Соколов согласился:
      – Это уж точно, как два пальца... стуканет!
      Полуянов спросил:
      – Прапорщик спит в отдельном отсеке?
      – Нет, а что?
      – Твоего Абдулу необходимо срочно убирать. Иначе завтра тебя ждут крупные неприятности. Нас, впрочем, тоже. А этого я допустить не могу. Вернемся к тому, где и как ночью отдыхает твой подчиненный?
      – В отсеке для прапорщиков. Их в комнате – четверо.
      Полковник произнес:
      – Плохо!
      Полуянов задумался, затем задал неожиданный вопрос:
      – Ты уже передал прапорщику его долю за пропуск каравана?
      – Еще нет.
      – Это уже лучше. Еще вопрос: к тебе в комнату незаметно для личного состава заставы, включая караул, могут спуститься с гор два человека?
      Майор ответил:
      – В принципе это возможно, но только по скале, что сразу за тылом казармы, недалеко от моего окна, единственного с торца здания. Тот участок не охраняется караулом, так как считается неприступным.
      Полковник оживился:
      – Значит, мои люди спустятся прямо к твоему окну?
      – Так точно! Но это сложно и опасно.
      – А вот это уже наша забота, майор. Открой окно, чтобы спецы могли проникнуть в твою комнату.
      – Сделаю, товарищ полковник!
      – Тогда гости прибудут для решения вопроса по Селдымурадову. А пока встреться с прапорщиком, прогуляйся с ним по посту. Потяни время, придумав какое-нибудь объяснение сеансу связи. В 21.40 можешь заводить Абдулу в свой отсек для полного расчета с ним. Все понял?
      – Так точно!
      – Выполняй, майор! Конец связи.
      Отключившись от поста, Полуянов тут же вызвал одного из командиров диверсионно-штурмовых групп капитана Смирнова, чье подразделение занимало позицию в уступах горного массива противоположного хребта, как раз над казармой пограничной заставы. Тот ответил:
      – «Склон-2» на связи!
      – Это «Склон-1»! Полуянов. Слушай меня внимательно, Юра! Срочно спускай к торцу казармы со скалы двух штурмовиков-ликвидаторов. Они должны внизу проникнуть через единственное в скале окно в комнату начальника заставы. Оно будет открыто. С собой взять «черную таблетку»! Далее им действовать по следующей схеме...
      Полковник объяснил порядок действия диверсантов в комнате Соколова.
      – И поторопись, Юра! В 21.40 они должны быть в казарме и отработать объект. Затем немедленный отход. Учти, это очень важно, капитан!
      Смирнов ответил:
      – Я все понял, командир! Не волнуйтесь, в назначенное время мои ребята будут в нужном месте и сделают все по уму.
      – Работай, Юра! Только аккуратно, очень тебя прошу!
      Полуянов, наконец отключив оперативную связь, нервно закурил.
      Не хватало еще, чтобы из-за нелепой случайности, из-за какого-то прапорщика-оборотня Беляев раскрыл присутствие возле поста подчиненной ему пограничной заставы отряд спецназа! А он раскроет его, если сегодня же не убрать осведомителя. Сейчас все в руках «профи» капитана Смирнова. Ему же, полковнику «Виртуса», остается лишь одно – ждать!

* * *

      А на противоположном склоне Смирнов вызвал к себе старших лейтенантов Буданова и Корнева.
      Поставил им задачу, определенную командиром отряда, передав из арсенала смертельных средств так называемую «черную таблетку», действие которой не отличалось от действия на организм человека цианистого калия. С одной лишь разницей: действовала таблетка не мгновенно, а в короткий промежуток времени, и уже через шесть часов после смерти клиента следов этого быстродействующего смертельного препарата не обнаружило бы ни одно вскрытие, ни одна экспертиза.
      Майор же Соколов, отключив рацию, положил ее на кровать, отодвинул засовы створок металлических ставен, открыл шпингалеты рамы и вышел из своей жилой комнаты.
      В коридоре, на выходе из казармы у ружейной комнаты, возле тумбочки, как и положено в любом воинском подразделении, стоял дневальный.
      Начальник заставы подошел к нему. Рядовой-таджик принял стойку «смирно».
      Майор спросил у него:
      – Где сейчас прапорщик Селдымурадов?
      Дневальный ответил неопределенно:
      – Был где-то здесь, ходил возле казармы, товарищ майор!
