Самое важное на войне — угадать и предугадать. Что замыслил, как поступит противник. Но и случайность играет ничуть не меньшую роль… Вот и теперь. На то не было их расчета, но белый купол, оставленный на вершине, в самом деле привлек преследователей. Небольшие вертолеты кружились километрах в трех за их спинами, ища место для посадки в тесных ущельях. Наконец оба исчезли за серыми гребнями и грохот их двигателей сделался тише и глуше. Туда же устремились и вездеходы.

— Ходу, Митя! — крикнул Сергей. — Хоть маленький выигрыш, а наш!

Он оглянулся. На этой спеченной, припыленной серо-коричневой почве следов почти не было видно. Укрыться можно было только в нагромождениях скал, хаотично набросанных серыми грудами на равнине. Идти по прямой было невозможно — только по ломаной линии, от одной группы скал к другим.

Перемещались перебежками и после двух-трех-минутной передышки, восстановив дыхание, новый бросок в триста — четыреста метров. Солнце быстро поднималось, становилось все жарче, но сил еще было с избытком. Того убийственного, испепеляющего зноя, каким печально славились эти места, пока еще не чувствовалось. Они продвигались довольно быстро, но трехглавая гора как будто не приближалась. Километр за километром, кривыми зигзагами… Пастух прикинул — за первый час они одолели километров пять, и если захромавший Трубач в таком темпе двигаться не мог, то, вероятно, они должны были скоро нагнать его и Дока.

Они не обольщались — белое пятнышко парашютной ткани на склоне горы отвлекло противника ненадолго. Очень скоро он снова кинется прочесывать равнину, методично обшаривая с воздуха и на земле каждый квадрат. И если этих раскиданных там и сям древних скал больше не будет — укрыться на голой, открытой местности станет негде. Надо было подобраться как можно ближе к заветной трехглавой, и потому Пастух и Боцман ускоряли темп и дальность перебежек, спрямляя линию маршрута.

Сергей оглядывался время от времени — насколько заметны их следы, разглядеть их было нельзя, однако, вполне возможно, с воздуха все могло видеться совсем иначе. Поверхность почвы могла измениться после каждого спуска или подъема, слой пыли мог стать глубже и рыхлее, и тогда найти их уже не составило бы труда.

Гора, на которую они держали направление, неохотно поднималась, вырастала из-за горизонта — они прошли, вероятно, уже больше половины пути. Проклятое солнце уходило в высоту, распалялось и жарило все безжалостней — словно к их спинам и плечам прижимали огромный утюг, выпаривая силы из их тел… — Погоди, командир… — помотал головой Боцман на одной из коротких стоянок в тени бесформенной базальтовой груды, привалясь к которой горячими спинами они старались отдышаться после полукилометровой перебежки, — маленько зачухался я. И пить охота… Пастух искоса глянул на друга: за те два с лишним часа, что они продвигались, уходя от врагов, Хохлов заметно осунулся. Этот маршрут, кажется, забирал у Боцмана больше сил, чем у него самого.

— Ладно, — сказал Сергей, — над нами не каплет. Отдохнем тут минут десять ивперед, геолог!

— Это уж точно… — тяжело дыша, кивнул Боцман. — Над нами не каплет. Только с нас… Слушай, ты Цоя Виктора любишь?

— Чего это ты вспомнил вдруг? — оторопел Пастух, уж больно неожиданно это прозвучало. — Люблю, кто ж его не любит. А что?

— Жалко парня, — вздохнул Боцман.

— Всех жалко, — сказал Сергей. — А ты, Митька, зубы мне не заговаривай. Пить не разрешу, пока не станет совсем невмоготу. Думаешь, я не иссох? Вставай, пошли!

Трубач и Док были совсем недалеко от них, всего в каких-то полутора километрах. Но увидеть друг друга на холмистой равнине они не могли, а вновь обнаружить себя в эфире и быть запеленгованными ни те, ни другие больше не рисковали. Они двигались почти параллельно, постепенно сходясь под острым углом к одной точке, но до нее еще было шагать и шагать.

