Всю прелесть путешествия без свиты принц ощутил уже с утра. Сначала дал о себе знать жуткий голод. Потом заныли натруженные безумным бегом мышцы. А чуть позже он вдруг понял, что совершенно один! И никто не организует ему ночлег, не заплатит за ужин, не подведет коня и не покажет, куда, собственно, надо двигаться от стога сена, в котором он провел ночь. Грязно выругавшись, но не почувствовав никакого облегчения, он сполз на землю, кое-как отряхнулся, посмотрел на тяжелые тучи, затянувшие небо, и, кляня свою судьбу, побрел к дороге. Первые пару часов хватало силы воли заставлять себя бежать, но когда с небес обрушился ливень, принц сначала перешел на шаг, потом плюнул, сошел с дороги, забился под огромное дерево, кое-как защищающее его от дождя, и заплакал…
      Хотелось оказаться во дворце, где он не мог оказаться один, в промокшей насквозь одежде; где к его услугам были десятки слуг, бани, женщины… Потом он вспомнил Беату, и злые слезы, душившие его столько времени, мгновенно высохли - мысль о том, что она могла бы увидеть его плачущим и сломившимся, мгновенно подбросила его на ноги и вытолкнула из-под начавшей пропускать первые капли кроны… …Конь, украденный в какой-то небольшой деревеньке, оказался довольно-таки неплох. А вот езда без седла здорово сказалась на состоянии его седалища - к вечеру боль от костлявого позвоночника резво шагающего по дороге животного заставила Голона то и дело спрыгивать на дорогу и двигаться своим ходом. Впрочем, жаловаться было некому, и юноша постепенно свыкся и с этой болью… …Голод стал невыносим на четвертое утро, и коня пришлось продать. Почти за бесценок. Зато следующую ночь он провел на постоялом дворе. Правда, на сеновале, но сытым и слегка пьяным - пару кружек дешевого вина неожиданно чуть не свалили его с ног… А вот пробуждение утром чуть не ввергло его в шок - деньги, вырученные за продажу коня, исчезли, и Голон, ругаясь на чем свет стоит, дал себе клятву, что когда он станет королем, вырежет все ворье в государстве под самый корень… Правда, воспоминание о том, что коня он, тоже, как бы это сказать, позаимствовал не совсем честно, несколько диссонировало с праведным гневом, но убедить себя в том, что он был вынужден, оказалось не так уж и сложно…
      Нормально поесть удалось через двое суток, уже на территории Дифеи. Красть в королевстве, известном своими драконовскими законами, он не рискнул - за попытку украсть тут отрубали руку. Зато смог договориться с хозяином постоялого двора - нарубил дров, вычистил свинарник и конюшню за ужин, завтрак и двенадцать медных монет. В общем, если не считать ободранных рук и вымазанной в навозе рубашки, которую пришлось стирать в ближайшем ручье, сделка оказалась выгодной - на эти деньги можно было неплохо поесть раза три-четыре. Если не брать вина и сладостей.
      И ограничиться чем попроще и посытнее. Так что до границы Дифеи и Бэрриама, от которого до берега Срединного моря осталось не так уж и далеко, он добрался, уже не умирая от голода и жажды… …Шайка Бороды Глокса била его без души - взять что-то с мальчишки с двумя медяками, в ободранной рубашке и истертых почти до дыр брюках, босиком бредущего по мокрой после дождя лесной дороге было нечего. Убивать было лень. Поэтому помесив его немного, и не получив никакого удовольствия, двенадцать одетых во что попало мужчин бросили бездыханное тело, и, мрачно оглядев пустую в столь поздний час дорогу, матерясь, вернулись к месту ночевки, где их ждал ужин. И четыре измордованные до предела женщины из захваченной несколько дней назад кареты. Под охраной оставшихся в лагере подельников.
