НА СВЯТОМ ПРЕСТОЛЕ — ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Урбан седьмой не утратил своих достоинств и после восшествия на папский престол.

В день коронования он уплатил собственными деньгами все долги, приказал раздать хлеб и мясо беднякам Рима и его предместий. Кроме того, святой отец взял на себя заботу об инвалидах. Наконец, он опубликовал невероятный указ, обязывающий хлебопеков «улучшить качество хлеба, уменьшить цену, чтобы народ получал полноценный продукт и его не обманывали при покупке».

Враг непотизма, Урбан седьмой ответил кардиналам, убеждавшим его пожаловать своим родственникам высшие чины римского двора: «Я не хочу быть связанным родственными узами, ибо, если они окажутся предателями, я буду вынужден их покарать».

Честный первосвященник не побоялся открыто порицать воинственную и вероломную политику Сикста пятого. Представителям властей он заявил, что «в его правление народы должны узреть мир, королям надлежит трудиться над воссоединением христиан и бороться за мир не путем террора, а убеждением, проявляя терпимость».

Решительно, Урбан седьмой был слишком честен для папы! Непонятно, какими соображениями руководствовалась коллегия кардиналов, избрав его главой римской церкви. Пути конклава неисповедимы!

С ДОБРЫМИ ОТЦАМИ ШУТКИ ПЛОХИ!

Его святейшество сразу приступил к реализации своих миролюбивых планов и назначил комиссию для преобразования религиозных орденов, а главным образом чтобы обуздать слишком могущественное общество Иисуса. Не означало ли это борьбы с превосходящими силами противника? Очень скоро Урбан седьмой получил, как и его предшественник, исчерпывающее доказательство этого. 26 сентября 1590 года, через двенадцать дней после своего восшествия на апостольский трон, он скончался, отравленный добрыми отцами.

Черные мужи не уповают на перст божий, когда хотят избавиться от своих врагов, — они предпочитают действовать сами, отлично зная, что их средства гораздо оперативнее и, главное, вернее.

Тотчас после похорон смелого и милосердного Урбана седьмого пятьдесят два кардинала собрались, чтобы избрать его преемника. По инициативе Монтальто они провозгласили папой кардинала Николая под именем Григория четырнадцатого. Новый папа преподнес каждому из выбравших его кардиналов тысячу экю. Он, без сомнения, отлично знал старую поговорку: «Маленькие дары поддерживают большую дружбу».

Летописцы говорят, что это был человек, не способный повелевать, ленивый, себялюбивый, не обладавший познаниями, необходимыми даже простому епископу, — павлин по своему тщеславию, гусыня — по своей глупости. Опасаясь яда иезуитов, Григорий четырнадцатый после восшествия на престол объявил себя сторонником сынов Лойолы и установил добрые отношения с Испанией и руководителями католической лиги.

«Он сделал еще больше, — говорит Мезере, — отдал сокровища, оставленные Сикстом пятым в Ватикане, для снаряжения четырнадцатитысячной армии, посланной на помощь священной Лиге. Командование он поручил своему племяннику. Затем он опубликовал послание, предписывавшее всем духовным лицам, сеньорам, магистратам под страхом отлучения от церкви в течение 15 дней покинуть земли герцога Бурбона. Он провозгласил новые буллы, в которых предавал короля-раскольника анафеме, лишив его всех поместий и королевской власти».

БЕДА ЗА БЕДОЙ.

Угрозы «его глупейшества» Григория четырнадцатого не произвели должного эффекта.

Парламент постановил сжечь буллы и арестовать привезшего их нунция. Высшее французское духовенство заявило, что эти буллы «противны канону, соборному уставу, духу евангельской доктрины, ибо противозаконны по существу и по форме».

В результате Генрих четвертый стал еще сильнее прежнего и в ответ на нелепейшие буллы Григория упразднил все прежние указы против протестантов.

Неудача не остановила папу: он начал активно переписываться с испанским королем, намереваясь передать ему французскую корону. Увы, бедному Григорию не удалось дожить до такого счастья: 16 октября 1591 года он навсегда расстался с подушками апостольского трона.

