Машина двигалась к окраине города.
      Глава сорок шестая
      Впервые Старший узнал, что такое неподчинение приказу. Вернее, приказа никакого он отдать не мог. Он просто изложил команде свой план. Он считал, что, как и всегда, бойцы беспрекословно возьмутся этот план исполнять.
      Но никто не двинулся с места, хотя Старший отдал четкие указания.
      - Все, за работу, - сказал Старший. Но снова никто даже не шевельнулся.
      - Ты что? - спросил вдруг Младший. - Ты нас угробить хочешь?
      В темноте Старший снова не сразу узнал его голос. Теперь он был не только хриплый и треснутый - это был злой, угрожающий голос. Этого Старший никак не ожидал.
      - Если бы я хотел вас убить, я бы придумал что-нибудь более эффективное.
      - Мы тут сгорим заживо, - подал голос другой боец.
      - Или сдохнем от голода, - возразил ему Старший. Он старался отвечать ровным, уверенным тоном. - Или задохнемся.
      - Нас выпустят, - неуверенно сказал кто-то
      - Тебе это пообещали?
      - Нас не могут тут держать всю жизнь.
      - Могут, тем более что жизни нам осталось от силы суток пять. Кроме того, у нас задание.
      - Да плевал я на твое задание! - вдруг закричал Младший. - Если бы мне сказали, что нас собираются просто сгноить в бетонном мешке, я бы ни за что не пошел. Я, как это ни странно звучит, жить хочу!
      - Если мы будем сидеть сложа руки...
      - Нет, давайте костер из самих себя устроим! - перебил Младший.
      - У нас есть шанс!
      - У нас нет шанса! Надо копать, или долбить, или кричать, в крайнем случае, звать на помощь!..
      Старший ничего не ответил. Младший и сам понимал, что предлагает нечто неразумное. Впрочем, то, что предложил Старший, было немногим разумнее. Но это была хоть какая-то надежда.
      - Надо что-то делать! Надо как-то выходить, - спокойно сказал другой боец. - Если мы взорвем бензин...
      - Мы можем освободиться, - перебил его Старший - Сами укроемся в автобусе.
      - Да автобус первым и загорится! - снова закричал Младший.
      - Мы снимем сиденья, - словно не услышав Младшего, продолжил Старший, - колеса, все, что может гореть. А когда рванет, ждать не будем, выскочим в открытую дверь.
      - А если дверь не откроется?
      Старший и сам больше всего мучился именно этим вопросом. Если дверь не откроется, они погибнут все. Они даже не сгорят - они просто задохнутся. Огонь сразу же сожжет весь кислород. Да, да, это была безумная идея. Но другой у них не было.
      - Если дверь не откроется, - тихо сказал Старший, - вот тогда и будем помирать. А сейчас еще рано.
      Бойцы молчали. Старший даже кожей чувствовал эту напряженную тишину.
      И в этой тишине вдруг кто-то заплакал. Не скрываясь, почти в голос, грубо, по-мужски завыл, всхлипывая.
      Старший протянул руку на звук, дотронулся до плеча, которое тут же отпрянула.
      - Зачем я с вами пошел?! За-ачем... - выл Младший. - Я не хочу умирать... Я не хочу выполнять никакого задания, я хочу жить...
      - Мы всегда рискуем жизнью, - мягко сказал Старший.
      - Мы?! Рискуем?! Мы никогда не рискуем! - закричал Младший. - Хоть когда-нибудь мы рисковали?! Вранье! Брехня! Я не хочу рисковать, я не хо-чу!
      - А ты думал, что так будет всегда?! Ты думал, всегда мы будем иметь дело с лохами, всегда проскакивать в дырки раздолбайства и лени? Тебя для того и учили, чтоб ты мог выкручиваться из любых ситуаций. Из любых! Это просто - примчался, накрошил головотяпов и сделал свое дело. Ты что, вправду думал, что так будет всегда?
      Младший не ответил. Но стонать перестал.
