Пролог

Фрибур, 10 июня, 06.47

Маленький швейцарский городок у предгорий Альп все еще был погружен в утреннюю спячку. Улицы, плотно застроенные домами с островерхими черепичными крышами, выглядели пустынными: провинциальная жизнь размеренная, неторопливая и тихая, как ход мельничного колеса на реке Ааре.

Последний четырехэтажный дом по четной стороне улицы рю де Флер, что находилась на окраине городка, резко отличался от своих соседей. Окна первого этажа были закрыты массивными металлическими ставнями, которые никогда не поднимались, над крыльцом и по углам дома на уровне второго этажа висели камеры видеонаблюдения, а на скате черепичной крыши неподалеку от слухового окна была прикреплена большая спутниковая тарелка, направленная в небо.

Утренняя тишина сонного городка вдруг нарушилась ревом мотора. На рю де Флер из-за угла вывернул антрацитово поблескивающий бронированный «мерседес» с темными стеклами. Он покатил по улице и замер точно напротив массивной дубовой двери того самого четырехэтажного дома.

Щелкнул замок, и на крыльце показались двое. Оба чернявые, одинакового роста, в одинаковых темных костюмах и туфлях и даже с одинаковым выражением на лицах: сосредоточенный взгляд, напускная суровость. Они внимательно оглядели улицу. Затем один подбежал к «мерседесу», распахнул заднюю дверцу и замер около нее. Второй поднес к губам рацию и сказал в нее что-то резко-гортанное.

На крыльце появились еще двое. Первый был огромного роста — детина с типично славянской внешностью, второй, напротив, кавказец — маленький, бородатый, большеносый. Детина встал спиной к рю де Флер, полностью загородив кавказца своим могучим телом. Тот прытко подскочил к дверце автомобиля, уже занес правую ногу, чтобы сесть на заднее сиденье, и в это мгновение его голова резко мотнулась вправо, в лицо телохранителя, стоящего у дверцы, густо брызнула кровь.

— Атас! Гони! — заорал детина, выхватывая из-под мышки пистолет. Он толкнул кавказца в спину, впихивая его в «мерседес», следом в машину прыгнул телохранитель с забрызганным кровью лицом. Машина с диким визгом сорвалась с места и скрылась за углом.

Телохранители с пистолетами на изготовку внимательно осматривали замершую улицу. Все слуховые окна чердаков были закрыты решетчатыми ставнями. Маленький городок все еще мирно спал.

Генуя, 10 июня, 13.32

За длинным обеденным столом сидела большая шумная семья. Во главе, как водится, старейшина рода — лысый толстый синьор шестидесяти лет с сиренево-красными прожилками на большом мясистом носу, по обеим сторонам от него — дочери, сестры, братья, дети, внуки.

Синьор почти ничего не ел. Лечащий врач прописал ему диету и строго предупредил, что, если синьор не будет ее придерживаться, с ним может случиться удар. Последнее время синьор тщательно заботился о своем здоровье и сейчас пил виноградный сок, слушал, о чем болтают его дети и внуки, и прикидывал, сколько он сможет заработать на предстоящей сделке.

Звуки портового города врывались в распахнутые настежь окна и балконные двери столовой.

Настроение у главы семейства было отличное. Через несколько минут он поднимется из-за стола и отправится в спальню, где проведет три часа сиесты со своей молодой женой. Первая, Анна, умерла полтора года назад, и теперь, когда кончился траур, он женился снова, на двадцатитрехлетней Паоле. Любит, любим, богат. А что еще нужно человеку для счастья? В пять сиеста кончится, он нежно поцелует Паолу на прощание и поедет на сделку.

Замечательная сделка. Синьор стал шевелить губами, подсчитывая в уме барыши. Неожиданно он резко дернул головой — так, будто в левую щеку ему впилась оса, — и вдруг с грохотом повалился на пол вместе со стулом. Женщины с криками вскочили из-за стола, бросились ему на помощь. Каждая из них подумала, что случилось то, о чем так строго предупреждал синьора врач, — апоплексический удар. Они склонились над синьором и тут же испуганно отпрянули в разные стороны. Из-под головы синьора по полу растекалась алая кровь.

«...Направленные на урегулирование ситуации политические инициативы, которые выдвигали в последнее время представители независимого правительства Ичкерии, пришлись не по душе российским спецслужбам. Они, не желая прислушиваться к мнению международного сообщества, решились на крайний шаг — физическое устранение тех, кто пытается отстаивать свою независимость путем переговоров. Но устранять неугодных политиков им приходится на территории других государств... Неужели в объединенной Европе снова грядет кровавая инквизиция чудовищного КГБ?.. Можно ли расценивать эти преступления как обычные заказные убийства или происшедшее во Фрибуре — это прямое вмешательство в дела суверенного государства?»

«Цюрих лейбен»

"Компания «Ричина» с прискорбием сообщает о безвременной кончине синьора Марко Апполинаре и выражает семье покойного свои глубочайшие соболезнования. Синьор Марко Апполинаре долгие годы возглавлял генуэзское отделение компании. Его безупречный стиль управления персоналом считался образцом для подражания. Именно благодаря высочайшему профессионализму синьора Апполинаре генуэзский филиал много лет приносил компании высокую стабильную прибыль. Персонал компании всегда любил и уважал Марко за его человеческие качества. Теперь его нет с нами. Наша утрата невосполнима.

Панихида по синьору Марко Апполинаре состоится 12 июня в 11.30 в церкви «Сайта-Мария дель Генова».

«Корриеро Генова»

Глава первая. Спецзадание

Я человек не очень набожный и никогда таковым не был, потому как учился в школе еще во времена махрового атеизма, но сегодня тот день, когда я обязательно хожу в церковь Спас-Заулка и ставлю свечи. Потому что сегодня день памяти моих ребят: лейтенанта спецназа Тимофея Варпаховского, которого мы все звали Тимохой или Каскадером, и старшего лейтенанта Николая Ухова, армейское прозвище Трубач.

Службу вел молодой священник Андрей. Я поклонился ему и поставил свечи. За упокой души. Бросил записки в ящик с крестом, чтобы имена моих друзей прозвучали в молитве. А еще я поставил свечи перед Георгием Победоносцем, покровителем воинов, во здравие своих парней.

Во здравие бывшего капитана медицинской службы Ивана Перегудова, по прозвищу Док.

Во здравие бывшего лейтенанта спецназа Дмитрия Хохлова, по прозвищу Боцман.

Во здравие бывшего старшего лейтенанта спецназа Семена Злотникова, по прозвищу Артист.

Во здравие бывшего лейтенанта спецназа Олега Мухина, по прозвищу Муха.

И за себя — капитана спецназа Сергея Пастухова, по прозвищу Пастух.

Было нас семеро, как тех парней в знаменитом фильме, а теперь только пятеро. Пятеро выживших после всех заварух, что выпали на нашу долю. Как редко мы видимся! Собраться бы у меня в Затопино, попариться в баньке, искупаться в речке, посидеть за столом с пирогами да запотевшей поллитрой. Так нет же! У всех свои проблемы, свои заботы. Война объединила нас, мирная жизнь развела. И собираемся мы вместе только тогда, когда дело опять жареным пахнет. Все не как у людей. Вояки!

Это я, это я, Господи!

Дело мое на земле — воин.

Твой ли я воин, Господи?

Или Царя Тьмы?..

Человечка, который меня пас, я заметил сразу, как только вышел из храма, уж слишком пристально он разглядывал кресты на погосте. Был он худ, небольшого роста. Ветровка, джинсики, кроссовки, небольшая спортивная сумка на плече. Этакий турист, путешествующий по Подмосковью в поисках памятников каменного зодчества. Турист так турист. Человек ничем не примечательный. Именно такие, ничем не примечательные люди, чаще всего бывают очень неприятны в общении. Ладно, сейчас посмотрим, какой ты турист!

Я намеренно выбрал дальнюю дорогу через лесок, отделяющий Затопино от Спас-Заулка. Не торопясь дошел до опушки, оглянулся. «Турист» отстал. Делает вид, что любуется красотой здешних мест. Ну-ну, давай любуйся!

Я нырнул в тень деревьев и побежал, стараясь топать как можно громче.

Пробежав таким образом метров триста, я резко свернул с тропинки в чащу и тут же стал тише кошки, подбирающейся к добыче. Развернулся на сто восемьдесят градусов и уже неторопливо двинулся назад, стараясь не задевать за ветки мелких деревьев и не наступать на сушняк. Если в «турист» был немного повнимательней, тут же заметил бы подвох. Во всяком случае, меня такими штуками не проведешь. Но он весь был поглощен погоней. Вот он — идет торопливо, чуть ли не бежит, сумочку через плечо закинул. Я неслышно вышел на тропинку прямо у него за спиной и спросил громко:

— Вы случайно не заблудились?

Он вздрогнул и резко обернулся:

— Тьфу ты, Пастухов, напугал меня до смерти! Я от Голубкова. — «Турист» достал из внутреннего кармана куртки удостоверение и протянул мне. Но я не взял. Если человек говорит, что он от Голубкова, значит, так оно и есть. Как говорится, чужие здесь не ходят.

Ну что ж, раз гонец — не иначе скоро я опять увижусь со своими боевыми друзьями.

— Чего сразу не подошли? — спросил я довольно сердито.

— Народу около церкви много было, — объяснил он. — А в нашем деле, сам понимаешь, лишние глаза ни к чему.

— Ну хорошо, пойдемте в мастерскую, — кивнул я и посмотрел на часы. — Мужики сейчас как раз обедают.

В мастерской действительно было пусто. Я прикрыл за собой двери, «турист» расстегнул сумку и выложил на верстак какие-то бумаги.

— На-ка вот, почитай. — Он протянул мне несколько вырезок из иностранных газет. К вырезкам были подколоты листки с переводом.

Я пробежался глазами по текстам.

— Значит, буржуи на вас бочку катят?

— Это, Сергей Сергеевич, еще полбеды. Как говорится, нам не привыкать к их «бочкам». Сюда посмотри. — Он разложил передо мной несколько фотографий. Узкая улочка какого-то маленького городка, гора крупным планом, «мерседес» с броней. Классная тачка, не меньше полумиллиона баксов стоит. Обычно в таких ездят те, кому действительно есть чего бояться.

— Вот это дом убитого. — «Турист» ткнул пальцем в крайний особняк на фотографии. — К этой двери подъехала его машина. Какое, по-твоему, тут расстояние от машины до двери?

— Метра два, не больше.

— Так и есть. Телохранителей на улице трое. Двухметровые жлобы закрывают хозяина с обеих сторон. Как ты оцениваешь шансы киллера?

— Маленькие, — согласился я. — Только возле машины, пока он на мгновение открылся. Доли секунды. Вот отсюда стреляли? — Я показал на гору.

— А отсюда — это с километр. Прикинь!

С километр — это тебе не в подъезде бедную жертву поджидать! Нужно хорошо изучить местечко, выбрать позицию, пристреляться, — конечно, мысленно, не по-настоящему. Вот, например, подъезжает к дому «мерседес», клиент выходит из дома, и ты ведешь стволом по спине охранника — ждешь, когда наконец мелькнет башка будущей жертвы. Ага, вот она, точка, открылся! Надо еще упреждение выбрать, чтобы он не успел в машину нырнуть, пока пуля летит. На раздумья времени нет, только успевай жми на крючок! Чуть растерялся, и все! Второго шанса тебе не дадут. Да, хороший снайпер — это страшная сила, страшнее бомб, ракет и огнеметов. А этот, что здесь работал, не просто снайпер — профессионал высочайшего класса. Таких во всем бывшем Союзе по пальцам можно пересчитать.

— На портретик убитого можно взглянуть?

«Турист» выложил передо мной фотографию, я глянул на нее и обомлел — пришлось нам с покойным однажды встретиться в весьма необычных условиях. Однако виду, что знакомы, не подал.

— Молодец! — восхищенно произнес я, имея в виду снайпера. — Вы хотите спросить, приходилось ли мне иметь дело со спецами такого класса? Сразу отвечу — не приходилось. И в нашем подразделении таких снайперов не было. Мы большей частью по ближнему бою специализировались.

— Я к тебе не за этим, Пастухов.

— А за чем же?

— Посмотри-ка вот на это.

Передо мной появились новые фотографии. Какой-то южный город, здоровенный трехэтажный дом, в котором открыты окна. Другой дом. Чердачное окно.

— Еще один трупак? — догадался я.

— Представь себе, менеджер солидной итальянской фирмы мирно обедает с семьей, а его убивают через открытое окно.

— Тот же почерк? — поинтересовался я.

— Да, причем оба убийства совершены в один и тот же день с разницей четыре с половиной часа. Первое в Швейцарии, второе в Италии.

Я мысленно представил себе карту Европы.

— Там вообще-то не очень далеко, если подгадать под соответствующий авиарейс.

— Соображаешь, Пастухов, — усмехнулся «турист». — Так оно и было. Киллер подгадал.

— Хорошо, к чему вся эта предыстория со снайпером? Для общей эрудиции?

— Ты будешь отвечать за безопасность одного важного человека...

— Которому грозит то же самое, что и этим. — Я кивнул на фотографии. — Нет, отказываюсь. Это нереально. Разве что надеть на него пуленепробиваемый скафандр.

— Пятьдесят тысяч.

Я отрицательно мотнул головой:

— Никаких шансов.

— Шестьдесят.

— А эти двое? — Я почему-то не хотел называть их ни «покойниками», ни «жертвами», ни «трупаками». — Они как-то были между собой связаны?

— Никак, — покачал головой «турист». — Семьдесят. Пастухов, подумай. Выгодная работа. Может, мои пацаны этого киллера через неделю вычислят, ты будешь богат и свободен как муха в полете. Сколько тебе лет в твоей мастерской вкалывать надо, чтоб такие деньги заработать?

При слове «муха» я улыбнулся, невольно вспомнив бывшего своего лейтенанта Олега Мухина. Где-то он сейчас?

— Вы же не хотите мне рассказать, кто были эти люди? Какой же идиот вслепую работать будет?

— Ну хорошо, — вздохнул «турист» и выложил передо мной очередную газетную вырезку. На этот раз вырезку из нашей газеты «Абсолютно секретно».

Я вчитался. Разоблачительная статья о том, как жадные до денег люди из ФСБ сдают своих же агентов в Чечне. Статейка как статейка, сейчас таких много пишут, но если ее слегка проанализировать, становилось ясно... в ней приводился совершенно конкретный пример механизма внедрения агента, которого потом провалили. Девяносто девять и девять десятых процента читателей повозмущаются царящими нынче в ФСБ порядками и отправят газету в мусорное ведро, а одна десятая особенно вдумчивых не отправит, потому что пример этот очень хорош. А может, агент вовсе и не проваливался, а просто его таким вот хитрым образом — через газетную статью — подставили? Журналюги, они ведь такие — информацию никогда не перепроверяют! Тогда получается, что пример этот является подсказкой кому-то. Я посмотрел на фамилию журналиста под статьей. Какой-то Кирилл Светлов. М-да, если все это так — удружил ты, парень, нашим спецслужбам. А особенно этому самому агенту...

— Значит, в Швейцарии и в Италии убрали ваших людей? — спросил я, возвращая ему вырезку.

— В Швейцарии, — кивнул «турист». — Этот человек принадлежал к очень могущественному и богатому чеченскому тейпу. Ему предстояло решить важнейшие политические вопросы по поводу будущего Чечни на предстоящем саммите в Локарно.

— Ага, то есть казачок засланный был, — усмехнулся я. Имя этого «богатого» и «могущественного» я на самом деле хорошо знал. — «Чехи» думали, что он в их, а он в ваших интересах трудился. Второй кто?

— На первый взгляд Марко Апполинаре никакого отношения к чеченским делам не имеет. Компания «Ричина» торгует лекарствами. Аналитики работают, но пока ничего не накопали. В этой истории все не так просто.

«Конечно, все не так просто, — подумал я. — Не будет киллер из страны в страну мотаться, чтобы в один день два разных заказа выполнить. Видно, убрать обоих надо было срочно, потому что завтра могло быть поздно. И заплатили этому парню очень и очень хорошо».

— Да, крупно вас журналюга подставил, — заметил я. — И кого же вы мне под опеку подсунуть хотите?

— Ису Хусаинова.

Где-то я это имя слышал.

— Довольно крупная фигура. Часто выступает с политическими заявлениями.

Да, точно, по телевизору, на прошлой неделе, во вторник я его видел! В папахе, важный такой, взгляд у него злой, проницательный, того и гляди, насквозь пробуравит!

— В интересах России? — спросил я.

«Турист» неопределенно пожал плечами — не хотел говорить. Видно, у него на этот счет была строгая инструкция — что можно говорить, а чего нельзя. Да только мне до этих его инструкций дела нет!

— И вы хотите, чтобы я, бывший капитан спецназа, прошедший первую чеченскую, «чехов» защищал? — Вид у меня был такой, что он попятился. — Забирай свои фотки и вали отсюда! А Голубкову вот это передай! — И я показал ему «стахановское движение», выкинув вперед согнутую в локте руку.

— Сто тысяч, Пастухов!

— Иди-иди! А то сейчас мои мужики с обеда вернутся. Они люди горячие, зашибить невзначай могут.

«Турист» сунул в сумку все свои вырезки и фотографии, направился к дверям.

— Зря ты, Сергей! — замялся он у выхода. Видимо, раздумывал, нарушать инструкцию или нет. — Этот первый чеченец, которого я тебе показал, собирался на деловую встречу с земляками. «Чехи» хотели разместить в Италии какой-то очень крупный заказ. Какой, мы пока не знаем. Итальянец тоже должен был поехать к шести на встречу с партнерами по бизнесу и тоже умер. Усекаешь связь, Пастухов? Похоже, готовится какой-то большой сюрприз, о котором не надо знать лишним людям. Сто пятьдесят. Тебя все еще не интересует это дело?

— Нет, — сказал я.

— Ну как знаешь. — «Турист» вздохнул. — Вот потому у нас никогда в стране ничего не будет, что вашему поколению на интересы родины наплевать!

Я пафоса не любил и отпарировал:

— У нас в стране ничего и не осталось, потому что кое-кто из тех, чьи задницы вы сейчас прикрываете, слишком много ворует!

Он ушел, хлопнув дверью.

Я подождал с полминуты, потом достал из кармана сотовый телефон и позвонил Артисту:

— Привет!

— Ух ты! — обрадовался мне Артист. — Не иначе как сегодня снег пойдет.

— Не пойдет. Синоптики засуху обещали. Ты вечером сильно занят?

— Есть немного. Меня в театр «Человек» взяли на вторую роль. Репетиции каждый день. Через три недели премьера. А что?

— Денег тебе в «Человеке» много платят?

— Девятьсот.

— Долларов? — уточнил я.

— Издеваешься, что ли? Рублей, конечно. Всего три спектакля в месяц. Вот если бы мне народного дали! — Артист мечтательно вздохнул.

— Ну пока что ты не народный, и нам с тобой по пути. Слушай сюда! Наведайся-ка в «Абсолютно секретно», разыщи там Кирилла Светлова, журналюга такой у них работает. Спроси, кто ему в двадцать третий номер материал подкинул. Ты только смотри поаккуратней там, за ним наверняка наружка установлена.

— А деньги? — поинтересовался Артист.

— Без денег ты другу уже помочь не хочешь? Ладно, так уж и быть, сто твоих «человеческих» окладов я тебе обещаю по завершении операции. Боцманову «пятерку» можешь взять хоть сейчас...

Старенький Боцманов «жигуль» был у моих ребят чем-то вроде разгонной машины. Кому надо, тот и берет...

— Сколько-сколько? — не поверил своим ушам Артист.

— Работай, Сема!

Я выключил мобильник, посмотрел на таймер. Две минуты по двадцать центов умножаем, грубо, на двадцать восемь — получается одиннадцать двадцать в рублях. Ну вот, гонорар еще не получили, а уже начали его потихоньку тратить!

Подполковник Горобец, которого Пастухов довольно метко обозвал «туристом», гнал свою «девятку» по шоссе на большой скорости.

Он был расстроен. Голубков говорил ему, что вербовка пройдет успешно: Пастухов в деньгах всегда нуждается. Где там! Вообще все это дело с самого начала казалось Горобцу весьма сомнительным и тухлым. Пастухов был прав в одном: защитить от киллера такого уровня клиента почти невозможно. Даже охрана президента, в случае выхода «самого» на улицу, дает только девяносто процентов гарантии. А состоит она из двухсот человек плюс усиление из местного ФСБ, которое проверяет все чердаки и крыши... Голубков расписал ему Пастуха как профессионала высочайшего уровня. Где он только не работал со своей командой: и в Калининграде во время предвыборной кампании, и в Эстонии, и в дальнем зарубежье. В Эстонии целую роту спецподразделения на обе лопатки уложили! Все похождения Пастухова были в его личном деле — совершенно секретном. А может быть, он, Горобец, неверно выбрал тактику? Может, стоило припомнить Пастухову все его незаконные действия на территории России и других стран, припугнуть ответственностью? Нет, на понт этого парня не возьмешь — битый! Может, Голубков специально подсунул такую тухлую разработку? В случае провала операции будет на кого свалить? Ну нет, с Горобцом такие варианты не проходят! Он в системе уже двадцать лет — всю эту кухню досконально изучил. Сейчас приедет и немедленно доложит начальству: Пастухов от работы категорически отказался, для дальнейшего проведения операции представляет реальную угрозу, потому что после встречи с ним владеет секретными сведениями государственной важности. Мое, мол, дело доложить, а вы уж сам решайте...

И тут «девятку» подполковника на большой скорости обошел джип «шевроле-блейзер».

«Километров сто семьдесят идет», — с завистью подумал Горобец. И в это самое мгновение джип зажег перед самым его носом свои большие стоп-сигналы. Подполковник резко ударил по тормозам, одновременно выворачивая руль, чтоб избежать столкновения с лихачом.

Машину повело в сторону; мгновенно оценив ситуацию, подполковник понял, что не справится с управлением. Он вжался спиной в сиденье, уперся ногами в пол и позволил машине съехать на обочину, ткнуться носом в кювет.

Он сидел в заглохшей машине закрыв глаза и чувствовал, как по спине стекают струйки липкого пота.

Джип между тем дал задний ход. Пастухов выбрался из машины, подбежал к «девятке» и заглянул внутрь. Слава богу, жив «турист», только очень уж бледный!

— На сто пятьдесят тысяч долларов я согласен, — сказал Пастухов.

— Слушай, ты всегда так машину водишь? — спросил подполковник, открывая глаза.

— Всегда, — пожал плечами Сергей. — А что такого?

— Просто удивляюсь, почему ты до сих пор еще жив!

— Я и сам этому удивляюсь, — усмехнулся Пастухов. — Мне нужна самая полная информация не только по клиенту, но и по тем делам, о которых вы говорили.

Глава вторая. Артист

Семен Злотников, он же Артист, сидел за туалетным столиком в гримерной и подсчитывал будущие барыши. Если Пастух говорит о таких деньгах, значит, появилось дело. Однако надеяться на легкий заработок наивно — спокойных дел для их «команды» никогда не было и не будет. Но пока что задание плевое и вполне можно совместить с репетициями в «Человеке». «Абсолютно секретно» — это он мигом, одна нога здесь, другая — тоже здесь. Что там Сергей говорил насчет наружки?

По редакционному коридору, опираясь на палку со стертым набалдашником, шел сутулый пожилой человек бомжеватого вида: водолазка с вытянутым воротом, стоптанные ботинки, дешевые брюки с пузырями на коленях. На носу у человека были старомодные очки. Левая дужка очков отсутствовала, и очки держались на толстой бельевой резинке, зацепленной за ухо.

Одна из дверей отворилась, и из нее выскочила девица с сумкой на плече. Она побежала к выходу, одновременно разговаривая по сотовому телефону:

— Все-все, я сейчас убегаю, а в шесть тридцать в Домжуре.

— Девушка, где триста двадцатая комната, не подскажете? — спросил посетитель хриплым, прокуренным голосом.

— Там! — Девушка смерила его взглядом с ног до головы, неопределенно махнула рукой и убежала.

Мужчина постучал в дверь с номером «320» и, подождав немного, зашел. Комната была большая. В ней стояло с десяток столов с компьютерами. Какие-то пустовали, за другими сидели люди — в основном молодые парни и девушки. Кто-то разговаривал по телефону, кто-то набирал тексты, кто-то читал газету.

— Здравствуйте, — громко сказал посетитель, но внимания на него никто не обратил.

Тогда он подошел к столу, за которым ярко-рыжая девушка подводила помадой губы.

— Извините, где я могу найти Кирилла Светлова?

— Светлова? — Девушка наморщила лоб. — Нет у нас таких. А вы по какому вопросу?

— По государственному, — загадочно произнес мужчина.

— Мальчики-девочки, никто Светлова не знает? — громко спросила девушка.

Все только пожали плечами в ответ.

— Может, это какой-нибудь внештатник? — задумчиво произнесла девушка. — Вы у зама спросите, вторая дверь направо. Ее Ларисой Степановной зовут.

Мужчина поблагодарил девушку и заковылял из комнаты.

Заместитель главного редактора Лариса Степановна тоже долго не могла вспомнить журналиста с такой фамилией и даже начала ожесточенно листать какие-то редакционные списки, потом вдруг ударила ладонью по столешнице и произнесла с чувством:

— Склероз! Это же один из псевдонимов Светки Корниенко!

— Значит, это девушка? — искренне удивился мужчина.

— Это журналист, — многозначительно произнесла Лариса Степановна. — Комната триста восемнадцать.

В триста восемнадцатой мужчине сообщили, что Светлана Корниенко только что убежала. Посетитель озадаченно крякнул, почесал лоб и отправился восвояси.

Было шесть двадцать восемь. Артист в том же костюме бомжа, в котором он заходил в редакцию, теперь крутился около Дома журналиста и уже минут пятнадцать делал вид, что рассматривает компакт-диски на лотках, изучает алколиновые батарейки, а на самом деле внимательнейшим образом оценивал обстановку. Торговцы-лоточники косились на плохо одетого мужчину, но помалкивали.

Наконец появилась та самая девица, которую он видел днем. Все та же сумка на плече, в руке сотовый телефон. Походка вечно спешащего человека. Она шла со стороны метро. Ага, а вот то, о чем предупреждал его Пастушок: около тротуара пристроились «Жигули» шестой модели. В машине было двое. Лиц он различить на мог, но, судя по всему, молодые. Артист надсадно кашлянул и спросил у продавца «компашек»:

— Сколько база данных федерального розыска стоит?

— Стольник, — безразлично ответил продавец. Разве такой потрепанный урод что-нибудь купит?

Но Артист достал из кармана купюру и протянул продавцу.

Светлана Корниенко спустилась в подвал и зашла в кафе. Она взяла чашечку кофе, села за столик. Почему этот бомжеватого вида мужик на нее пялится? Где-то она его видела. Неприятный тип.

Артист изучал обстановку. Судя по всему, внутри здания за девушкой не следили. Ну что ж, это радует. Он поднялся со своего места, опираясь на палку, подошел к столику.

— Вы Светлана Корниенко? — уточнил он.

— Светлана, — недобро взглянула на него девушка.

— А я Семен, — представился Артист.

— Пожалуйста, не надо ко мне приставать! — громко сказала журналистка.

— А я и не пристаю. — Артист сел за ее столик, повесил палку на спинку стула. — Я должен задать вам один вопрос. Кто дал вам материал в двадцать третий номер?

— А, вспомнила! — воскликнула Светлана. — Вы у меня в редакции триста двадцатую комнату спрашивали.

— Спрашивал, — кивнул Артист.

— Ну так вот, ни на какие ваши дурацкие вопросы я отвечать не буду! И пожалуйста, покиньте мой столик!

— Интересно, что вы такое написали в своем двадцать третьем номере, что за вами установлено наружное наблюдение? — спросил Артист.

— Какое еще наблюдение? — Журналистка принялась оглядываться по сторонам.

— Не надо так резко, — попросил Артист. — На улице в «шестерке» сидят двое. Вы их, конечно, могли не заметить.

— Что за бред, какие двое? Вы сумасшедший!

В это мгновение к столику подошел парень двадцати с небольшим лет. Он чмокнул Светлану в щеку, недобро покосился на Артиста:

— Здравствуй. Есть будешь?

Светлана отрицательно покачала головой и кивнула на Артиста:

— Представляешь, привязался ко мне в редакции и никак не отвянет!

Какая несправедливость, черт возьми! Не привязывался он к ней в редакции. Он просто номер комнаты спросил.

— Шел бы ты отсюда, — довольно грубо попросил Артиста парень.

Злотников вообще не любил, когда с ним разговаривали в таком тоне. Однако он сдержался.

— Светлана, ответьте на мой вопрос, и я сразу же уйду, — пообещал он.

— Наверное, придется вызвать охрану, — вздохнула Светлана.

— Ты не понял, что ли? — Парень был настроен агрессивно.

— Мне это надо знать! Это жизненно важно! В целях вашей же безопасности.

— Бывают же такие приставучие люди! — сказала Светлана обреченно. — Теперь я понимаю звезд, которых то и дело донимают маньяки. Надо сделать материал о маньяках. Первый персонаж для статьи уже есть.

Артист понял, что разговора при молодом человеке не выйдет, взял палку и поднялся.

— Очень жаль, — сказал он на прощание.

В коридоре парень его нагнал. Прижал локтем к стене, прошипел зло:

— Мужик, чего тебе надо, а?

— Молодой человек, во-первых, я инвалид, во-вторых, как минимум вдвое вас старше. Поэтому... — Артист, не договорив, сделал едва заметное движение, и парень, хватая ртом воздух, осел на пол. Взгляд у него был изумленный. Ну кто мог ожидать такого от инвалида? — Все учить вас надо, молодых!

Артист неторопливо удалился, опираясь на палку.

Он неторопливо прогуливался по бульвару и про себя ругал Светлану Корниенко. Встречаются же такие вредные особы! Хочешь как лучше, а получается... И всего-то один вопрос! Теперь торчи тут на улице, вдыхай выхлопные газы! Когда они еще соизволят выйти из Домжура...

Но вот наконец Светлана с парнем вышли из ворот, направились вверх по Никитскому. Немного погодя тронулась и «шестерка».

Артист, опираясь на палку, неторопливо пошел по бульвару.

В метро Артист внимательно оглядывал пассажиров, но никакой слежки за молодыми людьми не заметил, из чего сделал вывод, что соглядатаи, скорее всего, прекрасно знают маршрут движения своих подопечных.

Светлана с парнем вышли из метро на станции «Красные Ворота». Обнявшись, пошли по Садовому.

Артист поискал глазами «шестерку» со знакомыми номерами. Но «шестерки» нигде не было видно. Это несколько его озадачило.

Вот парочка дошла до Фурманного переулка и свернула в него, а «хвост» так и не проявился. В переулке было пустынно, и Артисту пришлось слегка отстать. Он увидел, как Светлана с парнем нырнули в какую-то подворотню, ускорил шаг, заглянул во двор. Они целовались у дверей подъезда. Ага, значит, продолжения не будет! И тут наконец он заметил стоящую невдалеке «шестерку» со знакомыми номерами. В машине теперь сидел один человек. Один!

Артист оценил ситуацию в несколько секунд. Ну конечно, зачем следить за девушкой, когда они знают ее домашний адрес? Напарник того, кто сидел сейчас в «шестерке», мог быть в подъезде! Светлана помахала парню рукой, приложила ключ к замку домофона.

Только бы ее ухажер не пошел в переулок! Если они столкнутся, парень его узнает и... драгоценное время будет потеряно! Но к счастью, парень направился в противоположную сторону, свернул за угол.

Светлана вошла в подъезд. У Артиста было несколько секунд, чтобы успеть. Эти двери с домофоном, они так медленно закрываются! Держа палку наперевес, он бросился к двери. Конечно, тот, кто сидел в «шестерке», его заметил, но сейчас он все равно не сможет ему помешать! Артист заскочил в подъезд и резко захлопнул за собой дверь.

Просторный холл этого старого дома был разделен каменной перегородкой на две части. В одной находились почтовые ящики, в другой — лифт и лестница. Журналистка открывала ключом почтовый ящик.

— Света! — шепотом позвал ее Артист. Она обернулась и тихо произнесла:

— О боже!

В следующее мгновение он подскочил к ней, одной рукой зажал рот, другой обхватил за плечи, чтобы она не могла сопротивляться, и потащил к входной двери.

Артист прекрасно понимал, что, отпусти он сейчас девушку, она начнет орать, звать на помощь, лупить его по морде, поэтому он просто отключил ее на время, с силой надавив на определенную точку за ухом.

Он знал, что на раздумья у него нет даже секунды: тот, второй, из «шестерки» наверняка уже предупредил своего напарника по рации «о ненужном свидетеле» и сейчас, скорее всего, находится у двери подъезда для подстраховки. Драться с вооруженным противником, когда на руках у тебя девушка в бессознательном состоянии, более чем неудобно. В том, что эти двое парней из «шестерки» вооружены, он теперь нисколько не сомневался. Злотников рывком открыл дверь и, прежде чем водитель успел что-либо понять и выхватить из-под мышки пистолет, нанес ему сильный удар палкой по голове. Водитель рухнул на крыльцо. Артист подхватил девушку на руки и побежал к «шестерке».

Положил Светлану на заднее сиденье, прыгнул за руль. К счастью, машина стояла с включенным двигателем.

«Шестерка» с воем, сорвалась с места. Уже сворачивая в переулок, Артист увидел в зеркало заднего вида, как из подъезда выскочил второй...

На большой скорости он проехал по переулкам несколько кварталов и остановился у поребрика. Пора было разгримировываться. Он снял очки, парик, стянул с себя водолазку с вытянутым воротником, сунул все это в пакет. Стал, глядя в зеркало, стирать с лица стариковский грим.

Сзади послышалось тихое поскуливание. Артист обернулся. Журналистка смотрела на него испуганным, безумным взглядом.

— Очухалась?

— Отпустите меня, пожалуйста! Я вас умоляю, отпустите! — Из глаз Светланы покатились слезы. — Кто вы такой, что я вам сделала? Что вам от меня нужно? Хотите, я вам все деньги отдам, хотите? — Дрожащими руками она полезла в сумочку, протянула ему кошелек. — Здесь почти триста долларов.

Злотников усмехнулся, покачал головой:

— Дура ты! Думаешь, мне твои бабки нужны? Тебя в подъезде киллер ждал!

Светлана опешила, уставилась на него в изумлении.

— Уходить надо. — Артист открыл дверцу машины...

Они сидели в сквере на скамейке. Светлана рыдала, закрыв лицо руками, а Злотников ее успокаивал.

— Ну ладно, ладно тебе, все обошлось!

— Как же быть? Как же теперь быть? — причитала девушка.

— Не надо писать такие статьи, за которые убивают, — менторским тоном сказал Артист. — Я тебе могу помочь только при условии, что ты мне немедленно все расскажешь.

Журналистка утерла слезы.

— Понимаете, я познакомилась с ним на одной тусовке. Кирилл, вы его видели, он позвал меня на день рождения одного знакомого художника, и там был этот чеченец.

— Зовут его как?

— Джалиль. Он сказал, что это одно из сорока имен Аллаха. Все пили водку, а он не пил. И вообще, держался наособицу. Довольно интересный парень. А потом, когда узнал, где я работаю, сказал, что у него есть для меня важные материалы, и дал телефон. Мы встретились с ним на следующий день, и он передал мне эти бумаги. Я, когда их прочитала, поняла, что это настоящая сенсация. Речь шла о том, как офицеры ФСБ за крупные взятки сдают внедренных агентов чеченцам. Это как минимум премия за лучший материал года. Я спросила: сколько должна? А он засмеялся и сказал, что для такой красивой девушки, как я, почти бесплатно.

— И сколько все-таки? — поинтересовался Артист.

— Двести долларов. За такой крутой материал на самом деле копейки.

— Вы его, конечно, не проверяли?

— Материал? Нет, конечно. Интересно, кто дал бы мне такую закрытую информацию? — грустно усмехнулась Светлана.

— И вы даже не задумались над тем, что какой-то чеченец, которого вы второй раз в жизни видите, дает вам за красивые глазки такой сенсационный материал?

— Задумалась, конечно. Знаете, мне показалось, что он из ваших.

— Из кого это — из наших?

— Из спецслужб.

— А почему вы решили, что я работаю в спецслужбах?

— Ну хотя бы потому что вы ходите в бомжовском костюме и гриме, следите за людьми, угоняете машины, деретесь. Зачем вы ударили Кирилла? Он даже сознание потерял!

— Не люблю, когда со мной грубо разговаривают. Адреса этого чеченца вы, конечно, не знаете?

— Адреса нет, есть телефон. Но я вам его не дам, потому что этим человека подставлю.

— А то, что он вас по-крупному подставил, это как?

Светлана смотрела на Артиста затравленным взглядом.

Итак, задание было получено. Пастух попросил у Горобца неделю на подготовку. Тем более что чеченец сейчас находился где-то в Германии, какие-то важные вопросы там решал.

В таком деле спешить нельзя. Поспешность хороша, как говорится, только при ловле мух. Надо изучить окружение клиента, его маршруты. Посмотреть, что за человек, каков в общении. Надо поставить себя на место убийцы и найти слабое место в системе охраны. Именно такое слабое место и нашел киллер во Фрибуре.

Теперь Пастух знал об убитом чеченце почти все. Знал, что принадлежал он к могущественному тейпу, что во времена Дудаева занимал большой пост в его правительстве, что был заинтересован в скорейшем мирном урегулировании, потому что владел десятком нефтяных скважин, которые могли приносить ему огромный доход. Да и кроме нефти был у него интерес. Уж он-то это знал... Впрочем, что теперь думать о покойнике — его не вернуть. В данный момент перед Пастухом стоят более насущные проблемы... У этого Исы, или как его там, наверняка с десяток головорезов, которые стерегут его круглые сутки, не смыкая глаз. Но вся беда в том, что все они бессильны против снайпера, бьющего в голову с расстояния в километр.

Пастух часто задумывался над тем, почему бывшие спортсмены — стендовики или биатлонисты — идут в киллеры, нанимаются в снайпера. Неужели, уйдя из большого спорта, нельзя найти себе работу поспокойней? Деньги — да. Но не это главное. Они не хотят прощаться со своим оружием. Они привыкли к нему, приросли к прикладу, как прирастает привой к дереву. Без стрельбы они как наркоман без наркотика. А что стреляют по живым людям — так ведь все не по-настоящему же, как в тире! На большом от тебя расстоянии какие-то фигурки бегают, суетятся. Осознания того, что они живые, нет. Слишком далеко. Другое дело, когда ты, прежде чем убить человека, ему в глаза посмотришь, почувствуешь, как пульсирует кровь в его висках. Его глаза тебе потом всю жизнь сниться будут, если ты, конечно, человек, а не урод. На такой поступок не каждый способен, а стрелять по «игрушечным» фигуркам, которые от тебя за километр, — почти любой. Потому и развелось в стране такое количество наемных убийц.

Интересно, сколько стоит заказать клиента такого ранга? Тысяч сто? Больше? Богатый, должно быть, мужик этот киллер.

В кармане Пастуха запиликал сотовый телефон.

— Слушаю! — сказал он. Это был Артист.

— Серега, наша сестренка «залетела». Хочу встретиться с ее женихом, в глаза ему посмотреть, пока не удрал.

Так, значит, Артист боится прослушки. Правильно боится, в этом плане сотовый — вещь ненадежная, хоть все телефонные компании и уверяют, что их аппараты абсолютно невозможно прослушать. При современном развитии техники все возможно! Было бы желание. Пастух перевел его слова с птичьего языка на общедоступный: журналист Кирилл Светлов оказался девицей, которая вляпалась в крупные неприятности. Артист выяснил, кто дал ей этот материал, и теперь просит санкции на посещение информатора.

— Хорошо, встречайся, только поосторожней будь, — сказал Пастух и отключил трубку.

Завертелось! Скоро он уедет из родного Затопина в «дальние страны», и, когда домой вернется, одному Богу известно. Или черту. Нужно придумать для Ольги с Настеной правдоподобную легенду. В прошлый раз он ездил на ярмарку деревообрабатывающего оборудования и «проторчал» на ней полторы недели вместо обещанных трех дней. Сложное дело было. А сейчас? Может быть, соврать, что его призывают на двухнедельные сборы? Могут офицера запаса на переподготовку призвать? Конечно, могут. Ольга расстроится. Они с ней в воскресенье на рынок ехать собирались, за кожаными штанами. Мода, говорит, такая. Ничего, съездят еще. Вот подзаработает он деньжат...

Светлану Артист отвез к себе домой — перекантоваться на первое время. Еле уговорил. Кажется, девушка до конца не верила в серьезность всего происходящего. Ведь она так и не увидела тех, кто подкарауливал ее возле дома!

Он знал телефон справочной МВД и знал, как представиться, чтобы тут же дали справку, поэтому вычислить адрес Джалиля ему не составило большого труда.

Получив адрес, Артист решил ехать немедленно. Дергать тигра за усы надо тогда, когда он спит. Если этот Джалиль один, он с ним встретится, поговорит по душам, если нет... будет видно.

Артист въехал во двор дома на шоссе Энтузиастов. Поискав глазами, где бы припарковаться, встал в ряд со стоящими у поребрика автомобилями. Здесь его «пятерка» будет не так заметна. Приставил к глазам маленький бинокль, чтобы разглядеть таблички на подъездах. Джалиль этот живет во втором. В домах такого типа по четыре квартиры на этаже. Получается седьмой этаж. Артист прикинул, как расположены квартиры. Окна у Джалиля должны выходить во двор. Он навел резкость и внимательно рассмотрел окна и балкон. Балконная дверь была открыта настежь, окно тоже. Встречаются, конечно, люди, которые, уходя из дому, оставляют открытыми двери и окна, но таких немного, поэтому восемьдесят процентов к двадцати, что клиент сейчас находится дома.

Артист наблюдал за окнами и балконом еще некоторое время, причем решился пойти. Оружия у него с собой не было никакого. Судя по описаниям Светланы, Джалиль — человек интеллигентный, закончил юрфак МГУ. Что же этот «интеллигентный» занимается такими крупными подставами симпатичных журналисток? Или это такая хитрая игра?

Перед тем как войти в подъезд, Артист огляделся по сторонам. На детской площадке играют дети, нагловатые подростки на лавочке сосут пиво из бутылок. Ничего подозрительного.

Он поднялся на седьмой этаж и позвонил в дверь. Ему никто не открыл. Семен приложил ухо к двери, прислушиваясь. Негромко играла музыка. Какая-то старая попса. Позвонил снова. Никакого движения, никаких шорохов. Артист задумался: нарушать кодекс или не нарушать? Если Джалиля дома нет, он может быстренько осмотреть всю квартиру и смыться. Поскольку у чеченца оказались крутые фээсбэшные материалы, за которые неизвестные люди могут запросто башку свернуть, то вполне вероятно, что там, внутри, есть еще что-то весьма интересное. Брать это «интересное» он, конечно, не будет, но содержание запомнит.

Артист, как заправский вор, заклеил фантиком глазок двери напротив, вынул из внутреннего кармана набор отмычек и стал ковыряться в замке — инструмент был не его, он принадлежал настоящему вору и достался ему однажды во время очередной операции Пастуха. Сколько их, этих операций, уже было в их жизни?

Замок оказался довольно простым, и через минуту Артист уже был в квартире.

По квартире гулял сквозняк. Артист осторожно заглянул в ванную, на кухню. На кухне работал старенький радиоприемник. На столе валялись пустые пластиковые бутылки, на тарелке лежали засохшие объедки. Судя по всему, со стола не убирали дня два. По бедной кухонной утвари можно было понять, что квартира съемная.

Артист шагнул в комнату и замер на пороге. На разложенном диване, отвернувшись лицом к стене, на боку лежал укрытый одеялом темноволосый человек. Рядом с диваном на полу валялись женские босоножки и колготки. «Крепко же он спит! — с усмешкой подумал Артист. — Интересно, а где владелица босоножек и колготок? Убежала из дома босиком?»

Артист подошел к мужчине и заглянул ему в лицо. Синюшный цвет проступал даже через густой загар. Артист отпрянул. Потом осторожно приподнял одеяло за край. Из спины чеченца торчала наборная рукоять финки. Кровавое пятно на простыне уже высохло. Судя по всему, убили его не сегодня и не вчера. Дня два назад. А запах не слышен, потому что его сквозняк из квартиры выдувает.

Хорошенькое дело! Кто-то убирает всех, кто был причастен к публикации в «Абсолютно секретно». Неужели ФСБ? Несколько странный способ. Грубая работа.

Артист огляделся. В комнате царил беспорядок. На письменном столе были разбросаны бумаги. Похоже, кто-то в них хорошенько порылся. Так что ему «ловить» здесь нечего. Все интересное уже унес киллер. Или киллерша, чьи вещи остались на полу? Нужно было немедленно уходить.

И тут в дверь позвонили. Артист вздрогнул. Только этого еще не хватало! На цыпочках подкрался к двери, осторожно глянул в глазок. За дверью стояли двое: милиционер, старший лейтенант, и радом с ним человек в штатском. Старший лейтенант, судя по всему, — участковый. Скорей всего, обычная проверка паспортного режима. Сейчас еще позвонит несколько раз и уйдет несолоно хлебавши.

Но милиционер не ушел. Он вдруг начал барабанить в дверь и кричать грозно:

— Хошаев, открывай! Я знаю, что ты дома!

Не хватало еще, чтобы они выломали дверь! Артист бросился назад в комнату, выскочил на балкон, глянул вниз. Во дворе все так же играла детвора.

Он оценивал ситуацию. Если сейчас открыть дверь — начнутся неприятности. На финке, конечно, нет его пальчиков, но, пока это выяснится, пройдут сутки или двое. Он не может терять столько времени. Если нельзя уйти через дверь, значит, надо уходить через балкон. Легко сказать «уходить» — седьмой этаж! Равнодушная статистика утверждает, что выше четвертого этажа выживаемость упавших на асфальт резко падает.

Артист перелез через перила и заскользил вниз, держась за металлические прутья ограждения. Перехватился руками за бетонную плиту, глянул вниз. Балкон шестого этажа был завешан веревками с сушившимся бельем. Ну что ж, белью придется пострадать. Он качнулся назад, потом вперед, еще назад и еще вперед, набирая амплитуду, и, выгнувшись всем телом, сделал мощный прыжок. Веревки лопнули под весом его тела, белье оказалось на бетонном полу. Дверь балкона была открыта, и он заскочил в комнату. Женщина средних лет сидела в халате перед трюмо и красила ресницы. Она увидела отражение человека в зеркале, резко обернулась и взвизгнула в испуге. Артист приложил палец к губам: «Тсс!» — и прошел к входной двери. Участковый этажом выше все еще колотился в дверь Хошаева. Ну что ж, этот шум был ему очень кстати. Он открыл дверь и выскользнул на лестничную площадку, шепнув на прощание оторопевшей женщине: «Извините за белье».

Через минуту артист на большой скорости несся по улицам города. Поручение Пастухова оказалось не таким уж плевым. Дело закручивалось стремительно. Пора было встретиться с Сергеем и все обсудить.

Глава третья. Клиент

Генуя, 13 июня, 11.06

В дверь робко постучали. Следователь городской прокуратуры Адриано ди Бернарди оторвал взгляд от бумаг на столе и сказал громко:

— Войдите!

На пороге кабинета возник парень в потертых джинсах и клетчатой рубахе. На вид ему было лет девятнадцать.

— Разрешите, синьор следователь?

— Проходи, садись. — Следователю было двадцать четыре, и в прокуратуре он работал всего третий месяц, однако за это время уже научился напускать на себя необычайную важность и суровость, которые свойственны представителям высшей власти.

— Вот. — Парень положил на стол повестку.

— Да. — Адриано вынул из ящика стола дорогие сигареты и небрежно бросил их на стол. — А если в тебе не принесли повестку?.. Не пришел бы? Ты ведь у нас единственный свидетель по делу!

— Почему же — единственный? — В глазах парня мелькнул испуг. — Мы втроем сидели: Антонио, Валенсия и я. Мы уже все рассказали полицейским, которые нас допрашивали два дня назад.

— Верно, втроем, но согласно показаниям они сидели спиной к дверям и не видели, кто входил или выходил из подъезда. А ты видел. Придется еще раз все вспомнить. Боишься? — неожиданно спросил следователь, закуривая.

Парень неопределенно пожал плечами.

— Вижу, что боишься. — Адриано перехватил взгляд парня, устремленный на сигареты и убрал пачку в стол. — Это не то, что ты думаешь. Убитый не был мафиози. Он всего лишь торговец лекарствами. Аптекарь. Очень уж это все странно выглядит на первый взгляд... И потом, как свидетель ты находишься под надежной защитой государства. Никто не посмеет тебя пальцем тронуть.

— Синьор следователь, клянусь, я уже все рассказал полицейским!

— Все, да не все. Ладно. Имя, фамилия? — Следователь вынул из ящика стола бланк протокола.

— Поскольку допрос официальный, я не буду отвечать на ваши вопросы до приезда адвоката. Он должен появиться с минуты на минуту.

«Ишь ты, законник! Без адвоката на вопросы он не будет отвечать!» — недобро глянул на парня следователь.

— Синьор Ризотти, вы привлекаетесь к делу всего лишь как свидетель. Никаких обвинений против вас не выдвинуто. Простая формальность.

— Тем не менее это мое право.

Следователь сдался. Он со вздохом загасил недокуренную сигарету, встал из-за стола, прошелся по кабинету.

В деле Марко Апполинаре слишком много неясного. Действительно, кому и зачем понадобилось его убивать? Большими деньгами Апполинаре не ворочал, жизнь вел скромную, в политической жизни города и страны не участвовал, явных врагов у него никогда не было. Напротив, сослуживцы и родные в один голос утверждают, что милейший был человек и все его любили. Выходит, что не все!..

Наконец появился адвокат Лучано Ризотти, и после соблюдения всех необходимых юридических формальностей следователь Адриано ди Бернарди начал официальный допрос.

— Синьор Ризотти, сообщите, пожалуйста, следствию, что вы делали в понедельник, десятого июня, с тринадцати до четырнадцати часов дня.

— Обычно в это время мы сидим в кафе где-нибудь на улице. А в тот день Валенсия получила подарок из Голландии, ну мы и решили немного оттянуться. Остановились на виа дель Портуале — там обычно тихо в это время.

— Разрешите уточнить, какой именно подарок получила из Голландии синьорита Валенсия Акочина?

— Я полагаю, этот вопрос не имеет отношения к делу, свидетелем по которому выступает мой клиент, — тут же вмешался в допрос адвокат.

— Да ладно, я отвечу. Сейчас это уже без разницы. Все равно скурили. — Лучано усмехнулся. — Большой пакет марихуаны.

— То есть с часу до двух вы употребляли наркотики?

— Легкий наркотик, официально разрешенный для употребления в Нидерландах, откуда он был прислан подруге свидетеля, а не самому свидетелю, — уточнил адвокат. •

— Ну да, сидели в машине и курили. А что тут такого? Каждый проводит сиесту так, как ему это нравится.

— И сколько марихуаны вы употребили, синьор Ризотти?

— Пару косяков.

— Синьор Ризотти, вы можете себе навредить подобными показаниями, — тут же предупредил клиента адвокат.

— Значит, вы находились в состоянии наркотического опьянения?

— Сильно сказано, синьор следователь. Это для меня все равно что для вас кубинская сигара. Всего лишь легкий кайф. Покурили, потом Антонио сбегал в «фаст-фуд» — и мы стали обедать прямо в машине. Знаете, лень было двигаться.

— Так-так, и что же вы увидели во время обеда в доме напротив?

— Напротив, как вы правильно сказали, был дом. Такой обшарпанный, старый, трехэтажный — в общем, большой. Моя машина стояла багажником к дверям дома. Я сидел на переднем сиденье, а Валенсия и Антонио — на заднем. Знаете, после того как покуришь, всегда смеяться охота. Вот мы и смеялись. Я обернулся, чтобы отпустить очередную шутку про Чиччолину, и тут дверь напротив открылась и из дома вышла высокая светловолосая синьора. Очень, кстати, симпатичная. Не итальянка. В руке у нее была длинная спортивная сумка. В таких обычно носят клюшки для гольфа. Я ей подмигнул, она мне улыбнулась и пошла к своей машине.

— Почему вы решили, что не итальянка? Темные волосы можно перекрасить...

— Ну не знаю, — пожал плечами Лучано. — Нетипичная какая-то внешность у нее была. Скорее шведка.

— Хорошо, а марку и номер машины, в которую она села, вы случайно не запомнили?

— Машина немецкая — «БМВ», а вот номер... — Свидетель снова пожал плечами.

— Во сколько это произошло?

— Где-то без двадцати два.

— Вы это точно помните?

— Конечно, в это время как раз передавали результаты матча «Генова тори» и «Титано». Вы за кого болеете, синьор следователь?

— Это не имеет отношения к делу. Больше никто не выходил из дверей?

— Не видел. В общем, мне было не до ваших дверей: я нечаянно пролил колу на сиденье. А потом мы уехали.

— Синьор Ризотти, если я попрошу вас составить фоторобот синьоры, которую вы увидели на виз дель Портуале десятого числа, вы сможете это сделать?

— Конечно, — кивнул парень. — Между прочим, классная телка. Она мне сразу понравилась.

— Вот и прекрасно, в таком случае не могли бы вы пройти со мной в фотолабораторию? Это займет не более часа.

— Мой клиент перенервничал, устал и нуждается в отдыхе, — тут же возразил адвокат. — Не надо на него давить! Тем более что сейчас он вряд ли сможет объективно описать синьору, которую видел однажды лишь мельком. Прошу перенести все следственные действия с моим клиентом на другой день, — произнес он тоном, не терпящим возражений.

— Я думаю, что в данном случае право выбора за синьором Ризотти. Ну так что, идем в лабораторию составлять фоторобот белокурой синьоры? — следователь впервые приветливо улыбнулся свидетелю.

— Нет, я что-то сегодня правда устал, — мотнул головой Лучано. — Как-нибудь потом.

— В таком случае, я выпишу вам пропуск на завтра.

Когда свидетель с адвокатом вышли, следователь тяжело вздохнул. Ни Ризотти, ни его друзья прежде ни словом не обмолвились полицейским о марихуане. Теперь, даже если подозреваемый (или подозреваемая) будет задержан (задержана), у обвинения нет ни одного свидетеля. Показания парня суд не устроят. Мало ли, какие галлюцинации могут возникнуть в воспаленном мозгу наркомана! Может быть, из дверей вышла вовсе не белокурая женщина, а беззубый старик с палкой.

А что, если не заносить факт наркотического опьянения в протокол? Но это уже нарушение, если не сказать больше. И адвокаты подозреваемого могут об этом узнать. Они такие — палец в рот не клади!.. Вся беда в том, что в доме, с чердака которого стреляли в синьора Апполинаре, уже второй месяц никто не живет. Через неделю в нем должен начаться капитальный ремонт...

...Лучано Ризотти и его адвокат остановились рядом с ярко-красной спортивной машиной, припаркованной у тротуара.

— Спасибо вам. — Лучано подал адвокату руку.

— Синьор Лучано, позвольте еще минуту вашего внимания. Поскольку ваши родители оплачивают мою работу, я обязан вас опекать. Так вот на будущее: лучше промолчать, чем сказать следователю лишнее. Это ваше право — помогать ему или нет. Учтите это. Сегодня вы были излишне откровенны.

— Мне ведь ничего не грозит?

— Нет, но в будущем надо быть осторожней.

Лучано надавил на кнопку пульта дистанционного управления, замаскированного под крохотный брелок, машина призывно пискнула и мигнула фарами.

— Завтра не заходите в кабинет к следователю без меня и не отвечайте ни на какие вопросы, — предупредил на прощание адвокат. — Встретимся здесь же в одиннадцать.

— О'кей! — Лучано сел за руль. Взревел двигатель, машина с визгом сорвалась с места и понеслась по улице. Адвокат покачал головой, глядя вслед машине.

Ризотти гнал машину через прибрежный квартал. Впереди показалось сверкающее на солнце море. Дорога сворачивала направо, а прямо к заливу спускалась широкая пологая лестница, по которой так любят гулять туристы. Заметив стайку симпатичных приезжих девиц, Лучано вдавил педаль акселератора в пол, собираясь в последний момент ударить по тормозам, чтобы сделать эффектный вираж, и в это мгновение лобовое стекло тихонько тренькнуло, покрылось паутиной мелких трещин. Машина, не сворачивая, на бешеной скорости вылетела на тротуар. Туристки с визгами и воплями бросились врассыпную, и в следующую секунду машина взлетела в воздух с верхней ступени лестницы, как с трамплина. Пролетев метров пятнадцать, она с грохотом ткнулась носом в лестничную площадку и, смяв капот, полетела вниз, подпрыгивая и переворачиваясь.

Она замерла только у самого подножия лестницы, на набережной. Впрочем, это уже была не машина, а бесформенная груда металлолома. Кто-то из туристов хотел подойти поближе, посмотреть, что стало с водителем, но его отговорили — боялись взрыва. Через минуту раздался вой полицейских сирен.

В Затопине мне удалось собрать трех своих «боевых товарищей»: Артиста, Муху и Боцмана. Док сейчас был в командировке. В его больнице мне сообщили по телефону, что вернется он только через пару дней. Ну что ж, в командировке так в командировке. Без него обойдемся.

