– Никак! Наливай по второй!

– Это без вопросов!

Рудин наполнил рюмки. Спросил:

– Что сам делать будешь?

– Запью, к ядрене фене! Не могу на этот беспредел чиновничий смотреть! Не могу. Рука к стволу так и тянется. Дали бы волю, многих к стенке поставил бы. И что за страна? Говорят об одном, думают о другом, делают третье! Народ в дерьмо превратили, в рабов. Говорят о какой-то демократии, а вокруг коррупция невиданная! Все продается и все покупается! Жизнь человеческая копейки не стоит! Деревни вымирают! Да что там деревни, страна вымирает, а по «ящику» показывают, как у нас в России хорошо стало! Врут, суки, глазом не моргнут. И врут-то вроде внешне приличные, солидные люди. Гадом буду, Тихон, добром эта порнуха не кончится. Чую, кровь прольется! И без террористов всяких. У нас ведь как? Стоит только спичку поднести, и полыхнет. Полыхнет так, что все дотла сожжет! Вопрос, кто и когда эту спичку к высушенному реформами бестолковыми сушняку поднесет? А ведь поднесут, Тихон! Поднесут! И тогда мало никому не покажется. Европе с Азией и Америкой в том числе. Так какого хрена власти наши будто повязки на глаза надели? Чтобы не видеть дел рук своих. А ворованные деньги в кармане можно легко на ощупь пересчитать. Они у чиновников в одной валюте и в одних купюрах! Так что забухаю, Тихон, чтобы позора этого не видеть хоть неделю!

Рудин проговорил:

– Но трезветь все одно придется? А похмелье оно пострашнее пьянки будет!

– Да знаю! Но не могу больше. Устал. Морально!

– Ты это, Коль, брось! Займись лучше чем-нибудь другим!

– Чем, Тихон?

– Ну, рыбалкой, что ли! Да мало ли чем? – И тут Тихонок что-то вспомнил, улыбнулся: – Знаю, чем, Колян! И думаю, это занятие тебе по душе придется!

– О чем ты?

– Фельдшерицу к нам в деревню новую прислали, Матрена на пенсию ушла, вот ее и заменили. Девка с Кантарска, после медучилища. Справная. Симпатичная. На нее уже положил кое-кто глаз, знаешь, в деревне без этого не обойтись, но кто тебе в Семенихе может составить конкуренцию? Никто! Если возьмешься за фельдшерицу, все ухажеры в момент отвалят. И она знает о тебе, потому как прославился не только на район, а на всю страну! Тебе ж семьей обзаводиться надо? Надо! Когда еще такой случай представится?

Колян сказал:

– Посмотреть на девочку можно, отчего нет. Как ее зовут?

– Надеждой. Надеждой Павловной Курикиной!

– Постой! Уж не дочь ли она главврача райбольницы?

– Племянница, насколько знаю!

– Что ж ее дядюшка при себе не оставил?

– Народ гутарит, сама сюда напросилась, хотя могла в районе остаться! Слушай, Колян, а не из-за тебя ли эта Надежда Павловна прибыла?

– Не говори глупости!

– Почему глупости? Совсем не глупости. А вполне возможный расклад! Ты знаменитость, мужик настоящий, стоящий, не бабник. Так почему бы ей не попытаться закружить с тобой? По-хорошему, по-серьезному, я имею в виду?

Колян проговорил:

– Тогда если принять твой вариант, то фельдшерица девочка расчетливая. А я расчетливых не уважаю! Я…

Тихонок не дал договорить другу:

– Короче, Колян, надо тебе заглянуть в медпункт! Сегодня уже не стоит, а вот завтра? Надо! Хочешь, с тобой пойду?

Горшков отмахнулся:

– Ладно! Разберемся! Ты давай, наливай лучше!

После третьей рюмки Горшков отправился домой, прикидывая предложение Тихонка насчет нового фельдшера и находя это предложение не таким уж и плохим. Но это, может, сейчас, когда в голове шумел хмель, а завтра он отметет этот вариант друга? Но сходить в медпункт, по любому, не помешает. Посмотреть, что ж собой представляет Надежда Павловна Курикина. Ему, как участковому, невзирая на отпуск, положено знакомиться с новыми людьми на вверенном участке.