      - Все, - сказал Старший. - Поговорили - и хватит. Не получается по-военному, будем голосовать. Кто за то-, чтобы использовать последний шанс вырваться отсюда? Прошу... - он уже хотел сказать "поднять руки", но понял, что в темноте их никто не увидит, - прошу сказать.
      - Я, - сразу ответил один голое.
      - Ай ладно, я тоже, - ответил, другой.
      - И я, - мрачно проговорил третий.
      - Вы идиоты. Вы себя убьете!
      - Большинство - за! - подвел итог Старший. - Приступаем.
      На ощупь, пользуясь только теми немногими инструментами, которые нашли в автобусе, они скрутили здоровенный тяжеленный бак с бензином. Установить его было решено у большой двери. Она, во всяком случае на звук и на ощупь, казалась не такой толстой, как маленькая. Кроме того, ее огромная площадь создавала парусность, которая могла усилить силу взрыва.
      Нет, убеждал себя Старший, ее должно снести. Она не выдержит.
      Бак уложили у края створки, накрепко закрутили, пропустив внутрь тряпку, которая должна будет сослужить фитилем.
      Потом стали выкорчевывать из автобуса все горящее и сваливать к баку.
      - Стоп, - сказал вдруг Младший. - Это фигня. Нам нужен направленный взрыв. Бензин не снесет эту железяку.
      - И что ты предлагаешь?
      - Я предлагаю поставить щитом автобус.
      - Прямо к двери?
      - Да, вплотную. Тогда взрыв уйдет не внутрь саркофага, а ударит в дверь.
      - А мы?
      - А мы... - Младший вдруг захохотал истерически, - а мы заляжем!
      - Но если дверь снесет, а перед ней будет автобус, то мы не успеем выскочить.
      - Успеем.
      Младший зажег зажигалку, сказал другому бойцу:
      - Подержи.
      И показал, как они должны успеть. Он разогнался, одним махом, только оттолкнувшись от окна, взлетел на автобус и перекатился на другую сторону.
      - Но там будет огонь.
      - Там будет свобода, - сказал Младший.
      Но Старший должен был предусмотреть все, они промеряли автобус и высоту большой двери, пространства сверху оставалось недостаточно, чтобы быстро выскочить из будущего пекла. Пришлось снять колеса, предварительно поставив автобус к двери. Разворачивать его пришлось руками: во-первых, слишком узкое было пространство, слишком мала маневренность автобуса, во-вторых, включать здесь мотор было бы то же самое, что устраивать душегубку, которую изобрели еще в НКВД и поделились опытом с гестапо. Поэтому, напрягая все силы, волоком придвинули махину автобуса к большим воротам.
      В лязге и скрежете металла они не услышали, как в щелку, которую они сами сделали на маленькой двери, вкатился в саркофаг небольшой кругляшок. Увидеть его они тем более не могли: ни спичек, ни зажигалок они по-прежнему не использовали.
      Теперь все было готово. Старший да и вся команда, конечно, понимали, что если им даже удастся освободиться из саркофага, то там, снаружи, их вовсе не будут встречать с цветами. Наверняка вокруг саркофага есть охрана, которая тут же и откроет шквальный огонь. Но это было уже не так страшно. На базе их научили уворачиваться от пуль, добывать оружие голыми руками. И все же Старший еще раз предупредил команду: в них, скорее всего, будут стрелять. Распределил бойцов по позициям, которые они должны будут занять, когда окажутся снаружи. Кому направо, кому налево, кто отвлекает противника, кто заходит с тыла...
      - А если они нас сейчас слышат? - спросил вдруг Младший. - Если они нас слышали все время?
      - Они бы уже давно нашли способ нас остановить, - ответил Старший.
      - Ясно, - сказал Младший.
      Все, больше говорить было не о чем.
      Пока работали, как-то забылось, отступило на второй план то. что им предстоит. А сейчас вот подошло вплотную. Наступил тот самый час "X", или "Ч", или, что вполне вероятно для них, "С". Свобода или Смерть.
      - Надеть маски, - приказал Старший. - Приготовиться. Коля, - впервые назвал он Младшего по имени. - давай.