      Принц, от ярости и бессилия искусавший губы до крови, крался за гомонящими на весь лес бродягами почти на четвереньках - несмотря на поздний вечер, редколесье вряд ли могло скрыть его от внезапно повернувшегося разбойника, а попадать им в лапы снова ему что-то не особенно и хотелось. А безумное желание отомстить за унижение не давало покоя и гнало вперед. К моменту, когда идущие впереди мужики, наконец, добрались до своего лагеря, Голон более-менее оправился от избиения и загнал боль в отбитых внутренностях куда-то за край сознания. А за следующие пару часов, которые его обидчики посвятили обильной жратве, возлияниям и насилию над еле живыми жертвами, позволили ему разработать план мести…
      Украсть нож у дышащего жутким перегаром и спящего без задних ног часового оказалось проще простого. Как и перерезать ему глотку. Со следующим разбойником дело не заладилось - бьющийся в агонии здоровяк чуть не перебудил половину лагеря, и если бы не притворные сладострастные стоны разобравшейся в ситуации девушки, песенка Голона была бы спета. А так проснувшийся неподалеку мужичок обозвал жертву принца кобелем и, перевернувшись на другой бок, вскоре захрапел, как ни в чем не бывало…
      Минут через двадцать лагерь стал напоминать поле боя - полтора десятка окровавленных тел, разметавшихся по поляне, залитый чужой кровью Голон, без сил привалившийся к дереву, и хлопочущие около него женщины, в полной темноте старающиеся напоить и накормить своего спасителя выглядели так потешно, что принц вдруг засмеялся в голос и не смог остановиться. Пара пощечин, которые ему отвесила самая старшая из женщин, прервали истерику, однако облегчения не принесли - смерть так близко он видел впервые. Вернее, не совсем так - убивать, чувствуя себя в полной безопасности, ему приходилось не раз и не два. А чтобы на грани собственной смерти - еще нет. И осознание этого факта навалилось на Голона каким-то запредельным ужасом…
      Впрочем, особо заострить на этом внимание не получилось - услышав, что в лагерь могут подойти еще несколько человек, отправившихся в ближайший городок продавать награбленное, принц тут же подскочил на ноги, быстренько обшарил тела в поисках подходящего оружия и денег, и через несколько минут уже ломился сквозь молодой орешник, стараясь двигаться параллельно идущей где-то там дороге…

      Локкру было скучно. Прогулявшись по просеке, оставленной в чаще планетарным танком, и лениво постреляв в живность, мчащуюся на запах свежей крови, пролитой у корвета, он пару раз останавливался, разглядывая поверженных им зверей, а потом решил отправиться обратно. Пройдя шагах в десяти от дерева, за которым прятались мы с Угги, солдат вдруг замер, повернул голову в противоположную от нас сторону и тут же улетел метров на пять, сбитый с ног таранным ударом выскочившей из зарослей "коряги". Дальнейший бой я смотрел, еле удерживаясь от смеха - тяжелый скафандр, естественно, оказался зверю не по зубам, но избыток злобы, массы и скорости позволил разошедшемуся зверю валять локкра по кустам, как щенку - детскую игрушку. А попытки горе-солдата что-либо сделать с обнаглевшим животным добрых минут пять заканчивались ничем - выронив и "винтовку", и "пистолет", он довольно долго не мог ничего противопоставить живому сгустку ненависти и квинтэссенции голода. Мы с Угги уже решили, что он должен вызвать помощь с корабля, но, видимо, солдат оказался уж очень самолюбив - до момента, когда он каким-то чудом в очередном полете подхватил с земли потерянный "пистолет",
