Джози засмеялась.
      – Мне и правда хотелось поступить именно так, Лили, – ради самой себя и малютки. Сейчас я себя чувствую неважно. Наверное, родится очень крупный ребенок.
      Девушки сидели на солнце и болтали, но впервые за всю жизнь Лили ясно почувствовала неравенство между ними, и это ее огорчило. Когда-то они были очень близки. Теперь их жизни развивались по совершенно разным направлениям. Но несмотря на то, что у Джози всего было гораздо меньше, Лили завидовала ей. Что значат деньги и имущество? Они не дали ей ничего, кроме душевной боли и разочарований, в то время как Джози вполне была довольна мужчиной, которого полюбила, обожала своего ребенка и ждала другое дитя. Лили воспринимала все это болезненно, ей хотелось такого же безусловного счастья.
      – А теперь твоя очередь, – завершила Джози рассказ о своих новостях. – Как тебе в Нью-Йорке?
      – Что там рассказывать. – Разве могла Лили обрисовать тот, совершенно другой, мир девушке, которая практически никогда не покидала остров? – Я хожу на работу, а в конце дня возвращаюсь в квартиру…
      – В собственную квартиру?
      – Да.
      – Представляю – собственная квартира! – воскликнула восхищенная Джози. – А ухажеры?
      – Ничего серьезного.
      Джози отогнала муху, которая села на Уинстона.
      – Встречалась ты с Джорге? – спросила она, не глядя на Лили.
      – Да.
      – И?..
      – Джози, между мною и Джорге все кончено. Ты это знаешь.
      – Разве? Я так не думала, – откровенно призналась Джози.
      Лили помолчала в нерешительности.
      – Вот как… ты когда-нибудь слышала о деловых интересах Джорге? – спросила она, запинающимся голосом. – Например, о том, что он делает на Мандрепоре и зачем летает во Флориду?
      Джози покачала головой.
      – В поселке наверняка говорят об этом, – настаивала Лили.
      Выражение на лице Джози стало замкнутым.
      – Я не слушаю сплетен, Лили. Безопаснее ни о чем не знать.
      И она воспротивилась тому, чтобы быть дальше втянутой в обсуждение этого вопроса.
      – Ладно, думаю, мне пора возвращаться домой, – произнесла наконец Лили. – Папа мог проснуться и теперь гадает, куда я подевалась. Сегодня вечером я собираюсь погулять. Пойду в бар Джонни Шовелноуза.
      Глаза Джози округлились.
      – С кем же ты пойдешь туда?
      – С новым пилотом, который занимается перевозкой пассажиров. Его зовут Ги де Савиньи.
      – Будь осторожней, Лили. Джорге не понравится, если тебя увидят с кем-нибудь другим.
      – Джорге это не касается, – отрезала Лили.
      Но когда она удалялась из раскаленного и провонявшего поселка, она подумала об этом с большим беспокойством. Джози права. Если Джорге узнает, что она встречается с кем-то другим, это ему не понравится. Но она должна доказать ему, что он больше не властен над ней. Да, в любом случае, подумала она, хотя Джорге и опасный человек, Ги де Савиньи сумеет постоять за себя.
 
      Бар Джонни Шовелноуза располагался на самой кромке мыса, выдававшегося в океан, на близком расстоянии от причалов и гостиницы. Крыша из тростника покрывала центральную часть бара, отбрасывая спасительную тень на высокие сиденья, расставленные со всех четырех сторон от стойки, а мелкие зонтики из тростника защищали от солнца столики, разбросанные вокруг и на самом пляже.
      Пожалуй, бар представлял собой наиболее уютное местечко на всей Мандрепоре. Здесь частенько звучала музыка: включали радиолу или играл заезжий гитарист, и всегда был под рукой Джонни Шовелноуз, чтобы рассказывать клиентам необычайные истории об острове. Для тех, кто хотел не только выпить, но и поесть, готовились знаменитые жареные пирожки с начинкой из курятины с картошкой, завернутые в вощеную бумагу. В непринужденной, веселой обстановке обитатели острова похлопывали по плечам приезжих – посетителей гостиницы, а с наступлением ночи музыка звучала все громче, а разговоры становились все более горячими.
      В прежние дни этот бар привлекал Лили, как освещенные оконные рамы привлекают ночью мотыльков.