Несмотря на заверения великого целителя всех стран и народов Ивана Георгиевича Перегудова, нога Ухова продолжала болеть, и это заметно задерживало движение. Николай пытался не прихрамывать, но все равно при каждом шаге норовил ступить осторожнее — тут помимо желания и воли срабатывали механизмы древнего инстинкта.

— Не трепыхайся, Колька, как идем, так идем, — подбадривал Док. — Конечно, тут нужен покой, но покой нам только снится. Главное — держаться верного направления. Что, здорово болит, да?

— Терпимо… — пыхтел Трубач. — Так оно, знаешь, вроде и ничего, а как наступишь — чувствительно.

— Чувствительный ты мой… А ну подожди… помассирую немного. Полегче?

Они продвигались по равнине зигзагами — сам рельеф и обстановка подсказывали эту идиотскую ломаную линию пути. Дышать становилось трудней, солнце жгло все нестерпимей. Но так или иначе, гора-трезубец росла перед глазами, казалась уже намного ближе — она звала и манила, она была для них теперь символом смысла и цели… Но тут… Первым звук автомобильного мотора услышал Трубач. Он приостановился, повертел головой, сразу забыв о боли… — Атас, Иван! Едут… оттуда, сзади….

— Точно! — прислушался Док. — Это они! А ну в укрытие!

И они кинулись к скалам, видневшимся метрах в двухстах впереди, и забились в тенистой щели между бесформенными выветренными глыбинами темно-серого песчаника. Рокот мотора приближался, но слышался немного в стороне — значит, ехали наобум, а не по их следу. Звук то удалялся и почти пропадал, то снова становился ближе и громче. Видимо, преследователи хаотически метались в надежде заметить тех, за кем их послали. Судя по звуку, машина была одна — видимо, выслали на разведку отдельную передовую группу. Вертолетов не было слышно давно, но они могли тут появиться через считанные минуты по сигналу дозорных. Док выглянул из-за выступа скалы и посмотрел на темнеющую гряду гор позади, там, откуда они шли с раннего утра… Уже достаточно далеко. Если что — там не услышат.

— Оружие! — коротко приказал он Трубачу. И сам привычно взял в руки лучший в мире автомат.

Звук машины послышался совсем близко. На миг донесло ветром едкий бензиновый запах выхлопа. Где-то неподалеку пискнули тормоза, послышалась быстрая встревоженная гортанная речь, отрывистые команды.

Иван опасливо выглянул опять. Невдалеке, метрах в ста, у поднимающегося из почвы островка таких же скалистых нагромождений, стоял, приглушенно тарахтя мотором, открытый американский армейский «джип» с брезентовым тентом и длинным высоким хлыстом антенны над щитком ветрового стекла. За его рулем сидел молодой бородач в легкой серо-коричневой военной форме, головном платке и темных очках.

В разные стороны от машины разбегались трое в такой же форме и платках, с маленькими израильскими автоматами «узи» в руках. Легко маневрируя на бегу и оглядываясь по сторонам, они направлялись к таким же раскиданным по равнине скоплениям скал, в которых прятались Док и Трубач. Через какие-то минуты, обойдя вокруг и удостоверившись, что там никого нет в щелях, выбоинах и разломах, они неизбежно должны были прийти сюда, к ним.

— Видал? — подполз Док к Трубачу. — Не иначе их спецназ. Четверо. Но действуют не ахти. Каждую группу скал осматривают по одному. Главное — отрубить их связь с «вертушками». Хотя бы на время.

Видимо, разведчики облазили за это утро уже столько подобных скал, что утратили бдительность и осторожность, — тот что выбрал их скалу, бежал без боязни, открыто, чуть подскакивая и часто переставляя ноги в легких ботинках.

Он подбегал с солнечной стороны, чтоб заглянуть в тень, также халатно подошли к делу они все. А воина шаблонных ходов не прощает.