Эту ночь Колян спал спокойно, без сновидений, может, оттого, что освободился от чувства вины перед своими погибшими однополчанами, может, от действия спиртного. Поднялся позже обычного, без пятнадцати девять. Умылся, побрился, от завтрака, предложенного матерью, отказался, не было аппетита. Вспомнил о разговоре с Тихонком, касающемся новой фельдшерицы. Подумал отбросить мысль о посещении медицинского пункта, но затем решение изменил. Не без помощи старшины Головко, подъехавшего к дому Горшковых.

Увидев свой «УАЗ», Николай вышел на улицу:

– Привет, Степан!

– Здорово, Коля! Вот лайбу твою пригнал, надеюсь, поможешь добраться обратно в Кантарск попуткой?

– Помогу, какой разговор, но ты и дальше мог бы использовать «УАЗ», ведь на тебе сейчас Семениха!

– Так-то оно так, но ты же никуда не собираешься больше уезжать? Канар хватило, поди.

Горшков рассмеялся:

– Ну, теперь по всему отделу Канарейкин разнесет, как я его разыграл.

– Уже разносит!

– Нет, Степа, больше я никуда отсюда не поеду. По крайней мере, не планирую!

– Вот и посмотришь заодно за порядком. А я сюда наведываться буду. С каким-нибудь нарядом, для вида. Мне надо дом тещи подремонтировать, заела вконец со своими столетними хоромами, а отпуск – зимой! Но это если ты не против.

– Мне-то чего против быть? Занимайся домом, а за порядком я посмотрю, все равно делать нечего!

– Тогда поехали в участок? Передам тебе документы, ключи, чтоб опосля не мудохаться?

– Поехали!

Лейтенант и старшина подошли к машине. Из дома вышел Иван Степанович. Позвал:

– Колян! Может, на реку сходим? Устроимся в балочке, рыбалкой побалуемся, выпьем, за жизнь погутарим?

– Не получится, отец! У меня дела по службе.

– Так ты же в отпуске?

Пришлось солгать, иначе отец не отстал бы.

– Отозвали, бать!

– А?! Вот тоже начальники. Раз в год человеку нормально отдохнуть не дадут. Ну ладно, что ж поделаешь, раз отозвали, служи!

Николай уселся на сиденье и кивнул Головко:

– Поехали, Степа!

А езды-то, объехать церковь! Остановились под навесом. Прошли в сельскую Администрацию, в кабинет участкового. Войдя в комнату, Николай сразу определил, в ней кто-то и что-то искал.

Повернулся к Головко:

– Это ты, Степа, решил разложить документы по-своему?

Старшина удивленно ответил:

– Нет! Да я здесь почти и не бывал. Заходил только в первый день. Пепельницу вытряхнул, и все, а что, что-то не так?

– Ладно! Ничего особенного.

Старшина положил на стол ключи от кабинета, КПЗ и машины:

– Это все, Коля. Протоколов не составлял, в журнале записей не вел, не о чем было.

– Понятно!

Головко напомнил:

– Так обратно в Кантарск отправишь? Мне чем раньше, тем лучше. Только прошу, если начальство звонить будет и спросит, куда это я пропал, скажи, что мотаюсь по околицам, лады?

– Лады, Степа! А попутку? Пойдем, найду я тебе тачку.

Закрыв кабинет, Горшков с Головко прошли по коридору до вахты. Здесь Николай сказал сослуживцу:

– Ты иди на улицу, покури, а я с местной властью поговорю!

Старшина пошел на выход, Николай к вахтеру, бессменному деду Потапу:

– Привет, старый, мэр наш на месте?

– На месте! Он же и сэр и хер, как говорил генерал о начальстве при путче. То ли Лукашов, то ли Балашов!

Николай напомнил:

– Макашов!

– Точно, Макашов! Такой бравый вояка. Среди тех, кто против Борьки пошел, когда их из Белого дома выводили, он один орлом держался, остальные так, как курицы мокрые. А на что тебе Коганов?

– Не знаешь, его машина на ходу?

– На ходу. Водила Санька куда-то недавно отъехал, как Женьку привез, а что?

– Ничего. Спасибо за информацию.