      Порой, еще будучи ребенком, она крадучись уходила из дома поздно вечером и из-под укрытия пальмовых деревьев издали наблюдала за вольным поведением людей в баре. Потом она достаточно осмелела, чтобы заходить в бар с Джози: они взбирались на высокие стулья, надеясь, что никто не рискнет рассказать об этом Отто, вызвав его гнев. И конечно, она бывала там с Джорге… Однако сегодня этот яркий оазис света и музыки не казался ей привлекательным – ее нервы были на взводе.
      – Вы здесь бывали раньше? – спросила она Ги, когда он принес ей холодный коктейль «Пиммс» к столику.
      – Раз или два, – признался он.
      – Один или с другими пилотами?
      – Какими другими пилотами?! Из пилотов тут только один Мануэль, но он не проявляет дружелюбия.
      – Это верно. Он в каком-то смысле бирюк. Лили не добавила, что тот один из подручных Джорге. Она не хотела даже думать о Джорге, не только говорить о нем, хотя теперь, узнав столько нового, она поневоле задавалась вопросом, а не замешан ли и Мануэль каким-либо образом в незаконную деятельность Джорге и не объясняет ли это до некоторой степени его отчужденность. Наркотики надо привозить и увозить, и Джорге при всем желании не мог делать все сам – если он вообще делал что-нибудь лично. Он был господином и повелителем, подумала она. А сама переброска наркотиков осуществлялась яхтами и самолетами, когда рисковал кто-то другой.
      Она посмотрела на Ги. Можно ли допустить, что он тоже принадлежит к какому-то картелю? Она не верила в это, – ей казалось почти невозможным, чтобы он якшался с подонками, но кто знает? Ей бы никогда и в голову не пришло, что ее отец или дедушка Висенте могут заниматься наркотиками. До чего же можно ошибаться.
      – Как чувствует себя сегодня ваш отец? – спросил Ги, поудобнее устраиваясь на кресле из белого пластика и вытягивая ноги. Она обратила внимание, что на нем были хлопчатобумажные брюки светло-серого цвета и ярко-желтая спортивная рубашка; ей было приятно, что он не надел белую. Белая напомнила бы ей о Джорге.
      – Сегодня после обеда ему стало несколько лучше, – ответила она. – Впрочем, о его состоянии трудно судить. Он не сдается. Когда возможно, он скрывает свое подлинное самочувствие – ему не нравится, когда с ним нянчатся… Но, наверное, вы это заметили.
      – Я не знаком с вашим отцом. – Он глотнул свой коктейль, потом добавил как бы между прочим. – Мне бы хотелось увидеть его. Полагаю, он интересный человек.
      Лили кивнула.
      – Это верно. Он всегда казался мне олицетворением власти и силы. Сейчас его трудно узнать.
      – А нет ли у него желания перед смертью съездить на родину, посмотреть на свою Германию?
      – Он никогда не говорил об этом. Я уже сказала вам – его дом был разрушен во время войны, а другие члены семьи убиты, насколько я знаю. Никто из них не приезжал сюда погостить, и он никогда не говорил о том, что у него кто-то остался в Германии. – Она замолчала, прикусив губу, впервые задав себе вопрос о том, почему она так мало знает о родственниках отца.
      – Полагаю, он принимал участие в войне, – предположил Ги.
      – Да, конечно. Он служил генералом. – Она вдруг почувствовала напряженность во всей его фигуре, и ее охватило чувство неловкости. Но он служил в армии, – быстро добавила она. – Не в СС, гестапо или еще где.
      – Ах, генерал. И где же он воевал? На русском фронте? Или в пустыне, с Роммелем?
      – Думаю, что большую часть войны он провел во Франции. – От волнения она покрылась розовыми пятнами. – Не столько в боевых операциях – сколько, скажем так, в администрации.
      – Действительно, мир тесен. Ведь я частично француз. – Ги произнес это легко, не заостряя внимания, но внимательно наблюдая за ней.
      – Конечно же… ваша фамилия… я об этом не подумала! – воскликнула она довольно живо, но он видел, что она не догадалась, с кем имеет дело. Просто в ее словах прозвучала некоторая неловкость, вполне естественная для девушки, в жилах которой текла немецкая кровь, что делало ее уязвимой в отношении несмываемой вины ее соотечественников за содеянное. Но она явно не знала о происхождении сокровищ, попавших к ее отцу.
      – Кажется, вы сказали, что семья вашего отца занималась торговлей кофе? – напомнил он, меняя тему разговора.
      – Да, и занимались импортом в крупных масштабах. – Она почувствовала облегчение, когда заговорили о менее щекотливом предмете. – Их кофе пили в лучших кафетериях Вены. Так всегда говорил папа.