      Младший лег под автобус и зажег спичку...
      Глава сорок седьмая
      Время снова побежало вприпрыжку, полетело пулей. Только поспевай.
      Как только установили маршрут движения "Нивы" с жучком, точка на экране ноутбука погасла.
      - Что за?.. - чуть не ругнулся Муха, но вовремя опомнился, теперь среди них была женщина.
      - Где? Где он пропал? - приник к экрану Пастухов.
      - Вот здесь.
      Носорог помог по карте составить маршрут "Нивы" и отметил точку, где связь с маячком была прервана
      - Кажется, я знаю, где это, поехали.
      Аню оставили на квартире Носорога, теперь она была тут хозяйкой, что, впрочем, усложняло, а не облегчало жизнь солдат: ведь девушке вовсе ни к чему было знать, чем в самом деле занимаются ребята, приходилось шептаться или уходить в другую комнату. Но никто не высказал даже тени недовольства. Аня понравилась всем, Артист даже по случаю ее появления на базовой квартире пропел: "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты..."
      Тем временем Носорог отвез ребят к своему загородному гаражу и, открыв в полу люк, начал доставать аккуратно спеленатое, чистенькое, исправно клацающее оружие. Свое прежнее команде пришлось оставить в Баку. На самолеты, как известно, с оружием не пускают.
      - У вас тут прямо копи царя Соломона, - восхищенно сказал Артист.
      - Скорее сокровища Скупого рыцаря, - поправил Носорог. - Это ж не мое. Это ваше.
      Через десять минут солдаты были вооружены до зубов. Теперь они ехали в тот район, где потерялась "Нива" Наверняка именно там они и наткнутся на базу масок.
      - А я знаю это место, - сказал Носорог, когда они, проехав по степи, вдруг увидели черное здание, напоминающее склеп. Было уже темно, поэтому здание выглядело особенно зловеще.
      - И что за место? - спросил Муха.
      - Это одна из президентских резиденций. Ее в народе прозвали "Могила". Правда, Кисалин тут почти не бывает. Говорят, там укрепления, как у Гитлера в Волчьем логове.
      - Ни хрена себе. И зачем ему бункер?
      - А кто его знает? Может, с Россией за независимость республики воевать собрался, - хохотнул Носорог.
      Машину замаскировали за километр от "Могилы" Носорога оставили за рулем, а сами сначала перебежками, а потом по-пластунски приблизились к ограде.
      "Могила" казалась безлюдной. Не горел ни один огонь в окнах, только над огромной железной дверью прямо на фасаде, куда, наверное, мог въехать даже грузовик, желтела лампочка.
      Пастухов отправил на разведку Артиста, тот обошел ограду вокруг и вернулся с сообщением, что ни одной живой души не увидел.
      - Могила, одним словом.
      - А где же "Нива"? - недоумевал Муха.
      - В гараже, наверное, - сказал Артист и показал на железную дверь. - Я рискну?
      Что-то сильно тут не нравилось Пастухову. Он еще и сам не понимал что. Им слишком просто удалось выйти на базу. Конечно, хитрость с маячком кое-что значила, то есть заслуга солдат удачи была, но Пастухов и к ней относился подозрительно.
      Ведь в городе их приезд не остался незамеченным. Более того, их наверняка ждали. А если не ждали, наивно решив, что все они полегли в пожаре и взрыве дворца, то конечно же теперь, когда Пастухов засветился и на квартире Филина, и у губернатора, и на квартире Феликса, их снова попытаются ликвидировать В своем крае губернатор мог практически все, но никто им не препятствовал, на них вообще внимания не обращали. Или делали вид, что не обращают?..
      Ну конечно, вдруг понял Пастухов, зачем устраивать побоище в городе, когда можно сделать это подальше от людских глаз и ушей. Вот здесь, возле этой "Могилы". Сюда их и заманили.
      Чего ждут?
      Ничего не понятно.
      - Так я разведаю? - повторил свой вопрос Артист.
      - Осторожно, - сказал Пастухов. - Что-то мне здесь совсем не нравится.
