Глава девятая. Игра в прятки

Зеленая «ауди» майора Стрельчинского покинула аэродром и двинулась в сторону Климовска, где он проживал в недавно купленной квартире. Прошли времена, когда майор ютился в офицерском общежитии или на квартире без удобств, потому что на лучшее не хватало денег. Теперь денег хватало на скромную, но достойную жизнь, и он спокойно игнорировал шуточки менее удачливых и оборотистых товарищей по поводу «нового русского офицера». Впереди был приятный вечер в бильярдном клубе — любимом месте досуга авторитетных людей города. И там к нему тоже относились с уважением: он был «майор при делах».

Майор остановился на пересечении с главной дорогой, чтобы пропустить медленно едущий «ниссан-террано». Внезапно рядом с ним притормозил сверкающий никелем и хромом роскошный мотоцикл «харлей-дэвидсон», Стрельчинский загляделся на это чудо и упустил момент, когда водитель «харлея» поднял руку и зачем-то брызнул ему в лицо какой-то дрянью из баллончика через опущенное стекло. Стрельчинский обмяк.

«Ниссан» совсем остановился, из него выбежали два человека — один распахнул дверцу «ауди», умелыми, точными движениями опустил спинку пассажирского кресла, второй, выпихнув туда бесчувственного майора, занял место за рулем. Через несколько секунд оба автомобиля и мотоцикл тронулись и, ускоряя ход, направились в сторону лесного массива.

Когда майор очнулся после недолгого беспамятства, то обнаружил, что его руки и ноги скованы двумя парами наручников, глаза и рот заклеены лейкопластырем, а сам он находится на заднем сиденье быстро куда-то движущегося автомобиля. Он попробовал замычать, но его небрежно постукали по голове чем-то тяжелым и твердым, вероятно рукояткой пистолета. Стрельчинский затих, понимая, что это пришел его черед рассчитываться за красивую жизнь.

Машина свернула куда-то, и сразу ее стало раскачивать с боку на бок, и майор с тоской догадался, что они свернули на проселочную дорогу. Где-то впереди слышался рокот мотоцикла.

Вскоре Муха, улетевший на мотоцикле вперед, показал, что нашел место вполне удобное для их нехитрых целей. Свернув с дороги и углубившись немного в кустарник, они оказались в укромной ложбине с разлапистой сосной посередине.

Захватчики — вместе с мотоциклистом майор насчитал пятерых — вышли из машин и вытащили застывшего от страха Стрельчинского.

Принеся из багажника буксировочный трос, Боцман зацепил его за наручники, сковавшие ноги майора, перебросил его через невысокую горизонтальную ветку и с помощью Артиста подтянул несчастного летуна на полметра вверх.

Док сплюнул и покачал головой, глядя на болтающегося вниз головой Стрельчинского. Муха резкими движениями сорвал лейкопластырь сначала с глаз, потом со рта майора, при этом часть его красивых бровей и усов остались на липкой стороне ленты.

Стрельчинский заморгал, привыкая к свету и непривычному взгляду на мир. Муха повернул его вокруг оси:

— Оглядись вокруг, майор, может, кого признаешь, сволочь.

Наверное, не слишком легко опознать малознакомых людей, вися вверх ногами, но Стрельчинскому это удалось сразу.

— Это вы вчера на самолете были, — хрипло сказал он. — Не знаю, как звать вас.

За что вы меня?

— Зачем ты ему хлебало разлепил? — спросил Артист у Мухи, легко входя в роль крутого «братка». — Сейчас будет «метлой» махать без толку.

Майор залепетал:

— Что я плохого сделал? Я же только принял вас и выпустил в ворота. До города не подвез, ну так разве это вина, братцы? Не мог я... Боюсь я с товаром ехать...

— Я же говорил, что «метлой» будет махать, — сплюнул Артист.

— Если что и случилось, я-то ни при чем, — лепетал испуганный насмерть мужик, болтающийся в неудобном и унизительном положении, пока Муха, решительно остановив его вращение, снова не залепил ему рот.