      Соколов приказал:
      – Найди мне его.
      Рядовой замялся:
      – А как же «тумбочка»?
      Майор повысил голос:
      – Это еще что за разговорчики? Ты плохо понял приказ? Бегом марш искать прапорщика!
      Рядовой бросился в комнату прапорщиков, оттуда мимо Соколова, вставшего возле комнаты хранения оружия, на улицу и вскоре вернулся с Селдымурадовым, доложив:
      – Товарищ майор, ваше приказание выполнено!
      – Вот так лучше, а то разговаривать много стали, служба медом кажется? Я быстро испорчу ее дегтем, так, что взвоете, как раненые шакалы. Где дежурный по заставе?
      – По нужде отошел, товарищ майор!
      – Он что, канат проглотил, этот контрактник?
      Рядовой пожал плечами:
      – Не знаю.
      – Зато я знаю. Вызывай второго дневального и дежурного в казарму! Понял?
      – Так точно!
      – Вперед!
      Вскоре весь наряд собрался вместе, дежурный получил наряд вне очереди, дневальные по выговору. Прапорщик спросил:
      – Чего это вы так разошлись, майор?
      Соколов проигнорировал вопрос помощника, предложив:
      – Пойдем-ка, Абдуламон, пройдемся по посту!
      Прапорщик, поправив кобуру пистолета, спокойно ответил:
      – Можно!
      Они вышли из казармы, прошли на площадку особого досмотра подозрительного транспорта. С момента окончания сеанса связи с командиром отряда спецназа прошло чуть более пятнадцати минут. А надо продержать Селдымурадова вне здания примерно час. Майор сказал:
      – За колонну, что утром мы пропустили, гонорар у меня. Твоя доля – десять тысяч долларов. Позднее заберешь ее.
      Таджик, хитро прищурившись, проговорил:
      – А не кажется вам, майор, что моя доля значительно увеличилась после того, как я стал свидетелем вашего разговора по рации с неизвестным абонентом? И разговор довольно странный, который, несомненно, заинтересует подполковника Беляева. Я думаю, уже завтра у него к вам будет много вопросов, и как бы все это не отразилось на здоровье вашей жены. Безжалостные охранники начальника отряда вполне могут использовать ее как средство развязывания языка вам, чего, признаюсь, мне не хотелось бы!
      Майор внимательно посмотрел на прапорщика. Да, выходит, тот слышал его разговор с полковником спецназа, и последний принял единственно верное решение по Селдымурадову. Этой продажной мрази не место на земле! Но спросил, стараясь сохранять спокойствие, хотя в голосе майора зазвенели угрожающие нотки:
      – Ты, Абдуламон, решил шантажировать меня? А не подумал о том, что я мог разговаривать именно с Беляевым или с тем человеком, который стоит выше подполковника в нашем общем деле? Не подумал о том, что играть со мной в такие игры смертельно опасно?
      Таджик приложил руки к груди:
      – Ради всего святого, майор! Если вы говорите правду, я буду только рад и с готовностью отдам половину причитающегося мне гонорара за то, что посмел так плохо подумать о вас, человеке без малейшего преувеличения достойном! Клянусь мамой, я так и сделаю! Нам остается дождаться приезда Беляева, и все встанет на свои места.
      Соколов посмотрел на часы.
      Надо было продержать прапорщика на улице еще десять, а для перестраховки пятнадцать минут. Поэтому он спросил:
      – Скажи, Абдуламон, а если бы я сейчас отказался от только что сказанных слов и твои подозрения подтвердились, ты завтра сдал бы меня Беляеву?
      Таджик, вновь хитро сощурив глазки, ответил:
      – Зачем? Мы же с вами один хлеб кушали! Но... вы сами понимаете, молчание в данной ситуации стоит дорого. И я бы вполне удовлетворился определенной суммой, чтобы сделать вид, будто ничего не произошло. Но что об этом говорить, если вы ничего такого не совершали?
      Майор не обратил внимания на последнюю реплику подчиненного:
      – Интересно, и сколько бы ты запросил за молчание?
      Абдуламон ответил не раздумывая:
      – Во-первых, весь гонорар от сегодняшней работы, во-вторых, откупную в сто штук, чтобы бросить службу и свалить отсюда. Ведь вы же не простили бы шантажа и не упустили бы шанса завалить меня? Разве я не прав?
