– В этом-то и вопрос, что делать?

Подполковник вновь опустился на табурет:

– Если вы, майор, желаете, я проведу операцию, но при этом предупреждаю, что последствия могут быть любыми. Вплоть до полной парализации. Вам придется давать письменное согласие на проведение данной операции.

– А если не делать операцию?

– На этот вопрос я вам уже ответил: приступы будут сопровождать вас в дальнейшей жизни постоянно.

– Но они могут сами по себе затухнуть? Со временем?

– Теоретически все возможно, практически же… Не знаю! Одно я уже могу сказать определенно, с данным заболеванием вам служить в армии нельзя. Мне придется выводить вас на комиссию, и заключение она даст одно – комиссация. И… инвалидность! И все же, если вам важно мое мнение, в мозг лезть не следует. Это я вам как человек и врач говорю. К сожалению, мы еще не научились воздействовать на мозг таким образом, чтобы не вызвать побочных, иногда весьма негативных последствий. Но решать вам.

Майор закрыл глаза, тихо ответив:

– Чего тут решать? Если меня по-любому комиссуют, то пусть все остается, как есть…

И спросил:

– А если бы я вам ничего о приступе не сказал? И пошел бы на ангиографию? Может, пронесло бы, а?

Подполковник отрицательно покачал головой:

– Нет, Николай Алексеевич, не пронесло. Я в ходе обследования узнал бы то, что услышал от вас.

– И мне, конечно, теперь ни капли спиртного, ни затяжки сигареты?

– Как врач я должен сказать, что спиртное и никотин вреден для любого организма, но вы же все равно не послушаете меня?

– Само собой. Это что ж за жизнь, не пить, не курить, да еще, может, баб не трогать? Да лучше застрелиться к черту!

– Вот и я о том же. Старайтесь во всем знать меру. Приступы, если, конечно, они не начнут ежедневно преследовать вас, пережить можно. В остальном организм скоро восстановится, и вы будете вполне физически полноценным человеком.

Есипов спросил:

– Почему же тогда меня из армии увольнять надо? Если все совсем скоро восстановится?

– А вот это спросите у комиссии. У меня просто нет времени продолжать беседу, впереди две операции.

Начальник отделения поднялся и, пожелав всем скорейшего выздоровления, покинул палату, оставив Есипова лежать на казенной постели. И мысли офицера были мрачные.

Майора перевели в травматологическое отделение, где он находился еще месяц. По истечении которого врачебная комиссия вынесла свой вердикт – признать Николая не годным к строевой службе в мирное время, другими словами, его комиссовали, признав инвалидом II группы. Есипов к этому времени уже свободно передвигался на костылях, и, по большому счету, в окружном госпитале ему делать было нечего. Следовало убыть на подмосковную базу антитеррористической службы для оформления всех положенных при увольнении в запас документов. Вот только как это практически осуществить? Необходимо связаться с отрядом. Но Калинин опередил действия бывшего уже командира штурмовой группы специального назначения, утром понедельника 22 сентября прибыв в госпиталь. Полковник нашел подчиненного в курилке. Есипов сидел на скамейке один и не заметил, как с тыла к нему подошел командир отряда. Только услышал:

– Ну, здравствуй, бродяга!

Майор резко обернулся:

– Александр Иванович? Вот кого не ждал. А ведь сам хотел сегодня попытаться связаться с отрядом.

– Почему попытаться? Я же тебе рацию оставил. Позывной не изменился!

– Так изъяли у меня рацию! Особист местный! Не положено, мол. Да еще допытывался, откуда у меня импортная станция?

– А ты чего?

– Да послал его на хер – и все! Особисты во всех потенциальных предателей видят, вот только почему-то действительных своих клиентов почти всегда пропускают.

– Ясно! Бузишь, значит? Это хорошо! Из этого следует, что пошел на поправку!

Есипов вдохнул:

– А толку? Меня комиссовали, товарищ полковник!

– Знаю! Поэтому и приехал. Забрать в Москву!

Майор оживился:

– Отряд на главную базу возвращают?

