И только новые времена вернули им ощущение собственной значимости. Что ни говори, а дом был основательный, в прекрасном месте, с видом на дубовые и липовые аллеи. Сюда потянулись удачливые бизнесмены, на площадке перед домом засверкали шикарные "мерседесы" и 940-е "вольвешники". Милиции в подъездах не появилось, но замаячили амбалы-телохранители, сопровождавшие новых хозяев жизни.
      "Фольксваген-пассат", выделенный в мое распоряжение Егоровым, был не последней модели, но выглядел вполне достойно. Я оставил его возле глухого торца дома, рядом с лестницей под жестяным козырьком, ведущей в подвал, а сам прошел в первый подъезд, поднялся на лифте на пятый этаж и несколько раз позвонил в одну из двух квартир, выходивших на лестничную площадку.
      Как я и ожидал, на звонок никто не ответил. Жена Антонюка и их взрослая дочь с грудным ребенком жили на взморье на капитальной зимней даче, он уезжал туда на субботу и воскресенье, а в будни ночевал в городской квартире. И иногда, между нами, девушками, не один, а с симпатичной рыженькой молодой женщиной, учительницей соседней школы. Не знаю, чему она учила школьников, а вот курсантов милицейских школ вполне могла бы кое-чему научить. Больно уж ловко и незаметно, лисичкой, умудрялась она юркать в квартиру Антонюка и исчезать из нее. У нее были свои ключи, а у меня нет, но замки оказались из тех, про которые один мой знакомый, бывший старший лейтенант спецназа Дмитрий Хохлов, по кличке Боцман, уважительно отзывается: "Говна пирога".
      Я вошел в квартиру и аккуратно запер за собой дверь. Прислушался. Квартира была живая, дышала спокойствием и уютом, но никого в ней не было. На всякий случай я обошел, подсвечивая себе узким лучом фонарика, все четыре комнаты, образовавшиеся от соединения двух соседних квартир, заглянул на кухню, которую правильней было бы назвать столовой. Так и есть, никого. По-видимому, Антонюк на финальном отрезке предвыборной гонки решил не рисковать своей репутацией примерного семьянина.
      Вернувшись в просторную прихожую, я ощупал карманы одежды, висевшей в стенном шкафу, потом проверил трюмо. И не зря. В верхней ящике лежал здоровенный газовый револьвер типа кольт. Я разрядил его и вернул на место. После чего прошел в гостиную, уселся в кресло, развернув его в сторону прихожей, и принялся ждать.
      Антонюк должен был вернуться домой около восьми вечера. Он всегда возвращался примерно в это время, когда у него не было предвыборных мероприятий. Так и оказалось. Не успели напольные часы в гостиной отбить последний удар, как послышался гул лифта и лязганье металлической двери. Я приник к глазку. Из лифта вышел Антонюк, за ним было двинулись Гена и Миня из команды Егорова, но Антонюк остановил их небрежным жестом:
      - Все в порядке, друзья мои. Спасибо. До завтра.
      Снова хлопнула дверь, кабина покатилась вниз.
      Ну, твою мать, охрана!
      Я вернулся в кресло. Антонюк разделся в прихожей, вошел в гостиную и щелкнул выключателем.
      И увидел меня.
      Если бы он был сердечником, я бы, конечно, не пошел на этот эксперимент. Но он не производил впечатления нездорового человека. Напротив, оставлял впечатление вполне здорового. Крепенький, белобрысый, лысоватый, с летним загаром. Килограммов десять лишнего веса было, конечно, но тут уж, видно, ничего не поделаешь. Презентации, приемы. Положение обязывает. Но по утрам бегал трусцой по парку среди прекрасных старых дубов по засыпанным золотыми листьями аллеям - показывали в каком-то предвыборном рекламном ролике. Так что насчет его сердца я мог не беспокоиться.
      Я и не беспокоился.
      - Кто вы такой? Что вы тут делаете? Я намерен был ответить на эти вопросы, но не сейчас.
      Поэтому лишь молча пожал плечами. Он быстро сунул руку в карман.
      Я укоризненно покачал головой.
