У нас еще оставалось немного скотча, и мы аккуратно связали руки и ноги охраннику. В завершении Андрей засунул ему в рот кляп, чтобы тот не имел возможности позвать на помощь.
      — Может вырваться, — с сомнением сказал Тод, осмотрев путы. — Скотч его не удержит.
      — Ничего иного у нас и нет! — парировал Колько. — Теперь нам нужно выходить.
      — Подождите, — остановила нас Малика. — Вам нужно привести себя в порядок. Иначе у любого встречного возникнет подозрение, едва увидит ваши разбитые физиономии.
      — Верно, — сказал я, глядя на товарищей. — Вид у нас неважнецкий!
      Около получаса мы гримировали себя. Волосы расчесали быстро, но с большим трудом нам удалось спрятать синяки и ушибы под многослойной пудрой и кремами. Даже после упорного старания Малики наш вид был жалкий.
      — Сойдет, — наконец сказал Колько. — Мы, в конце концов, не женщины. Мало ли где могли заработать гематомы.
      — Действительно, — ехидно поддакнул ему я. Уж мои синяки вызывали во мне ноющую боль. — Может мы клоуны! Ха-ха-ха! Здрасьте!… Мне сегодня на голову упала табуретка! Ха-ха-ха!… Или предположим, что на Байконуре преступность имеется! Нам бандюги вмазали по первое число…
      — Хватит зубы скалить, пора уходить! — Колько подошел к двери и, решительно открыв ее, вышел в коридор. Мы последовали за ним. В принципе, мы знали местоположение нужного нам ангара, ибо были когда-то здесь, да и заранее просмотрели карту-схему космодрома, на котором определили безопасный и короткий путь.
      Слава богу, люди на космодроме занимались своим делом даже в эти поздние часы, и никто на нас не обращал внимания. Мы незамеченными вышли из жилого комплекса и направились в сторону ангаров. Там людей было поменьше, наверное, все силы были брошены на строительство планетолета.
      На космодроме стояла ночь. Тепло медленно покидало нагретый бетон, а ветер приносил прохладу. Через несколько часов здесь было бы холодно. Таков характер казахстанских степей.
      Но на Байконуре было светло. Вовсю горели прожектора и лампы. Туда-сюда сновали электрокары и машины. В очередной поход собирался экспедиционный корпус, наверное, снимать «дань» с какого-нибудь городка, может быть даже и Ташкентского Дворца. Уточнять это мы не стали.
      Ангар располагался в самом конце космодрома. Вообще, это был практически заброшенный участок Байконура. О том, что здесь давно не были люди свидетельствовали пыль на воротах, дороге и различного назначения устройствах, а также перегоревшие кое-где лампочки. Мы даже не заметили следов от ботинок.
      — Отлично, здесь никого нет! — сказал Колько. — Видимо, это пока невостребованная часть космодрома… А вот и люк-вход в ангар. Идемте.
      Он подвел нас к небольшому бункеру. Набрав личный шифр, которым когда-то открывал все двери на космодроме, командир с удовольствием крякнул, когда электронный замок щелкнул. Мы мышью юркнули внутрь бункера и по штормтрапу стали спускаться вниз.
      Здесь было полутемно — просто включились некоторые плафоны, когда автоматика почуяла тепло людей. А так механизмы могли заправлять топливом баки корабля, проверять его системы и устанавливать на стартовую площадку в абсолютной темноте. Казалось, что машины жили здесь своей, отдельной от людей жизнью.
      Мы прошли мимо шустрых и гибких манипуляторов, которые рыскали по всему шаттлу, проверяя каждый шуруп и болт на корпусе, затем переступили через шланги, по которому насосы перегоняли ворованное горючее, прежде чем достигли пилотской кабины. Одновременно с другой стороны к «Бумерангу» медленно приближалась мобильная стартовая платформа. Именно на нее мощные рычаги должны были установить шаттл, и именно с нее предполагался взлет.
      Колько открыл люк на днище космоплана и вытянул трап. По нему мы взобрались на борт. Как приятен был характерный запах приборов и машин. Бортинженер чуть не взвыл от восторга, ведь он чувствовал себя в своей тарелке.
      Малика с любопытством разглядывала шаттл. Ее поразили его размеры. Он был в два раза больше любого аэробуса.
      — Тод, загружай компьютер корабля взлетной программой! — приказал Колько, садясь за штурвал. — Проверь, чтобы машина не зациклилась на второстепенных деталях — ведь мы будем взлетать без наводки радиомаяков и с тройным ускорением!