По мере его приближения Док и Трубач отползали все глубже в свою узкую щель, в темноту. Как и остальные, этот разведчик тоже был в солнцезащитных очках. Сидящий за баранкой посматривал из стороны в сторону — вероятно, это был старший в дозоре, их командир.

Разведчик, смуглый жилистый бородач, был уже рядом, они слышали тихий шорох его шагов. Вот он вошел в тень, и в тот же миг огромная рука стремительно высунулась из сквозного разлома, зажала ему рот и, как стальной рычаг, втянула в черноту каменной щели. Док подхватил его «узи», на лету поймал сбитые темные очки — вытаращенные темные глаза бородача были полны ужаса и ярости, он изгибался, выкручивал шею и пытался вонзиться зубами в железную лапищу Трубача.

Война есть война. Николай стиснул пальцы сильней… Старший в «джипе» все поглядывал на подчиненных, куда они движутся, потом врубил передачу, прибавил газ и медленно тронулся в сторону тех, что направлялись к другим скалам.

Док накинул себе на голову платок противника, нацепил его очки, схватил «узи» и, пригнувшись, побежал, догоняя удаляющуюся машину. Противник за баранкой, видно, заметил в зеркале приближающийся силуэт, притормозил и, тотчас получив сзади удар рукояткой автомата, ткнулся лицом в руль. Док оттолкнул его тело, сбросил на дно машины, уселся на его место, рванул провода, идущие к зеленому стальному корпусу армейский рации, оборвал и провод длинной антенны, вдребезги — так что брызнули черные осколки — расколотил переносную «соньку»… Нажал на газ, прибавил оборотов и покатил туда, где у отдаленных скал топтался один из рядовых дозорных и с недоумением тряс такую же рацию, как та, какую только что раскурочил Иван. Он обернулся на приближающийся звук мотора и махнул рукой.

Док пригнул голову к рулю, наддал скорости. Этого человека, что тряс рацию, послали за его головой, за головами Пастуха, Боцмана, Трубача… Простой и жестокий закон войны. Не ты — так он. Не он — так ты.

Но врач Перегудов не смог ударить противника массивными дугами «джипа».

Буквально в метре от него крутанул руль влево, тормознул — машину занесло, повело боком, и она отшвырнула того пыльным пятнистым бортом. Удар вышел скользящим, но противник кубарем покатился по земле. Не дав ему времени на выход из шока, Иван навалился на поверженного сверху, вырвал автомат и пережал горячей черной сталью сонную артерию. Но добивать не стал. Просто надолго вывел из строя, растоптал его рацию и кинулся обратно к «джипу». Вскочил на жесткое сиденье и дернул рычаг передачи. Сердце бухало в груди — остался всего один из четверых, и он не должен успеть подать сигнал.

Газ, газ… Выписав большой круг среди мертвых скал. Док развернулся и по собственной колее понесся туда, где оставил друга, куда в любое мгновение мог подойти противник. Солнце стояло уже высоко, от скал ложились короткие черные тени. Привстав на сиденье, Иван крутил головой, но не видел того, кого должен был опередить, — либо разведчик разобрался, что к чему, либо его скрывали камни.

Ну где, где он тут? И словно в ответ над головой взвизгнули пули и следом долетел звук короткой очереди. Чуть не перевернув машину, Иван резко взял вправо, потом влево и, еще не соображая, откуда ведется огонь, увел «джип» в тень торчащего из земли утеса.

Рядом шла жаркая перестрелка на два голоса — короткими хлесткими очередями работал «Калашников», «узи» огрызался и стрекотал, как детская трещотка.

Короткими перебежками, падая, залегая и вскакивая вновь, Док бросился в бой, пытаясь определить, откуда кто стреляет. Пули выбивали из земли пыльные фонтанчики, рикошетировали от скал, отлетая с осиным жужжанием… Смерть пронизывала раскаленный воздух.