      "коряга" вела с разгромным счетом двадцать - ноль. Оружие тут же сместило акценты: десятка полтора выстрелов, из которых в цель попали от силы пяток, заставили зверя сначала умерить пыл, а потом и замереть, уткнувшись носом в бедро валяющегося навзничь солдата и забиться в предсмертной агонии. Отдышавшись, вояка убрал оружие, потом тяжело встал, оглянулся по сторонам и, от души врезав себя по шлему кулаком, схватился за нож, закрепленный на правом бедре…
      - Клоун! - еле слышным шепотом прокомментировал происходящее Угги. - Но латы у него - закачаешься… От такого удара головой об дерево любой бы потерял сознание… Оглушить его не удастся…
      - Угу… - согласился я, наконец ухватив ускользавшую от меня мысль… - За мной… быстро…
      Кинув взгляд на локкра, начавшего отпиливать голову у боевого трофея, я осторожно отполз в заросли за спиной и, удалившись на расстояние, с которого и сам не видел его силуэта, встал и быстрым шагом двинулся в сторону рукотворной поляны с возвышающейся на ней громадой корабля… …На то, чтобы доползти до пандуса грузового трюма и забраться под него, у нас с Угги ушло добрых минут тридцать. Скрючившись под широченной металлической плитой, с ног до головы покрытые пеплом от сгоревших деревьев и кровью расстрелянных животных, мы, наконец, смогли перевести дыхание и немного расслабиться: ползти, зная, что в любой момент по нам могут шмальнуть из чего-нибудь тяжелого, было не очень то и приятно. Но все обошлось… А когда я услышал шаги доблестного охотника на "коряг" и выглянул из-под пандуса, на моем лице сама собой появилась улыбка - тело, качающееся под тяжестью огромной головы, не видело ничего, кроме носков собственных сапог. Да и те, я думаю, не особенно отчетливо - потеки крови от трофея, взваленного на плечо, заливали шлем скафандра, а попытки смахнуть струйки только ухудшали дело - шлем, как и весь скафандр, требовали срочной химчистки.
      Добравшись до корабля, локкр прогрохотал сапогами по бронеплите и скрылся в грузовом трюме. Предварительно отключив силовую стену, перекрывавшую вход вовнутрь. Проскользнув следом за ним и юркнув под днище второго планетарного танка, мы облегченно вздохнули - пробраться в корабль оказалось не так уж и сложно… А через мгновение пандус начал подниматься, панели, горящие приглушенным светом, засияли в полную силу, осветив огромный трюм, потом заработала система вентиляции, вытесняя из корабля забортный воздух, и я вдруг почувствовал себя значительно более легким - видимо, солдат включил и систему искусственной гравитации.
      Сдвинувшись чуть правее, чтобы не выпускать локкра из виду, я кинул взгляд на Угги и чуть не заржал в голос - бледное, перекошенное страхом лицо парня просто надо было видеть! Заметив мой взгляд, он покраснел, потом жестами попытался спросить, не улетели ли мы куда-нибудь - видимо, уменьшение веса тела у него ассоциировалось только с полетами… Успокоив парня, я снова повернулся к доблестному охотнику и обалдел - отбросив в сторону шлем и стягивая с себя броню скафандра, боком ко мне стояла женщина! Глядя, как она брезгливо мотает заляпанными грязью и кровью руками, я заулыбался, а потом задумался - судя по фантастическим романам, прежде чем снимать с себя скафандр, его надо было, как минимум, продезинфицировать. Впрочем, мои размышления на тему биологической безопасности корабля локкров были прерваны появлением нового действующего лица - в дальнем от нас конце трюма коротко свистнула сдвигающаяся в сторону переборка, и в проеме возник коренастый, довольно широкоплечий мужичок, в отличие от щуплой, тонкокостной дамочки-охотницы, оставляющий ощущение бойца. Кинув взгляд на голову коряги, валяющуюся на полу, локкр мрачно посмотрел на дамочку, вытянувшуюся перед ним по струнке, и выдал тираду, по окончании которой охотница умудрилась стать раза в два ниже и уже в плечах. Удостоверившись, что его поняли, мужичок презрительно скривил лицо, рявкнул что-то еще и, не дожидаясь реакции на свои слова, развернулся на месте и уперся куда-то по своим делам…
