Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Псы господни (Солдаты удачи - 8)

ModernLib.Net / Детективы / Таманцев Андрей / Псы господни (Солдаты удачи - 8) - Чтение (стр. 3)
Автор: Таманцев Андрей
Жанр: Детективы

 

 


      - На перевале Талдык мы остановились сменить колесо, рассчитывая догнать колонну минут через пятнадцать. Нас было трое в машине: сержант-водитель, полевой капитан и я. Мы корячились на холоде - была зима, - когда на перевал вьшетел на полной скорости джип "чероки". Он пер в гору, как по шоссе. Позади на станине - крупнокалиберный спаренный пулемет. Разнести нас таким в клочки - дело одной секунды. В машине четверо, все таджики. Нас положили на землю и допросили. Они выяснили, что наша колонна идет впереди. Затем главный из них поднял меня и спросил: "Это тебя я видел в доме Довлата?" И я мгновенно вспомнил его в костюме-тройке и назвал по имени: "Да, Вазим". - "Возех, - усмехнувшись моему страху, поправил он. Что за ребята с тобой?" - "Обычные ребята, - заверил я его. - Они ничего не видели и ничего не скажут". - "Теперь не скажут", - подтвердил он и выстрелил в затылок одному и в лоб другому. Потом он дал команду, и пулеметчик разнес в щепки наш "газик". "Прости, дорогой, - обратился он снова ко мне. - Ложись полежи лицом вниз, пожалуйста". И я минут двадцать лежал, ожидая пули, пока приближалась и проходила мимо колонна из шести грузовых машин. По-моему, "Уралов". "Все, Алексей, - разрешил он мне встать. - Не сердись, пройди пешком. Передавай привет Худайбердыеву. Скажи Довлату, что Возех никогда не огорчает друзей. Я появлюсь в городе нескоро. Месяца через два". И они ушли на большой скорости вслед за колонной.
      Алексей помолчал, крутя в руках пустую рюмку.
      - А ты говоришь: "Леша, малыш, будь осторожен". Я буду осторожен, как крыса, брат, и сделаю все, чтобы вырваться из этой проклятой дыры.
      * * *
      В самолете Виталий откинулся на спинку кресла, пристегнувшись ремнем, помог устроиться племяннице, молча застывшей с книжкой в руках в кресле возле иллюминатора.
      - Когда ты в последний раз была у нас, Лариска? - мягко спросил ее Виталий.
      - Не помню, - ответила девочка.
      - Или ты вовсе не была?
      - Была.
      - А сестричку Катю помнишь?
      - Помню, - пожала худенькими плечами девочка.
      Вот и весь разговор с ребенком. Ну да ладно, у жены с дочкой лучше получится.
      Дудчик погрузился в долгие размышления, анализируя ситуацию и возможные варианты ее развития. Реакция брата на предложение оказалась в чем-то неожиданной. Алексей просто сломался, человек быстро и навсегда меняется, попав в боевую обстановку. Он явно готов теперь на многое, чтобы убраться как можно дальше из страны, и - что было опасно - может превысить необходимый риск.
      Что-то стояло теперь стеной между Виталием и Алексеем. Он так и не смог поговорить с братом по душам, объяснить, что на этот шаг его почти неодолимо толкает сила ненависти и бессильной ярости против жирующих паразитов. Но Дудчик чувствовал, что брат не поверил бы ему, а если бы и поверил, то постарался бы отстранить от дела партнера-идеалиста. В жестокой таджикской каше, сваренной из политики и наркодолларов, все решали сила и деньги. Дудчик с удивлением обнаружил, что операция вышла из стадии теоретических выкладок и ночных фантазий и... стала развиваться по своим собственным законам. Виталий почувствовал, что его бессильная ярость требует теперь силы, она жаждет разрядиться, а казавшийся прежде второстепенным денежный вопрос диктовал необходимость быть твердым и осторожным даже в отношениях с братом. Странное дело, не найдя точек соприкосновения в личных взглядах, они без труда пришли к деловому сотрудничеству. Что ж, так и должно быть, какие могут быть сантименты в крупном и рискованном предприятии.
