающийся в предрассветной мгле. По расположению звезд она поняла, что они едут на юг. Однако не собиралась объяснять ему этого.
– Ты что, совсем не любопытная? – Молчание было ответом на эти слова, и в его тишине мерный стук копыт прозвучал особенно громко. – Я ведь, знаешь ли, не собираюсь причинять тебе вреда.
На это Кэтрин тоже не ответила. Какие бы планы он ни строил насчет нее, она не сомневалась, что они ее не устроят. Она вспомнила Мэгги, вынужденную уехать, несмотря на крики младенца. Наверняка, эти же звуки преследовали ее, когда она умирала. Явно недовольный Раск замолчал, снова оставив Кэтрин наедине с ее мыслями. А они были о Слейде. Вернется ли он с рассветом к Калленам? Обнаружит ли их следы? Будет ли тратить силы на преследование?
«Он ведь, наверняка, поймет, – говорила она себе, – что я никогда не уехала бы по своей воле, не выяснив, что случилось с Фордом».
Но она не могла до конца убедить себя в том, что небезразлична Слейду настолько, что он погонится за ними. Разве если только узнает, что ее захватил Раск.
Первые слабые проблески холодного рассвета окрасили горизонт, когда Раск натянул поводья своего коня, чтобы остановить его, и спешился. Он поглядел на Кэтрин, которая оставалась верхом.
– Слезай, девушка.
Судя по выражению его лица, Раска все больше раздражало се продолжительное молчание. Сознание этого утешило Кэтрин. Все так же не говоря ни слова, она опустила глаза на свои руки, свободно связанные впереди. Раск проследил за ее взглядом.
– Это тебе не помешает. Ты сможешь слезть с лошади и со связанными руками.
Кэтрин сумела проделать это, хотя и очень неловко. Мысленно при этом она представляла себе, как наставляет на Раска пистолет, и бандит молит о пощаде.
– Тебе, наверное, очень бы понравилось, если бы я разрезал эту веревку, – его ровные белые зубы сверкнули в улыбке, но глаза оставались холодными. – Не знаю, чего это твой брат так о тебе распространяется. Не такая уж ты и злючка, как я погляжу.
Кэтрин задрала нос и смерила Элзи ледяным взглядом.
– Если тебе повезет, – проговорила она ровным голосом, – я найду способ убить тебя до того, как Слейд нас догонит. Тебе меньше придется страдать, если это сделаю я.
– Возможно.
Удовлетворение, блеснувшее в его глазах, заставило ее пожалеть о своих словах, особенно когда он проговорил:
– Так, значит, я оказался прав. Он поедет за тобой.
Наконец-то этот Слейд будет в его власти. Эта мысль была очень утешительной.
– Нет, он поедет не за мной, а за тобой. – Кэтрин подняла руки, чтобы придержать свои волосы, которые ветер швырял ей в лицо.
К ее удивлению, Раск отвернулся, прорычав:
– Предлагаю тебе размять ноги и сделать, что тебе необходимо. Мы здесь долго не пробудем.
На какое-то мгновение с Кэтрин спало напряжение. Она даже не сознавала до этой минуты, как боялась изнасилования. Конечно, опасность не миновала. Ни в коей мере. Но Кэтрин получила отсрочку. По крайней мере, на время. Раск не выказывал никакого интереса к ней. Она быстро закрыла глаза и помолилась, чтобы Слейд, действительно, последовал за ними – по любой причине. Затем она двинулась к укрытию, не очень надежному, которое давали одинокий валун и жалкие колючие кустики вокруг него.
Слейд въехал во двор Калленов на рассвете. Когда он спешился, великое множество детей налетело и окружило его. Он встретил серьезный взгляд одной из девочек, большеглазой, с худеньким личиком и шелковистыми рыжими волосами, и понял, что случилось неладное. Подняв глаза, он увидел на пороге ее отца:
– Вы, должно быть, мистер Слейд, – протянул ему руку Адам Каллен. Его симпатичное лицо было озабоченно.
Слейд замер:
– Где Кэтрин?
Он не мог придумать никакой причины, по которой Кэтрин могла бы не дождаться его здесь. Но чувствовал, что ее здесь нет.
– Сказать по правде, я надеялся, что это вы приехали ночью и забрали ее с собой. Но особенно в это не верил, – признался Каллен. – Когда мы около часа назад поднялись, ее уже не было.
– А ее лошадь? – в уме Слейда мелькали разные предположения.