      – Брандт. Не уверен, что мне приходилось слышать о фирме импортеров кофе с такой фамилией.
      – Ну, откуда же вам слышать об этом? – простодушно сказала Лили. – Они же все погибли, их торговля рухнула еще до того, как вы родились.
      – Не до того, как я родился. – Он улыбнулся, когда в ее взгляде отразилось недоумение. – Думаю, что я несколько старше, чем выгляжу, Лили. Не все же такие юные, как вы.
      Она вдруг почувствовала себя неловко. В общем-то она не думала о возрасте Ги, просто решила, что он ровесник ей, как часто бывает в отношениях людей, с которыми легко себя чувствуешь. Теперь она посмотрела на него более внимательно, заметила небольшие морщинки вокруг глаз и появившиеся небольшие залысины па висках. Ясно, что он старше ее… должен быть старше. Но, по сравнению с Джорге, он выглядел очень молодо.
      Ги допил коктейль.
      – Хотите – повторим?
      – Право, не знаю. У меня еще есть…
      – Очень немного. Я принесу вам еще один коктейль. Не пугайтесь. От «Пиммса» с вами ничего не случится… я хотел сказать, если вы хотите такой же.
      – Да, хорошо. Спасибо.
      Он взял свой бокал и опять пошел к стойке бара. Она сидела и наблюдала за ним, смотрела, как легко и изящно двигаются его плечи, любовалась пружинящей, атлетической походкой. Удивительно, как уютно можно чувствовать себя с малознакомым человеком, а другие люди, известные тебе всю жизнь, вызывают неловкость. И такое чувство возникло у нее с самого начала – она вспомнила, что сразу же почувствовала к нему расположение, едва увидела на аэродроме. Ги де Савиньи. Произнеся про себя это имя, она решила, что оно ей тоже нравится. Звучное, простое и, вместе с тем, редко встречающееся. Очень подходит этому мужчине.
      – Так, так, Лили! Что ты тут делаешь?
      Она испуганно дернула головой, чуть не потянув сухожилие на шее, мгновенно узнав похотливые низкие тона голоса и уже начиная трястись от страха.
      Джорге.
      Он стоял у края освещенного круга, силуэт в белой одежде на фоне черноты пальмовых деревьев. Курил сигару и, хотя в его голосе прозвучало насмешливое удивление, она видела, что он нахмурился.
      – Не знал, что ты посещаешь погребок «Джонни Шовельноуз», – продолжал он, подходя к ней и небрежно кладя руку на спинку ее кресла.
      – Я и не посещаю, – возразила она. – Но, думаю, имею полное право поступать так, как захочу.
      Он перенес руку с кресла на ее плечо.
      – Почему ты артачишься со мной, дорогуша? Ее глаза сверкнули.
      – Ты прекрасно знаешь почему! Все кончено, Джорге. Между нами все кончено уже давно.
      – Но ты же вернулась на остров.
      – Потому что мой отец при смерти. – Она дернула плечом, пытаясь сбросить его руку. – Оставь меня в покое, Джорге.
      Но пальцы впились в ее плечо.
      – Неужели ты действительно хочешь этого, Лили? Я так не думаю.
      – Именно этого я хочу! И должна сказать тебе, Джорге, что я пришла сюда не одна. – Она с облегчением увидела, что Ги возвращается к столику. – Вот мой кавалер. Пожалуйста, уходи.
      – Что за спешка? Предпочитаю познакомиться с человеком, который намерен занять мое место… Постой-ка. Не новый ли это пилот, а?
      В этот момент Ги подошел к столу, держа в руках коктейли, и довольно хмуро взглянул на мужчину, который по-хозяйски небрежно бросил руку на плечо Лили.
      – Это же мой новый пилот, – протянул Джорге нараспев. Он протянул ему руку, другую продолжая держать на плече Лили. – Может быть, мне следует представиться. Джорге Санчес.
      Ги сосредоточенно и спокойно поставил на стол стаканы и пожал протянутую руку.
      – Ги де Савиньи. Да, я новый пилот. Удивляюсь только, что мы не встретились раньше.
      – Я очень занятой человек, де Савиньи. Надеюсь, вы тоже, потому что обслуживаете проводимые мною операции. Но, как я вижу, у вас хватает времени, чтобы развлекать Лили.
      – У меня бывает свободное время, – спокойно отозвался Ги. Я познакомился с Лили, когда доставил ее сюда самолетом два дня назад.
