1

Ровно в полдень одного из жарких летних дней, которые не так уж часты в Голландии, в шумный холл отеля «Хилтон-Амстердам» сквозь громадную крутящуюся дверь вошел невысокий, плотного телосложения, человек лет пятидесяти. Строгий костюм английской ткани, седина на аккуратно подстриженных висках и спокойная уверенная походка наводили на мысль о благородном происхождении вошедшего или, по крайней мере, о его достойной профессии. Впрочем, оказавшись в отеле, человек немедленно затерялся среди похожих на него многочисленных постояльцев — в «Хилтоне» заканчивался последний день работы международного симпозиума футурологов, и целые толпы достойных седовласых мужчин благородной наружности заполняли коридоры, холлы и лифты солидного отеля. Но это обстоятельство, похоже, вполне устраивало вновь вошедшего.

Поднявшись на седьмой этаж, человек уверенно прошелся по коридору и скрылся за дверью 732-го номера. Причем без стука или иного предварительного предупреждения, хотя номер этот не снимал и в нем не жил. И в это же самое время внизу, в холле, к стойке портье подошел приветливый молодой человек лет тридцати с небольшим. Легкий спортивный пиджак серого цвета, белая рубашка без галстука и небольшой черный атташе-кейс в руке позволяли причислить его к армии бизнесменов или чиновников. Что-то вроде начинающего преуспевать агента по недвижимости или страхованию.

— Чем могу помочь, сэр? — спросил портье по-английски, безошибочно определив в нем иностранца.

— У вас остановился мистер Глоттер, — уверенно произнес молодой человек.

— Извините, мы не даем информацию о постояльцах, сэр, — сожалеюще извинился портье.

— Да и не нужно, — пожал плечами молодой человек. — Просто передайте ему письмо. — И с этими словами он протянул портье небольшой конверт.

— Хорошо, сэр.

Молодой человек развернулся, словно направляясь к выходу. Но по дороге он на несколько мгновений задержался у зеркала на стене, чтобы проследить внимательным взглядом, как портье кладет конверт в ячейку, и увидеть номер этой ячейки — 732. Легким движением поправив волосы, молодой человек уверенно повернул к лифту. Поднявшись на седьмой этаж, он отыскал нужный номер и в задумчивости остановился неподалеку от него. В этот момент из соседнего, 731-го вышла пожилая чета.

— Дорогой, захвати свои желудочные пилюли, — капризным тоном произнесла старая леди. — Мы пообедаем в городе.

— Захватил уже, — недовольно проворчал джентльмен, похлопав себя по карману. — Опять весь день таскаться по музеям… — Не ворчи, милый, разве не из-за музеев мы сюда приехали?

Джентльмен, ворча что-то под нос, запер дверь, и супруги удалились к лифту.

Как только двери лифта захлопнулись за ними, молодой человек сбросил задумчивое оцепенение и развил бурную деятельность. Он достал из кармана универсальный ключ-отмычку — оказаться в только что покинутом стариками номере было делом нескольких секунд. Заперев за собой дверь, молодой человек поспешно, словно наверстывая упущенное время, открыл кейс и, достав из него специальный микрофон, ловким движением руки прикрепил его к стене, отделявшей 731-й номер от 732-го.

После чего нацепил наушники, быстро настроил аппаратуру и включил магнитофон.

— …Значит, все-таки здесь, в Амстердаме?

— Да, мистер Крымов, Амстердам во всех отношениях подходящее место. Крупный порт. Центр Европы. Отсюда скандал легко срезонирует по всему миру.

— Сроки уже намечены?

— Пока нет. Китайцы тянут, и мы до сих пор не знаем точной даты визита их руководства в Москву. Вы же прекрасно понимаете, что максимальный эффект возможен только в том случае, если наша операция произойдет накануне этого визита. Нужно поставить китайцев в идиотское положение.

— А вы не задумывались, мистер Глоттер, что сведения о подписании в Москве российско-китайского военного договора могут оказаться всего лишь дезинформацией русских спецслужб?