      - Да уж, не Диснейленд, - согласился Док, который, правда, никогда в Диснейленде не бывал. Но слышал, что там весело и ярко.
      Артист бесшумно пополз к дому.
      Солдаты замерли в ожидании.
      Нет, что-то здесь было не так, все мучился сомнениями Сергей. Они не сделают больше ни шага, пока окончательно не проверят все. Он уже даже решил отозвать Артиста по рации, но рация почему-то не работала.
      - Какие-то помехи сильные, - сказал Муха, покрутив настройки. - Тут у них глушилки, что ли?
      Теперь было ясно, почему погас маячок. Да, хитро придумано.
      Артист вернулся очень быстро.
      - Там... за воротами... - сбиваясь от прерывающегося дыхания, зашептал он, - там они. Я до самых ворот дополз - какой-то там скрежет, лязг, как будто машину ломают.
      - Думаешь, Филин здесь? - спросил у Пастухова Док.
      - А где ж ему еще быть? И Филин здесь, и Дашев. Это вообще их главный гадюшник.
      - Так что, будем атаковать?
      Сергей попытался убедить сам себя, что вот она, цель, вот он конец операции. Там же по крайней мере два ни в чем не повинных человека. Нет, атаковать надо.
      Но не сейчас. Они дождутся, пока противник сделает первых шаг. К чему-то ведь они там готовятся...
      - Муха, Док, отправляйтесь на другую сторону.
      Себя не выдавать. В бой вступать только в экстренном случае, если вас обнаружат. Артист - отходи к Носорогу. Заведите мотор. Ждите. Если увидишь красную ракету - мотайте отсюда без оглядки. Если зеленую, катите сюда.
      - Подожди, Пастух, как без оглядки?
      - Так. Значит, нам уже не поможешь. Берешь продолжение операции на себя. Ты знаешь, что надо делать.
      - Я не пойду. Иди ты.
      - Думаешь, меня бы совесть замучила? - горячо зашептал Сергей. - Нет, не замучила бы. Операция должна быть закончена в любом случае. Помрем мы все или нет. Ты понял? Вперед.
      - Я не пойду. Меня совесть замучает.
      - Да мы тут для чего, чтобы свои задницы спасать или дело сделать? Артист не ответил.
      - Выполняй приказ, - отрезал Пастухов. Артист нехотя повиновался. Сергей с Боцманом остались одни.
      - Круто ты с ним, - тихо сказал Боцман.
      - Не до нежностей.
      - А тебя правда совесть не мучила бы? - еще тише спросил Боцман.
      - Меня и сейчас мучит. Что я одного Артиста отослал, а надо было вас всех.
      - Думаешь, нас сейчас тут?.. - не договорил Боцман.
      - Все, прекратили разговоры. Американцы говорят - мысли позитивно.
      Но у самого Сергея следовать этому мудрому совету не получалось. Почему-то казалось, что их ждет самое плохое. Но даже если бы Пастухов сейчас захотел отменить операцию, не смог бы: связи с ребятами у него не было. Вот так они и лежали, ожидая неизвестно чего. Уже над степью спустилась глубокая ночь, звезды сверкали, пели в траве сверчки, дул теплый летний ветер, донося запахи далеких конских табунов, костров, степных цветов - словом, запахи жизни, а они лежали тут и ждали смерти. Своей или чужой...
      В первую секунду Пастухову показалось, что он случайно уснул, а проснулся утром: светит восходящее красное солнце, озаряя степь багрянцем так, что видно далеко-далеко. Но солнце это всходило почему-то из ворот "Могилы".
      Только через секунду докатился страшный звук взрыва.
      В сознании Пастухова стремительно мелькнули картины, как две капли воды похожие на эту: подножие Апшерона, взрыв дворца...
      Неужели их снова хотят заманить той же хитростью?
      Но в следующее мгновение в огне полыхающего пожара Пастухов увидел горящие фигуры людей. Они бежали от вывалившихся ворот, крича от боли, живые факелы.
