- Вот как? - удивился банкир. - Каким образом вам удалось заставить их это сделать?
      - Да никого я не заставлял. Просто говорил: хочешь работать у меня зашейся.
      - И соглашались?
      - А куда им было деваться?
      - Но ведь лечение у нарколога - удовольствие, насколько я знаю, не из дешевых?
      - Да, почти по сто баксов с носа. Платить, понятное дело, приходилось мне.
      - Окупились ваши расходы?
      - Пожалуй, да, - подумав, сказал я. - А если и не совсем - ну есть же еще и моральный фактор.
      - Занятно, - заметил банкир. - В сущности, вы сделали то, что пытался сделать Андропов, а потом Горбачев со своей антиалкогольной кампанией. Но ваш социальный эксперимент выявил одну довольно существенную вещь. Трезвость меняет, конечно, менталитет народа. Но не до конца.
      - Вы хотели сказать о неприятном нюансе, - напомнил я.
      - О нем я и говорю, - подтвердил банкир. Он подвел меня к двери в гостиную и показал на литую бронзовую ручку. - Таких комплектов я заказывал двадцать. Сейчас посчитали - оказалось только восемнадцать. Это мелочь, конечно. Но, я думаю, вы должны об этом знать.
      - Спасибо, что сказали, - поблагодарил я его и поспешно откланялся.
      Мишку Чванова я застал на задах его подворья. Вооружившись стамеской и киянкой, он конопатил пазы новенького сруба. Банька действительно выглядела очень симпатично.
      - Здорово, Серега! - заорал он. - Отдохнул? Молоток! А чего такой смурной? С похмела? Ну, мля! Нас зашил, а сам оттягиваешься? Хитрован ты, Серега, хитрован!
      - К тебе банкир из поселка на Осетре приезжал? - спросил я.
      - Был, - подтвердил Мишка. - Просил прислать отделочников и кровельщиков.
      - Почему же не прислал?
      - Но тебя же не было!
      - А сам? Не знаешь, кого куда?
      - Знаю, конечно, чего тут не знать. Но ты вникни, Серега, я только-только пять венцов уложил - как бросить? Я о такой баньке всю жизнь, можно сказать, мечтал. И только руки дошли - нате вам! От работы и кайф нужно иметь, а не только бабки, согласен?
      - Согласен, - кивнул я. - Пошли в дом, есть разговор.
      За два года вынужденно трезвой жизни Мишка основательно обновил свою избу, пристроил новые просторные сени. И первое, что я увидел, открывая дверь в горницу, была та самая бронзовая литая ручка из комплекта, который заказывал для своего коттеджа банкир.
      - Тебе не кажется, что эта ручка немного не в стиле твоей избы? поинтересовался я.
      - Почему? - удивился Мишка. - Все путем. А что? А, ты об этом. Да брось, Серега. У него этого добра навалом. Не обедняет.
      - Он-то не обедняет. А ты?
      - А что я? Что я? Чего-то мне, Серега, не нравится твое настроение. Проще надо быть, проще, и тогда люди к тебе потянутся. Любка! - гаркнул он в сторону кухни. - Гость у нас. Серега приехал. Корми!
      - Спасибо, я уже всего наелся, - отказался я. - Скажи, Люба, тебе привозили визитки новые русские с Осетра? С просьбой срочно с ними связаться?
      - Ну! - довольно агрессивно подтвердила она, бабьим свои чутьем угадав, что разговор предстоит не из приятных.
      - Почему же ты мне их не передала? Не позвонила сама? Не попросила позвонить Ольгу?
      - У меня только и дел что бегать и звонить!
      - Это заказы, Люба. И мы их упустили.
      - Ну забыла, забыла! Замоталась и забыла! Не может человек забыть?
      - Это твоя работа, - мягко напомнил я. - Ты получаешь за нее зарплату. По сто пятьдесят долларов в месяц. Столько же, сколько квалифицированные бригадиры.