Новый папа принял имя Иннокентия девятого. Испанцы были твердо уверены в поддержке нового наместника Христа: они немало интриговали и недешево заплатили за его избрание. Но они жестоко ошиблись. Как и его предшественник, Иннокентий полагал, что первейшая обязанность папы — использовать свою власть на благо человечества. Он облегчил тяжесть податей, которыми жестокий Сикст пятый обложил Рим, уменьшил численность войск, сократил большую часть придворных, благодаря чему сумел помочь неимущему населению вечного города, не прибегая к апостольской казне. В довершение он объявил о своем намерении начать политику умиротворения в Европе, устранить причины несогласий и разрешить иезуитам обращать еретиков только путем убеждения и примером добродетели.

Эта декларация предрешила его участь. Испания ясно поняла, что ей нечего надеяться на папу, преисполненного миролюбия, поэтому гибель его была предрешена. 30 декабря 1591 года, два месяца спустя после его избрания, те, кто возвел Иннокентия девятого в высший сан, отравили его ядом — излюбленным средством добрых католиков.

КЛИМЕНТ ВОСЬМОЙ.

Через девять дней по окончании погребальных церемоний по несчастному Иннокентию девятому на конклаве собрались пятьдесят два кардинала.

Несмотря на ловкие маневры испанского посла в пользу своего протеже, папой избрали кардинала Ипполита Альдобрандини под именем Климента восьмого. Новому папе к этому времени было пятьдесят шесть лет. По свидетельству итальянского летописца, Климент восьмой был «более наглым, чем Бонифаций восьмой и Иоанн двадцать третий, более высокомерным и честолюбивым, чем Григорий седьмой и Сикст пятый, более вероломным, чем Александр шестой».

Он начал свое правление с решительных мер. Парижскому архиепископу, который собирался везти в Рим мирные предложения Генриха четвертого, он сообщил, что не желает слышать ни о каких переговорах с королем-еретиком, запретив архиепископу покидать Париж под страхом лишения сана и папского благословения.

Климент начал энергичную борьбу против Генриха четвертого и издал буллу, в которой обязывал всех французских католиков «избрать себе повелителя, соответствующего их верованиям».

ОБРАЩЕНИЕ НЕЧЕСТИВОГО ГЕНРИХА.

Испанцы, с нетерпением ожидавшие чудодейственных результатов собора, созванного Климентом восьмым, были весьма разочарованы. Появилась знаменитая «Мениппова сатира». Эта сатира способствовала поражению Католической лиги и ее иностранных сообщников. Кроме того, решительный удар Лиге нанесло отречение короля от протестантизма. Генрих четвертый, который считал, что «Париж стоит мессы», совершил «смертельный прыжок» (как он писал своей возлюбленной) и 25 июля 1593 года в старинной церкви аббатства Сен-Дени торжественно отрекся от протестантизма и тем самым освободил себя от анафемы, наложенной на него святым престолом. Апостольский нунций, верный слуга испанского правительства, изо всех сил протестовал против того, что он называл «ложным обращением», и утверждал, что «еретический раскольник мог быть обращен только самим папой». Генрих четвертый тотчас же снарядил посла к папе с просьбой снять отлучение с его королевской особы. Но глава церкви наотрез отказался и заявил даже, что намерен отрешить Генриха от французского престола.

ТРЕБОВАНИЕ ЦАРЕУБИЙСТВА.

Климент восьмой действовал энергично. «Генерал» черной армии отправил своим солдатам, находившимся в Париже, тайный приказ как можно скорее найти убийцу, чтобы навсегда разделаться с экс-гугенотом Генрихом четвертым. Добрые отцы, рассказывает один историк, принялись искать как в столице, так и в провинциях фанатика, готового пожертвовать жизнью ради религии. Их усилия увенчались успехом, и несчастный безумец Барьер, потерявший рассудок, после того как его покинула любовница, предложил иезуитам убить короля. Покинув Париж, чтобы проникнуть к королю, убийца, снабженный отравленным кинжалом, был, однако, арестован. Его тотчас же подвергли допросу, признали виновным в покушении на жизнь монарха и приговорили к смертной казни, немедленно приведенной в исполнение.

К сожалению, было уничтожено лишь орудие преступления, а не его вдохновители, которые всегда держались в тени.

Генрих четвертый не преминул ловко воспользоваться этим покушением.