Следующие десять минут майор Стрельчинский слушал оживленный спор о том, какому роду казни лучше его предать. Высказывались самые невероятные предложения, скорее всего почерпнутые из поганых желтых газетенок, которые люди читают от нечего делать в дороге. Жуткие истории, описанные в этих газетенках, на самом деле в жизни почти никогда не происходят, а главным образом придумываются дешевыми журналистами вечерами на кухне, за стопкой водки. Однако майору в его положении не оставалось ничего другого, как верить во все эти страсти безусловно.

— Вот недавно «братки» из Казани закопали каких-то козлов по шею и косили головы, как капусту. Тоже метод, — убеждал Артист.

— Да где у тебя коса-то? — возражали ему.

— Разорвать его, как жабу, между двумя машинами. Трос же есть.

Лицо майора налилось дурной кровью.

— Хватит базарить, — сказал до сих пор молчавший человек с суровым лицом, конечно старший.

Он поднялся с корточек и пошел к машине. Майор понял: начинается самое страшное.

И действительно, суровый старшой вернулся с канистрой, открыл крышку и обильно полил человека бензином.

Майорская форма мгновенно пропиталась им и потемнела.

— Док, ты же у нас куришь... дай-ка огня. Док равнодушно бросил Пастуху зажигалку.

Несчастное майорское тело затрепетало в воздухе.

— Отлепи ему рот, Муха. Может, ему теперь есть что сказать, — проронил Боцман.

— Ребята! Возьмите все, деньги, машину... Только не убивайте... Не виноват я!..

— Машину мы уже взяли, — сказал Пастух. — А деньги твои... Что с тебя взять-то? Ты вчера нас на пол-лимона подставил. Ну! Ты хоть десятую часть этого сможешь вернуть?

— Верну, — хрипел человек. — Я все скажу! Я знаю, как вам вернуть свои деньги...

Пастух выдержал небольшую паузу.

— Снимите его. Ему неудобно так разговаривать. Стрельчинский упал на спину, перевалился на бок. На мокрый от бензина китель налипла хвоя.

— Уберите наручники, — приказал Пастух.

Майор схватился за лодыжки, на которых были выдавлены глубокие багровые следы.

Он сел, потом поднялся в рост между пятерых жестоких людей, со страхом глядя в глаза тому, которого счел за главного.

Пастух проронил:

— Отдышался? У тебя только один шанс успеть сказать правду. — И чиркнул зажигалкой.

— Я скажу...

— Кто приказал подставить моих ребят? Кто интересовался временем и местом нашего выезда? Кто нас кинул? — последнее слово старшой произнес в разрядку и поднес зажигалку к самому кителю, сразу как-то особо резко пахнувшему бензином.

— Тимур! — почти крикнул Стрельчинский.

— Фамилия?

— Разве вы его не знаете? — удивился майор, но, поняв по движению Пастуха свою ошибку, заорал:

— Хабибуллаев!

— Кто это?

— "Бригадир" узбеков.

— Где найти?

— У него ресторан «Ташкент» и магазин.

— Это его рейсы регулярно идут с Байконура?

— Его.

— Почему думаешь, что это он?

— Он самолично разговаривал со мною про вас. Приказал вывести в точно обозначенное время, подвезти на своей машине к первому такси и договориться. Он бы меня убил, если...

Допрос был закончен.

— Живи и помни, — прервал Пастух излияния раздавленного майора, — что ты мне должен — жизнь и полмиллиона. И не говори ничего узбеку, а то он тебя точно спалит.

— Смотри не закури по дороге, — издевательски бросил на прощание Артист.

К удивлению Стрельчинского, вся «бригада», не обращая больше на него внимания, спокойно прошла к своей технике, расселась и укатила, не позарившись даже на его новенькую «ауди».

По дороге в машине висело молчание. Док курил в форточку.

— Ну что ты хмуришься, Док? — не выдержал паузу Артист.

Док выкинул сигарету и ответил:

— А я не хмурюсь, Семен. Этот парень работает на настоящую узбекскую наркомафию.

Он прекрасно знает все правила игры, знает, что бывает с ослушниками и стукачами. Мы играли роли точно таких же уголовников-наркокурьеров и, чтобы он в нас поверил, должны были напугать его больше, чем узбеки. Мы и напугали. Я все прекрасно понимаю. Понимаю, что мы только играли роли и при этом прекрасно знали, что мы — не они. Мы выполнили то, что должны были, потому что ставка очень высока... — Все это Док произнес монотонным, размеренным голосом.