      - Огонь! - закричал Пастухов скорее самому себе, чем лежавшему рядом Боцману, и длинной очередью свалил бегущего прямо на них человека в черной маске.
      Второго, сбившего уже пламя, катившегося кувырком в кусты, убил Боцман.
      Думать было некогда - перед ними были враги. Что там у них случилось, что у них не сработало, Сергея сейчас не интересовало. Он посылал очередь за очередью туда, где укрылись трое остальных. Он даже не знал, живы ли они, успели ли погасить огонь, сжигающий их. Он стрелял.
      Боцман бросил гранату. Она взорвалась у самых ворот, на секунду сбив пламя. И стало темно, после ослепляющего пожара солдаты как бы ослепли.
      Наступила секунда тишины. И этой секунды Сергею хватило, чтобы все понять. Вернее, не понять, а угадать, проинтуичить, уловить из ноосферы.
      - Прекратить огонь! - крикнул он. И даже не посмотрел на вытаращившего глаза Боцмана.
      В следующий момент сзади на Боцмана вдруг навалился кто-то, сцепив руки замком на шее.
      Метнувшегося на выручку Сергея остановил сильный удар в горло.
      Сергей инстинктивно присел, откинув голову назад, чтобы схватить воздуха, это его и спасло. Прямо перед носом просвистела тяжелая железяка, которая, наверное, снесла бы голову Пастухову. Сергей упал на спину, ударил ногами нападавшего. И попал. Чье-то тело отлетело в сторону. Сергей успел перекатиться на правый бок, и снова вовремя, потому что железяка теперь грохнулась о землю как раз в том месте, где только что лежат Пастухов.
      Враг был умел и отчаян. И Сергею на долю мгновения показалось, что он не справится. Но это была лишь одна тысячная секунды, а потом Сергей обеими ногами прыгнул на железяку, она выпала из рук нападавшего, тот невольно сделал шаг вперед и напоролся на направленное прямо в его грудь острие кинжала. Сергей даже услышал, как разрывается живое тело, как нож скребанул по ребру. Он дернул руку назад, чтобы нанести последний, смертельный удар.
      У Сергея даже не было времени удивиться, как этот человек, раненный в грудь, продолжает борьбу. Боцман уже хрипел. Еще немного - и его соперник свернет Боцману шею.
      Сергей бросился под ноги нападавшему, ему нужно было успеть выхватить пистолет. Однако противник его маневр успел разгадать, и нож полоснул Сергея по правому плечу, рука мгновенно потеряла подвижность, и, хотя Сергей уже почти достал "Макарова", удержать его он не смог. Пистолет выпал, а Сергей, сгруппировавшись, вжав голову в плечи, боднул противника как раз в то место, где была ножевая рана. Но тот только отшатнулся от удара. Прогремел выстрел. Пуля попала черной маске в лоб. Голова дернулась назад, противник свалился на Сергея, дергая рукой с зажатым ножом, словно и сейчас еще хотел добить Пастухова.
      Док летел на помощь, вскидывая автомат.
      - Не стрелять! - прохрипел Сергей.
      Слава богу, Док его услышал, он не стал стрелять, прикладом со всего размаха огрел врага по затылку, и тот свалился с Боцмана.
      - Вяжи его, - тяжело дыша, приказал Сергей.
      Боцман сел, уперся руками в землю. Его стошнило. Муха и Док связывали оглушенного, который уже начинал брыкаться, приходя в себя.
      - Что это было? - ошалело спросил Боцман. Пастухов зарядил ракетницу зеленой ракетой и выстрелил.
      - Я не знаю, - сказал он, когда ракета, описав в черном небе дугу, погасла.
      Завизжал тормозами подкативший ЗИМ.
      Сергей сдернул с пришедшего в себя бойца черную маску и застыл.
      - Ты? - спросил он ошалело.
      - Ты? - не менее удивленно спросил Старший.
      Глава сорок восьмая
      Заседание Государственной думы подходило к концу. Полупустой зал заседаний гулко шумел. Депутаты ходили туда-сюда, разговаривали друг с другом, кто-то смеялся (то ли там анекдоты рассказывали, то ли сплетни), а двое особенно невосприимчивых к политике депутатов вообще спали, уютно устроившись на своих местах и склонив головы.