      Тем временем охотница заволокла голову "коряги" в небольшую нишу, опустила прозрачную стенку, за которой на мгновение вспыхнуло желтое пламя, потом что-то набрала на небольшом пульте справа от себя, и через пару минут, довольно улыбаясь, погрузила на небольшую тележку покрытый чем-то вроде прозрачного стеклопластика трофей! Даже с такого расстояния было видно, что голова животного словно прошла через умелые руки таксидермиста и выглядела, как живая… …Откатив тележку к двери, дамочка окинула заляпанное помещение таким взглядом, что я вдруг почувствовал, что пора шевелиться, и как можно быстрее! Жестом приказав Угги приготовиться, я дождался, пока она пройдет до небольшой комнатки, огороженной стеклянными стенами и, до предела ускорившись, рванулся вслед за ней, не забыв дернуть за собой ожидающего начала действия Угги. Предчувствие меня не подвело - женщина, успевшая сделать буквально шага четыре к пульту управления и нажать на две клавиши, обмякла у меня в руках, а за лязгнувшей за спиной дверью начало твориться что-то невообразимое! Весь трюм вдруг затянуло туманом, в котором пропали даже контуры боевой машины, потом стеклянные стены вдруг стали почти непрозрачными, за ними два раза полыхнуло, и еще секунд через десять нашим удивленным взорам предстал идеально чистое помещение с сиротливо валяющимся около одной из стен вычищенным скафандром.
      - Может, нам стоило остаться там? - осмотрев себя с головы до ног, поинтересовался Угги. - Глядишь, и грязь бы растворило…
      - А если бы растворило и нас? - усмехнулся я. - Могло быть и такое…
      - Ну, тогда я лучше похожу так… Все равно, чувствую, что пятен крови на мне прибавится… Кстати, я тут просмотрел в памяти планы корабля… Здоровый он, зараза… …Связав все еще находящуюся без сознания дамочку, и для страховки подвесив ее за пояс к трубе, проходящей на уровне моих глаз за ремень, чтобы она, придя в себя, боялась трепыхнуться, мы рванулись к дверям, ведущим на верхние палубы корабля. Находясь в состоянии джуше и сканируя окружающее пространство тем, что Наставник называл словом чувство, я ощутил приближение человека. Как оказалось, мы зашевелились вовремя - стоило мне подойти к сенсорной панели и присмотреться к изображенным на ней пиктограммам, как переборка снова свистнула, и передо мной возникла удивленная донельзя морда того же самого мужика. Глядя, как краснеет его лицо, вздуваются жилы на довольно широкой шее, и рука медленно тянется за "пистолетом", я даже усмехнулся - с такой скоростью реакции шансов выжить у него не было. Ни одного. Свернув ему шею, я жестом попросил Угги оттащить тело куда-нибудь за танк, а сам занялся дверью - надо было научиться открывать ее тут, чтобы потом не попасть впросак в ситуации, когда может не хватить времени…
      Особых проблем с пультом управления не возникло - пиктограммы сенсоров, открывающих и закрывающих переборку, оказались довольно понятны. В остальные четыре символа я не врубился, поэтому трогать их не стал, рассудив, что до полной зачистки корабля искать приключения на свою задницу мне чего-то не особенно и хочется. Угги думал приблизительно так же, поэтому занял место за моим плечом и вслед за мной двинулся вверх по наклонному проходу, ведущему к вспомогательным помещениям - к столовой, тренажерному залу и оружейной комнате.
      Заходить в них я не стал - судя по моим ощущениям, в них не было ни одной живой души. Зато парой этажей выше я чувствовал как минимум еще шестерых. И здорово по этому поводу напрягался - за вычетом отправившихся на штурм Комплекса солдат, на корвете должно было быть человек двадцать.