— Тогда что же ты хмуришься, Иван? — снова спросил Артист.

— Противно.

— Да это же... — начал Артист.

— Не агитируй меня, я за вас, точнее, за нас, — остановил его Док. — Я бы убил этого хлюста — и рука бы не дрогнула. А вот так изгаляться, размазывать по земле, как слизняка, — противно.

Все снова замолчали до тех пор, пока Пастух не произнес:

— Да, малость переборщили. Док встрепенулся:

— Когда я угрожаю пистолетом и говорю человеку, что я его убью, то знаю, что выполню свою угрозу, потому считаю это правильным. А то устроили какой-то гнусный театр...

— Хотя... без всего этого цирка он мог и не признаться, — довершил свое размышление Пастух. Боцман сказал:

— Наплюем для ясности.

Тогда Артист, отвернувшись, со злостью сплюнул в окно и тихо сказал:

— А я не играл. Я бы эту мразь и правда огнем палил.

...Вечером Стрельчинского трясло. Он не пошел в бильярдную, посвятив время отстирыванию въедливого, вызывающего тошноту сладковатого, как смертный страх, запаха бензина.

На второй день пребывания на квартире в Кунцеве Амир попросил Дудчика после завтрака показать ему содержание дискеты.

— Я хочу убедиться, что вы меня не обвели вокруг пальца, как ребенка.

Дудчик включил компьютер, подождал, пока загрузится операционная система, и вставил драгоценную дискету, вызвав на экран огромный список файлов, хранящихся на диске "F".

— Это и есть моя добыча? — спросил Амир с сомнением или, как он уже выражался в разговоре с Пастухом, с «конструктивным недоверием».

— Именно так.

— Как в этом убедиться?

— Вот файл оглавления, — показал Дудчик на строку с надписью «spisok.arh».

— Покажи мне его.

Дудчик создал на «винчестере» компьютера новую «папку» и скопировал туда файл.

Нажав кнопку просмотра, он продемонстрировал Амиру набор совершенно нечитаемых значков.

— Как прочитать?

— Это нетрудно.

Виталий Петрович разархивировал свернутый для экономии места текст. Теперь на экране свободно читался уже знакомый Амиру список разведданных. Кроме названия документа и количества страниц в этом списке присутствовала еще одна колонка — имя соответствующего файла.

— Так просто? Дудчик усмехнулся:

— Если бы это было так просто, вы бы нашли способ заставить меня за какой-нибудь час расшифровать все данные и уехали с дискетой. А я остался бы здесь — живой или мертвый, но без всяких шансов.

— А этого нельзя?

— Нельзя.

— Так в чем же дело?

— Этот текст был просто свернут, сархивирован, чтобы занимать меньше места. Это стандартная операция, которую знают все. Тут нет никакого шифра — я не шифровал список, потому что он все время пополнялся и постоянно требовался мне в работе.

Это ведь только оглавление. Поэтому я на ваших глазах просто развернул его, вот и все.

— Хорошо, — сказал Амир. — Разверните мне вот этот текст. — Он наугад ткнул в список пальцем.

Дудчик повторил операцию, скопировав и этот файл в собственную «папку». И в первый, и во второй раз Амир внимательно следил за его действиями, запоминая их последовательность. Он убедился, что Дудчик повторил все в точности — обмана не было. Единственная разница заключалась в том, что во втором случае процесс «разархивации» длился несколько дольше — Амир случайно выбрал слишком большой текст.

Снова была нажата клавиша просмотра «F3», но на экране — вместо текста, вместо значков — появились замысловатые символы и криптограммы, не имеющие с письменностью ничего общего.

— Вижу, — сказал Амир.

— Это не доказательство, конечно, — снисходительно сказал Виталий. — Я мог показать вам любой незашифрованный текст, воспользовавшись чуждой ему кодовой таблицей, а вы бы увидели «шифр». Но вы можете пригласить сюда любого своего специалиста-компьютерщика, и он подтвердит, что не в состоянии прочитать мои тексты.