Все островки скал уже казались неотличимыми, и он не мог вспомнить, где оставил Трубача. От серых глыб, многократно множась и повторяясь, отлетало дробное эхо — понять по звуку направление стрельбы было невозможно, и Док заметался, рискуя поймать безжалостный остроносый кусочек свинца.

Но вот, восстановив в памяти ориентиры и мысленно окинув поле боя сверху, как бы на огромной полевой карте, он решил, что это должно быть метров на триста левее, перебежал ближе и вдруг увидел спину человека, стрелявшего из «узи». Тот бил с колена, укрывшись за каменным бруствером — отлетавшие гильзы сверкали на солнце… Рядом лежали наготове несколько длинных заряженных магазинов.

Очередь… еще… еще… сейчас у него кончится боекомплект, секунды три уйдет на смену обоймы… Все!

И тут от скалы, за которой прятался стрелявший, и от земли совсем рядом с ним полетели облачка пыли и каменное крошево. Били сзади, из «калаша». С близкого расстояния. Били метко, не убивая, но и не давая бойцу дотянуться до лежащих у ног сменных обойм. Док слишком хорошо знал этот стрелковый почерк.

— Серега! — что есть мочи заорал Иван. — Мы тут!

— Хенде хох! — совершенно некстати с другой стороны жутким басом завопил Боцман и прострочил по камню над головой противника, осыпав его коричневый платок беловатой пылью. Поняв, что он окружен, схватка окончена и проиграна, боец отшвырнул «узи», быстро наклонился, сжался в комок, дернулся, забился в конвульсиях на земле… и затих.

Док бросился к нему, наклонился. Заросший до глаз черной бородой молодой боец по рукоятку вонзил себе в сердце кривой узкий кинжал. Глаза его остановились и смотрели вверх.

— Предпочел так. Я слышал об этом. Таков приказ по армии Рашид-Шаха…сказал Иван.

— Ну, мужики… — часто дыша, проговорил подбежавший Пастух, — ну и перли мы… Думали не успеем.

Обниматься было некогда. Уже никто не мог бы ответить им, успел ли самоубийца передать сигнал своей группе захвата на вездеходах и вертолетах. Если успел — «вертушки» будут здесь через считанные минуты.

— По коням, парни! — крикнул Док. — Не все же Олегу с Семеном на ралли форсить!

Они бросились к захваченному «джипу». Боцман хотел сесть за руль и тут увидел скорченное тело старшего в дозоре — тот был жив и ошалело смотрел на них бессмысленными глазами, пытаясь нащупать рацию и оружие.

— Извини, дорогой, — ласково сказал Боцман, вытащил его из машины и прислонил к камню.

Торопливо собрав все трофейное оружие, кое-что из снаряжения и боеприпасы, удостоверившись, что в баке достаточно бензина, они расселись под тентом и тронулись в путь. Боцман газанул и погнал сильную верткую машину мимо гористых возвышенностей по плоскогорью.

— Куда летим, командир? — повернулся он к Пастухову.

Они были вооружены теперь, что называется, до зубов — у каждого по спецпистолету ППС, «Калашникову» и взятому в бою «узи». Все четверо, ни на минуту не теряя бдительность, вглядывались в небо — «вертушек» пока не было слышно. Не было и тех «джипов». Но всякая секунда промедления была искушением судьбы.

— Вот что! — одолев возбуждение боя, взял себя в руки Пастух. — Дальше ехать сейчас нельзя. На открытой равнине нас запросто найдут. Догонят в два счета и размолотят на атомы.

— Будем исходить из худшего, — сказал Док. — Допустим, этот храбрец все-таки успел кликнуть на помощь. Тогда они уже кружили бы тут как миленькие. Пока их нет. Значит, он опоздал.

— Все равно через сколько-то минут они обнаружат, что их группа не выходит на связь, — сказал Трубач. — Кинутся выяснять. Пока туда прилетят, пока разберутся, пока смекнут — накинем еще минут двадцать.

— Согласен, — кивнул Сергей. — Плюс-минус минутка, но где-то так.