      – А-а, значит, вы знакомы с ней поверхностно. Надеюсь, ей понравился полет. Лили любит летать, не правда ли, дорогая? Среди прочего. Нам надо как-нибудь встретиться, и я расскажу о том, что любит и не любит Лили. Это может сэкономить вам время, не правда ли? Разве не здорово заранее знать о пристрастиях дамы.
      – Очень любезно с вашей стороны, но, думаю, мне это не понадобится, – ровным тоном произнес Ги. – Вы собираетесь к нам присоединиться? Если так, то, может быть, я принесу вам что-нибудь выпить? – Его голос звучал спокойно, но подчеркнуто любезно, и Лили решила воспользоваться представившейся возможностью.
      – Джорге как раз собирался уйти. Верно, Джорге? – Она еще раз дернула плечом, более решительно, и на этот раз Джорге отпустил ее.
      – К сожалению, да. Но, надеюсь, мы встретимся опять, де Савиньи. Когда, возможно, оба будем готовы побеседовать подольше.
      Он повернулся и пошел по направлению к стойке. Ги посмотрел на Лили. Ей эта сцена далась непросто, и, когда она подняла бокал, чтобы залпом допить то, что там оставалось, он заметил, что ее рука тряслась.
      – Так, значит, это и есть Джорге Санчес, – произнес он задумчиво. – Не самый приятный человек из тех, которых я имел удовольствие встретить.
      Лили промолчала.
      – Вы в порядке? – спросил он. – Он вас расстроил?
      Она кивнула, не глядя на него.
      – Джорге всегда меня расстраивает. С моей стороны глупо позволять ему это.
      – Может быть, хотите вернуться домой?
      – Нет! – мгновенно, без раздумий отозвалась она – взвинченное состояние породило почти автоматический ответ. Нет, она не желает возвращаться домой, в гнетущую атмосферу виллы, где умирает близкий человек, а ей надо будет говорить о пустяках с Ингрид. Она не хотела остаться наедине с мыслями о признаниях, которые перевернули ее представление о мире. И еще не хотелось уходить от этого мужчины, который способен был встать между нею и Джорге. Сила и любезность Ги, а также его невовлеченность во всю эту мерзость позволяли Лили чувствовать себя в его присутствии в большей безопасности. Но в баре ей надоело. Обстановка праздности казалась ей удушающей, ненормальной, сводящей с ума и до предела напрягавшей нервы. К тому же где-то рядом продолжал оставаться Джорге. Лили не думала, что он опять будет приставать к ней в этот вечер, но ей станет спокойнее, если он окажется подальше.
      – Я не хочу возвращаться домой, но не пойти ли нам… скажем, к вам домой?
      – Ну, что ж… если вы этого хотите.
      Она быстро поднялась, не притронувшись к свежему коктейлю, подождала, пока он торопливо выпил свой бокал. Во всем ее существе чувствовалось напряжение: в том, как она держала сумочку, крепко зажав ее под локтем, в том, как сложила руки на груди, словно хотела предохранить себя от неведомого зла. Он положил руку ей на плечо и почувствовал дрожь, прежде чем она придвинулась к нему, ища поддержки.
      До самого его дома они шли молча.
      – Одному Богу известно, какой у меня беспорядок, – заметил он, открывая дверь. – Я не из чистюль.
      Но дом, конечно, был безупречно чистым. Горничная, которая готовила ему, приходила мыть после обеда посуду и заодно переставляла стулья, раскладывала книги, выкидывала ненужные вещи. Ги включил умело размещенные лампы, осветившие комнату мягким светом, и открыл дверцы старомодного буфета.
      – Боюсь, не смогу предложить вам «Пиммс», но у меня имеется ром или коньяк.
      – А джина нет?
      – К сожалению, нет. Минуточку… у меня есть шампанское. Оно стояло в холодильнике, когда я переехал сюда… думаю, осталось от предыдущего жильца. Вряд ли он вернется за ним.
      – Шампанское прекрасно подойдет.
      Он открыл бутылку и поставил два бокала.
      – Хочу присоединиться к вам. В общем-то я не любитель шампанского, но будет жалко, если оно выдохнется и пропадет.
      Она отпивала маленькими глоточками шампанское – хорошего качества, у купившего был неплохой вкус – и почувствовала, что ее напряжение немножко спадает.
      – Мне как-то не по себе, – опять извинилась она. – Вы, должно быть, думаете, что я настоящая психопатка.
