Марсианское утро 15 июня 2011 года ничем не отличалось по погодным условиям от предыдущих, и вряд ли будущие рассветы будут иными. Поднимавшееся из-за горизонта солнце, которое на Земле считалось символом жизни и расцвета, на Марсе казалось небольшим и тусклым шариком в мире красного безумия. А с точки зрения прагматика — даже бесполезной штукой, ибо света это небесное тело давало мало, а тепла — тем более. Почему-то складывалось впечатление, что светило — это на самом деле мрачный фонарь у катафалка.
      Я стоял на космодроме «Каракатица» и смотрел вверх — на основную взлетную площадку. Там на стартовых стапелях покоилась гигантская ракетно-космическая система, состоящая из трех реактивных ускорителей, бака с горючим и укрепленного на нем сорокаметрового космоплана «Центурион». Вся эта махина вызывала уважение даже у видавшего виды техника или инженера. А что касается таких простых смертных космонавтов как я, то для нас она представлялась самым настоящим божественным творением.
      На Марсе всегда стояла одинаковая погода, и практически всегда было холодно. Но человек никогда не ощущал его, благо терморегуляторы, встроенные в систему жизнеобеспечения скафандра, никогда не подводили и всегда поддерживали оптимальную температуру. Нужно признать, что марсианский скафандр — это фактически миниатюрная подводная лодка, способная существовать в автономном режиме. Ведь земные ученые хотели предусмотреть все неожиданности, которые могли появиться на Марсе. И каких только эпитетов мог удостоиться миниатюрный компьютер, следящий за состоянием как внутри скафандра, так и за окружающей средой, и способный принять все меры предосторожности и защиты в случае угрозы жизни космонавта. Меня не застали бы врасплох ни пылевая буря, которая, являлась единственной природной хозяйкой планеты, ни мощные, хотя и редкие, тектонические сдвиги. Конструкторы предусмотрели все, даже систему самозащиты: две безоткатные орудия на плечах, боевой прицел и датчики слежения за мишенями. Самое смешное заключалось в том, что вся эта дорогостоящая штука была по своей сути самой бесполезной на Марсе, ведь воевать здесь не с кем, негде и главное — незачем!
      Но марсиане — практичный народ. Они использовали оружие в несколько иной плоскости — более созидательной, например, для расчистки местности, когда вели строительные работы. Если мешал какой-нибудь валун, то кто-нибудь нацеливал пушку и производил выстрел. Ядерный заряд мгновенно расплавлял камень в пыль. Но и стреляли мы редко, если честно признаться, ибо миниатюрное атомное оружие — одно из дорогих удовольствий человечества.
      Марс оказался более мрачной планетой, чем думали люди, когда впервые вступали на поверхность. За эйфорией первых полетов и посадок они не видели скукоту и однообразие марсианской жизни. Ведь за сотни миллионов лет здесь не произошло никаких изменений. Археологи, биологи, геологи, картографы и топографы, а также прочая научная братия, едва спрыгнув с первых космических шлюпок на поверхность, начинали усиленные поиски полезных ископаемых, органическую деятельность и даже разумную цивилизацию. С той поры прошло не меньше десятка лет, а энтузиазма у этих исследователей не убавилось. Правда, я замечал, как мрачнели их лица, когда на своих картах они ставили крестики, означающие бесперспективность дальнейших изучений в этом квадрате. А таких крестиков становилось все больше. Каждый из ученых жаждал славы и открытий, а они отодвигались все дальше и дальше, и для некоторых уже скрывались за горизонтом.
      Не знаю, кому пришла мысль построить станцию «Arslan» на северной широте Марса, и какими критериями руководствовались в ООН, когда разрабатывали международную программу освоения Марса. Равнина Утопия с высоты орбитальных спутников и в красках фотопленки «Полароид», обработанной к тому же компьютером, казалась идеальной и прекрасной для марсианской колонии. Но на самом деле это кошмарное для строителей и унылое для романтиков место. Ландшафт нисколько не предрасполагал к уюту. Зато здесь, среди трещин и каменистых холмов расположился гигантский комплекс, стоивший мировому сообществу свыше девятисот миллиардов долларов. Мне трудно оценить, зачем были вбуханы такие колоссальные деньги, если отдача от станции даже после пяти лет эксплуатации не поступила. Иногда я думал, может, стоило эти средства направить на освоение пустынь на Земле, например, Сахары или Гоби? Эффекта для человечества было бы больше. Впрочем, не мне судить о глобальных планах ООН.
      Марсианская станция ежедневно «съедала» огромные средства, фактически это был пылесос по высасыванию денег у мирового сообщества. На красной планете постоянно велись работы по строительству и расширению станции.
      Я даже не могу оценить общую площадь, занимаемую этим сооружением, но могу сказать, что основная часть комплекса располагалась под землей, на глубине сорока метров. Именно здесь в марсианских пластах на шести ярусах расположились научно-исследовательские лаборатории, жилые и бытовые отсеки, рабочие кабинеты, спортплощадки и бассейны, оранжереи, а также библиотека, кинотеатр и лекционные залы. На поверхности находились в основном научные приборы, датчики, а также гаражи с пескоходами, вертолетная площадка и три космодрома — основной «Муравей», грузовой — «Тарантул» и аварийно-вспомогательный — «Каракатица» (наш космоплан, например, располагался на последнем, ибо он больше всех был приспособлен к нештатным ситуациям.
      В одном километре от станции, согласно генеральной программе освоения Марса, тоже под землей были построены многофункциональные и многоотраслевые фабрики и заводы, работающие в автоматическом и автономном режиме. Правда, они еще были законсервированы из-за отсутствия энергии.
      Марс начали осваивать в 2000 году и люди здесь жили уже более десяти лет. Колонисты называли свою станцию "островком Робинзона Крузо". В нем был заключен печальный смысл. Ведь на Марсе не было жизни, на тысячи километров распростерлись мертвая равнина и грозные горы. По мнению многих марсиан, человечество, вероятно, было одиноко, по крайней мере, в солнечной системе. Единственное, что нас связывали с Землей, так это космопланы-тягачи, которые два раза в месяц привозили новых колонистов, а также груз для освоения планеты. Фактически они тянули гигантские пятитысячетонные платформы с необходимой аппаратурой, механизмами, агрегатами. Сами космопланы редко садились на Марс (если, конечно, они не были пассажирским кораблями). Что касается платформ, то они приземлялись самостоятельно в парашютно-ракетном режиме. Конструкции платформ затем разбирались и использовались как строительные элементы для расширяющейся марсианской станции.
      Благодаря этим постоянным поставкам на Марсе удалось перейти почти на самообеспечение. Наши оранжереи давали овощи и плоды, вплоть до тропических фруктов, таких как бананы, манго, киви и ананасы. Местная биофабрика синтезировала искусственные протеины и белки, которые по всем параметрам не уступали настоящему мясу и мясным продуктам. Кроме того, наличие огромных запасов сухих концентратов позволяли самим приготовлять молочные продукты. Надежные рекуператоры полностью очищали воздух от углекислоты и обогащали кислородом атмосферу станции. С водой тоже не было проблем — удалось протянуть скважины глубоко под землю и обнаружить там запасы ископаемого льда. В кинозале и библиотеке было достаточно видеофильмов и книг, а что касается музыки, то фонотека станции пополнялась не только СD и аудиокассетами, доставляемых с Земли, но и собственным репертуаром, благо среди колонистов было немало музыкально одаренных людей. К началу 2011 года здесь жило более тысячи человек. Планировалось, что через четверть века число колонистов увеличится до пятидесяти тысяч мужчин и женщин.
      Но при всех этих благоприятных условиях я говорю слово «почти», поскольку полностью перейти на самообеспечение мы не сумели. Загвоздка была в одном — в энергии. Ее не хватало на многое — на расконсервацию станции, запуск технологичного оборудования, проведения экспериментов и научных исследований. В последние полгода объем строительных работ значительно уменьшился и тоже из-за отсутствия энергии. Бульдозера, роботы-землероиды, башенные краны были приспособлены к работе в суровых условиях Марса, но не могли функционировать без элементарных аккумуляторов.
      Энергией нас снабжали светобатареи. Они должны были использоваться только в первый этапы эксплуатации станции. Ведь солнце давало мало света, а фоточувствительные панели могли обеспечить работу только жизненно необходимых механизмов и устройств. К тому же светобатареи стали постоянной головной болью техников, ибо пылевые бури часто выводили их из строя и этим самым усложняли нам жизнь. Большую надежду колонисты возлагали на мощный атомный реактор «Мурэйкер», доставленный полгода назад американской платформой «Аляска-12». Согласно техническому паспорту, реактор мог бесперебойно эксплуатироваться в течение сорока лет и обеспечить энергией пять таких станций, как «Arslan». Плутониевое топливо к реактору должна была направить французская космическая экспедиция "Жак-Ив Кусто", однако корабль не прибыл. Сама станция на Марсе еще не способна была добывать урановые руды из грунта и перерабатывать в ядерное топливо.
      Срыв графика доставки топлива вначале не встревожило колонистов — мало ли какие причины могли задержать космоплан. Но это была прелюдия к большой трагической пьесе: с января 2011 года внезапно прекратились все радио — и телеконтакты с Землей, перестали прилетать космопланы и платформы. На все запросы станции земные центры не отвечали.
      Шесть месяцев для колонистов прошли слишком тяжело, чтобы об этом можно было говорить в веселых нотках. Многие посчитали это испытанием коллектива на человеческую стойкость духа и мужества. Хотя мы продолжали вести кое-какие строительные и научные работы, но делали это без огонька и энтузиазма. Всех тревожило странное молчание Земли.
      Я как врач понимал, что психологическая напряженность будет нарастать — людей угнетает не только прекращение космической навигации и связи, но и неизвестность того, что же могло произойти на Земле. Конечно, то, что оборвались контакты практически со всеми центрами мира, говорило о внезапности развернувшихся событий. Колонисты, обдумывая это, предлагали различные гипотезы, среди которых основными считались: ядерная война (вообще-то шло всемирное разоружение и вероятность ракетно-ядерной войны была ничтожной), природный катаклизм — мировое землетрясение и исчезновение суши под водой, падение астероида на планету, а также страшное излучение вследствие потери атмосферой озонового слоя. Один даже доказывал возможность заражения людей вирусом сумасшествия, который мог быть создан в военных лабораториях третьих стран.
      Но дальнейшее молчание Земли не могло не сказаться на жизни станции. Теоретически ресурс марсианского комплекса был неограничен, практически мы зависели от светобатарей, запчастей к которым осталось на складах на два-два с половиной года. А дальше люди могли вымереть точно так же, как когда-то на Земле мамонты.
      Поэтому такое тяжелое положение вынудило нас снарядить в полет единственный шаттл «Центурион», который был оставлен колонистам для экстремальных случаев. Он был заправлен остродефицитным горючим, кроме того техники заменили вышедшие из строя некоторые блоки и узлы, использовав не менее дефицитные детали. Потом математики рассчитали самую короткую траекторию к Земле.
      Старт был назначен на сегодня. Космодром «Каракатица» располагался в десяти километрах от станции «Arslan». Но с высоты я видел колонистов, которые вышли провожать нас, словно они были рядом — разреженная атмосфера искажала расстояния. Хотя я не видел их лиц, зато прекрасно понимал чувства, с которыми люди прощались с нами. Все было перемешано — и тревога, и надежда, и страх, и зависть. Ведь многие колонисты понимали, какая тяжелая ответственность ложиться на пилотов космоплана. Нам предстояло вернуться домой, но не в отпуск, а ради спасения станции и живущих в ней. Как сказал на прощальном вечере директор станции доктор Тагасима Юнаки: "Вы сейчас единственная нить, которая должна соединить нас с родиной. Если оборвется она, то жизнь оборвется здесь. Помните, мы ждем вас со щитом, а не на щите!". Хотя античная фраза в устах самурая выглядела несколько неуклюже, однако в последствии она для нас стала девизом.
      Вечер был скромным — только спиртное и холодная закуска. А до этого были долгие заседания штаба по обеспечению полета, бесконечные совещания техников и специалистов, которые готовили корабль в космос. А потом — постоянная возня на космодроме, где инженеры старались, что бы старт был проведен без каких-либо проблем. Даже и сегодня они бегали по кораблю и площадке, проверяя каждый блок, узел, конструкцию или крепление.
      — Центр, все в порядке! — прокричал по радиотелефону кто-то, сообщая на станцию о техническом состоянии шаттла. По голосу и по цвету скафандра я узнал бортинженера Тода Алленса, техасца. Он был известен как шутник, лихач, остряк и сорвиголова. Его гонки по Ржавой пустыне на пескоходе, словно он объезжал дикого мустанга, приводила в трепет женщин станций, а автомехаников скрипеть зубами от злости. Ведь после таких гонок машина выглядела, будто проехала тысячу миль. Но выступать против Тода никто никогда не решался — американец умел быстро заткнуть, а если и надо продемонстрировать умение кулачного боя.
      Но больше всего Алленс прославился как писатель-юморист. Его литературные «шедевры», посвященные скучной и однообразной марсианской жизни, совсем иначе освещали трудодни. Они были полны юмора, смеха и интриговали колонистов своими продолжениями. Плодовитость бортинженера поражала многих, и у руководства станции даже была идея на основе коротких рассказов создать собственный телесериал, который затем стоило отправить на Землю. Все были уверены, что эта "мыльная опера" придется по вкусу многих землянам. Но идею пришлось отложить из-за проблем потери связи с родиной.
      Нужно отметить, что Тод никогда не писал во время рабочего дня. Он садился за клавиатуру компьютера только в свободное время, когда его жена освобождала от домашней рутины, и начинал строчить очередные юморески. Его творение появлялось фактически каждое утро по сводке теленовостей Марса. Неизвестно, чего было больше в банке данных станции — научной информации или творений Тода. Правда, техасец иногда перебарщивал, например, было время, когда он запрограммировал все терминалы так, что вначале человек должен был прочитать "свежую новость" из-под пера Алленса, прежде чем компьютер давал необходимую информацию. А один раз дело дошло до скандала — Тагасима случайно вместо годового отчета отправил на Землю полное собрание сочинений Алленса. И в ответ, естественно, получил не менее объемный файл замечаний и наставлений по использованию дорогостоящей аппаратуры не по назначению.
      Правда, Тагасиме удалось замять скандал. Тод был вызван "на ковер", но от директора вышел на удивление спокойным и невозмутимым. Оказывается, Юнаки был поклонником таланта американца и поэтому не стал делать разнос бортинженеру, а только попросил больше не путать дискеты и файлы, и не перегружать информационную систему станции. Между этим он высказал несколько критических оценок по произведениям Алленса. Тот в свою очередь на литературную критику не обиделся, а еще с большим упоением принялся штамповать "книги".
      — Внешняя проверка закончилась! — прокричал Тод уже техникам, которые копошились внизу словно жуки, дозаправляя баки горючим, проверяя состояние бортовых систем.
      Когда электроника протестировала все основные схемы шаттла и ракетоносителей и просигналила «норма», то по команде компьютера космодрома гибкие шланги с механизмами контроля вышли из информационных розеток, установленных по корпусу корабля, и спрятались в специальных защитных гнездах стартовой площадки. В этот момент на площадке появился командир экипажа Андрей Колько.
      В какой-то степени он походил на Тагасиму. Колько был также как и японец, всегда сосредоточенным, спокойным и уравновешенным, никогда не спешил с выводами и — самое главное качество пилота — не терял бодрое присутствие духа, даже в самые критические моменты жизни. Это не раз выручало его. Среди летчиков-космонавтов он прославился как профессионал высочайшего класса. Не будет нескромностью сказать, что Колько лично установил около двадцати мировых рекордов в пилотировании космопланами в экстремальных ситуациях.
      Что интересно, Колько очутился на Марсе чисто случайно. Будучи пилотом грузовозов, он осуществлял только космические чартерные рейсы, доставляя платформы на Марс, но редко посещал станцию «Arslan». Просто в последний раз Андрей доставил новых колонистов, среди которых была и его жена Светлана, геофизик. Желая удостовериться, что она хорошо разместилась и приспособилась, он остался на короткий срок. По графику, очередной транспортный корабль должен был достичь красной планеты через пятнадцать дней. На нем Колько и собирался вернуться на Землю. Но следующий так и не прибыл…
      — Экипаж в сборе, это хорошо! — сказал он, увидев нас, когда вышел из лифта. Он чувствовал себя увереннее только среди космических аппаратов, которые хорошо знал и на которые мог положиться. Но и команда, которую ему дали, способна была поддержать его и готова была следовать беспрекословно любым его приказам. Я это говорю, нисколько не хвастаясь.
      След за Колько на площадке появились два сотрудника охраны. Именно у последних хранился ключ, который открывал вход на корабль и позволял загружать взлетную систему.
      Один из них достал дискету и засунул в миниатюрную щель на корпусе корабля. Электронный замок проглотил информацию и раскрыл люк тамбура. Внутри сразу зажглось освещение.
      — Можете входить, — пригласил охранник, рукой указывая путь. Он достал дискету и передал ее командиру экипажа. — Желаю счастливого полета.
      — Спасибо, Ли, — поблагодарил Колько. Охранники, махая нам руками, зашли обратно в лифт и стали спускаться вниз.
      А тем временем в наших ушах раздалась грозная команда:
      — Экипажу — на корабль!
      И мы, а именно — Андрей Колько, подполковник ВВС России, командир экипажа и первый пилот; Тод Алленс — лейтенант ВМФ США, бортинженер и второй пилот, и я — Тимур Каримов, лейтенант медицинской службы ВС Узбекистана и пилот-навигатор, ваш покорный слуга, от имени которого и ведется данная повесть, — вступили на борт четырехсот тонного корабля. Мои товарищи быстро прошли в пилотскую кабину, где сразу уткнулись в свои приборы, а я задержался возле внешнего люка.
      Мне еще раз захотелось запечатлеть в памяти свой "островок Робинзона Крузо", где провел столько лет жизни. Ведь было неизвестно, вернусь ли я обратно на Марс.
      С большой высоты марсианское плато казалась унылой и в тоже время величественной. Такое противоречие было трудно понять, но на Марсе все можно было считать противоречиво. Над красной равниной, по которому гулял пока легкий песчаный ветер, мерцали подобно ночным светлячкам полупрозрачные купола — это были верхние ярусы станции. Именно здесь располагались приборы и датчики за слежением окружающего пространства. Главные этажи станции уходили под землю, и это было сделано с целью безопасности — ведь фантастические по силе и масштабам пылевые бури могли вырвать с корнем любые здания, а переносимые природной стихией многотонные камни пробивали бетонные покрытия лучше дальнобойной гаубицы — от такого удара ничего не могло спасти. Кроме того, слабая атмосферная пленка часто пропускала метеориты: они огненными трассами прошивали воздух и, не сгорев до конца, падали на марсианскую почву. Такая бомбардировка иногда оказывалась похлещи ракетно-пушечного залпа. Поэтому конструкторы, учитывая капризы местной природы, проектировали станцию с максимальной безопасностью и живучестью. А именно — на поверхности оставляли минимум построек, а что вынуждены были строители выносить — пытались защитить. Даже основной локатор, связывающий марсианскую колонию с Землей, был облачен в защитный бронепластик.
      — Тимур! — послышался недовольный голос Колько, который возился у командирского компьютера. — Неужели тебе за столько лет жизни не надоел этот ландшафт? — и, даже не дав мне возможности ответить, приказал: — Быстро на борт! Займи свое место! Мы должны уложиться в график взлета!
      Это он специально напоминал мне о графике. Ведь я любил спорить. А если взять за правило, что спорить с командиром — преступление, то на Марсе я — преступник номер один. Причем рецидивист. Но при этом хочу отметить, что спорил со всеми руководителями станции не из-за того, что был социалистом или революционером, или вообще во мне жило чувство протеста и нигилизма ко всему окружающему. Просто этим нехитрым способом я познавал внутренний мир человека. А мне, как космическому врачу, нужно было поддерживать нормальную психологическую атмосферу в коллективе, помогать уставшим и сломленным. Поэтому я всегда вызывал собеседника на спор и этим самым заставлял раскрываться.
      Но сейчас спорить было бессмысленно. Я быстро прошмыгнул внутрь корабля, не забыв закрыть за собой люк. Когда я усаживался на место пилота-навигатора, Колько уже загружал бортовой компьютер программой взлета. На экранах мониторов мелькали цифры, значки и символы машинного языка — дисковод считывал гигабайты информации.
      — Ну, как, док? — спросил меня Тод. Он всегда меня так называл. Как я знал, в Америке всех врачей называли коротко — "док".
      — Пока терпимо! — ответил я. — А ты памперсы взял? Во время взлета тебя ускорением так может сильно прижать к креслу, что мочевой пузырь в свою очередь выдавит всю жидкость. Тут без подгузников никак не обойтись!
      — Не хватило на складе, — весело произнес Тод. Он радовался, что я тоже любил побалагурить. — Пришлось горшком довольствоваться! Правда, думал, может быть, стоило женские прокладки взять. Или тампоны "O.B", а?
      — Стоило, — кивнул я, но в это время загорелся видеомонитор, который обеспечивал телеизображение со станцией «Arslan». На нем появились лица Тагасимы Юнаки и радиста Холмана Эрика, педантичного до невозможности немца. Они были чем-то встревожены.
      — Метеорологи через орбитальный спутник «Мисат» засекли приближающуюся бурю, — сообщил директор. — По их расчетам, она будет в нашем районе через десять минут. Вам необходимо ускорить запуск системы и стартовать точно в срок, или придется отложить взлет на три недели, когда закончится буря и осядет песок.
      — Не беспокойтесь, шеф, — будничным голосом произнес Андрей: пилотировать корабли в нештатных условиях ему приходилось не впервые. Но я, честно признаться, сжался, и внутри меня все похолодело: песчаный буран на Марсе пострашнее всех вместе взятых торнадо на Земле. Природная стихия без особого труда могла оторвать ракетные ускорители от бака с горючим, а сам космоплан смять в кулек и закинуть километров за сто от космодрома. И все похоронить под многометровым слоем песка. Такие случаи уже бывали в самый первый период освоения красной планеты. Причем с трагическим исходом — в семи километрах от станции уже имелось кладбище первопроходцев.
      Да и конструкция взлетной площадки не предусматривала работу в подобных ситуациях. Поэтому техники предусмотрели все так, что при появлении бури все механизмы автоматически уходили под землю. Вот и сейчас компьютер мог отменить старт и ракетно-космическую систему спрятать в подземном бункере.
      — Отключите компьютер, управляющий "Каракатицей", — попросил Колько директора станции. — Он только помешает нам. Обещаю вам нормальный взлет еще до появления бури.
      Тагасима кивнул. Конечно, вся ответственность полностью ложилась на него, но японец не боялся рисковать, и к тому же был полностью уверен в действиях Колько. По его команде главный техник
      — Мы готовы, сэр, — доложил Тод командиру, быстро пробегая пальцами по клавиатуре компьютерного терминала, отвечающего за техническое и энергетическое состояние корабля. Электронная машина с нечеловеческой скоростью считывала данные с датчиков и приборов и передавала сжатую и конечную информацию на командирскую панель. Судя по ним, все системы шаттла находились в режиме «норма» — вторая проверка еще раз доказала, что «Центурион» готов к взлету.
      — Двигатели готовы? — спросил Колько.
      — Осталось их немного прогреть, сэр, — ответил бортинженер.
      — Поторопитесь, командир! — подал голос из экрана радист Холман, который с тревогой смотрел за информацией метеоспутника. — Буря уже почти здесь.
      — Я об этом всегда помню, Эрик, — недовольно поморщился Колько. Он в эту минуту не хотел отвлекаться на посторонние замечания. — Лучше предупредите колонистов, чтобы спрятались в защитных бункерах — мы будем взлетать с тройным ускорением. Да и от бури им нужно вовремя уйти.
      — Вас понял, командир, даю команду! — сказал Эрик и передал приказ обслуживающему персоналу.
      Тод решил добавить:
      — Зевакам и репортерам покинуть взлетную площадку! — при этом техасец даже нисколько не улыбнулся.
      Через экраны внешнего обзора было видно, как разбегались люди по подземным бункерам, откуда могли через перископы без опаски наблюдать за стартом корабля. Громоздкий скафандр (а весит он без малого девяносто килограмм) сковывал движения, поэтому шаги колонистов мало походили на порхающую походку балерины. Казалось, что в скафандрах ходят медведи. В иное время и при иных обстоятельствах этот «цирк» вызвал бы море шуток со стороны Тода, но сейчас ему было не до этого — наступающая буря угрожала сорвать все наши замыслы.
      Я быстро закрепил лямки и поудобнее расселся в кресле. Перед глазами запрыгали цифры и значки — это начала отсчет стартовая система. Согласно программе, мощные планетарные ракетные ускорители должны были вывести «Центурион» за пределы Марса, а затем, отстрелившись, вновь упасть на поверхность, причем на заранее определенный квадрат, где бы колонисты могли их отыскать и запустить на нужды станции. Сам космоплан по инерции направился бы к Земле. Баллистики обещали нам безмятежный тридцатидневный полет. В случае неблагоприятных обстоятельств, которые в космосе нередки, мы могли растянуть это «удовольствие» еще на неизвестное нам время. Например, поток астероидов или вспышки смертельной радиации на Солнце заставили бы нас изменить траекторию и уйти из опасной зоны. Конечно, это не могло не сказаться на сроках полета. А этого никто, естественно, не желал.
      — Осталось три минуты до взлета! — сообщил Тод, не отрываясь от приборов. — Вполне можно успеть сходить в туалет или на свидание! А можно и хот-дог сварганить в камбузе… Кстати, а кто сегодня дежурный?
      — Шуточки! — гаркнул Колько, недовольный, что в этот ответственный момент Алленс не может не удержаться от приколов.
      В это время на экране вновь возник Тагасима. Он был невозмутим и сообщение, которое он сделал, казалось, касалось вопроса, какое блюда подавать на стол, а не о проблемах климата на Марсе:
      — Буря на подходе, командир!
      — Знаю, — коротко ответил Андрей.
      Тут в разговор встрял Эрик:
      — Даю полную информацию о метеорологической ситуации в районе космодрома на ваш бортовой компьютер, — взволнованным голосом произнес он.
      На мониторе возникли данные. Одного взгляда было достаточно, чтобы я убедился, к нам летит не веселый ветерок.
      Но это нисколько не смутило командира.
      — Успеем, — процедил он, окинув взглядом информацию. Конечно, он осознавал, какая тревожная ситуация складывается: ведь корабль еще не был готов к взлету, на это требовалось еще минуты полторы. За это время буря, конечно, не могла войти в полную силу в районе. Но если бы в этот момент борткомпьютер вдруг сообщил о неполадках в системе шаттла или неисправностях механизмов космодрома, то в наших ушах это прозвучало бы погребальным колоколом. Даже автоматика ракетной площадки не успела бы втянуть всю ракетно-космическую систему в подземный ангар, а буран превратил бы земную чудо-технику в металлический гроб для тех космонавтов.
      Но, слава богу, ничего это не предвещало.
      — Осталось меньше минуты! — Тод внимательно следил за цифрами.
      И тут первый, пока еще легкий порыв обрушился на корабль. Корпус задрожал от огромной массы песка. На Земле его хватило бы, что бы похоронить пятиэтажный дом. У меня сжалось сердце, а мысль "О боже!" заплясало в мозгу, как заяц. Но выразить эту естественную мысль я не решился. И тут всплыл самый простой способ борьбы со страхом, который усвоил еще в детстве. Нужно закрыть глаза. Когда ничего не видишь, то не имеешь представление об опасности, а значит, тебя не одолевают всякие глупые мысли. Правда, этот верный способ сейчас почему-то не сработал. В голове возникло видение падающего корабля.
      — Бр-р, — передернулся я, словно проглотил лимон. Пришлось открыть свои «амбразуры» и смотреть правде в глаза. Корабль раскачивало под давлением песочного ветра.
      — Внимание! Начинаю обратный отсчет! Пять, четыре, три, два, один, ноль! Пуск! — по команде Андрея бортовой компьютер включил тягу. На полную мощь заработали двигатели, борясь с гравитацией Марса. Яростное пламя стало лизать обшивку, то термостойкие плитки шаттла даже не нагрелись — они были рассчитаны и на более высокую температуру. Рев, которые издавали ракетные ускорители, могли легко заглушить одновременный взлет десяти авиалайнеров.
      — Поехали, — произнес историческую фразу Колько. Несколько секунд «Центурион» висел в воздухе, как бы собираясь силами для мощного броска, а затем все быстрее и быстрее начал подъем. Перегрузка тяжелой лапой навалилась на мою грудь. Казалось, какой-то невидимый монстр пытается раздавить ребра и выдавить наружу органы. Кровь отхлынула от лица. Конечно, стартовать с Марса значительно легче, чем с Земли. Ведь чтобы преодолеть тяготение планеты требовалось меньшее ускорение.
      В последнее мгновение у меня возникло противное ощущение, что кровь кипит в жилах, нервы готовы разорваться, а глаза вылезут из орбит и лопнут как воздушный детский шарик. Долго не летал в космос, отвык от перегрузок, подумал я и сам себе сделал замечание. Как врач понимал, что это может означать: если мне придется вступить ногой на землю, то банальное тяготение матушки-планеты просто сломает меня. Нужно будет поколоться анаболиками, это позволит нарастить мышечную ткань и укрепить организм, пришло гениальное решение.
      В этот момент корабль вздрогнул — это пиропатроны отстрелили ракетные ускорители. Через две минуты корабль опять вздрогнул — это отделился гигантский бак, внутри которого не осталось ни капли горючего.
      Стало легко. Мы поняли, что уже находимся за пределами Марса. Судя по показаниям бортового хронометра, на взлет ушло около семи минут. Теперь, получив направление и скорость, «Центурион» направлялся к цели.
      — Счастливого полета! Помните о… — голос Тагасимы был неожиданным, но закончить свою мысль директор станции не успел, так как связь прервалась — шаттл находился в "мертвой зоне".
      — Включить внешний локатовизор! — приказал Андрей.
      Тод молниеносно исполнил его. Три экрана вспыхнули, и мы увидели уменьшающийся в размерах красный шарик — Марс с каждой минутой удалялся все дальше и дальше. Нам стало тоскливо и тревожно. Ведь там, среди безбрежного моря песка остались наши товарищи. Почему-то из памяти всплыли выражения лиц друзей, с которыми они провожали меня в последние предстартовые часы. В них были отражены все человеческие чувства.
      Но поскольку, первый этап был выполнен, то я спросил:
      — Командир, можно покинуть кресло? Или мне до самой Земли сидеть пристегнутым?
      — Хорошая мысль, — произнес Колько, поворачиваясь ко мне. Судя по его веселым глазам, он был доволен успешным взлетом. — Тебя за твою вечную и дурную привычку спорить стоит так наказать. Но я великодушен — можешь вылезать из берлоги!
      В кабине царила невесомость. В первые полеты я давал себе волю побеситься в этом состоянии, но сейчас как-то ситуация не предрасполагала к этим прежним шалостям. Я только проследил, как плохо закрепленные вещи покинули свои места "постоянной прописки" и стали путешествовать по шаттлу. Видеокассета и записная книжка ручка не вызвали у меня никаких мыслей, а вот термос заставил приготовиться к смеху. Дело в том, что случайно включился самонагреватель, кофе вскипело, и под воздействием внутреннего давления жидкость выбила крышку, обрызгав весь пульт и попав на костюм командира. Тоду повезло меньше — у него обоженным оказался нос.
      — Что за безобразие! — вскричал Колько, смотря то на меня, то на американца — он не знал, кого винить. Но поскольку жертвой оказался Тод, то виноватым стал я.
      — Твои шуточки, Тимур?
      Я обиделся:
      — Да что вы, шеф! Такой чепухой занимается только Лэр (был у нас на станции один типчик, который все время пытался подшутить над товарищами, но его постигали неудачи, и он сам становился объектом насмешек). Я бы сморозил какую-нибудь более эффектную хохму, например, с нервно-паралитическим или веселящим газом. Или взорвал бы унитаз! Это было бы в моем стиле! Чисто и красиво!
      Андрей хмуро посмотрел на меня и произнес:
      — Если ты такой чистюля, то назначаю тебя вечным дежурным по санитарии на корабле! Итак! — провозгласил он. — Сегодня в камбузе будет поварствовать Тимур Каримов, об этом я сделаю специальную запись в бортовом журнале!
      — Не стоило ради этого тратить чернила и бумагу, — проворчал я. — И тем более оставлять для истории свидетельство о моем труде на кухне!
      — Не волнуйся, завтра тебя сменит Тод. Мы испробуем его кулинарное техасское искусство. Сейчас он может отдыхать. Я же все время буду дежурить в кабине управления. Вопросы есть?
      — А мне можно сразу выйти в отпуск и не пыхтеть на кухне? — предложил я, поскольку возиться с продуктами мне не очень-то хотелось. Хотя на Марсе я прославился не столько как врач, сколько кулинар восточных блюд.
      — Через месяц — можно, — согласился Андрей. — А теперь живо за дело!
      Тода второй раз упрашивать не пришлось. Он молнией пролетел мимо меня и исчез в жилом отсеке. Через минуту оттуда раздался могучий храп. Я же ворча, последовал в камбуз. Сначала приготовил для себя две сосиски, слопал их, а потом начал готовить плов в герметичном специальном котле. Это было одно из самых любимых блюд колонистов Марса. А Андрей тем пачее любил его.

      Если просмотреть бортовой журнал, то можно увидеть, что запись о 5 июле ничем не отличается от предыдущих. Обычные сообщения о текущих делах на шаттле, выполнении экипажем своих функциональных обязанностей. Только цифра постоянно уменьшается на определенное количество. 5 июля счетчик выбил 30 миллионов километров — это расстояние корабля до Земли.
      Между тем, однообразие полета затемняют все кажущиеся прелести невесомости и возможный интерес к космическому пространству. Движение планет, звезд незаметно при черепашьей по Вселенским меркам скорости «Центуриона». У любого философа в данных обстоятельствах возникло бы сомнение в верности теории о бесконечном движении материи и процессе постоянного изменения. У меня, например, завтрак, ленч, обед, полдник и ужин — все слилось в одно понятие "принятие пищи". Время определяется не заходом-восходом Солнца, а движением стрелок обычного хронометра.
      Тоскливо. Но мы не унываем. Тод, шутник и весельчак, желая скрасить наш полет, проделал пару манипуляцией со звуковыми синтезаторами у некоторых устройств. Теперь, когда наступает время "приема пищи", камбуз издает сигнал, который похож на петушиный крик, а затем произносит вкрадчиво-сладким голосом Тагасимы: "Пора кушать, Андрей-сан, Тимур-сан и Тод-сан!". Окрыленный успехом, когда наши лица вытянулись при первых же звуках разговорившегося камбуза, Алленс начал экспериментировать дальше. Вскоре туалет начал давать нам наставления, как пользоваться космическим вакуумным унитазом. Причем говорил он голосом Энни Кетли, планетолога, первой красавицы Марса. Думаю, если бы красотка Энни узнала о выходке техасца, то она сделала все возможное, чтобы оторвать наглецу уши. Ведь однажды он напугал ее, когда смоделировал голограмму динозавра и с помощью компьютера оживил. Этот монстр гулял по комнате планетолога и щелкал зубами, ища жертву. Кетли не поняла, что он ненастоящий и издала такой крик, что, говорят, его слышали аж монтажники на аварийном космодроме. После этого Тод целый месяц прятался от нее в мастерских гаража.
      5 июля дежурил на кухне я. Камбуз, запрограммированный кроме приготовления пищи еще на болтовню, выдал мне порцию бородатых анекдотов, но я быстро выключил динамик, чтобы не слышать чепухи. Но электроника не успокоилась и выдавала мне глупые истории по телемонитору.
      — А вместо сердца — пламенный мотор, — пел я, готовя в скороварке картофельное пюре с котлетами (из искусственных протеинов), китайскую приправу (от которой горело все во рту). Когда кулинарное колдовство закончилось, я разложил свое искусство на небольшом столе с магнитной поверхностью — она не позволяла посуде двигаться с места даже при встряске. Тод, конечно, прискакал первым и смотрел на блюда, как первобытный человек на жареного мамонта. Урчание его желудка наверняка уловили все земные радиотелескопы.
      Алленс смотрел на меня молящими глазами. Но я был не приклонен и не позволял начинать процесс чревоугодия.
      — Ну, когда все это можно будет съесть? — не выдержал он и произнес затем пару фраз по-английски относительно моих инквизиторских черт. — У меня кишки судорогой сводит от голода! Мы так до Земли не дотянем!
      — Ты еще не истратил калории с завтрака, — возмущенно сказал я. — У тебя итак скопилась жировая клетчатка в области живота.
      — Неправда, — возразил Тод. — Я сейчас истратил слишком много энергии, разбираясь в навигационных блоках корабля. Шаттл чуть не сбился с курса, но я успел предотвратить катастрофу и починил аппаратуру. А знаешь, каких нечеловеческих сил потребовалось для этого? Ты не имеешь права мучить меня голодом!
      — Есть будем тогда, когда придет командир! — обрубил я, хотя, если честно признаться, у меня самого слюнки текли, причем пообильнее, чем у крокодила возле жертвы.
      — А почему он опаздывает? — вознегодовал Тод, указывая на циферблат хронометра. Я нахмурился. Действительно, командир опаздывал, а это было несвойственно ему. Он никогда не пренебрегал правилами, установленных для всего экипажа космического корабля, а, будучи первым человеком на корабле, сам подавал пример в аккуратности.
      — Может, что-то случилось? — нерешительно произнес я. Ведь иной причины, из-за которой командир отсутствовал в камбузе, я не видел.
      — Что? Метеоритная атака? Или зеленые человечки? — съехидничал Тод.
      — Ладно, ладно, не язви, можешь начинать без нас! — милостиво разрешил я и направился к выходу.
      — А ты куда? — пытался остановить меня техасец. — Разве не составишь кампанию?
      — Пойду — посмотрю, чем занят командир!
      Тод ничего не ответил, так как его рот уже был забит.
      Я, минуя промежуточные отсеки, шел, а точнее летел в невесомости в сторону пилотской кабины. По пути в голове прокручивал речь, посвященную правилам космической диеты и необходимости соблюдать режим питания всеми космонавтами, в особенности командирам экипажей. Конечно, речь изобиловала цифрами и статистическими данными, от которых у Колько должна была вспухнуть голова и благодаря которым он мог удостовериться, к чему приводит несоблюдение санитарно-гигиенических норм.
      Командир находился на своем месте. И его не трудно было увидеть даже за спинкой массивного кресла, поскольку его собственная фигура атлета выпирала, словно была резиновой. Мышцы так и играли на руках. Я тихо подошел и увидел, как задумчиво и озабоченно он смотрит на приборы. Судя по тем цифрам, которые бегали по дисплею дешифратора, он работал над информационным пакетом, которые относились к банку данных по непонятным и нерасшифрованным сигналам.
      — Командир, прошу прощения, однако сейчас время чревоугодия, то есть питания, — оторвал я его от этого скучного, на мой взгляд, занятия. — Уверен, что сегодняшнее меню значительно подымет ваше настроение.
      Колько поднял на меня глаза и посмотрел каким-то отсутствующим взглядом. Это меня сбило с толку. Я в нерешительности остановился. Видимо, не стоило отвлекать шефа от этого дела.
      Возникла пауза. Не зная, стоит ли продолжать дальше разговор, я стал тихо-тихо уползать назад. Но когда мои ноги уже очутились за люком, а я собирался закрыть за собой ребристую крышку, как в этот момент лицо Андрея прояснилось и он остановил меня:
      — Подожди, Тимур…
      В его голосе я уловил виноватые нотки.
      — Спасибо за напоминание. Что-то я сегодня увлекся работой и совсем забылся…
      — Я вижу, что вы решаете какую-то сложную проблему, — сказал я, показывая на светящиеся мониторы. Цифры и иероглифы давали общий итог — информационный пакет не поддается дешифровке.
      — Попробую догадаться, с чем это связано, — продолжал я, вползая обратно в кабину. — Наверное, это позывные сигналы летающей тарелки с Плутона. Инопланетяне пишут стихами оду о пользе вегетарианской пищи или о своей любви к землянам…
      Андрей улыбнулся:
      — Ты как всегда шутишь, Тимур…
      — Ага, значит, не угадал… Тогда это наш тайный агент на Сатурне сообщает нам, почем нынче цены на картошку…
      Колько покачал головой. Я предпринял последнюю попытку:
      — Тогда может это реклама по вкусовые качества квашеного поросенка в маринаде из тараканьих усиков, приготовленного лунным рестораном "Квазимода"?
      — Это совсем не связано с едой или инопланетянами, — печально произнес Андрей.
      — Наверное, мы сбились с курса! — ляпнул я и тот час пожалел о сказанном. Подобные заявления пилотами такого класса, каким являлся Колько, воспринимались хуже, чем просто оскорбление. Летчики грузовых космопланов ни на йоту не отходили от заранее рассчитанного маршрута. На мое счастье, командир нисколько не обиделся. Он просто с интересом взглянул на меня, желая узнать, как я вывернусь из этого неловкого положения.
      — Я имею в виду курса на кухню, — нашелся я. — Ведь уже двадцать минут, как идет время ужина.
      Андрей продолжал молчать.
      — Обед стынет… — вновь растерялся я. — Тод хрустит челюстями в камбузе, наверное, все сожрал…
      Наконец, командир проявил реакцию:
      — Садись, — он указал на место рядом с собой. Я понял, что сейчас меня посветят в какую-то важную тайну, и поэтому быстро уселся в кресло второго пилота.
      — Понимаешь, Тимур, — тихо начал Андрей, вертя в пальцах авторучку, — меня гложет одна проблема. Она важна для всех нас, я имею в виду марсиан. Тагасима просил меня, а также радиста Эрика, который первый стал носителем этой информации, никому из колонистов не сообщать ее, так как не хотел, чтобы люди впали в уныние, в отчаяние и замкнулись. Но поскольку мы летим на Землю, то тебе я сообщу.
      — Я вас слушаю, командир, — произнес я, почувствовав охватившее меня волнение. Даже пальцы задрожали.
      — Странности стали появляться полгода назад. Вначале пропала связь с Землей, причем со всеми космическими центрами. А потом перестали приходить транспортеры. На наши запросы, как ты знаешь, никто не отвечал. Эрик перешел даже на военные частоты, вызывал командные базы ВМС и ВВС, только все оказалось напрасным.
      Мы не могли понять причину такого неожиданного молчания. Тагасима посадил Холмана на круглосуточную вахту. Он не высовывал носа из рубки телерадиометрической связи, пытаясь всеми возможными способами наладить разговор с Землей. В ход были пущены даже топографические и метеоспутники, которые вращались вокруг Марса, а также навигационные маяки.
      И только тропосферному аэрозонду «Магеллан-2», запущенному месяца три назад для изучения ионизации и солнечной радиации, удалось случайно поймать направленный радиолуч с Земли. Правда, сигнал был страшно искажен атмосферными разрядами, и значительная часть информации была утеряна.
      — Но, — подняв палец вверх, сказал Колько, — мы получили важную весточку. О нас не забыли. Но события на Земле были до того ужасающими, что людям стало не до марсианской колонии…
      — И что же там произошло? — спросил я, вцепившись в подлокотники.
      — Сейчас сам услышишь, вот запись этого сообщения, — командир включил видеомагнитофон, перемотал кассету вперед, а затем перевел в режим "воспроизведение".
      По телемонитору пошли рябь и помехи, динамик захрюкал и завизжал — сложилось впечатление, что шел рок-концерт из зоопарка или сумасшедшего дома. Я поморщился — мои уши не могли долго воспринимать эту «музыку». Секунд двадцать на экране бегали цветные пятна, а затем возникло размытое изображение человека. Было трудно определить его национальность и возраст, так как компьютер, стараясь расшифровать сигнал, отделить его от помех, постоянно уродовал лицо. Но то, что оно принадлежало мужчине, было вне всякого сомнения.
      — Кто это? Откуда шла передача? — поинтересовался я, стараясь понять сквозь какофонию разумную речь. Но это было бесполезно.
      — Не знаю, — пожал плечами Колько. — Наверное, кто-то из диспетчеров. Текст шел на английском. Эрик предположил, что связь шла их Хьюстонского центра космических полетов.
      Динамик продолжал издавать звериную симфонию, а на экране человек что-то говорил, отчаянно жестикулируя руками. Я уже потерял надежду что-либо разобрать, как вдруг посторонний шум исчез, и послышалась нормальная речь:
      — …биологическая катастрофа. Это не просто безобидные создания, а настоящие монстры… война продолжается… ужас… но мы… человечеству, судя по всему, осталось недолго существовать. Правительства не способны принять защитные меры… — дальше пошел непонятный лепет (именно эту часть Колько пытался всяческими методами расшифровать, уловить хотя бы лишнюю каплю информации, способной осветить ситуацию на Земле).
      Минуты через две человек вновь заговорил:
      — Бесполезно им сопротивляться. Мы гибнем… в центре идет стрельба, они до нас сейчас доберутся…
      И опять долгие помехи. Изображение мужчины исчезло.
      — Это все? — спросил я, когда мое терпение лопнуло смотреть в бесконечную рябь и прыжки цветных пятен.
      — Смотри дальше!
      Экран вновь вспыхнул. Изображение стало более четким, чем в первый раз. Симпатичная женщина с перекошенным от страха лицом кричала прямо в эфир:
      — Они до нас почти добрались. Охрана перебита! Мэт забаррикадировал двери, но это не остановит их. Сообщаю вам, что… — к моему сожалению дальше пошли помехи, и что говорила женщина, было непонятно. Но следующая минута дала нам более четкую речь:
      — …там находится плутоний для атомного реактора «Мурейкер». Но платформу необходимо отбуксировать… Французская экспедиция «Жак-Ив»… ась, все поги… Русские обещали запустить «Бумеранг»… Байконур, наверное, еще может это сделать. Если… нет! нет! нет! — далее динамик издал дикий крик, а женщина с неожиданной силой и скоростью была вытянута из поля зрения телекамеры. Несколько секунд мы слышали предсмертные крики, затем объектив залился кровью и ничего не стало видно. Потом картина вообще исчезла — связь была прекращена.
      Несколько минут я сидел, полностью ошарашенный этими событиями. Было понятно, что на Земле произошла глобальная катастрофа? Но что именно? Ведь можно было предположить всякое, например, второе пришествие Христа или начало войны Сатаны против человечества.
      Конечно, было жаль, что значительная часть информации не дошла до нас. Именно ее не хватало для полной ясности картины. Ведь по обрывкам двух сообщений было трудно понять сути происшедшего.
      — Это для меня тоже загадка, — печально вздохнул Колько. — Тагасима не хотел будоражить колонистов этим сообщением, и поэтому никто из вас об этом не узнал. Наша же истинная цель — выяснить причину этой трагедии и — самое важное — постараться оказать помощь Марсу.
      — Это не ядерная война и не ледниковый потоп, — твердо произнес я.
      — Это и нам стало ясно. Но что же именно? Ожили мертвецы?
      — Мужчина говорил что-то о биологической катастрофе…
      — А ожившие мертвецы — это не биологическая катастрофа? — вяло сказал Колько.
      — Это чушь собачья, командир! Какие еще мертвецы! — выпалил я, поскольку мои медицинские знания не могли позволить принять на веру подобную гипотезу. — Скорее всего, это связано с экологической обстановкой… А вдруг это крупномасштабная бактериологическая война? — предположил я, но Колько в свою очередь отверг мои предположения:
      — Абсурд! Еще в 2005 году была принята всеми странами Всеобщая Декларация о запрещении производства, хранении и испытании бактериологического оружия, а в 2007 году под наблюдением Специальной комиссии ООН на Земле были уничтожены все имеющиеся биологические боезапасы. Кстати, это транслировали и на Марс, ты должен был сам это видеть…
      — Тогда это, наверное, экологический дисбаланс. Накопилась критическая масса, например, парниковый эффект, мутация из-за катастрофы на Чернобыльской и Мацарельской АЭСах, саранча стала размножаться со страшной скоростью, появились новые болезни — все это смешалось и в один прекрасный — точнее не прекрасный — день отозвалось мощным взрывом. Господи, командир, да причин для биологической катастрофы на нашей Земле-матушке сколько угодно, и, причем все созданы человеком!
      — Но там человек говорил о каких-то монстрах!
      Я задумался.
      — А вдруг это образное понятие? Садиста-убийцу тоже можно назвать монстром. Им же может оказаться и обычный квартирный таракан, если особенно смотреть на него через микроскоп! У страха глаза велики, и этот мужчина мог наплести все что угодно!
      — Не знаю, не знаю, — покачал головой Колько.
      Я попросил его еще раз прокрутить запись. Андрей сделал это, правда, без особой охоты, видимо, ему уже надоело изучать одно и тоже.
      И когда экран вновь погас, я повернулся к командиру.
      — Что-то смог обнаружить?
      — Нет. Я имею в виду катастрофу. Но для нас есть другая, не менее важная информация. Женщина сообщила, что плутоний для наших реакторов запакован и готов к отправке. Он находится в специальном контейнере на платформе. Может быть, эта платформа укреплена на российском шаттле «Бумеранг»? Тогда космодром Байконур — это место запуска космоплана!
      — Но «Бумеранг» не долетел до Марса, — возразил Андрей.
      — Конечно. Он и не стартовал. Видимо какие-то причины не позволили осуществить его запуск. А другие космодромы были в таком состоянии, что никакой другой шаттл не покинул Землю.
      Колько с этим согласился.
      Мы задумались и совсем забыли о еде. В таком состоянии нас застал спустившийся с камбуза Тод, который «нечаянно», как оказалось, умял и наши порции без остатка. Об этом правдиво свидетельствовал надувшийся подобно мячу живот техасца. Нам это не показалось большой бедой — мы с Андреем довольствовались чаем и холодной закуской, которую быстро извлекли из холодильника.
      Тем временем «Центурион» продолжал мчаться к Земле, с каждой секундой приближая нас к страшной тайне.

      20 июля мы уже достигли цели. Под крыльями космоплана простиралась голубая поверхность планеты. Даже сквозь белесую пелену облаков она казалось девственно чистой и, в отличие от ржаво-красного Марса, радовала своей жизненной силой. Солнечные блики прыгали в атмосфере словно зайчики. Через иллюминаторы мы без труда угадывали айсберги в северных широтах. Острова казались чернильными размытыми пятнами, размазанными по холсту невидимого художника, а континенты напоминали зелено-коричнево-желтые панцири черепах.
      Обычно космонавты с умеренных высот видели проплывающие по океану лайнеры, которые оставляли за собой пенистые хвосты, прочеркнувшие небо самолеты, а также дымящиеся трубы заводов и фабрик. С помощью специальной аппаратуры можно было разглядеть людей и автомобили. У «Центуриона» оптические устройства не обладали значительной разрешающей способностью (поскольку он был грузовым кораблем, а не научным), и как мы не мозолили глаза в перископы, ничего путного увидеть не смогли. Города казались вымершими. Никакого движения. Ни какой технической деятельности.
      — Здания и сооружения вроде бы стоят, — сказал Тод, отрываясь от окуляров. — Может там люди.
      — Но не все здания целы. Я, например, вижу много разрушений, — произнес Колько.
      — А я через иллюминатор ничего не вижу, — с обидой произнес я, поскольку товарищи не допустили меня к перископу. Уловив эти нотки в моем голосе, Колько усмехнулся и подключил к перископу электронику. Теперь сигналы внешних датчиков и телекамер поступали также на видеомонитор, чтобы я мог разглядеть поверхность планеты, а бортовой компьютер — обработать все данные.
      Нужно признаться, что это не внесло никакой ясности.
      — Что показывает радиоперехват? — спросил Колько.
      — Локаторы не регистрируют каких-либо радиопередач, только естественный фон.
      Ответ Тода еще больше смутило нас.
      — Странно, Земля раньше была зоной повышенного радиоизлучения, — сказал я. — А на наши сигналы вообще не реагирует никто, словно все радиопередатчики вышли из строя!
      — А ты, наверное, хотел увидеть рекламу шоколада «Сатурн» или услышать песенку о Винни-Пухе? — съехидничал Алленс. — Кто может ответить нам, если ни одна приемная станция не работает?
      — А система ПВО? Неужели с ними невозможна связь? — простонал я. — Не вериться, что вооруженные силы, всегда готовые к экстремальным ситуациям, не проявляют себя в это непонятное и ужасное время!
      Терпение Тода лопнуло.
      — Слушай, Тимур, не скули, — вскипел он. — Уже час, как бортовой компьютер посылает на всех частотах — от гражданских до военных — наши позывные. И какой итог? Даже комар ответить не желает! А знаешь почему? Потому что некому на Земле послать ответный сигнал!… Слушай, не вой в душу и не действуй на нервы, пожалуйста!
      Это меня задело. Я вроде бы и не распускал нюни, а вот у Алленса самого нервишки пошаливали. Думаю, он тревожился из-за этого странного молчания и не мог найти себе места.
      — А вы что скажете, кэп? — обратился к нему бортинженер.
      Колько несколько секунд обдумывал ответ. А затем сказал:
      — Для начала свяжемся с Марсом и передадим информацию о первых наблюдениях. Тагасима ждет новостей.
      — Но мы ничего не увидели, — вставил Тод, но командир, сердито взглянув на него, гаркнул:
      — То, что сейчас мы увидели на планете — и есть первые симптомы трагедии. Конкретности узнаем, когда приземлимся!
      — Куда? — разом спросили мы с американцем. Последняя фраза ошеломила нас, ибо совершить посадку в подобных условиях мог только или сумасшедший, или тот, кто не разбирался в космических кораблях, или… профессионал высокого класса.
      Я промолчал, так как понимал необходимость разобраться в случившемся непосредственно на самой планете. Однако Тод впервые проявил признаки смятения и даже страха. Он признавал мастерство Колько, но, будучи всего лишь вторым пилотом и, по сути, больше земным бортинженером, не мог представить себе подобную посадку и опасался за последствия. И, естественно, начал сопротивляться решению командира, только не бунтарскими методами, а с помощью убеждения и доказательств:
      — Кэп, системы наземного и космического телерадионаведения не функционируют. Нам ничего неизвестно о техническом состоянии космодромов. А вдруг там повреждены взлетно-посадочные площадки? Кто нам даст сводку о метеоусловиях? Как вы думаете в таких условиях приземлить шаттл? — завалил он вопросами. В принципе техасец был прав, инструкции запрещали пилоту принимать активные действия в подобных нештатных ситуациях. Дело в том, что космоплан типа нашего совершал посадку при скорости свыше трехсот километров в час и только при идеальной погоде и при технически нормальном состоянии космодрома. Постоянная корректировка радиомаяков как с космоса, так и с Земли позволяла шаттлу не отклоняться от курса. Кроме того, бортовой компьютер ежесекундно получал в полном объеме информацию о скорости ветра, магнитных аномалиях, давлении атмосферы, температуре, ионизации, турбулентности и многих других параметрах, которые позволяли пилоту и автоматике удерживать корабль в необходимом направлении и избегать опасностей.
      Конечно, компьютер был способен самостоятельно посадить «Центурион» на Землю. Только здесь требуется уточнение: при поддержке наземных и космических навигационных систем. А поскольку они не работали, то пилот брал риск на себя, переключаясь на ручное управление. Это было сложным делом. Ведь шаттл весил значительно больше, чем знаменитый «Джамбо» — тяжелый аэробус «Боинг-747». А удержать такую махину в полете человеку трудно.
      — Алленс, ты можешь предложить другой вариант? — спросил Андрей, повернувшись к бортинженеру. — С парашютом не хочешь выпрыгнуть, а? Или катапультироваться? Давай, действуй!
      Но Тод молчал. Ему было стыдно за свой страх, впрочем, вполне естественный. Ведь не для этого он преодолел более ста миллионов километров, чтобы бабахнуться на землю расплавленным железом.
      — Вы правы, командир, — нарушил молчание я. — Чего без толку вращаться вокруг Земли, если ничего нового не узнаем. Только там, на поверхности, — для убедительности я ткнул пальцем вниз, где располагалась Земля, — мы можем понять все.
      Увидев поддержку командиру, Тод сдался.
      — У меня только один вопрос, если можно, конечно, — произнес он.
      — Да, Алленс, я слушаю!
      — Вы уверены в успехе?
      Колько усмехнулся:
      — Можешь на меня положиться. А много налетал на своем веку. Бывал в различных передрягах, но всегда выползал на свет божий, может быть, и с мокрыми штанами, зато целым и невредимым. На пилотировании в нештатных условиях я собаку съел. Так что обещаю посадить шаттл так, что вода в стакане не прольется! Тебя это устраивает?
      Тоду ничего не оставалось, как ответить:
      — Да… А какой космодром выберем? — вдруг оживился он и стал проявлять бурную деятельность. Он включил карту на дисплее. Там возникли изображения островов и континентов. Где загорались красные огни — это означало местоположение земных космодромов, где зеленые — это стартовые комплексы морского базирования (могли запускать космические корабли или принимать шаттлы с вертикальной посадкой — а таких аппаратов в мире насчитывается единицы), желтые — это аэродромы, способные принять тяжелые авиалайнеры и космопланы. Синие огоньки указывали на расположение систем радио — и телеслежения, а фиолетовые — на радиомаяки посадки.
      Бортовой компьютер проглотил эту информацию и через секунду дал ответ, отметя в сторону практически все космодромы и аэропорты, поскольку без механизмов наведения туда было нечего соваться. Только две взлетно-посадочные полосы могли принять «Центурион» — это космодром «Байконур», расположенный на территории Казахстана, и база ВВС США Эдвардс.
      — Эдвардс — это прекрасная база, — как бы невзначай произнес Алленс. Но Андрей сразу раскусил его:
      — Будем сажаться туда, где больше шансов не свернуть себе шею. Я визуально рассмотрю взлетно-посадочные полосы и только потом вынесу свое решение.
      Тод пожал плечами.
      Колько прильнул к перископу. Применение метода оптико-электронного анализа позволило выявить состояние двух аэрокосмодромов. Фотосъемка, теплограмма, топография, магнитное сканирование подтвердили первое впечатление, которое возникло у командира, когда он визуально рассматривал базу Эдвардс. Посадочная полоса американского аэродрома напоминала полигон и еще больше — лунный ландшафт. Дело в том, что бетонное покрытие было в кратерах и воронках. Вероятно, здесь произошел хороший артобстрел.
      — Кажется, это ковровое бомбометание, — произнес Колько. — Бетон аж в пыль искрошился… Так что извини, Тод, твоя страна отпадает.
      — А как Байконур? — спросил я.
      — Сейчас изучим состояние казахстанского космодрома.
      Он оказался в отличном состоянии. С высоты было видно, что ни одно из сооружений не пострадало. Приборы зафиксировали только одну трещину, да и то — возле складов, а не на посадочной полосе. Космический комплекс мог принять «Центурион», таково было мнение борткомпьютера и, естественно, командира.
      — Итак, наша цель — Байконур! — сказал Колько, а затем тихо добавил: — Там же находится и наш плутоний!
      Компьютер выбил шанс благополучной посадки: сорок девять процентов. Для такого мастера высшего пилотажа, каким являлся Андрей, это было больше, чем требовалось. Командиру осталось только рассчитать траекторию посадки с наименьшими затратами топлива (горючего должно было хватить для взлета в космос) и перевел управление на «ручник», доверив автоматике только контроль за состоянием бортовых систем. Тод со своего пульта незаметно включил программу, по которой компьютер частично подстраховывал действия пилота и в случае чего мог исправить ошибки пилотажа. Знай бы об этом Колько, то он воспринял бы действия бортинженера как страшное оскорбление.
      — По местам! — скомандовал Андрей. Вообще-то это относилось ко мне, поскольку командир и техасец уже сидели в креслах, пристегнувшись. Я прыгнул в свое и щелкнул замками крепежных ремней.
      Включились двигатели и космоплан, фыркнув, нырнул вниз. Навстречу нам устремились рев атмосферы, треск защитной пленки аллотропного кислорода и короткие разряды насыщенного электрического пояса ионосферы. Термостойкие плитки предохраняли корабль от перегрева, но при продолжительном стремительном полете температура могла достичь критической точки, и термозащита долго не протянула бы. В этом случае «Центурион» вспыхнул бы подобно огненному метеору. Применять для гашения скорости парашюты решился бы только человек с мозговой недостаточностью.
      Но Андрей не зря считался ассом, и диплом пилота ему выдали не за успехи на тренажерах. Он, нисколько не изменившись в лице, спокойно потянул на себя штурвал. Нос космоплана автоматически приподнялся и корабль днищем и крыльями стал тормозить: созданная, таким образом, воздушная подушка значительно снизила скорость и уменьшила опасность перегрева корпуса. Командир поочередно включал двигатели маневра и этим самым удерживал летящую махину в нужном курсе и в необходимом положении. Через несколько минут мы уложились в рассчитанный график полета — об этом свидетельствовал безукоризненный дисплей, на котором две разноцветные линии слились воедино.
      — Спуск будет длиться два часа в режиме планирования, — сказал нам Колько. — Попутные ветры позволят нам долететь до космодрома без лишней траты горючего.
      — О" кей, — сказал Тод.
      — Разрешаю немного расслабиться, дальше шаттл поведет автопилот, — добавил командир и снял управление с «ручника». Он не догадывался, что бортовой компьютер уже давно уже «сидел» в системе посадки.
      Однако он поторопился. Его слова, наверное, не понравились господу богу, а, может быть, и самому сатане, поскольку дальнейшие несколько минут прошли не очень приятно. Сглазил, в этот момент подумал я.
      Космоплан шел на высоте сорока километров, когда в стратосфере начался ураган. Мощный воздушный поток подхватил нас и понес в совершенно другую сторону. Судя по всему, шаттл направлялся к Антарктиде. Ни у кого из нас не было желания устанавливать контакты с пингвинами, и поэтому мы бросились к пульту.
      — А-а, черт! — процедил Колько и вновь переключил управление с автопилота на «ручник». Он пытался вернуть «Центурион» на прежний курс, используя аэродинамические характеристики космоплана. Это особого эффекта не дало. Датчик продолжал отчаянно пищать, как не вскормленный птенец, сигнализируя нам, что дистанция между расчетной и новой линией полета с каждой секундой увеличивается.
      Крякнув от досады, командир пошел на последний шаг — воспользовался стартовыми двигателями. Их мощности хватило, чтобы вырваться из зоны действия урагана и вновь очутиться в более спокойной воздушной среде. Постепенно красная линия стала сливаться с синей.
      — Не беспокойтесь, ребята, — сказал Колько, шумно вздохнув. — Я ведь обещал мягкую посадку!
      — А где мы? — поинтересовался я.
      Электронный штурман указал на карте, что мы летели над Ираном. Через локатовизор я всматривался на поверхность, восхищаясь ее красотой. В который раз мне приходилось восхвалять конструкторов, сумевших построить систему электронно-оптического изображения. Экран давал более ясную и четкую картину, чем простая аэрофотосъемка.
      — Высота — тридцать пять километров, расстояние до цели — полторы тысячи километров, скоро будем проходить над Республикой Узбекистан, — сообщил Андрей, прочитав эти данные с информатора.
      — А жалюзи открыть можно? — спросил я. — Что-то хочется взглянуть на Землю своими глазами, а не через телекамеры.
      Можно, можно, — проворчал командир. Он и сам хотел посмотреть на поверхность планеты непосредственно через собственное восприятие. Щиты, которые автоматически закрыли иллюминаторы в момент вхождения в атмосферу с целью предохранения стекол от перегрева, по команде Колько втянулись в пазы. В ту же секунду живой солнечный свет ударил нам в глаза.
      О-о, это были совсем иные ощущения. Как красивы были зеленые массивы, коричневые каменные гряды, курчавые облака, желтое солнце и ярко-голубое небо. Конечно, иллюминатор не давал той четкости, что локатовизор, однако естественное изображение было более реальным и давало вкус окружающего мира. Например, я видел, как кое-где петлявшиеся змеей речки и блестевшие голубые глади озер, которые на дисплее выглядели бы как цветные графические контуры.
      — Фантастично! — прошептал Тод. Конечно, после ржаво-красных песков Марса здешняя, пусть даже самая куцая и бедная на флору и фауну, поверхность казалась для нас настоящим Эдемом. Лучше жить в Сахаре, чем в пустынях красной планеты, подумали мы в этот момент.
      — Внимание, начинаю спуск до пятнадцати километров, чтобы попасть под попутный ветер, иначе нас опять начнет сносить на юг, — произнес Колько.
      — А когда моя родина? — спросил я, подразумевая Узбекистан (для многих колонистов Марс фактически стал настоящей родиной). Рассказами о своей солнечной стране, богатой вкусными фруктами и овощами, гостеприимными людьми и древними городами, мне пришлось поморочить души не одному колонисту. И буквально каждый (даже сам Тагасима) мечтал при возможности вернуться на Землю посетить эту республику.
      — Скоро будем, не беспокойся. Сможешь разглядеть свою страну до мельчайшей подробности… А сейчас приготовьтесь, я начинаю! — предупредил Колько.
      — Давайте, кэп! — произнес Тод.
      Спуск оказался таким быстрым, что у меня первой мыслью была фраза "Корабль вошел в штопор". Желудок почему-то очутился у горла, а душа, наоборот, ушла в пятки, где она заприметила тепленькое и безопасное место. Перед глазами возникло неприятное видение, как шаттл врезается в гору, взрыв, части корпуса разлетаются на десятки километров, а санитары природы — грифы и гиены с удовольствием поедают наши останки, жалея, что такая вкуснятина редко падает с неба.
      Слава богу, сбыться этим дурным мыслям не пришлось, так как Колько и не думал терять управление. На необходимой высоте он вывел космоплан из стремительного спуска и перевел в плавное планирование.
      — Испугался? — насмешливо спросил он меня, когда я соизволил открыть глаза.
      Я чуть не испепелил его своей яростью.
      — Успокойся, — произнес Андрей, почувствовав вину.
      — Сейчас штаны поменяю и успокоюсь, — недовольно пробормотал я. — К чему этот сверхпилотаж?
      — Ну, хотел немного пощекотать вам нервишки, да заодно посмотреть, как поведете себя в такой ситуации! Тод, а ты что скажешь?
      Тод испугался не меньше моего, но вида не показывал.
      — Весело, кэп. Когда-то с ребятами из базы ВМС я на «Ф-144» выделывал такие же штучки. Правда, это было давно, и за штурвалом был я…
      — Вы, наверное, сговори… — закончить свою мысль я не успел, как вдруг замигала система радиоперехвата. Приборы сообщали нам, что шаттл попал под радиолуч.
      — Кто-то нас засек! — быстро сказал командир. — Мы прошли Туркменистан и сейчас находимся над Узбекистаном. Скорее всего, это службы ПВО нас прощупывают!
      — Первый контакт! — вскричал я. — Нужно связаться с ними!
      Но контакт оказался более быстрым, чем можно было ожидать. Причем инициаторами явились не мы. Через несколько секунд отчаянно запищала система противометеоритного оповещения и резкий взрыв, который потряс корабль до основания.
      Я и Колько были пристегнутыми, а Тод уже успел отпустить крепежные ремни. В итоге он вылетел из кресла и носом чуть не пропечатался о приборную панель. Благо я успел его хватить за ногу, а техасец сам уцепился за подлокотник. Таким образом, Алленс сумел предохраниться от сильного ушиба.
      — А-а, твою мать! — выругался Колько, что я впервые услышал из уст командира. Но видимо, ситуация была настоль сложная и опасная, что он позволил себе сквернословить.
      Но что случилось? Рев аварийной сирены только действовал на нервы и не позволял сосредоточиться на причинах катастрофы. Я почему-то подумал, что при таких ситуациях лучше всего снабжать аварийную систему музыкой Баха или Моцарта, по крайней мере, она заставляла бы космонавта собраться.
      Поэтому я первым делом отключил эту ужасную какофонию. Тод с благодарностью взглянул на меня — его тоже нервировала сирена. Бортовой компьютер, потеряв возможность выдать информацию о состоянии корабля с помощью звуковой сигнализации, перешел на визорную и выдал на дисплей целую плеяду сообщений. Но у Колько не было времени ее читать, он пытался выровнять воздушную машину, которая плясала рок-н-ролл и бугги-вугги одновременно. Корабль заваливало в штопор.
      — Что произошло? — спросил я, чувствуя, как душа собирается опять транзитом последовать в привычное убежище, оставляя тело на произвол судьбы.
      — Не мешай! — рявкнул на меня Колько. — Тод! Информацию о состоянии корабля!
      Бортинженер стал читать сообщения с дисплея. Я своим ушам не поверил. Вышли из строя все двигатели. Взрыв произошел именно там. Кроме того, поврежденными оказались рулевые тяги, а также ряд не менее важных электронных узлов и механизмов космоплана. Ситуация точно подходила к некогда популярной песенке "Мы летим на последнем крыле…"
      — Не понимаю, что произошло! — простонал Тод. И я старался из океана данных выудить рыбку первопричины нашего сегодняшнего состояния. Как прошептал техасец, это все равно, что искать червяка в густом и глубоком иле.
      Тут произошло еще три взрыва, и шаттл окончательно перестал слушаться рулей. Автоматика отключилась, приказав нам долго жить. Приборы обесточились, видимо, были где-то перебиты энергокабели, а может разлетелись в клочья аккумуляторы и генератор. В любом случае дисплеи и экраны потемнели, стрелки на приборах замерли, индикаторы лопнули, а компьютер не отвечал на запросы Тода.
      — Иногда и машины умирают! — тихо произнес я.
      Колько, видя, что его попытки стабилизировать полет безуспешны, решил принять окончательное решение:
      — Внимание, всем катапультироваться!
      Мы с Тодом одновременно нажали на кнопки экстренного запуска кресел, на которых собственно и сидели. Ведь это была система аварийного спасения космонавтов. В фюзеляже корабля должны были открыться люки, а мощные пиропатроны должны были выстрелить нас из корабля. Так всегда происходило во время испытаний шаттла.
      Но сейчас люки не открылись. Естественно, катапульты не запустились, и мы остались на "Центурионе".
      — Вы еще здесь?! - взревел Колько, повернувшись к нам. — Я же приказал покинуть корабль!
      — Катапульты не сработали, — заикаясь, произнес Тод.
      Колько помрачнел.
      — Нас сбили! Это я вам точно говорю! — прохрипел он, наконец. Его лицо было краснее, чем у самого спелого помидора.
      — Это ракеты класса «земля-воздух» с инфракрасным наведением. Ручная система, иначе от более мощной боеголовки шаттл разлетелся бы вдребезги!
      — Вдребезги мы можем разлететься, если шмякнемся на землю! — сказал я.
      Кэп, а вы обещали нам мягкую посадку! — вдруг вставил Тод.
      — Извини, браток, но я тебя обманул, — процедил Колько. — Нельзя же быть таким доверчивым… Ракеты нас нашли по теплу, и попали прямо в двигатели…
      — Очень интересная информация, — язвительно произнес я. — Можно еще раз поприсутствовать на ваших лекциях о системах ПВО, а?
      Андрей только яростно прорычал в ответ, а затем вообще от нас отключился. Теперь все его внимание было сосредоточено на управлении. Он пытался удержать корабль в горизонтальном положении. Пот градом катился по его лицу, которое превратилось от напряжения в маску.
      В данной ситуации от меня лично ничего не зависело. Хотелось бы, конечно, посмотреть на эти головокружительные приключения со стороны, как, например, в кино. Поболеть там за героев, поахать, когда он попадает в ужасные переделки, и радоваться тому, как он выходит из них целым и невредимым. Однако именно я сейчас участвовал в таких действиях.
      Я закрыл глаза. Попытался сосредоточиться на том, кому понадобилось сбивать «Центурион». Корабль летел на высоте семи километров. В любой электронный бинокль можно было увидеть, что это космический корабль, а не стратегический бомбардировщик. А согласно международным договорам, любой космоплан имеет право беспрепятственного пролета над любой территорией.
      Но этот договор действовал в обществе, где царил порядок и закон. А если в стране беспорядки? Власть захватили террористы? А может, военные группировки ведут разборки между собой и приняли шаттл за боевую единицу противника? Или наоборот, тоталитарный режим, который изолировал народ от общения с другими и установил "железный занавес"? Тогда, конечно, любому воздушному судну запрещено залетать на территорию.
      В общем, трудно было разобраться в этом.
      — Ребята, держитесь! Сейчас будет весело, как на американских горках! В случае чего посмеемся вместе на том свете!
      — Ох, кэп, хотелось бы на этом! — прошептал Алленс.
      Поверхность приближалась с необыкновенной быстротой. Наклонившись набок, космоплан мчался к земле, готовясь к шумному поцелую с землей. После такого бурного контакта наверняка наши мозги могли найти в Индии, а части корабля — в Австралии.
      — Тод, вылей топливо из баков! Быстро! — прохрипел Колько.
      Тод сразу понял, что имел в виду командир. Ведь горючего на корабле имелось довольно много. Именно на нем мы собирались вернуться на Марс. А теперь оно превращалось в мощный боезапас. Удар о землю мог детонировать жидкость, находящуюся под огромным давлением. Тогда взрыв уже точно обеспечен.
      Тод нырнул под пульт и стал дергать рычажки. Система ручного слива находилась именно там и — слава богу — не вышла из строя. Тотчас крышки отлетели в сторону, и кипящая жидкость фонтаном вырвалась наружу. Нужно было успеть слить несколько десятков тонн топлива до того, как мы упадем на землю.
      — Шасси! — вновь выкрикнул Андрей. Эту команду Тод не сразу осознал, несколько секунд он бестолково смотрел на Колько и лишь затем опять бросился под пульт. Там тоже находился рычажок ручного запуска шасси. Сразу выполнить, казалось бы, простую операцию, ему не удалось. Видимо, где-то были разорваны гидроприводы. И лишь с шестой попытки телескопические шасси выдвинулись из днища корабля.
      — Готово, кэп, — отрапортовал он.
      — Молодец! Запустить парашютную систему сможешь?
      — Сейчас? — растерялся Тод.
      — Нет, только когда скажу!
      — Смогу!
      Это была неплохая идея — выпустить купола, когда колеса коснуться земли. Таким образом, можно будет уменьшить тормозной путь.
      Но где садиться? Может быть, радар и выявил подходящий участок местности, однако мы видели только каменистые площадки и холмы с редкими деревьями. Корабль все больше приближался к земле, маленькие зеленые точки увеличивались в размерах и превращались в кроны чинар и тополей, а коричневы пятна — опухали до валунов и огромных булыжников. Где-то вдали мелькнул город.
      — Нам труба, садиться некуда, — прошептал Тод.
      Но я был оптимистом. И за это был вознагражден.
      — Что это? — вскричал я, указывая в сторону.
      Слева змеилась серая лента — автомагистраль. С высоты она казалась совершенно заброшенной. Ни одного человека, ни машины заметить не удалось. И это было даже лучше, так как при посадке мы могли принести им много проблем.
      — Не дотянем! — покачал головой Тод.
      — А, по-моему, дотянем! — не согласился я. — Это бетон. Крепкий и — самое главное — ровный!
      Тод настаивал на своем мнении:
      — Не дотянем!
      — Типун тебе на язык! — разозлился я. Тут люди хватаются за каждую соломинку, а техасец уперся как баран — и все!
      Андрей ничего не сказал. Он не отвлекался на нашу перебранку. Неизвестно, как ему удалось развернуть корабль (может всевышние силы вмешались), только «Центурион» вскоре завис над автомагистралью. Но, к сожалению, мы больше падали, чем безмятежно планировали, и, когда до поверхности остались последние метры, я вновь воспользовался старым приемом против страха — закрыл глаза и сжался, в предвкушении неизбежной катастрофы.

