Только три гранаты попали в "Мерседес-600". Две по касательной и одна - в центр капота.
      После прямого попадания гранаты в капот сразу был убит охранник, сидевший на переднем сиденье, и тяжело ранен водитель. Осколки и кинжальный огонь автоматов тяжело ранили охранников сзади. Но они сразу вдавили президента в сиденье и навалились на него спинами. Точно по инструкции. Их тела приняли предназначавшиеся президенту пули и осколки, пропущенные хваленой немецкой броней. Президент остался невредим, но парализован шоком, контузией и тяжестью умирающих телохранителей.
      "Мерседес-600" с развороченным передком, изорванными шинами и умирающим водителем, еще жмущим на бесполезную уже педаль газа, несся вперед по инерции. Подбитые машины охраны остались там, где их настигли гранаты, и охранники оживленно отстреливались, прячась за джипами. Свет прожектора возле сквера так бил охране в глаза, что она даже не смогла рассмотреть, куда подевался президентский лимузин. В первые мгновения охранники ожидали, что по ним ударят и слева по ходу движения, где чернели заросли сквера, столь удобные для засады. Но поскольку огонь вели только справа, охранники из джипов повернулись к скверу спинами, делая то, что могли и должны были: принимали огонь на себя. Но они не сделали кое-что, что должны были в такой ситуации - они забыли проверить: а действительно ли "Мерседес-600" с президентом ушел от террористов?
      Но и террористы тоже проигнорировали проехавший мимо них и вставший в ста метрах от кортежа "мере".
      Измочаленный лимузин, имевший теперь такой вид, будто его вскрывали огромным консервным ножом, замер посреди дороги, ярко освещенный мощным прожектором. Не обращая на него внимания, засевшие справа от дороги бандиты одиннадцать с половиной минут, лихо переговариваясь по-русски, увлеченно перестреливались с охранниками, не давая им выйти из-за джипов. И те, и другие будто забыли о президенте и целиком сосредоточились на перестрелке, полностью отдавшись азарту боя.
      Хороша афганская метода, хороши как бойцы и моджахеды, инструктировавшие чеченцев, воевавших с русскими. Но уничтожать колонны с живой силой противника, зажатые на горных дорогах, и грабить их затем - не совсем то же, что охотиться на президентов. Однако свою роль засевшие справа от дороги террористы выполнили: они вывели из строя лимузин президента, они остановили и сковали огнем его охрану, выставив объект в полном и беззащитном одиночестве напротив того места, где по плану располагалась вторая, подстраховывающая группа.
      Это так много - одиннадцать с половиной минут.
      690 секунд.
      Это настолько долго, что один из террористов, расстреляв по охранникам весь свой боезапас, заскучал и написал на стене кровью по-грузински: "Мы вернемся". Рядом с надписью осталось лежать тело, у которого в кармашке бронежилета был российский паспорт.
      По меньшей мере 150 секунд из этих 690 "Мерседес-600" с Бабу, с умершими и истекавшими кровью охранниками стоял посреди дороги, в ста метрах от кортежа и нападавших.
      150 секунд он подставлял свои уязвимые теперь не то что для гранатомета или подствольника, но и для любого пистолета бока и дыру на месте лобового стекла. Искореженный "мере" стоял в десяти метрах от кустов, за которыми была по плану боевая позиция Барсика и Ларисы (позывной Кура), вооруженных автоматами "каштан". Каждый "каштан" за 150 секунд с учетом времени, необходимого на смену магазинов, выпускает тысячу сто пуль и три выстрела из подствольного гранатомета. В семнадцати метрах от позиции Барсика и Куры по плану располагалась позиция радиоуправляемого, снабженного компьютерным наведением ПТУРСа - противотанкового управляемого ракетного снаряда.
      Две тысячи двести пуль из двух "каштанов" на дистанции десять метров способны превратить в кровавый фарш двадцать человек.
      Полуторакилограммовая боеголовка ПТУРСа, выпущенного прямой наводкой с расстояния двадцать семь метров, превращает в облако металлической пыли и ошметков средний танк.