      - А чего ты на меня орешь? - неожиданно взвилась она, хотя я и голоса не повысил, что потребовало от меня немалого напряжения воли. Раскомандовался! Привык в армии командовать! Здесь тебе не армия! - Она извлекла из серванта и швырнула на обеденный стол папки с бухгалтерскими документами. - На! Сам разбирайся, если такой умный. Тут и визитки твои гребаные! По сто пятьдесят долларов он мне платит! Благодетель нашелся! А сам сколько гребешь?
      - Баба, молчать! - скомандовал Мишка, почувствовав, что дело принимает дурной оборот. - Серега, давай поговорим спокойно. Нормально, как джентльмен с джентльменом.
      Я собрал папки с документами и пошел к двери. На ходу объяснил:
      - Мы уже обо всем поговорили.
      - Нет, не обо всем! - напористо возразил Мишка. - Мы тут с мужиками потолковали. И хотим потолковать с тобой. Серьезно потолковать. Как высокие договаривающиеся стороны. Ты мне друг, Серега, но истина дороже.
      - Что ж, приходите, поговорим, - кивнул я.
      - Когда прикажешь?
      - Часа через два.
      - Будем ровно в семнадцать ноль-ноль, как штык, - заверил Мишка.
      Добравшись наконец до дома, я сполоснулся в душе, наскоро перекусил и просмотрел визитки. Всех потенциальных заказчиков я знал. И имел представление о том, что в их коттеджах не доделано. Фронт работ был на сотни тысяч рублей. Какое на сотни! На миллионы!
      Я убрал бухгалтерские папки в письменный стол и принялся бродить по дому в ожидании прибытия высокой договаривающейся стороны.
      В таком состоянии меня и застал прикативший на "мазератти" Артист с радостным известием, что его утвердили на роль второго плана в фильме эстонской киностудии "Битва на Векше".
      Высокая договаривающаяся сторона явилась ровно в семнадцать ноль-ноль. Возглавлял ее, понятное дело, Мишка Чванов, а в составе делегации были Костик Васин, мои соседи Артем и Борисыч и зачем-то увязавшийся за ними старый плотник дед Егор, когда-то единственный непьющий во всей деревне, с которым я начинал работать в столярке. По причине физической немощи серьезную работу он делать уже не мог, но глаз у него был острый, нрав придирчивый, он выполнял роль отдела технического контроля, и выполнял ревностно, не обращая внимания на матюги, которыми его обкладывали мои работяги. Никаким авторитетом он не пользовался, и его присутствие в составе делегации можно было объяснить лишь случайностью или несуразицей, каких в деревенской жизни всегда хватает.
      Пока мои гости раздевались и разувались в прихожей, я обратил внимание, что на всех добротные кожаные куртки, а на Мишке даже турецкая обливная дубленка, костюмы с галстуками. Только дед Егор явился в привычной для Затопина телогрейке. И когда, старательно причесавшись перед зеркалом, делегация проследовала в гостиную и чинно расположилась вокруг стола, Артист, валявшийся на диване в свитерке и выношенных до белизны джинсах, даже присвистнул:
      - Ого! Аграрная фракция мухосранской Госдумы в полном составе. Здорово, аграрии! Как виды на урожай? Чего не посеем, того и не соберем? А чего не соберем, того не сгноим?
      Но делегация не была расположена к шуткам.
      - Серега, мы к тебе по серьезному делу, - объявил Мишка. - По очень серьезному. Мы все свои, так? И можем говорить без обвиняков, так? Мы, Серега, не с кондачка пришли. Мы, можно сказать, глас народа - глас Божий. Мы все обтолковали со всеми, и у нас, Серега, полный консенсус.
      - Приступай, - поторопил я. - А то в регламент не уложишься.