      - Никогда так не делайте. Не суйте руку в карман. Тем более - быстро. Я-то знаю, что в кармане у вас нет оружия, а другой может не знать. И это плохо кончится.
      - А вы-то откуда знаете? - спросил Антонюк, несколько обескураженный моим назидательным тоном.
      - Понятия не имею. Знаю, и все. От человека с оружием исходит другое излучение. Если вы понимаете, о чем я говорю. Другой тон. Запах. Цвет. Ну, не знаю. Но что-то исходит. От вас не исходит.
      - Ладно, я больше не буду быстро совать руку в карман.
      - Прекрасно, - одобрил я. - Один полезный урок из нашего общения вы уже извлекли. Еще бы парочку, и все было бы в полном порядке.
      Антонюк был не робкого десятка, нужно отдать ему должное. Он довольно быстро освоился и резко спросил:
      - Что это значит?
      А вот к ответу на этот вопрос я был вполне готов.
      Я нацелил в него указательный палец и сказал:
      - Это значит, что вы убиты. Он отступил в прихожую.
      - Не нужно. Лев Анатольевич. Поздно. Я бросил на пол патроны от его газовика. Они весело заскакали по буковому паркету. Он посмотрел на них и перевел взгляд на меня:
      - Убит, значит? Очень интересно. Позвольте полюбопытствовать - из чего? Из вашего пальца?
      Ничего не скажешь, крепкий мужик. Он даже начал мне нравиться. Не каждый сможет взять себя в руки в такой ситуации. Но отпускать ему комплименты не входило в мою задачу. В мою задачу входило совсем другое. Поэтому я извлек из подмышечной кобуры "тэтэшник" и передернул затвор, досылая патрон в казенник. Причем не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Давая ему возможность оценить тусклый блеск вороненой стали, упругое клацанье ухоженного и хорошо смазанного механизма, мое любовное и умелое с ним обращение. После чего встал и приставил ствол к его лбу.
      Тут вот он Побледнел. Побледнеешь. Я бы и сам побледнел.
      - Вот из чего, - объяснил я, хотя никаких объяснений не требовалось. - Один выстрел в лоб. Потом, когда вы упадете, еще один выстрел в голову. У нас, профессионалов, он называется прощальным. Иногда говорят контрольным. Но я предпочитаю говорить "прощальным". По-моему, это гораздо правильней. - Я сел и поинтересовался, поигрывая "тэтэшником": - У вас еще есть вопросы?
      - Выстрелы услышат. Вы не успеете уйти.
      Да что они, сговорились?
      - Это мои проблемы, а не ваши, - терпеливо объяснил я то, что совсем недавно объяснял Мине. - Ваши проблемы закончились. Все. И личные. И общественные. Все. Понимаете?
      - Чего вы от меня хотите? - спросил он.
      - Попробуйте угадать. Это не очень трудно. Но требует другого взгляда на ситуацию.
      - У меня нет ни денег, ни ценностей.
      - Да ладно вам прибедняться! Как говорил в таких случаях один мой знакомый по кличке Артист: "Не верю".
      - Это говорил не ваш знакомый бандит, а Константин Сергеевич Станиславский! Если вам что-нибудь напоминает это имя! - довольно нервно поправил меня Антонюк.
      - Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти слова за свои. Буду знать. Только он не бандит, он и в самом деле артист. С незаконченным театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь сыграет. Знаете, почему? Для него не существует вопроса: "Быть или не быть?" Он сначала стреляет, а потом начинает над этим раздумывать. Но недолго раздумывает. Нет, недолго.
      Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку баксов в банковской упаковке и бросил мне на колени.
      - Пять тысяч. Берите и уходите.
      - А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
      Он вытащил еще пачку.
      - Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
      - Не могу, - честно признался я. - Я обязан все время о вас помнить. За это мне заплатили. И гораздо больше.
      - Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
      - Столько мне и заплатили.
      - Значит, договорились?
      - А мои обязательства? Исполнение договора в натуре. Так вроде пишут нынче в контрактах? Неустойка. Упущенная выгода. Да со мной ведь и контракт-то заключили не коммерческий. А такой, за неисполнение которого отвечают вовсе не бабками.