По случаю «сбора всех частей» была протоплена жаркая русская баня, накрыт богатый стол на открытой веранде. Ольга, конечно, не преминула поворчать по поводу того, что воскресный день мы проводим не в узком семейном кругу, а в шумной мужской компании, но, впрочем, быстро успокоилась — она у меня в этом отношении понятливая. Знает, что у настоящего мужчины много таких дел, в которые женщине лезть не стоит.

Начало разговора я оттягивал намеренно: ждал, пока мужики как следует напарятся, намоются, напьются домашнего кваска, насладятся вечерней несуетной деревенской тишиной. И только когда Ольга с Настеной отправились в баню, а мои товарищи выпили за столом по паре рюмок перцовки, мы с Артистом поведали о том, в какую очередную авантюру втянул нас Голубков.

— Нет, я понимаю какого-нибудь толстосума с пистолетиком охранять, но ведь придется иметь дело с теми, с кем мы четыре года назад насмерть воевали! Мы еще дела не начали, а сколько у них уже трупаков? Раз, два, три! — Мухин начал загибать пальцы. — Может, сами фээсбэшники все и подстроили? А нас теперь хотят под удар подставить! Первый раз, что ли?

— Не первый, — согласился я. — Но только здесь, Муха, другая игра. Посложнее. Как думаешь, Артист? Злотников пожал плечами:

— Мне кажется, журналистку хотели убрать те, кто подкинул ей материал для газеты. Грохнуть, а потом в прессе скандал раздуть, свалить все на спецслужбы — якобы это месть за публикацию, в которой их выставили в неприглядном свете.

— Похоже на то, — кивнул я. — Заметьте, одна статейка в газете вызвала целую серию убийств. Методично убирают всех, кто имеет хоть какое-то отношение к этому делу. Мне кое-что удалось узнать насчет Джалиля через нынешнего нашего куратора — Горобца. В девяносто пятом году Джалиль Хошаев был завербован ФСБ. С тех пор регулярно стучал на чеченскую диаспору в Москве. Какие настроения, что говорят, кто прибыл, кто уехал, кто кому угрожал, кто с кем разобрался.

— Выходит, Светлана Корниенко была права, — усмехнулся Артист.

— Насчет чего права? — не понял Муха.

— Насчет того, что Джалиль этот из спецслужб.

— Сильно сказано — из спецслужб. Просто стукач. Только вот непонятно, зачем он передал журналистке компрометирующий спецслужбы материал. Знал ведь, что таким образом серьезно подставит не только себя, но и ее. — Я вопросительно оглядел друзей. — Или его об этом попросили те, кому он не смог отказать?

Артист пожал плечами.

— Так мы что, должны все это дело раскрутить? — поинтересовался Боцман, отрываясь от тарелки с пирогами.

— Нет-нет, следователей по этому делу и без нас хватает — пускай они это дело крутят-вертят как хотят. Мы туда не лезем! Наша задача — безопасность конкретного человека. Но для того чтобы ее обеспечить, надо знать, откуда ветер дует.

— И откуда ноги растут, — шутливо добавил Артист.

— Ясно откуда — с чеченской стороны, — вздохнул Муха.

— Вот в этом-то вся загвоздка и состоит! Почему это они друг друга бьют, а? — Я поднялся из-за стола, подошел к шкафу, в котором хранились у меня всякие старые подшивки и вырезки, стал рыться в папках. — Сюрприз не хотите? — С этими словами я выложил на стол вырезку из «Комсомольской правды» за девяносто четвертый год. Фотография Дудаева вместе с чернобородым большеносым чеченцем небольшого роста. Они стояли на фоне нефтяной вышки и улыбались в камеру, а под фотографией был заголовок статьи: «Кому на самом деле принадлежит чеченская нефть?»

— Ха, вот этого я знал, — засмеялся Артист и ткнул пальцем в Дудаева.

— Второго ты тоже знал. Приглядись-ка повнимательней, — сказал я.

— Дай-ка! — Боцман осторожно взял вырезку. — Точно, Пастух, мы же с ним очень близко под Хал-Килоем познакомились. Заводик у него там был. Свечной. — Дмитрий рассмеялся. — Не помнишь, Артист, нас там, как девочек в подворотне, зажали, а?

— Хал-Килой? Ах, ну да, точно! — Артист покачал головой. — Это было что-то! Как его там?..

— Шамиль Итоев. Ну так вот, когда мне Горобец его портретик представил, я глаза тереть начал. Думал, померещилось. Ан нет — он, оказывается, повинился-покаялся и вроде теперь на нашу ФСБ в меру своих сил служит.

— Скажи, где служит? Я его голыми руками, суку, задушу! — закричал Боцман.

— Мы в доме не одни, прошу не выражаться, — посмотрел я на него грозно. — Да и поздно уже. Его во Фрибуре снайпер завалил. С горы, с километрового расстояния. Чувствуете класс?

— Во Фрибуре? Где это такой?

— В Швейцарии.

— Жаль, что не я. — Боцман вздохнул. — А вообще, знаешь, что я тебе скажу, Сережа: сколько веревочке ни виться, все равно собаке — собачья смерть!

— Экий ты беспощадный! Он ведь раскаялся, на благо отечества трудиться начал.

— Угу, это ты кому другому расскажи. — Боцман нахмурился, налил себе полную рюмку водки и залпом в одиночку выпил.

За столом вдруг воцарилось молчание. Каждый из нас вспоминал тот страшный бой под Хал-Килоем.

Все химические заводы по производству героина — чуть ли не самый прибыльный бизнес в дудаевской Ичкерии — были уничтожены нашей авиацией в самом начале первой чеченской кампании. По крайней мере, так в то время писали газеты. На самом деле, в горах бомбой или ракетой химический завод не возьмешь, потому что спрятан он чаще всего в пещере, из которой только большая вентиляционная труба торчит, да и та тщательнейшим образом замаскирована. Химическими заводами, расположенными в горах, пещерах, занимались вовсе не военные летчики, а диверсионные группы спецназа. Вот и мы с парнями удостоились этой чести.

Выбросили нас ночью в горах, подальше от населенных пунктов, чтобы «чехи» не смогли сразу нас обнаружить. До итоевских заводов километров десять по перевалам топать. Но только оказалось, что вся эта конспирация для дураков предназначена. Уже через полчаса после десантирования мы вышли прямиком на засаду. Засада была устроена согласно классической тактике партизанской войны в горах. Пока ты идешь вдоль хребта по склону, все тихо: камешек нигде не упадет, ветка не щелкнет, но как только спустился вниз, на открытое пространство, с того склона, по которому ты только что шел, по тебе начинают бить из пулеметов. Назад не отойти, вверх не успеть. Кинешься из-под обстрела вперед по ущелью, а там тебя уже тоже поджидают. Все рассчитано.

Но только в этот раз у «чехов» вышла промашка. Для моих парней ночная война в горах — как для школьника «аз» и «буки». У иного снайпера винтовка не так пристреляна, как у моих бойцов автомат, у каждого — ночной прицел и ПБС[1] на стволе на тот случай, если нужно бесшумно и незаметно через тылы противника пройти. Я часть своих бойцов, наиболее метких, на склонах позади себя оставил, и вот, когда мы уже в ущелье спустились, «чехи» начали свои огневые точки занимать. Сидят мои бойцы тихо, как мыши, и видят в ночные прицелы, как из-за хребта людишки с оружием появляются, чтобы моей группе в спину начать стрелять. Да только все они у моих парней уже на мушке. Тут главное — противника опередить. А когда с теми, кто на склонах, покончено, снова поднимаешься на горы и обходишь сверху засаду, которая внизу, в ущелье.

Но такая тактика ночного боя только на открытых пространствах годится, а если кругом «зеленка» — труба! Тут уже другая засада — по тебе чуть ли не в упор бьют, и никуда ты, голубчик, не денешься!

Тогда моей диверсионной группе удалось без потерь обойти две чеченских засады и к рассвету выйти на обозначенную на карте точку. Но только те засады, как выяснилось позже, были цветочки, ягодки нас ждали впереди...

Никаких признаков химического производства мы в свои полевые бинокли в обозначенной на карте точке обнаружить не смогли. Склон как склон, мелким кустарником покрыт, кое-где скалы торчат. Времени ждать, когда противник себя обнаружит, у меня не было. Приказ командира — двое суток на всю операцию. Сутки на обнаружение объекта, сутки на то, чтобы его уничтожить. В том случае, если объект обнаружен, но для людей неприступен, авианаводчик, который вместе с моей группой по горам ходит, должен дать точные целеуказания «летунам». Они обработают подступы да и сам вход в пещеру камнями засыплют, а дальше уже наше дело. Да вот только попробуй этот объект обнаружь!

Наблюдал я за противоположным склоном горы и размышлял про себя как быть. По кустарнику огонь открыть? А что толку? «Чехам» от этого ни жарко ни холодно: они за многометровой каменной стеной сидят и наверняка себя никак не проявят, не выдадут. Этот завод им десятки миллионов долларов прибыли ежегодно приносит. А может, послать на гору бойцов? «Чехи» струхнут, что они их замаскированный вход в пещеру обнаружат, и проявятся. Нет, не могу я людей на верную гибель посылать. Одно дело — в бою смерть принять, другое — в разведке, за героин этот треклятый! Язык у меня не повернется такой приказ пацанам отдать!

В общем, за весь день в засаде ничего путного я так и не придумал. Но тут, когда уж смеркаться стало, смотрю, метрах в пятидесяти от меня две козы ветки обгладывают. Причем козы не дикие, домашние. Дикие — они маленькие, а эти здоровые. То ли от хозяев убежали, то ли от большого стада отбились. Меня словно током ударило — вот оно!

Подозвал я своих пацанов и говорю: «Делайте что хотите, но чтобы через пятнадцать минут обе козы пойманы были!» Скоро к моему укреплению обеих за рога притащили. Напялили мы на них маскхалаты, кепочки и под прикрытием «зеленки» к противоположному склону погнали. На открытом пространстве в бинокль козу от человека сразу отличить можно, а вот если сумерки да за кустами — ни за что! Диверсант, да и только! Таких вот случаев во время афганской и чеченских кампаний тысячи были. Часовые вместо противника в коз да ишаков стреляют. Страшно... спросонья!

Направили мы коз в нужную сторону прикладами да пинками и сразу бинокли к глазам — наблюдать. И точно: ошиблись «чехи» — открыли стрельбу. Я их точку засек — и на нее огонь из всех видов оружия: и автоматы, и пулеметы, и подствольные, и станковые гранатометы — все в дело пустил! Пока они очухаться не успели, я с одной группой на гору полез, а другую прикрывать оставил. Ребята поверх наших голов лупили, а я по рации их огонь корректировал.

Когда мы уже близко к цели были, приказал я огонь прекратить. Короче, обнаружили мы пещеру, а рядом десяток «чехов» убитых. И тут совершил я ту роковую ошибку, которой себе до сих пор простить не могу! Вошел я со своей группой в пещеру! Ведь у меня конкретное задание было: завод по производству героина уничтожить! Это уж я позже понял, что пещер этих замаскированных у них в горе с десяток! Глубоких, неглубоких, больших, маленьких... Склады, лаборатория, казарма, камуфляж. А тогда решил, что именно в этой завод и задание можно считать выполненным. Ну вошли мы внутрь и сами себя загнали в ловушку. Не было там никакого завода, никакой лаборатории, а просто лежали мешки. Много мешков. Один я вспорол ножом, а в нем пакеты с героином. Это мы на их склад попали. Сунулись было назад, а нас уже не выпускают — такой плотный огонь, что никому из пещеры живым не выйти...

Проявили себя итоевцы не хуже нашего спецназа! Пока мы шквальный огонь по одной точке вели, пока на гору лезли, «чехи» тайными тропами обошли группу прикрытия с тыла и внезапно напали на моих пацанов. Они бой ведут, а мы им ничем помочь не можем, потому что сами находимся в каменном мешке.

Минут через десять все стихло. И тут мы услышали голос Шамиля Итоева.

— Ну что, Пастухов, потолкуем? — По-русски он почти без акцента говорил. Но поразило меня вовсе не это, а то, что он фамилию командира диверсионной группы знает. Это значит, что в штабе нашем у «чехов» стукачок имеется.

— Мне с тобой разговаривать не о чем!

— Тебе-то, может, и не о чем... Бойцов своих не жалко?

— Бойцов жалко.

— Ты хороший командир, Пастухов. Думаю, сможем договориться. По дороге до Каспия постов много. Ты с бойцами обеспечиваешь нам сопровождение с товаром до моря, а мы вас отпускаем на все четыре стороны, идет?

Вместо ответа я гранату в подствольник зарядил и на спусковой крючок нажал. Снаружи грохнуло, и бой закипел с новой силой. Пули по пещере свищут, рикошетом от каменных стен; а тут еще беда: «чехи» трассирующими ударили, попали в мешки с героином, и он тлеть начал. Как это у них, у наркоманов, говорится? Кумар пошел. Только там доза на несколько человек — четверть грамма, а здесь с десяток мешков и в каждом килограммов по тридцать. Приказал я ребятам подальше от мешков отходить и через ткань маскхалатов дышать. А толку — ноль! Уже и голова кружиться стала, и ноги ватными сделались... Понял, что, даже если нас «чехи» не подстрелят, мы от героинового угара сами погибнем, и отдал приказ авианаводчику — вызывай огонь на себя!

А рация через каменную стену не берет! Пришлось нам пробиваться к самому выходу... Ну успели-таки, вызвали авиацию, дали ей целеуказания...

Если приходилось кому в железной бочке с крутой горы скатываться, тот меня поймет. Примерно то же самое испытываешь, когда авиация гору обрабатывает: грохот жуткий, все вокруг сыплется, летит, гремит, трясется; пыль столбом, каменные осколки руки секут, глаза ничего не видят... Из диверсионной группы в пятьдесят человек осталось нас тогда меньше половины. Героиновый завод был уничтожен, но сам Итоев, сука, успел со своими людьми уйти в горы до подлета «сушек»...

Ну вот, а теперь с ним кто-то за все сполна рассчитался. Жаль, конечно, что не мы. Да делать нечего...

Я глянул на помрачневшего Боцмана, на Муху, на Артиста, поднял свою рюмку.

— За тех, кто сейчас не с нами! За пацанов, которых мы ни за грош положили! Царствие им небесное!

Все поднялись и молча выпили.

Все, хватит воспоминаний, от которых ничего, кроме чувства вины! Тогда я сделал все что мог! А теперь надо будущим жить.

— Ну вот что, мужики, у нас появилась возможность неплохо заработать. Через четыре дня мы должны встретить Ису Хусаинова в Москве и сопровождать повсюду до тех пор, пока от Горобца не будет получена команда «отбой». А команду эту мы получим только в том случае, когда опасность покушения будет снята.

— Будем, как всегда, действовать по поговорке: «На Бога надейся, а сам не плошай?» — поинтересовался Артист.

— Именно так. Тем более что Горобец не Бог, а всего лишь подполковник. В случае провала он останется в стороне, а шкуру «чехи» снимут с нас.

— Это мы еще посмотрим, кто с кого снимет, — многообещающе произнес Боцман.

— Ладно, хватит базара! Перед началом работы с нашим клиентом мы должны провести подготовительный этап. Я наведу справки о Деятельности Итоева — за какие такие грехи его могли грохнуть. Боцман с Мухой займутся прощупыванием охраны. Артист обеспечивает безопасность своей журналистки.

— Какая же она моя? У нее жених есть. Кирилл, — усмехнулся Артист.

— Раз ты ей жизнь спас, она уже твоя, — возразил ему Боцман.

— Не отвлекаемся, мужики! А то сейчас мои девчонки из бани вернутся, и — весь разговор! Итак, есть все основания предполагать, что Итоев, Корниенко и наш будущий клиент, за жизнь которого так опасается ФСБ, — это люди, повязанные одной статьей в «Абсолютно секретно». Надо выяснить, чей тут интерес и...

— И на нас начнут охотиться точно так же, как на Корниенко, — заключил Артист. — Думаю, ты, командир, палку перегибаешь. Зачем нам лезть на рожон? Нам сказано клиента охранять. Вот мы и будем. А чужие чеченские дела — от них такой геморрой!

— Это мой геморрой, не твой. За операцию я отвечаю. На данном этапе твое дело — Светлана Корниенко.

В сумерках раздался звонкий смех дочери. Настена с Ольгой возвращались из бани.

— С легким паром!

— Спасибо! — Ольга завела дочь в дом, окинула взглядом стол. — А что же вы так плохо едите? У меня еще горячее есть, пироги сладкие.

— Да мы и так стараемся. Очень вкусно! У нас Димон за четверых ест. — Артист озорно подмигнул Боцману. — Видите, с его краю стол совсем пустой.

Боцман густо покраснел и погрозил Артисту кулаком. На его краю действительно стояли только пустые миски и тарелки.

— Ох, шутник! — вздохнула Ольга. — Когда уже наконец женишься, остепенишься?

— Моих невест еще в капусте ищут, — рассмеялся Артист. — Пускай за меня другие отдуваются.

— Ничего, и на его шею хомут найдется, — усмехнулся Мухин.

— Хорошо, что приехали. Командировок у вас теперь нету, видитесь редко, так хоть за одним столом посидите...

Я переглянулся с парнями и невольно улыбнулся. Знала бы она...

На пороге дома появилась Настена с завязанным на голове полотенцем.

— Мам, а можно я тоже с папиными друзьями на веранде посижу? — попросила она.

— После бани? Простыть хочешь? Немедленно марш в постель! — прикрикнула на дочь Ольга.

Настена обидчиво поджала губы и скрылась в доме.

— Ну ладно, посидел бы ребенок за столом, — заступился я за дочь.

— Угу, а мне потом у ее постели сидеть, таблетками пичкать! — покачала головой Ольга. — Ты бы ей лучше сказку на ночь почитал.

И то верно. Любит Настена, когда я ей сказки читаю. Говорит, как будто добрый волк читает. Это она про голос мой. Хриплый, громкий, низкий. Я его, такой, в спецназе приобрел...

Генуя, 13 июня, 12.30

Следователь прокуратуры Адриано ди Бернарди собирался пойти пообедать в ближайший ресторанчик, когда в его кабинете раздался телефонный звонок.

— Слушаю!

— Синьор Бернарди, дорожная полиция. Имя Лучано Ризотти вам ни о чем не говорит?

— Да, это мой свидетель. А в чем дело?

— Дело в том, что он мертв. Мы нашли в его кармане пропуск, выписанный вами, и решили позвонить.

— Мертв? — Следователь нахмурился. — Дорожная авария?

— Если бы, синьор! Похоже, его застрелили. Конечно, он все себе переломал, падая в машине с лестницы, но...

— Черт возьми! Где он?

— На набережной, рядом с лестницей. Мы уже вызвали криминальную полицию.

— Еду! — Следователь надел пиджак, схватил со стола кожаную папку с бумагами и торопливо вышел из кабинета.

Место аварии было оцеплено полицией. Тело Ризотти уже извлекли из искореженной машины, и теперь оно лежало в специальном фургоне. Над телом склонился пожилой мужчина — судмедэксперт, руки в тонких резиновых перчатках. Следователь предъявил полицейским свое удостоверение и, пройдя за оцепление, сразу запрыгнул в фургон.

— Вы уже можете назвать причину смерти? — поинтересовался он у судмедэксперта.

— Десяток травм, каждая из которых могла быть смертельной, — задумчиво произнес судмедэксперт. — Но первопричина всему, я думаю, вот это — он повернул голову мертвеца, и Адриано увидел во лбу синьора Ризотти небольшую дырочку с темной запекшейся кровью — входное отверстие от пули.

От увиденного следователю стало нехорошо, и он торопливо выбрался из фургона на свежий воздух. Немного придя в себя, снова обратился к судмедэксперту:

— Какой калибр?

— Для этого нужно извлечь пулю. Впрочем, я думаю, хорошая снайперская винтовка. Всего один выстрел — и наповал!

Следователь извлек из своей папки полиэтиленовый пакетик с пулей и протянул его судмедэксперту:

— Похоже на эту?

— По калибру похожа, — кивнул тот, внимательно рассмотрев пулю. — Но окончательные результаты будут только завтра.

— "Всего один выстрел — и наповал!" — задумчиво повторил Адриано ди Бернарди, пряча пакетик с пулей в карман пиджака. Он смотрел на роскошные яхты, покачивающиеся на волнах ослепительно сияющего залива.

Самолет авиакомпании Люфтганза совершил посадку в аэропорту Шереметьево-2. Из салона бизнес-класса в сопровождении двух дюжих охранников вышел статный чеченец в папахе. У трапа его встретил толстый суетливый человечек в дорогом костюме. Он чем-то походил на гоголевского чиновника: то ли подобострастием во взгляде, то ли гладкой своей толщиной. Человечек занимал довольно значительный пост в Комитете по делам национальностей. Он дежурно обнялся с чеченцем и затараторил:

— Как хорошо, что вы прилетели, Иса Мирзоевич! Честно вам скажу, после смерти Итоева мы пребывали в некоторой растерянности. Но теперь, когда вы согласились возглавить делегацию на переговорах, мы спокойны. У нас огромное количество дел. Вы должны ознакомиться со всеми документами, завтра нас ждет президент... — Человечек повел Ису Хусаинова к VIP-залу. Охранники шли сзади. — Для вас приготовлена служебная дача в Архангельском. Там вам будет удобно.

Процедура прохождения таможни была чисто формальной и заняла не более тридцати секунд.

На стоянке около черной «Волги» их ждали Боцман и Муха. На обоих были строгие костюмы, в которых ребята явно чувствовали себя неловко. Боцман то и дело одергивал пиджак.

— Добрый день, — поздоровались они.

Чеченец посмотрел на них исподлобья, кивнул.

— Наверху решили, что лучше, если в ваших заграничных поездках вас будут сопровождать спецназовцы.

— Бывшие спецназовцы, — уточнил Мухин. — Нам поручили вас охранять.

— В общем, ребята проверенные и надежные. Не раз выполняли задания ФСБ. Познакомьтесь, пожалуйста: Дмитрий Хохлов, Олег Мухин.

— Из наших будет еще двое — для усиления, — добавил Боцман.

Чеченец отрицательно помотал головой:

— Не надо!

— То есть — как не надо? — изумился чиновник. — У меня приказ.

— Так не надо. Мои джигиты лучше всех ваших спецназовцев, вместе взятых! Люди, проверенные в боях. Если возникнет опасность для моей жизни, я могу за час целую армию собрать.

Боцман с Мухой переглянулись.

— Иса Мирзоевич, дело тут не в национальности охранников и не в их количестве...

— Не надо! — повторил чеченец. Сопровождающий распахнул перед ним дверцу машины. Хусаинов опустился на заднее сиденье.

— Ребята, возникло недоразумение. — Человечек развел руками. — Но, думаю, мы все уладим. Садитесь в машину сопровождения.

Боцман с Мухой послушно сели в другую «Волгу». Машины вырулили со стоянки и понеслись в сторону Москвы.

Водитель «Волги» бросил взгляд на Муху и Боцмана в зеркало заднего вида.

— Ну что, мужики, не хочет вас чечен в свою охрану? — спросил он насмешливо.

— А пошел бы он! — многообещающе произнес Хохлов. — Армию он соберет! Если возникнет реальная угроза, никакая армия ему не поможет. Звони Пастухову!

Мухин достал из кармана сотовый телефон, набрал номер:

— Алло, командир. Докладываю: клиент нас даже видеть не хочет.

— Честно сказать, нам бы его тоже тыщу лет не видеть, — раздался в трубке голос Пастухова. — Говорит, что его охрана лучше, да?

— Говорит, — признался Муха.

— По-моему, у нас есть только один вариант — доказать, что это не так.

— То есть?..

— То есть отрабатываем вариант «купание красного коня». Сейчас проверну одно небольшое дельце и прибуду к вам для поддержки вместе с Артистом. Все.

— Есть, «купание красного коня»! — рассмеялся Мухин и отключил трубку.

— Собираетесь показать нашему гостю картину Петрова-Водкина? — поинтересовался водитель, проявляя знание русской живописи.

— Ага, картину маслом, — недобро усмехнулся Боцман.

Итак, передо мной стояла задача разыскать документы о деятельности убитого в Швейцарии Итоева. Чем он занимался во время первой чеченской кампании, мы знали: нефть, героин, торговля оружием и людьми. Понятно, что на старые его грехи власти давно закрыли глаза — любят у нас прощать врагов государства, но вряд ли Итоеву позволили и дальше заниматься такого рода деятельностью. Значит, бизнес его теперь должен быть вполне легальным. Через Горобца я получил наводку на одну фирму с ничего не говорящим названием «Выбор плюс», которая в течение последнего года сотрудничала с чеченцем. Фирма находилась в Москве, а Итоев почти безвылазно жил за границей. Какой же у них был взаимный интерес? Можно было с этим вопросом обратиться к нашему куратору, но я решил раньше времени его не беспокоить — еще пригодится — и поехал в «Выбор плюс» сам.

Офис фирмы располагался в одной из высоток на Новом Арбате, на пятнадцатом этаже. Толстомордый охранник у дверей офиса долго разглядывал мой паспорт, поинтересовался целью визита, а потом сообщил, что никого из начальства нет: все в долгосрочных командировках, и когда будут — неизвестно.

— Вы по крайней мере просветите меня, какого рода деятельностью занимается ваша фирма?

— Никак не могу, — мотнул головой охранник. — Мало ли. Может быть, вы эти сведения используете против нас?

— Интересно, как это я могу использовать их против вас? — усмехнулся я. — Обычно фирмы наоборот себя всячески рекламируют.

— У меня инструкция — никому никакой информации о деятельности фирмы не давать. — Охранник был тверд и неприступен.

"М-да, более чем странно! А может быть, после убийства Итоева в «Выборе» испугались грозящих неприятностей? Потому и разбежались в долгосрочные командировки? Неприятностей от кого? От властей или от тех, кто убрал их партнера?

Вопросов у меня возникло много, но ответить на них толстомордый явно не мог. Я несолоно хлебавши покинул холл офиса, и охранник тут же запер за мной металлическую дверь.

Всякая неудача только добавляет азарта. Я уже было направился к лифту, но тут увидел рядом с дверью «Выбора» другую, на которой была прикреплена большая красочная табличка: «Магазин горящих путевок». Прикинув, что соседствовать могут не только двери, но и окна, я вернулся, решительно вошел в «магазин».

Длинноволосая девушка за столом приветливо мне улыбнулась:

— Добрый день, присаживайтесь, пожалуйста. Какие страны вас интересуют?

— Швейцария и Бенилюкс, — брякнул я первое, что пришло в голову.

— Знаете, это достаточно дорогие путевки, — предупредила девушка. — Вам на сколько, на неделю?

— На две.

Пока она рылась в папках, лежащих на столе, я украдкой оглядывал комнату и прикидывал планировку офисов.

Девушка выложила передо мной листки с описаниями туров. Я сделал вид, что внимательно вчитываюсь в информацию. Вдруг поморщился и слегка подался вперед, будто у меня сильная резь в животе.

— Извините, ради бога, желудок меня подводит. Не подскажете, где тут у вас туалет?

— Да, конечно. — Девушка зарделась. — Выйдете в эту дверь, там коридорчик небольшой, направо.

Я вскочил со стула и бросился к двери. Очутившись в коридоре, глянул на часы. У меня не больше пяти минут. Если буду отсутствовать дольше, это может показаться подозрительным.

Офис «Выбора плюс» был слева от меня, поэтому я кинулся в противоположную от туалета сторону. Подскочил к двери, дернул ручку. Дверь оказалась открыта. Мне повезло. Здесь была подсобка уборщицы, в которой хранились швабры и ведра. Я осторожно открыл фрамугу, выглянул из окна. До следующего окна мне нужно было преодолеть всего метр. Но зато какой! Поверхность была гладкой, только крохотный карниз, на который даже ногу как следует не поставишь. Тем не менее медлить было нельзя. Держась за узкий подоконник, я вылез из окна и, поставив ноги в первую балетную позицию, мелкими шажками двинулся вперед. Прилип к стене, цепляясь пальцами за шов. Вот наконец и окно «Выбора». По закону подлости оно, конечно, было закрыто. Через пыльное стекло виден был пустой кабинет. Два стола, заваленных бумагами, компьютер с принтером, ксерокс. Пожалуй, именно здесь должны быть нужные мне бумаги. Но как попасть в кабинет через закрытое окно? Я прикинул, что следующее тоже принадлежит «Выбору», и... двинулся вперед.

К моему счастью, фрамуга была открыта. Я ухватился за нее, подтянулся и проскользнул внутрь. Оказался я в холле. От охранника, который только что выпроводил меня, отделяла только гипсовая перегородка. К счастью, он включил радио и не слышал, как под весом моего тела скрипнула фрамуга. Я на цыпочках двинулся к двери кабинета, за которым была табличка «Заместитель директора». Открыть простенький замок не составило труда.

Прикрыв за собой дверь, я полез по ящикам столов, справедливо полагая, что наиболее важные документы не будут выкладывать на столешницу. Протоколы о намерениях, договора. Мой взгляд зацепился за фамилию Итоева. Ага, какая-то поставка. "Исполнитель обязуется поставить российской фирме «Выбор плюс» пятьсот коробок с препаратом. А дальше на латыни, которую нам в десантном училище, конечно, не преподавали. Если на латыни, значит, что-то лекарственное. Да и по остальным бумагам, которые мне попались, было понятно, что фирма занимается поставкой лекарств. Ну что же, это кое-что. Раньше Итоев тоже занимался поставками препаратов... наркотических. Из-за этих самых препаратов я в горах половину диверсионной группы положил! Может быть, он не оставил своих грязных делишек и после уничтожения героиновых заводов? Вел двойную жизнь? Официально, для правительственных чиновников, Итоев был успешным политиком, пытающимся найти пути к мирному урегулированию чеченского вопроса, а неофициально продолжал заниматься своим бизнесом, прикрываясь лекарственными контрактами с «Выбором плюс» и другими торговыми фирмами? И тут я услышал за дверью приближающиеся шаги, метнулся к стенному шкафу... Впрочем, тревога моя была напрасной — охранник, как я понял, шел в туалет.

Все, что мне нужно было узнать, я узнал, название препарата на латыни запомнил. Пора было уходить. Однако я решил подстраховаться, дождаться, когда охранник вернется на свое место.

Я слышал, как охранник вышел из кабинки, вымыл руки, покинул туалет и направился назад к своему посту. Проходя мимо кабинета замдиректора, по давно заведенной привычке проверять все двери нажал на ручку — дверь приоткрылась.

— Блин, опять! Сколько раз я ему говорил, чтоб закрывал! Что в лоб, что по лбу! — проворчал охранник и пошел за ключом.

Сидя в стенном шкафу, я глянул на часы. С тех пор как я покинул «Магазин горящих путевок», прошло уже больше шести минут. Это плохо! Если меня хватятся... Я прикинул, сколько времени нужно охраннику, чтобы дойти до своего поста, взять ключ и вернуться назад, и бросился к окну. Одним движением опустил фрамугу, выскользнул на крохотный карниз.

Опять первая позиция для ног, опять вцепившиеся в шов, побелевшие от напряжения пальцы.

Охранник вернулся, когда я уже скрылся за оконным проемом. Он заглянул в кабинет, покачал головой, возмущаясь поведением начальства — шкафы нараспашку, окна открыты, — ну что за безалаберность! Прикрыл створки стенного шкафа, поднял оконную фрамугу, с осознанием выполненного долга закрыл кабинет на ключ.

Когда я вернулся к продавщице путевок, вид у меня был слегка растрепанный.

— Вам лучше? — встревожено поинтересовалась девушка.

— Немного полегчало, — вздохнул я. — А что, бледный вид?

— Просто у вас побелка на рукаве. Вы о стену задели.

Я глянул на рукав:

— Да, вы правы, меня что-то мутит. Давайте я лучше в следующий раз к вам зайду.

— Да-да, пожалуйста, заходите, звоните, — закивала девушка, протягивая мне рекламный проспект. — У нас всегда очень большой выбор путевок.

«И прекрасные соседи, которых никогда не бывает в офисе», — добавил я про себя.

...Артисту, который уговорил Светлану Корниенко поселиться в его квартире, пришлось уступить журналистке комнату. Сам он спал на угловом диванчике в кухне. Спать на диванчике было неудобно: болела спина, а кроме того, во сне он все время ронял подставленный под ноги табурет. Грохотом будил и Светлану, и соседей снизу. Промучившись так две ночи, на третью он постелил себе на полу.

Светлана была настолько шокирована происшедшим в подъезде на Фурманном, что два дня вообще отказывалась выходить на улицу. Позвонила на работу, сказала, что заболела. Ее отпустили до конца недели. Семен пытался отвлечь ее от дурных мыслей, но получалось у него не очень — он же не психолог, черт возьми!

Как выяснилось, в Фурманном Светлана снимала квартиру у знакомой своей матери. Родители ее жили под Ярославлем. Никаких родственников в Москве у девушки не было. Только друзья, подруги, коллеги и жених — Кирилл, который пока ничего не знал о происшедшем.

«Вот и хорошо, что никаких родственников, — думал Артист, сидя за кухонным столом и наблюдая за тем, как Светлана жарит котлеты. — По крайней мере можно не опасаться, что кто-нибудь начнет давить на журналистку, грозя расправой с родственниками — самый подлый способ выяснения отношений». А ее одну он всегда сможет защитить. Не в первый раз.

...Сегодня он навел справки через Голубкова и выяснил, что ФСБ не разрабатывала журналистку на предмет физического устранения, как уверили Голубкова фээсбэшники, такие методы давления на свободную прессу в далеком прошлом. Они, конечно, могли и слукавить, но Артист поверил — он усмотрел в поведении киллера и его напарника что-то дилетантское: во-первых, профессионал никогда не оставил бы машину около самого подъезда. А вдруг клиентка оказалась бы девушкой внимательной и засветила тачку еще около Домжура? Во-вторых, водитель оказался весьма нерасторопным малым — не успел ничего предпринять, чтобы устранить ненужного свидетеля. Профессионал просто засел бы на чердаке напротив дома Светланы, дождался, когда она подойдет к окну, произвел бы всего один бесшумный выстрел в голову, а потом спокойно бы ушел, оставив оружие на месте преступления. Пока бы ее хватились на работе, пока бы приехала хозяйка за квартплатой...

А вот чеченца в Швейцарии грохнули профессионально. И итальянца тоже... Злотников все больше склонялся к мысли, что те, кто хотел убрать журналистку, наняли людей случайных, отморозков, «разбойников с большой дороги», а не профи...

— Все готово. — Светлана разложила еду по тарелкам и поставила их на стол. — Что уж получилось.

— Очень вкусно, — похвалил Артист, прожевывая кусок котлеты. — Вы замечательно готовите.

— Да ну бросьте — из полуфабрикатов! — махнула рукой Светлана. — Вот мама у меня, она — да, умеет! Такие пирожки с грибами печет! Когда кто-нибудь из знакомых в Москву едет, она обязательно посылочку шлет. О боже, а куда же она теперь?.. Вы разрешите, я ей позвоню? Всего одну минутку!

— Ни в коем случае! А если телефон вашей матери прослушивается? Знаете, сколько секунд им понадобится для того, чтобы определить мой номер?

— Сколько?

— Да нисколько! При современных методах цифровой прослушки — мгновенно. Так что пока угроза покушения не будет снята, никаких звонков по знакомым и родственникам! Все передвижения вне пределов моей квартиры только в сопровождении. Я вас, кажется, уже инструктировал на этот счет.

— Инструктировали, — вздохнула журналистка. — То есть вы теперь будете везде следовать за мной, как хвост?

— Буду.

— И с Кириллом я встретиться не могу?

— С Кириллом? — Артист на секунду задумался. — Ни в коем случае! Категорически запрещено!

— Вот они, ваши методы! Деспотия! Ничего не изменилось за десять лет!

— Что касается мер безопасности, когда жизни человека угрожает убийца, то тут никогда ничего не изменится.

— А может быть, вы все это придумали для того, чтобы заманить меня в ловушку? Я ведь никакого киллера тогда не видела! Вы же сразу применили свои приемчики и вырубили меня...

— Если в вы его увидели, то не сидели бы сейчас за столом. А потом, какой мне резон заманивать вас к себе домой таким странным способом?

— Как — какой? Вы... вы — сексуальный маньяк!

— Ну-ну. — Артист усмехнулся. — В таком случае я должен был давно воспользоваться вашей беспомощностью. Вы у меня третий день живете, да?

— Это ни о чем не говорит! Вы еще воспользуетесь...

— Ну вот что! Мне приказано отвечать за вашу безопасность. Если вы хотите остаться живой и невредимой, будьте любезны соблюдать все мои требования!

Журналистка начинала раздражать Артиста.

— На работу в понедельник я могу выйти?

— На работу? Да, на работу я вас, пожалуй, отвезу.

— Спасибо большое! — В голосе Светланы послышались язвительные нотки.

— Хотя... нет. Вы не могли бы работать здесь? Допустим, по Интернету? У вас ведь достаточно веские обстоятельства.

Светлана пожала плечами:

— Я не знаю. Надо позвонить, выяснить.

— Звонить будете в моем присутствии.

— А что еще я должна делать в вашем присутствии?

— Слушайте, Джалиль в разговорах с вами не называл других имен? — Артист перевел разговор на другую тему. — Может быть, какие-нибудь родственники, знакомые из чеченской диаспоры?

— Родственники? — Светлана задумалась, пожала плечами. — Не знаю. А впрочем, когда мы встречались во второй раз, он упоминал об одном человеке. Говорил, что у него все шансы в будущем стать президентом Ичкерии. Как же его?.. На "И", кажется. Исаков, Исаев...

— Может быть, Итоев?

— Точно, Итоев. — Журналистка удивленно вскинула брови. — Вы его знаете?

— Нет. Но он, точно так же, как и ваш любимый Джалиль, отправился на небо беседовать с Аллахом.

— Вы серьезно?

— Нет, все шуточки! Куда уж серьезней, Светлана! — Артист ушел в комнату и вернулся с газетной вырезкой: — Читайте!

Светлана пробежала заметку глазами.

— Теперь вы понимаете, насколько все это серьезно?

— Я это давно уже поняла, — вздохнула журналистка.

— Вот и нечего тогда меня подкалывать! Семен хотел продолжить, но тут раздался телефонный звонок.

— Извините! — буркнул Артист и снял трубку. Звонил Пастухов.

— Тут такое дело: клиент отказывается от наших услуг, говорит, что его люди в сто раз надежнее нас. Не хочешь коня искупать?

— Козел! — произнес Артист с чувством. — Теперь ты понял, какую подставу они для нас придумали? Будем на них вкалывать, а потом нас же еще и обвинят!

— Ладно, ладно, не ворчи! Эта ситуация разруливается без проблем. Надо только доказать им, что мы кое-что можем. Через час тебя жду в Ясеневе — прокатимся.

— Хорошо. — Артист положил трубку, отодвинул от себя тарелку. — Спасибо, Светлана, мне пора. Я вас закрою на два замка. К двери не подходить, на телефонные звонки не отвечать. В окнах тоже лучше не светиться. Разрешается смотреть телевизор, читать книги и журналы. Ясно?

— А справлять естественные надобности можно? — с издевкой спросила Светлана.

— На этот счет я должен проконсультироваться с начальством, — отпарировал Артист. Он ушел в комнату собирать сумку. Газетную вырезку с заметкой про Итоева специально оставил на кухонном столе. Пускай напоминает ей об опасности!

Когда дверь за Злотниковым закрылась, Светлана подождала еще немного и сняла телефонную трубку.

— Кирилл, ты? Ну слава богу! Да никуда я не пропала! Я не могу по телефону говорить, но тут такое случилось! Такое! Я тебе потом все расскажу! В общем, ты не волнуйся, у меня все в порядке. Думаю, скоро увидимся. Меня теперь спецслужбы охраняют, — добавила она шепотом.

Муха ловко и бесшумно, как кошка, забрался по стволу дерева, устроился на суку поудобней и приставил бинокль к глазам. Окуляры приблизили двухэтажный кирпичный дом за высоким забором. Большая часть дачи была скрыта за густой листвой деревьев, но крыльцо дома и площадку перед ним он видел прекрасно. У крыльца стояли две «Волги». Около ворот Муха заметил охранников в камуфляже. На крыльце появился водитель. Он неторопливо выкурил сигарету, сел в машину.

Олег вынул из кармана куртки небольшую рацию.

— Второй, Второй, извозчик на месте, ждет объект. У ворот два карандаша. Работаем, — произнес он скороговоркой.

По периметру ограды были установлены камеры видеонаблюдения. Артист, одетый бомжом, выбрался из кустов, огляделся и спокойно подошел к забору. Попав в поле зрения видеокамер, он стал вести себя как пьяный: походка сделалась нетвердой, движения расхлябанными. Для пущей убедительности он расстегнул ширинку и помочился на забор. Потом медленно повернул голову и якобы только что заметил висящую на кронштейне видеокамеру. На лице у Артиста отразилось удивление, любопытство, досада. Что это вы меня снимаете? Он, покачиваясь, подошел поближе, показал в объектив фигу, после чего исчез из поля зрения камеры, чтобы через несколько мгновений появиться снова. Теперь он волочил за собой березовый ствол с обломанными ветвями. Уперев ствол одним концом в землю, а другим в забор, Злотников по нему вскарабкался к камере и, уцепившись за кронштейн, пьяно рассмеялся и плюнул в объектив.

— Работайте, мужики, — произнес Артист негромко в микрофон, и тут же из кустов появились Пастухов и Боцман с шестом. Пастух был впереди, Боцман сзади. Разбежались. Используя шест как опору, Пастух легко взбежал по забору наверх. Боцман же подпрыгнул, уцепился за край и подтянулся. Пастух сверху помог ему.

— Давай держись, Артист, — подбодрил он Злотникова, и оба легко спрыгнули с забора и исчезли в кустарнике.

Не прошло и двадцати секунд, как Артист увидел бегущих к нему охранников дачи. Их было трое — двое были вооружены пистолетами, у третьего на плече болтался автомат, кроме того, у каждого было по резиновой дубинке.

— Ты что это, сука, в камеру плюешь? — закричал один из охранников и пнул по приставленной к забору березовой слеге. Слега с треском повалилась на землю, и Злотников повис на кронштейне. Двое охранников принялись охаживать его дубинками по ногам.

— А ну прыгай!

Третий достал из кармана камуфляжной куртки рацию и произнес в нее: «Все в порядке! Он один. Алкаш. Сейчас обработаем, чтоб неповадно было».

Артист неловко спрыгнул, покачнулся и тут же получил дубинкой по почкам.

— Мужики, мужики, вы чего это деретесь? — пробормотал он, удивленно глядя на охранников.

— Щас узнаешь — чего мы! — На этот раз дубинка чувствительно прошлась по плечам.

— Ну ладно, ладно, пошутил я! Отпустите!

— Во-во! Сейчас мы тебя опустим, — нехорошо рассмеялся охранник с автоматом. Третий удар пришелся по ребрам.

— Ну, блин, так не пойдет! — мотнул головой Артист.

Он понимал, что в запасе у него всего доли секунды и работать надо с тем, у кого автомат — пока еще эти двое из кобур свои пистолеты достанут! Он с разворота ударил автоматчика ногой в челюсть. Тот упал, смешно взмахнув руками, и потерял сознание. Охранники, не ожидавшие от «алкаша» такой резвости, на мгновение растерялись, и этого Артисту было вполне достаточно. Последовала серия молниеносных ударов — руками, ногами, головой — и теперь уже все трое лежали на земле, не подавая признаков жизни. Кажется, они даже не успели толком понять, что случилось. Артист быстро разоружил охранников и всех троих сковал друг с другом наручниками.

— Отдыхайте, ребята, — сказал Артист на прощание и скрылся в кустах.

Оружие он развесил на ветвях росшей неподалеку елки. Очухаются — найдут.

Водитель Исы Хусаинова сидел в «Волге» и крутил настройку радио. Поймал «Ретро».

В веселья час и в час разлуки... —

раздался из колонок приятный мужской голос.

— ...Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь на долгие года, — фальшиво подпел водитель.

— Вот именно, на долгие... — насмешливо произнес чей-то хрипловатый голос. Водитель поднял взгляд и увидел стоящего у дверцы здорового мужика. Это был Боцман. — А ну подвинься давай!

Это что такое? — нахмурился водитель. — Вы кто?

— Из охраны. Сегодня я машину поведу. Но водитель почувствовал подвох и потянулся к телефонной трубке.

— Не надо! — грозно произнес Боцман, дверца распахнулась, и водитель почувствовал на своем горле железные пальцы. — Не надо делать лишних движений! — Свободной рукой Боцман скользнул водителю под пиджак и выудил из кобуры пистолет. — Так спокойней будет. Двигайся, я сказал!

Водитель послушно перебрался на соседнее сиденье. Боцман плюхнулся за руль:

— Сиди и не пикай!

И тут же открылась задняя дверца слева.

— Здравствуйте. — Пастухов опустился на сиденье. — Хорошая песня, душевная. Когда хозяин должен прийти?

— Сказали ждать. Сейчас будет, — испуганно оглядываясь, произнес водитель.

— Ты не бойся, мы его мочить не будем. Просто поучим немного, чтобы нос не задирал.

— Ага, — произнес водитель глупо и кивнул головой. Его лицо покрылось бисером пота.

— А вот и он, — удовлетворенно сказал Пастухов. — Боцман, товсь!

Хохлов завел двигатель, снял машину с ручника.

Хусаинов в своей традиционной папахе шел к машине в сопровождении двух охранников. Неожиданно что-то мягко шлепнулось на его правое плечо. Иса скосил взгляд и увидел на пиджаке небольшое желтоватое пятно. Он поднял голову, пошарил взглядом по ветвям деревьев, чтобы обнаружить птицу, но не увидел. Выругался по-чеченски, достал из кармана носовой платок, чтобы оттереть пятно, и так, занятый пятном, Иса Мирзоевич опустился на заднее сиденье. Еще ничего не успев понять, он удивленно уставился на Пастухова.

Боцман, не дожидаясь, пока в машину полезут охранники, рванул «Волгу» с места, и тут же Пастухов на ходу захлопнул дверцу, локтем прижав Хусаинова к спинке сиденья.

— Тихо сиди! — сказал он. В зеркало заднего вида было видно, как на мгновение растерявшиеся охранники запоздало бросились следом за «Волгой».

Впереди показались ворота. Боцман вдавил педаль газа в пол. Видя несущуюся к воротам машину, здешние охранники, только что получившие сообщение о ЧП по рации, встали по обе стороны ворот с пистолетами на изготовку.

— Что делать будем, командир? — растерянно спросил Боцман.

— Жми давай! — Пастух был уверен, что по машине охрана стрелять не будет — в «Волге» стекла темные, а в ней «сам».

Боцман прибавил скорость, и охранники, действительно не решившись стрелять, бросились в стороны.

Жил да был черный кот за углом... —

зазвучала вдруг веселая песенка по радио.

Водитель рядом с Боцманом от страха закрыл глаза, зашептал что-то, беззвучно шевеля губами. Похоже было, молился.

Машина на полной скорости врезалась в ворота, и автоматические штанги, закрывающие створки, не выдержали этого мощного лобового удара — ворота со страшным грохотом распахнулись, при этом одна из створок сорвалась с петель. К счастью, двигатель машины не заглох от удара, и «Волга» понеслась по дороге.

— Впереди внешний пост, сворачивай направо! — приказал Боцману Пастухов.

«Волга» свернула на грунтовую дорогу, петлявшую между кустами и деревьями.

— Что вы делаете? Вам все равно отсюда не уйти! — неожиданно подал голос Хусаинов.

— А мы и не собираемся никуда уходить. Это у нас учения, приближенные к боевым, — насмешливо произнес Пастухов.

Машина свернула с дороги и выехала на небольшую лесную полянку. Здесь их уже поджидали Муха и Артист.

— Выйди из машины! — приказал водителю Боцман.

— Э-э, мужики, да вы что, с ума сошли? Это же официальный представитель Чечни! Вам за это пожизненное светит! — по-своему понял это приказание хусаиновский водитель. Его голос срывался и дрожал.

— Да выйди ты, блин! — прикрикнул на него Пастухов.

Водитель выбрался из машины, а на его место сел Мухин.

— Не узнаете, Иса Мирзоевич?

— Узнаю, — кивнул чеченец.

— Вот видите, какие у вас замечательные джигиты — прозевали хозяина!

— Это провокация! — Хусаинов зло смотрел на Мухина.

— Это не провокация — это проверка надежности охраны, — возразил Пастухов. — Я думаю, результаты вам ясны.

— У вас очень странный способ доказательства своей правоты.

— Но вы же не поверили нам на слово. — Сергей подумал, что для такой критической ситуации Хусаинов держится молодцом — никакого испуга, и даже голос не дрогнет.

Водитель «Волги» отошел на несколько метров от машины, оглянулся и, убедившись, что на него никто не обращает внимания, бросился в кусты. Вдогонку ему раздался звонкий свист Артиста:

— Штаны не потеряй, водила!

— Иса Мирзоевич, дело не в том, что мы вас похитили. Это, скажем так, демонстрация силы. Про Итоева вы знаете?

— Знаю, — кивнул Хусаинов.

— Ну так вот. Стрелял по нему снайпер высочайшего класса. Взгляните-ка на свое правое плечо.

Чеченец скосил взгляд. На плече все еще был виден едва заметный желтоватый след.

— Это не птичка, это господин Мухин. Покажи, Олег! — Муха продемонстрировал чеченцу короткоствольную винтовку для пейнтбола, к которой был прикреплен баллон с краской. — Стрелял он с восьмидесяти метров и, как видите, попал. А тот, кто убил Итоева, попал за километр. Значит, у него отличная оптика и твердая рука. С такой охраной у вас нет никаких шансов на выживание. Мы вам это только что доказали. Так что или в дальнейшем мы сотрудничаем, или...

Чеченец зло зыркнул на Пастухова, выбрался из машины и не торопясь пошел в сторону дачи.

— Ишь ты, обиделся! — сказал вслед ему Боцман. — Мы на него за пацанов наших, в чью смерть их матери до сих пор поверить не могут, не обижаемся, а он, видите ли, обиделся. Козел! Остановить?

— Не надо, пусть подумает.

Глава четвертая. Док

Разбор полетов происходил в Центральном парке культуры и отдыха за столиком летнего кафе. Со стороны могло показаться, что это собрались страстные болельщики «Спартака» и спорят по поводу последней неудачи клуба.

— Нет, надо же додуматься до такого маразма — похитить официального представителя Чечни, да еще угрожать ему! — горячился подполковник Горобец.

— Никто ему не угрожал. Все было тихо-мирно, по-человечески. Зато теперь он понял, что представляет из себя его охрана и что можем мы, — тихо произнес Пастухов.

— Почему вы мне не сообщили, что он отказался от вашей охраны?

— Знаете, мы привыкли действовать самостоятельно, а согласовывать каждый свой шаг с начальством...

— Да, конечно, самостоятельно. Дорого нам обойдется ваша самостоятельность. Охрану разоружили и побили, — подполковник начал загибать пальцы, — ворота сломали, машину помяли. У водителя после всего происшедшего сердечный приступ случился.

— Конечно, будет приступ, если в его возрасте, как заяц по лесу бегать, — усмехнулся Мухин.

— Так он же от вас убегал, думал, вы будете Хусаинова мочить. А он, получается, единственный свидетель.

— Богатая у шофера фантазия, — сказал Артист. — А ведь он, поди, не просто водитель, а водитель-охранник...

— Ну вот что, все эти ваши шуточки дурно пахнут!..

— Я так понимаю, контора в наших услугах больше не нуждается? — спросил Пастухов. — Знаешь, подполковник, если уж честно, положа руку на одно место, все это самая настоящая подстава. Я пацанов с места сорвал, пообещал им выгодную работу, а оказывается, мы вовсе никому и не нужны! Вы бы сначала сами со своим чеченом договорились, а потом уж и нас бы с насиженных мест срывали!

— Некогда нам было с ним договариваться. Через полторы недели саммит, он обязательно должен быть там, иначе решение проблем с Чечней опять затянется черт знает насколько!

— Надеюсь, аванс мы можем оставить себе? Все-таки большая работа проделана... — Пастухов поднялся из-за столика. — Ладно, пошли, мужики, пускай они сами своих чеченов охраняют.

— Подожди, Пастухов! — Горобец так же решительно поднялся, встал на пути Пастухова. — Что ты воду мутишь?

— Кто мутит, интересно знать?

— Ису тоже понять можно. У него люди годами верной службы проверены, а тут ему подсовывают каких-то русских. Но в общем, положа руку на одно место, как ты говоришь, ваша дурацкая выходка его убедила. Он согласен выполнять все ваши инструкции, но работать вы будете не одни, а вместе с его охраной.

— Они хоть по-русски-то понимают? — поинтересовался Боцман.

— По-моему, намного лучше, чем вы, — сказал Горобец.

— Ладно, с охраной так с охраной, — кивнул Пастухов. — Лишь бы под ногами не мешались.

— Возвращайтесь в Архангельское и приступайте к исполнению своих служебных обязанностей! А за ворота и машину мы с вас все-таки вычтем, чтобы впредь неповадно было! — пообещал Горобец.

— Вы, вместо того чтоб копейки считать, лучше бы о бронированной машине для клиента позаботились, а иначе охранять его — бессмысленное занятие! — веско сказал Пастухов.

Генуэзский залив, 15 июня, 17.48

Следователь Адриано ди Бернарди и прокурор города Сержио Адамо сидели в шезлонгах на корме небольшой яхты. Сегодня был выходной, и прокурор предложил Адриано порыбачить. К палубе специальными металлическими скобами были прикреплены мощные спиннинги. Толстые лески, поблескивающие на солнце, были натянуты — яхта на малой скорости шла по заливу.

Тихонько пропиликал встроенный в удилище электрический звонок, оповестивший рыбаков о том, что на крючок попалась рыба.

Прокурор первым поднялся из шезлонга, не вынимая спиннинга из скобы, потянул его на себя. Удилище выгнулось.

— Кажется, на этот раз, крупная рыбешка, синьор Бернарди! — радостно произнес прокурор. Он начал водить удилищем из стороны в сторону, постепенно сматывая леску.

Вот уже в пене за кормой показалась спина тунца средних размеров.

— Я подведу его к борту, а вы нажмете на педаль подсачека!

Прокурору действительно удалось подвести рыбу близко к борту.

— Жмите, жмите, Бернарди! — закричал он в азарте.

Адриано надавил на педаль в палубе, и большой автоматический подсачек вместе с рыбиной поднялся из воды. Теперь оставалось только оглушить тунца электрошокером и втащить на борт.

...Рыба была тут же разделана и отдана жене прокурора Марии.

— Скоро у нас будет прекрасный ужин, — улыбнулся прокурор и фамильярно похлопал Адриано по плечу. — Но я смотрю, рыбалка не доставляет вам особенного удовольствия.

— Ну почему же? Весьма увлекательное занятие, — неопределенно пожал плечами следователь.

— Ладно, ладно, не притворяйтесь! — Прокурор опять закинул в море блесну и уселся в шезлонг. — Почему у вас такой задумчивый вид?

— Дело Апполинаре никак не идет из головы. Ризотти был застрелен из той же снайперской винтовки, что и Марко. Экспертиза установила. Согласитесь, что это странно.

— Что ж тут странного? Очевидно, что киллер изящно убрал единственного свидетеля, который мог бы его опознать.

— Странно, что оружие не было оставлено на чердаке. Обычно снайпер бросает винтовку, потому что она уже побывала в деле. Более того, мы не нашли гильз. В том и в другом случаях точки, откуда велась стрельба, были нами установлены, но ни оружия, ни гильз там не оказалось.

— Гильзы он мог подобрать, — произнес прокурор, следя за леской.

— Я думаю, все намного проще. — Адриано подошел к борту и снова надавил на педаль автоматического подсачека. Подсачек взметнулся над водой, разбрызгивая воду. — Тот же самый принцип. Я видел такое на пулеметах в бронетранспортерах, когда служил в армии. Для того чтобы гильзы не разлетались в разные стороны, внизу прикрепляются мешки на защелках. Очень удобно. Вот и к снайперской винтовке можно приспособить такой же, только поменьше.

— Вы сейчас об этом догадались?

— Да, глядя на ваш подсачек. А оружие на месте преступления снайпер или снайперша не оставляет потому, что винтовка эта ему или ей очень дорога. Вполне вероятно, что она какая-нибудь особенная, ценная.

— Из золота, что ли? — рассмеялся прокурор. — Вы что, склоняетесь к тому, что стреляла женщина?

— Да, теперь я в этом почти уверен. Вы верно сказали, что киллер изящно убрал единственного свидетеля, но в том-то и дело, что Ризотти не видел никого, кроме белокурой женщины. Он предполагал, что это была шведка.

— Почему же именно шведка? Славяне тоже белокурые.

— Славяне? Да-да, может быть, — задумчиво произнес следователь. Он подумал о том, что между двумя убийствами прошло три дня. Снайперша должна была жить где-то рядом. Может быть, она останавливалась у родственников, может быть, была туристкой... — Мне нужны люди для работы в отелях. Может быть, портье или горничные сумеют вспомнить эту даму, ведь у нее абсолютно нетипичная для Италии внешность!

— Хорошо, я распоряжусь. Люди у вас будут.

— Как жаль, что у нас нет ее фоторобота!