      Жуткие ощущения не заставили себя долго ждать. Я всем нутром почувствовал такую встряску и грохот, что, казалось, мои органы вылетят наружу, а кости рассыпятся. Было удивительно, что этого не произошло: кости каким-то чудом сохранились, внутренности остались на месте, но растяжение мышц я все-таки получил.
      Шасси, естественно, не выдержали подобной нагрузки. Они лопнули, когда космоплан свалился на автомагистраль. Корпус треснул, и этот звук прозвучал подобно мощному орудийному выстрелу. Визг раздираемого металла оглушил нас. У меня, например, уши отключились на некоторое время.
      Космоплан юзом проехался по бетонному покрытию, снося на своем пути перегородки своим четырехсот тонным весом, и остановился только за несколько метров от автобусной остановки. Обшивка лопнула подобно перезревшей кожуре банана. Во все стороны полетели приборы, механизмы, двигатели корабля. Благо топлива в баках не оставалось, иначе мог вспыхнуть пожар, а последовавший взрыв вернуть нас в небо, откуда только что с грохотом упали.
      А затем наступила тишина. С момента катастрофы прошло несколько минут, хотя в моем сознании время растянулось как жевательная резинка не нескольких часов. Я пошевелился. Вроде бы цел, но глаза открыть боялся. А вдруг я лишился какой-то части тела?
      Постепенно слух стал возвращаться: до меня долетели хлопки парашютов, которые раскачивались на ветру, а затем шум каких-то механизмов и журчание жидкостей из пробитых масло- и гидроприводов.
      — О господи, за какие грехи ты нас наказываешь? — голос Тода вернул меня к реальности. Я открыл глаза. Везде царил полный разгром. Космоплан не подлежал восстановлению, и мне стало жаль "Центуриона".
      Зато корабль свою миссию выполнил, — прошептал я, никак не понимая, каким образом мы уцелели в этой ужасной аварии. В истории космонавтики было много различных катастроф и трагедий, но подобные нашей не оставляли в живых экипаж. Неужели здесь приложена рука Всевышнего, мелькнула мысль.
      Аварийное освещение не работало. В принципе, здесь ничего не могло работать. Но света было достаточно — солнечные лучи проникали сквозь уцелевшие иллюминаторы.
      Мои товарищи находились на своих креслах. Алленс уже очнулся и осторожно встал. Колько, навалившись на останки штурвала, тихо постанывал.
      — Ребята, вы закончили свою работу. Спасибо вам. А теперь наступила моя очередь засучить рукава, — произнес я и приступил к исполнению своих прямых функциональных обязанностей. Среди искореженного металла мне удалось обнаружить аптечку с сохранившимися в упаковке препаратами и инструментами.
      Первым делом я подошел к командиру. Осторожно откинув его на спинку кресла, я осмотрел его внутренности с помощью миниатюрного видеоскопа. Повреждений там я не обнаружил. Внешний осмотр выявил несколько сильных ушибов на лице и теле. Из носа тоненькой струйкой стекала кровь. Состояние пациента не вызывает опасений, подумал я.
      Для начала воспользовался традиционным нашатырным спиртом. Аммиачный запах сразу ударил в голову, вернув сознание командира к "месту прописки".
      — Сели? — слабым голосом спросил Андрей, открывая глаза.
      — Угу, только не двигайся, я еще не закончил, — ответил я.
      Автоматический шприц хранился в самом дальнем уголке аптечки, и мне пришлось повозиться, чтобы извлечь его. Быстро вставив ампулу с активатором, я впрыснул командиру под кожу препарат. Колько дернулся, словно через него пропустили электрический разряд. Впрочем, лекарство можно было назвать молнией по своему эффекту воздействия. Мне было известно, какие колоссальные изменения оно вызывало в организме: усиливался процесс метаболизма, ускорялся обмен веществ, срастались поврежденные ткани, а органы восстанавливали утраченные функции. В медицинской среде этот препарат называли эликсиром жизни и, честно говоря, так оно и было. Только высокая себестоимость не позволяла его продавать в аптеках. Фактически эликсир использовался для космонавтики.
      По моим расчетам, уже через несколько минут Колько должен был прийти в себя.
      — Тебе помощь требуется? — спросил я Тода, который стоял посреди кабины и ощупывал себя. Он поднял голову и коротко ответил:
      — Нет.
      Вообще-то я и сам видел, что с техасцем было все в порядке.
      — Коллеги, — тогда обратился я к своим друзьям. — Вы превзошли самих себя. Сама старушка смерть дышала в иллюминатор, но вы сумели отвести «Центурион» от ее косы.
      — Что-то ты запел поэтическим фразами, — произнес Андрей, еще не полностью придя в себя, однако вполне хорошо услышав меня. — Раньше я за тобой не наблюдал подобного!
      — На Марсе мы занимались разными делами, командир, — ответил я, — и поэтому вы не могли знать обо всех моих интересах. Только я хотел бы выразить свою признательность вам, командир! Я лично убедился в вашем сверхмастерстве!
      — Лесть оставь для моей жены, она любит, когда хвалят ее супруга, — поморщился Андрей. — Я же терпеть не могу подобных козлиных излияний.
      — Какие же это козлиные излияния? — обиделся я. — Это элементарные чувства человека, который рад, что остался в живых и только с помощью профессионализма другого!
      — Я тоже поддерживаю мнение Тимура, вы, кэп, совершили чудо! — пробурчал Тод. Он встал на обломки пульта и оттуда взглянул в иллюминатор.
      — Ба! — выдохнул он, когда его взгляду предстала картина окружающей местности. — Мы в дерьме!
      — В Узбекистане нет такого количества дерьма, в котором мог бы утонуть шаттл! — во второй раз обиделся я, только уже за свою державу. — Ты, наверное, преувеличил, увидев обычный туалет!
      — Извини, Тимур, но я имел в виду совсем иное, — произнес Алленс. — Наш космоплан разбит, как банковский сейф с деньгами после прямого попадания кумулятивного снаряда грабителей!
      — Хорошее сравнение, но это можно было понять, не смотря в иллюминатор! — громко сказал Колько. Судя по его бодрому голосу, препарат оказал положительное влияние. Командир окончательно вышел из «коматозного» состояния. Без посторонней помощи и особых усилий он встал и сделал несколько шагов.
      — Части корпуса разбросаны на добрые десятки миль, — продолжал Тод, нисколько не обидевшись. — И ни одной души. Тимур, в Узбекистане так часто происходят катастрофы космических кораблей, что никто не проявил к нам интереса?… Кстати, а что за город мы видели перед самой посадкой?
      Колько задумался.
      — Это Северный Узбекистан, — произнес он, наконец, видимо, вспомнив какие-то последние навигационные данные. — Если судить по карте, которую я видел перед аварией, мы приближались к Ташкенту.
      — Тогда это мой родной город, — тихо произнес я и в один миг вспоминания об отчем доме, родных и близких хлынули из памяти. Я одиннадцать лет сдерживал естественные чувства и тоску по родине. Ностальгия взяла свое сейчас.
      — Эй, очнись, не время сейчас до воспоминаний, — вернул меня в реальный мир Алленс, тряся за плечо. — Нам нужно выбираться отсюда, а то нам, как видно, никто помогать не собирается!
      — Тебе что, трап подать нужно, — пошутил я. — Выйдем через дверь, как всегда.
      — Не думаю, — не согласился бортинженер.
      Действительно, хотя шаттл был полностью разбит, однако наша кабина оказалась замурованной. Гидроприводы были разрушены при попадании ракет, а все люки заклинило при ударе об землю. Вышибить проход можно было только с помощью ракетомета.
      — М-да, — протянул Колько, осматривая люки, один из которых выводил в другие отсеки, второй — наружу, три остальных использовались при запуске катапульт. Последние, как было известно, не сработали.
      — Я бы сказал следующее: все мы мумии, а корабль — наш саркофаг! — мрачно пошутил Колько.
      — А что если попробовать через иллюминаторы? — предложил я. — Попытка, как говориться, не пытка! — и, захватив по пути какой-то обломок рычага, взобрался на покореженный пульт и встал рядом с Тодом.
      То, что космоплан строили на совесть, я убедился сразу, когда ударил по стеклу изо всех сил. Иллюминатор загудел, как тромбон, но не сломался. Зато мое импровизированное оружие с легкостью отскочило, словно резиновая полицейская дубинка от батута и чуть не въехала в нос бортинженера.
      — Эгей, полегче ты! — вскричал тот: в испуге отпрыгнув в сторону. — Махаешь как дровосек топором — не в лесу же!
      — Тогда нечего стоять под рукой, отойди! — посоветовал я. И, глубоко вздохнув, начал яростно бить. Моему упорству позавидовал бы самый упрямый осел. Стекло гудело на высокой ноте, вибрировало, однако и не собиралось ломаться. Через пять минут, когда я стал похож на выжатую тряпку, командир с сочувствием произнес:
      — Тебе, Тимур, лучше в опере петь или больных лечить — это у тебя лучше получается. А вот в дровосеки ты никак не годишься! На стекле — ни царапины!
      Я вытер пот со лба и, тяжело дыша, проговорил:
      — Это не стекло — это броня. Конструкторы немножко ошиблись. Лучше бы они склепали панцирь космоплана из стекла, прочнее было бы!
      Алленс, который тоже с интересом наблюдал за моими геркулесовскими подвигами, ехидно сказал:
      — Есть очень мудрая пословица, она тебе, наверное, неизвестна! Умный сначала думает, а потом делает, а вот кое-кто — наоборот!…
      — Ты что этим хочешь сказать? — с возмущением обратил я взоры на техасца. — Тогда предложи что-нибудь дельное, умник!
      Тод захихикал и пальцем указал на небольшой щиток сбоку от меня. Я уставился на надпись на крышке "Озоновые резаки. Осторожно!"
      — И что?
      — Ну, если до тебя это не дошло…
      — А-а, — тут я понял, что имел в виду ехидный американец. До чего я отупел, мелькнула мысль. Ведь эти миниатюрные устройства, предназначенные для сварочных работ в условиях космического холода, выделяли огромную температуру на двадцатисантиметровом плазменном луче, которое могло с легкостью перерезать не только стекло, но и титановый корпус.
      Тод подошел к щитку, открыл его и вынул красный баллон, по форме напоминающий больше женский дезодорант, чем космический автоген.
      — Заряда хватит? — с сомнением спросил Колько. Ему не приходилось работать с этим устройством, зато я имел знакомство: когда-то ремонтировал отсек станции, в который попал метеорит.
      — На несколько сложных операций, — ответил Алленс. — На крайний случай здесь имеется еще шесть зарядов… Ты сам сможешь или мне разобраться со стеклом? — спросил он меня.
      — Сам, сам, — проворчал я.
      — Тогда держи, — и Тод кинул мне баллон.
      Я ловко поймал и быстрым движением снял колпачок. Приставив сопло к иллюминатору, нажал на кнопку. Ярко-голубое пламя вырвалось из баллона и ударило в стекло. Прозрачная поверхность начала темнеть, краснея, а затем, шипя, стала плавиться и большими каплями стекать вниз.
      Стараясь, чтобы горячее бронестекло не попало на меня, я баллоном провел круг. Тод и Андрей внимательно следили за моими действиями, иногда наставляя соответствующими словами, которые я не стану приводить в данном повествовании. Алленс критически высказался относительно круга, который я вырезал в иллюминаторе, мол, это больше параллелепипед. Нужно сказать, что стекло оказалось довольно термостойким и с трудом поддавалось полтора тысячной температуре.
      Вскоре все было закончено. Я ногой вышиб кусок. Края еще дымились и, стараясь их не задеть, я осторожно вылез наружу. Моя нога вступила на корпус разбитого космоплана. Вслед за мной, вылезли командир и бортинженер.
      То, что мы в Узбекистане, я убедился сразу, едва окинул окрестности. Она была мне знакома и здесь, если быть откровенным, ничего не изменилось за одиннадцать лет моего отсутствия на родине.
      Нам, привыкшим к холоду и полутемному небу Марса, адаптироваться к земным условиям оказалось делом нелегким. Солнце в это время года палило нещадно, и если над городом смог спасал от жестких лучей, то здесь можно было свариться в собственном соку за полчаса.
      Конечно, Тоду и Андрею после Марса подобная обстановка показалась раем, но через час первый энтузиазм и восторг у них прошел. Они потели как паровозы, и первые солнечные ожоги выступили на их обнаженных лицах и руках.
      Вокруг нас простиралась безжизненная равнина. Редкими пучками торчали кустарники и полусухие деревья. Они больше напоминали волосинки на проплешине. От этой скучной картины становилось тоскливо на душе.
      — У вас везде такая природа? — поморщившись, спросил Тод.
      Я возмущенно взглянул на него:
      — Нет, конечно. Ты еще не видел наши зеленые массивы. Эти земли просто предназначены для сельскохозяйственной деятельности и поэтому здесь не сажают деревья.
      — Шаттлу конец, — подвел итог своих наблюдений Колько. ему было больно за свой корабль. Любой пилот понял бы его чувства.
      Космоплан действительно развалился на куски, подобно взорванной консервной банке. Я еще раз поразился необъяснимому случаю, который позволил нам всем уцелеть в этой кошмарной авиакатастрофе. Представьте себе, крылья находились где-то далеко за небольшими холмами. Три мощных двигателя раскололись на части и были оторваны от основного корпуса. Сам корпус был похож на выпотрошенную рыбу.
      — М-да, — протянул я. — Наш подвиг тянет на рекорды, отмеченные в книге Гиннеса.
      Колько никак не мог оторваться от своего погибшего корабля. Тод тоже задумчиво рассматривал останки.
      Я повернулся к ним спиной и зашагал к автобусной остановке. Она была повреждена, но не нашим падением, а, скорее всего взрывом гранаты — навес и площадка были изрешечены осколками. На сломанной скамейке толстым слоем лежала пыль. Это доказывало, что давно ничей зад не устраивался здесь. Табличка с информацией о движении автобусов была сорвана со столбика и валялась в углу площадки.
      — Ждешь рейсового? — ехидно спросил меня Тод, подходя ко мне. Он тоже изучил автобусную остановку, и на его лице возникло выражение тревоги. Увиденное не внушало спокойствия.
      — Это мне не нравиться, ой как не нравиться, — произнес он.
      — Что именно? — подал голос Андрей.
      — Безмолвие. Не вижу никакой жизни. Ведь даже в Сахаре ползают змеи и бегают жуки и вараны. А здесь даже насекомые не стрекочут!
      Я нахмурился. В словах американца была истинна. Вездесущие мухи и комары, которые для многих жителей страны становились кошмаром, отсутствовали. А веселые воробьи? Птицы словно вымерли.
      — А может это такая природа в Узбекистане? — предположил Тод.
      — Не говори глупостей, — сердито сказал я ему. — В моей стране жизни полно. Но то, что случилось, не поддается объяснению.
      — А может это не Узбекистан, а какая-нибудь другая территория, например, Гоби или Каракумы…
      — С каких это пор города строят в пустынях, — произнес я, чуть не сожрав техасца глазами. Хотя, если честно признаться, меня самого смущала окружающая обстановка. Какая-то смутная тревога витала в воздухе. Казалось, здесь все было пропитано опасностью и страхом.
      Колько видимо уловил это, потому что он вдруг встрепенулся, быстрыми шагами направился обратно к кораблю и исчез в иллюминаторе. Мы с удивлением посмотрели ему вслед.
      — Чего это он? — произнес Алленс.
      Я пожал плечами.
      Через несколько минут Колько вновь предстал перед нашими взорами. А в его руке сверкал никелем бластер. У Тода аж дыхание перехватило. Он, как потом оказалось, был специалистом стрелкового оружия, и жить не мог без этих штучек. В Техасе семья Алленсов, владевших несколькими ранчо, постоянно ходила вооруженной, а сам Тод имел хорошую коллекцию ружей, пистолетов и даже двух автоматов. Конечно, на вполне законных основаниях.
      Бортинженер сразу оценил достоинства этой «хлопушки». Да и я понял, что у Андрея не игрушка. Это был двуствольный двадцатизарядный пистолет, который мог быть использован как для боя, так и для горных и исследовательских работ. Оружие было напичкано электроникой: лазерным прицелом, тепловизором, средством для определения ложных и настоящих целей, системой самонаведения боезапаса до мишени. Основу боеприпасов составляли кумулятивные, зажигательные, дымовые, газовые и трассирующие пули, а также миниатюрные ракетные снаряды с калифорниевой начинкой, которые выпускались из второго нижнего ствола. Фактически это было карманное атомное оружие.
      Я знал, что подобные средства входили в арсенал спецподразделений НАТО, а также особых бригад Вооруженных Сил России. Но при моей жизни на Земле они не продавались свободно в оружейных магазинах. Сейчас нас удивило то, что бластер находился на шаттле, а мы с Тодом об этом и не знали.
      — Воевать собрались, кэп? — Алленс буквально съедал глазами это оружие. — Интересно, а на «Центурионе» случайно охотничье ружье не завалялось?
      — О наличии на борту шаттла оружия должен был знать только командир экипажа, — несколько виновато произнес Колько.
      — А для нашего брата найдется еще парочка таких штучек? — поинтересовался Тод. — Я, например, не прочь обзавестись бластером!
      — Извините, ребята, но ядерный пистолет — прерогатива только моя, — тут Колько твердо стоял на своем. — А этот бластер будет стрелять только в моих руках, поскольку электроника снимает оружие с предохранителя, когда постоянно считывает информацию о моей дактилоскопии с ладони и пальцев. Посторонний не сможет им воспользоваться.
      Тоду оставалось только пожать плечами, хотя в глазах я прочитал желание пальнуть куда-нибудь и посмотреть на эффект. Но вид оружия вызвал у него и другие мысли.
      — Кэп, раз вы вооружились, значит, есть на это причина. Может, вы объясните нам, кого опасаться? — спросил он. — У меня такое ощущение, что вы знаете больше, чем я. Было бы справедливым поделиться, ведь я все-таки член вашего экипажа, а не постороннее лицо!
      Я сразу подумал о видеокассете, которую просматривал вместе с Колько во время космического полета. Рассказ мужчины и женщины с Хьюстонского центра о биологической катастрофе на планете, неизвестных монстрах, покоривших все континенты Земли, разом вспыли из памяти. И сразу стало понятным, почему Андрей решил вооружиться.
      — Ты прав, Тод, я действительно кое-что знаю. И теперь не считаю нужным держать это от тебя в тайне… — и Андрей коротко сообщил содержание видеокассеты.
      — Теперь ты видишь, к чему привела эта биологическая катастрофа, — командир указал на мертвое пространство вокруг нас.
      — О боже, — выдохнул Алленс, когда Колько закончил. Лицо бортинженера было напряженным и хмурым. — Значит, теперь планету населяют монстры?
      — Не знаю, поскольку мы еще их не видели, но быть начеку должны… А теперь берем курс на город! Тимур, можешь не глазеть на табличку, автобуса не будет! А ты, Тод, подтяни штаны — и вперед!
      — Эй, а я забыл, как называется этот город! — воскликнул Тод.
      — Ташкент! — ответил я. Признаюсь сразу, мне ужасно хотелось скорее попасть туда. Ведь там я родился, учился, там мои друзья, родные и близкие. Там, в конце концов, мой дом. Встреча с Ташкентом вызывало мне два противоречивых чувства — страх и тревогу, и нетерпение и радость.
      Мы в последний раз окинули взглядом космоплан — единственное связывающее звено с Марсом, запечатлели в памяти его останки, тяжело вздохнули и тронулись в путь. Упавший на дорогу бетонный столбик нас информировал, что до города ровно десять километров. Фактически это расстояние мы могли преодолеть за час. Космонавты хотя и не являлись профессиональными спортсменами, однако, на тренировках выкладывались вовсю и нередко устанавливали мировые или олимпийские рекорды. Экипаж «Центуриона», замечу без ложной скромности, не был исключением.

      Мы шли по серой растрескавшейся дороге и внимательно рассматривали унылый пейзаж. Встречавшиеся автобусные остановки были повреждены взрывами, а большинство столбов ЛЭП оказались снесенными с фундаментов, словно здесь прошелся смерч. Сельскохозяйственные постройки и глинобитные дома тоже были серьезно повреждены. Оттуда к нам никто не вышел, хотя я несколько раз по-узбекски звал людей.
      Через несколько километров нам встретился проржавевший автобус, у которого были выбиты все стекла и отсутствовали колеса. На борту сквозь облупившуюся краску выделялись маленькие дырочки — результат автоматной очереди. Из кабины водителя торчала, словно приветствуя в салюте, обглоданная человеческая рука. При виде ее Тоду стало не по себе. Колько достал бластер и снял его с предохранителя. Затем он приказал нам оставаться на месте, а сам двинулся к автобусу. Командир поднялся в салон, и вскоре мы услышали его возглас:
      — Ба, один скелет остался!… Ого, здесь еще три трупа!
      — Что с ними? — спросил Тод.
      Колько ответил длиной тирадой, смысл которой сводился к тому, что он, мол, не судмедэксперт и нечего ему задавать такие глупые вопросы. Для этого есть профессиональный врач, к тому же космический.
      — Иди, там тебе есть работа, — толкнул меня Алленс.
      — Я привык лечить живых людей, а не заниматься мертвыми, — проворчал я, стараясь не показывать свое нежелание разбираться с трупами.
      — Это ситуация ближе по твоей специальности, чем нашей, — хмыкнул Тод. — Я, например, привык оживлять механизмы…
      — Так ты долго будешь там стоять? — нетерпеливо крикнул из автобуса командир. Я не стал злить его и быстро влетел в салон.
      Медицину я изучал в Ташкенте, а специализацию получал уже в Университете штата Айова — именно там располагался факультет, который готовил космических врачей. Но там больше мы осваивали азы хирургии, терапии, психиатрии и эндокринологии, чем, скажем судебную медицину. Да и на станции «Arslan» кроме меня была довольно-таки крупная бригада врачей, и участвовать на вскрытии трупов колонистов, погибших на Марсе, мне ни разу не приходилось, хотя отчеты патологоанатома всегда читал. Но сейчас я должен был показать своим товарищам, что универсален и могу заняться даже и этой работой. Андрей, конечно, прав, ведь среди них только я обладаю соответствующими знаниями.
      — Приступаю, — пробурчал я и, отодвинув в сторону командира, чтобы не мешал, стал рассматривать четыре скелета. Ни на одном из них не было одежды. На полу, правда, валялись чьи-то ботинки, но ясности в картину смерти они не вносили.
      Первый скелет располагался на кресле водителя, причем сидел в такой позе, словно собирался управлять автобусом: его руки лежали на баранке, а ноги упирались в педали. Три остальных скелета просто лежали на сиденьях, словно они были обычными пассажирами и спокойно следовали к месту назначения.
      При их осмотре мне не удалось обнаружить никаких признаков насильственной смерти. Кости были белыми, отполированными до зеркального блеска. Одна деталь — в некоторых местах я заметил глубокие царапины. Отсюда я сделал вывод, что это сделал какой-нибудь хищник, скажем, одичавшая собака. Ни кожи, ни мышц, ни волос, ни других элементов человеческой субстанции не было. Складывалось впечатление, что трупы просто препарировали в какой-нибудь анатомичке и очищенные от плоти скелеты собирались передать в учебное заведение в качестве экспонатов.
      — Ну что скажешь? — спросил Колько.
      Я сделал глубоко задумчивое лицо и произнес спокойным и равномерным голосом, словно читал лекцию студентам:
      — Исходя из различных обстоятельств, а также возможного влияния определенных факторов, можно предположить, что скелеты явно принадлежали человеку…
      — Не умничай, мы это и сами видим! — проявил недовольство Андрей. Он явно ждал от меня результатов исследования, которые у меня отсутствовали. А что я мог сказать? Скелеты как скелеты. И я продолжил валять дурака:
      — Процесус артикулярис постериор и криста… — перешел я на латынь, но Колько понял мои уловки и прерывал:
      — А если быть короче и яснее, Тимур?
      И тут я сознался:
      — Ребята, можете смело мне ставить двойку. Без приборов я не могу установить причину смерти. Их вполне могли принести из музея или из школы какие-нибудь проказники и ради хохмы усадить в автобус. Я только с уверенностью могу сказать, что два скелета явно женские, а два — мужские. Это видно по тазобедренным…
      — Ладно, — махнул рукой Колько, не показывая виду, что недоволен отсутствием необходимой информации и моими «пролетами» в судебной медицине, — можешь не мучить себя…
      — Итак, — сказал он. — Скелеты, может быть, свидетельствуют, что катастрофа на Земле все-таки произошла, а с другой стороны — это может быть рядовым убийством.
      Я не согласился:
      — Следы криминала можно всегда найти, а скелеты чисты.
      — Автобус обстреливали, — заметил Тод. — Значит, заварушка была…
      — Есть только одно предположение — это монстры, о которых говорили нам с Земли. Но какие эти монстры?
      — Могу предположить, что они любят пожрать, — сказал я. — На скелетах — ни одного клочка мяса.
      На этом наши догадки прекратились.
      — Что будем делать теперь, кэп? — спросил Тод, смотря по сторонам, словно из холма ожидал ответа.
      — Тоже что и раньше — пойдем к городу. Не будем здесь останавливаться…
      Мы зашагали дальше, только на этот раз Колько не стал прятать бластер в карман. Он его держал в правой руке, готовый сразу и быстро применить в случае необходимости. Честно говоря, из каждого холма мы ожидали нападения.
      — Странно, сейчас около шести вечера, а не видно даже наступления вечера, — сказал Алленс.
      — На Марсе ты разучился жить по земному, — сказал я. — А к тому же в Узбекистане в этот период времени темнота наступает после десяти часов вечера.
      — Нам нужно успеть добраться до Ташкента до наступления темноты и найти себе убежище, — озабоченно произнес Колько. Он уже тогда чувствовал, какая опасность может быть. Его тревога перешла и нам, и мы ускорили шаги.
      Пройдя от автобуса метров сто, я обернулся. Торчащая человеческая рука, казалось, прощалась с нами, а, может быть, намекала, мол, ничего и вы скоро присоединитесь ко мне. У меня возникли дурные предчувствия.
      Вскоре мы уже находились в черте города. Об этом свидетельствовал дорожный знак с надписью "Тошкент шахри", а также когда-то роскошное здание поста Госавтоинспекции, а теперь больше похожий на развалины Колизея. У бордюров валялись автоматные гильзы, одна длинная неиспользованная пулеметная лента, милицейская фуражка со спекшейся кровью, обрывки форменной одежды и отполированный человеческий череп.
      — Ого! — воскликнул Тод, изумленно разглядывая окружающую обстановку. — Здесь, по-моему, хорошо повоевали!
      Я тоже рассматривал местность, не в силах что-либо произнести. Уже отсюда я видел многоэтажные здания, которые в большей части были повреждены.
      Колько подошел к разрушенному посту ГАИ и внимательно осмотрел выбоины от прямого попадания стрелкового оружия и пальцем провел по саже, видимо, от напалма. Действительно, здесь бой происходил серьезно и с применением страшных средств.
      — Это полицейский пост? — спросил Тод. Он попытался прочитать по-русски табличку "Давлат автомобил назорати", которая была написана на кириллице. — Абракадабра получается…
      — Потому что написано по-узбекски, а не по-русски, — сказал я и перевел американцу значение слов.
      — А у вашей дорожной полиции имеется оружие? — вдруг спохватился Тод.
      Я задумался. Конечно, как любая силовая структура государства дорожная милиция имела оружие. Помниться, сотрудники ГАИ носили табельные пистолеты, а иногда и автоматы. Но в Узбекистане, если честно признаться, всегда был порядок с криминальной ситуацией, местные милиционеры носили в основном дубинки или ходили без какого-либо оружия. А когда я улетал на Марс, то обстановка в Ташкенте вообще не внушала опасений.
      Однако гильзы от АКМ говорили, что автоматами явно пользовались.
      — Ты думаешь, что здесь мы сможем найти себе оружие? — спросил я Тода.
      — Ты правильно мыслишь, — ехидно произнес техасец.
      Мы вошли в руины. Пост ГАИ оказался зданием в три этажа и с двумя подвальными ярусами. Картина, которая предстала перед нами, конечно, была безрадостной: двери вышиблены, письменные столы сломаны, а специальная аппаратура приведена в негодность. Из стенных обломков торчала арматура. Под ногами крошился кирпич, и звякали осколки стекла. Все стены были в бурых пятнах, в которых я признал человеческую кровь.
      — Оружейное хранилище, скорее всего в подвале, — предположил я, указывая на темный проем. Оттуда потянуло такой тревогой и угрозой, что я сделал шаг назад. Почему-то мне не хотелось самому спускаться в подвал. Тод тоже испытывал сомнения. Функцию пионера на себя взвалил командир, который неожиданно появился за нашими спинами.
      — А ну-ка, ребята, посторонитесь, — буркнул он, проходя вперед. — Кто знает, что или точнее кто нас там ожидает. Лучше я с оружием осмотрю помещение, — и он, передернув затвор бластера, спустился по лестнице в подвал. Там вспыхнул миниатюрный фонарик, и пятно света забегало в темноте. Вскоре мы услышали скрежет и визг металла.
      — Все о" кей, ребята, — раздался из мрака голос Андрея. — Тут специальный сейф, по-моему, там хранится оружие. Сейчас попробую вскрыть с помощью озонового резака…
      Вдруг ярким взрывом вспыхнул резак, осветив командира и окружающее помещение, а затем искорки металла брызнули во все стороны. Сейф не был рассчитан на действие космического автогена и поэтому Колько быстро смог расплавить замок.
      — Ого! — послышалось его восклицание. — Здесь полицейские миниавтоматы «Узи-6» и один «Калашников»… Боекомплекта, правда, маловато…
      — Мне хватит одного автомата и даже одного магазина, — лицо у Тода от радости прояснилось. Мне показалось, что любовь к оружию у американцев сильнее, чем к женщине, и оно вскормлено с молоком матери. И тут понял, почему Алленс на Марсе часто просился на строительные работы, ведь там иногда приходилось пускать в дело пушки, вмонтированные в скафандр.
      Колько возник из темноты подобно демону — быстро и неожиданно. В его руках бряцали автоматы. Миниатюрные пистолеты-пулеметы «Узи» израильского производства взял себе Тод, я же предпочел старому «Калашникову», которого знал еще со школьных времен. Алленс надел пояс патронташ. У меня было всего лишь четыре рожка.
      — Армия готова, — окинув нас серьезным взглядом, произнес Колько.
      Тод уже хотел было сказать какую-то шутку, как вдруг из подвала послышался шум. Казалось, кто-то с последнего подвального яруса пытался отодвинуть канализационный люк.
      Я замер. Встали как вскопанные и мои друзья.
      — Что это такое? — встревожился командир.
      — Наверное, сантехники или слесаря из аварийной службы проверяют свое хозяйство, — пытался снять напряжение я, однако вызвал обратную реакцию. Колько гневно сверкнул на меня глазами, мол, нечего ерунду городить в такой момент, а Тод снял с плеча один автомат и быстро вставил обойму.
      — Оставайтесь здесь, а я еще раз спущусь, — принял решение командир.
      — А может лучше все мы вместе, подстрахуем друг друга, — предложил я.
      — Страхуйте меня здесь, — огрызнулся Андрей и исчез в темноте.
      Меня охватило нехорошее предчувствие. И когда я хотел высказать вновь свои опасения, странный звук повторился, только отчетливее. Объект шума был рядом.
      Мой нос уловил резкий запах.
      — Ты чуешь? — повернулся ко мне Алленс. — Похоже на аммиак…
      — А ты ожидал из канализации аромат французских духов, типа "Шанель номер пять"? — съязвил я, поднимая АК и спускаясь вслед за командиром. Тод нерешительно последовал за мной.
      — Если это существо говорит только по-узбекски, ты будешь переводчиком, — сказал техасец.
      — Тихо вы, не шумите, мешаете определить направление звука, — шикнул на нас Колько.
      Мы замолчали.
      Несколько секунд было тихо. Затем раздалась какая-то возня, неразборчивый возглас и грохот падавшего сейфа известил о начале стремительных событий. Этот шум плеткой стегнул по нашим напряженным нервам, вызывая различные реакции у нас с Тодом. Американец побледнел и нерешительно стал спускаться вниз. Я же, оттолкнув его в сторону, бросился на помощь, так как был уверен, что с командиром произошла беда.
      Подвал встретил меня кислым и острым запахом, а также сплошной темнотой. Свет от фонарика, который держал в руках Колько, дергался во все стороны, а потом потух. Поскольку в этой ситуации собственное зрение ничего не давало, я навострил уши, стараясь по звуку определить ситуацию. Судя по всему, происходила борьба. Но меня смущало другое — невозможно было определить, кто есть кто. Сложилось впечатление, что кто-то огромный, тяжелый и скользкий пытался схватить Андрея, а тот отчаянно отбивался, издавая от бессилия хрип и свист. Почему командир не применил свой мощный бластер для меня оставалось загадкой. Но времени для размышления не было. Требовалось выручать друга. И я, подняв автомат и нацелив его туда, где, по-моему, мнению находился противник, дал короткую очередь.
      Яркая вспышка выстрелов на мгновение осветила все вокруг. И нельзя сказать, что мне удалось рассмотреть все до деталей. Какая-то серая масса, взвыв нечеловеческим голосом, отпрыгнула в сторону и исчезла в проеме канализации. Через секунду оттуда послышался шум упавшего тела и быстрые перебирающие шаги, словно в действие пришло множество ног.
      Колько, упавший на бетонный пол во время выстрелов, очнулся, резво вскочил и стрелой промчался мимо меня. Он стремился к свету, где ощущал себя более уверено. А может, не желал больше оставаться в кромешной тьме с призраками. Я тоже захотел побыстрее покинуть подвал и последовал вслед за командиром. Тод, который так и не спустился в подвал, растерянно посмотрел, как мы проскочили рядом с ним, а затем, подумав, что угроза из подвала сейчас последует, тоже выбежал из здания.
      Возле шлагбаума мы остановились и перевели дух.
      Вид у командира был если не жалкий, то далеко и не бравый. Комбинезон был разорван в нескольких местах, что явилось для нас неожиданностью. Ведь конструкторы, изготавливая одежду для космонавтов, уверяли нас о высокой прочности, термоустойчивости пластоткани на основании длинных химических формул и математических расчетов. Кроме того, там, где образовались дыры, на коже темнели синие пятна, словно это были гематомы или чернильные кляксы. Колько пытался сохранить на лице выражение спокойствия и суровости, но в глазах мы прочитали удивление и страх. Видимо, то, что он увидел, вызвало даже у неустрашимого космонавта чувства ужаса и паники.
      — Ну, как вы, командир? — спросил я. — Вам нужна помощь врача? Давайте я осмотрю ваши кровоподтеки…
      — К черту! — коротко ответил Андрей и вздрогнул. Видимо, он заново переживал свою встречу с какой-то тварью.
      А где ваш бластер, командир? — тут я заметил, что не вижу штатного оружия пилота космоплана.
      — Эта мерзость первым делом выбила у меня фонарик, а затем выхватила оружия, я даже ничего не успел предпринять! — рявкнул Андрей, но затем совладел собой и заговорил более спокойным голосом. — Когда я вошел, то держал бластер в левой руке, а в правой — фонарик. И что-то липкое, влажное и противное неожиданно отобрало у меня их. Потом самого стали скручивать то ли толстые канаты, то ли щупальца. Вы знаете, ребята, я не из трусливых. В каких только ситуациях не бывал. Один раз даже оказался перед бешеным слоном, когда путешествовал по Азии, — и то устоял! Но эта тварь не поддается никаким описаниям! Даже в кошмарном сне не увидишь!… - впрочем, Колько попытался найти слова, чтобы мы могли представить это создание, но кроме жестов у него ничего не получилось.
      — Так что я понял, что сообщение, которое мы получили на Марсе, полностью соответствует реальности. Здесь произошла биологическая катастрофа, — закончил свою мысль Колько.
      Тод, который стоял и терзал себя за свою нерешительность и растерянность, наконец, произнес:
      — Простите меня, кэп, за то, что не оказал вам поддержки… Я… как бы сказать…
      Колько посмотрел на него и улыбнулся:
      — Не переживай! Все мы теряемся в нужную минуту, а затем до конца дней клянем себя за это. Сейчас растерялся, зато в другой раз придешь на помощь…
      — Спасибо, кэп, — горячо прошептал бортинженер, готовый расплакаться. — Я докажу, что не трус.
      Андрей обернулся ко мне:
      — Я благодарен тебе, Тимур, ты спас мне жизнь. С этого дня я в виде исключения разрешаю тебе спорить со мной… Эта тварь могла утащить меня как волк цыпленка. У меня даже не было сил сопротивляться ее могучей хватке.
      — Может, это мутант? — предположил Тод.
      — Может быть. Но кто бы это ни был, нам нужно сматываться с этого места, — сказал Колько. — Тод, подай мне один автомат. За новым оружием не стоит спускаться в подвал. Один раз мы попались на крючок. Второй раз попадаться — глупость в квадрате.
      Алленс передал ему второй автомат и две обоймы. Теперь командир вновь был вооружен. Только на этот раз он не стал держать «Узи» на предохранителе. Случай в подвале было хорошим уроком.
      — А почему тварь не последовала за нами на улицу? — спросил я. — Наверняка она была не одна. Здесь с нами расправиться им было бы несложно.
      — А ты заметил, что эта мерзость напала на меня в темноте, — немного подумав, сказал Колько. — Может быть это ночные животные, а днем они сидят там, где мрак! — как потом оказалось наш командир попал в саму точку.
      — А теперь вперед! — громко сказал Андрей. — Смотрите внимательнее по сторонам… Твари, может быть, и днем охотятся!
      Мы тронулись дальше.

      По дороге нам попадалось множество скелетов, как человеческих, так и животных. Они были чисто обглоданы, как и те, что нам попались в автобусе. На этот раз мы уже не столь сильно пугались и более спокойно воспринимали этот мертвый мир. Хотя внутри нас страх остался, он притаился, ожидая своего часа.
      — Ты знаешь этот район города? — спросил меня Колько, когда мы пересекли черту города и уже шли по основной магистрали.
      — Узнаю, — ответил я. — Это Чиланзарский район, один из крупных административно-территориальных единиц города. Он, правда, сильно изменился за время моего отсутствия на Земле. Много построено двадцатиэтажек, даже проведена монорельсовая дорога… Кстати, сейчас мы идем мимо ипподрома. Дальше пойдет метрополитен, станция имени Сабира Рахимова, узбекского генерала. Подземка соединяет практически все районы города.
      — Но воспользоваться метрополитеном, наверное, невозможно, — грустно произнес Колько. — Раз нет людей, то некому ездить на электропоездах. Да и кто знает, какая пакость там может поджидать…
      — Жаль, что мы не можем взять на прокат эти машины, — сказал я, указывая на беспризорные автомобили, которые находились, где попало. Некоторые из них были перевернуты, словно здесь кто-то пытался возвести баррикаду, а часть были разбиты после прямого попадания гранаты. Были машины, которые оказались разобранными, будто здесь поработали преступники. Но нам удалось увидеть и более-менее сохранившиеся. Снаружи, по крайней мере.
      — Если нам нужна машина, то попробуем подыскать, — сказал Тод, который горел желанием исправить свою прошлую нерешительность. Он вошел во двор, и вскоре мы услышали оттуда его голос:
      — Я, кажется, нашел подходящий экземплярчик!
      Мы заглянули. Это был новенький, сверкавший никелем «Форд» из семейства «джипов». Я всегда увлекался автомобилями и даже на Марсе гонял пескоходы. Выбор Тода я оценил по достоинству. Шестиколесный, наверное, с высокой проходимостью, снабженный мощным мотором, мягкой подвеской, радиостанцией, бортовым компьютером и параболической антенной, вездеход больше походил на космический аппарат, чем на автомашину. Приборная доска напоминала пульт космоплана, а кресла — спасательные капсулы. Видимо, конструкторы последнего десятилетия старались воплощать в своих детищах элементы аэрокосмической техники и технологий.
      Тод попытался открыть дверь, но она не поддалась грубой физической силе. Замка обнаружить не удалось, скорее всего, его вообще не было. Американец вначале растерялся. За десять лет жизни на Марсе мы отвыкли от чудес земного технического прогресса, и перед элементарной, с точки зрения современного жителя планеты, автомашиной стояли как питекантропы.
      — Может здесь звуковой замок? — предположил я. — Который открывается при произнесении пароля. Или специальный детектор, который различает дактилоскопический рисунок на пальце хозяина.
      — А ты что, будешь среди них искать хозяина? — Алленс кивнул в сторону скелетов, которые были разбросаны по всему двору. — Хотел бы я знать, кто был владельцем этой ракеты.
      — Ну что, Тод, есть шанс проникнуть внутрь? — спросил Колько у американца.
      — Шанс всегда есть, кэп, — в голосе бортинженера мы уже уловили привычные нотки, видимо, он отошел от пережитого и теперь действовал в привычном ритме. — Мои земляки строят хорошие машины и систему защиты тоже предусматривают…
      — Какую еще систему защиты? — удивился я.
      — От угонщиков и воров, — пояснил Тод. — Например, при попытке взлома тебя бьет ток напряжением в тысячу вольт, или брызгается специальная не смывающая краска, по которой полиция сразу может понять, что собой представляет этот человек. А может просто взорваться…
      — Не может этого быть, — не поверил я.
      — Может. Некоторые американцы считают, что если ты, мол, хочешь лишить меня автомашины, то я лишу тебя жизни. Такие штучки любят ставить жители Чикаго, Бронкса.
      — А я думал, что антиугон включает в себя только звуковую сирену или радиосообщение на пульт полиции о попытке взлома, — произнес Колько.
      — Это устарело, кэп. Но думаю, в Ташкенте не устанавливают такие же системы, как в Чикаго… Да вы не беспокойтесь, кэп, я вскрою машину, — и Тод занялся «своим» делом.
      Пока он возился, мы с Колько осмотрели двор.
      — Страшно, — сказал Колько. — Сплошные трупы. И ни одной живой души.
      — Если бы вы знали, командир, какой жизнерадостный был раньше город Ташкент, — печально произнес я. Конечно, я мог рассказать друзьям, что здесь жило около трех миллионов человек. Несчетное количество птиц летало над крышами домов, по ночам устраивали концерты кошки, собаки лаяли в подворотнях, ну а такие противные создания как мухи, комары и тараканы вообще не подавались учету. Теперь — гробовая тишина. Деревья — и те казались высохшими, словно какой-то вампир высосал из них всю жизненную энергию.
      Большинство людей, наверное, покинуло город. А те, кто не успел, теперь сушились на солнце или в своих квартирах. Мы знали причину их смерти — монстры, одним из которых успели столкнуться. Но откуда они взялись, кто они такие и где они сейчас — нам предстояло еще выяснить.
      Было непривычно тихо. Нас эта обстановка угнетала. Шаги казались громче грома, а голоса эхом отражались от домов и возвращались к нам в искаженном виде. Создавалась иллюзия, что мы находились внутри пустой бочки.
      Я внимательно всматривался в высотные здания, стараясь в каждом окне выискать силуэт человека. Но в кое-каких чудом сохранившихся стеклах матовым светом отображалось вечернее солнце, превращая мои попытки в бесполезное занятие.
      — Ну, ты как? — вновь повернулся к бортинженеру Колько.
      Тот поднял на нас измученное лицо. Его задевало то обстоятельство, что профессиональный техник не мог вскрыть машину.
      — Ты пробовал разбить окно? — спросил я, намекая на самый примитивный способ, до которого мог додуматься любой мальчишка.
      Но, оказывается, этот способ был уже опробован и в первую очередь.
      — Здесь установлены бронестекла, — пожаловался Алленс, показывая на раскрасневшую ладонь. Он как каратист пытался сломать ветровое стекло, но ничего не получилось.
      — Умный сначала подумает, а дурак… — усмехнулся я, доставая из-за пазухи "дезодорант".
      — Озоновый резак, — произнес Тод, покраснев как вареный рак. Бумеранг ехидства вернулся ему обратно, и теперь техасец знал, что такое подкол.
      Взяв у меня баллончик, он стал резать в боковом стекле дыру. Как и предполагалось, космическая технология активно использовалась в автомобилестроении. Едва высокотемпературное пламя ударило в стекло, как мы почувствовали едкий химический запах. Это был пластигласс с вкрапленными прозрачными стержнями, которые укрепляли молекулярную структуру и делали стекло фактически бронебойными. Но устоять против плазмы оно, естественно, не могло.
      Когда кусок был вырезан и упал внутрь кабины, Тод просунул руку в дырку, что-то там сделал и дверь бесшумно отъехала назад, открывая нам просторный салон. Аккумулятор машины еще, видимо, не разрядился, так как автоматически зажглись некоторые индикаторы на пульте.
      — Вот и все! — довольным голосом произнес Тод, словно это его идея была использовать метод автогенного взлома. Хотя, в принципе, так оно и было.
      Но он ошибся. Если влезть внутрь оказалось делом все-таки простым, то завести машину стало проблемой на минут двадцать. Дело в том, что бортовой компьютер никак не хотел запускать двигатель, пока не будет введен пароль. Какие ухищрения не применял Тод, стараясь обмануть электронику. В конце концов, он плюнул, открыл капот, повозился там немного, а вскоре «Форд» завелся.
      — Я отключил компьютер от управления, — объяснил он нам, когда удивленные мы с Колько потребовали подробностей такого фокуса. — Теперь это элементарный автомобиль, а не электронная сковорода на колесах.
      Мы залезли внутрь. Колько увидел лежащие на сиденье документы. Судя по ним, машина принадлежала какому-то Ширинову Фаруху, частному предпринимателю.
      — Наверное, бизнес у него хорошо шел, раз приобрел такую тачку, — произнес я. Друзья ничего не ответили.
      Машина была легка в управлении. Гидропривод позволял поворачивать все шесть колес одновременно, что делало «Форд» практически неуязвимым на дорогах. А дороги, нужно сказать, были здесь превращены практически в кашу. Любой другой транспорт просто бы спасовал, а этот мчался со скоростью шестьдесят километров в час по широким проспектам Ташкента. Широкие покрышки обеспечивали хорошее сцепление с поверхностью и компенсировали энергию удара о рытвины и ямы. Мы не ощущали даже легкой качки.
      За рулем находился Алленс. Командир сидел справа, а я примостился позади них.
      — Гляди, в машине есть телевизор и радиоприемник, — сказал я, изучив салон. — Может, поймаем местные сигналы.
      Тод включил самонастраивающийся радиотелеприемник. В ту же секунду на крыше автомобиля выдвинулась тарелка и электроника начала поиск передающей волны. За короткое время ею был изучен весь спектр каналов и частот, но ничего кроме треска и естественного шума атмосферы уловить не удалось. Автоматика, видимо, работающая в режиме «реверс», опять начала прослушивать радиофон.
      — Ничего, — сказал Тод, отключив радиотелеприемник.
      Но я не отказался от попытки связаться с кем-нибудь. Я вынул из радиотелефона трубку и набрал номер своего домашнего телефона. Абонент не отвечал, хотя с замиранием сердца слушал позывные гудки. Скорее всего, вся АТС в городе была вырублена.
      С тяжелым сердцем я положил трубку обратно.
      — Твоя попытка была обречена на провал, — заметив мою грусть на лице, сказал Андрей. — В мертвом городе не могут работать системы, если они даже автономны. Ведь здесь нет людей… Эти жуткие твари разделались с ними, — и тут Колько передернуло, видимо, он опять вспомнил свою стычку с монстром.
      — А куда мы едем? — спросил Тод.
      — Поищем какое-нибудь приспособленное здание, — ответил командир. — Нам нужно где-то переночевать. Чувствую, с наступлением темноты твари выйдут из своих укрытий.
      Я молча смотрел на проплывающие мимо полуразрушенные здания, рухнувшие конструкции, запруженные неработающим транспортом дороги, и вдруг мое внимание привлекло какое-то движение на одной из улиц. Несколько секунд я тупо смотрел на происходящее, а затем вскричал:
      — Командир, там человек!
      Тод ударил по тормозам. «Форд», взвизгнув, остановился.
      — Где?
      Я указал влево. В полутемном переулке можно было увидеть извивающееся тело. В ту же секунду в уши ударил женский захлебывающийся крик.
      — Ей нужна помощь! — крикнул я и, схватив автомат, выпрыгнул из машины. Друзья, тоже не медля ни минуты, кинулись за мной.
      Когда я вбежал в переулок, то увидел ужасную картину. Талия молодой девушки оказалась опутана каким-то канатом, тянувшимся из канализационного люка. Чугунная крышка валялась рядом. В тот момент я не сразу заметил, что массивный металл подвергся деформации, словно по нему ударил двухтонный пресс.
      В течение нескольких секунд я пытался осознать, почему эта девушка обвязалась канатом, дергается, пытается опереться о бордюр и при этом отчаянно кричит.
      — О боже! — понял я. Ведь это не канат и щупальце какого-то существа, наверняка, такого же монстра, которое совсем недавно напало на командира. В подтверждении мой нос уловил запах аммиака. Эта тварь тянула девушку в канализационный люк, чтобы там спокойно разделаться с жертвой.
      — Держись! — крикнул я ей. И только сейчас девушка заметила меня. В ее глазах читалась мольба и страх.
      Приблизившись еще на два шага, я навел автомат на щупальце, которое вблизи имело еще более отвратительный вид: розовые присоски, покрытая слизью шершавая коша, шипы и прожилки. «Калашников» выпустил короткую очередь. Я целился в щупальце, стараясь при этом не попасть в девушку.
      Пули насквозь прошили ткань, отрекошетировали от асфальта и ушли в небо. Во все стороны брызнула зеленовато-коричневая жидкость, скорее всего, кровь этого существа, а из люка послышался рев раненного животного. Обрубок щупальца судорожно затрепыхал и исчез в шахте. Вскоре там что-то загромыхало, затем все стихло. Однако я еще некоторое время стоял в напряжении, не сводя взгляда с черного провала канализации.
      — Все в порядке? — послышался за моей спиной голос Тода.
      — Не знаю…
      Девушка была без сознания и лежала на тротуаре в судорожном состоянии. Видимо, борьба с монстром лишила ее сил и чувств. Я подошел к ней и присел. Тод бросился к машине — за аптечкой.
      Девушка, судя по очертаниям лица, была восточного происхождения и весьма привлекательна. Хотя ее волосы, руки и ноги оказались измазаны кровью и слизью, однако это нисколько не умаляло ее красоты. Пепельного цвета волосы, маленький ротик, симпатичный носик, стройное гибкое тело и аппетитные ножки. Ростом она сравнялась бы со мной, а я сам тянул на метр восемьдесят.
      — Ты можешь привести ее в чувство? — спросил Колько, тоже разглядывая девушку.
      — Конечно, командир, это ведь моя профессиональная обязанность! — и я воспользовался примитивным методом, применяемым с древних времен, а именно, несколько раз ударил по щекам. Девушка застонала, и я понял причину боли — талию продолжал сжимать оставшийся обрубок щупальца. Он, видимо, так давил, что мешал дышать. Я как врач не обладал чувством брезгливости, но сейчас не смог скрыть отвращение на лице, когда ухватился за влажную пупырчатую кожу и потянул щупальце на себя.
      На мое удивление, это оказалось делом непростым. Даже мертвый отросток не хотел отпускать жертву.
      — Эта штука тоже пыталась меня уволокнуть, — поморщившись, произнес Андрей и помог мне стянуть от девушки "назойливого приятеля". Щупальце, выбросив пузырящую жидкость из раны, отошло от тела. Но как только мы отбросили в сторону, как оно хищно свернулось, подобно питону.
      Колько передернуло.
      — Где аптечка? — громко спросил я.
      Тод ковырялся в машине.
      — Она красивая, я тоже заметил, — сказал мне Колько.
      — Кто — тварь? — не понял я.
      — Девушка, дурак! — рассвирепел командир.
      Я почему-то засмущался. Впрочем, никакого повода к подобному проявлению чувств не было. А может, это была естественная реакция холостого мужчины среди женатых коллег.
      Наконец-то появился Тод, несся аптечку, и я смог скрыть свою реакцию на слова Андрея работой. В аптечке ничего существенного обнаружить не удалось, из-за чего я сделал вывод: или люди на Земле стали более здоровыми, или хозяин автомашины оказался растяпой, позабывший все лекарства дома. Исключением стала ампула с нашатыркой.
      Открыв колпачок, я подставил горлышко ампулы под нос девушки. Та вздохнула и закашляла. Запах аммиака вызвало в ней обостренную реакцию, скорее всего на присутствие монстра, так как она резво вскочила и стала дико озираться. Ее рот уже открылся, чтобы издать соответствующий крик, децибелы которого зависели от степени и объема угрозы.
      Но поскольку мы не были чудовищами и не собирались нападать, то девушка успокоилась и с интересом взглянула на нас.
      Повисла тишина. Первым нарушила молчание она:
      — Ким сиз?
      — Что она говорит? — обратился ко мне Андрей.
      — Спрашивает по-узбекски, кто мы, — ответил я.
      Девушка, услышав русскую речь, сразу сориентировалась и произнесла на русском:
      — Вы, наверное, не здешние…
      — Ну-у, как бы это сказать, — замялся я. — Вообще-то я родом отсюда, а вот мои друзья впервые в Ташкенте.
      — Вы свободные охотники?
      — М-м, как бы сказать, — вопрос застал нас врасплох. — Вообще-то мы свободные люди. А к охоте имеем самое отдаленное отношение…
      — Раз вы не свободные охотники, как вы можете без страха гулять по городу? — в свою очередь удивилась она. — Неужели ничего не боитесь?… Хотя это и ежу понятно, ведь вы ловко обработали сцерцепа…
      — Кого-кого? — изумились мы.
      — Ну, чудовища, которое хотело меня сожрать… Эй, вы что, впервые слышите это название?
      — Впервые, — мрачно сказал Колько.
      — Случаем, вы не с Луны свалились? — с явным подозрением спросила девушка.
      — Бери выше, — еще мрачнее произнес Колько. — С Марса!
      Девушка возмущенно фыркнула:
      — Мне не до шуток! Я должна знать, вы или охотники, или люди Тиграна!
      — Мы не те, и не другие, мы действительно с Марса, — устало сказал Андрей. — С марсианской колонии. Наш корабль потерпел аварию и рухнул под Ташкентом. Какой-то гад сбил шаттл из ручного ракетного оружия. А разве по нас не видно?
      Девушка внимательно осмотрела наши униформы и только сейчас разглядела нашивки и специфические устройства комбинезона. Эмблема марсианской экспедиции убедили ее в правдивости слов Колько.
      — Я командир экипажа Андрей Колько, этот лихой американец — бортинженер Тод Алленс, а рядом с вами стоящий парень — бортврач Тимур Каримов, — представил нас командир.
      — Если это не провокация Тиграна, то вы напрасно вернулись на Землю, — прошептала она и вдруг заплакала.
      Мы остолбенели. Андрей хотел было ее о чем-то спросить, но захлопнул рот. Тод насупился. Я же начал успокаивать девушку, делая вначале это робко, а затем более решительно. В конце концов, мне пришлось ее даже обнять. Близость прекрасного пола вызвали во мне доселе подавляемые чувства, и я даже испугался, как бы не позволил себе лишнего. Работа на Марсе отвлекала меня от личных проблем, но сейчас почему-то мне стало хорошо рядом с этой девушкой. Внутри меня даже возникло желание стать ее защитником и быть всегда рядом.
      Девушка вскоре успокоилась и, вытерев слезы, произнесла:
      — Меня зовут Малика Турсунова, я студентка… точнее, была студенткой биологического факультета Ташкентского государственного университета. Отделение генной инженерии. Уже заканчивала последний курс, когда все это началось…
      — А что именно?
      — Никто не может сказать точно, с чего это началось. Просто в течение недели по всему миру стали пропадать люди. Неведомо откуда взявшие монстры расползлись по всем континентам и пожирали все живое. Человечество отчаянно защищалось, пустив в ход различные средства уничтожения. Но бестолку! Оружие не помогало. Попытка применения атомной бомбы в Северной Корее привело к исчезновению самой страны, но не сцерцепов! С каждым днем людей становилось все меньше, а этих тварей больше.
      — А они что, с неба свалились или из ада вышли? — Тода интересовала первопричина.
      В это время из люка послышался скрип. Малика взвизгнула и в одно мгновение очутилась за моей спиной. Я же встал в боевую позицию. Два моих товарища нацелили автоматы на колодец, ожидая появление монстра.
      Прошло несколько минут. Из люка никто не показался. Я шумно вздохнул и опустил оружие.
      — Наверное, крыса пробежала, — предположил я.
      Малика с изумлением взглянула на меня:
      — Какие там крысы? Крыс уже давно нет на Земле — их всех слопали сцерцепы… Это хитрые твари. Они умеют маскироваться, приспосабливаться под окружающий фон и обладают завидным терпением, поджидая жертву. Сейчас монстр почуял, что мы здесь и знаем о его присутствии и поэтому не желает пока проявлять себя. Надеется, что любопытство пересилит, и страх и вы допустите ошибку. Многие так попадались…
      — А они что, живут в колодцах и канализациях?
      — Они живут везде, где есть темнота. Твари не переносят солнечного света и поэтому стремятся держаться темных мест. Их полно в метрополитене (Колько локтем стукнул меня), подземных инженерно-коммуникационных системах, домах. Практически суньтесь в любую квартиру и там застанете сцерцепа.
      — Тогда уходим! — приказал Колько, и мы побежали к машине.
      Тварь, сидевшая в канализационной шахте, поняла, что теряет нас, и с воем выкинула из люка щупальца в надежде все-таки схватить кого-то из нерасторопных. И действительно, попытка удалась. Одно из щупалец зацепило командира за ногу, да так резко дернуло, что Колько не удержался, взмахнул руками, от чего автомат отлетел к противоположной стене, и упал на асфальт. В ту же секунду его поволокло к колодцу.
      Это был день сплошного невезения для Андрея. Он во второй раз испытал «братские» объятия чуждого организма. И конечно, командир им не обрадовался.
      Тод, не теряя времени, прыгнул и схватил Андрея за руку. Но удержать Андрея ему одному было трудно, ибо тварь превосходила всех нас своей физической силой. Алленс превратился в сгусток напряженных мышц, его лицо покраснело, а по лбу ручьем полился горячий пот. Ему удалось на мгновение сдержать движение Андрея, но следующим резким рывком чудовище возвратило к себе перевес.
      — Стреляй! — истошно закричал мне Тод.
      Я, даже не прицеливаясь, выстрелил в паразита. Эффект был тот же самый, что и пять минут назад с другой тварью. Фонтан едкой крови и истошные вопли монстра вырвались из люка. От этих звуков у меня по коже прошелся мороз, а лицо Малики посерело.
      Изрыгая проклятия, два космонавта встали и кинулись прочь от люка. Колько уже не сдерживал себя в присутствии дамы и высказывал в самой нелексической форме свое отношение к монстрам. Малику это, похоже, не смутило, она прекрасно понимала состояние командира.
      Вслед за ними неслись недовольное хрюканье и визг сцерцепа. Монстр на своем языке обещал, видимо, разобраться с обидчиками в следующий, более благоприятный момент.
      Форд завелся с пол-оборота, и мы вскоре кружились по Мирзо-Улугбекскому району, приближая к кварталу Ц-1, где находился мой дом. Направляться именно туда требовал я и никто не стал спорить со мной, поскольку понимали мое стремление узнать о судьбе родных.