— Я понимаю, что меня, неспециалиста, можно обмануть с легкостью. Однако я все же хотел бы убедиться, что на дискете действительно содержится стратегическая информация. Поэтому я требую, чтобы вы расшифровали один из текстов и сделали это прямо сейчас.

Дудчик немного подумал и сказал:

— Садитесь, смотрите. Прошу только вас выбрать документ с небольшим количеством страниц, иначе расшифровка может занять довольно много времени.

Амир выбрал наиболее короткий документ.

Дудчик вошел в информационную сеть. Выйдя в базу данных одного из архивных серверов, он после десятиминутного поиска нашел нужный ему программный файл.

Дудчик заказал его по электронной почте и объяснил Амиру, что теперь надо часок подождать, пока файл пришлют.

Виталий Петрович достаточно остроумно продумал свою «страховку». Он осуществлял кодировку разнообразными программными средствами по принципу, который помнил наизусть, а программы для декодирования спрятал на нескольких файловых серверах по всей территории России. В огромных архивах хранились тысячи и тысячи прикладных программ, к которым мог обратиться по электронной сети всякий пользователь. Дудчик просто заказывал свою собственную программку, которую когда-то предоставил на этот сервер для занесения в архив, получал ее через час-другой, запускал, и она декодировала ту или иную часть документов с заветной дискеты.

Покуда шло ожидание, они снова беседовали, на этот раз достаточно спокойно.

Дудчик попытался услышать ответ, в чем он может видеть гарантии того, что имеет шанс выйти из сложившейся ситуации живым и свободным.

Он получил объяснение: господин Дудчик плохо понимает положение, в котором находится. Он сам предложил на продажу товар, который не является его собственностью. Он поставил себя в положение, когда за ним начали охоту разные спецслужбы. Господин Дудчик напрасно думает, что ему было бы сейчас лучше в застенках ФСБ или на допросе где-нибудь в Европе или Америке. Когда речь идет об интересах сильных мира сего, маленькому человеку всегда приходится очень плохо.

Али Амир запил свои слова соком из холодильника и продолжил говорить о том, что господин Дудчик самоуверенно полагает себя равноправным партнером в сделке, в то время как он не способен сам сохранить свою жизнь. Если его отпустить сейчас, он погибнет в сибирских лагерях. Если положить на его счет деньги и даже высадить в Гонконге или Швейцарии, то он тут же попадет в руки ЦРУ, или российской разведки, или в любые другие заинтересованные руки. Он не сможет воспользоваться своими деньгами, когда его ищут по всему миру. Поэтому господину Дудчику надо искать себе защиту.

Господину Дудчику надо подольше отсидеться в безопасном месте, пока его не перестанут активно разыскивать. Только тогда можно будет попробовать переправить его в какую-нибудь спокойную страну. В Новую Зеландию, например. Или на Багамы.

У него будет время подумать и выбрать.

Настроение Дудчика стремительно падало, он лишался последних иллюзий. На самом же деле — Али это прекрасно видел — он только лишался решимости сражаться за принцип: «Или все — или ничего».

Господину Дудчику заплатят все деньги, как обещано, потому что господин Бен Ладен никогда не меняет своего слова. Но для этого господин Дудчик должен предоставить товар. В настоящее время мы имеем дискету, наполненную закодированной информацией. Это имущество, которое совершенно не пригодно ни для каких целей, и никогда не шло речи, чтобы платить огромные деньги именно за это.

А поскольку речь все-таки идет об оплате стратегически важных сведений, поэтому он предлагает простой вариант: Амир переправит господина Дудчика за границу, где господин Дудчик сядет за компьютер и в спокойной, безопасной обстановке начнет декодировать свои материалы. Оплата будет производиться пропорционально, за каждую готовую часть.

— Много ли времени займет полная дешифровка? — уточнил он.

Дудчик прикинул, что бы ему сказать:

— Я не думал об этом. Может быть, месяц.

— Хорошо. Будете расшифровывать каждый день одну тридцатую часть материалов, за что вам будет каждый день переводиться на счет сто тысяч в любой банк.

Проследить за этим будет совсем нетрудно.