      Так что жалкий, замерший посреди ярко освещенной дороги искореженный "Мерседесс-600" и его единственный живой к тому моменту пассажир уцелеть не имели ни малейшего шанса.
      690 секунд - огромное время. Однако из кустов сквера, возле которого так немыслимо долго торчал развороченный "мере", из кустов, за которыми располагались боевые позиции Барсика, Куры, Катка, Чары и прочих, не раздалось _ни одного выстрела_.
      Сквер был пуст, как и полагается порядочному скверу в феврале в мрачное время на стыке суток...
      За 690 секунд при скорости сто километров в час автомашина проходит по прямой девятнадцать километров сто шестьдесят семь метров. Поэтому этих секунд с лихвой хватило, чтобы случайно оказавшийся поблизости тбилисский гаишник Гарик Симонян подъехал к "мерсу", помог оглушенному и контуженному президенту пересесть в свою гаишную машину и отвез его в резиденцию.
      Полиция подъехала уже после того, как напавшие на кортеж террористы, оставив труп с российским паспортом и многообещающую надпись, рассосались по горбатым улочкам.
      Потом в Тбилиси объявили повышенную боевую готовность.
      Спецназ оцепил город в радиусе километра от места покушения.
      Заставы перекрыли пути на горные тропы, ведущие к отрогам Триалетского нагорья.
      Руководители охраны президента вынуждены были признать: "Это была профессионально организованная диверсионно-террористическая военно-штурмовая операция, проведенная хорошо подготовленной группой командос. Сила и точность прицельного огня, при котором каждый движущийся объект уничтожается автоматически, превосходили все известные нам до сих пор примеры. Столь же четко были произведены отход и "растворение" на местности".
      Ну еще бы! Чем лучше нападавшие, тем незаметнее тот факт, что обучавшиеся спецами из ЦРУ и ФБР охранники, увлеченно перестреливаясь с террористами, бездарно забыли о президенте. Великое счастье, что гаишник, как всегда, оказался там, где ему нечего было делать.
      Окажись Барсик на месте, он бы смог даже подискутировать с Бабу. Например, о проблеме независимости Абхазии, откуда сам был родом.
      Но Барсика, как и всех прочих, там не было.
      Их там не было, в сущности, по той простой причине, что там не захотелось быть некоему Мухе.
      Правда, Муха оказался не одинок в этом своем желании держаться подальше от грязного дела...
      Итак, о том, почему сквер, прилегающий к трассе президентского кортежа, оказался пуст, а Барсик так и не вступил в дискуссию с президентом...
      * * *
      Возвращаюсь к тому моменту, когда Каток объявил, что ловить мне больше нечего и ничего не остается, как позорно отправляться на заклание в ночной Тбилиси. Следом в блиндаже, расположенном сбоку от считавшейся заброшенной запасной взлетно-посадочной полосы, произошли два события. Впрочем, событиями случившееся в свете дальнейшего и называть-то неудобно.
      Так, скорее два эпизодика.
      Первый начался, когда, вежливо дав Катку договорить, подполковник-летчик отодвинул пустую миску, поднялся из-за стола и сказал:
      - Ну я к экипажу. Готовим машину?
      - Да-да, - рассеянно подтвердил Каток. - Я скоро подъеду.
      "Вот оно! - подумал я с досадой. - Каток сам не намерен здесь задерживаться. Да, славно было бы, отключив всех этих влюбленных в Девку фанатиков, смыться отсюда на его самолете! Эх, если бы только здесь были наши ребята! И дернуло же меня, дурака, отколоться от своих...
      Это я к тому, что хоть мне и случается по-глупому ошибаться, но я всегда готов признать свои ошибки. Особенно я к этому готов, когда ничего иного мне не остается.
      Летчик вышел, неплотно прикрыв дверь отсека, и забухал унтами по ступенькам лестницы.
      - Эх, Муха, Муха, - самодовольно сказал Каток, - как ты не привыкнешь: я ничего не делаю без подстраховки. Ты еще только...