– Нет, Коля, отряд пока остается в Чечне! Просто у нас в службе произошли кардинальные изменения.

И Калинин довел до подчиненного, что Кучеров неожиданно подал в отставку, выставив свою кандидатуру на выборы губернатора Переславской области. Но скорее всего, это не личное решение генерала. Видимо, на самом верху решили посадить его в губернаторское кресло. В связи с этим назначен новый руководитель спецслужбы, а конкретно полковник Калинин с присвоением звания генерал-майора. Отряд «Гроза» возглавил бывший заместитель Калинина полковник Данилов, а вместо Есипова командиром первой штурмовой группы стал капитан Волков, приемный сын Калинина. На разведку определили старшего лейтенанта Молчуна.

– Вот такие дела, Коля.

– Значит, вас можно поздравить с лампасами?

– Можно! Но не в них дело. Решено расширить Службу. Руководство требует подготовить предложения по реорганизации нашего департамента. Предстоит куча бумажной работы. В том числе и решить твой вопрос.

Есипов ухмыльнулся:

– А чего его решать? Оформить приказ – и до свидания!

– Что значит, до свидания? У тебя квартира в городке. Никто ее забирать не собирается. И в штабе тебе применение найдем. Или еще где. Сам знаешь, в отделе обеспечения у нас должностей достаточно. Ну, не офицером, а служащим, но останешься в спецназе!

– Нет, товарищ генерал! Тыловик из меня никакой. Поеду к себе на родину. Пять лет, как умерла мать, там не был! Дом пустой стоит. И поселок как раз в Переславской области. Пройдет Кучеров на губернаторство, глядишь, и встретимся! А в городке я жить не смогу. Сами должны понимать.

Калинин приобнял Есипова:

– Поживем – увидим, майор! Тебе все одно еще полечиться надо. Не на костылях же ты пошлепаешь в свой районный центр? Это не меньше месяца. А за месяц много воды утечет! Так что не будем загадывать. Ты давай собирайся, а я займусь документами. В 15.00 у нас с тобой вылет с военного аэродрома.

Есипов удивился:

– Так вы что, ради меня в Ростов борт сажали?

– А разве ты не заслужил этого? Но все, разговоры оставим на потом, а сейчас займемся делом.

Точно по графику транспортный «Ил-76» оторвался от бетонки военного аэродрома, взяв курс на Москву. И уже в семь вечера Николай вошел в свою однокомнатную квартиру дома офицерского состава закрытого и засекреченного городка, раскинувшегося в сосновом лесу недалеко от столицы.

Квартира встретила хозяина нежилым духом и ощущением одиночества. Да, теперь, несмотря на то, что находился среди людей, майор Есипов был одинок. За время службы семьей обзавестись он не смог. Знакомства где-нибудь в метро или ресторане, короткий разговор, от силы пара свиданий и постель. С кем-то ему было хорошо, с кем-то нет. Но практически ни одна связь с женщиной не длилась больше месяца. Да и ухаживать за дамами по-настоящему у Николая просто никогда не было времени.

В результате он один в холодной, неприветливой квартире, которая так и не стала для него домашним очагом. Так, место, где он мог остановиться во время нахождения на базе. И ничего своего здесь у Есипова. Все – казенное. Мебель, телевизор, холодильник, кондиционер, даже шторы на окнах и постельное белье! Эта квартира не могла стать домом Николаю. Его дом в трехстах километрах отсюда, в Переславской области. Дом, в котором он родился и вырос. Дом, из которого он семнадцатилетним юношей уехал поступать в военное училище и в котором умерли его родители. И он вернется туда, откуда когда-то ушел в большую и, как оказалось, весьма сложную, богатую на приключения жизнь. Вернется навсегда в мир своего детства и юности к людям, которые его помнили еще мальчишкой, в поселок, далекий от проклятой войны, сделавшей майора инвалидом.