      - Приступаю. Сколько мы получали до кризиса? На круг - по две сотни баксов. Так? А сколько сейчас? Сто пятьдесят - потолок. Поправь меня, если я ошибаюсь. Мы все понимаем: кризис - это кризис. Дефолт и пирамида ГКО. Мы вошли в твое положение. Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят - значит, по сто пятьдесят.
      - Долларов, - уточнил я.
      - А чего еще может быть? - удивился Мишка.
      - Рублей.
      - Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.
      - Ну почему? На свинокомплексе пашут. И получают, насколько я знаю, сотни по три-четыре. Рублей.
      - Да там же пьянь голимая! - искренне возмутился Мишка. - Ты что, нас с ними равняешь?
      - Не равняю, не равняю, - успокоил я его. - Продолжай.
      - Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил один и четыре десятых процента. А мы как получали по полторы сотни, так и получаем. Это мы, бригадиры. А работяги - так те вообще по сто. А ведь пашем не меньше. Как пахали, так и сейчас пашем. Это правильно, по-твоему? Справедливо?
      - Правильно и справедливо - не одно и то же, - подал голос Артист.
      - А ты меня не сбивай, не сбивай! - повысил голос Мишка. - Ты лежишь на диване и лежи. У нас тут серьезный разговор, посторонних просят не беспокоиться. Твое дело - рекламировать "Стиморол". Вот и рекламируй это говно.
      - Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про "Стиморол", я поднимусь с дивана и выбью тебе зуб, - лениво пообещал Артист. - Или два. Это уж как получится.
      - Не мешай, - сказал я Артисту и обернулся к Чванову: - Переходи к требованиям. Вы же их сформулировали?
      - Да, - подтвердил он. - С учетом всех поправок и предложений с мест. Но сначала скажу про другое. Как ты сам живешь - мы в это не лезем. Ольге ты покупаешь "Ниву", себе - "террано", девчонке - пианино. Приобщать ребенка к музыкальной культуре - святое дело. Но ведь должна быть и социальная справедливость! Правильно я говорю, мужики? - обратился он за поддержкой к членам делегации.
      Костик Васин отмолчался, а Артем с Борисычем покивали:
      - Оно конечно. Все должно быть по справедливости.
      - Не то беда, что водка дорога, а то беда, что шинкарь богатеет, прокомментировал Артист.
      Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
      - Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и наше отдай. Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а молдаване по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам - по сто восемьдесят, остальным - по сто сорок. И с этого месяца.
      - И все с этим согласны?
      - Все!
      - Вообще-то, Серега, если у тебя напряженка, - нерешительно проговорил Костик Васин, но Мишка его перебил:
      - А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры - это позор рабочего класса!
      - Да я ничего, - смирился Костик. - Я как все.
      - Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, - попытался вмешаться в ход обсуждения дед Егор.
      - А ты, дед, слова тут не имеешь! - оборвал его Мишка. - Ты вообще существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что сиди и сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время для размышления, мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
      - Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
      Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из тайника пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят долларов, двадцаток и десяток не было, но вступать в мелочные расчеты с представителями моего трудового коллектива у меня не было никакого желания. Поэтому, вернувшись в гостиную, я выдал Мишке, Костику, Артему и Борисычу по двести баксов, деду Егору - сто пятьдесят, пересчитал доллары на рубли и заставил всех расписаться в ведомости. Оставшиеся баксы отдал вместе с ведомостью Костику Васину, чтобы он завтра утром заплатил остальным работягам.
      Когда процедура была закончена, Мишка Чванов повеселел.
      - Молоток, Серега! - заявил он. - Мы так и знали: поймешь. Потому как свой. Чем занимаемся завтра? - перешел он на деловой тон.
      - Не знаю, - ответил я. - Лично я завтра уезжаю в Эстонию. А чем будешь заниматься ты - понятия не имею.
      - Погоди! В какую такую Эстонию?- озадачился Мишка.
      - В независимую республику Эстонию. Прибалтика. Столица - Таллин. Бывший Ревель.