      - А чем?
      - Жизнью.
      - Моей?
      - Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
      Он помедлил и хмуро кивнул.
      - Пойдемте!
      И направился в кухню.
      Я бросил баксы на стол и пошел следом. Антонюк вытащил из морозилки пластмассовый кювет с заиндевевшей клубникой, извлек из-под нее увесистый пакет в плотной обертке. Не говоря ни слова, перенес пакет в гостиную и положил на стол.
      - Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
      - Ни хрена себе! - удивился я. - Они у вас что, скоропортящиеся?
      - Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное - в деле, в акциях.
      - В каких?
      - Какое ваше собачье дело? В акциях порта, верфи. Для вас может быть важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
      - Вы так хорошо разбираетесь в оружии? - удивился я. - Не ожидал. Вы правы. Это венгерский вариант ТТ. Он действительно с предохранителем. У обычных "тэтэшников" нет предохранителя. Не раз пытались приделать. Как правило, неудачно. Например, в китайской девятимиллиметровой модели "213". Потом научились. У венгров хорошо получилось. Китайцы в конце концов тоже справились. У их "ТУ-90" вполне нормальный предохранитель. Почему убили Комарова?
      - Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
      - В какое дело мог сунуться безобидный историк?
      - История, мой молодой друг, не такая уж безобидная штука! Вы пришли рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
      - С интересом послушал бы.
      - Хватит болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять банковская упаковка. Больше вы ничего не выжмете из меня, даже если разрежете на куски. Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
      - Как же вы объясните исчезновение ста штук?
      - Мне не нужно никому ничего объяснять. Это черный нал. Избирательный фонд.
      - Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
      - Вы и понятия не имеете, насколько не из дешевых! Знаете, сколько стоит минута эфира? А ролик?
      - Нет. Сколько?
      - А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
      - За какой предмет? - не понял я.
      - За любой! Знамя, лозунг, плакат.
      - Сделать?
      - Поносить! Просто в руках подержать! Каких-нибудь два часа! Совсем обнаглели!
      Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении быстро сориентироваться и выбрать верную тактику поведения. Должно быть, именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
      - Интересно с вами разговаривать, - сказал я. - Но времени больше нет. Минуты через три здесь будет СОБР. Или ОМОН. Они и так что-то задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки так не делайте. Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
      - Чего я не должен делать? - хмуро спросил он.
      - То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать сигнал тревоги. Если за вами гонятся, сели на хвост вашей машине, лупят по колесам из "АКМов" - тогда да. А уж попали в такой расклад, лучше не дергаться. Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не прикончит, так собровцы могут зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
      Он показал. Брелок. Новейшая разработка "Америкэн ВИП секьюрити". Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты объекта с точностью до метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно давно действует. А для особо важных персон только вводится. У нас, по крайней мере. Сообразили наконец, что машина не дороже жизни. И до города К., выходит, дошло. А что - богатых людей на душу населения здесь не меньше, чем в Москве. Или даже больше: граница, порт, импорт-экспорт, лимитед-интернейшнл.
      Я посмотрел на часы.
      - Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
      В этот момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских сирен. Я выглянул. С шоссе к обкомовскому дому сворачивали две "Волги" с мигалками.
      В густом тумане, среди дубов.
      Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
      - Этот-то фейерверк зачем? - вырвалось у меня. - Можете мне объяснить?
      - Нет, - ответил Антонюк. - А как нужно?
      - Точно так же, только втихую. И без заезда на заправку. А где оцепление? В двух "Волгах" - максимум восемь оперативников. Если большое начальство не увязалось. А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
      - Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, - заметил Антонюк.
      - В этих делах я разбираюсь на уровне учебного спецкурса. Но по сравнению с вашими ментами я, судя по всему, академик. Пойдемте, Лев Анатольевич.
      - Вы не берете деньги?
      - Нет.
      Тут он снова побледнел.
      - Быстрей! - поторопил я и показал стволом "тэтэшника" на выход.