Есипов прошел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку водки, которая всегда ждала своего хозяина, поставленная туда перед очередным убытием на задание. Налил полный стакан, выпил, тут же закурив, тем самым нарушив предписания врачей, но помня слова подполковника Шагова, советовавшего во всем, в том числе и пьянке, знать меру. Но Есипов всегда знал свою меру, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Сегодня он эту меру блюсти не будет. Ни в спиртном, ни в табаке. Идет оно все к черту! Приступов после госпиталя у него больше не было. Пока не было. Может, ошибся нейрохирург, и их вообще не будет никогда? А если и будут, переживем. Устроившись за кухонным столом и глядя в окно, заслезившееся вдруг каплями мелкого дождя, Есипов пил и курил. Бутылки оказалось мало, пришлось вскрыть «НЗ» – армейскую флягу со спиртом. Разбавлять его не стал, пил так. И шел спирт, как вода, слегка пощипывая нёбо и обжигая желудок. Помянул погибших, тех, кого знал лично и кого не видел никогда. Всех, кто не вернулся домой из пылающих гор и ущелий Северного Кавказа. Потом запел. Песню про офицеров, которые не жалели живота своего, защищая Россию. Затем впервые в жизни заплакал, уронив пьяную голову на руки. И дождь плакал вместе с ним. За столом майор и уснул. И всю ночь на кухне горел свет, из крана капала вода, ударяясь о раковину в унисон с дождинками вступающей в свои права осени. Непогашенный окурок прогорел до фильтра и погас, а на полу остались валяться костыли, незаменимый атрибут двух последних месяцев жизни офицера.

Пробыв в закрытом городке еще месяц, больше не напиваясь вдрызг и заменив костыли на трость, попутно оформив все бумаги, связанные с увольнением, майор собрался покинуть территорию секретного объекта. На 26 октября был назначен отъезд. Почему именно на двадцать шестое число? Да потому, что этот день являлся воскресеньем, а каждое воскресенье из городка в столицу ходил служебный автобус, родители ездили проведать в интернате своих детей, сделать покупки, да вообще развеяться! Этим автобусом намеревался уехать и майор запаса Николай Есипов.

Накануне, вечером субботы, он собрал весь свой нехитрый скарб. Джинсовый костюм, новую «тройку», несколько рубашек, кожаную куртку, дубленку с шапкой, нижнее белье, зимние ботинки. Сложил все в объемную черную сумку. Оставил туфли, черные брюки, такие же черные рубашку, свитер и ветровку. В них он поедет. Бумаги сложил в кейс. Взял в руки выданное удостоверение личности офицера, взамен того, что сопровождало его всю службу в спецназе. Пролистал документ. В нем он, майор Есипов, значился командиром мотострелкового батальона Дальневосточного военного округа. Вот где не приходилось бывать Николаю, так это на Дальнем Востоке. И то потому, что там в отношении терроризма было относительно спокойно. А согласно удостоверению он всю службу прослужил в одной войсковой части, пройдя путь от командира взвода до комбата. Открыл страничку, где были указаны награды. Так! Медали «За боевые заслуги», «За безупречную службу» двух степеней и номер наградного пистолета Макарова. Есипов усмехнулся. Медаль «За БЗ», когда у него только орденов Мужества три штуки. А всего пятнадцать правительственных наград. Но, видимо, и они являлись секретной информацией, раз в штабе Службы не посчитали нужным внести их в новое удостоверение. И вообще, в полученных документах правдивым являлись только фамилия с именем-отчеством, воинское звание и статья, по которой Есипова уволили в запас. И то в заключении врачебной комиссии значилось, что травму головы и ноги майор получил не в результате боя, а в банальной автомобильной аварии. На ум пришла фраза, не раз слышанная Николаем, – страна должна знать своих героев! Как же! Должна! Но… не обязана! Ну и ладно! В принципе, не столь важно, кем он выходил на пенсию, командиром штурмовой группы отряда специального назначения или комбатом пехотного батальона. Теперь это не играло никакой роли. Хотя, если признаться, Есипову было немного обидно. Он извлек из кобуры наградной «ПМ». На табличке значилось – «Капитану Есипову Н. А. за храбрость».