      * * *
      Через два дня Алексей Дудчик, стоя по пояс в прохладной воде открытого бассейна, разговаривал с господином Нейлом Янгом, атташе по вопросам культуры английского посольства. Между гостями плавали на толстой пробке подносы с миниатюрными бутербродами с лососиной, стаканами вина и виски, банками пива. Происходило это во дворце - иначе не назовешь - министра социального обеспечения. Он устроил сегодня мальчишник в честь какого-то местного праздника - то ли Дня труда, то ли Поминовения.
      - Нейл, - сказал младший Дудчик, - а почему вы приехали сюда на должность атташе по вопросам образования и культуры?
      - This is my job, - ответил Янг с неподражаемой английской интонацией, которую никогда не повторить иностранцу, если он не обучался в специальной школе ГРУ для внешних разведчиков.
      - Я понимаю, что это ваша работа, я спрашиваю только о названии должности. Если я не ошибаюсь, в Кении вы были военным атташе?
      Англичанин усмехнулся:
      - Война - древнейшее из искусств, я думаю, что фехтование дубиной изобрели несколько раньше, чем наскальную живопись.
      - Нельзя не согласиться. - Алексей приподнял бокал. - Вы ведь наверняка военный в отставке. Это так?
      - Может быть, - согласился Нейл. - Я прослужил двадцать лет в десантных войсках Королевского флота и вышел в отставку в чине майора.
      - Ваше здоровье, господин майор. То-то я замечаю, что вы предпочитаете общество военных и политиков, а не пропадаете в развалинах и музеях.
      - Чем вызван ваш интерес, Алексей? Это грубый образец попытки завербовать меня? Или российские власти потребуют моей высылки? Признаться, я бы не прочь: мне надоела жара и запах вашей травки.
      - Я разговариваю с вами как сугубо частное лицо и хочу задать только один вопрос.
      - Так задайте его, и с вашим волнением будет покончено.
      Алексей поставил пустой бокал на поднос и взял с него банку "Гиннесса", аккуратно вскрыв ее так, чтобы не напустить пены в бассейн.
      - Нейл, что бы вы сказали, если бы я попросил вас передать в соответствующие руки несколько документов? Я хочу, чтобы, - Алексей сделал нажим на следующее слово, - соответствующие люди проверили их подлинность и ценность. Каков был бы ваш ответ?
      - Вашему ведомству следовало бы знать, что я был на службе военным психологом и занимался этическим воспитанием личного состава. Именно поэтому я сейчас специализируюсь на гуманитарных вопросах. Я ответил бы вам, что это очень неловкая провокация. Вы несете мне документы, снабженные страшными грифами "Совершенно секретно", "Экземпляр единственный", "После прочтения сжечь", а меня берут под руки люди из ФСБ, предъявляют видеосъемку, снимают отпечатки пальцев и выдворяют со скандалом из страны. И я в наказание за неосторожность получаю назначение в еще худшую дыру, где вместо бассейна будет грязная река с пиявками и аллигаторами. - Англичанин отсалютовал Алексею бокалом и повернулся в другую сторону, направляясь "вброд" к американским и немецким коллегам из дипломатического корпуса.
      Алексей сощурил глаза. Глядя на стриженный по-военному затылок британца, он представил, как в него врезается, разбрызгивая пиво, жестяная банка "Гиннесса". Он рассчитывал хотя бы на минимальный интерес, малейшую готовность выслушать предложение.
      - Алексей, - окликнули его.
      Дудчик разглядел среди голых тел участников этого в высшей степени неофициального приема двух знакомых, которых он не без причин сторонился последние полгода. Алексей махнул им рукой и, разгребая воду, подошел:
      - Мои приветствия.
