ВО СЛАВУ ГОСПОДА!

После шестилетнего правления, в течение которого фактически церковью руководил Антонио Паулуцци, Климент десятый скончался. Папу-пьянчугу сменил Иннокентий одиннадцатый — жестокий, кровавый папа, проливший во славу господа целые реки крови. Можно было лишь пожалеть о предыдущем: лучше иметь наставником распутного старца, чем дикого зверя.

С помощью интриг, опираясь на иезуитов, папа организовал в Англии заговор с целью восстановления католицизма в качестве государственной религии.

В Англии в это время занимал трон опрокинутый Кромвелем Карл второй. Поставив перед собой задачу реставрировать абсолютизм, он совершенно хладнокровно оценивал перспективу всеобщего избиения пресвитериан и сторонников конституционного правительства. План монарха состоял в том, чтобы использовать католиков для ниспровержения парламента, а потом стать на сторону пресвитериан, против католиков.

Карл второй не подозревал, что имеет дело с более сильными и коварными людьми, чем он сам. Агенты Рима, разгадав его намерения, делали только вид, что подчиняются королевской воле. На самом же деле они собирались его убить, а корону передать его брату — Якову, герцогу Иоркскому.

Все было готово, когда один из конспираторов провалил заговор, поведав лондонскому мировому судье, что наместник Христа собирается с корнем вырвать ересь, распространившуюся в Английском королевстве, и, поручив иезуитам восстановить папскую власть, дал им полную свободу пользоваться любыми средствами.

Было уже организовано католическое правительство, фактическим главой которого должен был стать папский легат. Главные государственные должности поделены между фанатичными сторонниками римской церкви.

Герцогу Иоркскому отводилась роль коронованной марионетки в руках Иннокентия одиннадцатого и иезуитов.

Короля тайный трибунал иезуитов приговорил к смерти.

Духовник Людовика четырнадцатого, отец Лашез, предложил личному врачу королевы десять тысяч фунтов за отравление ее мужа. Совестливый врач отказывался обмануть доверие своего монарха, если благочестивый отец не прибавит еще пяти тысяч фунтов. Отец Лашез немедленно согласился.

Все эти детали открыл судье один раскаявшийся заговорщик. Он добавил, что на тот случай, если врач не выполнит своего обещания, иезуиты подкупили еще четырех убийц, которые должны заколоть Карла второго, когда он появится в парламенте.

Этот способ оправдал себя с Генрихом четвертым и казался вполне подходящим. Если бы и это отлично подготовленное покушение провалилось, в распоряжении иезуитов были еще два агента, которым предстояло бы стрелять в короля.

Заговорщик поведал также, что иезуиты, развлекаясь, бились об заклад по поводу сроков гибели Карла второго. Одни утверждали, что он умрет до рождественских праздников, другие считали, что убийство произойдет позднее.

Рвение судьи, который вел следствие, привело к раскрытию страшных замыслов католиков.

Была обнаружена секретная переписка королевы с герцогом Иоркским, лордов-католиков — с папским нунцием и духовником Людовика четырнадцатого. Эти письма компрометировали столь высоких особ, что неподкупный судья не мог не поплатиться жизнью за свои разоблачения.

Однажды утром его нашли заколотым собственной шпагой. Иезуиты инсценировали самоубийство, объявив, что несчастный судья, оклеветав министров святой католической церкви, совершил над собой суд, терзаясь угрызениями совести. Между тем багрово-красный след на шее свидетельствовал, что смерть произошла от удушения. Шпага проткнула тело, когда судьи уже не было в живых. Ясно было, что преступление совершено по наущению королевского двора и иезуитов.

Вскоре догадка подтвердилась: среди допрошенных католиков нашелся недовольный, который выдал виновных. Его свидетельство имело тем больший вес, что он сам был замешан в деле.

Так как взбудораженное общественное мнение необходимо было во что бы то ни стало успокоить, Карл второй пожертвовал несколькими иезуитами, второстепенными участниками преступления. Они предстали перед судом, были приговорены к смертной казни и повешены.