Этим оружием командира группы наградили за разгром банды Дикаря – Аслана Алоева, терроризировавшего приграничные с Чечней горные районы Дагестана. Тогда группе Есипова повезло. На Дикаря поступило сразу три наводки, в которых разведка сообщила о трех населенных пунктах, в которых могла появиться банда. Николай выбрал для засады самый, казалось бы, неудобный для прохода боевиков аул. И угадал. Дикарь привел своих дикарей-наемников именно туда, прямо в капкан, умело подготовленный людьми Николая. Штурмовой группе потребовалось чуть более получаса на уничтожение сотни Алоева! Когда это было? В позапрошлом году, в мае? В конце мая! Или в середине? Хотя, какая теперь разница? Тот бой, как и все предыдущие и последующие, с этого дня в прошлом. Незабываемом, но прошлом. А впереди новая жизнь. Как сложится она? Этого не знал никто, включая и самого Есипова. Майор прошел на кухню. Закурил, пытаясь представить себе родной райцентр, в котором не был пять лет. На улице Садовой, что на самой южной окраине поселка Ташаево, было двадцать дворов, по десять с каждой стороны грунтовой дороги, уходящей через сосняк к реке. Дом Есиповых посередине, рядом с вековым дубом, на который пацаном любил взбираться Николай, пугая мать. Справа двор Ольги Галушкиной, первой любви Коли Есипова, вернее, ее родителей. Да, он любил Олю первой невинной, застенчивой любовью. Но так уж получилось, что им пришлось расстаться. Николай учился в училище, когда в поселке появился молодой и стильный комсомольский вожак Герман Шевцов. Он очаровал Ольгу, и та стала его женой. А потом, когда грянули реформы, этот Герман быстренько перевоплотился в бизнесмена, открыв одним из первых продовольственный ларек. И все бы ничего, если бы жажда денег не привела Шевцова к преступлению. Он занялся наркотиками. И в его палатках наряду с конфетами, жвачками и пивом местные пацаны могли купить анашу и героин! Добром это не кончилось, и бывший комсомольский вожак загремел на восемь лет в места, которые почему-то называют не столь отдаленными, хотя в действительности многие лагеря, как раз наоборот, находятся весьма далеко от центра России. Ольга осталась с ребенком и матерью одна. Что с ней было позже, он, Николай, не знает.

По другую сторону жил Володька Соболев, также одноклассник и друг детства Николая. Тот после армии пошел в школу милиции и по окончании ее стал участковым. Вообще на этой окраине жили почти все одноклассники Есипова. Они вместе, улицей, ходили в школу, в местный клуб, где ребята постоянно сталкивались с пацанами из фабричного микрорайона. Фабричным он назывался оттого, что дома в нем населяли работники ватной фабрики, самого крупного промышленного предприятия Ташаева. Пять лет назад эта фабрика на ладан дышала. Интересно, что сейчас с ней?

В этот мир и предстояло вернуться Николаю Есипову, бывшему майору спецназа, по документам обычному армейскому офицеру, списанному в запас по состоянию здоровья.

Размышления майора прервал звонок в дверь.

Николай никого не ждал, поэтому немного удивился вечернему гостю. Но дверь открыл и… увидел на пороге самого руководителя спецслужбы генерала Калинина. Тот спросил:

– Не ждал?

– Нет, даже и не думал, что вы можете зайти!

– А я вот зашел! Ну что в проходе держишь? Или в квартире есть кто, кого мне видеть не обязательно?

– Извините, проходите, Александр Иванович!

Генерал прошел в комнату, увидел баул с кейсом:

– Собрался?

– Так точно! Завтра с утренним автобусом в Москву, оттуда электричкой до Переславля и опять автобусом уже прямиком в Ташаево. К вечеру дома буду!

Калинин взглянул на уже бывшего подчиненного. Как иногда режет слух слово «бывший». Но если выражаться по сути, то так оно и есть.

– Автобусами, говоришь? Электричкой? С баулом, кейсом при больной ноге? От трости, поди, еще не отказался?

– Еще нет. Но скоро брошу.