      - Зачем?
      - Да вот Артист пригласил. Он там будет сниматься в фильме "Битва на Векше". В роли второго плана. Хоть посмотрю, как снимают кино. Заодно и проветримся. Послушаем орган в Домском соборе, осмотрим достопримечательности. Должны же быть в жизни какие-то развлечения, правильно? А пока меня не будет, дед Егор поживет в доме, присмотрит, собак будет кормить. Поживешь, дед?
      - Отчего ж нет? Конечно, Серега, - закивал старый плотник. - Не беспокойся, за всем пригляжу.
      - Вот и прекрасно, - сказал я.
      - Погоди, погоди! - заволновался Мишка. - Ладно, ты в Эстонию. А мужикам куда выходить? На пилораму, в столярку, на лесосеку?
      - В столярку - нет, - возразил я. - Ее я запру и обесточу. Они могут, конечно, идти и на лесосеку, и на пилораму. Может, там и найдется для них работа. Но с завтрашнего утра аренду я платить не буду.
      - Ты хочешь сказать...
      Я одобрительно похлопал его по плечу:
      - Молоток, Мишка! Быстро соображаешь. Именно это я и хочу сказать. С завтрашнего утра ИЧП "Затопино" прекращает свое существование.
      - Совсем? - глупо переспросил Мишка.
      - Может быть, и совсем.
      - Погоди, Серега! А мы что будем делать?
      - Ну и вопросы ты задаешь! У тебя же баня недостроена. Достраивай. А остальные... Ну не знаю. Можно попроситься в бригаду к туркам. Шестьсот баксов - хорошие деньги. Или к молдаванам. Триста - тоже неплохо. А можно на свинокомплекс устроиться. Да что я к вам со своими советами лезу? Взрослые мужики, сами с усами.
      В гостиной повисла тишина. Эдакий коктейль из недоумения и растерянности. Потом Костик Васин поднялся из-за стола и обратился к Мишке:
      - Я не штрейкбрехер. Я баран. И мы все бараны. А ты - козел! - Он повернулся ко мне: - Извини, Серега. Ты, конечно, имеешь право сделать, как решил. Но может, все-таки передумаешь?
      - Может быть, - сказал я. - Но не завтра.
      Члены делегации покинули мой дом в полном молчании. Артист поднялся с дивана, постоял у окна, глядя, как растворяются в метельных сумерках их фигуры, и озадаченно покачал головой:
      - Неслабо ты их приложил! Они же теперь запьют.
      - Не раньше чем через три года, - ответил я. - Они все подшитые.
      - В самом деле? А, да, ты говорил. Слушай, но это же хохма. Что будут делать тридцать непьющих мужиков в деревне, где нет никакой работы? Мы будем следить за ходом этого необычного эксперимента. Оставайтесь с нами.
      - Кончай, - попросил я. - Все это совсем не смешно.
      - Пожалуй, - согласился Артист. - Один мой приятель из диссидентов как-то рассказал. Когда начинаешь бороться за права человека, сначала ненавидишь власть, которая попирает эти права. Потом начинаешь презирать и ненавидеть тех, кто безропотно позволяет попирать их права. И в конце концов начинаешь ненавидеть себя за то, что пытаешься облагодетельствовать тех, кто тебя об этом не просил и даже спасибо не скажет. По-моему, ты сейчас приближаешься к третьей стадии.
      - Я к ней не приближаюсь, - возразил я. - Я в ней уже по уши.
      - Тем более самое время сменить обстановку, - заключил Артист. Знаешь, как говорил известный русский ученый Пржевальский? "А еще я люблю жизнь за то, что в ней есть возможность путешествовать". Вот мы и будем путешествовать.
      Утром мы вымыли и до блеска надраили "мазератти", дабы прибыть в Европу в приличном виде, потом заехали за Мухой и рванули по Ленинградскому шоссе, чтобы оказаться, как это с нами случалось уже не раз, в самом неподходящем месте в самый неподходящий момент.