Он обернулся, вгляделся в грунт позади быстро несущейся машины. Почва была каменистой: шины «джипа» здесь почти не оставляли следов и не вздымали пыль. Во всяком случае, с вертолета увидеть их вряд ли смогли бы.

— Само собой, они кинутся в погоню. Туда, куда по логике и надо нам. К границе, на север. Будут обшаривать с воздуха и на земле каждый камешек.

— Ну и?.. — спросил Док.

— А мы пока что останемся здесь. Машину загоним как можно выше на склон и спрячем в скалах. В горах на колесах нам делать нечего — так? Значит, где нас надо искать?

— На равнине — сказал Трубач. — Все правильно. Риск, конечно, но это единственный выход.

— Сворачивай, Димыч! — приказал Пастух. — Займемся маскировкой.

Горы начинались километрах в пяти по правую руку — Боцман домчал их к ним за три минуты. Нет, наверное, все же по праву сорвал он куш на гонках в Крылатском.

Прочный «джип» подскакивал и едва не переворачивался на скорости. Они сидели, подпрыгивая на сиденьях, вцепившись в стальные поручни, чтоб не выбросило за борт. А в предгорье выпрыгнули из машины, дав возможность лихому водителю разогнаться и забросить прочную стальную коробочку на колесах в узкую расщелину между нависшими утесами. Здесь ее не могли обнаружить ни с воздуха, ни с равнины.

Мотор взвыл… Машина начала резво карабкаться по камням, но вот силы ее иссякли… Они подбежали, навалились сзади, не давая ей скатиться вниз и, одолев гранитный порожек, почти на руках вкатили ее в укрытие. Отдуваясь и часто дыша, обессилено опустились наземь и припали спинами к горячим колесам.

Вертолеты зарокотали минут через двадцать пять. Но это были другие машины, не те легкие поисковые стрекозки, что кружили ранним утром и ночью. Над равниной низко неслись два боевых ударных Ми-24 с реактивными снарядами в подвесных кассетах на коротких крылышках и торчащими пулеметами и пушками из выпуклых глазастых кабин.

Успели… Опоздай, задержись они — и тогда… Грохочущая смерть умчалась и скрылась за хребтами на севере.

На полу в кузовке «джипа» оказался ящик с шестью двухлитровыми пластиковыми бутылями минеральной воды. Но Док не позволил им полностью утолить жажду.

— Да ну тебя. Док! — внезапно рассвирепел Боцман. — Воды же, блин, навалом!

— По три глотка! — жестко отрезал Перегудов.

— Это почемуй-то? — еще больше разъярясь, вскинулся Дмитрий.

— А потомуй-то! — сказал Док. — Напьемся — ослабеем. Не сможем идти. Пропадем.

Дождей тут в это время года уже не бывает. Машина есть машина — откажет, встанет, а в ногах силы нету. И вообще, это мой «джип» — я его взял, и вода моя! Захочу, вообще буду продавать ее вам. Сто баксов за глоток.

— Лекарь чертов! — от души ругнулся Боцман. — «Три глотка, три глотка»… Да, мужики! А откуда у Рашид-Шаха наши Ми-двадцатьчетверки?

— Думаю, из Афгана, — сказал Иван. — От одной из талибских группировок. Хотя они теперь им и самим нужны.

— Вообще, вы обратили внимание? — крикнул Пастух. — Торговать с Рашид-Шахом строго запрещено. Агрессивный режим. Каждый год-два затевает войнушку. Так чтожелезное эмбарго, контроль ООН и всякая такая штука. Тем более если наступательные вооружения. Но, судя по всему, наш эмир не бедствует. Все у него есть, и не худшие образцы. Спрашивается: откуда?

— Как обычно — от верблюда, — сказал Трубач. — Через вторые, третьи, десятые руки. Так называемые региональные конфликты для таких дядечек именины — всегда можно разжиться неплохими игрушками. Не в накладе и продавцы. А рашид-шахи не скупятся — платят вдвое и втрое. А когда ну очень хочется — так и впятеро.