      Владимир Петрович решил было чего-нибудь перекусить, но аппетита не чувствовал. Выпить бы граммов пятьдесят, а то и сто коньяка, но ни в столовой, ни в буфете Госдумы спиртное не продавали. На душе стало еще противнее. Поджарый, пожалуй даже худой, но обладающий неуклюжей походкой и грубоватым лицом, что называется "лицо лаптем", Владимир Петрович не производил впечатления элегантного человека. И даже очень хороший костюм сидел на нем как-то мешковато. Он ослабил узел галстука, чтобы не так душил, и направился по просторному холлу к лифтам.
      Взгляд Круглова был мрачен, и сейчас он испытывал просто жгучую зависть к руководителям крупных объединений и фракций в Думе, тем, кто имел возможность реально влиять на ход любого голосования.
      Он только пешка, да что там - его вообще нет на шахматной доске...
      Выйдя на этаже, Круглов прошел по пустому коридору и открыл дверь в свой кабинет.
      Когда Иванов убедил его воспользоваться предложением Мустафы, которое сулило приличную сумму для его партии, Круглов подумал, что скоро пойдет в гору.
      Правда, когда Мустафа признался в своих убеждениях и политических пристрастиях и намекнул, что является личным представителем Бен Ладена в Москве, Владимир Петрович перетрухал от таких признаний.
      Смутно депутат осознавал, что тут недалеко до промышленного шпионажа. И даже, страшно подумать... до измены. Но он решительно спрятал это опасение в дальний и самый темный уголок своей души...
      - Владимир Петрович, - заглянула к нему секретарша, - тут по факсу прислали дополнения к закону...
      - Потом, Оля, потом.
      - Но ведь это к завтрашнему заседанию...
      - Вот завтра и разберемся. Я плохо себя чувствую и собираюсь уходить...
      Оля пожала плечами и закрыла за собой дверь.
      Иванова Владимир Петрович знал плохо. А теперь выясняется, не знал совсем.
      Круглов взял Иванова без оклада, в качестве добровольного помощника. Поначалу тот был услужлив и деловит. И только когда началась эта история с Мустафой, когда Иванов где-то откопал нужного человека по фамилии Филин и Мустафа полностью одобрил его выбор, Круглов начал замечать что-то неладное. С одной стороны, Филин сразу и наотрез от всего отказался, и, по мнению Владимира Петровича, надо было завязывать со всей этой историей от греха подальше. Но Иванов убедил его, что все нормально и надо запрягать Мурыгина, земляка и единственного банкира, с которым Круглое был хорошо знаком и, стало быть, мог уверенно рассчитывать на его помощь. Деньги ведь надо было как-то оформлять, причем официально.
      Круглов принялся "запрягать", но на душе у него становилось все неспокойнее.
      И вот вчера он узнает от своего официального помощника Романа Шафрана, который просто не переносил Иванова и изо всех сил пытался его скомпрометировать, а значит, постоянно вынюхивал, подслушивал и перепроверял своего коллегу, что в разговорах Иванова и Мустафы речь идет не о миллионе долларов, а как минимум о пятидесяти миллионах!
      Владимир Петрович решил тут же откровенно поговорить с Ивановым. А тот вдруг взял да и подтвердил все. И при этом впервые в их отношениях позволил себе повысить голос на Круглова. Он сказал, что это единственный их шанс, что надо хвататься за него обеими руками, что здесь хватит всем и на все.
      Когда Круглов пришел в себя от шока, то понял, что слишком боится такой суммы. Но еще больше боится самого Иванова. Очень страшно было то, что такие огромные деньги просто так не платят, тем более террористы. А это означало, что Иванов получит деньги за какие-то государственные секреты и за какие-то преступления, но отвечать за все это будет не эфемерный Петр Иванов, а совершенно конкретный Владимир Петрович Круглов. И отвечать на полную катушку. Но еще страшнее было, что Иванов прямо после разговора с ним куда-то пропал. То есть само собой возникало ощущение, что Иванов никогда больше не вернется и нигде больше не объявится. И деньги тоже.
