— По местам! — скомандовал Андрей. Вообще-то это относилось ко мне, поскольку командир и техасец уже сидели в креслах, пристегнувшись. Я прыгнул в свое и щелкнул замками крепежных ремней.
      Включились двигатели и космоплан, фыркнув, нырнул вниз. Навстречу нам устремились рев атмосферы, треск защитной пленки аллотропного кислорода и короткие разряды насыщенного электрического пояса ионосферы. Термостойкие плитки предохраняли корабль от перегрева, но при продолжительном стремительном полете температура могла достичь критической точки, и термозащита долго не протянула бы. В этом случае «Центурион» вспыхнул бы подобно огненному метеору. Применять для гашения скорости парашюты решился бы только человек с мозговой недостаточностью.
      Но Андрей не зря считался ассом, и диплом пилота ему выдали не за успехи на тренажерах. Он, нисколько не изменившись в лице, спокойно потянул на себя штурвал. Нос космоплана автоматически приподнялся и корабль днищем и крыльями стал тормозить: созданная, таким образом, воздушная подушка значительно снизила скорость и уменьшила опасность перегрева корпуса. Командир поочередно включал двигатели маневра и этим самым удерживал летящую махину в нужном курсе и в необходимом положении. Через несколько минут мы уложились в рассчитанный график полета — об этом свидетельствовал безукоризненный дисплей, на котором две разноцветные линии слились воедино.
      — Спуск будет длиться два часа в режиме планирования, — сказал нам Колько. — Попутные ветры позволят нам долететь до космодрома без лишней траты горючего.
      — О" кей, — сказал Тод.
      — Разрешаю немного расслабиться, дальше шаттл поведет автопилот, — добавил командир и снял управление с «ручника». Он не догадывался, что бортовой компьютер уже давно уже «сидел» в системе посадки.
      Однако он поторопился. Его слова, наверное, не понравились господу богу, а, может быть, и самому сатане, поскольку дальнейшие несколько минут прошли не очень приятно. Сглазил, в этот момент подумал я.
      Космоплан шел на высоте сорока километров, когда в стратосфере начался ураган. Мощный воздушный поток подхватил нас и понес в совершенно другую сторону. Судя по всему, шаттл направлялся к Антарктиде. Ни у кого из нас не было желания устанавливать контакты с пингвинами, и поэтому мы бросились к пульту.
      — А-а, черт! — процедил Колько и вновь переключил управление с автопилота на «ручник». Он пытался вернуть «Центурион» на прежний курс, используя аэродинамические характеристики космоплана. Это особого эффекта не дало. Датчик продолжал отчаянно пищать, как не вскормленный птенец, сигнализируя нам, что дистанция между расчетной и новой линией полета с каждой секундой увеличивается.
      Крякнув от досады, командир пошел на последний шаг — воспользовался стартовыми двигателями. Их мощности хватило, чтобы вырваться из зоны действия урагана и вновь очутиться в более спокойной воздушной среде. Постепенно красная линия стала сливаться с синей.
      — Не беспокойтесь, ребята, — сказал Колько, шумно вздохнув. — Я ведь обещал мягкую посадку!
      — А где мы? — поинтересовался я.
      Электронный штурман указал на карте, что мы летели над Ираном. Через локатовизор я всматривался на поверхность, восхищаясь ее красотой. В который раз мне приходилось восхвалять конструкторов, сумевших построить систему электронно-оптического изображения. Экран давал более ясную и четкую картину, чем простая аэрофотосъемка.
      — Высота — тридцать пять километров, расстояние до цели — полторы тысячи километров, скоро будем проходить над Республикой Узбекистан, — сообщил Андрей, прочитав эти данные с информатора.
      — А жалюзи открыть можно? — спросил я. — Что-то хочется взглянуть на Землю своими глазами, а не через телекамеры.
      Можно, можно, — проворчал командир. Он и сам хотел посмотреть на поверхность планеты непосредственно через собственное восприятие. Щиты, которые автоматически закрыли иллюминаторы в момент вхождения в атмосферу с целью предохранения стекол от перегрева, по команде Колько втянулись в пазы. В ту же секунду живой солнечный свет ударил нам в глаза.