– Исчезла, – Каллен беспомощно пожал плечами. – Не знаю, что и сказать вам. Когда мы ложились спать, дверь была закрыта изнутри на засов. Мальцы ничего не слышали, – он поглядел на самую высокую, которая в ответ кивнула.
Слейд был уверен, что Кэтрин уехала не добровольно. Она не могла не дождаться его, чтобы узнать, что с ее братом. Слейд похолодел при одной мысли о том, что Убивающий Волков мог следовать за ней с момента ее бегства. У индейцев были страшные способы наказания беглых жен, особенно неверных. Он видел обезображенные шрамами лица этих несчастных женщин.
Бросив посреди двора крапчатого с поводьями на земле, он резко повернулся и направился к хлеву, почти не сознавая, что Адам Каллен следует за ним по пятам.
– Я там проверял, – сказал Каллен. – Следов борьбы нет. Ни в хлеву, ни во дворе.
Слейд осмотрел стойло, куда была поставлена Сэди, затем проход и землю на пути из хлева. И наконец с краешка увидел то, что искал. Там, где земля не была истоптана детскими ногами, было несколько четких отпечатков. Установив, какие из них принадлежали кобыле Кэтрин, он стал изучать вторые следы. Облегчение смешалось с глубокой растерянностью; второй конь был подкован, и оба животных отъехали без особой спешки.
Выпрямившись, Слейд посмотрел на озабоченное лицо Каллена.
– Я сейчас уеду.
Адам подумал о своей Эйлин, которая в доме качает ребенка и тревожится о том, что случилось с ее новой подругой.
– Я мог бы поехать с тобой. На случай, если тебе понадобится помощь.
Слейд сдвинул шляпу на затылок, чтоб не прикрывала глаза:
– Спасибо, но это не нужно, – и, глянув в сторону дома, добавил: – Передай своей миссис, что мы признательны ей за гостеприимство.
Он резко свистнул, и крапчатый протопал к нему. Взметнувшись в седло, Слейд кивнул Каллену и направил коня на юг.
Солнце поднималось все выше, и Раск повернул коней на юго-запад, следуя по тропе, пробитой копытами оленей и индейскими мокасинами. Время от времени он разговаривал с ней.
– Не очень-то ты годишься быть скво. Думаю, что новая жена Убивающего Волков уже нашла бы способ перерезать мне горло.
Кэтрин подумала о робкой Танцующей Иве. Надо быть очень осторожной, чтобы не попасть в ловушку. Элзи Раск не дурак, иначе ему не удавалось бы до сих пор ускользать от Слейда.
– Я так полагаю, что Убивающий Волков тоже не считает тебя хорошей скво, раз он объявил о твоей «смерти». Расскажи-ка мне, как это – чувствовать себя ходячей мертвячкой?
– Вероятно, вроде того, как чувствовать себя ходячим мертвецом. Почему бы тебе не рассказать мне об этом?
Она улыбнулась, увидев, как при этих словах он сгорбился. При всей внешней уверенности мысль о Слейде, идущем за ним по следу, явно Раска пугала. И, хотя Кэтрин не могла удержаться, чтобы не уколоть его, она про себя с тревогой подумала, что будет, если Слейд не появится. До сих пор судьба ее была неясна, однако насмешки над Раском до добра ее довести не могли.
В полдень Раск снова сделал остановку и дал Кэтрин кусочек сухого мяса, такой же, как на завтрак. К великому ее облегчению, Элзи и теперь оставил ее в покое, и остаток дня они проехали в молчании. Она предпочитала, чтобы на нее не обращали внимания.
На ужин Раск убил кролика, и Кэтрин приготовила его, потому что очень проголодалась.
К ее удивлению, Раск разделил его поровну. Проглотив первый кусок, он ухмыльнулся:
– Кухарка ты хорошая. – Он наблюдал за ней, пока они ели. – Я думал, ты с ума сойдешь от страха. Мне следовало бы сообразить, что, если женщина жила с таким дьяволом, как Убивающий Волков, она ничего не испугается, – говоря это, он бросил последнюю кость в кусты. Она не ответила, и он, нахмурившись, стал вырезать что-то на палке вымазанным в жире ножом. – Солдаты поймают твоего брата и повесят. – Он поднял глаза от своего строгания.
«Вот тебе и отсрочка», – подумала Кэтрин, не дрогнув, встречая его взгляд.
– Если так и случится, ты этого не увидишь. Слейд тебя прикончит. Он устал охотиться за тобой и готов положить этому конец.
Реакция Раска на ее слова была просто пугающей. Он бросил нож, который держал, в дерево за костром, так близко от Кэтрин, что она услышала, как тот задрожал, вонзившись.