— Сколько же он тогда собирался отвалить за эти два движка?

— Можете быть спокойны, — уверенно сказал Трубач, — тут пахнет миллиардами.

Представляю выражение его лица, когда он узнает, что там на самом деле. Особенно если была сделана предоплата. Вряд ли наши благодетели, посулившие ему товар, пошли бы на такую заваруху, не имея гарантий, что он готов выложить эти бабки.

— Да, — сказал Док, — выражение личика у него, наверное, будет не из приятных. А уж представьте себе выражение лица того, кому придется ему обо всем этом доложить!

Они усмехнулись.

Над равниной снова послышался знакомый грохот двигателей. Сверкая на солнце винтами, пара вертолетов возвращались. Но теперь они шли намного выше, и не по прямой, а сходились и расходились в воздухе — видно, хотели охватить взглядом большие участки равнины.

— Увы, — сказал Док. — Боюсь, им не больно хочется возвращаться.

Дорога уводила вереницу машин все дальше и дальше.

Первый этап по территории Ирана длиной свыше шестисот километров одолели только к ночи. Весь путь старались держаться где-то неподалеку от российской технички, но удавалось это не всегда. На участках, где дороги сужались, огибая горы, они обязаны были пропускать экипажи участников и взбираться на подъемы только за ними.

Все трое понимали: то, чего они опасались больше всего, могло произойти в любую минуту. И может быть, заветного груза уже давно не было в сером фургоне с надписью «Россия — спорт». Вполне вероятно, что его успели уже передать и перепрятать, а тогда… Что «тогда» — они старались даже не думать.

— Не люблю трафаретов, — сказал Михаил. — Но я летчик. У нас есть понятие «стандартное решение». Обычно оно оптимальное, потому что всегда оплачено кровью. Считаю, схема, опробованная в Красноводске, себя оправдала. Только были бы условия, чтобы занять высоту и вести наблюдение. Но в лагере надо оставить двоих на связи с наблюдателем. Его задача — корректировать и направлять. Другие предложения будут?

— Загнемся, — сказал Муха. — Мы и так уже без задних ног. Порули, блин, на таких дорогах. Честно сказать, я раза два чуть не свалился в пропасть.

— И я тоже, — сказал Артист. — Вроде все ясно, а голова на руль падает. А впереди еще вон сколько! И все труднее и труднее.

— Ясно, — сказал Михаил. — Тогда распорядок такой — по прибытии на ночевку, двое дежурят, третий спит. В три смены. В случае чего — будим спящего и работаем втроем.

Но эта ночь в отличие от прошлой пролетела без всяких событий. Никакой возни, никаких сомнительных передвижений. Видимо, тяжелейший участок вымотал всех, А на следующий день в пять утра ревущий караван, заметно поредевший, вновь отправился в путь. Только теперь они осознали мудрость принятого накануне решения — хотя бы немного отоспаться.

Все трое чувствовали себя значительно бодрее и были готовы к новым испытаниям.

— Впереди Шуштер-Эль-Ахмад, — сказал Артист. — Последняя ночевка перед Рашиджистаном. Этой ночью, думаю, будет не до сна. Крысы зашебуршатся. Или мы просто круглые дураки.

Двое суток весь мир полнился догадками об исчезновении российского самолета-гиганта, следовавшего специальным рейсом в Сингапур, имея на борту изюминку предстоящего международного авиакосмического салона. Какие только гипотезы не высказывались журналистами относительно того, что могло случиться с воздушным судном и его экипажем после того, как целым рядом контрольных станций слежения и управления воздушным движением в девятнадцать сорок по московскому времени был получен сигнал бедствия.