— Это неважно. Нужно отбить у китайцев охоту к подобным договорам раз и навсегда. И потом, если это и дезинформация, то рассчитана она не на нас, военных. Мы-то в курсе реальной ситуации. А вот политики могут струхнуть. Да вы сами все понимаете, мистер Крымов.

— Ладно. Что вам нужно, я понял, а для чего вы это затеяли — мне наплевать.

Я хотел бы напомнить еще раз о моих требованиях.

— Все, о чем мы с вами говорили, мистер Крымов, мое руководство одобрило. В принципе у вас нет поводов для беспокойства, но я готов выслушать вас еще раз.

— Поводов для беспокойства нет только в могиле, да и то если не намечается эксгумация, дорогой майор. Мне нужны гарантии того, что после завершения операции… — Удачного завершения, полковник.

— …Что даже в случае неудачного завершения, но не по моей вине, я буду переправлен в Штаты, где мне будут предоставлены гражданство, иное имя, необходимое прикрытие и полная свобода действий.

— Вы забыли пластическую операцию.

— В этом нет необходимости. Знаете ли, старческая сентиментальность — мое лицо дорого мне как память.

— Как угодно. Что вы считаете гарантией?

— Паспорт и другие документы у меня должны быть уже перед операцией.

— Ну, раз уж вы отказываетесь от изменения внешности, то это не составит труда сделать.

— На том и порешим, любезный мистер Глоттер. А сейчас я вынужден откланяться. Мой самолет вылетает через два часа.

— Вы напрямую в Москву?

— Я не летаю напрямую. Пересадка в Париже.

— Ну что же, мистер Крымов, я рад, что у нас с вами нет взаимных претензий и мы легко понимаем друг друга. Всегда приятно работать с профессионалом.

Разговор закончился. Вскоре хлопнула дверь — представительный джентльмен, вошедший в «Хилтон» полчаса назад, покинул номер 732. Хозяин кейса посмотрел на часы и выключил магнитофон. Тем не менее уходить он не торопился: несмотря на то что интересовавший его разговор закончился, молодой человек продолжал вслушиваться в происходящее за стеной. В соседнем номере было тихо, но, если бы молодой человек мог не только слышать, но и видеть, его взору предстал бы худой черноволосый человек, стоящий у окна и разглядывающий суету на улице у входа в отель. Искушенный взгляд тут же определил бы в нем представителя заокеанской страны развитой демократии. По каким признакам? Трудно сказать. Но есть что-то такое, что отличает американцев от жителей древней Европы. Может, бросающийся в глаза здоровый цвет лица, готовность к белозубой улыбке. Может, отсутствие замечательной европейской небрежной элегантности в одежде… Так или иначе, но майор Бюро стратегического анализа и планирования Объединенного военного командования НАТО Джозеф Глоттер действительно был настоящим американцем, и в данный момент у него не было причин это скрывать.

Сигнал мобильного телефона вывел майора из задумчивости. Он нехотя достал трубку.

— Да.

— Наши коллеги из голландской контрразведки только что сообщили, что минут сорок назад в отель вошел советник по культуре русского посольства Владимир Баданов. По нашему досье, он является заместителем русского резидента.

Глоттер мгновенно подобрался, как будто приготовился к прыжку.

— Какого дьявола я узнаю об этом уже после встречи?!

— Голландцы, сэр. Сорок минут ушло на то, чтобы это сообщение прошло все их инстанции… Впрочем, в отеле проходит какой-то симпозиум, может, это просто совпадение?

Однако Глоттер совершенно не верил в случайные совпадения.

— Он не должен уйти из отеля, — распорядился майор. — Немедленно перекройте все выходы.

— Уже перекрыты.

— Хорошо, Ищите как следует. У него должна быть запись разговора. Только без шума… Сидящий в соседней комнате Владимир Баданов, не медля ни секунды, снял наушники и принялся быстро укладывать аппаратуру обратно в кейс. По всему выходило, что его дела плохи. Самое время было аккуратно убираться отсюда.