      – Нет, не думаю.
      – Ну, перестаньте, вы должны так подумать. Сначала вчерашнее событие, потом – сегодня… Но при нормальных обстоятельствах я не веду себя так, поверьте!
      – Уверен, что не ведете. Вы находитесь сейчас в состоянии сильного нервного стресса.
      Она кивнула.
      – Это действительно так. Причин гораздо больше, чем те, о которых вы знаете. Я чувствую себя очень… одинокой.
      – Вы можете не чувствовать себя так. Она метнула в него взгляд.
      – Могу… что?
      – Не чувствовать себя одинокой. Ах, я знаю, что я не совсем еще знакомый вам человек, но, если понадобится помощь, ну, вы знаете, где найти меня.
      – О, Ги, спасибо. – От шампанского ли или от коктейля, которые она выпила практически на пустой желудок, поскольку все последние дни толком не ела, или от нежности в его голосе, Лили в этом не могла разобраться, но глаза ее вдруг наполнились слезами.
      Застыдившись, она отвернулась. Что, черт возьми, с ней происходит? Она почти никогда не плачет, а когда это случается, то не в присутствии же посторонних… Она почувствовала себя вдруг полностью неспособной контролировать свои эмоции.
      Лили наклонила голову, борясь с предательскими слезами, а Ги подошел к ней сзади, взял ее нежно под локотки, поддерживая ее так, чтобы она могла распрямить спину и прислониться к его груди. Несколько мгновений она не могла думать ни о чем, только старалась не распуститься уже полностью и не расплакаться истерическими слезами, потом мало-помалу начала все увереннее чувствовать его присутствие. Приятно было ощущать локтями его ладони, его прикосновения, и ее плечи и спина начали слегка подрагивать, как бы реагируя на невидимый магнит. На ней было открытое летнее платье. Над юбкой, которую удерживал на талии резиновый поясок, ее спина оставалась обнаженной. Она чувствовала кожей шероховатость его спортивной рубашки, что повышало чувствительность некоторых иных мест. Она стояла, не шелохнувшись, наслаждаясь потрясающим ощущением и даже не отдавая себе отчета в том, что, хотя бы на короткое время, это прогоняло хаотические и угнетающие мысли, доводившие ее до слез.
      Его близость была так приятна – магическое сочетание покоя и обещания наслаждения. Лили подумала, что она согласилась бы оставаться всегда в таком положении, потеряться самой, отделившись от своих тревог в этом плавном, похожем на грезу, трансе, который разительно отличался от транса, испытанного ею, в ласковых объятиях океана. Но море убаюкивало ее, заставляло все глубже уходить в себя, притупляя не только ее волю, но и само сознание, в то время как сейчас появилось какое-то торопливое беспокойство, сокрытое где-то в ее полудремотном состоянии, нетерпеливость, представлявшая собой почти неосознанное желание. Но когда она подумала, что могла бы всегда пребывать так, без движения, ей показалось недостаточным его прикосновений. Теперь все ее существо трепетало и жаждало ласк.
      Она повернулась к нему, продолжая держать в руке бокал с шампанским, и уткнулась лицом в его шею. Услышала еле уловимые запахи мыла и соли, принесенные свежим ветерком с моря. Он обнял ее, и по ее телу пошла теплая, ласковая волна. Она прижалась к нему, отдаваясь плохо сознаваемому порыву, думая, что ищет лишь укрытия, но в то же время отвечая глубинным жизненным позывам, которые он пробудил в ней. Он крепко прижимал ее к себе, позволяя ей увериться, что она хочет его все больше и больше… Только когда Лили подняла голову, она сообразила, что он целовал ее волосы, и ей захотелось ощутить вкус его губ. Лицо Ги оказалось совсем рядом, она почти касалась его мужественного подбородка, его щек. Лили несколько откинула голову и увидела его глаза, темные и горящие отражением ее собственного желания, и потом его губы слились с ее, покрывая их сначала самыми тонкими и нежными, а потом все более страстными и горячими поцелуями.
      Вскоре Ги отпустил ее, продолжая нежно смотреть ей в лицо, поймал прядку ее волос и отвел за ухо. Ее душа беззвучно призывала его целовать ее снова, в то время как сознание противилось, довольствуясь чувствами теплоты и нежности, которые она испытывала. Лили уже познала остроту желания с Джорге, но до этого не испытывала такого чувства… что все правильно.
      Она поднесла бокал шампанского, который держала за его спиной, ко рту и отпила из него, пузырьки щекотали те места ее губ, которых касался он.