      Начало натурных съемок полнометражного художественного фильма "Битва на Векше" было назначено на 24 февраля. В этот день командующий Силами обороны Эстонии генерал-лейтенант Йоханнес Кейт появился в своем служебном кабинете ровно в восемь утра. Рабочий день во всех государственных учреждениях республики начинался в девять, но Кейт всегда приезжал на час раньше, И до девяти его не имел права тревожить никто.
      Сбросив в приемной плащ на руки адъютанта, он тщательно причесал перед старинным, в бронзовой оправе зеркалом густые-рыжеватые волосы, подправил расческой аккуратно подстриженные усы, четкая линия которых скрадывала несколько немужественную и, как ему самому казалось, молодящую его припухлость губ. Это ему не нравилось. В свои сорок два года генерал-лейтенант Кейт не хотел выглядеть моложавым.
      Произведя придирчивую ревизию своей внешности и одернув облегающий его статную фигуру мундир, он вошел в кабинет, где на столе его уже ждала чашка крепкого черного кофе и стопка отпечатанных на лазерном принтере листков: сводка происшествий за минувшие сутки, аналитические записки отдела Джи-2 Информационного отдела Главного штаба Минобороны, агентурные данные 1-е Бюро и Бюро-2 Кайтсеполицай -Департамента охранной полиции.
      В отдельную справку была сведена полученная разведслужбами республики оперативная информация о 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии - самом крупном мобильным формировании российской армии, дислоцированном на восточной границе Эстонии.
      С изучения этих документов генерал-лейтенант Кейт и начал, как всегда, свой рабочий день. Но уже через четверть часа привычный порядок был нарушен: на пороге кабинета появился порученец командующего капитан Клаус Медлер, низкорослый, пухлый, рано полысевший и потому тщательно следивший за тем, чтобы единственная черная прядь прикрывала лысину, что достигалось обильным количеством бриолина. Не приближаясь к письменному столу командующего и тем самым давая понять, что лишь крайняя необходимость заставляет его нарушить священное утреннее уединение шефа, он доложил:
      - Господин генерал, позвонили с киностудии: все будет готово к шестнадцати ноль-ноль. Газетчиков и телевидение к месту съемки доставят на автобусах. Полагаю, вам следует появиться на площадке не раньше семнадцати. Иначе получится, что вы ждете журналистов, а не они вас. Я приказал подготовить вертолет к шестнадцати двадцати. Полетное время - около сорока минут. Ваши планы не изменились?
      - Спасибо, Клаус, - кивнул Кейт, не ответив на главный вопрос порученца: намерен ли он почтить своим присутствием начало съемок фильма "Битва на Векше" или решит проигнорировать это мероприятие, задуманное его устроителями как презентация - нечто вроде торжественной закладки первого камня в фундамент здания.
      Капитан Медлер вышел. В кабинете установилась привычная глубокая тишина, нарушаемая лишь постукиванием маятника напольных часов. Генерал-лейтенант Кейт вернулся к прерванному приходом порученца занятию, но настроение его было безнадежно испорчено. Он не подтвердил намерения присутствовать на презентации, но знал, что лететь придется. К этому вынуждали его обстоятельства, и сознание подневольности усиливало его раздражение.
      Причина была не только в том, что придется ломать рабочий график, лететь под Тарту на съемочную площадку и общаться с нахальной журналистской братией. Главная причина была в самом факте начала съемок фильма, вокруг которого устраивался непонятный Кейту ажиотаж. Об идее этого фильма он знал давно, считал затею дурным анекдотом и даже предположить не мог, что этот анекдот может стать для него серьезной проблемой и, более того, поставить под угрозу всю его карьеру.
      Как и все эстонские военачальники, генерал-лейтенант Кейт начинал службу в Советской Армии. До обретения Эстонией независимости командовал в Кантемировской дивизии танковым батальоном. Туда он был переведен из Забайкальского военного округа, где оказался после окончания училища в Таллине.