      Тод молча вертел баранку, Андрей с мрачным видом сидел рядом, высунув ствол алленского автомата (свой он оставил возле канализации), а мы с Маликой расположились на задних сидениях. Девушка рассказывала нам страшную историю о последних событиях на Земле:
      — …Это было ужасно. Мой брат Ровшан, честно говоря, гуляка и болтун, часто пропадал на вечеринках. Но что можно взять с первокурсника? В ту январскую ночь он не пришел. Моих родителей это не взволновало, так как они решили, что сын продолжил новогодний праздник у кого-то из друзей. Впрочем, Ровшан и раньше оставался ночевать у однокурсников.
      Но на следующий день по городу стали ходить тревожные слухи. А когда к нам стали звонить взволнованные родители ровшанова друзей, то сами испугались не на шутку. Исчезновение брата заставило нас приступить к активному поиску. Первым делом мы обратились в отделение милиции, однако, там ничем помочь не могли. Сами сотрудники правоохранительных органов были в шоке. Дело в том, что поступили заявления об исчезновении более десяти тысяч человек. Это были те люди, кто работал в ночную смену, гулял вечером или ночевал на улице, в подвалах, подъездах.
      Милиция приступила к расследованию. Они в тот же день обнаружили огромное количество скелетов! Странность заключалось в том, что скелеты были отполированными до зеркального блеска!
      Затем через средства массовой информации мы узнали, что подобная трагедия произошла и в других городах страны и Содружества Независимых Государств. Интервидение показало ряд репортажей с других точек планеты. Ситуация была везде одинаковой!
      — Началась паника среди населения, — продолжала Малика. — Возникало много версий, среди которых — диверсия спецслужб, терроризм, геноцид. Но на проверку ни одна из них не подтвердилась. Правда, с первого же дня пошли слухи, что ночью видели каких-то существ, которые похищали людей. Одни умники считали, что это инопланетяне, другие — в основном это религиозные сектанты — доказывали, что это демоны вышли из ада и забирают грешников. Правительство подняло вооруженные силы, но с кем воевать никто не знал.
      Враг объявился следующей ночью. Ровно в семь часов вечера возле моего дома послышался первый крик. Я бросилась к окну и при свете луны увидела, как что-то схватило мою соседку и раздирает на части…
      Малика замолчала.
      — И что было дальше? — осмелился нарушить молчание я.
      — О боже, — Малика пальцами сжала виски, чтобы привести в порядок свои мысли. Успокоившись, она продолжила:
      — Я никогда не забуду этот ужасный крик! Конечно, в последующем мне не раз приходилось слышать предсмертные вопли несчастных. Но этот, первый, надолго врезался в мою память…
      — И что вы сделали?
      — Ничего! — пожала плечами девушка. — Никто не решился выйти на улицу и спасти бедняжку, до чего все были напуганы! Правда, говорили, что видели трех смельчаков, которые проходили мимо. Они услышали позывы о помощи, кинулись туда. Но после их никто в живых не видел. Скелеты — это единственное, что от них осталось.
      — А милиция, армия? — поразился Тод. — Они не смогли уничтожить этих существ?
      Девушка удивленно взглянула на техасца:
      — Бог с вами, какая армия? В ту ночь в городе поднялась страшная стрельба! Солдаты и милиционеры палили в сцерцепов, но те все равно одолели их. Из жителей спаслись лишь те, кто догадался включить свет в квартире. Твари туда не сунулись.
      — А много ли этих существ в городе? — спросил я.
      Малика теперь меня наградила яростным взглядом:
      — Бессмысленный вопрос! Вы когда-нибудь пытались сосчитать количество тараканов или клопов на планете, а? Или микробов в своем организме? Этих чудовищ столько, сколько было живых организмов на Земле. И никакая армия не смогла противостоять натиску неведомых доселе существ. За три недели в трехмиллионном Ташкенте осталась жалкая кучка народа, которая при наступлении ночи прячется в скрытых герметизированных зданиях.
      — И вы одна из них?
      В вопросе Колько не было ехидства. Малика сначала гневно посмотрела на него, но, увидев, что командир на самом деле взволнован историей, кивнула:
      — Да. Я и еще около тридцати тысяч человек прячется в противоатомном бункере. Конечно, еще есть где-то в городе или областях люди, которых мы называем свободными охотниками. Но как они выживают — нам неизвестно. Дело в том, что банда Тиграна Айрапетова уничтожает их, едва встретит на пути!
      — Почему? — удивились мы.
      — В городе есть места, куда не смогли пробраться сцерцепы. Это в основном объекты гражданской обороны — подземные противоатомные убежища, некоторые укрепленные подвалы, станции метрополитена, а также отдельные дома-крепости. Мне по случайности удалось попасть во Дворец Президента — это многоярусное убежище, построенное в прошлом веке. Типичный объект эпохи холодной войны. Но именно он дал спасение для тридцати тысяч человек. Правда, там оборудовано все для автономной жизни десяти тысяч человек.
      Убежище не может всех обеспечить водой, пищей. Это вынуждает нас днем выходить на поверхность и искать провиант. Естественно, мы не одни. В городе есть другие такие же люди, как мы, которые ищут еду. Вот именно их отстреливает Тигран?
      — Но почему?
      — Он не хочет делиться драгоценной пищей с другими несчастными… И не хочет принимать их во Дворец. Ведь больше источника пропитания нет, а лишние рты не нужны?
      Тод по приказу командира остановил машину. Малика удивленно взглянула на него. Но Андрей хотел ясности. Ведь в городе хозяйничали не только сцерцепы, но и другие хищники, только в человеческом обличии.
      — Кто он такой, этот Тигран? — спросил командир.
      — Бандит! — выпалила Малика. — Когда-то он был командиром ташкентского ОМОНа, лихим бойцом, но жестоким и коварным. Говорят, во время операций по обезвреживанию бандитов, он не жалел как жизни своих коллег, так преступников и заложников. После него всегда оставались трупы… Сейчас Айрапетов возглавляет охрану Дворца и руководит продотрядами — это бригады, которые ежедневно выходят наружу и ищут еду в магазинах, продовольственных базах, в квартирах.
      — Это подлец убивает любого, кто перечит ему или не подчиняется гнусным приказам! — продолжала Малика. — Особенно он любит охотиться за другими людьми. Его банда ловит несчастных, привязывают к столбу, а ночью наблюдают, как твари пожирают их… Это всего лишь часть их веселой жизни, — печально произнесла девушка. Ее лицо было суровым и полно гнева.
      Колько интересовала и другая сторона проблемы:
      — А кто с вами остался во Дворце?
      — В основном, это "шишки"…
      — Кто?
      — Мафиозная часть правительства. Когда началась заварушка, то руководящая каста первым делом спряталась во Дворце. К ним примкнула охрана, которая не пускала в убежище других обезумевших людей и защищала элиту. Но даже в этой среде произошла дифференциация. Есть простые, и есть вожди.
      — Ужас! — покачал головой Колько.
      — К вождям относятся бандиты Тигран, Муратхон Джураев и еще ряд бывших правительственных чиновников. Их семьи живут в наиболее приспособленных этажах убежищах и в лучших условиях. Простые работают на них.
      — Значит, фактически власть в городе у Тиграна?
      — Номинально Президентом Узбекистана является Зиед Усманов, бывший министр просвещения. Это добропорядочный и честный человек. Он всячески старается изменить жизнь во Дворце. Но на самом деле власти у него нет. Реальной обладает только Айрапетов. При помощи своей вооруженной банды из бывшего ОМОНа он может делать все что хочет. И Усманов не может ему противостоять. Но это не все. Есть еще силы, которые оказывают свое влияние на ситуацию во Дворце…
      — Какие?
      Малика не стала подробно отвечать. Она только сказала:
      — Если Тигран будет отстранен от власти, то через два часа боевые вертолеты Центра скинут термические бомбы на Дворец.
      — Круто! — хмыкнул Тод. — Это в стиле большевиков!
      — А где находится Центр?
      Девушка сжала губы, явно не желая болтать лишнего. Хотя, если посмотреть, то она сказала итак много.
      Тогда Колько, который хотел знать политическую обстановку и, видимо, считал, что это такая же важная задача, как и борьба с тварями, решил изменить тактику.
      — Хорошо, а вы как попали во Дворец? Вы, наверное, дочь "шишки"? — спросил он.
      — Нет. Я из простых. Просто мой отец — Турсунов Карим Ахмедович, профессор биологии оказался нужным для власти.
      — Для Тиграна?
      — Не совсем. Айрапетов, если честно признаться, хоть сегодня готов скормить отца тварям. Просто исследования, которые проводит папа, жизненно важны и нужны Центру! И с этим Тигран вынужден считаться. Иначе Центр его самого может ликвидировать.
      — А вы чего делали на улице?
      — Тигран домогался меня. Я ему, естественно, отказала, — Малика тут густо покраснела. — Разъяренный мужлан, желая меня наказать, вывез в Чиланзарский район и оставил там одну. Он надеялся, что я, испугавшись, буду просить прощения. Но этот гад так и не дождался. Тогда он приказал мне найти провизию и вечером вернуться, но не с пустыми руками. Конечно, никакого оружия мне не дали… И я чуть не угодила в лапы сцерцепа. Если бы не вы, то меня ожидала бы страшная участь… Наверное, сам всевышний послал вас ко мне.
      — Случайность, — буркнул Колько.
      — Я так не считаю! — горячо возразил я.
      Командир исподлобья посмотрел на меня. Затем он вновь вернулся к своим вопросам:
      — Малика, вам не кажется страшным, что человеческое общество находится на грани физического исчезновения, а в это время некоторые люди борются за власть, уничтожают себе подобных. Почему люди, забыв склоки, какую-то вражду, не смогли объединиться?
      — Все очень просто. Ведь существа, подобные Тиграну, ничем не отличаются от сцерцепов… — услышал он в ответ. Просто и лаконично. Наверное, Малика сама иногда задумывалась над подобными вопросами.
      — У меня к вам вопрос, — вдруг сказал Тод. — А разве твари не едят концентраты или другие сухопродукты? Почему они не пользуются продуктами из магазинов?
      Малика словно спотыкнулась. Она, естественно, ожидала вопросы иной направленности. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться.
      — Сцерцепы — хищники и едят только живую, двигающуюся дичь. Они никогда не подойдут к сырому мясу или растительным продуктам. Просто они видят живых существ в инфракрасном спектре, а мясопродукты не излучают тепла.
      — Значит, падаль они тоже не едят?
      Малика помотала головой.
      — Кстати, уже темнеет, нам нужно ехать?
      — Куда вы предлагаете? — спросил Колько.
      — В Президентский Дворец!…
      — Так ваш Тигран сразу же расстреляет нас или отдаст на съедение тварям, — удивленно произнес Андрей. — Вы же сами говорили, что он терпеть не может чужаков.
      — Любых других людей — да. Но космонавтов он не тронет. Если в Центре узнают, как он поступил с космонавтами, то его самого отдадут сцерцепам. Не знаю, почему Центру нужны космонавты… Может это связано со спецификой их деятельности.
      — Кстати, а где расположен этот всесильный Центр?
      — Говорят, что в Новосибирске… Так мы едем?
      — Едем. Иного убежища у нас пока нет.
      Но тут в разговор встрял я.
      — Командир, я хотел бы все-таки осмотреть свой дом.
      — Но скоро стемнеет, а сцерцепы с первыми же сумерками вылезут на улицы, — запротестовала девушка.
      — Я жил рядом с Дворцом, — ответил я. — И поэтому успеем добраться до убежища.
      — Давай, — скомандовал Андрей Тоду. Тот завел двигатель, и мы отправились дальше.
      Уже сгущались сумерки, когда мы подъехали к моему дому. Алленс включил галогеновые фары, чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть разрушения. При виде знакомого четырехэтажного здания у меня защемило в сердце. Старые, ветхие стены были во многих местах разрушены прямым попаданием артиллерийского снаряда. Левая часть здания подверглась пожару, и целых два подъезда практически выгорели. Зато два остальных были целыми. Хотя здесь не сохранилось ни одного стекла, а рамы напоминали прутики деревьев, однако при свете фар я разглядел в окнах мебель и ковры.
      Я вышел из машины. Автомат взял с собой. Тод развернул машину так, чтобы фары освещали мне путь к дому и самому следить за обстановкой. Колько, крякнув, последовал за мной. Видимо, он решил не оставлять меня одного с печальным зрелищем и тяжелыми думами.
      — Здесь произошел страшный бой, — покачал головой Андрей, показывая на скелеты, сжимавшие охотничьи ружья и пистолеты. К сожалению, при первом осмотре оружия мы увидели, что оно негодно для использования.
      — Твари сожрали всех, — сказал я, ощущая камень в душе. Даже на лестничной площадке я увидел «обработанные» сцерцепами кости людей и животных.
      Моя квартира располагалась на первом этаже. Я сразу узнал железную дверь, выкрашенную в коричневый цвет. Она была выворочена из петель и свисала над полом на одной скобе. Облезлая краска шелушилась под пальцами. Когда я осторожно вошел в квартиру, то сердце непроизвольно сжалось. Электричества, естественно, не было и разглядывать комнаты мне приходилось при свете автомобильных фар, мощности которых хватало, чтобы увидеть, какой хаос творился здесь: сломанная мебель, прожженные ковры, разбитая посуда и четыре скелета, лежавших на распоротом диване. Мне оставалось только догадываться, кто это мог быть.
      Склонив перед ними колени, я заплакал. И совсем не стыдился слез, ибо на этой планете теперь у меня никого не было из родных. Колько подошел ко мне и положил руку на плечо. Он понимал меня. Но в то же торопил, поскольку темнота уже начинала властвовать в этом мире.
      Я встал и вытер слезы. Меня душила мысль, что не могу даже по человечески похоронить останки. Тут мой взгляд упал на стену, где висела чудом сохранившаяся в рамке фотография семьи Каримовых. Там были изображены мои родители, братишки и сестренки, а также я — пятнадцатилетний паренек, еще даже серьезно не думающий о космической карьере.
      Оставлять эту фотографию среди погрома мне казалось кощунством и, одним ударом разбив стекло, я вынул из рамки листок, сложил вчетверо и засунул во внутренний карман комбинезона. Это было единственное, что я мог оставить себе на память.
      Вдруг мой нос стал щекотать еще бледный и далекий запах аммиака. Это был знак того, что твари приближаются.
      — Они здесь, — произнес я, стараясь внешне показать свое спокойствие, хотя на самом деле во мне поднималась лютая ненависть к этим существам, лишивших меня самого родного.
      — Выходим! — жестко сказал Колько. Я не стал перечить и последовал за ним.
      Малика стояла возле «Форда» и тревожно смотрела по сторонам.
      — Скорее, они уже рядом! — ее голос чуть не сорвался в крик.
      — Я знаю, что они рядом, но не чувствую, — Колько сознался в слабости своего обоняния. Слабые запахи он не мог уловить.
      — Они сейчас появятся здесь. Не забывайте, твари прекрасно видят вас в темноте! Поэтому нам нужно скорее уходить отсюда.
      Едва Малика произнесла последнюю фразу, как мои глаза узрели какое-то движение среди руин в метрах двадцати от нас. В ту же секунду запах усилился и его уловил даже носонепробиваемый Андрей.
      — Эй, эти твари близко! — вскричал Алленс, заводя двигатель.
      — Быстрее в кабину! — приказал командир, и повторять ему не пришлось. Мы в мгновение ока влетели в "Форд".
      Тод переключил передачу. Автомобиль, взревев, двинулся задним ходом к большой дороге. Как техасец умудрялся лавировать среди камней и обломков бетона, поваленных столбов и киосков, при этом не повредив корпус, для нас оставалось загадкой. Но его мастерство в вождении автомашины было таким же высоким, как у Колько — пилотирование шаттла. Наверное, в экстремальной ситуации ему удалось сконцентрироваться и фактически слиться воедино с машиной.
      Даже сквозь стекло и бешеный рев мотора мы услышали неистовый вой сцерцепов, которые, не желая нас отпускать, кинулись в погоню.
      Как только машина вышла из второстепенной дороги на главную магистраль, Тод развернул «Форд» и переключил скорость. В тот же момент тварь прыгнула на крышу автомобиля. Малика взвизгнула. Тод нажал на тормоз.
      Машина встала как вскопанная, а сцерцеп по инерции продолжил свой полет. До нас донесся мокрый шлепок — видимо тварь ударилась о стену дома, потом — вопль о боли.
      Алленс не стал ожидать нового нападения и вдавил на педаль до упора. Нужно отдать должное американским конструкторам, создавшим это чудо техники. Любая другая машина просто-напросто сломалась бы от такой перегрузки на вал. Но «Форд», видимо, был рассчитан на подобные «испытания» и поэтому без особого труда развил за несколько секунд скорость километров в сто в час. Ночью, при свете фар, на плохой дороге, среди руин — подобная езда было бы безумием. Однако и единственным шансом уцелеть.
      Не известно, сколько тварей обитало в городе, но, по моим представлениям, не менее половины преследовали нас. Видимо, место обитанием им служили все щели, поскольку они возникали практически отовсюду и сразу переключали свое внимание на машину.
      Я же открыл окно и, высунув автомат, начал посылать короткие очереди в темные массы, двигавшиеся рядом. Меня поражало то, что твари могли развивать адекватную нам скорость. Это говорило о неограниченных возможностях чудовищ.
      Они мчались мягко и плавно, в то время как машину трясло и бросало в стороны. Конечно, угрозы слома подвесок не было, зато я мог спокойно вылететь из кабины. Но, слава богу (и это было, кстати, приятно), Малика держала меня за талию, таким образом, предохраняя от несчастного случая.
      Колько со своей стороны начал вести прицельный огонь из «Узи». В ту минуту было трудно сказать, попали ли мы в кого-нибудь в этой бешеной погоне, а если даже и попали, то не были уверены в эффекте. Ибо тварей не становилось меньше. Честно говоря, я детально не рассмотрел сцерцепа, перед глазами мелькала только серая однообразная масса и свистящие в воздухе щупальца.
      — Президентский дворец за поворотом! Там есть узкая аллея! Она ведет в шлюзы бомбоубежища! — крикнула Малика водителю.
      — Если нас раньше не сожрут твари, то сможем доехать до Дворца! — процедил Колько. У него кончились патроны в магазине, и он срочно менял на новый.
      — Если будем попросту гонять по городу, то, в конце концов, попадем им на ужин! — рассердилась девушка. — Поворачивай давай! — рявкнула она на Тода.
      Тот кинул на нее изумленно взгляд. В этот момент мы услышали громкий свист, и боковое окно покрылось каким-то фиолетовым пятном, который, шипя и пузырясь, стал стекать по корпусу. Колько дернулся от форточки, но не успел избежать следующего плевка сцерцепа.
      Жидкость, видимо, была ядовитой и едкой, поскольку Андрей ойкнул и через мгновение стал сползать вниз. Автомат выпал из его ослабевших пальцев, но ремнем зацепился за зеркало и повис, при каждом толчке ударяясь стволом о корпус машины.
      — Что с вами, командир?! - встревожился я. Малика включила внутреннее освещение, и при свете плафонов мы увидели большую чернильную кляксу на его лице.
      — О господи, это «захар» — парализующая жидкость! — вскричала девушка. — Не пытайтесь прикоснуться к ней! При попадании на кожу, она вызывает временный паралич мышц и органов. У некоторых людей может быть аллергическая реакция, приводящая к смерти! — Малика выкладывала нам все это, одновременно ища что-то в кабине. Потом, видимо не найдя, задумалась на секунду и рванула подол юбки. Ткань затрещала и разошлась по швам. Лоскутком девушка стала осторожно и старательно стирать яд, который быстро впитывался в кожу. Делать эту медицинскую операцию при бешеной погоне было тоже проявлением профессионализма.
      — Насколько он опасен? — тревожно спросил я, когда увидел вздувшееся лицо Колько. Хотя я относился к почетной гильдии врачей, однако, ничего не слышал о «захаре» и его токсичном действии на живой организм. То, что оно эффективно, стало понятно уже в первые минуты, когда командира стало дергаться и изворачиваться. Я тогда поразился, насколько может скрутиться человек, словно был без костей.
      — Я вам говорила, что сцерцепы не едят падаль или трупы, только свежее мясо. Поэтому они стараются парализовать жертву, чтобы та не могла сопротивляться. Каждая тварь плюется своим специфическим ядом, и я не знаю, какой именно «захар» попал в вашего капитана!
      В это время Тод вскричал:
      — Это тот поворот?
      Малика оторвалась от Колько и сказала:
      — Да! Включите звуковую сирену, чтобы нас заметили дежурные на сторожевом пункте Дворца!
      Алленс нажал на клаксон, и длинный гудок прорезал ночь. По силе он мог напугать мертвецов, но не сцерцепов, у которых отсутствовали органы слуха.
      Эти существа с еще больше яростью стали набрасываться на машину, стараясь опрокинуть. Тоду стоило больших усилий удерживать «Форд» в нужном направлении.
      Впереди показалось многоэтажное здание, которое было наполовину разрушено. Даже при свете луны мы видели величественные колоны и пирамидообразный дом в окружении деревьев.
      — Там никого нет! — сказал Тод, прекращая гудеть сигналом, поскольку клаксон больше нервировал нас, чем тварей.
      И в этот момент яркий свет прожектора озарил ночную мглу. Луч больше напоминал острую рапиру. Он стал бегать по пространству, пугая сцерцепов и, наконец, уперся в автомобиль. Мощность прожектора была настолько велика, что свет практически ослепил нас. У меня возникло впечатление, что я пролетаю мимо гигантской звезды Бетальгейзе.
      Тод зажмурил глаза и инстинктивно нажал на тормоз. Машина увернулась от неожиданно возникшего столбика, но Алленс не заметил открытого канализационного люка и въехал в него. Правое колесо застряло, мотор заглох. Сцерцеп, которого придавило в шахте, стал визжать, судорожно махать щупальцами.
      Покрывшись холодным потом, бортинженер пытался завести двигатель, но что-то там замкнуло, и стартер только издавал издыхающие звуки.
      Сцерцепы тем временем окружили "Форд".
      — Всем выходить! — приказала Малика. Эта девушка могла командовать не хуже Колько, удивленно подумал я в тот момент. — Тод, вы помогите мне вытащить Андрея из машины, а вы, Тимур, прикрывайте наш отход. Идем к источнику света!
      — Есть, — машинально ответил Тод и чуть не вскинул руку, чтобы отдать честь, однако вовремя спохватился. Он выскочил из машины, и в этот момент сцерцепы прыгнули в воздух, как гигантские лягушки. Траектория их полета заканчивалась на том месте, где находились мы.
      В это мгновения я не успел бы даже поднять автомат.
      Нас спас луч. Он осветил тварей и те, дергаясь и съеживаясь в воздухе, упали на землю, так и не достав нас своими мерзкими щупальцами. До нас долетел их гневный лай.
      Они боялись света и поэтому не подступали к нам, окруженным пятном прожектора. В свою очередь я смог лучше рассмотреть их. Вид сцерцепа был и ужасен и безобразен, и в то же время ощущалась гибкость и пропорциональность тела. Тварь по форме напоминала спрута, скорпиона и крысу одновременно, только обладала громадной головой, похожей на военную каску. Взрослая особь, как мне потом сказали, достигала величины с корову, а массой — до пятисот килограмм.
      Гибкие щупальца, которые в нашем воображении воспринимались толстыми канатами, на самом деле были костяными лапами, просто многосуставчатыми. Присоски на шершавой коже позволяли удерживать жертву в объятиях, а острые шипы вводить внутрь парализующую жидкость. Челюсти — это сплошные циркульные пилы — могли перегрызть дубовые доски, перекрошить кирпич и даже перекусить металлические провода. Желудок твари был способен переварить такую несъедобную вещь как пластмасса или резина. Это никак не поддавалось объяснению учеными Президентского дворца, которые, как потом оказалось, занимались физиологией сцерцепов. Что касается физических сил сцерцепов, то их пределов никто не знал.
      По мнению Малики, эти кошмарные твари уже обладали проторазумом и могли совершать вполне целенаправленные и логически объяснимые поступки. Конечно, назвать их совсем разумными никто не решался, однако это не говорило о том, что сцерцепы не способны к созданию собственной цивилизации…
      — Эй, приятель, очнись! — ткнул меня в бок Тод, выводя из оцепенения. — Нечего рассматривать эту мерзость как музейный экспонат!
      Я поднял автомат и начал вести прицельную стрельбу по двигающимся мишеням.
      Пробираться сквозь обломки было очень трудно. То я дело я натыкался на торчащую арматуру или спотыкался о бетонные блоки. Расквасить нос здесь было плевым делом. Бедные Малика и Тод несли на себе грузное тело командира. Для них это было хуже, чем пробежка по пересеченной местности с ношей. Для сцерцепов разрушенный город представлялся территорией для охоты.
      Нас спасал только свет. Некоторые твари пытались протянуть щупальца к нам. Острые клешни щелкали у наших голов, но я вовремя по ним стрелял. Малика, которая, как оказалось, сняла андреевский «Узи» с зеркала автомобиля, тоже вела прицельный огонь. Оттуда, куда направлялись пули, слышался захлебывающийся рык и вопль.
      К месту спасения мы приближались со скоростью микроба. Преодолевать преграды становилось все трудней, а мы уже страшно устали и удерживали себя в вертикальном положении благодаря сверхнапряжению и концентрацией силы воли.
      — Я не могу! — прохрипел Тод. Малика тоже тяжело дышала. Колько в их руках тихо постанывал. Ситуация осложнялась.
      — У меня кончились патроны, — сказала девушка.
      — У меня тоже, — докончил похоронные слова я.
      Монстры оказались в такой близи, что нам пришелся бы конец. Выручил мощный залп со стороны здания. Словно горящие пчелы вспороли темноту трассирующие пули. Это кто-то пустил в ход крупнокалиберный пулемет. За нашими спинами послышались более громкие крики, видимо, тварям не нравилось "угощение".
      — Быстрее сюда! — крикнул какой-то человек, возникая из тьмы. Это был симпатичный и титанически сложенный парень. От него веяло смелостью, добротой и справедливостью. Я почему-то подумал, что он не занимается охотой на людей.
      — Шамиль, как хорошо, что это ты! — выдохнула Малика.
      — Малика? — удивился тот. — А разве вы не в лаборатории?
      — Тигран отправил меня сегодня на улицу! Помоги этим людям, Шамиль, это космонавты!
      Не знаю, может слово «космонавты» оказалось волшебным, или Шамиль был на самом деле более гуманным человеком, только помощь нам оказали сразу. Шамиль крикнул своим товарищам, и вскоре появилось еще четыре человека, которые дежурили в это время на сторожевом пункте. Они взяли Колько на руки, и сами понесли к шлюзу.
      Атака тварей захлебнулась. Где не брал пулемет, в ход пускались ручные фонарики, по мощности хотя и уступавшие прожектору «Луна», но тоже оказывающие воздействие на сцерцепов. Малика впоследствии объяснила нам, что расположенные на коже рецепторы очень чувствительны к свету, и при сильном излучении нервные ткани парализуются, а мозг заклинивает. Даже фонарь вызывал у них типа ожога. Поэтому сцерцепы были ночными существами, и не зря люди прозвали их "кошмарами тьмы", "темные дьяволы", "посланники мрака", с одной стороны, отмечая образ жизни, с другой — хищнический характер существования.
      — В машине никого не осталось? — спросил Шамиль, стреляя по тварям.
      — Нет! — ответил я.
      — Я должен доложить Тиграну, что на базу прибыли новые люди! — произнес Шамиль, доставая радиопередатчик. — Правда не думаю, что этот гад обрадуется вам. Попробую убедить, что вас нужно впустить во дворец.
      — Если он не пустит космонавтов, то Центр оторвет ему голову, — сказала Малика.
      — Это верно, — согласился Шамиль.

      Малика взяла меня за руку и повела к шлюзу. Тод последовал за нами. Прикрывавшие нас люди зашли следом. Я увидел большое помещение, тускло освещаемое плафонами. Оно напоминало среднее между шлюзовой камерой подводной лодки и пулеметной лентой. В цилиндрической комнате как в барабане револьвера располагались баллоны. Это были специальные устройства, которые предназначались для защиты Дворца от нападения тварей. Как я понял из объяснений Малики, внутри баллонов хранилась жидкость для огнеметов, а в некоторых емкостях даже нервно-паралитический газ.
      Это был земной островок жизни человека на фоне безраздельно властвующего мира тварей. В этот момент мне показалось, что мой марсианский островок Робинзона Крузо был более приятным и уютным.
      Охрана сразу увела Колько куда-то вниз, а нам приказали оставаться на месте. У люка и перископов остались дежурить три человека в камуфляжной форме.
      — Куда вы отвели нашего командира? — спросил я у Шамиля, который стоял возле лестничной площадки, ведущей глубоко вниз.
      — В нашу клинику. Ваш друг получил «захар» в лицо. Доктор Чакра поможет ему, — лицо у Шамиля казалось озабоченным. Он нервно сжимал рацию. Причину его волнения мы не знали, но, скорее всего, это было связано с предстоящим разговором с Тиграном.
      — Слушай, а почему Шамиль нам помог? Он ведь мог расстрелять нас! — тихо спросил я у девушки.
      — Шамиль — человек Зиеда Усманова. Он кадровый военный, когда-то служил в танковой бригаде. Честный и порядочный. Ненавидит Айрапетова, хотя находится в его подчинении, — пояснила Малика. — Если бы сегодня дежурили люди Тиграна, то вас даже не подпустили бы к Дворцу. Этими огнеметами сжигали не только тварей, — она указала на баллоны. — Там на улице можно обнаружить обгоревшие трупы…
      — Мрачная у вас квартирка, — пошутил Тод, прислонившись к стене. Он еще не отошел от пережитой погони, а уже выкидывал свои приколы.
      — Если не нравиться, то можешь проваливать на улицу! — вдруг раздался холодный и жесткий голос. Говоривший в сопровождении двух телохранителей вышел из лифта и подошел к нам. Это был физически крепкий человек под два метра. От него так и разило угрюмостью, жестокостью и алчностью. Глаза больше напоминали рентгеновские установки, ибо под его пристальным колючим взглядом мы с Алленсом почувствовали себя голыми. Жесткий голос, волевое лицо, шрамы на лице, презрительная улыбка выдавали в нем властолюбца и эгоиста. Нам он сразу не понравился. Было видно, что этот тип ни перед чем не остановится, если захочет достигнуть своей цели. Он пройдет даже по трупам. "Сцерцеп: — подумал я, — только в человеческом обличии".
      — Это Тигран, — прошептала мне Малика.
      — Я это понял, — также тихо ответил я.
      — Так, — протянул Айрапетов, когда перестал изучать нас. — Бекмухамедов, чем объясните присутствие этих людей на базе? Почему вы их приняли?
      — Им требовалась помощь! За ними гнались твари!
      — Если попали в переплет, то сами должны выпутываться! — рявкнул на Шамиля Тигран. — Мы не Приют для бездомных!
      — С ними была Малика!
      — А-а, значит, это она привела их? Что скажешь, красотка? — обратился он к ней, совершенно игнорируя нас.
      — Я тебе не красотка, подлец! Ты оставил меня одну, зная, что сцерцепы нападут на меня.
      — Но не напали же, — усмехнулся Тигран. — Раз ты цела.
      — Если бы не они, — Малика кивнула на нас, — то меня здесь не было бы! Впрочем, тебе плевать!
      — Ну-у, зачем же так, если бы я плохо к тебе относился, то не делал бы предложения!
      — Грязные предложения оставь при себе! Я не собираюсь с тобой спать! — выкрикнула девушка прямо в лицо Тиграна. Тот даже не повел носом.
      — Как хочешь! Только условия здесь диктую я. Первым уроком послужит тебе то, что я сделаю с твоими новыми друзьями! Их сейчас отправят обратно к тварям, — спокойно произнес негодяй.
      — Попробуй, только тебе Центр голову открутит!
      — Из-за двух… точнее трех идиотов?
      — Эй, — не выдержал Тод. — Если ты имеешь себя в виду, то претензий к тебе нет. Но в свой адрес я не потерплю оскорблений!
      Тут Тигран соизволил заняться нами. Видимо, его заинтересовал иностранный акцент, который ощущался в произношении техасца.
      — Откуда ты, умник? — хрипло спросил он, ткнув пальцем в грудь Алленса.
      — С Марса! — лаконично ответил бортинженер.
      Тигран подумал, что это шутка, и стал багроветь. Это было заметно даже при тусклом освещении.
      — Я спросил, с какой ты страны, ублюдок! А свои приколы засунь в зад своей мамочки, понял?
      Алленс, который в отличии меня никогда не перечил начальству и всегда соблюдал субординацию, сейчас был взбешен и вначале, казалось, был готов на драку. Конечно, дипломатом он себя не считал, однако всегда, насколько я помню, разговаривал даже с недругами без повышения температуры и звука.
      Даже Малика поняла, что в данный момент он готов был взорваться и нанести несколько оплеух подлецу. Но Тод сумел совладать собой. Он глубоко вздохнул, а затем спокойно взял Тиграна за грудки и потянул к себе. При этом рядом стоявшие охранники схватились за оружия.
      Тигран не испугался. Он насмешливо смотрел в глаза Алленсу.
      — Слушай, страус, я — гражданин Соединенных Штатов Америки! — прошипел техасец. — Прилетел с Марса, поскольку являюсь членом космической экспедиции. В следующий раз, когда будешь интересоваться моими био- или географическими данными, в правильной форме подготовь вопрос, ясно? Что касается задницы моей мамочки, то будем считать, что я ослышался!
      И не глядя на готовых ринуться в бой охранников, Алленс отпустил Тиграна и сделал шаг назад.
      — Тигран, они действительно с Марса! — вставила слово Малика. — Центру, как ты сам знаешь, нужны пилоты шаттлов!
      Айрапетов внимательно оглядел наши комбинезоны. Знаки космических различий и регалии убедили его в правдивости наших слов. Конечно, он знал о существовании космических станций на Луне и Марсе, но это его мало волновало. В тоже время Центр — его непосредственное руководство — почему-то нуждалось в космонавтах, и с этим боевик вынужден был считаться.
      Что-то пробурчав, он кивнул охране. Те открыли многоместный лифт.
      — Следуйте за мной, — приказал он голосом, не терпящим никакого возражения. — Шамиль, ты продолжаешь дежурить!
      Я, Малика, Тод, а также Тигран со своими двумя истуканами вошли в лифт. Кабина нас быстро доставила в один из ярусов подземного бомбоубежища. Затем повели по длинному коридору в одну из отдаленных комнат. Это мог быть карцер, или камера предварительного заключения. Двухъярусная железная кровать, старые матрасы, грязные подушки. И все. Типичная камера. Здесь было холодно. Мрачно становилось и при двадцати ваттной лампы.
      — Здесь пока поживете, — насмешливо сказал Тигран.
      — Это хуже, чем тюрьма! — сказал Тод, осмотрев комнату.
      — Это лучше, чем тюрьма, — возразил Айрапетов. — Остальные двадцать с половиной тысяч жителей Дворца живут в одном, хотя и большом помещении. Какой там воздух и какая обстановка вы еще увидите! Так что радуйтесь отдельному номеру!
      — А может, они останутся у нас? — робко спросила Малика. — Папа разрешит!
      — У тебя может жить только я, крошка! — просипел Тигран. — И твой папочка должен разрешить мне сделать кое-что, гы-гы-гы! А они побудут здесь! Так я сказал!… А ты, Малика, ступай к себе! Батюшка, наверное, уже давно заждался тебя!
      Охранники бесцеремонно затолкали нас в комнату и закрыли на замок дверь. Я слышал, как гневно разговаривала Малика с Тиграном, но ничего поделать она не могла.
      — Я устал и хочу прилечь, — сказал в полутемноте Тод. Он, не дожидаясь моего ответа, рухнул на кровать — та аж застонала под его тяжестью. Я тоже ужасно хотел спать и полез на второй ярус. Матрас был жестким, словно был забит опилками, а подушка страшно воняла, однако это не помещало мне быстро уснуть.
      Впрочем, спать нам долго не дали.
      Уже часа через два рослых гориллоподобных охранника молча подняли нас и куда-то повели. Шли мы долго, я аж удивился, каких размеров достигает подземное бомбоубежище. Фактически, это был город, со своими улицами, отдельными комнатами, отсеками. Освещение здесь было не столь яркое, как днем на поверхности, однако мы различали детали окружающего пространства.
      — Куда нас ведут? На расстрел? — спросил я у "горилл".
      — Не хватало тратить на вас пули, — мрачно произнес один из них. — Если Тигран скажет, то вас могут просто отдать тварям на закуску, гы-гы, а они любят человечину, гы-гы, — вдруг развеселился он.
      — А если серьезно? — процедил я.
      — А если серьезно, то иди и не вякай. Сам все узнаешь! — грубо рявкнул охранник.
      Навстречу нам попадались изможденные и исхудавшие люди. Многие из них были в оборванных одеждах. На их лице я не видел даже признаков радости или самодовольства. Озабоченные своими проблемами, прохожие даже не смотрели на нас, а только рылись в мусоросборниках или ходили бестолку по коридорам. Здесь они, наверное, потеряли счет времени и не знали, что наверху глубокая ночь.
      — Каста простых людей, — по-английски сказал мне Тод.
      — Я понял, — ответил я.
      Охранники не знали английского и поэтому стукнули нам в спины прикладами автоматов:
      — Эй, разговаривайте по-нашему!
      Вскоре нас завели в большое помещение. Как оказалось, это был кабинет Президента. Сейчас здесь шло заседание Совета Выживания — руководящего состава Дворца. Их было человек двадцать, не считая охраны, причем большая часть из них пожилого возраста. Среди сидевших за овальным столом я увидел Тиграна, ехидно ухмылявшего и смотревшего на нас злыми глазами. Слева от него сидело еще два молодых человека, которые всем видом показывали свое высокомерие к окружающим соседям и независимость.
      Когда нас ввели, то все отвлеклись от шедшего разговора и подняли взгляд на нас. У некоторых членов Совета возникли дружелюбные огоньки в глазах. А председательствовавший Зиед Усманов вскочил и подошел к нам.
      Президент страны был шестидесятилетним человеком, на лице которого читались мудрость, эрудиция и понимание. Груз судьбы за людей и постоянная борьба с мафиозной кастой закалили его, но не сделали черствым и жестоким.
      — Здравствуйте, — произнес он на русском с чуть заметным восточным акцентом. Он пожал нам руки (Тигран при этом громко фыркнул), а затем жестом пригласил присесть на стулья.
      — К нам редко попадают гости, — начал он, но я перебил его:
      — А как они к вам попадут, если Тигран их расстреливает?
      Усманов кинул на нас удивленный взгляд и повернулся к Тиграну. Тот пожал плечами, мол, ерунду городят эти люди.
      — В этом я постараюсь разобраться. Но я имел в виду, что с космоса к нам еще никто не прилетал! С Марса — тем более! Это правда?
      — Что к вам с Марса никто не прилетал? — съязвил Тод.
      Но Усманов не обиделся.
      — Нет, то, что вы с марсианской станции?
      — Да, — подтвердил я. — Мы трое — члены экипажа космического корабля «Центурион», входившего в состав марсианской колонии. Я — Тимур Каримов. Это — Тод Алленс, американец, бортинженер. А нашего командира — Андрея Колько — увели ваши люди, якобы в клинику…
      — Почему "якобы"? — презрительно спросил Айрапетов, демонстративно доставая пилочку и начиная чистить ногти. — Он действительно находится там. Им занимается наш доктор Рам Чакра… Господин Колько получил порцию «захара» в мор… то есть лицо!
      — Яд сцерцепа — опасная штука, — покачал головой Президент. — Но наш доктор — золотые руки — сможет помочь вашему другу.
      — Что заставило вас покинуть Марс? — вдруг спросил один из молодых людей. Это был Муратхон Джураев, заместитель Усманова, но сторонник мафии. Фактически он вместе с Тиграном осуществлял связь с Центром и защищал интересы касты вождей.
      — Тяжелое положение, связанное с энергоснабжением станции, это основная причина нашего полета на Землю. В свое время нам обещали доставить атомное горючее для марсианского реактора «Мурейкер». Но обещание не выполнили, — сказал я. — Тогда мы сами снарядили экспедицию и прилетели.
      — И вы думаете, что сейчас кто-то будет искать для вас ядерное горючее? — подозрительно спросил Джураев. — Кстати, а где ваш корабль? Вы же не могли достичь Земли пешком.
      — Мы летели к Байконуру. По нашим сведениям, атомное горючее находилось там. Но космоплан сбили, когда мы пересекали территорию Узбекистана. В этой катастрофе мы еле уцелели. Но кто это сделал, зачем и за что — это установить не смогли…
      — Что вы можете предположить? — спросил Усманов у Тиграна.
      Тот скорчил недовольную мину:
      — Скорее всего, это дело рук Джахангира Ильясова…
      — А-а, тогда понятно, — протянул кто-то из членов Совета.
      — Кто это? — спросил я.
      — Ильясов — это полевой командир. Моджахед. Ярый фанатик. Проповедует исламский фундаментализм в самых реакционных формах. Причем с уклоном на антинауку и антитехнику, — начал рассказ Президент. — Его идеология сводится к тому, что на все воля Аллаха. Всевышний наказал людей за то, что те отошли от сур пророка Мухаммеда, погрязли в западном технократизме, пытались с помощью науки и техники вторгнуться в основы мироздания. И этим самым, естественно, совершили богохульство.
      По мнению Ильясова и его сторонников — так называемого движения джахангиризма, что создал бог — то свято, и никто из смертных не должен изменять окружающий мир. Человек это начал делать и поэтому Аллах наказал нас. Сцерцепы — это посланники Сатаны, которые вышли из ада, чтобы покарать неверных…
      — А причем тут наш шаттл? — не понял я. — Мы не представляли никакой угрозы движению джахангиризма и тем более не являлись посланниками ада!
      — Мне трудно объяснить религиозно-философские воззрения Ильясова, — промычал Усманов. — В них много противоречий и бессмыслицы. Одно только могу сказать — джахангирцы уничтожали любой предмет, связанный с наукой, будь то самолет или простой велосипед, который оказывался на контролируемой ими территории.
      — Но нас они сбили не из рогатки, а с помощью тепловых ракет! — воскликнул Тод. — А это разве не творение науки и техники?
      — Я вам говорил, что теория Ильясова полна противоречий, — терпеливо стал объяснять Усманов. — Мы как-то предлагали им присоединиться к нам и организовать совместный отпор сцерцепам. Однако джахангиристы отказались, гордо заявив, что их путь указан Аллахом, который даст им шанс выжить, и покажет, как нужно бороться с сатанинскими порождениями. И они не собираются иметь общие дела с неверными…
      — До нас доходили сведения, что Ильясову удавалось успешно отражать нашествия сцерцепов, — сказал человек с узкими глазами и желтым лицом. Это был кореец Ли Аркадий, отвечавший за техническое состояние Президентского Дворца. Говорят, он был умелый техник и инженер, и здесь функционировало только благодаря его способностям и упорству. — Последняя информация, полученная две недели назад, свидетельствовала, что движение погибло. Однако, судя по вашему рассказу, джахангиристы живы и продолжают свои дела во имя Аллаха!
      — Причем весьма шустро, — заметил Тод. — Четыре ракеты в космоплан — Аллах будет доволен подвигами джахангиристов!
      — Извините, но мы не несем ответственность за действия Ильясова, — с сарказмом произнес Тигран. — Не надо было соваться туда…
      — В следующий раз у тебя спросим, — хмуро буркнул Тод.
      Айрапетов со злостью посмотрел на него. Я понял, что Алленс вошел в "черный список" Тиграна.

      — У меня есть вопрос к вам! — сказал я, обращаясь к членам Совета.
      — Да-да, мы вас слушаем! — быстро произнес Усманов.
      — Откуда взялись эти твари? Ведь ничего не предвещало появление подобных существ на нашей планете? Может они из космоса?
      — А вы сами видели инопланетян?
      — Нет, — признался я. — Но идея распространения в космосе живых белковых молекул была выдвинута еще в прошлом столетии. Предполагалось, что клетки могут преодолевать глубины космоса под давлением солнечных лучей, двигаться вместе с кометами и метеоритами, выбрасываться с планеты под действием вулканов, а также из-за магнитных или гравитационных аномалий. Может быть, эта гипотеза не столь абсурдна.
      — У нас, в свою очередь, много гипотез на сей счет, — покачал головой Усманов. — Ваша — одна из них, которая, кстати, уже выдвигалась некоторыми учеными. Здесь присутствует профессор Турсунов, доктор биологических наук, который занимается проблемой сцерцепов. Он имеет свои предположения… Карим Ахмедович, может, вы просветите гостей относительно возникновения на Земле этих существ? — обратился он к сидящему слева.
      — С удовольствием, — ответил профессор. Он оказался приятным и безобидным. Вполне добродушное лицо, мягкие движения и умный взгляд выдавали в нем увлеченного наукой человеком. Я сразу понял, что это и есть отец Малики.
      Карим Ахмедович кашлянул, надел очки, а потом вновь их снял, чем вызвал в памяти студенческие годы, когда мне читали лекции такие же почтенные профессора. Сжав пальцы в замок и подавив волнение, профессор начал свой рассказ:
      — Вы люди ученые и поэтому мою теорию разберете сразу. Причина происшедшего лежит на поверхности — это экология. Человек своим активным воздействием на окружающую среду и хаотичным и бесконтрольным размножением сформировал условия, которые привели к экологическому взрыву. Согласно расчетам ученых, на Земле людей должно быть в двадцать пять раз меньше, чем было зафиксировано Всемирной переписью 2010 года. То есть всего двести миллионов человек на всю планету. Именно на эту цифру рассчитана биосфера!
      — Почему так мало? — удивились мы с Тодом.
      Профессор приступил к объяснению:
      — Вы понимаете, что биосфера — это область активной жизни на планете, в которой живые организмы и среда их обитания органически взаимосвязаны и взаимодействуют друг с другом. Существам, потребляющим органическую пищу, здесь отведено свое место и своя порция. По мнению известных экологов, человек вместе с домашними животными превысил «квоту», выделенную ему природой, и тем самым нарушил экологическое равновесие. А экосистема, нужно признаться, очень чуткая вещь, она сразу реагирует на процесс изменения и всячески пытается восстановить баланс, вернув численность человечества к допустимому пределу.
      — И как же она это делает? — усмехнулся Тод, еще толком не осмыслив важность сообщенной информации. Но я уже понял, о чем говорит Турсунов.
      — Существует много способов, уважаемый господин Алленс. Например, свою борьбу с нами биосфера ведет такими специфическими методами, как обрекает на вымирание нужные человеку виды животных и растений, отказывается включать в биосферные круговороты и тем самым очищать производимые нами загрязнения, снижает продуктивность ценных для человечества экологических систем.
      До поры до времени общество могло противостоять натиску природы, будучи вооруженной ископаемыми источниками энергии. Но, как известно, не все на свете безгранично, а запасы минеральных ресурсов — тем более. К сегодняшнему дню на Земле были на девяноста три процента исчерпаны уголь, нефть, газ, горючие сланцы, торф. У человечества осталась только атомная энергетика, но катастрофа на Чернобыльской АЭС и другие ужасные аварии на подобных объектах показали, к каким экологическим последствиям они привели.
      — Но без атомной энергетики на Марсе людям не выжить, док, — заметил Тод. — Только запустив атомный реактор «Мурейкер» мы можем надеяться, что колония продолжит свое существование, как минимум, еще лет пятьдесят.
      — На Марсе нет такой активной биосферы, как на Земле, — сказал Турсунов. — Жизнь там есть только в пределах вашей станции, не правда ли?
      — Вы правы, Карим Ахмедович, — согласился я. — Понятие экологии у нас там пока не сформировавшееся.
      — Поэтому человек до начала двадцать первого века жил уверенно и устойчиво развивался, а население продолжало увеличиваться. Но могло ли человечество само содержать себя? Ведь, по подсчетам демографов, около пятисот миллионов человек имели пищу в избытке, а более двух миллиардов питалось плохо или голодало. В течение года от двадцати до тридцати миллионов человек умирало от голода. Обратите внимание, природа как бы заранее подготавливалось к тому моменту, когда люди, исчерпав полезные ископаемые, не смогут противостоять натиску биосферы…
      — Все это интересно, док, — перебил Алленс, — но, по-моему, это еще не объяснение происшедшего на Земле.
      — А вы бы, господин Алленс, лучше дали мне высказаться до конца, прежде чем делать выводы, — назидательно произнес профессор. В его голосе мы не почувствовали злости или сарказма. Видимо, Турсунов не обиделся и тем более не собирался задевать самолюбие американца.
      — Итак, перенаселение увеличивает нагрузку на среду обитания. Последняя не успевает восстанавливаться, становится менее пригодной не только для человека, но и для других полезных видов. Поэтому биосфера начинает как бы осаживать избыточное количество людей.
      Первый способ, которое часто пускала в ход природа, это болезни. Нужно заметить, что болезни играют исключительную роль жизненного регулятора. Так, например, эпидемия чумы в Европе четырнадцатого века за два года скосила население в два раза. А вы знаете, сколько умерло от оспы, холеры, тифа, сибирской язвы и других ужасных болезней? А от «простых» инфекционных заболеваний, типа грипп, корь? Конечно, человек научился бороться с ними, для этого развив медицину. Последние болезни века как СПИД или РАСУЛ, которыми биосфера пыталась бороться с человечеством, были побеждены и не дали требуемого результата. Таким образом, данный способ регулирования численности людей в наше время оказался неэффективным!
      — Гм, это как посмотреть, — пробормотал я, не совсем согласный с мнением профессора, но открыто спорить не стал — не было сил на дискуссию.
      — Следующий способ — это войны!…
      Тут я не выдержал:
      — Ого! А мне казалось, что войны вызываются социальными проблемами!
      — Будем реалистами, коллега — я обращаюсь к вам так, поскольку вы специалист в области естественных наук. Ведь человек — составная часть биосферы и подчиняется тем же естественным законам природы, что и весь органический мир. Война — это борьба за жизненное пространство, за лучшие источники питания, полезные ископаемые, возможность размножения. У низших видов это происходит через естественный отбор, и оно не приобретает такой масштабный и социальный характер. Согласитесь, и у нас — людей, и у животных — существует наследственная изменчивость, мутация, каннибализм, борьба за самку, за дичь, за воду, за территорию.
      Мы живем по биологическим законам, а социальные — это уже ограничители или политическая надстройка человеческого общества, которое придумало различные названия, типа мораль или этика, закон или право, для сокрытия истинных мотивов и причин.
      — Мне эта концепция не нравится, — поморщился я. Со мной согласился и Тод.
      Сидевшие в помещении люди ничем не выдали своих эмоций. Они молча наблюдали за нами, позволяя общаться с профессором один на один. Только Джураев и Айрапетов крутили головами и усмехались.
      — Пахнет цинично и неомальтузианством, — добавил я.
      Профессор всполошился, словно его обвинили в безграмотности и невежестве.
      — Это в вас живут предрассудки! Оставьте подобный консерватизм и догматизм! — гневно сверкнул очками Турсунов. — Подобные пуританские измышления только сбивают науку с истинного пути! Посмотрите на эту проблему другими глазами…
      — Какими?
      — Моими! Человечество сумело обойти законы биологии, разрешая межлюдские конфликты — мотивы которых лежат в биологических факторах существования — с помощью международного и внутреннего права, дипломатии и политики. Конечно, избежать локальный войн и межличностных противоречий полностью не удалось, однако подавить подобный способ регулирования численности людей не удалось природе.
      Тогда возник третий способ — это санитары-одиночки…
      — То есть? — не понял Тод.
      — Садисты, маньяки, убийцы. Эта категория людей своей деятельностью уменьшают численность населения… Да-да, не смотрите на меня такими взглядами! Многие судмедэксперты, исследовав убийц, приходили к выводу, что в большинстве случаев это вполне вменяемые и психически дееспособные люди. Просто они, сами того не подозревая, становились регуляторами природы. Конечно, совершенствование методов розыска и следствия позволяли следственным органам быстро отыскивать и обезвреживать подобных "санитаров"…
      Пока Турсунов говорил, я наблюдал, как воспринимали эту теорию присутствующие. Видимо, всем членам Совета она была известна, поскольку они больше следили за нашей реакцией. Сам Усманов чертил что-то на листке, Тигран продолжал чистить пилочкой ногти, а Джураев стучал карандашом по столу, выбивая какую-то мелодию. Казалось, что лекция читалась исключительно для нас.
      Но стоило ли ради этого вести нас сюда? Тут что-то было не так…
      — …Следующий фактор — это вредители сельского хозяйства и сорняки, которые способны изменить демографическую обстановку, лишив нас пищи. С одной стороны человек развил аграрную науку и тем самым увеличил урожайность, с другой — ядохимикаты, гербициды, применяемые в сельском хозяйстве, стали накапливаться в организме и отрицательно влиять на генофонд. Возникает мутация, которая ведет к вырождению человека.
      Наследственной изменчивости подвергается не только сам человек, но и другие представители органического мира. Особенно этот процесс усиливается в связи с загрязнением окружающей среды радионуклидами и реагентами. Это ослабляет здоровье и выносливость значительной части флоры и фауны. В итоге возрастает смертность, снижается плодовитость, падает численность. До катастрофы ежедневно в мире исчезало до двух видов животных. Их биологические ниши заполняли другие, более устойчивые или новые эволюционировавшие существа, которые вступают в смертельную схватку с человеком…
      — Карим Ахмедович, все это интересно, однако так мы не услышали, откуда взялись твари? — сказал я. В течение получаса шла подробная, но в тоже время перегруженная информация, которая в тоже время не доказывала, как на Земле появились "посланники ада", "слуги дьявола".
      — А они всегда были на Земле?
      — А? — удивились мы с Тодом.
      — Вы знаете, Тимур, — тут профессор склонился ко мне, и я увидел зеркальное изображение своего лица в его очках, — как вымерли динозавры миллионы лет назад?
      — Есть много гипотез, — с удивлением произнес я. — Например, динозавры вымерли в результате падения гигантского астероида на Землю более ста миллионов лет назад. Или наступил резкое глобальное похолодание, из-за чего теплолюбивые динозавры не смогли выдержать низких температур. Есть гипотеза, согласно которой произошла магнитная инверсия Земли, на некоторое время планета оказалась без защитного магнитного поля и жесткая космическая радиация уничтожила ящеров. О боже, на сей счет можно привести массу всяких предположений…
      — Эти глупые мнения мне известны. Но правда в другом. Динозавры размножились до таких пределов, что не осталось пищи на планете. Тогда на свет вышли существа-регуляторы. Они были как бы в анабиозном состоянии. Когда природа дала им сигнал, они вывелись и приступили к очищению биосферы от излишнего количества существ… Вспомните, что не все динозавры и представители юрского периода вымерли, хотя по вами приведенным гипотезам все животные должны были вымереть.
      — А кто же остался после динозавров? — спросил Тод.
      — Как кто? Черепахи, змеи, вараны, крокодилы, тритоны, ящерицы, акулы…
      — Вы считаете, что твари существовали все эти миллионы лет на Земле? — с сомнением спросил я.
      Карим Ахмедович закивал:
      — Совершенно верно.
      — Но почему их раньше не видели? Ученые перекопали почти всю поверхность планеты, а сцерцепов ни разу не обнаружили? А вдруг в один прекрасный… то есть не прекрасный день твари выпрыгнули из нор и стали пожирать лишних людей, — говорил я, не замечая, как скривились лица у членов Совета.
      — Уважаемый Тимур, — делая успокаивающий жест, произнес Турсунов. — Мы в лабораториях занимаемся проблемой сцерцепов. Хочу заметить, что многое стало нам известно о физиологии и морфологии сцерцепов. Так вот, они были раньше в виде микроскопических зародышей и находились в верхних слоях атмосферы. Просто никто толком не изучал биосферу на околокосмических высотах. Находясь на границе космоса и воздушной оболочки Земли, эти зародыши находились, с одной стороны, в спячке, а с другой — в процессе мутации — не забывайте, что космическое излучение оказывало громадное воздействие на их гены.
      Поэтому, когда наступило время, то они, рассеянные в атмосфере, спокойно и равномерно опустились на поверхность, стали быстро развиваться, поглощая двигающуюся пищу, и, в конце концов, достигли таких крупных размеров…
      — А что послужило толчком к такому "пришествию"?
      — Трудно сказать, — пожевал губами Турсунов. — Это слабое место в моей гипотезе. Может быть нарушение озонового слоя, как в результате негативного воздействия человеческой деятельности, или глобальное потепление, так называемый парниковый эффект… Не знаю, честно говоря, не знаю…
      — А потом они исчезнут? — поинтересовался Тод.
      Но ответить Турсунов не успел, так как я, уставший от этой лекции и больше ничего не воспринимавший, перебил профессора и спросил напрямик у Усманова:
      — Что теперь будет с нами?
      Усманов растерялся. Он посмотрел на Тиграна и Муратхона, как бы ища у них поддержки. Я сделал вывод, что Малика права — власть принадлежит совсем другим людям. Айрапетов перестал «работать» пилочкой и произнес:
      — Это решит Совет. Пока вы остаетесь здесь.
      — А нашу судьбу будет решать Центр? — спросил я, смотря прямо в глаза Тиграну.
      — Вы неплохо осведомлены, Тимур, — ухмыльнулся тот. — Хочу подтвердить: да, космонавты нужны Центру. Но, прежде всего мы должны удостовериться, что вы — это вы, то есть действительно члены марсианской экспедиции, а не самозванцы…
      — А если там подтвердят?
      — Тогда вас доставят туда… А пока вы здесь, то будете работать как все жители Президентского Дворца… Вас включат в продотряд…
      — Надеюсь, это не истребительный батальон? — нахмурился я, вспомнив, что у Тиграна есть группы, занимающиеся ловлей и уничтожением людей.
      — О нет, вы слишком нежны для подобных операций. Продотряд занимается поиском продовольствия на складах, в магазинах, торговых и плодоовощных базах…
      — Мы согласны, а сейчас вы позволите нам отдохнуть? — спросил я. — Сегодня слишком много событий — авария, встреча с тварями, погоня…
      — Хорошо, хорошо, — закивал Усманов. — Разговор, если хотите, мы продолжим в следующий раз… Тигран, может, вы выделите им другое помещение?
      Тигран покачал головой и произнес жестким голосом:
      — Других нет, и вы это прекрасно знаете!
      — Нет-нет, — остановил я. — Нам достаточно и нашей клетушки.
      — Но я не закончил, — вдруг опомнился Турсунов. — Американский друг задал вопрос…
      — Сейчас поздно для дискуссии, уважаемый Карим Ахмедович. Потом вы обсудите эту гипотезу…
      — Это не гипотеза! Это теория, которая близка к истине! — запищал тоненьким голосом профессор, негодуя неосторожно брошенной фразой Президента.
      — Хорошо, хорошо, — поспешно согласился тот, не желая вступать в пустой спор. Он повернулся к нам и произнес, протягивая каждому руку: — До свидания.
      Мы с Тодом попрощались с членами Совета, а затем под сопровождением "почетного эскорта" направились обратно в свою комнату. Я так устал, что даже не смотрел на лежавших и бродивших в коридорах людей. Нужно отметить, что день был полон всяких событий. Не каждый человек бы выдержал их. Едва мы доползли до кровати, как брыкнулись на матрас и мгновенно заснули. В эту первую ночь на Земле мне снилась Малика.