      Вот это было уже последней каплей.
      - Оля, - сказал он по селекторной связи, - Иванов так и не появлялся?
      - Нет.
      - Тогда соедини меня с ФСБ...
      Глава сорок девятая
      ...11 июня. Землетрясение силой до пяти балов по шкале Рихтера
      зафиксировано в Японии на севере острова Хоккайдо Жертв нет,
      разрушения оцениваются экспертами в пятьдесят миллионов долларов
      Японское правительство оказывает помощь семьям, лишившимся крова
      и личного имущества (Рейтер).
      * * *
      Пожар догорал медленно. Солдаты, отправленные Пастуховым обыскать "Могилу", вернулись ни с чем. Огромный дом был пуст. Правда, Сергей и не ожидал уже кого-нибудь здесь найти.
      Все-таки он попал в ловушку. Кто же так хитро ее расставил?
      Сергей расспрашивал Кожевникова, но тот только мотал головой. Что это значило - не знаю или не скажу, Сергей так и не понял, впрочем, это было все равно.
      Кожевников - а это была фамилия Старшего - и так, насколько помнил Сергей по Чечне, был молчуном, а сейчас и вовсе онемел. Сидел на земле, уставившись тяжелым взглядом себе под ноги, и только желваки ходили на скулах.
      Когда обходили дом, нашли еще одного живого бойца. У него была оторвана кисть, он терял кровь и был без сознания. Кисть завернули в бумажку и вместе с раненым отправили в город на носороговской машине, а сами остались довести тут все до конца.
      "Могила" действительно была неприступной крепостью. Солдаты с трудом проникли вовнутрь. Гранитные ступени, холодные стены, огромные мрачные пространства и гулкая пустота.
      Кожевников только спросил Сергея:
      - На кого пашешь?
      - А ты?
      - ФСБ.
      - А я УПСМ, - сказал Пастухов и вдруг мрачно улыбнулся.
      - Ты чего?
      - Да Апшерон вспомнил.
      - Кончишь меня?
      - Нет, я не потому - тогда еще подумал, что вот такие игры со смертью потом обязательно аукнутся.
      - Я не суеверный.
      - Может, с нами поживешь?
      - Подумаю, - ответил Кожевников.
      То, что один из его бойцов - Младший - был жив, казалось, не произвело на Кожевникова никакого впечатления. Он только мельком взглянул на своего коллегу и отвернулся. Что за мысли донимали его, понять было можно. Если уж кого и затащили в капкан, то, конечно, их. Но в самом деле Кожевников сейчас не думал о том, кто их предал. Он просто растерялся. Враг оказался другом. Такой разительной перемены цели он не ожидал. Впрочем, он уже почти сообразил, что будет делать дальше. Потому что понял, что он делал до сих пор.
      Кожевников старался никогда не мыслить глобально. Вот есть его узкое дело, а на кой черт оно делается, не его забота. Его куда-то отправляли, что-то он делал, а что будет потом, ему наплевать. Но, видно, настал момент, когда пора бы и задуматься.
      Можно, конечно, было спросить у Пастухова, в какое дерьмо они попали, из-за чего это побоище, что за аппарат они ищут, но Кожевников считал, что Сергей такой же послушный исполнитель, как и он, что и ему мало что понятно и известно. Стало быть, теперь он все постигнет сам. В лагере его учили выживать и в одиночку.
      Вернулся Носорог. Младшего он определил в больницу, парня сразу положили на операционный стол. Может быть, даже руку пришьют, правда, вот сможет ли Младший после операции по-прежнему быть бойцом спецподразделения - весьма проблематично.
      - Ну, поехали, капитан, - сказал Пастухов Кожевникову.
      - Полковник, - машинально поправил тот. Он уже немного пришел в себя.
      - Быстро, - качнул головой Пастухов.
      - А ты все в капитанах? Пастухов не ответил.
      - И куда мы? - спросил Кожевников, когда забрались в огромный ЗИМ.