— О, черт, кажется, опять!.. — Прокурор подскочил к спиннингу. — Адриано, хотите знать, почему у вас никогда не клюет?

— Почему?

— Потому что вы вместо рыбалки думаете о своей снайперше. И рыба это чувствует!

— Док! — Пастухов крепко обнял Ивана Перегудова. — Загорел-то — как индеец!

Действительно, обветренное лицо Дока было кирпично-красного цвета.

— С экспедицией ходил на Алтай, вот и поджарился, — усмехнулся Док. — Сейчас в законном отпуске. Пойдем хоть пивка хлебнем ради встречи, что ли...

— Во-первых, я за рулем, во-вторых, не просто так к тебе, а с интересом. Потолковать надо.

— Потолковать — это пожалуйста. — Док провел гостя на кухню, прикрыл дверь.

— Главное вот что, — сразу взял быка за рога Пастухов. — Мы с пацанами снова в более-менее настоящем деле. Помощь твоя нужна. — Он кратко рассказал Доку об Итоеве, о снайпере, о событиях последних дней. — А вот такое лекарство Итоев вместе с «Выбором» поставлял в Россию. — Пастухов по памяти написал на листочке из блокнота название препарата, который значился в документах.

— Это не лекарство, Сережа, — покачал головой Док. — Это вакцина. Гамма-глобулин. Против гепатита "А" и как укрепляющее имунную систему средство. Действует в течение полугода. Я вам в Чечне такой колол, чтоб не болели.

— Да? — Пастухов же вспомнил пневматический пистолет, приставленный к его плечу, шипящий звук выходящего под давлением воздуха, легкую боль, вытекающее из неглубокой ранки лекарство. — Получается, что Итоев с «Выбором» доброе дело делали — иммунитет русской нации повышали? Импортный гамма-глобулин — он, конечно, лучше отечественного?

— Конечно, — кивнул Док.

— Пятьсот коробок — это много или мало?

— Если брать Москву, то капля в море, а если — небольшой районный городишко, то можно все население привить.

— И документики по такой партии должны быть? — Пастухов упорно подводил Дока к мысли о том, что ему придется снова поработать в команде.

— Если вакцина проходила через границу и поступила в медицинские учреждения, должны быть соответствующие документы. Дело в том, что предварительно разрешение на применение партии должен дать Минздрав. Сертификация, или как это у них там называется...

— Слушай, Док, нам с пацанами некогда, надо чечена охранять. А ты — медик. Может, займешься этими документиками?

— Серега, ты охренел? Я сегодня только прилетел, и вообще — отпуск у меня, понимаешь?

— Вот я и говорю — отпуск. Времени свободного навалом. Не целый же месяц где-нибудь на даче торчать? Есть у меня, Иван, подозрение, что с Итоевым все не так просто. Дело не в политике. Политика — это просто прикрытие, чтобы внимание спецслужб отвлечь. Что-то тут другое. Давай, Ваня, включайся по старой дружбе... Деньжат заодно заработаешь. Плохо ли!

— Какой же ты зануда, командир! — покачал головой Док. Он потер переносицу: — Ладно, хрен с тобой — займусь. Только у меня два условия.

— Валяй! — кивнул Пастухов.

— Во-первых, ты даешь мне два дня, чтобы прийти в себя, во-вторых... мы сейчас же идем пить пиво. Ну прикинь, почти месяц на чистом спирту, всю глотку себе сжег.

— Ну ладно, пиво так пиво. — покорно согласился Пастухов.

Генуя, 18 июня, 16.45

Машина с мигалкой и воем неслась по генуэзским улицам, заставляя прохожих оглядываться. Она замерла около парадного входа отеля «Корона» на виа дель Соль, из машины выбрался следователь Адриано ди Бернарди, вошел в отель.

В фойе около регистрационной стойки его уже поджидал полицейский.

— Синьор следователь, — козырнул он, — пройдемте со мной, пожалуйста.

Следом за полицейским Бернарди прошел по длинным гостиничным коридорам, и скоро они очутились в небольшой комнате для отдыха горничных. За столом девушки в гостиничной униформе — белоснежная блузка и юбка выше колен — пили кофе и щебетали о чем-то своем. При виде мужчин они замолчали.

— Луиза, можно тебя на минуту?

— Да, синьор. — Из-за стола поднялась смазливая девчушка лет восемнадцати.

— Это следователь Адриано ди Бернарди. Расскажи ему, пожалуйста, то, что ты рассказывала мне по поводу той светловолосой дамы.

— Давайте мы с вами в другом месте поговорим, Луиза. Вы наверняка знаете здесь укромные уголки, — приветливо улыбнулся девушке Адриано.

— Да-да, конечно. Пожалуйста, идите за мной. — Девушка завела его в комнату, где стояли корзины с бельем.

Полицейский козырнул и прикрыл дверь с другой стороны.

— Итак, вы заметили что-то необычное?

— Да, синьор следователь. Это была высокая дама со светлыми волосами. Я слышала, как она говорила по телефону на непонятном языке. Он такой медленный и певучий.

— Какой? Немецкий, французский, английский, шведский?

Девушка пожала плечами.

— Не английский и не французский. Непонятный.

— Что еще?

— Она редко выходила из номера и не разрешала убираться.

— Но когда уходила, вы все-таки убирались?

— Конечно, синьор, иначе меня выгонят. Здесь с этим очень строго. Ну вот, я пылесосила в гардеробной и нечаянно задела щеткой сумку, которая стояла в углу. Знаете, такая большая длинная сумка, ну как у теннисистов. Сумка упала, и я ее подняла. Она была очень тяжелой. Я сама люблю играть в теннис, знаете, ракетки столько не весят, они легкие. — Девушка замолчала.

— Когда уехала синьора?

— Я не помню. Кажется, тринадцатого.

— "Кажется" или тринадцатого?

— Я не помню, синьор, мне приходится убирать столько номеров каждый день!

— Все? — Адриано ди Бернарди нервно задышал. Он своим следовательским чутьем чуял, что напал на след. Национальность синьоры и дату ее отъезда он сейчас узнает у портье. А дальше? Дальше все просто! Раскрытие преступления такого уровня принесет ему повышение по службе и хорошую премию.

— Все, наверное. — Луиза пожала плечами.

— Пошли! — Следователь кивнул на дверь.

— Куда? — испуганно спросила девушка.

— В тот номер, куда же еще?

— Но там теперь живут другие люди.

— Ну и что!

Горничная несколько раз громко постучала в дверь. Никто не отозвался. Тогда девушка открыла номер своим ключом.

— Кажется, никого нет, — прошептала Луиза.

— Вот и замечательно, — подбодрил ее Адриано. — После отъезда синьоры тут, конечно, все мыли и прибирали?

— Конечно, синьор.

— Это плохо, — вздохнул следователь. — Давайте-ка сразу в гардеробную.

В спальне Луиза открыла глубокий стенной шкаф, который здесь называют «гардеробной». В шкафу висели костюмы, платья.

— Это нехорошо, синьор следователь, я должна поставить в известность администрацию отеля.

— Луиза, это не обыск. Я только посмотрю. — Адриано встал на четвереньки, вынул из кармана пиджака маленький фонарик и стал сантиметр за сантиметром изучать пол. — Где стояла сумка?

— Вот здесь, в углу.

Луч фонаря уперся в уголок картонки, торчащей из щели между плинтусом и полом. Следователь пинцетом осторожно вытянул картонку из щели. На картонке было что-то написано на иностранном языке. Кажется, это были буквы славянской письменности. «Кириллица» — так, кажется, она называется. Он видел такие, когда был по делам в Югославии. Неужели прокурор был прав? Адриано сумел прочитать только единственное странное слово «Макумар». Одно было очевидно: это картонка — ярлык от какой-то импортной вещи.

— Что скажешь, Луиза? — Он продемонстрировал картонку горничной.

— Не знаю, синьор, как так получилось? Обычно я хорошо убираю номера. Никаких замечаний не поступало.

— Лучше бы ты его вообще не убирала! — с чувством произнес следователь. — Ты помнишь, как выглядела эта синьора? Поможешь нам составить фоторобот?

— Конечно, синьор следователь, — кивнула Луиза.

Иван Перегудов долго не мог припарковать машину, потому что вся улица перед Министерством здравоохранения была запружена людьми. В основном женщинами. Слышался недовольный гул.

Док успел заметить несколько лозунгов в руках у митингующих, намалеванных аршинными буквами на кусках ватмана. «Врачи — убийцы!», «Нет всеобщей вакцинации детей!». «Наказать преступников от медицины!».

«Похоже, вопрос о вакцинации в нашей стране стоит очень остро!» — подумал Док, глядя на гудящую толпу.

Наконец ему с трудом все-таки удалось припарковаться в Звонарском. Перегудов выбрался из машины и пошел выяснять причины недовольства митингующих. Пожилая женщина, к которой он обратился с вопросом: «Что случилась?», — оказалась весьма словоохотливой, и уже через пару минут Перегудов знал, из-за чего весь сыр-бор. Оказывается, после вакцинации, проведенной в школах округа Лефортово, несколько детей в возрасте от восьми до десяти лет в тяжелом состоянии попали в больницу. По этому поводу и митинговали.

— Вакцина, конечно, импортная? — поинтересовался Док.

Лучше бы он этого не спрашивал! Женщина разразилась пятиминутной тирадой по поводу качества импортных лекарств — будто бы нас, русских, намеренно травят, чтобы потом, когда все помрут, захватить все российские богатства безо всякой войны. Док поблагодарил ее и уже собирался отойти в сторону, но женщина поймала его за рукав и затараторила, суя ему под нос какие-то листочки:

— Мы собираем подписи против всеобщей вакцинации наших детей! Если вам небезразлично будущее нашей страны, подпишитесь!

— В лефортовских школах, говорите? — задумчиво спросил Перегудов, ставя свою подпись на листке. — Какую вакцину-то детям вводили?

— Как — какую? Тифозную!

Это была полная чушь. Док невольно рассмеялся и подумал: «Есть еще женщины в русских селеньях!..»

Генуя, 19 июня, 11.18

Следователь прокуратуры Адриано ди Бернарди сидел в своем кабинете и изучал бумаги, которые ему предоставила для ознакомления фирма «Ричина». В этих бумагах так или иначе фигурировало имя Марко Апполинаре. Почти все они были изъяты из его рабочего стола. Договора, распоряжения, платежные документы. Бумажная работа — самая муторная. Впрочем, Адриано знал, что именно благодаря этой муторной, невидимой на первый взгляд работе удается находить зацепки, которые подталкивают начавшее вдруг пробуксовывать следствие.

Вдова покойного сообщила следователю, что в день своей смерти он собирался заключить какую-то крупную сделку и даже собирался, если она состоится, подарить ей новенький автомобиль, но в «Ричине» только развели руками — они об этой сделке даже не слышали.

Неужели менеджер Марко Апполинаре имел левый доход и обстряпывал свои делишки за спиной у хозяина «Ричины»? Выходит, что так.

В дверь постучали.

— Да-да!

На пороге появился невысокий синьор с зачесанными назад редкими волосами.

— Синьор следователь, я переводчик. Меня зовут Мельвиль Пупо. Прокурор сказал, что вам нужна моя помощь.

— Да, пожалуйста, садитесь. Извините, вы знаете славянские языки? — осторожно поинтересовался следователь.

— Синьор следователь, Пупо знает очень много языков. Я эксперт-лингвист. Албанский, чешский, фламандский, болгарский...

— Нужно перевести вот это. — Адриано выложил на стол найденную в номере картонку.

Переводчик поднес ее к глазам, смешно зашевелил губами.

— Это описание какой-то вещи.

— Об этом я и сам догадался, — усмехнулся Адриано.

— Хорошо, слушайте перевод, — сказал Мельвиль с обидой в голосе. — Фирма производитель «Масимар», торговая марка — «Стар». Сертификат номер А-35030. Футболка. Артикул лс 3-4. Размер 46-48. Состав: 100% хлопок. Турция. Поставщик — частное предприятие Поворовой.

— Турция? — удивленно переспросил следователь.

— Турция — это производитель. А написано здесь по-русски. Из России вещица. Частное предприятие мадам Поворовой.

— Мадам Поворова? Какая интересная фамилия. Вы не могли бы оформить перевод надлежащим образом?

— Конечно-конечно.

Переводчик сел за компьютер, Адриано снова взялся за бумаги фирмы «Ричина». Он пытался вникнуть в их содержание, однако его мысли крутились вокруг «мадам Поворовой». Неужели русский след? Весь мир боится русской мафии. А вдруг Апполинаре был как-то с ней связан. Тогда понятно, откуда левые доходы. Словно подтверждая догадку следователя, из договора на поставку катетеров выпал вчетверо сложенный листок, на котором было написано следующее:

«10.VI в 18.00 в ресторане отеля „Корона“. Предполагаемая партия поставки — двести пятьдесят коробок. Сухогруз „Иван Сусанин“. Получатель груза „Выбор плюс“, Москва».

Следователь звонко хлопнул ладонями по столешнице, так что переводчик даже вздрогнул:

— Что с вами синьор?!

— Мне срочно нужен прокурор Адамо!

...В школе было пустынно — каникулы. Док подергал ручку медкабинета и пошел искать школьное начальство. Но до директорского кабинета дойти ему не дали.

— Вы к кому, мужчина? — окликнули Перегудова. Он оглянулся. На пороге класса стояла молоденькая учительница — на вид ей было не больше двадцати. Несмотря на столь юный вид, голос у нее был вполне начальственный и солидный.

— Извините, я медиков ищу.

— Какие сейчас медики? Детей в школе нет. Медсестра в санатории подрабатывает. Знаете, наверное, какая у них зарплата. Подождите, вы из...

— Да-да, из прокуратуры. — Перегудов издали продемонстрировал учительнице красные корочки с гербом, в которых у него было ветеранское удостоверение. — По поводу вакцины.

— Вы знаете, у нас много всяких комиссий было. Из прокуратуры тоже. Всю вакцину, которая оставалась, изъяли! Знаете, эти министерские хотели на наших медиков всю вину свалить. Они-то в чем виноваты, интересно знать? Им банки закрытые приходят. А что там в них — одному Богу известно!

— Я могу взглянуть на кабинет?

— Как же я без медиков вам его открою? — покачала головой учительница. — И директрисы, как назло, сегодня нет.

— Вы уж, пожалуйста, помогите расследованию.

— Ну ладно, так и быть. От физики, по-моему, ключ к медикам подходит. Пойдемте в учительскую.

Ключ действительно подошел. Перегудов оглядел кабинет и принялся изучать надписи на банках, стоящих за стеклом в шкафу. Учительница терпеливо ждала на пороге.

— А пневматический пистолет, которым делали вакцинацию, тоже изъяли? — поинтересовался Док.

— Не знаю? Наверное. Что, как всегда, вышли на след преступников, но не хватает улик? — В голосе учительницы послышалась издевка.

— Улик-то как раз хватает. А пустые банки или хотя бы крышки не могли остаться? — Док заглянул в мусорную корзину. — Ваша медсестра — она что, по банкам за использованную вакцину отчитывается?

— Откуда я знаю? Что вы меня-то спрашиваете? Поезжайте к ней в санаторий да и расспросите обо всем. В «Искорке» она работает. Это по Ленинградке, а потом направо к озеру Круглому свернуть.

Док попытался выдвинуть ящик стола, но оказалось, что ящик закрыт на ключ. Иван достал из кармана перочинный нож, сунул лезвие в щель между ящиком и столешницей.

— Ловко это у вас получается — чужие ящики вскрывать, — язвительно заметила учительница. — Что я потом хозяйке скажу?

Иван замер, увидев на дне ящика две крышки от банок. Крышки лежали резиновыми уплотнителями вверх. Док взял одну из них, повертел в руках. В резине был заметен едва видимый след от катетера. На дне ящика лежала и этикетка от банки, наверное отклеилась. Док прочитал название по-латыни. «Так, и здесь тоже гамма-глобулин. Итальянская вакцина. Все как-то уж очень ловко завязывается в один узелок. Однако вечер перестает быть томным...»

— Я возьму эти крышечки?

— Берите, мне-то что? — пожала плечами учительница.

Генуя, 19 июня, 18.11

Следователь Адриано ди Бернарди в волнении расхаживал по кабинету прокурора.

— Все следы ведут в Россию: сухогруз, ярлык в отеле, имя женщины, которая жила в «Короне». Я должен немедленно туда ехать!

— Адриано, что вы забыли в этой России? Мы можем просто направить запрос в отделение Интерпола, и нам помогут.

— Какой запрос? Неужели вы думаете, что русские будут искать какую-то снайпершу по фотороботу? Не будьте так наивны — им не до наших проблем! У них своих хватает.

— А по-моему, вы несколько драматизируете ситуацию.

— Нет-нет, мне нужно ехать самому. Другое дело, что мы должны поставить в известность Прокуратуру Санкт-Петербурга. Боюсь, что я не успею в Россию к приходу сухогруза в порт. У этих русских всегда столько формальностей с оформлением документов!

— Вот поэтому нам и нужен Интерпол!

— Синьор прокурор, если мы хотим погубить это дело... Знаете, я уже начал учить русский язык ускоренным методом. Базовый словарный запас за семьдесят два часа. Хотите, что-нибудь скажу?

— Не надо, не надо, Бернарди!.. Вы знаете, какие там жестокие морозы?

— Но сейчас лето, синьор прокурор.

— Знаете, мой дед воевал с русскими во время Второй мировой. Он мне рассказывал, что Россия представляет собой огромное болото. Достаточно в него только ступить — завязнешь, и все! Ладно, черт с вами, поезжайте в свою Россию! Но только командировка вам будет оформлена из самого минимального расчета.

— Да что вы, у них там все очень дешево!

— И учтите, я снимаю с себя всякую ответственность за вашу безопасность, — раздраженно произнес прокурор.

— Об этом можете не беспокоиться. Безопасность я обеспечу себе сам!

Пастухов и Док договорились встретиться на Чистопрудном ровно в шесть. Пастухов прождал Дока минут двадцать, но он так и не появился, что было весьма странно. Док человек обязательный — если пообещал, что придет, то придет в любом случае, даже если Москва провалится под землю. Во всяком случае, до сегодняшнего дня он никогда не подводил. Именно поэтому Пастухов так забеспокоился, что сел в машину, поехал к нему домой.

Дурные предчувствия его не обманули. Бронированная дверь, которую Док в целях безопасности поставил всего два месяца назад, оказалась незапертой. По квартире гулял сквозняк.

— Док! — позвал Пастухов, войдя в прихожую. — Док, ты дома?

Док не отозвался. Пастухов осторожно двинулся дальше. Обследовал комнаты, ванную, туалет, кухню — никого. Честно сказать, он облегченно вздохнул, потому что уже боялся обнаружить труп друга.

В квартире все было перевернуто вверх дном: пол на кухне усыпан крупой и сахаром, вспороты подушки на софе, даже паркет кое-где вскрыт. Что же искали те, кто здесь побывал?

Сегодня утром Док позвонил, сказал, что откопал кое-что интересное по поводу вакцины, и предложил встретиться. И вот пожалуйста — самого его и след простыл, а в квартире все вверх дном: искали что-то ценное, или это тоже связано как-то с находкой Дока?.. Пастухов боялся думать о том, что могло случиться с другом.

Его внимание привлекли бурые пятна на полу около балкона. Похоже на кровь. Он присел на корточки, перочинным ножом осторожно соскоблил одно из пятен на обрывок газеты. Выяснить, чья это кровь, можно быстро. Пастухов знал, что у Дока первая группа, резус отрицательный.

Телефон зазвонил до того неожиданно и пронзительно, что Сергей вздрогнул. Немного помедлил и снял трубку:

— Слушаю!

— Ты слушай, слушай! Пока есть чем! Если еще будешь нос в наши дела совать, я тебе его отрежу! И уши отрежу! — У звонившего был кавказский акцент.

— Слушай ты, мудила! — остановил его Пастухов. — Где Док?

— Док твой далеко. Вряд ли ты его живым увидишь!

Телефонная трубка запиликала короткими гудками. Сергей бросил ее на рычаг аппарата. Вот черт, только этого еще не хватало!

Он не любил, когда с ним разговаривают вот так, с позиции силы. Угрожают, насмехаются. Это всегда приводило его в бешенство. Солдат должен быть солдатом: если уж ты начал войну, то уважай своего врага!

Итак, судя по всему, Дока похитили. Почему — это понятно. С расследованием по делу Итоева мы кому-то из чеченов наступили на хвост. Вот они и засуетились. Сейчас Пастухова мучил другой вопрос — кто?

К ментам в данной ситуации обращаться было бесполезно. Они только навредят. Надо действовать самостоятельно. Выяснить кто — и предпринять ответный шаг! Они еще у нас станцуют, суки!

В прихожей на зеркале он отыскал запасные ключи и закрыл квартиру Дока.

"Экземпляр единственный

ИНСТРУКЦИЯ

по правилам безопасности для охраняемого лица

1. Охраняемое лицо не имеет права носить головных уборов (папах), выделяющих его из толпы. В данном случае папаха не часть национального костюма и не символ власти, а демаскирующий признак, по которому снайпер может легко вычислить свою жертву. Кроме того, костюм охраняемого лица не должен резко отличаться от костюмов охраны.

2. Самовольный выход из охраняемого помещения категорически запрещен, в том числе и на даче в Архангельском. Вся территория дачного участка легко простреливается из крон деревьев. Всякий выход охраняемого лица на улицу осуществляется только под надежным прикрытием.

3. Ношение бронежилета вне охраняемого помещения обязательно.

4. Период нахождения охраняемого лица вне машины и охраняемого помещения должен быть минимальным.

5. В случае начала обстрела на открытом пространстве или в охраняемой машине следует немедленно лечь на пол или на землю и закрыть голову руками.

6. Окна в домах и квартирах проживания всегда должны быть плотно зашторены. Подходить к ним близко категорически запрещается.

7. Немедленно и неукоснительно выполнять все приказания охранников, находящихся рядом с Вами. Это позволит им в полной мере исполнить свой служебный долг в минуты опасности.

Помните, что ваша безопасность во многом зависит только от Вас.

Инструкция составлена

начальником охраны Пастуховым С.С."

Было раннее утро. Утренняя роса ослепительно блестела на солнце. Лесные птахи весело и громко щебетали. Но вот послышался шум моторов, и птицы на время примолкли.

На проселочной дороге показался «шевроле-блейзер». Он выехал на небольшую поляну и замер. Из машины выбрались трое: Пастухов, Артист и Боцман. У каждого в руках было по охотничьему винчестеру.

— Думаешь, приедут? — с сомнением в голосе спросил Артист.

— Если не приедут, пускай на себя пеняют, — грозно пообещал Пастухов. — Я им устрою небо в алмазах!

— Слушай, Пастух, чего ты кипятишься раньше времени? Вдруг это не они? Разве тот, кто тебе звонил, представился?

— Ежу понятно, кто это сделал. Как только мы начали копать против итоевской банды, они и прорезались. Им нужен реванш за гибель своего шефа. А тут возможность представилась.

Послышался рев двигателей. Боцман с Артистом отошли за машину и зарядили винчестеры.

Чеченцы приехали на двух джипах. Их было восемь человек. Вперед вышел молодой высокий парень, которому было поручено вести переговоры. Боцман сразу взял его на мушку. Парень распахнул полы пиджака, показывая, что оружия при нем нет. Пастухов отдал свой винчестер Артисту и подошел к чеченцу.

— Какие у тебя к нам претензии? — спросил парень.

— Мне нужен мой друг Док. Живой и невредимый.

— Не знаем мы никакого Дока, — пожал плечами чеченец.

— Ты это кому другому скажи. Не знают они Дока! Перегудов Иван Григорьевич, капитан медицинской службы — слыхал?

Чеченец кивнул. Еще бы он не слышал!

Док был легендой в первую чеченскую. Он с того света не только наших солдат вытаскивал, но и баб чеченских, и детей. Даже раненых боевиков лечить приходилось. Однажды на полевой госпиталь, где он работал, «чехи» напали. Он как раз к операции готовился. Ворвались они в палатку с оружием наперевес, увидели его, пробормотали «салам алейкум» и вышли. Не решились убивать доктора, который их жен и матерей лечит.

— Ну так вот, орлы, даю вам ровно сорок восемь часов. После этого срока я принимаю адекватные меры.

— Подожди, зачем сразу угрожаешь? Нам подумать надо.

— Думать некогда! — возразил Пастухов. — Сорок восемь часов, и ни минуты больше.

Чеченец отошел к своим посоветоваться. Вернулся минуты через три.

— Мы твоего Дока не трогали. Кто-то другой это сделал, — заявил он твердо. — Но мы тебе поможем. Найдем кто.

— Хорошо, послезавтра я позвоню. Чеченцы уехали первыми.

— Значит так, мужики, ровно через сорок восемь часов начинаем действовать. Ты, Артист, хвастался, что всех ваххабитов в Дагестане по именам знаешь.

— Погоди, Пастухов, что значит — действовать? На нас Иса Мирзоевич Хусаинов висит. Его-то кто охранять будет? — напомнил Злотников.

— Мы его и будем охранять, — уверенно сказал Пастухов. — Двое охраняют, двое занимаются Доком. В этом деле много народу ни к чему.

— Ну тебе виднее. Ты ведь у нас командир.

— Вот именно, что я!

В Санкт-Петербургском порту Адриано ди Бернарди появился в сопровождении следователя городской прокуратуры и переводчицы — дородной женщины пятидесяти лет.

Надо отдать должное прокурору Адамо. Он сделал все, чтобы Адриано не чувствовал себя в России одиноко. Коллеги из Санкт-Петербургской прокуратуры встретили Адриано с распростертыми объятиями. Устроили в общежитии, свозили в сауну, накормили, напоили водкой от души — в общем, все очень по-русски. Теперь, вспоминая водочный вкус, Адриано невольно морщился. Вчера с похмелья ему было так плохо, что он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Новые друзья из прокуратуры предлагали опохмелиться пивом, чтобы прийти в себя, но он проявил твердость и отказался. Предпочел пиву контрастный душ в облупившейся общежитской ванной.

Сегодня, придя в себя, он наконец занялся делами... Русский следователь кочевал из одного кабинета в другой, разговаривая с людьми. Женщина, заикаясь, переводила эти разговоры, но Адриано казалось, что переводит она не все.

Выйдя из очередного кабинета, следователь отозвал Адриано в сторону.

— Он выяснил, что груз, который вас интересует, уже прошел таможенную проверку и отправлен из порта на машине, — перевела женщина.

— Так быстро? — удивился итальянец. — Но ведь сухогруз пришел только пару часов назад.

— Знаете, синьор, в нашей стране все несколько иначе, чем у вас. Можно заплатить за срочное растаможивание, и ваш груз будет оформлен мгновенно. Многие так и поступают. Особенно если товар скоропортящийся...

— Но лекарства вовсе не скоропортящийся товар. Куда же его отправили?

— В Москву, — перевела женщина. — Ведь, по вашим словам, именно там находится фирма-получатель.

— Да-да, в Москву, — согласился Адриано. Он корил себя: ведь опоздал он лишь потому, что, вместо того чтобы сразу заняться делом, пьянствовал с русскими коллегами. Но откуда он мог знать, что за взятку груз можно мгновенно выгрузить, растаможить и увезти? Похоже, дед прокурора был прав, когда называл Россию огромным болотом. Он сделал всего лишь один шаг, а уже начинает тонуть! Теперь надо ехать в Москву, знакомиться с тамошними коллегами.

Адриано тяжело вздохнул.

— Извините, я должен отлучиться. — Он направился к ближайшему туалету. После водки у него сильно болел живот.

Около дверей туалета его остановил невысокий чернявый человек, чем-то похожий на итальянца. Он стал что-то объяснять следователю, но тот не понимал ни единого слова.

— Но, но... э компренсимбле. И тут незнакомец произнес знакомые следователю слова: «Иван Сусанин».

— "Иван Сусанин"? — переспросил итальянец.

— Си, синьор. — Чернявый взял следователя за рукав и потянул за собой.

— Но, но, импосибле. Я должен... говорить... коллега, — с трудом подбирая слова, произнес по-русски Адриано.

И тут незнакомец ударил следователя в солнечное сплетение. Удар был таким неожиданным, что Адриано не успел защититься. В глазах у него потемнело.

"СПРАВКА

лично подполковнику Горобцу В.П., по требованию

Абдо Мухаммед (1948 года рождения, женат, 6 детей) — один из идеологов ваххабитского движения в Чечне и Дагестане. Постоянно проживает в дагестанском селении Терекли-Мектеб. Влиятельный религиозный деятель и политик. Пользуется большим влиянием местного населения. До 1994 года проповедовал классический ислам и был терпим к русскому присутствию в регионе. В начале 1995-го стал выступать с резкими заявлениями, осуждающими ввод российских войск в Чечню, и перешел в ваххабизм. Непосредственно в боевых операциях или террористических актах участия не принимал, однако был идеологическим вдохновителем многих из них, призывая мусульман к газавату. Причастность Абдо Мухаммеда к преступлениям до настоящего времени не доказана. Поскольку влияние Абдо Мухаммеда на севере Дагестана довольно сильно, его арест или задержание могут привести к негативным последствиям. Оперативная разработка по Абдо Мухаммеду в настоящее время не ведется.

Составлено по оперативным данным

зам. начальника отдела "В"

майором Степанцевым С.Н."

Сорок восемь часов истекли. Чеченцы не давали о себе знать. Что ж, не первый раз они нас обманывали. Пастухов решил действовать на свой страх и риск.

До саммита, о котором столько болтал Горобец, оставалась еще целая неделя. Пастухов намеревался обернуться за два дня. Боцмана взял себе в помощники. Муха с Артистом остались сторожить Хусаинова. Ничего, справятся, тем более в подчинении у них джигиты.

Надо отдать должное Исе, после того инцидента охрана чеченца слушалась «чужаков» беспрекословно. Да и вообще, особых хлопот с клиентом больше не возникало, несмотря на то что он при всяком удобном случае старался игнорировать строгую пастуховскую инструкцию.

...По-южному быстро темнело. На окраине селения Терекли-Мектеб в тени полуразрушенного дома остановилась покрытая толстым слоем пыли «семерка», из нее выбрались двое. На них были черные спортивные костюмы, на ногах — кроссовки. У одного за спиной висел рюкзак с притороченным сбоку винчестером. Второй был налегке. Они бесшумно двинулись вверх по пустынной улице.

Дома в Терекли-Мектебе представляли собой небольшие крепости, окруженные высокими каменными дувалами. Узкие окна, расположенные высоко над землей, больше напоминали бойницы.

Двое замерли около одного из таких домов. За дувалом было тихо. Ни брешущих собак, ни людских голосов.

— Когда буду на месте, дам сигнал фонарем, — произнес Пастухов шепотом. — Смотри, Боцман, мы должны чисто уйти! Иначе нас потом во всех смертных грехах обвинят!

— Ладно, — кивнул Боцман, — попробуем.

Пастухов вынул из рюкзака разлапистую «кошку» с веревкой, раскрутил ее и ловким движением перебросил через дувал. Повис на веревке, проверяя прочность зацепа. Уперся ногами в стену и стал быстро подниматься вверх. Легко перемахнул через стену и замер, глянув вниз. Под дувалом сидела овчарка. Она не лаяла, нет, зачем брехать попусту? Она, тихонько рыча, готовилась напасть на непрошеного гостя. Пастухов вынул из кармана рюкзака трубку, вставил в нее крохотный шприц, приставил трубку к губам.

Шприц воткнулся собаке в спину. Овчарка не поняла, что произошло, дернула головой, пытаясь зубами выдернуть шприц, но не смогла дотянуться. Громко заскулила. А через несколько мгновений она уже завалилась на бок — снотворное было мгновенного действия.

Пастухов бесшумно спрыгнул на землю и направился к дому. Он прикинул расстояние до нижнего окна, подпрыгнул, зацепился за едва видимый карниз и стал ловко карабкаться по стене.

С трудом протиснулся в узкое окно и очутился в кромешной тьме. Замер, ожидая, когда привыкнут глаза. Справа была едва различимая лестница, ведущая на первый этаж, слева — створки дверей. Пастухов на цыпочках двинулся к дверям. Половицы под ногами предательски заскрипели. Он понял, что медлить нельзя, распахнул створки, скользнул фонарем по комнате. В следующее мгновение прыгнул на бородатого человека, который, щурясь от света, пытался снять со стены над кроватью ружье. Послышался сдавленный хрип.

— Тихо, тихо, голуба! — прошептал Пастухов и нанес короткий и мощный удар. Противник тут же затих.

Сергей подхватил человека под мышки и поволок к двери. Мигнул фонарем перед окном, давая сигнал Боцману. Около лестницы взвалил пленника себе на плечи...

Когда Пастухов уже был во дворе, за спиной зажегся свет и почти сразу же раздался истошный женский крик. Сергей припустил к воротам. В доме заскрипели половицы, послышались мужские голоса.

Кто-то резко окликнул его. Сергей понял, что сейчас по нему начнут стрелять. Он вскинул винчестер и выстрелил первым в крышу дома. С крыши что-то посыпалось. Опять раздался женский визг. Доли секунды, нужные ему, были выиграны, Сергей быстро отодвинул засов и выскочил за ворота. Вдогонку ему посыпались сухие и частые выстрелы. Боцман был наготове.

— Уходи, Митя! — приказал Пастухов.

Боцман взвалил бородатого на плечо и припустил вниз по улице. Сергей отбежал от ворот и притаился в тени дувала соседнего дома. Из ворот с дикими криками выскочили вооруженные люди. Пастухов пару раз выстрелил поверх их голов и побежал следом за Боцманом.

Машина уже была заведена. Боцман сидел за рулем. Бородач, скованный наручниками, лежал на заднем сиденье.

— Гони! — крикнул Пастухов, запрыгивая в машину.

Надсадно взревел движок, «семерка» сорвалась с места и понеслась в кромешную темноту.

Вдогонку загремели частые выстрелы. Вдребезги разлетелся правый «стоп-сигнал», рассыпалось заднее стекло.

— Давай, давай, Митя! — Пастухов лихорадочно перезаряжал винчестер. — Блин, плохо без автомата, а!

— Даю, да не могу я быстрее! — пробормотал Боцман. — Дорога — дерьмо!

Свет фар выхватывал непрерывно петляющую грунтовку. Справа и слева были пески. Пастухов опустил стекло, наполовину высунулся из окна и несколько раз выстрелил назад, туда, откуда послышался шум моторов.

По количеству засверкавших сзади фар Пастухов определил, что преследует их три машины. Три машины — это плохо. Наверняка набилось в них человек двенадцать и наверняка вооружены они не только ружьями. Как бы подтверждая мысли Пастухова, над дорогой красиво разлетелись веером трассирующие пули.

— Гони, Митя! — заорал Пастухов.

— Гоню, гоню!

Как назло, дорога становилась все хуже и хуже. «Семерка», надсадно воя, пыталась вырваться из Дагестана в Ставропольский край. Им бы до Каясулы добраться, а там их уже не достать! Всего-навсего восемьдесят километров — по хорошей дороге меньше часа. Но то по хорошей, а здесь одна только видимость дороги. Название-то какое мерзопакостное — Каясула!

— Кажется, задний баллон пробило — машину ведет, — сказал Боцман, нахмурясь.

— Ты вот что, за тем барханом высади меня, метров через пятьдесят меняй запаску, а я пока их попридержу.

«Семерка» с трудом взобралась на песчаный пригорок, Пастухов на ходу выскочил из машины, отполз на несколько метров от грунтовки и занял позицию. Преследователи были близко. Яркие фары машин уже слепили глаза. Пастухов положил перед собой коробку с патронами и опять со вздохом вспомнил о своем автомате с двумя рожками, перемотанными изолентой, каждый. Удобно, в подсумок лазить не надо. Кончились патроны, перевернул рожки — и дальше стреляй короткими очередями. А тут!..

Главное сейчас — остановить первую машину. Дорога узкая, кругом песок, тем, которые идут следом, не пройти. Обычная партизанская тактика уничтожения колонн.

Когда машины были метрах в ста, Пастухов открыл огонь. От двух выстрелов вдребезги разлетелись фары головной машины. Но она не остановилась. В ответ раздались автоматные очереди. Когда пули пошли над его головой, Сергей откатился метров на пять влево, тщательно прицелился и выстрелил по движку. Машина упрямо перла по дороге.

— Ну, гад! Да если в я с тобой, сука, по-настоящему воевал!.. — При желании Сергей давно бы уже мог снять водителя из винчестера, но сейчас он не имел права стрелять в людей.

Он еще раз откатился в сторону, меняя позицию, чтобы преследователи не могли пристреляться, и нажал на спусковой крючок. На этот раз головная машина заглохла. Проехав в горку еще несколько метров, она встала, а потом вдруг, набирая скорость, покатилась назад. Видно, что-то у них было неладно с тормозами. Послышался грохот, потом раздалась страшная ругань — дагестанские ругательства вперемешку с русским матом. Через несколько мгновений раздосадованные происшедшим преследователи открыли по бархану, за которым скрывался Пастухов, шквальный огонь. Однако Сергея там уже не было. Цель достигнута, преследователи остановлены, он бежал что было силы по пыльной дороге к видневшейся вдали «семерке».

Боцман как раз заканчивал менять колесо.

— Можешь не торопиться, Митя, они еще не скоро. Тормоза у них, знаешь, отказали, — пошутил Сергей.

Он приоткрыл заднюю дверцу, осветил фонарем пленника. Бородатый уже пришел в себя. Он часто моргал, глядя на Пастухова.

— Ну что, Мухаммед, сын пророка и наместник его на земле, придется тебе проехаться с нами в Россию. Скажу тебе честно, ты стал заложником в одной очень опасной игре, которую я пока что не могу понять. В том случае если родственники согласятся обменять тебя на моего друга, с твоей головы не упадет ни волоска. Если нет... — Сергей многозначительно замолчал.

— Аллах покарает вас за это. Кто вы? — спросил пленник, и в его голосе Пастухов не услышал страха.

— Мы? Мы воины.

Через сутки Мухаммед уже находился в Архангельском. Расчет Пастухова был прост: здесь, под прикрытием Хусаинова, никто его искать не будет.

Пастухов был уверен, что после случившегося в Терекли-Мектебе все «чехи» встанут на уши — ведь похищен не боевик и даже не полевой командир, а ваххабитский идеолог, который каждый день в своих молитвах желает смерти неверным. Такой подлянки никто из них не ожидал. В справке, данной Горобцу, было черным по белому написано, что арест или задержание Абдо нежелательны, потому что могут вызвать возмущение в мусульманском мире. Ага, то есть капитана медицинской службы, который не одну сотню чеченов с того света вернул, можно из собственной квартиры красть, а ваххабитского идеолога из его дома ни-ни!

— Нет уж! Око за око, зуб за зуб. Сами нас, суки, к этому шагу подтолкнули.

Спрятать Абдо в Архангельском было проще простого. Дело в том, что кроме большого дома, где жил наш клиент, здесь на задворках был также маленький домик охраны. В нем находился пост видеонаблюдения, а также оружейка и комнаты отдыха. Что-то типа караулки. Хусаиновские джигиты здесь не бывали. Они спали в доме хозяина. Зато пастуховцы обосновались здесь всерьез. Муха и Боцман жили тут постоянно, и только Артист каждый день уезжал к своей журналистке.

Пленника не кормили больше суток, поэтому, когда он был посажен в подвал охранного домика, Пастухов первым делом принес ему миску с гречневой кашей. Мухаммед посмотрел на меня презрительно и отвернулся. Пастухов поставил миску на стол и ушел. А на следующее утро обнаружил, что к каше он даже не притронулся. Ну что ж, гордость — это мы понимаем. Только голод не тетка.

В тот же день, когда пленник был доставлен в Архангельское, Пастухов связался с «чехами», которые, кажется, полностью проигнорировали его ультиматум, и сообщил им, что их любимый родственник Абдо Мухаммед находится у него в руках, но, если Док еще жив, он готов совершить обмен заложниками. Иллюзий Пастухов не питал: «чехи» вполне могли убить нашего друга только за то, что он узнал кое-что об их темных делишках. Но очень хотелось надеяться на лучшее.

Чеченцы думали сутки, вечером следующего дня сотовый телефон Пастухова сыграл чардаш и он услышал знакомый кавказский акцент:

— Перегудов тебе нужен, да?

— Перегудов.

— Назначай стрелку.

— Давайте там же, в лесу. Завтра в девять ноль-ноль.

— Хорошо.

Пастухов нажал на кнопку отбоя и задумался, правильно ли он назначил стрелку? Если в прошлый раз бояться было особо нечего, то теперь они могут как следует подготовиться и устроить какую-нибудь каверзу. А вдруг «чехи» блефуют и Перегудова у них нет? Нет, ваххабита он им просто так не отдаст: если почувствует подвох, застрелит! Пускай его потом «чехи» к смерти по второму разу приговаривают!

Двоих человек Пастухов должен был оставить на охране основного клиента, значит, на встречу с чеченцами придется идти тоже вдвоем. Мало, мало, очень мало, ведь их наверняка будет не меньше, чем в прошлый раз! Ах, как не хватало иногда Пастухову его парней: Тимофея Варпаховского и Николая Ухова! Каскадера и Трубача. Царствие им небесное! А что, если сказать Исе, будто поступила оперативная информация о готовящемся покушении и завтра ему лучше из дому вообще не выходить? Для того чтобы на даче сидеть, ему и своих джигитов хватит. Но мог Пастухов врать, потому что ФСБ тут же начнет раскручивать их насчет покушения и, если выяснится, что это блеф, будет худо всем. Вранья в этой конторе не прощают. Дело-то политическое!

— Слушай, Муха, ты можешь завтра в одиночестве Ису Мирзоевичз попасти? — спросил он, все обдумав.

— А что такое?

— Артист и Боцман мне на стрелку с «чехами» нужны.

— Могу, конечно, — тут же согласился Олег. — Дока надо обязательно выручать.

«Вот за что я люблю своих ребят, — подумал Пастухов, — что им не надо лишнего говорить — с полуслова понимают!»

В лес они приехали на два часа раньше оговоренного времени. Приехали на трех машинах. Специально, чтобы создать видимость большого количества народу. За темными стеклами не видно, сколько в каждой машине человек.

Абдо Мухаммед сидел в пастуховском «блейзере» со скованными руками и с повязкой на глазах. Пастухов специально посадил его на переднее сиденье, чтобы в крайнем случае пальнуть через лобовое стекло.

Втроем с Боцманом и Артистом они тщательно обшарили поляну и ее окрестности, но ничего подозрительного не нашли. Засели чуть поодаль от поляны в кустах и стали ждать.

«Чехи» подъехали без опозданий — без трех минут девять. В этот раз их было семеро — на двух иномарках. Пастухов с Боцманом оставили Артиста в засаде, а сами вышли им навстречу с оружием наготове.

— Где Док? — спросил Пастухов вместо приветствия.

— В машине, — ответил парень, с которым Пастухов разговаривал и в прошлый раз. — Ты его увидишь, когда нам Абдо покажешь.

Пастухов кивнул Боцману. Тот направился к «шевроле», открыл переднюю дверцу и под прицелом вывел пленника из машины.

Парень что-то спросил у него по-чеченски. Мухаммед коротко ответил.

— Что ты у него спросил?

— Я спросил, как вы с ним обращались: били, нет?

— Ну и...

— Сказал, что хорошо обращались.

— Вот видишь! — хмыкнул Пастухов. — А если я задам тот же вопрос тебе?

Парень в ответ только пожал плечами и сказал что-то своим людям. Из машины вывели худого, грязного человека в оборванной одежде. На его лицо была натянута черная вязаная шапка. Он едва стоял на ногах, и чеченцы поддерживали его с обеих сторон. Неужели они так обработали Дока всего за несколько дней? Пастухов с трудом сдерживал ярость, палец сам тянулся к спусковому крючку.

— Снимите с него шапку! — приказал он.

Парень кивнул, и чеченцы стянули с пленного шапку. Слава богу, это был не Док! Изможденное лицо с выпирающими скулами, слезящиеся от яркого света глаза, нечесаные и немытые волосы.

— Я должен поговорить с ним! — сказал Пастухов.

— Отдай нам Абдо и говори сколько хочешь.

— Я должен задать ему пару вопросов до обмена. — Сергей сказал это таким безапелляционным тоном, что парень кивнул.

Пастухов подошел к пленному. Тот смотрел на него преданно и жалостливо, как побитая собака.

— Тебя как зовут?

— Пи...уков, — пробормотал он опухшими, покрытыми коростой губами.

— Как-как? — не понял Пастухов. Судя по всему, чеченцы повыбивали ему все зубы.

— Ва...им Пи... При...уков, — повторил он, стараясь произнести четче. Но четче не получалось.

— Вадим Прилуков? — догадался я.

— Да! — Из глаз пленного покатились слезы.

— Кем служил?

— Медик, — с трудом произнес он.

Теперь все стало понятно. У итоевцев Дока не было, но так как мы с позиции силы диктовали им свои условия, они по своим бандитским каналам навели справки в Чечне и нашли медика, у которого, как им показалось, фамилия Перегудов. Они просто ошиблись. Конечно, ведь парень почти не может говорить! Может быть, итоевцам даже пришлось выкупать его у другого тейпа. Впрочем, это сейчас не играет роли.

— Посалуста, восьмите меня, — произнес парень сквозь рыдания. Сергей понял, что если обмена сейчас не произойдет, они его убьют. Нужно было решать...

«Где же Док, где же Док?» — крутилось у него в голове.

Пастухов вернулся к чеченцу.

— Это не мы. Это другие, — сказал парень, кивнув на Прилукова.

— Я понял. Хорошо. — Пастухов сделал знак Боцману, и тот подвел Абдо Мухаммеда.

Чеченцы в свою очередь подвели своего пленника. Состоялся обмен. Боцман обхватил Прилукова за талию и потащил к машине. Парень едва перебирал ногами. Чеченцы по очереди обнимали своего родственника и о чем-то радостно лопотали.

Они сели в свои машины и уехали. Пастухов коротко свистнул. Из кустов выбрался Артист. Он подбежал к машине, в которой сидел Прилуков, заглянул внутрь:

— Так это же не Док!

— Вижу, что не Док, — произнес Пастухов зло. — Я что, должен был им парня на растерзание оставить?

— Да-а, — разочарованно протянул Артист. — И что же нам теперь делать?

— "Что делать", «что делать». В госпиталь его везти надо!

— Я имею в виду, как Дока искать? Может быть, его уже в живых нет?

— Типун тебе на язык! — Боцман даже сплюнул с досады.

— Артист, ты знаешь наш закон: пока своими глазами не увидел — не верь!

— Знаю. Только от этого не легче, — вздохнул Злотников.

Они отвезли Прилукова в госпиталь Бурденко. Его не хотели брать без документов, но Пастухов позвонил Голубкову и объяснил, что они вытащили пацана из плена. Тот в свою очередь тоже кому-то позвонил, и через несколько минут Прилукова увезли из приемного покоя на каталке. На прощание мы пожали ему руку и пообещали, что обязательно будем его навещать.

Глава пятая. Журналистка

Когда рано утром Пастухов с Боцманом и Артистом укатили на стрелку с чеченцами, Муха еще спал. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо.

Это был оператор с поста видеонаблюдения.

— Что такое?

— Тебя из «большого дома» к телефону. — «Большим домом» у них справедливо называлась дача, где обитали Хусаинов и его джигиты.

— Сейчас. — Олег, не торопясь одеваться, подошел к телефону.

— Иса Мирзоевич к одиннадцати должен быть в Думе, — услышал он голос секретаря Хусаинова.

— Понял, выхожу. — Олег вздохнул. А он-то думал, что сегодня удастся как следует выспаться.

Он напялил брюки, бронежилет и рубаху, нацепил кобуру, надел галстук и пиджак и оценивающе оглядел себя в зеркале. Вполне приличный вид — хоть сейчас в филармонию. Взял со стола рацию и вышел из дома охраны, на ходу поднеся к губам рацию, бросил коротко в микрофон:

— Машину!

— Есть! — раздался в ответ голос водителя.

Когда Муха подошел к «большому дому», бронированный «мерседес», специально выделенный Хусаинову из президентского гаража, уже стоял у крыльца. Обходя его, как предписано инструкцией, Олег внимательно оглядел кроны деревьев, росших за забором. Вроде ничего подозрительного. Он открыл обе дверцы машины: заднюю и переднюю — автомобиль был подогнан к крыльцу с таким расчетом, чтобы Хусаинов был бы сразу прикрыт броней автомобильных дверей.

Муха поднес рацию у губам:

— Пошли!

Дверь открылась, и в проеме показался охранник-чеченец. Сразу следом за ним шел Хусаинов. Папахи у него на голове не было — он нес ее в руках. За спиной Исы Мирзоевича шел еще один охранник. Таким образом, слева он был прикрыт машиной, сзади и спереди своими людьми. А с правого бока — три метра от крыльца до машины — его страховал Мухин. Правда, при этом голова Хусаинова все-таки оставалась незащищенной, потому что Олег роста был небольшого — и фамилия у него была соответственная, и прозвище немного обидное. Впрочем, он привык.

Привычка смотреть по сторонам, а не перед собой, выработалась у Мухи еще на войне. Во время спецопераций в горах или в «зеленке» опасность подстерегает тебя со всех сторон на каждом шагу. Ежесекундное изучение, «сканирование» местности становится там почти безусловным рефлексом, инстинктом. Пастухов некогда учил их, что у спецназовца глаза должны быть на спине. Инстинкт этот на всю оставшуюся жизнь, и не зря. Олег краем глаза заметил, как качнулась вдали ветка. И тут же шестым чувством, интуитивно понял — это не птица! Не раздумывая ни секунды, он толкнул Хусаинова вперед, на асфальт, и в это мгновение над их головами едва слышно прошелестела пуля.

— Прикройте хозяина! В машину его! — заорал Мухин, выхватывая пистолет. Не целясь, он разрядил всю обойму в ту сторону, откуда прилетела эта шелестящая смерть.

Тем временем охранники-чеченцы, упрятавшие Хусаинова в «мерседес», захлопнув дверцы, тоже открыли стрельбу.

— Уезжайте! — прикрикнул на них Олег. Он поднес рацию к губам: — Стреляли в хозяина. Сто пятьдесят метров. Лесной массив на северо-северо-восток! Охране немедленно прочесать местность!

«Мерседес» тут же сорвался с места и скрылся за деревьями. И едва это произошло, Олег сунул пистолет в кобуру и побежал к забору. Он знал, что сейчас нельзя терять ни секунды. Он и так опаздывает: пока он будет бежать к воротам, огибать забор, пока охрана соберется выйти на прочесывание, преступник спокойно уйдет. Так бывает почти всегда.

Олег подпрыгнул и уцепился за кромку забора. Подтянулся, закинул ногу и через мгновение уже бежал напролом через кустарник к тому самому дереву, на котором минуту назад качнулась ветка. На ходу он загнал в пистолет новую обойму. Ему казалось, что бежит он медленно — мешал бронежилет. В свое время он быстрее всех бегал трехкилометровый кросс по горам.

Олег замер за мощным березовым стволом с пистолетом на изготовку. Кажется, вот оно, это дерево. Не заметив ничего подозрительного, он вышел из укрытия. Помедлив секунду, бросился вперед.

Трава была примята. Олег обнаружил на ней капли крови, а чуть дальше — довольно четкие следы широких автомобильных шин. «Похоже на джип», — подумал Мухин.

Здесь до шоссе было никак не меньше километра, но машине придется огибать овраг и кустарник, через которые не проехать. А он может бежать напрямик. Олег сорвал с шеи галстук и повесил на сук. Метка, чтоб не затоптали здесь все следы!

— Снайпер ранен. Уходит на машине в сторону шоссе. Веду преследование! — крикнул он в рацию и побежал. На ходу он стянул с себя пиджак, рванул рубаху, да так, что пуговицы разлетелись в разные стороны. Чтобы снять бронежилет, пришлось на мгновение остановиться, теряя драгоценное время. Зато бежать он теперь мог в полную силу.

Где-то вдали наконец раздался вой сирен. «Зашевелились! — подумал Олег. — Долго же вы собираетесь, ребята!»

Наконец он выскочил на дорогу, и вовремя — метрах в семидесяти от него выворачивал на шоссе мощный джип «ниссан». Олег прицелился, попытался успокоить дыхание, но пистолет нервно прыгал в руках. Он произвел четыре выстрела, и все мимо — джип вырулил на шоссе и скрылся за поворотом. Да, пистолет — это вам не снайперская винтовка и даже не винчестер, толку от него — в такой ситуации никого!

Олег с досады плюнул и чуть не швырнул оружие на асфальт. Устало опустился на обочину, отер пот со лба. Автоматически глянул на часы. Со времени выстрела снайпера прошло две с половиной минуты. Он сделал все что мог. Больше от него уже ничего не зависело.

Светлана Корниенко в редакции «Абсолютно секретно» не появлялась уже несколько дней. Впрочем, теперь ей и не надо было ходить на работу. Она договорилась с главным, что все материалы в газету будет пересылать по электронной почте, — таким же образом получать редакционные задания. Сделано это было по совету Артиста в целях обеспечения ее собственной безопасности.

Вообще-то Корниенко на редкость честно выполняла все его инструкции... кроме одной. Она постоянно звонила Кириллу, а сегодня они даже тайно встретились у него дома — родители жениха на три месяца умотали на дачу, которая находилась в Тверской губернии. И когда Злотников, уходя утром из дома по своим делам, сказал Светлане, что будет не раньше восьми, она решила воспользоваться ситуацией.

Светлана понимала, что рискует, поэтому сделала все возможное, чтобы ее нельзя было узнать: перекрасила волосы, надела темные очки и босоножки на платформе, меняющие ее рост.

Запасные ключи от квартиры она нашла еще три дня назад в ящике кухонного стола.

— Светка! — Кирилл прижал ее к себе, принялся покрывать лицо поцелуями, шепча: — Как я соскучился, ты даже не представляешь! Как я соскучился! Пойдем, пойдем!

Он подхватил ее на руки, понес в комнату и, уложив на кровать, принялся лихорадочно стягивать с нее одежду.

— Погоди, погоди... ну Кирилл же! Я сама!

— Все сама, сама! Господи, как же я по тебе соскучился!

— Я тоже.

...Через полчаса она лежала, положив голову ему на грудь, накручивая его волосы на пальцы.

— Какой ты у меня замечательный, — шептала Светлана. — Любимый, дорогой, единственный!

— Ты у меня тоже, — сказал Кирилл, вздохнув. — Ну теперь-то ты можешь мне объяснить, что случилось? Почему ты с квартиры съехала, живешь неизвестно где, на работу не ходишь?

— Так надо, — произнесла Светлана таинственно.

— Нет, я серьезно!

— На Фурманном дорого жить, да и вообще, — сказала Светлана уклончиво. — Нужно иногда менять обстановку.

— Ты что, не хочешь сказать мне правду?

— Ну я ведь уже говорила, что нахожусь под защитой спецслужб. Приходится, увы, жить на конспиративной квартире, прятаться от наемных убийц.

— Ты издеваешься надо мной, что ли? Светлана присела в кровати:

— Я серьезно, Кирилл. Это все из-за той статьи про ФСБ. Помнишь?

Кирилл неопределенно пожал плечами. Он не интересовался творчеством своей невесты.

— Ну ты хотя бы помнишь того бомжа, который пристал ко мне тогда в Домжуре?

— А! Помню, конечно. Сволочь порядочная!

— Ну так вот, он меня спас тогда от киллера. И никакой он не бомж, а сотрудник ФСБ, и зовут его Семен Злотников, а кличка у него — Артист.

— Ах вот оно — фээсбэшник! — насмешливо протянул Кирилл. — Да ладно врать-то!

— Мне сейчас совсем не до вранья, Кирилл. Это все правда. И поэтому я не могу жить на Фурманном, это опасно. Я сейчас на квартире у этого Злотникова живу.

Кирилл даже присвистнул:

— Ничего себе подпольщица! С какой это стати, интересно знать, ты у него-то живешь?

— Потому что у него я чувствую себя спокойней. Он меня охраняет.

— Так. — Кирилл скинул с себя одеяло, начал одеваться. — Теперь все ясно. А я-то ничего понять не могу: думаю, бегает она от меня, что ли? Ну и как он в постели?

— Как тебе не стыдно, Кирилл, это вовсе не то, что ты думаешь! Я просто живу у него.

— Я уже понял, что живешь! Замечательно! — Кирилл решительно направился в ванную.

Светлана соскочила с постели и, накинув на плечи халат, бросилась следом. Однако дверь ванной была закрыта.

— Кирилл, ну почему ты так? Между нами ничего нету и быть не может! Я же тебе одну правду рассказывала! Все это в целях моей безопасности. Ты хочешь, чтобы меня убили, да? — Светлана была готова расплакаться.

— Ты кому-нибудь другому лапшу на уши вешай, — угрюмо отозвался из ванной Кирилл, и тут же послышался шум воды.

Светлана тяжело вздохнула.

— Если ты мне не веришь, может, нам лучше прекратить наши отношения? — сказала она, пытаясь перекричать шум воды.

Кирилл не отозвался. Она прошла на кухню, вынула из его пачки сигарету, закурила. Стояла у окна, смотрела на малышню, орущую на детской площадке. Вдруг вспомнила об инструкциях Злотникова и автоматически отпрянула от окна в глубь кухни. Надо же, дурак какой! Она к нему приехала, хотела как лучше, а получилось...