Подумав, он положил кассету с записью в карман пиджака, захлопнул атташе-кейс и осторожно выглянул в окно. А выглянув, немедленно увидел, как два черных «мерседеса» резко притормозили у входа в отель и человек восемь одинаковых молодых людей стремительно проскочили в холл. Легкие пути к отступлению были отрезаны. В принципе Баданов, как дипломатический работник, обладал неприкосновенностью и арестовать его не могли. Но кто знает, насколько решительно настроены люди Глоттера? Нет, рисковать нельзя, и первым делом необходимо было избавиться от улик. Придя к такому выводу, Баданов вновь открыл свой кейс и тщательно стер платком все отпечатки пальцев. Закончив эту процедуру, он захлопнул кейс и ногой затолкнул его под шкаф. Ни один суд в мире теперь не докажет, что это его подслушивающая аппаратура. Ну, вот и все. Баданов поспешил убраться из чужого номера. Еще не хватало, чтобы его обвинили в банальной краже.

Уже в коридоре он буквально столкнулся лицом к лицу с Глоттером.

— Добрый день, — чинно поздоровался Баданов по-голландски.

Глоттер механически кивнул и стремительно направился к лифту, а русский советник не менее стремительно пошел к двери пожарной лестницы. И только после того, как американец сделал еще несколько шагов, его вдруг осенило.

Остановившись, как будто он наткнулся на стену, Глоттер обернулся и увидел, что Баданов пустился в откровенный бег. Но майору даже и в голову не пришло бросаться за ним в погоню. Он только выхватил свой телефон.

— Внимание! Объект вышел на седьмом этаже на аварийную лестницу.

Перехватите его внизу. Быстро! Используйте вариант «сердце»… Баданов стремительно несся по аварийной лестнице, одновременно лихорадочно соображая, что ему делать с кассетой. В том, что его возьмут, он не сомневался.

Это только дело времени. Но кассета никак не должна была попасть к ним в руки.

Кассету ждали в Москве. И единственная возможность добиться этого заключалась в том, чтобы спрятать ее пока где-то в отеле. Но делать это нужно было немедленно.

Неожиданно фортуна благосклонно повернулась к русскому разведчику лицом.

Прервав бег на лестнице и повернув на втором этаже в дверь, он оказался посреди большого банкетного зала, где полным ходом шумел заключительный фуршет симпозиума футурологов. Футурологи едва ли не всех стран мира весело пили шампанское, закусывали крохотными бутербродиками «канапе» и увлеченно обсуждали будущее нашей цивилизации. О лучшем месте для передышки Баданову невозможно было и мечтать.

Моментально придав себе беззаботный вид, он схватил с ближайшего подноса бокал с шампанским и с видом внимательного слушателя присоединился к небольшой группе ученых. Время от времени он окидывал взглядом зал, и вскоре его ожидания оправдались — он обнаружил среди футурологов одно знакомое лицо. Подумав про себя, что, несмотря на все многолетние усилия атеистической пропаганды, Бог у русских все же есть, Баданов подошел к знакомому и негромко произнес:

— Герр профессор, какая неожиданная встреча!

Бодрый человек лет пятидесяти при этих словах вздрогнул и побледнел.

Баданов понял, что он узнан.

— Можно вас на пару слов, профессор? — Взяв оторопевшего ученого под локоть, советник по культуре отвел его в сторону. — Я не шучу — вас действительно послал мне счастливый случай.

— Вы что, с ума сошли!.. — прошипел профессор. — Мы же с вами не договаривались о встрече.

— Оставьте, профессор, — строго ответил Баданов. — У меня мало времени.

Слушайте внимательно и запоминайте. Я оказался в затруднительной ситуации.

Возьмите эту кассету и берегите больше, чем все ваши труды. Завтра я заберу ее у вас. Это очень важно.

