- Хандрид доллар, - мгновенно объявил таксист, по одному лишь адресу оценив платежеспособность клиента. В такие клубы бедные люди не ездят. Айна хундерт, - повторил он для убедительности по-немецки и добавил по-русски: - Одна сто. О'кей?
      - Файф, - твердо ответил Голубков, еще в Москве предупрежденный, что каирские таксисты по части обувания лохов-иностранцев забьют баки любому из своих московских коллег. И тоже продублировал по-немецки и по-русски: Фюнф. Пять. И не доллар, а динар.
      Таксист вздел к небу руки и запричитал на смеси арабского и ломаного английского, призывая все высшие силы в свидетели, что такой цены просто не существует и он лучше подарит уважаемому хабибу свою машину, чем согласится на такую плату.
      - Пят-десят, - закончил он свой монолог. - Карашо?
      - Хрен тебе, а не хорошо, - ответил Голубков. - Ладно, десять. Ноу? Гуд-бай!
      - О'кей, о'кей! - поспешно согласился таксист, верно угадав, что сейчас потеряет клиента. - Онли ноу динар. Доллар! Ол-райт?
      Голубков взглянул на часы и кивнул:
      - Ладно, ол-райт. Поехали!
      - Карашо! - просиял таксист, вырулил на забитую машинами автостраду и из правого ряда направил свою тачку в крайний левый, восьмой, почти поперек дороги, даже не оглядываясь на тормозившие в миллиметрах от него машины. И что больше всего поразило Голубкова: никто даже не гукнул, все воспринимали смертоубийственный для московских улиц маневр таксиста как нечто вполне нормальное.
      Так это и осталось в памяти полковника Голубкова одним из самых ярких египетских впечатлений.
      Через полчаса такси выехало на загородное шоссе и еще через десять минут остановилось у литых чугунных ворот клуба. Перед воротами прохаживались четверо национальных гвардейцев с рациями и автоматами Калашникова. Из стеклянной будки проходной без всякого вызова появился дежурный в белой униформе с красным вензелем клуба на лацкане пиджака и вопросительно взглянул на посетителя:
      - Сэр?
      Голубков назвался.
      Дежурный почтительно склонил голову:
      - Please!
      Он ввел Голубкова на территорию клуба и представил человеку в элегантном светлом костюме с дымчатым шейным платком, сидевшему в белом шезлонге у бассейна, окруженного высокими королевскими пальмами.
      - Ваш гость, сэр, - сказал он по-английски и бесшумно удалился.
      Человек поднялся с шезлонга.
      - Здравствуйте, полковник. Вы точны, - произнес он на чистейшем русском языке. - Разрешите представиться...
      Голубков жестом остановил его.
      - Бамберг, - сказал он. - Нет. Блюмберг. Да, Аарон Блюмберг, Коммерческое аналитическое агентство, Гамбург. Так было на визитной карточке, которую вы незаметно сунули в карман моего спутника. Перед этим вы спросили у меня, который час. Это было в начале ноября прошлого года в одном прибалтийском городе.[3] На обратной стороне визитки был текст, адресованный некоему Профессору... Черт. Ну конечно же! А я все голову ломаю: где же я видел этот почерк! "Ваш доброжелатель". Что ж, интересно познакомиться.
      - Я слышал, что у вас феноменальная память, - заметил Блюмберг. - Но не подозревал, что такая. Вы видели меня мельком, меньше полминуты.
      - После получения вашей визитки Профессор немедленно вылетел в этот город, - продолжал Голубков. - Вы встречались с ним на маяке. Хотел бы я знать, о чем вы с ним разговаривали.
      - О моей встрече с Профессором вам рассказал ваш молодой спутник Сергей Пастухов? - уточнил Блюмберг.
      - Да, уже в Москве. Когда все закончилось.
      - Он назвал меня?
      - Нет. Не счел возможным. Я не настаивал. Тем более что не составило труда установить, что смотрителем маяка был в то время Александр Иванович Столяров. Вы, мистер Блюмберг.