Докурив сигарету, Светлана принялась собираться домой. Кирилл вышел, когда она уже надевала босоножки в прихожей.

— Ты куда?

— Как — куда? К Злотникову в постель.

— Ну ладно тебе! — Кирилл попытался обнять Светлану, но она отстранилась.

— Нет, не ладно. Мне ехать пора. Вообще, я правда совершила ошибку, что приехала к тебе. Ради чего, спрашивается, было жизнью рисковать? Пусти!

Кирилл преградил ей дорогу:

— По-моему, разговор еще не окончен.

— А по-моему, окончен, и давно. Сколько можно мусолить одно и то же? Пусти, я сказала!

— Не пущу!

— Кирилл, чего ты от меня хочешь? Он спросил почему-то шепотом:

— У тебя с ним правда ничего нет?

— Да правда, правда! Тебе же сказано — охраняет он меня! Почему ты мне не веришь?

— Да потому что очень странно все это! Взяла переехала к какому-то мужику!.. Ну ладно, прости меня. Я верю тебе, верю. Больше не буду лезть с глупыми разговорами.

— Свежо предание, — усмехнулась Светлана.

Когда он наклонился, чтобы ее поцеловать, она пыталась отпихнуть его, но не очень упорствовала в этом.

— Кирилл, что ты делаешь? — прошептала она.

— Как — что? Люблю тебя, — произнес он снова, расстегивая пуговицы на ее блузке.

Операция «Перехват» результатов не дала. Джип «ниссан» словно сквозь землю провалился — через пост внешней охраны не выезжал, в город не въезжал, на дорогах области замечен не был. Архангельское было тут же полностью оцеплено. Солдаты МВД прочесывали местность.

Тем временем на даче Хусаинова работала оперативная группа ФСБ. Был изучен каждый миллиметр под деревом, с которого велся огонь. Следователи сняли дерн со следами кроссовок и засохшими каплями крови, отправили на экспертизу. Был прислан даже специальный подъемник для того, чтобы тщательно изучить ветви, на которых сидел киллер. Отдельная группа криминалистов искала прошелестевшую над головой Исы Мирзоевича пулю — она шла так низко, что должна была застрять где-то поблизости.

Двое следователей допрашивали Мухина прямо в оперативной машине.

Олег взволновался, отвечал сбивчиво, думал о том, что говорить Горобцу про отсутствующих ребят.

Горобец конечно же примчался в Архангельское одним из первых. Вид у него был суровый и растерянный.

— Товарищ подполковник, гильзы нет, — доложил ему начальник первой оперативной группы.

— То есть как это — нет? — удивился Горобец.

— Нет, и все тут! Мы в пределах десяти квадратов всю землю осмотрели. Не могло ее дальше отбросить.

— Интересно получается. — Горобец покачал головой. — А что с кровью?

— Уже отправили на экспертизу. Судя по всему, ранение легкое — царапина. Крови совсем немного.

— А другие следы?

— Кроссовки тридцать восьмого размера. Дорогие. Судя по отпечатку подошвы — фирмы «Найк».

— Какого? Тридцать восьмого? Баба, что ли? Следователь неопределенно пожал плечами:

— Может, и баба, а может, и мужик с маленькой ногой. Я вот, например, сороковой ношу.

— Боюсь все-таки, что баба. Не помню я что-то снайперов с такой маленькой ногой. Это какой же у такого мужика рост? Точно — баба!

— Вам виднее. Ну так вот, еще на месте «гнездышка» мы нашли черную нитку от джинсовой ткани. Других следов нету.

— И как же она стреляла?

— Просто, — усмехнулся следователь. — Оперлась спиной о ствол, ноги на ветках, локтем опора на колено.

— Неудобно. Винтовка тяжелая, ноги устанут, дрожать начнут. Долго так не просидишь. Сильным надо быть. А может, все-таки мужик?.. Да-а, задачка, черт возьми!

К Горобцу подошел начальник второй оперативной группы.

— Товарищ подполковник, нашлась пуля!

— Иду! — Горобец направился к забору, у которого толпились оперативники.

Криминалист пинцетом извлек засевшую в штакетине пулю. Несколько секунд внимательно ее осматривал со всех сторон, потом аккуратно положил в стеклянную баночку.

— Что скажете? — спросил у него Горобец.

— Ничего сверхъестественного. Калибр 7,62. Наша, скорей всего, СВД, модернизированная и облегченная.

— Почему вы так решили?

— Да потому что войсковая снайперская винтовка очень громоздкая и тяжелая. Неудобно с ней на дереве сидеть.

— Может быть, может быть, — произнес Горобец и подумал: «Особенно если снайпер женского пола».

Пастухов, Боцман и Артист появились на территории дачи в самый разгар оперативно-следственных мероприятий. Их и пропустили-то на территорию не сразу — только после того, как они предъявили удостоверения спецохраны. Сергей сразу понял, что случилось ЧП, которого все так боялись, и внутренне напрягся. Правда, охранники у ворот сообщили: обошлось — убитых и раненых нет.

Горобец сразу же отозвал Сергея в сторону:

— В чем дело, Пастухов? Почему не выполняете условия нашего контракта?

— Почему это — не выполняем? Выполняем, — пожал плечами Сергей. — Клиент жив-здоров, раненых нет. Я считаю, что телохранители выполнили свою задачу блестяще.

— А вы где были, интересно знать?

— Неотложные дела.

— И это говорит мне начальник охраны, который должен лично отвечать за безопасность Хусаинова!

— Я и отвечаю. Люди мои подготовлены, их, как видите, оказалось достаточно, чтобы защитить клиента. — Пастухов вовсе не собирался оправдываться перед подполковником.

— Ну знаете! О вашем поведении я сообщу Голубкову! И от охраны Хусаинова вашу группу отстраняю!

— Да ради бога, — пожал плечами Сергей и отвернулся.

Горобец решительно направился к оперативной машине, думая о том, что, видать, в свое время Пастухова из армии уволили справедливо. Что это за командир, который так относится к исполнению своих служебных обязанностей? Будь он хоть тысячу раз крутой, но ведь должна быть элементарная дисциплина!

— Соедините меня с Голубковым, — приказал он. Водитель набрал номер и передал телефонную трубку подполковнику.

— Добрый день, подполковник Горобец беспокоит. Вы знаете, Константин Дмитриевич, что во время покушения на Хусаинова Пастухова не оказалось на месте?

— Не знаю, но догадываюсь, — спокойно сказал Голубков. — Он мне из госпиталя звонил.

— Из госпиталя? — искренне удивился Горобец. — Какого, к черту, госпиталя? Знаете, я требую немедленно отстранить его группу от охраны!

— Кто защитил клиента от пули?

— Мухин.

— Но Мухин — это ведь человек Пастухова. А вы говорите — отстранить! Послушайте, Горобец, вы с этими парнями впервые работаете, а я уже который год. Они свое дело знают. Если Пастухова в момент покушения не было на даче, значит, он занимался важным делом. Более того, я уверен, он в это время решал вопросы, связанные с безопасностью вашего клиента. Не мешайте ему, и все будет хорошо.

— Но, товарищ полковник, операцией руковожу я, а не... — начал было Горобец, но в трубке раздались короткие гудки.

Подполковник досадливо поморщился, вздохнул. Оглянулся на Пастухова, присевшего на корточки рядом с машиной. Вроде бы изучал пробоины, а сам исподтишка наблюдал за подполковником.

Горобец потоптался на месте, нерешительно подошел к нему. Пастухов поднялся, демонстрируя воинскую выучку.

— Я отменяю свой приказ, но чтобы больше такого не...

— Не повторится, — пообещал Пастухов. — Клиент будет под надзором даже в момент отправления естественных надобностей. — И щелкнул каблуками, подлец!

Кирилл проснулся от попискивания электронного будильника. Взглянул на циферблат и сладко потянулся. «Подъем!» — скомандовал сам себе, щелкнул пультом музыкального центра и отправился в ванную, мурлыча под нос шлягер «Я сошла с ума».

Вчера он проводил Светку до метро — дальше она не разрешила, сказала: в целях безопасности. Неужели все так серьезно? В конце концов, он сделал вид, что поверил ей насчет Злотникова, но сомнения у него все же остались. Почему, например, Светке не пожить у него, пока родители на даче, а не у какого-то там Злотникова? Там она, видите ли, чувствует себя в безопасности. А с ним, получается, нет? Что ни говори, а как-то обидно.

Кирилл, мурлыча под нос песенку, почистил зубы, побрился. По утрам он не завтракал. Стакан теплой воды с чайной ложкой меда и пятью каплями лимонного сока — и все! Вычитал в какой-то книге, что спросонья организм не нуждается в пище, да и для здоровья легкое голодание полезно. О своем здоровье Кирилл заботился всегда. Он в течение пятнадцати минут покрутил педали на велотренажере, а еще через десять собрался на работу.

Держа наготове ключи, он открыл входную дверь. На площадке стояли двое парней, на вид им лет по двадцать. Один был в бейсболке, другой бритый наголо.

— Здравствуйте, — автоматически кивнул им Кирилл.

— До свидания, — сказал бритоголовый и, слегка присев, ударил Кирилла под дых.

Кирилл, совсем не ожидавший такого, согнулся пополам, хватая ртом воздух. Ключи выпали из его руки.

— Дыши глубже, — сказал бритоголовый и втолкнул Кирилла назад в квартиру. Парень в бейсболке поднял с пола ключи, огляделся и вошел следом. Дверь захлопнулась.

— Что вам надо? — прохрипел Кирилл, превозмогая боль.

— Шоколада! — На этот раз бритый нанес ему профессиональный удар в челюсть. Кирилл рухнул на пол в прихожей.

— Уау, классный удар! — рассмеялся напарник.

— Считай до десяти, — заржал бритоголовый и направился на кухню. Увидел электрочайник, взял его и полил из него Кирилла. — Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся мудацкая страна...

От горячей воды Кирилл пришел в себя. Ему показалось, что у него сломана челюсть, настолько острой была боль.

— Пожалуйста, все берите, только не бейте больше, — запричитал он, боясь подняться с пола.

— Мы тебя еще не били, чмо. Это разминка. Когда я начну бить, ты не так запоешь. Ползи, гнида, в комнату!

Кирилл послушно пополз на четвереньках в гостиную — бритоголовый не удержался, дал ему пинка:

— Встать!

Кирилл поднялся, пытаясь руками прикрыть живот.

— Руки по швам! — скомандовал бритоголовый.

Как только Кирилл опустил руки, он тут же получил очередной удар в живот. На этот раз ногой. От удара он отлетел к стенке и ударился спиной о журнальный столик. Взвыл от боли. Лежал, боясь подняться.

Парень в бейсболке присел над ним.

— Ты Светлану Корниенко знаешь? — спросил он тихо.

— Нет, — пробормотал Кирилл, испуганно глядя на парня.

— Разминка не пошла на пользу, — сказал бритоголовый. — Придется приступить к основному комплексу упражнений.

— Погоди! — остановил его напарник. — Как же так, свою невесту и не знаешь? — Он вынул из кармана рубахи фотографию, на которой Кирилл был изображен вместе со Светланой. — Узнаешь ее?

Кириллу пришлось кивнуть.

— Ну и где же она?

— Не знаю.

Бритоголовый больно пнул Кирилла в бок:

— А если подумать?

— Честное слово, не знаю! У нее что-то случилось. Она от меня скрывается.

— Ай, беда какая — скрывается! — Бритоголовый сочувственно покачал головой. — Сейчас будем вместе искать. — Он достал из кармана большой складной нож, принялся ловко вертеть его между пальцами. — Сейчас шкурку с падлы снимем.

Бритоголовый сказал это таким тоном, что Кирилл понял — не шутит.

— Не надо, пожалуйста, не надо! — завыл он, испуганно глядя на лезвие.

— Ты нам скажи, где она, мы тебя больше обижать и не будем, — ласково пообещал парень в бейсболке.

— У Злотникова она живет. Семен Злотников, кличка Артист. Где именно — не знаю. Честное слово, не знаю! Она не сказала! У меня только телефон есть!

— Давай!

Дрожащими руками Кирилл вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку, протянул парню в бейсболке. Тот полистал книжку, удовлетворенно хмыкнул, сунул ее в карман.

— Неужели это все, что ты можешь нам рассказать про свою невесту? — Бритоголовый провел тупой стороной лезвия Кириллу по горлу.

— Нет-нет! Раньше она на Фурманном жила. Восемнадцатый дом. Квартира тридцать четыре. Из Ярославля она. И родители ее там живут. А она квартиру снимает...

— А ты не пидор? — неожиданно спросил бритоголовый.

— Нет-нет, что вы! Я нормальный.

— Ну ладно, тогда живи, гнида! — С этими словами бритоголовый ударил Кирилла в переносицу с такой силой, что у него из носа хлынула кровь. Напоследок он поднял с пола телефонный шнур, перерезал его ножом. Приказал:

— Уходим! — Уже у входной двери деловито спросил у напарника: — Может, этой суке трусливой страдания облегчить?

— Не надо, — энергично замотал головой парень в бейсболке. — Он теперь пуганый, молчать будет.

Следователь прокуратуры Адриано ди Бернарди открыл глаза и понял, что лежит в каком-то узком ящике. Лежать было очень неудобно — даже ноги не вытянешь. Первой мелькнула мысль, что он находится в гробу — русская мафия его похитила и теперь собирается похоронить живьем. Но тут он услышал голоса, снизу что-то загромыхало, ящик дернулся, и Адриано догадался, что это не гроб, а скорее ящик для багажа, и его везут куда-то в поезде. Он поднял руки и попытался поднять крышку. Крышка не поддавалась. Тогда следователь стукнул по ней кулаком, и крышка поднялась. Итальянец зажмурился от яркого света.

Через несколько секунд, когда глаза привыкли, он сумел различить двух мужчин, склонившихся над его ящиком. Оба были в форме проводников, оба как две капли воды походили на того человека в порту, который так больно ударил его в живот. Они смотрели на него и о чем-то тихо переговаривались. Бернарди уже привык к русскому языку, он даже понимал некоторые слова. Но это был не русский язык.

Проводник показал жестом, что Адриано должен вытянуть левую руку. Итальянец отрицательно замотал головой и забормотал: «Но-но-но!..» И тогда другой проводник наставил на него пистолет. Бернарди испуганно вытянул руку и тут увидел, что локтевой сгиб у него испещрен точками от уколов. Значит, пока он был без сознания, ему постоянно что-то вводили! Сколько же времени он пролежал в таком состоянии? Сутки, двое? А может, трое? Проводник у него на глазах наполнил шприц бесцветной жидкостью из пузырька и очень ловко ввел иглу в вену. Потом что-то грозно сказал ему, и крышка снова опустилась.

Следователь «поплыл» почти мгновенно — голова закружилась, перед глазами замелькали цветные точки и линии. Сознание затуманилось. «Это очень сильный наркотик», — испуганно подумал итальянец, прежде чем снова впасть в беспамятство.

Артист, войдя в дверь своей квартиры, сразу понял, что дело нечисто. Модные Светины босоножки на платформе стояли совсем не так, как утром, когда он уходил, на них была уличная грязь. Семен привык быть очень внимательным к мелочам — профессия обязывала.

Он поднял босоножки, осмотрел подошвы — влажные. Сегодня как раз был дождь во второй половине дня. Потом Семен прошел на кухню и заглянул в ящик стола. Ключи были на месте, но теперь это было уже неважно.

Светлана Корниенко сидела за компьютером — печатала очередную статью для своей газеты.

— Привет, — сказал он.

— Привет-привет, ужин на сковороде, — откликнулась девушка, не отрываясь от монитора.

— Ты мне ничего сказать не хочешь?

— Н-нет, — разыгрывая удивление, произнесла журналистка. Она сразу поняла, что Злотников обо всем догадался. Обычно вежливый и обходительный, но переходил на «ты», когда начинал злиться.

— Я только одного не понимаю: зачем тогда вся эта конспирация? Работа в Интернете, сидение дома? Ну и поезжай на свой Фурманный, если ничего не боишься, живи там!

— Вы о чем?

— Да все о том же! С Кириллом встречалась? Не терпится? Не можешь подождать, пока все образуется.

— Да ни с кем я не встречалась! Работала я весь день.

— Ты это кому другому расскажи. Подошвы мокрые, Светлана.

— Ах, это! Я только в магазин спускалась. — Журналистка показала на баночку йогурта на столе. — Вот. А остальное в холодильнике. Он пустой был. Есть захотелось. Не могу же я целыми неделями питаться кашей, макаронами и пельменями?

— А как же мои инструкции? Это же опасно!

— Господи, да никто не знает, что я здесь! Никто. Понимаете, никто! А потом, не могу же я всю жизнь взаперти просидеть! Вдруг вы этих гадов вообще никогда не поймаете? Кстати, на улице я была очень внимательна — смотрела по сторонам и вообще...

— Я говорю об элементарных мерах безопасности, — сказал Семен уже без прежней злости. — Ведь это так просто!

— Не сердитесь. Я буду соблюдать все ваши инструкции. — Светлана улыбнулась. — Честное слово!

Своей улыбкой журналистка окончательно разоружила Злотникова.

— Ну ладно, — сдался он. — Но чтобы впредь... Что у нас на ужин?

— Рыба, грибы с картошкой и пирожные. Вы любите пирожные? Все мужчины любят сладкое. Мойте руки, я сейчас накрою на стол.

И Злотников послушно отправился в ванную. Он вдруг поймал себя на мысли, что эта девушка, у которой на каждый его вопрос есть готовый ответ, ему почему-то нравится.

Солдаты-срочники отдельного батальона милиции медленно шли по лесу, растянувшись в длинную цепь, — прочесывали местность. Завалившийся набок джип «ниссан», лежащий на дне небольшого оврага, увидели сразу несколько человек. Командир передал по рации о находке и получил приказ к машине не приближаться.

Место было тут же оцеплено, стали терпеливо ждать, когда подъедет начальство. Ждать, правда, пришлось недолго — уже минут через десять к оврагу подкатило несколько машин. Криминалисты, фээсбэшники, эксперты. Посовещавшись, решили, что преступники вполне могли заминировать джип, чтобы следствие не могло найти улики. Поэтому первыми к «ниссану» направились двое минеров, одетых в бронированные костюмы и шлемы. Тщательно осмотрев машину, они дали знак — можно! И только тогда в овраг спустилась оперативная группа.

Кроме следов крови и обуви тридцать восьмого размера криминалисты нашли также использованный одноразовый шприц с остатками промедола и пустую упаковку от широкого бинта.

Горобец стоял чуть поодаль от джипа, курил и терпеливо ждал, когда группа закончит свою работу.

Эксперты провозились с машиной больше двух часов.

— Ну что? — нетерпеливо поинтересовался подполковник у начальника группы, когда все следственные действия наконец были закончены.

— Экспресс-анализ показал: группа крови с места преступления совпадает с той, которая найдена на полу машины. Можно с уверенностью сказать, что она принадлежит человеку, который стрелял в Хусаинова. Что еще?.. Аптечка, которой воспользовался преступник, — военная. Такими обезболивающими средствами снабжаются подразделения, участвующие в боевых операциях.

— Что вы этим хотите сказать?

— Только то, что преступник должен иметь доступ к подобного рода препаратам. Или он их воровал во время прохождения службы в горячих точках, или сам связан с военной медициной.

— Ага, уже теплее. И все-таки, по вашему мнению, это мужчина или женщина?

— Точно сказать не могу. Следов помады, косметики и прочих признаков женского присутствия не найдено.

— А волосы? Ни одного волоска?

— Волос нет. Полагаю, что преступник был в шапочке, плотно облегающей голову.

— Мода такая. Единственное, что можно сказать наверняка, — профессионал.

— А что насчет джипа?

— Ничего особенного. По информации ГИБДД, «ниссан» угнан из Теплого Стана незадолго до совершения преступления. Хозяин хватился машины только сейчас.

— Действительно, ничего особенного. Обычная практика, — со вздохом согласился Горобец. — И как только Мухин умудрился снайпера заметить...

— Близко, поэтому и заметил. Деревья. Если в стреляли метров с трехсот — четырехсот или больше...

— Ну если Пастухов киллера в Локарно прозевает... — тихо пробормотал себе под нос подполковник.

— Что?

— Да нет-нет, ничего. Хорошо, говорю, поработали.

Семена Злотникова разбудил телефонный звонок. Он продрал глаза, подтянул к себе аппарат за шнур:

— Да!

Звонил Пастухов.

— Артист, в одиннадцать ноль-ноль сбор всех частей. Это не моя затея — Горобца. Последние события его не на шутку обеспокоили. Хочет еще раз убедиться в нашей боеспособности. Послезавтра наш клиент выезжает в Старый Свет, и Горобец опасается, что мы можем прозевать... В общем, я с ним согласился. Дело серьезное.

— Надо так надо. — Артист потер шею и шумно зевнул. Подумал: правильно Горобец опасается. Если тот, кто задумал всю эту жестокую игру, не хочет мирного урегулирования в Чечне, он сделает все возможное, чтобы Хусаинов не смог появиться на переговорах в Локарно.

Семен заглянул в комнату. Светлана крепко спала — до четырех утра сидела за своей статьей. Вдохновение, усмехнулся Семен, почему-то всегда ночью приходит.

Он вернулся на кухню, выдвинул ящик стола. Некоторое время крутил запасные ключи в руке, раздумывая, взять их с собой или оставить Светлане? Может быть, он действительно излишне подозрителен и журналистка находится в безопасности? Ведь до сих пор ни одна живая душа не знает, где она живет. Подумав, бросил ключи в ящик.

Артист вышел из подъезда и огляделся. Ничего подозрительного: припаркованные у поребрика машины, местные пьяницы на скамейке, собирающие деньги на утренний опохмел.

Семен неторопливо двинулся к автобусной остановке. И вдруг его внимание привлекла «шестерка», стоящая в ряду других автомобилей чуть поодаль от его подъезда. «Шестерка» как «шестерка», таких по всей Москве тысячи, но что-то в этой машине показалось ему подозрительным. Главное — и причин-то никаких у него для этого не было. В прошлый раз, когда он спасал журналистку от киллера, машина была бежевая, эта ярко-малинового цвета. И номера другие, и стекла тонированные. Семен заглянул в машину. В салоне было пусто.

И только уже свернув за угол, он понял, что именно показалось ему таким подозрительным в этой «шестерке» — свежая краска. Машина блестела как новенькая, хотя кузов был старый, дверцы и передние крылья проржавели до дыр.

Когда он угнал тачку у тех, кто покушался на Светлану, они, конечно, к ментам обращаться не стали, машину нашли сами. Ну а поскольку она была засвечена, не иначе как перекрасили ее, сменили номера... И, как подсказывала ему интуиция, вовсе не из пустой предосторожности...

Он вдруг резко развернулся и побежал к подъезду.

«Шестерка» стояла все на том же месте. Артист не стал дожидаться лифта — бросился по лестнице на свой седьмой этаж. Но, поднявшись на шестой, замер на лестничной площадке, прислушался. Вроде тихо. Загремела труба мусоропровода — кто-то сверху бросил пакет с мусором. Зашумел лифт. Злотников достал из кобуры пистолет и загнал в него обойму. Осторожно двинулся по лестнице.

На лестничной площадке седьмого этажа никого не было. Семен торопливо открыл дверь своими ключами.

И только теперь, очутившись в прихожей, он облегченно вздохнул и спрятал пистолет в кобуру. Похоже, в последнее время он стал излишне подозрительным. А как туг не стать подозрительным, если то на девушку, которая тебе нравится, покушаются, то клиента, за которого тебе платят, всерьез собираются убить... Что он, в самом деле, дурью мается, эта малиновая «шестерка» наверняка принадлежит какому-нибудь соседу из другого подъезда... Он говорил это себе и в то же время был уверен, что именно такой машины у них во дворе никогда не было. Не первый год он здесь живет, все изучил, все знает. Если только К кому-нибудь гости приехали...

Артист осторожно заглянул в комнату. Светлана все так же сладко спала. Он подошел к ней, хотел потрясти за плечо, разбудить и еще раз проинструктировать, чтобы не подходила ни к дверям, ни к окнам, не отвечать на телефонные звонки. Но в последний момент отдернул руку, решил: пускай спит и так он ее достал своими инструкциями...

Он написал Светлане записку, приколол ее кнопкой к кухонной двери, чтобы могла сразу заметить, открыл дверь, сделал шаг на лестничную площадку. И тут же замер. Из лифта вышли двое: один бритоголовый, другой — в бейсбольной кепке. В парне в кепке Семен мгновенно узнал водителя «шестерки». На долю секунды все растерялись: и Артист, и парни. Семен опомнился первым, заскочил назад в квартиру.

— Стоять, сука! — послышался ему вслед грозный окрик.

Семен лихорадочно закрывал замок, когда снаружи раздались едва слышные хлопки. Он резко дернулся, отпрянул в сторону, вжался в стену и так, по стене, съехал на пол, чувствуя, как рукав пиджака стремительно набухает от крови. Превозмогая боль, он достал пистолет и дважды выстрелил по двери. В темной прихожей выстрелы прозвучали как пушечные залпы.

В комнате раздался истошный вопль журналистки.

— Света, не выходи из комнаты! — крикнул Артист. — Не выходи!

Он прислушался — на лестничной площадке теперь было тихо. Сознание начало мутиться — перед глазами поплыли разноцветные круги. Злотников подумал, что надо немедленно добраться до телефона. Пополз к кухне и потерял сознание.

Часы показывали уже пятнадцать минут двенадцатого. Все были в сборе, кроме Артиста. Горобец нервно барабанил пальцами по столу. Мои парни были несколько напряжены. Они не привыкли к тому, что каждый их шаг контролируется сверху. Наше спецподразделение обычно действовало самостоятельно. Впрочем, сейчас я прекрасно понимал волнение Горобца. В том случае, если Хусаинова убьют, у подполковника будут крупные неприятности и работу он свою наверняка потеряет.

— Пастухов, в чем дело? Только что был разговор о наведении дисциплины в службе охраны, и тут же ваши сотрудники...

— Вы же знаете, сейчас везде пробки. Ну не рассчитал человек немного времени. В конце концов, у него машина могла сломаться. — Я, конечно, прикрывал Артиста. Его «мазду» разбили еще в прошлом году. Какая-то его бывшая подружка — актриса.

— Дело тут не в расчете времени. Это опоздание лишний раз показывает ваше отношение к порученному делу. А если клиенту надо будет куда-нибудь срочно выехать?

— А мы-то здесь на что? Разве не охрана? — возразил Боцман. — Начинайте совещание без Злотникова. Мы ему потом все ваши инструкции передадим.

— Нет, мне просто интересно, на сколько он опоздает.

И тут телефон на столе взорвался частыми звонками. Подполковник Горобец снял трубку:

— Да? Пастухов, это тебя. Какая-то девушка.

Я понял — случилось что-то серьезное. Служебный телефон я не давал никому, даже Ольге. Жена всегда могла позвонить мне на сотовый.

— Сергей Сергеевич, это Светлана Корниенко. Семен серьезно ранен. Мы в Сюгафе. Ему сейчас делают операцию. — В трубке послышались всхлипывания. — Они в него через дверь стреляли!

— Все понял, Светлана. Скоро буду.

— Что с Семеном? — в один голос спросили Боцман и Муха.

— Пока не знаю. В Склифе. Полагаю, еще одна попытка покушения на журналистку. Долго же они ее искали, сволочи!

Мы, не сговариваясь, поднялись и направились к дверям.

— А совещание, Пастухов? — попытался остановить Горобец.

— Подполковник, а может, мы его проведем прямо в машине?

Горобец, видимо, настолько опешил от моей наглости, что только кивнул в ответ.

Когда мы приехали в больницу, оказалось, что нужна кровь, причем неважно, какой группы. Медики использовали весь свой НЗ, и теперь им надо было срочно пополнить свой банк. Мы сдали кровь и принялись обзванивать своих знакомых и родственников — кто может. Человек пятьдесят в тот вечер откликнулись на нашу просьбу. Я нисколько и не сомневался в том, что народу будет много.

Операция по извлечению пули, тюкнувшей Семена под ключицу, прошла успешно, и уже на следующий день Артиста перевели из реанимации в отдельную палату. Светлана целые сутки провела с ним рядом. Ее уже несколько раз допрашивал следователь, но журналистка ничем не могла ему помочь: она не видела ни самих преступников, ни того, как они ранили Семена. Она как раз проснулась только от выстрелов Злотникова.

Мы заставили Горобца добиться, чтобы к палате приставили одного милиционера с автоматом.

Когда на следующий день я вошел в палату, Светлана сидела на стуле возле кровати, читала книгу, а Семен лежал под капельницей. Глаза его были закрыты.

Я приветливо кивнул. Светлане, она мне.

— Спит? — спросил я шепотом.

— Вроде заснул. Разбудить?

— Не надо. Когда проснется, передайте ему, что мы улетели в Швейцарию. Пускай поправляется, ни о чем не думает. Когда мы вернемся...

— Что вы тут шепчетесь, спать мешаете? — раздался вдруг бодрый голос Артиста.

Я подал ему руку. Он сжал ее здоровой, левой, и я почувствовал, насколько Артист силен, несмотря на ранение и операцию.

— Без меня, значит, уезжаете? — вздохнул он.

— Труба зовет. Сам знаешь — мы люди подневольные. Контракт. Не переживай, мы за тебя отработаем.

— Я и не переживаю. Удачи тебе, командир, в этом муровом деле. — Тут Артист поднял глаза на журналистку: — Светлана, можно вас попросить за соком сходить?

Корниенко понимающе кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь.

— Серега, с этими ублюдками я сам разберусь без вас, — сказал Артист тихо. — Ты не мог бы мне мою одежду из дома принести?

— Семен, тебя же только вчера с того света вытащили.

— Не преувеличивай, командир! Ты же сам понимаешь — ранение средней тяжести. С такими наши пацаны в Чечне по многу часов воевали. Ну так что?

— Не проси — не могу. — Я отрицательно покачал головой. — У тебя что, насчет этих... какая-то зацепка есть?

— Есть. — Злотников слабо улыбнулся. — Вот только скажи мне, как эти подонки нас вычислить могли?

— Думал я уже об этом. Не знаю пока.

— А я знаю. Знаю, но пока не скажу. Это, так сказать, дело чести. Ну что, поможешь боевому товарищу или как?

— Семен, а если с тобой случится что, как с Доком? Я ведь себе этого никогда в жизни не прощу.

— Не случится, — твердо произнес Злотников. — Дважды в одну воронку бомба не падает.

— Это еще вопрос: падает или нет. — Я снова покачал головой.

— Ты пойми, Сережа, если все эти дела взаимосвязаны, то когда я этих отморозков раскручу, мы на след заказчика выйти можем. Дилетанты они. Расколются.

— Хороши дилетанты — через дверь из пушки с глушаком стреляют. А если в они тебе башку продырявили?

— Типун тебе на язык, командир. И все равно они дилетанты, — упрямо повторил он.

Я пожал плечами. В конце концов, ему виднее — мне с этими подонками пока что сталкиваться не приходилось. Но то, что он собрался действовать один, без нашей поддержки, мало того — в наше отсутствие, меня сильно смущало.

Наконец в палату вернулась Светлана Корниенко, принесла пакет сока.

— Знаешь, командир, а я понял, почему этих недоносков ни в машине, ни в подъезде не обнаружил.

— Почему?

— Да потому что в шестнадцатиэтажке, которая напротив, хулиганы табличку с номером дома разбили. Вот они и ошиблись, ломанулись сначала туда. Эх, если в я их сразу засек! — Артист тяжело вздохнул.

— Сергей Сергеевич, что же вы за капельницей не следите? — укоризненно сказала мне Светлана.

Действительно одна из банок с лекарством на металлической стойке была уже почти пуста. Журналистка открутила колесико фиксатора и воткнула катетер в другую банку.

— Ловко это у вас получается, — притворно восхитился я.

— Я до университета медсестрой работала, — гордо произнесла Светлана.

— Вот и замечательно. Значит, есть кому укольчик поставить, клизму сделать. С легким сердцем оставляю Семена под вашей опекой.

— Иди, иди, шутник, — сказал Семен и добавил многозначительно: — В общем, принесешь мне шахматы и журналы. Сам знаешь какие. Светлана, дайте ему ключи от квартиры.

— Принесу. — Я знал, что, если сейчас не соглашусь принести ему одежду, он все равно ее достанет: украдет, снимет с кого-нибудь, купит, но достанет. Если уж Артист взялся за дело — обязательно доведет его до конца. Тем более если это дело чести. Упрямства в Злотникове ничуть не меньше, чем во мне. Может быть, даже больше...

...Когда Пастухов ушел, Светлана поправила подушку под головой Семена.

— Какие еще шахматы, когда вам надо отдыхать после операции?

— А разве шахматы — это не отдых? — возразил Артист.

— Не знаю, не знаю. — Светлана снова села на стул рядом с его кроватью, открыла книгу. Закладкой ей служила записка, оставленная Семеном на косяке кухонной двери.

"Милая Светлана, очень надеюсь, что вы на меня не обиделись за вчерашнее. Хочу, чтобы все у вас было хорошо в этой жизни. Для этого вам придется еще немного пожить у меня. Надеюсь, скоро все уладится и вы снова почувствуете себя абсолютно свободной. Я к вам замечательно отношусь. Более того, привык к тому, что вы у меня живете (обеды у вас получаются такие вкусные), и с ужасом жду того часа, когда вы уйдете. Может быть, я иногда несправедлив к вам и груб. Это только потому, что по своей первой профессии я офицер. Вернее — солдат. Мне платят — я воюю. Пожалуйста, в целях собственной безопасности неукоснительно соблюдайте все мои инструкции.

Ваш Семен Злотников".

Светлана перечитала записку и, глянув на лежащего под капельницей Артиста, украдкой улыбнулась.

Глава шестая. Бои без правил

Москва, 22 июня

За четыре дня до нашего отъезда в Локарно мне позвонил человек, который представился командиром разведывательного десантного батальона майором Черниченко. Он попросил меня о встрече, а когда я сослался на крайнюю занятость, сказал, что дело важное и касается Ивана. Через полминуты я уже гнал свой «шевроле» на предельной скорости в сторону Москвы.

Мы встретились с ним на Ленинградском вокзале около аптечного киоска. Через полчаса майор уезжал в Питер. Он молча протянул мне красные корочки с российским гербом. Я раскрыл их и внутренне похолодел. Это было ветеранское удостоверение Дока, испачканное засохшей кровью.

— Откуда это у вас? — спросил я упавшим голосом.

— Из Чечни. Спецназовцы передали. Капитан Неволин. Помните такого?

Я кивнул. Как не помнить? Когда я заканчивал свою службу, он только пришел из училища командовать взводом.

— Он дал мне ваш адрес. Я не поленился, съездил в Затопино, а жена ваша сказала: на сборах. От нее я и узнал номер вашего сотового...

Подробности по поводу того, как он меня нашел, меня мало волновали, поэтому я перебил:

— Что с Перегудовым? Убит? Где?

Майор вздохнул.

— Под Карабулаком. Я там не был. Неволин со своим батальоном был. Говорит, нашли массовое захоронение. Боевики, отступая, расстреляли всех пленных. Удостоверение было в кармане бушлата одного из убитых.

— Неволин опознал Ивана?

— Опознал. — Майор опустил голову. — Говорит, еще какие-то документы при нем были. Тела они отправили в Назрань, оттуда грузом «двести»...

— Ай, блин, твою мать! — Я не сдержался и со всей силы ударил кулаком по выложенной черным кафелем стене. Плитка треснула. Люди вокруг оборачивались на меня. Это я во всем виноват! Я попросил его помочь разобраться в деле с вакциной. Не учел того, насколько коварен и жесток наш противник. Ну что же, разбудили они во мне зверя — Артист ранен, Док убит! Око за око, зуб за зуб — так у них, кажется, говорят? Ну что ж, так тому и быть.

Майор смотрел на меня с сочувствием. Он-то понимает.

— Извините, сорвался, — сказал я. — Подробностей вы, конечно, не знаете.

Подробностей он, конечно, не знал. Я проводил его на поезд. На прощание мы крепко обнялись.

Артист поднял взгляд на журналистку. Светлана Корниенко что-то писала, склонившись над прикроватной тумбочкой.

— Очередная статья?

Светлана вздрогнула от неожиданности.

— Тьфу ты, напугали вы меня! Пока не знаю, что это будет: статья или очерк. Это наша с вами история. Обнародуя ее, мы покажем этим недоноскам, что не боимся их.

— Правильно рассуждаете, — улыбнулся Семен. — Хотя я привык работать безо всякой рекламы. Можно вас попросить еще раз сходить за соком? Хорошо бы такого же, как в прошлый раз — персикового.

— Хорошо. — Светлана вышла за дверь.

Она вернулась сразу с двумя пакетами сока. Остановилась около милиционера, который сидел перед дверью палаты с автоматом на коленях. Вид у него был крайне недовольный.

— Скучно вам здесь? — поинтересовалась журналистка.

— Идите, девушка, идите. Не отвлекайте меня.

— От чего? — искренне удивилась Светлана.

Милиционер не ответил. Светлана открыла дверь палаты. Сквозняк тут же смел с тумбочки исписанные ею листки. Окно палаты было открыто настежь. Взгляд журналистки упал на кровать — она пустовала. Светлана выскочила в коридор:

— Куда Злотников вышел?

— Никуда не выходил, — удивленно произнес милиционер. Поднялся со своего стула, заглянул в палату, и лицо его вытянулось от удивления. Милиционер бросился к окну, глянул вниз, в колышущуюся на ветру зелень больничного сквера. — Неужели сбежал?

— Вы еще сомневаетесь? Возьмите! — Светлана сунула в руки милиционеру пакеты с соком, выскочила из палаты и побежала по коридору. Она поймала себя на том, что очень волнуется за Семена. Она нисколько не сомневалась: он сбежал, чтобы мстить.

Был жаркий день. Небольшая деревушка у мелководной реки, давно оккупированная дачниками из Москвы, млела под солнцем.

В тени палисадника перед распахнутыми настежь окнами избы на раскладушке расположился Кирилл. Он только что вернулся с купания и теперь отдыхал, укрывшись махровой простыней.

— Кирюша, я накрываю на стол. Через минуту будем есть, — раздался из избы голос матери.

— Мам, дай отдохнуть. Обедайте без меня, — лениво отозвался Кирилл.

— Потом все несвежее будет.

— Мам! — Кирилл повысил голос.

— Ладно, ладно, как хочешь, — смирилась мать.

Кирилл со вздохом перевернулся на бок, собираясь вздремнуть, и тут его взгляд уперся в лицо мужчины, сидящего перед раскладушкой на корточках.

— А-а?.. — Кирилл даже не слышал, как тот подобрался к нему так близко. Злотников аккуратно взял его за горло, слегка надавил на кадык и помотал головой, давая понять, что кричать совсем не надо.

— Кирюш, ты что-то сказал? — снова раздался из избы голос матери.

— Нет-нет. — Кирилл скосил взгляд на безжалостное лицо неожиданного гостя.

Артист встал, жестом дав понять, что Кирилл должен идти за ним. Кирилл послушно поднялся с раскладушки и покорно поплелся следом, даже не думая о сопротивлении.

Они очутились рядом с сараем, за высоченными зарослями крапивы.

— Ну что вам еще от меня надо? Я же все сказал! — плаксиво произнес Кирилл, стараясь не глядеть на мучителя.

— Кому ты что сказал?

Кирилл удивленно уставился на Семена. В его голове мелькнула догадка.

— А разве вы не...

— Разве. Я Семен Злотников. Их работа? — Артист кивнул на распухший нос Кирилла. Кирилл затравленно кивнул.

— Сколько их было?

— Двое.

— Один в кепке, другой бритый, так?

— Да.

— А ты, значит, испугался и свою невесту им продал. А потом, продав, на дачу от греха подальше свалил.

— Они же меня били! Я думал — убьют. Они звери!

— А ты трус! Кому ты нужен... Что-нибудь еще запомнил, кроме кепки и лысой головы? Может быть, одежда необычная, еще что-то? Говорили о чем-нибудь?

— Ни о чем они не говорили! — Кирилл на мгновение задумался. — У того, который лысый, у него я на руке татуировку заметил: группа крови. А еще мизинец у него на правой руке кривой.

— Мизинец, говоришь? Ну вот, это уже кое-что.

— Скажите, со Светой все в порядке?

— Чего это ты вдруг заволновался? — нехорошо усмехнулся Артист. — До этого, значит, не волновался, на солнышке нежился, а теперь расчувствовался? А позвонить, предупредить не мог, что ли?

— Пожалуйста, я вас прошу, не говорите ей ничего о том, что... — Кирилл замялся. — Ну что я сломался! Вы бы знали, как они меня били!

— Знаю. Плохо били. Надо было лучше. Не знаю, как ты Светлане теперь в глаза смотреть будешь. — Артист легонько толкнул Кирилла, и тот упал в крапиву. Лежал, боясь подняться, затравленно смотрел на Злотникова.

— Кирюша, ты где? — раздался в палисаднике зычный голос матери.

— Если с ней что-нибудь случится, я тебя убью, — тихо пообещал Артист на прощание И скрылся в кустах.

Следователь прокуратуры Адриано ди Бернарди очнулся от того, что его окатили водой. Он лежал на траве. Приятный теплый ветерок обдувал лицо. Адриано открыл глаза и увидел вокруг себя бородатых людей, одетых в военную форму. Все они были вооружены автоматами и пулеметами. Люди рассматривали его и о чем-то переговаривались. Потом один из них подошел к следователю, вынул из своего нагрудного кармана паспорт Бернарди, пролистал его и спросил по-русски:

— Паспорт твой?

— Си, пассапорто.

Вооруженные люди расхохотались, услышав голос Адриано.

— Итальянец, что ли?

— Си-си, итальяно, — закивал Бернарди. — Вы... вы есть... кто?

— Мы защитники родины. Освободительная армия Ичкерии. Понятно тебе?

Итальянец неопределенно пожал плечами. Он знал слишком мало русских слов. Мужчина заговорил со своими товарищами по-чеченски. Потом показал жестом, что итальянец должен встать.

Адриано попробовал подняться, но не смог. Он настолько ослаб за время переезда в ящике, что ноги его не слушались. К нему подошли двое, подхватили под мышки и куда-то потащили.

Теперь Адриано смог увидеть, что находится в каком-то горном селении. К склонам жались двухэтажные дома, окруженные каменными заборами. Вдали были видны террасы зеленых полей, на которых копошились люди.

Бернарди подтащили к массивной деревянной двери, расположенной на уровне земли. Дверь открыли, и кто-то сильно толкнул следователя в темноту. Он упал, чувствуя, что катится по ступенькам вниз. Там, внизу, была сырая земля. Адриано застонал и отполз подальше от лестницы, в темноту.

Глаза потихоньку привыкали к сумраку подземелья. Следователь увидел, что в подвале он не один. На подстилках из соломы лежали исхудавшие люди. Они изучающе смотрели на итальянца.

У Артиста появилась зацепка. Не каждый будет выкалывать себе на руке группу крови. Обычно это делают те, чья работа связана с риском, в том числе и солдаты спецподразделений. Если тебя серьезно ранило и нужна кровь, медик сразу знает, какой группы. Кроме того, кривой мизинец... Особые приметы, по которым ему нужно найти этих ублюдков, пока они не предприняли очередной попытки покушения на журналистку. Наверняка заказчик им хорошо заплатил, раз так стараются. А коли так — попробуют еще раз.

Если бы ребята — вся команда Пастуха — были в городе, он знал бы, как с их помощью выйти на тех, кто ему нужен. Но ребята уже уехали, он был один и должен сам придумать, как действовать. И придумал. Уже через час Артист знал, к кому именно обратится за помощью.

В свое время, когда его только-только выкинули из армии и он болтался без заработка — денег не хватало даже на хлеб, решили они с молодыми коллегами из театрика, в который он поступил (соблазнился посулами знаменитого режиссера), поскоморошничать — создать небольшую группу, в которую войдут и музыканты, и танцоры, и массовики-затейники. Дали объявление в газеты: мол, совсем недорого работаем на свадьбах, банкетах и прочих торжествах. Сначала не везло, а потом, когда прошел слух, что «скоморохи» работают хорошо и весело, стали их приглашать постоянно. Появились хорошие деньги и даже некоторая известность. Вот только на творчество времени почти не оставалось.

Тогда-то эта история и произошла. Однажды их пригласили скоморошничать на свадьбу в один кабак на окраине города. Они приехали, начали работать. Богатая свадьба, человек восемьдесят было приглашено. Естественно, подпили все как следует. Артист сейчас уже не помнил, с чего началась драка: то ли «скоморох» гостю рубаху вином залил, то ли гость «скомороху» нечаянно по уху съездил. Однако началась. И скоро участие в ней принимали уже два десятка мужиков. Злотников, как человек спокойный и уравновешенный, в потасовку долго не вмешивался, но когда в него запустили стулом, не выдержал, показал все, на что способен... Раскидал дерущихся по углам, особенно горячих вырубил — пускай, мол, отдохнут, подумают, — и скоро драка как-то сама собой прекратилась. Ну раскидал и раскидал, чего тут особенного? Подготовка у него соответствующая — спецназовская. Но только его «подвиг» не остался незамеченным. Когда все кончилось, подозвал его к себе дядя невесты, солидный такой кент, и предложил поработать у него телохранителем.

— А вы кто? — невежливо спросил разгоряченный дракой Артист.

— Конь в пальто, — отпарировал дядя. — Блатной я. Понял? Денег тебе столько в месяц положу, сколько ты на своем кривляний за жизнь не заработаешь. Идет?

Артист, конечно, отказался. Сказал, что ему вообще-то некогда, занят в театре. Да и не хотелось ему криминального авторитета защищать. Не любил он их, бандитов этих. Вслух, правда, ничего такого не сказал.

— Не хочешь — как хочешь, — сказал невестин дядя. — Я на тебя не в обиде, хоть и жаль. Ну а если возникнут какие-нибудь проблемы — обращайся. Понравился ты мне. — И дал Артисту свою визитную карточку.

— Да какие у меня могут быть проблемы? — усмехнулся Артист.

— Проблемы рано или поздно возникают у всех, — возразил невестин дядя.

Кажется, он оказался прав. Хотя Артист не был уверен, что телефоны, которые были указаны в визитной карточке, ему помогут — столько уже времени прошло. Да и вообще, недолог век криминальных авторитетов.

Поскольку сейчас было четыре часа дня, Злотников первым делом набрал номер, указанный в визитке как рабочий.

— Фирма «Экси консалтинг», добрый день, — раздался в трубке приятный девичий голосок.

— Здрасте, Владимира Ивановича я могу услышать?

— А как вас представить?

— Семен Злотников. — Артист подумал, что это имя ничего не скажет Владимиру Ивановичу, и добавил: — Скажите, скоморох свадебный ему звонит.

— Свадебный скоморох? — удивилась секретарша.

— Да-да, именно так.

— Что, вспомнил мои слова? Ну здравствуй, — раздался через некоторое время в трубке низкий голос Владимира Ивановича.

Генуя, 24 июня, 16.05

Городской прокурор Сержио Адамо пытался успокоить синьору Бернарди, которая рыдала в его кресле.

— Синьора Франческа, он жив. Жив, вы понимаете? И это самое главное!

— Бедный мой мальчик, он такой хрупкий, такой беззащитный. Они издеваются над ним!

— А по-моему, он нисколько не похудел. И вид у него вполне бодрый.

Синьора Бернарди посмотрела на прокурора как на врага:

— Это вы отправили его в Россию!

— Я? Ну, знаете ли!.. Ехать в Россию — это была его идея. Я отговаривал Адриано от этого безумного шага. Говорил, что можно обойтись силами Интерпола. Но он меня не послушал!

— Где же я возьму столько денег? У меня такая маленькая пенсия.

— В ближайшее время мы найдем способ, как вытащить его оттуда, я вам обещаю. — Несмотря на все попытки ободрить синьору Бернарди, которые прокурор предпринимал уже в течение получаса, она не прекращала рыдать. — Я свяжусь со своими коллегами в России... Сейчас нужно сделать все, чтобы похищение вызвало резонанс во всем мире. Нужно привлечь внимание общественности.

— Ах, Сержио! Пока появится резонанс, они его убьют! Вы знаете, мне сейчас лучше побыть одной. Я, пожалуй, пойду. — Синьора Бернарди поднялась.

— Я могу оставить себе кассету?

— Да-да, конечно.

— Я распоряжусь, вас проводят.

— Не стоит беспокоиться.

— Дорогая Франческа, пожалуйста, не отказывайтесь. Сейчас вам, как никогда, нужна поддержка. Обещаю, что в ближайшее время мы все уладим и вы снова увидите своего сына.

Когда синьора Бернарди ушла, прокурор с облегчением вздохнул. М-да, ну и задачу ему задал Адриано! А все его горячность! Прославиться ему, видите ли, захотелось! Преступление, связанное с русской мафией, раскрыть! — Сержио нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране телевизора появилось лицо Адриано. Снимали его в какой-то комнате, где не было никакой мебели. Пол, устланный разноцветными коврами, и все. Адриано испуганно смотрел в объектив.

Кто-то, видно, сделал ему знак, и Адриано торопливо заговорил:

«Дорогие мои родственники, мама. Я сейчас нахожусь в Чечне. Попал в заложники. Похитители требуют с меня выкуп — два миллиона долларов. Я пытался им сказать, что у нас в семье нет таких денег, но они меня не понимают. Говорят, что если через три недели денег не будет, то меня убьют... Я понимаю, что вы не сможете собрать такую сумму. Обратитесь за помощью к синьору Сержио Адамо. Надеюсь, что он сумеет вам помочь. У него очень большие связи... Если нет — мне останется ждать самого страшного...»

Хорошенькое дело — сам заварил всю эту кашу, а теперь кто-то должен расхлебывать! Два миллиона — подумать только! Если он с такой просьбой обратится к друзьям в муниципалитете, его просто не поймут. Два миллиона наличных за чудачества молодого следователя?!

«...Я очень надеюсь на помощь синьора прокурора. Эти люди не шутят. Вчера они расстреляли одного русского журналиста, за которого его редакция не смогла вовремя заплатить. Я вас умоляю, спасите меня! Если вы согласны, позвоните по сотовому телефону, который сейчас увидите на экране. — Адриано поднял на уровне груди картонку, на которой фломастером были крупно выведены цифры. — Звонить можно в течение недели после того, как вы получите видеокассету. Дальнейшие инструкции вы также получите по телефону. Люблю вас всех и надеюсь...»

На этом запись оборвалась. На экране замелькали черно-белые полосы. Прокурор выключил видеомагнитофон. Конечно, он обязан помочь своему сотруднику. Но как? Эти чеченцы, видимо, полагают, что в Италии все следователи миллионеры! Ну понятно, если бы просили тысяч двести, на худой конец пятьсот... Впрочем, в этом случае семейство Бернарди могло обойтись и без помощи прокурора. Не так уж они и бедны на самом деле!

Бритоголового звали Стасом, хотя в паспорте он значился Вячеславом, а его напарника в бейсболке — Чучей. Кличка пошла от фамилии — Чечулин. Оба учились в строительном колледже. Стас поступил в колледж после армии. Вернулся из Чечни, где «оттрубил», по его словам, полтора года в разведке. Чуча — после школы. Жили оба в общежитии в одной комнате. Мизерной стипендии хватало всего дня на четыре. Остальное время жили за счет девочек, иногда шмонали пьяненьких на улицах. Чуча несколько раз предлагал другу подработать: то курьером, то расклейщиком объявлений, то грузчиком, но Стас отказывался, заявляя, что не царское это дело — с бумажками бегать, не для того он в Чечне кровь проливал. Вот будет что-нибудь стоящее, тогда...

Однажды после занятий он позвал Чучу в туалет, заперся с ним в кабинке и вынул из сумки большой пистолет с глушителем.

— С нуля пушечка. Супер! — хвастливо сказал Стас.

— Откуда это у тебя? — искренне удивился Чуча.

— От верблюда. Я же тебе говорил — будет дело. Вот что у меня еще есть. — Он продемонстрировал другу толстую пачку денег. — Скоро мы с тобой, Чуча, свалим из общаги, квартиры себе купим, черную икру будем ложками жрать...

— А что за дело-то? — осторожно поинтересовался Чуча.

— Журналистку одну завалить надо.

— Как это — завалить?

— Молча. Да ты не ссы! Для меня это раз плюнуть. Знаешь, сколько я «чехов» за полтора года замочил?

— Но это же статья!

— Какая же это статья, когда ни одна сука в мире не узнает? Я все аккуратно сделаю. Киллеры, между прочим, никогда не попадаются. Дело сделаем, пушку выкинем — и никаких улик. Ты вроде хвастался, что у тебя права есть...

Чуча кивнул.

— Ну вот и классно! Завтра поедем тачку покупать.

При разговоре о машине Чуча слегка приободрился, но все равно ему было страшно...

Несколько дней назад, когда Стас вдруг начал палить по захлопнувшейся перед их носом дверью, а оттуда в ответ раздались выстрелы, он испугался и бросился наутек. Стас его потом побил за трусость... Но как же тут не трусить? Сначала его какой-то старик палкой по башке огрел, так что он неделю в себя прийти не мог, тошнило и голова кружилась; теперь вот стреляли. Не плевым оказалось это дело, а смертельно опасным. Чуча стал уговаривать друга отказаться от заказа, отдать аванс, но тот заявил, что обратного хода сделка не имеет — если заказ не выполнишь, тебя самого уберут.

Чтобы заглушить страх, они теперь каждый день напивались до тошноты... Вот и сегодня, едва проснувшись, Стас вместо занятий отправился в ближайший магазин за водкой. А Чуча отвернулся к стене и натянул одеяло на голову.

Потому и не слышал, как дверь отворилась и в комнату вошел Артист. Семен огляделся, похлопал по карманам висящей на стульях одежды, заглянул в стенной шкаф. Подошел к кровати, потряс Чучу за плечо.

— Не хочу я пить! Дай поспать! — Чуча, недовольно морщась, повернулся к Семену, и тут же ему в лоб уперся пистолетный ствол. — А-а!.. — только и смог произнести парень.

— Где пистолет? — шепотом спросил Артист.

— Дяденька, не стреляйте! Я не виноват! Это все он! Я ничего не знаю!

— Пистолет где? — повторил Артист.

— У Стаса. Он его прячет, правда, не знаю где.

— Хорошо, где сам Стас?

— В магазин за водкой пошел.

— Давно?

Чуча пожал плечами:

— Не знаю. Я заснул. Может быть, минут двадцать. Скоро будет.

— Сделаем так: ты сейчас отвернешься к стене и сделаешь вид, что спишь. Больше от тебя ничего не требуется. И смотри мне!..

— Хорошо, хорошо, — пролепетал Чуча и торопливо отвернулся к стене, снова натянув одеяло на голову.

Артист с пистолетом на изготовку встал за дверью. Ждать пришлось недолго — минуты три. Дверь распахнулась, и в комнату, мурлыча себя под нос «Давай вечером умрем весело...», вошел Стас с полными пакетами продуктов.

— Чуча, вставай, опохмеляться будем! — закричал он с порога.

— Руки за голову! — Артист приставил пистолет к затылку Стаса.

Стас послушно завел руки за голову, выронив пакеты. Артист свободной рукой прощупал одежду. Оружия при парне не было.

— Ложись на пол! На пол, я сказал!

Стас грохнулся на пол. Артист вынул из кармана веревку и ловко связал ему руки. После чего облегченно вздохнул. Только сейчас, когда все было кончено, он почувствовал, как ноет раненое плечо. Перед глазами так и замелькали черные точки — ему пришлось поспешно опуститься на стул.

— Где пистолет, Стас?

— Нету у меня никакого пистолета, — пробурчал парень.

— Вы хоть понимаете, орлы, какой срок себе заработали, а? Ношение оружия, фальшивые номера, два покушения. До приезда ментов мне хотелось бы кое-что узнать...

Артист блефовал. Никакой милиции он не вызвал. Идя в общежитие, он не был даже уверен, что это именно те двое, и никак не подстраховался. Да, Владимир Иванович дал ему точную наводку на покупателя пистолета, но мало ли какие совпадения бывают в этой жизни? Семен решил на всякий случай сначала провести «разведку боем». И не ошибся...

— Кто вам заказал журналистку?

Стас молчал. Артист глянул на Чучу. Тот лежал все так же, отвернувшись лицом к.стене.

— Повернись! — приказал ему Злотников. — В глаза мне смотри! Кто заказал Светлану Корниенко?

— А я тут при чем? Я ее не видел ни разу. Это все Стас, — пролепетал Чуча. Артист пнул Стаса в бок:

— Давай, давай, не телись, пока я к вам ваши собственные методы не применил.

— Не знаю я ничего, — пробормотал Стас зло. — Это ошибка. Мы в колледже учимся. Оружия у нас нет, и вообще мы никого не трогали.

— А та перекрашенная «шестерка», которая перед подъездом общаги стоит, она случайно не ваша?

— Наша! Не наша! — одновременно ответили Чуча и Стас.

Артист рассмеялся.

— Вот видите, как плохо, когда среди друзей согласья нет. Где это ты в людей палить научился, Стас?

— Нигде. Я вообще стрелять не умею. Что вы к нам привязались, а?

— Мы правда ничего не знаем, — заныл на кровати Чуча.