– Вот именно, что скоро.

Генерал осмотрел квартиру, спросил:

– Где поговорить можем?

– Извините, но лучше на кухне. Удобнее.

– На кухне так на кухне. Выпить найдется?

– Спирт.

– Пойдет.

– Но без закуски. У меня ничего из еды нет. Холодильник и посуду сдал, как и все в этой хате, по описи. С собой бутербродов не готовил.

Калинин махнул рукой:

– Обойдемся без закуски. Впервой, что ли?

Прошли на кухню. Есипов разлил по стаканам остатки своего «НЗ». Выпили. Выдохнув воздух, генерал спросил:

– Телевизор сегодня не включал?

– Нет, а что?

– Напрасно. Новость интересную передали.

– И какую же?

– В Переславской области подвели предварительные итоги состоявшихся выборов губернатора. Кучеров лидирует с большим отрывом, можно уже сказать, что он и станет новым главой области!

Есипов пожал плечами:

– Ну, во-первых, область далеко не моя, в ней проживает более полутора миллионов человек, а во-вторых, каким боком меня касается успех Кучерова? Нет, я, конечно, рад за него, все же наш человек, сколько лет руководил Службой, и все же мне-то до этого какое дело?

– Как – какое? Ты что, Коля? Или забыл, что спецназ своих в беде не бросает?

Николай улыбнулся:

– В какой беде? Это вы насчет меня? Так я в порядке! Пенсию назначили хорошую, пособие солидное получил, да и запасы кое-какие имеются, к тому же дом свой. Что еще нужно пенсионеру для спокойной жизни? Так что я ни в чем не нуждаюсь!

– Что, так и будешь дома сиднем сидеть?

– А что мне еще делать? Цветы разведу, рыбалкой займусь, грибами…

Николай, отвернувшись к окну, повторил как-то печально:

– …да, грибами, ягодами.

Калинин прекрасно понимал состояние Есипова. И его наигранную браваду тоже. На самом же деле Николаю было очень тяжело.

– Ты это брось, Коля. Короче, звонил я Кучерову перед тем, как идти сюда. Рассказал о тебе. Вот, держи визитку, на перед не смотри. А на обратной стороне номер. Мобильный. По нему выйдешь напрямую на Кучерова. И не говори ничего. Главное, знай, он всегда тебе поможет. Как и я, и весь наш коллектив.

Есипов вновь пожал плечами, но визитку принял.

Генерал продолжил:

– Мой номер ты знаешь. Да и радиостанция у тебя останется, та, что особист изымал в госпитале.

– Что, вернул контрразведчик?

– А куда бы он делся? Про автобус забудь. К 10.00 к подъезду подойдет моя «Волга», на ней и поедешь домой. Радиостанцию у водителя возьмешь.

Майор был тронут заботой Калинина, хотя мог бы и догадаться, что генерал по-другому поступить просто не мог.

– Спасибо, Александр Иванович!

– Да ладно тебе. Пойду я, у меня еще сеанс связи с «Грозой».

– Отряд в Чечне? На выходе?

– Нет, в отстое, но скоро, исходя из обстановки, наверное, придется к границе с Грузией перебрасывать.

– Привет всем передайте.

– Обязательно!

Калинин встал:

– Проводить лично утром не смогу, в Москву вызывают, так что давай попрощаемся здесь и сейчас.

Генерал с майором обнялись.

А утром черная «Волга» понесла майора спецназа в провинциальный поселок Ташаево. И глядя в окно на удаляющийся закрытый военный городок, Есипов был уверен, что боевой этап его жизни позади. Впереди скучная, но мирная жизнь. Он не мог и предположить, ЧТО в недалеком будущем ждет его на «гражданке». Не мог и подумать, что ядовитые щупальца террора дотянутся и до его поселка, в одно мгновенье изменив жизнь и судьбы многих людей. И что ему, Есипову, придется достать и впервые применить наградной «ПМ», вновь став офицером спецназа. Но ни о чем подобном майор, покидая секретный объект, не думал, мысленно прощаясь со своим военным прошлым.