— Но мы ни о чем таком не договаривались, — испуганно пролепетал ученый. — Я согласился дать вам кое-какую информацию по тематике моей лаборатории, и все!.. Какая кассета… — Вы не просто согласились, — несмотря на улыбку, в голосе советника зазвучал металл, — а были вынуждены согласиться после предъявления известных вам документов. И знаете что, не надо устраивать истерику. Делайте, что вам говорят, и я обещаю, что больше вас беспокоить не будут.

— Я не желаю играть в ваши грязные игры, — совсем вяло пролепетал профессор.

— Уже играете. Кассета у вас на два дня, не больше.

— Но я завтра улетаю во Флоренцию, — просиял ученый.

— Флоренция? — задумался Баданов. — Что ж, так даже лучше. Если я не найду вас до отлета, то вы позвоните из Италии по этому телефону в Россию. — Он достал блокнот и быстро написал номер. — Назовете вот это число — это пароль. Вам должны ответить вот этим числом. Запоминайте. Вы же математик. Договоритесь о встрече, отдадите кассету и уточните: «Амстердам, приурочено к визиту с Востока». Все!

С этими словами Баданов повернулся к сникшему профессору спиной и затерялся в толпе. В то же время в дверях зала появились сосредоточенные молодые люди, что-то выискивающие взглядами. Но Баданов теперь был спокоен — он обезопасил себя как мог. Так что можно было уже не прятаться. Выпив залпом шампанское и поставив пустой бокал на поднос, он решительно направился к выходу из зала, все еще блокированному сосредоточенными молодыми людьми. Невозмутимо пропустив его в холл, молодые люди не спеша двинулись следом. И только когда Баданов проделал больше половины пути до вертящейся двери на улицу, его вдруг нагнал какой-то развязный парень в шортах и гавайской рубашке.

— Хай, Билл! — воскликнул он, хлопнув советника посольства по плечу.

Тот, не останавливая своего неторопливого движения, покачал головой и спокойно ответил:

— Вы обознались… — Прости, дружище, — расплылся в улыбке парень и отошел в сторону.

Баданов продолжил свой путь, но через два шага он побледнел, а еще через шаг пошатнулся. Внезапно его тело пронзила судорога, и, схватившись за сердце, он со стоном рухнул на ковер. Тут же к нему бросились два отзывчивых молодых человека.

— Господину стало плохо!.. — раздался чей-то голос.

— Вызовите «скорую»… Поднялась обычная в таких случаях суета. Какой-то джентльмен буквально выхватил из-под носа портье телефон и принялся накручивать номер вызова экстренной помощи. Видимо, от волнения это у него не получалось, потому что он яростно чертыхался и принимался набирать номер заново. А между тем два отзывчивых молодых человека ловко подхватили русского дипломата и стремительно перенесли его в комнату портье. Причем один из них постоянно приговаривал:

— Я студент-медик. Разойдитесь, ему нужен воздух… Самого портье молодые люди в комнату не пустили под тем же предлогом, что и всех остальных. Им не нужны были свидетели, поскольку в комнате молодые люди тут же обыскали не подававшего признаков жизни Баданова. Но кассету им обнаружить не удалось, и тогда один из них выскользнул прочь.

У ближайшего зеркала его поджидал невозмутимый Глоттер.

— У него ничего нет, сэр, — тихо сообщил молодой человек.

— Вы уверены?

— Да, сэр. У нас мало времени. Через несколько минут прибудет «скорая».

Надо успеть вколоть ему противоядие… — Не надо, — спокойно ответил майор.

— Но, сэр!.. — молодой человек отпрянул в замешательстве.

— Все, уходим, — жестко бросил Глоттер. — Выполняйте.

Через минуту все молодые люди как-то незаметно покинули отель вместе с джентльменом у телефона, который в раздражении пододвинул телефон портье, сказал:

— Сами вызывайте! Не можете нормальный аппарат поставить.

И тоже направился к выходу. А рядом с неподвижным Бадановьм уже суетился врач отеля, пытаясь сделать искусственное дыхание, и где-то на улице завыла сирена «скорой помощи»… Майор Глоттер в отвратительном расположении духа сидел на заднем сиденье «мерседеса».