— А гуляете на что, на стипендию? — поинтересовался Артист, кивнув на набитые продуктами пакеты.

— Ему мать перевод прислала, — отозвался Стас. Терпение Артиста лопнуло. Он присел на корточки перед Стасом, взвел курок.

— Ну вот что, хватит комедию ломать! Или называете имя заказчика и способы связи с ним, или я вам обоим сейчас мозги выпущу!

— Ну ладно, ладно, — пробормотал Стас.

Тут Артист услышал сзади шорох. Хотел было обернуться, но рана все же сыграла с ним злую шутку, ему не хватило на сей раз быстроты реакции, из-за чего Семен получил такой страшный удар, что тут же потерял сознание и свалился на пол.

Оказывается, пока он возился со Стасом, Чуча неслышно приподнялся с кровати и схватил со стола тяжелую чугунную сковородку. Метил он Артисту в голову, но тот инстинктивно уклонился, и основной удар пришелся по раненому плечу...

Стас приподнял голову:

— Вырубил?

— Кажется, да.

— Развяжи меня.

Освободившись от веревки, Стас вскочил на ноги, остервенело пиная Артиста.

— Сука! Сволочь! Тварь! — приговаривал он, с упоением вонзая ботинки в ребра напугавшего их мужика. Потом, слегка успокоившись, Стас опустился на стул, свинтил с бутылки водки пробку, плеснул в стакан, залпом выпил. Шумно выдохнул. — Чего стоишь? Вяжи его, пидора!

Чуча поспешно бросился выполнять приказание.

— А ты молодец, не зассал! Профессионально его вырубил, — похвалил его Стас. — Я уж думал — все, кранты!

— А что теперь делать будем? — испуганно спросил Чуча.

— Как — чего? Кончать его надо. — Стас нагнулся, поднял с пола пистолет Артиста.

— Ты че, вообще, что ли? — замахал на него руками Чуча. — Услышат!

Стас начал шарить по карманам Артиста. Вытащил сотовый телефон, документы, деньги. Телефон и деньги рассовал по карманам, удостоверение кинул Чуче. — Держи подарок. Да, это ты прав, тихонько все сделать надо, — согласился он. — Ты его сторожи, а я к тайнику схожу.

— А может, не надо? Отвезем его куда-нибудь в лес да и оставим.

— Ты че, мозги-то пропил? Где мы его оставим?

— А менты?

— Да ты не понял, что ли? Нету никаких ментов! Сам он, понимаешь, сам! Это же он бабу ту охранял, не узнал?

— Ну да, — кивнул Чуча.

— Ну и вот. Кончим его, аккуратно в пакет запакуем, а ночью отвезем на Лосиный и закопаем. Ни одна сука не найдет.

— Думаешь? — с сомнением в голосе произнес Чуча.

— Не думаю — знаю. Сторожи. — Стас вышел за дверь.

Придя в себя, Артист, первым делом попробовал пошевелить связанными руками. Веревка была затянута плохо. Если чуть поднапрячься, можно от нее избавиться. Но напрягать плечо он не мог — боль была нестерпимой, от удара рана, кажется, снова открылась, начала кровоточить. Да, недооценил он Чучу, решил, что сломался парень. Чуть ослабил внимание — и привет... Вот тебе и дилетанты! А ведь он, Семен Злотников, единственный свидетель, который видел лица киллеров. Есть еще, правда, Кирилл, но его можно не считать — этот теперь собственной тени бояться будет до самой смерти...

Артист скосил взгляд на Чучу. Парень жадно сосал пиво из бутылки. Один, а этот, Стас, за своим пистолетом с глушителем, видать, пошел! Наверняка хранит его где-нибудь недалеко. Времени на раздумья больше не оставалось.

Когда-то Пастух его учил: не можешь воевать руками — воюй ногами, не можешь ногами — воюй головой, не можешь головой — воюй задницей. Пока жив — борись! И правильно, между прочим, учил командир!

Собрав силы, Артист резко ударил ногами по стулу, на котором сидел Чуча. Так резко, что у стула подломилась ножка и Чуча полетел на пол. В следующее мгновение Семен без всякой жалости ударил его пяткой в кадык. Гаденыш отключился.

Злотников поднялся на ноги. Увидел лежащий на столе нож, повернулся спиной, осторожно подтянул его пальцами к краю стола. Прижал рукоять к краю" столешницы и принялся пилить веревку. Он торопился. От боли кружилась голова, и Злотников боялся, что потеряет сознание. Но слава богу, обошлось...

Освободившись от веревки, Артист первым делом бросился искать свой пистолет. Пистолета нигде не было. Значит, Стас его забрал. Это плохо! У него теперь две пушки, а у Артиста ни одной! В тесном пространстве общежитской комнаты драться с вооруженным подонком трудно, тем более если у тебя разламывается от боли плечо.

Артист выглянул за дверь. Коридор был пуст. Он запер дверь снаружи, чтобы Чуча не мог прийти на помощь поделыцику, и двинулся по коридору, оценивая окружающее пространство с точки зрения возможной сшибки с противником.

Дверной проем кухни, чуть дальше лестничная площадка, в другом конце коридора — еще одна. Стас будет подниматься по одной из лестниц. Вопрос только — по какой. Если по той, которая рядом с кухней, — тогда Семену удастся занять выгодную позицию и до последнего момента остаться незамеченным. Если по дальней — придется выскакивать в коридор и подставляться под пулю. Под пулю не хотелось. Семен начал дергать ручки дверей жилых комнат — все двери были заперты. Понятное дело, все порядочные студенты давно уже на занятиях в колледже, одни только подонки типа Стаса с Чучей болтаются здесь без дела.

Он решил все же спрятаться на кухне. Драться руками он не мог: каждое движение причиняло адскую боль. Оставались только ноги. Ну что же, ноги так ноги...

Он услышал шаги — кто-то торопливо поднимался по лестнице в дальнем конце коридора. Семен вдруг подумал, что, зря, наверно, запер дверь комнаты. Стас вошел бы, а дальше все проще простого: запереть их, голубчиков, и бежать на вахту вызывать милицию. Пока-то они еще дверь выломают... Хотя это плохой вариант: дверь хлипкая, выбьют ее одним пинком.

Стас подошел к двери своей комнаты, дернул за ручку.

— Эй, Чуча, открывай, это я. Никто ему не отозвался.

— Ты че, заснул, что ли? — обозлился Стас. Артист замер на кухне, вжавшись в стену возле дверного проема.

«Ну иди же сюда, иди!» — прошептал он.

— Блин, открывай! — Стас ударил по двери ногой.

И тут из комнаты раздался плаксивый голос Чучи — за то время, пока Артист поджидал его дружка, парень пришел в себя:

— Он меня запер! Ударил, блин, в горло и запер! Чуть не убил, сука! Стас, он снаружи! Открой меня... пожалуйста...

Стас выматерился и побежал по коридору, на ходу вынимая из-за пояса пистолет с глушителем. Выбить из его руки пушку было делом одного удара ноги. Пистолет поскользил по линолеуму метров десять. Стас, воя, тряс отбитой рукой. Семен ждал, что противник полезет за вторым пистолетом, готовясь нанести еще один сокрушительный удар, но Стас вдруг бросился к лестнице.

— Стоять!

Парень, перепрыгивая через ступеньки, побежал вниз. Артисту пришлось потерять несколько секунд, чтобы поднять с пола пистолет — с оружием он чувствовал себя намного уверенней. Он бросился следом за Стасом, и тут же внизу грохнул выстрел. Семен инстинктивно втянув голову в плечи, отскочил в сторону. «Теперь эта сволочь еще из моего пистолета в меня же стрелять будет!» — подумал он зло.

Дверь запасного выхода была нараспашку, похоже, Стас стрелял именно здесь, удирая, пулей сбил висячий замок.

Артист оказался во дворе, заставленном машинами, мусорными баками, заваленном какими-то ржавыми металлическими конструкциями. Держа пистолет наготове, он огляделся и только-только осторожно двинулся вперед, как вдруг из-за угла общежития с воем выскочила знакомая «шестерка». В долю секунды Артист понял, что не успеет отскочить в сторону. Дальше он действовал не думая, автоматически: собрался и, когда машина была в каком-нибудь метре от него, подпрыгнул, резко выбросив вперед обе ноги. Лобовое стекло «жигуленка» рассыпалось, как будто его и не было, завизжали тормоза. Семен рухнул на капот, на мгновение потеряв сознание от боли, а придя в себя, обнаружил, что сделал все, что надо — ногами вдавил Стаса в водительское сиденье, что парень пребывал в шоковом состоянии: не ожидал, говнюк, такого оригинального финта. Ну что ж, как говорится, век живи — век учись.

Артист осторожно повернулся, слез с капота, открыл переднюю левую дверцу и вытряхнул Стаса из машины.

— Ты же мне шею сломал, гад! — прохрипел малый, со стонами вывалясь на асфальт.

— Если в я ее тебе сломал, ты бы уже сдох, — возразил Артист, вытаскивая из кармана его джинсов свой пистолет. Несколько ребер он ему, пожалуй, сломал капитально. — Скажи спасибо — легко отделался.

— "Скорую" вызови!

— Ага, как же! Да я тебя сейчас здесь кончу — и никакой «скорой» не надо будет. А ну быстро, кто Корниенко заказал?

— Кого? — не понял Стас.

— Журналистку.

— Не знаю. Достал ты меня уже со своими вопросами!

— Ах не знаешь! — Артист не удержался, здоровой рукой нанес короткий удар по ребрам. Стас взвыл.

— Жаль, не кончил я тебя тогда через дверь! — прохрипел он со злобой.

— Ну теперь тебе это вряд ли удастся. Ты где это в женщин-то стрелять научился, подонок?

— Тебе-то что? В Чечне.

— Заказчик тоже оттуда? Ну? — Семен взвел пистолет, приставил его ко лбу Стаса.

— Оттуда, — обреченно сказал Стас, скосив взгляд на ствол.

— Кто?

По коридору первого этажа торопливо шли две женщины: комендант общежития и вахтерша.

— Как бабахнуло! Я думала, взорвалось чего. Пошла посмотреть, а замок сбит и дверь нараспашку, — на ходу докладывала коменданту вахтерша. — Кто-то из наших нахулиганил. Отчислять таких надо без разговоров!

Около запасного выхода женщины обнаружили незнакомого им мужчину, который сидел, ухватившись одной рукой за перила. Он был бледен, левый рукав рубахи набух от крови. При виде женщин он попытался встать, но не смог.

— Что здесь происходит? Это вы дверь взломали? — строго спросила комендантша.

— Вызовите милицию, — сказал Артист слабым голосом и протянул ей листок с номером телефона. — Скажите, Злотников нашел тех, кто покушался на Корниенко. Один около малиновой «шестерки» во дворе, другой — в семьсот сорок третьей заперт. Да, еще нужна «скорая».

— Вам?

— Всем.

— А что здесь случилось? — робко поинтересовалась вахтерша.

В ответ Артист только слабо махнул рукой.

Локарно, 27 июня, 8.21

Я проснулся и тут же посмотрел на часы-будильник, стоящие на тумбочке. На соседней кровати справа от меня похрапывал Боцман.

— Тревога! — гаркнул я, и Боцман пулей слетел с кровати. По армейской привычке стал первым делом торопливо напяливать на себя одежду.

Я не выдержал — рассмеялся:

— Очнись, Митя, мы в Швейцарии!

— Тьфу ты, блин. Ну и шутки у тебя, командир! Я думал, с клиентом что случилось.

— Тебя Муха когда сменил?

— В четыре.

— Ну а сейчас почти полдевятого. У нас сегодня тяжелый день. Как он, не выспавшись, работать будет?

— Да ладно, Сергей, не бухти! Договорились мы с ним, чтобы ночь не дробить.

— Смотрите! Если что, сам лично с вас три шкуры спущу!

— Ладно, ладно, — отмахнулся Боцман и отправился в душ.

День сегодня действительно предстоял тяжелый, если учесть, что в одиннадцать должны были начаться переговоры по Чечне.

В Локарно мы прибыли вчера днем. В Москве я просил у Горобца еще один день про запас: приехать пораньше, оглядеться, осмотреть окрестности, но он этот день нам не дал. Сказал, что «осматриваться» будет местная полиция, которая переведена на режим усиленного несения службы в связи с важностью предстоящей встречи, а наше дело — не сводить глаз с подопечного.

Хуже всего, когда твою работу перепоручают тому, кого ты не знаешь и с кем даже объясниться как следует не можешь. Сказать по чести, я этим швейцарским полицейским совсем не доверял. Жизнь у них в Локарно сытая, спокойная. Не то что заказных убийств или террористических актов — краж личного имущества и то почти не наблюдается. Может, для граждан такая жизнь и хороша, а для бойца спецподразделения не очень. Никакое учение не заменит реальной боевой обстановки. От тишины и покоя реакция теряется, глаза жиром заплывают...

Приехав в Локарно, мы с Боцманом и Мухой первым делом тщательно изучили окрестности, маршрут следования машин, точки, с которых потенциально можно вести прицельную стрельбу. Изучили и расстроились. Слишком много было их, этих точек. За полдня, оставшихся до переговоров, их ни за что не проверить, да и кто нам даст это сделать?

Бронированные машины хороши, когда есть возможность как следует разогнаться на хорошей дороге. В цель, находящуюся в тачке, идущей со скоростью километров под восемьдесят, попасть почти невозможно. Но вся беда в том, что маршрут Хусаинова разрабатывался не нами и проходил по узким улочкам, на которых большой скорости при всем желании не развить. Медленно едущий «мерседес» — отличная цель для гранатометчика. А если их двое или трое? Оставалось надеяться только на русский авось...

Поселили нас по соседству с апартаментами Хусаинова. Номер был рассчитан на одного человека, но я попросил принести вторую кровать, сославшись на производственную необходимость. Швейцарцы пожали плечами, — наверное, им такую просьбу приходилось слышать впервые, — и сделали все, о чем я просил.

Один из нас обязательно дежурил в холле вместе с хусаиновскими джигитами. Получалось по восемь часов в сутки на человека — совсем как в карауле. Оружие на взводе, готовность номер один. При любом шорохе возле двери каждый должен немедленно сообщать по рации мне. Дверь нашего номера была расположена так, что я в замаскированный глазок мог видеть весь гостиничный коридор. Но пока все было тихо. Да и вообще, я был процентов на девяносто уверен в том, что убийцы в гостиницу не полезут. Зачем приближаться к клиенту, когда можно застрелить его издалека?

Боцман принял душ и пошел менять Муху.

По моей просьбе «швейцарские коллеги», как принято говорить казенным языком телевизионных новостей, сделали несколько десятков снимков верхних этажей домов, расположенных по маршруту движения. Сейчас я просматривал их уже в который раз. Вот хороший чердачок, вот еще один... Полицейские уверяли меня, что дома по дороге частные, хозяева проверены. Никто из них постороннего человека на порог не пустит. А в тех, где по нескольку квартир, всегда дежурит консьержка, мимо которой даже муха не пролетит... Все это будет для нас слабым утешением, если все же что-то случится...

Телефон на журнальном столике взорвался частыми звонками.

— Слушаю! — сказал я и с радостью узнал жизнерадостный голос Артиста.

— Командир, тебя так здорово слышно, будто ты в соседней комнате!

— Как твое здоровье? Поправляешься?

— Да где там! Разве с нашими коновалами поправишься? Лечили плохо, рана снова открылась.

Я усмехнулся про себя. Уж кто-кто, а я легко мог представить себе обстоятельства, при которых у Артиста могла снова открыться рана на плече.

— Давай к делу!

— Заказчика на Корниенко я нашел.

— "Чех"?

— Ишь ты, догадливый какой! Не «чех», но этот ублюдок, который в нее стрелял, он в Чечне служил, заказчику патроны продавал. Понял, нет?

Я понял. Если солдат во время войны продает патроны, значит, он преступник, которого в старые добрые времена расстреляли бы прямо перед строем... Допустим, за время службы он так ни разу и не попался. Уволился, вернулся домой, начал вести спокойную, размеренную жизнь. И вдруг объявляется тот, кому он в Чечне патроны продавал, и говорит, что у него дело есть: надо один щекотливый вопрос решить — человечка на тот свет за хорошие деньги отправить. Этот отморозок, конечно, раздумывать не будет, сразу согласится, а если не согласится сразу — согласится потом, когда его документальными доказательствами сотрудничества с боевиками припугнут — фотографиями, видеозаписями, показаниями свидетелей, расписками... Дело ясное: как говорится, коготок увяз — всей птичке пропасть.

— А заказчик где, Семен?

— В том-то и дело, что в Москве его нет. Сунулся я его было через МВД в Москве искать, а он, оказывается, в Швейцарию визу получил.

— Куда? — У меня перехватило дыхание.

— Я все выяснил. Туристическая поездка от «Дионы-тур» «Вся Швейцария». Стоимостью тысяча двести долларов.

— Локарно в поездку входит?

— Входит. Сегодня он уже там, у вас. Рашид Бектемиров.

— Хорошо подгадал, сукин сын! Семен, немедленно выясни, в каком отеле в Локарно они должны остановиться.

— Не дергайся, уже выяснил. Отель «Веселый пилигрим», три звезды.

— Ты гений розыска.

— И не только розыска. — Артист рассмеялся. — Жаль, что меня с вами нету. Ну ни пуха ни пера вам в вашем Локарно.

— К черту! Лечись давай как следует.

Я повесил трубку и задумался. Интересно, зачем заказчику понадобилось ехать в Швейцарию? Страховать киллера? Да ну, ерунда. Обычно заказчик во время совершения преступления старается быть как можно дальше — срочно уезжает на курорт или в командировку, чтобы потом, в случае если им заинтересуется следствие, сделать удивленное лицо: «Ребята, я сам только что услышал о несчастье. Убитый был моим лучшим другом. К сожалению, ничем не могу вам помочь». Нет-нет, здесь другая игра. И кажется, я догадался, какая именно...

Я еще раз просмотрел фотографии, которые предоставили нам швейцарцы. Ага, вот он, отель «Веселый пилигрим». Тоже на пути следования кортежа. Для стрельбы позиция невыгодная, потому что из-за крыш не видно здания, в котором будет проходить саммит. Зато прекрасно видно верхние этажи дома, с которых можно стрелять в клиента. Вот он для чего приехал-то: киллер убирает Хусаинова, а заказчик спокойно убирает из окна своего номера киллера. И никаких свидетелей. Классическая схема — принцип «домино». Теперь я был уверен, что о предстоящем покушении знали двое: заказчик и исполнитель. Мы, конечно, не в счет.

Я посмотрел на часы и направился в номер Хусаинова. Нужно было обсудить план предстоящей операции. Без помощи местной полиции нам, пожалуй, в этом деле не обойтись, хотя, к сожалению, я и не могу ей доверять. Да, как не хватает нам сейчас Дока и Артиста!

Локарно, 9.45

Полина поблагодарила хозяйку за вкусный завтрак и сказала, что перед отъездом хочет подышать свежим воздухом, потому что у нее слегка побаливает голова. Хозяйка попросила ее не опаздывать, потому что в одиннадцать пятнадцать будет машина. Шофер никогда не опаздывает и ворчит, когда это делают другие. Полина пообещала хозяйке, что будет вовремя.

В Швейцарии все почему-то принимали ее за шведку. То ли из-за роста сто семьдесят семь сантиметров, то ли из-за светлых волос и серых глаз. Ну что же, так даже лучше. Волосы можно перекрасить, цвет радужки изменить.

Полина была родом из Томска. Сейчас, правда, вряд ли кто-нибудь из земляков узнал бы в ней ту прежнюю Полечку, какой она была три года назад. Где ее длинные волосы до талии, где очаровательная улыбка, которой она сводила парней с ума? Где искрящиеся весельем глаза? Не надо ей всего этого!

Все веселье кончилось три года назад. Характер у нее жесткий, мужской, отцовский. И профессию она себе выбрала соответствующую. Чем плоха профессия, интересно знать? Уж все лучше, чем с мужиками за деньги спать!

Полина надела кроссовки, накинула на плечи рюкзак. Глянула на себя в зеркало. Типичная туристка, путешествующая в поисках швейцарских достопримечательностей. Таких, как она, много в городе. Никто на нее внимания не обратит.

Полина не торопясь прошлась по улицам, заглянула в несколько сувенирных лавок. Купила какие-то безделушки. Убивала время. Это потом ей нужно будет торопиться, а сейчас спешить некуда. До назначенного времени оставалось еще сорок минут.

Локарно, 9.57

Как я и ожидал, найти общий язык со швейцарскими коллегами оказалось довольно трудно. Разговаривал я с ними через переводчика, но и так было ясно, что они категорически против досмотра номера Бектемирова. Мол, поскольку никаких прямых улик против чеченца нет, а только догадки, прокурор санкции на обыск ни под каким соусом не даст.

— Вы хотите, чтобы прямыми уликами явились два трупа? — Я злился еще и оттого, что переводчик медленно переводит. Очень флегматичный парень попался.

— Они говорят, что преступление будет предотвращено, но законным способом, — перевел он мне.

— Да пока вы возитесь, будет поздно! Киллер ждать не станет. Застрелит нашего клиента около входа, и все! Секундное дело!

Полицейские принялись совещаться между собой. Их бы в боевые условия, козлов! Законники хреновы! Я уже приказал изменить маршрут следования кортежа, уже велел водителю подруливать как можно ближе к крыльцу здания, где будет проходить саммит. Но только какой во всем этом смысл, если мы не знаем, откуда будет стрелять киллер! Бектемиров — он знает, но швейцарские коллеги, как говорится, рогом уперлись! Правильно, не им потом за случившееся отвечать, а нам.

Я потребовал, чтобы меня соединили с городским прокурором. Через переводчика по телефону снова начал объяснять ситуацию: я, мол, начальник охраны чеченской делегации, получил из Москвы подтверждение того, что на Хусаинова может быть совершено покушение...

Когда прокурор начал говорить, что предлагает выставить в гостинице «Веселый пилигрим» полицейский кордон, я махнул рукой и велел переводчику повесить трубку.

Отозвал в сторону Боцмана:

— Вот что, Митя, с этими законниками мы каши не сварим: мои слова для них не аргумент. Поэтому отправляйся-ка ты в «Пилигрим» и займись Бектемировым. Если что — вали все на меня. Скажешь, что выполнял приказ и так далее. Сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Боцман. — Только мне в швейцарской тюрьме сидеть неохота.

— Да ты что! Знаешь, как тут хорошо! Отдельная комната с телевизором, фруктами кормят, по телефону родственникам звонить дают.

— Не знаю и знать не хочу, — покачал головой Боцман.

— Вот поэтому и постарайся действовать аккуратно. И все время держи меня в курсе происходящего. А мы с Мухой будем клиента своими хлипкими телами прикрывать.

Боцман улыбнулся, кивнул и ушел, а я принялся инструктировать хусаиновских джигитов.

Так всегда бывает: почти наверняка знаешь о предстоящих неприятностях и делаешь все, чтобы их предотвратить, а окружающие всеми силами пытаются тебе помешать!

Локарно, 10.24

Полина огляделась, перед тем как свернуть за угол. Улица была пуста, только за столиком летнего кафе напротив сидела шумная компания.

Она очутилась в узком переулке. Вот он — трехэтажный дом с островерхой крышей в строительных лесах. Ставни на окнах закрыты. Полина посмотрела по сторонам и начала ловко взбираться по лесам. Очутившись на уровне третьего этажа, перевела дыхание и глянула вниз. По мостовой проехала дама на велосипеде, прошла группа подростков. Кажется, никто ее не заметил.

Полина прикинула расстояние до чердачного окна, вскарабкалась на металлическую стойку и уже с нее сделала мощный, но по-кошачьи бесшумный прыжок на черепичную крышу. Подползла к чердачному окну, аккуратно выдавила стекло, скользнула внутрь. Да, она права, никто ее так и не видел.

На чердаке Полина огляделась. Здесь было прибрано, чисто и светло. Целых три чердачных окна. Одно выходило на городскую площадь. На площади было многоэтажное здание из стекла и бетона, рядом с которым на длинных металлических флагштоках развевались флаги разных стран. Полина полезла в рюкзак и достала из него мощный бинокль. Тщательно прошлась взглядом по площади перед зданием. Сегодня здесь было полно полицейских машин. Полина навела бинокль на одну из них, в окулярах зеленым высветилась цифра 345 — расстояние до объекта. Она перевела бинокль. Теперь в окуляры были видны окна гостиницы «Веселый пилигрим» — 570. В одном из окон шторы были раскрыты, и она различила человека, который сидел за столом.

Место ею было выбрано очень удачно. Дом располагался на возвышении, поэтому крыши остальных домов, которые могли бы закрыть обзор были ниже. Полина взглянула на часы и расстегнула клапан рюкзака.

Она расстелила на полу чердака большое махровое полотенце, на которое стала выкладывать детали от винтовки: легкий металлический приклад, ствол, затвор, глушитель, холщовый мешочек для гильз, крепящийся к отражателю, оптический прицел, завернутый во фланелевую тряпицу. Разложив детали в определенной последовательности, Полина снова посмотрела на часы.

— Поехали, — сказала она самой себе и начала собирать винтовку. Движения были заученными, автоматическими. Через сорок секунд все было готово — на махровом полотенце лежала изящная короткоствольная винтовка.

Полина снова припала к чердачному окну. Переводила бинокль то на площадь, то на окна гостиницы. Теперь в ее распоряжении было еще минут двадцать.

Локарно, 10.38

Я приказал водителю ехать другой дорогой, более длинной и, по моему разумению, безопасной. Мы подъедем к зданию, в котором будет проходить саммит, с противоположной стороны.

Почему я так решил? Да потому что иначе машине придется пересекать всю площадь. За это время киллер сумеет прицелиться. А так — вынырнем из-за угла, быстро к крыльцу, мы с Мухой выскакиваем, распахиваем дверцу перед клиентом, и он под нашим прикрытием быстро входит в холл. Пока киллер сообразит, что это именно та машина, которая ему нужна, — Хусаинов уже будет в безопасности. А потом, чтобы не давать киллеру шансов, мы с ним выйдем через служебный вход. Только бы у Боцмана все получилось!

Локарно, 10.44

Боцман пытался разговаривать с портье «Веселого пилигрима».

— Ай нид мистер Бектемиров. Намбэ фаив сри сэвэн.

— Ноу, итс импосибл, бикоз мистэ Бектемироф ин экскешен нау, — широко улыбался ему портье. Невозможно посетить мистера Бектемирова в номере 537, потому что он сейчас на экскурсии.

— Ай ноу, хи из ин хотэл. Плиз, а вонт ту гоу ту зе фаив сри сэвен намбе.

Портье в ответ неопределенно пожал плечами и оглянулся на охранника, который сидел в кресле неподалеку.

Боцман со вздохом вынул из кармана рацию:

— Пастух, это Боцман. В гостинице утверждают, что Бектемиров сейчас находится на экскурсии по городу.

— Этого быть не может. Он наверняка в номере.

— Вот и я им про то же, а они меня не хотят пускать!

— Делай что хочешь, но прорвись к нему в номер. Мы уже едем. Через десять минут будем на месте. Ты должен определить вторую точку и обезвредить Бектемирова.

— Блин, да знаю я, знаю! — раздраженно произнес Боцман. — Но как? Охранников, что ли, вырубать?

— Делай что хочешь. Не волнуйся, мы тебя потом отмажем.

— Ладно, через три минуты доложу. — Боцман со вздохом сунул рацию в карман, опять подошел к стойке. — Ай нид вотерклозет. То вонт пи-пи, — сказал он.

— Вот? — удивился портье.

— Туалет, туалет где? — заорал Боцман.

— Ноу, ноу, се импосибль. Плиз, сэр, гэт аут ов ауа хотэл.

— Ага, щас, — тихо произнес Боцман и направился к лифту.

Охранник преградил ему дорогу.

— Месье-месье, же вуз эн при. — Он выставил перед собой руки, давая понять, что дальше идти никак нельзя.

— Эн при, эн при, — пробормотал Боцман и нанес короткий удар. Охранник согнулся пополам и беззвучно повалился на пол. Боцману показалось, что портье за стойкой тихонько взвизгнул. Он обернулся. Портье торопливо поднял руки высоко вверх.

— Я иду к Бектемирову в пятьсот тридцать седьмой номер. И только попробуй мне помешать, холуй!

Как только Боцман поднялся на второй этаж, портье схватился за телефонную трубку:

— Полис, полис!

Локарно, 10.46

Пожалуй, пора. Полина вынула из кармана наушник и воткнула его в ухо, затем бережно взяла винтовку, выставила ее в окно. Нашла оптическим прицелом давно выбранную точку. Все машины подъезжают к стеклянным дверям справа и останавливаются примерно в одном и том же месте, высаживают именитых пассажиров, а потом паркуются справа от здания — парень в униформе показывает каждой машине ее место. Пожалуй, три секунды у нее есть. Этого вполне достаточно. Сейчас она мысленно пристреляется к точке...

Вот подъехал огромный черный лимузин. Телохранители распахнули дверцы. Появился из машины клиент: толстый, лысый. Лысина сияет на солнце. Отличная мишень. Раз-два... Телохранители закрыли клиента. Две секунды. Увы, на этот раз она не успела нажать бы на спусковой крючок.

К подъезду подрулила еще одна машина с темными стеклами. Теперь прицел чуть выше крыши «мерседеса», на уровне правой задней дверцы. Охранники выскакивают, открывают дверцу, возникает седая голова. Раз!.. Полина плавно надавила на спуск. Сухой щелчок. Два, три... Охранники закрыли своего клиента могучими спинами и повели к дверям. «Увы, ваш „папик“ уже мертв, — насмешливо подумала Полина. — Во всяком случае, если бы в патроннике был патрон да еще с разрывной пулей...»

Полина оторвалась от прицела, приставила бинокль к глазам, посмотрела на окно «Веселого пилигрима». Около окна стоял человек и тоже смотрел на нее в бинокль.

В кармане запищал сотовый телефон.

— Да?

— Машины пока не было, расслабься.

— Поняла. Жду.

Локарно, 10.47

Рашид услышал стук в дверь и торопливо сунул бинокль в сумку, которая стояла на тумбочке у окна На цыпочках подошел к двери, прислушался. Какого черта? Ведь он же сейчас на экскурсии по городу!

— Бектемиров, откройте! Мы знаем, что вы здесь! — раздался из-за двери низкий властный голос.

Рашид побледнел. Неужели русские спецслужбы? Он отскочил назад к окну, сунул руку в сумку, вытащил из нее пистолет. Винтовка была давно взведена, а о пистолете он не подумал. Вовсе не ожидал такого поворота событий.

Страшный удар ногой, иве треском распахнувшуюся дверь ввалился Боцман.

— Стоять! — Рашид направил на него пистолет.

— Стою, стою. — Боцман поднял руки и неожиданно для Бектемирова улыбнулся. — Ну вот, а портье говорит, что ты на экскурсии.

Рашид сразу понял, что человек, ворвавшийся в его номер, один. Иначе ему давно бы уже лежать на полу со скованными руками. Понял и даже слегка успокоился.

— Я на экскурсии. Дверь закрой, быстро!

Боцман согласно кивнул, сделал обманное движение рукой, отвлекая внимание противника, и тут же ногой выбил у Бектемирова пистолет. Удар был таким сильным, что Рашид взвыл от боли, тряся отбитой кистью. В следующее мгновение он оказался на полу с заломленной рукой. Боцман навалился на него всей своей тушей. Бектемиров тонко взвыл.

— Где твой киллер, сука?

Локарно, 10.48

Полина замерла у окна, часто моргая глазами, чтобы снять напряжение. Как только ей сообщат, что машина с клиентом прошла к площади, она возьмет подъезд на прицел. Но наушник молчал.

— Эй, что там у тебя? Где тачка?

В ответ она услышала какое-то хрипение. Полина приставила к глазам бинокль и посмотрела на окна «Веселого пилигрима». В номере никого не было. Этого не может быть! И тут она увидела распахнувшуюся дверь и полицейских, которые врываются в номер.

Локарно, 10.49

В номер Бектемирова ворвались четверо вооруженных полицейских.

— Аррете! Донт мув!

Двое подскочили к Боцману и скинули его с Рашида. В следующее мгновение Боцман оказался закованным в наручники.

Бектемиров стал что-то торопливо объяснять полицейским по-французски. Те закивали. Один из полицейских подобрал с пола пистолет, сунул его под нос Боцману.

— Да вы что, суки! Помогать нам обещали, а сами! Это его оружие, его! У него в сумке ствол, ган ин бэг. Хи из киллер!

Бектемиров снова что-то забормотал по-французски, но аккуратные швейцарские полицейские и его заковали в наручники.

— Вы не понимаете? У него там стрелок! — Боцман отшвырнул полицейских и кинулся к сумке. На него набросились втроем, повалили на пол.

— Ну, мудак, теперь я тебя убью! — тихо сказал Бектемиров.

Полицейский расстегнул «молнию» на сумке. Достал из нее небольшую винтовку с оптическим прицелом, присвистнул, вопросительно посмотрел на Бектемирова.

— Ну слава богу, — облегченно вздохнул Боцман.

Полицейские повели Бектемирова и Боцмана к дверям.

Локарно, 10.50.11

В бинокль Полина видела, как полицейские подняли с пола Рашида и какого-то незнакомого ей человека. Незнакомец был здоровенный, высокий. Он что-то говорил, потом отшвырнул от себя полицейских, бросился к окну. Его повалили на пол.

Полина отложила бинокль в сторону, вынула из кармана патрон с разрывной пулей, зарядила винтовку. Навела прицел на окно «Пилигрима»

Она видела, как полицейский рассматривал винтовку с оптическим прицелом. Положил оружие в сумку. Сумку закинул на плечо. Рашида и незнакомца повели из номера. Их руки были закованы в наручники. Полина плавно вдавила пальцем спусковой крючок.

Локарно, 10.50.38

— Мудачье! Что вы делаете! Киллер там, киллер! — заорал Боцман, когда его повели к дверям.

— Ты покойник! — пообещал ему Бектемиров. И в это мгновение голова его резко дернулась вперед, брызнула кровь. Полицейские запоздало отпрыгнули в стороны, попадали на пол и истошно заорали. Уже мертвый, Рашид грохнулся об пол. Боцман глянул на него и тут же отвернулся. На месте лица у покойника зияла огромная кровавая рана. Один из полицейских что-то торопливо забормотал в свою рацию.

— Я же вам говорил — киллер, — устало пробормотал Боцман. — Идиоты!

Локарно, 10.51.12

Впереди висел «кирпич». Водитель притормозил около знака и посмотрел несколько растерянно на меня.

— Ну что смотришь? Вперед! — скомандовал я.

— Но как же? А полиция! Вдруг права отберут? Здесь ведь тебе не Россия!

— Я сказал — вперед! Всю полицию беру на себя.

Водитель пожал плечами и вдавил педаль газа в пол. Хорошо, хоть водила у нас русский, какой-нибудь швейцарец ни за что не согласился бы ехать!

Я поднес к губам рацию:

— Митя, Митя, как у тебя дела? Бек обезврежен? Рация молчала. Я нахмурился. Черт, что там еще могло случиться в этом «Пилигриме»? Вдали показалась площадь.

— Поднажми! — приказал я водителю.

Вдруг из-за поворота выскочила «альфа-ромео» и понеслась прямо на нас. Я видел, как водитель судорожно вцепился в руль, весь как-то сжался. Похоже, здесь было одностороннее движение. Мы едва разминулись.

Нарушая все возможные правила подъезда, мы подкатили к зданию, где должен был состояться саммит.

— Я пошел! Все делаем бегом! — приказал я Хусаинову и его джигитам и открыл дверцу.

Локарно, 10.51.14

Полина продолжала в прицел наблюдать за тем, что делается в номере. Полицейские притаились за подоконником, посреди комнаты лежал труп Бектемирова. Пожалуй, время для завершения операции у нее еще есть — быстро им ее не вычислить. Она перевела винтовку на крыльцо здания, на пристрелянную точку.

Внезапно в прицеле возник «мерседес». Но подкатил он к крыльцу не справа, как она рассчитывала, а слева! Из машины выскочили двое телохранителей, распахнули дверцу перед клиентом. Да, это они! Она их узнала! Вон тот, который в прошлый раз в нее стрелял в Архангельском. Над крышей автомобиля показалась голова. Раз, два... Она торопливо перевела прицел. Все. Цель уже была закрыта широкой спиной охранника... Три! Полина сняла палец со спускового крючка и опустила винтовку. Тяжело вздохнула. Второй раз она уже обламывается с этими телохранителями. Сначала ранили, теперь вот с Рашидом подставили!.. Он был заказчиком, он всегда ее страховал. Что теперь делать? Задание не выполнено, и на позиции оставаться больше нельзя...

Раздумывала Полина всего несколько секунд. Положила винтовку на полотенце, глянула на часы.

— Поехали!

Через восемнадцать секунд винтовка была разобрана. Полина торопливо сложила детали в рюкзак и застегнула клапан. Накинула рюкзак на плечи, выглянула в чердачное окно. Внизу никого. Выбралась на крышу, заскользила вниз по черепице. Спрыгнула на строительные леса.

Локарно, 10.52

Мы с Мухой довели Хусаинова до дверей зала заседаний. Дальше нам было нельзя. Дальше — своя охрана. Иса скрылся за дверями.

— Кажется, пронесло, — подмигнул мне Олег.

— Не говори «гоп», еще назад везти. Да и снайпер пока гуляет. Боцман молчит. Говорил — через три минуты, а уже восемь прошло! Что там у него могло случиться?

Муха в ответ только пожал плечами.

Мы отправились в бар выпить какого-нибудь соку. За эти несколько секунд, пока ведешь клиента от машины до крыльца, столько нервной энергии теряешь!

Вместо рации запиликал сотовый телефон.

— Слушаю!

— Это я, Боцман. Сижу в полицейском участке. Мне разрешили позвонить. Бектемиров мертв. Разрывной пулей в башку. Почерк тот же! Судя по всему, эти уроды, полиция, сейчас вычисляют, откуда стреляли. Я тебе и без вычислений скажу — с чердака какого-нибудь заброшенного дома. Они говорят — будут проводить спецоперацию. Да только ведь упустят! Пацаны, если сейчас она уйдет — в следующий раз нам ее не достать!

— Понял, Боц, понял! Держись. Мы тебя скоро вытащим! — Я выключил трубку и посмотрел на Олега. — Как думаешь, сколько часов уйдет на переговоры?

Мухин пожал плечами:

— Ну часа четыре проболтают.

— Ладно, возьмем по минимуму — не четыре, а три. За это время мы должны обернуться. Скажи его джигитам, чтобы подстраховали. Они тебя после того случая уважают.

— Да я-то чего? — смущенно улыбнулся Олег.

Локарно, 10.59

Водитель Хусаинова откинул сиденье, собираясь немного подремать, когда дверцы отворилась и в машину влезли Пастухов и Мухин.

— Что случилось, ребята?

— Ни хрена пока не случилось, но если ты будешь задавать лишние вопросы, то непременно случится, — сказал Пастухов. — Гони на вокзал!

— Опять — гони, — покачал головой водитель.

— Ты ведь не хочешь, чтобы в твоего хозяина стреляли?

— Господи, да кто же этого хочет?

— Ну тогда гони!

«Мерседес» сорвался с места и понесся по улицам небольшого швейцарского городка.

Глава седьмая. Упреждающий удар

Адриано ди Бернарди долго не мог привыкнуть к тому, что приходится спать на сыром земляном полу и питаться похлебкой из гнилых овощей. Но ко всему рано или поздно приспосабливаешься, даже к самому худшему.

По утрам пленников выгоняли из подвала на работы в поле. Они таскали в корзинах землю для полей — восемьсот метров вниз с горы, восемьсот метров — вверх. И так, вниз — вверх по многу раз в день, под надзором автоматчиков, которые могут застрелить тебя просто так, ради развлечения. Через несколько дней такой адской работы вся одежда Адриано превратилась в лохмотья.

Бернарди потихоньку учился русскому. Теперь он уже не только понимал, о чем разговаривают между собой пленники, но и мог общаться с помощью простейших фраз.

Видеокассета была отправлена в Италию полторы недели назад. Ему сказали, что дойдет она очень быстро, за пару дней. Чеченцы сами были заинтересованы в скорейшем решении вопроса, поэтому отправили кассету с оказией. Говорили, что если с выкупом все будет нормально, то уже дней через десять он будет дома.

Адриано надеялся. Он смотрел на людей, которые маялись в плену кто по три месяца, кто по полгода, и каждый день молил Бога, чтобы его не постигла такая же участь. Каждый раз, когда из-за перевала появлялись вооруженные люди, у Адриано замирало сердце. Он надеялся, что они принесут ему весточку с родины.

Дни шли за днями, но ни родственники, ни синьор прокурор не давали о себе знать. Адриано терзался: ну неужели же они там не могут собрать требуемой суммы, неужели он обречен провести остаток своих дней в сыром подвале?

В подвале говорили, что иногда выкупа не требуется — пленных отбивают отряды спецназа. Но Адриано уже ни во что не верил. Ему казалось теперь, что он очутился на самом краю земли, куда никому, кроме чеченцев, никогда ни за что не добраться.

Локарно, 27 июня, 11.49

Приехав на вокзал, мы с Мухой первым делом бросились к расписанию. Ближайшие поезда были до Милана и Цюриха. Первым уходил миланский. Я сразу же вспомнил рассказ Горобца об убийстве Итоева и Апполинаре. Швейцария — Италия — обычный маршрут киллера. По крайней мере того, который охотится за нашим клиентом.

— Ну что думаешь? — спросил я у Олега.

— А что тут думать? Если человеку надо свалить, не будет же он ждать следующего поезда.

— Вся беда в том, что мы не знаем ее в лицо.

— Зато она нас знает. Увидит и занервничает. Главное — ее реакцию отследить. Или ты не хочешь ехать, командир?

— Почему? Хочу, — пробормотал я. — Просто я думаю, шансов у нас маловато. И еще думаю, что будет, если она вдруг в этот раз изменила своим принципам и оставила оружие на месте. Как мы тогда ее вычислим?

— Будем надеяться на лучшее. Попытка не пытка. Прокатимся с ветерком, — подмигнул мне Муха.

— Ладно, — сказал я. — Пошли за билетами.

Поезд еще не отправился, а мы уже начали обследовать вагоны. К счастью, народу в вагоне было немного. Конечно, по всяким там международным правилам мы не имели права проводить никаких оперативно-следственных действий. Какой у нас статус? Мы числимся охранниками VIP-лица, находящимися в зарубежной командировке. Но вместо того чтобы исполнять свои прямые обязанности, мы охотимся за девицей с пушкой в сумке. По-хорошему, надо бы сообщить о своих подозрениях полиции, но пока с ними договоришься! Мы уже попробовали сегодня утром.

Итак, нам нужно найти молодую женщину, которая едет в поезде одна — в этом-то я нисколько не сомневался, — у нее с собой сумочка, в которую легко помещается ствол снайперской винтовки, и обувь тридцать восьмого размера. То, что женщина молода — это очевидно. Престарелых снайперов мне пока что встречать не приходилось. Судя по размеру ноги, роста она не самого маленького. Одета, скорее всего, в удобную одежду: джинсы и майка или пуловер. Для лазания по чердакам должна быть именно такая одежонка. Вопрос только в том, как узнать, что женщина едет одна? Ведь на лбу у нее это не написано! Остается надеяться на интуицию, ну и на знание человеческой психологии. Лично я одинокую женщину всегда вычислю с первого взгляда. Парочки — те обычно всегда воркуют или ссорятся, а чужие люди, едущие рядом, отгораживаются друг от друга книгой или газетой.

Было не вполне ясно, что можно ждать от предстоящей встречи со снайпершей, которая лупит без промаха с километра, поэтому я на всякий случай вытащил пистолет из надплечной кобуры и сунул его под пояс. Мухин последовал моему примеру.

Начали мы с первого вагона. Шли медленно, рассматривая всех подряд. Наверное, у нас был взгляд билетных контролеров, пытающихся по бегающим глазам вычислить «зайца». Кто-то не обращал на нас внимания. Кто-то реагировал несколько настороженно, а некоторые даже испуганно.

Олег первым заметил одинокую девушку, сидящую в кресле у прохода и увлеченно читающую какой-то дамский журнал. Он толкнул меня локтем, и я кивнул ему: работай, я подстрахую.

Олег подошел к ней. Я остался сзади, соображая, как себя вести, если снайперское оружие сейчас будет найдено.

— Икскьюз ми, мэй я ту гэт аут май бэггидж?

Ишь ты, как он бойко с ней разговаривает! Может ли он забрать свой багаж...

Женщина пробормотала что-то в ответ по-немецки. Мухин открыл крышку багажного отделения. У них в поездах, как в самолетах, вещи складываются на полки сверху.

Я видел, как ловко Мухин прощупывает сумку пассажирки. Закрыл багажник, показал мне жестом — пошли дальше.

— Что?

— Во-первых, я сомневаюсь, что наша снайперша свободно шпрехает по-немецки, во-вторых, у этой красотки совсем дамская ножка. Тридцать шестой — не больше.

Мы двинулись дальше. Прав был Боцман: если нам сейчас не удастся вычислить снайпершу, следующего шанса она нам не даст. А тогда рано или поздно она достанет нашего клиента. Таков закон: заказ должен быть выполнен во что бы то ни стало. А подойти к ней близко мы уже не сумеем. Нечего говорить — крутая баба: как только поняла, что Бектемирова взяла полиция, не раздумывая, застрелила его. Сколько же на ней крови, интересно знать?

— Командир, а если она все-таки поехала цюрихским поездом? — спросил меня Олег после того, как мы безрезультатно обследовали пятый вагон.

— Знаешь, что такое интуиция?

— Догадываюсь.

— Ну вот, именно ею я сейчас и руководствуюсь.

— Она что, ни разу в жизни тебя не подводила?

— Почему же? Всякое бывало. Но вот только... Готов выставить пузырь хорошего виски, что наша дамочка в этом поезде.

— Я вообще-то пока этого не отрицал. — Олег усмехнулся. — Ладно, спорим, вое равно потом вместе выпьем.

— Хоп!

Мы двинулись дальше.

Полина сразу узнала двух мужчин, которые вошли в вагон. Час назад она видела их в объектив прицела. Один стрелял в нее в Архангельском, другой, судя по всему, начальник хусаиновской охраны — озабочен больше других. В том, что они пришли именно по ее душу, она уже не сомневалась. Теперь нужно было сделать так, чтобы они ее не вычислили.

Она откинула кресло, улеглась, отвернувшись к окну, укрылась пледом. Тело начала бить мелкая дрожь, которую она тщетно пыталась унять. Никогда еще ей не приходилось сталкиваться с охраной так близко. Быстро же они ее обнаружили!

Затылком Полина ощущала их приближение. Остановились напротив ее кресла. «Проходите же, проходите!» — мысленно приказала им Полина.

Кажется, двинулись дальше. Полина облегченно вздохнула, повернулась и тут же встретилась с внимательными глазами Пастухова. Он, оказывается, не ушел — сидел в кресле через проход и, как кот, караулящий мышь, ждал, когда она обернется! Тут же над креслом навис второй.

— Икскьюз ми, мадмуазель, мэй ай гэт аут май бэггидж?

Полина автоматически кивнула, даже не поняв, о чем он говорит. Она смотрела на Пастухова как кролик на удава.

Мухин открыл крышку багажного отделения и, делая вид, что пытается достать какую-то сумку, стал тщательно прощупывать рюкзак. Обернулся к Пастухову и кивнул.

Сергей пересел в кресло рядом с Полиной:

— Я думаю, девушка, нам пора познакомиться.

— Кес ке се? — Полина сделала удивленное лицо. Впрочем, сейчас уже поздно притворяться! Он ее раскусил, когда она обернулась и их взгляды встретились!

Пастухов локтем прижал Полину к креслу, свободной рукой полез в карман ее жакета за паспортом.

— Кес ке ву фэ? — Ее лицо приобрело испуганное выражение. Она вдруг подумала, что должна немедленно закричать, позвать на помощь. Но страх парализовал голосовые связки. Взгляд человека, сидящего рядом с ней, лишал Полину воли.

— Молчи! — прошипел Пастухов и стал листать паспорт. Усмехнулся: — Вы, Полина Андреевна, по-русски совсем не понимаете? Вроде в Швейцарию всего неделю назад приехали! Как быстро забывается родной язык. Просто удивительно!

— Пусти! — Полина попыталась подняться, но локоть Пастухова сильнее вдавил ее в кресло.

— Не пущу! А то опять убежишь, как с того чердачка, ищи тебя потом по всему поезду.

— Я сейчас закричу. Что вам от меня надо?

— Кричать не стоит. Дело в том, что в Локарно чуть больше часа назад совершено убийство одного российского туриста, а в вашем рюкзачке находятся некоторые интересные детальки, которые имеют непосредственное отношение к этому делу. Что же вы их в речку не выкинули? Не первый раз так поступаете. Непрофессионально, я вам скажу!

— Какой рюкзак? Что вы ко мне пристали?! На них уже начали оборачиваться пассажиры.

— Полноте вам, Полина Андреевна, запираться. Глупо. Любая экспертиза докажет, что из этой винтовочки стреляете вы не первый раз и не только на территории Швейцарии, но и в Италии, и в России. Может быть, еще в каких-нибудь странах? Лично я судил бы вас не за убийство, а за международный терроризм. Интересно, сколько вы за свою короткую жизнь народу угрохали? Человек сто, двести? Пятьсот?

Полина отвернулась к окну.

— Стрелковую секцию в юношестве посещали? — тихо спросил Пастухов.

— А вам-то какое дело?

— Знаете, мне сейчас одна мысль в голову пришла. Мы с коллегой не будем сдавать вас ни швейцарской, ни итальянской полиции. А то вдруг они вас отпустят за недостатком улик? В Россию вывезем, а там уж прокуратура вами займется. А еще лучше ФСБ. Чеченские дела ваши всплывут.

— Какие еще — чеченские? — Полина заметно побледнела.

— Ну как же! Застреленный чуть больше часа назад в Локарно турист носил фамилию Бектемиров и был стопроцентным чеченцем. Разве вы с ним не были знакомы?

— Впервые слышу эту фамилию.

— Весьма интересно! А как же ваши телефонные переговоры? Насколько я понимаю, он должен был дать вам знать, когда машина Хусаинова подъедет к площади, чтобы вы были готовы, ведь так?

«Боже мой, он все, абсолютно все знает! За ней давно следят! Где же она допустила ошибку? Или ошиблась не она, а Рашид?»

— Бектемирова вы убрали, когда увидели, что в номере гостиницы его берет полиция! Испугались, что он расколется. Так вот, милая барышня, вам для сведения: Бектемиров должен был вас застрелить сразу же после того, как вы сообщите о выполнении задания.

— Ну вот что, мне все это надоело! Я сама позову полицию! Си ль ву пле, кол ту полис! — громко сказала Полина.

Кто-то из пассажиров спереди поднялся и нажал на кнопку с надписью «Alarm».

— Ну ладно, дрянь! Думаю, полиции будет интересно ознакомиться с содержимым твоего рюкзака.

Пастухов кивнул Мухину. Тот достал из багажника рюкзак, положил его Сергею на колени. Пастухов открыл клапан, принялся вытряхивать все из рюкзака.

— Что вы делаете? Это же грабеж!

В рюкзаке кроме тряпок Сергей обнаружил мощный бинокль, жестяную коробку с печеньем, сачок для ловли бабочек с телескопической рукоятью. Выразительно посмотрел на Мухина. Спросил у хозяйки рюкзака:

— Что это такое?

— А вы не видите? Я думаю, хороший бинокль ни в одной стране не считается оружием. Ну слава богу, полиция...

Сергей оглянулся. К ним приближались двое полицейских.

— Только их нам еще не хватало! Олег, блин, ты куда смотрел?

— Да никуда я не смотрел! На ощупь показалось, что ствол!

Полицейские представились и потребовали у них документы. Полина бойко заговорила с ними по-французски. Говорила горячо, трясла выпотрошенным рюкзаком, показывала, как Пастухов вдавил ее локтем в кресло. Сергею с Олегом оставалось только переглядываться. Во французском они были несильны.

Полицейские конечно же встали на сторону Полины. Ей с улыбкой отдали честь и пожелали счастливого пути, а Пастухову и Мухину было приказано пройти для выяснения обстоятельств дела в специальное купе в головном вагоне поезда. Там у полицейских находился компьютер, через который они собирались «пробить» задержанных на предмет совершения ими преступлений различной тяжести.

— Плиз, фоллоу ми!

Идя за Мухиным по проходу, Пастухов материл себя последними словами: надо же было так лохануться! Недооценили они соперницу. Она хоть оружие на месте преступления и не оставляет, но с собой его никогда не возит!

— Олег, — тихо сказал Пастухов. — Я понял!

— Что?

— Багажный вагон. Экспресс-почта. Приезжаешь, получаешь детальки, собираешь и работаешь. Не возит она с собой ствол. Понял?

— Понял! Какие же мы идиоты!

— Парле па!

Мухина с Пастуховым завели в служебное купе и на всякий случай приковали наручниками к металлическим скобам. Вид у Мухи был очень расстроенный.

— Ничего, ничего, Олег, это недолго. Мы перед их законом чисты. Проверят и отпустят. Расслабься, — подбодрил друга Пастухов.

— Пока они проверяют, она уйдет.

Полицейский компьютер выдал информацию о том, что российские граждане Пастухов и Мухин в международном розыске не числятся и что в Швейцарию они приехали в служебную командировку. В Лугано нас ссадили с настоятельной просьбой не приставать больше к девушкам и как можно быстрее вернуться в Локарно к своим непосредственным обязанностям.

Мы с Мухиным смотрели вслед уходящему в сторону итальянской границы поезду.

— Ну что, упустили? — сказал Олег и поглядел на меня как-то странно. Я понял, что отступать он не намерен. — Как ты думаешь, командир, — спросил он, — у них на границе паспорта проверяют?

— Да ни хрена у них не должны проверять! Объединенная Европа.

— Тогда в чем проблема?

— Только в транспорте.

— Может, выберемся на шоссе? — спросил Олег; ему не терпелось начать действовать.

— Пошли, — согласился я.

На шоссе, после двух попыток уехать автостопом, мы довольно быстро выяснили, что недалеко от вокзала есть прокат автомобилей. Разговаривал в конторе Муха — на своем ломаном английском, а я в основном помалкивал и кивал головой для важности.

Машину мы выбрали не самую плохую — «БМВ» девяносто пятого года. Нам нужно было как можно скорее доехать до Милана и сделать это так, чтобы нас не задержали ни на границе, ни на полицейских постах. Так что «БМВ» устраивала нас во всех отношениях.

Адриано ди Бернарди проснулся от яркого солнечного света. Он не поверил своим глазам: массивная дверь подвала, окованная железом, была нараспашку. В самом подвале, кроме него, не было ни души. Адриано с трудом поднялся наверх, осторожно выглянул наружу — никого. Ветер трепал крохотный зеленый флажок на шесте. Адриано выбрался наружу, вдохнул полной грудью свежий воздух и огляделся.

Аул словно вымер. Странно! Почему его не разбудили вместе со всеми, не выгнали на работу — таскать снизу землю на поля?

Он не знал даже, что думать. Мелькнула мысль, что, пока он спал, подразделения спецназа провели операцию, освободили заложников, а про него забыли. Но он решительно отогнал ее как неправдоподобную, нелепую, абсурдную.

Адриано помедлил немного и решил спуститься по склону к зеленеющей вдали рощице. Там должны работать его товарищи по плену.

О побеге он и не думал. Во-первых, он не знает языка, во-вторых, не имеет представления, в какую сторону идти. Надеяться можно было только на выкуп, но, увы, от родственников так и не пришло никаких вестей.

Вдруг со стороны рощицы раздались выстрелы. Гулкое эхо раскатилось по горам. Адриано вздрогнул, присел за камнем, подождан немного. Больше не стреляли. Подумав, он двинулся дальше, свернул с дороги на тропинку и прибавил шагу.

Вскоре он услышал голоса и по гортанным словам понял, что это разговаривают между собой чеченцы. Адриано снова на мгновение замер, потом осторожно раздвинул ветви кустов. Перед ним была небольшая полянка, та самая, с которой они таскали землю на поля. Вот они — ямы. Пленники, с которыми он сидел в подвале, почему-то засыпали их камнями. Раньше их было девять человек, теперь осталось только шестеро. Рядом стояли вооруженные чеченцы. Они поторапливали русских. Теперь Адриано понял, что это были за выстрелы! Он в ужасе попятился, развернулся и побежал по тропинке назад в гору.

Спустившись в подвал, он забился в дальний угол, накрылся мешком, служащим ему одеялом. Лежал, боясь пошевелиться, тяжело дыша, и со страхом думал о том, что будет, если в ближайшее время родственники не заплатят выкуп. Чечены поступят с ним так же, как с этими русскими!

Милан, 27 июня, 15.17

Полина протянула почтовому служащему квитанцию. Он приветливо улыбнулся ей и скрылся в темноте багажного вагона. Через минуту появился с небольшой кожаной сумкой в руках.

— Грацие. — Полина дала служащему на чай, взяла сумку и направилась к выходу.

Она все еще не могла успокоиться. Эти двое совершенно выбили ее из колеи. Их лица ей на всю жизнь запомнятся! Отвратительные типы! Ну ничего, теперь им ее не достать! Заказчик мертв, поэтому она абсолютно свободна и может ехать куда захочет, тем более что денег у нее пока хватает. А потом она что-нибудь придумает.