      - Куда мы? Куда вы меня?
      - Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
      Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул в кабину Антонюка и нажал кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на своих двоих, но этажи в этом доме были высокие, не "хрущоба". Пять этажей ~ две с половиной минуты даже в хорошем темпе. Да еще застрянут у квартиры. Пока вышибут дверь, пока то да се. Можно было даже особенно не спешить. Но и зря время терять тоже было не резон.
      С верхней площадки мы поднялись на чердачный полуэтаж, загодя подобранным ключом я открыл врезной замок обитой оцинкованным железом двери, запер ее за собой и провел Антонюка в дальний конец чердака, подсвечивая ему под ноги и вверх, чтобы он не саданулся головой о балку. Здесь все повторилось в обратном порядке. Мы спустились на лифте в цокольный этаж, из двери в дверь вошли в бойлерную, пересекли мастерскую сантехников, которая даже в темноте дала о себе знать мощным пиво-водочным перегарным дыхом, и через три минуты вышли на улицу из торцевой двери - как раз к моему "пассату". Перед тем как вывести Антонюка из подвала, я высунулся и внимательно огляделся. Тихо. Лишь какой-то прохожий приостановился в стороне, закуривая. Но он не сделал никаких попыток вмешаться в происходящее, чем и избавил меня от лишних телодвижений. Ничего похожего на оцепление. Ну, подарки. - Вот так бы я и ушел, - сказал я Антонюку, залезая в машину и заводя движок. И добавил: - Вы бы поспешили домой. А то дверь взломают, а на столе баксы свежемороженые. Мало ли!
      Он воспользовался моим советом с такой поспешностью, что едва ли успел заметить номер "пассата", хотя я предусмотрительно включил габариты. Ну, тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
      IV
      А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский "рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
      На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил, что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех, что есть.
      После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания. Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
      В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал, заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению, которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
      - Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
      - Охотно верю, - ответил я.
      - Мое дело - предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого пива!
      Сервис, бляха-Fliege.
      Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что (чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки, отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем одетыми? Всякое бывает.
      Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
      Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так случиться, что очень быстро уйду. Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не надо. И вам филь данке.
      Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с помощью обычных немецких цен и обрадовались. Рано радовались, господа ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы и мордобития оттянуться...
      Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым забралом и ПМ в руке.
      - Всем оставаться на местах! - приказал капитан. - Проверка документов!
      Наконец-то.
      По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
      Но на этот раз им ничего не грозило.
      - Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
      - Мой.
      И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
      - Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него был "мерин" или "чероки"?
      Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный. Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза, хриплый голос спросил:
      - Где пушка?
      - Не понимаю, о чем вы, - вежливо ответил я и тут же схлопотал по левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не торцом. И на том спасибо.
      - Где пушка, сука? - повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки, табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
      - Снял бы "ночку"-то, жарко, - посочувствовал я ему и понял, что сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался капитан:
      - Погоди, лейтенант. Может, не он?
      - Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
      - Отставить! - приказал капитан. - В машину! В горотделе разберемся!
      Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо остановил процессию:
      - Момент, господа! Ваш плащ.
      Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
      - Я же вас предупреждал! - И, подумав, добавил: - Приходите к нам снова.
      Омоновцы загоготали:
      - Ага! Придет! Лет через десять!
      В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним лежал бумажник с моими документами.
      Капитан жестом показал Антонюку на меня:
      - Он?
      Антонюк подтвердил:
      - Он. - И поинтересовался у меня: - Ну что? Доигрался, красавец?
      - Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
      Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
      - Пастухов? - переспросил Антонюк. - Почему-то мне знакома эта фамилия.
      - Ничего удивительного, - ответил майор. - Не Иванов, но и не Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал гражданину Антонюку?
      "Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
      - Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно поморщился:
      - Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
      - Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись потом.
      - Выполняйте.
      Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и покачал зубы. Вроде бы не шатались.
      - Свободны, - кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
      - Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты угрожал господину Антонюку?
      - Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев Анатольевич.
      - Вот как? - искренне удивился он. - А что же вы делали?
      - Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не так?