      — Есть, кэп, — ответил Алленс и принялся за работу.
      — Малика, садись на любое из этих кресел, — указал командир девушке на свободные места в салоне. Та повиновалась.
      — Тимур, — повернулся ко мне Андрей. — Нам нужно обмозговать ситуацию, как отвлечь персонал базы в момент открытия внешних люков ангара. Едва шаттл появится на поверхности, как Центр поймет, что мы драпанули! Тогда пару ракет нам в бок будут обеспечены! Есть какие-нибудь идеи?
      И как бы в ответ у меня в голове мелькнул интересный план. Обмозговав ее несколько секунд, я затем изложил ее командиру.
      — Рискованно, — произнес Колько, выслушав меня. — Можно свернуть шею!
      — Да, — честно согласился я. — А ничего иного придумать не могу!
      Командир помолчал, а затем, положив руку мне на плечо, дал добро:
      — Ладно, иди! Но помни, мы ждем тебя со щитом, а не на щите! Понял?
      И я отправился на поверхность.
      Поднявшись по штормтрапу наверх, я проскользнул к ближайшему охраняемому периметру. Это было в трехстах метрах от ангара номер шесть. У меня не было оружия, но работать я предполагал с помощью головы.
      Прежде всего, меня интересовала вышка, откуда велся визуальный и телеконтроль за окружающим пространством на территории ангаров и, в основном, за колючей проволокой — там бесновались твари. Сцерцепы чувствовали пищу за оградой, но не могли проникнуть через полосу света и электричества. Это их и раздражало. Даже я слышал злые вопли.
      Часовой — молоденький ефрейтор — стоял один на вышке и разглядывал сцерцепов через электронный бинокль. Иногда он ради потехи направлял один из прожекторов на тварей и радостно хихикал, наблюдая, как корчатся хищники под мощным светом, а затем как сумасшедшие бегают по степи.
      План был прост. Мне требовалось только отключить ряд прожекторов на вышке, чтобы создать темный коридор. Это позволил бы сцерцепам проникнуть на первую линию охраняемой зоны. На военном языке это называется диверсией, но у меня в мыслях не было, чтобы твари захватили космодром. Передо мной стояла одна задача: инсценировать небольшой переполох и отвлечь основные силы от внимания за предстартовой операцией.
      Я осторожно подкрался к часовому по всем правилам шпионо-диверсантской науки. Но, видимо, я плохо владел этой наукой, так как под моими ногами прогнулся металл лестничной ступеньки. Раздался тонкий певучий звук. Эффект неожиданности, естественно, уже не мог сработать. Пришлось мне напрячься и быстро преодолеть расстояние до часового.
      Тот не сразу отреагировал на меня. Может быть, он ожидал своего коллегу, так как не поднял автомата. Но, увидев чужого, уже ничего сделать не смог. Я быстро и в тоже время легонько нанес удар в пах. Часовой согнулся. Еще один удар в область шеи — и он отключился на несколько минут от внешнего мира. А большее и не требовалось.
      Я быстро перешагнул через безвольно лежащее тело и подкрался к щитку. Там я обнаружил необходимый мне рубильник. Несколько движений — и десять мощных прожекторов погасло. Затем я нажал на кнопку, который управлял внешними воротами — через них когда-то проходила железная дорога, по которой на космодром доставлялись ракеты и космические корабли, а также топливо. Двери стали медленно открываться.
      Такие действия не могли оставаться бесконтрольными. Я был уверен, что дежурный космодрома уже знает об этом безумном поступке. Как бы в подтверждение завыли сирены, сигнализируя персонал об опасности.
      А опасаться действительно было чего: сцерцепы, ощутив неосвещенный проход, ринулись на территорию Байконура. Биодетекторы, закрепленные на заборах, регистрировали тварей по их теплу и сообщали общее количество компьютеру базы. Видимо, проникло столько много, так как в нашу сторону направлялась целая рота солдат.
      — Эй, Фарух, ты чего вытворяешь, идиот! — услышал я разъяренный голос, который раздавался из наушников поверженного часового. — Совсем крыша поехала после вчерашней разборки? Ганиходжаев, ты меня слышишь?
      Поскольку данный вопрос адресовался не мне, то я, естественно, не стал отвечать. Но и молчание Фаруха вызвало подозрение у запрашивающего. Он выкрикивал еще что-то, пока моя нога не раздавила микрофон. Затем я поднял автомат. Это был "Калашников".