      Вот тут и начался второй эпизод. Сначала послышался скрип открытой летчиком двери на поверхность, и родной до боли в сердце голос заорал:
      - Все на пол, бляди! Русский спецназ!
      А потом в бункере раздались резкие хлопки газовых и световых гранат.
      Артиста учили лучшие мастера отечественной сцены. Интеллигентнейшие, можно сказать, мастера драмы. Поэтому если он орал, то его было слышно даже в самом дальнем закутке самого огромного зала. Так что жалкую комнатенку, где обедала банда Катка и Девки, его голос заполнил столь плотно, что и для эха места не осталось.
      Каток, правда, отреагировал быстро - он успел метнуться к шкафу с оружием и схватиться за автомат.
      Я прямо-таки был обязан позволить ему за него схватиться, потому что иначе у меня не было бы оснований врезать ему ногой по морде. А врезать очень хотелось. Очень. Именно ногой. И именно, что характерно, по морде. А поскольку это мое желание осуществилось, то второй человек, к которому у меня был счет, майор Лапиков, отделался мелкими неприятностями. Я надеюсь, что пинок в то место, где у мужиков соединяются ноги, надолго избавил его от стремления совать свое хозяйство куда ни попадя. Я не ревнивый и в целом доброжелательный человек. Но что мое, как говорит одна моя знакомая, то мое.
      Когда на пороге появился Боцман и протянул мне кислородную маску с баллончиком на десять минут, я уже кашлял вместе с Катком и Лапиковым и всеми остальными членами зондеркоманды. Газ дошел до нас быстрее Боцмана. Газ - он вообще очень доходчив.
      Поэтому когда я из-под маски спросил:
      - Чего вы так долго копались? - Боцман меня не сразу понял: на нем ведь тоже была маска, а слышно сквозь нее неважно:
      - Чего, Муха?
      - Ладно, проехали.
      - А-а, а то я думал, что ты сердишься. Мы тут подзадержались, объяснил он, - ждали, когда кто-нибудь выйдет.
      - Это летчик выходил! - испугался я. - Он цел?
      - Цел, цел, - успокоил Боцман. - Они все целы.
      Справедливости ради надо сказать, что никто из гвардии Девки, Катка и К° САИП сопротивления не оказал. Они все лежали, сжавшись в три погибели, и давились рвотой. Газ, которым снаряжают спецгранаты, вообще штука противная. Но на тех, кто прошел обработку приворотным зельем Гнома-Полянкина, он действует потрясающе. Полностью лишает их возможности сопротивляться и вгоняет в тупой ступор. Я уже видел такое, когда впервые познакомился с Зоей Катковой при попытке похищения При.
      Сковав всех находившихся в бункере наручниками, мы выволокли их наружу. Пока они катались, отблевываясь, и пока мы ждали, когда их можно будет загрузить в самолет, ребята вкратце рассказали мне предысторию своего появления в Грузии.
      * * *
      Я умилился, услышав, что, когда Боцман высчитал квартиру, на которой мы с При справляли свой медовый январь, ребята решили не мешать моему счастью. Решить-то решили, но все-таки потихоньку за нами присматривали. А поскольку знают они меня слишком хорошо, следили так, что я умудрился ничего не заметить. Но пока следили, они засекли и мои контакты со Шмелевым, и его контакты - с родичем-Павлом и с Катковым, в котором Боцман узнал зама гендиректора фирмы "Изумруд" Владимира Захаровича Артемова. Это ребят насторожило. И помогло засечь контакты Катка-Артемова с Гномом-Полянкиным, который так тесно дружил и с некой Девкой.
      Когда я отправился на свое последнее рандеву со Шмелевым, они хотели за мной проследить и там, но замешкались из-за одного не в меру рьяного гибэдэдэшника. Однако, потеряв мой след, они взяли в оборот Гнома, к которому наведались прямо в заповедные его казематы, благо что нашли мой тайник, в котором с присущей мне занудливостью был оставлен изъятый у Полянкина план его подземелья. На нем я отметил и тот старый ход, по которому из казематов выбирался. Им ребята и воспользовались. И хотя они немного опоздали - меня уже выпотрошили и отправили в Грузию, - застигнутый врасплох Гном-Полянкин им много чего рассказал.