Тем не менее католики одерживали победы. Они захватили многие приходы, всячески притесняли протестантов, превратились в настоящих хозяев Англии, верных сподвижников своего жестокого и развратного повелителя.

Яков второй, провозглашенный после смерти Карла второго королем, полностью оправдал надежды католиков. Исповедуя самым прилежным образом римскую религию, он стал преследовать пресвитериан с варварством, перед которым меркли жестокости его предшественника. Чтобы засвидетельствовать папе покорность Англии, Шотландии и Ирландии, Яков направил к нему специального посла. Иннокентий одиннадцатый вновь заполучил — правда, ненадолго — три страны, объединенные под одним скипетром. Он надеялся, что протестантство, истреблявшееся с такой яростью, уже не произрастет на этой земле. Победа не только льстила папскому самолюбию, но и приносила значительные доходы. И папа был в восторге. Римская религия, казалось, завоевала прочные позиции в Англии. Страну наводнили священники и монахи. Наглые и дерзкие, они являлись повсюду, словно вступали во владение побежденной страной.

В сущности, так оно и было. Но в конце концов чаша терпения переполнилась, и все некатолические партии объединились против общего врага.

Якова второго изгнали из Английского королевства, а вместе с ним и алчную орду духовных лиц разных званий. Корону передали герцогу Оранскому, ставшему королем Вильгельмом третьем. Папская победа в Англии оказалась мимолетной.

Правда, его утешала Франция, где Людовик четырнадцатый заботливо оберегал католицизм, истребляя гугенотов.

Преследования вылились в массовые избиения, которые по своей жестокости превосходили Варфоломеевскую ночь. Драгуны, отправленные для усмирения еретиков, действовали под руководством миссионеров, ибо католические бандиты заботились о душах своих жертв. Для того чтобы вырвать у гугенотов отречение, применялись самые ужасные пытки.

Наемники и монахи носились по городам и селам, врывались в дома протестантов, грабя имущество, насилуя женщин и девушек. Излюбленным развлечением было сжигание людей, облитых кипящим маслом.

Следуя настояниям своего духовника, Людовик четырнадцатый вознамерился окончательно истребить протестантскую религию и отменил Нантский эдикт, что имело для Франции губительные последствия. Дело в том, что с главными отраслями производства были связаны преимущественно гугеноты. Они эмигрировали целыми толпами, перенося за границу свои предприятия и капиталы. Из-за идиотизма набожного короля Франция обнищала.

Более восьмисот тысяч гугенотов эмигрировали и увезли за границу свои ценности. Были изъяты из торговли значительные капиталы, и земли королевства оставались необработанными.

Конечно, папа обратился к Людовику четырнадцатому с горячими поздравлениями, убеждая его и дальше идти по той же стезе. Тогда король распространил свое религиозное рвение на соседние страны. Он предложил савойскому герцогу помочь истребить мирное, трудолюбивое население, виновное лишь в том, что оно не подчинилось папству.

Соединившись с пьемонтскими отрядами, драгуны Людовика четырнадцатого вырезали в горах более двадцати тысяч гугенотов.

Жестокости французского короля снискали ему признательность и благосклонность Иннокентия одиннадцатого. Однако вскоре им суждено было рассориться. Папа захотел уничтожить привилегии, которыми пользовались в Риме иностранные послы.

Большинство государей приняло декрет первосвященника, спесивый же Людовик усмотрел в этом ущемление своего достоинства и потребовал для своих представителей сохранения прежних привилегий.

Когда святой отец отказался, король отправил в Рим отряд в восемьсот человек, приказав занять посольский дворец и силой защищать прежние привилегии. Кроме того, король созвал совет для суда над Иннокентием одиннадцатом.

Но папа вскоре скончался. Он истребил достаточно еретиков, чтобы обеспечить себе тепленькое местечко рядом с известнейшими убийцами, составляющими окружение господа бога.

ПЬЯНСТВО, ВЕРОЛОМСТВО, МОШЕННИЧЕСТВО.