      Заместителя министра социального обеспечения звали Довлат Худайбердыев. Рядом с ним стоял бородатый человек, тот самый, кто передавал "другу Довлату" слова о дружбе на перевале Талдык в мае этого года, когда рядом еще продолжали агонизировать тела двух русских ребят.
      - Алексей, оказывается, ты забыл передать мне привет от друга, укорил его Довлат.
      Возех широко улыбнулся и протянул руку:
      - Я рад, что имею приятную возможность снова встретиться.
      Дудчик отчетливо понял: этот человек считает, что после оказанной им услуги - когда он мог убить, но не убил - Алексей должен испытывать к этому профессиональному убийце самые теплые чувства.
      Очевидна, он только что рассказал замминистра, как смешно выглядел Алексей, уткнувшийся носом в пыль, и тот сумел оценить и комичность ситуации, и любезность своего друга. Что и говорить, ведь по всем правилам сопровождающий колонну не имел права оставлять русского свидетеля. То, что он бросил его посреди гор без припасов и средств передвижения, но не отнял у него жизнь и даже оружие - это была поистине азиатская услуга. И теперь он готов был принять приличествующую случаю благодарность.
      Алексей подал руку:
      - Здравствуйте, Возех. Все ли у вас благополучно?
      - Слава Аллаху! Вы напрасно не передали моих слов, потому что Довлат волновался, отчего меня так долго нет. Я рассчитывал, вы скажете ему, что я жив и здоров, буду месяца через два. - Он с укоризной посмотрел на Алексея.
      Дудчик понял, какой мелочи он обязан тому, что остался жив. Не будь этого малого случая - необходимости передать весточку, он бы "раскинул мозги" по дороге вместе с капитаном и сержантом.
      - Я не догадался, что это важно, - вполне честно объяснил он. - И подумал, что следует как можно меньше говорить на эту тему...
      Легкое презрение скользнуло по губам Возеха. Он видел перед собой глупого человека, который не умеет быть благодарным и не понимает тонкостей взаимоотношений мужчин. Воин совершил глупую ошибку, оставшись без прикрытия на перевале, но получил в подарок жизнь из уважения к его другу. Но он не отправился, бросив все дела, чтобы передать этому другу поручение и выразить свою глубокую благодарность, а, наоборот, сторонится его, потому что не хочет признать услугу и выполнить долг чести. Это не воин, это не мужчина. Это просто русский, человек без чести.
      - Ну ничего, ничего, - успокоил русского офицера Довлат. Недоразумение уже выяснилось. Алексей просто не понял тебя, Возех, он хотел как лучше.
      Бешенство вскипало в Алексее. Перед ним были, враги, откровенные враги, которые и относятся к нему, ко всем русским, как к чужакам. Все их понятие жизни - это понятие рода. Все, что полезно моему роду, - хорошо. Все, кто не относятся к моему роду - враги. Для него убить двух чужаков на дороге поступок, который никак не может отяготить совесть, потому что он убил, во-первых, неверных, а во-вторых, они могли чем-то повредить доставке груза оружия, или наркотиков, или ворованных баранов, черт бы их всех побрал двуногих и четвероногих баранов с одинаково твердыми лбами!
      - О чем вы секретничали с Нейлом? - улыбаясь, небрежно поинтересовался Довлат, - Вербуешь его между делом?
      - Разве что на охоту, тура подстрелить. Худайбердыев отвлек его в сторону, оставив Возеха одного:
      - О, Нейл отменный стрелок. Я был с ним в горах, он вообще очень крепкий человек.
      - Бывший морской пехотинец, - запустил на пробу Алексей.