      Когда речь идет об абсолютном приворотном зелье, доверять сподвижникам глупо. Вот генерал Ноплейко им и не доверял. Он велел Гному подготовить группу боевиков, преданных только лично ему, генералу. Им он собрался поручить устранение тергруппы Катка, дабы впредь все боевики обожали только одного человека - его, Ноплейко. Я всегда подозревал, что за время карьеры в наших паркетных генералах вырабатывается нечто педерастическое. Уж очень они любят обожающих их подчиненных.
      Естественно, Пастух доходчиво объяснил Гному, как мало ему осталось жить, если со мной что-нибудь случится, и тот мигом захотел помочь. Он представил генералу Ноплейко Пастуха и ребят как ту самую, персонально его обожествляющую группу спецназа. Тот поверил, ибо ни во что наш чиновник не верит с такой готовностью, как в любовь к себе нижесидящих. Так наши во главе с Пастухом оказались десантированы к тому бункеру, где я уже собирался прощаться с жизнью. Если б они задержались еще на пять минут, то получили бы меня в неодушевленном виде.
      Но все хорошо, что хорошо кончается. А поскольку до конца было еще далеко, нам пришлось сократить обмен мнениями о моей самонадеянной индивидуалистической глупости. К тому же ребята, поскольку видели При, легко меня поняли. Мы спешненько загрузили трофеи и пленных в трофейный же самолет, которым Катков намеревался загодя смыться из Грузии, и вылетели домой до того, как в Тбилиси началась заваруха.
      * * *
      По дороге мы решили разделиться. В Чкаловском наш борт уже ждали генерал Голубков и прочие сотрудники УПСМ. Они жаждали получить всех свидетелей и застрельщиков провокации против Грузии и их ненаглядного УПСМ. Следствие и все ему сопутствующее - дело долгое, а мне нужно было спешно выручать При, живущую под арестом людей САИП, и ее сестру с дочкой, находившихся в казематах Гнома у Девки.
      На наше государство тут надежды было мало - как и во всем прочем. То есть никакой. Учитывая, сколько и какого оружия находится в казематах плененного ребятами Гнома, мы не могли рисковать, полагаясь на то, что хитрая Девка о нем не знает. Да даже если бы и не знала. Один раз я от нее удрал, и они с Катком сделали из этого конструктивные выводы, превратив свою часть полянкинских казематов в подземную крепость. А если еще учесть меры, принятые, очевидно, после блиц-налета моих друзей, если учесть, что у них там как-никак дом умалишенных, да и сама Девка не столь далеко от бзиканутых ушла, то легко вообразить, к чему может привести прямой штурм.
      Не оставалось ничего иного, как задействовать рыночные отношения.
      Все ж таки Гном запрограммировал Девку на неземную любовь к Катку. И хотя я мало надеялся, что она способна любить хоть кого-то, даже себя, это был шанс. Обменять При и ее родственниц на подполковника.
      Вот она, жизнь: главные мерзавцы всегда отделываются легко. Максимум что грозило генералу Ноплейко - отставка. Максимум что грозило Катку подземная жизнь в объятиях Девки.
      - Это ж сколько еще они фанатиков успеют там наклепать?! - погоревал я, с трудом перекрикивая гул двигателей трофейного транспортника.
      - Не дрейфь, - отозвался интеллигентный Артист словами из какой-то современной пьесы. - Гном и его записи у нас, а без него они мало что могут.
      И он запел знаменитую некогда песню, слов которой он, конечно, уже не помнил:
      - Тбилисо-о-о, тра-та-та-та-та-та-а-а!
      - А ведь я, наверное, рассказал им, под скополамином, где лежат их порошки... - повинился я, прозрачно намекая, что уже жалею о том, что не обратился к друзьям за помощью гораздо раньше.