Узнав о смерти Иннокентия одиннадцатого, Людовик четырнадцатый поторопился отправить своему посланнику в Риме распоряжение о раздаче внушительных сумм членам коллегии кардиналов, для того чтобы они выбрали угодного ему папу.

Средство было самое верное. По указанию французского посла большинство голосов было подано за Александра восьмого.

Новый папа великолепно сочетал в себе оба наиболее характерных порока Климента девятого и Климента десятого — он был обжорой и пьяницей. После обильных ужинов его святейшество проводил ночи в попойках, распевая куплеты, которые обычно сочинял сам.

Его незаконный сын и фаворит был возведен в сан кардинала, а к тому же святой отец назначил его суперинтендантом по делам церкви, великим канцлером и авиньонским легатом, обеспечив также богатыми приходами, общий доход которых составлял не менее пятидесяти тысяч экю в год. Папа проявил щедрость и в отношении других членов своей семьи, распределив между ними самые высокие и прибыльные посты.

Иннокентий одиннадцатый оставил казну в блестящем финансовом состоянии: ведь изничтожение еретиков требовало гораздо меньших средств, чем оргии, игры и любовницы. Его преемник быстро опустошил апостольские сундуки. В течение трех недель исключительная забота о племянниках и племянницах исчерпала казну и обременила святой престол огромными долгами.

Есть, пить и одаривать родственников — это было главным занятием его святейшества в течение всего понтификата.

После его смерти французский король вновь позаботился о том, чтобы был избран преданный ему папа. На этот раз было больше претендентов, и это обошлось гораздо дороже: кардиналам роздали пятнадцать миллионов. В то время, когда подданные Людовика четырнадцатого буквально умирали от голода! Несмотря на внушительность суммы, дебаты длились очень долго, и до последнего момента исход выборов был неясен. После шести месяцев борьбы под именем Иннокентия двенадцатого стал папой ставленник Людовика четырнадцатого. Будучи весьма ловким, он сумел использовать влияние отца Лашеза и добился от него отмены всех эдиктов и ордонансов, противоречивших интересам римской курии.

Иннокентий двенадцатый умер вместе со своим веком — в 1700 году.

Незадолго до смерти он не преминул вспомнить о всемирном отпущении грехов.

Юбилей 1700 года дал, как и все предыдущие, великолепный урожай. Золото в огромном количестве потекло из всех христианских стран в хранилища Ватикана. Но самому святому отцу не пришлось воспользоваться плодами этого прибыльного мероприятия.

Через два месяца после его смерти новый папа, Климент одиннадцатый, нашел апостольские сундуки наполненными до отказа — факт, не часто встречавшийся в анналах истории папства.

ПАШИ ЦЕРКВИ.

Вскоре после восшествия Климента одиннадцатого на апостольский трон Рим постигло страшное бедствие. В результате обильных дождей Тибр вышел из берегов, залил поля и погубил посевы. Начался голод: население дошло до того, что питалось травой.

Смертность была огромной. Эпидемии косили людей тысячами. Ко всем несчастьям прибавилось еще землетрясение, которое за пятнадцать минут снесло целые улицы и похоронило множество людей под обломками домов.

Ужас и отчаяние воцарились в городе. Измученное голодом и лихорадкой население взывало к святому престолу. Однако Климент одиннадцатый, как и прежде, садился за стол, вовсе не думая о том, чтобы хоть как-то сократить свое меню.

Римляне негодовали еще и потому, что знали, какие огромные богатства хранятся в папской казне благодаря недавнему юбилею, и не могли представить, что эти огромные суммы уже истрачены. Тем не менее папа не раскошелился ни на одно экю для облегчения бедственного положения своего народа. Он ограничился несколькими декретами, которые некоторые историки расценили как весьма мудрые. Не желая оспаривать этой оптимистической оценки, мы все же думаем, что для людей, умирающих с голоду, самый чудесный декрет не стоит мешка хлеба.

Декреты папы освободили от налогов тех граждан, дома которых были разрушены землетрясением. Милосердный отец временно отказывался отнимать добро у бедняков, не имеющих ни гроша! Он также решил отлучить от церкви тех духовных лиц, которые пьянствуют и предаются оргиям, когда Рим терпит бедствия!