Наконец в почтовом ящике электронной почты появилась заказанная программка, и Виталий Петрович принялся дешифровывать собственный труд. Он не слишком торопился, всячески демонстрируя сложность работы, но в конце концов показал Амиру готовый к прочтению текст.

Сверив его содержание с оглавлением, Амир поверил, что действительно владеет диском с архивом стратегических сведений.

Тут возник Ибрагим, сообщил, что обед на столе, и они перешли на кухню. Амир с удовлетворением отметил, что Дудчик стал вести себя раскованнее. Очень трудно будет вывозить из страны человека, если он не обретет хотя бы относительное спокойствие и уверенность. Его либо просто задержит любой таможенник, либо он сам совершит по дороге какую-нибудь глупость.

— Долго мы здесь просидим? — спросил Дудчик.

— Не думаю, — ответил Амир. — Я жду паспортов. Вы же не собираетесь путешествовать под собственной фамилией, известной на весь мир, правда, в очень специфических кругах.

— И куда мы отправимся?

— Я не могу пока назвать страну. Скажу только, что отправимся в тихую Европу.

— Не понимаю, как вы собираетесь использовать эту информацию...

— По крайней мере, не для нападения на вашу страну — в отличие от тех, кому вы собирались ее продать. У ислама много интересов в России. Вас действительно интересует эта тема?

Дудчик пожал плечами.

— Больше всего мне бы хотелось «поплясать на могилах» тех подонков, которые довели страну до небывалого позора, развалили армию, лишили меня и моих детей будущего.

— Вы хотите восторжествовать над ними? Что ж, это вам удастся. Если вы назовете мне имена тех конкретных личностей в армии, кому бы вы хотели доставить неприятности, мы сможем начать именно с них — и они будут знать, кому обязаны своими проблемами.

Дудчик задумался. По-видимому, речь шла о мощном шантаже.

— Понимаю, — сказал он. — Я готов рассказать об этих людях все, что знаю, хоть сейчас.

— Вам надо изменить внешность, приобрести отпускной вид. Давайте после нашего обеда первым делом займемся именно этим, а потом уже побеседуем и о ваших генералах. — Амир наконец понял слабую струнку этого человека, и она очень вписывалась в его планы.

Зато Дудчику не доставила никакого удовольствия операция по изменению прически, формы щек и носа, не понравилась новая одежда, купленная Ибрагимом. Личная значительность, к которой он все-таки подспудно стремился, обернулась вдруг своей теневой стороной: как всякая «знаменитость», он был вынужден скрываться от публики. Учитывая «всемирный» размах его популярности, эта необходимость теперь будет преследовать его всегда и везде.

Пастухов, который по приезде из Таджикистана все еще не был дома, а только успел позвонить и успокоить Ольгу, докладывал полковнику Голубкову о полевом допросе майора Стрельчинского с применением тактики устрашения:

— Теперь совершенно понятно, что таджики и, скорее всего, Азим Гузар, оставшийся в Душанбе, обратились за помощью к своим собратьям по наркобизнесу и организовали нападение на нас.

— Хорошо, Сергей. Но в таком случае что, по-твоему, мешает Стрельчинскому кинуться к тем же узбекам?

— У него хватит ума и осторожности помалкивать. Я боюсь, как бы он вообще не скрылся после пережитого страха.

Полковник Голубков затребовал оперативную и информационную сводку на Тимура Хабибуллаева, он же вор «в законе» по кличке Тимур Ташкентский, — из «новоделанных», чье «коронование» куплено за огромную сумму, внесенную в воровской общак.

Константин Дмитриевич прекрасно понимал, что совершенно бессмысленно не только брать Тимура под официальный арест, но даже пытаться «потрошить» его, как Стрельчинского. В наркоторговле, как нигде, были строги воровские понятия о поведении на допросах, как нигде, был жесток расчет с «предателями», как нигде, была сильна юридическая защита. Слишком большие деньги крутились тут — живые миллиарды наличных долларов.

Можно, конечно, обработать человека психотропными веществами, подавляющими волю, и после долгого интенсивного допроса получить желаемые сведения, но в этом случае слишком велик был риск спугнуть матерого террориста Амира, который замел бы следы при первых же сведениях о задержании или пропаже узбекского «хозяина».