Глава 3

Около четырех часов пополудни черная «Волга» остановилась возле усадьбы Есипова. Николай, поблагодарив водителя, приняв от него портативную радиостанцию и выставив на землю баул с вещами и кейс, отпустил автомобиль спецслужбы. Тот, развернувшись и подняв приличное облако пыли – улицу Садовую до сих пор местные власти не удосужились заасфальтировать, – ушел в сторону центра поселка Ташаево и далее через Переславль на Москву. Майор посмотрел на дом, где когда-то родился. Но увидел лишь половину здания, верхнюю часть его, так как палисадник за поваленным забором густо зарос высоким бурьяном. Дом казался мертвым. Да таким он и был в отсутствие жильцов, глядя на мир обшарпанными стенами и почерневшими щитами, закрывавшими окна. Но крыша, по крайней мере, со стороны фасада, находилась вполне в сносном состоянии. Повреждений, почерневшего шифера видно не было. Опираясь на трость, Николай перенес нехитрые свои пожитки на крыльцо. Оно пострадало больше всего и оттого, что на нем, скорее всего, частенько собирались разного рода компании. Вокруг валялись пробки от бутылок, окурки.

Есипов присел на лавочку. Осмотрел заколоченную крест-накрест дверь, ведущую в сени. Перевел взгляд на улицу.

Внешне на окраине ничего не изменилось. За исключением, пожалуй, двух высившихся на самом конце недостроенных особняков. Наверное, кто-нибудь из столицы или Переславля решил устроить себе здесь загородную усадьбу. Что ж, выбор сделали правильно. Река и лес с чистыми озерами под боком, вот только от городов далековато. Но что сейчас для людей, оснащенных транспортом, расстояние в 200–300 верст? Пустяки. Вот только сам подъезд к домам оставлял желать лучшего. После дождя на Садовой без помощи трактора-тягача не проедешь, даже на крутом джипе. Но, может, эти весьма не бедные, судя по размаху строительства, новоселы раскошелятся и на асфальт? Или хотя бы покроют грунтовку щебеночным полотном? Но это их дело.

Еще одно изменение, произошедшее за время отсутствия здесь, отметил Николай. Вдоль домов протянуты желтые трубы газопровода. Его дом не был подключен, это и естественно, но при наличии магистральной линии врезаться в нее не составляло проблемы. Были бы деньги оплатить услуги газовиков, а они у Есипова были. Общей суммой чуть более двадцати тысяч долларов. Все его сбережения за годы службы и выходное пособие, переведенное в твердую североамериканскую валюту. На эти деньги он мог свободно купить новый дом или трехкомнатную квартиру в Центре. Но он приехал ДОМОЙ! В этот дом, на крыльце которого сидел и в котором намеревался жить дальше. Есипов достал пачку «LM», закурил.

Мимо прошли две старушки. Они вышли из-за бурьяна и не обратили внимания на вернувшегося Николая. Майор же узнал их. Это были женщины с крайних по его ряду усадеб, когда-то подруги матери, имен которых он сейчас, увы, не помнил. Ничего, совсем скоро вспомнит всех и познакомится с теми, кто поселился на его улице в последние годы. Со стороны центра поселка небо начали затягивать свинцовые тучи. Майор пустил струю дыма вверх, ее снесло слабым ветром. Следовательно, скоро возможен дождь. Затяжной, осенний. Что ж, на то она и осень. Хотя как минимум за неделю погода здесь стояла нормальная. Об этом говорили сухие канавы и пыль, толстым слоем лежащая на колеях грунтовки. Да и трава, росшая ближе к домам, прилично запылена. Приближающийся дождь превратит улицу в сплошное месиво грязи. Ну и черт с ним! Есипову здесь на тачке не кататься, хотя автомобилем обзавестись придется. Даже для того, чтобы ездить на рыбалку к местам, где они рыбачили еще с отцом, вытаскивая из Оки на донки приличных лещей. Эти места находились километрах в десяти по этому берегу, за лесом, что начинался у околицы. Тогда они добирались на свой «мысок», используя лошадь местного колхоза, где отец работал трактористом, и собственную телегу, сейчас уже, наверное, до конца сгнившую в сарае, а может, и отсутствующую. Наверняка все постройки, да и сам дом за эти пять лет неоднократно тщательно исследовали соседи. И это объяснимо. Люди здесь жили не так весело, как в Москве, и приспосабливали в хозяйстве каждую более-менее пригодную вещь.