Чтобы по достоинству оценить папскую буллу, мы должны отметить, что духовенство всех степеней, и в особенности кардиналы и епископы, обладало в то время огромными средствами; это были единственные люди, которых не затронуло происшедшее.

Будучи более щедрыми, чем папа, они оказывали части населения помощь, притом довольно своеобразную. Под видом благодеяний они бросали голодным жалкие подачки, по дешевке покупали самых красивых девушек и женщин Рима. Мерзкие клирики спекулировали на народных бедствиях — каждый из них устраивал себе настоящий гарем. Девушки и даже дети продавали себя за кусок хлеба.

Предложение намного превышало спрос, и несчастные дрожали от страха, как бы их не отвергли. Матери приводили дочерей, мужья — жен, и беда тем, кто имел несчастье оказаться неугодным: церковные изверги ничего не давали даром.

Климент одиннадцатый не счел нужным прекратить безобразия. Возмущение граждан приняло, однако, такие размеры, что папа стал опасаться восстания: ведь тогда разгневанный народ покарает священников, епископов, кардиналов и, быть может, не пощадит и его самого. И Климент опубликовал буллу, предписывавшую всем представителям римского духовенства вернуть семьям женщин и девушек, которых они содержали в своих дворцах.

Святой отец хотел просто-напросто снять с себя ответственность. Ведь не мог же он не знать, что декреты не изменят создавшегося положения, до тех пор пока не будет устранена причина, ставившая красивых римлянок перед альтернативой — проституция или смерть.

Духовенство стало более осмотрительным и прикинулось покорным. Удалось избежать публичного скандала — именно того и хотел первосвященник.

ЦЕРКОВНЫЕ ПАЯЦЫ.

Утверждая, что у него нет денег для помощи потерпевшим, Климент одиннадцатый, возможно, говорил правду. Подобно большинству своих предшественников, папа тратил огромные суммы на своих родственников, а к тому же и не ограничивал себя в удовольствиях.

И все же кажется в высшей степени странным, что неисчислимые богатства, скопившиеся в подвалах Ватикана в результате всемирного юбилея, могли быть мгновенно растрачены. Климент одиннадцатый, хотя и не отличался особым целомудрием, все же не принадлежал к тем, кто разоряется из-за женщин.

В то, что апостольская казна быстро опустела, заставляет верить одно обстоятельство: по свидетельству авторитетных историков, кардиналы потребовали во время выборов огромные суммы за свои голоса, не преминув воспользоваться благоприятной ситуацией. И в конце концов они разделили между собой щедрые дары благочестивых христиан. Поэтому вполне вероятно, что на следующий день после своего избрания Климент одиннадцатый располагал весьма скромными средствами, как будто юбилейного праздника вовсе и не было.

Поведение кардиналов подтверждает наше предположение. В то время как любой жизненно необходимый продукт даже для людей среднего достатка являлся недосягаемым предметом роскоши, кардиналы не отказывали себе ни в чем. Если бы населению раздали те деньги, которые тратились на оргии, всем хватило бы хлеба.

Взятки тоже увеличивали доходы кардиналов. Впрочем, вполне возможно, что они вели бы более умеренный образ жизни, если бы не подвернулся новый, экстраординарный источник обогащения.

Совершенно достоверен тот факт, что не прошло и шести лет с восшествия на престол Климента одиннадцатого, как из-за отсутствия денег он вынужден был объявить новый юбилей, давший столь же великолепные результаты. Человеческая глупость столь же неисповедима, как и пути господни!

При избрании папы кардиналы обычно преследовали две цели: подороже продать свои голоса и выбрать самого престарелого, больного и дряхлого кандидата, что давало возможность в скором времени возобновить ту же процедуру, сулившую большинству из них новые прибыли, а некоторым и надежду на приобретение тиары.

Клименту одиннадцатому было всего лишь пятьдесят лет, но члены конклава, видимо, сделали для него исключение, поскольку он решился опустошить для них апостольскую казну.