      - Похоже, Пастухов из тех молодых людей, которые умеют держать язык за зубами.
      - Он умеет не только это.
      - Как поживает Профессор? - поинтересовался Блюмберг. - Я слышал, что он ушел на пенсию.
      - Его ушли.
      - Что ж, это, возможно, и к лучшему, - подумав, сказал Блюмберг.
      - Для кого?
      - Для всех. Пойдемте, полковник, нас ждут. Голубков взглянул на часы:
      - Разве я опоздал?
      - Нет. Все приехали раньше вас и в разные дни. Одновременное появление могло вызвать ненужное любопытство.
      Они обогнули бассейн, соединенный еще с тремя бассейнами размером поменьше, миновали теннисные корты и просторное ярко-зеленое поле для гольфа и направились к одной из двухэтажных мраморных вилл, опоясанных широкими лоджиями с бело-красными парусиновыми навесами. Белый и красный были, очевидно, фирменными цветами этого клуба, занимавшего не меньше десяти гектаров цветущего оазиса на самом краю пустыни. Вдалеке слева марево приподнимало над горизонтом вершины пирамид Гизы, а сразу за дорогой, огибавшей оазис, начинались барханы с выпирающими из песка бурыми скалами.
      В это самое знойное время дня территория клуба была безлюдна, лишь в дальнем конце, на гаревом треке, две девушки в высоких белых сапогах с поблескивающими на солнце медными шпорами, в белых шортах и в широкополых белых шляпах осваивали под руководством инструктора верховую езду на арабских скакунах изумительной жемчужно-серой масти.
      В сопровождении Блюмберга полковник Голубков поднялся на второй этаж одной из вилл и вошел в просторную, прохладную от кондиционеров гостиную с толстым персидским ковром на полу, обставленную изящной, белой с позолотой мебелью. Вокруг овального стола сидели трое мужчин, настолько непохожих друг на друга во всем, от возраста до манеры одеваться, что трудно было даже предположить, что заставило их собраться вместе.
      Один из них был грузный, в летах, с холеным высокомерным лицом, в шортах цвета хаки и в такой же рубашке с короткими рукавами. Ему не хватало лишь толстой сигары в зубах, стека и пробкового тропического шлема, чтобы стать совсем уж похожим на английского колонизатора, как их изображали в стародавние советские времена художники Кукрыниксы на страницах журнала "Крокодил". Разложив перед собой на столе что-то вроде дамского маникюрного набора, он чистил скребками и щеточками прямую данхилловскую трубку.
      Второму, смуглому брюнету с аккуратной прической, было лет сорок. Он был в прекрасно сшитом летнем костюме. Сидел, свободно откинувшись на спинку кресла, закинув ногу на ногу, курил голубоватую египетскую сигарету, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. Но при всей непринужденности его позы в нем чувствовалась выправка кадрового военного.
      А третий казался совершенно неуместным в этой компании и вообще на этой вилле и в этом элитном, уровня отелей "Хилтон", клубе. Белобрысый, в простых круглых очках в белой металлической оправе, в ковбойке с закатанными рукавами и потертых джинсах, он был похож на старшекурсника или аспиранта колледжа. На коленях у него лежал пухлый воскресный выпуск "Нью-Йорк тайме", он небрежно перелистывал страницы, время от времени задерживаясь на какой-либо из статей.
      А между тем это был один из самых серьезных людей из всех присутствующих, включая и самого Голубкова. Голубков просматривал его досье больше года назад, но узнал сразу. Его звали Джеффри Коллинз. В свои тридцать четыре года он имел чин командора и был одним из заместителей начальника информационно-аналитического директората ЦРУ. По российским меркам это была должность как минимум генерал-лейтенанта.