– Сукин сын! Какого черта он не гоняется за кем-нибудь еще? Дьявол его забери, да есть еще сотня разных других ублюдков, награда за которых выше.
Кэтрин с отвращением поглядела на него:
– Но никто из этих других не отнял у него жены… и сына.
– Что? О чем это ты, черт тебя побери, болтаешь? – злость еще звучала в голосе Раска, но в нем послышалась и легкая растерянность. Или недоверие.
– О Мэгги Слейд и ее ребенке, – медленно выговорила Кэтрин, стараясь разбудить его память. – Они оба умерли из-за тебя.
– Я никогда не убивал никакой женщины. Белой женщины, – добавил он, отчего ярость и отвращение Кэтрин только усилились. – И уж наверняка я никогда не убивал никакого ребенка.
– Не убивал. Мэгги покончила с собой, после того как ты ее изнасиловал и отдал другим, после того как ты принудил ее оставить ребенка одного в доме, чтобы он умер с голода.
Темное лицо Раска медленно бледнело.
– Так это была жена Слейда? – хрипло спросил он. Кэтрин кивнула, почти не веря, что он этого не знал. Слейд так долго охотился за Раском, а тот все это время не знал, почему.
– Дерьмо, – Раск уставился в огонь. – Дерьмо. Он почти не помнил эту женщину, забыл даже цвет ее волос, но ее вопли все еще стояли у него в ушах. Он помнил, как выволакивал ее из дома. Младенец плакал. Девушка умоляла. А он был пьян. Почти с мольбой он поднял глаза на Кэтрин:
– Я думал, кто-нибудь найдет этого ребенка через день или два. Все время, пока я там был, люди шастали туда-сюда в этот проклятый дом. И мне приходилось притворяться гораздо более слабым, чем я был на самом деле. – До него наконец медленно стало доходить, почему он не мог оторваться от Слэйда больше, чем на несколько дней или, в лучшем случае, недель. Этому человеку не деньги были нужны, он хотел крови Раска. – Дерьмо поганое! Какого черта понадобилось ей убивать себя? Я не причинил ей вреда. Не бил и ничего такого не сделал.
Кэтрин представила, что пришлось перенести бедной Мэгги, ее страдания, муки, которые испытала бы она сама, если бы Шей оставили умирать с голоду одну в доме. И всякое, даже слабое сочувствие к Элзи исчезло.
– Ты ублюдок и дурак. И считай себя мертвым.
– Подымайся. Идем, – Раск вскочил на ноги и стал закидывать костер землей.
– Мы весь день ехали верхом! Мне надо отдохнуть, – запротестовала Кэтрин.
– Неужели? Что ж, придется тебе отдыхать в седле. Мы убираемся отсюда.
Он сыпал проклятьями, когда, путаясь в упряжи, седлал лошадей, но не развязал Кэтрин рук, чтобы она ему помогала. Когда, наконец, он подвел к ней коня, то яростно поглядел ей в глаза.
– Тебе везет. Без тебя я мог бы ехать быстрее, но мне нужны деньги. А ты чего-нибудь, да стоишь.
У Кэтрин кровь заледенела в жилах, когда она, влезая в седло, услышала это. Она так же хорошо, как Раск, понимала, что связаться с ее семьей, чтобы получить выкуп, трудно, это требует времени. Да Элзи и не мог бы быть уверен, что ее выкупят. Он, должно быть, собирался продать ее. И как избежать этого, Кэтрин придумать не могла.
Пока они ехали в темноте, девушка пыталась сообразить, что он задумал. Не так уж много было безопасных мест для беглеца. Может быть, Мексика. Они направлялись как раз в ту сторону.
Команчерос. Охотники за команчами. Эта мысль пришла ей в голову с ужасающей ясностью. Торговцы из Санта-Фе. Она никогда не бывала в Долине Слез, но слышала рассказы о ней. Это было одно из многих оговоренных мест торговли, где взятых пленников продавали, обменивали и – очень редко – выкупали. Это было место, где законы не действовали. Здесь царило предательство и начинались многие страдания.
К ней снова вернулось мужество – вместе с решимостью. Если Кэтрин суждено освободиться, это должно произойти скоро. Она сама будет бороться против Раска. Она не знала, успеет ли Слейд догнать их вовремя, а вырваться от команчерос надежды у нее не было никакой.