— Перкинс, предупредите голландцев, чтобы они не проявляли излишнюю прыть, — приказал он человеку на переднем сиденье. — И еще. Этот русский кому-то передал кассету. Это плохо, чертовски плохо. Она ни при каких обстоятельствах не должна попасть в Москву. Необходимо проверить всех участников симпозиума.

— Но, сэр, там было не меньше ста двадцати человек.

— Вот и займитесь этим.

2

Лето во Флоренции обычно бывает не столько жарким, сколько душным. Прошли времена, когда это место в долине реки Арно славилось мягким климатом и военный лагерь легионеров великой Римской империи быстро превращался в чудесный «Город цветов». Увы! Флоренция давно уже перестала оправдывать свое название — каждое лето, вместе со всеми своими мощеными улочками, черепичными крышами и мраморными соборами, она превращалась в настоящее пекло. Зажатый в отрогах Апеннинских гор, город медленно, но неумолимо раскалялся под палящим итальянским солнцем, тщетно дожидаясь хотя бы легкого дуновения ветра.

Но все это было бы еще терпимо, если бы не выхлопы тысяч мотороллеров, автомобилей, автобусов и если бы не два миллиона туристов, пожирающих все вокруг глазами и объективами своих фотоаппаратов. Вот что сделало древний город окончательно непригодным к проживанию. Поэтому местное население, не задействованное в обслуживании туристов, попросту уезжает из Флоренции на лето, оставляя город на откуп любознательным зевакам и богатым бездельникам, поток которых неистощим. Впрочем, это неудивительно — едва ли найдется в мире еще один город, где каждый камень связан с именами Микеланджело и Джотто, Леонардо да Винчи и Данте Алигьери.

Флоренция была переполнена с утра до вечера, и в этом сонмище туристов можно было встретить кого угодно.

Маленькие шустрые японцы в ярких шортах и майках как заведенные щелкали своими картонными одноразовыми «кодаками», снимая все, что попадало в поле их зрения, будь то статуя фонтана Нептуна, синий фургон карабинеров или просто южная облезлая кошка. Их энтузиазму можно было только позавидовать. С одинаковым интересом жители Страны восходящего солнца глазели на бронзового Гермеса работы Бенвенуто Челлини и на устройство сигнализации в галерее Уффици.

Американцы, как правило пожилые леди с розовыми волосами и молодцеватые ветераны среднего и мелкого бизнеса в гавайских рубахах, передвигались группами и ежеминутно сверялись с проспектами, словно постоянно подозревая, что этот лоснящийся гид-итальянец им все время врет.

Встречались и русские. Но теперь это уже были не те опасливые советские туристы, которых встречали с неподдельным интересом (Ха! Во Флоренции не только Микеланджело! Я там видел живого русского, представляешь?), и даже не «красные пиджаки», которым все одно где пить — на фоне Эйфелевой башни или египетской пирамиды, эти нынче обретают душевный покой на модных курортах: там больше ресторанов и меньше бесполезных памятников. Современный русский турист мало отличается от прочих, ну разве что подсознательная тяга к магазинам его все еще выдает да любовь к выпивке… Особенно бывает переполнена туристами всех мастей площадь Сеньории, центральное место Флоренции. И в этот час — душный солнечный полдень 15 июля — на площади Сеньории можно было заметить, если очень постараться, именно такого русского туриста новых времен. Это был молодой мужчина крепкого, но не вызывающего сложения, одетый, несмотря на жару, в черные джинсы и майку с изображением Пизанской башни, перечеркнутой надписью по-английски: «Не пора ли ей упасть?» На шее у русского туриста висел положенный по статусу автоматический «кодак», которым он, впрочем, практически не пользовался.

Одним словом, если этот молодой человек и отличался от остальных двух миллионов своих коллег по отдыху, то только лишь едва заметным выражением озабоченности на лице. Не чувствовалось в нем блаженного умиротворения или полной отрешенности. Русский турист был настороже.