      При появлении Блюмберга и Голубкова все трое повернули головы в их сторону. Лица их не выразили ни малейшего интереса, но Голубков не сомневался, что эта показная безучастность лишь маскирует напряженную работу мысли. В их памяти, как на экране мощного компьютера, картинки с молниеносной скоростью сменяли одна другую. И первым, похоже, нужный файл нашел аспирант. Он как бы удовлетворенно кивнул сам себе, бросил на стол газету и приготовился к началу разговора. Голубков не был уверен, что его личность идентифицировали британский колонизатор и смуглый брюнет, но сам он узнал обоих, хотя не сразу вспомнил их имена. Первый был действительно англичанином и возглавлял в "МИ-6" русское направление. Брюнет же, без всякого сомнения, был из Израиля.
      - Джентльмены, мы являемся участниками в некотором роде исторического события, - обратился ко всем присутствующим Блюмберг. - Впервые в послевоенной истории собрались вместе представители противоборствующих служб. Полагаю, вы не нуждаетесь во взаимном представлении, но я все-таки это сделаю, чтобы подчеркнуть доверительность нашей встречи. Сэр Роберт Кингсли, Интеллидженс сервис. - Блюмберг слегка поклонился англичанину. Командор Джеффри Коллинз, ЦРУ. Подполковник Соломон Бен-Ари, Моссад. Полковник Константин Голубков, он представляет Сикрет сервис России.
      После такого расплывчатого определения можно было ожидать вопроса о том, какую именно секретную службу России представляет полковник Голубков. Но никто этого не спросил. Лишь Кингсли поинтересовался:
      - А кого представляете вы, мистер Блюмберг?
      - На этом этапе моя роль - посредник. Если план, который мы должны обсудить, вступит в стадию практической реализации, я становлюсь координатором. Проходите, полковник, располагайтесь, - обратился он к Голубкову.
      Блюмберг говорил по-английски, и Голубков не без удивления отметил, что понимает практически все. Последние дни перед отъездом по приказанию Нифонтова он находился в полном распоряжении лингвиста, который с помощью двадцать пятого кадра и прочих суггестологических хитроумностей пытался освежить в памяти полковника Голубкова знания, полученные им в школьные и курсантские годы, а также во время интенсивного обучения английскому языку перед поступлением на работу в УПСМ. Методика этого ускоренного курса была секретной еще со времен КГБ, ею пользовались, когда нужно было срочно заслать агента в какую-нибудь страну.
      Видно, недаром ели свой хлеб кагэбэшные лингвисты с их системой загрузки информации сразу в подкорку. Правда, насчет того, что его английский будет понятен собеседникам, Голубков не очень-то обольщался.
      Появился официант, вкатил сервировочный столик, уставленный разномастными бутылками, бокалами и серебряным ведерком со льдом, и молча вышел. Предполагалось, по-видимому, самообслуживание, но никто из присутствующих не прикоснулся к напиткам.
      - Мы можем, полагаю, начать, - заметил англичанин, убирая свой несессер и набивая трубку табаком из замшевого кисета.
      - Чуть позже, сэр, - ответил Блюмберг. - Я жду важного сообщения.
      Он подошел к сервировочному столику, налил себе почти полный бокал джина и устроился в кресле у стены, рядом со столиком с телефонным аппаратом.
      Ожидание затягивалось, но никто не проявлял признаков нетерпения. Лишь американец решил с пользой употребить впустую идущее время.
      - Не могли бы вы, полковник, кое-что прояснить для меня? - обратился он к Голубкову. - Полагаю, это будет небезынтересно всем. Неделю назад во всех СМИ было опубликовано подробное сообщение агентства "Интерфакс" о нападении в Чечне на инспекторов Генерального штаба России. Один генерал убит, второй тяжело ранен. Погибли еще трое российских офицеров и шестеро ранены. Как такое могло случиться?
      Голубков промолчал. Он и сам очень хотел бы это знать.
      - В сообщении говорится, - продолжал Коллинз, - что создана правительственная комиссия. Мы знаем, что такие комиссии создаются в России, когда хотят спустить дело на тормозах. Не помню случая, чтобы результаты их работы предавались огласке или приводили бы к конкретным мерам. Чем объяснить причины такой неадекватной реакции президента Ельцина и правительства России на этот вызывающий террористический акт?