      Через две минуты блужданий по коридорам мы добрались до комнаты, в которой находилось четверо. Жестами показав Угги, где примерно располагаются наши будущие жертвы, я прикоснулся к сенсору и, не дожидаясь, пока переборка уберется в стену полностью, влетел в помещение… …Воин, сидящий лицом ко мне, успел только вытаращить глаза и напрячь ноги в попытке откинуться назад, но мои мечи оказались быстрее. Зато реакция его товарища, сидящего боком ко мне, оказалась выше всяческих похвал - он успел упасть на пол, выхватить свое оружие из кобуры и даже почти направить его на меня! Шанса выстрелить я ему не дал - дотянувшись до его кисти левым клинком, я перерубил ему запястье, а потом перечеркнул правым его горло. Угги тоже не стоял на месте - оба его клиента, сидящие не так далеко от дверей, как мои, уже заливали комнату бьющей из ран кровью. Еще двоих оставшихся на корабле локкров мы нашли в рубке - небольшом помещении, рассчитанном от силы человек на пять-шесть.
      Сидящие перед несколькими экранами мужчины не среагировали на звук открывающейся двери, глядя на разворачивающуюся перед ними картину штурма Комплекса…
      Угги перестарался. Удар, который должен был только оглушить сидящего слева локкра, оказался чересчур сильным для пожилого мужчины, и сломал ему позвоночник.
      Так что к моменту, когда мы удостоверились, что на корабле больше никого нет, в нашем распоряжении было два "языка" - тетка, подвешенная в трюме, и вырубленный мною мужик в рубке. Надежно упаковав последнего, я поручил его заботам Угги, а сам пошел к дамочке, чтобы убедить ее впустить в корабль оставленных снаружи товарищей… …Проблем с языковым барьером не возникло - увидев мое окровавленное оружие и кольчужную рубашку, она сначала потеряла сознание, а после пары пощечин, быстро вернувших ее в чувство, закивала головой в таком режиме, что я даже испугался за целость ее шейных позвонков. Бодро просеменив к пульту, с которого можно было опустить пандус, и, елозя связанными за спиной руками по оттопыренным ягодицам, она наклонилась над пультом, ткнулась носом в какой-то сенсор и вдруг заверещала!
      Проследив за ее взглядом, я увидел небольшой монитор под потолком, на котором появилось изображение кают-компании, в которой живописно валялись все четыре оставленные нами трупа, и ухмыльнулся:
      - Давай по-хорошему, красотка, ладно? А то я могу и разозлиться…
      Поняв по моему тону, что на корабле все уже закончилось, она тяжело вздохнула, потемнела лицом и показала мне взглядом на пару клавиш в левом углу пульта.
      Прикосновение к первой на первый взгляд не изменило ничего, а вот стоило нажать на вторую, как взвизгнули сервомоторы, и в полу возникла быстро расширяющаяся щель… Оттащив помощницу от пульта, я попытался было выйти из рубки, но не смог - дверь оказалась заблокирована! Удивленно оглянувшись на сидящую в углу героиню, я нахмурился и тут же рассмеялся - она изо всех сил изображала задыхающуюся рыбу, кивала головой в сторону выхода и умоляюще закусывала губу…
      Немного подумав, я с ее помощью закрыл пандус, провентилировал трюм, потом разблокировал дверь, выволок пленницу из рубки, запихнул в скафандр и… отлетел в сторону, сбитый с ног страшным ударом в грудь…

      Несмотря на праздник Возрождения, в честь которого даже самые нерадивые крепостные получили возможность оторваться от работы и выйти в город за порцией бесплатного пива, раздаваемого служителями Храма Матери-Земли чуть ли не на каждом перекрестке, торговля у старого Зекиса шла из рук вон плохо. С тоской провожая взглядом каждого потенциального покупателя, проходящего мимо его лотка, однорукий ветеран все глубже погружался в пучину уныния - деньги, потраченные на вяленую рыбу, за половину светового дня, проведенного около площади Всех Святых, еще даже не вернулись. Так что о планируемой прибыли, на которую