      "Пора сматываться", — подумал я, смотря с высоты, как сюда уже направлялись бронемашины. Но едва я спустился вниз, то услышал крик подбежавшего солдата:
      — Придурок, ты чего с поста уходишь?! Фарух, ты со… Эй, ты кто такой? — изумился солдат. — А ну стой, руки вверх!
      — Эй, эй, я свой! — испуганным голосом завопил я. — Совсем очумел что ли? Опусти автомат!
      Солдат растерянно опустил оружие, и я воспользовался секундным замешательством противника. Подпрыгнув в воздух, ногой нанес удар в грудь. Тот оказался не из числа громил и поэтому свалился на пол. Кулак в переносицу — и солдат в отключке! Аккуратно уложив его на бетон, я кинулся в сторону ангара, стараясь оказаться незамеченным для прибывших подразделений.
      Позади меня метались сцерцепы. Некоторые из них уже проникали во вторую охраняемую зону. Поскольку при открытых воротах отключился ток на колючей проволоке, то они могли вскоре оказаться на самом космодроме. Перестарался, мелькнула у меня мысль.
      До меня доносились крики людей:
      — На вышке никого нет!… Фарух без сознания! Эй, и Хамид оглушен!… Кто это сделал! Осторожно, тварь за твоей спиной! — и беспорядочные автоматные очереди, а также взрывы ручных гранат заглушили переговоры солдат. Там, судя по звукам, становилось жарковато. У меня желания погреться у этого огня, конечно, не было, и я ускорил свое движение к ангару.
      Только меня выследили. И сделали это не солдаты.
      Едва я покрыл половину расстояния от вышки, как услышал стрекот в небе. Шум мотора был знакомым.
      — Что это? — подумал я и поднял глаза наверх и тот час узрел вертолет. Его позиционные огни напоминали залитые кровью светящиеся глаза дракона. Я сразу признал "Черную барракуду". Прожектор геликоптера включился, и яркий луч стал прошаривать место возле меня. Скорее всего, экипаж выискивал не тварей, которых ловила специальная бригада, а того, кто это натворил, то есть меня.
      — Ух, черт, Этого еще не хватало! — выкрикнул я, когда луч выхватил меня из блоков. Тот час из динамиков послушался возглас:
      — Вот он, ребята, я держу его на луче! Диверсант приближается к шестому ангару!
      Через секунду динамик заголосил другим, но уже более знакомым голосом:
      — Ба, да это Тимур! Я так и знал, что это дело рук космиков!
      — Тигран? — удивился я. Ведь по нашим расчетам, он должен был прибыть на Байконур не раньше, чем через два-два с половиной часа. Как он раньше оказался здесь? Ах, да, ведь на "Черной барракуде" были установлены ракетные ускорители, которые значительно сэкономили время. Значит, Айрапетов знал, что мы решимся на побег с Земли, и приложил все силы, чтобы поскорее добраться до космодрома.
      — Хитрый дьявол, — процедил я. — Но меня ты не возьмешь.
      Превозмогая боль в глазах от яркого света, я прицелился в прожектор вертолета и несколькими выстрелами разнес вдребезги. Пилот резко поднял машину, стараясь предохранить ее от огня. Это была перестраховка, ведь автоматные пули не могли пробить броню «Барракуды». Впрочем, экипаж, наверное, не был уверен в отсутствии у меня более мощных средств, например, базуки с кумулятивным снарядом.
      Некоторое время я был освобожден от преследования вертолета, однако обозленные охранники, узнав, кто виноват в беспорядке, начали на меня охоту. Бурунчики взрывов прошлись по бетонным перегородкам, за которыми я прятался. Несколько пуль едва не задели меня.
      Ситуация складывалась скверной. Ведь я не мог убивать людей, которые выполняли свой долг. Но и умирать просто так не хотел. Лучшим выходом стало бегство с поля боя. Я сразу переключил свои ноги на вторую космическую скорость и направился прямо к взлетной площадке. По моим расчетам, внешние люки уже должны были открыться, а корабль занять стартовую позицию. Не меньше семи человек кинулись за мной на перехват.
      Мои преследователи, необходимо отметить, били на поражение. Трассирующие пули так и свистели у головы, а один раз даже прошили левый рукав, к счастью, не задев самой руки. Было удивительно в том, что я не погиб, а также то, как эти олухи не могли попасть в меня. Ведь наверняка среди них были специалисты ночного боя.