Как обычно, согласно международным правилам проведения полетов российская сторона обратилась ко всем странам региона, где мог находиться в тот момент Ан-124 «Руслан», бортовой номер 48-227 с просьбой дать разъяснения и предоставить российским и международным поисково-спасательным службам возможность осуществить необходимые мероприятия. А в случае, если какие-либо следы самолета будут обнаружены, поставить об этом в известность российские учреждения согласно принадлежности лайнера.

На соответствующие запросы в экстренном порядке были получены данные радиолокационных станций по всему маршруту следования самолета вплоть до момента, когда с ним была потеряна связь. Они подтвердили, что до указанного времени полет проходил нормально, без отклонений по курсу и высоте, но тотчас после тревожного сигнала самолет изменил направление движения из-за технической неисправности и перешел в резкое снижение. Других данных ни у кого не было.

Однако те же службы радиолокационного слежения в то же время отметили в соседней воздушной зоне маневры группы из нескольких неустановленных летящих объектов, которые некоторое время четко фиксировались радарами, но затем внезапно исчезли. На запросы в связи с этим все близлежащие страны заявили, что никакие их самолеты в тот момент в данном районе в воздухе не находились.

Оставалось предположить только самое худшее… И во многих сообщениях газет, появившихся в те дни в обоих полушариях, с печалью говорилось о том, что близящийся грандиозный праздник авиации и космонавтики открыл счет своих жертв, еще не начавшись.

Команды спасателей разных стран пытались обследовать с воздуха вероятные районы падения и гибели «Руслана», однако усилия их были безуспешны. Самолет летел над пустынной местностью — горными массивами и безлюдными степями, все это происходило в вечернее время суток, так что момент трагедии мог остаться незамеченным.

Истекали вторые сутки бесплодных поисков и неизвестности, когда было получено сообщение, распространенное ведомством военно-космической разведки Соединенных Штатов и через несколько часов подтвержденное аналогичным ведомством России. На фотографиях, переданных с разведывательного спутника, был отчетливо запечатлен крупный самолет на стоянке самой большой военно-воздушной базы в эмирате Рашиджистан. Посольство России и Международная организация безопасности воздушных полетов обратились к правительству эмира Рашид-Шаха с просьбой дать объяснения этому факту, так как подобные воздушные суда на данной авиабазе никогда ранее не наблюдались. Рашиджистан не спешил с ответом.

Повторное прицельное фотографирование с орбиты того же самолета более сильной оптикой позволило рассмотреть на крыльях и фюзеляже опознавательные знаки и надписи. Так было неопровержимо установлено: на снимках — исчезнувший самолет. Только после этого ситуация начала понемногу проясняться.

Представитель Рашиджистана в Международном Красном Кресте устроил брифинг, на котором сотрудники авиационных и гуманитарных организаций и корреспонденты ведущих телеграфных агентств узнали следующее: на авиабазе действительно находится указанный самолет. Он был захвачен в воздухе группой террористов, с которыми в настоящее время ведутся безуспешные переговоры. Террористы не предъявляют никаких ни политических, ни экономических требований, однако угрожают уничтожить самолет вместе с грузом и экипажем в случае, если будет обнародовано место его пребывания. Именно этим, и только этим, вызвано то, что правительство Рашиджистана, исходя из соображений гуманности, было вынуждено уступить требованиям воздушных пиратов и в течение почти пятидесяти часов воздерживаться от каких-либо публичных заявлений. Выступавший на брифинге представитель эмирата особо подчеркнул, что переговоры с террористами проходят трудно и напряженно, опасность того, что они пойдут до конца в намерении выполнить свою угрозу, еще не снята, а потому просил всех заинтересованных лиц, международные организации и прессу воздержаться от распространения данной информации.

Но уже через три часа тот же представитель распространил новое сообщение.

Из него явствовало, что спецподразделениями страны был предпринят штурм самолета. В ходе операции захвата все террористы, общим числом четыре человека, уже покинув самолет, покончили с собой, подорвав мощное взрывное устройство. От их тел мало что сохранилось, опознание невозможно, но фрагменты останков могут быть предъявлены мировому сообществу. Ни самолет, ни его экипаж не пострадали и не понесли никакого ущерба. После завершения необходимых формальностей экипаж сможет беспрепятственно вылететь либо обратно в Россию, либо в пункт назначенияСингапур, либо в любое другое место по указанию своего правительства.