      Ему очень нелегко пришлось в читинских степях. После мягкой Прибалтики давили сорокаградусные морозы, была постоянная тяжесть в желудке от грубой пищи, а от местной водки и сивушного самогона его выворачивало наизнанку. Но не пить с сослуживцами было нельзя - он и так выглядел в части белой вороной со своей исполнительностью и добросовестностью. Он был требователен не только к себе и к подчиненным, но и к командованию, обязанному обеспечивать условия, необходимые для успешного несения службы. И видно, так допек всех своим рвением, что после учений, на которых его танковая рота показала блестящие результаты, его без колебаний сплавили в Московский военный округ, хотя об этом переводе мечтали многие офицеры.
      Кантемировская дивизия, как и соседняя Таманская, считалась элитной, "кремлевской", дисциплина здесь была строжайшая, но и при этом Йоханнес Кейт чувствовал себя чужаком. Те же пьянки, что и в Чите, хоть и более подпольные, то же начальственное самодурство плюс стукачество и стремление выслужиться чем угодно, кроме добросовестной службы, - все это было глубоко противно его натуре и ощущалось окружающими. И хотя майора ему дали довольно быстро, он понимал, что перспектив у него нет. Но тут Эстония стала независимой, Кейт вернулся в Таллин, и его карьера пошла круто вверх.
      Учитывая его несомненное эстонское происхождение, высшее военное образование и безупречный послужной список, ему предложили должность начальника штаба Сил обороны Эстонии. Указом президента Кейту было присвоено внеочередное звание полковника, а через год - генерал-майора. Стратегическая задача, поставленная перед командованием Силами обороны, была сформулирована предельно четко: в кратчайшие сроки максимально повысить боеготовность национальных воинских формирований. И Йоханнес Кейт понимал, чем вызвано это требование.
      События в России начинали все больше тревожить Таллин. В Москве обострялось противостояние между президентом Ельциным и Верховным Советом, возглавляемым Хасбулатовым. Аналитики предсказывали, что в случае победы Хасбулатова и вставшего на его сторону вице-президента Руцкого в руководстве России неизбежно возродятся подзабытые имперские амбиции, а популистские лозунги защиты прав русскоязычного населения могут кардинально изменить отношение новых лидеров России к независимым прибалтийским государствам. И хотя конфликт в Москве кончился для Балтии благоприятно - расстрелом Белого дома и арестом руководителей мятежного Верховного Совета, потенциальная опасность вмешательства России во внутренние дела прибалтийских государств сохранялась. И кардинально решить эту проблему можно было только одним путем - вступлением в НАТО.
      На этом пути необходимо было преодолеть огромное количество препятствий, связанных с взаимоотношениями стран НАТО и России. Но была и еще одна проблема, решение которой не зависело от геополитики: по уровню боевой выучки Силы обороны Эстонии в системе НАТО могли быть использованы разве что в качестве хозвзводов.
      Инспекторские проверки, проведенные Йоханнесом Кейтом сразу после назначения, произвели на него впечатление гнетущее и даже оскорбившее его чувство национального достоинства. Казалось бы, молодые эстонцы - и те, что начинали срочную в Советской Армии, и те, что были призваны позже, - должны с энтузиазмом воспринять то, что служат они на родине и призваны защищать родину. На деле же происходило совсем другое. Оказавшись дома, среди своих, имея возможность на увольнительные навещать родительские дома, эстонские солдаты, даже новобранцы, повели себя, как российские "деды" накануне дембеля. Недельные самовольные отлучки, которые в Советской Армии расценивались как дезертирство, ЧП, стали самым обычным делом. Из городов рюкзаками везли водку, с хуторов - трехлитровые бутыли самогона, ночью в казармах стоял такой дух, какой редко бывает даже в вытрезвителях.