      - Вот как? - изобразил удивление Худайбердыев. - Послушай, Алексей, - сказал он совсем другим, доверительным тоном, когда они отошли на достаточное расстояние. - Я понимаю твои чувства. Но ты ведь не первый год в нашей стране. В Москве ты тоже встречаешься с бандитами, которые вечером стреляли в людей, а утром ходят по вашей Думе и чувствуют себя хозяевами страны. Возех - мелкая фигура, и он считает - по своим диким горным понятиям, - что оказал тебе большую милость. Пойми, самое главное, что ты остался жив, и я рад этому. Мы вынуждены держать нейтралитет с этими горными феодалами, потому что у нас не хватает сил навести там порядок. Но ведь и у вас нет этих сил. Поэтому надо или работать в той обстановке, какой она сложилась, или вовсе уезжать из этой страны.
      - Честно сказать, я об этом и думаю, - вполне искренне сказал Алексей, у которого все-таки стало немного легче на душе от слов Довлата.
      - Будет жаль, если ты покинешь страну, потому что ты один из лучших специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и ты один из немногих среди военных, с кем мы по-настоящему плодотворно сотрудничали все это время.
      Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который вернулся в страну, как только речь зашла о ее независимости, и стал действующим политиком. Он быстро превратился в одного из лидеров демократической оппозиции в стране, где клан Рахмонова захватил власть и силился ее удержать. Ему пришлось пойти на уступки и включить в правительство представителей демократической и исламистской оппозиции, чтобы сохранить достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе. Именно тогда Довлат стал заместителем министра социального обеспечения. На севере шли непрерывные бои и стычки. Наблюдатели ООН и российские войска не давали развязаться полномасштабной гражданской войне. Со стороны Узбекистана, Пакистана, Афганистана подпитывались исламисты, все более набирая политический и военный вес. Демократической оппозиции приходилось плохо, она теряла сторонников. В ее представителей начали стрелять. И за всем этим стояли героиновые деньги.
      Алексей, с которого схлынула ярость, представил себе всю трудность положения Худайбердыева, который балансировал на столь тонком азиатском канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей почувствовал неловкость:
      - Я еще никуда не сбежал, Довлат, не прощайся со мной. Это просто усталость и упадок сил после похорон.
      - Каких похорон? - удивился Худайбердыев.
      - Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...
      - Лиза? - Лицо Довлата отразило искреннее переживание. - Я ничего не знал, меня не было две недели, и мне никто ничего не сказал. Мои соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у тебя такое горе. Как же дочка?
      - Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.
      - Не будем об этом, - предложил Алексей, - Как твои дела?
      - А разве ты не понимаешь? Деньги и оружие у исламистов, у торговцев наркотиками, у правительства. Что у нас? Пятьдесят наблюдателей ООН, гуманитарная помощь, неопределенные обещания - но только в том случае, вели мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а оттуда и в Америку. Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.
      Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.
      - Извини, Алексей, надо помогать хозяину вечеринки. Заглядывай ко мне безо всякого стеснения. Я теперь понимаю, отчего ты сторонился меня в последнее время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не в силах отдать их под трибунал.
      Алексей вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла, и стало горячо. "Не суетись, старик, - говорил он себе. - Ты же понимаешь, что отсюда надо убираться. А потому надо думать, кто сможет серьезно отнестись к твоему предложению. Разве ты предполагал, что торговать государственными секретами так же просто, как пирожками? Налетай, торопись..."
      Глава третья. Обмен ударами
      Тревожный звонок раздался, как и положено, на рассвете:
      - Слушаю, Пастухов.
      В телефонной мембране, не вмещаясь в диапазон, рокотал низкий голос Боцмана:
      - Здравствуй, Пастух! Сережа? Не разбудил?
      - А, Боцман. Не беспокойся, в деревне утро раннее. Что случилось?
      Было понятно, что без серьезных причин Боцман не станет тревожить в такой час.
      - Есть дело, Сергей, - подтвердил голос. - Пересеклись мы тут с одними "братками"... Последовал быстрый вопрос:
      - Ты ранен? Муха?
      - Господь с тобой, Пастух. Чтобы такая шантрапа меня или Муху завалили. Но офис мне подпортили. "Хлопушек" накидали.
      - Еду.