— Амир наверняка сейчас находится у него, — сказал Пастухов.

— Да, ситуация «приди и возьми». Я пошел за санкцией к Нифонтову, — решил Голубков.

— Будем брать?

— Нет, конечно. Будем устраивать тотальную слежку.

— Что это значит?

— Будем отслеживать все его контакты, всех людей, которые выходят от него. За несколько дней это даст свои результаты.

— У нас есть такая возможность?

— В принципе да. Но на деле это означает, что мы бросаем все силы в одну-единственную точку. Причем придется задействовать не только всех наших «наружников», но и надежные группы из ФСБ и МВД. Слишком велик объем работ.

Поэтому я и иду за согласием генерала Нифонтова.

Генерала долго уговаривать не пришлось — с его подачи была немедленно получена официальная санкция прокурора на прослушивание всех известных телефонных линий Хабибуллаева. Кроме того, линии, которые прослушивались отделами ФСБ и МВД по борьбе с наркобизнесом, были переданы техническим бригадам управления.

Поднимались также записи и распечатки разговоров по этим линиям за последние дни.

Закипела деятельность бригад наружного наблюдения, которые брали под опеку каждого, кто выходил от Тимура. В постоянной готовности в нескольких ключевых местах города находились оперативные группы захвата, готовые в кратчайший срок достичь любой точки Москвы.

Контролировался каждый шаг самого Тимура.

Все это делалось в глубочайшей тайне, свойственной работе управления. Нельзя было вызвать настороженность ни у самого Тимура, ни у служб ФСБ и МВД, наверняка в этих службах нашелся бы перевертыш, питающийся из воровской кормушки Тимура.

Поэтому каждый шаг прикрывался разнообразными легендами, которые должны были усыплять подозрения.

Контроль и координация действий десятков групп наблюдения осуществлял все тот же полковник Голубков как руководитель оперативного отдела. Он должен был мгновенно оценивать перспективность того или иного шага, каждый час принимать десятки рискованных решений.

Жизнь Тимура просвечивалась, как на рентгеновском снимке, и фиксировалась по минутам, будто он был президентом сверхдержавы.

Оказалась практически парализованной вся остальная работа управления.

И за это ответственность также нес полковник Голубков. Риск был чрезвычайный: ведь если все эти усилия не принесут результата, будут безвозвратно утеряны и другие шансы, потому что все силы брошены на единственное направление.

Такие случаи в работе управления были исключительно редки. Происходил настоящий аврал. Голубков, со всех сторон окруженный разнообразными средствами связи, при помощи нескольких оперативных дежурных принимал поминутно десятки донесений и, на ходу оценивая их важность, давал распоряжения.

Это больше всего походило на работу диспетчерского центра аэропорта, где каждый оператор вел десятки «бортов» в своем секторе.

Брались под наблюдение или оперативно проверялись «под прикрытием» — то есть под благовидным предлогом — десятки квартир. И предлоги эти также придумывались в центре оперативного управления операции.

Приходилось проявлять тонкое чутье, соблюдать необходимую меру осторожности и решительности: передавишь — насторожишь окружение Тимура, он уйдет в глухую оборону и приостановит всякую деятельность; будешь чрезмерно осторожным — упустишь единственный шанс.

Непосвященный человек не может себе и представить, сколько контактов совершает в день деловой человек, особенно если под его контролем находится целая преступная группировка. А ведь еще надлежало отслеживать дальнейший путь каждого человека, говорившего с Тимуром, отслеживать и докладывать обо всем тому же Голубкову.

Каждый звонок по телефонам Хабибуллаева засекался, идентифицировался и проверялся.

Если учесть, что многие разговоры Тимура были хоть и примитивно, но закодированы, а следовательно, вызывали особое подозрение, если учесть, что оперативники имели дело с законспирированной сетью наркодилеров, привыкших постоянно оглядываться вокруг себя, то становилось ясно, какой гераклов труд по очистке хабибуллаевских конюшен проделывал сейчас профессиональный аппарат управления.