      О-о, это были совсем иные ощущения. Как красивы были зеленые массивы, коричневые каменные гряды, курчавые облака, желтое солнце и ярко-голубое небо. Конечно, иллюминатор не давал той четкости, что локатовизор, однако естественное изображение было более реальным и давало вкус окружающего мира. Например, я видел, как кое-где петлявшиеся змеей речки и блестевшие голубые глади озер, которые на дисплее выглядели бы как цветные графические контуры.
      — Фантастично! — прошептал Тод. Конечно, после ржаво-красных песков Марса здешняя, пусть даже самая куцая и бедная на флору и фауну, поверхность казалась для нас настоящим Эдемом. Лучше жить в Сахаре, чем в пустынях красной планеты, подумали мы в этот момент.
      — Внимание, начинаю спуск до пятнадцати километров, чтобы попасть под попутный ветер, иначе нас опять начнет сносить на юг, — произнес Колько.
      — А когда моя родина? — спросил я, подразумевая Узбекистан (для многих колонистов Марс фактически стал настоящей родиной). Рассказами о своей солнечной стране, богатой вкусными фруктами и овощами, гостеприимными людьми и древними городами, мне пришлось поморочить души не одному колонисту. И буквально каждый (даже сам Тагасима) мечтал при возможности вернуться на Землю посетить эту республику.
      — Скоро будем, не беспокойся. Сможешь разглядеть свою страну до мельчайшей подробности… А сейчас приготовьтесь, я начинаю! — предупредил Колько.
      — Давайте, кэп! — произнес Тод.
      Спуск оказался таким быстрым, что у меня первой мыслью была фраза "Корабль вошел в штопор". Желудок почему-то очутился у горла, а душа, наоборот, ушла в пятки, где она заприметила тепленькое и безопасное место. Перед глазами возникло неприятное видение, как шаттл врезается в гору, взрыв, части корпуса разлетаются на десятки километров, а санитары природы — грифы и гиены с удовольствием поедают наши останки, жалея, что такая вкуснятина редко падает с неба.
      Слава богу, сбыться этим дурным мыслям не пришлось, так как Колько и не думал терять управление. На необходимой высоте он вывел космоплан из стремительного спуска и перевел в плавное планирование.
      — Испугался? — насмешливо спросил он меня, когда я соизволил открыть глаза.
      Я чуть не испепелил его своей яростью.
      — Успокойся, — произнес Андрей, почувствовав вину.
      — Сейчас штаны поменяю и успокоюсь, — недовольно пробормотал я. — К чему этот сверхпилотаж?
      — Ну, хотел немного пощекотать вам нервишки, да заодно посмотреть, как поведете себя в такой ситуации! Тод, а ты что скажешь?
      Тод испугался не меньше моего, но вида не показывал.
      — Весело, кэп. Когда-то с ребятами из базы ВМС я на «Ф-144» выделывал такие же штучки. Правда, это было давно, и за штурвалом был я…
      — Вы, наверное, сговори… — закончить свою мысль я не успел, как вдруг замигала система радиоперехвата. Приборы сообщали нам, что шаттл попал под радиолуч.
      — Кто-то нас засек! — быстро сказал командир. — Мы прошли Туркменистан и сейчас находимся над Узбекистаном. Скорее всего, это службы ПВО нас прощупывают!
      — Первый контакт! — вскричал я. — Нужно связаться с ними!
      Но контакт оказался более быстрым, чем можно было ожидать. Причем инициаторами явились не мы. Через несколько секунд отчаянно запищала система противометеоритного оповещения и резкий взрыв, который потряс корабль до основания.
      Я и Колько были пристегнутыми, а Тод уже успел отпустить крепежные ремни. В итоге он вылетел из кресла и носом чуть не пропечатался о приборную панель. Благо я успел его хватить за ногу, а техасец сам уцепился за подлокотник. Таким образом, Алленс сумел предохраниться от сильного ушиба.
      — А-а, твою мать! — выругался Колько, что я впервые услышал из уст командира. Но видимо, ситуация была настоль сложная и опасная, что он позволил себе сквернословить.
      Но что случилось? Рев аварийной сирены только действовал на нервы и не позволял сосредоточиться на причинах катастрофы. Я почему-то подумал, что при таких ситуациях лучше всего снабжать аварийную систему музыкой Баха или Моцарта, по крайней мере, она заставляла бы космонавта собраться.