      Голубков помедлил с ответом.
      - Перевести? - спросил Блюмберг.
      - Нет, я все понял. Но мне никто не поручал комментировать позицию правительства и Президента России.
      Последнюю фразу Голубков произнес по-английски, тщательно подбирая и выговаривая слова. Но, судя по реакции окружающих, его английский был таким, что по сравнению с ним русский язык напористой гидши из "Lucky Turs" казался чистейшей пушкинской прозой. Сэр Роберт даже отвел от трубки зажигалку и с неподдельным интересом взглянул на полковника Голубкова.
      - Я все же вам помогу, - вмешался Блюмберг. - Вы же хотите быть правильно поняты, не так ли?
      - Ну, помогите, - согласился Голубков.
      - Нам было бы интересно и ваше личное мнение, - заметил Коллинз, выслушав перевод Блюмберга. - Взгляд изнутри. Чем, по-вашему, объясняется такая слабая реакция Москвы?
      - Мы не можем послать в Чечню Шестой флот или устроить там "Бурю в пустыне". Грозный - не Бейрут, а Чечня - не Ирак.
      Полковник Голубков подождал, пока Блюмберг переведет его слова, и закончил:
      - Чеченцы - граждане России. Такие же полноправные, как и все. Там еще десятки тысяч русских, украинцев, евреев, татар и других. И все они граждане России. История Соединенных Штатов не знает таких прецедентов. Меня, возможно, лучше поймет сэр Роберт. Сколько десятилетий Лондон не может решить проблему Ольстера?
      - Вы правы, полковник, - чуть скрипучим голосом подтвердил колонизатор. - Это очень непростая проблема.
      - Бездействие - не лучший способ решать проблемы, - возразил Коллинз.
      - Но и не худший, - парировал Голубков. - Мы уже наломали дров в Чечне, пора и передохнуть.
      - Бездействие Москвы провоцирует террористов на новые акции.
      - Вы можете предложить способ кардинального решения проблемы? поинтересовался Голубков. - Сделайте милость. Я доведу ваши предложения до сведения нашего высшего руководства.
      Коллинз поправил свои старообразные очки и покачал головой:
      - Нет, я не знаю такого способа.
      "То-то же", - хотел сказать Голубков, но в это время раздался телефонный звонок, Блюмберг выслушал короткое сообщение и опустил трубку на рычаги.
      - Джентльмены, мы можем начать работу, - обратился он к присутствующим. - Телеметристы подтвердили отсутствие в этой вилле и на территории клуба каких-либо прослушивающих и звукозаписывающих устройств. Собственно, мы уже начали. Потому что главная тема нашего совещания положение в кавказском регионе.
      II
      Блюмберг сказал:
      - Главная тема нашего совещания - положение в кавказском регионе.
      И тут же его перебил не проронивший до тех пор ни слова представитель Моссада:
      - Прошу извинить. Но первоначально предполагалось, что это будут двусторонние консультации между Израилем и Россией о выдаче всем вам хорошо известного террориста по кличке Пилигрим. Я не понимаю необходимости участия в них США и Великобритании.
      - Претендовать на выдачу Пилигрима может и Лондон, - заметил сэр Роберт. - За взрыв в Белфасте. А также Италия - за взрыв вокзала в Болонье. И ряд других стран.
      - Но нашли его мы, - напомнил израильтянин.
      - Джентльмены, вы сейчас делите шкуру неубитого медведя, - вмешался Блюмберг. - Вопрос о том, кто получит Пилигрима, не самый сложный. Об этом вы уж как-нибудь договоритесь. В свое время. Сейчас перед нами задача гораздо более важная и трудная. Вы получили меморандум информационно-аналитического директората ЦРУ о ситуации на Кавказе и сопутствующие материалы, в том числе и интервью чеченского террориста Рузаева. Есть ли у кого-либо сомнения в полноте анализа и в точности оценки общей ситуации? Сэр Роберт?
      - Нет.