      - Не торопись так. Тут служивые пишут пока свои протоколы, осколки собирают, соседей опрашивают. Захвати с собой и Артиста, если по дороге.
      - А Док?
      - Док пока не отвечает. Поискать надо в этом его обществе ветеранов. Ты сам-то как?
      - В порядке. Еду, - коротко ответил Пастух. Из кухни выглянула встревоженная Ольга, жена:
      - Куда ты? Опять?
      Пастухов вздохнул и укоризненно покачал головой:
      - Что "опять", Оля? - Всего лишь съезжу в Москву и навещу Боцмана.
      Он видел: Ольга не верит. Ох уж это женское сердце-вещун. Пастухов всегда терялся под взглядом ее глаз - и когда, еще в погонах, убывал в Чечню, и потом, когда, выкинутый из армии, пропадал вдруг на неделю, а то и на целый месяц. Но ведь возвращался же, всегда возвращался... Пока.
      - Оленька, кто-то пробует угрожать Боцману, его с ребятами "Набату". Надо съездить и задействовать мои связи.
      По тому, как глаза жены налились слезным блеском, Пастухов понял, почуял, что предстоящее дело будет не таким простым, как ему показалось с ходу. Предчувствиям Ольги можно было верить едва ли не больше, чем аналитическим сводкам родного управления.
      - Обещай, что позвонишь, как только сможешь, - только и сказала она, не слушая уверений в том, что все это пустяки, которые выеденного яйца от наших хохлаток не стоят.
      Выруливая на своем заслуженном "ниссане-террано" по проселочной дороге на московское шоссе, бывший капитан спецназа, а ныне частный предприниматель Пастухов выбросил из головы заботы о лесопилке и столярном цехе, немецких многофункциональных станках "вайсмахер" и заказах "новых русских", что кормили сейчас все его родное село Затопино. Будто четыре капитанских звездочки проступали на его плечах - он снова ехал, чтобы собрать своих людей в полноценную боевую единицу. А их - вместе с ним самим - оставалось совсем немного. Пятеро. И еще две свечи, которые он всякий раз ставит в маленькой церквушке за упокой душ двух погибших товарищей. И никому нельзя позволить изменить этот счет...
      Им уже приходилось несколько раз проводить разъяснительные беседы с бритоголовыми "братками", когда те изъявляли желание взять предприятие Пастухова "под крышу". Прихватив Боцмана, Муху, Артиста и Дока, Сергей приезжал на "забитые стрелки" и убеждал мелких зарайских авторитетов, что ему не нужна их опека и "защита". Авторитеты, залечив в больнице переломы и ушибы, соглашались, что погорячились, и признавали в конце концов суверенность территории, на которой действовало предприятие Пастухова. Все это было не слишком серьезной, но докучливой возней.
      Знай авторитеты, с кем они пытаются помериться силами, их до костей пробрал бы запоздалый страх, потому что группа Пастуха не раз выполняла задания, какие и голливудским сценаристам не снились. Но знать мелкой уголовной сошке конечно же ничего не полагалось, с них хватало и того простого знания, что эти бывшие офицеры - слишком хлопотная и опасная добыча, которую лучше оставить в покое. На их век хватит беззащитных "лохов" и "бобров", готовых платить при первом же окрике.
      Однако на этот раз, как понимал Пастухов, дело оборачивалось значительно серьезнее. "Набат", видимо, затронул интересы одной из тех крупных московских группировок, которые представляли собой хорошо организованные и, по их же терминологии, "отмороженные" структуры. Опасность была в многочисленности такой братвы, хорошей экипировке и традициях "кровной мести", на которой держался их авторитет...
      * * *
      Захватив из обшарпанного клуба в Черемушках Артиста, где он, как бы стараясь отвечать своей кличке, репетировал что-то с очередной молодежной студией, Пастух довольно быстро добрался до офиса "Набата". Во дворе дома на Шаболовке пацанва крутилась вокруг великолепного, как китайский дракон, мотоцикла Мухи. Артист погрозил им пальцем:
      - Руками не трогать!