      С этим необходимо было кончать. Командующий Силами обороны, шестидесятилетний генерал-лейтенант Суудер, мечтавший о спокойной пенсии на зимней даче в Пирита, строительство которой он все никак не мог закончить, охотно наделил всеми полномочиями своего молодого энергичного начальника штаба. Кейт начал закручивать гайки. Усиленные комендантские патрули вылавливали на вокзалах и автостанциях возвращавшихся из увольнительных и самоволок солдат, конфисковали водку и самогон и тут же, на глазах задержанных, выливали содержимое бутылок в канализацию. Число увольнительных было сокращено до одной в месяц, в увольнение отпускались лишь те, кто за этот месяц не допустил ни одного нарушения воинской дисциплины.
      Силы обороны Эстонии взроптали, но Йоханнес Кейт упорно гнул свою линию.
      И однажды резьба сорвалась. Взбунтовалась Пуллопяэская егерская рота: избили наиболее требовательных старшин, искупали командира роты в нужнике, разграбили местный магазин и устроили грандиозную пьянку с пальбой из всех видов легкого стрелкового оружия. По боевой тревоге был поднят соседний мотострелковый батальон и направлен для наведения порядка. Но егеря заняли круговую оборону и заявили, что они отказываются подчиняться эстонскому правительству и будут обороняться до последней капли крови. Это был мятеж. О нем мгновенно пронюхали журналисты, скандал принял такой размах, что дошло до Москвы, и оттуда донесся грозный рык самого президента Ельцина: "Если правительство Эстонии не в состоянии справиться со своими проблемами, мы готовы ввести в республику миротворческие силы".
      Какого рода миротворцы будут переброшены из Псковской области на военно-транспортных самолетах 76-й воздушно-десантной дивизии и как долго они останутся на территории суверенной Эстонии, Ельцин уточнять не стал, но все очень правильно его поняли. Взбешенный президент Леннарт Мери отправил генерал-лейтенанта Суудера в отставку и назначил временно исполняющим обязанности командующего Силами обороны генерал-майора Кейта, приказав ему в кратчайшие сроки уладить конфликт.
      Кейт выполнил приказ президента. Правильно подменив в клятве мятежников "последнюю каплю крови" на "последнюю каплю водки", он выждал сутки, когда егеря уже наверняка вылакали все запасы разграбленного магазина, приехал в часть в сопровождении лишь порученца и водителя штабного джипа, перед неровным строем страдающих от похмелья егерей зачитал приказ об отдании командира роты под суд военного трибунала, пообещал во всем разобраться и строго наказать виновных в притеснениях, чинимых славным эстонским воинам. Егеря отреагировали довольно вяло, но оружие сдали и разошлись по казармам, где и были блокированы подоспевшими мотострелками. Следствие было проведено быстро и решительно: злостных смутьянов отправили в дисбат, личный состав рассеяли по другим гарнизонам, а роту заново сформировали из наиболее дисциплинированных солдат лучших эстонских подразделений.
      Мятеж был подавлен. Йоханнеса Кейта утвердили в должности командующего Силами обороны и присвоили звание генерал-лейтенанта. Воспользовавшись ситуацией, он убедил президента и премьер-министра в необходимости сформировать часть Сил обороны на контрактной основе - создать войска специального назначения, способные эффективно нейтрализовать антиправительственные выступления внутри республики. Он прямо сказал о десяти тысячах российских военных пенсионеров, представляющих постоянную потенциальную угрозу независимости Эстонии. Его доводы возымели действие. Из скудного бюджета республики были выделены необходимые средства. Кейт лично контролировал отбор в эти элитные части, которые получили кодовое название спецподразделение "Эст".