Полина подошла к стоянке такси. Впереди стояла синьора с двумя рыжими мальчишками лет пяти. Мальчишки задирали друг друга и пинались, а синьора говорила им довольно спокойно:

— Баста, баста, рагаци!

Глядя на них, Полина невольно улыбнулась. Почему-то эта картинка подействовала на нее успокаивающе. Наконец синьора с мальчишками села в машину.

Следующий таксист уже тронул машину с места, собираясь посадить симпатичную белокурую синьориту, но тут откуда-то сбоку вдруг вынырнула ему наперерез зеленая «БМВ». Таксист, выругавшись, ударил по тормозам. Задняя дверца «БМВ» открылась и таксист увидел, как из машины выскочил парень, втолкнувший белокурую синьориту в машину. Сделал он это как профессиональный похититель — девушка даже не успела закричать. «БМВ» с визгом сорвалась с места.

Таксист покачал головой и снял трубку диспетчерского телефона. Номер машины он запомнил.

— Полиция!..

Снайперша настолько опешила, снова увидев меня, что даже не успела закричать. Уже в машине она попробовала распустить руки, но я ее быстро утихомирил одним тычком. Пока она приходила в себя, я замотал ей запястья скотчем, чтобы больше не дралась, и прижал к сиденью.

Муха, стараясь не нарушать правил, погнал машину по городу.

— Вы... вы... Сволочи, отпустите меня немедленно!

— Ага, сейчас! За этим мы в Италию и приехали! — сказал я насмешливо. — Думала, сдала полицейским — и избавилась от нас? Слава богу, здесь у них очень гуманные порядки. А теперь посмотрим, что у нас в сумочке?

Она отвернулась от меня. Я видел, как ее лицо покрылось красными пятнами. Волнуется! Правильно, пускай волнуется. Небось когда в людей стреляет, и не думает волноваться.

Я открыл сумку — сверху, конечно, оказалось тряпье, но зато под ним!.. Я начал выкладывать на сиденье детали от винтовки: затвор, приклад, прицел...

— Ага, вот почему после тебя никогда гильз не остается. — Я держал в руке небольшой мешочек с металлическими скобами на краях, с помощью которых он крепился к винтовке. — Глянь-ка, Муха!

Олег скосил взгляд, хмыкнул одобрительно:

— Что тут скажешь! Профи.

Я извлек из сумки мягкий пенал на «молниях». Такой у моей Настены есть — она в нем цветные карандаши хранит, ластики и прочие принадлежности для рисования. В Полинином пенале я обнаружил патроны. Пять штук с разрывными пулями, три обычных, три трассера — прицелочные.

— Ух ты! Сколько ж ты еще народу этим погубить могла?

— Куда вы меня везете? — спросила Полина изменившимся, каким-то глухим голосом.

— Как — куда? В тюрьму. — Олег снова хмыкнул. — Киллер должен сидеть в тюрьме. Никогда такого выражения не слыхала?

— Не буду я сидеть в тюрьме, — произнесла Полина твердо.

— А куда же ты денешься, красавица? Я думаю, наша прокуратура с обвинениями медлить не будет.

— Мужики, — вкрадчиво сказала вдруг она, — я смотрю, вы тоже в своем деле профи. Может быть, мы с вами сумеем договориться?

Я посмотрел на нее пристально. Хорошо держится, черт возьми! Хотя видно — все же боится.

— Отпустите меня. У меня бабки есть. Много. По сто пятьдесят штук баксов могу дать каждому. Сколько вам Хусаинов платит? Штуку, две? А тут сразу сто пятьдесят. И никакого риска.

— Конечно, конечно, никакого, — загоготал Муха. — Тебя сегодня отпусти, а завтра ты какого-нибудь Ису с километра завалишь.

— Не завалю. Рашида больше нет, а другие мне не указ.

— А почему ты, кстати, Рашида-то боялась? — поинтересовался я.

— Нет. Не стал бы он меня сдавать. По всему видно, не знаете вы чеченов.

— Да нет, как раз мы-то их очень хорошо знаем, — возразил я.

— Ну... как винтовку я у него увидела, так и поняла, что после дела он меня сразу замочит. Вот и рассердилась на него маленько...

— Красиво ты сердишься. — Я ненадолго задумался. — Вот что, я готов обсудить условия твоего освобождения, но только после того, как ты все нам расскажешь.

Мухин глянул на меня в зеркало заднего вида. Взгляд у него был неодобрительный. Не просекает парень! Да как только мы ее властям сдадим — все! На образцово-показательном суде только по телевизору увидеть и удастся! И говорить она будет только то, что ей адвокаты скажут.

— Что — все? — сказала она, и это мне не понравилось: даже при таком раскладе думала не о собственной шкуре, а о том, как нас обмануть...

— Все рассказывай. Как ты до такой жизни докатилась. Про Фрибур, про Геную и про другие свои подвиги. У нас друг погиб, хотелось бы узнать, кому долги отдавать.

— Кто?

— Перегудов Иван по кличке Док.

— Друга вашего я не трогала. Фамилию первый раз слышу.

— Верю. Но твои заказчики к этому делу точно руку приложили. Ну что, согласна? Полина задумалась.

— Писать мы тебя не будем, слово офицера спецназа. Весь разговор останется между нами.

— Ладно. С чего начинать?

— С начала. Ты вообще откуда такая взялась-то?

— Из Томска.

— Стрельбой занималась?

— Занималась. — Полина вздохнула. — Как начали в девятом классе из мелкашки стрелять, так военрук меня в секцию и потащил. Пятьдесят из пятидесяти выбивала.

— Ух ты! — притворно восхитился я. — А дальше?

— Дальше в команду попала, на сборы ездить стали. На России на стенде второе место заняла.

— Почему же не первое?

— Волновалась, наверное. — Полина пожала плечами: — Послушайте, вы мне руки не можете развязать? Совсем не чувствую — онемели.

— Мы тебя развяжем, а ты нам глаза выцарапаешь?

— Да ладно, что уж теперь! — вздохнула Полина. — Попалась я. Так и думала, что ствол меня рано или поздно подведет. Всего-то и надо было с ним до почты доехать.

Я размотал скотч. Полина поморщилась. Принялась растирать онемевшие руки.

— Чем же он тебе так дорог, этот ствол?

— Э, не понять вам! Я с этой винтовкой уже лет пять по миру кочую. Мухин присвистнул.

— Она мне и по руке, и по весу. Легонькая. За пять лет мы с ней одним целым стали. Сегодня мне какой-то доли секунды не хватило, чтобы вашего Ису завалить. Из-за Рашида все. А с чужого ствола я бы так не смогла. — Полина с тоской поглядела на разложенные на сиденье детали своей винтовки. — Чеченцы говорили мне — нельзя, а я их не слушала. Пять лет с рук сходило... Если в не вы!..

— Ну хорошо, сборы, чемпионаты. А как ты к «чехам»-то попала?

Полина тяжело вздохнула:

— Влюбилась. Русланом его звали. Как в сказке. Богатый был очень. Из-за него и спорт бросила. Поехали в Грозный с родственниками знакомиться, а тут война началась. Убили Руслана на второй день, а брат его, как узнал, что я стреляю, агитировать начал за деньги у них воевать. Ну я и согласилась.

Я так и знал! На стороне «чехов» она воевала! Полина перехватила мой недобрый взгляд и замолчала.

— Ну-ну, дальше что?

— А что дальше? У брата меня перекупил Бектемиров. Сказал, что у него всегда стоящее дело найдется.

— Лидеров, которые с Москвой сотрудничают, стрелять?

Полина пожала плечами:

— Мне ведь неизвестно: лидеры они, не лидеры. Дают наводку — я и бью. Мое дело на крючок вовремя давить. Они для меня всего лишь фигурки в прицеле.

— Как часто он тебя привлекал к ликвидациям?

— Раньше редко. А последний месяц зачастил. Ну про это вы и сами все знаете.

— Кто за Рашидом стоял?

— Я их не знаю. Не видела никогда. Богатые люди. Бектемиров от них с полными чемоданами денег приезжал. Хвастался своими связями в Москве, говорил, что после войны сразу на пенсию уйдет. Осядет где-нибудь в Европе, в курортном местечке... Вот и осел! — Полина недобро усмехнулась.

— За что же ему такие деньги платили? Чемоданами-то?

— За политику. Сам мне говорил: большую политику мы с тобой, Поля, делаем. От нас будущее Чечни зависит. Любил он пафос.

— Он твоим любовником был?

— Давно это было и... неправда, — сказала она равнодушно, а взгляд вдруг стал напряженным, направленным куда-то в сторону ветрового стекла. Я тоже посмотрел туда.

Впереди стоял полицейский с жезлом. Он махнул им, приказывая Мухину остановиться. Олег немного растерянно посмотрел на меня. Я отрицательно мотнул головой. Мы не могли больше подчиняться дурацким требованиям здешних копов, тем более что я пока не задал Полине самого главного своего вопроса.

Муха проехал еще немного вперед и притормозил. Полицейский, помахивая жезлом, неторопливо направился к нам. Я наблюдал за тем, как замерла Полина, как на ее губах промелькнула усмешка. Ну уж нет, в этот раз мы будем умней! Когда полицейский был всего в каком-нибудь метре от нашей машины, Муха утопил педаль газа в пол — и машина с визгом сорвалась с места.

В зеркало было видно, как полицейский на мгновение растерянно замер, а потом бросился к своей машине.

— Гони, Муха, гони! Покажи этим ублюдкам класс! — подбодрил я Олега.

Мне показалось, что Полина посмотрела на меня несколько испуганно.

— У вас будут большие неприятности, — сказала она нервно.

— Не больше тех, что сегодня уже были.

Сзади завыла сирена, раздался усиленный мегафоном грозный голос полицейского. Впрочем, понять, что он там лопочет на своем итальянском, мы все равно не могли.

По всему было видно, что он выжимает из своего «фиата» все возможное, чтобы преградить нам дорогу. Не тут-то было! Дело даже не в мощности мотора, а в мастерстве вождения. Муха ловко обходил идущие впереди автомобили и закладывал такие виражи на поворотах, что никаких шансов догнать нас у «синьора полициотто» просто не было.

— Давай, давай, Муха! Нам от него оторваться надо. Где-нибудь спрячемся, отсидимся... А про вакцину тебе не приходилось слышать? — неожиданно спросил я у Полины.

— Про вакцину? — Девушка подняла на меня удивленный взгляд. — Вы и про это знаете?

— Про что — про это?

— Про вакцинацию. Они хотели все население привить, чтобы в Чечне эпидемий не было.

— Это тебе Рашид сказал?

— Рашид.

— И ты ему поверила? Кто участвовал в сделке по вакцине?

— Итальянцы, чеченцы, какие-то арабы.

— Пастух, атас! — закричал Олег, привлекая мое внимание.

Я посмотрел вперед. Улица была перегорожена двумя полицейскими машинами с мигалками. За машинами я заметил спрятавшихся стрелков, готовых открыть по нас огонь в случае неподчинения.

— Сворачивай! — закричал я. Муха резко вывернул руль влево и, с трудом вписавшись в поворот, погнал машину по другой улице. Вой сирен сзади усиливался.

— Названия фирм, имена, фамилии — быстро! — прикрикнул я на Полину.

— Чеченцы между собой говорили, я не все поняла. «Ричина» какая-то, потом «Выбор», еще кто-то. Одна база у них в Афганистане, другая под Горагорским. Блин, ну все! — Она кивнула на лобовое стекло. Улица на выезде из города снова была перегорожена двумя полицейскими машинами с мигалками, только здесь уже некуда было сворачивать. Олег, притормаживая машину, вопросительно посмотрел на меня:

— Как, командир?

— Ты когда детей будешь делать — тоже меня спрашивать станешь? Тарань их, на хрен!

— Так ведь посадят нас, командир!..

— Тарань, я сказал!

Олег опять вдавил педаль газа и, быстро ускоряясь, погнал машину вперед.

— Ложись! — Я нагнул голову Полины.

Полицейские с воплями разбежались еще до того, как тяжелая «БМВ» протаранила «фиаты». Последовал сильный удар, затем раздался грохот. От удара обе машины развернуло, и «БМВ», набирая скорость, понеслась дальше. Вслед нам защелкали пистолетные выстрелы. Заднее стекло машины разлетелось вдребезги, осыпав осколками Полину и меня.

— Что вы делаете? — закричала Полина, закрыв голову руками.

— Уходим от преследования. Ну как, снайпер, весело под обстрелом? — Она даже не повернулась в мою сторону. — Олег, машину бросить придется!

— Черт, кажется, попали по баллонам, суки! — отозвался Муха. — Тяжело пошла!

Действительно, машину заметно начало заносить вправо, и тут вдали обозначилась какая-то густая зелень: не то сад, не то рощица, не то перелесок.

— Олег, продержись еще метров пятьсот!

Вой сирен сзади нарастал. Если нас сейчас возьмут, мы вляпались по-крупному: ведь у нас в машине винтовка с оптическим прицелом, из которой не так давно совершено убийство в Генуе!

На повороте мы чуть не столкнулись с несущейся на большой скорости «альфа-ромео». Лихач запоздало и длинно просигналил, Муха едва успел вывернуть руль, и в это мгновение нас занесло. Олег не справился с управлением, и наша «БМВ», дважды перевернувшись, съехала с дороги в кювет. В этой жизни мне уже приходилось кувыркаться в машине, поэтому, поняв, что мы сейчас начнем выписывать фигуры высшего пилотажа, я уперся ногами в пол и вжался в сиденье. Хотел подстраховать Полину, но было уже поздно. Все вокруг закрутилось, замелькало, завертелось. Раздался грохот. Кажется, на несколько мгновений я даже потерял сознание...

Когда очнулся, машина лежала на боку. Сверху на меня навалилась Полина. Было странно, что она не плачет, не стонет, не причитает. Девушка была без сознания.

— Цел? — спросил я у Мухи.

— Нормально, — отозвался Олег, потирая шею. — Полеты во сне и наяву. Если в знал, шлем бы надел.

В этой ситуации он еще умудрялся шутить!

Времени на раздумья у нас нет. Через пару минут сюда пожалуют полицейские.

— Помоги мне! — попросил я.

Вдвоем мы вытащили Полину из машины, я взвалил ее себе на плечи, и мы побежали к кустарнику на опушке рощи. Оглянувшись, я увидел хозяина «альфа-ромео», который смотрел нам вслед.

«Сейчас заложит! — мелькнуло у меня в голове. — Вот сволота!» Если бы не он, полицейские машины вполне могли бы проскочить мимо места аварии. Дорожная насыпь здесь была довольно высокой, и нашу «бээмвушку», лежащую на боку в кювете, с дороги вряд ли можно было видеть. Меня так и подмывало пальнуть в этого лихача-макаронника, из-за которого мы перевернулись, но я сдержался.

Забравшись в гущу кустарника, я приказал Мухе следить за дорогой, а сам положил Полину на траву и приложил два пальца к ее шее.

— Муха, пульса нет! Давай массаж делать!

Сменяясь, мы принялись делать Полине непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Пульс по-прежнему не фиксировался.

— Аптечка! У тебя есть аптечка? — спросил я у Олега.

— Откуда? Все в Локарно! Я же не знал!

— Я устал! Давай ты! — снова уступил я место Мухе. Он делал Полине искусственное дыхание, а я тем временем набирал «911».

— Пронто!

— Зи эксидент!.. фифти киломите фром Милано! — От волнения мне вдруг удалось вспомнить кое-что из английского. Я видел, как к месту аварии одна за другой подъезжали полицейские машины. Лихач с ними объяснялся, потом махнул рукой в сторону рощицы. Так я и знал!

Полицейские построились цепью и побежали в нашу сторону, на ходу расстегивая кобуры.

— Уходим!

— А как же Полина?

— Полицейские окажут ей помощь. Идем! И мы побежали через кустарник, ломая ветки.

— Сергей, мне кажется, она мертва, — скороговоркой сказал Муха, не сбавляя шага.

— Почему? — я нахмурился.

— По-моему, когда мы в тачке кувыркались, она шею сломала.

Я невольно вы матерился:

— Может, спасут... Жалко девку!

— Она наших пацанов стреляла, а тебе жалко?

— Когда стреляла — нет, а когда поговорил по душам — да!

— Командир!

— Хватит болтать, бережем дыхание!

Мы пересекли рощу. Дыхание ровное, шаг размеренный. Пробежать в таком темпе мы могли десятки километров по любой местности. Особенно для бега хороши горы типа Альп! Я очень надеялся, что Полину все-таки спасут.

Дверь в подвал открылась, и в лунном свете Адриано увидел силуэты троих людей: двое с автоматами на плечах, один — без. Безоружного толкнули, и он с грохотом полетел вниз. Раздался сдавленный стон. Дверь захлопнулась. Пленник лежал на полу, не двигаясь. От грохота все в подвале проснулись, но прийти на помощь новичку никто не торопился. Адриано подождал еще немного, потом скинул с себя мешок, подполз к мужчине, потряс за плечо:

— Солдат, ты жив?

В ответ мужчина застонал.

— Надо спать. Я тебе помогать. — Бернарди обхватил мужчину за плечи и потащил к своему лежбищу из соломы. Уложил на подстилку, укрыл мешком. — Надо спать. Утро мудрее вечер.

Рано утром, когда Бернарди проснулся, пленник уже сидел, скрестив под собой ноги, и курил, едва прикасаясь распухшими губами к сигарете. Его лицо представляло собой сплошной синяк.

— Как это... дела? — улыбнулся ему следователь.

— Ты кто, испанец?

— Итальяно.

— А! Коме ва? Мольто бене грацие, а леи?

— Вы знать итальянский?

— Ничего я не знаю. Так, не больше десяти фраз, — махнул рукой мужчина. — Был как-то в Италии по туру. Докуришь? — Он протянул Бернарди окурок.

— Нон, нон, нон! Не курить. Это вредно. — Адриано показал на сердце.

— Вредно? — Мужчина усмехнулся. — Вредно сидеть в этом сыром подвале и спать на соломе, вредно, когда тебя бьют каждый день по почкам. А это... это уже не вредно. Я по профессии врач.

— Браток, мне не оставишь? — раздался за спиной чей-то голос.

Они обернулись. Просил солдат с худым, изможденным лицом доходяги.

— Кури, чего ж... Как ты сюда попал? — спросил мужчина у Бернарди. — Журналист? Захватили?

— Нон, но жиорнолисто. Я инкуиренте.

— Кто? — не понял мужчина.

— Как это... расследовать, си?

— Следователь, что ли?

— Си, си, — закивал Бернарди и добавил тихо: — Прокураторе.

— Как же ты здесь оказался? Или у вас там, в Италии, тоже чеченцы шалят?

— Но Италия. Петербург. Ко мне идти человек, говорить — и бум! — Бернарди показал, как его ударили.

— Не в свои дела нос совал?

— Что?

— Я говорю, какое дело привело тебя в Питер?

— Ассасинио. — Бернарди приставил указательный палец к виску и произвел звук, похожий на щелчок курка.

— Убийство? Адриано кивнул.

— Дуе персона. Русский мафия. Я думал, все просто: «Иван Сусанин», вацино, трек, аресто. Глория!

— Что, какой еще Сусанин?

— Мотонаве. — Бернарди попробовал изобразить корабль руками. — Маре.

— Теплоход? На теплоходе должна была быть вакцина?

— Си-си! — Бернарди взял соломинку и на земляном полу на латыни написал название вакцины. — Вакцина, но я не аресто, ме... меня аресто.

— Черт! — мужчина рассмеялся. — Бывают же такие совпадения. Будем знакомы: Иван Перегудов, бывший капитан медицинской службы.

— Адриано ди Бернарди.

— Расскажи-ка мне поподробней про эту самую вакцину.

Но рассказать что-либо итальянец не успел. Дверь отворилась. Свет яркого утреннего солнца проник в подвал. В проеме возник подросток с автоматом.

— Эй вы, свиньи, на работу! — раздался его звонкий, ломающийся голос.

Глава восьмая. Акулы пера

"Пресловутой итальянской мафии такое и не снилось!

То, что устроили вчера на улицах нашего города русские гангстеры, не укладывается ни в какие рамки и не поддается никакому описанию! Тем не менее наша редакция с помощью карабинеров смогла восстановить картину вчерашних преступлений.

На угнанной машине двое русских незаконно пересекли границу Италии и доехали до Милана. Со стоянки такси около вокзала они похитили свою соотечественницу. К счастью, свидетелями похищения стали сразу несколько человек, которые немедленно сообщили о происшедшем в полицию. В машине девушка была несколько раз изнасилована и жестоко, до полусмерти избита. Все попытки остановить машину с преступниками успехом не увенчались. Бандиты несколько раз устраивали перестрелки с полицейскими, создавая угрозу для жизни миланцев. Для того чтобы вырваться из города, они протаранили четыре полицейских машины с людьми, превратив собственность полиции в груду металлолома.

Начальник городского управления полиции отказался комментировать вчерашние события и не сообщил нам количество раненых и убитых со стороны полиции. Зато мы точно знаем, что русские мафиози не пострадали. Бросив машину со своей жертвой, они бежали на север, в сторону Швейцарии.

Все попытки полицейских найти и обезвредить преступников до сих пор никаких результатов не принесли.

В машине преступников были найдены детали снайперской винтовки русского образца. Оружием занимаются эксперты, но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что винтовка была использована русскими для совершения на территории Италии тяжких преступлений.

Пострадавшая русская туристка сейчас находится в реанимации и никаких показаний следствию дать пока не может.

Как у наших читателей, так и у редакции газеты возникает резонный вопрос: почему вчера полиция оказалась совершенно недееспособна и не смогла противостоять русским гангстерам? В чем причина беспомощности полиции? Или русская мафия уже купила наших стражей правопорядка, как покупает она шикарные виллы, яхты и автомобили? Хотелось бы услышать на этот счет комментарии городского прокурора".

«Нотизи ди Милана»

Мы сидели в кабинете Горобца: я, Боцман, Муха и Артист. Злотникова только вчера выписали из больницы. Вернее, он сам напросился на выписку. Уверяет, что рана зажила и он ее совсем не чувствует. Врет, конечно.

Специальным рейсом сегодня днем мы вернулись из Швейцарии. Говорят, что переговоры прошли успешно, наш Хусаинов был на высоте, отстоял позиции Чечни, вернее — России. Ну что же, остается только порадоваться за нашего клиента. Где бы он сейчас был, если в не мы?

— Пастухов, я жду ваших объяснений. — Горобец явно недоволен. Есть такой тип людей: им хоть миллион дай, хоть вприсядку спляши — они все морщиться будут.

— Какие могут быть объяснения? Я вам все в рапорте уже описал.

— Все? — Горобец опять скорчил недовольную гримасу. — Ты действительно считаешь вашу операцию удачной?

— А разве нет? Клиент жив-невредим, преступники обезврежены.

— Где, где они, преступники? — Горобец сорвался, закричал: — Один — труп, другая — в коме в миланской больнице, не сегодня завтра умрет. Где свидетельские показания? Все концы готовящегося преступления обрублены вашими бездарными действиями!

Я переглянулся с Мухиным. Вот козел! Да если бы не наши «бездарные действия», ты бы сейчас башку Хусаинова по кусочкам собирал! О том, что сказала нам Полина в Милане, мы Горобцу, конечно, сообщать не стали. Это наше дело.

— А разве мы сбором свидетельских показаний занимаемся? — влез в разговор Артист. — По-моему, нам была поставлена задача — охранять Ису Хусаинова, или не так?

— Все так, — ворчливо сказал подполковник. — Но вы же все сделали, чтобы нашим людям невозможно было работать!

— Моя команда действовала согласно обстоятельствам. В смерти Бектемирова нашей вины нет.

— Почему у вас постоянно возникали конфликты с местной полицией?

— Языковой барьер, — усмехнулся Боцман. — Они нас не понимали, мы их.

— Очень остроумно! И как нам теперь перед итальянцами оправдываться?

— Да никак! Боцман прав: они, идиоты, думают, что защищают закон, а на самом деле — убийц! — Я сделал небольшую паузу. — Как бы то ни было, Вадим Петрович, я полагаю, на этом наша совместная работа закончена. Хусаинов больше в усиленной охране не нуждается. Ему вполне хватит его горячих джигитов.

— С чего это вы решили, что не нуждается?

Как же я не люблю людей, которым надо все разжевывать!

— С того, что заказчик преступления мертв, а киллер обезврежен.

— Мы что, знаем точно, сколько стрелков они могли задействовать для проведения этой операции?!

— Во всяком случае, знаем одного — Полина Андреевна Яценко. Такому асу, как она, не нужны дублеры. А Бектемирову — лишние свидетели. Она убирает всех, кого надо, он убирает ее и докладывает об исполнении. А потом, может, и его убрали бы... Ни заказчика, ни киллера. Простая и надежная схема. Все концы, как вы говорите, обрублены. Да и какой им смысл сейчас Хусаинова мочить? Переговоры состоялись, заявления сделаны, бумаги подписаны, результат достигнут. После драки кулаками не машут.

— Не знаю, не знаю. Это только все ваши домыслы. А у меня на сей счет никакой оперативной информации нет.

— Зато я знаю, и этого достаточно. У меня с ребятами, Вадим Петрович, и без вашего Хусаинова задач много. Вы бы рассчитались с нами за работу, да и дело к стороне.

— Как это — рассчитался?

— Обычно. Согласно нашей с вами договоренности. Я ведь со своей командой расплатиться должен.

— Пастухов, ты меня не слышишь, что ли? Я заказчик и не считаю, что ваша служба по охране Хусаинова на этом закончилась. Поэтому об окончательном расчете не может быть и речи!

— А я считаю, что мы свое дело сделали на все сто и клиент находится в полной безопасности. Вы выплатили нам одну треть. С вас еще сто тысяч на пятерых. По двадцать на брата.

— Почему на пятерых? В охране вас было четверо.

— Просто вы одного из нас никогда не видели. Человек-невидимка. — Двадцать тысяч я собирался отдать родителям Ивана Перегудова.

Горобец вздохнул:

— Оказывается, Пастухов, с тобой очень непросто договориться. А Голубков, между прочим, нахваливал нам тебя как человека исполнительного. Ты ведь знаешь, что бывает с часовым, который самовольно оставил свой пост?

— Но мы, к счастью, не часовые. Вы нас наняли для выполнения определенного задания. Я, как начальник охраны, считаю, что оно выполнено целиком, вы так не считаете. Если в мы с вами были обычными гражданами, то решили бы это дело в суде. Но мы с вами не обычные граждане, поэтому никаких договоров и соглашений не подписывали. Все зависит только от нашей порядочности. — Я поднялся, считая разговор законченным. Парни последовали моему примеру.

— Пастухов, я не могу решить этот вопрос самостоятельно.

— Решайте. — Мы направились к двери. — О результатах сообщите мне по телефону.

— Это дезертирство, Пастухов! О вашем поведении я немедленно доложу полковнику Голубкову.

— Это ваше право, Вадим Петрович.

Лицо Горобца побелело от ярости.

— Немедленно всем сдать оружие!

Мы молча выложили на стол пистолеты в кобурах, обоймы и хлопнули дверью.

— Вот козел, а! — покачал головой Боцман, когда мы очутились на улице.

— Точно. — Артист усмехнулся. — Хотя можно подумать, в первый раз сталкиваемся с тем, что кидают не только бизнесмены, но и работники спецслужб. Второе даже чаще...

— Я сегодня же позвоню Голубкову и обо всем доложу ему сам. Пусть заставит этих сволочей рассчитаться полностью.

— Держи карман шире. Ладно, хоть что-то с этих козлов срубили. — Артист усмехнулся. — Главное — меня теперь за прогулы наверняка выгнали, снова придется какую-нибудь халтуру сшибать... Ну что, разбегаемся?

— Куда — разбегаемся? — У меня был такой суровый вид, что Артист тут же осадил. — А Иван как же?

— Но ты же говорил — он погиб...

— Разве мы больше не мстим за своих друзей? Ведь это же Док, ребята! — Я обвел взглядом свою команду.

— Мстим, — в голос ответили Боцман и Муха.

— И еще как! — кивнул Артист. — Око за око, зуб за зуб, а халтура моя, думаю, пока подождет. Вопрос только в том, как мы доберемся до места. Там ведь боевые действия — естественно, особый режим.

— Да, надо подумать, — сказал я. — Голубков нам вряд ли посочувствует. — И вдруг меня осенило: — А девочка твоя помочь никак не может? — спросил я.

— Какая девочка? Ах Светлана! Нашел тоже девочку. А что, это мысль! Надо у нее спросить.

Светлана Корниенко нам действительно помогла. Как простые граждане в Чечню мы попасть не могли. Как бывшие офицеры спецназа — подавно. В лучшем случае полковая разведка приняла бы нас за дезертиров, в худшем — за банду наемников Хаттаба. Прежде чем ехать в район Горагорского, мы должны были получить какой-нибудь официальный статус. Оказалось, что проще всего — журналистский.

Светлана связалась со своими друзьями на телевидении, и те, соблазнившись возможностью получить материалы о Чечне из рук профессиональных военных, то бишь наших, отправили ходатайство в администрацию президента с просьбой об аккредитации съемочной группы из четырех человек. Правда, ждать ответа пришлось больше недели.

Впрочем, это время мы, конечно, зря не теряли. Еще раз пощупали фирму «Выбор плюс» (ничего нового эта процедура нам не дала), выяснили про итальянскую «Ричину». Во всех документах этой фирмы значилась крупная партия импортного гамма-глобулина. Итальянцы отправили — русские получили. Но при чем же тут арабы, про которых упомянула снайперша? Зачем поставщикам вакцины какие-то посредники? Ох, не нравились мне эти арабы!

Боцман по своим каналам добыл армейскую карту района, в котором нам предстояло действовать, и мы занялись тщательным изучением местности. Наверное, со стороны это выглядело смешно: сидят четверо взрослых мужиков на полу и играют в войнушку на карте пластмассовыми солдатиками: воют, кричат, издают звуки, похожие на выстрелы. На самом деле это была, конечно, не игра, а самая что ни на есть эффективная подготовка к операции — отработка вариантов действий в различных условиях. Примерно так же играют в ящиках с песком какие-нибудь генералы перед решительным наступлением на фронте. Зато разбуди меня теперь посреди ночи и спроси, что находится между высотами 2054 и 2131, я без запинки отвечу: ручей — ширина полтора метра, глубина метр, подвесной мост, по обеим сторонам ручья «зеленка» в виде густого кустарника высотой до двадцати метров. За «зеленкой», у подножия высоты 2054, находится одиноко стоящий дом. На карте он обозначен, но, скорей всего, его разрушили во время боевых действий. Впрочем, стены, за которыми в случае чего можно укрыться от пуль, могли сохраниться... И вот так подробно, до мельчайших деталей, мы изучали весь район, в котором нам придется действовать.

Светлана достала нам камеру формата «супервэхаэс», штатив и микрофон, чтобы мы хоть как-то походили на настоящую съемочную группу. Это пока прикрытие. В Чечне нам все время придется делать перед армейскими вид, что мы снимаем документальный фильм.

Я видел, как Артист поглядывает на журналистку и как журналистка поглядывает на него, и догадывался, что, пока Артист лежал в больнице, кое-что изменилось в их отношениях. Иначе с чего бы у Семена на лице иногда появляться тому идиотскому выражению, какое бывает у влюбившихся в первый раз пятнадцатилетних безусых мальчишек.

Наконец-то нам позвонили из администрации президента и приказали явиться за нашими удостоверениями. Удостоверение представляло собой ламинированную карточку с фотографией и подписью одного из руководителей администрации. Выдано до конца года. Ну теперь-то нам сам черт не брат! Подумать только: из офицера спецназа в плотники ушел, из плотников — в журналисты. И бросает нас судьба от снежных Альп до грозного Терека! Свободно передвигаться по территории Чечни мы, правда, не могли. Нашу «съемочную группу» прикомандировали к одной из частей, расположенных в Надтеречной. Но это уже, как говорится, дело техники. Главное — на место попасть, а там уж разберемся.

Незадолго до отъезда я имел с Артистом определенный разговор:

— Слушай, Семен, может не надо с нами лететь. Обойдемся и без тебя.

— Здрасте вам! — Артист обиделся. — Это почему еще?

— Ну ты же понимаешь, что мы не цветочки собирать едем.

— Знаю, ягодки. К чему клонишь, командир?

— Я думаю, тебе после ранения тяжело будет. Ну прикинь только... где-нибудь в горах уходить надо или круговую держать — а у тебя рана открылась... А если сшибка? У тебя вроде как невеста появилась? Ждет девушка... А там... Да и потом... мало ли что...

— Да ты что, командир! Что значит — мало ли! Нет, Сережа, я лечу с вами, и все, без базаров! Разве можно против «чехов» в три ствола воевать? Тут вчетвером-то дай бог управиться... А Света... ну это мы с ней сами как-нибудь договоримся.

— Ну как знаешь. Мое дело — сказать. Все-таки ты еще от раны не оправился.

Я нисколько не сомневался в том, что Артист откажется остаться в Москве. Он был прав: в деле, в которое мы задумали ввязаться, лишних штыков не бывает.

Адриано ди Бернарди взвалил на спину большую корзину с землей и, едва переставляя от тяжести ноги, двинулся в гору.

Пот заливал ему глаза. Здесь, в плену, он похудел килограммов на двадцать — никаких диет не надо! И всего-то два месяца назад его матушка переживала, что Адриано, как и она, склонен к ожирению. Видела бы она его сейчас! Подумав о матери, он тяжело вздохнул.

Сзади послышались торопливые шаги. Адриано привалился спиной к камню и оглянулся. Сзади его догонял Перегудов. Корзина у него была еще больше, чем у Бернарди.

— Придумали же, сволочи, в горах поля делать! — произнес он, приваливаясь рядом с Адриано. — Что, тяжеловато, брат?

— Тяжело, — сознался итальянец.

— Все еще надеешься, что родственники за тебя выкуп дадут?

Бернарди кивнул:

— Да, конечно.

— Зря! Видать, не могут они тебе помочь. Если в могли, давно бы уже все сделали.

— Нет-нет, могут. Я просить мой начальник. Прокурор. Он может. Он знает банкиры, бизнесмены. Мама — денег мало, дядя — денег нет, а он — есть. Он может. Как это? Реласьони.

— Связи?

— Да-да, связи. — Бернарди улыбнулся.

Док наклонился к нему и сказал тихо:

— Не надо ни на кого надеяться. Ни на родственников, ни на связи. «Чехи» могут деньги получить и все равно тебя грохнуть. Только ты сам, и я сам. Мы вместе. Сваливать отсюда надо.

— Что? — не понял итальянец.

— Бежать. Бежать, понял? — Перегудов подвигал пальцами, изображая бег.

— Нет-нет, импосибле, — отчаянно замотал головой Адриано. — Они много. Оружие. Стрелять. Смерть!

— Эй, свиньи, почему встали? Вперед! — раздался грозный голос подростка с автоматом.

Бернарди с Перегудовым, перехватив корзины, заспешили в гору.

— Ты как хочешь, Адриано, а я сбегу. Ждать, пока меня расстреляют, я не собираюсь. Учти, когда ты совсем дойдешь, они тебя тоже кончат!

— Что значит — дойдешь? — тяжело дыша, спросил Бернарди.

— Работать не сможешь. Им без разницы: итальянец ты или нет. Ты раб. Или выкуп плати, или работай!

— Нет-нет, бежать страшно! — У Адриано от усталости уже подкашивались ноги.

В вертолете стоял громкий гул. Мы сидели на скамейках вдоль бортов и смотрели в иллюминаторы на проплывающие внизу перевалы, на аулы, притулившиеся к горным склонам, на зелень, покрывавшую долины и ущелья. Сейчас, летом, самая война. Что там, в «зеленке», делается, хоть в стократный бинокль глаза обуй, все равно не увидишь.

Вчера на военно-транспортном самолете мы вместе с молодым пополнением прилетели в Моздок. Сутки проторчали на пересылке возле аэродрома, а сегодня утром нас взял вертолет, летевший в расположение той части, к которой мы были прикомандированы... Давно мы все не были в этих краях — уже пять лет прошло!

Вертолет сел прямо на дорогу метрах в двадцати от КПП. Мы быстро выгрузились, и вертушка сразу же взмыла в воздух.

Навстречу нам вышел рослый подполковник с папкой под мышкой, козырнул, улыбнувшись:

— Вы, что ли, съемочная бригада? Заместитель командира полка подполковник Назаров, Анатолий Борисович. — Он пожал нам всем руки. — Прошу!

Мы прошли через КПП на территорию части, и подполковник повел нас вдоль ряда палаток.

— Скажу честно, не балуют нас журналисты. Они все больше в Грозном да в Гудермесе. Про моих бойцов кино будете снимать?

— И про них, и про вас, — в свою очередь улыбнулся я подполковнику. — Суровые армейские будни. Повседневная ваша работа.

— Полк сейчас на боевом задании. Остался только караул да повара. Так что снимать пока некого.

— Да ничего, мы не торопимся.

— Вот и прекрасно. — Подполковник откинул полог палатки. В ней стояли четыре аккуратно заправленные кровати, посреди палатки — стол, накрытый потертой клеенкой, четыре табурета. Назаров бросил папку на стол, сел на табурет, отер платком пот. — Фу, жарковато сегодня. Вы располагайтесь, отдыхайте. А вечером можно будет чего-нибудь сообразить. — Назаров выразительно щелкнул себя пальцами по горлу. — И девяностошестипроцентный есть, и сорокаградусная.

— Спасибо, конечно. Вы говорите, полк на задании. Часто операции бывают?

— Почти каждый день. Завтра зачистку планируем.

— Нас с собой возьмете?

— Да вы че, мужики? А если вас подстрелят? Вы же сами говорили — армейские будни снимать хотите, вот и снимайте их в расположении полка. Я могу вам тут на месте и разминирование организовать, и прочесывание, и стрельбу показать...

— Но это же фальшивка будет.

— Да ладно вам — фальшивка! Все будет выглядеть в лучшем виде.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, любезный Анатолий Борисович, так дело не пойдет. Показуху мы снимать не будем. На операцию не хотите брать, так хотя бы в сопровождение возьмите.

— В сопровождении безопасней, что ли? — Подполковник задумался. — Ладно, в сопровождение возьму... Но учтите, всякую ответственность мы с командиром полка за ваши действия в таком случае с себя снимем!

— По-моему, никто на вас ее и не возлагал.

— Ну хорошо, располагайтесь, — сказал, на секунду задумавшись, подполковник и направился к выходу.

— Папочку-то забыли, — напомнил ему Артист.

— Точно! — Назаров сокрушенно покачал головой и подхватил папку. — Приказ командующего о вакцинации. В медсанчасть отдать надо. С гепатитом боремся.

Был уже вечер. Солнце быстро садилось за горы.

— Быстрее, быстрее, свиньи! — поторапливал пленных подросток с автоматом наперевес. — А то ужина не дам!

Адриано взвалил на спину последнюю корзину с землей. Согнувшись под тяжестью, прошел несколько шагов и, споткнувшись о камень, упал. Хотел подняться, но не смог — тяжелая корзина придавила его к земле.

— Эй ты, вставай! — прикрикнул на него чеченец.

— Не могу, — едва слышно проговорил итальянец.

Подросток подскочил к Адриано и начал его пинать:

— Вставай, свинья, вставай!

— Не могу, не могу, — шептал итальянец, пытаясь закрыть голову руками.

И вдруг, когда он ждал очередного удара, парень вдруг коротко вскрикнул и осел на землю. Его автомат загремел о камни. Адриано повернул голову и увидел, как русский доктор, отбросив в сторону железный прут, садится перед Адриано на корточки. Перегудов помог итальянцу скинуть с плеч лямки корзины, потом встал, подхватив автомат.

Адриано поднялся следом за ним.

— Зачем вы так сделать? — Итальянец испуганно смотрел на лежащего в неестественной позе парня, из-под головы которого тонкой струйкой вытекала кровь.

— Потом поговорим! Пошли! — Доктор подхватил Бернарди под руку и потащил к кустарнику. — Все, кто может бежать, бегите! — крикнул он пленным, которые застыли с лопатами в руках, испуганно глядя на них. После этих слов кто-то бросился к кустарнику, а кто-то так и остался стоять на месте.

Ветви кустарника больно хлестали Адриано ди Бернарди по лицу. Он бежал следом за Перегудовым, который несся по лесу, не разбирая дороги. Итальянец очень боялся отстать от Дока. Один он заблудится, погибнет, пропадет.

Скоро стало совсем темно, и Док немного сбавил шаг.

Впереди шумел ручей. Перегудов выбрался из кустов, лег животом на камни, опустил голову в поток. Адриано упал рядом.

— Не могу! Не могу! — сказал он, припадая к воде.

— Лежи отдыхай. Воды, смотри, много не пей — идти тогда не сможешь.

— Ты асасьен. Ты убить его!

— Кого, парня? Да жив он, жив. Очухался давно. За ствол-то ему попадет, конечно. — Док усмехнулся.

— Не надо бежать. Они ловить нас и убивать.

— Это мы еще посмотрим, кто кого «убивать». Нам теперь только второй ствол добыть, и все — будем в шоколаде.

— Ствол?

— Да, вот такую хреновнику. — Перегудов поднял с камней автомат. — Ты хоть раз стрелял из такой штуки?

— Такой? Нет. Пистолет много раз. Автомат — один раз.

— Ничего, быстро научишься. Тут большого умения не надо.

Адриано снова хотел припасть к воде, но Перегудов ему не дал — рывком поднял с камней и указал пальцем на противоположную сторону ручья.

— Туда! Всю ночь идти будем. Ночью идти, днем в укрытиях отдыхать. Главное, чтоб не увидел нас никто.

— Не могу, не могу! — снова забормотал Адриано.

— Можешь! — И Док толкнул итальянца в ручей.

Было еще темно — первые проблески зари едва брезжили за горами, — а на дороге около КПП уже выстраивалась колонна. Надсадно ревели бронетранспортеры, урчали «КамАЗы». Мы топтались чуть поодаль. В суматохе подготовки про нас, видимо, совсем забыли. У Артиста в руках была камера. В соответствии с нашим сценарием он должен был играть роль оператора. Я с легким содроганием вспомнил вчерашнее застолье. Постарался-таки подполковник Назаров. Мои парни, правда, себя в руках держали, сорокаградусной не злоупотребляли, но как теперь с похмелья командиры командовать будут?

— Командир, как же мы без оружия-то? — спросил Боцман. — А если стрельба?

— Митя, мы же теперь не вояки, а журналисты. Возьми блокнотик, карандаш и записывай свои путевые впечатления.

— Издеваешься, да? — не оценил юмора Боцман.

— Не издеваюсь — шучу. Не волнуйся, добудем мы себе стволы. Дай только срок.

Вообще-то оружие у нас было — холодное. У меня — складной нож, у Боцмана — финка, у Артиста перочинный ножик с щипчиками для ногтей. С таким оружием на современной войне только и воевать...

В темноте, на ходу застегиваясь, пробежал Назаров. Увидел нас, остановился.

— О! А вы чего здесь? Спали бы да спали еще.

— Идем с сопровождением. Нам надо работать.

— На кой хрен нам эта работа! Ну ладно, лезьте в шестьсот первый бэтээр. Он как раз посередке пойдет.

«Посередке» — это он нам в целях безопасности устроил, чтобы мы все время под присмотром были.

Мы послушно полезли в 601-й бронетранспортер. В машине было трое бойцов: водила, оператор-наводчик и сержант — за старшего.

— Здрасте. А вы журналисты? — тут же поинтересовался сержант.

— Журналисты. Кино про вас будем снимать.

— Во, классно! Меня снимите. — Сержант заулыбался.

— Снимем, снимем. А ты бы лучше шлемофон надел, команды слушать. Колонна-то сейчас тронется.

— А чего их слушать? — проигнорировал мое замечание сержант. — Тронется — поедем. Я вам много интересного про службу рассказать могу. Второй год уже парюсь. Скоро дембель. А на каком канале вы свое кино показывать будете?

За какую-нибудь минуту он достал меня своим любопытством.

— На втором.

— РТР который? Классно. А когда покажете?

— Пока снимем, пока смонтируем. Не раньше чем месяца через три, — отозвался со своего места немного сведущий в этом вопросе Артист.

— Во, я как раз уже дембельнусь. Дома посмотрю. А как ваш фильм называется-то?

— Ты чего ушами-то хлопаешь? — сердито остановил его Боцман. — Колонна тронулась.

— Поехали, — скомандовал сержант водителю.

Бронетранспортер тронулся.

— Ты бы занял свое место за пулеметами. — сказал я оператору-наводчику, который сидел у борта на скамейке.

— Да ладно, рано еще! Обстрел начнется — тогда и займу.

— Когда обстрел начнется, поздно будет.

Парень с неохотой уселся за пулеметы Я покачал головой — ну и вояки! Если в эти бойцы ко мне в свое время попали, я бы их дисциплине живо научил! Мои парни украдкой улыбались — они видели выражение моего лица.

Бронетранспортер медленно пополз по дороге. Но не прошло и нескольких минут, как впереди сверкнули стоп-сигналы другого бэтээра. Мы снова встали. Езда в колонне тем и ужасна: плетешься как черепаха и обогнать никого не можешь.

Сержант сидел в командирском кресле и что-то мурлыкал себе под нос. Складывалось впечатление, что ловит он рацией не приказы командиров, а какие-нибудь современные шлягеры.

Дорога была долгой и изматывающей. Даже на шоссе колонна не разгонялась больше сорока километров в час. Я видел, как не только солдаты, но и мои парни начинают клевать носами. Ладно, пусть поспят. Неизвестно, когда потом удастся.

Потом колонна свернула с шоссе на грунтовую дорогу. С обеих сторон замелькала густая зелень. «Вот они — самые неприятные для нас места, — подумал я. — За тридцать метров уже ничего не видно. К колонне можно подойти почти вплотную...» И словно подтверждая мои мысли, впереди что-то ухнуло. Бронетранспортер встал.

— Фугас. Головная тачка подорвалась, — сообщил нам сержант, послушав, что говорят в наушниках, и скомандовал своим: — К бою!

Буквально тут же о левый борт нашей машины звонко зацокали пули. Солдатик открыл одну из бойниц и выставил в нее автомат. Оператор-наводчик торопливо сел за пулеметы, попытался развернуть башню в ту сторону, откуда стреляли, но у него ничего не вышло.

— Башня не вертится! Заклинило! — закричал он.

А бой тем временем нарастал. Со всех сторон уже раздавались выстрелы, сливающиеся в сплошной адский грохот.

— Отвали, салага! — прикрикнул на наводчика Боцман. Он согнал парня с кресла и с силой ударил ногой по ручке колеса, с помощью которого приводился в действие механизм вращения башни, после чего сам уселся в кресло наводчика и повернул пулеметы влево. Нажал на кнопку электроспуска, но выстрелов не последовало.

— Ты, что же, сука, пулеметы не взвел! — заорал на наводчика Боцман.

Тут же к пулеметам подскочил Мухин, резко потянул на себя ручки взвода:

— Готов!

Пулеметы загрохотали над нашими головами. Боцман стрелял из обоих стволов. Гильзы со звоном сыпались в мешки.

Ох, как не люблю я сидеть в замкнутом пространстве бронемашины и ждать, когда противник продырявит ее из гранатомета! Лучше уж по воздуху немного прогуляться.

— Работаем! — закричал я своим. — Боцман прикрывает, я выхожу.

— Куда без оружия? — закричал Артист.

— Дай-ка на минутку, — попросил я автомат у солдатика, сидящего у бойницы.

— Э-э, как это? — возмутился было боец, но, глянув мне в глаза, послушно отдал оружие.

Я открыл нижний люк бронетранспортера и выбрался наружу. Сразу же распластался на земле — к стоящим на месте машинам «чехи» давно уже пристрелялись.

Боцман сверху дал очередь. Пара трассирующих пуль красиво ушла в листву, словно прокладывая мне дорогу. Я вскочил и, нагнувшись, кинулся в кустарник.

Далеко бежать не пришлось — метрах в сорока от дороги я обнаружил двух убитых «чехов» — наверняка работа Боцмана. Вот и замечательно, можно считать, что двое из нашей команды уже вооружены, осталось вооружить еще двоих. Я услышал, как впереди зашуршали кусты, и дал туда короткую очередь, после чего сделал обманный маневр: бросился влево, а потом резко вперед, пытаясь обойти отступающего противника. Здесь главное — фактор неожиданности. Отступая, противник всегда оглядывается, его внимание сосредоточено на том направлении, откуда по нему стреляют. Он таращился в одну сторону, а по нему вдруг открывают огонь совсем с другой. Он теряется, паникует, начинает совершать ошибочные действия. И все, он уже покойник! В этом деле главное — не попасть под свою пулю. Обидно погибнуть от рук своих же, а часто именно так и бывает. Сколько раз я со своими бойцами попадал под обстрел нашей артиллерии! Бывало, идешь по горам, и вдруг вокруг тебя снаряды начинают рваться. Ложись да молись, чтобы не накрыло. Пока артнаводчик по рации скорректирует огонь, сто раз погибнуть можно!

Давненько не бегал я вот так по лесу с автоматом! Пули шуршали то справа, то слева, то низко над головой. Иногда мне даже казалось, что я по звуку могу отличить «свою» пулю от «чужой». Но это, конечно, сущая ерунда! У «чехов» такие же «калаши», как и у нас.

Я быстро обошел группу из трех человек и, когда они собирались переправляться через ручей, дал длинную очередь. Двое упали, один успел юркнуть в кусты. Встреча с основной группой противника в мои планы не входила, поэтому я забрал их оружие и быстро ретировался. Ничего особенного — обычная спецназовская работа...

...Лежа в куче хвороста на опушке леса, Док и Адриано давно уже наблюдали за стариком-чеченцем, пасшим на зеленом склоне небольшую отару овец. Помогала ему собака — овчарка. Как только какая-нибудь овечка, увлекшись травой, начинала отставать, овчарка с лаем гнала ее к отаре.

Беглецы рассчитывали двинуться дальше, когда старик со своими овцами скроется из вида, но все вышло иначе.

У кромки леса, у подножия горного пастбища, трава была сочнее, и старик погнал отару вниз — прямо в сторону той опушки, на которой спрятались Док и Адриано.

Неожиданно овчарка, забыв о стаде, кинулась к их убежищу и принялась бешено лаять и рыть лапами землю. Старик, решив, что в хворосте спрятался зайчонок, попытался было оттащить овчарку за ошейник. Но собака так упиралась всеми четырьмя лапами, не желая уходить, что старик даже замахнулся на нее палкой. Он стал вглядываться в кучу хвороста, пытаясь среди наваленных веток что-нибудь увидеть, потом скинул с плеча винтовку и для очистки совести дважды выстрелил в кучу, прежде чем двинуться своей дорогой. Овчарка полаяла еще немного и побежала догонять стадо.

Когда старик с отарой скрылся за склоном, из хвороста раздался тихий стон. Это не повезло Доку — одна пуля старика ушла в землю, а другая угодила ему в ногу. Всю ночь они шли, а под утро спрятались в этой куче, надеясь немного отдохнуть, отлежаться, поспать. Поспали!

— Ранить? Где ранить?

— Сильно течет, Адриано! Промыть надо, перевязать.

— Да-да! — Итальянец начал раскидывать ветви.

— Тихо ты, а то собака вернется! — зашипел на него Перегудов. — Я лучше потерплю немного.

— Нет-нет, терпеть нет. Много крови, можно умирать, — замотал головой Адриано. Он вылез из кучи, закинул на плечо автомат и помог Перегудову подняться.

Док попробовал ступить на раненую ногу, но тут же сморщился от боли.

— Палку мне надо. Костыль.

— Я помогать. Потом палка. — Адриано взвалил Дока себе на плечи и потащил вниз, к ручью.

Около воды он аккуратно опустил Дока на камни.

— Штанину разорвать надо, — сказал Перегудов, но итальянец не понял, и тогда Док показал жестом на его рубахе: — Рвать, рвать!

Адриано кивнул. Послышался треск разрываемой материи.

— Молодец. Теперь рану промыть надо. Понял, нет? Потом вот этим присыплем. — Перегудов вынул из кармана упаковку с сильным антибиотиком. Чеченцы, когда обыскивали, хотели отобрать ее, но он сказал, что без этого не сможет жить, и они оставили лекарство.

Адриано снял с себя рубаху, оторвал один рукав и, тщательно прополоскав его в ручье, принялся аккуратно смывать с раны кровь.

Док заскрипел зубами от боли.

— Ничего, ничего, — бормотал Бернарди. — Сейчас терпеть немного.

Перегудов взглянул на раненую ногу, скривился.

— Хорошо, теперь я сам.

Он аккуратно ощупал рану. Вдруг вскрикнул и повалился на камни без сознания.

— Что? Что? — залепетал Адриано. Он зачерпнул ладонями воды, побрызгал на Дока.

Тот пришел в себя. Сказал, корчась от боли:

— Пуля не очень глубоко. Кость не задета. Надо бы достать, — сказал он.

— Как? — удивился Адриано.

— Молча. Сходи за хворостом, нужно костер развести. Огонь, понял?

Итальянец кивнул и убежал за хворостом. Скоро он вернулся с целой охапкой сухих веток.

Док протянул ему зажигалку. Адриано долго не мог развести костер, но в конце концов у него это получилось, огонь весело заплясал по сушняку.

Док свинтил пробку с маленькой плоской фляжки, которую он носил в специальном чехле на поясе. Эта фляжка была с ним еще с первой чеченской. Обычно он наливал в нее спирт или коньяк — рану промыть, взбодриться, согреться. Но сейчас она, конечно, была пуста.

— На вот, набери воды и поставь фляжку на огонь. Итальянец все сделал, как велел ему Перегудов.

— Дай-ка сюда автомат!

Адриано протянул ему автомат. Док вытянул из-под ствола шомпол, осмотрел его.

— Опусти во флягу, в воду. Понял?

— Да-да. — Бернарди подумал: неужели этим страшным металлическим прутом Иван собирается извлечь из ноги пулю?

— А что, у тебя есть предложение получше? — словно прочитал его мысли Перегудов. — Был бы нож...

— Нож! Нет, нож нету, — покачал головой Адриано.

Когда вода во фляжке почти полностью выкипела, Док велел достать из нее шомпол. Он снова стер кровь и осторожно ввел металлический штырь в рану, пытаясь нащупать им застрявшую пулю.

От боли у него на глазах выступили слезы. Одно неловкое движение, и Перегудов тут же потерял сознание.

— Иван! Иван! — Адриано снова стал брызгать на него, но на этот раз Док не спешил приходить в себя.

Тогда итальянец перекрестился, торопливо прошептал слова молитвы Пресвятой Деве Марии и взялся за дело сам. Одной рукой он сдавливал рану, нащупывая пальцами пулю, другой пытался подцепить ее шомполом. От вида крови у Адриано всегда кружилась голова, но на этот раз он все-таки сумел взять себя в руки. Наконец у него получилось: остроносая окровавленная пуля была извлечена наружу. Адриано ополоснул ее в ручье и сунул в карман. После чего опять промыл рану товарища и, как велел Док, присыпал ее белым порошком.

Теперь рану нужно было чем-нибудь перевязать. Итальянец со вздохом снова стянул с себя рубаху, оторвал второй рукав.

Когда перевязка была закончена, он без сил опустился на камни и закрыл глаза. Ему слышался крик чаек, плеск волн, родная итальянская речь, виделись блики на воде. Словно на мгновение он очутился дома, в родной Генуе...

Очнулся он от звонкого тявканья. Адриано мгновенно открыл глаза, замер, прислушиваясь. Ему показалось, что где-то неподалеку брякнул автомат. Он торопливо вскочил, раскидал догорающие ветки, передернул затвор автомата и, взвалив на себя Дока, как мог быстро перешел ручей и скрылся в лесу.

Минуты через три из зарослей кустарника появились вооруженные чеченцы. Их было пятеро — мобильная разведгруппа. Один из них присел на корточки перед костровищем, осторожно взял обгоревшую фляжку, продемонстрировал ее своим товарищам, сказал что-то резко-гортанное.

— Аллах акбар! — прокричали чеченцы и бросились в погоню за гяурами.

Колонна стояла на шоссе. Около шестьсот первого бронетранспортера по стойке «смирно» застыл его экипаж: сержант, оператор-наводчик и солдатик-стрелок. Вид у всех троих был довольно бледный. Перед ними, бешено вытаращив глаза, стояли заместитель командира полка подполковник Назаров и начальник штаба майор Беглов.

— Сержант, где журналисты, я спрашиваю! — заорал Назаров, брызгая слюной.

— Ну я же говорю... — начал было сержант.

— Что вы говорите? Вы мямлите, так что ничего разобрать нельзя. Давайте-ка с самого начала. Итак, головная машина подорвалась на фугасе...

— Да, я по рации услышал, что один двухсотый и приказ открыть огонь по «зеленке».

— Ну и?.. Вы выполнили приказ?

Сержант замялся. Зло посмотрел на оператора-наводчика.

— Башню заклинило! А один из журналистов, самый большой из них, он башню расклинил, оператора с места согнал и сам сел за пулеметы.

— Твою мать! Кто машиной командует, журналист или вы?

— Я. — Сержант потупил взгляд.

— Оно и видно. Дальше!