      Первые четыре дня пролетели для нас быстро. Мне казалось дурным сном, что вместо цветущего города я видел развалины и пустые кварталы, а единственным местом, где еще сохранилась жизнь — это бомбоубежище. Конечно, мы чувствовали подозрительность охраны и отчужденность большинства людей, но это было вполне объяснимо. Ведь жизнь под землей была сущим адом.
      Этот бункер был построен во второй половине двадцатого столетия (в разгар холодной войны) и представлял собой мощный жилой комплекс на глубине сорока метров. В тот тревожный период правительство намеревалось спрятаться от ядерного удара в случае глобального конфликта и, если надо, провести время до конца жизни в комфортабельных условиях.
      Здесь было семь ярусов, несколько коридоров-улиц, жилые, бытовые отсеки и комнаты для досуга, а также помещения, где находились энергетические машины и силовые установки, холодильники, системы воздухоочистки и воздухоснабжения, резервуары с водой, продуктовые и вещевые склады, оружие, гаражи и лаборатории. Фактически, это был своеобразный прототип марсианской станции, только не настолько оснащенный электронными приборами и компьютерами.
      Трудно описывать жизнь людей в таких сложных условиях. Продуктов не хватало, машины часто ломались и не подавали воздух в помещения. Иногда система воздухоочистки давала сбои, и процент углекислоты резко поднимался, приводя к отравлению жителей — уже были смертельные исходы. Вода подавалась скупыми порциями.
      Бомбоубежище было рассчитано максимум на десять тысяч человек, но как здесь уместилось более трех десятков тысяч — для меня было загадкой. Жуткая теснота, отсутствие свежего воздуха и солнечного света, нормальной пищи сильно сказывалось на здоровье людей и психологической атмосфере. Были случаи самоубийства и умопомешательства, а среди родившихся практически все страдали недугами и болезнями, в частности, рахитом. В помещениях, битком набитых народом, стоял страшный смрад и долго продержаться я, например, не смог. Приходилось удивляться человеческой способности приспосабливаться к такой жизни. Условия на Марсе мне казались теперь райскими.
      Люди здесь не бездельничали. Были сформированы строительные отряды из мужчин и женщин низшего социального слоя Дворца, которые работали под землей, расширяя территорию бункера. В основном орудия труда были примитивными, условия и режим производства не соблюдался, были часты обвалы, приводившие к человеческим жертвам. Но правящую касту это мало тревожило.
      Говорят, что где-то был расположен завод, который производил какие-то приборы и механизмы. Назначения этих устройств никто не знал, поскольку территория сборочного цеха усиленно охранялась. Зато там работали специалисты и инженеры, которых смогли найти и сохранить. Для них были созданы лучшие условия и щадящий режим.
      А элита жила, конечно, в более шикарных условиях. Охрана, руководители и их семьи имели отдельные помещения с душем, санузлами, видео проекторами и отличной мебелью. Недостатка в еде они явно не испытывали, так как мне часто приходилось видеть грузных и полных людей.
      Естественно, живя в таких неравных условиях, люди могли взбунтоваться. Но любое сопротивление снизу жестоко подавлялось. За две недели до нас Тигран отдал на съедение тварям пятерых «бунтовщиков», вина которых состояла в том, что они несколько раз высказали свое отрицательное мнение о правящей элите. Другим способом снижения напряженности был "выпуск пара", то есть людей группами выпускали на поверхность в дневное время суток, чтобы они могли успокоить свои нервы, отдохнуть и набрать силы для дальнейшего подземного труда. Этих людей охраны ехидно называла «мамонты» или "дети подземелья".
      Что касается детей, то с ними проблемы были большие. Было несколько случаев: когда дети, играя на развалинах, заходили далеко и попадали в темные места. Там их поджидали твари. Резкий детский крик и выброшенный на свет обглоданный скелет свидетельствовали о трагедии. И чтобы впредь предотвратить подобные ситуации, Тигран под давлением Усманова вынужден был выставлять ежедневно охрану на площадку для игр перед Дворцом.
      Продотряды днем ездили на бронемашинах в поисках пищи, одежды, напитков, инструментов и приборов, которые находились на разрушенных заводах и фабриках, продовольственных и промышленных складах, базах и магазинах. Этого добра на первое время в принципе хватало. Однако проблема голода имела уже более четкие контуры. Дело в том, что из всего продовольствия в сохранности были те, которые были упакованы под вакуумом в специальные целлофановые пакеты или запечатаны в жестяные емкости, или были сухими концентратами. Но срок хранения даже этих продуктов был ограничен несколькими годами, а то и месяцами.
      Случаи отравления ботулином уже имелись, часто с летальным исходом. Но Зиед Усманов как-то сказал, что проблемой продовольствия занимается и сам профессор, мол, это его основная задача. Но насколько она была связана со сцерцепами, мне никто не ответил.
      Может, Турсунов хотел на основе клонирования вырастить рогатый скот и домашнюю птицу, которые исчезли в первые дни «царствования» сцерцепов? Или старался из субпродуктов синтезировать более-менее пригодные к употреблению человеком пищу?
      Ответа я на эти вопросы не нашел. С того вечера я больше не встречал ни Малику, ни профессора. Нам разрешалось передвигаться по подземному бункеру (за исключением, правда, четвертого яруса, туда нас не пускала охрана — думаю, там жила знать Дворца), беседовать с людьми, но честно признаться, те не выражали особого стремления к душевному разговору. Причин могло быть много: и боязнь, что мы провокаторы, и усталость от подобных условий жизни, и сломленная психика, и даже непонимание, чего от них хотят два космонавта. Их уже не тревожила судьба марсианской колонии или всего человечества. Единственное, чего желали эти искалеченные трагедией и своим рабским положением люди, так это получить свой кусок хлеба, воды, воздуха и света, и быть защищенным от тварей. Политические проблемы во Дворце совсем не касались сферы их жизненных интересов.
      А этим и пользовались Тигран и Муратхон. Усманов не имел реальной поддержки среди населения, хотя люди ему сочувствовали. У кого сила — у того и власть, как-то прошептал мне один старик, боязливо осмотревшись. — Зиед Халилович хороший человек, но разве он может противостоять автомату? Конечно, нет.
      На четвертый день ко мне подошел Шамиль. Я обрадовался ему как старому другу. Этот парень, как мне казалось, был честным и порядочным. И на него можно было положиться.
      — Как вы себя чувствуете? — спросил он, пожимая нам руки.
      — Спасибо, так себе, — ответил Тод. — Странная жизнь здесь твориться…
      — Т-с-с, — приложил палец к губам Бекмухамедов. — Не нужно болтать лишнего. В демократию здесь играют, но ею не живут. Даже Центр не сможет за вас заступиться, не смотря на острую нужду в космонавтах, если вы будете протестовать против Тиграна…
      — Кстати, — зачем мы нужны этому Центру? — заметил я.
      — Не знаю, — пожал плечами парень. — Только помню, к нам приходили шифровки с просьбой выяснить, если среди населения Дворца люди, умеющие пилотировать космические корабли. Может это связано с полетами за пределы Земли?…
      — Неужели сейчас у людей есть возможность осуществлять пилотируемые полеты? — спросил я, чувствуя, что это важно для нашего будущего.
      — Не знаю. Это больше известно Айрапетову… Но пришел по другому поводу. Дело в том, что вы включены в мой продотряд. Поэтому завтра утром, в восемь часов вы должны быть готовы к походу.
      — Мы всегда готовы, — хмыкнул Тод. — Только у меня вопрос, а когда наступит завтра? У меня, например, нет часов — мои хронометры разбились во время аварии, и поэтому я совсем потерял счет времени.
      — Завтра наступит через десять часов, — улыбнулся Шамиль.
      В это время дверь открылась и в комнату вошла Малика. На ней был спортивный комбинезон.
      — О-о, — протянул я, хотя сам в душе обрадовался появлению девушки. — Сколько лет, сколько зим. Мы уже соскучились по вас.
      — Спасибо, Тимур, — смущенно произнесла Малика. — А я пришла проведать вас. Вы хотите видеть командира?
      — Конечно! — воскликнули мы с Алленсом. До сегодняшнего дня нам мягко отказывали встретиться с Колько, объясняя это тем, что доктор Чакра не любит, когда посетители посещают больных до их хотя бы частичного выздоровления.
      — Тогда идемте! — и Малика повела нас в клинику доктора Чакры.
      Госпиталь, медотсек или санитарный изолятор — по-разному называли жители Дворца помещение, которое располагалось на третьем этаже в конце главного коридора. Там находилось медицинское оборудование и свыше двадцати коек. Все они были заняты пациентами. Колько находился под стеклянным колпаком. Внутри прозрачного саркофага были установлены датчики и приборы, которые чутко реагировали на любое изменение в человеческом организме. Когда мы вошли, то в это время доктор Чакра собирал в шприц кровь из вены, чтобы затем пропустить через анализаторы.
      Единственный врач на все бомбоубежище оказался индусом. Невысокого роста, нескладная фигура, темная кожа, белозубая улыбка, густая борода и чалма на голове — это первые черты, которые бросились мне при первой встрече. Говорят, что Рам Чакра прибыл в Ташкент год назад по контракту с местной частной клиникой, но после всей этой заварушки не смог вылететь в Индию, и в итоге вынужден был остаться в городе. Кроме него в клинике были три медсестры и два студента медицинского факультета, которые, как и Малика, не успели завершить образование.
      — А-а, я вижу, товарищи прибыли, — широко улыбнулся Рам Чакра, поворачиваясь к нам. Он тоже был добрым и честным человеком, это было сразу видно. — Ну что ж, можете проведать своего командира, правда, хочу заметить, он не может пока покинуть свой кокон.
      — И надолго он там? — спросил Тод. Мы подошли к саркофагу. Лежавший внутри Андрей был похож на древнеегипетскую мумию: мраморное лицо, бледно-розовые ожоги от яда на щеке и шее. Он открыл глаза и, увидев нас, улыбнулся и помахал рукой. С его ладоней чуть не слетели датчики. Замигали приборы, сигнализируя, что сдвинуты элементы с кожи и необходимо постороннее вмешательство. Сидевшая у пульта медсестра встала, не торопясь, подошла, открыла колпак и поправила присоски с датчиками. Индикаторы успокоились и потухли.
      — Прошу вас не беспокоить его, лечение еще не закончено, — строго произнесла медсестра и также грациозно и неторопливо вернулась к месту дежурства.
      — Кэп, у нас все в порядке, завтра выходим в город на дежурство! — крикнул Алленс.
      — Хорошо, — услышали мы приглушенный стеклом голос командира. — Держитесь вместе. Со мной будет все в порядке, так обещал доктор Чакра.
      — Так надолго он там? — вновь спросил техасец.
      — Все зависит от того, какую дозу «захара» он получил. По моим расчетам, около трех "дээд", — ответил Чакра.
      — Чего-чего? — удивился я, стараясь вытащить из памяти подобный медицинский термин.
      Доктор с интересом взглянул на меня:
      — Мне говорили, что среди космонавтов есть врач и им, как я вижу, являетесь вы?… Но не пытайтесь вспомнить это название. Данный термин ввели в практику мы с профессором Турсуновым, изучая физиологию и морфологию сцерцепов. С английского dead это означает смерть, мы ввели как единицу измерения концентрации яда и воздействия на человека. Ваш друг получил порцию «захара», соответствующего трем единицам. Это средняя степень концентрации. При высокой — в шесть «дээд» — может наступить паралич нервной системы, остановка дыхания, сердца, отказ работы печени, поджелудочной железы и даже отравления мозга.
      — Но мне говорили, что тварь только парализует жертву, но не убивает, поскольку не может питаться мертвечиной, — сказал Тод, с тревогой взглянув на командира.
      — Я вам сказал, можете не беспокоиться за жизнь командира, — заметив тревогу на лице бортинженера, сказал Чакра. Говорил он с заметным акцентом. — Действительно, сцерцепы только парализуют жертву и едят ее, пока видят своим «зрением». Мертвое тело имеет температуру окружающей среды и не излучает инфракрасные лучи, которые воспринимаются нервными окончаниями кожи сцерцепа. Трупов он как бы не видит.
      Но живые организмы по-разному воспринимают этот яд. Мелкие животные сразу погибают при дозе в один «дээд», а бык может выдержать и шесть «дээд». Господину Колько повезло, его «укусил» молодой монстр, у которого железы не способны выработать высокотоксичное вещество. И поэтому жизнь вашего товарища вне опасности.
      — И скоро он выйдет отсюда? — поинтересовался я.
      — Недели через полторы. Наш президент дал мне установку, выпустить Андрея в полном здравии. Поэтому я его немного продержу дольше обычного на два-три дня.
      — А что вы ввели в него? Я интересуюсь как врач.
      — О-о, — протянул индус. — Это собственная разработка. Человек, в которого попал яд, навсегда остается парализованный, если ему не ввести мой препарат — он выводит «захар» из организма. Признаюсь перед вами, что свое противоядие я создавал не без помощи профессора Турсунова и его талантливой дочери Малики, которая имеет честь стоять рядом с вами, — тут он сделал поклон в сторону девушки. Малика густо покраснела.
      — Оказывается, ты уже профессиональный биолог, — с уважением произнес я.
      — Да какой там профессионал, — смущенно произнесла она.
      — Мое лекарство называется «Рамий», я его назвал своим именем, извините за нескромность, — продолжал доктор Чакра. — Но это мощная вакцина, она способна изменить гормональный фон и обмен веществ. Поэтому необходимо контролировать процесс усвоения лекарства организмом и выведение «захара» через поры кожи, мочу и кал… Признаюсь, здесь возможны побочные эффекты, иногда они проявляются в ужасной форме… — тут индус словно спотыкнулся. Он не знал, стоит ли сообщать эту информацию.
      — Не останавливайтесь, доктор, — поторопил его я. — Мы его друзья и должны знать правду. Ведь я врач, а Колько член экипажа. Я отвечаю за его здоровье.
      — Препарат иногда становится сильным катализатором окислительных процессов, происходящих в организме. Выделяемая при этом энергия способна заживо сжечь человека. А это мучительная смерть, ее невозможно заглушить даже наркотиками… Но это бывает редко и только при неправильной дозировке, — успокоил Чакра, заметив испуг в наших глазах.
      — Среди сцерцепов бывают различия, — сказала Малика. — Как бы расы. Одни твари не имеют никаких экзотических свойств, видимо, это самые первые организмы. Другие уже эволюционировали в себе различного рода оружие, например, яд или электричество. С ядовитым сцерцепом мы часто встречаемся. Однажды нам попался и электрический монстр: он искрил током как испорченная розетка.
      — Как электрические угри или скаты? — воскликнул Тод.
      — Да. Они способны выделять смертельное напряжение…
      — Наш продотряд один раз столкнулся с такой тварью, — заметил Шамиль, до этого молча стоявший рядом с нами. — Останкул Мирзаев — довольно неприятный тип, впрочем, доктор Чакра, вы его знаете…
      — О-да, — согласился врач. — Помню этого наглеца и нахала. Много крови он мне попортил…
      — Больше не будет, — усмехнулся Бекмухамедов. — Когда Останкул засунул свой нос в подвал, тварь так шандарахнула его своими молниями, что даже запылала одежда на этом ублюдке. Спасти его мы даже не пытались. А сцерцеп уволок его на обед…
      — Так ему и надо, скотина, — тихо процедила Малика, сжав кулаки. Видимо, она уже имела дело с ним.
      — В Австралии
      Я подошел к саркофагу. Колько уже спал. Как потом объяснил доктор Чакра, он дал ему демидрол. В этот момент к нам подошла медсестра:
      — Доктор Чакра, звонил господин Айрапетов. Он приказал космонавтам подняться в его кабинет.
      — Что ему от нас надо? — нахмурился Тод. Он не переваривал этого подлеца.
      — Извините, это мне не известно, — отвернувшись от нас, ответила медсестра и направилась обратно к пульту.
      — Идемте, — сказал Шамиль. — Тигран не любит, когда к нему не торопятся.
      Попрощавшись с доктором Чакра и еще раз взглянув на спящего командиры, мы поспешили на пятый ярус подземного бункера. Возле кабинета нас уже ожидали мрачные верзилы с бычьими шеями. Типичные танки, — подумал я.
      — Шеф, космики прибыли, — сказал по рации один из них, окинув нас колючим взглядом.
      — Запускай, — послышался ответ Тиграна.
      — С ними Бекмухамедов и Турсунова, — добавил охранник.
      — А они что здесь делают? Пусть Шамиль идет к себе — ему через несколько часов выступать наружу. Что касается Малики, то отведите ее к отцу, нечего в ночное время шляться по мужчинам (Малика вспыхнула от этих слов)…
      — Гад, — только смогла произнести она, с трудом подавив гнев.
      Тигран, наверное, это услышал, потому что засмеялся:
      — Я им всегда был, красотка!
      Мы с Тодом вошли в кабинет Тиграна.
      Мне почему-то казалось, что помещение должно напоминать камеру гестапо. К моему удивлению, это было не так. Перед моим взором предстала шикарно обставленная комната: хрустальные люстры, стеллажи с книгами, макеты парусников. Совсем не вписывались в интерьер автомат М-16 на столе и две цинковые коробки с патронами, находившиеся у ног Тиграна.
      — По ночам не спиться? — хмыкнул хозяин помещения. Впрочем, на самом деле он был хозяином всего Президентского Дворца.
      Мы промолчали.
      — Хождение в народ делал Гарун-аль-Рашид, — продолжал Тигран. — А вам зачем? К чему тесаться среди простого люда? Что вам даст лишняя информация о Дворце? Переворот осуществить не сможете — кишка тонка, да и я не дам! Кстати, того старика, что вы допрашивали, я отправил на улицу. Теперь, благодаря вам, его душа летает где-нибудь в раю, а мясо пережевывают твари…
      — Ты негодяй! — прошипел я.
      — Я этого хорошо знаю, — криво усмехнувшись, произнес Айрапетов. — Но подлец всегда найдет общий язык с умными, а вы умные ребята. Конечно, Центр вцепится в вас, поскольку космонавты нам нужны. Что они там задумали, я не знаю, однако сумею узнать. А если в этом есть хорошая выгода, то я, — тут он склонился к нам, — предлагаю вам союз. Вы без меня не сможете добиться того положения, которое смогли бы занять в Центре.
      — А мы, вообще-то, не стремимся занять какое-то кастовое положение ни в Центре, ни здесь, — сказал я.
      — Советую подумать, — Тигран откинулся на спинку кресла, достал сигареты и закурил. Он предложил и нам, но мы отказались, поскольку не курили и к тому же не хотели получать подачки от первого негодяя Дворца. — Сегодня утром вы идете за продовольствием. А там всякое может случиться. Если вы погибнете, то я смогу отвертеться, сказав, что сами полезли к тварям. Если примете правила моей игры, то я постараюсь перевести вас в лучшие апартаменты, не буду отправлять бестолку на поверхность, дам женщин, спиртное, все что душа пожелает… Ну, как?
      — Мы подумаем, — холодно ответил я.
      — Думайте, думайте, — хмыкнул Тигран и помахал нам зажженной сигаретой. — Старайтесь, чтобы сцерцепы раньше не съели вас вместе с вашими думами.
      Когда мы вышли, то Тод спросил меня:
      — А почему ты не послал его подальше с союзом?
      — Это я всегда успею. Считаю, не стоит накалять напряжение между нами. К тому же, нам нужно узнать, для чего космонавты требуются Центру, — пояснил я. — А Тигран сможет раздобыть эту информацию. Не забывай, что он пойдет на все, чтобы добиться своего.
      Мой друг согласился. Тихо переговариваясь, отправились в свою «квартиру». Спать в последующие часы мы не смогли — что-то не шел сон. Мы просто молча лежали и думали о жизни на этом островке Робинзона Крузо.
      Утром за нами зашел Шамиль. Он сказал, что наверху нам вернут наше оружие — для защиты от тварей.
      — После работы автоматы нужно сдать тиграновской охране, — добавил Бекмухамедов. — Тигран боится, как бы люди не повернули оружие против него.
      — Значит, чует подлец, что почва под задницей горячая, — усмехнулся я. — Так он может и параноиком стать.
      В шлюзовой камере, кроме нас стояло еще человек семь. Каждому тиграновцы раздали автоматы. Мы с Тодом получили «Калашников» и "Узи".
      — Готовы? — спросил, подойдя к нам, Шамиль.
      — Как говорили советские пионеры: "Всегда готовы!" — ответил я.
      — Тогда выходим наружу.
      Когда группа по поиску продовольствия вышла из Дворца, то на улице стояла жара. Солнце раскалило бетонные блоки и железо, а также воздух до такого состояния, что у нас через минуту потек пот. Я несколько минут стоял с закрытыми глазами, привыкая к яркому свету. После нескольких дней проведения под землей мое зрение приспособилось к плохому освещению, и резкий переход сильно ударил по глазам.
      Да и свежий воздух чуть не опьянил меня. Я вдыхал его полной грудью, думая, что вечером мне придется вновь окунуться в спертую атмосферу Дворца.
      Тут фыркая, вслед за нами выехал грязно-зеленый бэтээр. На его броне сидели командир группы Шамиль и его помощник — Мансур Убайдуллаев.
      — Всем в машину! — коротко скомандовал Шамиль, и все прыгнули на корпус. Мы с Тодом примостились возле пушки.
      Бронетранспортер двинулся в сторону Акмаль-Икрамовского района. По информации разведки, здесь должны были сохраниться склады с продовольствием. Это был один из густонаселенных районов города, где проживало в основном коренное население. А местные жители всегда уважительно относились к продуктам питания и делали хорошие запасы. Говорят, что здесь складов и магазинов было больше, чем административных зданий.
      — А если нам встретятся свободные охотники? — сквозь рев мотора прокричал я Шамилю. — Устроим перестрелку?
      — Да ты что! — удивленно сказал Бекмухамедов. — Я не убийца! Это Тигран любит устраивать охоту на людей!
      — Так все-таки, что будем делать? — продолжал я.
      — Если встретим, то не будем мешать им брать продукты — они тоже хотят есть!
      Я был рад за Шамиля.
      В этот день мы целый день лазили по кварталам, выискивая из квартир и частных домов все необходимое для базы. Мне неприятно было заниматься подобным мародерством в жилых зданиях погибших, особенно, когда обнаруживал скелеты. Мне почему-то казалось, что духи этих умерших людей еще здесь, и они укоризненно смотрят на нас.
      Но продукты нужны были еще живущим во Дворце, и поэтому приходилось чувства прятать глубоко внутри себя. Несколько раз мы встречались с тварями — они обычно находились в темных квартирах. Их мы сразу определяли по аммиачному запаху и, прежде чем сцерцепы успевали напасть, сами убивали их.
      И я, и Тод, и другие бойцы с ожесточением стреляли в этих ненавистных существ. Даже когда от них оставалось кровавое месиво, мы продолжали опустошать в них обоймы.
      В этом районе жило много моих друзей. Но их квартиры, как и моя, были пустыми. С болью в сердце я входил туда и осматривал разрушения и трупы, представляя, как здесь происходила трагедия.
      Этот первый день вымотал меня, причем не столько физически, сколько душевно. И спал в ту ночь я плохо — снились кошмары.

      27 июля мы вышли на поиск в девять часов утра. И как обычно направились в Акмаль-Икрамовский район. Еще вчера наша группа обнаружила там небольшой магазин, в котором в тоже время было много продуктов, бытовой техники и инструментов.
      Сегодня мы собирались полностью «обчистить» его.
      Едва бэтээр остановился у двухэтажного магазинчика с обвалившейся крышей, как мы почувствовали резкий запах.
      — Твари, наверное, в подвале, — сказал Бекмухамедов. — Мансур, Дурбек, спуститесь вниз и уберите их. Не забудьте взять мощные фонари.
      Два боевика спрыгнули с машины и исчезли в магазине. Через несколько секунд оттуда раздались автоматные очереди и дикие крики тварей.
      — Готово! — крикнул, появившись из проема двери, Мансур. Его лицо было измазано зеленовато-бурой жидкостью, видимо, обрызгала кровью раненая тварь.
      Группа последовала к магазину. Я остался стоять у входа, внимательно следя за окружающим пространством. Это не столько от сцерцепов — те сейчас дрыхнули в темных уголках, — сколько от свободных охотников, которые, зная, что мы из Дворца, могли напасть. Ведь они вполне могли принять нас за тиграновцев. А в перестрелке трудно доказывать, что мы не относимся к банде Айрапетова.
      Бекмухамедов рассказывал, что такое уже случалось.
      — Было убито трое моих людей, — печально произнес Шамиль. — И страшно то, что мы понимаем ненависть и страх охотников к нам.
      Квартал, в котором сейчас мы находись, в отличие от других неплохо сохранился. Здесь было меньше развалин, и дома имели меньше разрушений. У магазина крыша была вывернута в результате взрыва противотанковой гранаты. Наверное, кто-то не умеючи дернул за чеку и разнес стойки, на которых держался шифер. Зато продукты оказались целыми. «Грабителям» было чему радоваться, да и у меня слюнки потекли, когда ребята стали выносить ящики с консервированными крабами и креветками, красную и черную икру, тушенку, рыбу валенную и копченную, а также в масле и томате. В стеклянных банках были маринованные огурцы, помидоры, капуста, фрукты. Шоколадные плитки «Марс», "Сникерс", «Топик», "Баунти" и другие вызвали у меня восторг. Сознаюсь, еще с детства за мной закрепилась дурная слава сладкоежки. Кроме того, в подвале обнаружили картонные коробки с мылом, шампунем, спичками, мешки сахара, соли, муки и канистры с растительным маслом.
      — Этого хватит надолго, — сказал я, смотря, как ребята таскают провиант на тележку, закрепленную к бронетранспортеру.
      — Простому народу не хватит, а проклятая знать ужрется до отвала, — хмуро заметил Мансур. Он так же, как и Шамиль, плохо относился к мафиозной касте Дворца.
      Через час тележка, на которой раньше с поля вывозили хлопок-сырец, был забит. Ребята достали фляжки с водой и утолили жажду.
      Шамиль залез на горячую броню, удобно уселся на пулеметную башню и открыл одну бутылку «пепси», а мне протянул шоколад "Сказки Пушкина". Я с благодарностью принял эту вкуснятину. Мансур нашел пачку сигарет и закурил. Тод, как мне сказали, обнаружил видеотехнику и теперь что-то делал в подвале: как бортинженер он не мог оставить ее просто так. Все молчали и думали о чем-то своем. Стало тихо. В воздухе нависло напряжение.
      — О чем мозгуете, братцы? — спросил я, щурясь от солнца.
      — Да о всяком, — вздохнул Убайдуллаев. — Разные мысли в голову лезут. Обо всем и не расскажешь…
      — Эй, кинь мне сигаретку! — попросил Шамиль и Мансур бросил ему пачку «Мальборо». Вскоре от бронетранспортера поднялся дымок, казалось, что это работает паровая топка.
      — О чем твой товарищ задумался? — перенаправил свой запрос я в адрес Бекмухамедова.
      Тот глубоко затянулся и, выпустив струю дыма из носа, произнес несколько гнусавым голосом:
      — О прошлой жизни. Все мы думаем об этом.
      — А чем ты раньше занимался, Шамиль?
      — Я военнослужащий. Закончил Чирчикское танковое военное училище, затем Академию бронетанковых войск в России. До последнего момента проходил стажировку со специальной бригаде, созданной тремя государствами — Узбекистаном, Кыргызстаном и Казахстаном, — так называемый миротворческий батальон ООН «Центразбат». Но не успел принять участие в миротворческой операции, которая планировалась в Африке. Тут начались эти страшные события…
      — А я был участковым инспектором, — вставил слово Мансур Убайдуллаев. — Лейтенант милиции. Отдел внутренних дел Мирзо-Улугбекского района города Ташкента… Тут мои друзья, — он указал на рядом сидевших боевиков, — тоже сотрудники милиции. Служба у нас, сам понимаешь, почетная, но сложная и трудная. Всякое случалось: и на нож шли, и от пули не уберегались, от уголовников угрозы слышали. Но то, что все человечество погибнет от животных, пускай умных, но все-таки животных, я не предполагал…
      — У тебя кто-нибудь остался?
      И тут же пожалел, что задал этот вопрос, поскольку не только лицо у Мансура посерело, но и остальные сразу осунулись и нахмурились. Видимо, на эту тему было наложено табу. Но я не знал об этом, и поэтому с моей стороны это было вполне уместным вопросом.
      Однако Мансур ответил:
      — Нет, никого… В тот вечер я ушел на дежурство в райотдел. Время было тревожное и страшное. По неизвестным причинам исчезло несколько десятков тысяч человек. Со всех районов поступала тревожная и часто противоречивая информация. Никто сначала не верил россказням очевидцев о тварях… А ночью эти существа пришли ко мне домой… Всех сожрали, даже моего малютку не пожалели…
      — У меня погибли все в первую ночь, — продолжил рассказ друга уже Шамиль. — Моя жена успела позвонить по сотовому телефону и сообщить о каких-то чудовищах. Я дежурил по батальону под казахстанским городом Чимкент. Примчался домой на танке. Фактически угнал Т-189 из гаража, но потом никто мне влепить выговор или судить не успел… Как, впрочем, не успел и я… В моем доме остались только скелеты супруги, дочки и матери…
      Тут другие стали рассказывать о своих трагических часах. Может быть, мой вопрос все-таки прорубил в них желание поделиться друг с другом о наболевшем в душе. Где-то я был даже рад этому, ведь откровения и общая боль часто сближала людей.
      — А я никого из своих не нашел, — произнес я, когда последний боевик не окончил свою печальную повесть. — Моя квартира оказалась разрушенной… Только эта фотография осталась, — и я, достав карточку из внутреннего кармана, показал своим друзьям. Те с интересом стали рассматривать.
      — Это ты? — удивился Шамиль, разглядывая мою физиономию многолетней давности. — Сколько тебе тогда было?
      — Пятнадцать лет, — улыбнулся я.
      — Пацан еще там, — сказал Шамиль, — а сейчас ученый, медик, космонавт, — в голосе его я уловил уважительные нотки.
      — Как я понял, — произнес Мансур. — Ты свой, я имею в виду, ташкентский?
      — Да.
      — А как в космонавты попал?
      — После окончания медицинского института в Ташкенте, я получил направление в магистратуру Университета штата Айова, где продолжил обучение на космического врача, — сообщил я. — Там же прошел курсы пилота шаттлов по линии НАСА — это Национальное агентство США по аэронавтике и исследованию космического пространства. После возвращения в Узбекистане служил военным врачом и одновременно вторым пилотом тактического бомбардировщика ЯК-2001 в составе Ташкентской авиаэскадрильи. В 2001 году меня включили в список колонистов Марса, и в сентябре я уже покинул Землю на одном из первых транспортных космопланов. Вот так я прожил десять лет на Марсе, — закончил я свой рассказ.
      — Ты не женат?
      — Нет еще, — смутился я. — На Марсе было как-то не до этого, к тому же хотел невесту из своего города… Но было не суждено…
      — Но почему же так, — ухмыльнулся Мансур. — Девушки еще остались у нас, взять хотя бы Малику… Смотри, смотри, а ведь Тимур краснеет-то!
      Я еще больше смутился, а ребята заулыбались.
      — Значит, на Марсе вел исследовательскую работу? — вдруг спросил боевик по имени Дурбек. Он был замкнутым и молчаливым парнем. Говорят, он плохо пережил гибель родных и сейчас кричит во сне, явно переживая заново те моменты. А тварей он убивал без сожаления при первой же встрече. Я сам видел, с какой патологической ненавистью он рубил им щупальца саблей-мачете и выл от восторга, когда сцерцепы дергались в конвульсиях. Но его поступки и отношение к ним было вполне понятным и естественным.
      — Да не совсем исследовательскую, — задумался я. — Скорее всего, проводил обычную профилактическую медицину. Правда, были в моей деятельности и сложные хирургические операции, и физиотерапия, и гипноз, реанимация с того света… В общем, больше лечил, а наукой занимались другие…
      — Вот эти ученые и довели весь мир до гибели, — со злостью проговорил Дурбек, сжав кулаки до такой степени, что аж костяшки побелели. — Гады, думали, что все им сойдет с рук, а в итоге и сами сгинули, и других отправили в иной мир…
      Я был в шоке.
      В этот момент из подвала вылетел радостный Тод. В руках он держал какой-то прибор.
      — Господа! — закричал он. — Из этой штучки я могу сотворить прекрасный… — тут он заметил мое растерянное состояние и ненависть, написанное на лице Дурбека. Он по своему оценил эту обстановку и поэтому, бросив в сторону прибор, подскочил ко мне и встал рядом. Но драться никто и не собирался.
      — Не пугайся, Тод, — успокоил я его. — Здесь разговор совсем на иную тему. Я вижу, что эти ребята знают больше, чем можно предположить… Может, просветите нас, а? Все-таки мы все в одной упряжке!
      — А что тут рассказывать, Тимур, — ответил за товарища Шамиль. — Биологическая катастрофа произошла из-за ученых!
      "О боже, — мысленно вздохнул я. — Кажется, наш «Центурион» забросил нас в эпоху средневековья, причем в самое мрачное время. Здешняя «инквизиция» вбила в головы людям мысль о богохульной деятельности ученых…"
      — Ребята, неужели вы думаете, что ученые только и занимались тем, как бы вывести человеческую породу? — спросил с издевкой Алленс.
      — То, что мы имели — ракеты, подлодки, автомобили, видео — это появилось разве не при помощи ученых? — закончил мысль я. — Наука разве ставила перед собой цель уничтожить цивилизацию?
      Мои слова, наоборот, взбудоражили их. Дурбек аз взбеленился, словно на него налили кипящее масло.
      — А военные исследования? А атомная бомба? А крылатые ракеты? Это не штучки ученых? — прошипел он, покрываясь от злости холодным потом.
      Я растерялся. Такой реакции я никак не ожидал. Видимо, здесь причинно-следственные связи лежали более глубоко, чем можно было объяснить простыми словами.
      — Успокойся, братишка! — крикнул ему Мансур. — Эти ребята ни в чем не виноваты!
      — Косвенно — виноваты, — буркнул тот и отошел.
      — В теории Турсунова… — начал было я, решив, что информирую их о гипотезе, которую сам услышал от Карима Ахмедовича.
      — Да плюнь ты на эту дрянную теорию, — разозлился вдруг Шамиль. — Тебе, как я вижу, уже поведали сказку о нарушении экологического равновесия на Земле и появление санитаров-сцерцепов?
      — Как и всякая гипотеза, она имеет право на существование, — несколько неуверенно произнес я, поскольку сам не совсем верил в нее. — А у вас есть иная версия происшедшего на Земле?
      — Конечно, есть! Только это не гипотеза, а факт. И о ней знают некоторые господа в Президентском Дворце, в том числе и сам профессор Турсунов!… - проговорил Шамиль. — Как думаешь, зачем природе искать помощников в виде сцерцепов, чтобы устранить людей, когда они сами себя уничтожают? Ты думал, что Землю постигла биоэкологическая катастрофа?
      — Вообще-то, да…
      — На нашей планете произошла биологическая война, которая была объявлена еще тридцать лет назад, была забыта, но не была прекращена!
      Я почувствовал озноб.
      — Доказательства! — прохрипел Алленс. Он тоже был возбужден.
      — У нас нет вещественных доказательств, — сказал Шамиль, — но нам случайно попались кое-какие любопытные документы. Из них мы узнали, что твари — это продукт биологического оружия. А оружие, как известно, создают только разумные существа…
      — Точнее, неразумные, — вставил Мансур.
      — Но кто и как конкретно создавал сцерцепов?
      — Если быть точными, то конкретно сцерцепов в таком виде, какие они есть сейчас, никто не создавал. Они возникли в результате неконтролируемого биохимического процесса… В начале восьмидесятых годов прошлого века в бывшем Советском Союзе разрабатывали оружие массового уничтожения на основе использования мутагенов. То есть брали клетки тараканов, крыс, ящериц, спрута, подвергали их ДНК генетическому изменению и добивались достижения определенных свойств, которые могли позволить мутантам нанести серьезный урон потенциальному противнику…
      — Моей стране, наверное? — прервал его Алленс.
      — Конечно, Соединенным Штатам. Тогда ведь между СССР и США была холодная война…
      — Но как подвергали клетки этих организмов мутации? — спросил я.
      — С помощью космического излучения, — пояснил Бекмухамедов. — Ты же врач, должен знать… Согласно программе исследования, мутацию вышеперечисленных клеток требовалось ускорить, а также усилить их поражающие характеристики. Чтобы достигнуть необходимых параметров, их было решено подвергнуть космическому излучению и сильному геомагнитному воздействию. Для этого с борта атомной подводной лодки «Тайфун», которая была приписана к Северному флоту СССР, была запущена баллистическая ракета с однотонным контейнером, где хранились эти клетки. На высокой околоземной орбите органика в течение пяти лет должна была подвергнуться требуемому воздействию. Контроль и управление за всеми проходящими биохимическими процессами и генетическими изменениями вели с земного центра — Новосибирского института физиологии и паразитологии, чисто военного ведомства.
      — И что же? — спросил нетерпеливо я, когда Шамиль замолчал.
      — А ничего. Ты же знаешь, что в середине восьмидесятых годов последовала политика перестройки социалистической системы, между бывшими противниками наступила оттепель. Программа по созданию биологического оружия была свернута. Дальше произошел распад Советской империи. Начался экономический кризис, и всем стало не до космоса. Вернуть на Землю спутник не смогли — то ли не хотели всемирно признаваться, что создавали биологическое оружие, то ли решили, что надежнее хранить мутантов в космическом пространстве, чем на Земле, а может просто не хватило финансов. Только в итоге органика пробыла там, — Шамиль указал пальцем в небо, — более тридцати лет. Судя по всему, все клетки смешались, в результате мутации сформировался новый организм, чуждый земной биосфере.
      — Сцерцепы? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Тод.
      — В космосе было около одной тонны клеток! Этого было достаточно, чтобы покрыть всю Землю тонким слоем органики!… Но долгое время человечеству ничего не угрожало. Может быть, и сейчас этот спутник мог вращаться по земной орбите, если бы не наступил редчайший случай, о котором упоминается в учебниках по теории вероятностей! Пролетавший мимо Земли небольшой метеорит разрушил корпус контейнера и изменил его орбиту. Возможно, поврежденная автоматика перепрограммировалась и с помощью миниатюрных ракетных двигателей направила спутник на Землю…
      — Но спутник должен был сгореть, проходя через плотные слои атмосферы, — заметил Тод.
      — Спутник сильно обгорел, но не полностью разрушился: его части упали на территорию Китая. На этом контейнере были установлены парашюты. Однако, все клетки-мутанты, подхваченные воздушными потоками, развеялись еще в тропосфере и поэтому равномерно осели по всей поверхности Земли. Попав в благоприятные условия, клетки стали развиваться. Сначала они паразитировали внутри живых земных организмов, а когда достигли определенных размеров, то стали нападать и поедать более крупные виды. В итоге они доросли до современных сцерцепов.
      — Сначала не сразу связали спутник с появлением монстров, — сказал Мансур, потушив сигарету о борт бэтээра. — А когда поняли, то было поздно. Хочу заметить, что об этом общественность не была информирована. Люди погибали, так и не поняв, откуда пришли монстры. Знали только правительства некоторых государств…
      — А вы как узнали? — мрачно спросил я.
      — Когда пошла эта кутерьма, то всех военных включили в состав охраны важнейших государственных объектов. Мне пришлось перевозить дипломатическую переписку в Президентский Дворец. Мне случайно попались записи об этой информации. Если не верите, попробуйте отыскать ее в архивах подземного бункера.
      — Значит, профессор прекрасно знал об этом? А нам навешал лапшу на уши?
      — А что вы хотели? — удивился Мансур. — Кто будет признаваться, что приложил руку в создании сцерцепов?…
      — Турсунов создавал этих тварей? — поразился я. Никак не верилось, что этот добрый на вид ученый способен был «родить» ужасное оружие.
      — Он принимал участие в проведении исследований по проекту "Медуза Горгона" — это военный заказ Министерства обороны СССР по биологическому оружию. Руководителем проекта был академик Шувалов — крупнейший специалист по физиологии организмов и генетической инженерии. Когда стало известно, что причиной появления сцерцепов стали исследования Шувалова, то срочно стали искать ученых, которые были когда-то включены в состав программы. Среди них был и профессор Турсунов.
      — Тогда я еще не знал, что наш милейший старичок является одним из «отцов» тварей-мутантов! — грустно сказал Шамиль. — Даже когда наши военные нашли и доставили его в Президентский Дворец, то я не думал, что он как-то относиться к проекту "Медуза Горгона". И лишь когда по приказу Президента из Центра и других научно-исследовательских институтов СНГ стали доставлять приборы биологического назначения, то понял, с кем мы имеем дело…
      — Значит, в бункере есть лаборатория? — удивился я.
      — Да. И там профессор проводит свои исследования. Для него особая группа Тиграна изготавливает ловушки и вылавливает сцерцепов. Но все это делается в тайне от жителей Дворца!
      — Зачем ему твари?
      — Не знаем… — пожал плечами Шамиль.
      — А Зиед Усманов знает о настоящих причинах катастрофы?
      — Конечно. Он, как приемник Президента, все знает о профессоре. Тем более чем занимается Карим Ахмедович в своей лаборатории…
      — Вы говорите, преемник? — спохватился я. — А что стало с Президентом страны?
      Шамиль с Мансуром переглянулись.
      — М-м, трудно сказать, — осторожно произнес Бекмухамедов. — Официальная версия — его сожрал сцерцеп, когда он по неосторожности зашел в опасную зону. Но наш следователь, — он кивнул на Мансура, — заметил на скелете несколько повреждений, которые не могли сделать твари. Например, на черепе зияли две дырки. Это можно было сделать только из огнестрельного оружия…
      — Значит, Президента убили? Но за что?
      — Скорее всего, это сделал Тигран или Муратхон. А им мог приказать Центр, — заметил Дурбек, который немного успокоился.
      — Кстати, я часто слышу про этот Центр. Что это такое? Тайная организация, наподобие масонской ложи или ордена? — поинтересовался я.
      Шамиль сплюнул и нехотя произнес:
      — Центр — это военно-политическая верхушка, или как мы называем хунта, которая практически взяла всю власть на громадной территории — от Балтии до Китая. Находится она на самой крупной военной базе России «Сибирь-2». Фактически там расположен гигантский подземный город-завод. С помощью истребителей-штурмовиков и дальних бомбардировщиков хунта подчинила себе разрозненные поселения людей, оставшихся в живых после массового нашествия тварей… Те, кто отказывался, немедленно уничтожались. Тигран — ставленник Центра.
      — А что Центру нужно от подобных островков жизни? — недоумевал я. — Ведь не думаю, что хунта заботилась о продолжении человеческого рода…
      — Конечно, нет, — хмыкнул Дурбек. — Для нее мы — черная кость, которую можно не жалеть.
      — Могу только догадываться, зачем Ташкент понадобился Центру, — произнес Шамиль. — По моей версии, хунте нужны позитивные итоги в исследованиях профессора Турсунова. Во вторых, население Президентского Дворца собирает какие-то приборы, которые затем увозят специальные экспедиционные машины Центра.
      — Куда? — вскочили мы с Тодом.
      — Не знаю… Охрана Центра, которая сопровождает караваны машин, с нами не разговаривает. Все знает Тигран.
      — Ах, этот Тигран, — яростно процедил Тод, у которого все больше усиливалась неприязнь к этому негодяю.
      — А что производится в сборочном цехе Дворца? — спросил я.
      — Этого мы не знаем. Но именно из-за этого лишился жизни наш Президент…
      — То есть?
      — Он стал протестовать против режима, навязываемого хунтой. Центр не интересовался судьбой и условиями жизни оставшихся в Ташкенте людей. От нас требовались только вовремя приготовленные приборы и все! А как это будет достигнуто — это вне забот хунты. Назревал социально-политический кризис. К следующему приходу экспедиции готовился отпор.
      Президент готов был дать бой. Но Тигран, по нашему мнению, опередил и сделал свое черное дело, — закончил Шамиль. — Теперь власть у Совета Выживания, хотя это фикция. Никакой власти у этого органа управления нет. Просто свадебные генералы…
      — А Зиед Усманов? Его какая роль?
      — Никакая. Это просто беспомощный человек, который старается создать более лучшие условия для жителей Дворца, но не имеет никакой возможности. Кстати, он живет среди простых людей, а не где мафиозная каста. Этим он мне и импонирует, — ответ Бекмухамедова породил во мне еще несколько дополнительных вопросов о некоторых личностях.
      — А Муратхон Джураев, кто он?
      — Политический интриган! Властолюбец, эгоист и трус! За свою жизнь он ни разу не сразился с тварями. Всегда сидит во Дворце. Примазывается к Тиграну и всячески поддерживает его на Совете Выживания. Хотя Айрапетов не нуждается в подобном, однако, любит, когда его боготворят, — усмехнулся Шамиль.
      — И вы терпите их? — с презрением спросил Алленс, которому претила всякая мысль о подавлении прав и свобод людей.
      — Пока терпим. Но придет время, когда мы разберемся и с Центром и с его ставленниками, — закончил Бекмухамедов, а потом рявкнул: — Ну, поговорили — и хватит. Пора возвращаться во Дворец!
      И мы взобрались на бэтээр. Настроение у всех было препоганое.

      Мои часы «Ситизен», которые я нашел на складе магазина, сверкнули в темноте яркими циферками "01.15. 28 июля. 2011". Было, конечно, поздно, но мне не спалось в это время. Просто я лежал на нижней койке и заново прогонял в голове дневной разговор с ребятами.
      Программа "Медуза Горгона", которая была направлена против одного материка, превратилась в бумеранг и вернулась гибелью для всей Земли. И то, что здесь сыграли свою зловещую и неприглядную роль профессор Турсунов и академик Шувалов (о котором я столько много слышал и по учебникам которого изучал генетику), для меня стало неприятным открытием. Я вспоминал, что в нашей беседе на Совете Выживания Карим Ахмедович говорил о своей лаборатории, а Шамиль подтвердил, что там ведутся какие-то научные исследования, цель и значение которых никто не знает.
      Чем больше я задумывался, тем меньше мне нравилась ситуация во Дворце. К этому приходили и тревожные думы о нашей дальнейшей судьбе. Что нам было уготовано в планах Тиграна? Чего хотел от нас Центр? Я ощущал, что здесь происходит нечистое.
      Об этом, наверное, размышлял и Тод, так как сверху я слышал его кряхтение и ворчание, а также невнятная ругань на английском.
      — Чего не спишь? — не выдержал я, когда звуки сверху стали более громкими и частыми. — Всех тараканов распугал!
      Тод ответил с сарказмом:
      — А ты питаешься насекомыми? Кстати, а в национальную кухню входят блюда из жуков и тараканов?
      — Не пори чепуху! — прервал я может быть несколько грубо. — Твой бы язык сварить и съесть бы!
      — В нем витаминов мало, Тимур, — хмыкнул мой товарищ. — Он горький и ядовитый. Русские в таких случаях говорят, мол, как у злой бабы…
      — Верно подмечено, — заметил я. И тут надо мной угрожающе заскрипела кровать. — Эй, эй, полегче, это не бронетанк тебе! Чего ворочаешься!
      — Кровать слабоватая, видно сразу, что некачественная… У вас первоклассным можно считать только оружие, — хмуро сказал Алленс, намекая на проект "Медузу Горгону". Ему было обидно.
      — Брось, Тод, неужели ты меня считаешь своим потенциальным противником? Ни я, ни мои сородичи, ни граждане Узбекистана не виноваты, что тридцать лет назад Советский Союз и Соединенные Штаты противостояли друг другу. Так что давай, не будем создавать напряженность, и переводить тот старый конфликт на межличностные отношения, — предложил я миролюбивое решение.
      — Согласен!
      — Пострадали все, — продолжал я. — И здесь, и в Америке жизнь оставшихся в живых людей ужасна!
      — У нас, может быть, не так, как в СНГ! — заметил Тод.
      — Может быть, — согласился я. — Но у нас сейчас другие проблемы. Прежде всего, нам нужно определиться, что будем делать?
      — Нужно посоветоваться с командиром! — поддал мысль техасец.
      Я немного подумал, а потом отбросил ее:
      — Не сейчас. Что мы можем сообщить Андрею? Что власть у Тиграна и военного Центра? Это не раскрывает картины. Я считаю, что нужно узнать, во-первых, что производится на заводе Дворца, во-вторых, куда везут готовую продукцию, в-третьих, чем занимается профессор, в-четвертых, зачем нужны космонавты хунте. Вот только тогда мы можем прийти к Колько.
      Тод признал правоту моей мысли.
      — Тогда идем? — сказал я, вскакивая с кровати.
      — Куда?
      — К Малике?
      — Почему к ней? — вяло поинтересовался Тод, видимо решив, что я хочу проявить к этой девушке свои любовные чувства. — Именно сейчас ты хочешь признаться ей в своих сердечных муках?
      — Дурак, — беззлобно ответил я. — Она дочь профессора. И она поможет нам узнать правду.
      — Да она тоже начнет нам свистеть байку о мести природы… — начал было Алленс, но я, не выдержав его болтовни, схватил за шкирку и рывком вытащил из кровати. Бортинженер едва носом не спикировал на пол, благо успел ухватиться за железные ножки кровати.
      — Ты с ума сошел! — в негодовании прошипел он.
      — Конечно! Здесь нельзя не быть психопатом! А теперь не болтай, пожалуйста, а иди за мной! — и я, не дожидаясь его ответа, открыл дверь. В коридоре было тихо, и стоял полумрак. Плафоны освещали пространство так тускло, что напоминали далекие звезды. Откуда-то шло мерное и тихое гудение — возможно, там работали цеха, выпуская неизвестную продукцию, а может, просто функционировали механизмы жизнеобеспечения Дворца.
      Мы зашагали в сторону лестничных площадок. На пути мы встречали людей, которые брели по своим делам или просто спали на "улице".
      — Куда мы?
      — К Малике!
      — А ты знаешь, где она живет? — этот вопрос Тода остановил меня. Действительно, я не имел представления, а где собственно находится Турсунова. Впрочем, она как-то упоминала, что им выделена квартира среди знати. Но туда нас не впустит охрана…
      — Тогда идем в лабораторию. Посмотрим записи, может, разберемся, что к чему, — предложил я.
      — А ты знаешь, где лаборатория?
      Я задумался. Седьмой ярус — это завод и системы жизнеобеспечения. Шестой, пятый и четвертый предназначены для жизни простого населения, на четвертом также находились госпиталь, комната заседания Совета Выживания и наша «квартирка». Третий ярус — это складские помещения. На втором расположились отсеки для высшей элиты Дворца. Первый, как я понял, отдавался для сотрудников охраны, боевых машин, оружия и тоже складских помещений. Так, где же лаборатория? "Жаль, что я не спросил об этом раньше Малику", — подумал я.
      — Кстати, Малика как-то сказала, что на третьем ярусе плохо работает вентиляция, — вдруг произнес Тод.
      — Там склады, — машинально ответил я и вдруг понял. — Конечно! Там находится лаборатория. Без работающих вентиляторов профессор просто-напросто задохнулся бы от запаха организмов и экскрементов.
      — А сможем там найти лабораторию? — с сомнением спросил Алленс. — Ведь третий ярус такой огромный и плюс там всегда охрана.
      — Это еще раз свидетельствует, что там расположена лаборатория! — твердо сказал я и пошел наверх по лестничной площадке.
      Третий ярус действительно был огромным. Мы долго шли по коридорам, сворачивая в разные стороны. По пути нам попадались только закрытые двери. Иногда мы слышали шаги и приглушенные голоса — это делала обход охрана. Но мы вовремя прятались от них в противопожарных ящиках, которые спокойно могли вместить человека.
      Наконец мы добрались до двери, которая больше напоминала люк банковского сейфа. Там же стояли два человека в камуфляжной форме. О недружелюбии говорили их автоматы и недоверчивые лица. Увидев нас, охранники несколько удивились. Они никак не ожидали встретить любопытных на этом ярусе Дворца. Видимо, простому люду сюда вход был категорически воспрещен.
      Один типа из них — Бахтияр Урдашев, в котором я признал самого принеприятнейшего и подлого типа (известного своими издевательствами над простыми людьми), предостерегающе поднял руку и отрывисто сказал по-узбекски:
      — Космики, чего вам надо? Сюда вход воспрещен! Возвращайтесь к себе! — в его голосе так и сквозило пренебрежение и высокомерие.
      — Мы просто хотели узнать, это лаборатория профессора Турсунова? — миролюбивым тоном сказал я.
      — Вам нельзя знать того, чего не положено! — грубо ответил Урдашев. Он не хотел вступать с нами в разговор и поэтому добавил:
      — Поворачивайте оглобли назад!
      — Но профессор Турсунов хотел поговорить… — начал было Тод, но разозленный охранник рявкнул:
      — Назад! Или буду стрелять!
      — Да что здесь находится такое, из-за чего вы готовы убить людей? — поразился Алленс. По-моему, он просто тянул время, стараясь сориентироваться и принять решение. Об этом говорили его глаза, рыскающие вокруг таинственной двери.
      Но охранники, видимо, не хотели давать ему такой возможности. К тому же их разозлили наши пререкания. Ведь во Дворце люди сразу подчинялись их требованиям, а мы начали спор.
      — Считаю до трех, — раздраженно сказал Урдашев. — Раз… два… — автоматы нацелились на нас — это было самым весомым и значительным аргументом нашего скорейшего выметания отсюда.
      — О" кей, о" кей, ребята! Мы уходим! — поспешно произнес американец, поднимая руки. — Успокойтесь, мы уже уходим! Какие горячие у вас в Узбекистане люди, — сказал он, оборачиваясь ко мне.
      — Они просто выполняют приказ Тиграна, — подыграл я ему.
      Автоматы опустились. Охранники поверили, что мы собираемся покинуть это место. Но Тод уже все рассчитал. Он сделал вид, что поворачивается к выходу, однако резко подскочил к Урдашеву и мощным апперкотом в подбородок свалил его на пол. Второй охранник просто не успел отреагировать на нападение космонавта: ботинок Алленса со всего размаха въехал ему в живот. До моих ушей дошел звук лопнувшего воздушного шарика.
      Первый еще пытался подняться и оказать сопротивление. Но на его беду в драку ввязался я. Тремя молниеносными ударами мне удалось отправить его сознание гулять по неизведанным просторам, откуда оно, по моим расчетам, должно было вернуться не столь скоро.
      Тем временем Тод до конца уложил второго охранника, ударив ребром ладони под ухо.
      — Будут знать, гады, как нужно вежливо разговаривать, — заметил я. — Ишь, придумали нам кличку «космики»! Космонавты мы, подлец, а не какие-то там "космики"! — я не сдержался и пнул Урдашева по ноге. Меня удивляло, как нам легко удалось одолеть их. Ведь Тигран брал к себе хорошо обученных бойцов. А может, сила айрапетовских ребят была в напыщенности и наглости, а также в обладании оружием? Фактически, они не смогли оказать нам реального сопротивления. Конечно, это еще не означало, что в дальнейшем мы не встретимся с настоящими головорезами и убийцами.
      — Чисто сработанно, — с гордостью произнес Алленс, рассматривая охранников, которые лежали на полу не в самых привлекательных позах. — В стиле диверсионной группы. Думаю, что даже в спецподразделении «Дельта» не смогли бы так ловко уложить охрану!
      — Ладно, ладно, будет тебе хвастаться, — хлопнул я его по плечу, а сам подумал: "Теперь все, Рубикон перейден, мосты сожжены, обратной дороги нет". Конечно, Тигран явно не обрадуется нашей «террористической» вылазке, если узнает. Наказание будет суровым, не смотря, что мы космонавты.
      В коридоре было тихо. Видимо, мы не наделали столько шума, чтобы привлечь внимание другую группу охраны.
      — Чего стоишь? — спросил меня Алленс. — Давай, открывай дверь!
      И мы стали с двух сторон крутить ручку. Через минуту замок щелкнул с таким звуком, словно выстрелил. Мы замерли.
      Никто не среагировал на этот шум.
      — Продолжай, — сказал я Алленсу, и мы потянули на себя люк. Хотя петли были густо смазаны саледолом, однако раскрыть стальную крышку оказалось делом не из легких. Теперь стало понятно, почему сюда ставились охранники с куриными мозгами, но с обратно пропорциональными мускулами.
      Как только появилась щель, как нам в нос ударил едкий аммиачный запах. В уши ворвался вой, издаваемый тварями.
      В лаборатории горел свет. И судя по приглушенному гудению механизмов, работа шла здесь и ночью. Среди моря электроники, приборов химического и биологического назначения, а также датчиков, сосудов, штативов, банок с реактивами находились огромные виварии, внутри которых бегали сцерцепы. Им явно были не по нутру эксперименты, проводимые профессором Турсуновым. Его я сразу увидел у компьютера. С другой стороны находилась какая-то девушка в белоснежном халате, которая мешала что-то в пробирке.
      Когда она повернула голову в нашу сторону, то мое сердце сжалось. Это была Малика. О боже, подумал я в этот момент, значит и она знает правду. А мне вешала лапшу. Неужели и она в сговоре?
      Тод тоже узнал ее и поэтому тихо присвистнул:
      — О-го-го, во те и раз! Значит, в одной упряжке она…
      — Я этому не верю, — процедил я и решительно подошел к ней. Малика чуть не вскрикнула, когда я неожиданно возник перед ее взором. Пробирка вылетела из рук и вдребезги разбилась. Брызнувшая во все стороны жидкость оказалась противной на запах.
      — Извините, я, наверное, не вовремя? — ехидно спросил я.
      Девушка, уловив мою интонацию в голосе, нахмурилась. Она никак не ожидала посторонних в лаборатории.
      — Что вы здесь делаете, Тимур? — оправившись после минутного замешательства, сказала она.
      — Хочу пригласить вас на свидание, — стараясь выглядеть галантным, произнес я. Но меня в этот момент, если честно, раздирало всего от гнева. — Сегодня чудная ночь на поверхности! Гарантирую яркую луну и страстную поэзию! Как вы на это смотрите?
      — Вообще-то положительно. Люблю поэзию, особенно восточную, — серьезным тоном ответила Малика. — А у нас будут проблемы с тварями?
      Я уже хотел ответить, мол, какие там проблемы, если здесь в лаборатории человек на «ты» с ними, поэтому опасаться не стоит, но тут из-за монитора показалась взъерошенная голова профессора.
      — Кто здесь, дочка? — спросил он, видимо, в слабые линзы не разобрав, кто стоит рядом. — Это вы, Тигра… О боже! Господа, что вы тут делаете?
      В его голосе прозвучали нотки страха, изумления и нетерпения. Он тоже не ожидал появления «незваных» гостей в "каморке папы Карло".
      — Профессор, — начал я, — мне и моему товарищу так по вкусу пришлась ваша теория о неоэволюции, что мы пришли узнать подробности, — тут я заметил, с каким напряжением Карим Ахмедович смотрел наставленный в его сторону автомат.
      — Ой, извините, вас пугает моя игрушка! Поэтому я спрячу ее!… Итак, профессор, что вы еще можете рассказать нам о происшедшем на Земле, а? Может еще нераскрытые аспекты проблемы?
      — Я вас не понимаю, Тимур, — дрожащим голосом произнес профессор. — О каких аспектах вы ведете речь? Я же все вам изложил в первый день и мне сейчас нечего добавить… К тому же вы выбрали неудачное время для беседы — мы заняты, и я просил бы вас не отвлекать меня в такой важный момент…
      — А-а, понятно, господин Турсунов, — протянул Тод, хищно улыбнувшись. Карим Ахмедович отшатнулся в испуге. — Наверное, вы продолжаете работать над биологическим оружием? И против кого направлена цель ваших исследований? Кто выступает потенциальным врагом? США как государства нет уже, Западная Европа тоже под властью тварей! Может Марс угрожает вам, а? Или кто?
      — Какую чушь вы несете! — рванулась к нам Малика, прожигая техасца яростным взглядом. От подобного гнева мог расплавиться самый жароупорный сплав, но Тод спокойно перенес это чувство. — Как вы смеете разговаривать так с отцом?
      — Малика, а вы разве не в курсе? Или вы тоже участвуете в проекте "Медуза Горгона"?
      — Какой еще проект? — не поняла девушка.
      — Проект по созданию биологического оружия, в котором принимал самое активное участие ваш отец! — спокойным голосом, словно сообщал сводку о погоде, произнес Тод. Краем глаза он наблюдал за реакцией Турсунова. И оно проявилось: лицо профессора побледнело, а ноги подкосились, и он чуть не грохнулся на пол, если бы Малика вовремя не успела его поддержать.
      — Что с вами, папа! — встревожилась Малика. — О чем говорят они? Или вы от меня что-то скрываете? Я хочу, нет, я должна это знать!
      Профессор отсторонился от дочери, тяжело сел на стул и закрыл лицо руками. Несколько минут он молчал, собираясь мыслями. А мы с Тодом не тревожили его, поскольку понимали, что Карим Ахмедович сам расскажет обо всем.
      — Папа, может вам дать валидол? — участливо спросила Малика.
      — От этого никакой валидол не спасет, дочка, — хрипло ответил профессор. — Откуда вы знаете о проекте, господа? — спросил он у нас.
      — Неважно, Карим Ахмедович, — ответил я. — В народе много правдивых слухов ходит. Сейчас мы ждем от вас раскрытия многих закулисных игр и тайн! Вы же скажете нам, чем тут занимались?
      Вместо профессора ответила Малика:
      — В этом нет никакой тайны! Я вам еще в первую встречу сообщила, что во Дворце есть лаборатория по изучению тварей. Я помогала отцу во многих его экспериментах. Например, изучала физиологические процессы, происходящие в организме сцерцепов. Сама проводила биохимические и биофизические анализы. Вместе с доктором Чакрой мы изучили состав ядовитой жидкости, которой, кстати, был ранен ваш командир, и разработали противоядие. Что касается моего отца, то он больше занимался генетическими данными тварей, стараясь разобраться в информации, записанной непосредственно в ДНК и РНК.
      — Но какая цель этих исследований? — тихо спросил я, смотря прямо в глаза девушки. Та с честью выдержала мой взгляд и спокойно произнесла:
      — Победить голод!
      — Что-что? — не понял Тод.
      — На Земле не осталось больше живых организмов, может только в океанах и морях. На суше все сожрали твари. Продуктов у человечества немного. Поэтому мы сейчас изучаем, как может человек усваивать белок твари, — пояснила Малика. — Очень много проблем стоит перед нами. У меня, например, сложилось впечатление, что сцерцеп — неземное существо, хотя по некоторым признакам мы находим сходство с земными организмами…
      — Случаем не с тараканами, осьминогами и скорпионами? — ехидно спросил Алленс.
      — Верно, — удивилась девушка, но тут же спохватилась. — Наверное, вам внешний вид сцерцепа дал такое предположение?
      — Внешний вид не только говорит об этом… Профессор, почему в проект "Медуза Горгона" были включены живые клетки этих существ? — спросил я у Турсунова.
      Тот ответил:
      — Моллюски и насекомые живут на Земле более трехсот миллионов лет и за это время практически не изменились. Природа решила остановить их эволюцию. Мы же решили подвергнуть их мутации и достичь необходимых результатов. Если смешать гены этих существ, то мог получиться совершенно новый организм. Но мы не предполагали, что это будет монстр…
      — Папа, кто это "мы"? — потребовала ясности Малика.
      — Слушай меня, дочка. Тимур с Тодом правы, я виноват в случившемся на Земле. Сцерцепы — это результат безответственного эксперимента человека. А для меня все начиналось еще сорок лет назад, когда я закончил биологический факультет Московского государственного университета, и по распределению был направлен в Новосибирский институт физиологии и паразитологии. Это был тогда самый обеспеченный аппаратурой и профинансированный институт в Союзе. Я, конечно, знал, что это военное учреждение и задачи здесь решаются только оборонные. Но в то время ученых мало затрагивали морально-этические аспекты наших разработок, ведь перед нами была поставлена цель — обеспечить военно-стратегический перевес путем создания нового совершенного оружия. Нам угрожали НАТО, Запад и США — тогда такая была пропаганда…
      — Ага, мы всегда вам угрожали, — усмехнулся Алленс. — Делать только нечего нам не было…
      — Академик Шувалов был известной тогда личностью, я бы назвал его гением биологии, — продолжал Турсунов, не ответив на сарказм техасца. — Он пригласил меня в свою лабораторию, предложил тему кандидатской диссертации по генетике и выращиванию новых организмов. Я согласился, поскольку был охвачен идеями академика и возможностями реализовать свои силы и способности. Министерство обороны не ограничивало нас в возможностях и средствах.
      По моей методике был рассчитан метод скрещивания клеток от разных организмов, в результате чего был выращен совершенно уникальный вид со сложной нервной системой, приближенной к человеческому. Это был триумф в биологии. Мне автоматически присвоили степень кандидата наук.
      Но организм, конечно, был еще примитивный по своей структуре, требовалась эволюция в десятки, а может и сотни тысяч лет, чтобы добиться нужных результатов. Такого мы позволить себе не могли. Министерство обороны требовало скорейшего окончания исследований и демонстрации нового биологического оружия.
      Тогда академик решил ускорить эволюцию путем мутации. Тогда новые клетки были помещены в специальный контейнер и запущены в космос. Там они должны были пробыть пять лет. Невесомость, радиация, магнитное излучение, гравитация сыграли свое влияние: они изменили генетические характеристики организма и приблизили к требуемому. Оружие было готово.
      Но тут нашу «лавочку» прикрыли. И спутник остался на орбите. Я не знаю, почему контейнер не вернули на Землю. Скорее всего, из цели безопасности — ведь никто не мог гарантировать полные условиях сохранности мутантов даже на военных объектах. А может из-за политических соображений — никто из советских руководителей не хотел признаваться, что в СССР разрабатывались страшные виды оружия…
      — И что же вы делали?
      — Институт сначала сократили, а затем и вовсе закрыли. СССР распал, появились новые независимые государства. Политическая обстановка изменилась. Я получил ученую степень доктора наук и звание профессора и вернулся в Узбекистан, где преподавал до последнего времени в университете… А через тридцать лет спутник упал на Землю, и кошмарные мутанты вылезли наружу. Но это были не те организмы, которые мы проектировали. Это уже совсем иные, как сказала моя дочь, неземные…
      Малика с ужасом слушала рассказ отца.
      — Как вы очутились здесь, Карим Ахмедович? — продолжил свой допрос я.
      — После катастрофы, когда военные поняли, в чем дело, то стали собирать всех ученых, когда-то занятых в проекте "Медуза Горгона". Президент Узбекистана вызвал меня к себе и сказал, что знает мою роль в создании тварей. Поэтому он потребовал от меня создания противоядия от них или способа их уничтожения… Но выполнить наказ Президента я не успел…
      — Почему?
      — Твари заполонили Землю. И мои планы изменил Центр!
      — Да, кстати! А хунте что надо от ваших исследований?
      — Как вам сказала моя дочь — вырастить из тварей организм, который по своим свойствам не уступал бы говядине, баранине, козлятине, птице и другому мясу. Дело в том, что на Земле проблема пищи стоит сейчас остро, а в будущем она станет номером один… Уже сейчас в некоторых странах люди едят друг друга… Конечно, мысль разводить тварей, как кроликов, претит всем. Однако жить надо. Человек не может быть только вегетарианцем, ему нужен животный протеин. Я уверен, что смогу добиться успеха в ближайшие месяцы. Мы сами сможем питаться тварями. Вы даже не представляете, какая энергетическая ценность заключена в их мясе!
      Я посмотрел на Тода. Тот пожал плечами.
      — Оставьте при себе восторженные возгласы относительно тварей. Меня тревожит другое. Трудно ожидать от Центра заботы о людях, — сказал я. — Видимо, это связано с какими-то планами. Но какими? Победить голод они хотят, но, скорее всего, для себя…
      — А почему хунта не хочет просто уничтожить сцерцепов? — спросил Тод.
      — Так ведь раньше пытались их уничтожить, а что вышло? В Северной Корее взорвали атомную бомбу. В результате исчезла страна и ее народ. А твари? Они выжили и смогли восстановить свою численность. Физические методы уничтожения бесперспективны. Поодиночке тварей не уничтожить. Это все равно, что давить блох в шерсти собаки. Легче воспользоваться дихлофосом. Вот этот дихлофос и разрабатывают в других центрах.
      — А почему их просто не отравить, скажем, нервно-паралитическим газом? — спросил я. — Представляете, как можно было бы быстро освобождать огромные территории…
      — Это бесполезно. Метаболизм у сцерцепов практически отличается от известных на Земле организмов, а значит реакция на химическую агрессию тоже. Смертельные для нас газы не оказывают на них никакого воздействия. Они ими дышат как мы элементарным кислородом. Нужные другие методы уничтожения!
      — Надеюсь в центрах, о которых вы вели речь, действительно разрабатывают средства полного уничтожения тварей?
      — Мне трудно судить о них, поскольку я там не бывал, — философски ответил Турсунов. — Я только знаю, что они расположены в других городах или странах. Ведь там тоже есть подземные убежища или базы, куда еще не проникли твари. Например, мне известно, что в Минске ученые пытаются вырастить вирус, который действует избирательно и способен уничтожить только тварей. Идея биологического врага сцерцепов, кстати, впервые возникла у меня, но ее на разработку передали в Белоруссию. В Бишкеке специалисты думают над проблемой трансплантации в организм сцерцепов радиоуправляемых устройств, которые позволили бы контролировать этих существ. Севастопольские биологи хотят на генетическом уровне выработать в мозгу тварей страх перед человеком, но об успехах говорить не приходится. Мне известны попытки ученых Бирмы вообще остановить умственное развитие тварей, оставив на уровне дебилов: для этого предлагаются психотропные препараты. В Будапеште стараются остановить процесс размножения, хотя, по-моему, этот процесс сам уже почти приостановился…
      — Как это? — удивились мы с Тодом.
      — Сцерцепы размножаются путем деления, как элементарные клетки, — начал объяснять Турсунов. — И как это происходит у высокоорганизованных существ нам не понятно. Только нам известно, что твари — бесполы. Так вот, чтобы разделиться, сцерцепу необходимо набрать массу. А для этого нужно поглощать живые организмы. А поскольку больше животных на планете не осталось, то процесс размножения приостановился… Правда, отмечаются случаи каннибализма среди них, но это пока нетипично…
      Сообщение профессора не внушало оптимизма. Тод так и сказал:
      — Все равно от человека они не отстанут!
      Но меня смутило другая информация профессора.
      — Вы говорили, что в Бирме хотят остановить их умственное развитие? Они что, умные как люди?
      Профессор невесело усмехнулся:
      — К сожалению, да. Их коэффициент "Ай кью" сейчас достигает уровня неандертальца. Причем мозг постоянно совершенствуется и развивается. По моим расчетам, при сохранении такого темпа, лет через двадцать твари создадут вполне осознанное общество, а через пятьдесят, может быть, выйдут в космос!
      — Эка вы хватили! — недоверчиво произнес Алленс. Но я был склонен верить Кариму Ахмедовичу.
      — Значит, у них тоже будет рабовладельчество, феодализм, капитализм и, может быть, коммунизм? — с горечью сказал я. — А мы, люди, исчезнем подобно динозаврам, а, профессор? Как это больно осознавать…
      — Им не обязательно повторять наш путь, — заметил профессор. — Я не силен в социальной философии и не могу прогнозировать их будущий социальный строй, однако уже сейчас видны родоплеменные отношения между ними. В их повседневной жизни все больше осознанных действий… Что касается нас, то вы правы, мы обречены… Если, конечно, не найдем пути их уничтожения или… не установим с ними контакт!
      — Не говорите ерунды, профессор! — фыркнул Алленс. — Я не собираюсь дружить с этими гадами!
      — А я не предлагаю дружить, — заметил профессор. — Достаточно сосуществовать.
      — Отец, — произнесла Малика. — Вы же знаете, что сцерцепы не будут сосуществовать с нами. Мы для них такие же чуждые организмы, как они для нас!
      Карим Ахмедович не ответил.
      Но я не забыл о цели нашего визита.
      — Профессор, насколько ваши исследования соприкасаются с работами, которые проводятся в подземном заводе? — спросил я.
      Тот удивленно посмотрел на меня:
      — О каком заводе вы ведете речь? — впрочем, было видно, что он действительно ничего не знает. Но я снова не удержался от сарказма:
      — Вы думаете, что люди во Дворце бездельничают и едят хлеб просто так? Они работают как волы на каких-то закрытых объектах, где производят что-то для Центра. Ежемесячно сюда прибывают экспедиционные машины и забирают готовую продукцию… Но вы не знаете, что там делают?
      — Нет, это мне не известно, — покачал головой Турсунов. — Я занимаюсь только тварями…
      Закончить свою мысль профессор не успел, так как за моей спиной раздался голос, от которого у всех присутствующих в лаборатории засосало под ложечкой:
      — Ба! Какая милая компашка собралась! О чем толкуете, господа?
      Едва я развернулся, как мне в живот уперся ствол гранатомета. Это было штурмовое бронебойное оружие С-12 немецкого образца, которым, как мне рассказывали, часто любил обращаться Тигран, когда подавлял мятеж во Дворце или охотился за людьми в городе.