      - И все же я предложил бы сузить тему, - попытался настоять на своем израильтянин. - Мое правительство намерено получить Пилигрима. И мы это сделаем. Вопрос лишь в том, какими методами.
      - Подполковник Бен-Ари, - вмешался в разговор Коллинз. - Будьте любезны сформулировать приказ, который вы получили от своего руководства.
      Моссадовцу явно не понравился жесткий тон цэрэушника, но он все же ответил:
      - Мне предписано принять участие в совещании, которое проводится при посредничестве мистера Блюмберга, и информировать мое руководство о его результатах.
      - Оговаривался ли в приказе состав участников и тема совещания? уточнил Коллинз.
      - Нет, - вынужден был признать Бен-Ари.
      - Намерены ли вы точно следовать полученным указаниям или мне придется обратиться к руководству Моссада с просьбой разъяснить вам ваши обязанности?
      - В этом нет необходимости, - хмуро ответил Бен-Ари.
      - Продолжайте, мистер Блюмберг, - кивнул Коллинз.
      - Благодарю, командор. Поскольку мы затронули этот частный вопрос, хочу предостеречь израильскую и российскую стороны от попыток самостоятельно решить проблему Пилигрима и Рузаева. Более того, необходимо принять все меры для обеспечения их безопасности. Потому что в плане, который я намерен вам предложить, они должны играть ключевые роли. Вам понятно то, что я сказал? - по-русски обратился Блюмберг к Голубкову.
      - Да. Мы уже выделили для Пилигрима негласную охрану.
      - Вы взяли Пилигрима под наружное наблюдение, - выслушав перевод Блюмберга, уточнил Бен-Ари. - И он о нем знает. Это для вас неприятная новость, полковник, не так ли?
      - Нет, - возразил Голубков. - Неприятная, но не новость. Хотя меня очень интересует, откуда об этом знаете вы. Нет, не новость, - повторил он. - Вам не о чем беспокоиться, мистер Блюмберг. В обязанность нашей "наружки" вменены и функции охраны.
      - Чем это вызвано, полковник? - поинтересовался сэр Роберт.
      - Эти фигуры нам известны. Если их вывести из игры, могут появиться другие.
      - Это кажется мне разумным, - выслушав перевод, кивнул англичанин и запыхтел, раскуривая трубку.
      Блюмберг с каким-то особенным интересом, словно бы испытующе, взглянул на Голубкова и продолжал:
      - Скажу больше, джентльмены. Для успешной реализации нашего плана нужны именно такие фигуры, как Пилигрим и Рузаев. Известные и одиозные.
      - Вы нас заинтриговали, - заметил сэр Роберт. - Не пора ли вам перейти к изложению плана?
      Блюмберг помедлил с ответом.
      - Это самый трудный момент нашего совещания. Дело в том, господа, что каждого из вас посвятят только в ту часть плана, которая будет реализована силами ваших служб. В полном объеме с планом знакомы только три человека: директор ЦРУ, еще один человек и я.
      - Не знаком даже командор Коллинз? - переспросил Бен-Ари.
      - Да, это так, - подтвердил цэрэушник.
      - Это беспрецедентно! - решительно заявил сэр Роберт. - О какой доверительности может идти речь, если нам отводится роль слепых исполнителей? Не думаю, мистер Блюмберг, что это хорошая основа для наших переговоров. Нет, не думаю!
      - Сэр Роберт, джентльмены! Это действительно беспрецедентно, согласился Блюмберг. - Но не имеет прецедентов и ситуация. Мы можем рассчитывать на успех лишь в том случае, если план будет реализован в условиях абсолютной секретности. Любая, даже самая ничтожная утечка информации сведет все наши усилия к нулю. Можете ли вы гарантировать, сэр Роберт, что в ваше окружение не внедрен "крот"?
      - Эта вероятность ничтожна.