С видом человека, коротающего время между проводами жены и встречей с любовницей, он рассеянно рассматривал окружающие дома и дворцы. На несколько секунд его взгляд задержался на монументальном здании древней ратуши с ее мрачной башней, громоздящейся над площадью, а потом скользнул в сторону колоссальной очереди в картинную галерею Уффици. По губам русского пробежала легкая усмешка. Мол, и у вас, господа европейцы, не без этого… Закончив беглый осмотр достопримечательностей, турист вздохнул, посмотрел на часы и не спеша двинулся в сторону одной из улочек, разбегающихся прочь от площади Сеньории.

Неожиданно оказалось, что этот русский был не единственным человеком, которого мало интересовали чудеса архитектуры: два подтянутых джентльмена со здоровыми американскими лицами внимательно следили за его перемещениями и даже пару раз сфотографировали молодого человека. Теперь же, как только русский турист сдвинулся с места, один из джентльменов поднес запястье правой руки ко рту и тихо произнес:

— Ковбой направился в сторону Виа Калзадоли.

И, соблюдая безопасную дистанцию, оба американца двинулись следом. Им блестяще удавалось ничем не выдать своего присутствия — в самом деле, мало ли людей шатается летом по Флоренции? А объект их внимания тем временем медленно брел в потоке ленивых туристов по узкой тенистой улочке. Но тень совершенно не спасала от жары, разве что солнце здесь не так яростно пекло.

Явно утомленный жарой и оттого рассеянный, молодой человек не торопясь вышел по Виа Калзадоли к величественному собору Санта Мария дель Фьоре, нависавшему над всем городом. Остановившись перед входом, он вдруг вспомнил о своем бесполезном фотоаппарате, болтавшемся на шее.

Фотографировать русскому туристу, кроме себя, было нечего, ибо видами Флоренции он уже обзавелся, приобретя открытки и проспекты. Но не щелкать же свою физиономию, держа фотоаппарат на вытянутой руке? Оглядевшись, молодой человек выбрал брата туриста поприличней и обратился к нему на английском:

— Не может ли сеньор сделать один снимок?

Сеньор, оказавшийся почтенным немцем, с радостью согласился и немедленно сфотографировал молодого русского. Получив желаемый снимок для семейного альбома, объект внимания двух американцев сдержанно поблагодарил за помощь и вошел в собор.

Американские джентльмены переглянулись. Потом один из них, тот, что с фотокамерой, последовал за Ковбоем в храм, а другой, снова пробормотав что-то в рукав, отправился за немцем.

Через десять минут к собору осторожно подрулил «мерседес», а спустя еще три минуты из храма вышел джентльмен с фотоаппаратом и остановился рядом с машиной, не отводя глаз от ворот собора.

— Сидел десять минут, потом поставил свечи, пять простых и две красные, — сообщил кому-то негромко американец в открытое окно автомобиля и вдруг встрепенулся:

— Вот он… Человек в «мерседесе» кивнул и включил рацию.

— Внимание! Ковбой поставил у алтаря семь свечей. Это похоже на сигнал.

Всем усилить наблюдение!..

— На ковбоя он не очень-то похож, а?

— Примерно так переводится фамилия этого русского… Все! Он собирается уходить. Двигай за ним, а я разберусь со свечами.

— Понял.

Джентльмен с фотоаппаратом оторвался от машины и направился вслед за объектом.

Ковбой, он же Сергей Пастухов или просто Пастух, медленно брел в потоке ленивых туристов. В сотый раз он отругал себя за то, что не надел шорты, как все вокруг, — джинсы, да еще черные, не очень подходящая одежда для города, который превратился в финскую баню. Не спасала даже многолетняя привычка носить форму, тоже мало похожую на легкий пляжный костюм. Вот ведь, по Чечне бегал в камуфляже как заводной, а здесь спекся… Пошел уже третий день пребывания Пастуха в Италии. Два предыдущих он потратил на подробное изучение местности — железная спецназовская привычка крепко засела в сознании капитана. Голубков говорил Сергею, что осложнений во время его прогулки во Флоренцию быть не должно. Что ж, это Пастух вполне мог обдумать и принять или не принять во внимание. Но слова своего преподавателя в военном училище — старого подполковника, воевавшего еще в Корее и Египте, о том, что рекогносцировка местности — основа военного дела, не надо было обдумывать: эта заповедь, навсегда отпечатавшись в мозгу, выполнялась автоматически. Даже и тогда, когда, как убеждал Голубков, осложнений быть не должно.