      Больше всего, кого я не хотел видеть в данный момент, был Айрапетов. И как назло именно он стоял рядом с нами, нацелив оружие. Одного залпа было бы достаточно, чтобы наши куски достались на ужин тварям.
      — Бросайте автоматы на пол! — приказал Тигран. — А теперь шаг назад!
      Мы с Тодом выполнили это.
      — Опусти гранатомет, — стараясь не выдать страх, произнес я. Мой голос, вроде бы, казался спокойным. — А то по ошибке нажмешь на курок…
      — Ошибок я не делаю, — презрительно ответил Тигран, даже не думая убирать оружие. — А вот вы их наделали много. Я могу застрелить вас, не испытав при этом никакого угрызения совести…
      — У тебя, подонок, есть совесть? — изумилась Малика. — Ты убил столько невинных людей и после этого говоришь о со…
      — Заткнись, дура! — зло оборвал ее Айрапетов. — До тебя очередь еще дойдет.
      — О каких ошибках вы говорите? — взволновался профессор.
      — Не будьте ребенком, Карим Ахмедович! — усмехнулся Тигран. — Прежде всего, ваши друзья напали на часовых при выполнении ими своих служебных обязанностей! Далее — они проникли на запрещенную территорию! Третье — космики пытались получить секретную информацию, то бишь просто шпионили! Согласитесь, что в мирное время за это полагались большие неприятности. В сейчас это карается смертью!
      — Я могу урегулировать эти проблемы с Зиедом Усмановым, — пытался заступиться за нас профессор. — Он понимает ситуацию, и думаю, сможет уладить это недоразумение…
      Ему ответом стала кривая ухмылка на лице Тиграна:
      — Поздно, Карим Ахмедович, поздно! Боюсь, что Усманов ничего не сможет уладить. Потому что полчаса назад он вышел гулять на улицу, и его сожрали твари! Вы ведь знали, профессор, что наш Президент всегда страдал паранойей и клаустрофобией — то есть боязнью замкнутых пространств! Жаль нашего руководителя!
      В лаборатории нависла тягостная тишина. Все были ошеломлены новостью Айрапетова.
      — Это ты его убил его, негодяй! — процедила сквозь слезы Малика. — Я давно заметила, что ты стремишься прибрать власть в свои руки. Но я не могу понять, зачем тебе власть над тридцатью тысячами людей?
      — Остынь, милашка, — хохотнул Тигран. — Почему ты решила, что теперь Президентом стал я. Теперь эти функции возложены на заместителя Усманова…
      — Муратхона Джураева?! - выдохнули мы разом.
      — Конечно. А он может сильно расстроиться, если узнает о выходках космиков…
      — Муратхон — пешка, — сказала Малика, не в силах сдержать текущие слезы. — Вся власть у тебя! В этом безумном мире только безумный человек может хотеть стать Наполеоном!
      — Любой Наполеон здесь обречен на вымирание! — произнес серьезным тоном Тигран. — А мне нужна власть навсегда!… Что касается Усманова, то я выполнял задание Центра. Наш Президент не хотел подчиняться установкам и приказам Центра, мотивируя жалкими идеями о возрождении человечества и глупой моралью! Вот за это и поплатился! Нельзя перечить высоко находящимся, — Тигран пальцем указал на потолок.
      — Так что ты хочешь? — я еле сдерживал гнев.
      — Власти! И спокойной жизни!
      — Так ты только что отбрыкивался от власти!
      — На Земле власть мне не нужна! Давайте будем откровенными: наша планета достанется только тварям и мы, как бы не старались, не сможем их одолеть! Эпоха человечества на Земле окончилась, как когда-то окончилась эра динозавров!
      — Почему ты так решил? Ведь Центр проводит исследования по уничтожению тварей! И наверняка есть какие-то результаты!
      Тигран усмехнулся:
      — Все это ерунда. Центр давно понял, что Землю не вернуть людям. И поэтому вся верховная братия решила поскорее покинуть планету!
      — Куда? — удивились мы.
      Айрапетов хитро взглянул на нас. Видимо, он ожидал подобной реакции.
      — Сейчас на Байконуре идет строительство гигантского космического корабля "Птица Феникс", способного вместить более десяти тысяч человек! Только своими силами Центр создать это не может, и поэтому привлечена рабочая сила со стороны: то есть в подземных городках в других странах, в том числе и в нашем Дворце! Вы, наверное, знаете, что здесь есть цех, где производят электронную аппаратуру и некоторые механизмы для планетолета. Я осуществляю контроль над этими работами. Ежедневно отчитываюсь Центру о выполнении нормы и текущей ситуации во Дворце. Я же и доложил, что в Ташкент прибыли космонавты с Марса.
      — О-о, если бы вы знали, как они ухватились за вас, — продолжал Тигран. — Я понял, что вы можете сыграть не последнюю скрипку в их планах. Дело в том, что на Байконуре и вообще на пространстве, подвластном Центру, не осталось в живых космонавтов!
      — Как?
      — Все погибли во время последних трагических событий на Земле. Так что только вы умеете управлять космическими кораблями и знаете практику пилотируемых полетов! Для Центра вы — клад! Как я представляю, вы будете должны обучить дополнительный экипаж и направить планетолет "Птица Феникс" к Сатурну…
      — К Сатурну?! - мы никак не могли не отделаться от восклицаний. Уж больно необычной была информация.
      — Да. Там на спутнике Япет ученые обнаружили атмосферу, состоящую из кислорода, а также воду. Еще есть фотоснимки с межпланетной станции «Вояджер-3», где видна активная вулканическая деятельность, а значит, высокая или может быть сносная для человека температура. Специалисты считают, что там можно жить! И поэтому планируется полет колонистов туда.
      — Карим Ахмедович, — обратился тут Тигран к профессору, — а ваша работа непосредственно связана с их планами. Дело в том, что они собираются использовать в пищу тварей. Поэтому ваши разработки очень важны для Центра. Не брать же консервы в полет! И что кушать, когда колонисты прибудут туда? Только ваш одомашненный скот из тварей!
      — И ты полетишь с ними? — презрительно спросила Малика.
      — Меня могли бы взять с собой, — сказал Айрапетов, — но это не входит в мои планы! Дело в том, что я там был и буду только пешкой. В правители мне не выбиться, поскольку там своих монстров хватает! Такой расклад меня никак не устраивает! Ведь как говорили древние римляне, лучше быть первым в селе, чем вторым в городе!
      — И что же? — задался вопросом Алленс.
      — Я собираюсь на Марс!
      — На Марс? — выдохнул я. Малика и профессор, которые все это время были свидетелями нашего разговора, тоже изумленно переглянулись.
      — Именно туда, приятель…
      — Я тебе не приятель, — огрызнулся я.
      — Пока, может быть, и не приятель. Хотя напрасно отказываешься от моей дружбы.
      — Так почему же именно на Марс? — повторил вопрос техасец, напряженно смотря на разговорившегося ставленника хунты.
      — Там нет Центра! И только там я могу иметь власть, не ограниченную тварями и некоторыми придурками…
      — Если ты думаешь, что на Марсе рай, то глубоко ошибаешься! — пытался образумить я его. Меня никак не устраивало желание этого подонка подчинить себе марсианских колонистов. Там своих проблем доставало, не хватало только еще диктатора в придачу.
      — Я имею представление, что там творится, — заметил Айрапетов. — Скажу вам честно, едва вы появились тут, как у меня сначала смутно, а затем все более четко стал вырисовываться план дальнейших действий и жизни. Я связался с Байконуром и через своего друга узнал, что груз, за которым вы прилетели на Землю, давно уже болтается на орбите! Французская экспедиция "Жак-Ив Кусто" доставила в космос атомное горючее для марсианского реактора «Мурейкер» за несколько дней до биологической катастрофы. Однако в это время на Земле стали твориться ужасные вещи, и экипаж шаттла решил вернуться домой, оставив на орбите платформу. Кстати, больше французские корабли в космос не поднялись…
      — Ах, черт! — вскричал я, вспомнив телесообщение женщины, которое просмотрел еще во время полета на Землю. Ведь тогда диспетчер сказала, что плутоний находится на платформе, а мы почему-то решили, что на космическом корабле. Из-за этой роковой ошибки мы приземлились на планету.
      Тигран понял меня и поэтому завершил сказанное:
      — Вам, честно говоря, не следовало спускаться на поверхность. Достаточно было просканировать околоземное пространство и засечь платформу. А на ней добра предостаточно, французы не скупились для снаряжения своей марсианской экспедиции.
      — У тебя сначала надо было спросить совета, — процедил Тод, но замолчал, поскольку ствол гранатомета теперь уперся ему в живот. Оружие намекало, что лучше закрыть рот.
      — Французский шаттл не подымется в космос, но это не значит, что на Земле не осталось больше космический тягачей, — произнес Тигран. — Я знаю, что на Байконуре находится российский шаттл «Бумеранг». По сведениям, полученным от моего товарища, он уже в течение нескольких месяцев находится в состоянии "готовность к взлету". Но его никто не запускает — нет пилотов, нет необходимости куда-то лететь. Сейчас все силы космодрома направлены на строительство нового планетолета.
      — А он когда взлетит?
      — По расчетам конструкторов, если все будет идти прежними темпами, то лет через три корабль будет готов. И тогда "Птица Феникс" направится к Сатурну. Я же направлюсь на Марс на «Бумеранге». Я уже успел переговорить с Колько, вашим командиром, и он мне сказал, что управление «Бумеранга» мало чем отличается от "Центуриона".
      — Вы думаете, что Андрей согласится взять на борт будущего диктатора Марса?
      — А почему бы и нет? Только я могу помочь ему угнать корабль — сами понимаете, что Центр добровольно не захочет отдать даже этот бесхозный шаттл. Я и мои ребятки быстро провернут операцию по захвату, а Колько выведет «Бумеранг» на орбиту. Ведь ему нужно выполнить свой долг — обеспечить колонистов Марса атомным горючим! И он согласится ради этого взять меня с собой!
      Конечно, Андрей ради спасения колонистов не пожалеет своей жизни, но согласится ли ради этого пожертвовать свободой марсиан? Вряд ли он пойдет на это.
      — Не думаю, что колонисты будут терпеть тебя, — произнес я. — Даже твое оружие не испугает их. Кстати, там своих пушек достаточно, чтобы дать тебе от ворот поворот!
      — Ты плохо знаешь меня и моих ребят, — с презрением сказал Тигран, явно недовольный, что его низко оценили. — Мы брали штурмом не один укрепрайон, а какую-то космическую станцию тем более легко захватим!
      — Ты больной человек! — сказал Тод.
      — А мне кажется, что у тебя плохо с пищеварением и снаряд гранатомета может помочь с этой проблемой… Вы, идиоты, лучше прислушайтесь к моим словам! Я предлагаю вам союз!
      Мы с Тодом переглянулись и практически одновременно ответили:
      — Да пошел ты знаешь куда…
      Тигран не изменился в лице, когда Алленс указал ему направление по-английски с бронксовским сленгом. Таких терминов не знал даже я, хотя проучился в США достаточно долгое время.
      — Напрасно, ой как напрасно… В принципе, я могу обойтись и без вас. Колько один сможет поднять «Бумеранг» в космос!
      — Он этого не сделает!
      — Сделает, милый, сделает! Он же не будет знать правды. Андрей и меня с ребятами возьмет на борт корабля, и платформу в космосе подцепит, и на Марс отправит… А вы будете гнить здесь, в карцере!
      — За что ты их хочешь посадить в карцер? — заступилась за нас Малика. Видимо, она знала, что это за место во Дворце (впрочем, я тоже слышал о нем). - Они же просто отказали тебе помогать, а не выступили против тебя!
      Тигран и бровью не повел. Он жил принципом "кто не со мной, тот против меня".
      — За преступление, — ответил он. — Формально я задерживаю космиков за подозрение в убийстве Президента Узбекистана Зиеда Усманова, а также в попытке захвата власти путем сговора и организации подпольного движения!
      — Что за чушь! — воскликнул Турсунов. — Ведь это вы сами убили Усманова!
      — Кто? Я? Откуда вы это взяли! Впрочем, профессор, я вам советую вернуться к сцерцепам и заняться исследованиями, завтра очередной отчет о ваших экспериментах! И постарайтесь больше не вмешиваться в политику! — сказал Тигран и сделал шаг к двери. Он постучал два раза по крышке и крикнул: "Махмуд!". Тот час в проеме появился бугай. Это был двухметровый здоровяк, который, казалось, мог спрятаться за своими собственными мускулами. Ручной пулемет «Калашникова» с подствольным гранатометом был больше похож на игрушку, чем на серьезное оружие. Для такого охранника нужно было подобрать более существенное и громоздкое, например, гаубицу или зенитную установку.
      — Эти придурки очнулись? — спросил Тигран у него, явно намекая на двух охранников, которых мы с Тодом уложили.
      — Да! — коротко ответил Махмуд. Его интеллект, ярко написанный на лице, ограничивался максимумом десятком слов.
      — Втроем отведите этих космиков в карцер! — приказал Айрапетов. — Там пускай пошевелят мозгами над смыслом жизни! А сюда пришли новую охрану, только поумнее, чем этот болван Урдашев! Понял?
      — Понял, хозяин! — раболепно произнес Махмуд, приложив правую руку к сердцу и поклонившись.
      — Надеюсь, вам там придут более светлые мысли, — с издевкой сказал нам Тигран.
      — А вы продолжайте работать, господа! — затем обратился он к замершим Кариму Ахмедовичу и Малике. Те молча побрели к вивариям, не смея поднять головы. Но я чувствовал, какая волна ненависти и гнева исходит от них. Тигран давно должен был сгореть от подобной энергии.
      Махмуд грубо вытолкал меня с Тодом в коридор. Там уже стояли, держась за отбитые места два охранника. Урдашев яростно сверкнул глазами, готовый наброситься на нас и преподнести урок. Второй охранник только проскрежетал зубами. Видимо, они понимали, какой разговор им предстоит с Тиграном за их головотяпство.
      — Как дела, ребята! — вдруг приветствовал их Тод, желая еще больше разозлить охранников. — Больно, наверное? Вавочек, случайно, мы не много вам наставили? Уж больно не презентабельно вы шмякнулись на пол, аж жалко стало ваших косточек…
      — Иди, иди! — злясь, прошипел Бахтияр. — Отольются мышке кошкины слезки!
      — Поэтично говоришь! — продолжал Тод. — С юмором!
      — Сейчас и тебе будет смешно, когда попадешь в карцер! — Урдашев с трудом сдерживал себя. Он понимал, что Алленс провоцировал его на драку, но боялся еще раз опозориться перед шефом своим неумением владеть чувствами.
      Карцером был элементарный холодильник, в котором висели мороженые туши. Говядина, свинина и баранина наверняка предназначались для знати, поскольку ни мы, ни простое население не питались настоящим мясом. А этого добра, нужно признаться, было предостаточно, даже для всех жителей Дворца хватило бы на два-три года при умеренном потреблении.
      Когда нас затолкали внутрь, то мы сразу почувствовали, какой холод здесь стоит. Термометр показывал минус пятнадцать по Цельсию. Долго не протянем, подумал я, уже через час околеем. Наверное, Тигран решил все-таки нас убить. О чем подумал Тод, мне было неизвестно — техасец предпочел молчать. Стало тоскливо.
      Едва за нами закрылся люк, как свет в холодильной камере потух, только луч плафона проникал внутрь сквозь замочную скважину. Из-за стальной крышки до нас дошли разговоры охранников. Больше всего бесился Урдашев.
      — Может просто зубы выбить этим козлам! — орал он. — У меня дубинка резиновая есть!
      — Молчать! — рявкнул Махмуд. — Только попробуйте их тронуть, сам вам зубы пересчитаю! Ты, Бахтияр, заруби себе на носу, нам не нужны болваны, а ты уже проявил себя как элементарный болван! Если пленники сбегут, то Тигран тебя сначала кастрирует, а потом отправит к сцерцепам… Ты знаешь, как это быстро у нас делается!
      Урдашев только в ярости проскрежетал зубами.
      — А тебе, Расулов Рахмон, все ясно? — обратился Махмуд к другому охраннику.
      — Да!
      — То-то, — затем до нас дошли звуки отдаляемых шагов, видимо, помощник Айрапетова покинул зону карцера.
      — Все равно я с ними рассчитаюсь, — прошипел Бахтияр.
      — Потом, — ответил Рахмон. Он не хотел получать взбучку от «монстра» Махмуда. — Может, в картишки перекинемся? Скоротаем время за игрой? Еще неизвестно, сколько этими червякам торчать в морозильнике.
      — Скоро превратятся в снежные мумии, — хрюкнул от удовольствия Урдашев. — А там уже пару ударов по черепушке я им нанесу. Пусть потом доказывают Тиграну, что сами не свалились головой на пол от холода…
      — Это ты хорошо придумал, — одобрил второй охранник. — Слушай, у меня есть небольшая бутылочка водки, я ее из склада стырил. Может, вмажем?
      — Давай, — согласился Бахтияр. — Предлагаю тост!…
      Тод прильнул к замочной скважине, а потом мне прошептал:
      — Пьют, гады, за упокой нашей души! Это так принято здесь?
      — Посмотрим, кто из нас раньше отправиться на тот свет, — процедил я. — Мы отсюда выберемся, вот увидишь!
      — Как?
      — Пока не знаю, но нам помогут! — я был почему-то уверен в этом. И словно в воду глядел.
      За дверью послышался странный шум, и Тод быстро прильнул к замочной скважине. Через секунду он сообщил:
      — По-моему, там колотят друг друга!
      — Чего они там не поделили? — равнодушно спросил я.
      — Да нет, не между собой. Охрана дерется с кем-то!
      Это меня взволновало, что я тоже прыгнул к двери, чтобы посмотреть сквозь замочную скважину. Однако в это время люк открылся и мне в глаза ударил свет.
      Я так и остался стоять в нелепой позе буквы "г".

      "Форд" в руках Тода фактически превратился в космоплан. Нужно отдать должное этой машине: благодаря ней мы сумели сбежать от тиграновцев. Сейчас автомобиль, покореженный и с пулевыми отверстиями на корпусе, на огромной скорости уходил от Ташкента в направлении Казахстана по Чимкентскому тракту.
      Нас никто уже не преследовал, хотя за чертой города напоследок пальнули из гранатомета, распугав сцерцепов в ближайших руинах. Хорошо, что снаряды не попали в нас, а то наши души могли бы прямиком направится в ту страну, откуда, как известно, возврата нет.
      "Форд" был просторной машиной, и поэтому нам четверым было совсем не тесно. Тод крутил баранку, Колько, как обычно, сидел справа от него, высунув дуло автомата наружу, а я и Малика расположились на задних сидениях. Мы тоже были вооружены, но больше всего наша жизнь зависела от количества боезапаса, топлива в баках и… небольших термоизоляционных костюмов, которые по рекомендации Малики мы захватили со склада Дворца.
      Сейчас, откинувшись на спинку сидения, я мысленно прокручивал сложившуюся ситуацию раннего утра. А тогда все произошло так стремительно, что события фактически слились в сплошную полосу драк, перестрелок, разговора, смертей друзей и погони. Когда дверь неожиданно открылась, то я несколько секунд стоял в растерянности и не мог разглядеть рядом стоящих людей: мои глаза еще не привыкли к яркому свету.
      — Весьма занимательно, — произнес знакомый голос. — В такой пикантной позе можно отморозить зад или получить удар в глаз!
      — Шамиль! — воскликнул я, обрадовавшись своему товарищу.
      — Он самый, — подтвердил мою «догадку» Бекмухамедов. Позади него стояли улыбающиеся Мансур и Дурбек.
      — А охрана где? — недоуменно спросил Тод.
      — Спит, — ответил Бекмухамедов. Только сейчас я заметил в его руке маленький парализатор. Это оружие, внешне напоминающее гаечный ключ, стреляло молекулами сонного газа и усыпляло практически мгновенно.
      Мансур склонился над храпевшими охранниками. Урдашеву и Расулову опять не повезло, мы сматывались отсюда, оставив их в дураках. Думаю, и Махмуду могло теперь влететь от Тиграна.
      — C вами все в порядке? — спросил у нас Шамиль.
      — Угу, пока да, — буркнул я.
      — Какие ваши планы?
      — Поднять переполох в этом осином гнезде, — ответил Тод.
      Бекмухамедов не одобрил этого решения:
      — Бесполезно. Восстание против Муратхона и Тиграна организовать не удастся! Население слишком напугано и задавлено, чтобы решиться на открытое выступление! Кроме того, не забывайте, что хунта быстро расправится с нами!
      — Так что же нам делать? — обречено произнес Алленс.
      — Бежать!
      — Но куда? — воскликнул я. — Где нас ждут?
      — Только на Марсе!… - с горечью произнес Тод. Но его мысль вдруг натолкнула меня на решение.
      — Ты прав, Тод! Конечно, на Марсе! Мы туда и отправимся! Почему бы нам ни воспользоваться идеей Айрапетова?
      — То есть?
      — Нам нужно добраться до Байконура и угнать «Бумеранг». Подцепим платформу на орбите — и домой, на Марс!
      — Все это смахивает на авантюру! — неуверенно сказал техасец.
      — А жить здесь не авантюра? — вскипел я, разозленный нерешительностью Тода. — Чего нам терять? Мы должны выполнить свой долг перед друзьями на Марсе! И единственный способ — это воспользоваться, как говорил Тигран, бесхозным шаттлом.
      — А вы нас можете взять с собой? — вдруг как-то робко попросил Дурбек. Бекмухамедов и Убайдуллаев с тревогой ожидали нашего решения.
      — Конечно! — обрадовался я. — Нам нужны смелые и отважные ребята! На Марсе будут рады новым колонистам, я в этом уверен!
      Тод подтвердил мои слова. Все трое радостно заулыбались.
      — А на чем мы доберемся до Байконура? — озаботился Алленс. — Вся поверхность кишит тварями! У нас нет оружия, еды, машины и многое другого.
      Обеспечить этим на себя взял Шамиль:
      — Не беспокойтесь! Ваш «Форд» находится в гараже на первом ярусе. Мы заправим его бензином, загрузим оружием и пищей. С этими запасами мы дотянем до казахстанского космодрома!
      Я мысленно пересчитал количество людей и сравнил с вместимостью "Форда":
      — Разве мы все поместимся на ней?
      Дурбек тоже произвел расчеты и сказал:
      — Тогда мы возьмем вездеход!
      — Нам нужно взять из клиники Андрея! — сказал Алленс.
      — А также Малику и профессора! — добавил я.
      Ребята с ужасом посмотрели на нас:
      — Да как только вы появитесь в лаборатории или в больнице, как тотчас подымится тревога! И тогда вырваться из Дворца будет сложно!
      — Но без командира и друзей мы не можем уйти! — развел руками я. — С нашей стороны это было бы больше, чем просто предательство!
      Шамиль одобрительно крякнул:
      — Я знал, что вы честные ребята! На вас можно положиться! Бросить товарищей в последнюю минуту — что может быть хуже для мужчины?
      Мы запихали охранников в морозильную камеру и закрыли за ними дверь.
      — Пускай прохлаждаются, — свирепо произнес Тод. — Поймут, может быть, на своей шкуре, что такое карцер (лишь потом я узнал, что Муратхон в знак наказания приказал не выпускать их оттуда, и охранники погибли, превратившись в мороженые туши).
      — Сейчас семь часов утра, нужно торопиться, — заметил Бекмухамедов. — В восемь наружу выходит поисковая группа. Нам не нужны лишние свидетели и тем более противники!
      Соблюдая все меры предосторожности, мы поднялись на третий ярус и вошли в медотсек. Там было много больных, у которых дежурило четыре медсестры. Они на нас не обратили никакого внимания, больше занимаясь своим делом. Доктора Чакры не было видно, наверное, он отдыхал.
      — Мы пришли проведать своего товарища, — сказал я одной из дежурных сестер.
      — Можете проходить к нему, — спокойно произнесла та.
      Мы поспешили к Колько. Андрей не спал. Он сидел на кровати и просматривал старые журналы. Увидев нас, он радостно вскочил. На его лице не осталось и следа от ожогов яда.
      — Эй, ребята, давно вы не захаживали ко мне! — произнес он довольным голосом. — Мне аж скучно стало здесь! Впрочем, Чакра обещал сегодня завтра уже выписать! Как дела?
      Командир еще не заметил наших хмурых лиц.
      — Плохо, командир! — ответил я. — Президента Усманова убили. Власть захватил Муратхон Джураев! Но фактически правит во Дворце Тигран! Нас обвинили в причастности к организации антиправительственного движения! А сцерцепы появились на Земле благодаря катастрофе спутника с биологическим оружием!
      Улыбка медленно сползла с лица Колько. Видимо я слишком быстро выпалил ему все новости. Он потребовал объяснений. Стараясь экономить время, я кратко изложил суть последних событий в бункере.
      — Вот оно что! — протянул Колько, посуровев. — Вот почему Тигран так настойчиво расспрашивал меня принципам пилотовождения космическими аппаратами! Вздумал отправиться на Марс?
      — Но туда отправимся мы, командир, — и я изложил свой план действий.
      — Хорошая мысль, — согласился Колько. — Не знаю, как у нас это получится, но рвать когти отсюда нам все равно придется!
      — Теперь нам нужно незаметно вывести вас отсюда, — сказал я. — Иначе медсестры подымут тревогу.
      — Я отвлеку их разговором, а вы тем временем окружите командира и выведите из клиники, — предложил Дурбек.
      Мы так и поступили. Пока наш товарищ заговаривал зубы суровой медсестре, сидевшей у входа за столиком, мы толпой вышли из клиники. Полураздетого Колько она даже не заметила, поскольку Дурбек чуть ли не прилип к ней.
      Уже в коридоре ко мне пришла мысль:
      — Нам нужно еще захватить профессора Турсунова и его дочь. Не будем всей оравой туда идти. Лучше сделаем так: командир, Тод и Шамиль подымаются на первый ярус и там готовят все к побегу. А мы с Дурбеком и Мансуром посетим лабораторию. Наверное, они там сейчас.
      Андрей не стал возражать.
      Мы втроем направились на третий ярус. И успели вовремя, так как в это время двое часовых открывали люк, чтобы дать возможность выйти из лаборатории Карим Ахмедовичу и Малике. Они, наверное, направлялись к себе на отдых. Можно было, конечно, дождаться их за углом и тихо незаметно увести наверх, но тут один из охранников увидел меня. Он сразу понял, что пленники сбежали из карцера, и потянулся к кнопке у стены, видимо, желая поднять тревогу. Мансур и Дурбек кинулись к нему, желая предотвратить шум. Второй охранник выстрелил из пистолета, и Дурбек замертво упал на пол.
      — Ах ты, гад! — вскричал Мансур и метнул нож. Лезвие вошло в горло охранника, и тот сполз по стене с лицом, полным выражения изумления и ненависти.
      Но первый часовой, так и не дотянувшийся до кнопки, поднял свой автомат и короткой очередью сразил Убайдуллаева.
      В течение двух секунд я увидел, как погибли мои товарищи. Это страшно взбеленило меня. Каким-то чудом я за доли секунды покрыл значительное расстояние, отделявшее меня от охранника, и нанес ему удары по болевым точкам. Если мои друзья умерли молча, то этот охранник взревел дурным голосом, способным поднять на ноги все население Дворца.
      Тогда я еще врезал ему, что он отлетел к стене и треснулся головой. Судя по звуку, его мозг испытал «землетрясение» баллов в сорок: после этого любой врач засомневался бы в способности «котелка» варить какие-либо мысли.
      Убедившись, что враг повержен, я повернулся к двум стоящим людям, которые со страхом следили за событиями:
      — Малика! Профессор! Как вы?
      — Тимур! — плача, бросилась ко мне девушка и стала целовать мое лицо. Она нисколько не стыдилась своих чувств и тем более присутствие отца. Впрочем, и сам профессор был не против наших взаимоотношений.
      Я почувствовал, как у меня потеплело в груди. В этот момент у меня возникло желание выступить в одиночку против всей армии Тиграна, новоявленного Президента Джураева и даже Центра.
      Обняв девушку, я произнес:
      — Все нормально! Успокойся!
      — Жаль ребят, — склонившись над мертвыми Дурбеком и Мансуром, произнес профессор. — Это были замечательные люди!
      — Вы правы, Карим Ахмедович, — согласился с ним я. — Но мы ничем не сможем им помочь теперь! Хочу сказать только, вам пора покинуть Дворец! Мы решили вернуться на Марс! Предлагаем и вам с дочерью отправиться в космический полет!
      — Я согласна! — воскликнула Малика, но Турсунов устало посмотрел на меня и печально покачал головой:
      — Спасибо за предложение, Тимур, но я вынужден отказаться…
      — Но, отец… — пыталась было сказать дочь, но профессор перебил ее:
      — Все не так-то просто, Малика. Из-за меня на Земле произошла страшная трагедия! И кто если не я должен исправить ту старую ошибку? Если я трусливо сбегу с планеты, то меня до смерти замучит совесть, а также проклятия тех миллиардов, которые погибли от сцерцепов!
      — И что вы хотите, профессор?
      — Я продолжу эксперименты и найду способ избавить Землю от тварей! И к тому же, Тимур, я слишком стар для космических перелетов!
      — Тогда я тоже останусь, папа, — тихо произнесла Малика.
      — Ни в коем случае! — воскликнул профессор. — Ты можешь лететь с Тимуром, я доверяю ему! И может быть, на Марсе ты будешь жить более счастливо, чем на родной планете!
      — Но… — вновь пыталась протестовать Малика.
      — Спешите, дети мои! У вас мало времени!
      И тут раздался голос, от которого у нас похолодело в груди:
      — У вас, к сожалению, совсем нет времени!
      Малика смотрела на Тиграна широко раскрытыми от испуга глазами. Профессор схватился за сердце. Только я, стараясь не терять самообладания, повернулся к врагу.
      — Жаль, Тимур, что вы не вняли моим предложениям и советам! Очень жаль!… Но сбежать вам не удастся! Хотя было придумано все ловко!
      — И как же вы поняли, что мы сбегаем?
      — Чакра делал обход и заметил отсутствие Колько. Он, встревоженный вполне естественными мыслями, а куда делся пациент, сообщил охране. И я понял, что космики решили сами смотаться на Марс! Это уже не по правилам!
      — О каких правилах идет речь? — недоуменно спросил я. — Был разве подобный договор между нами?
      — Не было, конечно! Но правила игры здесь устанавливаю я! Поэтому мне придется наказать вас! — подвел итог Айрапетов. — Хотя мне, честно говоря, этого не хочется делать!
      Его взгляд был устремлен на меня, и он не обращал внимания на рядом стоявшего старика. Впрочем, и я не мог ожидать от профессора той прыти, которую он проявил, неожиданно напав на Тиграна. Конечно, Карим Ахмедович был никудышным бойцом и серьезной угрозы бывшему омоновцу не представлял, зато он отвлек на себя внимание и позволил мне приблизиться к Тиграну
      Стряхнув с себя Турсунова, Айрапетов выстрелил в него из автомата. Короткая очередь прошила насквозь старика. Две пули попали в сердце. Теперь никто не мог спасти его.
      — Папа! — вскричала Малика, кинувшись к упавшему на пол профессору.
      Я не спортсмен в полном понимании слова, однако, в тот момент совершил мировой рекорд, прыгнув в высоту. Налету попытался нанести удар ногой, метя в голову Тиграна. Однако промазал — Айрапетов успел отскочить. Правда, при этом потерял автомат.
      Зато его кулак мне в живот оказался более точным. Я отлетел к стене как мячик от ракетки. Моя голова соприкоснулась с дверью, раздался неприятный звук, и среди боли и пелены в глазах я понял, что мог ощутить охранник, когда мной был отправлен точно таким же способом к стене.
      На мое счастье, я потерял сознание ненадолго — всего на десять секунд. За это время Малика бросилась в бой и не позволила Тиграну добить меня.
      Усилием воли вернув ясность мысли, я сконцентрировался, напряг мышцы и вскочил. Мое тело было готово к продолжению боя.
      Заметив, что я очухался, Айрапетов легко отбросил от себя девушку и развернулся в мою сторону. На его лице заиграла улыбка, видимо, он предпочитал рукопашный бой словесному и был рад встретить достойного противника. Он, будучи кадровый офицером милиции и служа в ОМОН, имел хорошую практику усмирять врага без оружия. Его принятая стойка каратэ свидетельствовала, что он чувствует себя уверенно и готов проучить меня.
      Но и я не лыком был шит. Ведь не зря инструктора, желая увеличить физическую нагрузку космонавтам и добиться необходимой реакции, преподавали нам китайскую гимнастику у-шу и приемы корейской борьбы тэквон-до, а на Марсе сам директор станции Тагасима обучал некоторых колонистов азам айки-до.
      И теперь стоял вопрос: кто кого?
      Тигран первым пошел в атаку, нанеся удар ногой. Я пригнулся и в свою очередь провел подсечку. Этот прием удался — Тигран упал на пол. Но тут же вскочил. Улыбка исчезла с лица, теперь он был сосредоточен на бое.
      Его удар кулаком предназначался явно мне в нос. Только моего носа на том месте не оказалось, и кулак попал в пустоту. Зато мой захват и бросок оказался эффективнее. Айрапетов вновь оказался на полу. Чертыхаясь, он вскочил, и тут Малика оглушила его резиновой дубинкой, которую отцепила от пояса охранника.
      Удар был солидным, так как Тигран издал вопль и мешком рухнул на пол.
      — Вот тебе, подонок! — прохрипела Малика, и я понял, что в удар она вложила всю ярость, злость и боль. Ее взгляд, полный огненной ненависти, мог испепелить любого человека.
      — Спасибо, Малика, ты помогла мне справиться с этим негодяем, — произнес я, восстанавливая дыхание. Но она, казалось, не слышала меня. Отбросив в сторону дубинку, она припала на колени перед мертвым отцом и зарыдала.
      — Папочка, дорогой, — смогла выдавить она из гортани, давясь слезами.
      Из коридора послышался какой-то шум. Это напомнило мне, что нельзя расслабляться. Наверняка, тревога уже поднята по всем направлениям. Тигран мог заранее расставить везде посты и ловушки, чтобы не допустить нашего побега.
      — Малика, мои соболезнования, но нам нельзя больше здесь оставаться! — и рывком подняв ее на ноги, я поволок за собой. Малика не сопротивлялась. По пути прихватил тиграновский автомат и пару рожков с патронами.
      На ярусах уже стоял переполох. Было слышно, как по этажу разъезжали электрокары с охранниками, бегали солдаты. Их иногда заглушали крики испуганных женщин и плачь детей.
      — Проверить все отсеки! Поймать мне их живыми! — донесся до нас усиленный мегафоном крик Муратхона Джураева. Он, окруженный солдатами, руководил операцией по нашему захвату. Правда, он не разобрал, что к чему, и это обстоятельство пока нам играло на руку.
      Мы незаметно доползли до грузового лифта, когда Малика вдруг встрепенулась, быстро вытерла слезы и, вырвавшись из моих рук, помчалась обратно в лабораторию.
      — Стой! Ты куда? — вскричал я, кинувшись за ней. — Мы ничем не сможем помочь отцу!
      Но девушка, не оборачиваясь, ответила:
      — Вызови лучше лифт! А я прихвачу дискеты с научными результатами отца! Я не хочу оставлять это Центру!
      Я уже хотел было сказать, мол, брось ты эти дискеты к черту, но не посмел. Раз Малика посчитала нужным их прихватить, то нужно было соглашаться с этим.
      Я вернулся к лифту и нажал на кнопку вызова. Где-то заурчали механизмы, направляя кабину на наш этаж. Этим лифтом мало кто пользовался, поскольку он соединял не все ярусы.
      Через пять минут двери распахнулись, я поставил одну ногу в проем, чтобы заблокировать автоматическое закрывание. Солдаты еще не поняли, что мы находимся у лаборатории, однако кое-кто уже направлялся сюда — до меня донеслись торопливые шаги.
      Я терпеливо ждал. Секунды для меня растянулись как жевательная резинка. Автомат был взведен и готов к стрельбе — требовалась только цель. А она уже должна была появиться из коридора.
      "Ну, где же Малика?" — нервно думал я, и в этот момент она возникла перед моими очами. В ее руках была кассета, полная дискет и компакт-дисками.
      — Я все! — сообщила Малика.
      — Тогда быстрее в кабину! — поторопил я и буквально затолкал ее в лифт. И вовремя. Так как из лаборатории выполз Тигран. Из его рта тоненькой струйкой стекала кровь.
      — Ублюдки, они здесь! — заорал он, привлекая внимание солдат. — Держите их, иначе всех перережу! — в этот момент его глаза напоминали горящие зрачки демона. Он действительно был готов на все, лишь бы остановить нас.
      — О боже! — выдохнула Малика. Я поднял автомат, целясь в Айрапетова. Но нажать на гашетку не смог.
      Тут двери закрылись, и кабина отправилась вверх. До нас дошел звук автоматной очереди это подбежавшие охранники стрелял в шахту, надеясь достать беглецов.
      Только мы уже к этому моменту находились на первом ярусе. Я выстрелил в приборную панель, чтобы вывести из строя управление лифтом. Теперь тиграновцам нужно было подниматься за нами по лестнице.
      Потом хотел было потянуть Малику в сторону гаражей, где находились наши друзья, но моя спутница вдруг остановилась:
      — Подожди, нам не туда!
      — Как не туда? — оторопел я. — Ведь там машины!
      — Нам нужно на склад!
      — Зачем? Ребята возьмут все необходимое!
      — И даже термоизоляционные костюмы? — жестко спросила девушка. Увидев недоумение на моем лице, она немного смягчилась и произнесла:
      — Подробности позже! Но без них мы не доберемся до Байконура!
      Тяжело вздохнув, я поплелся за ней в совершенно противоположную сторону. Теперь время работало против нас. Счет шел на секунды. Я не знал причину в такой необходимости в костюмах, но понимал, что Малика не стала бы рисковать ради чепухи.
      Необходимую дверь мы обнаружили в метрах ста от лифта. Пока она ковырялась с замком, стараясь открыть, я тревожно смотрел по сторонам. Тиграновцы уже разбегались по всему первому ярусу.
      — Ну что у тебя? — повернулся я к девушке.
      — Замок открыть не могу, наверное, шифр поменяли! — простонала она, дергая за ручку.
      — Отойди! — приказал я. И, когда она это сделала, два раза выстрелил по врезному в дверь механизму. Пули разворотили замок в клочья. Сломанные пружины вылетели наружу, едва не попав мне в глаза. Дверь от мощной отдачи открылась.
      В складе было темно. Малика не стала искать включатель света, а прямо направилась в глубину. Она знала, где что искать, потому что вскоре вернулась, неся на руках десять легких прорезиновых костюма, внешне напоминающих скафандры.
      — Вот костюмы! — сообщила она, показывая мне добытый груз.
      — Не будем терять время! — и мы двинулись обратно. На первом ярусе было много проходов и коридоров и первые секунды нам удалось избежать встречи с тиграновцами. Но возле лестничной площадки, откуда шла дорога к гаражу, мы столкнулись с охранниками.
      Когда в поле моего зрения появился первый человек, то какие-то доли секунды я не мог заставить себя нажать на курок. Это было тяжело. Но команда на огонь пришла из глубин подсознания, видимо на этом уровне сработал инстинкт самосохранения. Пальцы помимо моей внешней воли выполнили приказ.
      Автомат выплюнул горячий металл, который явно не понравился тиграновцу. Он сначала скривил физиономию, затем согнулся, схватившись рукой за живот, и упал назад. Катясь по лестнице, охранник увлек за собой еще несколько человек. Гневный крик Джураева, которого сбили с ног, свидетельствовал о панике среди вояк.
      "Я убил человека!" — мелькнула безумная мысль. Для любого врача, борющегося за жизнь, это было хуже всего. Но была ли у меня альтернатива данному решению? В данный момент — нет! И мой поступок имел моральное право на самозащиту.
      — Ты чего застыл? — вывела меня из оцепенения Малика.
      Мы устремились вперед. Этот выстрел снял с души ответственность за души негодяев. Теперь я мог убивать их без всякой жалости.
      В гараже уже заканчивались сборы. Колько с автоматом стоял у входа и следил за происходящим на первом ярусе сквозь стекло в двери. Он-то и впустил нас внутрь. Тод загружал последние ящики в грузовой отсек нашего «Форда», а Шамиль пытался вскрыть дверь рядом находящегося коричневого бронетранспортера. Это был восьмиколесный БТР с крупнокалиберным пулеметом на башне.
      — Бесполезно! — сказал он, отойдя от люка БТР. — Замок электронный. Код, конечно, у Тиграна. Без него нам не запустить бортовую систему, а значит, и двигатель!
      — Едем на "Форде"! — крикнул я, подбегая к нашему автомобилю. — Всем места хватит!
      — А где Мансур и Дурбек? — спросил Бекмухамедов, видя, что я вернулся только с Маликой.
      — Убиты… Турсунов тоже!
      Мы увидели, как резко изменилось лицо у Шамиля. Но только я понял, каких больших трудов ему стоило подавить в себе чувства боли, утраты и гнева.
      — Шамиль, открывай внешние двери! — приказал Колько.
      Бекмухамедов подбежал к приборному щитку и нажал на красную кнопку. Электрические сигналы запустили механизмы, которые стали раздвигать створки. С улицы в полутемноту гаража ворвался яркий солнечный свет: с каждой секундой он ширился, а мы все сильнее закрывали глаза. Нам нужно было время, чтобы привыкнуть.
      Сцерцепов в эти часы можно было не опасаться. Но во внутреннюю дверь гаража стали пробиваться охранники. А они были ничем не лучше тварей.
      — Все в машину! — последовала новая команда. Никто не стал оспаривать ее. Шамиль дал возможность всем нам залезть в салон, однако сам не успел. Его нога уже была на подножке «Форда», когда раздался выстрел и крик:
      — Предатель!
      Фонтанчик крови, возникший в спине и на груди Бекмухамедова, брызнул в стороны и окропил наши лица. Тело разом обмякло и подалось назад.
      — Нет! — крикнула Малика, пытаясь схватить Шамиля. Она не смогла удержать его тяжелое тело. В этот момент пуля просвистела над моей головой и разворотила обшивку в салоне. Тиграновцы целились теперь в нас.
      Наш друг рухнул к колесам БТР.
      Разъяренный Андрей открыл бешеный огонь, а потом, когда обойма опустела, шарахнул из гранатомета, укрепленного на стволе автомата. В проеме двери рвануло, во все стороны полетели осколки бетона и железа. Затянуло дымом и запахом прогоревшего пороха.
      — Ах, маму твою! — крикнул кто-то из тиграновцев.
      Тод запустил двигатель и до упора нажал на педаль.
      Наверное, даже ковбои так не объезжают дикого мустанга, как техасец испытывал качества «Форда». Двигатель чуть не лопнул от перегрузки. Мы ощущали стон каждого амортизатора. Машина в моем представлении не ехала, а летела. Естественно, при такой гонке в стиле «суперформула-один» нам ничего не стоило перевернуться или врезаться в руины. Тогда за наши души никто бы не дал и ломаного гроша. Однако благодаря прекрасным ходовым характеристикам автомобиля мы сумели преодолеть все преграды, которые вставали на пути, прежде чем сумели выехать на более-менее ровную дорогу.
      Три бронетранспортера бросились в погоню. Там, видимо, были мастера не столь высочайшего класса, как наш Тод, а может не такие же сумасшедшие, только догнать они нас не смогли. Стрелки на БТР никак не могли взять верный прицел: их очереди взрыхляли дорогу, выбивали кирпичи из стен, а два ракетных снаряда, выпущенных из базук, разворотили чайхану далеко впереди нас.
      За бетонным автомобильным кольцом, который опоясывал город, они безнадежно отстали и прекратили преследование. А может, их смутило прямое попадание Колько из гранатомета в башню одного из бэтээр?

      На моих часах было 22.45 ночи.
      Ровно гудел мотор, машина, мягко покачиваясь на ходу, мчалась сквозь ночную мглу. Мощные галогеновые фары пронизывали пространство подобно лазерам. В салоне все дремали. Только я крутил баранку и смотрел вперед.
      В казахстанской степи было бы трудно сориентироваться и взять верное направление, но нас выручил бортовой компьютер. Дело в том, что прежний хозяин вложил в его память всю имеющуюся информацию о дорогах на территории Евразии. Это позволило нам отследить все магистрали и дороги, ведущие к знаменитому космодрому. Стоило мне незначительно отклониться от курса, как датчик на панели начинал отчаянно пищать.
      Здесь я увидел море сцерцепов. Они буквально кишели как тараканы на помойке. Лунный свет нисколько не смущал их, может быть, он был недостаточно силен для нежных рецепторов тварей. Зато мои фары оглушали их. Одни сразу отпрыгивали в сторону, а другие, парализованные, оставались стоять на месте. И тогда, испытывая лютую ненависть к этим созданиям, я направлял на них машину и давил. После себя «Форд» оставлял кровавое месиво.
      Правда, уже утром я получил взбучку от Малики, которая ясно и доступно объяснила мне, как легкомысленно я поступал.
      — Это было слишком рискованно, Тимур, — укоряла она меня. — Вы подвергли своих товарищей опасности: ведь раненный сцерцеп мог в порыве ярости перевернуть машину. А если бы попалась электрическая тварь, которая могла бы своим разрядом вызвать короткое замыкание в электронной цепи автомобиля, вы представляете, что могло произойти?
      — Верно мыслишь, Малика, — заметил бортинженер. — Здесь на сто километров нет ни одного центра техобслуживания. Если бы перегорели все цепи, то нам пришлось бы до Байконура топать пешком.
      Я ничего не ответил, осознавая правильность доводов девушки. Она сидела позади меня и смотрела в окно, но зато я мог ее рассматривать с помощью зеркала. Ее взгляд был задумчивым и тревожным. В руках она вертела дискету, которую она, рискуя жизнью, вынесла из лаборатории. Это был полный банк данных по исследованиям профессора Турсунова. Малика надеялась продолжить дело отца уже на Марсе. Конечно, для этого ей требовалась только небольшая живая ткань с тела сцерцепа, и я обещал содрать шкуру с первой твари, которая попадется на космодроме.
      Не знаю, к чему приведут ее исследования на марсианской станции, может, она сумеет найти способ вывести этих существ с Земли, но то что ее голова хорошо «варит» я убедился, когда испробовал на себе эффект термоизоляционного костюма. Одев его, я мог без опаски ходить возле тварей, и они меня не могли увидеть.
      Дело в том, что у сцерцепов отсутствуют зрение и слух, а обоняние находится в зачаточно-рудиментном состоянии. Мир они воспринимают только через нервные волокна, расположенные на бронированной коже. Инфракрасные лучи раздражают рецепторы, сигналы доходят до мозга и после подсознательного анализа у твари имеется представление об объекте. Все живые организмы на Земле излучают тепло, и биологические теплодетекторы позволяют сцерцепам отличать их от неживой материи, например, солнцем разогретого камня или растения.
      Но только стоит человеку изолировать собственное тепло, как монстры перестают замечать его. Теплодетекторы не позволяют различить «невидимку» на фоне естественной природы.
      — Это не моя идея, — правда потом призналась Малика. — Еще отец предложил использовать термоизоляционные костюмы, когда изучал тварей. Эти костюмы мы использовали при работе в холодильных устройствах: фактически организм согревался собственным теплом, ведь ни одна калория энергии не уходила за ткань. Мне же в последнюю минуту пришла мысль захватить их, чтобы стать невидимым для тварей.
      Хотя мы действительно стали невидимками, однако было тяжело находиться в этих костюмах даже непродолжительное время. Дело в том, что мы ужасно потели в них от собственного тепла. Мне, например, казалось, что нахожусь во влажных тропиках, хотя ночью в степи Казахстана нельзя было похвастаться жарой даже в летний период.
      Едва ночь прошла, и твари исчезли в норах, как мы сразу же стянули с себя эти костюмы. Одежда у всех намокла, что можно было выжимать бочку воды. Пришлось нам ехать дальше в нижнем белье. Наш спартанский вид нисколько не смущал Малику, которая сама выглядела как амазонка. Правда, через час взошедшее солнце так раскалило автомобиль и окружающее пространство, что мы вынуждены были натянуть на себя высохшую, но в тоже время горячую одежду и включить кондиционер в машине.
      Я заснул часов в одиннадцать утра, через час после того, как меня сменил за рулем Аркадий. Но выспаться мне не дали. Уже в час дня меня разбудила Малика.
      — Тимур, проснись, — тормошила она меня за плечо. Мне так было приятно ее прикосновение, что не хотелось даже открывать глаза.
      — Кто так будит? — послышалось шипение командира, а затем крепкие пальцы вцепились в меня и хорошенько встряхнули. Я мгновенно проснулся.
      — Что случилось? — встрепенулся я. Яркое солнце ударило мне в глаза, из-за чего я на несколько секунд ослеп. Но когда Малика натянула мне на нос дымчатые очки, зрение восстановилось, и я смог нормально оценивать ситуацию.
      Через окна машины я видел бескрайнюю серую степь с редкими обглоданными кустарниками. Кое-где, накренившись подобно пизанской башне, стояли телеграфные и высоковольтные столбы. Одна вышка ЛЭП была просто вывернута из-под своего бетонного фундамента.
      — На горизонте вертолет! — коротко информировал меня Колько, указывая вперед. Сначала я ничего не увидел. Тогда мне командир протянул полевой бинокль. Это была классная штучка, полная электронной начинки: оптика позволяет увидеть даже сквозь ночь и туман, погашает световые помехи, если такие применяются с целью искажения видимости. Прототипом данной системы мы пользовались на Марсе. Принцип использования бинокля прост: нацеливаешь его на объект, миниатюрный компьютер, встроенный в корпус, считывает информацию и анализирует, и в итоге ответ поступает на экранчик. Только в руках у меня была система военного значения.
      По достоинству оценив «игрушку», я навел электронно-оптические датчики на далекую точку, которая уже показалась из облаков. Пред мной предстало изображение пятнистого вертолета, увешанного оружием. Компьютер сразу определил тип и марку вертолета и высветил данные в окуляр. "Так, — подумал я, читая бегущую строку, — это штурмовой тактические геликоптер Ка-631М российского производства, предназначен для ведения полицейских операций в горячих точках. Эффективен в борьбе с бандформированиями, полевыми отрядами и террористами в условиях равнин, гор и моря. Вооружение: четыре крупнокалиберных пулемета, одна авиапушка, шесть осколочных ракет, пять противотанковых телеуправляемых снаряда, две системы для запуска дымовых шашек, слезоточивого газа и боевых отравляющих веществ. Приборы: инфракрасные детекторы, система лазерного наведения, радары для обнаружения целей. Скорость: пятьсот километров в час, при установке дополнительных ракетных ускорителей скорость может быть доведена до семисот… О-го-го, вот это да! Наш марсианский геликоптер «Шорт» не годится ни в какое сравнение с этим летающим монстром… Так, что там еще… Экипаж — три человека. Возможен десант из шести человек… Вертолет может управляться дистанционно или в автоматическом режиме… Фантастика"!
      — Хорошая машина, — похвалил я, возвращая бинокль командиру. — Нам бы такую…
      — Мечтать не вредно, — хмуро ответил Колько. — Вопрос в том, кто это? Они летят навстречу нам! Если это ребятки, которые действуют и поступают с людьми также шустро, как Тигран со свободными охотниками в Ташкенте, то боя нам не избежать…
      — А может, они просто пролетают здесь, — несмело предположила Малика. — Чистая случайность.
      — Случайность — это осознанная необходимость. Вертолеты зря здесь не ушиваются. На крайний случай всем приготовить оружие! — приказал Андрей.
      Вертолет стремительно приближался. Уйти от него было делом безнадежным. Да и с воздуха нас легко было подбить. Поэтому мы, не меняя курса, шли навстречу.
      Вскоре до нас дошел усиливающийся стрекот его мотора. Конечно, внешний вид машины вызвал у нас полное восхищение, этакая летающая барракуда (кстати, ее действительно называли "Черная барракуда", имея в виду потенциальные и технические возможности в поиске и уничтожении преступников). Но у меня лично сразу заныло под ложечкой, поскольку воевать с этой штучкой мне не хотелось.
      — А если это Центр? — предположил Тод.
      — Все может быть…
      Когда геликоптер завис над нами, мы увидели, как на грязно-зеленом фюзеляже открылся люк и оттуда вылезла голова в бронекаске. В руках человек держал мегафон со шнуром.
      — Эй, вы, на машине! Остановитесь! — прогрохотал трехсотваттный динамик, установленный на корпусе вертолета. — Иначе откроем огонь на поражение!
      Тод с тревогой посмотрел на командира, ожидая его реакции. Тот, прищурив глаза, немного подумал и кивнул:
      — Тормози! Если бы они хотели уничтожить нас, то сделали бы сразу!
      Тод нажал на тормоз. Машина по инерции проехала еще несколько метров и остановилась. В багажнике загрохотали незакрепленные вещи.
      В туже минуту вертолет, совершив крутой вираж, сел рядом с нами. У нас — летчиков-космонавтов — мастерство неизвестного пилота геликоптера вызвало восхищение, и мы мысленно поаплодировали ему. Хотя «Барракуда» приземлилась в двадцати метрах от «Форда», однако многоствольные пулеметы развернулись и встали в боевую фазу. При малейшем подозрении это крупнокалиберное оружие могло разнести автомобиль на куски.
      Человек выпрыгнул из кабины вертолета и не спеша пошел к нам: судя по выправке, он был профессиональным военным. Вслед за ним двинулся второй пилот, вооруженный автоматом «Кедр», который обычно использовался в ВВС.
      Офицер оказался мужчиной русской национальности, лет сорока, в форме майора. На его петлицах стояли значки, свидетельствующие о принадлежности к ракетным войскам. Было трудно с первого взгляда определить его личность. Во всяком случае, раздражения и ненависти, что я испытал, впервые увидев Тиграна, он у меня не вызвал. Того же мнения придерживались и мои товарищи.
      — Я майор Виктор Дюгаев, из Службы внешнего наблюдения!
      — Не знаком с такой организацией, — парировал Колько.
      — А вы кто такие?
      — Бродячие артисты. Разъезжаем по странам, даем концерты. А что, Служба решила получить культурный досуг?
      — Шутник, я вижу, — ухмыльнулся Дюгаев. — Но вы не представились.
      — Я — Колько, это _Алленс, Каримов и Турсунова, — представил нас по фамилии Андрей. — Еще есть вопросы?
      — Есть. Откуда вы?
      — Сложно ответить… Если судить по библейским сказаниям, то мы все из Эдема, то есть того места, где жил первый человек — Адам, — вдруг схохмил бортинженер. — Но современная наука доказывает, что первый человек возник где-то в Африке…
      — Отвечайте, как есть! — рявкнул Дюгаев, разозленный шуткой. — Шутки засуньте себе… сами знаете куда!
      — Нечего с нами грубо разговаривать, — вдруг обозлился Колько и щелкнул пальцами. Мы поняли его мысль и мгновенно навели на Дюгаева и его напарника пистолеты. Те, видимо, никак не ожидали наличия такого арсенала у нас. Особенно по достоинству был оценен гранатомет в моих руках.
      Оставшийся пилот понял, что здесь не все в порядке и поэтому снял бортовое оружие с предохранителя: мы услышали, как механизм послал в ствол пулеметную ленту.
      В течение нескольких минут мы держали друг друга в напряжении, пока Дюгаев не поднял руку, делая знак летчику, что бы тот ни вздумал стрелять, а затем сказал нам:
      — Вы случайно не из Ташкента?
      — Оттуда!
      — А до этого не с Марса прилетели?
      — Верно мыслишь, приятель, — удивленно ответил Колько. — И что из этого?
      — А то, что я из Байконура и вылетел навстречу вам…
      — Спасибо, но с чего это к нам такие почести?
      — По двум причинам: во-первых, вы космонавты и прямо относитесь к Байконуру, откуда вы летали в космос. Здесь вас знают. Во-вторых, мы нуждаемся в вас…
      — Вы или Центр? — хитро спросил Тод.
      — Не будем дискутировать на эту тему, пожалуйста, — попросил Дюгаев. — Я простой офицер, а не политик. Всегда служил в ракетных частях, а не на политической бирже… В-третьих, к сожалению, я должен вас информировать, что правительство Ташкента обвинило вас в организации переворота во Дворце, убийстве Президента Усманова и профессора Турсунова, нанесении материального ущерба и угоне транспортного средства!
      — А в гибели «Титаника» нас случайно не обвиняют? Или во взрыве «Челленджера», а? — ехидно спросил я. — Тогда давайте сразу все нераскрытые преступления, которые известны мировой цивилизации, навешайте на нас. Будет весело!
      — Кто сказал вам эту чушь? — строго спросил Колько.
      — Мы получили сообщение из Ташкентского Дворца. Новый Президент Узбекистана Джураев информировал о вашей причастности к вышеуказанным событиям!
      — Я заявляю вам, это чушь собачья!
      Дюгаев внимательно посмотрел на нас и сказал:
      — Я не следователь и мне трудно судить о том, чего я не видел лично. Могу предложить вам следующий вариант действий. Вы вместе с нами направляетесь на Байконур, где выложите свою версию военной прокуратуре. Будет следствие…
      — А потом суд и тюрьма, — закончил я. — Нетужки! Тигран договорится с вами, Центр окажет необходимое давление и с нами быстро разделаются!
      — Поймите, — стал уговаривать майор. — У меня есть задание доставить вас на космодром любой ценой. Я не желаю применять оружие! Кстати, вы наверняка сами стремились на Байконур!
      — А кто даст гарантию, что это не ловушка? — подозрительно спросил я.
      — Естественно, никто! Мы не знаем друг друга, а посредников-миротворцев здесь нет. Вы, конечно, можете уничтожить вертолет и меня, но все равно вас выследят и тогда вам не избежать печальной участи! Церемониться с вами не станут, не смотря, что вы космонавты!
      — Это нас и смущает!
      — Тогда предлагаю вам еще один вариант. Вы берете с собой оружие. Это уравновесит наши силы. Согласны?
      Колько поочередно взглянул на нас и, получив согласие нашими кивками, ответил:
      — Хорошо, нас это предложение устраивает!
      — Вот и отлично! — крякнул от удовольствия Дюгаев.
      Мы взяли свои автоматы, и перешли в вертолет. Через минуту геликоптер поднял нас в воздух. В иллюминатор я разглядел уменьшающийся «Форд», который с высоты казался детской игрушкой. Вскоре он исчез, оставив в душе печаль.
      "Черная барракуда", рассекая винтами воздух, несла нас в неизвестность.

      После всемирной катастрофы не на всей планете сохранилось человечество. На первых порах люди применяли все средства уничтожения, чтобы победить свалившихся с космоса тварей, но силы были неравны. В итоге исчезали сами люди, разрушалась их цивилизация. Города превращались в руины, горели сельские поселки, рушилась система коммуникаций.
      Лишь незначительная часть населения Земли оставалась жить в небольших "островках Робинзона Крузо" среди сцерцеповского океана. И одним из таких островов был космодром Байконур. Фактически это была военная база с заводами, жилыми и научными комплексами, способная существовать в автономном режиме долгое время. Здесь обитало около ста тысяч человек. Разросшийся по периметру на несколько тысяч гектар, Байконур превратился в мощный оплот человечества. Но, к сожалению, здесь не думали о спасении цивилизации, а все силы направляли на обеспечение безмятежного существования Центра. Ведь именно здесь, как сообщил нам Тигран, шло строительство гигантского планетолета, способного доставить на спутник Сатурна более десяти тысяч человек.
      "Интересно, — подумал я, — ведь только одна десятая часть полетит в космос. А что будет с остальными? Их, наверное, бросят на произвол судьбы, мол, живите, как хотите, точнее, как можете. Это мерзко".
      Конечно, меня, в сущности, тоже можно было назвать беглецом, который стремится покинуть Землю. Но меня толкало в космос не желание спасти свою шкуру, а необходимость выполнения миссии, той задачи, которая была возложена на экипаж «Центуриона». Я был готов после доставки плутониевого топлива на станцию вернуться на свою родную планету и продолжить войну с тварями и подонками от человечества.
      Центр же думал о себе. Его мало смущало, какими способами создавались детали к планетолету, как жили люди в городках. Хунте нужен был лишь итог. И это бесчеловечное отношение делало меня ее непримиримым врагом.
      — Мы уже прибыли! — сообщил нам Дюгаев, хотя и мы сами поняли это, когда увидели раскинувшийся космический комплекс. В последний раз я был на Байконуре десять лет назад и теперь убедился, насколько он изменился. Здесь было множество многоэтажных зданий, транспортных коммуникаций, промышленных цехов, гигантских локаторов, несколько подземных стартовых комплексов. Сюда было вбухано не меньше средств, чем в марсианскую станцию.
      Вертолет опустился на посадочную полосу, когда солнце уже начинало заходить. Горизонт покрылся красным светом, и это чем-то напомнило мне марсианский ландшафт.
      Едва стих двигатель, как к нам подбежало несколько солдат внутренней охраны. Они закрепили шасси машины в специальные пазы, а также подали трап.
      — Выходите! — приказал нам майор, и мы послушно покинули кабину. Геликоптер стоял рядом со своими собратьями: я насчитал пять военных МИ-891, два самолета-истребителя с вертикальным взлетом ЯК-267. Здесь же были несколько бэтээров и одна легкая танкетка.
      Здесь кипела своя жизнь: сновали военные и гражданские, ремонтировали и заправляли технику специалисты, переговаривались по рации охранники. Казалось, что этот космодром не затронула сцерцеповская напасть, хотя это было не так. Я увидел множество прожекторов, направленных на освещение пространства вокруг Байконура, а также ряды колючей проволоки, по которой был пропущен электрический ток.
      — Куда нас поведете? — поинтересовался Колько, внимательно оглядывая космодром. Раньше он здесь часто бывал, но и он заметил значительные изменения, которые произошли на Байконуре.
      — Сначала вам нужно пройти проверку на идентификацию. Вы же знаете, что у нас храниться полный банк данных на космонавтов! Наши руководители хотят убедиться, что вы — это вы!
      Колько нахмурился:
      — Я знаю лично многих из руководителей космодрома, которые могут удостоверить наши личности. Это генерал-лейтенант Ли Виктор, генерал ВВС Дмитрий Журбас, полковник Ха…
      Дюгаев перебил его:
      — Бывшее руководство космодрома низложено Центром. А многие из вами перечисленных погибли в первые дни сцерцеповской смуты! На космодроме, вы мне можете поверить, не осталось ни одного космонавта! Поэтому требуется идентификация! Впрочем, это не утомительная и вполне безболезненная процедура…
      — Это мы и без вас знаем, — буркнул Андрей.
      Дюгаев переговорил по рации, а затем сказал нам:
      — Сейчас подкатит электрокар, и мы направимся в лабораторию.
      — Вы не боитесь тварей? — спросила Малика, с интересом рассматривая космодром. Это было понятно, ведь она впервые попала на ранее самый секретный объект.
      — Боимся! — ответил майор. — Но нашли способ отпугивать их! Вы, наверное, знаете об их светобоязни…
      — Знаем, — кивнула девушка.
      — Откуда у вас столько энергии, чтобы освещать космодром, да и к тому же снабжать цеха и квартиры? — поинтересовался Тод.
      — Атомные реакторы. Раньше их готовили для лунной экспедиции. Да не успели запустить. Теперь они снабжают космодром всем необходимым — электричеством и теплом.
      — Значит, людей на Луне вы оставили без реакторов? — гневно спросил Колько. — Неужели о них не подумали?
      Дюгаев пожал плечами:
      — Это не мое решение. Так приказал Центр. Ваши друзья из прежнего руководства пытались запустить две ракеты «Энергия» на Луну, но поплатились за это жизнью…
      — Сволочи! — выругался Андрей.
      — Прошу без лишних эмоций! — сверкнул глазами Дюгаев. — Я понимаю ваши чувства, однако Центр где-то прав. Например, для марсианской экспедиции была запущена космическая платформа с плутониевым горючим. И каков итог. Она до сих пор болтается на орбите Земли. Некому отправить ее на Марс — я вам сказал, что космонавтов для подобной операции у нас просто нет…
      Нам оставалось только проскрежетать зубами.
      — А вот и машина, — сказал Дюгаев.
      К нам подъехал многоместный электрокар. Мы молча сели в кабину. Майор устроился рядом с водителем и сказал:
      — В зону "Зэт"!
      — Есть, — козырнул водитель и повез нас мимо зданий в подземный ангар. Там мы въехали в грузовой лифт, который быстро спустил нас на четвертый ярус. Затем уже продолжили путь по широкому коридору, освещаемому плафонами. Это место разительно отличалось от Президентского Дворца: там было всегда полутемно, сыро и не хватало воздуха.
      Возле отсека, где стояла охрана, мы увидели большую латинскую букву «Z». Видимо, здесь намеревались проверить наши личности. Впрочем, я когда-то бывал здесь и поэтому знал процедуру идентификации.
      В большом кабинете, полностью обставленном аппаратурой, двое бородатых специалистов в халате попросили нас каждого приложить правую руку на светочувствительный индикатор. За исключением Малики, мы трое выполнили это. В течение секунды компьютер считал дактилоскопию с пальцев, а также снял данные по температуре, биополю и провел биохимический анализ крови и ткани кожи. Потом мы просмотрели в специальный окуляр, где нам проверили радужку глаз и сравнили с имеющимся банком данных. Последним испытанием стал анализ нашего голоса.
      Когда все закончилось, один из бородачей просмотрел итог на дисплее и произнес:
      — Все верно, это они!
      Удовлетворенный проверкой, Дюгаев кивнул и повел нас наверх. Мы шли долго по коридорам. На нас никто не обращал внимания. Может быть, принимали за таких же сотрудников, как и они сами.
      В кабинете, куда нас завел майор, нас уже ждали три человека. Один из них — грузный, с ярко выраженной кавказской внешностью, имел звание полковника. Другой, который сидел слева от него, был, судя по чертам лица, казах. На нем была гражданская одежда. Третий — в звании капитана — казался моложе всех, зато его сивые усы и жесткие глаза делали его человеком, который прошел через многие испытания.
      Когда мы вошли, они уже вели какую-то беседу. Но при виде нас прекратили разговаривать и стали нас разглядывать. Особенно пристально ощупывал капитан. Дюгаев стал представлять обе стороны:
      — Это космонавты — Андрей Колько, Тимур Каримов и Тод Алленс. А это их спутница Малика Турсунова… Разрешите представить вам заместителя командующего Байконуром полковника Теймурада Кератишвилли. Рядом — заместитель директора программы космических пилотируемых полетов государств Содружества Жалил Еркезов. Евгений Бурков — капитан контрразведки.
      — Как быстро время летит, — вздохнул Колько. — Никого не знал раньше из здесь находящихся. Или они получили такие должности при помощи Центра.
      — Это неважно, Андрей Владимирович, — жестко произнес Бурков. — Главное, космодром продолжает действовать.
      — Это как смотреть-то, — зло процедил Колько. — Если вы строите планетолет для избранных — это одно дело. Если думаете помочь колонистам на Марсе и Луне — это другое.
      — Слушай, дарагой, — с заметным грузинским акцентом произнес полковник. — Зачем так говоришь, а? Как мы можем помочь Марсу, а? У нас нет больше пилотов!
      — А для полета на Сатурн у вас, конечно, они найдутся?
      — Вы хорошо знаете о наших планах, — заметил Еркезов. — Но даже для полета на спутник Сатурна у нас нет пилотов. Мы сейчас готовим несколько человек из числа авиалетчиков. Но занятия носят больше теоретический характер. Ведь никто из них раньше не был в космосе, и не знает специфику управления космического корабля.
      — Вы знаете, почему вас силой доставили на Байконур? И в чем вас обвиняют? — вдруг спросил Бурков.
      — Да, — кивнул я. — Ваш майор нам сообщил. Но могу заверить вас, это все бред Тиграна.
      — Правительство Узбекистана в лице Совета Выживания обвинил вас в тяжких преступлениях, в том числе и убийствах. Такими заявлениями не бросаются!
      Тут Малика не выдержала и произнесла:
      — Все это ложные обвинения. Мой отец — профессор Турсунов был убит Тиграном Айрапетовым. Переворот совершил Муратхон Джураев. Мы получились как нежелательные свидетели этих махинаций!
      — Уверяю вас, господа, мы космонавты, а не киллеры, — спокойно произнес Алленс. — Никакого захвата власти мы не совершали. Зачем нам власть в умирающем царстве?
      — Я вынужден начать расследование, — заявил Бурков. — Так что все ваши доводы будут учтены. Кстати, сам Айрапетов хочет участвовать в разборе дел.
      — Как это? — вскочили мы.
      — Успокойтесь, успокойтесь, — нервно произнес Еркезов, заметив, как мы схватились за оружие. Впрочем, всех в кабинете смущало наличие автоматов у нас, ведь это не позволяло им оказывать на нас необходимое давление. — Никто не собирается огульно обвинять вас во всех смертных грехах. Наше расследование будет объективным.
      — Канечно, — согласился Кератишвилли. — Если вы говорите правду, то мы снимем все обвинения.
      — И что тогда с нами будет?
      — Мы хотим предложить вам принять участие в подготовке полета на Сатурн. Нам нужны опытные пилоты!
      — Полет состоится не раньше, чем через два года, — заметил Колько. — Если мы докажем свою невиновность, вы позволите нам воспользоваться вашим шаттлом и доставить платформу, которая сейчас в космосе, на Марс?
      Кератишвилли и Еркезов переглянулись. Они никак не ожидали такого предложения.
      — Э-э. дарагой, сразу трудно сказать ответ, — протянул полковник. — Нам нужно посоветоваться…
      — С кем? С Центром?
      — И с ним тоже! — кивнул Еркезов, не желая скрывать это. — В принципе, мы намеревались захватить марсианскую платформу с собой. Ведь на Япете нам может пригодиться и плутониевое горючее, и оборудование, которое имеется там. Ваше предложение необходимо обдумать.
      — Вы собираетесь на Япет, даже не удостоверившись, а пригодна ли эта планета к жизни человека, — сказал я. — Мы живем на Марсе и чувствуем, как сложно нам приспосабливаться к местным условиям. А вы сразу готовите чудовищных размеров космолет и огромный экипаж. Как вы там будете жить?
      — Все зависит от того, что мы собираемся делать на спутнике Сатурна, — произнес Еркезов. — Хочу немного посвятить вас в наши планы. Дело в том, что по информации американских и российских автоматических межпланетных станций «Вояджер», "Пионер" и «Москва» наши специалисты пришли к выводу, что на Япете есть необходимые условия для жизни человека, а именно: атмосфера, богатая кислородом, относительно высокая температура — около плюс двадцати пяти по Цельсию, гравитация в ноль девяносто три процента от земного. Солнечный свет заменит сияние Сатурна. Что касается возможности обитания, то космолет проектируют так, чтобы он мог в последствии стать жильем для колонистов, то есть каждый отсек разбирается на отдельные блоки и превращается в квартиру.
      — А чем питаться будете? Местной дичью? — усмехнулась Малика.
      — Мы не отрицаем наличие какой-либо жизни на Япете, — произнес Еркезов. — Никаких данных, которые опровергали или доказывали это, у нас нет. Но мы не собираемся использовать, как вы выразились, "местную дичь" в качестве основной пищи. Дело в том, что на Байконуре когда-то содержали свино- и птицефермы. Так что домашний скот у нас остался даже после биологической катастрофы. Мы возьмем с бой замороженные клетки и там, на Япете будем клонировать животных.
      — А тогда зачем мой отец занимался исследованиями для Центра? — изумилась Малика. — Вместо того чтобы бросить все силы на поиск средств уничтожения сцерцепов, он тратил время, силы и средства на решение проблемы обеспечения питания для вас. И все его труды оказались напрасными?
      — Ничего подобного, — нахмурился Кератишвилли. — Работа профессора Турсунова оказало необходимое влияние на выбор способа питания колонистов. Наши специалисты намерены использовать результаты Ташкента для альтернативного решения продовольственной проблемы. Сцерцепы будут разводиться и на Япете, только в качестве бездумного домашнего скота.
      — Зачем вам Япет? — недоумевал Тод. — Не лучше ли вернуть Землю?
      — Это бесполезно! — сказал Еркезов. — Центр имеет все доводы, что тварей нам не одолеть! Поэтому есть решение основать человечество на другой планете!
      — А оставшиеся на Земле? Что с ними будет?
      Казах пожал плечами:
      — Это уже не наши проблемы! Мы не можем взять больше того, что имеем! Может быть, нам удастся построить еще один планетолет…
      — Это еще для десяти тысяч человек, — заметил я. — А как же остальные восемь десятых населения Байконура и других городов?
      — Морально-этическими проблемами занимается Центр, а мы лишь обеспечиваем решение технических задач, — жестко произнес Кератишвилли. Но его позиция была зыбкой, и он сам чувствовал это. — Впрочем, чего зря спорить, дарагой, все равно мы ничего не сможем изменить в этой жизни!
      — Мы так не считаем! — прошипел Колько.
      Бурков, который, видимо, считал, что меньше всего участвует в разговоре и ему необходимо увеличить значимость своей личности, произнес:
      — Прежде всего, вам нужно сдать оружие!
      — Это еще зачем! — встрепенулся Тод.
      — На Байконуре оружие носят только охранники!
      — Но наличие оружие у нас было одним из условий, когда мы дали согласие вашему майору прилететь на космодром! — твердо сказал Колько. Его не устраивало желание капитана разоружить нас.
      — Давайте не будем осложнять ситуацию, — сказал Бурков. — Предлагаю вам следующее. Вы сдаете оружие. Презумпция невиновности распространяется на вас и никто не будет обвинять вас в преступлениях, пока не будет доказана ваша вина. Пока будет вестись расследование, вы можете свободно ходить по космодрому, за исключением, правда, некоторых зон, куда доступ имеют только некоторые люди.
      — Это может нас устроить! — прикинул Колько.
      — Правда, в целях вашей же безопасности мы приставляем к вам одного охранника, — добавил Бурков.
      Я быстро взглянул на командира. Охранник был фактически цепью, который ограничивал нашу свободу. Я ожидал резкой реакции со стороны Колько, но тот спокойно ответил:
      — Хорошо, мы согласны.
      По лицу Тода и Малики я увидел, что это не так.
      — А вы нас не расстреляете, когда мы выйдем за дверь? — гневно сверкнула глазами девушка. — Я чувствую подвох!
      — Не смотря на катастрофу на Земле, мы продолжаем соблюдать законы!…
      Мы многозначительно хмыкнули. Центр казался нам далеко не законопослушной организаций. Всякая хунта не может опираться на правовые нормы. Разве деяния ставленника Тиграна и Муратхона, гибель бывшего руководства космодрома — разве это не доказательство антиконституционной деятельности Центра.
      — Сдать оружие! — все равно сказал Колько. Мы не стали спорить с командиром, полагая, что он знает, что говорит.
      Под пристальные взгляды четверых байконуровцев мы положили на стол автоматы и боеприпасы. Кератишвилли нажал на кнопку на столе и в кабинет вошел охранник.
      — Собери и сдай в камеру хранения! — приказал Теймурад. Тот молча взял наше оружие и вынес из комнаты.
      — Надеюсь, наручников не будет?
      — Никаких наручников! — торжественно произнес Бурков. — Я же сказал вам, что вы пока невиновны.
      — Спасибо за "пока"! — презрительно произнес Колько.
      — Надеюсь, вы не забудете нашу просьбу относительно полета на Марс! — сказал я.
      — Конечно, конечно! — заулыбался Кератишвилли. В это время на его столе ожил селектор:
      — Внимание! Говорит отдел связи. Сержант Иванов. Вертолет Ка-631М "Черная барракуда" уже отправилась за представителями Ташкента. Возвращения на Байконур ожидаем через шесть часов!
      — Отлично, — произнес полковник, отключая селектор. — Надеюсь, вашу проблему мы разрешим быстро!
      — Мы тоже надеемся, — мрачно сказал Андрей. — У меня вопрос: Тигран тоже прибудет?
      — Да, конечно, — кивнул Бурков. — Он как глава охраны Президентского Дворца имеет права следствия и поэтому хочет принять участие в расследовании.
      — Понятно, — еще мрачнее произнес Колько.
      — Вы извините нас, — сказал Кератишвилли. — У нас еще есть свои внутренние проблемы, которые мы должны закончить к сегодняшнему дню. Вас проводят в жилой комплекс, где живут наши специалисты. Уверяю вас, там вам понравится!
      — До свидания, — Колько встал с кресла и направился к двери. Мы в сопровождении Дюгаева направились за ним.
      Помещение, которое нам предоставили, действительно было с удобствами. После нашей тюряги в Президентском Дворце это помещение нам казалось номером люкс в пятизвездочном отеле. Здесь была ванная, санузел, четыре кровати, открывающие из стены, телевизор и небольшой терминал, который связывал с центральным компьютером космодрома.
      — А отдельного номера нет? — спросила Малика.
      — Увы, — развел руками Дюгаев. — Придется вам тесниться с космонавтами… Охранник будет всегда дежурить за дверью. Если что-то понадобится, можете заказывать через него!
      Попрощавшись, он вышел из комнаты. Когда дверь захлопнулась и щелкнул электронный замок, Малика мрачно констатировала:
      — Итак, мы под колпаком!
      — Хорош колпак! — заметил я. — В Ташкенте у нас были более худшие условия.
      — Андрей, зачем вы согласились сдать оружие? — спросила Малика у Колько. — Ведь теперь мы не сможем им оказать сопротивление!
      — Если бы мы имели оружие, то вряд ли могли рассчитывать на что-либо, — спокойно произнес Колько. — Центру бы это не понравилось, и нас все равно бы разоружили. А так мы добровольно сдали автоматы и успокоили их. Они и не подозревают о наших истинных планах.
      — О каких планах вы говорите, командир? — удивился я. — Тигран соберет сотню свидетелей во Дворце, которые заявят, что мы подбивали их выступить против руководства, хотели сами стать во главе правительства и жить припеваючи. Айрапетов также подкинет пару вещественных «доказательств», что мы убили Усманова и Турсунова! Это несложно сфабриковать! И никакой адвокат не станет защищать нас!
      Но Колько не смутили мои доводы. Он спокойно выслушал меня и ровным голосом, словно читал лекцию нерадивому студенту, произнес:
      — Не забывай, Тимур, что этот фарс проводится только с одной единственной целью — заставить нас сотрудничать с Центром! Хунте остро нужны пилоты! Они не могут доверять планетолет летчикам, которые ни разу не были в космосе! И нас никто не думает уничтожать! А Тигран хочет добиться своего! Но и он тоже не станет «топить» нас, ведь тогда никто не поможет ему отправиться на Марс!
      — Вы думаете, что нас начнут шантажировать событиями в Ташкенте и заставят выполнять волю Центра? — процедила Малика.
      — Это очевидно!
      — Я на это не пойду! — заявила Малика.
      — А ты им и не нужна! Им нужны мы — космонавты!
      — Я согласен с Маликой! — произнес я. — Я не буду сотрудничать с бандитской организацией!
      — И я тоже! — подал голос Алленс.
      Колько обвел нас взглядом и улыбнулся:
      — А ничего иного я от вас и не ждал! Я специально усыпил все подозрения у Буркова и Кератишвилли, что бы мы могли без осложнения выполнить нашу миссию!
      — Как?
      — Угоним «Бумеранг»! В космосе подцепим платформу — и адью! Пускай нас Центр ищет на Марсе!
      — Но как это сделать? — растерялся Тод.
      Малика сказала:
      — Нам нужно это сделать до прилета Тиграна. Ведь он знает, что мы хотели сбежать на Марс. Поэтому он заставит усилить охрану! Мы не сможем добраться до шаттла!
      — Ты права, Малика, — согласился Колько.
      — Но мы так и не решили, как сбежим отсюда и угоним космоплан, — напомнил я им нашу задачу.
      Все сразу нахмурились. Но Малика первым нашла выход:
      — В нашей комнате находится терминал, который наверняка подключен к общей информационной сети Байконура. Может, через компьютер можно будет узнать о шаттле?
      — А это идея! — оживился бортинженер. — Наверняка, космодром автоматизирован и управляется с помощью базового компьютера. Может нам удастся дать команду стартовому комплексу подготовить «Бумеранг» к взлету без участия людей?
      — Ух, ты, — подхватил я, ошеломленный предложениями товарищей. — Правильно мыслите, господа! Готовим отсюда космоплан, убираем охранника и сматываемся к стартовой площадке. А оттуда — гуд бай! — в космос!
      — А у тебя, оказывается, есть что-то в голове, — с уважением произнес Андрей, посмотрев на Малику. — Назначаю тебя членом экипажа!
      — Спасибо, командир, — просияла та.
      Тем временем Тод занялся терминалом. Он несколько минут изучал его, а затем сказал:
      — Обычная локальная сеть. Попробую оживить терминал, — и его пальцы уверено забегали по клавиатуре пульта. Ощущалось, что он соскучился по своей работе.
      Экран монитора вспыхнул, и по нему забегали значки и символы машинного языка. Когда терминал подсоединился к общей сети, то компьютер первым делом сделал запрос: "Прошу дать код доступа!"
      — Ах, черт! — вскричал Тод. — Так все хорошо начиналось. Какая отличная была идея! И на тебе — код подавай!
      — Можно попробовать что-нибудь! — сказала Малика.
      Тод хмуро посмотрел на нее и стал стучать по клавиатуре, предлагая машине свои варианты. Через полчаса, взмокнув, он произнес:
      — Бесполезно! Можно гадать тысячу лет, так и не узнав правильный ответ!
      — А вы раньше пользовались электронными системами Байконура? — поинтересовалась девушка. — Может, сохранились старые файлы, которые обеспечивали доступ ко всей информации!
      — Верно! — у Колько изумленно взметнулись брови. — Я сам когда-то имел личный код доступа. Попробую его запустить!
      Тод освободил место. Андрей сел и стал набирать цифры.
      — Все космонавты-пилоты работали с базой данных космодрома. Естественно, каждому давали индивидуальный шифр, с помощью которого можно было войти в общую сеть и получить любую информацию, — рассказывал он. — Хотя прошло много лет, но я не думаю, что мой код стерли… Ого, правильно!
      На дисплее появились слова:
      "В доступе разрешено! Входите в систему "Байконур"!"
      — Ура-а! — радостно воскликнули мы и тот час замолчали, напуганные мыслью, что охранник за дверью мог услышать наш крик и понять в чем дело.
      Дальше у нас пошло все как по маслу. Тод влез в секретные файлы космодрома и вытащил много интересного. Мы узнали даже технические характеристики строящегося планетолета "Птица «Феникс» и даже состав экипажа. По фамилиям мы могли понять, кто входит в состав Центра. Мы не удивились, когда встретили в списке знакомые лица. Это «товарищи» и раньше проявили себя далеко не с положительной стороны, а теперь на новом месте они собирались возглавить миссию человечества.
      Но больше всего нас поразила конструкция планетолета, который больше походил на колесо велосипеда. Это был настоящий космический монстр. Было страшно себе вообразить его размеры: диаметр около полутора километров, диаметр «колеса» больше пятидесяти метров, а «спицы» и «втулка» могли пропустить через себя целый железнодорожный состав. Я даже не мог предположить, какие необходимо иметь двигатели, чтобы поднять всю эту махину в космос. Я бы, например, спасовал перед управлением таким кораблем. Даже опытный Колько наверняка бы смутился в пилотировании.
      — Это интересно, но нам не нужно, — сказал Колько. — Ищи, где находится "Бумеранг".
      Вскоре и эта информация появилась на экране. Компьютер свидетельствовал, что шаттл расположен в ангаре номер шесть, рядом со стартовой площадкой для запуска челноков. Последняя проверка проводилась несколько месяцев назад, перед неосуществленным стартом. С тех пор шаттл стоит там, где его и оставили.
      — Нужно еще раз проверить бортовую систему корабля! — произнес Колько.
      — Есть, кэп, — отчеканил Тод. И дал команду базовому компьютеру. Тот час где-то там, в ангаре послушные механизмы выдвинулись из пазов и пристыковались к информационным розеткам, расположенным по корпусу «Бумеранга». По проводам побежали электрические сигналы, которые поэтапно сообщали на дисплей терминала о техническом, энергетическом состоянии шаттла, а также о функционировании бортовой электроники.
      — Сколько времени займет проверка технического состояния космоплана? — командир хотел знать, на какое время можно рассчитать побег.
      — Компьютер управится за два часа!
      — А заправка топливом и установка на стартовую площадку?
      — Тоже два часа! — ответил Тод, взглянув на график поэтапных действий по запуску шаттла.
      — Через четыре часа Тигран будет здесь! А нам нужно взлететь до его прибытия!… Можно как-то ускорить все эти технологические процессы?
      — Теоретически можно, но практически никто никогда не делал этого! Да и опасно! Например, можно не проверять бортовую систему, а просто заправить и установить на взлет. А вдруг разладился какой-нибудь важный блок, без которого полет может закончиться плачевно для нас? Ведь компьютер при проверке одновременно устраняет неисправность… Не забывайте командир, некоторые приборы имеют тенденцию к дерегулированию, а за полгода это вполне могло произойти. И нет уверенности, что не было стрельбы в ангаре: пули вполне могли повредить обшивку.
      — Это я знаю, — мрачно сказал Колько. — Ладно, все равно этого не избежать нам! А можно совместить три процесса в одном — проверять бортовое состояние, заправлять топливом и устанавливать шаттл на площадку одновременно?
      — Гм, кэп, — промямлил техасец. — Подобные операции запрещены инструкциями. Я даже не знаю, что и сказать…
      — Ты думай, думай! — сказал я ему. — Командир хочет ускорить наш побег. Возможно ли это сделать?
      — Сейчас попробую, — буркнул тот и стал нажимать на кнопки. На запрос машина долго не отвечала. Наконец на экране возник ответ, который огорчил всех нас. По расчетам компьютера, совместить разом все три процесса подготовки корабля к старту было нарушением технологического режима, который мог повлечь нежелательные последствия.
      — Делать нечего, — пожал плечами Колько. — Не будем терять времени, запускай всей три процесса.
      По команде Тода базовый компьютер космодрома приступил к выполнению задания: подготовки к взлету корабля. В подземном ангаре заработали насосы, выкачивая из резервуаров топливо для шаттла. Одновременно готовилась стартовая площадка, с которой должен был взлететь «Бумеранг». Все это делалось в абсолютной темноте и при отсутствии людей. Мы беспокоились, как бы кто не сунул нос в богом забытый шестой ангар и не увидел предстартовые операции. Тогда мог бы подняться страшный переполох. Однако нас тешила надежда, что никому нет дела, что творится под землей.
      Конечно, опасность быть выявленным появилась бы в те минуты, когда открылись бы внешние люки шахты. Платформа с кораблем автоматически поднялась бы на поверхность. Сразу бы сработала звуковая сигнализация, оповещая персонал космодрома, что предстоит старт шаттла. Тогда командование Байконура или Центр это сразу бы усек и предпринял попытку остановить запуск.