      - Не дрейфь, - грубо сказал и Боцман, попавший за время моего отсутствия под влияние Артиста. - Как только ты пропал, мы сразу изъяли все, что лежало в твоих тайниках. Ни хрена им не досталось.
      Я подумал, что уж это - вряд ли. Не могли ребята все мои тайники и явки вычислить. Но промолчал. Пусть я и параноик, но спортивный азарт и нам, параноикам, не чужд.
      * * *
      Катков прыгать из самолета не хотел. У него выявилось удивительное отвращение к свободному полету над просторами все еще необъятной Родины, которую он старательно втравливал во всякие гадости. Сопротивляясь, он проявил удивительную прыть и наглое коварство. Я такой энергичности и выучки от него не ожидал. Обманул-таки он меня своим штабным обликом. Поэтому ему удалось раскровенить мне нос и разбить губу. Ему же доставалось в основном по корпусу. Наверное, я в душе солдафон, потому что выбивать зубы старшему по званию, да еще когда у него руки связаны, считаю неприличным. Надо с собой что-то делать.
      Веревку на руках Каткова разрезал Артист аккурат перед тем, как придать подполковнику ускорение каблуком. Так что дальнейшее зависело только от подполковника.
      Но я вылетел следом.
      Разумеется, советов он моих не слушал. Кольцо дернул рано, ноги держал врозь, как не приведи господи. Поэтому нас и снесло черт-те куда, и ногу он вывихнул, и всю физиономию ободрал. Как мы с ним добирались до Москвы и чего мне это стоило - в смысле нервов, потому что деньги как раз были его, - мне вспоминать тошно.
      Вроде поноса на гауптвахте. Надоел мне Каток за эти сутки хуже горькой редьки, и, если б не крайняя потребность в хорошо информированном языке и предмете для обмена, я бы его с удовольствием где-нибудь закопал. Особенно достал он меня своими вопросами и предположениями. Никак не хотел понять, что вся причина моего странного поведения в том, что я ему не поверил. И что если бы я ему поверил, то не стал бы ничего против предпринимать. Ну разве что, возможно, сам бы смылся. Так он не нашел ничего лучше, как задним числом доказывать, какой он честный и принципиальный. И если, мол, брал деньги от грузинских уголовников, то только с ведома начальства и на проведение операции. Очень запальчиво он ратовал за то, как много выиграет Россия, если во главе Грузии будет иной, более сговорчивый и лояльный к российским воякам президент.
      Я ему тысячу раз говорил, что меня совершенно не колышет грузинский президент, что мне бы со своим до конца разобраться: что он за человек, но Каток все выспрашивал, что я лично выиграю от того, что Грузия сама будет решать, кому ею править.
      Вкратце если, то из его откровений следовало, что группе вояк, хорошо озолотившихся на выводе наших войск из Германии и прочих мест, включая Чечню, очень не нравился Шеварднадзе. Он мешал им погреть руки и на выводе наших войск из Грузии. Вот когда до них дошли сведения о заговоре, они и решили помочь своим грузинским "товарищам". Сразу было решено оставить какой-нибудь "русский" след. Если покушение удастся, если реакция народа в Грузии покажет, что он не в восторге от убийства своего президента, этот след поможет "грузинским товарищам" захватить власть без морального ущерба, свалив все на Россию.
      Но поскольку Россия не виновата, что кое-кому наверху нравится назначать на ключевые посты тех лизоблюдов, которые больше думают о своей карьере, нежели о пользе для страны, то народ России сочтет ненависть грузин несправедливой. Наш народ никогда не согласится, что достоин тех болванов, пьяниц и жуликов, которых сам выбирает. И это прекрасно - для Каткова и иже с ним. Все участники провокации будут довольны. А если при этом в Грузии опять начнется война, которая осложнит решение проблем с перекачкой нефти мимо России, то будут довольны и те, кому этого не хочется.