Климент двенадцатый, надо думать, был избран лишь потому, что ему минуло восемьдесят лет, так что можно было ждать его близкой кончины. И хотя его интеллект сильно сдал, он обнаружил чисто церковную смекалку, скрыв недостаток, исключавший, согласно принятым правилам, возможность занимать апостольский трон.

Он был слеп, а его коллеги, кардиналы, даже и не подозревали об этом. Сколько предосторожностей вынужден был предпринимать этот честолюбивый старик, чтобы никто не заметил, что он лишен зрения.

Климент двенадцатый был избран после четырех месяцев закулисных комбинаций и беззастенчивых интриг и торгов. Чтобы кардиналы наконец столковались, потребовалось еще одно непредвиденное обстоятельство.

Место их совещаний подверглось вдруг нашествию… клопов. Их было такое великое множество, что их преосвященства не мог ли с ними справиться. И потому решили не мешкая прекратить дебаты.

Право, можно со всей откровенностью сказать, что Климент двенадцатый обязан клопам своим возвышением.

Но избрание едва не аннулировали. Когда папе предложили подписать акт об избрании, он поставил свою подпись поперек текста, а не под ним. К счастью, единственный посвященный клирик вовремя нашелся и опрокинул чернильницу.

Благодаря его находчивости слепоту Климента двенадцатого не обнаружили. Акт был переписан, но на этот раз слепец позаботился о том, чтобы клирик водил его руку.

Во время понтификата Климента двенадцатого в Париже разыгралась настоящая эпидемия религиозного помешательства.

Воспользовавшись невежеством масс, несколько священников распространили слух о том, будто на могилах некоторых клириков совершаются чудеса. Среди этих святых покойников фигурировал один дьякон.

Так как этот дьякон пользовался популярностью, священники построили для него великолепный мавзолей. Они утверждали, что больные, приходившие сюда молиться и оставлявшие здесь свои дары (обстоятельство весьма существенное!), получали исцеление. Ужасающие язвы исчезали как по волшебству (никто из верующих, разумеется, не подозревал, что эти язвы были лишь бутафорией). Авторитет святого исцелителя возрос неимоверно.

Число паломников так возросло, что во избежание столпотворения пришлось сделать двенадцать входов в ограде кладбища. Для того чтобы попасть на могилу, нужно было дожидаться несколько часов. Правда, спектакль, длившийся без перерыва даже ночью, с лихвой вознаграждал за все тяготы. «За специальной оградой, куда посетители допускались лишь за деньги, — говорил Лашатр, — бегали, прыгали, плясали полунагие мужчины и женщины. В конвульсиях они падали ниц, продолжая трястись с такой силой, что было непостижимо, как они выдерживают это. Сотни людей катались по земле, извиваясь самым непристойным образом. В то время священники пользовались таким огромным влиянием, что, несмотря на разнузданную свистопляску вокруг кладбищенского мавзолея, власти долго смотрели на это сквозь пальцы».

В конце концов сцены религиозного помешательства стали настолько непристойными, что гражданские власти были вынуждены закрыть кладбище. Наутро на воротах появилась эпиграмма, написанная каким-то набожным балагуром:

Король отныне запретил, Чтоб чудеса здесь бог творил.

Однако священники не угомонились. Они перенесли свои представления в другие места, число которых возрастало, по мере того как у трясунов появлялись новые приверженцы.

Вскоре, пишет Лашатр, насчитывалось до восьмисот чудотворцев, или одержимых, которые устраивали самые непристойные спектакли. Главные роли в этих религиозных сатурналиях исполняли женщины и девушки. Они особенно изощрялись в акробатических упражнениях. Некоторые, подражая восточным фокусникам, вертелись на носках с такой скоростью, что у зрителей начинала кружиться голова. Другие извивались всем телом, сопровождая свои движения бряцанием погремушек. Третьи подзывали присутствующих, приказывая раздевать себя донага, после чего требовали коленопреклонения и оказания помощи. При этом помощь нередко носила весьма странный характер.