— А дальше он стрелять из пулеметов начал. А другой, который у них главный, отобрал у рядового Лямина автомат и ушел в «зеленку».

— Рядовой Лямин, вам известно, что ваше личное оружие вы не имеете права выпускать из рук?

— Знаю, — вздохнул солдат. — Так он мне его вернул. — Рядовой поправил ремень автомата на плече.

— Вернул он ему! Под трибунал у меня все трое пойдете! — снова закричал подполковник. — Дальше что было?

— Ну вот, который главный, убежал в «зеленку». Прямо под обстрелом. Здорово он так все это делает!

— Без комментариев, сержант!

— Ну вот, а минуты через три вернулся и говорит своим: «Отличный крупный план я в лесу надыбал, пойдемте поснимаем!»

— Так прямо и сказал — поснимаем?

— Так прямо и сказал, — кивнул сержант. — А колонна уже двинулась. А они все четверо сразу в нижний задний люк сиганули и в «зеленке» скрылись. Мы даже глазом моргнуть не успели.

— Что значит — не успели? Кто командир машины?

— Я.

— Вы как командир обязаны были отвечать за безопасность всех, кто находится в бронетранспортере, в том числе и тележурналистов. Или вы об этом впервые слышите?

— Почему? Не впервые, — произнес сержант и опустил голову. — Должен.

— Почему сразу не доложили, что журналисты в «зеленку» ушли?

— Растерялся я немного. По рации все время приказы... Я вообще-то доложил.

— Доложили — через пять минут! На сколько можно удалиться от колонны за пять минут?

— На полкилометра.

— Минимум на пятьсот метров, сержант, минимум! А если бегом — больше чем на километр. Вот поэтому прочесывание никаких результатов и не дало! Ясно вам?

— Так точно!

— Приедем в часть, будем разбираться. Но гауптвахта на неделю вам точно обеспечена! К машине!

Экипаж торопливо полез в бронетранспортер, а Назаров с начальником штаба двинулись вдоль колонны к головной машине.

— Что думаешь? — спросил подполковник.

— А что тут думать? — сказал начальник штаба. — Умыкнули их чечены всех четверых, да и все! Видишь, как с журналистами-то связываться? Себе дороже.

— Идиоты, они, что ли — под пули ради съемки лезть? Армейские будни, говорит, снимать будем. В первом же сопровождении, мать их так!..

— Да нет, не похожи они на идиотов. Судя по рассказу сержанта, под обстрелом профессионально действовали. Видать, приходилось раньше воевать. — Начальник штаба отер платком вспотевший лоб.

— Ну не знаю. Типичные журналюги. Фээсбэшников теперь в полк понаедет! Следствие, то да се. Забот не оберешься! И командир, как назло, в командировке!

— Ничего, Борисыч, прорвемся! — подбодрил Назарова майор. — Слушай, а вдруг они специально свалили?

— Как это — специально? — нахмурился Назаров.

— А вот так! Что, если поездка в Чечню им для того нужна была, чтобы на сторону «чехов» перейти.

— Да ну, брось, нормальные мужики — журналисты! Я с ними водку пил.

— Конечно, нормальные, как Бабицкий какой-нибудь. Будут с «чехами» по горам лазать, материал сенсационный снимать. Представляешь, с той стороны? Потом его каким-нибудь западным телекомпаниям продадут. Десятки тысячи долларов на этом заработают. Сам говоришь — журналюги. Они же за жареный матерьяльчик мать родную продадут!

— Думаешь? — с сомнением сказал подполковник.

— Теперь почти уверен. Надо немедленно фээсбэшникам о ЧП доложить. Фамилии-то хоть помнишь их?

— Помню. Главного у них Пастуховым зовут.

— Сергей Пастухов? — уточнил начальник штаба.

— Да, а что?

— Да ничего! Знал я одного Сергея Пастухова. Он в первую чеченскую в спецназе капитаном воевал. Такие операции со своими головорезами проворачивал — командующий только диву давался! А потом повздорил с каким-то генералом. Его и уволили из армии за несоответствие! И его уволили, и всю его банду. Спецназ потом по ним еще год вздыхал — больше таких орлов не найти! Этот Пастухов, помнится, упрямый очень, всегда на своем стоит. Ну вот что-то и вышло. Темная история...

— Да ну, какой этот спецназовец! Однофамилец, наверное. Мало ли Пастуховых по свету ходит!

— Может, и однофамилец, — кивнул майор.

Док пришел в себя и понял, что Адриано тащит его на себе через орешник. Спина итальянца была мокрой от пота, дыхание хриплым и тяжелым. Док прислушался к ране — нога болела не так сильно, как раньше.

— Устал — отдохни, — шепотом посоветовал он итальянцу.

— О, живой! Санта Мария! — Бернарди слабо улыбнулся и аккуратно опустил Дока на траву. — Отдыхать много — нет! Нельзя! «Чехи»! — Он ткнул указательным пальцем в зелень кустарника. — Собака, старик.

Док кивнул: понимаю, мол.

— Получилось пулю извлечь?

— Да, есть! — Адриано вынул из кармана пулю, протянул ее Доку.

— Ты молодец! За сегодняшний день можно не бояться. А говорил — не сможешь! Найди мне палку, а то мы далеко уйти не сможем. Палку, понял?

— Си, си. Моменте.

Бернарди положил автомат на траву и отправился на поиски подходящей для посоха палки.

И вдруг Перегудов услышал шорох невдалеке, а в следующее мгновение воздух вспорола автоматная очередь. Сверху посыпались срубленные пулями ветки.

— Ложись! — крикнул он. Но итальянца не надо было упрашивать — он и так уже лежал, закрыв голову руками.

Док подтянул к себе за ремень автомат, откатился в сторону и замер.

— Эй, русский, сдавайся, а то убьем, — раздался вдруг голос с характерным кавказским акцентом.

— Ага, сейчас, — сказал Док и выстрелил на голос одиночным. Он обернулся к итальянцу: — Уходи, слышишь, уходи!

— Нет-нет, нельзя, — замотал головой Адриано. — Ты — нога. Я не могу.

— Заладил свое — не могу, не могу! — ворчливо прошептал Перегудов. — Вали отсюда, я сказал! Итальянец подполз к Доку и прошептал:

— Я и ты — вместе!

...Несмотря на то что нам достались трофейные автоматы, я считал, что вооружены мы плохо. Во-первых, патронов всего на три рожка — это девяносто штук. В современном бою солдат за три часа может целый цинк израсходовать — больше тысячи. Во-вторых, для успешного проведения нашей операции одних автоматов мало. Нужен как минимум подствольный гранатомет, а еще лучше станковый — таким одной очередью можно человек пятьдесят положить, нужны ночные прицелы или хотя бы бинокли, чтобы «чехи» в сумерках не застали нас врасплох, нужны мины и гранаты для проведения диверсий в тылу противника. Питание и вода меня беспокоили меньше всего.

Однажды мне с моими парнями в засаде целую неделю просидеть пришлось. Думали, выйдем из части на денек, проведем операцию и вернемся, поэтому по одной коробке сухпая взяли, а получилось — семь суток. Сухой-то паек — ладно. А вот воды в большой фляге — полтора литра. Чуть больше двухсот граммов на день. Нацедишь ее полкрышки, вольешь в рот и держишь, пока она вся не всосется. Так и тянет припасть к горлышку и выдуть сразу всю флягу, а нельзя! На то она и засада, что ты не только разговаривать или курить — шевельнуться не можешь! «Чехи» на нас тогда так и не вышли, зато мы потом как пушинки по горам к месту постоянной дислокации летели. Высохшие, черные, злые. Чем-то на чертей похожи... Поэтому насчет харча я не беспокоился. Главное сейчас — оружие.

Пробежав километра три по перелескам и рощицам, мы сделали небольшой привал.

— Как самочувствие, братцы? — поинтересовался я у своих друзей. Все-таки давно уже мы не делали таких марш-бросков по пересеченной местности.

В городе все больше на колесах приходится.

— Твоими молитвами, — отозвался Артист. — Я только не понимаю, к чему такая спешка? Мы что, «чехов» к границе с Осетией гоним?

— Никого мы не гоним. Назаров мог организовать наши поиски, послать солдат на проческу, вызвать вертушки. А в наши планы встреча с назаровскими солдатами пока что не входит. Кроме того, к вечеру мы должны быть в районе Горагорского. Надо схрон найти.

В первую чеченскую немало нам пришлось всяких схронов повидать. В пещерах, в заброшенных домах, в колодцах — где только боевики оружие не прятали. Спрятал — и гуляет, будто мирный житель, а ночью, как кот, — на охоту. Кроме оружия в схронах можно найти также продукты, медикаменты, литературу пропагандистскую — в общем, все тут есть: и для души, и для тела.

— Где же мы сейчас схрон найдем? — пожал плечами Артист.

— Ничего, около населенных пунктов наверняка есть. Помнится, Боцман у нас по схронам большой специалист.

— Ну-у, когда это было! — протянул Дмитрий.

Я достал из сумки карту, развернул на траве.

— До Горагорского почти тридцать километров. К вечеру мы должны там быть.

— Тридцать? Многовато, — вздохнул Боцман. Ему труднее всех по горам идти. Правило такое: чем человек крупнее, тем меньше в нем выносливости, и наоборот. Вон Муха — не то что тридцать, сорок километров протопает и даже не ойкнет!

— А с камерой чего делать? — поинтересовался Артист. — Светка ее у друзей брала.

— В полиэтилен, закопай и место на карте отметь. На обратном пути заберем.

— Есть, закопать!

Я сориентировался по карте и компасу:

— Все, вперед!

Операция началась. К вечеру мы будем в районе Горагорского, найдем людей, которые занимались поставкой вакцины в Чечню, спросим с них и за Дока, и за Итоева, и за остальных. За все!

Глава девятая. НУРС[2]

Несмотря на то что у Дока и Адриано ди Бернарди был один автомат на двоих, они сумели продержаться почти час, не давая чеченцам подойти ближе или окружить их. Адриано очень боялся, что Перегудов потеряет сознание от боли, но тот держался молодцом: стрелял хоть и редко, одиночными, но не давал противнику сдвинуться с занятых позиций.

— Уходим! — шепнул он Адриано, когда в магазине по его прикидкам осталось не больше пяти патронов. — Только ползком, понял?

— Си, серпента.

— Да, как змея, — кивнул Док.

Они поползли в сторону зарослей. Док думал больше всего о том, чтобы не задеть рану. Выстрелов не было — судя по всему, «чехи» их отход не заметили. То ли из-за того, что смеркалось, то ли потому, что у них уже, как говорится, глаз замылился от непрерывно трепещущей на ветру листвы.

Оказавшись вне зоны видимости противника, они поднялись. Док одной рукой оперся на палку другой — на плечо Адриано, и оба заковыляли вперед. Сейчас они должны были двигаться на север, для того чтобы выйти к железной дороге. Железная дорога — это свои.

— Есть! — радостно прошептал Муха из-под железобетонной плиты. Мне в глаза сверкнул луч фонаря.

— Поаккуратней там!

На окраине Горагорского мы нашли полуразрушенный дом с обвалившимися плитами перекрытий. Дом как дом, ничего особенного, таких сейчас сотни по всей Чечне, однако, обследовав его повнимательней, мы обнаружили, что большой обломок плиты, которым был закрыт вход в подвал, кто-то недавно поднимал домкратами — на стене осталась свежая царапина. Зачем, спрашивается, людям понадобилось залезать в подвал, в котором наверняка ничего ценного давным-давно не осталось? Для того, чтобы спрятаться или что-нибудь спрятать. Кроме того, рядом с плитой мы обнаружили пару придавленных камнями лимонок, чья убойная сила согласно учебнику по огневой распространяется на двести метров. Именно такого типа «подарочки» для неверных чаще всего и оставляют «чехи» в схронах. Наступишь на камешек, граната из-под него и выскочит!

Невдалеке от дома мы нашли куски арматуры, которыми пользовались как ломиками, чтобы сдвинуть плиту с места. Даже вчетвером удалось нам это не сразу. С домкратами «чехам», конечно, легче. Ну что ж, они здесь хозяева, мы — гости!

Через полчаса образовалась щель, достаточная для того, чтобы самому маленькому из нас — Олегу Мухину — проскользнуть вниз. Он взял фонарь и нырнул в темноту...

— Что есть-то? — поинтересовался я.

— Все есть. Видать, недавно заложили, — отозвался из-под плиты Олег. — Принимай!

Схрон действительно оказался довольно богатый. Мы достали из подвала пятьдесят шесть пачек патронов, пулемет, два автомата с подствольными гранатометами, РПГ с комплектом гранат, ночной бинокль, ящик лимонок, а кроме того — полтора десятка десантных сухпаев и три индивидуальных аптечки. С таким запасом можно неделю в глухой осаде продержаться, особенно если ты не чижик зеленый, а офицер спецназа с большим стажем ведения боевых действий!

— Вернемся к нашим баранам, — шепотом сказал я, когда оружие, боеприпасы и еда были распределены. — Наша задача — найти базу боевиков. В селение заходить нельзя — засветимся. Поэтому предлагаю следующий вариант проведения операции: находим кого-нибудь из «чехов» и отслеживаем его путь. Враг сам должен привести нас на базу.

— В горах она замаскирована, — предположил Артист. — Трудно нам будет не засветиться. Селение-то маленькое.

— Надо постараться. Сделаем засаду возле схрона. Будем сидеть как мыши. Не разучились еще?

— С такой работой разучишься, как же! — усмехнулся Боцман.

Мы выбрали себе такую позицию в кустарнике, чтобы были одновременно видны и полуразрушенный дом, и дорога, ведущая в Горагорский. Мухин с биноклем расположился в густой кроне шелковицы, а мы — внизу, в небольшом овражке, усыпанном засохшей листвой.

В засаде мы просидели целый день, но около схрона так никто и не появился. Только в кино злодеи не заставляют себя долго ждать.

Док ощупывал распухшую ногу. Адриано сидел на корточках рядом:

— Больно?

— Не в этом дело. Видишь, как разбарабанило. Грязь попала, и никакой антибиотик не помог. Нельзя раны водой промывать.

— Что делать?

— Идти надо, идти. Будем на месте сидеть, они нас найдут и прикончат. Еще денька два у меня в запасе есть. Потом... — Перегудов недоговорил, что будет потом, но Адриано и так понял — идти с такой ногой он уже больше не сможет, а то и того хуже!..

Бернарди вздохнул. В бегах они были уже третий день. За все это время несколько раз пожевали какой-то кисло-сладкой травы да крохотных яблочек с дикой лесной яблони. Его силы были на исходе.

— Ладно, ты поспи часок, а я покараулю, — неожиданно предложил Перегудов. — Потом двинем.

— Нет-нет, тебе спать, тебе — силы. Я не устать.

— Силы и тебе тоже нужны. Ты какой-то там следователь, а я капитан медицинской службы. Понял, да? Ну вот, как старший по званию, я тебе приказываю: спать!

Адриано послушно лег на траву, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

— В благородство он, видите ли, играет! — ворчливо сказал Док. Он прислонился спиной к стволу дерева и задумался.

Шли они на север, к железной дороге. По его подсчетам, до Терека осталось километров двадцать, не больше. Надо переправиться на другую сторону реки, а там Наурская — автомобильная и железная дорога. Власть, войска, люди. Двадцать километров — это для офицера медслужбы, конечно, ерунда! За день запросто пройти было бы можно, если в не нога и если не приходилось бы днем таиться от «чехов», которые знают здесь все тропы. Ну хорошо, пускай не день, пускай — два. Только бы ногу еще больше не разбарабанило! Ему бы сейчас скальпель или хотя бы нож — разрезать рану, выдавить гной, сделать дренаж. Сразу стало бы легче. Так ведь нет у него ничего! Док потрогал тыльной стороной ладони лоб. Ну вот, кажется, температура поднялась. Все правильно — воспалительный процесс. Не выдержать ему еще два дня! У итальянца тоже силы на исходе. Не будить его сейчас, так и проспит, наверное, целые сутки. Но нет, надо идти. Весть о двух бежавших уже разнеслась по всем аулам. Родственники пацана, которого он огрел по голове, рыщут по лесам, чтобы убить их, другие «чехи» — чтобы взять в плен и подороже продать родственникам пацана. У каждого своя выгода. Да только он им живым не дастся!

Док отстегнул рожок, выщелкнул из него один патрон, положил его в карман, опять присоединил рожок к автомату. Ладно, еще пять минут отдохнет, потом разбудит итальянца.

Док закрыл глаза. Тут же перед внутренним взором возникло лицо матери. Она сказала тихо:

— Ванечка, Ванечка, куда же ты пропал? Я уже малину в саду собрала. Обещал папе крышу помочь перекрыть, а сам!.. Разве можно быть таким необязательным?

— Нельзя, — про себя согласился Перегудов. — Мне бы только до Наурской дойти, а там я и крышу, и малину...

И тут Док услышал, как где-то вдали треснула ветка, и открыл глаза. Неужели он все-таки заснул? Ну конечно, заснул! Солнце уже давно село за горами, и лес погрузился в сумрак.

Теперь Док совершенно ясно различил чьи-то шаги, будто кто-то бежал, громко топая. «Чехи» так не ходят. Они передвигаются неслышно, как коты.

Перегудов вгляделся и вдруг заметил внизу среди деревьев двух вооруженных людей. Они ехали на лошади. Так вот откуда этот топот! Не дожидаясь, когда его заметят, Док приник к земле. На крупе лошади он различил также какую-то поклажу: не то мешок, не то рюкзак. Лошадь — это хорошо.

Раздумывал он недолго — осторожно поднял автомат, прицелился. До всадников было всего сто пятьдесят метров. Но от усталости и слабости руки у него тряслись, прицел прыгал перед глазами. Но он не имеет права промахнуться. Второго выстрела они ему сделать не дадут. Док перевел металлическую скобу на стрельбу очередями.

Еще несколько мгновений, и «чехи» скроются за деревьями. Первый — второй. Первый — второй. Док затаил дыхание и плавно надавил на крючок...

Они упали почти одновременно. Тот, который сидел спереди, так и не выпустил поводьев из рук. Лошадь шарахнулась в сторону и понесла, волоча за собой хозяина. Но вот его рука разжалась, и лошадь скрылась за деревьями.

Док выматерился. Убежавшая лошадь в его расчеты не входила.

От выстрелов закричали перепуганные лесные птицы.

— Что? — раздался сзади испуганный голос итальянца.

— Ничего! — неожиданно рассердился Док. — Беги лошадь догоняй, живо!

— Лошадь?

— Конь, лошадь. Да не телись ты, быстрей! Далеко она не уйдет!

Адриано побежал по склону в ту сторону, куда указал ему Док. Скоро он оказался на лесной тропе. Побежал по ней, едва переставляя ноги, но никакой лошади впереди видно не было. Адриано бежал и озирался — ему было жутко в этом сумеречном чужом лесу.

Тем временем Док с трудом поднялся и, опираясь на палку, заковылял к лежащим на земле чеченцам. Поднял отлетевший на несколько метров в сторону автомат. Магазин был полон. Вот и замечательно — патронов у них теперь хватит. Тот, который правил лошадью, был мертв. Док обшарил карманы, нашел ламинированное удостоверение командира батальона независимой Ичкерии. Ему уже неоднократно приходилось видеть такие... С фотографии на него смотрел парень лет двадцати с небольшим. Ишь ты, командир он! Большая фляга на ремне, двести пятьдесят долларов, фотография девушки с рассыпавшимися по плечам пышными волосами. Еще Перегудов обнаружил во внутреннем кармане его куртки импортную портативную рацию. Он подполз ко второму. Чеченец лежал, уткнувшись лицом в землю. На голове у него была защитного цвета кепка с длинным козырьком. Док перевернул чеченца, кепка слетела с головы, и по плечам рассыпались густые темные волосы. Девушка в мужской одежде! На вид ей было лет семнадцать. Перегудов на мгновение опешил, потом приставил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс. Пульс прослушивался, но редкий. Док стал торопливо расстегивать пуговицы ее военной куртки. Входное отверстие было в спине с левой стороны. Перегудов приложил ухо к ее груди. Кажется, легкое задето. Плохо! Он достал из кармана упаковку с антибиотиком. Ему не помогло, может быть, ей поможет? Приподнял голову девушки, высыпал ей в рот порошок, влил немного воды из фляги. На время он даже забыл о своей раненой ноге.

Ему показалось, что она приходит в сознание. Задрожали веки. Она приоткрыла глаза.

— Девушка, вы меня слышите? Девушка?

Она сказал ему что-то по-чеченски, вздрогнула и снова закрыла глаза. Док приложил пальцы к ее шее. Пульс больше не прощупывался. Док приподнял пальцами ее правое веко, чиркнул зажигалкой. Зрачок на свет не реагировал. Док застонал, сильно ударил кулаком по земле.

— Прости меня, прости, я не хотел! — пробормотал он, склонясь над девушкой.

Его взгляд упал на лежащий рядом автомат — тот, из которого он свалил этих двоих. Док отстегнул рожок — магазин был пуст. Тогда он вынул из кармана патрон, припасенный для себя, загнал его в патронник. Вспомнил о попутчике. У итальянца теперь будет оружие, рация, деньги, а может быть, и лошадь. В таком случае уже утром он будет в Наурской. Вот и замечательно! А ему... ему два дня с такой ногой все равно не продержаться...

Он включил рацию, покрутил ручку настройки.

— Всем, кто слышит меня, всем, кто слышит меня. Я капитан медицинской службы Перегудов. У меня есть важная информация для федералов.

Док отжал кнопку, но никто на его призыв не отозвался, рация громко шипела. Значит, не судьба! Перегудов отключил рацию, положил рядом с собой на землю, приставил ствол автомата к горлу. Ну-с, вот и все! Перед глазами опять появилось лицо матери. Ничего, ребята ей помогут: и деньгами, и морально, и папаше крышу перекрыть помогут... Он протянул руку к спусковому крючку.

— Стоять! Стоять! — услышал он знакомый голос, а в следующее мгновение Адриано ударом ноги выбил автомат. — Что? Суисидио! Это нельзя! Это преступление! — И тут взгляд итальянца упал на девушку, и, мгновенно поняв что-то, Адриано осекся.

— Дай автомат, — устало попросил Док.

— Не дать, — мотнул головой Адриано. — Не дать!

— Дернул же меня черт взять тебя с собой, макаронник чертов! Даже умереть спокойно не даст! — Док тяжело вздохнул.

— Умереть нельзя. Жить — можно, — сказал Адриано, подбирая с земли трофеи.

— А лошадь-то где?

— Нет. Я много бегать. Лошадь нет. Что делать? — Итальянец кивнул на трупы. — Хоронить?

— Нет, хоронить их мы не можем. Нельзя. Для чеченцев это грех. Они их сами похоронят. Понял?

— Тогда нам надо идти.

— Да, ты прав, надо идти. — Док с трудом поднялся с земли, оперся на плечо итальянца. — Скажи, зачем ты меня остановил?

— Так нельзя. Део не разрешать.

— Део? Да если бы он был, твой Бог, разве позволил бы такому твориться на земле? — с горечью произнес Перегудов. Он снова включил рацию, настроил ее на воинскую волну: — Кто-нибудь слышит меня? Кто-нибудь слышит? — Рация отозвалась громким шипением, тем не менее Док продолжал: — Здесь Перегудов, капитан медицинской службы. Со мной итальянец Адриано ди Бернарди. Мы бежали из плена и сейчас находимся примерно в двадцати километрах к югу от Наурской. Движемся строго на север. У меня есть сведения государственной важности, касающиеся безопасности армии на территории Чечни. — Иван прекрасно понимал, что «чехи» могут слышать его — ведь они наверняка ведут радиоперехват на частотах федеральных сил, — вычислить местонахождение, но другого выхода у него не было.

Никто не отозвался, рация только шипела в ответ. Док выключил ее.

— Рипетер?

— Нет, повторять не будем, а то батарея быстро сядет. Завтра.

— Завтра, — кивнул итальянец. Они медленно двинулись вниз по склону. Каждый шаг давался Доку с большим трудом.

...Было уже темно. Муха дал сверху условный сигнал: тихонько пискнул один раз птичкой-зарянкой. Это значило, что к полуразрушенному дому кто-то приближается. Мы затаились. Действительно, минуты через две к дому подошли двое молодых чеченцев. Один, внимательно поглядывая по сторонам, остался снаружи, а другой нырнул в дыру в стене, оставленную снарядом. Ничего, долго он там не пробудет!

Чеченец выскочил из дома через несколько секунд, начал орать на товарища, отчаянно жестикулируя. Тот не остался в долгу, тоже принялся кричать. Вдруг они одновременно опомнились, замолчали и бросились бегом по дороге. Мы подождали несколько секунд, потом я сделал знак Артисту — он у нас самый шустрый. Семен выскочил из засады, пригибаясь и прячась за укрытиями, побежал следом за «чехами».

Если эти двое не заметят слежки — все хорошо. Заметят — вся наша засада псу под хвост!

Мы стали ждать. Главное, чтобы его в селении не замели! Ни чеченцы, ни федералы. Если заметут федералы, долго придется объяснять фээсбэшникам, как он тут очутился, если «чехи» — можно за упокой души Семена Злотникова свечку ставить. Просто так он им, конечно, не дастся...

Что за дурацкие мысли лезут в голову? Все у нашего Семена будет хорошо.

Он вернулся минут через двадцать. Устало опустился на землю, отдышался немного и сказал:

— Хахалгийская улица. Дом номер восемь. Во дворе «Жигули» — раздолбанная «пятерка». Номер 5632 ЧЕС. Кажется, они собираются на тачке сваливать. Сам видел — вещи таскают. Что делать-то будем без колес?

— Ничего страшного — Я разложил на земле карту и осветил ее фонарем. Видите, дорога здесь в горы одна и делает крюк километров пять, огибая высоту 1243. Пока они ее объезжают, мы успеем оказаться наверху, а отгула они, с ночной-то оптикой, как на ладони будут.

— А чего мы тогда сидим?

Мы выбрались из своего укрытия и уже через пять минут карабкались по густо заросшей лесом горе.

Когда мы забрались на высочу 1243, наши «чехи» проехали еще только две трети пути. Даже без ночной оптики их «пятерка» благодаря стоп-сигналам была видна как на ладони. Но вот она свернула с дороги в кусты, остановилась, и сигналы погасли. Я приставил бинокль к глазам.

Два зеленоватых, как инопланетяне, человечка выбрались из машины и направились в лес.

— Посмотрите по карте: где дорога сужается, что там? — попросил я, не отрываясь от бинокля.

— Справа или слева? — спросил Боцман.

— Слева.

— Слева, между высотками 824 и 1031, ущелье, заросшее лесом.

— Как думаете, зачем людям ночью по заросшим лесом ущельям шастать?

— А че такого? — усмехнулся Артист. — Может, им подышать свежим воздухом захотелось, а ты их подозреваешь черт знает в чем!

— Конечно, ты прав — подышать, а заодно доложить командиру, что схрон в доме на окраине Горагорского найден федералами. Видишь, как вольготно они себя здесь чувствуют? Никто над душой не стоит, документы через каждые пять минут не проверяет. Думаю, это и есть та база, про которую говорила снайперша.

— Снайперша-то хоть симпатичная была? — поинтересовался Артист.

— А тебе-то что? — отозвался Муха. — У тебя ж теперь журналистка есть.

— Просто так интересуюсь, из эстетических соображений.

— От «просто так» тоже дети бывают, — усмехнулся Олег.

— Отставить разговорчики. — Я понимал своих парней: засиделись они в засаде. Двое суток, считай, ни поболтать, ни посмеяться.

Все замолчали.

— Будем ждать, пока «пятерка» назад не поедет. Если утром — завтра к ночи выходим в разведку, если сейчас — сразу пойдем. Ждать у моря погоды у нас больше времени нет.

— Разведаем боем или как? — поинтересовался Боцман.

— Или как. Будем действовать по обстоятельствам. Но за Дока они у нас по полной программе огребут. А для начала хорошо бы нам их командира в качестве «языка» взять.

— Язык с хреном пойдет? — пошутил Муха.

— Со сметаной. Все, мужики, хватит базарить. Послушаем музыку тишины.

Воцарилось молчание. Где-то внизу стрекотали цикады. Небо было звездным и очень близким — казалось, вытяни руку и достанешь до него. Горагорский был погружен в темноту. Где-то вдали лениво брехали собаки. Не спится им, как и нам.

В бинокль смотрели по очереди — от ночной оптики глаза быстро устают.

Ущелье было погружено во мрак. Никаких признаков жизни. Ни потревоженная птица не вскрикнет, ни огонь не мелькнет. Федералам сюда, конечно, никогда не добраться. А если и доберутся — ничего не обнаружат. База наверняка тщательно замаскирована — пройдешь в двух метрах и не заметишь, подходы наверняка хорошо охраняются.

Пожалуй, прав Артист — разведку без боя вряд ли удастся провести. Мы здесь чужаки, они — у себя дома.

Где-то за горой звонко грохнула автоматная очередь, прокатилась эхом по горам. Нет, это не в ущелье — дальше. Снова все стихло. Интересно, кто стрелял?

Как известно, всякая езда по ночам в Чечне запрещена. Стреляют без предупреждения, да только, видимо, нашим чеченам на «пятерке» этот закон не писан. Через час с небольшим Боцман увидел в бинокль, как из кустов на дорогу опять вырулила уже знакомая нам машина. Получили инструкции, а может быть, и по морде за плохую сохранность оружия и боеприпасов, теперь спешат в Горагорский, домой. Спешите, ребята, спешите! Целый день нам сэкономили.

На все про все у них ушел час с небольшим. Если учесть, что это путь туда-обратно плюс разговоры с командованием, — значит, база находится где-то совсем недалеко. По ночному лесу больше двух километров за полчаса никак не сделать.

Отойдя к ближайшему кустарнику и накрывшись курткой с головой, чтобы свет от фонаря не было видно, я снова расстелил карту и прикинул, где может находиться база, про которую говорила тогда Полина. Значит, люди именно с этой базы занимаются всеобщей вакцинацией чеченского населения? Что-то с трудом верится... Как-то очень уж все тут... по-деревенски... Ничего, скоро все выясним.

— Ну что, поработаем в ночную смену? — шепотом спросил я у своих парней.

— Чего ж делать-то, командир, — придется, — так же шепотом ответил мне Артист.

Мы попрыгали на месте, проверяя, не бренчит ли что-нибудь из амуниции, и тронулись в путь. По моим подсчетам, к пяти утра мы должны были подойти к базе.

Адриано ди Бернарди осторожно посадил Дока на поваленное дерево, сам устало откинулся на спину. Уже светало. За ночь они сделали не больше трех километров. Док теперь совсем не мог ступать на раненую ногу — адская боль тут же отдавалась во всем теле, и теперь итальянцу приходилось тащить его на закорках.

Док смотрел на мокрую от пота спину Адриано.

— Ну что, не рад? — спросил он неожиданно.

Итальянец повернулся:

— Почему?

— Я в себя кончил, а тебе легче было бы.

— Это не легче. — покачал головой Адриано. — Это много трудно.

— Труднее, — поправил Док. — Ты, я смотрю, любишь философствовать о всякой ерунде. Что тебе труднее? Я тебе кто — брат, сват? Нашел, кого жалеть! Я, между прочим, один от «чехов» бежать хотел, а потом пожалел тебя — все равно расстреляют. Взял, на свою голову, а теперь он будет меня жизни учить. Вы, итальянцы, все такие правильные или встречаются говнюки типа меня?

— Мудак, — тихо произнес Адриано.

Неожиданно Док рассмеялся.

— Как что-нибудь хорошее по-русски выучить — поговорку или стишок, — так не дождешься, а как ругаться — это пожалуйста!

— Я знать, я учить, — обиделся Адриано. — «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем...»

Док невольно рассмеялся, до того забавно было слышать пушкинские строки из уст итальянца.

— Плохо? — нахмурился Адриано.

— Хорошо. Давай дальше.

— "...угасла не совсем... Но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадежно, то робостью, то ревностью..."

— Тихо! — Док замер, вытянув шею. — Слышишь?

— Нет, — помотал головой Адриано.

— Машина идет. Грузовик типа «Урала». Знаешь, что такое «Урал»?

— Конечно, знать. Провинция.

— Сам ты — провинция! Это машина такая. На Южном Урале ее выпускают. «Чехи» на таких обычно не ездят. Наши ездят. Понял? Рацию давай.

Адриано протянул Доку рацию.

— Всем, кто меня слышит, всем, кто меня слышит... — Но эфир, как и раньше, был пуст. — Повымирали они все, что ли, сволочи? — Перегудов выключил рацию. — Теперь мы с тобой, Адриано, точно дойдем!

В палатке, за столами, обложившись со всех сторон бумагами, сидели двое следователей ФСБ. Одного за другим вызывали свидетелей ЧП с тележурналистами и допрашивали их.

Свидетели волновались и много курили, в палатке стоял густой сизый дым — хоть топор вешай. Время от времени один из следователей вставал и откидывал полог палатки — проветрить, иначе работать было невозможно.

Допрашивали сначала солдат, потом сержанта — командира машины, в конце концов очередь дошла и до подполковника Назарова.

— Разрешите?

— Проходите, пожалуйста, — приветливо улыбнулся Назарову фээсбэшник. — Присаживайтесь. Разговор нам с вами долгий предстоит.

— Понятно. — Подполковник вздохнул. — Мне эти журналюги сразу не понравились.

— Почему? — удивился первый следователь.

— Ну как... — подполковник замялся, — приехали, говорят, будем солдатские будни снимать, а сами за весь день даже ни разу камеру не включили.

— Вот оно как... Может, люди отдохнуть с дороги хотели?

— Да нет, мне мужики рассказывали, которые в Ханкале стоят, что, если телевизионщики приезжают, тут же камеры ставят, свет — и пошла съемка! За день отснимались и свалили. Понятно, конечно, боятся чуваки.

— Эти, видимо, не боялись. Почему вы сразу же своими сомнениями не поделились?

— Я значения этому поначалу не придал.

— Как они вам представились? От какого канала? — поинтересовался второй следователь.

— От РТР.

Фээсбэшники многозначительно переглянулись между собой.

— Аккредитационные свидетельства вы у них видели?

— А как же! Первым делом поинтересовался. Все как положено. Вот списочек-то: фамилия, имя, отчество, должность. — Назаров выложил на стол листок.

— Спасибо, список у нас уже есть, — кивнул первый следователь. — А вас не удивило, что съемочная группа состоит из четверых здоровых мужчин?

— Баб-то сюда не посылают. Редко очень.

— Ну так вот, знайте на будущее, что, как правило, мобильные съемочные группы, посланные телевизионным каналом в командировку, состоят из двух-трех человек.

— Наверное, и по четыре бывают, — попробовал возразить подполковник.

— Может быть, и бывают, но канал РТР никакой съемочной группы в Надтеречную не посылал, — ядовито улыбнулся подполковнику второй следователь.

— Как — не посылал? — Лицо у Назарова вытянулось. — А бумажки-то их?

— С этими бумажками только в туалет сходить. Фальшивые они были, фальшивые, понимаете? — У фээсбэшника был такой проницательный взгляд, что подполковник невольно поежился. — Что еще подозрительного вы заметили?

— Ничего вроде. — Назаров задумался. — Знаете, когда сержант Кальпидин мне про их действия во время боя рассказывал, я несколько удивился. Действовали они так профессионально, будто всю жизнь только тем и занимались, что воевали. Этот... как его... Хохлов, как минимум троих «чехов» уложил. А Пастухов, тот вообще наступательную тактику применил. Под прикрытием пулеметов с брони сделал вылазку. А ведь нас тогда плотно чеченцы обложили. Три двухсотых, пять трехсотых. Вы как думаете, их в плен взяли или они сами на ту сторону ушли?

— Я пока что никак не думаю. Для того чтобы думать, мы и собираем свидетельские показания, — менторским тоном произнес первый следователь. — Как вы считаете, Анатолий Борисович, кто в их группе главный?

— Этот Пастухов и есть главный. А что? Преступники они, да?

— Анатолий Борисович, ознакомьтесь с одной интересной справочкой, а потом продолжим разговор. — Второй следователь протянул Назарову листок бумаги.

Руки заметно дрожали, поэтому подполковник положил листок на стол.

"Секретно

СПРАВКА

В 1995 году капитан Пастухов С.С., капитан медицинской службы Перегудов И.Г., старший лейтенант Хохлов Д.А., старший лейтенант Ухов Н.И., лейтенант Злотников С.Б., лейтенант Мухин О.Ф. и старший лейтенант Варпаховский Т.О. проходили службу в составе опергруппы специального назначения (командир — Пастухов С.С.) на территории Чечни. За время прохождения службы неоднократно участвовали в боевых операциях по ликвидации бандформирований на территории республики и за ее пределами. Так, названной опергруппой был ликвидирован завод по производству наркотиков под Хал-Килоем, ликвидированы восемь бандгрупп, захвачены в плен пятеро полевых командиров.

Капитана Пастухова и членов его группы отличает высочайший профессионализм, великолепное знание военной техники и вооружения, основ диверсионной деятельности. Группа маневренна и способна к ведению боя в любых условиях горной местности.

Особо следует отметить способность группы к скрытному передвижению и маскировке. Так, во время проведения операции под Ачхой-Мартаном группе Пастухова удавалось оставаться не замеченной в течение четырех суток и производить в тылу противника интенсивную разведку.

В силу неустановленных причин личным распоряжением командующего объединенной группировки все члены группы были разжалованы и уволены из рядов РА.

В 1996 году шариатским судом самопровозглашенной республики Ичкерии Пастухов С.С. был заочно приговорен к смертной казни.

Составлено по требованию компетентных органов

бывшим зам. начальника секретной части

отдельного батальона специального назначения

капитаном Лисовским А.В."

Подполковник отер со лба выступивший пот.

— Значит, они диверсанты?

— Бывшие офицеры спецназа.

— Теперь понятно, почему они так смело действовали во время нападения на колонну. Профи. Только тут семь человек указано, а у меня в полку было четверо: Злотников, Пастухов, Мухин и Хохлов. Про остальных троих я ничего не знаю.

— Конечно, не знаете. Варпаховский и Ухов погибли два года назад, Перегудов предположительно — тоже. Скажите, у вас не возникло при чтении этой справки никаких дополнительных соображений? — спросил первый следователь.

— Н-нет... — Назаров пожал плечами.

— Это плохо, — вздохнул второй следователь. — Шариатский суд приговорил Пастухова к смертной казни. Как вы думаете, он об этом знал?

— Должен был знать.

— Вот именно. Но даже зная об этом, Пастухов вдруг снова собирает всю свою группу и, прикрывшись фальшивым аккредитационным удостоверением, въезжает на территорию Чечни. Ему что, жить надоело? Да любой сепаратист, узнавший Пастухова, немедленно приведет приговор в исполнение, и никакие приемы диверсионной работы ему тут не помогут. Спрашивается, зачем ему было ехать сюда из своего благополучного Подмосковья? Все это, вкупе со странным, внезапным увольнением из армии, не может не наводить на определенные размышления. Вы согласны со мной?

— Не знаю, — простодушно сказал подполковник и снова пожал плечами.

— Тут, Анатолий Борисович, два варианта. Либо он хочет свести с кем-то счеты и поэтому собрал своих людей, либо приговор шариатского суда был вынесен для отвода глаз и теперь он приехал для проведения какой-то диверсионной операции против наших войск. Лично я склоняюсь ко второму варианту, — сказал первый следователь.

— Я тоже, — кивнул второй. — Если он хотел кому-то отомстить, то почему не сделал этого раньше? Чего ждал?

— Вот именно.

— Получается, я у себя в полку предателей приютил? — Подполковник насупился. — Ублюдки! Знал бы — своими руками бы!..

— Анатолий Борисович, это пока что всего лишь версия. Но я думаю, скоро мы получим доказательства того, что Пастухов с его группой выполняют задание главарей сепаратистов. Недавно получена информация о крупных денежных переводах из зарубежа. Значит, в скором времени начнется активизация бандформирований.

— Черт возьми! — досадливо покачал головой Назаров.

— Надеюсь, этот разговор останется между нами?

— Ну конечно.

— Тогда простая формальность — подпишите, пожалуйста, протокол.

Когда подполковник Назаров вышел, первый следователь встал и опустил полог палатки:

— Ну что, думаешь, расскажет?

— Должен. Через день вся армия будет знать, что капитан Пастухов — легенда отдельного батальона спецназа — ушел служить к боевикам. И тогда я за его жизнь и гроша ломаного не дам.

— Чего, спрашивается, мужикам не жилось? Бабки у Горобца хорошие, работа непыльная. Нет, потянуло приключений на свою задницу искать!

— Кто любит арбуз, а кто свиной хрящик. Этим, видишь, приключения подавай. Я думаю, докладывать мы с тобой пока не будем Подождем результатов.

Так как никаких маскхалатов тележурналистам по статусу не положено, пришлось искать естественные средства маскировки. Мы с ребятами как следует извалялись в пыли, чтобы одежда приобрела землистый оттенок, кроме того, понацепляли на себя веток, так что теперь чем-то походили на кусты какого-нибудь барбариса.

Как только стало светать, мы прекратили всякое движение и замерли, устроившись в удобной и совершенно неприметной ложбинке. Все, время пошло — нельзя ни говорить, ни курить, ни шевелиться.

Прошло часа два. Никаких признаков жизни. Заросшее лесом ущелье словно вымерло. Только птички поют да мошкара над ухом ноет. Такое впечатление, что это заповедник, куда вход людям категорически запрещен, этакий необитаемый остров посередине войны. Знаем, знаем эти штучки. Стоит только повернуть в эту необитаемость и вылезти из укрытия, как тебя тут же возьмет на мушку сидящий в кустах снайпер.

Ничего, ничего, мы посидим, подождем, пока люди с базы «проявятся» сами. Ведь не просто так эти двое на «пятерке» сюда вчера приезжали!

Краем глаза я заметил, что Муха машет мне рукой — одной кистью, привлекая внимание. Я посмотрел на него, и он показал мне два пальца — двое идут. Я осторожно выглянул из укрытия. Да нет, вроде никого. Прислушался и через несколько секунд действительно услышал шаги. Вот какой у Мухи острый слух!

Один шел неровно, судя по всему, хромал. Второй топал громко, как слон. Ни спецназовцы, ни «чехи» так не ходят. Дилетант какой-то, «чайник». Местные жители? А может, бандиты таким образом проводят разведку? Пустят вперед себя парочку таких «местных жителей», они и проверят тропы на предмет присутствия посторонних. Если даже их патруль остановит, документы у них наверняка в порядке, оружия нет. Почему здесь ходим? «Овца у нас сбежала, товарищ начальник, ищем вот теперь по лесу». Попробуй докажи, что они из банды. А потом из какого-нибудь укромного местечка вытащат завернутую в полиэтилен рацию и передадут своим, что тропа свободна. Или наоборот...

Я жестом приказал своим взять этих двоих на мушку. Сам наставил бинокль. Ага, вот они! Оба в лохмотьях, оба заросшие, бородатые, худые. Один со светлыми, выгоревшими на солнце волосами, другой — чернявый, помоложе. Который светлый — еле идет. Икра обмотана окровавленной тряпкой. Судя по всему, серьезное ранение. Нет, на чеченцев они не похожи. По крайней мере, тот, который повыше. Чем-то он на Дока смахивает. Неужели наши — из плена сбежали? А вдруг не из плена? Вдруг их специально чеченцы послали, чтобы никаких подозрений у федералов возникнуть не могло? Вполне может быть. Во всяком случае, раскрываться мы перед ними все равно не будем. Перед нами другая задача стоит: выяснить, где именно находится база и разобраться с их командирами насчет вакцины. Если эти двое нас не заметят, пускай себе идут с миром. Я сделал своим знак замереть.

А двое топали уже совсем рядом — метрах в десяти от нас. Было даже слышно их тяжелое дыхание.

— Погоди, Адриано, не могу больше. Давай отдохнем! — сказал тот, который был повыше.

Мы переглянулись — до того этот самый голос был похож на голос Дока! Внешне его было не узнать, настолько он исхудал, загорел, зарос, изменился, — но голос... Голос я бы узнал даже во сне!

Я зажал себе рот рукой, чтобы не закричать от радости. Док жив! Жив! Какая сволочь его раньше времени похоронила, интересно знать?

— Да-да, немного. — У второго был сильный акцент, но не кавказский — европейский. Ну конечно, раз Адриано — он итальянец!

Что делать? Вылезти из укрытия, помочь раненому Доку и тем самым обнаружить себя перед «чехами», провалив всю операцию, или сидеть тихо как мыши? Часа через три они так и так выйдут на дорогу, а там уже смогут поймать какой-нибудь транспорт. Ну а если их впереди уже поджидает засада «чехов»? Ведь идут-то они по «заповедной» зоне! Док, похоже, ранен серьезно, так что не сможет долго продержаться! Нужно было немедленно принимать решение! В конце концов, зачем мы в Чечню поехали, а?

— А хрен с ней, с этой базой! — сказал я громко, поднимаясь с земли.

Перегудов и Адриано замерли от неожиданности, когда я, грязный как черт, возник вдруг перед ними. На моей голове и плечах покачивались ветки, усыпанные листочками.

— Серега! — вдруг охнул Док, узнав меня.

— Иван! Глазам не верю — жив! А мы тебя уже похоронили!

Я бросился к нему обниматься. Не выдержали, поднялись из своих укрытий и остальные. Итальянец смотрел на нас разинув рот. Из-под земли мы, что ли, выросли? И только когда Док начал обниматься со всеми по очереди, итальянец, наконец поняв, что мы — это спасение, неожиданно расплакался.

— Грацие, грацие, — бормотал он, не утирая слез.

— Это Адриано ди Бернарди. Следователь прокуратуры из Генуи.

— Очень приятно. — Я пожал итальянцу руку.

— Третий день идем. Бежали из плена.

— Ранение серьезное?

— Само по себе ранение плевое, да вроде как заражение началось... Меня немедленно нужно в госпиталь.

— Будет тебе госпиталь. У нас рации нет, только сотовые. Вояки не смогут наш сигнал поймать.

— У нас есть, да только она ни хрена чего-то не ловит. — Док протянул мне трофейную рацию.

Я покрутил ручку настройки. Действительно, только шипение. Странно. Тут до Горагорского всего ничего — километров двенадцать, там же стоит принявший нас полк. Вдруг меня осенило:

— Глушат они наши частоты, понял, нет? Как входишь в ущелье — сразу глушить начинают. И пеленгуют с базы. Поэтому давайте-ка мы отсюда побыстрее уходить!

— С какой базы?

— База у них тут, Док. Готовят боевиков, обеспечивают всем необходимым. Потому мы и сидели в засаде — засечь ее пытались.

— База под Горагорским?

— Именно.

— Между прочим, она-то мне и нужна!

— Сейчас тебе, Док, в госпиталь нужно, а база от нас никуда не денется.

— Да нет же, Сережа!.. Потом поздно будет! — Док заволновался. — Ведь они наших...

И в это мгновение воздух вспорола пулеметная очередь. Я с силой толкнул итальянца на землю и сам скатился в ложбину.

— Все живы?

— Вроде все.

Такого исхода событий я боялся больше всего — теперь «чехи» нас точно отсюда живыми не выпустят! Плохо, что все мы так кучно сидим. Достаточно сюда из миномета один раз выстрелить, и все!.. Но теперь уже поздно было что-либо менять — стоило мне приподнять голову, как тут же снова засвистели пули. Быстро же они пристрелялись!

Мои парни безо всякого приказа тут же заняли круговую оборону. Да только что толку? Сколько нас тут — шестеро, считая раненого Дока? Да, теперь не видать нам базы как собственных ушей! Нужно было немедленно найти выход из создавшейся ситуации.

Я огляделся. Если бежать вправо по склону, метрах в пятнадцати от нашей ложбинки есть кусок скалы, за которым можно укрыться. В такой стычке главное, чтобы местность не простреливалась со всех сторон! Пятнадцать метров — это, конечно, немало, но другого выхода у нас нет. А, была не была! Кто не рискует, тот не пьет шампанского!

— Мужики, огонь пока не открывать. Муха, ты примерно засек, откуда стреляли?

— Да, — кивнул Олег.

— Когда я скомандую, Мухин и Артист открывают огонь из подствольников и автоматов. Стреляйте длинными очередями, можете даже по целому рожку за раз выпускать. Главное, чтобы было как можно больше шума. В это время Адриано с Боцманом уносят Дока. Сначала вон туда, за камень, а потом дальше, к дороге.

— А ты? — поинтересовался Артист.

— А я... — Мне не хотелось раскрывать все карты, и я ответил уклончиво: — А я делаю финт ушами, отвлекаю «чехов». Короче, приказы не обсуждаются.

— Да мы же вроде штатские! — хмыкнул Артист и тут же по-военному отозвался: — Есть!

Он зарядил в подствольник гранату. Муха выложил перед собой четыре полных магазина. Сейчас они с Артистом будут создавать видимость шквального огня. Она, эта видимость, секунд на тридцать, не больше.

— Стрельба не более минуты. После чего мгновенно отходите с позиции. Понятно? — Я сурово оглядел своих парней. — Все, мужики, работаем. Огонь!

И едва Артист с Мухой открыли огонь, я тут же махнул рукой Боцману — пошел! Боцман взвалил Перегудова на спину и понесся с ним к камню. «Понесся» — это, конечно, сильно сказано, но пробежал он эти пятнадцать метров довольно шустро.

«Чехи» озверели от такой наглости — казалось, все ущелье палит в нашу сторону. Я то и дело слышал, как пули впиваются в стволы деревьев, взрывают землю под ногами. Еще немного, и меня накроет! И тут я сделал тот самый финт, о котором меня хотел пытать Артист, — я выскочил из укрытия, но побежал не к камню, а в противоположную сторону, на виду у противника. Ну давайте, давайте, «чехи», держите меня на мушке, поиздевайтесь надо мной, поиграйте, сегодня я ваш!

Пулеметчик, не ожидавший моего маневра, слегка запоздал. Очередь сломала ветку у меня над головой. Я сделал огромный прыжок и оказался за стволом какого-то большого лиственного дерева.

Прошла почти минута. Артист с Мухой все еще находились в прежнем нашем укрытии, стреляли — интенсивнее некуда.

— Уходите! — заорал я им что было мочи, хотя они меня все равно, наверно, не могли услышать. Пулеметчик снова ударил в мою сторону, и на меня сверху полетела кора и срубленные очередью ветки. Давайте, давайте стреляйте, суки! Я требую уделить мне как можно больше внимания!

Наконец Артист выбрался из укрытия и побежал к камню. Муха прикрывал его отход, а через несколько секунд и он кинулся следом. Молодцы, парни! Они не успели еще добежать, как по бывшему нашему укрытию ударили сразу из нескольких подствольников, земля в ложбинке закипела от рвущихся гранат. Я невольно перекрестился, радуясь тому, что ребята все-таки выполнили мой приказ. Ну что ж, мне на месте не резон сидеть, через несколько секунд здесь также станет жарко. Я дал очередь наугад и покатился по склону. Потом вскочил, побежал, петляя, как заяц. Бежал и орал что было сил:

— "Чехи", я здесь! Вот он я, Пастухов! Разозлюсь — всем кирдык сделаю! Пастухов я! Берите меня, берите! — Таким дурацким образом я пытался отвлечь огонь на себя. Но только «чехи» не дураки, умеют количество стволов у противника считать — били и по мне, и по Мухе с Артистом.

Боцман, пошатываясь, вышел на дорогу, осторожно опустил Дока на придорожный камень. Почти два километра он бежал с товарищем на спине и за это время ни разу не присел, не отдохнул.

— Ну ты, Дима, даешь! — восхищенно сказал Док.

— А че, нормально! — произнес Хохлов, тяжело дыша. — Своя ноша не тянет. — Он на минуту присел рядом с камнем, потом вдруг резко поднялся: — Ну ладно, я пошел.

— Куда ты пошел?

— Туда. Пацаны там бой ведут, а я чего?

— Нету их там уже! Пастухов не дурак в пристрелянном укрытии сидеть! У тебя какой приказ был?

— Тебя тащить.

— Вот и не дергайся раньше времени. Давай попробуй-ка лучше связаться с нашими. Свяжешься — дай координаты авианаводчикам, вот и будет ребятам помощь. Квадрат-то помнишь?

— Помню, — кивнул Боцман.

Сзади раздался треск веток. Хохлов оглянулся, держа автомат на изготовку. Из кустов показался ободранный итальянец. Адриано часто хватал ртом воздух, прерывисто хрипел, а добравшись до камня, на котором сидел Док, упал на траву, широко раскинув руки. Боцман улыбнулся, глядя на него.

— Где ты его подцепил, Док?

— В зиндане вместе сидели. Хороший парень, только климат ему наш не подходит. Давай радируй. Открытым текстом шпарь. Всем, кто слышит меня...

— Всем, кто слышит меня, всем, кто слышит меня: в двенадцати километрах от Горагорского в ущелье между высотами 824 и 1031 группа из трех человек ведет бой с боевиками численностью до пятидесяти человек. Просим поддержки с воздуха и с земли! Просим поддержки с воздуха и с земли! — Боцман отжал кнопку, и рация зашипела, и вдруг в ней прорезался громкий бас:

— "Саранча" вас слышит! «Саранча» вас слышит! Кто на связи?

— Старший лейтенант спецназа Хохлов.

— Через пять минут две вертушки пойдут в вашу сторону. Еще раз уточните свои координаты!

— Через пять минут будет поздно! Ущелье между высотами 824 и 1031, квадрат сорок пять — сорок три. Вы поняли меня?

— Я вас понял.

— У нас один трехсотый, тяжелый. Ждем на дороге около входа в ущелье. Поторопитесь!

— Постараемся. Конец связи.

— Конец. — Боцман устало вздохнул и лег на землю, закрыв глаза. — Теперь остается только молиться.

Немного отлежавшись, Адриано показывал на его флягу на поясе: на четвереньках подполз к нему, сказал:

— Пожалуйста, пить. Немного пить.

Хохлов протянул ему флягу. Адриано жадно припал к горлышку.

— Э-э, парень, ты полегче! Сколько нам еще тут сидеть — неизвестно. — Боцман отобрал у итальянца флягу.

— Брависсимо, — улыбнулся ему Адриано. — Вы ходить как... — он жестом изобразил прыгающего кузнечика, — как летать.

— Ничего, ты тоже так научишься, — обнадежил его Боцман. — Это дело наживное.

Обложили меня хорошо, можно даже сказать — профессионально. Я лежал под корягой, зарывшись в землю, а пространство вокруг меня было наполнено воем. Сверху на голову сыпались щепки и труха.

Ну вот и все — добегался, докричался! Сколько их там, этих людей, которые сейчас стреляют по моему пню? Трое, пятеро, семеро? Сейчас они сомкнут кольцо и возьмут меня живым. Мне даже застрелиться нечем — ни одного патрона не осталось! Может, ножом живот вспороть, как это делают японские самураи? Я представил себе это отвратительное зрелище и внутренне содрогнулся. На крайний случай есть способ получше...

Ну вот, выстрелы приближаются, пора действовать. Я достал из подсумка лимонку, крепко сжал ее в одной руке, другой, свободной, осторожно отогнул усики кольца. Главное сейчас — не спешить. Я еще все успею: успею вспомнить Настену с Ольгой, — им скажут, что папа погиб на военных сборах во время учений, успею помолиться напоследок, успею крикнуть им что-нибудь типа: «Русские не сдаются» или «Козлы вы все!». Перед смертью суетиться нельзя...

И вдруг сверху надо мной что-то звонко лопнуло, и я увидел огненный след — похоже было на метеорит, сгорающий в плотных слоях атмосферы. Но я-то знал, что это не метеорит, а неуправляемый ракетный снаряд, НУРС, выпущенный из-под крыла боевого вертолета. Значит, кто-то из наших сумел связаться с авиацией! «Эх, высоко взяли, ребята, мне бы их огонь скорректировать, да рации нет!»

Склон метрах в ста от меня разорвался, земля мелко задрожала, сверху густым дождем посыпались листья.

Стрельба по моему пню сразу прекратилась. Ага, вот теперь-то «чехам» уже не до меня. Им бы самим из-под обстрела живыми уйти.

«Давайте, ребятки, давайте, побыстрее сделайте еще один заход!» — взмолился я.

Вертолетчики словно услышали мои мольбы. Не прошло и минуты, как вверху опять что-то лопнуло. На этот раз к склону устремились сразу два НУРСа.

Я вжался в землю. Сверху густым потоком заструилась земля, покатились камни — снаряды вызвали настоящий обвал: даже при том, что я находился под прикрытием пня, землей меня присыпало как следует.

Неожиданно наступила тишина. Меня всегда поражают такие вещи: только что пространство вокруг выло, стонало, жужжало, шуршало и тебе казалось, что этому аду не будет конца, — и вдруг все смолкло. Сидишь, и тебе кажется, что ты совсем оглох. Птицы не поют, насекомые не зудят, даже листья на деревьях не шуршат. Но пройдет несколько минут, и пространство вокруг снова наполнится шумом, но уже совсем другим, мирным: робко попробуют свои голоса птицы, застрекочут кузнечики, зашумит, как будто ничего и не было, листва.

Я отряхнул с головы землю и приподнялся. Склон выше меня был обезображен до неузнаваемости: вывороченные с корнем и поломанные деревья и кусты, на месте падения снарядов — большие воронки. Недалеко от моего укрытия валялся полуобгоревший стабилизатор. Хорошо, что он не долетел до моего укрытия.