      - Нас дядя Муха попросил охранять! - раздались в ответ возмущенные голоса одних мальчишек, а другие тут же поторопились сообщить: - У них взрыв был. Во-он, окна все выбиты.
      Да, последствия взрыва хорошо были видны с улицы. Пастухов с Артистом вошли в подъезд, а потом - сквозь вынесенные воздушной волной двери - и в двухкомнатную квартиру, которая служила Боцману и Мухе офисом. Штаб "Набата" представлял собой плачевное зрелище: груды мусора и клочков бумаги, осколков стекла, посеченные стены, расщепленные взрывом косяки.
      Людмила, жена Боцмана, увидев гостей, поставила веник к стенке:
      - Здравствуй, Сережа. А, и ты, Семен, тут. Проходите в хату. - Она развела руками. - Извиняйте за беспорядок. Митя с Мухой на кухне, хоть туда гранату не кинули.
      Казалось, ничто на свете не может выбить из колеи эту цветущую женщину из провинциального городка, которую судьба некогда свела с боевым офицером Дмитрием Хохловым. Пастухов улыбнулся ей и в который раз удивился ее умению спокойно держаться в любой ситуации. Так же хлопотливо, но без нервов она провожала Боцмана в Чечню, потом отправляла в несколько таинственных "командировок" с друзьями мужа, так же буднично она выметала теперь осколки боевых гранат из офиса охранного агентства "Набат". Столь непоколебима была ее вера в надежность и силу мужа. "Нет, - думал Пастухов, заглядывая в разгромленные комнаты, - не только. Это ее собственная жизненная стойкость, умение не думать о беде, пока она не придет, умение думать о жизни, пока продолжается жизнь. Повезло Боцману: счастливый у бабы характер..."
      А Боцман уже и сам выглядывал из кухни:
      - Здорово, хлопцы! Люся, давай еще кофе.
      Обменявшись твердыми рукопожатиями, они расселись на табуретах. Из выбитых окон задувал летний ветер, пуча уцелевшие занавески.
      - С кем это вы так схлестнулись? - с ходу спросил Артист о главном.
      Боцман почесал затылок:
      - Да, понимаешь, прихватили вчера четырех дурней на дороге, а они оказались из какой-то крутой группировки. Машина их дружков пасла нас от самого шоссе...
      - Догнала она ветер в поле, - вставил Муха, хлопая обеими руками Артиста по спине. - Посмотрите на мой "космический корабль"! - Он выглянул за штору, чтобы кинуть взгляд на свой бесценный "харлей".
      Боцман неторопливо продолжал:
      - Догнать не догнали, однако вычислили они нас быстро. Не думал я, что они такие скорые. Ночью накидали "хлопушек" - по одной в каждую комнату. Пропал евроремонт, одним словом. - Боцман сокрушенно покачал головой.
      Муха зло усмехнулся, но не сказал ни слова. Не в его натуре было обсуждать потери, пока он был на ногах, пока "бил копытом" во дворе его мотоцикл и не кончились патроны в обойме.
      - Не газуй, Олег, - зыркнул на него Пастух, прекрасно почувствовав его состояние. - Что за группировка?
      Боцман секунду помолчал, глядя на жену, готовившую кофе.
      - Вот что, Люся, - обратился он к жене. - У тебя, похоже, отпуск намечается.
      - Оплачиваемый? - улыбнулась Людмила.
      - А как же. - Боцман полез в карман и достал небольшую пачку долларов, отделил от нее немного, остальное протянул жене. - Плата вперед. Ты давай-ка собери сына, и прямо сейчас поезжайте к маме в Калугу, посидите там.
      Людмила вздохнул", положила доллары в сумочку и спросила:
      - Кофе наливать?
      Как только выяснилось, что Мухе прекрасно известно новое место, где можно найти Дока, вся компания снялась с места.