      Пока мы приближались к ангару, шаттл уже был готов к взлету. До последней минуты персонал космодрома не знал об этом. Но едва люки раскрылись, как по всему периметру загорелись сигнальные огни и тревожно загудела сирена, предупреждая людей срочно покинуть опасную зону. Это сбило с толку моих охотников.
      Они растерянно забегали по территории, не зная, что предпринять: или бежать отсюда, чтобы не изжариться живьем, или все же догнать и уничтожить вредителя. Может быть, солдаты все-таки решились бы на последнее, но тут их все намерения сломал грозный окрик Колько, который прозвучал из внешних динамиков шаттла:
      — Внимание! Всем покинуть стартовую площадку! Я буду взлетать с тройным ускорением!
      Даже сантехники на Байконуре знали, что такое подниматься в космос с этими параметрами. При таком взлете во много больше тратилось горючее, однако, и на околоземную орбиту корабль выходил быстрее, и возможность сбить ракетой значительно уменьшалась. Правда, столб огня мог испепелить все на ближайшем расстоянии от стартовой площадки. Разрушения в этом случае были неизбежными. Но это нас мало волновало.
      — Эй, братва, даем деру отсюда! — раздались истеричные вопли, и я услышал удаляющийся топот. В свою очередь я направился к шаттлу. Он уже показался из ангара. Нос корабля был нацелен в зенит.
      Тод, который наблюдал за космодромом через экраны телемониторов, заметил меня и открыл люк. Я влетел внутрь так шустро, будто ракетный двигатель был в моей заднице.
      Центр был бессилен нам помешать. Я представлял, какой бедлам стоял в кабинете Кератишвилли. Еркезов и Бурков наверняка проклинали нас. Однако единственным человеком, который не хотел оставлять свою мечту и желания и не хотел свыкнуться с мыслью остаться с носом, был Тигран. В ярости он въехал в ухо пилоту, который с целью безопасности начал уводить «Барракуду» в сторону, а когда тот от боли скорчился, вытолкнул из кабины. Мы увидели, как тело, упав с тридцатиметровой высоты, размазалось по бетону.
      Едва место пилота освободилось, как Айрапетов сам сел за штурвал. Геликоптер изменил направление полета и устремился на нас, поливая платформу из крупнокалиберных пулеметов. Это было опасно. Ведь броня космоплана могла противостоять микрометеоритам, но никак не пулям с тефлоновым покрытием. Любая дырка на борту могла означать гибель корабля и нашу смерть.
      — Вы от меня не уйдете! — орал в микрофон Тигран. Пока он стрелял не по самому кораблю, видимо, рассчитывая устрашить нас и заставить изменить планы.
      Когда я влетел в кабину управления, то весь пульт был усыпан огнями приборов и индикаторов. Компьютер уже запускал в дело программу взлета и ожидал только окончательного прогрева двигателей. На это требовалось не менее трех минут.
      Колько и Тод сидели, бледные и взмокшие. Малика пристроилась позади них. Ей тоже было не по себе.
      — Ты здесь? — вскричал командир, увидев меня. — Садись и приготовься к взлету! Я закрываю люк.
      Космоплан не мог взлететь, пока открыт внешний люк. Сервомоторы заурчали, задвигая проход ребристой крышкой. Но механизмы опоздали на несколько секунд, так как сквозь уменьшающую щель вдруг проник сцерцеп, неизвестно как пробравшийся вглубь космодрома. Теплодетекторы сразу уловили постороннего на корабле, да и мы с Маликой увидели через мониторы.
      — О боже, тварь на корабле! — вскричала встревоженная Малика. Ее крик как бич хлестнул по нашим напряженным нервам. Обстановка была не из приятных: за бортом летал Тигран, угрожая отправить нас к чертовой матери, командование космодрома могло приготовить к бою зенитные противовоздушные ракеты, чтобы сбить нас, как только мы подымимся в космос, а теперь еще внутри шаттла бегало чудовище, ища чем бы закусить.
      — Выхода нет, командир, — сказал я, принимая решение. — Я выпустил их внутрь Байконура, я и выведу сцерцепа из "Бумеранга".
      — Давай, Тимур, — кивнул Колько, не спуская глаз с дисплея: он ждал окончания отсчета компьютера, после чего можно было запустить двигатели на полную мощь.