Выкурив сигарету, Есипов встал. Смотреть на родную улицу хорошо, но надо и дом осмотреть, пока не стемнеет, и хотя бы «летучую мышь», если она сохранилась в чулане, приладить. Электричество было отрублено, о чем свидетельствовал огрызок провода, ранее соединяющий общую линию с домом. Но, скорее всего, этот вечер придется провести при свете фонаря, благо таковой у бывшего майора спецназа имелся, заряженный новыми аккумуляторами. Но вот вопрос, как сбить доски с двери? Костылем это не сделать, нужно найти что-нибудь посущественней, хотя бы монтировку или топор. Где их взять? Только у соседей. Либо у участкового Володьки, либо… у Ольги. От мысли о своей первой, так и не состоявшейся любви Николай почувствовал себя неуютно. А ведь ему придется жить рядом с ней. Как-то сложится эта жизнь? И как пройдет первая встреча? Есипов одновременно желал ее и боялся. Опасался встречи с этим человеком еще и потому, что не был уверен в том, что любовь не воспылает вновь в его одиноком сердце. Как это случилось пять лет назад. Тогда он увидел Ольгу на поминках, и сердце его сжала тоскующая боль. А наутро покинул поселок, с головой окунувшись в боевую работу, недостатка в которой у отряда специального назначения никогда не было. Как-то сложится все сейчас? На этот вопрос боевой офицер ответить не мог. Время между тем неумолимо приближало ночь, а Есипов все торчал на крыльце. Решил пойти к Володьке. Взяв трость, проковылял ко двору Соболева. Но на двери его дома висел замок. Участковый отсутствовал, да это и понятно, не время ему еще возвращаться со службы, а вот Марина, супруга его, в принципе, уже должна была прийти с работы, если, конечно, работала. Да и дети, Олег и Анюта, по идее, не могли в отсутствие родителей оставить хату. Сколько им сейчас? Лет по двенадцать, тринадцать? Где-то около этого. Но дом Соболева пуст. Это плохо. Следом жил дед Ермолай, но у того зимой и снега не выпросишь, да и жив ли дед? Что-то в его дворе никаких движений.

Николай оглянулся и… увидел Ольгу! Она стояла напротив своего дома и смотрела на него. Платок упал на плечи, и волосы рассыпались по плечам.

Сердце Николая екнуло, и от волнения стало сухо в горле. Чтобы не показать смущения, он достал сигареты, медленно прикурил, заметив, что руки его слегка дрожат. Стоять истуканом дальше было просто неприлично, и Есипов направился к соседке, стараясь меньше хромать и надев на лицо нечто похожее на улыбку. Со стороны, наверное, это выглядело, по меньшей мере, смешно. Но Николай не думал о том, как выглядит со стороны. Он пытался сосредоточиться, чтобы при встрече с женщиной не получилось конфуза. Майор совершенно не представлял, с чего следует начать разговор с Олей! Хотя… ведь ему нужен инструмент для проникновения в собственное жилище.

Николай приближался к женщине, а та, замерев на месте, ждала, глядя, как к ней идет тот, которого она так и не сумела вычеркнуть из своего сердца. Она видела седую шевелюру Николая и трость, помогающую немного скрывать хромоту, и ей хотелось убежать в дом, чтобы, заперевшись в спальне и уткнувшись в подушку, выплакать слезы, которые неожиданно и обильно подступили к глазам, когда она увидела Есипова. И ее сердце чуть не оборвалось, когда она до конца осознала, что это не призрак, а ОН, Коля, стоит на улице. До боли родной и одновременно бесконечно чужой и далекий. Но и Оля заставила взять себя в руки, оставшись на месте, глядя на приближающегося Николая.