      * * *
      По дороге, едва командирский "ниссан" тронулся, занялись арифметикой. Считал главным образом Муха, и получалось по его бухгалтерии, что для полного счастья ему, как герою Ильфа и Петрова, не хватает пятидесяти тысяч. После небольшой паузы уточнялось, что не хватает пятидесяти тысяч не ему им всем: не следовало забывать о восстановлении офиса.
      - Что, на "работу" потянуло? - сочувственно спросил Муху Артист. Гляди, накличешь.
      Боцман неопределенно хмыкнул, и все с затаенным интересом посмотрели на командира. Пастух вел машину все так же молча. Минутная пауза ясно растолковала команде, что ни о каких "работах" командир говорить не намерен: нет никаких "работ" и не предвидится.
      Пастухову же, если честно, о "работе" сейчас думать не хотелось. Придет время - она сама их найдет, и не откажешься. И не об оплате думать будешь.
      Муха показал дорогу к маленьким мастерским бывшего знаменитого на всю страну НИИ, где теперь обосновался Док.
      На проходной к ним отнеслись равнодушно. Лет десять назад, чтобы попасть в священные недра филиала отечественной космической науки, пришлось бы неделю оформлять разнообразные допуски, но в наши времена институт и опытное производство, растеряв все стоящие кадры, не представляли больше интереса для международного шпионажа. В холле на стене красовались десятка полтора табличек разных фирм, подтверждающих тот нехитрый факт, что институт живет в основном за счет арендной платы, собираемой с коммерческих структур.
      Боцман, отыскав табличку "Центр социальной реабилитации воинов-инвалидов, офис 34", повел компанию наверх.
      - Вот, значит, где обосновался Док, - сказал Артист. - Святое дело...
      Все посерьезнели. Сколько они видели мальчишек за эти годы, призванных в восемнадцать в родном военкомате, брошенных в мясорубку войны, вернувшихся искалеченными, чтобы до конца дней проклинать страну и "отцов-командиров", которым больше нет до них дела.
      Наверху послышался шум: громыхание дверей, возня и сдавленные хриплые крики:
      - Да вы что?.. Что делаете... Гад! Помогите!..
      Компания ускорила шаг - и вовремя: по лестничному пролету, сопровождаемый звуком звонкой затрещины, на них свалился мужчина в растрепанном костюме, с остатками тонированных очков на ухе и разбитой физиономией. Пастухов подхватил его за лацканы дорогого пиджака, спасая от неминуемой стыковки со стеной, в которую они тем не менее врезались вместе.
      - Ого! - подал голос Муха. - Тут, оказывается, не только лечат, но и производят инвалидов!
      Пастухов, не выпуская человека из рук, поднял голову. Он увидел наверху разъяренного Дока. Поза капитана медицинской службы Ивана Перегудова не оставляла сомнений в том, что именно он является автором затрещины, запустившей в полет модно одетого мужчину.
      - Док, - окликнул друга Пастухов. - Может, забросить его обратно? Может, ты ему добавить хочешь?
      Командир не допускал вероятности, что Док не прав в своих действиях: столь высока была его репутация.
      - Познакомься, Сергей, - отозвался сверху Иван Перегудов. - Эта стерва - мой начальник, только что из Германии. Купил нам хрен с редькой, а себе - новый "фолькс".
      - А может, у него что-нибудь осталось? - предположил Боцман, перехватывая у Пастухова "начальника" за штаны и мощным движением переворачивая его вверх ногами. Без особого труда держа довольно плотного мужчину на весу, он хорошенько его потряс. Из карманов посыпались ключи и бумаги, зажигалка "зиппо" в чехле, документы, деньги... Мужчина, багровея лицом, издавал неясные хрипы и стоны. Боцман швырнул его на пол:
      - Не много же я из него натрусил. Все больше мусор... - сказал он, разглядывая "добычу".
      - Хорошо, что дерьмо не посыпалось, - философски заметил Артист.