      На нижней палубе, куда я спустился с оружием, было темно. Сцерцеп сразу учуял меня и, протянув щупальце, прыгнул. Наверняка он изголодался по вкусной пище, которым был человек. В этот момент я щелкнул кнопкой, включив плафоны в отсеке. Яркий свет ударил сцерцепа по его нежной коже, ввергнув организм в состояние паралича. Тварь яростно кричала, но не могла никуда спрятаться. Щупальца слепо тыкались в переборки.
      Я всадил в нее пол-обоймы, разбрызгав кровью весь отсек. Затем схватил мертвую тушу за конечности и быстро выволок из корабля, благо Колько вновь открыл люк. Выбросив труп за борт, я хотел было сразу вернуться обратно. Но тут, вспомнив свое обещание Малике, вытащил нож, который висел за поясом, и отрезал кусочек щупальца. Живых клеток в ней было предостаточно, чтобы Турсунова могла продолжить эксперименты с тварями уже на Марсе.
      Когда я вернулся в кабину, Тод тревожно смотрел на вертолет, который завис прямо перед носом "Бумеранга".
      — Что будем делать, кэп? — спросил он.
      Колько молчал. Он не собирался вступать в контакт с негодяем.
      Но и Тигран не хотел отпускать нас. Его голос вновь прозвучал из динамиков:
      — Эй вы, космики! Видите ракеты на крыльях "Черной барракуды"? Уверяю вас, одного залпа будет достаточно, чтобы превратить вас в металлолом! Лучше откройте люк и впустите меня с ребятами на борт!
      Колько молчал, желая протянуть время.
      — Тварь убита, — сообщил я командиру. Тот кивнул. Тогда я протянул Малике банку, в которой слабо шевелилось щупальце сцерцепа. Девушка с благодарностью посмотрела на меня.
      — Начинаю отсчет! — вновь начал говорить Тигран, не дождавшись ответа с нашей стороны и потеряв всякое терпение. — Три, два…
      "…один, ноль!" — в свою очередь закончил отсчет компьютер. Двигатели были готовы. Андрей ударил по клавишам. По команде «старт» на полную мощь заработали маршевые двигатели, выбросив океан огня. Платформа не была рассчитана на взлет с тройным ускорением и развалилась под давлением и температурой газов. Ослепленный до боли Айрапетов пытался увести вертолет от опасности, но пламя достало его раньше, чем он дернул на себя штурвал.
      Телекамеры проследили, как "Черная барракуда" взмыла вверх, а затем, пылая, камнем упала на бетонную площадку космодрома. Раздался взрыв. С негодяем было покончено. "Ты, гад, получил все сполна", — подумал я.
      В этот момент вспыхнул экран срочной связи, и мы увидели разъяренные лица Кератишвилли, Буркова и Еркезова. Позади них виднелась окровавленная физиономия Дюгаева.
      — Кто вам разрешил взлет? — взревел Теймурад, потрясая руками. Грузин был в ярости. — Вы ответите за похищение корабля!
      — Согласны предстать перед вашим трибуналом, но после того, как мы вернемся на Землю! — ответил Колько.
      — Мы вас достанем и на Марсе! — вопил капитан Бурков, злясь, что не проявил свои наклонности следователя. — У Центра руки длинные!
      — Я в этом не сомневаюсь. А теперь, господа, прошу не мешать нам! — и командир вырубил монитор, чтобы не отвлекаться ненужным разговором, а сосредоточить свое внимание на навигационных приборах и состоянии бортовых систем.
      Дюзы, удерживающие корабль в воздухе после разрушения платформы, развернулись и стали по касательной поднимать шаттл в космос. С каждой секундой ускорение возрастало. Навалившуюся тяжесть мы не могли выдержать долгое время. Малика отключилась сразу, я потерял сознание на двадцатой секунде.
      На околоземную орбиту «Бумеранг», как оказалось, вывел бортовой компьютер, ибо Колько успел отключить ручное управление и перевести шаттл на автопилот, прежде чем потерял сознание на семидесятой секунде. Тод тоже недолго находился в сознании.
      Когда мы очнулись, то первым делом увидели голубой шар в иллюминаторах.
      — Мы уже в космосе? — слабым голосом спросила Малика. Из ее носа тонкой струйкой текла кровь. В руках она продолжала сжимать банку, где на мое удивление, еще трепыхалось щупальце.
      — Уже там, дорогая, — ответил я.
      Колько посмотрел на нас и улыбнулся.

ОБРАТНАЯ ДОРОГА К МАРСУ

Часть вторая. БИТВА ЗА ПЛАНЕТУ