Склонив на свою сторону правителей основных городов и провинций, он 22 марта 1594 года торжественно въехал в Париж.

ВПЕРЕД, НА ИЕЗУИТОВ!

Находившиеся под влиянием святого престола религиозные ордена, и в особенности дражайшие сыны Лойолы, не захотели следовать примеру местных властей, подчинившихся королю, и отказались допустить Генриха четвертого к участию в публичных молитвах. Они так резко оскорбляли его в своих проповедях, что король решил возобновить давний спор между обществом Иисуса и университетом.

Готовясь к борьбе, университетские мужи и иезуиты обрушивались друг на друга с памфлетами. Первые именовали воронов Лойолы «отравителями, виновниками беспорядков, подстрекателями к убийству». «Черные мужи» подняли против университета целую армию святош и фанатиков. Когда обе партии предстали перед парижским парламентом, известный теолог Антуан Арно, которому была поручена защита университета, произнес знаменитую речь, в которой красноречиво охарактеризовал гнусных сынов Лойолы: "Настало время народам узнать, что представляют собой иезуиты, пора осудить кровавых коршунов, которые, кружась над нашими головами, стремятся сожрать нас. Эти мерзкие заговорщики собираются повторить во Франции подвиги, совершенные ими в Америке, где двадцать миллионов мужчин, женщин и детей были осквернены, сожжены или удавлены во славу истинной религии. Пусть все знают, что любовь иезуитов к золоту так же ненасытна, как их жажда крови: они уничтожили население целых островов, дабы утолить свою алчность, принуждая мужчин погребать себя заживо в шахтах, а женщин обрабатывать землю, покрасневшую от крови их детей. Они изобрели новые, массовые пытки, которым подвергали четыре тысячи человек одновременно, раздевая их донага, приковав друг к другу железными цепями. В течение нескольких месяцев они избивали их трижды в день, требуя, чтобы несчастные открыли, где находятся спрятанные сокровища. А так как жертвам нечего было сообщить, их до смерти избивали палками. Чтобы спастись от варваров-иезуитов, несчастные индейцы убегают в горы, где от отчаяния вешаются в лесу на деревьях вместе с женами и детьми.

Последователи Игнатия Лойолы охотятся на беглецов, как на кабанов или оленей, бросая их на съедение псам. Оставшихся в живых заставляют собирать мед и воск в лесах, где несчастных душат змеи и пожирают тигры.

Жадность иезуитов и презрение к роду человеческому таковы, что, перевозя рабов с одного острова на другой, они не заботятся о величине кораблей и при малейшем волнении людей бросают в открытое море. Не нужен ни компас, ни морская карта для плавания между островами — достаточно ориентироваться по остаткам трупов индейцев, плавающих в море…" Смелый защитник университета требовал осудить всех иезуитов и немедленно изгнать их из Французского королевства.

Сначала «черные мужи» растерялись, но вскоре приободрились: Климент восьмой, еще не давший Генриху четвертому отпущения, которого тот столь страстно добивался, без труда добился согласия короля на то, чтобы дебаты и процесс были отложены.

ЖАН ШАТЕЛЬ ПОВИНУЕТСЯ ДОБРЫМ ОТЦАМ.

Иезуиты, предвидевшие, что борьба возобновится, как только с французского короля будет снято отлучение, решили опередить соперника и вооружили против него нового фанатика — Жана Шателя, попытавшегося 27 декабря 1594 года убить Генриха четвертого.

Молодой человек девятнадцати лет, сообщает Лашатр, проходивший курс в одном из иезуитских коллежей, проник в Лувр, когда Генрих четвертый принимал своих придворных. В то время как король, отвечая на приветствия придворных, склонился к двум членам Лиги, убийца нанес ему удар ножом, поранив верхнюю губу и выбив зуб. Его величество хотел было, ввиду его юного возраста, отпустить убийцу, но, когда узнал, что Шатель — ученик иезуитского коллежа, приказал арестовать его и учинить следствие.

На вопрос судьи, почему он хотел убить короля, Шатель ответил: «Я слышал во многих местах, что убийство короля, которого не одобряет папа, — праведное дело».

Допрос выяснил, что вдохновителями Шателя были иезуиты, повсюду утверждавшие в течение нескольких лет, что сам папа считает убийство христианским подвигом.