Придя в полное исступление, трясуны ложились вслед за этим наземь, приказывая послушникам прыгать на их животе, мять их ногами, как это делают при выжимании виноградного сока. Иногда они заставляли тянуть себя за руки и за ноги, требуя чуть ли не четвертования; в других случаях просили пытать дыбою, выкручивать груди щипцами, пронзать язык саблей.

Были и такие, которых священники прибивали к крестам и били палками по голове, по груди, по животу. Некоторые получали от шести до восьми тысяч ударов в день.

Молодые девушки ходили вниз головой на руках, распевая песни и нимало не заботясь о благопристойности. Затем они выпрямлялись, вспрыгивали священникам на плечи, увлекали на постель, обнимали, а затем сбрасывали на землю.

В то время как священники поддерживали религиозное безумие, славная плеяда энциклопедистов объявила войну церкви и нанесла ей удар, от которого она уже никогда не оправилась.

Бессмертный Вольтер бросил в лицо теократическому миру воинственный клич: «Раздавите гадину!» Вместе с ним боролись за освобождение человеческого разума Руссо, Монтескье, Даламбер. Немало прославленных ученых, опровергая библейские сказки, шли по пути Галилея. Разгоралась битва между наукой и религиозными предрассудками, между справедливостью и тиранией священников.

ПОТРЕВОЖЕННЫЙ СВЯТОЙ.

Среди трюков, к которым прибегали папы, чтобы заставить раскошелиться верующих, один никогда не обманывал их надежд. Мы имеем в виду канонизацию тех или иных покойников. Эта церемония всегда служила поводом для самого беззастенчивого обирания, и каждый раз приносила папам значительную сумму, из которой только часть шла на церковные нужды. Объявить святым монаха своей обители было делом весьма прибыльным: каждая кость творила чудеса, и скелет канонизированного становился источником обильных и постоянных доходов.

Естественно, что монастыри, желавшие обзавестись собственными святыми, должны были хорошенько заплатить папе за канонизацию.

Но как бы ни были велики суммы, монастыри никогда не торговались, ибо знали, что о лучшем помещении своих средств и мечтать не приходится. Святой отец ведет себя с ними как жулик, думали монахи, но верующие стократно вернут нам то, что он у нас забирает. Климент двенадцатый сфабриковал с полдюжины святых. Канонизация Винцента де Поля встретила во Франции явное неодобрение. Обычно страны считали для себя большой честью, когда их соотечественник обретал венец святого. Однако основателя ордена миссионеров (которому впоследствии священники создали репутацию благодетеля) современники ненавидели за его жестокость. Своей посмертной славой Винцент де Поль обязан кровавому усердию по отношению к врагам папства. С возмутительным цинизмом признает это Климент двенадцатый в своей булле: «Именно за то, что Винцент де Поль никогда не переставал побуждать короля, королеву и министров преследовать подданных, противившихся римской церкви, мы причисляем его к лику святых, для того чтобы вознаградить за истребление тех, кто, подобно янсенистам, упорствовал в своих заблуждениях… Мы возводим его в ряды небесного воинства, ибо хотя верно, что церковь сама отказывается проливать кровь, то все же следует сказать, что она опирается на содействие светской власти и никогда не устанет обращаться к помощи королей для принуждения еретиков под страхом казни и пыток принимать духовные лекарства».

На смертном одре, в 1659 году, Винцент де Поль доверил одному из своих друзей, главе семьи д'Арженсон, запечатанный пакет, который надлежало вскрыть через сто лет после его смерти, что и проделал по истечении положенного срока правнук душеприказчика М. Польни в присутствии Людовика пятнадцатого и нескольких других лиц. Там оказалось нечто вроде исповеди, в которой автор заявлял, что он только внешне принадлежал к католической церкви, а на самом деле в течение всей жизни разделял доктрины социнианизма. По его словам, он хотел сохранить свою истинную веру в тайне в течение ста лет, так как был уверен, что к этому времени заблуждения христианства будут вытеснены истинным социнианизмом.

Из всех еретических заблуждений той эпохи то, которое связано с именем Социн, было самым оппозиционным по отношению к католической религии.