      — Дело пошло, — сказал Алленс. Едва он успел это произнести, как дверь неожиданно открылась, и в помещение вошел Дюгаев. Он был не один. За ним следовал молодой военнослужащий в белом поварском халате, который толкал тележку с едой. Из кастрюль поднимался такой аромат, что у меня, например, закружилась голова, а рот быстро заполнился слюнками. Ведь уже более полусуток мы не держали и крошки во рту. К тому же нам давно не приходилось питаться нормальным горячим блюдом.
      — Это ваш ужин, — произнес майор. — Если вы хотите, то вам могут доставить крепкое спиртное. Я тут принес вам, правда, послабее — шампанское, — и он указал на три большие зеленые бутылки, на котором были этикетки с надписью "Советское шампанское". — А может, хотите коньячок? Могу заказать для вас «Мартини» или "Наполеон", — скорее всего, он хотел заказать это для себя за нас, разумеется, счет.
      — Нет, спасибо, мы не употребляем алкоголь, — поспешно сказал Колько, хотя это было враньем. Просто мы не могли позволить себе расслабиться перед угоном шаттла, да и управлять нетрезвым было безумием в нашем деле.
      — Напрасно, — фыркнул Дюгаев, явно недовольный нашим решением. — Это хороший стимулятор! — и он выразительно посмотрел на единственную даму в комнате.
      — Смотря для чего, — заметила Малика. Она поняла смысл сказанного.
      Дюгаев хитро подмигнул ей:
      — Хотя сама женщина есть самый лучший стимулятор!
      — Вы чего себе вообразили! — вспыхнула девушка.
      — О, о, о! — попятился майор, не убирая ухмылку с лица. — Пардон! Я, наверное, сморозил глупость…
      — Причем большую, — процедила яростно Малика.
      Дюгаев повернулся к Тоду, чтобы сказать какую-то гадкую фразу о прекрасном поле, как вдруг его внимание привлек светящийся экран терминала: Алленс забыл выключить дисплей при появлении посторонних. Это было непростительной ошибкой.
      — А это что? — удивился майор, подходя к терминалу. — Как вы умудрились включить компьютер?
      — Мы просто игры запускали, — попытался обмануть Тод.
      — Какие там видеоигры? — возмутился майор, подозрительно посмотрев на нас. — В базовом процессоре космодрома нет ни одного файла компьютерных игр… Так, посмотрим, что вы тут искали, — и он стал поднимать запрашиваемые директории. — Ого, да вы влезли в секретные материалы Байконура! Как вам это удалось?
      — Да просто гадали, — ответил бортинженер.
      — Зачем вам устройство планетолета? — продолжал допрос Дюгаев, смотря на экран. — А информация о "Бумеранге"?… Подожди-ка, да ведь вы готовите его запуску! Сбежать вздумали?! - взревел он.
      Мы поняли, что попались. Все наши планы рухнули. Этот майор совсем некстати влез к нам и по иронии судьбы стал свидетелем нашего предстоящего побега.
      — Рядовой! — рявкнул майор, обращаясь к повару. Тот вскочил. — Немедленно сообщи…
      Договорить Дюгаев фразу не успел, так как Малика схватила с тележки бутылку шампанского и трахнула по голове майора. Тот ахнул и свалился на пол. Повар широко открыл глаза от изумления, но рядом стоявший командир оглушил его ребром ладони в шею. Рядовой также бесшумно "приземлился".
      — Пружина начала раскручиваться, — прошептал я. — Что дальше?
      — Нужно связать их. Если Дюгаев очнется и подымет крик, то нашей затее каюк!
      Мы так и сделали. В качестве уз мы использовали толстый и крепкий скотч, который обнаружили в стенном шкафу. Одного рулона хватило, чтобы спеленать двоих мужиков в мумии.
      — Их могут хватиться! — сказал я.
      — Навряд ли, — ответил Колько. — Он шел сюда с намерением уговорить нас принять предложение Центра, но больше всего с желанием напиться. А пьяный офицер не нужен для какой-нибудь оперативной работы. Командование Байконура поручило ему дело относительно нас, и теперь будет ждать итога. Значит, в течение нескольких часов никого не будут тревожить! Этого нам хватит для побега!
      — Может не все так плохо идет, как мне показалось, — перевел дух Тод. Малика тоже старалась отдышаться. Был бледным и я. Все действительно перепугались, когда Дюгаев разгадал наши намерения.
      — Ты молодец, Малика, — похвалил девушку Андрей. — Вовремя сориентировалась!
      — Я здорово испугалась, — призналась та.
      — Все мы испугались, — заметил командир. — Но только ты первой нашла выход из положения.
      Мы затолкали пленников в стенной шкаф и закрыли двери. Чтобы они не задохнулись, я оставил небольшую щель.
      — Нужно теперь покинуть комнату и пробраться в шестой ангар… Тод, выключи терминал! Компьютер сделает все сам и без нашего контроля! Тимур, постучи в дверь! Нужно пригласить внутрь охранника и тоже оглушить!
      Я подошел к двери и три раза стукнул костяшками кулака. Через несколько секунд дверь медленно поехала в пазы. Из коридора на нас взглянула хмурая морда охранника. По телосложению он уступал только бегемоту.
      — Че надо? — недовольно вякнул он.
      — Тебя и надо! — нагло ответил я. — Заходи, составь компанию! Тут у нас спиртяга есть…
      Охранник заколебался. Видимо, он был большой любитель «поквасить», однако сейчас персоналу космодрома редко выдавали алкоголь. Поэтому от данного предложения было грех отказываться. С другой стороны, он был на службе, и за пьянку на посту ему могло здорово влететь. Какие муки возникли на лице здоровяка, мы сразу узрели.
      — Да заходи поскорее, — поторопил я его. — Мы никому не скажем! — снял я его неуверенность. — Нам нужна хорошая компашка! Мы давно не пили!
      Отбросив все колебания, охранник зашел внутрь комнаты. В ту же секунду я задвинул дверь, а Колько въехал мордовороту в солнечное сплетение. C таким же успехом он мог покушаться на бетонную стену. Если первых двоих мы уложили быстро, то этот громила даже глазом не моргнул, словно это был не удар каратиста, а укус комара.
      Мозгов у охранника было маловато, ибо он несколько секунд тупо стоял и ничего не мог понять. За это время Андрей попытался провести еще несколько приемов, которые, впрочем, были безрезультатными. Зато в «котелке» громилы, наконец, сварились мысли, как нужно действовать при нападении. Ответным ударом он отбросил нашего командира к стене. Подобный полет я видел только в классическом американском мультфильме "Том и Джерри": именно там шкодливый кот выделывал кульбиты и сальто, когда получал подзатыльник.
      Мы с Тодом ринулись в атаку. Требовалось срочным образом обезвредить охранника, пока мы не наделали столько шума, способного привлечь внимание людей с коридора. С первых же секунд я понял, что победить противника не так просто. Мои попытки использовать болевые приемы к успеху не привели, казалось, что у громилы вообще отсутствовали болевые точки. То, что Центр продуманно подходил к вопросу кадров, мы убедились сразу же. Охранник неплохо владел навыками рукопашного боя и на нас пер как танк. Его кулаки-гири мелькали в воздухе, выбивая из наших носов сопли и кровь. Все попытки контратаки не удались и мы с Тодом вынуждены были перейти в глухую оборону, которые выдержать долго вряд ли смогли. "Это тебе не Тигран, это настоящий буйвол", — возникла мысль в голове, которая мгновенно исчезла после очередного удара.
      Но и на этот раз исход битвы разрешила Малика. Она не владела джиу-джитсу и не могла похвастаться атлетической фигурой. Ей пришлось только пошевелить мозгами и родить интересную мысль. Быстро сорвав электропровод с телевизора, она оголенные концы ткнула в руки громилы. Тот инстинктивно схватился за них и на наших изумленных глазах начал исполнять замысловатый танец, нечто среднее между рэпом, ча-ча-ча и брэйк-дансом. При своей взбитой фигуре охранник выделывал очень ловкие «па», а из его ладоней вылетали яркие искры. В конце своего номера он совершил сальто и лицом шмякнулся на пол. Провода опасливо полетели в нашу сторону, но в тот же миг Малика выдернула штепсель из розетки.
      Даже получив мощный электрический разряд, громила остался в живых. В этом я убедился, пощупав его пульс.
      — Такой организм выдержит и удар молнии! — покачал головой я.
      — Здорово ты его, Малика, — восхищенно произнес Тод, вытирая кровь с носа. — Я бы никогда не додумался до такого хитрого приема.
      — А надолго он вышел из строя? — поинтересовалась в свою очередь девушка.
      — М-м, сложно сказать, — произнес я. — Может на час, а может на десять минут.
      — Тогда его тоже нужно связать, — предложил Алленс, с уважением посмотрев на поверженного противника: его умение драться было выше всяких похвал.
      У нас еще оставалось немного скотча, и мы аккуратно связали руки и ноги охраннику. В завершении Андрей засунул ему в рот кляп, чтобы тот не имел возможности позвать на помощь.
      — Может вырваться, — с сомнением сказал Тод, осмотрев путы. — Скотч его не удержит.
      — Ничего иного у нас и нет! — парировал Колько. — Теперь нам нужно выходить.
      — Подождите, — остановила нас Малика. — Вам нужно привести себя в порядок. Иначе у любого встречного возникнет подозрение, едва увидит ваши разбитые физиономии.
      — Верно, — сказал я, глядя на товарищей. — Вид у нас неважнецкий!
      Около получаса мы гримировали себя. Волосы расчесали быстро, но с большим трудом нам удалось спрятать синяки и ушибы под многослойной пудрой и кремами. Даже после упорного старания Малики наш вид был жалкий.
      — Сойдет, — наконец сказал Колько. — Мы, в конце концов, не женщины. Мало ли где могли заработать гематомы.
      — Действительно, — ехидно поддакнул ему я. Уж мои синяки вызывали во мне ноющую боль. — Может мы клоуны! Ха-ха-ха! Здрасьте!… Мне сегодня на голову упала табуретка! Ха-ха-ха!… Или предположим, что на Байконуре преступность имеется! Нам бандюги вмазали по первое число…
      — Хватит зубы скалить, пора уходить! — Колько подошел к двери и, решительно открыв ее, вышел в коридор. Мы последовали за ним. В принципе, мы знали местоположение нужного нам ангара, ибо были когда-то здесь, да и заранее просмотрели карту-схему космодрома, на котором определили безопасный и короткий путь.
      Слава богу, люди на космодроме занимались своим делом даже в эти поздние часы, и никто на нас не обращал внимания. Мы незамеченными вышли из жилого комплекса и направились в сторону ангаров. Там людей было поменьше, наверное, все силы были брошены на строительство планетолета.
      На космодроме стояла ночь. Тепло медленно покидало нагретый бетон, а ветер приносил прохладу. Через несколько часов здесь было бы холодно. Таков характер казахстанских степей.
      Но на Байконуре было светло. Вовсю горели прожектора и лампы. Туда-сюда сновали электрокары и машины. В очередной поход собирался экспедиционный корпус, наверное, снимать «дань» с какого-нибудь городка, может быть даже и Ташкентского Дворца. Уточнять это мы не стали.
      Ангар располагался в самом конце космодрома. Вообще, это был практически заброшенный участок Байконура. О том, что здесь давно не были люди свидетельствовали пыль на воротах, дороге и различного назначения устройствах, а также перегоревшие кое-где лампочки. Мы даже не заметили следов от ботинок.
      — Отлично, здесь никого нет! — сказал Колько. — Видимо, это пока невостребованная часть космодрома… А вот и люк-вход в ангар. Идемте.
      Он подвел нас к небольшому бункеру. Набрав личный шифр, которым когда-то открывал все двери на космодроме, командир с удовольствием крякнул, когда электронный замок щелкнул. Мы мышью юркнули внутрь бункера и по штормтрапу стали спускаться вниз.
      Здесь было полутемно — просто включились некоторые плафоны, когда автоматика почуяла тепло людей. А так механизмы могли заправлять топливом баки корабля, проверять его системы и устанавливать на стартовую площадку в абсолютной темноте. Казалось, что машины жили здесь своей, отдельной от людей жизнью.
      Мы прошли мимо шустрых и гибких манипуляторов, которые рыскали по всему шаттлу, проверяя каждый шуруп и болт на корпусе, затем переступили через шланги, по которому насосы перегоняли ворованное горючее, прежде чем достигли пилотской кабины. Одновременно с другой стороны к «Бумерангу» медленно приближалась мобильная стартовая платформа. Именно на нее мощные рычаги должны были установить шаттл, и именно с нее предполагался взлет.
      Колько открыл люк на днище космоплана и вытянул трап. По нему мы взобрались на борт. Как приятен был характерный запах приборов и машин. Бортинженер чуть не взвыл от восторга, ведь он чувствовал себя в своей тарелке.
      Малика с любопытством разглядывала шаттл. Ее поразили его размеры. Он был в два раза больше любого аэробуса.
      — Тод, загружай компьютер корабля взлетной программой! — приказал Колько, садясь за штурвал. — Проверь, чтобы машина не зациклилась на второстепенных деталях — ведь мы будем взлетать без наводки радиомаяков и с тройным ускорением!
      — Есть, кэп, — ответил Алленс и принялся за работу.
      — Малика, садись на любое из этих кресел, — указал командир девушке на свободные места в салоне. Та повиновалась.
      — Тимур, — повернулся ко мне Андрей. — Нам нужно обмозговать ситуацию, как отвлечь персонал базы в момент открытия внешних люков ангара. Едва шаттл появится на поверхности, как Центр поймет, что мы драпанули! Тогда пару ракет нам в бок будут обеспечены! Есть какие-нибудь идеи?
      И как бы в ответ у меня в голове мелькнул интересный план. Обмозговав ее несколько секунд, я затем изложил ее командиру.
      — Рискованно, — произнес Колько, выслушав меня. — Можно свернуть шею!
      — Да, — честно согласился я. — А ничего иного придумать не могу!
      Командир помолчал, а затем, положив руку мне на плечо, дал добро:
      — Ладно, иди! Но помни, мы ждем тебя со щитом, а не на щите! Понял?
      И я отправился на поверхность.
      Поднявшись по штормтрапу наверх, я проскользнул к ближайшему охраняемому периметру. Это было в трехстах метрах от ангара номер шесть. У меня не было оружия, но работать я предполагал с помощью головы.
      Прежде всего, меня интересовала вышка, откуда велся визуальный и телеконтроль за окружающим пространством на территории ангаров и, в основном, за колючей проволокой — там бесновались твари. Сцерцепы чувствовали пищу за оградой, но не могли проникнуть через полосу света и электричества. Это их и раздражало. Даже я слышал злые вопли.
      Часовой — молоденький ефрейтор — стоял один на вышке и разглядывал сцерцепов через электронный бинокль. Иногда он ради потехи направлял один из прожекторов на тварей и радостно хихикал, наблюдая, как корчатся хищники под мощным светом, а затем как сумасшедшие бегают по степи.
      План был прост. Мне требовалось только отключить ряд прожекторов на вышке, чтобы создать темный коридор. Это позволил бы сцерцепам проникнуть на первую линию охраняемой зоны. На военном языке это называется диверсией, но у меня в мыслях не было, чтобы твари захватили космодром. Передо мной стояла одна задача: инсценировать небольшой переполох и отвлечь основные силы от внимания за предстартовой операцией.
      Я осторожно подкрался к часовому по всем правилам шпионо-диверсантской науки. Но, видимо, я плохо владел этой наукой, так как под моими ногами прогнулся металл лестничной ступеньки. Раздался тонкий певучий звук. Эффект неожиданности, естественно, уже не мог сработать. Пришлось мне напрячься и быстро преодолеть расстояние до часового.
      Тот не сразу отреагировал на меня. Может быть, он ожидал своего коллегу, так как не поднял автомата. Но, увидев чужого, уже ничего сделать не смог. Я быстро и в тоже время легонько нанес удар в пах. Часовой согнулся. Еще один удар в область шеи — и он отключился на несколько минут от внешнего мира. А большее и не требовалось.
      Я быстро перешагнул через безвольно лежащее тело и подкрался к щитку. Там я обнаружил необходимый мне рубильник. Несколько движений — и десять мощных прожекторов погасло. Затем я нажал на кнопку, который управлял внешними воротами — через них когда-то проходила железная дорога, по которой на космодром доставлялись ракеты и космические корабли, а также топливо. Двери стали медленно открываться.
      Такие действия не могли оставаться бесконтрольными. Я был уверен, что дежурный космодрома уже знает об этом безумном поступке. Как бы в подтверждение завыли сирены, сигнализируя персонал об опасности.
      А опасаться действительно было чего: сцерцепы, ощутив неосвещенный проход, ринулись на территорию Байконура. Биодетекторы, закрепленные на заборах, регистрировали тварей по их теплу и сообщали общее количество компьютеру базы. Видимо, проникло столько много, так как в нашу сторону направлялась целая рота солдат.
      — Эй, Фарух, ты чего вытворяешь, идиот! — услышал я разъяренный голос, который раздавался из наушников поверженного часового. — Совсем крыша поехала после вчерашней разборки? Ганиходжаев, ты меня слышишь?
      Поскольку данный вопрос адресовался не мне, то я, естественно, не стал отвечать. Но и молчание Фаруха вызвало подозрение у запрашивающего. Он выкрикивал еще что-то, пока моя нога не раздавила микрофон. Затем я поднял автомат. Это был "Калашников".
      "Пора сматываться", — подумал я, смотря с высоты, как сюда уже направлялись бронемашины. Но едва я спустился вниз, то услышал крик подбежавшего солдата:
      — Придурок, ты чего с поста уходишь?! Фарух, ты со… Эй, ты кто такой? — изумился солдат. — А ну стой, руки вверх!
      — Эй, эй, я свой! — испуганным голосом завопил я. — Совсем очумел что ли? Опусти автомат!
      Солдат растерянно опустил оружие, и я воспользовался секундным замешательством противника. Подпрыгнув в воздух, ногой нанес удар в грудь. Тот оказался не из числа громил и поэтому свалился на пол. Кулак в переносицу — и солдат в отключке! Аккуратно уложив его на бетон, я кинулся в сторону ангара, стараясь оказаться незамеченным для прибывших подразделений.
      Позади меня метались сцерцепы. Некоторые из них уже проникали во вторую охраняемую зону. Поскольку при открытых воротах отключился ток на колючей проволоке, то они могли вскоре оказаться на самом космодроме. Перестарался, мелькнула у меня мысль.
      До меня доносились крики людей:
      — На вышке никого нет!… Фарух без сознания! Эй, и Хамид оглушен!… Кто это сделал! Осторожно, тварь за твоей спиной! — и беспорядочные автоматные очереди, а также взрывы ручных гранат заглушили переговоры солдат. Там, судя по звукам, становилось жарковато. У меня желания погреться у этого огня, конечно, не было, и я ускорил свое движение к ангару.
      Только меня выследили. И сделали это не солдаты.
      Едва я покрыл половину расстояния от вышки, как услышал стрекот в небе. Шум мотора был знакомым.
      — Что это? — подумал я и поднял глаза наверх и тот час узрел вертолет. Его позиционные огни напоминали залитые кровью светящиеся глаза дракона. Я сразу признал "Черную барракуду". Прожектор геликоптера включился, и яркий луч стал прошаривать место возле меня. Скорее всего, экипаж выискивал не тварей, которых ловила специальная бригада, а того, кто это натворил, то есть меня.
      — Ух, черт, Этого еще не хватало! — выкрикнул я, когда луч выхватил меня из блоков. Тот час из динамиков послушался возглас:
      — Вот он, ребята, я держу его на луче! Диверсант приближается к шестому ангару!
      Через секунду динамик заголосил другим, но уже более знакомым голосом:
      — Ба, да это Тимур! Я так и знал, что это дело рук космиков!
      — Тигран? — удивился я. Ведь по нашим расчетам, он должен был прибыть на Байконур не раньше, чем через два-два с половиной часа. Как он раньше оказался здесь? Ах, да, ведь на "Черной барракуде" были установлены ракетные ускорители, которые значительно сэкономили время. Значит, Айрапетов знал, что мы решимся на побег с Земли, и приложил все силы, чтобы поскорее добраться до космодрома.
      — Хитрый дьявол, — процедил я. — Но меня ты не возьмешь.
      Превозмогая боль в глазах от яркого света, я прицелился в прожектор вертолета и несколькими выстрелами разнес вдребезги. Пилот резко поднял машину, стараясь предохранить ее от огня. Это была перестраховка, ведь автоматные пули не могли пробить броню «Барракуды». Впрочем, экипаж, наверное, не был уверен в отсутствии у меня более мощных средств, например, базуки с кумулятивным снарядом.
      Некоторое время я был освобожден от преследования вертолета, однако обозленные охранники, узнав, кто виноват в беспорядке, начали на меня охоту. Бурунчики взрывов прошлись по бетонным перегородкам, за которыми я прятался. Несколько пуль едва не задели меня.
      Ситуация складывалась скверной. Ведь я не мог убивать людей, которые выполняли свой долг. Но и умирать просто так не хотел. Лучшим выходом стало бегство с поля боя. Я сразу переключил свои ноги на вторую космическую скорость и направился прямо к взлетной площадке. По моим расчетам, внешние люки уже должны были открыться, а корабль занять стартовую позицию. Не меньше семи человек кинулись за мной на перехват.
      Мои преследователи, необходимо отметить, били на поражение. Трассирующие пули так и свистели у головы, а один раз даже прошили левый рукав, к счастью, не задев самой руки. Было удивительно в том, что я не погиб, а также то, как эти олухи не могли попасть в меня. Ведь наверняка среди них были специалисты ночного боя.
      Пока мы приближались к ангару, шаттл уже был готов к взлету. До последней минуты персонал космодрома не знал об этом. Но едва люки раскрылись, как по всему периметру загорелись сигнальные огни и тревожно загудела сирена, предупреждая людей срочно покинуть опасную зону. Это сбило с толку моих охотников.
      Они растерянно забегали по территории, не зная, что предпринять: или бежать отсюда, чтобы не изжариться живьем, или все же догнать и уничтожить вредителя. Может быть, солдаты все-таки решились бы на последнее, но тут их все намерения сломал грозный окрик Колько, который прозвучал из внешних динамиков шаттла:
      — Внимание! Всем покинуть стартовую площадку! Я буду взлетать с тройным ускорением!
      Даже сантехники на Байконуре знали, что такое подниматься в космос с этими параметрами. При таком взлете во много больше тратилось горючее, однако, и на околоземную орбиту корабль выходил быстрее, и возможность сбить ракетой значительно уменьшалась. Правда, столб огня мог испепелить все на ближайшем расстоянии от стартовой площадки. Разрушения в этом случае были неизбежными. Но это нас мало волновало.
      — Эй, братва, даем деру отсюда! — раздались истеричные вопли, и я услышал удаляющийся топот. В свою очередь я направился к шаттлу. Он уже показался из ангара. Нос корабля был нацелен в зенит.
      Тод, который наблюдал за космодромом через экраны телемониторов, заметил меня и открыл люк. Я влетел внутрь так шустро, будто ракетный двигатель был в моей заднице.
      Центр был бессилен нам помешать. Я представлял, какой бедлам стоял в кабинете Кератишвилли. Еркезов и Бурков наверняка проклинали нас. Однако единственным человеком, который не хотел оставлять свою мечту и желания и не хотел свыкнуться с мыслью остаться с носом, был Тигран. В ярости он въехал в ухо пилоту, который с целью безопасности начал уводить «Барракуду» в сторону, а когда тот от боли скорчился, вытолкнул из кабины. Мы увидели, как тело, упав с тридцатиметровой высоты, размазалось по бетону.
      Едва место пилота освободилось, как Айрапетов сам сел за штурвал. Геликоптер изменил направление полета и устремился на нас, поливая платформу из крупнокалиберных пулеметов. Это было опасно. Ведь броня космоплана могла противостоять микрометеоритам, но никак не пулям с тефлоновым покрытием. Любая дырка на борту могла означать гибель корабля и нашу смерть.
      — Вы от меня не уйдете! — орал в микрофон Тигран. Пока он стрелял не по самому кораблю, видимо, рассчитывая устрашить нас и заставить изменить планы.
      Когда я влетел в кабину управления, то весь пульт был усыпан огнями приборов и индикаторов. Компьютер уже запускал в дело программу взлета и ожидал только окончательного прогрева двигателей. На это требовалось не менее трех минут.
      Колько и Тод сидели, бледные и взмокшие. Малика пристроилась позади них. Ей тоже было не по себе.
      — Ты здесь? — вскричал командир, увидев меня. — Садись и приготовься к взлету! Я закрываю люк.
      Космоплан не мог взлететь, пока открыт внешний люк. Сервомоторы заурчали, задвигая проход ребристой крышкой. Но механизмы опоздали на несколько секунд, так как сквозь уменьшающую щель вдруг проник сцерцеп, неизвестно как пробравшийся вглубь космодрома. Теплодетекторы сразу уловили постороннего на корабле, да и мы с Маликой увидели через мониторы.
      — О боже, тварь на корабле! — вскричала встревоженная Малика. Ее крик как бич хлестнул по нашим напряженным нервам. Обстановка была не из приятных: за бортом летал Тигран, угрожая отправить нас к чертовой матери, командование космодрома могло приготовить к бою зенитные противовоздушные ракеты, чтобы сбить нас, как только мы подымимся в космос, а теперь еще внутри шаттла бегало чудовище, ища чем бы закусить.
      — Выхода нет, командир, — сказал я, принимая решение. — Я выпустил их внутрь Байконура, я и выведу сцерцепа из "Бумеранга".
      — Давай, Тимур, — кивнул Колько, не спуская глаз с дисплея: он ждал окончания отсчета компьютера, после чего можно было запустить двигатели на полную мощь.
      На нижней палубе, куда я спустился с оружием, было темно. Сцерцеп сразу учуял меня и, протянув щупальце, прыгнул. Наверняка он изголодался по вкусной пище, которым был человек. В этот момент я щелкнул кнопкой, включив плафоны в отсеке. Яркий свет ударил сцерцепа по его нежной коже, ввергнув организм в состояние паралича. Тварь яростно кричала, но не могла никуда спрятаться. Щупальца слепо тыкались в переборки.
      Я всадил в нее пол-обоймы, разбрызгав кровью весь отсек. Затем схватил мертвую тушу за конечности и быстро выволок из корабля, благо Колько вновь открыл люк. Выбросив труп за борт, я хотел было сразу вернуться обратно. Но тут, вспомнив свое обещание Малике, вытащил нож, который висел за поясом, и отрезал кусочек щупальца. Живых клеток в ней было предостаточно, чтобы Турсунова могла продолжить эксперименты с тварями уже на Марсе.
      Когда я вернулся в кабину, Тод тревожно смотрел на вертолет, который завис прямо перед носом "Бумеранга".
      — Что будем делать, кэп? — спросил он.
      Колько молчал. Он не собирался вступать в контакт с негодяем.
      Но и Тигран не хотел отпускать нас. Его голос вновь прозвучал из динамиков:
      — Эй вы, космики! Видите ракеты на крыльях "Черной барракуды"? Уверяю вас, одного залпа будет достаточно, чтобы превратить вас в металлолом! Лучше откройте люк и впустите меня с ребятами на борт!
      Колько молчал, желая протянуть время.
      — Тварь убита, — сообщил я командиру. Тот кивнул. Тогда я протянул Малике банку, в которой слабо шевелилось щупальце сцерцепа. Девушка с благодарностью посмотрела на меня.
      — Начинаю отсчет! — вновь начал говорить Тигран, не дождавшись ответа с нашей стороны и потеряв всякое терпение. — Три, два…
      "…один, ноль!" — в свою очередь закончил отсчет компьютер. Двигатели были готовы. Андрей ударил по клавишам. По команде «старт» на полную мощь заработали маршевые двигатели, выбросив океан огня. Платформа не была рассчитана на взлет с тройным ускорением и развалилась под давлением и температурой газов. Ослепленный до боли Айрапетов пытался увести вертолет от опасности, но пламя достало его раньше, чем он дернул на себя штурвал.
      Телекамеры проследили, как "Черная барракуда" взмыла вверх, а затем, пылая, камнем упала на бетонную площадку космодрома. Раздался взрыв. С негодяем было покончено. "Ты, гад, получил все сполна", — подумал я.
      В этот момент вспыхнул экран срочной связи, и мы увидели разъяренные лица Кератишвилли, Буркова и Еркезова. Позади них виднелась окровавленная физиономия Дюгаева.
      — Кто вам разрешил взлет? — взревел Теймурад, потрясая руками. Грузин был в ярости. — Вы ответите за похищение корабля!
      — Согласны предстать перед вашим трибуналом, но после того, как мы вернемся на Землю! — ответил Колько.
      — Мы вас достанем и на Марсе! — вопил капитан Бурков, злясь, что не проявил свои наклонности следователя. — У Центра руки длинные!
      — Я в этом не сомневаюсь. А теперь, господа, прошу не мешать нам! — и командир вырубил монитор, чтобы не отвлекаться ненужным разговором, а сосредоточить свое внимание на навигационных приборах и состоянии бортовых систем.
      Дюзы, удерживающие корабль в воздухе после разрушения платформы, развернулись и стали по касательной поднимать шаттл в космос. С каждой секундой ускорение возрастало. Навалившуюся тяжесть мы не могли выдержать долгое время. Малика отключилась сразу, я потерял сознание на двадцатой секунде.
      На околоземную орбиту «Бумеранг», как оказалось, вывел бортовой компьютер, ибо Колько успел отключить ручное управление и перевести шаттл на автопилот, прежде чем потерял сознание на семидесятой секунде. Тод тоже недолго находился в сознании.
      Когда мы очнулись, то первым делом увидели голубой шар в иллюминаторах.
      — Мы уже в космосе? — слабым голосом спросила Малика. Из ее носа тонкой струйкой текла кровь. В руках она продолжала сжимать банку, где на мое удивление, еще трепыхалось щупальце.
      — Уже там, дорогая, — ответил я.
      Колько посмотрел на нас и улыбнулся.

      Мы возвращались на Марс. «Бумеранг», выполняя обычную роль космического тягача, тащил за собой гигантскую платформу с драгоценным для марсианской колонии грузом. После того, как мы угнали шаттл с Байконура и вышли за пределы Земли, то первым делом Тод и Андрей тщательно просканировали ближайшее пространство и обнаружили на геостационарной орбите платформу. Дальше мы стали готовиться к выходу в открытый космос.
      В течение нескольких дней мы проводили ревизию имеющихся контейнеров, проверяли состояние груза: они не пострадали, хотя недавно около Земли проходил рой метеоритов. Колько превратился в Плюшкина, дотошно пересчитывая все. Ведь здесь было много необходимого для станции вещей, но самое главное, на платформе был укреплен свинцовый специальный вагон, в котором хранилось плутониевое горючее.
      После ревизии мы потратили еще два дня на то, что бы аккуратно подвести космоплан к платформе и состыковаться. Мы хотели исключить всякую неприятность во время долгого полета и поэтому перепроверили все крепления, а особенно систему автоматической посадки платформы, которая должна была обеспечить мягкое примарсивание. Ящики, вызывавшие сомнение, Тод надежно упаковал с помощью дистанционно управляемого манипулятора.
      7 августа 2011 года в 12.25 часов Колько закончил расчеты полета к Марсу и дал команду борткомпьютеру следовать новой навигационной программе. Шаттл начал свой полет к красной планете.
      Мы возвращались с чувством достоинства и гордости. Миссия была нами выполнена.

      "Марс — четвертая по счету планета Солнечной системы. Среднее расстояние от Солнца — 1,5 астрономические единицы, или 228 млн. километров. Период обращения — 1,88 лет или 687 суток. Средняя скорость на орбите — 24,1 км в секунду. Диаметр Марса — 6800 км, относительно земного — 0,53. Масса относительно земного — 0,11. Плотность — 3,9 г на куб. см. Ускорение силы тяжести на поверхности относительно земного — 0,38. Давление атмосферы — 0,01 бар. Температура: в области полярных шапок до -120 градусов по Цельсию, на экваторе до +27 градусов тепла.
      Биосфера отсутствует.
      Условия для жизни отсутствуют.
      С 1998 года согласно международной программе ООН "Planets Erthe-Mars-2050", в которой принимают участие более 60 государств мира, началась колонизация Марса. Ежегодно к планете отправлялось до сорока транспортных кораблей — космических тягачей, тянущих платформы с грузом до 13 тысяч тонн. Платформы были созданы так, что при посадке на поверхность они использовались как строительные конструкции станции, служили в качестве инженерных коммуникаций, а также специального оборудования.
      С 2000 года начала действовать автономная многоярусная и многофункциональная станция «ARSLAN» на пять тысяч человек. Станция обладает гибкими свойствами и способна подключить к своей инфраструктуре дополнительные производственные мощности, лаборатории, жилые комплексы, транспортные системы. К 2027 году планируется построить еще одно подобное сооружение на южном полюсе Марса, а к 2050 году — запустить в работу три города-станции проекта «KASIM», которые станут базами для массовой колонизации планеты.
      Срок функционирования станции «ARSLAN» — неограничен. Состав экипажа — интернациональный. Численность на 2011 год — триста человек…"
      Международный справочник юного исследователя космоса. Москва, Вселенная, 2011, с.24.
      "Среди многих гипотез относительно разразившейся биологической катастрофы на Земле в 2011 году наиболее вероятным является неконтролируемое создание биологического оружия экс-СССР. По некоторой информации, в 80-х годах ХХ века в Советском Союзе под руководством академика А.Шувалова разрабатывался проект "Медуза Горгона", который был направлен на решение исключительно военных задач. В 1989 году с многоцелевой атомной подводной лодки «Тайфун» с акватории Северного Моря на высокую околоземную орбиту была запущена баллистическая ракета с контейнером на борту. В нем хранилась биомасса, которую необходимо было подвергнуть воздействию жестких космических лучей. Предполагалось, что мутация приведет к достижению необходимых генетических изменений.
      Однако, в связи с изменением политической обстановки на Земле и крушением СССР нужда в биологическом оружии отпала. Новое руководство отказалось от дальнейшей разработки проекта "Медуза Горгона" и вместо положенного года контейнер находился в космосе более тридцати лет. За это время биомасса претерпела ряд мутаций, которые вышли за рамки предполагаемых по проекту "Медуза Горгона". В конце 2010 года спутник вошел в плотные слои атмосферы и сгорел. Биомасса рассеялась по всей планете. Из микропылинок стали расти хищные организмы, которые ранее никогда не жили на Земле. В очень короткое время они уничтожили всю биосферу планеты. Вооруженные силы государств не смогли противостоять натиску нового существа, имя которому дали "сцерцеп".
      Человечество, по данным на 2012 год, осталось существовать всего лишь в отдельных участках, куда сцерцепы не смогли пробраться — это военные базы и подземные атомные бункера. В них разрабатывались средства по борьбе с тварями, но успешных разработок не было.
      В 2011 году с Марса на Землю был отправлен космический корабль «Центурион» с тремя членами экипажа на борту. Состав: командир — Андрей Колько, бортинженер — Тод Алленс, бортврач и второй пилот — Тимур Каримов. Цель — первое: выяснение обстановки на Земле; второе: определение причин потери связи с марсианской колонией и прекращения поставок материально-технических ресурсов, необходимых для дальнейшей колонизации планеты.
      Шаттл потерпел аварию над границей Афганистана с Узбекистаном — был сбит ракетами класса «земля-воздух» и, пролетев несколько сот километров, упал вблизи города Ташкента.
      Космонавты-марсиане столкнулись с сцерцепами. В процессе борьбы за выживание экипаж встретился с остатком человечества, которое жило в президентском бункере. Там произошел переворот, власть захватили бандиты, а космонавтам, спасаясь от преследования, пришлось бежать из Ташкента в сторону Казахстана. Ими планировалось достижение военно-космической базы «Байконур». Однако по пути они были схвачены военными и силой доставлены на космодром.
      В последующем экипажу удалось похитить шаттл «Бумеранг» и взлететь в космос. На околоземной орбите космонавты обнаружили космическую платформу с атомным топливом для марсианской экспедиции, которую они и доставили на Марс в конце 2011 года. В составе экипажа на станцию «ARSLAN» прилетела биолог Малика Турсунова…
      Сцерцеп (этимология слова неизвестна) — сложный организм, внешне напоминающий гибрид спрута, скорпиона и жука. Обладает исключительной живучестью и приспособляемостью. Масса взрослой особи — 120 кг. Хищник. Питается только живыми существами. Видит в инфракрасном спектре и поэтому может отслеживать живые организмы по их теплу. Ведет ночной образ жизни. Органы зрения — рецепторы — расположены по всему телу и поэтому практически может различать обстановку со всех сторон. Кроме того, может чувствовать запах крови.
      Размножается путем деления на две части. Для этого сцерцеп должен поглотить пищу, равную его массе. Сцерцепы являются каннибалами, так как стремительное уменьшение живых организмов на Земле вынудило их начать питаться своими же видами. Количество сцерцепов неизвестно, но некоторые эксперты приводят цифры от 6 до 10 млрд. существ. Возможно, к моменту захвата Земли они размножались с огромной скоростью, поедая других живых существ (которых, по разным оценкам, было около 700 млрд.), однако к моменту исчезновения последних стали уменьшаться в численности за счет каннибализма.
      Сцерцепы обладают «расовыми» отличиями. Одни типы обладают химическим ядом, которым поражают жертву, другие имеют электрические органы, третьи испускают инфразвуки. Земными учеными были замечены признаки социальной общности. По предположению проф. Турсунова, занимавшегося исследованиями в рамках возрожденного проекта "Медуза Горгона-2", мозг твари был способен к логическому мышлению и обладал многими свойствами человеческого разума. Предполагалось, что за очень короткий промежуток времени сцерцеп мог эволюционировать до вполне разумного существа и создать собственное цивилизованное общество.
      Основные материалы по генетическим, морфологическим и физиологическим свойствам сцерцепов, а также небольшой образец щупальца твари были доставлены экипажем «Бумеранга» на Марс в 2011 году. Лаборатория биологических исследований станции «ARSLAN», возглавляемая доктором биохимии М.Турсуновой, продолжила изучение этого организма в рамках проектов «Возрождение» и "Дезинфекция"…
      Из хронологии марсианской жизни. Великая летопись Марса. 2034 год (по земному исчислению), с. 15—17".

      Большие часы станции показывали два времени: земное и марсианское. По земному сейчас был 2042 год, 12 февраля, 6 часов утра, а по нашему, к которому колонисты больше привыкли — 7 часов вечера. Судя по циферблату, мы уже опаздывали, и этот факт меня тревожил.
      — Эй, Хэндрик, ты собираешься идти со мной или решил окончательно стереть свой язык в порошок всякой болтовней? — проворчал я, глядя, как мой товарищ — грузный и неуклюжий норвежец, прозванный Винни-Пухом, шепчет что-то забавное на ухо Кэт Нэйсон. Девятнадцатилетняя девушка просто давилась от хохота, а раскрасневшийся Хэндрик продолжал «пытать» ее новыми порциями идиотских шуточек. Мне такая близость не очень нравилась, однако помещать я ничем не мог — инициатива была у сэра Хамильтона Хэндрика.
      — Короче, — не выдержал я, кинув взгляд на электронный циферблат, горящие знаки показывали, что взбучки нам не избежать. — Или ты останешься здесь, или я…
      Но мои угрозы не понадобились. Винни-Пух и Кэт весело взглянули на меня и захохотали. Вслед за ними прыснул и я, хотя не мог понять причину такого веселья. Просто эти два болтуна заразили меня своей непринужденностью.
      — Я рассказываю Кэт о твоих похождениях в Ржавой пустыне, — пояснил мой друг, — где ты с Тэдом устроил гонки на пескоходе и передавил часть научного оборудования. А затем метеоролог Бетти Ландерс уже гонялась за вами, чтобы отодрать вам уши…
      — Ладно, ладно, — проворчал я, — будешь еще трепаться всем об этом случае. Откуда нам было знать, что эта бегемотиха разместит свои приборы в пустыне (словно мест других нет!), причем перекрасив их в цвет песка! Естественно, мы не заметили датчики!
      — И чем это закончилось?! - воскликнула Кэт, с увлечением слушая меня. Впрочем, она всегда открывала широко глаза, когда я начинал что-то рассказывать. Не скрою, этим самым заставлял Хэндрика дергаться от желудочных спазм в приступе ревности, а меня таять как масло на солнце.
      Вообще-то, Кэт была нашим объектом постоянного внимания и повседневных споров. Каждый из нас отстаивал чести быть рядом с ней. До драк, конечно, не доходило, но в спортивном зале, где нас обучали азам дзюдо, мы молотили друг друга с наслаждением. И при этом оставались друзьями.
      — Надеюсь, уши у вас остались на месте? Или теперь Бетти держит их у себя в качестве сувенира? — продолжала искрить огоньки веселья Кэт.
      — Тэда она поймала в тот же вечер и растянула его уши до размера локатора. А до моих добирается до сих пор, — хмыкнул я, вспомнив, как ловко уворачивался от цепких пальцев метеоролога, когда она пыталась схватить меня при первых же встречах на станции. Она даже совершила стометровку, стараясь выполнить свою угрозу, и благодаря мне скинула невостребованные калории с организма. Я именно тогда поклялся друзьям, что до конца месяца заставлю ее похудеть минимум на двадцать килограмм.
      Хэндрик хотел было уже ляпнуть еще что-то глупое, но я остановил его:
      — Хватит, сэр Хамильтон, нам нужно в научный зал, — и, не желая слушать его вой, поволок к лифту. Правда, это было все равно, что толкать паровоз. — Ты к ней пристал как жвачка! — горячо прошептал я ему на ухо, при этом оглядываясь на Кэт: не дай бог, чтобы она поняла мои чувства к ней. — Это не по правилам!
      — Да? А кто держал ее вчера за руку? — прошипел друг. — Это по правилам? А может, ты целовался с ней?
      — Если бы это произошло, то ты сейчас не вешал бы ей лапшу на уши, — разозлился я.
      — Пока, ребята! — крикнула нам Кэт. В лиловом комбинезоне она выглядела шикарно, и именно это я хотел сказать, однако времени на болтовню не было.
      — Позвони вечером! — пискнул напоследок Хэндрик, но ответа не услышал, так как я в этот момент втолкнул его в лифт, а закрывшиеся двери заглушили слова.
      — Что она сказала? — спросил норвежец.
      — Что ты болтун и тебе нельзя доверять тайны, — прошипел я как гусь. — Кто тебя тянул за язык насчет Бетти и Ржавой пустыни?
      — Но Кэт можно доверять, она умеет хранить тайны!
      — Зато ты не умеешь!
      — Да Бэтти, наверное, сама уже разболтала всем про ваши проделки, — пытался защититься Хэндрик. Но его доводы были жалкими и бесцветными. Об этом я ему и сказал.
      В этот момент Винни-Пух обратил внимание, что его усиленно ведут на какое-то мероприятие, даже не поинтересовавшись, а хочет ли сэр Хамильтон участвовать в нем.
      — Кстати, на какой черт ты тащишь меня на это заседание? Что мы забыли на этом Совете? — продолжая злиться на меня, проговорил мой друг. Впрочем, я его понимал, ведь он, лишившись разговора с такой девушкой, по крайней мере, не обретет аппетита до конца недели.
      — Ведь ни я, ни ты не имеем ученых званий и степеней. А наши дипломные работы еще не дошли до той стадии, когда необходимо рассматривать у Тагасимы!
      — Спроси это у Тагасимы, он тебе сообщит все подробности! Он требовал твоего обязательного присутствия! — сказал я и стал его выталкивать из лифта, поскольку мы уже прибыли на нужный ярус. Это была нелегкая задача, ведь Хэндрик весил в два раза больше меня и от меня требовались значительные усилия. Не могу понять, как он и Бэтти смогли обзавестись жирком, когда наша пища не изобиловала калориями. А рацион колонистов был скудным — деликатесы выдавали только по праздникам.
      Судя по внешней реакции Хэндрика, мое сообщение, что наше присутствие на Совете является инициативой директора станции, не на шутку испугало его. Ведь японец никого никогда просто так не приглашает. Честно говоря, ни я, ни он никогда еще не были в его кабинете. Возможно, Тагасиме были известны некоторые проделки Хамильтона-младшего, за которые можно было открутить башку. Но почему разбираться надо на Ученом Совете? Это ввело в недоумение меня, и Хэндрика.
      — Идем, — и толчком я придал ускорение своему другу, который все еще прибывал в столбняке.
      Хэндрик буквально поплелся, с каждым шагом теряя бодрость духа, казалось, он даже съежился как воздушный шарик. На все мои шутки и прибаутки отвечал односложными фразами или просто игнорировал. А ведь минуту назад он выглядел иначе.
      На заседание, как я и предполагал, мы опоздали. Помещение, которое способно было вместить более шестисот человек, было переполнено людьми — в основном научный состав станции и все взрослые. Только мы оказались юными.
      — Может, ты ошибся? — одеревеневшими губами спросил Хэндрик, совсем упав духом. Ему казалось, что сейчас начнется его публичная казнь. А ему было за что отвечать, например, месяц назад он стащил из склада остродефицитный динамит и испытал его в Ржавой пустыне. После хорошего взрыва пострадали пескоход, а также часть научного оборудования. В условиях Марса это могло дорого стоить колонистам, а хулигану грозили самые большие неприятности, но, правда, кто-то из ученых пожалел Хэндрика и все убытки списал на ураган, который прошел в этот же вечер по территории станции.
      — Не дрейфь, все будет в порядке, — поддержал я его, хотя сам не был уверен в этом. К тому же директор не любит опаздывающих.
      Но людям, сидевшим в зале, пока было не до нас. Только Вилли Краус, профессор биохимии, указал на два свободных места рядом с собой и приложил палец к губам, показывая, чтобы мы сидели тихо и следили за происходящим. На трибуне стоял доктор Тун, планетолог, который размерено, словно на учебной лекции, читал свое сообщение. Видимо, он начал недавно, поскольку заканчивал вступительную "шапку":
      — …Поскольку Марс — единственная планета, которая осталась в собственности человечества, то нам необходимо провести ряд манипуляций с природной средой для повышения температуры, влажности и плотности атмосферы, чтобы возникли условия, приемлемые для жизни.
      Нашей лабораторией проведена определенная работа по систематизации переделки Марса, причем основанная на достижениях марсианской геохимии, планетофизики, метеорологии, а также на той информации, которые были получены с автоматических спутников «Дельта-43», "TURSUNOI-40" и «TAMILA», запущенных более сорока лет назад на околомарсианскую орбиту.
      Что мы имеем на сегодняшний день? Приведу краткий курс марсианской истории. Каналы водного стока и другие формы рельефа позволяют предположить, что Марс три с половиной миллиарда лет назад был теплой планетой с реками и довольно мощной атмосферой. В процессе дальнейшего остывания атмосфера планеты частично поглотилась грунтом, а также частично распылилась из-за низкой гравитации, которая составляет около одной трети земной. Большая часть воды замерзла в грунте, а также сконцентрировалась в ледяных шапках — именно оттуда сейчас мы по трубопроводам получаем воду для нужд станции и нашей жизнедеятельности. Остаток ее, как показывает анализ, растворился в космосе вместе с воздухом в виде водяного пара.
      Сейчас Марс — сухая пустыня в ржавых тонах. Атмосфера безнадежно тонка — лишь ноль-восемь процентов от мощности земной, и девяносто пять процентов ее составляет углекислый газ. Наши термоисследования показали, что средняя температура, которая почти не менялась в течение последних ста миллионов лет, — минус семьдесят пять градусов по Цельсию, хотя она может иногда подниматься до плюс семидесяти в полдень на экваторе. Но это не делает погоды…
      — С такими начальными условиями потребуется большая, я бы сказал сверхтитаническая работа, чтобы сделать планету пригодной для жизни, — заметил кто-то из зала, по-моему, главный механик станции Вацлав Сташевкий. Он был известным писателем в области детективов. Хотя на Марсе преступлений не было (если не считать наших детских шалостей), однако все с удовольствием читали о похождениях нереального марсианского сыщика Поляка Грашича, который боролся с такой же несуществующей марсианской мафией "Марси-Коза".
      — Начнем с того, что Марс в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля, — как ни в чем не бывало продолжал Тун. — Это значит, что он получает лишь сорок три процента солнечного света оттого, что получают земляне. Даже при более мощной атмосфере Марс оставался бы невероятно холодным.
      Долгие годы ученые всех стран, объединенных Программой ООН «Земля-Марс-2050», искали возможности сделать Марс теплее. Среди различных проектов, предлагаемых ими, были такие как размещение гигантских зеркал на орбите над полюсами планеты или высаживание на ледяных шапках темных светопоглощающих лишайников, использования тепла недра или энергию смерчей и буранов.
      Отвергая эти проекты, мы считаем, что есть куда менее экзотичные, зато более эффективные средства поднятия температуры планеты, а именно — парниковые газы…
      — Это интересно! — воскликнул кто-то из зала.
      — Солнечный свет, изливающийся на Землю, несет огромное количество энергии. Поэтому земная атмосфера способна поглощать очень много энергии благодаря СО2 и хлорфторуглеродам — коротко ХФУ. На Марсе же его слой чрезвычайно тонок. Первое, что нам предстоит сделать, так это увеличить способность атмосферы Марса к поглощению и удерживанию энергии.
      — И как вы это предлагаете сделать? — не удержался от ехидного вопроса геолог Трэй Роббинсон, весьма скрытый и раздражительный старичок, один из первых поселенцев. Честно говоря, хотя он был прекрасным специалистом, однако преподавал отвратительно, ибо всегда переходил на частности и часто увлекал нас, студентов, в совершенно непонятные дали. Поэтому я и Винни-Пух иногда прогуливали его занятия, потом получая от директора курса Нэнси Тагерссен хорошие нагоняи.
      — Производство достаточного количества парниковых газов, особенно ХФУ, чтобы вызвать необходимые изменения на Марсе — трудноразрешимая, если вообще возможная для нас задача!
      Дискуссия меня увлекла, однако Хэндрика она привела в уныние — он не понимал обязательности своего присутствия на этом научном споре. Видимо, в мыслях он еще был с Кэт.
      — Не увлекайся, — толкнул я его в бок локтем, с одной стороны, заставляя прислушиваться к разговору старших, а с другой, чтобы он не слишком фантазировал относительно своего будущего с Кэт. Мне казалось, что он уже видит ее обнаженной.
      — А ну тебя, — огрызнулся Хэндрик, злясь, что я смываю прекрасные мысли с его головы. Правда, он сосредоточился на происходящем в зале. А обстановка здесь накалялась.
      — Ваши исследования, господин Роббинсон, — вежливо произнес Тун, — показали, что марсианский грунт богат хлором, фтором, углеродом, водородом и другими компонентами, образующие ХФУ. И химики лаборатории уже продемонстрировали свое искусство в создании из этих элементов целых семейств различных хлорфторуглеродных молекул. Сейчас мы имеем технику и специалистов, которые смогут очень легко синтезировать газы и распылять в небе планеты. По нашим подсчетам, для того, чтобы началось потепление, потребуется не намного больше ХФУ, чем их ежегодный выброс в атмосферу — несколько миллионов тонн!
      — Ого! — выдохнул пораженный зал. Такая цифра ошеломила многих ученых.
      Тун как ни в чем не бывало продолжал:
      — В первый год газы, добавленные в атмосферу, могут поднять температуру в среднем от минус семидесяти пяти до минус двадцати двух. Такая же разница температур между Антарктидой и Северной Канадой зимой. Теоретически в небо Марса можно выбрасывать почти неограниченное количество ХФУ, на практике же не все так просто. Ультрафиолетовое излучение Солнца разлагает на атомы молекулы хлорфторуглерода.
      Для Земли этот процесс и хорош, и плох. Плох, потому что высвобождающийся хлор разрушает озон. Хорош, потому что сдерживает чрезмерное развитие парникового эффекта. Поэтому на Марсе нам следует создавать ХФУ с высокой способностью к поглощению тепловых инфракрасных лучей, но при этом устойчивых к ультрафиолетовому излучению. Но даже тогда нам постоянно придется добавлять в атмосферу ХФУ, так как часть их все равно будет разрушаться. На наше счастье, колонистам не придется исключительно самим обеспечивать потепление, так как при подъеме температуры до минус двадцати градусов должно начаться самостоятельное выделение другого парникового газа — СО2. кроме атмосферы и ледяных полярных шапок, он содержится и в грунте. В прежние, я имею в виду «теплые» времена, атмосфера Марса, возможно, содержала много СО2, а наши исследования показали, что марсианский грунт ими насыщен в достаточной степени. Так, ржаво-коричневый грунт активно поглощает углекислый газ и неохотно расстается с ним. Нами установлено, что выделение СО2 увеличивалось с ростом температуры.
      Таким образом, по мере роста содержания этого газа в атмосфере Марса, грунт, работая вместе с ХФУ, вызовет цепную реакцию высвобождения еще большего количества молекул углекислого газа. Так будет продолжаться до подъема температуры выше точки замерзания. Здесь в атмосферу добавится третий ингредиент — водяной пар — благодаря таянию ледяных шапок, погребенных под грунтом льдов и вечной мерзлоты.
      — А сколько времени необходимо для подъема давления до земного уровня и температур хотя бы выше нуля? — поинтересовался Роббинсон, причем произнес таким тоном, словно принимал вступительный экзамен у доктора Туна. Его дребезжащий голос у многих моих сокурсников (в том числе и у меня) вызывал спазмы в желудке, особенно когда он начинал массовый опрос.
      — Точно трудно сказать, — пожал плечами Тун. — Если грунты, насыщенные СО2, хотя бы в половине лежат на поверхности планеты, то понадобится около столетия работы ХФУ. Для того чтобы прогреть грунты до полукилометра понадобится сто тысяч лет!
      — Ого! — вновь воскликнул зал.
      — Хочу отметить, господа, — подняв палец к верху, словно утверждал правильность теоремы, произнес Тун, — что проект в принципе осуществим. Вас же смущает неопределенность сроков — займет это время жизни одного человека или всего человечества на Марсе!
      — Вопрос принципиален, сэр, — подал голос профессор Мальком Конгери, физик-энергетик. — Если это связано с далеким будущим, когда никто не может предсказать итогов нашего переобустройства планеты, то это одна позиция. А если можно дать гарантию, что хотя бы наши внуки смогут более-менее сносно жить на Марсе, то я готов рассмотреть все энергетические затраты данного проекта. Честно говоря, я не собираюсь пускать на ветер ресурсы станции, которые, как вам всем очень хорошо известно, не столь велики даже для расконсервации. А что говорить о глобальных идеях?
      Я был согласен с мнением профессора Конгери, ведь сложность жизни на Марсе определялось наличием (точнее отсутствием) необходимого количества энергии. Мы экономили каждую калорию, каждый джоуль, поскольку хотели оттянуть идущую гибель. Конечно, наступит день, когда она явится, и мы не сможем противостоять ей. И, наверное, поэтому ученые без устали искали различные пути выхода из кризиса. В расчет принимались все идеи, даже безумные. В дискуссиях участвовали даже подростки и мы, студенты. Идея Туна, как видимо, была одной из таких гипотетических проектов колонистов. Но факт, что она обсуждалась на заседании Совета, говорил о серьезности намерений доктора.
      — Я хочу сказать, господин Конгери, что это только первая стадия, — произнес Тун. — Необходимо, чтобы на Марсе прижились растения. Но даже этого, по-моему, недостаточно. Во-первых, хотя на Марсе СО2 больше чем достаточно для растений, однако в грунте недостаточно азота в форме нитратов и нитритов, также необходимых для метаболизма растений. Поэтому для обеспечения этими компонентами грунты надо будет заселить микроорганизмами, их вырабатывающими. Другая проблема — вода. По нашим данным, Марс — более влажное место, чем предполагалось раньше. И воды достаточно, это я хочу отметить, чтобы при необходимом повышении температуры появились водоемы и даже океан. Вода хороша во всех отношениях, кроме одного — она поглощает слишком много СО2, из которого в последствии образуется известняк. И при длительном контакте воды и воздуха углекислоты может стать очень мало. На Земле эту проблему решают геологические процессы, при которых пласты известняка погружаются в недра, нагреваются, и высвобожденный СО2 возвращается в атмосферу через жерла вулканов. На Марсе освобождать углекислоту придется человеку, и нами уже разработаны весьма интересные в техническом смысле и экономичные по сути разработки.
      Тем не менее, другой способ разрушения СО2 очень желателен. Если мы сможем завести на планету растения, то они начнут изымать углекислый газ из атмосферы и разлагать его на углерод и кислород. Это необходимое условие для жизни, так как содержание кислорода в атмосфере Земли составляет двадцать процентов. Но обеспечить даже такое содержание кислорода — нелегкая работа, ибо растения — крайне неэффективные производители кислорода, и им, по нашим оценкам, понадобится сто тысяч лет, чтобы сделать Марс пригодным для животных…
      — Ого! — уже в третий раз выдохнул свои чувства зал. После этой фразу все рассуждения доктора Туна казались бессмысленными и бесперспективными. Что для нас, марсиан сто тысяч лет? Что-то далекое, как до центра галактики.
      Для нас месяц — это долгая жизнь, и ближе чем на год вперед мы не загадываем. Жизнь колониста кратковременна. А тут такой фантастический по масштабам срок. Судя по звуку, который издавал Хэндрик, я понял, что он тоже скептически смотрит на судьбу проекта Туна.
      Но доктор не сдавался:
      — Группа, которая работала над проектом, считает, что ускорить процесс адаптации органического мира к изменяющемуся облику Марса возможно с помощью генной инженерии. Эта часть проекта, на некоторый взгляд, может показаться такой же сложной, как техническая часть. Ведь растения живут на Земле, вырабатывая кислород, миллиарды лет. Возможно, там природа уже максимально оптимизировала этот процесс. Если мы сможем добиться генетических изменений в растениях, заставив их работать только в направлении фотосинтеза, обогащения почвы и согрева поверхности, то насыщение кислородом Марса до необходимого уровня произойдет, возможно, за тысячу лет, а может и того меньше.
      Если это произойдет, марсианская атмосфера станет почти полной подобием земной. Небо будет голубым, из белых облаков будет падать дождь, азот станет выполнять функции буферного газа, разбавляющего кислород, и образуется защитный озоновый слой. Для его сохранения вырабатываемые ХФУ должны быть неагрессивны по отношению к аллотропному кислороду, то есть не содержать хлор.
      Остальную часть атмосферы составит преимущественно СО2, которого будет достаточно для жизни растений и который будет регулярно пополняться при переработке известняка. Когда будет достигнут баланс, природа Марса станет пригодной для теплолюбивых, дышащих кислородом существ, то планету можно будет заселять млекопитающимися…
      — У меня все! — с этими словами закончил свой доклад доктор Тун, сквозь очки смотря на притихших членов Совета и присутствующих ученых.
      — Это титанический труд! — произнес кто-то.
      — С неизвестным итогом! — поддержал другой.
      — Авантюра! — крикнул третий. — Кто давал техническое обоснование этого проекта? Это нам не по силам!
      — Нет, это нам вполне по силам! Группа совместно с другими экспертами провела расчеты и доказала, что технически нам это выполнимо. Программа «Земля-Марс-2050» предусматривал это в проекте "Возрождение"!
      — То есть? — изумился доктор Роббинсон. — Какой еще проект «Возрождение»? Я ничего не слышал о нем!
      — И мы тоже! — воскликнули некоторые колонисты.
      Тут встал Тагасима и, внимательно посмотрев на зал сквозь мощные линзы, тихо заговорил, но поскольку у него был прикреплен микрофон, то все прекрасно услышали его слова:
      — О проекте «Возрождение» знали лишь некоторые колонисты. Вся техника, которая направлялась с Земли, была предназначена для перестройки Марса. И ныне законсервированная часть заводов, фабрик и производственной инфраструктуры не может функционировать из-за того, что вовремя не был направлен груз-490.
      — Какой еще груз-490? - подозрительно спросил Трэй. Ему почему-то казалось, что сейчас разворачивается какая-то гигантская мистификация, и он принимает в нем участие как статист.
      — Прошу подробностей! — потребовал Трэк Дорол, компьютерщик. Видимо, он хотел все цифры затем пропустить через свои электронные машины и получить своей результат.
      — Пожалуйста, — усмехнулся директор станции. — Как вы знаете, «ARSLAN» — многофункциональная станция, которая располагает законсервированными заводами по производству любой техники. Но она не будет работать, пока мы не обеспечим постоянную добычу необходимых ресурсов. Геологические изыскания позволили обнаружить громадные запасы минерального сырья и руд, среди которых железо, вольфрам, золото, серебро, медь и многие другие элементы. И даже есть… нефть!
      — Что? — изумились все. Даже невозмутимый Далер Якшимурадов, главный экономист станции, выпучил глаза. Как не ему была понятна и радостна весть, что существует возможность создать запасы энергетических ресурсов, которые он старался всячески экономить.
      — Да-да, — сказал Тагасима. — Ее обнаружила группа Рахимова, но эта информация была засекречена в связи с производимыми расчетами по проекту «Возрождение». Хочу отметить, что запасы нефти огромны — более пяти триллионов тонн! Его хватит на столетия нашей марсианской жизни.
      — Но ее надо переработать! А это не так просто! — произнес кто-то неуверенным голосом. Видимо, он сам понимал, что если есть нефть, то люди найдут способ довести ее до необходимого состояния.
      — Технически это выполнимо, — сказал Тун. — И это понимает каждый здесь сидящий.
      — Тогда в чем же проблема? В каком-то грузе-490? - ехидно спросил Роббинсон.
      — Груз-490 состоял из ста семидесяти автономных роботов, которые способны самостоятельно двигаться по поверхности и при этом добывать, перерабатывать минеральное сырье и руды из недр планеты, — пояснил Тагасима. — Они же сами себя заправляют энергией за счет добытого урана. В принципе, это ядерные машины.
      Схема проста — роботы добывают необходимые ресурсы, доводят их до состояния полуфабрикатов, а заводы станции производят готовые машины. Фактически мы можем изготавливать любую технику, в том числе и оборудование по насыщению атмосферы необходимыми компонентами.
      — Так дело только за этими роботами! — хмыкнул Робинсон, сразу показывая всем видом, что критически смотрит на эту идею. — Если нет груза-490, то вся эта болтовня не больше, чем занять нас на один вечер от скуки.
      — Сразу бы с этого начинали! — тоже раздраженно сказал Конгери. — Мы сами не сможем собрать таких роботов из имеющихся деталей, даже если используем системы законсервированных заводов.
      — А нам не нужно использовать свои технические запасы. Груз-490 находится на околоземной орбите.
      — То есть? — не понял Конгери. Присутствующие в зале тоже недоуменно посмотрели на Туна. А тот и не думал скрывать правду:
      — В 2011 году, сразу после возвращения с Земли космоплана «Бумеранг», мы получили информацию из Токийского космического центра. Кто-то успел передать нам, что на орбите Земли вращается вторая платформа с грузом-490, - пояснил Тун. — Согласно программе «Земля-Марс-2050» ее в свое время запустили японцы. Они также принимали участие в разработке и реализации проекта "Возрождение".
      — А почему мы этого не знали? — воскликнул кто-то из зала. — Зачем было скрывать эту информацию от нас?
      — А чтобы вам она дала? Если бы команда Андрея Колько знала об этом, она бы зацепила бы и японскую платформу. Но после посадки на Марс мы уже не могли этого сделать.
      — А сейчас можем? — съехидничал Дорол.
      — Можем! Нам удалось перегнать небольшое количество нефти и довести ее до того состояния, когда можно использовать в качестве ракетного топлива. Им будет заправлен шаттл!…
      Все замерли. Ведь единственным космическим кораблем был «Бумеранг», но его заперли на целых тридцать лет в ангар, после того, как он вернулся на Марс с экипажем из четырех человек. Именно на нем прибыли мои мать и отец. После посадки корабль отбуксировали в ангар и законсервировали. С тех пор к нему никто из колонистов не подходил. Это объяснялось тем, что корабль в мыслях людей представлялся единственным символом (но не средством, так как не было больше топлива) возвращения на Землю. Однако прежняя родина была потеряна, а Марс стал для нас единственным домом, и поэтому космоплан стал ненужным. Фактически он представлял собой музейную ценность или ту неработающую часть фабрик и заводов, которые буквально были нашпигованы на окружающей станции местности.
      А сейчас мысль о возвращении вдруг стала реальностью.
      После пятиминутного молчания вдруг заговорил профессор Вилли Краус:
      — Но мы слишком стары, чтобы отправиться в космический полет. Да и навыки управления кораблем все потеряли. К тому же, шаттл не эксплуатировался три десятилетия. Это слишком большой срок для космоплана. Кто может дать гарантию, что он способен взлететь?
      — Над этим работает техническая группа во главе с бортинженером Тодом Алленсом, — вставил слово доктор Тун. — Предварительный осмотр показал, что «Бумеранг» в отличном состоянии. Думаю, сложностей с его подготовкой не будет.
      — Даже если корабль может выдержать полет, то кто его поведет? — продолжал недоумевать Краус. — Командир Андрей Колько вряд ли согласится сесть за штурвал. Да и любой из нас уже не в состоянии управлять шаттлом.
      — С этим вопросом проблем не будет. Экипаж уже подобран. И в него включены два человека! — произнес Тагасима.
      — И кто же это, позвольте вас спросить? — буркнул Конгери.
      — Да, да, кто это! — подхватили остальные колонисты, многие из которых были удивлены не меньше.
      Тагасима снова осмотрел всех присутствующих, словно хотел прочитать мысли каждого. Сквозь линзы очков его взгляд был более пронзительным, со стороны казалось, что директор рассержен. На самом деле он обдумывал ответ, причем краткий и ясный.
      — Состав экипажа утверждал я. Правда, сами космонавты об этом еще не знают.
      — Так кто это?
      — Командир корабля и пилот — Санджар Каримов! — провозгласил японец. — Думаю, он всем известен и не нуждается в рекламе!
      Мне стало плохо, причем не отказался бы от успокоительных пилюль. Еще минуту назад я не мог предположить, что стану не только свидетелем зарождения второй части проекта «Земля-Марс-2050», но и пилотом «Бумеранга». Казалось, что это сон, ведь мысль покинуть Марс для меня ранее была абсурдной и невозможной.
      Я взглянул на Хэндрика и увидел его испуганные глаза. Он тоже был в шоке от слов Тагасимы.
      — Бортинженер — Хэндрик Хамильтон!
      Винни-Пуху срочно требовался врач. Он побледнел, а глаза выкатились из орбит. В другой момент я бы высказал в его адрес несколько острот, но сейчас мне было не до шуток.
      Однако слова Тагасимы вызвали переполох в зале.
      — Вы с ума сошли! — вопил Роббинсон. — Это же дети!
      — На Земле «дети» в восемнадцать лет шли служить в вооруженные силы! — сердито произнес Тагасима. — Не усложняйте нам задачу, мистер Робинсон. Только наши юные колонисты способны совершить полет в космос.
      — Но они не умеют управлять кораблем! — возразил Мальком Конгери. — Даже запрограммировав шаттл на автоматический полет, никто не даст гарантию, что они вернуться на Марс! Слишком велик риск!
      — Кораблем нетрудно научиться управлять! — вдруг раздался знакомый голос. Ба, да это же мой отец — Тимур Каримов.
      Папа встал и, смотря на физика, сказал:
      — Шаттл такая же машина, как и пескоход, просто более сложной конструкции. А научить управлять можно в тренажерном зале, для этого есть технические условия. Сымитировать полет в космических условиях — это нетрудно. Санджару и Хэндрику необходимо только отработать навыки. А работать с компьютерами они умеют, в технике неплохо разбираются.
      — А смогут ли они пристыковаться к платформе? А закрепить ее к шаттлу? Доставить все это на Марс? Осуществить посадку корабля и платформы, причем так, чтобы не повредился груз? — продолжал задавать каверзные вопросы Конгери. — Дело более сложное, чем можно представить! И, по-моему, это просто смертельная авантюра!
      — Все это также можно отработать, создав специальные условия! — ответил мой отец.
      — Доктор Каримов, вы не дорожите своим ребенком!
      — Наоборот, я дорожу им, — возразил отец, — и хочу, чтобы он и его дети жили на Марсе более в лучших условиях, чем мы. И только поэтому даю согласие на его полет!
      — Но почему двое? — спросил Робинсон. — Экипаж должен состоять из трех человек. Ведь распределение функциональных обязанностей между тремя космонавтами позволяет достигнуть оптимального управления шаттлом.
      — Третий человек подбирается, — кратко ответил Тагасима.
      — У вас есть кандидатуры?
      — Есть. Но хочу отметить, что третий должен кроме навыков вождения шаттлом иметь медицинское образование, то есть стать бортовым врачом.
      — А теперь, господа, вам известны все наши планы. Если кто-то хочет внести предложения или дать критику, прошу все это систематизировать и переслать в компьютер станции. Мы ознакомимся с ними. А сейчас руководителям Совета прошу пройти в мой кабинет для обсуждения деталей полета. Остальные свободны!
      Мы встали. Хэндрик еще не пришел в себя. Я уже выходил из шока, но все равно мысли путались. Рядом сидевшие, хотя и выглядели растерянными, однако смотрели на нас с уважением и изумлением. Вилли Краус долго тряс нам руки и что-то говорил. Отец, кивнув мне, мол, крепись, сынок, трудности еще впереди, поднялся с Тагасимой наверх — он тоже входил в руководящий состав станции. Дальнейшее обсуждение происходило за закрытыми дверями.
      — Не лучше ли нам всем вернуться на Землю, — с горечью произнес Робинсон, и слеза скатилась по его щеке.