Молодой безумец был подвергнут пытке, которую перенес, как говорят, с большим мужеством, утверждая до самого конца, что действовал исключительно по собственному побуждению.

Через два дня после покушения он был приговорен к смерти и казнен. Палач отсек его правую руку, а затем он был четвертован и его останки преданы огню и развеяны по ветру.

ПРОВАЛ ЧЕРНОЙ БАНДЫ.

Преступные действия решили судьбу общества Иисуса, и вороны Игнатия были высланы из Франции. Парламент вынес по этому поводу следующее постановление:

«Мы повелеваем, чтобы священники и ученики общества иезуитов, возмутители спокойствия, враги государства и растлители юношества, убрались из королевства в течение пятнадцати дней, под страхом обвинения в оскорблении величества, с конфискацией имущества в пользу короля». Справедливый приговор вызвал живой отклик во всей Европе, и главным образом в Риме. «Чрезвычайные меры», как легко понять, возмутили первосвященника. Собрав кардиналов, он объявил им, что иезуиты оказали много услуг церкви, они достойны одобрения, ибо вооружали убийц против королей, и воздал хвалу добрым мужам, пожертвовавшим своей жизнью для защиты и во имя торжества святого дела.

Убедившись, что французы признали Генриха четвертого, несмотря на его отлучение от церкви, Климент восьмой забеспокоился, как бы они сами не занялись организацией церковного управления, и, чтобы предотвратить столь опасный для папства удар, он уведомил Генриха четвертого, что готов «выслушать просьбы и удовлетворить благочестивые пожелания его величества».

Французский король поручил своим представителям обсудить с папой условия примирения со святым престолом. Но именно в это время войска Филиппа второго Испанского добились некоторого успеха в битвах с французами, и хитрый Климент восьмой воспользовался этим, согласившись пожаловать беарнцу отпущение только на следующих условиях:

1. Посланцы от имени короля торжественно отрекутся от ереси и подвергнутся унизительным церемониям, установленным церковью для подобных случаев.

2. Король Франции восстановит католицизм в Беарне, возьмет под свое покровительство всех священников-ортодоксов и до тех пор, пока не обеспечит их хорошими приходами, будет платить им жалованье из собственных средств.

3. Должностями и церковным саном будут обладать только те священнослужители, которые преданы римскому двору.

4. Его величество обнародует постановления Тридентского собора, которые его предшественники расценивали как посягающие на права нации и свободы.

5. В течение девяти месяцев король будет соблюдать строгий пост, каждое утро и каждый вечер читать «Отче наш», ежедневно слушать мессу, исповедоваться не реже четырех раз в год и принимать святое причастие. Кроме того, он построит большое число монастырей, будет их богато содержать и призовет иезуитов обратно во Францию.

И экс-гугенот Генрих четвертый согласился с этими позорными условиями. Один писатель оставил нам любопытные подробности церемонии: "Посреди паперти собора святого Петра был воздвигнут широкий помост, и 17 сентября 1595 года в сопровождении всех своих кардиналов, архиепископов, высших чинов духовенства папа вышел из Ватикана и взошел на роскошный трон, покрытый богатыми покрывалами, сияющий драгоценными каменьями.

Посланцы Бурбона приблизились к трону с непокрытыми головами и смиренно облобызали ноги папы; затем, не поднимаясь, они во всеуслышание отреклись от кальвинизма. Климент прочел им условия, согласно которым Генрих четвертый может получить отпущение. После того как они на евангелии поклялись, что король подчинится воле римского двора, папа подал им знак пасть ниц и, вооружившись посохом, троекратно ударил каждого, потом, плюнув на них, наступил им на шею, и хор церковнослужителей затянул «Мизерере».

По окончании унизительной церемонии посланцы Генриха поднялись, и святой отец громко произнес формулу отпущения: «Именем всемогущего господа и блаженных апостолов святого Петра и святого Павла и мною, поставленным над всеми земными властями, я даю отпущение Генриху Бурбону, королю Франции!» Двери собора тотчас же раскрылись, и Климент восьмой добавил, повернувшись к посланцам: «Теперь, когда я открыл вашему государю двери церкви, пусть помнит, что я могу закрыть их вновь». Раздался выстрел из пушки, звуки труб слились с грохотом артиллерии и поведали миру, что король Франции лежал в пыли у ног папы, лизал его сандалии и был осквернен его слюной".