Вслед за этим информационные агентства передали сообщение Москвы. В нем говорилось, что обстоятельства исчезновения и обнаружения самолета являются не до конца проясненными, так как сотрудникам российского посольства в столице эмирата Эль-Рашиде не было разрешено прибыть на авиабазу для встречи с экипажем самолета. Однако с летчиками установлена надежная радио-и телефонная связь. Они действительно живы и здоровы, комментировать случившееся отказались, однако дали косвенно понять, что не могут ручаться за сохранность груза, так как отдельные его части были увезены, а затем возвращены в транспортный отсек самолета.

По согласованию с экипажем его командиру, пилоту 1-го класса Буянову, было предложено сразу же, как только появится возможность, покинуть эмират Рашиджистан и продолжить прерванный полет в первоначальный пункт назначениястолицу Республики Малайзия.

Горы, горы, горы… Спуски и подъемы… Поворот за поворотом, поворот за поворотом… Неожиданно за крутым изгибом узкой каменистой дороги, переходившей в крутой спуск, они увидели, что внизу, где трасса опять круто уходила влево, что-то случилось. Там сгрудились несколько машин, дорога была перекрыта. Минут пять назад на разъезде они пропустили вперед серый фургон российской технички. Его не было видно внизу, и сердца всех троих невольно сжались.

— Давай! — негромко выкрикнул Михаил, и Артист, сидевший за рулем, чуть ослабил ногу на тормозе, разгоняя машину под уклон. Они подлетели туда, где в конце спуска стояли друг за другом разноцветные «джипы». Людей около них не было — все были у следующего поворота и, оцепенев, смотрели на что-то, закрытое скалой.

Они вошли в толпу гонщиков, механиков, спортивных комиссаров и судей. Тут же были и тележурналисты Си-Эн-Эн и Би-Би-Си с видеокамерами, наведенными на ежесекундно готовый скатиться с обрыва в пропасть тяжелый серый фургон российской технички. Он накренился, перегородив дорогу, задней частью нависая над пропастью. Видимо, что-то случилось с передним колесом. Вот-вот должно было случиться непоправимое.

Мокрый от страха водитель, тот самый здоровенный парень, выжав до конца педаль, удерживал тяжелый грузовик только тормозами. Ему надо было резко рвануть машину с места и стремительно вывернуть руль, но он оказался как раз на переломе дороги между крутым спуском и подъемом, а правое заднее колесо уже было на самом краю. Все понимали, что может произойти сейчас.

Ближе всех к кабине с распахнутой дверью стоял Добрынин, лицо его было страшным. Но смотрел он не на водителя, а на серый борт фургона, словно просвечивая его насквозь остекленевшими глазами.

Ни слова не говоря, Артист, Муха и Михаил, рыча от натуги, выворотили тяжеленный красно-бурый камень и, растолкав застывших людей, подсунули его под левое заднее колесо. В тот же самый момент, взревев дизелем, к переду грузовика подкатил серебристый «рейнджровер» английской команды. Тот англичанин, которого Муха и Артист приняли за водителя микроавтобуса, с удивительной ловкостью и быстротой зацепил трос за мощный бампер и заорал что-то по-английски водителю, отчаянно крутя в воздухе руками.

Но смертный ужас, видно, парализовал парня за баранкой. Окаменев, он неотрывно смотрел в зеркало заднего вида, боясь и на долю секунды отпустить тормоз.

Муха, маленький, стройный и верткий, как все классные каратисты, кошкой взлетел на подножку грузовика и, убедившись, что англичанин уже сидит за рулем своего «рейнджровера», резким ударом локтя отбросил тяжеловеса на правое сиденье и, успев сделать знак рукой англичанину, быстро до предела выкрутил руль вправо.