      Майор рассмеялся, и это вышло у него настолько искренне, что немного смутило таджика.
      – Ладно, Абдуламон, давай закончим этот пустой базар, покурим спокойно и пойдем ко мне, я отдам тебе твои пять штук «зеленых».
      – Но разговор шел о десяти тысячах долларов!
      – Так от пяти ты уже, по сути, сам отказался. Ибо завтра мои слова подтвердятся. Зачем же давать то, что завтра тебе придется вернуть обратно? Расставаться с деньгами труднее, чем не получать их вовсе.
      Лицо прапорщика помрачнело. Он пробурчал:
      – Что будет завтра, один Аллах знает, а сегодня я предпочел бы получить всю свою долю.
      – Хорошо, хорошо! Да и не возьму я с тебя ничего! Завтра вечером отвезешь меня к Наде, возьмешь ящик шампанского, и будем в расчете.
      Выбрасывая сигарету, майор мельком взглянул на часы: 21.40. Можно возвращаться в жилой отсек.
      – Идем, Абдуламон, рассчитаю тебя по совести!
      Соколов развернулся и пошел в сторону казармы.
      Таджик, явно обескураженный поведением командира, поплелся следом. Прямо в холодные объятия смерти!
      Они вошли в здание. Дневальный подал команду «Смирно!» и тут же «Застава, строиться на вечернюю поверку!».
      Из солдатских отсеков вывалила толпа военнослужащих. Вышли из своего отсека и два прапорщика.
      Майор с Селдымурадовым прошли мимо стремившихся на выход пограничников, вошли в комнату начальника заставы.
      И тут же прапорщик попал в жесткий шейный захват человека в черном комбинезоне и такой же черной маске. От удушья таджик широко раскрыл рот, пытаясь вдохнуть воздуха, второй «профи» спецназа бросил ему в рот «черную таблетку», представляющую собой в действительности маленький желтый шарик. После чего, развернув таджика, первый «спец» вытолкнул оборотня в коридор.
      Сам же, подав сигнал напарнику, быстро выскользнул в открытое окно.
      Майор выглянул наружу и увидел, как две черные, почти незаметные на темном фоне скалы фигуры спецназовцев на тонких тросах быстро поднимаются вверх. Соколов закрыл окно и ставни, закурил, ожидая, что последует дальше, в коридоре казармы.
      А там к стоящему спиной к тумбочке и смотрящему на улицу, где шла поверка, дневальному, прижимая руку к левой стороне груди, качаясь, шел прапорщик Абдуламон Селдымурадов.
      Он сумел пройти отсек прапорщиков и прохрипеть:
      – Дневальный!
      Тот, услышав хрип сзади, обернулся.
      И в это время, остановившись и сделав несколько рваных глубоких вдохов, таджик рухнул на пол.
      Рядовой бросился к нему.
      Прапорщик попытался что-то сказать, но полость его рта заполнила горькая пена, начавшая стекать с углов тонких губ Селдымурадова. Глаза затуманились и закатились, тело пробила предсмертная конвульсия.
      Дневальный закричал:
      – Товарищ майор! Товарищ майор!
      Соколов вышел из комнаты, держа между пальцев наполовину искуренную сигарету. Увидев лежащего подчиненного, бросил окурок, кинулся к прапорщику.
      – Абдуламон! Абдулло! Что с тобой?
      Но тот уже ничего ответить не мог. Сердце Селдымурадова остановилось. Поднявшись над затихшим и вытянувшимся трупом помощника, майор приказал дневальному:
      – Личный состав в казарму пока не впускать, прапорщиков ко мне!
      Спустя минуты ошарашенные внезапной смертью сослуживца помощники офицера перенесли остывающее тело Селдымурадова на его кровать, накрыли труп простыней.
      Майор вернулся к себе в комнату.
      Тут же прошел вызов по рации, Соколов ответил:
      – «Перевал» на связи!
      Вопрос задал полковник спецназа:
      – У тебя все в порядке, майор?
      – Да! Так точно!
      – Я снимаю блокаду с заставы, сообщай Беляеву о случившемся в подразделении «несчастном случае». Я вызову тебя завтра, как обычно, в 20.00 по местному времени.
      Майор выразил сомнение:
      – Я могу в это время находиться на похоронах в Ургабе!