ЦЕЗАРЬ, ПОБЕЖДЕННЫЙ КЛИМЕНТОМ.

После этого его святейшество обратил свой взор на Италию. Он обрушился с анафемой на Цезаря д'Эсте, герцога Феррарского — любимца знати и народа, ненавидевшего последователей Игнатия Лойолы.

Войска воинственного наместника Христова ворвались во владения герцога д'Эсте, и тому пришлось капитулировать.

"Тогда, — сообщает Морис Лашатр, — Климент завладел Феррарой, построил там неприступную крепость, где спрятал более двух миллионов золотых, отнятых у жителей герцогства. Он заставил горожан на свои средства поставить ему бронзовый монумент, после чего издал ряд декретов, имевших целью увеличить его доходы.

Подражая своему предшественнику, он занялся исправлением священного писания, издал перевод Библии, содержавший две тысячи ошибок и объявленный им единственно каноническим. Там заранее подвергались анафеме все, кто когда-либо посмеет вносить новые исправления в это издание".

Затем грозный святой отец, точно в припадке белой горячки, разразился новой буллой, «запретившей итальянцам, независимо от их сословия или звания, проживать в странах, где нет католических священников, а также там, где запрещено католическое богослужение». Кроме того, любезный папа запретил жениться на женщинах-еретичках, лечиться у врачей-протестантов, а врачам-католикам не разрешил лечить больных — сторонников реформации, ибо «истинным христианам лучше перейти в небытие, чем сохранить земную жизнь при содействии еретика, а о больном протестанте следует заботиться не более, чем о шелудивой собаке».

Как ясно обнаруживается здесь великое христианское милосердие!

И все же, несмотря на все старания папы, церковные дела шли далеко не блестяще, особенно во Франции.

Вопреки энергичным протестам папского легата, новообращенный Генрих четвертый издал в пользу протестантов знаменитый Нантский эдикт.

ПОРАЖЕНИЕ И КОНЕЦ КАТОЛИЧЕСКОГО ТИРАНА.

Возвратив этим эдиктом свободу умам, король направил свои усилия против испанской армии и банд савойского герцога, связанного с Филиппом вторым. Враги Франции были побеждены. Испанский король был вынужден заключить мир с Генрихом четвертым. Папа согласился выполнить роль посредника при условии, что после заключения мирного договора Филипп употребит все свое влияние для создания лиги против турок, уже вторгшихся в Венгрию и угрожавших Италии. 2 мая 1598 года между воюющими сторонами был подписан весьма выгодный для Франции договор. Кровавый Филипп второй навсегда похоронил столь дорогой его сердцу замысел — увенчать свою главу французской короной. Тщеславный государь оказался не более удачливым и в Нидерландах, ибо жители, которых зверства добрых католиков довели до отчаяния, прогнали наконец со своей территории испанскую армию и образовали независимые штаты — Объединенные провинции.

В конце концов после бесплодных попыток вернуть Нидерланды чудовищный паук, именовавшийся Филиппом вторым, умер от приступа подагры.

До самого смертного часа испанский король строил кровавые планы, которым, к счастью, не довелось осуществиться. Рассказывают, что он сказал врачам, колебавшимся, пустить ли ему кровь: «Уж не думаете ли вы, что король, проливший реки крови, боится потерять несколько капель. Верните мне здоровье, и я завершу свое дело — уничтожу всех еретиков до последнего».

ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЕЗУИТОВ.

599 год был как нельзя более доходным для верховного владыки, ибо на рубеже шестнадцатого столетия состоялся очередной юбилей. Свыше трех миллионов богомольных простаков и прочих любопытных наводнили вечный город. Доходы Ватикана были грандиозны. Золото и серебро целыми тоннами стекались в обширные подвалы папского дворца. В Ватикане не хватало места для хранения даров, и папа обратился к генералу иезуитов с просьбой предоставить в его распоряжение подвалы вверенного ему коллежа. Глава «черного общества» не только уступил помещение, но еще отрядил немало иезуитов для распространения индульгенций, разрешительных грамот и других товаров великого католического базара.