      Поэтому я первым делом отключил эту ужасную какофонию. Тод с благодарностью взглянул на меня — его тоже нервировала сирена. Бортовой компьютер, потеряв возможность выдать информацию о состоянии корабля с помощью звуковой сигнализации, перешел на визорную и выдал на дисплей целую плеяду сообщений. Но у Колько не было времени ее читать, он пытался выровнять воздушную машину, которая плясала рок-н-ролл и бугги-вугги одновременно. Корабль заваливало в штопор.
      — Что произошло? — спросил я, чувствуя, как душа собирается опять транзитом последовать в привычное убежище, оставляя тело на произвол судьбы.
      — Не мешай! — рявкнул на меня Колько. — Тод! Информацию о состоянии корабля!
      Бортинженер стал читать сообщения с дисплея. Я своим ушам не поверил. Вышли из строя все двигатели. Взрыв произошел именно там. Кроме того, поврежденными оказались рулевые тяги, а также ряд не менее важных электронных узлов и механизмов космоплана. Ситуация точно подходила к некогда популярной песенке "Мы летим на последнем крыле…"
      — Не понимаю, что произошло! — простонал Тод. И я старался из океана данных выудить рыбку первопричины нашего сегодняшнего состояния. Как прошептал техасец, это все равно, что искать червяка в густом и глубоком иле.
      Тут произошло еще три взрыва, и шаттл окончательно перестал слушаться рулей. Автоматика отключилась, приказав нам долго жить. Приборы обесточились, видимо, были где-то перебиты энергокабели, а может разлетелись в клочья аккумуляторы и генератор. В любом случае дисплеи и экраны потемнели, стрелки на приборах замерли, индикаторы лопнули, а компьютер не отвечал на запросы Тода.
      — Иногда и машины умирают! — тихо произнес я.
      Колько, видя, что его попытки стабилизировать полет безуспешны, решил принять окончательное решение:
      — Внимание, всем катапультироваться!
      Мы с Тодом одновременно нажали на кнопки экстренного запуска кресел, на которых собственно и сидели. Ведь это была система аварийного спасения космонавтов. В фюзеляже корабля должны были открыться люки, а мощные пиропатроны должны были выстрелить нас из корабля. Так всегда происходило во время испытаний шаттла.
      Но сейчас люки не открылись. Естественно, катапульты не запустились, и мы остались на "Центурионе".
      — Вы еще здесь?! - взревел Колько, повернувшись к нам. — Я же приказал покинуть корабль!
      — Катапульты не сработали, — заикаясь, произнес Тод.
      Колько помрачнел.
      — Нас сбили! Это я вам точно говорю! — прохрипел он, наконец. Его лицо было краснее, чем у самого спелого помидора.
      — Это ракеты класса «земля-воздух» с инфракрасным наведением. Ручная система, иначе от более мощной боеголовки шаттл разлетелся бы вдребезги!
      — Вдребезги мы можем разлететься, если шмякнемся на землю! — сказал я.
      Кэп, а вы обещали нам мягкую посадку! — вдруг вставил Тод.
      — Извини, браток, но я тебя обманул, — процедил Колько. — Нельзя же быть таким доверчивым… Ракеты нас нашли по теплу, и попали прямо в двигатели…
      — Очень интересная информация, — язвительно произнес я. — Можно еще раз поприсутствовать на ваших лекциях о системах ПВО, а?
      Андрей только яростно прорычал в ответ, а затем вообще от нас отключился. Теперь все его внимание было сосредоточено на управлении. Он пытался удержать корабль в горизонтальном положении. Пот градом катился по его лицу, которое превратилось от напряжения в маску.
      В данной ситуации от меня лично ничего не зависело. Хотелось бы, конечно, посмотреть на эти головокружительные приключения со стороны, как, например, в кино. Поболеть там за героев, поахать, когда он попадает в ужасные переделки, и радоваться тому, как он выходит из них целым и невредимым. Однако именно я сейчас участвовал в таких действиях.