      – Ясно! Тогда, как только освободишься, выйдешь на связь сам, предварительно пустив в эфир контрольный сигнал, чтобы мои люди вновь смогли накрыть нужный район радиопомехами. Давай, работай, майор!
      Соколов заметил:
      – А ваши люди настоящие профессионалы!
      – Ты сомневался в этом?
      – Нет, но никогда не видел, как в боевом режиме действует спецназ. Это, знаете ли, впечатляет.
      Полковник прервал дифирамбы майора:
      – Все! Конец связи, вызывай Беляева.
      У входа в здание, недалеко от распущенного из строя рядового личного состава, сгруппировались прапорщики заставы. Соколов подошел к ним.
      Один из подчиненных спросил:
      – Как же это так, товарищ майор?
      На что Соколов спокойно ответил:
      – Сердце, наверное! У меня вот так сосед по прежнему месту службы, тридцатилетний майор, умер. Вышел утром из квартиры, спустился на улицу, схватился за грудь и опустился на скамейку перед подъездом. Мы к нему, а он уже не дышит, только такая же, как недавно у Абдулло, пена изо рта. Диагноз потом поставили: острая сердечная недостаточность. А офицер был крепким, спортсменом, не пил, не курил, летом и зимой холодной водой на улице обливался. Ничего не помогло. Видать, и правда, у каждого своя судьба. Ладно, заводите в казарму на отдых солдат, сами отдыхайте! А мне надо в отряд сообщать о чрезвычайном происшествии, да родственников в Ургабе оповещать. Хоронить придется уже завтра до захода солнца, по местным обычаям.
      Прапорщики подали команду личному составу строиться, а майор, отойдя в сторону, снял с пояса рацию, вызвал отряд:
      – «Бастион»! Я – «Перевал», как слышите меня? Прием?
      Оперативный дежурный ответил:
      – «Бастион» слушает! На связи капитан Шашин.
      – Срочно соедините меня с «Первым»!
      – Причина вызова? Вы же знаете, как начальник относится к поздним вызовам.
      Соколов объяснил:
      – ЧП на заставе, со смертельным исходом!
      Оперативный дежурный тут же спросил:
      – Нападение на пост?
      – Нет! Но о нем я сообщу лично «Первому», не тяните время, капитан!
      – Минуту, соединяю!
      Вскоре раздался раздраженный голос подполковника Беляева:
      – Что за беда у тебя, «Перевал», что за смертельный исход?
      Соколов ответил:
      – Умер прапорщик Селдымурадов!
      – Что?.. Как это... умер? – Начальник отряда был явно потрясен.
      Майор же ответил:
      – Я не медик, товарищ подполковник, но думаю, внезапная остановка сердца!
      – Сердца... – автоматически повторил Беляев.
      Соколов спросил:
      – Родственников покойного в Ургабе предупредить? Хоронить его придется завтра до захода солнца, им надо бы подготовить свой ритуал.
      На что начальник отряда грубо ответил:
      – Плевать мне на их обычаи! Никому в селении ничего не сообщать, пока не будет точно установлена причина смерти. Понял, майор?
      Соколов ответил безразлично:
      – Понял! Как скажете, так и сделаю.
      – Вот и делай! Утром в 9.00 я буду у тебя на заставе с врачом. Подготовь какое-нибудь помещение под вскрытие. Да... деньги с колонны «КамАЗов» получил?
      – Так точно!
      – Все сто штук?
      – Да!
      – Документацию водителей с пропусками уничтожил?
      – Это было, согласно вашему приказанию, поручено сделать Селдымурадову. Я же все бумаги ему передал!
      – Ладно! До завтра, майор, конец связи.
      Майор отключил прибор связи, обратился к начальнику караула и дежурному по заставе, одновременно подошедшим к командиру для получения особых инструкций в изменившейся обстановке. Соколов приказал:
      – Службу нести в обычном режиме! С подъема завтра стол для чистки автоматов из оружейной комнаты силами внутреннего наряда перенести в сушилку, освободив ее и вымыв с хлоркой. Подвести шланг для подачи воды из технической емкости, труп Селдымурадова туда же! Беляев решил провести вскрытие. Все, отбой!
      Прапорщики попросили:
      – Командир, разреши ночь на улице провести. Не пойдет сон рядом с трупом.
      – Разрешаю, на входе в казарму.

ГЛАВА 3