Генерал рассчитывал, что его рвение будет вознаграждено и заставит первосвященника поддержать иезуитов в их споре между учениками Лойолы с доминиканцами по поводу догматов.

Климент восьмой, действительно, вмешался в эту распрю, но не пожелал открыто высказаться в пользу какой-либо стороны. Разгневанные отцы подняли против папы все коллежи своего ордена, стали выражать сомнение в законности его избрания, осмеливаясь даже утверждать, «что в вопросах веры вовсе не обязательно считаться с мнением папы».

В ярости Климент чуть было не распустил общество иезуитов, если бы не энергичное вмешательство испанского короля. «Впрочем, — добавляет летописец, — услуги, оказанные папе иезуитами в Англии, и их усердие во Франции склонили папу в пользу этого ордена».

Изгнанные из Великобритании, английские иезуиты не побоялись вернуться туда после смерти королевы Елизаветы и вновь начали плести свои интриги. В свою очередь, французские иезуиты сумели привлечь на свою сторону немало влиятельных сеньоров, в том числе королеву Марию Медичи.

Они распространяли в Париже пасквили на короля и парламент и приступили к организации заговора против Генриха четвертого.

Их открытые выступления напугали короля, и он решил призвать иезуитов обратно.

Но прежде чем пойти на такой шаг, столь оскорбительный для его достоинства, он собрал своих приближенных и, учитывая их неприязнь к иезуитам, сказал им следующее: "Господа, мы стоим перед дилеммой — либо вернуть в наше королевство иезуитов, сняв с них проклятие и позор, которых они вполне заслуживают, либо преследовать их со всей жестокостью, запретив им приближаться к нашим владениям.

Подобное решение чревато опасными последствиями. Нам придется всегда быть начеку, носить латы даже в собственных апартаментах, не принимать пищи без предварительной проверки врачей, дрожать при приближении вернейших наших подданных, ибо эти люди повсюду имеют агентов и умеют ловко повернуть настроение умов, как им нужно. Страх перед иезуитами превратит нашу жизнь в ад".

Понимая, что спорить с королем бессмысленно, сеньоры и министр Сюлли ответили, что они целиком полагаются на его благоразумие.

Генрих тут же подписал указ, разрешавший ордену Иисуса вернуться во Францию. Но члены парламента, гораздо менее покладистые, чем придворные короля, отказались утвердить распоряжение, пока иезуиты не заменят наименование ордена и не изменят его устава.

Уверенные в том, что они смогут вернуться во Францию без выполнения каких-либо условий, черные мужи наотрез отказались считаться с требованиями парламента. В конечном итоге мерзавцы восторжествовали, ибо Генрих четвертый передал членам парламента приказ «просто и без проволочек» утвердить возвращение иезуитов.

Всем известно, как последователи Лойолы вознаградили короля: несколько лет спустя после их возвращения, 14 мая 1610 года, Генрих четвертый пал от кинжала фанатика Франсуа Равальяка.

КОНЧИНА СВЯТОГО ОТЦА.

Иезуиты обещали папе помочь подчинить Францию его власти. Но, почувствовав себя хозяевами в королевстве, они, как водится, забыли о своих обещаниях и возобновили распри с доминиканцами. Они уведомили Климента, что останутся покорными ему, если он встанет на их защиту и канонизирует Игнатия Лойолу.

Его святейшество заупрямился и не только не посчитался с их требованиями, но открыто стал на сторону последователей Доминика и даже канонизировал покойного Шарля Барроме, одного из руководителей доминиканского ордена, гнусного судью святейшей инквизиции.

Что касается нас, мы считаем, что Лойола и Барроме стоят друг друга, и не возражаем против канонизации обоих мерзавцев.

Иезуиты, сообщает историк, не захотели мириться с подобным оскорблением и обрушились на советника папы кардинала Альдобрандини. Один из них решил отравить его и пытался несколько раз проникнуть к нему на кухню. Настойчивость иезуита возбудила подозрения. Двое сбиров схватили его, но иезуит был крепким малым, ему удалось отбиться и спрятаться во дворце кардинала Фарнезе, покровителя учеников Игнатия.

Римский префект отправился во дворец Фарнезе и потребовал выдачи иезуита. Однако кардинал оказал вооруженное сопротивление и заставил префекта повернуть обратно.