Темнота медленно отступала перед утренним светом, мрачные тени превращались в покрытые травой просторы. После восхода солнца Раск стал гнать лошадей еще сильней, как будто дневной свет делал его более уязвимым. Кэтрин подозревала, что так оно и есть. Она снова задумалась, действительно ли Слейд едет за ними и о чем думает он во время погони, если догадался, что преследует Раска. Мучат ли его мысли о Мэгги сейчас, когда его добыча так близка? Представляет ли он себе, каким уже мог бы быть его сын…
Закрывая глаза, Кэтрин легко могла вообразить мальчика, похожего на Слейда. Ему было бы сейчас одиннадцать или двенадцать. Длинненький, голенастый, быстро превращающийся в юношу. Кэтрин мысленно видела его рядом с матерью, с отцовскими темными глазами и волосами. Но почему-то женщина рядом с ним, которую держал он рукой за талию, была не Мэгги. Это была она, Кэтрин.
Кэтрин резко открыла глаза. Такие мысли опасны. По крайней мере, для нее. Каким бы ни оказался Слейд, если бы Мэгги была жива, теперь он стал совсем другим человеком. Это был «представитель закона», сам ходивший по его краю. И был Слэйд странником, перекати-поле, без корней, без желаний, которые могли бы связывать его с будущим. Она не могла представить себе его, осевшим, например, в тихом Нью-Браунфелсе на всю оставшуюся жизнь и не могла представить себя, таскающей за собой. Шей от заставы к заставе. Даже если бы он захотел этого, чего Кэтрин тоже представить себе не могла. Она уставала все больше и больше, но знала, что Раск устал тоже. Он дал своему коню перейти на медленный шаг, и время от времени его качало в седле.
– Если ты не будешь отдыхать, он все равно тебя догонит.
Горло ее пересохло, и голос звучал хрипло в окружавшей их тишине.
– Заткнись и езжай, – прорычал Раск. Глаза, обращенные к ней, налились кровью от изнеможения.
Кэтрин понимала, что сама выглядит не лучше. А чувствовала она себя просто отвратительно. Если б она знала, какую реакцию вызовет у Раска ее откровенность, она не стала бы рассказывать ему, почему Слейд так настойчиво его ищет. Теперь Раск спасал свою жизнь, и девушка опасалась, что он заставит ее скакать на лошади до полного изнеможения. А если она не сможет ехать дальше? Оставит ли он ее в живых ради золота, которое надеется за нее выручить?
К ночи она уже едва держалась в седле, и даже Раск не мог ехать дальше. С большой неохотой он разбил лагерь. При свете небольшого костерка, который Элзи позволил разжечь, они поели мучной болтушки, сдобренной кусочком соленой свинины. Раск наблюдал за Кэтрин, но ничего не говорил. Она тоже молчала. В его взгляде было обвинение, словно это она накликала на Раска беду и не за его собственные поступки хотел отомстить Раску Слейд.
После ужина Кэтрин заснула, не заботясь о том, спит он или нет.
Слейд сдвинул шляпу на затылок и вытер лоб. Было чертовски тепло для ноября. По крайней мере, ему казалось, что еще ноябрь. Когда Слейд шел по следу, ему трудно было следить за временем. Да и кроме того, для человека его профессии время особой роли не играло: сегодня встреча с армейскими офицерами в одном лагере, завтра свидание с рейнджерами в другом. Если он опоздает или не приедет, никто не будет волноваться. Слейд не брал отпусков, не вспоминал о днях своего рождения, хотя не забывал, когда родились Мэгги и сын, и всегда грустил в эти дни. Но он желал бы не помнить ничего. Прошлое мучит.
Слейду достаточно было знать, когда сменяется время года и начинается и кончается день.
И, разумеется, он не хотел привязываться еще к кому-то. Долгое время так и было. Конечно, между рейнджерами существовало что-то вроде братства. И заботиться, чтобы напарник остался в живых, было все равно, что заботиться о себе. Годами это было единственной привязанностью Слейда. Но за последние несколько недель что-то изменилось, и он еще не осознал, что именно. Но ощущение перемены его не обрадовало.
Дело было в Кэтрин. Она засела в нем занозой. Мысли о ней мучили его днем и ночью. Ощущение, что девушка в опасности, было просто пыткой.
А она находилась в опасности. Он это чуял нутром. Он мысленно оценивал разные возможности, он боялся, что не успеет догнать ее вовремя, он ненавидел того, кто ее увез. Надежда, что это Форд каким-то образом нашел ее, пропала, когда следы лошадей, свернули на запад. В Мексику. Форд повез бы ее на юг, в Нью-Браунфелс.