можно было бы приобрести почти новую, с двумя небольшими дырками в спине, рубаху, не стоило даже и мечтать. Очередной раз тяжело вздохнув, калека привычно набрал воздух в легкие, чтобы огласить перекресток набившей оскомину фразой о "лучшей закуске к пиву", как вдруг заметил белую полосу, перечеркнувшую добрую половину неба аккурат до шпиля Первой Дозорной башни - здания, сохранившегося в Квеллионе еще с эпохи первых поселенцев. Удивленно рассматривая странное облако, которое на глазах становилось все длиннее и длиннее, он запрокинул голову и вдруг рассмотрел на его растущем конце маленькую черную точку. Внезапно облако изогнулось и перестало расти, а черная точка, оторвавшись от его края, стала стремительно увеличиваться в размерах, и вскоре превратилась в чудовищную огненную птицу! А через мгновение с ясного неба вдруг раздался такой раскат грома, что праздные гуляки, только что наслаждавшиеся праздным бездельем, аж присели на корточки! Тем временем птица, на мгновение зависнув над старым городом, вдруг сорвалась с места, взлетела ввысь, развернулась, и тут с ее крыльев стали срываться огненные стрелы! Ветеран, ошеломленно глядя на летящие к городу полосы пламени, краем глаза заметил резкое движение около своего прилавка, перевел было взгляд на мелькающие пятки улучившего таки удобный момент уличного воришки, как земля под его ногами вдруг вздрогнула, и стена городской тюрьмы, только что находившаяся от него шагах в двадцати, вдруг стремительно понеслась навстречу… …Боль в здоровой правой руке оказалась такой сильной, что Зекис вынырнул из забытья, и, отплевываясь от невесть как попавшей в рот каменной крошки, попытался приподнять голову и открыть глаза. Тут же накатило головокружение, и откуда-то из желудка к горлу подкатила жуткая тошнота. Стараясь не шевелить гудящей, как колокол, головой, старый воин пошевелил рукой и еле сдержал крик - судя по ощущениям, рука была сломана чуть выше запястья! Осторожно попытавшись напрячь ноги, он пришел к выводу, что с ними вроде бы все в порядке - если не считать тянущей боли в паху и в мышцах бедра. Кроме них, здорово тянуло шею и саднило спину. Собравшись с силами и преодолевая приступы тошноты, отставной солдат кое-как перевернулся на левый бок и онемел: здания тюрьмы больше не существовало! Безумное нагромождение битого камня, перекрученных решеток, обрывков тряпок, обломков дерева и стекла было покрыто толстым слоем серой пыли.
      А за ним чадили развалины охотничьего замка королей Лонгирона, достроенного всего полтора года тому назад! Оперевшись культей левой руки на обломок гранитной плиты, Зекис кое-как встал на колени, потом на ноги и зажмурился от страшного зрелища - город, в котором он прожил последние шесть лет своей жизни, перестал существовать! Здания, еще недавно радовавшие глаз своей необычной архитектурой, - сплавом культур Севера и Юга, - словно перемолотые чудовищными жерновами, превратились в ровный слой кое-где еще дымящихся обломков. А ярко-красный глаз дневного светила, наполовину ушедший за кромку Заречного леса, словно отливал кровью погребенных под развалинами людей…

      До дороги, ведущей к ближайшему от Скальной гряды городу королевства Шерино - Бионгу - до которого Наставник решил проводить бежавших из плена нормов женщин, добрались через два дня. А на третий нас начали преследовать неудачи - сначала одна из девушек сильно подвернула ногу, и скорость передвижения здоровенного бабского табора тут же упала. Потом прошел короткий, но сильный ливень, дорога превратилась в непроходимое болото, и с надеждами добраться до хоть какого-нибудь жилья засветло пришлось распрощаться. Подходящее для ночлега поле со стогами сена нашли уже при свете звезд, а спать легли далеко за полночь - не все смогли докопаться до сухой середины стогов, и слушать нытье дрожащих от холода женщин было выше моих сил.