      - Но она есть. Она есть всегда. И у всех. И сейчас нам лучше исходить из того, что она реальна. Сложность наших переговоров заключается и в другом. Если любая из сторон примет решение устраниться от участия в совместной акции, на этом все и закончится. План предусматривает активизацию агентурной сети практически во всем мире. У Лондона традиционно сильные оперативные позиции в Турции и Скандинавии. У Тель-Авива - на Ближнем Востоке. У ЦРУ - в Европе. У Москвы - на Кавказе. Таким образом, джентльмены, речь идет не о недоверии, а напротив - о высшей степени доверия друг к другу. В ослаблении напряженности в кавказском регионе заинтересованы все наши страны. Более того - все мировое сообщество. Наши шансы на успех не слишком велики, но мы обязаны их использовать.
      - Все это демагогия, - хмуро отозвался Бен-Ари.
      - Вы тоже так считаете, полковник? - обратился Блюмберг к Голубкову.
      - Я хотел бы сначала послушать вас, - ответил Голубков, - и узнать, какая роль отводится в вашем плане России. А потом уж принимать решение об участии или неучастии. Точней, это решение будет принимать мое руководство.
      - Не кажется ли вам, джентльмены, что полковник высказал здравую мысль? - переведя слова Голубкова, обратился Блюмберг к присутствующим.
      - Кто этот третий человек, посвященный в детали вашего таинственного плана? - попыхтев своим "Данхиллом", спросил англичанин.
      - Сэр Генри Уэлш.
      - Вот как? Адмирал? Вы с ним встречались?
      - Семь дней назад.
      - Матерь Божья! Адмирал! Мы с ним... Впрочем, это неважно, - оборвал себя сэр Роберт. - Как он себя чувствует?
      - Дай бог нам так чувствовать себя в его возрасте. Если нам будет суждено до него дожить.
      - Адмирал! - повторил сэр Роберт. - И он одобрил ваш план?
      - Более того, - подтвердил Коллинз, - без его активной поддержки не состоялось бы это совещание.
      - Мнение сэра Генри меня убеждает, - подумав, заявил англичанин. Да, убеждает. Каким образом, мистер Блюмберг, вы собираетесь ввести каждого из нас в курс его роли?
      - В персональных беседах, сэр. Надеюсь, вы позволите мне начать с беседы с полковником Голубковым? Российской стороне предстоит исполнить главную и самую трудную роль. И он сегодня же должен вернуться в Москву. Мы уже очень близки к цейтноту.
      - Еще один вопрос, мистер Блюмберг, - вмешался в разговор израильтянин. - Если инструктаж будет носить персональный характер, зачем вы собрали нас всех вместе?
      - Мне хотелось, чтобы вы увидели друг друга. Не на мониторах компьютеров, а вот так - глаза в глаза. И чтобы вы пожали друг другу руки. На этом я, разумеется, настаивать не могу.
      Первым на это неожиданное предложение откликнулся Коллинз,
      - Why not?[4] - сказал он и подошел к Голубкову, протягивая руку. - Мне было интересно познакомиться с вами, полковник.
      - Мне тоже, мистер Коллинз.
      Последовал взаимный обмен рукопожатиями:
      - Сэр Роберт!..
      - Мистер Блюмберг!..
      - Подполковник!..
      Бен-Ари суховато ответил на приветствие Голубкова и негромко по-русски сказал: - А Пилигрима мы все равно получим. Он от нас не уйдет. Знайте это, полковник!
      - Why not? - ответил Голубков. - Лично я ничего не имею против.
      - И все-таки это историческое событие, - заключил Блюмберг и допил свой джин.
      - Пойдемте, Константин Дмитриевич, погуляем, - обратился он к Голубкову. - Когда-то еще вы увидите весну в Египте.
      - Скорее всего никогда, - согласился Голубков. - Вы все-таки опасаетесь прослушки? - спросил он, когда они расположились в шезлонгах в тени солярия возле пустынного бассейна.
      Блюмберг кивнул:
      - Я опасаюсь всего. Вы допустили, полковник, встречу Пилигрима с Рузаевым в Грозном. Знаете ли вы, о чем шла на ней речь?
      - Догадываемся.