      Методика боевой подготовки "Эста" была разработана с привлечением военных консультантов из НАТО. Это было сделано с расчетом: в Брюсселе должны знать, что Силы обороны Эстонии серьезно готовятся к вступлению в Североатлантический союз. У Кейта была мысль использовать в качестве инструкторов опытных сержантов из американской морской пехоты, однако Пентагон отклонил это предложение, не желая осложнять свои отношения с Москвой. Но режим тренировок и боевых учений "Эста" был максимально приближен к системе подготовки "зеленых беретов". И это довольно быстро принесло плоды. "Эст" превратилось в современное воинское формирование, куда не стыдно было привозить гостей из НАТО, изредка посещавших Эстонию с рабочими визитами.
      Но через год произошла трагедия. В ходе плановых учений в районе Хаапсалу, при ночном форсировании неширокого и неглубокого пролива между прибрежными островами, двенадцать бойцов "Эста" потеряли ориентировку и утонули, унесенные на глубину не учтенным при планировании учений течением.
      Да, это была трагедия. А для генерал-лейтенанта Кейта - настоящая катастрофа. Он немедленно подал рапорт об отставке и заявил о своей готовности предстать перед военным трибуналом как руководитель, несущий личную ответственность за все, что происходит в эстонских Силах обороны.
      Но президент не принял отставку Кейта. Он пригласил его в свою загородную резиденцию и после двухчасовой беседы, на которой речь шла об общих вопросах и лишь вскользь, как о прискорбной трагической случайности, упомянулась гибель молодых солдат, объявил собравшимся журналистам, что ему удалось убедить генерал-лейтенанта Кейта, одного из самых опытных и энергичных эстонских военачальников, продолжать свою плодотворную деятельность по укреплению обороноспособности республики.
      Репутация Йоханнеса Кейта была спасена.
      Но с "Эстом", любимым детищем генерал-лейтенанта, ему не везло прямо-таки фатально. В новогоднюю ночь с 31 декабря 1998 года на 1 января 1999 года произошло событие, вполне рядовое на фоне далекой от благополучия криминальной обстановки в республике, но на самого Кейта подействовавшее крайне болезненно. Один из эстонских военнослужащих попытался ограбить сельскую сберкассу и получил от старика охранника заряд картечи, выпущенный из старой двустволки прямо в голову грабителя. Неудачливый бандит две недели пролежал в коме, но выжил. И все бы ничего, если бы этот военнослужащий не оказался сержантом из спецподразделения "Эст".
      История не получила большой огласки, но Кейт счел себя обязанным вновь подать прошение об отставке. Адресовано оно было, как и положено, президенту республики, но на этот раз Кейта вызвал к себе премьер-министр Март Лаар. Как и президент Эстонии Леннарт Мери, Март Лаар был профессором истории, но собачья должность главы правительства, на которого всегда и со всех сторон валятся все шишки, вытравила из его речи профессорскую интеллигентность и приучила общаться с подчиненными с военной прямотой, хоть и без мата.
      - Вот твое прошение об отставке, - сказал он. - И вот что я с ним делаю: кладу в стол. Оно не принято. Но и не отклонено. Тебя стоило бы выгнать к чертовой матери. Но не за то, что этот бандит полез в сберкассу. А за то, что он позволил подстрелить себя старому пердуну из старой берданки. Спецназовец! Сержант суперэлитного "Эста"! Все. Иди и работай.
      Кейт вышел из Дома правительства. Лицо его горело. Но он понимал, что премьер-министр прав. Командующий не может отвечать за моральный облик каждого солдата, но за боевую выучку отвечать обязан. Особенно "Эста", Да, старый пердун из старой берданки. Уложил с одного выстрела бойца "Эста". И ничего не меняло то обстоятельство, что, как выяснилось, этот сторож сберкассы в молодости участвовал в войне в Корее и даже был награжден медалью "За отвагу".
      Йоханнес Кейт проглотил обиду. Как бы там ни было, но "Эст" по-прежнему оставался его козырной картой, его пропуском в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, где он будет представлять Силы обороны Эстонии, полноправного члена Североатлантического союза.