      - Мы пока не рассматривали этот аспект проблемы детально, - изливался Каток, - но чеченские нефтяные бонзы поняли, как важно поддержать тех, кто имеет своих людей в новом правительстве Грузии. Чеченцам очень не нравится грузинский нефтепровод. Да и Шеварднадзе им не нравится: не хочет он поддерживать их потуги на независимость.
      Меня тошнило от его откровений. Получается, что те, кто не хочет "отпустить" Чечню на все четыре стороны, вот те-то и снюхиваются с тамошними бандитами. Нравится им играть в солдатики на картах.
      Суки.
      - Но зачем тебе было меня-то тянуть? - спросил я у Катка. - Начиная с этого дурацкого ожерелья? Наше-то агентство чем вам мешало?
      - Ничем, - честно ответил сопливый и ободранный Каток, тащась за мной по буеракам. - Стечение обстоятельств. Сначала мы обратили внимание на тебя, когда ты подружился с Гномом. А потом к нам в руки попала докладная записка генерала Голубкова, в которой он давал уничижительную характеристику всей вашей группе под командованием Пастухова. И у нас были доказательства, что, несмотря на собственный отрицательный отзыв о вас, он продолжает поддерживать связь с Пастуховым. Это еще и потому было удобно, что позволяло разом решить кучу проблем. Можно, использовав, ликвидировать тебя, как слишком много знающего о Гноме, - раз. Легче заручиться поддержкой моего Ноплейко - два. Он так ненавидел Голубкова и УПСМ, что санкционировал бы любые акции против них. А избавиться от УПСМ было нужно. Оно копало под тех, кто делал бизнес на торговле оружием на Кавказе. К тому же из УПСМ отличный козел отпущения при расследовании покушения на Шеварднадзе... Это три. Да, еще мы могли испытать в деле "привороженных" боевиков, а потом зачистить их! Представляешь, сколько задач решила бы ваша причастность к этой акции? И все погорело только потому, что этот болван Гном решил напичкать своим снадобьем не только тебя, но и нашу Принцессу. Экспериментатор хренов. А как все тщательно было организовано! Как близко мы с генералом Ноплейко были к тому, чтобы УПСМ упразднили, а его кадры и ресурсы отдали нам, в САИП. Представляешь, как бы мы тогда развернулись?
      Вот суки.
      То есть мудозвоны.
      То есть у меня нет слов.
      - Тут, Муха, ничего личного, - просвещал меня Каток. - Всякая чиновничья структура, неконтролируемая извне по результатам своей работы, стремится к разрастанию и подчинению конкурентов. Нормальный процесс. Да и все наше правительство такое. Знаешь, что сейчас в России больше госчиновников, чем было при СССР? Чем же САИП хуже других? Ничем. Если народ выбирает пофигистов, значит, ему пофигисты нравятся. Демократия. А Голубков ваш очень кстати подвернулся. Мой Ноплейко его невзлюбил с тех пор, как Голубков сначала высветил огрехи в охране АЭС, а потом осмелился предположить, что это не НАТО идет на восток, а, наоборот, Восток бежит в НАТО. И бежит он, получалось, от тех, у кого сейчас в России власть.
      - Ну а я-то, я-то сам тебе был на кой? На хрена ты хотел, чтобы я в самом покушении участвовал? Мало было моего "прилета" в Тбилиси?
      - Генерал приказал. Ты сам виноват, кстати. Сначала к Гному залез и узнал лишнее, а потом со Шмелевым в паре перестарался. Грузинских товарищей очень впечатлила устроенная тобой демонстрация той установки с ПТУРС. Они очень настаивали на ее использовании, но у нас уже не было времени на подготовку другого наводчика.
      - А посредник, Шмелев... Как он оказался замешан?
      - Его откопал Лапиков, - охотно объяснил Катков. Похоже, на мне он репетировал доклад новому начальству САИП. - По моему заданию. Мы искали человека, который сможет выманить тебя. Когда выяснилось, что у Принцессы не вышло тебя захомутать, тут-то Лапиков и откопал Шмелева. Ставка была на то, что друга ты в беде не бросишь. А, как задумано? И ведь все получилось! К тому же у жены Шмелева очень кстати оказался родственник в одном из НИИ, который курировало УПСМ. Все одно к одному. УПСМ увязало по уши. Мы подсунули родственнику снаряд и убедили действовать через Шмелева.