Конечно, Пастух не собирался воевать на улицах древней Флоренции. Во всяком случае, лично он боевые действия начинать первым не предполагал.

Но и не ради отдыха он здесь оказался. Флоренция, без сомнений, чудесна и неповторима. Кто бы спорил. Но созерцание даже таких достопримечательностей не входило в число любимых Сергеем занятий. Он предпочел бы что-нибудь другое. Ему бы с удочкой, да плотвичку потаскать… Увы! Местная Арно больше походила на чеченскую Сунжу, чем на родную Чесну…

Нет, Пастух здесь, чтобы работать. Он взялся за это, и теперь уже не имеет значения почему. Он взялся, а значит, должен выполнить, чем бы все ни обернулось. И точка. Неделю назад, когда Голубков отправлял его сюда и когда говорил, что осложнений быть не должно, все действительно казалось простым.

Слишком простым.

Но у Сергея тогда не возникло сомнений, достаточных для отказа от этого дела. И потом, если доверяешь человеку, то любые сомнения перестают тревожить, а Пастух доверял Голубкову. Они многим были связаны, и отношения их мало походили на отношения начальника и подчиненного, хотя во всех этих боевых операциях (или специальных мероприятиях, как предпочитали выражаться те, кто их разрабатывал), на которые Пастуха и его команду нанимало Управление, все боевые задачи ставил перед ними Голубков. Но он не давил ни официальностью, ни своим полковничьим званием даже теперь, когда сам стал начальником оперативного отдела Управления.

Сергей не любил слово «наемник», да и название «солдат удачи» не особенно его привлекало. Но пока он полностью доверяет полковнику Голубкову — тому человеку, с чьей легкой руки он и все его ребята стали этими самыми «солдатами удачи», — до тех пор Пастух готов мириться с этой своей ролью.

В конце концов, именно это их доверие Голубкову очищало деньги, которые им платили. Очень большие деньги. Он не сомневался в своих ребятах, но все же в глубине души побаивался, что когда-нибудь они просто привыкнут к большим деньгам и тогда всей его универсальной команде, вместе с ним во главе, станет безразлично, за что брать деньги и с кем воевать. Но он не задумывался над этим, пока доверял Голубкову. А причин не доверять ему пока не возникало, несмотря на тухловатый душок, которым отдавало большинство специальных мероприятий Управления. Поэтому, когда Голубков попросил срочно съездить во Флоренцию, так сказать, выполнить роль фельдъегерской почты, Пастух согласился почти сразу.

Все контакты с Управлением изначально сводились к их общению лично с Голубковым. Никаких удостоверений, званий, планерок или ежемесячной зарплаты в бухгалтерии. Полковник связывался с ребятами, а чаще с Пастухом как с командиром. Связывался и говорил — ребята, мол, надо сделать то-то и то-то, вот что я могу вам рассказать об этом, вот сроки, вот деньги на операцию, вот ваш аванс. И они делали. И нигде это зафиксировано не было. В известном смысле они были независимы, предоставлены сами себе. Они могли сделать так, как считали нужным, и даже серьезно скорректировать задачу — случалось и такое. В принципе они, наверное, могли бы и отказаться от очередного задания, тем более что в устах Голубкова оно никогда не звучало командирским приказом. Но все прекрасно понимали, в какие игры приходится влезать и в чьих интересах. Все знали: то, чем они занимаются, санкционируется едва ли не на президентском уровне и находится вне правил, а иногда и вне законов. Но с них никогда не требовали подписки о неразглашении — поди попробуй разгласи! Дураку ясно, что даже предупреждать не будут. Но взаимное доверие пока сохранялось.