      – Так, – заметил он, – если это все из-за шампанского, то, пожалуй, мне следует пить его почаще.
      Он говорил легко и лукаво, но слова несли подспудный смысл. Она несколько нервно и трепетно засмеялась.
      – Возможно, и мне тоже.
      Они смотрели друг на друга так, будто увиделись впервые. Лили подумала, что в мире неожиданно все, каким-то чудесным образом, стало на свое место, и в данный момент ничто, кроме них, не имело значения.
      И тут зазвонил телефон.
      Волшебство рассеялось. Первая мысль Лили была об отце, что ему стало хуже, у него наступил криз и звонит Ингрид, чтобы позвать ее домой. Конечно, этого не могло быть – откуда Ингрид знать, где она находится? Но Лили все равно не могла отделаться от страха и стояла как вкопанная, ожидая, когда Ги ответит на звонок и стараясь не пропустить ни слова из разговора, но так ничего и не поняла.
      Через несколько минут он возвратился к ней.
      – Прошу прощения. У меня все получается не вовремя.
      – Это звонили?.. Это не связано со мной? Он взглянул на нее с удивлением.
      – Нет. Это с работы. Звонил Мануэль… относительно завтра.
      – А, – воскликнула она с некоторым облегчением. Но сильное беспокойство, которое она только что испытала, не могло пройти сразу. Неожиданно Лили, которой до этого не хотелось возвращаться домой, загорелась нетерпением оказаться на вилле и убедиться, что с отцом ничего не произошло и телефонный звонок не явился дурным предвестником.
      – Думаю, мне следует отправляться домой, – сказала она.
      – Сначала допейте-ка шампанское, – предложил он. – Иначе тот, кто захочет, сможет выследить вас по недопитым бокалам.
      Она засмеялась, но даже ей самой этот смех показался неестественным. Счастливое настроение покинуло ее, разбитое вдребезги неожиданным телефонным звонком.
      – Я провожу вас до дому, – предложил он.
      На протяжении всей дороги он не снимал руки с ее плеча, у виллы он поцеловал ее еще раз, но на этот раз она приняла этот поцелуй довольно прохладно.
      – Сожалею, но я действительно должна убедиться, что с отцом ничего не случилось. Ведь я и на остров-то прилетела только из-за него.
      – Не хотите, чтоб я тоже зашел?
      – Не надо. Теперь мне лучше. Благодарю вас за сегодняшний вечер.
      Лили ласково притронулась ладонью к его руке и торопливо пошла к веранде.
      Он посмотрел ей вслед и увидел, что кто-то сидел там, откинувшись на спинку раскладного кресла, и глядел в сад. Мужчина. Отто? Ги услышал, как Лили заговорила с ним, услышал его хриплый, ворчливый ответ, напряг в темноте все свое зрение. Тут на веранде зажегся свет, и на мгновение он увидел сидевшего совершенно отчетливо – изможденное, когда-то красивое лицо, коротко подстриженные белые волосы и шрам, все еще яркий, во всю щеку.
      В это мгновение исчезли последние сомнения, Ги понял, что обнаружил генерала Отто фон Райнгарда. Ему оставалось поражаться, как у этого подонка могла быть такая дочь, как Лили. И размышлять, что же, черт подери, ему теперь делать.

* * *

      – Папа, – обратилась к отцу Лили, – почему ты еще здесь? Я думала, ты уже в постели.
      – Что такое? Я тебе надоел, Лили?
      – Ты знаешь, что это не так! – Она встала на колени возле кресла, взяла его руку, желая поделиться с ним теплотой и счастьем, выпавшим на ее долю.
      – Ты хорошо провела время? Симпатичный ли человек новый пилот? – спросил Отто.
      – Да, симпатичный. Очень даже.
      – Хорошо. Тогда все в порядке. Я не мог не волноваться о тебе. Знай, я действительно о тебе беспокоюсь.
      – Я знаю, но как раз этого тебе нельзя сейчас делать. Со мной ничего не случится.
      – Надеюсь, Лили. Но не забывай того, что я рассказал тебе.
      – Перестань, папа. Сейчас не хочу говорить об этом.
      – Очень хорошо. Очень хорошо.
      Они оставались рядом в многоголосной тропической ночи, вновь приблизившиеся друг к другу. Во всяком случае на эту ночь от Лили отступили нависшие над ней мрачные угрозы, и она обрела душевный покой.

26