      - Почему его устранили?
      - Продавца?! Мне ничего...
      - Шмелева!
      - А-а... Во-первых, деньги ему нельзя было оставлять. Слишком большая сумма. А потом, после почти удавшегося ухода с места продажи, который ты Шмелеву организовал, кавказские товарищи разгорячились. Но убивать тебя тогда еще было нельзя, вот и... После того как Шмелев вывел тебя из строя с помощью спецкрема, тебя изрядно попинали, и ты валялся без памяти. А Шмелев не захотел вернуть деньги по-хорошему. Тогда-то он и пострадал.
      - Отобрать у Шмелева деньги планировалось с самого начала? Безотносительно к моему участию?
      - Разумеется! Кто ж такие деньги ему оставит?
      - А кто оплатил акцию против Шеварднадзе? Откуда взялись деньги на ее подготовку?
      - Часть - от грузинских товарищей, от компании "Резо-гарантия", часть от тех, кому не нужен нефтепровод через Грузию, часть - от торговцев оружием... Ой, да была бы заваруха, а желающих погреть на ней руки достаточно.
      - А где, у кого остальные деньги?
      - Не понял? Какие - остальные?
      - Ну вы ведь обещали каждому участнику тергруппы по двести тысяч за убийство Шеварднадзе?
      - Видишь ли... Если бы покушение удалось, то средства были бы выделены грузинской стороной. Из полученного в результате. Не забудь: с нашей помощью они бы наложили лапу на целую страну! А если бы у них не вышло, то группу решено было ликвидировать. Пойми меня правильно! Я вообще-то против убийств. Но - таков приказ. Дерьмократы довели армию до такого состояния, что...
      - А ты хоть понял, что тебя самого Ноплейко решил уничтожить?
      - Но он же дурак! Он же ничего не понимает в политике. Друг Боря специально таких везде рассовывал, чтобы они без него ничего не могли...
      Главной моей бедой в этом путешествии было то, что рот Катку нельзя было заткнуть: в процессе планирования на парашюте он простыл, и нос его напрочь забило соплями. Но добрались.
      * * *
      К этому времени Ноплейко и других высокопоставленных соучастников заговора втихую арестовали, допросили и так же втихую выпустили. Друг Боря задействовал весь свой авторитет, не дал друга Ваню в обиду. Отдувались за всех в камерах Лефортово Лапиков и прочая мелочь.
      Только моя Принцесса, то бишь майор Горбунова, осталась на свободе Пастух с Голубковым заступились, - да подполковник Катков, нужный нам для завершения операции. Этого я привез прямо домой, в ту неуютную, обшарпанную квартирку, в которой мы с При были так счастливы в январе и где она меня сейчас ждала.
      Я приткнул связанного Катка в прихожей и тихо вошел в комнату. При не услышала, а почувствовала мое появление. Она рывком обернулась и, увидев меня, бросилась - я даже не успел достать из сумки детектор. Она облапила меня и принялась вылизывать губы и глаза. Бог мой, ну надо же выбрать момент для нежностей! Я, как мог тактичнее в спешке, отстранился и попросил, стараясь, чтобы звучало лиричнее:
      - Погоди, ради бога! Дай посмотрю... - Она отодвинулась, явно обидевшись и чуть ли не собираясь с плачем умчаться прочь.
      Сам бы не видел - не поверил. И я решил нагрубить:
      - Замри, мать твою! - Наконец нащупал в сумке детектор, достал, включил, посмотрел: в радиусе десяти метров никаких микрофонов.
      Наконец-то. Я усадил ее в кресло и попросил прощения, чувствуя себя из-за этого идиотом:
      - Я люблю тебя! Но в такой момент...