      В течение последних двух месяцев я и Хэндрик ходили как бы в состоянии сомнамбулизма. И не только оттого, что включение нас в состав экипажа космического корабля было пределом наших удивлений, но и из-за тренировок и учебы по ускоренному курсу — нам после этого не хватало времени на сон. Иногда мы спали прямо во время лекций, хотя придирчивые Тод Алленс и Андрей Колько, а также ряд специалистов по космоплану буквально терроризировали нас. Нас заставляли учить, казалось, мало значимые функциональные системы корабля, изучать теорию полета в атмосферных условиях и в открытом космосе.
      — Зачем нам тренировка в атмосфере? — недоумевал Хэндрик. — Ведь все равно на Землю сажать шаттл мы не будем!
      — А Марс? — вопросом на вопрос парировал Колько. — Хоть здесь слабая атмосфера, однако, получить навыки вождения в его условиях вы должны. И не рассчитывайте слишком на автоматику, мол, она возьмет на себя процесс управления полета и посадки. Бывают случаи, когда человеку необходимо самому взяться за штурвал.
      После лекций нас гнали в тренажерный зал, где было оборудование, имитирующее кабину шаттла и воспроизводящее все условия полета в атмосфере. Мне казалось, что нас забрасывали в пасть торнадо, ибо кабину так мотало, что кишки вылазили наружу, а глаза готовы были лопнуть от напряжения. Приходилось при этом еще следить за показаниями приборов и сравнивать с данными борткомпьютера, и иногда была такая разница, что голова начинала гудеть. В этой обстановке я сам брался за штурвал и по локатовизору «вел» космоплан сквозь «облака» и "стратосферный ураган". Мой корабль то заваливало, то отказывали рули управления, то самостоятельно включались ракетные двигатели, а гироскоп заклинивало, что в итоге приводило к дезориентации, и с этими внештатными ситуациями приходилось бороться ежеминутно. Казалось, что весь космический полет состоит из решения постоянно возникающих проблем.
      Фактически я бился с компьютером, который создавал подобные иллюзии, но мы понимали, что это необходимо на тот случай, если на борту возникнет авария. Тогда не будет времени запрашивать Марс, а самому принимать решения и выводить корабль из критической ситуации.
      В первые дни я вываливался из кабины буквально на четвереньках, и в эти моменты мне больше всего хотелось поблевать в туалете. Но к исходу второго месяца я отлично справлялся с управлением и неплохо разбирался в устройстве корабля. Несколько сложнее обстояли дела у Хэндрика. Он закрытыми глазами мог разобрать и собрать любой механизм или блок шаттла, однако попадал в «аварию» при подлете к платформе. Компьютер постоянно «ловил» его на ошибках и выдавал неудовлетворительную оценку. К концу учебы мой друг так и не сумел получить необходимый результат, и в итоге комиссия решила, что все-таки всегда управлять «Бумерангом» буду я, а Винни-Пух следить за работой бортовых систем и браться за штурвал только в самых критических случаях.
      Правда, все надеялись, что подобных ситуаций не произойдет, ведь отработать навыки в реальном полете мы не могли. Шаттл был заправлен только для выполнения нескольких операций: взлет, полет к Земле, возвращение на Марс и посадка. Ничего иного не предусматривалось. Поэтому наши инструктора в первые недели старались нам дать больше теоретических советов и предусмотреть все вариации полета в космосе.
      Однако в начале второго месяца Колько нашел выход. Он вывел на ближайший полигон реактивный геликоптер «Шорт» — это винтокрылая машина с ракетными ускорителями, которая приспособлена для полета в условиях марсианской разреженной атмосферы. И на геликоптере мы стали отрабатывать элементы воздушного управления. Честно говоря, это была захватывающая штука, получше, чем за рулем пескохода. Я дошел до такого мастерства, что вскоре выполнял фигуры высшего пилотажа и доводил некоторых старых инструкторов до полуобморочного состояния. Один раз я устроил такую гонку над горами Серых Душ, что сидевший рядом инженер Харт катапультировался со страху, а затем мне Тагасима устроил хороший разнос. Правда, его угроз хватило мне на три дня, и вскоре я опять танцевал ча-ча-ча над поверхностью Марса. Хэндрик же летал без особого энтузиазма, флегматично крутя штурвал. Вождение не было его хобби.
      Была еще одна проблема: взлет и посадка предполагали сильную физическую нагрузку на организм. Это тревожило медиков, ведь мы были слабее, чем взрослые. Гравитация на Марсе составляла одну третью земного, и поэтому мышцы родившихся на станции оказались менее развитыми, чем у колонистов, прилетевших с Земли. Поэтому группа врачей во главе с моим отцом разработали методику наращивания мускулатуры. С помощью анаболиков и электромассажа мне и Хэндрику нарастили мышечную массу, причем до такой степени, что мы стали похожими на суператлетов с рекламных обложек журналов, которые как-то обнаружили в библиотеке. После этих манипуляций мы почувствовали себя до того сильными, что как-то вечером устроили соревнование в гараже, переворачивая пескоходы. Победил, правда, Хэндрик — он был массивнее и мышц больше. Но я не расстроился. Моим жизненным кредо не был лозунг "Сила есть — ума не надо!"
      Хочется сказать, что наша новая фигура вызывала зависть и удивление у товарищей, особенно у пузатой мелочи. Дети окружали нас, едва мы появлялись в общественных местах станции. Они начинали, прежде всего, щупать мускулы, при этом вздыхать и изумленно пищать. Некоторые, солидно кашляя, задавали глупые вопросы типа, а какого цвета трусы мы будем носить на шаттле или сожрем ли весь запас продуктов на корабле до того, как вернемся на Марс. В ответ я только щелкал по носам любопытных, а иногда и подзатыльники, если вопросы становились уж слишком нескромными. В свою очередь Хэндрик строил страшные рожи и делал вид, что стал монстром и хочет слопать всю мелюзгу. Та, визжа от испуга, убегала.
      Но самым сложным было то, что мы практически перестали видеть Кэт, хотя о ней думали постоянно. Не знаю, впрочем, как Хэндрик, но я скучал по ней, а два раза она даже мне приснилась. Мне мама, правда, говорила, что Кэт несколько раз пыталась связаться со мной, но отсутствие времени, а иногда и сил на разговоры, не позволяли мне встретится с ней.
      Заползая в свой жилой отсек и игнорируя приглашение мамы сесть за стол, я падал на кровать и расслаблялся. В уставшие мозги лезли мысли, а кого нам дадут в третьи члены экипажа. Мне почему-то хотелось, чтобы им стала Кэт. Вроде бы ее возраст и специальность подходили к требуемому Тагасимой нормам, но в тоже время не было уверенности, что космонавтом будет женщина. С одной стороны логика подсказывала, что полная отдача и нагрузка возможны при однополом экипаже, и я мысленно прикинул лица нескольких парней, которые могли присоединиться к космическому полету, только они были из другой «команды» и необходимой психологической картины не получалось. С другой стороны, разнообразие требовало наличие противоположного пола: это стимулировало и поддерживало дух у экипажа. Ведь не зря на Марс отправляли только пары, состоящие в браке. Этим самым психологи стремились снять напряженность у людей, и в итоге оказались правы. Был создан не только соответствующий климат, но и продолжен человеческий род.
      Однажды я спросил у отца:
      — Пап, а как там, на Земле встречались с девушками?
      Отец пытливо посмотрел на меня, а затем, вздохнув, сказал:
      — Сынок, я слишком мало пробыл на Земле, а когда был там, то мне было, признаюсь, не девушек… Но насколько я помню, обычно парень даму сердца приглашал в кино или театр, а иногда они просто прогуливались по парку, ездили в горы, на природу. Вот так определялись, подойдут ли друг другу, а затем вступали в брак…
      — Но на Марсе нет парка. Не в оранжерею же мне вести девушку. А горы далеко и нет, честно говоря, особой красоты там. В театральных постановках мы сами участвуем и куда нам идти? — горестно произнес я.
      — А-а, понял, это ты про Кэт? — как бы невзначай спросил отец.
      Я засмущался.
      — Я думаю, как можно проверить свои чувства к ней или ее — ко мне? — продолжал я.
      Отец хитро подмигнул мне:
      — Уверен, скоро такой случай представится…
      Его слова запали мне в душу, и поэтому я страстно желал, чтобы третьим членом экипажа обязательно стала Кэт Нэйсон.
      Подготовка продолжалась два месяца, пока, наконец, нам не объявили, что полет назначен на 6 апреля, а чуть раньше — второго числа мы соберемся у Тагасимы для обсуждения наиболее важных аспектов полета.
      В 10.00 нас завели в кабинет директора станции. Я, например, впервые оказался в "заповеднике Земли" — именно так называли колонисты это огромное помещение, в котором находилось сотни предметов о нашей потерянной родине: глобусы, карты, картины, книги, макеты парусников и ракет, домов и башен, скелеты и чучела животных, древнее оружие. Компьютер на столе казался вещью совсем не к месту. Хэндрик, увидев все это, тихо присвистнул. Я тоже был потрясен этими земными раритетами.
      В кабинете кроме Тагасимы было еще несколько человек из руководства станции. Среди них — мой отец. Он незаметно кивнул мне, мол, будь спокоен.
      — Садитесь, друзья мои, — пригласил нас к себе японец. Его живые и умные глаза смотрели с особой теплотой.
      Когда мы устроились в мягких креслах, он начал разговор:
      — Вы получите всю необходимую информацию, чтобы ваш полет прошел успешно, ведь от него зависит многое в жизни станции.
      Прежде всего, наши радиолокаторщики попробовали через марсианские орбитальные спутники просканировать околоземное пространство и обнаружить платформу. Что-то массивное они зафиксировали, и мы думаем, это наша цель. Координаты этого объекта вы получите.
      Доставить платформу — дело сложное, но наши специалисты будут всегда корректировать ваши действия, чтобы свести к минимуму ошибки и возможную аварийную ситуацию.
      — Вы говорили, что нас будет трое, — сказал я, и сам не узнал своего голоса. Он казался хриплым и чуть дрожащим.
      — Верно. И третий член экипажа есть. Это ваша общая знакомая — Кэт Нейсон. Она назначена бортврачом и одновременно будет навигатором корабля!
      — Ур-ра! — не сдержав своих чувств, вскричали одновременно мы с Хэндриком. И тут же, устыдившись, замолчали.
      Присутствующие в кабинете заулыбались. А отец незаметно показал мне жест — сжатый кулак и поднятый вверх большой палец, мол, все о" кей, как я и говорил тебе!
      — Я понимаю ваш восторг и приветствую ваше решение работать слажено в одной команде. И поэтому от вас требуется только достижение успешного выполнения миссии.
      — Но ведь она не готова к полету, — вдруг вспомнил я. — Она не проходила с нами подготовку.
      — Она была одной из первых, кто приступил к тренировке, и была готова раньше вас, — проговорил Тагасима. — Это держалось в секрете от всех. У нее, кроме того, более сложная миссия — ей предстоит за время вашего полета вокруг Земли изучить биоэкологическую обстановку, то есть что твориться на поверхности. Далее, вы поможете ей закинуть контейнер на планету.
      — Какой контейнер? — подозрительно спросил Хэндрик, который недоумевал, почему ему, как бортинженеру было ничего не известно о новых технических устройствах.
      — Это биоконтейнер, который предназначен для ловли сцерцепов…
      — Сцерцепов? — поразились мы. У Винни-Пуха даже отвисла челюсть. Нам казалась безумной идея ловить тварей, из-за которых мы лишились родины. — Но для чего они нам?
      — Контейнер представляет собой двухступенчатую ракету, — продолжал Тагасима, словно и не услышал нашего вопроса. — После спуска на парашюте, на борту открывается клетка, а липкие специальные лассо захватывают добычу. Манипуляторы заталкивают тварь внутрь, крышка закрывается, и компьютер включает двигатели. Твердотопливные ускорители закидывают контейнер на орбиту, параметры который вы сами заранее вложите в память машины.
      Но поскольку это касается биологической части, то об этой операции в деталях ознакомлена только Кэт.
      — Но зачем нам сцерцепы? — вновь повторил вопрос я. — Мы можем знать об этом?
      — Конечно. Есть две причины, сынок, почему мы решились на это — сказал отец. — Твоя мать, как ты знаешь, после прилета на Марс занималась изучением генетического кода сцерцепов. Удалось узнать многое из того, что мы захватили, покидая родину. Но в 2020 году произошел пожар в лаборатории, который уничтожил часть оборудования, записи и — самое главное — замороженные клетки сцерцепа. Это большая потеря, особенно учитывая, что большие надежды на реализацию проекта «Возрождение» мы возлагали на них. Дело в том, что эти клетки обладают большими биопотенциальными возможностями. Фактически это строительный материал, из которого по заранее математически рассчитанной модели можно слепить любой живой организм. Мы хотели генетически создать растения и животных, приспособленных к условиям Марса. И не просто приспособить, но и чтобы они оказались живыми строителями новой гео- и атмосферы. Об этом говорил доктор Тун на совещании, если ты помнишь.
      — А вторая часть?
      — Вторая связана с возможными неуспехами вашей экспедиции. А вдруг платформы нет на орбите? Тогда проект «Возрождение» станет не больше, чем дипломная работа по изобразительному искусству. В этом случае все ресурсы станции будут направлены на реализацию проекта "Дезинфекция".
      Об этом проекте мы ничего не слышали, — подумал я. Хэндрик, судя по лицу, тоже ничего не знал.
      — Проект направлен на поиск биологических средств уничтожения тварей без нанесения ущерба организму человека. Данные исследования проводились на Земле в отдельных военных базах после биологической катастрофы, но, скорее всего, позитивных сдвигов в этом направлении найдено не было. Если же нами будет решена эта задача, то мы постараемся собрать платформу из блоков станции, снабдить ее двигателями, заправить горючим из нефти и на ней отправить всех колонистов на Землю. С геостационарной орбиты запустим в высокие слои атмосферы препарат, и будем ждать, пока он рассеется и начнет оказывать необходимое смертельное воздействие. А когда вымрут сцерцепы, то затем совершим посадку на поверхность.
      — Эта идея мне больше по душе, — прошептал я. По-моему, за второй вариант согласились бы многие колонисты.
      — А у нас будет оружие? — вдруг спросил Хэндрик.
      — Зачем оно вам? — искренне удивился Тагасима.
      — А если эта тварь вылезет из контейнера? Тогда как нам сражаться с ней? Не будем же мы с ней в рукопашную…
      — Вопрос к месту, но думаю, этого не произойдет, — немного подумав, сказал директор. — Контейнер герметичен и открыть его не так легко. Если же сцерцеп сумеет это сделать, то оружие вам все равно не поможет, так как эти твари очень живучи и к тому же, открыв стрельбу, вы повредите обшивку корабля. А там следует разгерметизация и смерть. Так что постарайтесь не дать возможности улизнуть твари наружу.
      — Уж постараемся, — недовольно пробормотал Хэндрик.
      — Интересно, а остался ли кто из людей на Земле? Или все погибли? — неожиданно пришла мне мысль. — В случае чего можно попытаться установить теле- или радиоконтакт?
      Судя по лицам стариков, это их самих очень интересовало.
      — Трудно сказать, есть ли там люди, — пожевал губами профессор Станышек, поляк, специалист по космической технике. Говорят, что он сам проектировал станцию "ARSLAN". — Последняя радиосвязь с Землей была двадцать лет назад. С тех пор ни одна из земных баз на наши запросы не отвечает.
      — А были ли отмечены попытки людей выйти в космос после катастрофы?
      На этот вопрос ответил Ян Тимот, специалист по космической связи, который всегда отвечал за контакты с Землей.
      — Наши орбитальные спутники «TURSUNOI-40» и «TAMILA» в 2014 году зафиксировали старт двух кораблей в районе Тихого океана. Там, насколько нам известно, располагалась морская платформа «Трэйсэй-7» для запуска космических многотоннажных кораблей серии «Спейсробус-2». По нашим расчетам, траектория этих аппаратов упиралась на Луну…
      — На Луну? — удивились мы с Хэндриком. — А почему туда?
      — На это ответить мы не можем. Только могу сказать, что кроме нашей марсианской программы Международной космической организацией параллельно отрабатывалась программа "Planets — Земля-Селена-2030", — сказал Тагасима. — Проектировалось строительство крупных лунных баз и ракетодромов в районе Моря Дождей. Считалось, что Луна станет стартовым полигоном и космодромом для отправки космических кораблей с ядерными двигателями на другие планеты Солнечной системы. Строительство началось в 2009 году, но какова судьба проекта нам неизвестна.
      — А может, там живут люди? Тогда нам стоит установить с ними связь и действовать сообща? — воскликнул Хэндрик.
      — Мы уже пытались. Но никто нам не ответил. У нас сложилось впечатление, что или люди на Луне погибли, или туда летели беспилотные аппараты.
      — Понятно, — разочарованно протянул Винни-Пух. — Но если мы обнаружим на Земле людей, то можно установить с ними контакт?
      — Только радио или телеконтакт, — строго произнес Тагасима. — Не забывайте, что шаттл рассчитан только на доставку груза-490 на Марс, но никак не на посадку на Землю. Так что оставьте эту мысль. Впрочем, вы это сделать и не сможете, поскольку инженеры предусмотрели подобный вариант: в борткомпьютер введена команда на запрет посадки космоплана на Землю.
      Эта жесткая позиция меня вначале шокировала, но потом, немного подумав, я нашел ее правильной. Действительно, ведь наша задача состояла в том, чтобы помочь выжить марсианским колонистам. А землянам при всем желании мы сами ничем помочь не могли. Это была суровая и жестокая правда.
      — Завтра в честь вашей экспедиции намечен праздничный вечер, — вдруг сказала Хай Трейсси, австралийка, веселая и жизнерадостная женщина, которая на станции курировала вопросы досуга и культурных мероприятий. Она же руководила театром, куда с удовольствием ходила вся молодежь. — Так что приготовьтесь. Думаю, будет весело!
      — Спасибо, — поблагодарил я.
      Мы еще где-то часа три находились в кабинете Тагасимы, и разговор касался чисто технических аспектов полета. Когда древние часы стали бабахать двенадцать ночи, директор посмотрел на раскрасневшие глаза присутствующих и дал отбой. Все разошлись по отсекам. Я был уверен, что многие уснули до того как прикоснулись головой к подушке.

      На следующий день я носом в нос столкнулся с Кэти.
      — Привет! — обрадовался я. Мне было ужасно приятно видеть ее. — Ты теперь член моего экипажа? Поздравляю.
      — Спасибо, Санджар, — покраснев, произнесла Кэт. — Я тоже рада, что лечу с тобой (от этих слов у меня учащенно забилось сердце). Извини, мне приходилось скрывать от тебя о предстоящем полете на Землю, но ты же понимаешь, что это была не моей тайной.
      — Значит, ты готовилась раньше нас?
      — Нас было трое — я, Ханна Вулф и Марина Котикова, — которых отобрали для полета. Но конкурс выдержала я. Остальные, впрочем, в резерве. Кстати, кроме вас есть еще дублер-экипаж — это на тот случай, если мы дадим слабину и откажемся от полета. Или заболеем, или… если с нами произойдет несчастный случай…
      О наличии аварийной команды мне не было известно, однако эта новость нисколько не обрадовала.
      — Я думаю, этого не произойдет, — усмехнулся я, демонстративно заложив руки в карманы. Этим самым мне хотелось показать свое высокомерное отношение к формированию секретных дополнительных групп.
      — Я тоже, — весело рассмеялась Кэт. — Кстати, ты идешь сегодня на вечер?
      — Конечно, — шмыгнул носом я. — Ведь он в честь нас! Нельзя же пропускать подобные мероприятия!
      Болтая, мы прошлись по центральному коридору. Люди, выходившие из своих отсеков и торопившиеся на работу, увидев нас, кивали и желали нам благополучного полета. Мы становились знаменитостями на Марсе, хотя, впрочем, еще ничего не сделав.
      — Не задирай нос! — услышали мы крик сзади. Я как ужаленный обернулся. Но, слава богу, это критиковал Хэндрик, который пулей вылетел из своего дома и спешил, как и мы в тренажерный зал. По графику нам требовалось еще раз отработать моменты старта.
      — Это ты свой хобот не высовывай, — проворчал я. — Теперь я твой командир и поэтому доложите, сэр Хамильтон, о своей готовности исполнять обязанности!
      — Есть, кэп, — отдал мне честь Винни-Пух, при этом скорчив комичную рожу. — Докладываю: и днем, и ночью готов исполнять свои обязанности! Только в туалете не могу, так как занят другими важными проблемами!
      Мы с Кэт захохотали. Хэндрик всегда славился неунывающим весельчаком и комиком. Надеялись, что он и в дальнейшем будет выполнять эти "общественные обязанности", скрасив наш полет.
      Дома меня ожидали родители. Мама, обняв меня, всплакнула. Меня это немного смутило и удивило. Впервые она не сдержала своих чувств и проявила их, нисколько не стыдясь (плачь у колонистов считалось проявлением слабовольности и бессилия). Я не понимал в тот момент, что послужило причиной, ведь она сама была в космосе, пережила ужасы на Земле и выработала иммунитет к опасностям. А теперь беспокоилась за человека, который тоже не привык к тепличным условиям и двадцать лет прожил на Марсе. В конце концов, я не собирался приземляться на прародину и воевать с тварями. У меня была совсем другая задача.
      — Ну, будет, мама, — растерянно произнес я. — Из-за чего плакать-то? Я уже не маленький, чего беспокоиться-то?
      — Будет у тебя ребенок, тогда поймешь меня, ты для меня всегда будешь маленьким! — ответила мама, вытерев слезы платком. Затем, улыбнувшись, сказала:
      — Тебя ждут в зале. Иди, — и после этих слов подтолкнула меня вперед.
      Я вошел в гостиную и увидел отца и сестренку Азизу — отчаянную разбойницу и лидера двенадцатилетних марсиан. Они были одеты как при параде — все в униформах колонистов со всеми регалиями и другими штучками-дрючками. У Азизы тоже был свой мундир, правда, без всяких блях и нашивок — еще не заработала их.
      — Может мне тоже одеться по какому-то случаю? — спросил я. — А то вы в торжественной среде, а я как-то не вписываюсь в этот фон! И нацепить бляху, пап? — кстати, несмотря на молодость, я уже успел получить орден "Бог Марса" за героизм и мужество, проявленное при ликвидации аварии в одной из лаборатории станции, где хранились токсичные и взрывоопасные химические реагенты. Вспыхнувший из-за неисправной электропроводки пожар грозил катастрофой. Все обомлели. Только я и инженер Каюмов Николай не испугались и кинулись в огонь, даже не надев скафандры (да и времени не было на это). Мы завалили вход в лабораторию аппаратурой, чтобы пламя не смогло перекинуться на баллоны с веществами, а затем прямо там же приступили к тушению с помощью пеногасителей. Вскоре подоспели остальные, и авария общими усилиями была ликвидирована.
      — Ты еще успеешь вырядиться как попугай, — усмехнулся отец. — Мы хотели сказать тебе, что гордимся тобой!
      Я засмущался.
      — Ладно, ладно, можешь не краснеть, — хмыкнул отец. А затем, сделав серьезное лицо, произнес: — Сынок. Я на Марсе почти сорок лет. Твоя мать прибыла, как ты знаешь, позже. Но мы всегда думали о Земле, хотя знали, что для людей она потеряна. Сейчас человечество может начать свое новое существование и развитие на Марсе. Что для этого нужно — ты сам знаешь. Груз-490 должен быть доставлен на станцию. Если даже это будет невозможно, ты обязан переступить через невозможное и выполнить задание. От этого зависит все! Ты меня понимаешь?
      — Ну, будет вам, отец, — сердито засопел я. — Я же не маленький, что сто раз повторять одно и тоже?
      — Чтобы сделать сегодняшний вечер праздничным и торжественным руководство станции пошло на многое, в чем раньше отказывало — разрешило использовать для приготовления блюд продукты из НЗ, выделило дополнительную энергию для освещения и музыки.
      — Ну-у, — протянул я. — Этого можно было бы и не делать…
      — Ты не понимаешь, — перебил меня отец. — Что люди идут на это, желая, чтобы все началось и закончилось благополучно. Сегодня, я хочу это тебе сказать, ты должен повеселится от души, чтобы послезавтра оставил на Марсе все сомнения, страхи и ребячество. Хотя младенчество, детство для тебя были не такими уж и простыми, однако во взрослую жизнь ты должен вступить готовым во всеоружии. В космос могут уйти настоящие пионеры, не боящиеся ничего, осознающие важность своей миссии и готовые пожертвовать собой ради остальных.
      — Теперь ты понимаешь, что прощальный бал — это первый шаг к вашему испытанию? — сказала мать.
      Я кивнул.
      — Санджик, я тебя люблю, — сказала мне сестренка и, подпрыгнув, поцеловала в лоб. Она преподнесла мне костюм морского пирата, а также кривую саблю и архаичный пистолет.
      — Это мне? — удивился я.
      — Тебе, — и, видя мою нерешительность, мать добавила: — Распоряжение Тагасимы!
      Спорить директором станции я не мог и поэтому быстро натянул тельняшку, треуголку, зеленые штаны, ботфорты. На шею мне надели компас, а за пазуху засунули деревянную трубку.
      Затем двери отсека распахнулись, и в помещение вбежала детвора, одетая в карнавальные костюмы. О боже, кого здесь только не было — кот в сапогах, гномики, ковбои, мушкетеры, черти, короли и многие другие сказочные персонажи. Дети визжали, пищали, стреляли из хлопушек, меня обрызгивали фантиками. Организатор вечера австралийка Хай Тресси, по-моему, решила провести настоящий карнавал. Тут я по достоинству оценил ее способности.
      Я, хохоча, вместе с ними выскочил в коридор. С другого конца станции уже вели Хэндрика и Кэт, одетых тоже в нелепые костюмы.
      В тот вечер все прошло как нельзя лучше. Было шампанское, курочки, колбасы, сыры, хлеб, лимонад, красная икра, шоколад и многое другое, что мы раньше получали по праздникам в небольших количествах. Марсианская рок-группа "Фобос и Деймос" отыграла свой репертуар, словно делала это в последний раз в своей жизни.
      Мы с Хэндриком поочередно танцевали с Кэт, пока, наконец, мне не намекнули, что так поступать долго не стоит, мол, на Марсе полно и других девушек, которые не отказались бы покружится с космонавтами. Пришлось нам уступить, и остальные три часа мы фактически обняли в танце всю цветущую женскую половину от пятнадцати до тридцати лет. В свою очередь Кэт сплясала со всеми молодыми колонистами.
      — Слушай, Санджик, — как-то подловив меня перед очередным танцем, произнесла Кэт. — Я хотела бы каждый день улетать с Марса и возвращаться. Представляешь, сколько вечеров было бы…
      — Тебе бы надоело столько танцевать и набивать желудок трюфелями, — ответил я, показывая на кучу фантиков, валявшихся у ее ног — Нэйсон проглотила не меньше десяти шоколадных подушечек.
      Зато для Винни-Пуха этот вечер был настоящим раем. Он не столько плясал рок-н-ролл или буги-вуги, сколько просиживал у столов с диссертом, а там, я вам скажу, было море сладостей. Во всяком случае, один торт-бизе он точно единолично сожрал. Мне уже пришла мысль намекнуть Хэндрику, что не стоит набирать лишних калорий, из-за которого может не взлететь шаттл. Но разве этого обжору оттащишь от острова сокровищ?
      К окончанию вечера я и Хэндрик не могли передвигать конечностями и еле доползли до кроватей. Мне же всю ночь снились марсианские горы, станция и родители, машущие мне вслед.

      6 апреля был днем на удивление ясным, казалось, само провидение желало нам удачи. Хотя солнце было здесь не больше футбольного мяча и тепла давало не больше чем тело таракана, однако отсутствие пылевой бури и тишина создавали свой прекрасный природный ландшафт. Такую красоту могли оценить только марсиане, которые выросли и жили здесь.
      "Бумеранг" находился на основной площадке космодрома. В качестве разгоночной ступени техники приспособили двигатели от платформ, которые в свое время обеспечивали мягкое приземление грузов на поверхность Марса. Эти ступени должны были вывести шаттл на околомарсианскую стационарную орбиту. Дальше борткомпьютер включал маршевые двигатели самого корабля и направлял его в сторону Земли по заранее рассчитанной траектории. В этом процессе наше участие сводилось к минимуму — следи за приборами и все. Предусматривалось активное вмешательство космонавтов только в случае непредвиденных обстоятельств — аварии или неисправности бортовых систем, столкновении с астероидом, отклонении от курса.
      Впрочем, это нас и устраивало. Хэндрик даже благодарил, что космоплан автоматизирован и способен летать без участия людей. Видимо, ему не хотелось возиться с приборами и механизмами, как жуку в навозе.
      Пескоход доставил нас к кораблю в семь утра. Провожающие — бывший экипаж шаттла: командир Андрей Колько, бортинженер Тод Алленс и бортврач — мой отец — Тимур Каримов помогли нам взойти на помост. Оттуда мы огляделись.
      Зрелище было красивым. Красная безграничная равнина. Фиолетовое небо. Две луны — Фобос и Деймос — сверкающие как драгоценные камни. Огромные строения, закованные в броню — это чтобы защититься от песчаных бурь. Маленькие движущиеся точки — это колонисты, провожающие нас.
      — Ух, ты! — восхитилась Кэт.
      — На Земле природа красивее, — заметил Колько. — А теперь, ребята, вы войдете в корабль и закроете за собой люк. Скафандры не снимать до окончания взлета. Система аварийного спасения включится с момента прогрева двигателей и сработает при малейшей угрозе взрыва или аварии корабля. Поэтому скафандры старайтесь не повредить. В случае чего наша спасательная служба будет готова выехать к месту вашего вынужденного приземления.
      — Я думаю, до этого дело не дойдет, — заявил я, может быть, несколько бахвально.
      — Надеюсь, — сухо кивнул Колько. — Вопросы есть?
      — Нет! — ответил я за всех.
      — Тогда — прощайте, ребята, — с чувством сказал Колько и обнял нас каждого. Алленс и мой отец сделали это тоже, но при этом нам было заявлено:
      — Со щитом, а не на щите!
      — Чего-чего? — своим тупизмом Хэндрик чуть не испортил атмосферу прощания. Я ткнул ему в бок и зловеще прошипел:
      — Потом объясню смысл элементарных поговорок! А сейчас, будь добр, помолчи и топай в кабину!
      Чувствуя, как мое сердце сжимается и, видя, как взгрустнул отец, я пожал ему руку и быстро вошел в шлюзовую камеру. Мне трудно было ощущать их тоску и тревогу за нас.
      А Кэт держалась молодцом. Она весело прокричала собравшимся внизу какие-то прощальные слова, пообещала кучу подарков и только под давлением Тода полезла в корабль. Люк за нами закрылся. Автоматика гарантировала крепость замка.
      Очутившись в шаттле, мы сразу прошли в кабину пилотов. Я сел на кресло командира экипажа, Винни-Пух слева и позади от меня — это было место бортинженера, а Кэт — справа, где располагалась ниша навигатора. И неторопливо стали готовиться к старту. Для начала мы отсоединили все информационные и силовые кабели от спинного ранца и подключили к креслам, которые представляли собой миниатюрные корабли, то есть были элементарными спасательными капсулами. В случае угрозы кресла выдвигали сопла, выстреливались наружу, а затем автоматика обеспечивала мягкую посадку. Если дело происходило в космосе, то защищала от вредных космических лучей, метеоритов и подавала сигналы для поисковых бригад. За это время система жизнеобеспечения позволяла человеку находится под защитой более недели.
      — Включить бортовую систему, — приказал я. Пальцы Хэндрика уверено забегали по клавиатуре пульта. Кэт запустила штурманскую машину и стала скидывать навигационные файлы с жесткого минидиска в операционную систему бортового компьютера.
      Мгновенно кабина осветилась сигналами ламп, индикаторов и бликами экранов мониторов. Информация об окружающем пространстве поступала от телекамер, расположенных по борту корабля, к основному локатовизору. Получить представление непосредственно было невозможно, так как иллюминаторы оказались закрытыми защитными бронепластинками.
      "Корабль к старту не готов!" — высветил борткомпьютер.
      — Это и без тебя ясно, — недовольно пробурчал я. — Корабль готовится к старту в течение получаса.
      — Как дела, ребята? — спросил по телесвязи Тагасима. — Каково настроение?
      — Отличное! Готовы к труду и обороне, как говорили наши предки! — ответила Кэт. Судя по голосу, она волновалась, но старалась не показывать истинных чувств.
      — Молодцы! А теперь я передаю микрофон диспетчеру Марку!
      На экране возникло бородатое лицо техника, отвечающего за взлет "Бумеранга".
      — Внимание, экипаж! Компьютер станции ведет проверку технического состояния корабля. После окончания отойдут штанги с контролирующими механизмами, а кабеля свернутся в пазы. Команду старта даст уже ваш бортовой компьютер. А теперь начинайте отчет по системам!
      — Энергосистема — в норме! — бодро крикнул Хэндрик.
      — Навигационная система — в норме! — доложила Кэт.
      — Двигатели — в норме! Управление в норме! — сказал я.
      Дальше все пошло по очереди поступление команд о готовности систем к запуску:
      — Система жизнеобеспечения — в норме! Давление в баках — норма! Контрольные механизмы разгонных ступеней обеспечивают сцепление с шаттлом. Система аварийного спасения — готова!…
      — Корабль готов к старту! — подвел итог Марк. — Внимание! До запуска осталось три минуты! Что-нибудь хотите сказать?
      — Да, не забудьте, пожалуйста, поливать мои цветы в жилотсеке, — опять ляпнул глупость Хэндрик, и мне с трудом удалось подавить в себе желание удушить этого болвана. Разве такие вещи говорят во время такого важного момента?
      Но, видимо, другие думали иначе и поэтому мы услышали в телефоны их хохот.
      — Молодец, Хэндрик, ты не теряешь чувство юмора даже в такой тревожный и сложный момент! — похвалил его Тагасима.
      — Осталось две минуты!
      — Мама, не беспокойся за меня! Все будет хорошо! — пискнула Кэт.
      "А что же сказать мне? — подумал я. — Ведь мне как командиру экипажа нужно произнести что-то великое и знаменательное! Мои слова могут войти в историю Марса".
      Ничего путного в голову не пришло, и неожиданно для себя я вякнул:
      — Бетти, обещаю, что после прилета я опять передавлю все приборы в Ржавой пустыне! Нечего их окрашивать в песочный цвет!
      — Хулиган! — послышался визгливый голос толстушки-метеоролога, которая, видимо, была среди провожающих и имела прямую связь с "Бумерангом". — Я отдеру тебе уши, негодник ты такой!
      — Внимание! Осталось десять секунд! — прервал ее излияния Марк.
      Борткомпьютер уже запустил стартовую программу, и двигатели ракетных ступеней стали выбрасывать струю плазмы. Корабль налился мелкой дрожью.
      — Пять, четыре, три, два, один, взлет!
      "Бумеранг" издал истошный рев и стал медленно подниматься. Все окружающее пространство мгновенно заволокло пылью и скрылось из зрения телекамер. В принципе, я мог включить инфракрасные детекторы и увидеть мир в другой раскраске, но смысла в этом никакого не было. Да и не стоило отвлекать систему от выполнения основной сейчас работы.
      — Прощайте, ребята! — услышал я крик Тагасимы, прежде чем вой двигателей приглушил все радиозвуки. На тело навалилась перегрузка. Кровь отхлынула от лица.
      — О-о, — протянула Кэт. Ей не нравилось такое состояние.
      — Мы летим! — вскричал Хэндрик.
      — Всем молчать! — приказал я, так как хотел сосредоточиться на приборах.
      Корабль, набирая скорость, поднимался все выше и выше. Мне показался вечностью полет за стратосферу, хотя хронометры отстучали не более пяти минут. Шаттл вышел на расчетную орбиту в строго отведенное время — и в этом была заслуга баллистиков и борткомпьютера, строго следовавшим программе.
      — Уже все? — спросила Кэт, когда стихли двигатели.
      — Нет, — успел ответить я, так как в этот момент раздался толчок — это бабахнули пиропатроны, отстреливая от корабля разгонные ступени.
      — Теперь все, первая часть закончена!
      — Значит, я могу приступать к своим обязанностям? — спросила у меня Кэт.
      — Врача? — подал голос Хэндрик. — Тогда я твой первый пациент. У меня что-то с желудком, по-моему, расстройство…
      — Придется тебя еще раз огорчить, — усмехнулась девушка. — Врачом я стану после корректировки курса. Сейчас я должна включить навигационную программу и дать компьютеру координаты нашей цели.
      — Ага, понятно, — пробубнил Винни-Пух.
      Кэт приступила к своим обязанностям. В течение десяти минут она определяла местоположение шаттла, вводила корректировочные цифры, а затем сбросила итог мне на пульт. Изучив данные, я согласился с мнением навигатора и дал команду компьютеру на выполнение задания.
      В ту же секунду заработали маршевые двигатели, сообщая скорость «Бумерангу». Крейсерская скорость шаттла достигала двухсот километров в секунду, но мы не стали перегружать систему, ибо техники не давали гарантию после тридцатилетнего простоя. Металл устал, может лопнуть, так сказал мне в свое время Тод, экс-бортинженер шаттла. Поэтому при скорости сто сорок километров в секунду мы намеревались достичь Земли за месяц.
      Через пять минут мы уже легли на нужный курс. Двигатели отключились, и корабль летел по инерции. Марс уже начинал уменьшаться в размерах. По моим оценкам, уже через сутки он мог превратиться в звездочку.
      — Ну, кэп, чем мы займемся? — деловито спросил меня Хэндрик, вылезая из кресла. В кабине царила невесомость, и он медленно поплыл в сторону камбуза — видимо его желудок тянуло как магнитом.
      — Прежде всего освободиться от скафандров, — ответил я.
      — Ребята, а вам не страшно покидать дом? — вдруг спросила нас Кэт.
      Я удивленно уставился на нее:
      — Об этом нужно было думать раньше!
      — Нет, я не в том смысле, что я боюсь, — мотнула головой Нэйсон. — Просто мы почти двадцать лет проторчали на одной планете, которая для нас стала родиной, и вдруг летим к исторической родине. Конечно, для старших Марс никогда не был настоящим домом, как для нас. Они до сих пор верят, что когда-нибудь вернуться на Землю, хотя нигде вслух об этом не говорят.
      — А может, мы принесем какие-нибудь хорошие вести? — предположил я.
      На это надеялись все члены экипажа.

      То, что космос не добрая теща и не дарит подарки, мы убедились на десятые сутки полета. К этому времени шаттл удалился на значительное расстояние от Марса и по спирали догонял Землю. В этот день у пульта дежурила Кэт. Она, конечно, не столько внимательно следила за космосом (а что, впрочем, можно было увидеть в пустоте кроме звезд), сколько играла в видеоигры с бортовым компьютером. Несмотря на все ухищрения, электронный мозг легко обыгрывал космонавта, и Нэйсон начинала уже кипятиться. Она пускала в ход все новые и новые тактические приемы, чтобы склонить чашу победы на свою сторону, но в итоге все равно табло вспыхивало "Вы проиграли. Начинаем сначала?"
      — Начинаем, — цедила сквозь зубы Кэт и яростно начинала вращать джойстиком, стараясь уничтожить электронный корабль противника в игре "Звездные монстры". Под ее выстрелами один за другим сгорали звездолеты инопланетян, но собственный же флот исчезал с более огромной скоростью и наступал момент, когда компьютер подбивал и флагманский космолет Кэт.
      Бортовая автоматика тем временем внимательно наблюдала за окружающим пространством, и для Нэйсон было неожиданностью, когда раздался писк.
      — Что еще там? — недовольно спросила она — ей не хотелось отвлекаться от игры. — Астероид что ли?
      Судя по данным локатора, это был объект, летевший параллельным курсом. Сближение должно было произойти через два часа. Кэт вначале подумала об опасности столкновения, но расчеты показали, что объект пройдет рядом с шаттлом на расстоянии двухсот метров. По меркам баллистиков, это критическая фаза. Но не данное обстоятельство беспокоило девушку.
      Гравитометр показывал, что объект пустотелый, а спектральный анализ выдавал сплошной чистый металл. Это не могло быть природным явлением.
      Кэт села за компьютеры и произвела тщательный расчет. Сканирование объекта позволило определить его конфигурацию. Это был космоплан.
      Это так шокировало Кэт, что она несколько минут сидела потрясенная. Затем она сделала вызов экипажа в пилотскую кабину.
      Мы тем временем обедали. Для Хэндрика это было самым любимым делом — дробить челюстями продукты питания, причем это делать с таким серьезным видом, словно рассчитывал новую траекторию полета на Землю. Я, немного понаблюдав за этим пищеварительным процессом, сказал, чтобы он не увлекался едой, так как с самого карнавала у него не израсходовались калории, и к тому же продукты на корабле нужно экономить. Бортинженер обиделся, но не прекратил жевать.
      И тут загорелся огонек тревоги. Мы вскочили как ужаленные. Хэндрик бросил недоеденную колбасу (в ином случае он просто захватил бы ее с собой) и рванул вверх. Но я, будучи более ловким, опередил и раньше оказался у приборов. Беглый взгляд не позволил мне разглядеть какие-то изменения в системе жизнеобеспечения корабля. Я тогда прошелся еще раз и ничего опасного не обнаружил.
      — Это была шутка? — спросил я, поднимая глаза на Кэт.
      Но девушка не улыбалась:
      — Менее чем через два часа мы встретимся с кораблем!
      — Каким кораблем? — захлопал глазами Хэндрик.
      — Мне это неизвестно, — пожала плечами Кэт. — Знаю только, что это шаттл.
      Едва она это произнесла, как мы прильнули к навигационным приборам. Просмотрев столбики цифр и показания радара, а также аналитическую информацию компьютера, мы тоже пришли к выводу, что сближаемся с космическим кораблем.
      — Кто это может быть? Ты их запрашивала? — спросил я, чувствуя, как сердце быстро забилось в груди. Меня взволновало тот факт, что мы не одни бороздим в ближайшем космосе. — А вдруг это посланцы Земли? И теперь там все нормально, а? — однако сам понимал, как зыбки эти ожидания.
      — На теле- и радиозапросы шаттл не отвечает, — как робот произнесла Кэт, но последняя фраза меня несколько остудила: — Боюсь, что космоплан мертв!
      — А может, у них рация неисправна? — я не хотел верить этому и пытался найти объяснение радиомолчания неизвестного корабля. — Хэндрик, попробуй что-нибудь сделать, — обратился к другу, думая, что тот сможет как-то установить контакт.
      Хэндрик, не меньше меня взволнованный, сел в кресло и стал передавать сигналы на разных частотах, стараясь привлечь внимание встречного шаттла. Но все его ухищрения положительного итога не дали.
      — Я бессилен, — признался, наконец, бортинженер, бросая это дело.
      — Будем ждать, — решил я.
      Последующие полтора часа для нас прошли в жутком ожидании. Когда корабль стал виден в иллюминаторе, я включил двигатели маневра и стал сближаться. От меня требовалась четкость и осторожность. Но я не зря долгое время просидел в тренажерном зале и часами гонял геликоптер по Марсу — мне удалось вплотную подойти к неизвестному космоплану.
      Это был шаттл типа нашего «Бумеранга», только он чуть больше и более сложной конструкции. На его борту словно головастики виднелись какие-то неизвестные символы и значки. Иероглифы, догадался я. Но я не понимал их, как, впрочем, и не знал принадлежность флага, который был изображен на хвосте и крыльях корабля.
      — Переведи иероглифы через компьютер, — приказал я Хэндрику. Тот быстро подключил лингвистические файлы и сумел за короткое время перевести текст.
      — Это корабль государства Китай, — произнес он, наконец. — Называется "Великий поход-2", — затем вдруг что-то вспомнил и стал шарить по компьютеру. Оказалось, он искал файлы по всем известным кораблям, которые хранились в памяти с 2011 года. Это ему удалось сделать. На экране монитора в хронологическом порядке давалась краткая информация.
      Итак, судя по справочнику, это был многоцелевой исследовательский космоплан КНР "Великий поход-2", который заложили на верфях авиакосмического предприятия "Красный путь" города Шанхай в 2006 году. Масса — 3 тысячи тонн. Длина — семьдесят метров, диаметр — десять метров. Корабль предназначался для дальних космических походов. Первый испытательный полет (на Луну) осуществлен в 2008 году. Китай, стараясь стать лидером в области пилотируемых полетов внутри солнечной системы, отправил "Великий поход-2" к Юпитеру в августе 2009 года. Экипаж состоял из десяти человек, в том числе из двух иностранных граждан (Северная Корея и Вьетнам).
      В марте 2009 года связь с кораблем прекратилась. Причина неизвестна. С 2010 года принято считать космонавтов пропавшим без вести.
      А теперь за миллионы километров от Земли мы видели этот корабль. Но что там случилось?
      Мы понимали, что там никого нет в живых, однако боялись в этом признаться себе. Через иллюминаторы рассматривали корпус, стараясь по нему определить состояние китайского корабля, но заметных повреждений не видели.
      — Хэндрик, просканируй обшивку, может, есть все-таки какие-то повреждения, — попросил я друга.
      Винни-Пух, потратив минуты шесть на эту операцию, сказал:
      — Ничего не обнаружил. Корабль цел.
      И тогда я принял решение:
      — Я и Кэт идем туда.
      Хэндрик с ужасом посмотрел на меня:
      — Туда? Но там могут быть трупы!
      — Поэтому я и беру с собой врача!
      Тут Хэндрик осознал свою оплошность и, стараясь ее исправить, произнес:
      — Тогда ты лучше останься, а я пойду! — видимо ему не хотелось считаться трусом, а может, не хотел оставлять Кэт без своего внимания.
      — Поздно, я уже принял решение, — отрезал я, этим самым давая понять, что не собираюсь заниматься выяснением, трус он или нет, а также проблемой любовного треугольника.
      Мы с Кэт последовали в шлюзовую камеру, где быстро натянули скафандры. Затем Хэндрик стравил воздух и открыл внешний люк.
      Я как пузырь выплыл наружу. Никаких новых ощущений не появилось, так как между мной и безвоздушным пространством оставалась защита. Просто мой скафандр фактически стал маленьким кораблем.
      Я достал ружье со стрелой, на конце которой была вмонтирована магнитная присоска, и, прицелившись в китайский корабль, выстрелил. Стрела, растягивая за собой стальную нитку, устремилась вперед и ударилась о корпус. Мгновенно сработал электромагнит, и присоска намертво соединила нас с "Великим походом".
      Другой конец проволоки я укрепил за скобу «Бумеранга», а середину подсоединил к миниатюрному моторчику в своем скафандре. Одним касанием кнопки запустил механизм, и тот час транзитом последовал к соседнему кораблю. Перелет занял менее минуты. Едва мои ботинки уперлись об обшивку, я выключил мотор и, цепляясь за выступающиеся части, поплыл к люку.
      Кэт сделала то же самое, правда, не так ловко, и вскоре помогала мне открыть стальную крышку. На корабле, видимо, отсутствовало электричество, ибо шлюзовую камеру нам пришлось запускать вручную. Это было нелегко. Кэт чуть не порвала ткань скафандра.
      Только с третьей попытки нам удалось войти внутрь корабля. И сразу увидели трупы, безмолвно летающие по кораблю.
      Они умерли давно. И сохранились только благодаря тому, что в кабинах стоял абсолютный космический холод. Весь воздух льдинками осел на стенки. Таким образом, процесс гниения не мог развиваться.
      Я видел их остекленевшие глаза, выражения ужаса и заледеневшей пены у рта. Последние минуты жизни у них были страшными.
      — Почему они погибли? — спросила Кэт.
      — Тебе лучше знать — ты все-таки медик, — сказал я, приступив к изучению аппаратуры. На это ушло немного времени, зато мои догадки, которые возникли в первую минуту входа в корабль, оказались верными. Мне стало ясно, какая трагедия здесь свершилась около сорока лет назад.
      — Произошло короткое замыкание в электропроводке, — пояснил я Нэйсон. — Вышла из строя вся аппаратура, в том числе система жизнеобеспечения. Корабль был обесточен. Температура стала падать столь стремительно, что космонавты не успели надеть скафандры. Да и то, чтобы их достать, нужно было включить электромоторы камер хранения, без тока это было невозможно.
      — А запасной генератор? Почему его не запустили?
      — Он был включен, но не выдержал нагрузки. Наверное, кто-то неумело подключил его к общей системе и разрядил всю аварийные узлы и механику корабля. Экипаж в этом случае был обречен…
      Мои слова тяжелыми каплями падали в пространство.
      — Что будем делать, Санджар? — спросила Кэт. — Этим кораблем мы можем воспользоваться? Ведь лишний шаттл Марсу не помешает.
      — Конечно, мы могли бы его подцепить как платформу и доставить на Марс. Наши инженеры и техники сумели бы его исправить. Но думаю лучше "Великий поход" оставить здесь. Это братская могила на десятерых. По-моему, кощунственно трогать его.
      — Я не совсем с тобой согласна. Но для погибших космонавтов мы ничего сейчас сделать не можем. Везти с собой до Земли, а затем до Марса трупы мне страшно.
      — Элементы движения китайского шаттла нам известны. Если надо, мы вернемся сюда и отыщем "Великий поход". А сейчас пусть космонавты продолжают свой погребальный полет, — напоследок сказал я.
      — А ничего с собой не возьмем? Журналы, записки, исследовательские материалы?
      — У меня нет права брать что-либо с этого корабля!
      Подавленные, мы вернулись на «Бумеранг». С этого момента мы осознали, какую опасность таит космос, и здесь нет места никаким ошибкам. Я потом заметил, что Кэт до самой Земли не прикоснулась к видеоиграм.