      - Не валяй дурака, Пастухов, - посоветовал майор. - Мы здесь и не таких видели.
      - Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке, горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как следует?
      Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
      - Обыщи, - кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
      - Чисто. Чего искать-то?
      - В джинсах. В правом заднем кармане, - подсказал я.
      Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула кобура с ручкой табельного ПМ.
      Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.
      Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением "КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.
      - Что там такое? - нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед ним удостоверение.
      Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.
      - Ничего не понимаю! - признался наконец он и показал книжицу Антонюку. - Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь понимаете? Это ваша подпись?
      - Моя, - подтвердил Антонюк. - Да, моя. Пастухов. Вот почему эта фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?
      - Если это был спектакль, - вставил майор тоном, не предвещающим мне ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.
      - Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.
      - Таким образом?! - взвился Антонюк. - Да вы что, издеваетесь надо мной?!
      - Над нами! - снова вмешался майор.
      - Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.
      Антонюк едва не подпрыгнул.
      - А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет! И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!
      Я понимал другое - что из него со свистом выходит пар. Но все-таки решил, что нужно его поправить:
      - Почему нет? Есть.
      Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.
      - Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.
      - Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство общения.
      - Это вы сами придумали?
      - Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.
      - Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным русским языком, не могли. Слишком просто, да?
      - Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.
      - Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если, быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!
      Я удовлетворенно кивнул:
      - Это и было моей задачей.
      Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.
      - Ну, москвич! - пробормотал он.
      Но майор был настроен совсем не миролюбиво.
      - У вас есть претензии к задержанному Пастухову? - обратился он к Антонюку.
      - Как ни парадоксально, но...
      - Если можно - простым русским языком, - попросил майор. - Без музыки и балета. И без живописи. Да или нет?
      - Нет, - сказал Антонюк.
      - А у меня есть! - взревел майор. Теперь и из него начал выходить пар. - Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?
      - Так точно, господин майор.
      - Гражданин майор!
      - Слушаюсь, гражданин майор!
      - Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень, получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево отделался! - примерно через полминуты закончил он. - Есть вопросы?
      - Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?
      - Вам, москвичам, хорошо рассуждать! - возмутился капитан. - Вам Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим - видел? Скоро на рейсовые автобусы пересядем!
      - Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? - поинтересовался я. - Человек сто?
      - Больше, - уточнил капитан.
      - Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус. Для себя же.
      - Они скинутся! - проговорил майор.
      - Прекрасная мысль, - вмешался Антонюк. - И своевременная. Мой фонд поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.
      - А у вас - голоса благодарной милиции, - подсказал я.
      - Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас своими делами.
      - Ладно, - снизошел майор. - Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у меня отсидишь! Оформи, капитан.
      - Вы оставляете меня без охраны, - возразил Антонюк.
      - У вас целая толпа охранников.
      - Пастухов показал, чего они стоят.
      - А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.
      - Значит, вам до этого нет никакого дела? - переспросил Антонюк. Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
      - Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в сводке! А если есть хулиганство - должен быть и хулиган. И к нему должны быть приняты меры!
      - Какому губернатору? - негромко поинтересовался Антонюк. Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за четыре года не сделал для города ничего?
      - Не мое дело оценивать губернаторов, - огрызнулся майор. - Станете вы - буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.
      На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь. Помогая милиции, помогаешь себе.
      - Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного состава в условиях, близких к реальным.
      - И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась нулевой, - язвительно добавил Антонюк.
      - Почему? - возразил я. - Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
      - Понял, как в Москве работают? - обратился майор к капитану и снова повернулся ко мне. - Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту петрушку затеял?
      - Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
      А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом встал, одернул китель и доложился:
      - Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного управления внутренних дел. - Немного подумал и представил капитана: Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
      - Очень приятно, - сказал я. - Пастухов. Сергей Сергеевич.
      - Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
      - Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно выполнял все мои предписания, - объяснил я.
      - Какие? - спросил Антонюк.
      - Может, мы обсудим это" наедине?
      - Если можно, при нас, - попросил майор. - Учиться так учиться..
      - Я не скажу ничего нового.
      - Тем более.