— Спасибо, мужики, — произнес я намеренно громко, чтобы услышать собственный голос.

Уши были заложены. Все-таки меня легонько контузило. Впрочем, это сейчас не так страшно. Главное, чтобы мои парни были живы. Если что с ними случилось, никогда себе не прощу. Это ведь я втянул их во всю эту авантюру!

Я поднялся, закинул автомат на плечо и медленно побрел по склону. Если после бомбежки база боевиков осталась цела, они теперь ее наверняка тайно передислоцируют в другое место, в другие пещеры. Жаль, не смогли мы ее вычислить до конца! Впрочем, мы свою операцию все равно можем считать завершенной, ведь Док нашелся! Главное — живой, а мясо, как говорится, нарастет.

Когда я вышел к дороге, все были уже в сборе.

— Живой, Пастух! — радостно заорал Боцман, бросаясь мне навстречу. Лицо и руки у меня были в крови — посекло осколками камней. Но все это ерунда, царапины.

— Что с транспортом? — спросил я.

— Транспортная вертушка будет не раньше чем через час. Нет у них сейчас свободных, — доложил Боцман.

— Через час так через час. Продержишься, Док?

— Куда уж теперь деваться? — усмехнулся Док. Муха уже вколол ему обезболивающее и сделал перевязку.

Теперь он занялся мной. Макая вату в бутылек с какой-то вонючей жидкостью, протирал лицо, смывая кровь. Кожу сильно жгло, но я терпел, стиснув зубы.

— Теперь тебя, Пастух, дочка не узнает, — пошутил Муха.

— Узнает. Ей родная кровь подскажет, — возразил я.

Когда наконец эта мучительная процедура была закончена, я сел рядом с Доком.

— Так что ты тогда узнал про вакцину?

...Перед дверью лаборатории Перегудов оглянулся, внимательно посмотрел на людей, появившихся в другом конце коридора. Он был осторожен — пока ехал из школы до работы на своей машине, показалось, что сзади пристроился «хвост». Помятая черная «мазда» то и дело возникала в зеркале.

А впрочем, почему за ним должны следить? Он пока не сделал ничего такого, что могло бы «рассердить» поставщиков вакцины. Съездил в министерство да в школу — вот и все! Правда, у него был контакт с Сергеем, а за Пастуховым тоже могли следить. Но вообще-то, наверно, придумал себе шпионские страсти! Это в нем говорит давний инстинкт спецназовца.

В кармане у Перегудова были две крышки от банок с вакциной, но шанс, что на резиновом уплотнителе удастся отыскать что-нибудь интересное, был мизерный. Ведь сколько уж времени прошло со времени вакцинации в школе!

Был уже восьмой час, персонал разошелся по домам. Док запер дверь лаборатории на ключ и прошел к столу, на котором стоял микроскоп.

Он взял предметное стеклышко, капнул на него чуть-чуть раствора и скальпелем сделал соскобы с резины — ведь именно резиновый уплотнитель с внутренней стороны крышки соприкасался с лекарством.

Микроскоп у них в лаборатории был довольно мощный. Перегудов положил приготовленный препарат под окуляры. Навел на резкость. Под стеклышком кипела жизнь.

В вирусологии Док был несилен, но в лаборатории имелся справочник — определитель вирусов, который мог бы ему помочь. Перегудов вынул его из ящика стола и принялся листать, то и дело поглядывая в микроскоп.

Ага, вот они, «стерилизованные» вирусы гепатита, которые не могут размножаться. Их прививают, и они заставляют организм вырабатывать иммунитет к болезни. В отличие от других вакцин, эту надо прививать довольно часто — через полгода иммунитет слабеет и возникает опасность заразиться. Все остальное под микроскопом — ерунда, обычный фон. Никаких других возбудителей. Пусто!

Док оторвался от окуляров, потер глаза. Сделал соскоб со второй крышки. Интересно, что там?

Его взгляд сразу же привлекли необычные по форме палочки, похожие на витые макароны. Они активно двигались в жидкой среде. Таких в первом соскобе не было. Док стал быстро листать справочник, то и дело поглядывая в микроскоп. Ишь ты, какие бойкие ребята!

В справочнике были вирусы, похожие на макаронины, но все-таки они отличались от тех, что видел он, и формой и размерами. Именно таких, витых, не было!

Док задумчиво почесал переносицу. Интересно: неужели это какие-то новые, неизвестные науке вирусы? Хотя ничего удивительного. Находят же до сих пор в дебрях Амазонки неизученных животных, а тут какие-то вирусы! Но как они могли попасть в чистую культуру возбудителей гепатита? Или их специально занесли?

Теперь Доку нужна была консультация специалиста. Он полистал свою записную книжку и довольно скоро наткнулся на телефон однокурсника Вити Малышева. Кажется, он занимается вирусологией в какой-то военной лаборатории. Скорей всего, Малышева сейчас нет в городе — лето все-таки, но почему не попробовать?

Док набрал номер.

— Алло? — раздался в трубке знакомый голос.

— Витек, ты? Ну слава богу, а то не надеялся тебя дома застать.

— Перегудов? Иван?

— Он самый.

— Черт возьми, сегодня точно снег выпадет! Три года уж, наверное, не звонил. Ты где сейчас?

— На работе.

— Какая работа? Вечер уже. Давай бросай все и подваливай ко мне. Попьем, погуляем.

— А жена как к этому отнесется?

— Опомнился! Я уже два года как разошелся.

— Ну извини, не знал. Я думал, ты где-нибудь за рубежом на пляже валяешься, а ты, оказывается, дома сидишь!

— Некогда мне, Иван, валяться. Диссертацию дописываю.

— По своей специальности?

— По вирусологии. Достала уже! Давай, давай приезжай!

— Кстати, ты меня по своей специальности проконсультировать не можешь? А то я тут вирус обнаружил, которого нет в определителе.

— То есть как — в определителе нет? — удивился Малышев. — Быть такого не может!

— Может. Нет, и все тут! Я весь справочник два раза уже пролистал. Можешь ко мне на работу подъехать минут на десять? А потом уж и гулять будем.

— Странно. — Малышев замолчал. Ему явно не хотелось тащиться на работу к Доку. — Ну ладно, жди. Ты все там же?

— Там же.

Пока Виктор ехал, Перегудов сходил в магазин, купил бутылку «Гжелки» и кое-какой закуски. Он за рулем, ему пить нельзя, а Витек может пропустить пару рюмок в честь встречи.

— Разрешите, товарищ капитан? — В дверном проеме, улыбаясь, стоял Малышев.

— Привет. — Перегудов обнял старого однокурсника. — А ты, поди, уже генерал?

— Да, как же — с нашим начальством станешь! Ты когда из армии уволился?

— Пять лет назад.

— Ну вот и капитан. А я только сейчас майора получил. Представляешь?

— Да, не балуют вас в вашей лаборатории, — согласился Док. — Ну что, сразу будешь смотреть или сначала водочки махнешь?

— Сразу, — кивнул Малышев. — А то я после водки палочки Коха от бледной спирохеты не отличу. Два литра пива с утра уже употребил.

— Ну ты силен, как всегда, — усмехнулся Док.

Виктор сел и припал к окулярам микроскопа. Долго смотрел, наверное с минуту, потом как-то испуганно глянул на Перегудова:

— Иван, ты где это взял?

— Да вон с крышечки соскреб. — Перегудов продемонстрировал приятелю резиновый уплотнитель.

— От банки с вакциной? — поинтересовался Виктор.

— От банки. Ты чего так на меня смотришь?

— Слушай, Перегудов, ты хоть знаешь, что у тебя под стеклом бактериологическое оружие?

— То есть как — оружие? — растерялся Док.

— Самое что ни на есть оружие. Понятно, что ты этот вирус в общедоступном справочнике не найдешь. Он засекречен.

— Слушай, Витя, я в ваших делах дуб дубом. Объясни, пожалуйста, что это значит — бактериологическое оружие? Этой бактерией можно эпидемию вызвать?

— Это вирус-мутант узконаправленного действия с искусственно привитыми свойствами, созданный лабораторным путем. В природе такого нет. Этот, который у тебя под стеклом, дает симптомы сибирской язвы. Если окажется в крови — смерть наступит через сорок восемь часов.

— Погоди, погоди, какая смерть? — перебил Малышева Док. — Я эту крышку с пустой банки снял. Банка из-под вакцины — детям прививки пневмо-пистолетом делали... Дети в больницу, конечно, попали, но никто из них до сих пор не умер. Все выздоровели.

— Я же тебе сказал: вирус узконаправленного действия. Он избирателен к возрасту и полу человека.

Док присвистнул:

— То есть будет действовать только на взрослого человека, ты это хочешь сказать?

— Именно. На людей в возрасте от семнадцати до сорока пяти. Усекаешь?

— Усекаю. Для поражения армии противника. Ну дела! — Перегудов покачал головой. — Слушай, но неужели его до сих пор где-нибудь не использовали?

— Думаешь, это так просто? Выкинул, дескать, ампулу над позициями противника — и армии нет? Эти штуки неустойчивы к воздействию внешней среды, воздушно-капельным путем не передаются. Для того чтобы началась эпидемия, нужно очень постараться.

— Ничего себе — неустойчивы! Да они так и пляшут на стекле.

— Просто ты создал для них благоприятную жидкую среду. Если такая штука попадет сразу в кровь взрослому мужчине...

— В кровь? — Док задумался, потом вдруг хлопнул ладонью по столу: — Ну ни хрена себе!..

— Ты чего, Иван?

— Да нет-нет, ничего, — спохватился Док. — Ну вот теперь тебе можно рюмочку. — Он ловко свинтил пробку с бутылки и плеснул Виктору в мензурку: — Давай за встречу. А потом и я к тебе присоединюсь.

Виктор выпил водку, закусил помидором.

— Ты мне так и не сказал, откуда у тебя этот вирус?

— Как не сказал? Я ж тебе говорю — в школе детей прививали.

— А, тот самый скандал в Лефортове! — вспомнил Малышев. — Знаю, в курсе. Да, всю партию вакцины изъяли, у поставщиков отобрали лицензию и завели уголовное дело.

— Слушай, а вообще-то правда, как это бактериологическое оружие могло попасть в банки с вакциной для детей?

— А ты не знаешь? Какая-нибудь лаборатория делала военный заказ, потом занялась бизнесом, стала выпускать гамма-глобулин. Емкости перепутали, еще что-нибудь. Сейчас, поди, никто уже толком и не разберется...

— Поставщиком был «Выбор плюс»?

— Ну вот, ты тоже знаешь! Это называется свобода слова. Раньше эта информация дальше стен КГБ не вышла бы, а теперь даже бывший капитан медицинской службы в курсе. — Малышев засмеялся. — Директора этой фирмы, между прочим, до сих пор ловят. Выбрасывай свои пробки, на хрен, от греха подальше, и поедем водку пить!

— Поехали, — согласился Док.

Через час они уже сидели за столом в квартире у Малышева, пили водку и вспоминали свою курсантскую жизнь.

Утром следующего дня Док проснулся, принял душ и поехал домой: валяться на диване, смотреть телевизор, обдумывать сложившуюся ситуацию.

Выходит, кто-то поставляет в Россию бактериологическое оружие! Хорошо, ту партию итальянского гамма-глобулина изъяли, но где уверенность, что нет другой, которая все-таки благополучно миновала таможню и получила сертификат Минздрава? Никакой уверенности!

Док поставил машину на стоянку, взял в палатке пару бутылок пива, чтобы опохмелиться после вчерашнего, и пошел домой.

Едва открыв входную дверь, он понял, что в его отсутствие в квартире кто-то побывал: все вещи и бумаги были раскиданы по квартире, крупа и сахар высыпаны на пол, подушки распороты, даже полы были кое-где вскрыты.

Док полез в секретер проверить деньги — денег не было. Он уже снял телефонную трубку, чтобы позвонить в милицию, но тут вдруг подумал, что это не просто ограбление. Так переворачивают все в доме, когда знают, что в нем хранятся большие ценности. А у него ни картин, ни ювелирных украшений... Денег и то совсем ничего — рублей восемьсот, не больше.

Но что тогда они искали? Неужели как раз эти две злополучные крышки?

Вместо милиции Док набрал номер лаборатории. Ему ответила лаборантка Катя:

— Алло?

— Катя, доброе утро. Это Перегудов. У вас в лаборатории все в порядке?

— Вам уже Инесса Ароновна позвонила, да? У нас замок взломали, представляете?

— Что украли?

— Вообще-то ничего не украли, но посуду побили. Хулиганы какие-то. Милиция говорит — подростки.

Иван положил трубку на рычаг.

Подростки? Нет, это, судя по всему, не подростки. Куда он вчера эти злополучные крышки выкинул? В мусорное ведро в мужском туалете на третьем этаже. Вряд ли они их там нашли. А если не нашли, значит?..

Док похолодел. Он набрал номер Малышева. Было занято. Подождал немного, набрал снова — занято, через пять минут — тот же результат.

— Разве можно столько болтать? — подумал Док и бросился к входной двери.

Когда он въезжал во двор Малышева, ему навстречу выскочила «девятка» — он едва успел избежать столкновения. В «девятке» сидело двое мужчин кавказской наружности. Какие-то они были суетливые, эти кавказцы, глаза за темными очками прятали, хотя день был пасмурный. Начали с ходу кричать на него, что он не умеет ездить. Док посмотрел на номер машины и запомнил его.

Он поднялся на этаж Малышева. Дверь в квартиру была приоткрыта, в комнате все вверх дном. Малышев лежал на полу лицом вниз с финкой в спине. На лице были кровоподтеки. Похоже, его пытали, прежде чем убить.

Перегудов был в шоке. Он прикрыл входную дверь, спустился вниз, сел в машину. Его трясло, и он с трудом взял себя в руки. Вызвал по сотовому милицию в квартиру Малышева, потом тронул машину с места. Неужели это те двое, что в «девятке»? Ублюдки!

С первого взгляда Док может показаться мужиком флегматичным, но это только так кажется. Конечно, если его серьезно обидеть, он не сразу в морду даст, нет. Подумает. Зато потом как приварит, мало не покажется! Когда Перегудов в гневе, на дороге у него лучше не стоять.

Вот и сейчас Док постепенно заводился. Что же получается, эти ублюдки предательским ударом в спину убили его однокурсника, друга, грабанули его квартиру, да еще на него же и орут — ездить он, видите ли, не умеет! А они умеют? Носятся как угорелые!

Через несколько минут Док уже знал и фамилию, и адрес владельца «девятки». Не откладывая дела в долгий ящик, он рванул прямо на квартиру к подозреваемому.

Открыла женщина, на руках у которой был грудной ребенок, сказала, что ее Асланбек только что уехал на вокзал. Куда? Как — куда? На родину, в Алагир. У него там родители живут. Асланбек хочет их сюда забрать.

Док помчался на вокзал. Оказалось, что поезд до Орджоникидзе уходит через пятнадцать минут. Док нисколько не сомневался, что убийцы Виктора Малышева обнаружатся именно в этом поезде. Билетов в кассе не было. За тысячу он уговорил проводника взять его...

Вычислил он убийц быстро. Они сидели в вагоне-ресторане. Док лихорадочно соображал, как быть: следить за преступниками и дальше или вызвать сопровождающих поезд милиционеров. Решил, что вызов милиции никакого результата не даст, тем более что все доказательства остались в Москве. Он решил ехать поездом, ждать подходящего момента. Только эти двое тоже оказались не лыком шиты — просекли, что их пасут. Когда Док вышел ночью покурить, его ударили сзади чем-то тяжелым по голове. Пришел в себя он уже в багажнике машины. Его везли по плохой дороге. Перед тем как бросить в подвал, сильно избили...

— Я думал, почему они меня не прикончили? Крышки от банок с вакциной они явно не нашли. А потом сообразил — не боятся они меня. Это в Москве я был им опасен, а в Чечне — я никто. Я раб. Зачем же раба убивать? Пусть вкалывает до самой смерти, а если вдруг федералы решат пленника отбить, всегда можно успеть ему пулю в лоб пустить. Вот поэтому я и решил, что, как только приду в себя после побоев, сразу сбегу, — закончил свой рассказ Перегудов.

— Скажи, ручка у финки наборная была? — неожиданно спросил Артист.

— Наборная, — кивнул Док.

— Знакомый почерк, — подскочил Злотников. — Я такую же финку в спине у парня видел, который Светлане Корниенко материал про агентуру подбросил.

— Док, а где же эта вакцина с вирусом? — спросил Боцман.

— "Где", «где»... здесь, в Чечне. Они очень боялись, что им помешают. Поэтому и убирали всех, кто имел к этому хоть какое-нибудь отношение. Всех подряд.

— Ты хочешь сказать, что вакцина с бактериологическим оружием уже в армии? — спросил я.

— Не чеченцев же они будут прививать! — усмехнулся Перегудов. — Я больше чем уверен, что все сопровождающие документы в полном порядке и вакцина уже поступила в медсанчасти. Командующий, наверное, уже и приказ о всеобщей вакцинации личного состава издал. Не хочет он эпидемии гепатита в войсках...

— Точно! — тут же вспомнил Мухин назаровскую папку.

— Что ж ты молчал, Док! — заорал я на него. — Они же всю нашу армию в сорок восемь часов кончат!

— Я не молчал. Я пытался выйти на связь, но рация не работала.

— Сейчас-то работает?

— Работает, — вздохнул Перегудов и посмотрел на свою распухшую, перебинтованную ногу.

Я торопливо схватил рацию, нажал на кнопку связи:

— Всем, кто слышит меня! Всем, кто слышит меня! Сообщите по всем медсанбатам и медчастям. Немедленно прекратите вакцинацию от гепатита! Вакцина содержит опасный вирус! — И отжал кнопку.

Сквозь шипение прорвался чей-то хриплый голос:

— Кто на связи?

Слышно было плохо — садилась батарея.

— Пастухов. Бывший капитан спецназа Пастухов, — уточнил я: мало ли Пастуховых сейчас шляется по Чечне! И спросил в свою очередь: — Кто на связи?

— На связи «воздушный извозчик». Идем к вам. Уточните ваши координаты.

— "Извозчик", «извозчик», вы поняли мою информацию? Немедленно доведите ее до медиков!

— Понял, понял, не суетись, Пастухов.

Я уточнил координаты и выключил рацию, чтобы батарея не села окончательно.

— Ну, мужики, теперь все в порядке, — улыбнулся я своей команде.

— Если это можно назвать порядком... — вздохнул Док.

Не узнавал я Перегудова, странный он какой-то стал. То ли на него так чеченский плен подействовал, то ли ранение... Про то, что он убил девушку-чеченку, я узнал много позже...

Наконец на горизонте показалось звено транспортных вертушек. Я вышел на дорогу и начал размахивать руками, чтобы привлечь внимание пилотов. Обычно в таких случаях применяются дымовые шашки. Во-первых, вертолетчик по дыму определяет, где свои, а где противник, во-вторых, ему обозначают место посадки. Но дымов у нас не было.

Меня заметили. Один вертолет начал снижаться, другой принялся кружить над дорогой.

От винтов поднялась пыль, запорошившая глаза. Мы подхватили Дока под руки и потащили к вертолету. Едва мы все заскочили внутрь, как вертушка начала быстро набирать высоту.

— Кто Пастухов? — крикнул пилот, сняв наушники и оборачиваясь к нам.

— Я Пастухов.

— Молодец! Это твои люди?

— Так точно. Мои.

Пилот кивнул и отвернулся. Он снова надел наушники и что-то произнес в микрофон, но я не слышал что.

Странно, зачем ему уточнять, кто из нас Пастухов?

Генуя, 2 августа, 18.14

Прокурор Сержио Адамо поднимался по широкой лестнице на второй этаж. Консьержка презрительно смотрела ему в спину. Он чувствовал этот взгляд, но не оборачивался.

Дверь прокурору открыла незнакомая синьора.

— Я...

— Да-да, я знаю, добрый вечер, — сказал синьор.

— Добрый вечер.

— Проходите, пожалуйста.

Дама провела прокурора в гостиную. Тут собралось все семейство Бернарди. Родители, тетки, дяди, кузины и кузены, приехали даже дальние родственники из Рима и Венеции.

Прокурор скромно опустился на краешек дивана. Он не хотел, чтобы на него обращали внимание. Но синьора Бернарди тут же его заметила и призывно махнула рукой:

— Идите сюда, что вы там сидите как бедный родственник!

Прокурор послушно поднялся и подошел к матери Адриано и поцеловал ей руку:

— Мне очень жаль, что все так вышло...

— Ах, оставьте! — неожиданно резко оборвала его синьора Бернарди. — Что теперь об этом говорить! — И повернулась к гостям: — Позвольте представить вам шефа моего сына синьора Адамо.

Родственники закивали ему. И вдруг прокурор поймал на себе чей-то ненавидящий взгляд. Он повернулся и увидел молодую девушку в джинсах. Она вдруг показала прокурору язык. Сержио смутился и покраснел.

— Никаких известий из России больше не было? — спросил Адамо у синьоры Бернарди.

— Нет-нет. Все так же. Две недели назад они мне говорили, что мой мальчик был убит при попытке к бегству, теперь говорят, что он пропал без вести. Они все время говорят разное, и нельзя понять: врут они на этот раз или нет.

— Русские всегда врут, — кивнул синьор Адамо. — Я предупреждал Адриано, что Россия — это болото, стоит только сделать неосторожный шаг — и тебя засосет в трясину с головой. Но он меня не слушал!

— Да-да, в этом вы правы — он очень упрямый. Это у него от деда, который всегда поступал как считал нужным и погиб от американской пули в сорок пятом. Какое несчастье, какое несчастье! А все из-за того, что мы не смогли быстро собрать эти чертовы два миллиона! Будь они прокляты, эти деньги! — По щекам синьоры Бернарди покатились крупные слезы.

— Вы же знаете, я со своей стороны сделал все возможное, — осторожно заметил прокурор.

— Да-да, я знаю, Сержио, вы наш преданный друг. Хорошо, что вы пришли на наши... на наш вечер.

— Не отчаивайтесь. История знает немало случаев, когда пропавшие без вести через много лет возвращались в отчий дом живыми и невредимыми.

— Да-да, вы правы, надо жить надеждой, — печально кивнула головой синьора Бернарди. — Пойдемте ужинать. Я хочу выпить за здоровье моего мальчика!

В иллюминатор были видны стоящие в ряд вдоль взлетной полосы санитарная машина с красными крестами и три «уазика», около которых толпились люди.

«Ишь ты, почетный караул — встречают Пастухова и его команду, — подумал я с усмешкой. — Что за помпа? К чему?»

Вертолет сел, люди двинулись к вертолету. Когда пилот заглушил винты, на борт поднялось, наверное, человек десять. Все они были в штатском.

— Пастухов? — обратился ко мне один из них, видимо главный.

— Да, — сказал я, уже чувствуя неладное.

— Вы и ваши люди арестованы.

Две пары крепких рук тут же вцепились мне в плечи.

— В чем дело? Предъявите постановление! — закричал я.

— Не волнуйтесь, оно будет предъявлено всем. И вам, и вашим людям, — спокойно сказал главный. На моих руках защелкнулись наручники.

...Нас вывели из вертолета и потащили к машинам. Я видел, как на борт поднялись люди с носилками — это за Доком. Интересно, а ему тоже будет предъявлено обвинение?

— Тут какая-то ошибка! Мы не совершали ничего противозаконного! — Честно говоря, у меня уже не было сил кричать, сопротивляться, пытаясь доказать свою правоту. Многодневный рейд по лесам и горам, сидение в засадах, сегодняшняя стрельба — все это безумно вымотало меня. Хотелось просто упасть — хоть на нары в тюрьме — и заснуть часов на десять.

Моих парней затолкали в «уазики» по двое, меня посадили одного. Ну конечно, они же считают меня главарем банды! Я стал лихорадочно соображать, что могло послужить причиной таких решительных действий со стороны ФСБ. В том, что нами занялась именно служба безопасности, я нисколько не сомневался. На ментов эти подтянутые парни явно не похожи.

Главный сел на переднее сиденье:

— Поехали!

«Уазик» понесся по аэродрому.

— У меня есть важная информация. Я по рации сообщал. Гамма-глобулин, который поступил в воюющие части...

— Пастухов, что ты лепишь, какая еще вакцина? — обернулся ко мне фээсбэшник.

— Я серьезно! Она заражена сибирской язвой. Прививка вызывет эпидемию в войсках.

— Ладно, мы проверим твою информацию, — кивнул он. — Можешь в двух словах объяснить, зачем ты ушел к боевикам? Ты же бывший капитан спецназа, мать твою так!

Ни черта они не проверят — это у него на морде написано! А когда проверят, уже будет поздно!

— Я не к боевикам ходил. Я Горагорскую базу боевиков хотел ликвидировать. Старший рассмеялся.

— Тебе бы в писатели пойти, Пастухов. Стиль фэнтэзи хорошо получится. — Он посерьезнел: — Ну и что, ликвидировал?

— Не смог. Это их ребята вакцину войскам подсунули. Не без помощи начальства, конечно.

— Да что ты заладил с этой своей вакциной? — сорвался фээсбэшник. — По нашим сведениям, боевики помиловали тебя и за миллион баксов пригласили в Чечню для проведения террористической операции против наших войск!

— Бред!

— Ну-ну, бредь дальше, Пастухов! — усмехнулся фээсбэшник. — Посмотрим, что ты завтра запоешь, когда мы тебе с полевыми командирами, которых ты инструктировал, очную ставочку устроим.

А вот это уже блеф! Они, конечно, могут «устроить» мне чеченских командиров, которые будут клясться и божиться, что я наемник, диверсант и еще черт знает кто, но это уже будет полный беспредел! Интересно, кому так срочно понадобилось упрятать меня за решетку? Добраться бы до телефона, позвонить Голубкову. Он быстро бы навел здесь порядок!.. Жаль, эти сволочи отобрали у меня сотовый еще в вертолете, когда надевали наручники...

— Куда мы едем?

— Что за глупый вопрос, Пастухов? В тюрьму, конечно. Она по тебе давно плачет.

Все понятно, разговаривать с такими бесполезно — эти подтянутые молодцы запрограммированы только на одно действие: сажать любым способом, а потом выбивать из арестованного любое нужное им, для их гребаной карьеры, признание.

Глава десятая. Быстрее молнии

— Стоять! Лицом к стене! Руки за спину! Стою, стою уже! Вертухай распахнул передо мной дверь камеры:

— Пошел!

Одиночка. Два на три, под потолком узкое окошко с жалюзи, через которое только небо видать. Значит, побоялись они меня даже с незнакомыми людьми вместе сажать. Вот, оказывается, какой я опасный тип! Ну-ну!

Можно, конечно, сидеть в одиночке, ходить на допросы и наблюдать за тем, как рассыпаются в прах все их фуфлыжные обвинения, но сейчас у меня на это времени нет. Надо людей спасать, а они, идиоты, все надеются, что меня сломают и запою я то, что им надо. Навели бы справки, что ли, если не знают, что не бывает в спецназе слабаков, а если и попадет какой нечаянно — тут же вылетит, как пробка.

Так-так-так. Надо успокоиться, взять себя в руки, подумать. Итальянца они, значит, с нами за компанию замели? Бедный Адриано. Пришлось ему в России хлебнуть горя: и бандитский зиндан, и застенки ФСБ! Ничего, зато будет о чем вспомнить на старости лет. С ним-то они быстро разберутся, отпустят. А моих парней будут крутить, в этом нет никаких сомнений.

Ну что ж... одиночка одиночкой, а руки у меня свободны. Пора действовать.

Я принялся барабанить в дверь кулаками:

— Откройте, откройте!

«Кормушка» поднялась, в проеме возникло широкоскулое лицо конвоира:

— Че орешь, гад?

— На допрос! Признание сделать хочу.

— На допрос? Быстро ты, сволочь, «поляну» просек! Боишься, что пожизненное дадут? Бойся-бойся. Ладно, сейчас узнаю. — «Кормушка» с грохотом захлопнулась.

Какой разговорчивый вертухай попался! Ну ладно, ему же хуже.

Через минуту конвоир глянул на меня в глазок, загремели запоры.

— Выходи, лицом к стене, руки за спину.

Я услышал, как он брякнул наручниками. Ну нет, больше со мной этот номер не пройдет! И кстати, самое время: сейчас все его внимание на моих руках, примеряется, чтобы наручники защелкнуть.

На! Я, резко повернувшись, боднул его головой в подбородок. По-моему, конвоир даже не успел понять, что случилось, грохнулся на пол. Ничего особенного — обычный боксерский удар, только не рукой, а головой, в которой, как известно, у людей самая прочная кость.

Наручники он защелкнуть не успел. Ну что ж, сейчас они ему самому пригодятся.

Я быстро втащил его за шкирку в камеру, начал торопливо расстегивать мундир. Роста мы примерно одного, а вот в талии... Ну ничего, главное — не забыть щеки надуть...

Я приковал его наручниками к кровати и вышел из камеры.

Тюряга была по всем правилам — коридор перегорожен решеткой, за которой стоял еще один вертухай с ключами. Я надвинул фуражку поглубже и опустил голову, как бы кивая ему. Главное, чтобы он не узнал меня раньше времени.

— Леха, а козел-то где? — спросил он, вставляя длинный ключ в замок.

Я понял, что еще мгновение — и он меня раскусит, а раскусив, нажмет на «тревожную» кнопку, которая у него за спиной.

— Умер, — глухо произнес я и, резко выкинув вперед руки, схватил его за ворот через прутья решетки, с силой ударил о решетку лбом. Он охнул и повалился на пол. В следующее мгновение я уже повернул ключ в замке и, пока охраник не очухался, втащил его внутрь. Пара коротких ударов, от которых человек отключается как минимум на десять минут, и вот я уже по ту сторону решетки. Запер дверь, ключи взял с собой. Пусть у фээсбэшников будет побольше хлопот. Сказать честно, они меня своим поведением сильно разозлили!

Батюшки, еще одна решетка с охранником. Здесь, пожалуй, фокус повторить не удастся. Решетка мелкая, руки в нее не просунешь, головой о прутья не ударишь... Может, попробовать пройти в наглую? От наглости многие люди теряются. Главное — не торопиться. Как ходят вертухаи по тюрьме? Как хозяева — спокойно, уверенно.

Этот, к счастью, не задавал мне никаких вопросов, просто отпер решетку, глядя куда-то мимо меня.

Ну наконец-то. Вот и следственная часть, где нашего брата террориста полагается допрашивать. В одной из камер ждет Сергея Пастухова и мой следователь. Только я к нему не пойду.

Сколько еще кордонов впереди? Два, три, четыре? Хреновое дело — одному мне их даже в этой замечательной форме не пройти. Нужен его величество Случай!

И надо же, стоило мне об этом подумать, и случай представился: дверь одной из камер с грохотом отворилась, и из нее вышел мужик в штатском с пухлыми томами дела в руках. Высокий, толстый. Он что, в следственной камере уголовные дела изучал? Другого места ему больше нет?

— Добрый день, — сказал я ему. Судя по всему, это был следователь.

— Здрасте, — кивнул он мне приветливо.

Интересно, есть у него под мышкой кобура с пистолетом? Вообще-то он обязан сдавать оружие, перед тем как войти в следственную часть и приступить к допросу, а то, не дай бог, отберет преступник! Но сейчас он ведь никого не допрашивал, так что пушку мог и не сдать!

— Жарко — невозможно, — сказал он мне по-свойски. — Хоть в кабинете вентилятор стоит, все равно не могу! А в камере хорошо — прохладно.

Вот, оказывается, в чем дело — это он за толстыми стенами следственной камеры от жары спасается! Какой милый человек этот следователь, даже жаль его немного.

Вдвоем мы беспрепятственно миновали еще одну решетку и металлическую дверь, перед которой в будке за стеклом сидел охранник. Каждый раз, когда мы подходили к очередной преграде, я старался прятаться за спиной следака, благо что он был и выше меня ростом, и много шире.

Мы очутились во дворе СИЗО, и тут я понял, что до этого были цветочки, а ягодки начались только теперь. Глухой забор, по углам вышки с автоматчиками, КПП, массивные раздвижные ворота. Вот к воротам подъехала машина. Водитель протянул охраннику с автоматом свое удостоверение. Тот козырнул. Ворота отъехали в сторону.

Я увидел, что мой следак направляется к своей «восьмерке», и спросил торопливо:

— Извините, вы меня не подвезете?

— Что? — Он задумался о чем-то своем. — Конечно, садитесь.

Настало время проверить, есть ли у него под мышкой пистолет.

Он нажал на кнопку пульта дистанционного управления, «восьмерка» пискнула, открыла двери. Перед тем как сесть, я глянул на охранника на КПП, не смотрит ли он в нашу сторону, но он как раз разговаривал по телефону. Я наклонил переднее сиденье, собираясь сесть сзади.

— Садитесь вперед, — предложил мне следователь.

— Нет-нет, боюсь. Место смертника.

— Ерунда это все, — усмехнулся он.

— Ну не скажите. По мне уже один раз стреляли, когда я на этом месте сидел. Повезло. В миллиметре от головы пуля прошла.

— Ну как вам угодно. Простите, я забыл, как Вас зовут?

— Сергей.

— А по отчеству?

Что же ты медлишь, гад! Для меня каждая секунда дорога. Вот-вот какая-нибудь сволочь в СИЗО нажмет на «тревожную» кнопку!

— Просто Сергей.

— Очень приятно, Георгий Степанович.

— Я знаю, как вас зовут.

Наконец-то он сел за руль. Я, не теряя больше времени, левой рукой сделал захват, а правой скользнул под пиджак. Мне повезло — пистолет оказался в кобуре! Его лицо густо покраснело, он захрипел.

— Значит, так, я лягу, вы подъедете к КПП, предъявите удостоверение. Лишнее слово или движение, и вся обойма ваша. Я капитан спецназа. Понял? — сказал я тихо, но очень веско.

— Понял, — прохрипел он.

Я резко отпустил его шею, взвел пистолет и упер его в спинку переднего сиденья:

— Трогай!

Он завел машину, тронулся. Я нырнул на пол. Укрыться было нечем. Если охраннику на КПП придет в голову заглянуть в машину — все! Сушите весла, и на нары! Не стрелять же в них, свои все-таки!

Машина остановилась на КПП. Снизу я видел руку охранника на ремне автомата.

— До свидания, — сказал он Георгию Степановичу.

— Всего доброго.

Ворота со скрежетом поехали в сторону. Боже мой, как медленно они открывались!

Наконец машина оказалась за воротами. Когда мы отъехали метров на тридцать, я поднялся с пола.

— Что вы теперь будете делать? — спросил он, глядя на меня в зеркало.

— Заберу у вас машину и поеду в медсанбат. Кстати, где он?

— По улице до конца, потом направо мимо клуба и еще раз направо.

— Долго ехать?

— Минут пятнадцать. Глупость это все! Какая у вас была статья?

А он неплохо держится.

— Никакой статьи у меня не было. Я капитан Пастухов!

— Пастухов? — На его лице появилось любопытство. — Ты покойник, Пастухов!

— Мы с вами на брудершафт еще не пили.

— Это уже все равно. Закон мог бы тебя защитить. А так...

— Ну если вам так хочется — будем «тыкать». Давай тормози и вылезай!

Он послушно затормозил и вылез из машины.

— Отдай мне папки, они тебе все равно не нужны, — сказал он нерешительно, глядя, как я перебираюсь на водительское место. — И пожалуйста, поаккуратней с машиной.

— Пожалуйста. — Я сунул ему в приспущенное стекло его папки. — Знаете, скажу вам честно, вы мне симпатичны, но попадаются среди вашего брата полные идиоты. Я им говорю: армии в Чечне угрожает смертельная опасность, а они заладили свое: ты террорист, ты террорист! Я не террорист, я солдат! Тому, кто сыграл со мной эту злую шутку, я точно когда-нибудь башку откручу!

— Какая опасность? — с неожиданным интересом спросил он.

— Вакцина от гепатита заражена. Смерть через сорок восемь часов. Если солдаты погибнут — вина будет и на ваших идиотах! — Я рванул машину с места.

В зеркало мне было видно, как он смотрел мне вслед, потом развернулся и побежал назад к СИЗО.

Иди-иди, докладывай о потере табельного оружия! Вызывай спецназ, ОМОН, группу захвата!

Я прекрасно понимал, что мое время исчисляется несколькими минутами — вполне вероятно, что бронемашины со спецназовцами уже движутся мне наперерез. Я гнал «восьмерку» по улицам на предельной скорости, непрерывно сигналя и пугая прохожих. Доехал за девять минут. Не наврал мне Георгий Степанович — медчасть оказалась именно за двумя поворотами направо. А ведь мог бы наврать!

Здесь тоже был КПП, но ворота, к счастью, оказались открыты. Я влетел на территорию части на полной скорости. Вдогонку мне бросились часовые, щелкая затворами автоматов. Я их понимал! Сколько было случаев, когда на территорию частей врывались на заминированных машинах камикадзе и взрывали себя, убивая людей вокруг. Пожалуй, я сейчас тоже камикадзе!

Я вбежал в корпус и понесся по коридору, на ходу рассматривая таблички на дверях. Пистолет сунул за спину, чтобы не пугать людей.

Вот он, кабинет начальника. Рванул на себя дверь. За столом — седой подполковник, напротив, на стульчиках — мужчины, женщины, все в белых халатах — врачи. И все обернулись ко мне.

— Где гамма-глобулин, который вы получили? — заорал я с порога.

— Выйдите немедленно! Вы что, не видите, у нас совещание?

— Вы уже делали прививки?

— Вон! — Подполковник покраснел от гнева. Я понял, что по-хорошему не получится, вынул из-за пояса пистолет:

— Кто из вас специалист по вирусам?

— Я. — Со стула нерешительно поднялся парень в очках лет двадцати пяти. — Я инфекционист.

Я подошел, приставил пистолет к его виску.

— Опусти пистолет, подонок! — крикнул мне подполковник.

— Если кто-то попытается мне помешать, я его застрелю! — произнес я медленно и четко. — Пошли за вакциной!

Я вывел его из кабинета, повел по коридору. Люди шарахались от нас. Парень открыл дверь какого-то кабинета, распахнул холодильник, вынул из него запечатанную банку с вакциной. Я взял у парня банку, прочитал надпись. Да, это именно то, что нам нужно.

— Ты в них правда разбираешься? Он кивнул.

— Где у вас микроскоп?

— В лаборатории.

— Давай туда! Чего телишься?

И снова я повел его по коридору, и снова люди шарахались от нас. Господи, как все долго!

Наконец мы дошли до лаборатории. Я запер дверь на ключ, чтобы никто не мог сюда неожиданно ворваться, задернул шторы. Здесь действительно был большой микроскоп.

— Ну чего стоишь? Изучай давай!

Очкарик стал капать вакцину на стеклышки. Руки у него дрожали, и одно стеклышко он разбил. Может, я бы тоже его разбил, если в у моего виска все время держали взведенный пистолет. Но его неловкость меня не на шутку разозлила: мне каждая секунда дорога, а он будто специально медлит!

Наконец все было готово, и парень положил стеклышко под микроскоп. И тут я заметил стоящий на подоконнике телефонный аппарат!

— Слушай, как отсюда в Москву позвонить?

— Обычно — ноль девяносто пять, — сказал он удивленно.

— Спасибо. Ну изучай, чего ты? Он припал к окулярам, а я стал торопливо накручивать диск. По закону подлости, линия была занята. И тут из-за двери раздался грозный голос:

— Пастухов, у тебя нет никаких шансов! Немедленно отпусти заложника и сдавайся! Здание полностью окружено.

— Я убью его! Убью! — закричал я истерично, одновременно продолжая накручивать диск.

Парень оторвался от окуляров и посмотрел на меня как-то странно. Я был уверен — он считает меня сумасшедшим.

— Тронешь заложника — будешь убит на месте! — пообещал мне грозный голос.

— Посмотрим!.. Нуты, инфекционист хренов, ничего не видишь, что ли? — заорал я на парня.

В трубке наконец-то раздались гудки вызова. Лишь бы эти суки не начали штурм раньше времени!

— Алло!

Ну слава богу, наконец-то я услышал голос полковника Голубкова.

— Константин Дмитриевич! Это Пастухов. У меня мало времени! Мою команду подставили в Чечне! Мои парни сейчас в грозненском СИЗО, а меня с минуты на минуту начнет штурмовать спецназ. — Тут я увидел, как очкарик оторвался от микроскопа. Взгляд у него был какой-то дикий. — Одну минутку! — Я закрыл трубку рукой: — Ну что, ты увидел?

— Увидел. Это смерть, — кивнул инфекционист.

— Ну наконец-то! Иди и расскажи всем! — Я бросил ему ключ: — Иди, иди, не бойся! По тебе они стрелять не будут!

Он нерешительно поднял ключ с пола.

— Алло, товарищ полковник! — закричал я. — Меня вы уже не спасете, так хотя бы ребят моих выручите!

Я наблюдал за тем, как парень вставил ключ в замочную скважину, повернул его и вышел. В следующее мгновение я пнул ногой стол и упал за него.

— Сережа, ты можешь объяснить мне, в чем заключается подстава?

И вот когда он задал мне этот вопрос, все и началось! Шторы на окнах начали колыхаться, будто от сквозняка — они рвались от пуль и осколков, на глазах превращаясь в лохмотья. С дверями дело обстояло не лучше. Через несколько секунд они были разнесены в щепки.

— Нас обвиняют в сотрудничестве с «чехами»!

— Что? Кто стреляет?

— С «чехами»!

На этом связь прервалась. То ли пуля попала в телефонную розетку, то ли кто-то кабель перерезал. Ну что за глупость, а! Я ему говорю: "С «чехами», а он: «Кто стреляет?»

Стрельба не прекращалась. Я отшвырнул пистолет в сторону, лег на пол ничком и закрыл голову руками. Вполне подходящая поза для встречи бесславной преждевременной смерти.

Глава одиннадцатая. Вакцина

Док, опираясь на костыль, вышел из госпиталя нам навстречу. Он уже почти не хромал.

— Ну что, Мересьев, как насчет поездки домой? — спросил его Артист.

— Всегда, — улыбнулся Док.

— Тогда собирайся. Через полчаса вертолет на Моздок.

— Честно говоря, мужики, я глазам своим не верю. Думал, закрыли вас в тюряге лет этак на десять.

— Ну это вряд ли, — помотал головой Боцман. — Скорее небо упадет на землю...

— И боцман Хохлов перестанет жрать за троих... — подхватил Артист.

— Как живы-то, мужики?

Как живы? Честно скажу, лежа под градом спецназовских пуль, я думал, что уже никак! Но, видно, я везучий — в рубашке родился. Стрелять им быстро надоело, и они пошли брать меня живьем. Вернее, живой я или мертвый, они не знали, но очень надеялись, что мертвый. А я оказался живой! Уж не знаю, сколько минут они меня били, но только сознание я потерял почти сразу...

Очнулся в камере, все тело — сплошной синяк, встать не могу, и не потому даже, что все отбито, a потому, что к тюремной кровати наручниками прикован. Это они мне так за охранников отомстили! Мне почему-то показалось тогда, что ночью я обязательно умру. Но не умер. Говорят, у кошки девять жизней, а у спецназовца — всего одна, зато какая! Врагу не пожелаешь!

На следующий день с утра пораньше явилась ко мне в камеру целая комиссия во главе с республиканским прокурором. От наручников тут же освободили и стали извиняться за причиненные неудобства. Сработал мой звонок! Голубков местное ФСБ быстро в чувство привел! В тот же день меня из СИЗО освободили и отправили на санитарной машине в госпиталь, где я и провалялся благополучно две недели.

Пока лежал в госпитале, ко мне несколько раз приходили следователи, в том числе и Георгий Степанович, но интересовал их уже не я, а люди, причастные к делу о вакцине, с помощью которой хотели уничтожить нашу армию в Чечне. Я рассказывал, что знал. Перегудов тоже рассказывал. Из Москвы расследовать это дело пожаловала большая следственная бригада.

А дело было действительно крутое. Как выяснилось на следствии, вакцина изготовлялась вовсе не в Италии, а в Иордании, а через Италию только переправлялась — специально, чтобы там получить фальшивые европейские бумаги и сертификаты.

Итоев, которого ваххабиты считали своим, ехал на переговоры по поводу поставки вакцины в Чечню. Умело подсунутый Светлане материал для статьи в «Абсолютно секретно» помог «чехам» раскусить Итоева, и его тут же, не задумываясь, убрали. Так что информацию о поставках вакцины он ФСБ сообщить не успел. Ну а потом начали убирать всех, кто хоть как-то касался этой темы.

В школы вакцина попала не случайно. Эти подонки хотели ее сначала испробовать, провести, так сказать, «клинические испытания». Они были абсолютно уверены в своей безнаказанности! И ведь действительно аналитики из ФСБ прохлопали армейскую поставку вакцины, потому что шла она под другой маркой, через другую фирму, была тщательно проверена и сертифицирована Минздравом.

Самое-то гнусное, конечно, что дело не обошлось без пособничества армейских чиновников. Сколько уж им давали террористы, я не знаю, но это ж надо было начмеду армии умудриться издать приказ о вакцинации всех подразделений, находящихся на территории Чечни, в один день! Эффект, блин, был бы стопроцентный. Промедли мы еще хотя бы один день!..

Следователи так и не сказали мне, сколько армейского народу пошло под трибунал, под суд, но я думаю — немало.

Как я и предполагал, итальянца первым спровадили на родину — от греха подальше. Он перед отъездом заходил, прощался. Я на всякий случай записал его адрес и телефон. Вдруг придется с Ольгой и Настеной в Италии отдыхать?

...Светлана Корниенко вязала, удобно устроившись на диване, когда в замке входной двери повернулся ключ. Она подалась вперед, прислушиваясь. Протянула руку к гантеле, лежащей рядом с диваном. Недавние страшные события научили ее многому, но прежде всего — осторожности.

Ко всему прочему, дверь была закрыта на засов, поэтому при всем желании снаружи ее открыть не удалось бы.

Светлана подошла, глянула в глазок. На лестничной площадке было темно.

— Кто там? — тихо спросила она, вжавшись с гантелей в руке в стену.

— Света, это я! Открыть не могу! — раздался из-за двери голос Злотникова.

— Семен! — вскрикнула она и принялась открывать замки.

Он вошел. Загорелый, почти черный, с выгоревшими волосами. Она растерянно отступила на шаг, потом вдруг бросилась ему на шею:

— Сема, Сема! Господи, как же я по тебе соскучилась! Неужели в этой твоей командировке нельзя было позвонить?

— А чего звонить-то? Приехал вот.

— Балбес! — шутливо хлопнула она его по плечу. — Я бы хоть ужин приготовила.

— Не надо ужин. — Злотников привлек к себе девушку и стал целовать.

— Да ты хоть кроссовки сними, — засмеялась Светлана.

— Да-да, — растерянно пробормотал Артист. — Слушай, а что с дверью?

— Он еще спрашивает! Дверь новая, и замки новые. Или ты хотел с дырками жить?

— А! — вспомнил Артист и снова привлек к себе Светлану.

Была глубокая ночь. Светлана лежала на плече у Злотникова и счастливо улыбалась.

— Свет, ты спишь? — шепотом спросил Семен.

— Устал?

— Да нет, ты что! Просто я спросить у тебя хотел.

— Ну спрашивай.

— Ты это... замуж за меня не пойдешь?

— Господи, и он еще называет себя артистом! — рассмеялась Светлана. — Кто так предложение делает? А где букет, подарки?

— Подарки завтра. Я сегодня не успел. Но завтра точно будут. Ну так как?

— Что — как?

— Насчет моего предложения?

— Раз подарки и букеты завтра, — значит, и ответ тоже завтра.

— А сейчас никак нельзя? — Артист горестно закряхтел.

Светлана крепко обняла его, прижалась всем телом.

— Господи, какой дурачок! Конечно, можно! Неужели ты не видишь!

...Я сидел в своей мастерской и от нечего делать строгал Настене жар-птицу из деревяшки. Работы сегодня не было, и я отпустил мою столярную гвардию.

Когда я вернулся со своих «военных сборов», Ольга посмотрела на меня и заплакала, и Настенка, глядя на мать, тоже заплакала. Видок у меня был, конечно, тот еще: морда в синяках, на груди специальный корсет, чтобы срастались сломанные ребра. Я обнял их и сказал, что ни на какие сборы больше никогда не поеду.

— Врешь ты все — поедешь, — вздохнула Ольга и ничего больше не сказала. Она у меня никогда лишнего не говорит. Что можно — я сам расскажу, ну а что нельзя, то нельзя. Настоящая офицерская жена! У мужика своя мужицкая работа, и нечего в нее нос совать! Это, кстати, не я так говорю, это жена моя так говорит...

На домашних харчах я быстро поправился, уже через неделю прежним Пастуховым стал — затопинским столяром и плотником.

И вот когда я достругивал ту самую жар-птицу, снаружи вдруг послышался шум машины. Я приоткрыл дверь.

Черная «Волга» — и прямо к моей мастерской. Только гостей мне еще сейчас не хватало! Ух, не люблю я эти черные казенные «Волги»!

Из «Волги» выбрался незнакомый мне майор. Козырнул, открыто улыбнулся. Нет, этот, слава богу, не фээсбэшник, этот простой вояка.

— Добрый день. А я за вами, Сергей Сергеевич.

— Куда еще?

— В Москву. Имею поручение доставить вас в министерство. Замминистра будет всей вашей группе ордена вручать.

— Замминистра? — переспросил я, полагая, что ослышался.

— Так точно.

Небольшой я с некоторых пор любитель всяких висюлек и побрякушек, а все же... Вишь, как все обернулось — могла бы Родина срок дать, да решила наградить... Нет, нельзя плевать в протянутую в знак благодарности руку.

— Ну что ж, — сказал я майору, — давайте тогда хоть домой заскочим. Не в таком же виде ехать? — На мне были потертые джинсы и клетчатая рубаха с заплатами на рукавах.

Майор взглянул на часы:

— Да-да, конечно. Давайте, только, если можно, побыстрее!

Вот армия родная! На часы он смотрит, а чтобы предупредить заранее, за день хотя бы, на это ума ни у кого не хватило.

Войдя в приемную Замминистра, я обалдел. И Артист, и Боцман, и Док, и Муха — все были в темных костюмах одинакового покроя — ну точь-в-точь как у меня! Не выдержал, расхохотался. Они тоже.

Замминистра оказался весьма бодрым стариканом. Он не стал говорить долгих речей по поводу героизма и патриотизма, он как-то просто и по-домашнему вручил нам ордена и пожелал спокойной, мирной жизни безо всякой стрельбы, физических и моральных ран.

— Скажу честно, вы армию от гибели спасли, а мы вам за это даже заплатить достойно не можем...

— Это точно, — не удержался от реплики Артист. Впрочем, сказал он это шепотом, мне.

— Ну примите от нас хоть «спасибо».

Мы выпили с ним по рюмочке водки, и он на прощание крепко нас всех по очереди обнял.

Вышли из министерства мы с двойным чувством: с одной стороны, конечно, приятно — еще одна побрякушка на пиджак, а с другой — досадно. Получается так, что в этой операции мы армию от самой себя спасали. Ведь если в нельзя было армейских чиновников подкупить, разве смогли бы «чехи» свою вакцину реализовать?

— Ну что, может, забуримся куда-нибудь — кресты обмыть, и вообще... — с каким-то странным выражением лица предложил Артист.

— В ресторанчик потом, если не расхотим. Еще одно дело важное есть, — сказал я. — Где тут поблизости фрукты продают?

Генуя, 15 августа, 10.15

В кабинете у прокурора Сержио Адамо было многолюдно. Сегодня он устраивал для журналистов пресс-конференцию по поводу успешной операции, проведенной совместно с отделом по борьбе с наркотиками. Благодаря этой операции с десяток наркокурьеров и трое оптовиков оказались в тюрьме.

— Рассаживайтесь, рассаживайтесь, господа, — попросил журналистов прокурор. У меня для вас не больше часа.

Журналисты утихомирились и начали задавать Адамо вопросы. Сержио отвечал уверенно, сыпал остротами. Пресс-конференция проходила в веселой непринужденной обстановке.

Неожиданно дверь его кабинета отворилась, и на пороге возник... следователь Адриано ди Бернарди. Он был очень худ, глаза его странно блестели. На нем был новый дорогой костюм.

— Адриано? — На мгновение прокурор растерялся, потом произнес радостно: — Слава богу, ты жив! Когда ты вернулся?

— Сейчас. Из аэропорта — и прямо к тебе.

— Господа журналисты, позвольте вам представить следователя прокуратуры Адриано ди Бернарди, который только что вернулся из долгосрочной командировки в ужасную Россию. Ему там многое пришлось пережить. Он попал в чеченский плен. Бандиты требовали за него огромный выкуп. Мы здесь сделали все, чтобы его освободить, но... Да, думаю, он вам сам все сейчас расскажет.

По рядам прокатился гул. Журналисты в предвкушении сенсации наставили на Адриано диктофоны и камеры.

— Нет-нет, никаких интервью, — помотал он головой и подошел к столу прокурора.

— Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! — Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился.

— Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России?

— Как? — улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов.

— Мудак! — произнес Бернарди по-русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал.

Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу.

— Кстати, господа! — остановился он в дверях. — Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. — Сказав это, Адриано хлопнул дверью.

Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос.

— Извини, что долго не навещали. На сборах были. Мы же офицеры, хоть и уволенные... На вот тебе, держи. — Я протянул ему большой пакет с фруктами. — Бананов-то, поди, здесь не дают?

— Не дают, — заулыбался Вадим. — А ко мне мать с отцом приезжали. Так что назад теперь уже точно не пошлют. Сказали, в Москве дослуживать буду.

— Во, правильно. В президентском полку. Туда только из Бурденко и берут, — не удержался от шуточки Артист.

Боцман посмотрел на него неодобрительно и сказал парню:

— Этот хлыщ у нас в театрах играет, так что ты на него внимания не обращай... Ты тут как, девушку еще не завел?

— Завел. — Прилуков засмущался.

— Вот и молодец, — одобрил я, — на свадьбе погуляем. Пригласишь?

— Приглашу, — еще больше засмущался Вадим.

— Ну вот, а теперь я хочу представить тебе человека, благодаря которому ты оказался здесь.

Док пожал Вадиму руку:

— Иван Перегудов. Для друзей — Док.

— Док? — Вадим расплылся в улыбке. — Меня пацаны в роте тоже Доком звали. Я же фельдшером служил.

— Ну вот, значит, коллеги.

Мы уселись в кресла и начали травить армейские байки, но минут через двадцать появилась строгая пожилая медсестра и отправила нашего Прилукова на процедуры.

— Ну так что, идем в ресторан? — снова спросил Артист.

— Да, блин, дался тебе этот ресторан! — сказал я.

— Дорого и порции такие, что не наешься, — поддержал меня Боцман.

— На этот счет можете не беспокоиться — я вас приглашаю.

— Чего это вдруг? — подозрительно глянул на Артиста Боцман. — Зарплату в театре получил?

— Дождешься ее! — вздохнул Злотников. — Да нет, торжество у меня сегодня.

— Что за торжество? — поинтересовался Муха.

— Помолвка у нас, — наконец-то сознался Артист, покраснев до корней своих рыжих волос.

— Что ж ты раньше-то молчал? — закричал Муха.

— Ну ты, блин, даешь! — возмутился Боцман. — У него помолвка, а у людей ни подарков, ни цветов.

— Мы вообще-то со Светкой по-скромному все хотели, без шика.

— Я тебе дам по-скромному! — погрозил Семену кулаком Боцман. — В каком кабаке и во сколько?

— В «Хижине», через полчаса.

— А ну отойдем, мужики! — скомандовал я Перегудову, Боцману и Мухе.

— Э-э, а я-то как? — растерянно произнес Артист.

— А ты к своей журналистке иди! — посоветовал ему Боцман.

По поводу подарка совещались мы недолго. Решили, что хватит уже Артисту быть безлошадным — скинемся-ка мы ему пока на «шестерку», пускай свою журналистку в редакцию возит. Ну а уж если по-настоящему женится — тогда подарим что-нибудь посущественнее. Слупим же мы когда-нибудь с товарища Горобца по полной программе.

Эпилог

Сегодня я отправился в нашу церквушку, в Спас-Заулок — это стало вроде как обязанностью души: ставить за моих парней свечи, особенно вот как сейчас, когда закончились наши очередные «военные сборы»... Ставить и за живых, таких дорогих мне боевых друзей, и за товарищей, павших солдатской смертью, той, что возносит наши души на самое почетное у Бога место...

Кончились «сборы»... Теперь опять не знаю, сколько не увижусь ни с Доком, и с Боцманом, ни с Мухой, ни с Артистом.

Война объединяет нас, мирная жизнь разводит. И собираемся мы вместе только тогда, когда где-то опять начинает пахнуть жареным. Все не как у людей. И только двое моих пацанов всегда со мной, рядышком.

Я вошел в ограду нашего деревенского кладбища, сел на скамейку рядом с могилами моих друзей Тимофея Варпаховского, Тимохи, Каскадера, и Николая Ухова, Трубача.

Я сидел, слушал, как по-осеннему шумят листвой деревья у могил, и вспоминал, какие мы были когда-то...

1

ПБС — прибор бесшумной стрельбы.

2

Неуправляемый ракетный снаряд.