      - Входит ли в ваш план невмешательство в дальнейшие совместные действия Рузаева и Пилигрима?
      Голубков извлек пачку петербургского "Космоса". Вот чем были хороши эти сигареты: пока их разомнешь, пока раскуришь...
      Блюмберг терпеливо ждал. Но и "Космос" был тем еще сортом. Одна сигарета порвалась, другая осыпалась. Как они умудряются делать все это на одной линии?
      - Я попробую угадать, - проговорил Блюмберг, не дождавшись ответа. А потом вы сами решите, подтвердить мои предположения или опровергнуть.
      Голубков справился наконец с "Космосом" и кивнул:
      - С интересом послушаю.
      - Ни у вас, ни тем более у меня нет никаких сомнений в том, для чего Пилигрим встречался с Рузаевым. Он предложил ему взорвать Северную АЭС. Рузаев согласился на это. В его интервью есть недвусмысленное приглашение. Вы помните, что Рузаев ответил на вопрос корреспондентов "Совершенно секретно" о том, как он отреагирует, если международные террористические структуры предложат ему свои услуги?
      - Да. "Если такое предложение поступит, я рассмотрю его со всей серьезностью", - на память процитировал Голубков.
      - Вот именно, - подтвердил Блюмберг. - Пилигрим - фигура очень крупная. Информация о нем распространена Интерполом по всему миру. Есть она и в МВД Чечни. Не сомневаюсь, что Рузаев имеет к ней доступ, если его контрразведка действительно хоть чего-то стоит, а не является такой же сказкой Шехерезады, как шариковая бомба или его золотой запас.
      - У вас есть данные, что его золотой запас - блеф? Или это всего лишь предположения? - уточнил Голубков.
      - А у вас? - спросил Блюмберг.
      - Косвенные, - не сразу и словно бы с неохотой ответил Голубков. Его боевики уже третий месяц не получают ни рубля. Поэтому они вынуждены промышлять захватом заложников.
      - Да что же это делается в нашем возлюбленном отечестве?! - Блюмберг сокрушенно покачал головой. - Уже и бандитам задерживают зарплату! Вам-то хоть не задерживают?
      - Случается. Но ненадолго.
      - До недавнего времени весь золотой запас Рузаева легко помещался всего в одном кармане. И не в боковом или нагрудном. В брючном, для часов. Такие карманы когда-то называли пистонами, вы должны помнить. Сейчас он несколько увеличился.
      - На шестьсот тысяч долларов, - уточнил Голубков.
      - Значит, вы знаете об этом?
      - Об этом - да. Но мы не знаем другого. Не увеличился ли он еще.
      - Пока нет. Можете мне поверить. Мы контролируем банк "Босфор" и другие банки, которые могут быть связаны с фондом "Ичкерия".
      - Если это действительно так, сделка Пилигрима с Рузаевым не состоится, - заметил Голубков. - Пилигрим согласится работать только за очень большие деньги. За огромные. Речь может идти о миллионах долларов.
      - Да, он запросил шесть миллионов, - подтвердил Блюмберг. - Не считая расходов на подготовку теракта. А они могут составить очень внушительную сумму. Но сделка все-таки состоится, - продолжал он. - Рузаев найдет спонсоров. Вернемся к вашему плану. Мне видится он таким. Вы дали возможность Пилигриму получить у Рузаева заказ на взрыв Северной АЭС, затем позволите ему предпринять определенные действия, которые в Уголовном кодексе характеризуются как подготовка преступления, задокументируете их, а когда у вас в руках накопится весомый обвинительный материал, арестуете Пилигрима. Естественно, имея на руках неопровержимые доказательства соучастия Рузаева в подготовке теракта. После этого все просто. Пилигрима вы посадите лет на пятнадцать в лагерь строгого режима, а данные о соучастии Рузаева обнародуете. Официальный Грозный будет вынужден резко осудить террориста, а масштабность и бесчеловечность готовящегося преступления отвратит от Рузаева даже самых ярых сепаратистов и непримиримых. Таким образом проблема Пилигрима и Рузаева будет разрешена. У меня только один вопрос. Вы уже начали реализацию своего плана? Да оставьте вы этот чертов "Космос", курите нормальные сигареты!