Слабым утешением оставался только тот факт, что после двух-трех дней такой работы систему связей Тимура станет видно как на ладони, и тогда деятельность преступной группировки можно считать законченной. Столько сведений о банде: явочные квартиры, связи, иерархия, партнеры — обычной следственной бригаде не собрать и за год.

Группа Пастухова, как и другие, была задействована в обычном качестве — в качестве группы захвата. Они базировались на Кутузовском проспекте и уже дважды выезжали по адресам. Артист был на всякий оперативный случай «закамуфлирован» под работника милиции и снабжен соответствующим удостоверением. Муха был одет в кожаную куртку на голое тело и такие же штаны, увешан .цепями, покрыт заклепками. Особое восхищение вызывали цветные «татуировки», покрывавшие руки и грудь этого «рокера». Татуировки были нанесены так же, как это делают дети с «переводными картинками», только эти картинки нельзя было в течение недели смыть никакими усилиями, что вызывало неуемные шутки и поддразнивания Артиста по поводу Мухи, ставшего ходячей галереей абсурда и китча.

Утро в трехкомнатной квартире в Митине началось для Мирзо Кудимова с вида Джона Зелински, который, раскрыв балконную дверь, усердно занимался утренней гимнастикой. Заметив, что Кудимов открыл глаза, англичанин тут же расплылся в дружественной улыбке:

— Как здрове, Мирзо? — Его русский язык частенько отдавал польским.

После нелегкой дороги Кудимову нездоровилось, поднялась температура, мучили сильные головные боли.

— Мне лучше.

— Похуд в туалет? — с готовностью протянул руку Зелински.

Кудимов, подавляя стон, поднялся с его помощью и отправился в нелегкий поход по естественной надобности. Во второй комнате расположилась группа Нейла Янга, уменьшившаяся теперь на одного человека. В третьей жил сам хозяин приютившей их квартиры.

Зелински большую часть времени проводил с Кудимовым. Надо было ухаживать за больным, который с трудом передвигался. И нужно было следить за компьютером, который служил средством связи с Лондоном и мог в любой момент выбросить панельку «Корреспонденция в почтовом ящике».

Кудимов откинулся на подушку и попытался — только попытался — задуматься. Голова не хотела работать. Контузия от пули, беспамятство, операция, обезболивающие — все это не располагало к интеллектуальному труду. Ему хотелось сейчас только покоя, и, как ни странно, он испытывал это чувство покоя и относительной защищенности именно здесь, на конспиративной квартире агентов МИ-6, в обществе молодого англичанина.

После завтрака, который состоял из классической яичницы с беконом и чая с бутербродами, Кудимов с бездумным удовольствием наблюдал, как Джон с волнением и восклицаниями предается какой-то компьютерной забаве. В конце концов он попросил, чтобы Зелински развернул экран в его сторону. Оказалось, Джон гонял по лабиринтам кролика и палил во враждебных скорпионов и черепах.

Этим утром Али Амир дремал перед телевизором, используя столь редкое в его жизни время вынужденного отдыха, — оно выдавалось только в тех случаях, когда Амир скрывался в глубоком подполье или, наоборот, находился за решеткой. Ибрагим возился на кухне, занятый приготовлением обеда. Поскольку всю кухонную работу в Узбекистане традиционно выполняют женщины, и только приготовление плова считается исключительно привилегией мужчин, именно это блюдо и готовил узбек-хозяин третий день подряд. Если постояльцы хотели что-нибудь другое, они готовили это сами — Амир не видел смысла без особой нужды унижать национальную гордость молодого боевика.

Дудчик, утомившись сидением перед телевизором, лениво занимался компьютером. Он, конечно, не собирался производить дешифровку, да и заветная дискета находилась в кармане у Амира. Виталий просто заглядывал в ту или иную программу, пробовал поиграть в какую-нибудь компьютерную игру, шарил в поисках чего-нибудь забавного в Интернете — словом, убивал время. Благо платить за пользование дорогими сайтами, содержащими, к примеру, порнографию или свежайшие сводки новостей, придется владельцам электронного адреса. Современный компьютер, да еще снабженный доступом к информационным базам всего мира, — ненасытный пожиратель свободного времени и денег сотен тысяч людей.