      Я закрыл глаза. Попытался сосредоточиться на том, кому понадобилось сбивать «Центурион». Корабль летел на высоте семи километров. В любой электронный бинокль можно было увидеть, что это космический корабль, а не стратегический бомбардировщик. А согласно международным договорам, любой космоплан имеет право беспрепятственного пролета над любой территорией.
      Но этот договор действовал в обществе, где царил порядок и закон. А если в стране беспорядки? Власть захватили террористы? А может, военные группировки ведут разборки между собой и приняли шаттл за боевую единицу противника? Или наоборот, тоталитарный режим, который изолировал народ от общения с другими и установил "железный занавес"? Тогда, конечно, любому воздушному судну запрещено залетать на территорию.
      В общем, трудно было разобраться в этом.
      — Ребята, держитесь! Сейчас будет весело, как на американских горках! В случае чего посмеемся вместе на том свете!
      — Ох, кэп, хотелось бы на этом! — прошептал Алленс.
      Поверхность приближалась с необыкновенной быстротой. Наклонившись набок, космоплан мчался к земле, готовясь к шумному поцелую с землей. После такого бурного контакта наверняка наши мозги могли найти в Индии, а части корабля — в Австралии.
      — Тод, вылей топливо из баков! Быстро! — прохрипел Колько.
      Тод сразу понял, что имел в виду командир. Ведь горючего на корабле имелось довольно много. Именно на нем мы собирались вернуться на Марс. А теперь оно превращалось в мощный боезапас. Удар о землю мог детонировать жидкость, находящуюся под огромным давлением. Тогда взрыв уже точно обеспечен.
      Тод нырнул под пульт и стал дергать рычажки. Система ручного слива находилась именно там и — слава богу — не вышла из строя. Тотчас крышки отлетели в сторону, и кипящая жидкость фонтаном вырвалась наружу. Нужно было успеть слить несколько десятков тонн топлива до того, как мы упадем на землю.
      — Шасси! — вновь выкрикнул Андрей. Эту команду Тод не сразу осознал, несколько секунд он бестолково смотрел на Колько и лишь затем опять бросился под пульт. Там тоже находился рычажок ручного запуска шасси. Сразу выполнить, казалось бы, простую операцию, ему не удалось. Видимо, где-то были разорваны гидроприводы. И лишь с шестой попытки телескопические шасси выдвинулись из днища корабля.
      — Готово, кэп, — отрапортовал он.
      — Молодец! Запустить парашютную систему сможешь?
      — Сейчас? — растерялся Тод.
      — Нет, только когда скажу!
      — Смогу!
      Это была неплохая идея — выпустить купола, когда колеса коснуться земли. Таким образом, можно будет уменьшить тормозной путь.
      Но где садиться? Может быть, радар и выявил подходящий участок местности, однако мы видели только каменистые площадки и холмы с редкими деревьями. Корабль все больше приближался к земле, маленькие зеленые точки увеличивались в размерах и превращались в кроны чинар и тополей, а коричневы пятна — опухали до валунов и огромных булыжников. Где-то вдали мелькнул город.
      — Нам труба, садиться некуда, — прошептал Тод.
      Но я был оптимистом. И за это был вознагражден.
      — Что это? — вскричал я, указывая в сторону.
      Слева змеилась серая лента — автомагистраль. С высоты она казалась совершенно заброшенной. Ни одного человека, ни машины заметить не удалось. И это было даже лучше, так как при посадке мы могли принести им много проблем.
      — Не дотянем! — покачал головой Тод.
      — А, по-моему, дотянем! — не согласился я. — Это бетон. Крепкий и — самое главное — ровный!
      Тод настаивал на своем мнении:
      — Не дотянем!
      — Типун тебе на язык! — разозлился я. Тут люди хватаются за каждую соломинку, а техасец уперся как баран — и все!
      Андрей ничего не сказал. Он не отвлекался на нашу перебранку. Неизвестно, как ему удалось развернуть корабль (может всевышние силы вмешались), только «Центурион» вскоре завис над автомагистралью. Но, к сожалению, мы больше падали, чем безмятежно планировали, и, когда до поверхности остались последние метры, я вновь воспользовался старым приемом против страха — закрыл глаза и сжался, в предвкушении неизбежной катастрофы.

ЧУДОМ УЦЕЛЕВШИЕ