      Блюмберг бросил на стоявший между шезлонгами низкий стол пачку "Кэмела".
      - Это непатриотично, - возразил Голубков. - Президент призвал россиян оказывать поддержку отечественным производителям. Что я и делаю. Я не могу ответить на ваш вопрос. Я не уполномочен обсуждать с кем бы то ни было наши планы.
      - Я спрошу по-другому. Не кажется ли вам, полковник, что вы лечите периферийные метастазы, вместо того чтобы оперировать саму раковую опухоль?
      - Вы можете предложить более радикальное средство?
      - Да. Я отдаю должное вашему плану. Он в высшей степени профессионален. И даже не лишен остроумия. Но это лишь часть программы, которую намерен предложить я. Понимаю, что принять ее или отвергнуть - это не в вашей компетенции. Окончательное решение будете принимать не вы, а правительственные чиновники высшего ранга. Чиновники, - повторил Блюмберг. - И это вызывает наибольшие мои опасения. Но... Не попробуешь - не узнаешь. Я сказал, что с планом в полном объеме знакомы только три человека. Вы будете четвертым. Потому что реализовывать его вам. У всех остальных функции вспомогательные.
      - Я слушаю вас очень внимательно.
      - Суть в следующем...
      ...Вечером того же дня полковник Голубков вылетел в Москву на "Боинге" компании "Эр Франс", едва успев заскочить в "Фараон-отель" за своей сумкой и объяснить соседу-пекарю, что сбылись его самые худшие предположения. Слова "налоговая полиция" на российских бизнесменов действуют, как "сезам", открывая путь к мгновенному и сочувственному взаимопониманию.
      Билеты были только в первый класс. Голубков выскреб из карманов все свои доллары и динары, моля Бога лишь о том, чтобы хватило. Хватило. И даже осталась мелочь на короткий звонок в Москву. О том, как он будет отчитываться в бухгалтерии за этот никакими статьями не предусмотренный перерасход, Голубков не думал. Бывают случаи, когда интересы бухгалтерии отступают на второй план. Редко, но бывают.
      Сейчас и был как раз такой случай.
      III
      В эпоху развитого социализма, или, как все чаще стали говорить - при коммунизме этой проблемы не существовало вообще. Она возникла, когда горбачевская "гласность", пройдя феерически быстрый путь, соразмерный лишь со скоростью обесценивания советского "рваного" рубля, превратилась если не в свободу слова, то по крайней мере в свободу выражения слов. Всяко-разных, в том числе и таких, какие - по определению Даля - выражают "особое состояние души, а академическими лингвистами характеризуются как ненормативная лексика.
      Книгоиздатели вышли из положения просто: кто прямо лепил мат открытым (авторским, разумеется) текстом, а те, кто посовестливее, заменяли его многоточиями, вынуждая пытливого читателя высчитывать количество точек и перебирать в памяти весь с детства известный лексикон, отчего чтение превращалось в своеобразный кроссворд.
      В самом трудном положении оказалось телевидение. С одной стороны, оно претендовало - и не без оснований - на роль наиболее оперативного выразителя народного гласа, а с другой - этот глас был не всегда и не вполне нормативен, хоть и правдиво отражал то самое "особое состояние души", в каком находился народ.
      Доподлинно не известно, у кого в голове родилась счастливая мысль заменять в событийных телерепортажах и уличных интервью ненормативную лексику сигналом "пик-пик", но идея сразу была принята "на ура" и обрела самое широкое распространение во всех электронных СМИ. Все были довольны: и самые ревностные блюстители нравственности и чистоты русского языка, и самые яростные поборники неприкрашенной правды жизни. Что же до телезрителей и радиослушателей, то им тоже не на что было пожаловаться. Кто как хотел понимать эти "пик-пик", тот так и понимал и имел все основания считать свое понимание единственно правильным.