      - Я понимаю... - сухо ответила она. Я сел рядом с ней на подлокотник:
      - Так, опять? Ты помнишь свое обещание?
      Она помолчала, потом вздохнула и обняла меня:
      - Я очень соскучилась по тебе... Думала: а вдруг я тебя больше никогда не увижу - живым?
      Голос ее дрогнул, и я машинально провел пальцем по ее щеке, но она оказался суха. Не понял: хорошо ли это? Все-таки я так плохо еще ее знаю.
      - Милая, - я поцеловал ее губы, потерся щекой о щеку, - честное слово, я нечаянно в это влип. Но единственное ценное, что они могут отнять у меня, это - ТЫ.
      - Я верю, верю, - закивала она. - Только ты подожди пока о любви, ладно? Ты понимаешь: я не могу, когда Ленка и Светка у Девки...
      - Ничего, это мы решим.
      - Как? Ты что, думаешь ее там штурмовать? Да она пол-Москвы взорвет, к чертям.
      - Зачем штурмовать. Есть и другие способы.
      - Как скажешь, милый.
      - Во! Наконец-то ты осознала, что надо почаще произносить эту волшебную формулу. Как они, кстати, там?
      - С ними все в порядке. Гном Ленку вылечил. Он оказался прав: когда Светка рядом - она совсем другая...
      И тут она поперхнулась и заревела.
      Все-таки, когда женщина в такие моменты плачет, это как-то естественнее.
      Человек не властен над своими же мыслями. Порой в голову само приходит такое, что и вспомнить потом стыдно. Вот и сейчас. При рыдала, а мне спесиво подумалось: если бы не я и не ребята, то провокация Катка и САИП удалась бы. И таких, плачущих навзрыд, но бессильных что-либо изменить женщин на белом свете стало бы на несколько десятков, а то и сотен тысяч больше. Плюс тысячи тел, бывших когда-то живыми людьми и которые бы, завись это от них, предпочли бы рыдать, чем кануть в мерзлое небытие.
      Подумалось об этом к тому, что если я и грешен в чем-то, то по справедливости за одно это Он мне много чего должен простить. Значит, выкрутимся мы с При, выживем.
      Ну не "должен", ладно. Он никому и ничего не должен. Это я принаглел. Подумаем вежливее: "может простить".
      Это было наше с Ним дело, а потому я попросился на разборку с Девкой один.
      - Совсем одичал за это время малой, - грустно сказал Боцман.
      Но решающее слово было за Пастухом.
      - Хорошо, - как следует подумав, сказал он. - Но имей в виду: мы все в городе и ждем, когда у тебя все кончится. Понадобимся - сразу дай знать...
      * * *
      Пока я сначала выследил и допросил санитара Серегу о ситуации в казематах, а потом вел по телефону переговоры с Девкой об обмене пленными, прошел не один день. А тем временем жизнь бурлила вовсю.
      Российские газеты, словно вспомнив о том, что есть на свете такая православная страна - Грузия, писали о покушении на ее президента.
      На случайно забытом рядом с настенной надписью трупе нашли паспорт гражданина России, жителя дагестанского села Заречное (это возле городка Хасавюрт), чеченца Висамудина Джангалиева. Он участвовал в боевых действиях в Абхазии - на абхазской стороне и в Чечне - в составе "абхазского батальона" Шамиля Басаева. Виса был 1970 года рождения, имел семерых братьев и двух сестер. Рядом с ним валялось три автомата с патронами. Но грузинский парламент не обманешь, он уверен, что этот паспорт - попытка дать ложный, чеченский след, а настоящий-то - российский. Глава грузинского парламента с пеной у рта настаивал, что разглядел "руку Москвы". С таким же успехом он мог бы увидеть и руку Грузии, коль в организации теракта солировали грузины. Нет, не увидел. Вот вроде бы и политик этот спикер, а до сих пор не научился отличать - где страна, ее народ, а где психотики, в ней проживающие. Кстати, среди российских "воров в законе" чуть не половина - грузины. Мы ж не кричим, что это "рука Тбилиси".