Дед хитро прищурился:

– Ее, эту информацию, на хлеб не намажешь!

– Ты на что, старый, намекаешь?

– Да видел я, как ты вчерась из воронка своего ящик казенной вытаскивал. Мог бы сторожу по старой памяти и накатить стаканчик!

– Глазастый ты у нас, однако ж?

– Чего надо, не пропущу!

– Тогда сдай кому-нибудь на время свой пост и дуй к отцу, с ним приложитесь. Передашь, я сказал!

Глаза деда Потапа заблестели:

– Вот это другой разговор. Спасибо, Колян, ты настоящий мужик. А вахта? Она и без меня обойдется, как я без нее.

Сторож вышел из дежурки и трусцой засеменил в обход церкви.

Николай, усмехнувшись, прошел к приемной главы сельской Администрации. Секретаря по штату местному чиновнику положено не было, так что приемная являла собой обычную пустую комнату. Горшков открыл дверь кабинета Коганова:

– Разрешите, Евгений Анатольевич?

Глава разрешил:

– А?! Участковый, входи! Какие проблемы привели ко мне?

– Пустячные. Хотел узнать, вы в район не собираетесь?

Горшков знал, что Коганов каждый день ездит в Кантарск. К супруге.

Чиновник ответил:

– Собираюсь, вот Сашок, водитель, харчей из дома возьмет, подъедет, так и отправлюсь. А что, подбросить, что ли, кого?

– Так точно. Сослуживца. Старшину райотдела.

– Ну, какие проблемы, Коля? Подбросим. А ты в отпуске или уже отгулял свое?

– Официально в отпуске, фактически при исполнении! Находясь в деревне, мимо нарушения какого все одно не пройти, невзирая на отпуск? Не пройти! Так что считайте, на службе я!

– Ясно! А вон, кажется, и Сашок подъехал!

С улицы послышался звук работающего двигателя «Волги». Глава Администрации поднялся, взял со стола кейс.

Вышли в коридор. Потом на улицу.

Горшков подозвал Головко, и через минуту «Волга» сельской Администрации поехала в сторону паромной переправы.

Николай закурил, посмотрел на стоящий рядом, за навесом, дом, без ограды, палисадника, огорода. На доме красовалась пожухлая от времени доска с большими красными, выцветшими буквами. На доске было написано: «Семенихинский сельский медицинский пункт».

Дверь широкого крыльца была открыта. Значит, новый фельдшер на месте. Что тут же подтвердилось. По ступенькам медпункта спустилась хрупкая девушка в кожаной курточке, наброшенной поверх короткого, открывающего стройные ноги белоснежного халатика. Была она без платка или шапочки. Николай отметил ее густые, темные, уложенные на затылке волосы и… очень симпатичное, миниатюрное лицо. Девушка несла в руках коврик. Отойдя от дома, вытряхнула его и, поежившись, вбежала обратно в здание.

Николай подумал: «А она ничего, эта Надежда Павловна Курикина. Маловата по сравнению с другими деревенскими бабами, но… ничего». Такие Горшкову нравились.

Выкурив сигарету, увидел идущего от деревни деда Потапа, на физиономии которого блуждала довольная хмельная улыбка. Дождался сторожа, спросил:

– Порядок?

– Полнейший, Колян! Батяня твой не только угостил водочкой, но и с собой чекушку отлил. Тапереча служба пойдет веселее. Сам-то уехал или здесь еще?

– Уехал!

– Заметил, что меня на месте нету?

– А ты как думаешь?

Старик сплюнул на землю:

– Тьфу, знамо дело, заметил! Все замечает.

Николай успокоил сторожа:

– И то, что ты пьешь в рабочее время?

Дед Потап улыбнулся:

– Не-е! Вот тут он слабак. Носопырка у него ни хрена запах не берет. Не то что перегара, а даже одеколона. И где нюх потерял, неведомо. Наверное, опосля болезни какой! Нет, если в дугу буду, то, знамо, заметит, а по запаху не определит. Спасибо тебе, Колян, и отцу твоему. Уважаю я семью вашу, ужас как. Да и есть за что. Достойные люди, не то что шелупень навроде Дятла Митяни с его бешеной семейкой!