Есипов подошел, поздоровался:

– Здравствуй, Оля!

Женщина ответила скорее машинально:

– Здравствуй, Коля!

Наступило неловкое молчание, к счастью недолгое. Инициатором продолжения разговора выступила женщина, тихо спросив:

– Вернулся?

– Да.

– В отпуск?

– Нет. Насовсем.

Есипову показалось, что Ольга издала стон, но в это время рядом протарахтел мопед какого-то мальчишки, и Николай не был уверен в том, что слышал стон или нечто похожее на него.

Ольга продолжила задавать вопросы:

– Ты уволился?

– Да.

Он поднял трость, добавив:

– По состоянию здоровья.

– А что случилось?

– Авария. Перевернулся на машине, поломался так, что служить дальше не разрешили. Случай.

– Да, вся наша жизнь сплошной случай.

Николай, видя, что разговор Оле дается тяжело, сменил тему и спросил наконец то, что и должен был спросить:

– У тебя, Оль, в хозяйстве гвоздодера, лома или монтировки не найдется? В собственный дом не могу зайти. Двери наглухо заколочены, а Володька с семьей отсутствует.

– Конечно! Сейчас что-нибудь найду.

Николай вновь нервно закурил, а Ольга, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной, прошептав:

– Господи! Что же это такое? Ну, зачем, зачем он вернулся! Боже! Как же теперь жить?

Она приложила прохладные ладони к щекам, закрыла глаза. Из-под ресниц по щекам скатилась серебристая слезинка. За ней другая. Женщина заплакала, задрожав хрупким телом. Появление Николая словно взорвало Ольгу изнутри, с острой, колющей болью, разбередив ей душу так и не остывшей первой любовью. Оторвавшись от двери, женщина бросилась на кухню, открыла кран и подставила лицо под струю холодной воды. Из комнаты вышел мальчик десяти лет:

– Что с тобой, мама? Тебе плохо?

Женщина вытерла лицо полотенцем, ответив:

– Нет, сынок.

– А что это за дядя, с которым ты на улице разговаривала?

– Это наш сосед. Он и раньше здесь жил. Я с ним в одном классе училась. Потом дядя Коля, так его зовут, стал военным, а сейчас, отслужив в армии, вернулся. Кстати, Валера, ты не знаешь, где у нас гвоздодер?

– В сарае, наверное, а зачем он?

Мать объяснила:

– Дяде Коле надо дверь в хату открыть, там же все заколочено.

– А топор подойдет?

– Да, должен.

– Сейчас принесу.

Валера вышел в сени и вернулся с топором:

– Вот, мама.

– Спасибо, касатик, спасибо, родной.

Женщина вышла на улицу, протянула Николаю топор:

– Вот, Коль, пойдет?

– Пойдет.

– Сам-то сможешь?

Есипов взглянул на Ольгу:

– Что?

– Ну, доски оторвать?

– Конечно. Ведь у меня же нога повреждена, а не руки.

– Ну, ладно.

– Как открою, верну.

И майор захромал к своему дому.

Дверь освободил быстро. Вошел в сени, из них в горницу. Внутри царствовал аромат плесени, пыли и еще чего-то слабого, но такого знакомого, что иначе, как запахом детства, назвать трудно. Из мебели почти ничего не осталось, только пустой шкаф без створок да перекосившийся стул без одной ножки. Кто-то основательно почистил избу. Но это даже хорошо. Все равно старый хлам пришлось бы выбрасывать. Николай прошел в спальню, в свою бывшую детскую. Удивительно, но здесь почти ничего не тронуто, на своем месте стояла старая кровать, даже с матрацем и рваным лоскутным одеялом, стол и две табуретки. В спальне покойных родителей – пустота, одни обшарпанные стены да скрипучие доски пола. Начинало темнеть. Есипов взглянул на часы. Без двадцати шесть! Скоро станет совсем темно, надо посмотреть, осталась ли в чулане «летучая мышь».