Сопротивление длилось несколько дней.

Когда его святейшество решил двинуть на помощь свои войска, Фарнезе и его сторонники с черного хода выбрались из дворца и укрылись в его превосходном замке недалеко от Рима.

Разгневанный святой отец пригрозил роспуском ордена и известил кардинала Фарнезе, что «лишает его права управлять имением своих предков, так как он недостоин их».

Но кардинал вовсе не собирался считаться с подобным решением и продолжал сидеть в своем замке. Тогда его брат бросился к ногам Климента восьмого с просьбой помиловать Фарнезе. Климент притворился, будто согласен простить бунтовщика, и позволил ему вернуться в вечный город. Фарнезе имел неосторожность воспользоваться этим разрешением; не успел он вступить в Рим, как его схватили и препроводили в замок Святого ангела.

Видимо, Фарнезе был предельно наивен, если поверил честному, а вернее, бесчестному слову папы!

Однако сыны Лойолы вскоре отомстили за своего храброго покровителя и отравили папу.

Так кончил свои дни вероломный и преступный Климент восьмой, последний папа шестнадцатого века.

ЛЕВ ОДИННАДЦАТЫЙ.

По окончании похорон Климента восьмого состоялось заседание конклава. Благодаря поддержке подкупленных кардиналов папой стал Лев одиннадцатый. Избрание это весьма обрадовало Францию и глубоко огорчило двор Филиппа третьего.

На какое-то время, пишет летописец, народы поверили, что наступит владычество доброго папы. Лев одиннадцатый начал с того, что выгнал большую часть придворных из Ватикана; объявил, что собирается осуществить целый ряд реформ в управлении церковью и уничтожить оба ненавистных ордена — доминиканцев и иезуитов; он упразднил часть налогов, которыми его предшественники облагали провинции. Все предвещало наступление эры процветания и терпимости. Но убийцы Сикста пятого и Климента восьмого зорко следили за первосвященником.

И в самом деле, с такими гуманными идеями Льву одиннадцатому не суждено было долго оставаться на папском троне. Иезуиты не могли терпеть папу, позволившего угнетать их. Они угостили его одним из самых быстродействующих ядов, и 27 апреля 1605 года Лев скончался, процарствовав всего двадцать шесть дней. Вот как вознаграждалась добродетель!

ПАВЕЛ ПЯТЫЙ.

После похорон Льва одиннадцатого кардиналы вновь разыграли комедию выборов. На этот раз члены конклава разделились на четыре лагеря. Кардинал Бароний, забаллотированный на предыдущих выборах, вновь выдвинул свою кандидатуру.

Благодаря усиленным хлопотам он завербовал немало сторонников и надеялся уже торжествовать победу над своими конкурентами. Однако в последний момент полтора десятка его сторонников перешли в лагерь богатейшего кардинала Тоско, получившего сорок четыре голоса из пятидесяти девяти.

«Уже собирались перейти к церемонии поклонения, — рассказывает историк, — когда Бароний, разгневанный тем, что тиара ускользнула от него, заревел охрипшим голосом: „Вы собираетесь избрать своим главой подлеца, который не произносит ни одной фразы, не сопроводив ее омерзительным ругательством? Вы хотите избрать первосвященником безнравственного человека и навлечь на римский престол гнев народов Испании, Италии и Франции, еще более усилив то отвращение, которое мы и так внушаем народам?“ Его выходка вызвала крайнее смятение среди членов конклава и помешала избранию Тоско. Но она не вернула Баронию потерянных голосов. Наутро папой был провозглашен кардинал Камилло Боргезе, принявший имя Павла пятого».

Новый первосвященник родился в Риме. Сначала он был адвокатом, а затем избрал духовное поприще, на котором последовательно занимал посты вицелегата, члена судилища, папского викария и великого инквизитора. Наконец, при Клименте восьмом он купил титул кардинала.

ЕГО СВЯТЕЙШЕСТВО ПРИСТРАИВАЕТ РОДСТВЕННИКОВ.

До того как он оказался на вершине власти, Павел пятый всегда держался в стороне от политики, и всем казалось, что он до конца своих дней будет наслаждаться прелестями мирной жизни.