      - Хочешь, можешь пожить пока у нас. К своим, я так понимаю, тебе сейчас соваться не стоит.
      - Почему же это?
      - А кто вас нам подставил?
      - М-да. Пожалуй, поживу с вами. Бара у вас, конечно, нет, но хоть душ-то есть?
      - Душ есть. В очередь. Нас теперь с тобой восемь.
      - А кто еще?
      - Девушка одна.
      - Твоя?
      - Ничья.
      Аня встретила их на пороге. И ахнула.
      У Сергея перебинтовано плечо, у Кожевникова голова, все в копоти, пыли, в грязи. Хорошо еще, что они по дороге оставили в закромах у Носорога оружие. А то были бы, как разбойники с большой дороги.
      - Вы что? Под поезд попали? - спросила Аня совершенно серьезно.
      - Почти, - криво улыбнулся Пастухов.
      - Мы спасали бабушку на пожаре! - воскликнул Артист.
      - А такое впечатление, что целый дом престарелых. Ну все, мыться - и за стол.
      Из кухни доносился запах чего-то вкусного. Поэтому мылись быстро. Ужасно хотелось есть.
      - Слышь, Пастух, - сказал Кожевников, - где-то я ее видел.
      - Не, не пройдет, - усмехнулся Пастухов. - У нее жених... Сволочь, правда, еще та. Но - любовь зла, полюбишь и козла.
      За ужином, который действительно был вкусным - пальчики оближешь, балагурили, смеялись, наперебой ухаживали за Аней.
      А что, подумал Сергей, может, у Кожевникова и впрямь с Аней что сладится?
      Девушке уступили спальню, а сами расположились в двух комнатах на диванах поперек.
      Особенно это понравилось Носорогу.
      - Давно я вповалку не спал. Аж с войны!
      - Вы воевали?
      - Ага, во Вьетнаме.
      Артиста отправили на пост.
      И уснули как убитые. Сергею, правда, хотелось поделиться с ребятами своими планами, но он решил - все завтра, утром.
      Утром обнаружилось, что Кожевников пропал.
      В курсе оказался только Артист.
      Он рассказал, вернувшись с поста, как Кожевников вышел из дома часов в пять утра. Просил передать Сергею, чтоб не волновался: он их не заложит. Но оставаться с ними не может. У него свои дела.
      - Ты ему веришь? - спросил Док. Пастухов пожал плечами.
      - Если бы он нас заложил, сюда уже пришли бы. Я ему верю.
      - С добрым утром, - вышла из спальни Аня.
      Разговор пришлось прервать.
      Потом умывались, завтракали, а потом Пастухов собрал своих друзей и вывел на улицу. Теперь совещаться можно было только здесь.
      Сначала подвели неутешительные итоги. Филина и Дашева они потеряли, трупы множатся в геометрической прогрессии. Можно, конечно, строить догадки и вызывать на связь Голубкова, но Пастухов любил пощупать все своими руками, в том числе и информацию. Пока противник опережал их на полшага. Полшага в их ремесле все равно что полсекунды. Если ты на полсекунды раньше нажал на спуск, ты жив. Пастухов очень не хотел, чтобы умер еще кто-нибудь. И больше всего, чтобы страдали невинные люди. Наверное, где-то и у кого-то есть такая статистика гибели гражданского населения в войнах по отношению к военным. Если вдуматься, то с развитием техники вооружений, точечных ударов и тому подобного гражданского населения должно погибать больше.
      - Нет, славяне, надо ехать. Взглянуть, если удастся, на этого Иванова. Заодно, может, Голубкова прощупаю...
      - Вот это верно, - одобрил Док.
      - Ладно. На это мне потребуется меньше суток. А вы займитесь вплотную командой губернатора. И еще, не нравится мне эта история с Аней. Найдите ее прежнего женишка и поговорите с ним внушительно.
      - Серега, ты не зря встрял в эту историю? - спросил Док.
      - Если мы что и делаем на этой земле, то не ради Голубковых и УПСМ, а ради вот таких людей.