      - Прихватите у него, ребята, ключи от машины и документы. Они действительно пригодятся, - взял себя в руки Док. - Надо созывать собрание и выкидывать этого гада из общества. А машину мы у него изымем прямо сейчас.
      Человек рвал на себе душивший его галстук и, хватаясь за перила, тяжело поднимался с пола. Увидев, что Пастухов снял с брелока ключ от "фольксвагена" и присовокупил к нему документы на машину, оставив все прочее на площадке, он кинулся сгребать оставшееся барахло, с бешенством, срываясь на визг, бормоча:
      - Грабеж... Я тебя самого выкину... Я тебя посажу...
      А через мгновение "начальник" отправился в очередной полет - этажом ниже, сопровождаемый звуком новой затрещины.
      * * *
      В офисе их встречала пожилая женщина, охавшая, обхватив щеки руками, будто у нее разболелись все зубы разом.
      - Иван Степанович, что ж это делается? - причитала она. - Как же вы это? Нельзя же так.
      - Успокойтесь, Марья Ивановна. Проходите, ребята. Марья Ивановна, поставите нам чайку? - Чувствовалось, что Док сам взволнован этой историей.
      - Будет, будет, Иван, - успокоил его Пастухов. - Расскажи толком, что за начальство с лестницы летело и чем ты здесь занимаешься, кроме мордобоя.
      - Из сорока тысяч тридцать две на себя просадил, подлец, - уточнил Док, зажигая сигарету (только он один из всей команды курил, периодически бросая),
      - Это же надо - тридцать с лишним тысяч на баловство перевести! А деньги чьи? Твои, Док?
      .- Нет, Дима. - Док никогда не называл друзей до кличкам, - Деньги дал Фонд Сороса. Моей мастерской материалов на эту сумму хватило "бы на полгода работы, а теперь через месяц стану на прикол. Видишь, присосались тут ребятки. Гуманитарную помощь, понятно, воруют, как везде, а теперь вот решили и мастерскую оставить без сырья.
      - Покажи, что ты производишь-то?
      - Сравнивайте. - Док поставил на стол две искусственные ноги. Угадайте с трех раз, которую ставит ребятам государство, а что производим мы на немецком оборудовании.
      - Да-а-а, - протянул Артист. - Чудеса. Ты, наверное, робокопа можешь тут сделать.
      - Пожалуй, - невесело усмехнулся Док и показал еще образец. - Вот с такой рукой со спинным креплением и управлением при известной сноровке можно писать, работать на клавиатуре, селедку чистить, в конце концов. Эх, ребятки, у нас же только до Москве двенадцати тысяч заявлений на протезирование! А я в месяц от силы сотню могу сделать - на моих-то трех станках.
      Марья Ивановна додала чай. На фарфоровых чашках сытые детки в коротких штанишках и пышных платьицах тискали толстых собачек.
      - Подарок от немецкой фирмы, - хмыкнул Док, заметив неодобрительный интерес, с которым друзья разглядывали сюжеты этой росписи.
      Боцман, молча пивший чай, широко улыбнулся и простодушно заявил:
      - А молодец ты, Док, хорошим делом занят. Вернулся, значит, к основной специальности.
      Однако Пастух уже раскланивался с хозяйкой, сказав в сторону Дока:
      - Поехали поговорим. Есть тут одна забота...
      * * *
      Военный совет группа капитана Пастухова открыла в парке недалеко от "Горбушки" - известной на весь бывший Союз музыкальной "толкучки". Здесь любил бывать их погибший товарищ старший лейтенант Коля Ухов, игравший на баритоновом саксофоне, влюбленный в музыку, за что и прозванный друзьями Трубачом.
      В этот час на "Горбушке" было немноголюдна, торговля еще почти не шла, а потому они уютно устроились на бревнах, оставшихся после прочистки парка. Со стороны - обычное зрелище: собралась компания праздных московских мужиков раздавить бутылочку-другую да потрепаться про политику.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19