      Полет дальше продолжался без особых осложнений. Больше нам не попадались блудные корабли или автоматические межпланетные станций, которые в период массового освоения космоса могли быть здесь. Честно говоря, у нас остался неприятный осадок после встречи с китайским кораблем и поэтому я уделял большое внимание контролю за техническим состояние шаттла, приводя иногда Хэндрика до исступления и бешенства, когда заставлял его проводить тестирование.
      Мы летели в прежнем режиме, не встречая также на пути ни астероидного потока, ни метеоритных атак, ни налета "летающих тарелок", ни пришествия зеленых гуманоидов, о которых столько много болтал Хэндрик, стараясь нас развеселить. Конечно, он не был с нами на "Великом походе" и поэтому не мог представить себе того кошмара. Однако он чувствовал себя виноватым, что не пошел с нами туда.
      Мы посменно дежурили в кабине пилота, а свободные от вахты или занимались физическими нагрузками в спорткомплексе, или продолжали изучать космическую технику с помощью видеоучебников, или кулинарничали в камбузе.
      Кэт старалась держаться ровно со мной и с Хэндриком, видимо, не желая никого расстраивать и раздражать. Она знала о наших чувствах к ней, но вида не показывала. С точки зрения психолога, это было правильно, но с другой стороны мы мучились от душевных переживаний, если Кэт лишний раз смотрела на соперника.
      Но дисциплина и субординация на корабле была строгой, ни я, ни Кэт, ни Хэндрик не отлынивали от любой работы, не перечили друг другу и выполняли свои обязанности и мои команды с большой ответственностью. Во время дежурства у пульта управления каждый был внимателен и не отвлекался, хотя в это время, например, я или Винни-Пух чесал язык с Кэт. Ведь кроме контроля над состоянием корабля и окружающего пространства, мы держали связь с Марсом и докладывали о текущей ситуации на борту. Сообщили мы также Тагасиме и о "великом походе". Услышав эту весть, японец помрачнел:
      — Знал я командира экипажа Лу Су Фэна — великий был человек, — произнес он, наконец. — Вот, оказывается, что случилось с этим кораблем!… Правильно сделали, что не тронули ничего на китайском шаттле. Это памятник мертвым…
      День за днем мы покрывали километры космического пространства, все больше приближаясь к нашей таинственной родине — планете Земля. И с каждым часом мы ощущали волнение, надежду и любопытство.
      2 мая 2042 года «Бумеранг» достиг Земли и лег на геостационарную орбиту. Именно тогда я дал команду открыть бронещиты, чтобы увидеть планету через иллюминатор. Когда механизмы это выполнили, то мы были поражены представившейся нашему обозрению красотой.
      Это был не сухой красный шарик, покрытый трещинами и кратерами, как Марс. Земля представлялась сплошным голубым океаном и зелено-коричневыми пятнами островов и континентов. Белесые облака казались пленками, а солнечные зайчики весело играли в атмосфере, заставляя нас щуриться.
      — Ба-а, вот это да! — восхитился Хэндрик. — Земля красивее нашей планеты! И как жаль ее терять!
      — А может быть, мы ее сумеем вернуть? — тихо произнесла Кэт, вспомнив, что ей предстоит выполнить операцию по запуску биоконтейнера. Я готов был ей помочь, но девушка хотела сама все сделать. Видимо, хотела удостовериться в своих возможностях, да и нам заодно доказать, что чего-то стоит как член экипажа. Впрочем, мне что-либо доказывать не стоило.
      — А для чего тогда я училась? — спросила она меня. Я пожал плечами и отлетел в сторону.
      Хэндрик, управляя со своего пульта, открыл грузовой отсек шаттла. Длинный манипулятор поднял платформу, на которой покоился контейнер. Он представлял собой обычную ракету.
      Кэт установила радиоконтакт с автоматикой контейнера и дала команду на запуск двигательной системы. Одновременно Хэндрик отцепил платформу от манипулятора, который моментально вернулся в пазы корабля. Теперь ракета висела над нами на расстоянии сорока метров. Это было сделано с целью безопасности, ведь запуск непосредственно с борта мог привести к повреждению космоплана.
      — Пять, четыре, три, два, один! Пошел! — скомандовала Кэт, и контейнер выбросил первую струю пламени. Этого было достаточно, чтобы устремиться к планете. Мы только увидели, как ракета вошла в слои атмосферы и исчезла за горизонтом.
      — Где она должна сесть? — спросил я у девушки.
      — На территории Южной Америки, — ответила она.
      — А когда возвратиться?
      — Как только ловушка захватит тварь. После этого вторая ступень выведет контейнер на высокую орбиту. Я уже задала ее параметры, вот они, — и она указала мне столбик цифр на мониторе.
      — На контейнере установлен радиомаяк, по его сигналу мы сможем определить местоположение ловушки и, подлетев, с помощью манипулятора взять на борт корабля, — пояснила Кэт.
      — Хорошо, — пробормотал я. — Но пока твоя штучка будет охотиться за сцерцепом, мы посмотрим через телескопы, что твориться на Земле.
      — Вы смотрите, ребята, а я займусь поиском платформы, — сказал Хэндрик, которого больше интересовал груз-490.
      — Займись, займись, это даст возможность отдохнуть твоему языку, — съехидничал я, но Хэндрик махнул рукой и перевел локаторную систему на свой пульт. Теперь он включил все радары и антенны, чтобы начать сканирование пространства. Впрочем, ориентировочные координаты были известны, и поэтому ему не нужно было шарить по всему космосу.
      Я же с Кэт влетел в другой отсек и открыл электронно-оптический телескоп. Кто-то предусмотрел две пары окуляров, и поэтому мы прильнули к ним. И ничего не увидели.
      — Ах, черт, забыл включить, — я щелкнул тумблером, и изображение появилось.
      Вначале мы увидели размытые пятна, но затем электроника скорректировала изображение до предельной четкости. Регулировка обзора объекта и расстояния обеспечивалась за счет команд с дистанционного пульта.
      Что мы видели? Красивую природу, зеленые массивы, голубые озера и моря, горные цепи в снежных шапках. Но в тоже время разрушенные города, треснутые линии автострад. И никакой технической деятельности: не было дымовых столбов, исходящих из труб заводов, не двигались ни корабли, ни автомашины, которых мы видели в большом количестве.
      — А есть ли живые организмы? — спросила Кэт.
      — Не вижу, система не может их уловить, — сказал я. — Людей мы бы точно увидели, но тварей нет.
      — Почему?
      — Твари — ночные хищники и не выносят света, а сейчас с нашей стороны день. Они где-то скрываются. А вот люди могли бы шастать без опаски. Но раз мы их не видим, то, возможно, они вымерли, или тоже прячутся…
      — Это страшно, — прошептала Кэт.
      Я пожал плечами.
      — Человечество само вырыло себе могилу, — философски сказал я, хотя внутренне был против подобных измышлений. Впрочем, эта фраза была не мной рождена, я ее позаимствовал у Конгери, ворчливого старика. Кэт уловила оттенок неуверенности в моем голосе и поэтому усмехнулась:
      — Ты сам в это не веришь.
      — Вообще-то да, — согласился я, и вдруг мне пришла идея. — Слушай, давай подключим к телескопу тепловой детектор!
      — Что это даст?
      — Любой живой теплокровный организм испускает лучи в инфракрасном спектре. Наш детектор сможет их уловить, и мы увидим тварей. Кстати, именно на этом принципе и основано их собственное зрение и мироощущение.
      Эта мысль пришлась по душе Кэт. Соединить два устройства было минутным делом, и вскоре мы лицезрели ситуацию как в калейдоскопе, то есть в цветных пятнах.
      — Ничего не понимаю, — скорчив недовольную мину, произнесла девушка.
      — А я все понимаю. Видишь желтые пятна на красном фоне? Они двигаются. Это и есть твари!
      — О боже, да их здесь миллионы, если не миллиарды! Но почему их не видно обычным способом?
      — Да потому, уважаемый врач, биолог и навигатор, что они под землей. Красный фон — это поверхность, а желтый — сцерцепы. Их тепло пробивается сквозь землю, и поэтому легко улавливаются датчиками теплодетектора. Ясно? Видимо, они прорыли катакомбы или норы и там укрываются днем от света.
      — Спасибо за науку.
      В это время подал голос Хэндрик:
      — Эй, ребята, я обнаружил платформу!
      Мы влетели обратно в пилотскую кабину и сгрудились возле локатовизора. Мы видели только черный космос, звезды, Солнце, Луну и Землю. Но, приглядевшись, заметили электронную стрелку, указывающую на светящийся объект вверху экрана. Цифры здесь же информировали нас, что расстояние — две тысячи километров, масса — сорок тысяч тонн.
      — Ого! Вот это груз! — воскликнул я и тут же тревожно посмотрел на Хэндрика. Я не был уверен в мощности нашего корабля и поэтому задал вполне естественный вопрос бортинженеру:
      — Слушай, Винни-Пух, а наш «Бумеранг» сможет утянуть такую массу?
      — Сможет, — беззаботно сказал бортинженер, сложив руки за голову и откинувшись на спинку кресла. — Наш космоплан утянет две такие платформы, — и он любовно погладил рычажки.
      — Тогда не будем терять времени и начнем сближение с платформой. Быстро всем занять места, — привычно скомандовал я, и сам первый устремился к пилотскому креслу. Кэт последовала в свою нишу.
      — Навигатор, дай оптимальный маршрут, — продолжал командовать я. — Бортинженер, прогревай двигатели ориентации.
      — Есть! — мои помощники защелкали по клавиатуре свою композицию.
      Через минуту корабль был готов. Я запустил боковые минидвигатели и шаттл, покинув прежнюю орбиту, перешел на другую высоту и устремился догонять точку.
      Встреча предполагалась через десять минут. И все это время мы следили, как объект по мере приближения к нему терял яркий свет, блек, пока не превратился в гигантское сооружение. При виде его мы даже испытали трепет.
      — Эй, а это что такое?
      Изумление Хэндрика заставило нас очнуться.
      Мы увидели, как к платформе с другой стороны опускается шаттл. Он ничем не отличался от нашего «Бумеранга» и, если бы не надпись "Летучий Голландец" на его борту, то мы подумали, что это отражение нашего корабля.
      — Какое странное название у космоплана, — поразилась Кэт. — По-моему, так в древности на Земле называли корабль-призрак. Кто это?
      — Не знаю, — пораженно ответил я. — Но сейчас постараюсь узнать.
      Я включил рацию и стал вызывать:
      — Шаттл марсианской колонии «Бумеранг» вызывает неизвестный корабль! Алло, кто это?
      — А, марсики явились, — недружелюбно ответил кто-то басом. — Чего вам надо?
      — От вас ничего, — злясь на такой прием, сказал я. — Мы прилетели за своим грузом!
      — Ха, с чего это вы решили, что это ваш груз? — продолжал хамить неизвестный. — Он наш!
      — Чей это "наш"?!
      — Лунной базы!
      Мы с Хэндриком переглянулись. Значит, Тагасима был не прав, люди на Луне жили и неплохо, раз сумели снарядить корабль.
      — Если он ваш, то почему вы раньше его не брали? Ведь он более тридцати лет на орбите!
      — А это уже не ваше дело! — грубо оборвал меня человек с "Летучего Голландца". Но тут в эфир ворвался другой, более приятный голос:
      — Подожди, Джек, они имеют такое же право на груз-490, как и мы!
      — А ты молчи, дура! Нам нужно решать свои проблемы, а не делиться с марсиками! Пусть сами вылазят из красной дыры!
      — Эй ты, грубиян! — выкрикнул Хэндрик. Его лицо аж покраснело от злости и гнева. Пальцы в напряжении сжимали рычаги. — Вали-ка отсюда подобру-поздорову! И не выводи нас из терпения!
      — Ха, да эти марсики смеют мне еще угрожать! Да я вас сейчас на капусту разделаю, мерзавцы!
      Неизвестная девушка пыталась остановить Джека:
      — Подожди, давай спокойно разберемся.
      — Я не собираюсь разбираться с всякими ослами!
      Я слышал как-то от родителей, что на Земле обитали ослы, но из всех домашних животных они отличались привередливым и упрямым характером. Подобное оскорбление здорово задело меня, и я решил приступить к решительным действиям, а не точить лясы с космическими хулиганами.
      — Хэндрик, — прошептал я, отключив рацию. — Включай стыковочные узлы. Я попытаюсь подвести шаттл к платформе и зацепить ее прежде, чем эти наглецы попытаются сделать то же самое.
      — Давай, кэп, — поддержал меня Винни-Пух.
      Я запустил двигатели и стал приближаться к платформе. С "Летучего Голландца" заметили наш маневр и попытались перегородить нам дорогу.
      — Ах, скотина, — прошептал я. — Нет, груз тебе не отдадим!
      Два корабля сближались. Угроза столкновения с каждой секундой становилась все более реальной. Но ни я, ни Джек не собирались уступать друг другу.
      — Он сумасшедший! — возопила Кэт, глядя, как над нами возникает черное брюхо лунного шаттла.
      — Не больше чем я! — процедил я, держа штурвал. Бортовой компьютер начал подавать отчаянные сигналы об опасности и даже попытался предпринять меры, чтобы предупредить катастрофу. И мне пришлось отключить автоматическое управление и полностью переключиться на ручное. Электронные системы не могли теперь вмешаться в ситуацию.
      Видимо, на такой же шаг пошел и Джек, ибо мы услышали по рации крик неизвестной девушки:
      — Джек, ты зачем вырубил бортовую автоматику? Мы же погибнем!
      — Это мы еще посмотрим! Закрой рот, стерва!
      — Вот сволочь, — не выдержал Хэндрик. — Как он разговаривает с женщиной!
      В этот момент в днище "Летучего Голландца" раскрылся люк и из нутра выдвинулся ствол.
      — Что это? — спросила Кэт. — Стыковочный штангель?
      Я понял опасность.
      — Это ракетомет! Джек хочет разнести нас в клочья!
      — О боже! — воскликнула Кэт. — Санджар, сделай что-нибудь!
      А что можно было сделать? Ведь наш шаттл не имел никакого оружия. Даже элементарные пистолеты нам не дали. Ведь на Марсе никто не предполагал, что нам придется с кем-то воевать в космосе.
      Джек мог выстрелить в любой момент. Но почему он медлил, было непонятно. Оставалось сделать только одно, и я пошел на этот опасный шаг.
      — Держитесь! — крикнул я и включил нижний двигатель.
      Сопло, установленное на днище «Бумеранга», выплюнуло мощную струю пламени, и шаттл дернуло вверх. Носом мы ударили по крылу "Летучего Голландца".
      Послышался страшный скрежет. Завыла сигнальная система. На пульте погасло значительное количество приборов. Это говорило о том, что наш корабль получил серьезные повреждения.
      Но и противник, как видно, понес потери, так как "Летучий Голландец", кувыркаясь, отлетел в сторону. Мы услышали визг девушки и крики людей на шаттле.
      — Вот так-то, — прошептал я. Но наше положение было серьезным. Мы не знали детально, к чему привело это столкновение для нашего космоплана, но я был уверен, что поломки коснулись важных частей и узлов шаттла. В душе я уже начал жалеть, что пошел на этот шаг. Ведь можно было конфликт разрешить мирным способом.
      — Какие повреждения? — спросил я у бортинженера.
      Хэндрик осоловевшими глазами посмотрел на меня:
      — Ты рехнулся, Санджар, — еле выдавил он. — Ты понимаешь, что совершил?
      Ответом был взрыв в крыле. Нас сильно тряхнуло. Погасло еще часть световых индикаторов.
      — А ты видишь! — в свою очередь вскричал я, указывая на экран локатовизора. Джек сумел выровнять свой космоплан и теперь обстреливал нас из ракетомета. Первый снаряд продырявил нам левое крыло.
      — Нет, — услышали мы по рации голос незнакомки. Затем шум борьбы и сдавленный хрип Джек: "Уберите, идиоты, эту суку от меня! Я не могу прицелиться!"
      — У нас есть друг на "Летучем Голландце"! — закричал Хэндрик. — Эта девушка нам поможет!
      — У меня нет времени для выяснения, кто за нас! — прошептал я. Джек мог еще раз выстрелить, но на этот раз тщательнее прицелившись. Тогда нам крышка. Только искореженный корпус и три холодных трупа в космосе будут свидетельствовать о том, что когда-то с Марса отправилась экспедиция. И то недолго будем кружиться над Землей, пока гравитацией нас не притянет к поверхности. Тогда огненный метеор вспорет небо и сгорит в атмосфере.
      И, стараясь не думать об этом, я повторил свой маневр.
      — Извините, ребята! — сказал я, включив двигатели.
      "Бумеранг" подпрыгнул и через пять секунд врезался хвостом в днище лунного шаттла. От удара нас вырвало из кресел и раскидало по кабине. Борткомпьютер отключился полностью. Слава богу, разгерметизации не произошло, но обстановка была угрожающей, так как мы сошли с орбиты и падали на Землю.
      Но падали вместе. От удара наш шаттл буквально приварило к лунному кораблю, и всей нелепой громадой мы чиркнули первый верхний слой атмосферы. Ионизированный воздух встретил такое вторжение электрическими разрядами. По краям космопланов запрыгали небольшие шаровые молнии.
      Что предпринимали противники в этой критической ситуации, нам было неизвестно, но я как командир должен был найти выход для спасения собственного экипажа. Я подполз к Кэт и увидел, что она без сознания лежит на полу. При каждом рывке ее отбрасывало в сторону, и она всем телом билась то о переборку, то о пульт. Из носа сочилась кровь.
      Я поднял ее и потащил к своему креслу. Это было сложнее, чем предполагал, ведь неуправляемый корабль, кувыркаясь как на "американских горках" мчался к земле. За нами уже оставался огненный шлейф.
      Все же мне удалось ее усадить на кресло и застегнуть крепежные ремни на ней. Покончив с этим, я пополз к Хэндрику. Тот был в сознании, но стонал от боли, видимо во время столкновения повредил себе плечо.
      — Сможешь сам добраться до моего кресла? — спросил я. Винни-Пух, скривив лицо, кивнул, но все равно я помог ему доползти до пилотского кресла.
      — Теперь что? — прокричал он сквозь рев разорванной атмосферы.
      — А теперь самое опасное! — процедил я, толкнув Хэндрика прямо на Кэт, а затем прыгнув ему на спину. Одной рукой я нажал на кнопку на подлокотнике, приводя в действие систему катапультирования, а другой сжал ремень.
      На кресло опустился прозрачный колпак. Его края вдавили меня внутрь, содрав комбинезон со спины. В ту же секунду загорели индикаторы на пульте подлокотника, сигнализируя о включении пиропатронов.
      На днище нашего шаттла открылся люк, и выстрел выбросил нас в открытое пространство.
      Выстрел был мощным, ибо мы за секунду отдалились от гибнущего корабля на значительное расстояние. Впрочем, у вклинившихся шаттлов сама скорость была большой, так как они исчезли в облаках. Но мне показалось, что над "Летучим Голландцем" сверкнула вспышка. В ту минуту мне было не до объяснений, что это могло быть, так как все мое внимание сосредоточилось на управлении катапультой.
      А обстановка у нас складывалась критическая. Кресло не было рассчитано на трех человек. Ракетные двигатели, призванные замедлить падение и обеспечить нормальный полет, быстро выработали свой ресурс и замолкли. "Ах, черт!" — прошептал я и выпустил парашюты.
      Хлопок — и три огромных парашюта раскрылись над нами. Нас закачало как во время шторма. Хэндрика стошнило и он чуть не блеванул на Кэт. Только усилием воли он сумел остановить малоприятную человеческую реакцию.
      — Нам крышка! — прохрипел он.
      — Мы это еще посмотрим! — опротестовал я его решение. Конечно, шансы остаться в живых после удара о поверхность не столь высоки, но нельзя же терять присутствие духа. Пока мы живы — еще не мертвы, как любил говорить мой отец. Может, он произносил эти слова больше как врач, но сейчас я иначе воспринимал эту фразу.
      Земля приближалась с ужасающей быстротой. Даже парашюты не могли погасить бешеную скорость спасательной капсулы. Я уже мысленно представил, как мы хряснемся о поверхность, и наши останки раскидает на десятки километров. Такое видением, судя по лицу, посетило и Винни-Пуха, ибо он закрыл глаза и судорожно вцепился в подлокотники, словно в этом было спасение.
      Но спасение пришло. Мы упали на воду. И эта жидкость, которую мы никогда не видели в таком количестве и в таком свободном состоянии, погасила значительную часть скорости. Вначале по инерции мы погрузились почти до самого дна (я аж видел водоросли), а затем капсулу пробкой вытолкнуло на поверхность.

      Качаться на воде — дело более приятное, чем болтаться в стратосферном урагане. Я бы даже сказал — успокаивающее, так как мы не размазались по земле подобно яйцу, а спокойно плавали как бумажный кораблик. Кроме того, нас поразил тот факт, что капсула окунулась прямо в середину озера диаметром всего лишь сто метров, между тем такая вероятность экспертами даже не берется в расчет. Поэтому не иначе как рука Господня защитила нас, подумал я в тот момент, хотя никогда не считался верующим. Просто хотелось найти какое-нибудь объяснение данному явлению.
      Был яркий день. Несмотря на то, что во дворе стоял май, не все деревья здесь еще не обзавелись листвой, и на фоне голубого неба они казались искривленными и уродливыми человеческими фигурами. Но зато трава уже зеленела, скрывая руины каких-то строений.
      — Мы живы! — прошептал я, чувствуя, что груз ответственности за посадку падает с моей души. Однако за жизнь своего экипажа как командир продолжал отвечать.
      — Нам еще долго так обниматься? — выдавил из себя Хэндрик, чувствуя мою тяжесть на своей спине. Ведь в свою очередь он давил и на так едва дышащую Кэт.
      — Сейчас попробую обеспечить десантирование на берег, — постарался весело ответить я и нажал на клавишу на подлокотнике кресла. Слава богу, механизмы оказались исправными, так как сбоку выдвинулся работающий от аккумулятора небольшой электромоторчик, который дал скорость нашей капсуле. Правда, передвигались мы не столь быстро, как хотелось бы. Но, учитывая перегрузку и трудноуправляемость «корабля», было вполне приемлемым, что только минут через десять мы уткнулись «носом» об бетонный бордюр.
      — С прибытием на Землю, господа, — хищно произнес я. И отстрелил стеклянный колпак от кресла. Вслед за ним мощная спина Хэндрика отправила и меня.
      Я упал на асфальт, и едва не треснулся затылком о камень, но тут же резво вскочил и бросился помогать Винни-Пуху, который еще не собирался слазить с Кэт.
      — Нечего обниматься, — зловеще прошипел я, — а то раздавишь ее своей массой. Не забывай, что на Земле и весишь здесь во много раз больше.
      Кстати, а сила тяжести для нашей мускулатуры была не обременительной. Искусство моего отца и его друзей сделали нас приспособленным к условиям Земли, хотя посадка сюда никак не планировалась.
      Видя, что Хэндрик медлит, я оттянул его в сторону и склонился над девушкой. Кэт слабо дышала. Чтобы привести ее в чувство мне пришлось вскрыть аптечку сбоку кресла и достать нашатырный спирт. Едкий запах показал нужное воздействие.
      — Какая гадость, — прошептала бортврач, отстраняя бутылок от своего носа. Ее лицо порозовело. — У меня шла кровь? — спросила она, увидев кровавые пятная на пальцах и на комбинезоне.
      — Да, — сказал я. — Вот салфетки с дезинфекционным составом.
      Кэт взяла протянутые белые бумажные салфетки и протерла лицо, еще больше размазав кровь. Мне пришлось самому взяться за дело. Когда ее лицо очистилось от крови, она с трудом встала.
      — Как болит тело, — пожаловалась она.
      — Еще бы, ведь ты столько раз ударялась о переборку, — заметил я. — Если бы не анаболики, усилившие наши мышцы, то мы бы давно переломали кости.
      — Неужели мы на Земле? — позади нас раздался голос Хэндрика. Он широкими глазами рассматривал местность. Его поражало все здесь: и чистое голубое небо (на Марсе оно фиолетовое), и зеленая поляна (на нашей планете преобладает красный цвет), и черные деревья, и серая водная гладь.
      — Как видишь, — пробурчал я. Теперь я полностью осознавал, какой необдуманный поступок совершил. Ведь мы находились в совершенно непредсказуемой ситуации: шаттл уничтожен, груз-490 продолжает вращаться вокруг Земли, Марс остался без помощи, а мы сами застряли на прародине, совсем не будучи готовым к жизни на этой планете. И все из-за меня. Хотя большую часть вины я возлагал на неизвестного Джека и его команды с "Летучего Голландца".
      — Скверно, очень скверно, — пробурчал я. — Еще день, но скоро будет вечер. А там твари появятся. А у нас нет никаких средств защиты.
      Мои слова вселили тревогу в души друзей.
      — Нужно что-то предпринять! — сказал Хэндрик. — Думаю, нам не стоит больше оставаться здесь, а нужно идти и искать защиту!
      — У кого? — недоуменно спросила Нэйсон.
      — Не у кого, а чем! — разозлился Хэндрик. — Можно найти же какие-то средства самозащиты или сооружение, где можно скрыться от сцерцепов.
      Эти слова показались мне резонными, и я дал команду на подъем. Хэндрик взял с земли какую-то палку и, угрожающе махая этой импровизированной дубинкой, двинулся вперед в сторону аллеи. Кэт, хромая на обе ноги, пошла за ним. Но так долго она ходить не могла и поэтому я, обняв ее за талию, а ее руку закинув себе на плечо, стал поддерживать. Так мы добрались до железных ворот. Судя по всему, мы находились в городском саду. Но в каком городе мы находились?
      В принципе, это было не столь важным. Ведь все населенные пункты на Земле ничем не отличались друг от друга. Границы, разделявшие раньше страны, теперь не существовали, ведь у сцерцепов не было таких понятий, как административно-территориальное образование или государственно-политическое деление.
      — Думаю, что Джек с придурками шмякнулся так, что и костей теперь не соберешь, — злорадно хмыкнул я, вспомнив "Летучий Голландец". Хэндрик и Кэт ничего не ответили, возможно, они иначе оценивали мой поступок. Но в тот критический момент иного решения не было, я, например, ничего придумать не мог, а мои друзья даже не предложили свои варианты. Так что нечего все сваливать на меня.
      — Вы считаете, что я виноват в нынешней ситуации? — прямо спросил я их.
      — Ты, в принципе, не мог поступить иначе, — сказала Кэт. — Конечно, сейчас легко говорить, как надо было действовать. Но в тот момент ты выбрал, может, не самое удачное, но все-таки решение.
      — Так что нам сейчас делать, кэп?! - прервал нас Хэндрик. — Куда идти.
      Я осмотрелся. Из парковых ворот на улицы полуразрушенного города выводила большая автомагистраль. Меня же поразило безлюдье. Покореженные машины, внутри которых находились обглоданные скелеты, напоминали гробы. Истлевшие кости валялись также на тротуарах. Серые дома с лопнувшими стеклами и обвалившейся штукатуркой создавали иллюзию склепа. Тягостная и жуткая картина окружающего пространства начинало давить на психику. Даже на Марсе не было так тяжело воспринимать мир. В завершении мы из канализации слышали какие-то странные звуки, напоминающие плачь детей.
      — Что это? — посеревшими губами спросила Нэйсон.
      — Черт его знает! — процедил Хэндрик. — Кладбище какое-то, а не город. И звуки какие-то страшные, кто их мог бы издавать?
      — Ясно кто — сцерцепы, — усмехнулся я.
      При этих словах Кэт вздрогнула.
      — Будет тебе, — удивился я, — ведь кроме них здесь никого нет.
      — Я хочу домой…
      — Ну, ты совсем раскисла, — укоризненно покачал я. — Ладно, идемте, бестолку так стоять.
      И мы пошли. Возле автомашины, на борту которой было по-русски написано "Муниципальная милиция города Москвы", я остановился:
      — Поздравляю вас, ребята, мы в России, точнее — в Москве.
      Вдруг ко мне пришла мысль. Желая удостовериться, что она несет рациональное зерно, я «отклеился» от Кэт и, провожаемый ее удивленным взглядом, шагнул к машине. Ее борт был весь в ржавых потеках, дырочках, окна разбиты, шины опущены, а сигнальная лампа свисала на проводах с крыши. Судя по покороченному кузову, автомобилю не подлежал восстановлению, а значит, ему не суждено было больше резво катиться по дорогам.
      На переднем сиденье находился скелет в лохмотьях милиционера. Череп, скаля челюстями в зловещей ухмылке, опирался на баранку, а черные глазницы смотрели вперед. Одна рука сжимала автомат «Калашникова», а другая, закольцованная часами «Ролек-с», безвольно свисала с окна.
      Я не стал осматривать служителя правопорядка, поскольку меня не интересовала причина его смерти (хотя и так было ясно). Мое внимание привлекло оружие. Я рывком открыл ржавую дверь, при этом петли так отчаянно заскрежетали, что у меня заныли зубы, а затем обыскал кабину. Кроме автомата удалось обнаружить к нему шесть рожков с патронами, девяти миллиметровый пистолет «кольт» с полной обоймой, наручники, штык-нож. Рация, валявшая у ног мертвеца, была бесполезной штукой, и ее трогать я не стал.
      — А вот и оружие, — сказал я, доставая найденное добро из машины. Хэндрик подскочил и осмотрел автомат.
      — Оно не будет работать, — разочарованно произнес он.
      — Почему? — удивился я.
      — Механизм заржавел, — пояснил бортинженер. — Нужна смазка. Тогда удастся починить оружие.
      — А пистолет? — я протянул ему "кольт".
      Тот едва взглянул и повторил:
      — Не будет работать!
      — Жаль, — протянул я и собирался выкинуть это добро, как Винни-Пух остановил меня:
      — Подожди, может еще пригодится.
      Я согласился. Хэндрик закинул за плечо автомат, а я засунул за пояс "кольт".
      — Идемте, ребята, — сказал я и, взяв снова Кэт за талию, повел ее вперед. Одинокие машины с мертвецами и открытые колодцы мы старательно обходили.
      Так мы шли до самого центра города. В принципе ничего нового мы не увидели. Везде такое же запустение, разрушение. И никого из живых людей. Только все тот же детский плач, иногда раздаваемый из канализации или затемненных домов. Мы чувствовали, что там притаилась смерть.
      От этого нам становилось зябко и страшно.
      — Мы так можем долго идти, — проговорила Нэйсон. — А скоро вечер.
      — А что ты предлагаешь?
      — Найти временное убежище!
      — Где ты его здесь найдешь? — проговорил я, осматривая ближайшее пятиэтажное здание. И в удивлении замер. Табличка на ней гласила "Большая Полянка, 41. Общежитие Посольства Республики Узбекистан". Это было фантастично, сразу же наткнуться на дом, который прямо связан с моей родиной.
      Может, стоило здесь поискать? Вздохнув, я подошел к парадной двери. Она была закрыта, но проникнуть внутрь для меня не было проблемой. Валявшийся рядом металлический стержень был использован как рычаг. Треск — и деревянная дверь, вылетев с петель, и упала на пол. Поднявшиеся клубы пыли на некоторое время скрыли проход.
      В коридоре был полумрак. Луч солнца еле пробивался сквозь пылевой занавес. Я осторожно двинулся вперед, ожидая сиюминутного нападения. Ведь по рассказам моих родителей, сцерцепы жили в темноте и нападали на людей внезапно. Но опередить их действия можно было по одному факту: если почувствуешь запах аммиака, значит тварь здесь. И тогда давай деру, пока гибкие и хищные щупальца не обволокли тебя.
      Чтобы разглядеть помещения я достал из нагрудного кармана миниатюрный фонарик и включил его. Энергию он получал от человеческого тепла и поэтому пока был жив я, лампочка могла гореть. Впрочем, фонарик был и оружием, так как сцерцепы страдали светобоязнью.
      Мощности было достаточно, чтобы увидеть полный разгром. Здесь шла отчаянная борьба, так как шкафы были сломаны, стулья валялись на полу. Толстый слой пыли свидетельствовал, что это было давно.
      Я уже было собирался уйти, как внезапно увидел следы. Отпечаток человеческой подошвы. Я присел и внимательно осмотрел первый признак человека.
      Судя по размеру, он принадлежал ребенку лет десяти. И был свежим, так как пыль не успела осесть на него. В этот момент я почувствовал себя Робинзоном, который после двадцатилетнего заточения на острове обнаружил человеческие следы на морском берегу. Мое сердце забилось быстрее.
      Значит, здесь есть живые люди, мелькнула мысль. А вдруг ребенок до сих пор находится в этом здании? Я стал решительно подниматься на верхние этажи. Половицы отчаянно скрипели подо мной и грозили обломиться, но меня не заботила осторожность. Наоборот, я старался произвести шум, чтобы находящийся здесь человек услышал меня.
      Если в здании кто-то и был, то старался не обнаружить себя. Но на третьем этаже следы стали отчетливее и значительно больше.
      — Эй! — громко сказал я. — Кто здесь есть?
      Ответом была тишина. А может, я ошибся? Уже возникла мысль покинуть этот этаж, как в нос ударил запах еды. Я принюхался, и тот час обнаружил на столе две открытые баночки шпротов. Консервы хотя и были выпущены более тридцати лет назад, однако прекрасно сохранили в масле серебристых рыбок.
      Теперь я был уверен, что в здании есть люди.
      — Эй, люди, выходите, я пришел с миром! — позвал я. И тут краем уха услышал слабый скрип, идущий из платяного шкафа. Там кто-то был, в этом я не сомневался.
      Я подошел и резко распахнул дверцы.
      Раздался детский вскрик.
      Сжавшись в угол шкафа, среди старых и пыльных вещей находилась симпатичная девчушка. Ее лицо было измазано соусом и грязью. В руках она сжимала вилку с насажанной рыбкой. На ней было, как я успел заметить, серое порванное платьице и коричневый пиджачок.
      Она была смертельно испугана. В глазах затаились страх, боль и обреченность. Мне никогда не приходилось видеть такое выражение у человека.
      — Что с тобой? — участливо спросил я, протягивая к ней руки.
      Девушка еще сильнее забилась в угол.
      — Я хочу тебе помочь, — продолжал я.
      — Об этом даже и не думай, вархатник, — вдруг за моей спиной раздался голос. — Лучше помолись перед смертью.
      Я попытался повернуться к источнику звука, но почувствовал, как к горлу прикоснулось острое лезвие ножа.

      Никогда раньше не чувствовал, что такое кинжал у шеи. Ощущение, честно признаюсь, не из приятных. Я попытался уклониться, но лезвие сразу последовало за мной, и тут же вторая рука неизвестного схватила меня за грудки, и развернула лицом к себе.
      Передо мной стоял грузный мужчина лет пятидесяти, одетый черт знает во что. Сплошные лохмотья. Казалось, что он напялил на себя лоскутки различной одежды и теперь походил на капусту. Единственное, что у него четко выделялось, так это черный приборчик на поясе и нож в руке.
      — Ну что, вархатник, приятно ощущать страх, а? — продолжал говорить незнакомец, не опуская оружия. — Теперь же ты в роли жертвы! А в лагерях ты герой, еще бы, ведь от тебя зависит наша жизнь! А сейчас твоя душа в наших руках!
      — Не понимаю о чем это вы, — прохрипел я, косясь на лезвие. Опасность была реальной: мужчина сам себя раскочегаривал и порыве злости мог запросто полоснуть меня по шее. А там — привет марсианам!
      — Еще как понимаешь, вархатник! — прошипел он. — Молись, я тебе даю десять секунд!
      Последние слова вынудили меня перейти к решительным действиям. Я не собирался ждать отведенное мне время, чтобы затем уйти в мир иной, а резким ударом ладони отвел руку с лезвием в сторону. Одновременно левой ногой въехал противнику в пах.
      Мужик согнулся, и от острой боли у него аж слезы выступили из глаз. Но оружия своего не выпустил. Превозмогая боль, он попытался вонзить нож мне в грудь, но я был начеку и вовремя отскочил. Затем с разворота, как этому меня учил на Марсе инструктор по физподготовке Куросава, нанес удар ногой в голову, от которого бродяга отлетел в сторону.
      — Не возьмешь меня! — прохрипел он и, с трудом вскочив, вновь бросился на меня. Его ожидал быстрый захват и бросок через плечо. За подобный прием дзюдо Куросава дал бы мне высший бал.
      Мужик грохнулся на пол, как мешок с картошкой. Я, держа его за левую ладонь, провел болевой прием и заставил выронить нож. Держа его в таком положении, я склонился над ним и спросил:
      — Успокоились? Может, хватит?
      — Если хочешь убивать, то давай сразу, — с презрением произнес мужчина и плюнул мне в лицо.
      Внутри меня все закипело, но я сдержался. Может быть, у этого человека были причины ненавидеть марсиан, но почему он называл меня «вархатником»? Что оно означало? И о каком лагере он говорил? В моей голове был полный бардак. Слишком много событий на сегодня, подумал я. Это уже начинало нервировать.
      — Не трогайте его, прошу вас! — выскочила из шкафа девочка. — Это я помогла ему сбежать! Лучше меня возьмите!
      Она кинулась к мужчине и, упав, обняла его за шею. Из ее глаз струились слезы. Подобная сцена вообще привела меня в замешательство. Я опустил руку мужчине и сделал шаг назад.
      — Я ничего не хочу вам сделать плохого, — медленно сказал я. — Я случайно заглянул в этот дом. И если вам неприятен или внушаю опасение, то уйду. Но прошу вас ответить на один вопрос!
      Мои слова в свою очередь изумили их двоих. Видимо, они ожидали с моей стороны совсем иную реакцию. Мужчина растерянно посмотрел на меня и кивнул.
      — Я понял, что на Земле люди остались! Как мне их найти?
      Подозрение вновь вернулись к нему. Его лицо стало злым.
      — Хочешь и остальных взять в лагерь? Нет, вархатник, предательства от меня не дождешься! Лучше сразу убей!
      Тут я взорвался:
      — Да черт вас подери, какой еще лагерь?! Какой еще вархатник?! Я — космонавт, потерпевший аварию! Два часа назад моя спасательная капсула упала с космоса, и мы с товарищами чуть не свернули себе шеи. Казалось бы, целы и радуйся этому факту. Но тут какой-то хрыч пытается мне вообще перерезать ее, при этом обзывая непонятным словом! Но самое главное — я не понимаю, за что меня казнят!
      Так я продолжал изливать свои разгоряченные мысли минуты две. За это время выражение гнева на лице мужчины сменялось удивлением. Девочка же продолжала не сводить с меня тревожных глаз.
      — Значит, вы не вархатник? — произнес он, наконец, едва я закончил.
      — Кто это? Колонист Марса?
      — Какой еще колонист? — недовольно поморщился мужчина. — Вархатник — это, ну, слуга сцерцепов, холуй, так сказать, охраняющий людей в лагерях смерти!
      — Что-что? — поразился я. — Слуга сцерцепов?… У этих тварей есть слуги?
      Мужчина не успел ответить, так как в коридоре послышались шаги и недовольные крики моих друзей:
      — Санджар, ты где? Решил в прятки с нами сыграть?
      Тут Хэндрик и Кэт вошли в комнату и в удивлении замерли. Сцена, конечно, их удивила: я, стоявший в боевой позе, мужчина-оборванец, лежащий на полу, и девочка-куколка, его обнимавшая.
      — Кто это? — спросил Винни-Пух. — Ты нашел людей? Или мне это сниться?
      Я покосился на них:
      — Да вот, прогуливался по дому, заглянул сюда и нашел приятных собеседников. Они меня чуть не зарезали, к тому же обозвали слугой сцерцепов. Но, как обстоят дела на планете, выяснить еще не успел — вы помешали!
      — Что за абракадабра! — поразилась Кэт. — Объясни толком!
      — А что объяснять, — пожал плечами я. — Пусть они объяснят! — и я кивнул на оборванцев.
      Те молча рассматривали на вновь вошедших. Кэт решила взять инициативу в свои руки:
      — Меня зовут Кэт Нэйсон, я колонистка. А это Хэндрик Хамильтон, тоже колонист. Капитан Санждар Каримов, наверное, вам уже представился. Мы — члены экипажа марсианской космической экспедиции. Мы летели на Землю, но совершать посадку не собирались, у нас была другая цель. Однако в космосе… столкнулись с лунным шаттлом и упали на землю… И теперь ходим по этому городу в поисках защиты и… еды, — последнее девушка произнесла, видимо, учуяв шпроты. Запах еды напомнил нам, что мы голодны. Ведь не если мы с момента обнаружения платформы.
      Мужчина внимательнее пригляделся к нам и только сейчас обнаружил на нас комбинезоны с космическими нашивками. Это убедило его в правдивости наших слов. Но, скорее всего, весомым доводом было то, что мы не убили их, как они вначале ожидали. Как я потом понял, вархатники даже церемониться не стали и быстро пришили бы беглецов.
      — А что такое колонист? — вдруг спросила девчушка.
      — Потом объясню, — пробормотал мужчина и с трудом встал. Хромая, он прошелся по комнате и сел на стул возле окна.
      — Я верю вам, — произнес он. — У вас лица совсем другие! Вы никогда не ощущали дыхание смерти и не видели ужасов!
      — Это как сказать, — усмехнулся Хэндрик. — На Марсе условия не лучше, и нам приходится бороться за свою жизнь! Так что мы знаем цену жизни!
      — Но там нет сцерцепов, — покачал головой мужчина, но, спохватившись, произнес: — Вы представились, а я нет. Меня зовут Аркадий Смоленский, я узник концентрационного лагеря смерти «Останкино». А это Алена Калинина — дочь предводителя восставших Семена Калинина. Мы вчера сбежали. И теперь за нами охотятся вархатники!
      — Почему?
      — Потому что они служат сцерцепам! Они охраняют нас, разводят нас как скотов, а затем ведут на убой. Люди на Земле — просто пища для тварей!
      — О боже! — воскликнули мы.
      — Тридцать лет назад произошла самая страшная катастрофа. Я тогда учился на факультете журналистики! Мир в одночасье заполонили сцерцепы. Люди старались сражаться с ними, но все было бесполезно. Эти твари оказались довольно живучими и прожорливыми. Они нападали на нас, на все движущиеся организмы и съедали без всякой жалости. Их даже прозвали сухопутными акулами. В течение очень короткого времени твари подмяли под себя человечество. И, когда нас оказалось слишком мало, они вдруг осознали, что больше живых организмов нет, а питаться нужно им и дальше.
      Видимо фактор голода и заставил их организоваться и собраться, начать мыслить. Мы в первые годы замечали, как из диких животных они превращались в более разумные существа. Но это был стремительный прогресс! Если человечеству понадобилось не менее миллиона лет, чтобы из примата стать хомо сапиенсом, то у сцерцепов на это ушло менее пятнадцати лет!
      За это время они стали тем, что принято называть обществом. Появились социальные слои — мы могли отличать управленцев, то есть вождей, и простых тварей. Но самое главное, они стали разводить людей в качестве продуктов питания. Раньше точно так поступали мы, разводя домашний скот. Людей собирали в лагеря, кормили, заставляли размножаться, а затем поедали.
      — Но ведь твари являются каннибалами, они едят самих себя! — вскрикнула Кэт, которая знала многое о сцерцепах с лекций моей матери. — Почему они не решили проблему таким образом?
      — Ели когда-то. Но с физиологическим развитием твари приобрели защитные функции, то есть никакая особь не даст себя в обиду другой. Многие из них имеют органы, которые выделяют нервно-паралитический или смертельный яд, электричество высокого напряжения, ультразвуки. Я помню, какие эффектные схватки происходили между ними раньше. Теперь же даже если сцерцеп сумеет одолеть другого, то не сможет его сожрать, так как получит несварение желудка. Мясо твари плохо усваивается ими же.
      — И они перешли на людей?
      — Да. Лет пятнадцать назад среди тварей началось формироваться общество. Образовались крупные племена, отличающиеся друг от друга какими-то физиологическими свойствами. Они отлавливали людей, оставшихся еще в живых, и загоняли в лагеря. У каждого племени есть свои стойла, коровники, ранчо, свинофермы, можете эти заведения называть, как хотите. И там они стараются превратить нас в безропотных и безвольных животных. И часто им это удается. Но сопротивление все равно осталось. Мы научились сбегать от них.
      — Как?
      — Среди нас были талантливые инженеры. Они поняли, что сцерцепы определяют людей по теплу, так как видят в инфракрасном спектре. Тогда они придумали прибор, который тепло людей переводит в ультрафиолетовую часть спектра, то есть в ту область, которая не ощущается органами тварей. С тех пор для них мы стали призраками. Мы сумели организоваться и начали давать отпор тварям. В Москве возглавил движение Семен Калинин, в прошлом сотрудник милиции. Мы стали совершать набеги на племена, уничтожать тварей и освобождать людей.
      Таким образом, мы сумели найти выход к свободе. И наши успехи были явными, так как процесс размножения у тварей осложнился. Дело в том, что сцерцепы размножаются делением, как элементарные клетки. Чтобы достигнуть необходимого состояния твари должны поглощать живую массу, из ткани которых они формируют новый организм. Но живых организмов то на Земле осталось мало — и в основном это люди. Мы же начали давать такой решительный отпор, что возникла реальная возможность в недалеком будущем уничтожить это дьявольское отродье. Таким образом, твари оказались в сложном положении.
      Но тут им на помощь пришли предатели!
      — Вархатники? — спросил я, теперь понимая, почему меня так назвал вначале Аркадий.
      — Да. Вархат Генеев, отъявленный негодяй и подлец, собрал таких же головорезов как он сам и сумел найти общий язык с тварями. Они заключили сделку: сцерцепы дают полную власть над людьми вархатникам, а также гарантию их личной безопасности от любого племени сцерцепов, но в тоже время предатели отыскивают беглецов и возвращают в лагеря смерти.
      — Ужас! — воскликнула Кэт. — Но как они сумели найти язык со сцерцепами?
      — Твари хоть и плохо, однако умеют разговаривать. Заполнить словарный запас любого языка для них не проблема. Тварей смущает система кодирования и алгоритмы человеческого языка. Эти лингвистические особенности труднодоступны для их мышления. Ведь они оперируют совсем иными логическими восприятиями. Например, им недоступны такие понятия как красота, душа, доброта, смелость, смех и многое другое. Поэтому разговор с ними очень сложен.
      — А вы сами с ними разговаривали? — спросил Хэндрик.
      — Да. Но сцерцепы строили такие малопонятные фразы и часто бессистемные и бессмысленные предложения, что я просто перестал вести диалог…
      Нашу беседу прервала Алена, которая до этого уплетала вовсю шпроты. Она потянула Аркадия за рукав и тихо произнесла:
      — Я еще хочу!
      Смоленский посмотрел на нее и спохватился:
      — Да, милая, конечно, — и он полез в тумбочку, откуда вынул мешок. Поковырявшись там, он выудил еще банку шпротов и флягу с водой.
      При виде консервы я вдруг почувствовал, как заурчало в желудке — мой орган "внутреннего сгорания" требовал «топлива». Такие же ощущения испытывали мои друзья. Никто из нас не подал виду, что голоден и не прочь закусить, однако мы не смели просить еду у наших новых товарищей, которые сами недавно сбежали из плена и, естественно, стремились восстановить силы. Но нас выдали глаза, с которыми мы смотрели на то, как Аркадий ножом вскрывал банку. Ему стоило только кинуть взгляд на нас, чтобы все понять:
      — Вы точно не вархатники! — засмеялся он. — Эти гады всегда сыты. Ведь в свое время они запаслись продуктами питания со складов и магазинов, оставшихся после биологической катастрофы 2011 года.
      И больше ничего не сказав, он достал еще две консервные банки и протянул нам. Я хотел было отказаться, так как мне было неудобно просить пищу, но Хэндрик, которого, видимо, давно мучил голод, не выдержал и схватил их.
      Аркадий протянул ему кинжал. Это было массивное и солидное холодное оружие. Клинок, по-моему, из легированной и прочной стали, поскольку он вскрывал жесть как ножницы бумагу. На поверхности не оставалось ни царапины. Хэндрик с уважением осмотрел кинжал, а затем не совсем ловко открыл банки, при этом поранив два пальца.
      — Научитесь, — произнес Смоленский, увидев итоги первых попыток «добывания» пищи. — Таким вещам человек быстро приспособляется… Но кровь — это сигнал для сцерцепов. Они чуют ее за сорок метров. Поэтому наверняка где-нибудь в подвалах и канализационных системах они уже зашевелились.
      — А сюда они могут прийти? — с тревогой спросил Хэндрик.
      — Конечно, — пожал плечами Аркадий. — Но нас-то из-за прибора они не увидят, а вот вас обнаружат точно. А это уже плохо.
      Тут девочка снова потянула его за рукав и сказала:
      — Свет, — и указала на окна.
      — Ах, да, — спохватился наш новый товарищ. — Нужно открыть окна, чтобы было больше света, тогда они не сунут сюда и носа.
      Это предложение показалось нам дельным, и мы с Хэндриком быстро разбили уже затемневшие от грязи стекла. Стало значительно светлее.
      — Хорошо, — одобрительно сказал Аркадий.
      Мы уселись вокруг Алены и стали уплетать шпроты. Хотя запах мне не понравился, однако выбирать не приходилось, и поэтому я быстро съел свою небольшую порцию. Хэндрику, как мне показалось, было все равно, что глотать, лишь бы плотно забить желудок. По-моему, это свойство всех толстяков. Кэт испытывала такие же чувства, как и я, но без капризов уничтожила свою долю.
      — Что теперь вы будете делать? — спросил Аркадий.
      — Не знаем, — откровенно признался я. — После аварии и гибели шаттла, мы совсем не знаем, что и делать. Задание провалено из-за меня, связи с Марсом у нас нет. К жизни на Земле мы не приспособлены. Так что находимся в замкнутом круге.
      Аркадий немного подумал, а затем сказал:
      — Тогда присоединяйтесь к нам. Мы идем на свою базу. Я имею в виду к восставшим. Думаю, Семен Калинин — руководитель Движения Сопротивления или сокращенно ДС — возьмет вас к себе. Драться вы умеете, в этом я успел убедиться, — тут Аркадий почесал шею, которая ныла после удара моей ноги, — а такие бойцы, кстати, для нашей армии нужны. Да и оружие у вас есть…
      — Оно не исправно, — ответил Хэндрик. — Мы его достали из милицейской машины. Полностью в ржавчине. Мы не уверено, что будет работать даже после смазки.
      — Этого добра в городе достаточно, — кивнул Аркадий. — Но исправного у нас маловато. Ведь вархатники экспроприировали значительную часть военных складов. Говорят, еще сохранились где-то точки боеприпасов, но у нас не было возможностей и времени их отыскать. Оружие на базе вам выдадут, только холодное — мачете или саблю. А этот автомат не бросайте, может пригодиться, хотя бы как дубинка.
      — А далеко расположена эта база? — спросила Кэт.
      — Порядочно! Но нам нужно добраться до наступления ночи хотя бы до первого бункера, где вы можете спрятаться от хищников. Ведь ночью этих тварей как тараканов в мусоре. Даже мы не любим видеть их в лишний раз… Вы готовы к походу?
      — Да!
      — Тогда идемте! Уже итак четыре часа дня.
      Мы вышли из здания. Впереди шли Аркадий и я, позади Алена и Кэт, а прикрывал наши тылы Винни-Пух. Со стороны это казалось странным зрелищем.

      Часа три ушло на то, чтобы выйти к черте города. Это было не очень легко, ведь дорога была искорежена, часто забита машинами, снесенными киосками, магазинчиками. Иногда нам приходилось штурмовать руины, чтобы не отклониться от маршрута, или искать мост, чтобы перейти через реку и каналы.
      За это время мы не встретили не вархатников, ни сцерцепов, ни других беглецов. Если с первыми мы не желали встречаться, то последних с удовольствием взяли бы в группу.
      — Я устала, — произнесла Алена. Было видно, что ей с трудом давался этот поход. Конечно, десятилетней девочке нелегко было идти по пересеченной местности, при этом испытывая постоянный стресс.
      — Сделаем десятиминутный перерыв, — сказал Аркадий, делая вид, что эта вынужденная остановка нисколько не огорчила его. Он сбросил с плеча сумку и уселся на камень.
      Кэт села рядом со мной на бетонный бордюр. Хэндрик оперся о ствол автомата и стал осматривать местность.
      Мы находились возле трех разрушенных десятиэтажных зданий. Рядом располагались небольшие изгоревшие магазинчики, а слева расположилась автостоянка, на которой мы увидели несколько вполне приличных автомобилей.
      — Может, воспользуемся транспортом? — спросил Хэндрик, указывая на сохранившийся «БМВ» аспидно-черного цвета.
      Аркадий махнул рукой:
      — Бесполезно. Тридцать лет без движения — срок слишком большой. Бензин давно улетучился, аккумулятор сел, а бортовые системы давно проржавели или засорились. Этот драндулет нужно приводить в порядок, чтобы можно было потом использовать. А на это у нас нет времени… Что это?!
      Он вскочил, выхватив кинжал. Мы тоже приготовились к опасностям, хотя кроме рук и ног защищаться нам было нечем. Автомат Хэндрик выставил вперед, словно ею можно было дать отпор. Впрочем, как психологическое оружие оно могло сыграть свою роль.
      — Вы слышали? — обратился он к нам.
      — По-моему, я слышала какие-то голоса, — прошептала Кэт. — Оттуда, — она указала в сторону разрушенной десятиэтажки.
      — Вархатники? — тревожно спросила Алена, прижимаясь к Аркадию.
      — Не знаю, милая, — прошептал он. — Ребята, вы спрячьтесь среди камней, а я пройду вперед и посмотрю.
      Я взял Алену к себе, и мы вместе с Кэт укрылись в перевернутом грузовике. Хэндрик залез в кузов автобуса и оттуда наблюдал за местностью.
      Аркадий выставил вперед кинжал и осторожно пошел вперед. Мы следили за ним до тех пор, пока он не скрылся в разрушенном здании.
      — Мне страшно, — прошептала Алена. — Если это снова вархатники, то они не будут церемониться с нами. Мы когда сбежали, то убили двоих из них. Теперь они наверняка захотят помучить нас. А я боюсь пыток.
      — Мы им просто не дадимся, — обещал я, сожалея, что у меня только неисправный пистолет.
      — Тихо, — шикнула на нас Кэт.
      В этот момент из здания появился Аркадий. Он возвращался, однако двигался как-то странно, словно не хотел идти, но его кто-то толкал в спину. Я заметил, что кинжала в руке уже не было.
      — Все, наверное, в порядке, — вздохнула Кэт, но я прервал ее:
      — Тихо, он не один…
      — Почему ты решил, что он…
      В этот момент Аркадий спотыкнулся и упал, и мы увидели стоявшего за ним человека. Он был невысокого роста, но судя по телосложению гибкий и ловкий. Узкие раскосые глаза, большой нос, желтое лицо, ехидные тонкие губы выдавали в нем представителя монголоидной расы, скорее всего, китайца. В руках он держал мощный пистолет "Смит-и-Вессон 760".
      Увидев, что он остался без прикрытия, он схватил Аркадия за шкирку и рывком поднял, снова закрываясь им как щитом. Видимо опасался прицельного выстрела с нашей стороны.
      — Эй! — крикнул он. — Выходите! Мы знаем, что вы там! Или я пристрелю этого бродягу!
      — Нет, не трогайте его! — вскричала Алена, вырываясь из моих объятий и выбегая из грузовика. Это было так неожиданно, что я даже не успел ее остановить. А надо было, так как этим девчонка выдала наше местоположение и лишила возможности внезапного нападения.
      — Убегай! — прохрипел Аркадий Алене, когда она подбежала к ним. — Спасайся! Зачем ты это сделала?
      — Я буду только с тобой! — ответила Алена, плача.
      Незнакомец отбросил Аркадия и схватил девчонку. Ствол пистолета уперся ей в висок. Я видел, как палец нервно поддергивал «собачку». В том, что китаец может действительно выстрелить в подростка, сомнений у меня лично не возникало. Такие люди не считали зазорным отправить на тот свет и младенца и никогда не вели счет убитым.
      — Выходите, скоты! — крикнул он. — Или у нее появиться дырка в голове.
      Я взглянул на Кэт. Ее губы дрожали, однако она пересилила себя и кивнула. Мы молча вышли из грузовика.
      — Поднять руки! — скомандовал он. Мы выполнили приказ.
      — Вас только двое? — подозрительно спросил он.
      Мы заметили, что Хэндрик не стал светиться. И это вселило уверенность, что он сумеет в случае чего незаметно напасть на противника.
      — Нет, нас три тысячи человек, — ответил я, подразумевая численность всех колонистов. Но незнакомец не понял этого и хрипло выкрикнул:
      — Шутки засунь себе в зад! Больше никого нет здесь?
      — Нет!
      — Шеф, все повязаны, выходите! — крикнул незнакомец в сторону здания.
      Через несколько секунд оттуда вышли четверо мужчин и одна девушка. Впереди шагал человек с непроницаемо мрачным лицом, холодными глазами и презрительным оскалом. На окружающее он смотрел брезгливо и высокомерно. Было видно, что он и есть тот «шеф». Остальные выделялись мощными фигурами и каменными лицами и играли, скорее всего, второстепенную роль. Судя по ним, они никогда долго не раздумывали и в качестве аргументов использовали кулаки. Настоящие гориллы.
      Девушка в отличие от них наоборот несла в себе чувства нежности и печали. Стройная фигура, блондинка, красивые черты лица, так отпечатались в моем мозгу ее физические данные. Она казалось полной противоположностью спутникам.
      Но в них было что-то такое, что смущало и тревожило меня. Я вначале никак не мог взять в толк, какая особенность выделяла, пока в голове не озарило. Комбинезоны! Они были одеты в костюмы космонавтов! Думаю, в Москве было бы трудно отыскать такую специфическую одежду, чтобы в ней могли шататься все желающие. И поэтому признаку я догадался, что они не являются вархатниками или беглецами. Но кто тогда они?
      — Та-ак, — протянул шеф, подойдя к нам. На его поясе был укреплен пистолет и запасные обоймы, на груди висел электронный бинокль. — Занятные господа…
      И тут я увидел на его рукаве надпись "Moon expidition. Flaing Dachmen". У меня аж потом прошибло насквозь.
      — Да это же экипаж "Летучего Голландца", — тихо ахнул я.
      Кэт меня услышала и замерла. Ей тоже стало не по себе. Конечно, увидеть негодяев, из-за которых мы оказались на Земле, было и страшно и неприятно. Раз они хотели нас разнести из ракетомета, то пристрелить из пистолета труда не стоило.
      — Неужели они живы, скоты? — прошептал я, пораженный этой встречей. Ведь у меня сложилась полная уверенность, что экипаж лунного шаттла погиб. Но, как видно, я крепко ошибся. Негодяи тоже успели катапультироваться. Если они поняли, кто мы, тогда нам всем крышка. Пистолет в руках узкоглазого быстро исполнит нам прощальный вальс.
      — Кто вы такие? — презрительно посмотрев сначала на меня, а затем на Аркадия, Алену и Кэт спросил шеф. Он не обратил внимания на наши нашивки и комбинезоны. Это нас и спасало.
      — Джек, зачем ты так строго с ними? Они же не военнопленные! — укоризненно сказала девушка. Ее голос я сразу узнал. Это она пыталась остановить командира лунного шаттла.
      "Значит, это и есть тот Джек, который вел разговоры с нами", — мелькнула мысль. Но раз он спросил, значит, не знает в действительности, с кем встретился.
      — Молчи, Блонди, — шикнул на нее Джек. — Из-за твоей мягкости мы оказались здесь. Любой, кто стоит передо мной, должен чувствовать себя как военнопленный. Значит, отвечать на вопросы и выполнять приказы!… Обыскать, — приказал он своим гориллам. Те бросились исполнять приказ.
      Они быстро выудили у меня ржавый «кольт» и запасные обоймы, а китаец достал из своего кармана кинжал, который отнял у Аркадия. Мешок с едой их не заинтересовал.
      — Занятно, — пробормотал Джек, рассматривая конфискованное оружие. Он сразу приметил, что пистолет не способен обидеть и мухи, а лезвие представляет опасность. Широко размахнувшись, он выкинул их далеко. Среди руин их теперь было нелегко найти.
      — Вот еще, — китаец протянул ему два приборчика, которые снял с пояса Алены и Аркадия. Это были теплодетекторы.
      — А это что такое? — спросил Джек, сунув мне в нос прибор.
      — Откуда я знаю, — ответил я. — Это не моя штучка.
      — А ты что скажешь, дружок, — обратился тогда он к Смоленскому.
      — Я тебе не дружок, — коротко ответил тот. Он не желал вести никаких разговоров с этими людьми. Он считал их подобиями вархатников и, по-моему, был прав.
      — Хорошо, — согласился Джек. Он бросил приборчики на землю, а затем достал пистолет и два раза выстрелил в них. Куски корпуса разлетелись в разные стороны, обнажив разорванные платы с микрочипами.
      — Что вы делаете? — вскричал Аркадий, но китаец ткнул двумя костяшками пальцев ему в бок и Смоленский охнул.
      — Так кто вы? — снова обратился Джек к нам, пряча пистолет в кобуру.
      — Военнопленный, как вы сказали, — пожал плечами я.
      — Начало хорошее, — довольно хмыкнул Джек, — быстро схватываете, возможно, я сохраню вам жизнь, если будете так же четко отвечать…
      — А что здесь делаете?
      — Ищем пищу! — быстро ответил я.
      — Бедненькие, проголодались. А тварей не жрете?
      — Жрем!
      Джек довольно загоготал, вслед за ним последовали его спутники. Только Блонди хмуро смотрела на них. Ей, видимо, было стыдно за своих коллег. Алена, обняв Аркадия, со страхом смотрела на негодяев. Смоленский пытался понять, кто это — вархатники или кто-то еще. Когда он взглянул на меня, я незаметно приложил палец к губам, показывая, чтобы он молчал. Аркадий понял и тоже незаметно кивнул.
      — А где живете-то? — прекратив смеяться, спросил Джек. Его глаза буквально буравили нас.
      Я пожал плечами:
      — Где попадется, в основном в подвалах!
      — Весело! — Джек снова достал свой пистолет и ткнул стволом мне в живот. — А эту веселую игрушку чувствуешь?
      — Чувствую, но только она ничуть не веселая, — ощутив неприятное прикосновение оружия, ответил я. А что можно было ответить иначе?
      — А пулю хочешь почувствовать?…
      — Нет!
      — Тогда нам укажешь путь к Санкт-Петербургу!
      — Зачем? — удивился я.
      — Не задавай много вопросов, дружок, — зловеще прошипел Джек. — Твое дело проводить нас туда. Если сделаете это, то жизнь вам обещаю сохранить!
      — Пошел ты! — не выдержал я, но тут же получил удар по ребрам. От боли меня аж скрутило.
      — Ну, как? — участливо спросил меня инквизитор. Так могла заботиться кошка о мышке, попавшей в ловушку.
      Еле отдышавшись, я произнес:
      — Отлично. Но ты все равно иди туда, куда тебя послали. И старайся не сворачивать в пути…
      — Тогда еще один урок, — и Джек несколько раз двинул мне в поддых, в нос и в область печени. У меня в глазах потемнело.
      — Джек, прекрати! — заступилась за меня Блонди.
      — Прекрати, сволочь! — поддержала ее Кэт, которая с ужасом наблюдала за моим избиением.
      — Ничего, это будет неплохим уроком! — продолжал измываться Джек. Дав еще пару ударов, он поинтересовался: — Как здоровье? Не жалуемся?
      — Только на подонков! Житья не дают! А так все нормально! — выдавил я из себя, чем привел шефа в ярость. Он навел на меня пистолет.
      — Одним больше, одним меньше. Урок освоен тобой плохо. А теперь последнее — пуля в живот… — шеф не успел пристрелить меня, потому что в дело активно вмешалась Блонди.
      — Джек! Не смей! — она не выдержала и ударила по руке шефа. Пистолет, совершив кривую дугу, упал возле ног Аркадия.
      — Дура! — прохрипел Джек и дал девушке мощную пощечину. От такого удара она упала.
      В этот момент Аркадий резко поднял джековский пистолет и направил на горилл.
      — А ну всем не двигаться! — и мы услышали, как щелкнул спускаемый предохранитель.
      Но гориллы тоже ловко выхватили оружие и наставили на него. Китаец схватил Алену и приставил к ее голове пистолет. Ситуация явно была не пользу нас. Я с трудом поднялся и смотрел на всех, не зная, что предпринять. Кэт тоже напряглась.
      — Не шали, — небрежно сказал Джек. — Мои ребятки живо оттяпают голову твоей девчушке и заодно тебе!
      — Тогда первую пулю получишь ты! — Смоленский переориентировал пистолет в сторону Джека.
      — Стреляй, — беззаботно произнес командир лунного шаттла. — Но если промахнешься, то жестоко поплатишься за свои действия. Я не люблю угроз в свой адрес!
      — Зато я люблю их раздавать! — вдруг послышался голос из автобуса. Это говорил Хэндрик.
      Гориллы резко повернулись в сторону голоса. И замешкались, так как из окна на них уставился автомат. Конечно, оружие не работало, но негодяи об этом не знали. А пистолеты против автомата — дело безнадежное. Это хорошо понимали космонавты.
      — Быстро всем бросить пистолеты и сделать два шага назад! — четким голосом произнес Хэндрик. Я был поражен, с какой злостью говорил всегда мягкий и добродушный Винни-Пух. Обстановка делала его совсем другим.
      — Послушай… — начал было говорить Джек, но Хэндрик прервал его:
      — Молчать, гад, иначе перестреляю вас всех! — он блефовал, но видимо попал в точку. Я не был уверен, что он в действительности может убить человека, но экипаж лунного шаттла, который мыслил иными категориями, решил, что может.
      — Бросьте пистолеты, — хмуро приказал Джек своим спутникам.
      Китаец с неохотой выкинул пистолет и сделал два шага в сторону. Гориллы один за другим сделали то же самое. Блонди встала и теперь держала руку на горящей щеке.
      Я быстро собрал пистолеты. Один я отдал Кэт, которая, кстати, стреляла неплохо по движущим целям (во всяком случае, из игрового электронного пистолета в тире на Марсе), а сам взял оба других. Они были тяжелыми. Скорее всего, это было штурмовое оружие, предназначенное для диверсионных операций. На рукоятке стояла марка «Ингрэм-220». О них я читал в военном справочнике, который случайно обнаружил в библиотеке.
      Хэндрик вышел из укрытия и подошел ко мне. Едва он отбросил автомат и взял один из пистолетов у меня, как негодяи поняли, что их провели. Джек аж со злости проскрежетал зубами:
      — Идиоты! — это он адресовал себе и своей команде. Но Винни-Пух принял в свой адрес.
      — Это ты, скорее всего, идиот! — сказал он. — Сначала не надо было угрожать нам в космосе. Мы вас хорошенько проучили! Все равно груз-490 вам не достался!…
      Это Хэндрик напрасно ляпнул. Я хотел сохранить наше происхождение в тайне, чтобы не создавать излишней напряженности. Слова же моего бортинженера вызвали изумление у негодяев. Блонди ахнула, а Джек только теперь заметил знаки космических регалий на наших комбинезонах.
      — Какие мы ослы! Это же марсики! Как я сразу не догадался! — простонал он. — Тогда вы по-другому запели бы! — поднял на нас злое и искаженное яростью лицо. В том, что он заставил бы нас запеть по иному, никто не сомневался.
      Но Смоленский, который все понял, не желал исполнять сольный номер по приказу Джека и поэтому сердито ткнул пистолетом ему в нос:
      — Сидеть, сволочь! Я вижу, ты хуже вархатников!
      — Неужели есть кто-то хуже нас? — раздался голос за нашими спинами.
      Мы резко обернулись.
      На крышах автомашин и на руинах стояло человек пятнадцать в военной камуфляжной форме. Все они были вооружены автоматами и гранатометами. Они с интересом и со злостью наблюдали за нашими «разборками». Увидев их, у Аркадия отвисла челюсть.
      — Вархатники, — с отчаянием произнес он.
      — Они самые, милый, — подтвердил его опасения стоявший сбоку от банды главарь, который выделялся тем, что носил красную каску. — Сегодня хороший улов. Сами не ожидали. Искали двоих, а поймали одиннадцать человек!… А-а, Смоленский, неужели ты не узнал Бориса, самого лучшего среди вархатников сыщика…
      — А также убийцу и подонка, — закончил со злостью Аркадий. — Ты, Борис, известен своими подвигами и по тебе давно плачет могила…
      — Ну-у, зачем же ты так сердито. Я ведь и озлобиться могу, а когда я такой, то всем плохо, — веселился вожак. — Сегодня хороший денек, ты не считаешь ли, а?
      — А, по-моему, что-то много событий за один день, — тяжело вздохнул Хэндрик.
      Я с ним согласился. Джек радостно улыбался — он считал, что нашел новых соратников. Если это так, то положение наше еще хуже, чем можно представить.
      — Друзья, — выступил он вперед, надеясь получить поддержку у вархатников. — Я Джек Николсон…
      — Волк тамбовский тебе друг, — последовал холодный ответ, который вверг лунаря в замешательство. Видимо, Джек не знал, как воспринять эту фразу, поскольку никогда не слышал о зверях, водившихся в Тамбове. Но потом решил, что в них заключен все-таки положительный смысл и бойко продолжил:
      — Я хочу…
      — Чихать я хотел на твое «хочу». Теперь ты ничего не можешь хотеть, червяк. Отныне ты только мясо и как мясо должно существовать в этом славном мире, — сказал Борис. — А если не поймешь, то мои ребята — славные живодеры — быстро разделают твое тело на куски.
      Китаец посмотрел на Джека, видимо, ожидая команды перерезать глотку Борису. Как я понял, это был телохранитель или какой-то камикадзе. Но тот покачал головой, видимо считая, что для этого неподходящее время.
      И китаец расслабился. Он ждал своего часа.

      Уже смеркалось. Мы, окруженные конвоем, молча шли по дороге. Экипаж лунного шаттла тоже мрачно брел за нами. Джек пытался было заговорить с главарем, но тот только врезал ему по зубам, разбив губы в кровь. После этого контакта командир понял, что рассчитывать на дружбу не приходится. И поэтому не особенно радовался, когда нам было объявлено, что всех отведут в стойло — то есть концентрационный лагерь "Останкино".
      Город нас встречал уханьем и воем сцерцепов. Еще полчаса и могла наступить полная темень. Тогда они из своих укрытий вылезут как тараканы из щелей. И только вархатники смогут спасти нас, если, конечно, не захотят отдать кого-нибудь на съедение тварям, хотя бы в качестве угрозы и назидания остальным.
      — У-у, мерзкие создания, — пробормотал Смоленский. У него, как, впрочем, и у Алены, отняли прибор, делающий их невидимым для сцерцепов. Поэтому они вдвоем понимали, что так же уязвимы, как и остальные пленники.
      — Опять туда, — заплакала Алена. — Мне страшно, Аркадий! — она прижала ладонь Смоленского к своей щеке.
      — Ага-га, девочке страшно! — загоготал один из вархатников. — Сцерцепики хотят пожевать твои косточки, ага-га!
      — Заткнись, гад, — процедил сквозь зубы Аркадий, но тут же получил удар в затылок. По инерции он продолжил движение и врезался головой о столб, который чудом сохранился и стоял с оборванными троллейбусными проводами. Судя по искаженному лицу, ему было больно. Охранники довольно рассмеялись.
      Кэт подбежала к Аркадию и помогла ему встать. Алена с благодарностью погладила ее по руке. Кэт в ответ прижала девчонку к себе.
      — Сволочи, — тихо сказала Блонди. — Вы такие же сволочи, как все лунари.
      — Ты молчи, стерва, — не выдержал Джек. — Из-за тебя мы в такой переделке. Если бы не твой отец, сунувший тебя на шаттл, то мы давно бы уже вернулись с грузом на Луну.
      Хэндрик, который всю дорогу присматривался к Блонди, уже начинал ощущать к ней какие-то чувства. И слова, адресованные к ней, воспринял как к себе лично. Он подошел к негодяю и двинул ему в челюсть.
      — Это от меня лично и от Блонди! — сказал он упавшему в грязь Джеку. Тот вскочил и хотел было броситься на обидчика, но голос вархатника остановил его:
      — Еще шаг — и стреляю!
      Рисковать Джек не стал. Он же остановил и китайца, который хотел призвать к ответу за оскорбление хозяина:
      — Не надо, Хван, сейчас не время.
      Совсем не изменившись в лице, китаец отошел в сторону. Намерение наказать Хэндрика он оставил на потом.
      — Спасибо, — поблагодарила Винни-Пуха Блонди.
      — Да не за что, — растерянно ответил Хэндрик. — Кстати, а почему ты их назвала лунарями? — спросил он у нее, кивнув в сторону Джека и его банды.
      — Некоторые колонисты Луны сами себя так называют, — пояснила Блонди. — А вас, марсиан, марсиками.
      — Воспринимается как оскорбление, — заметил я.
      — Может быть, — пожала плечами Блонди. — Но эти понятия принесли в нашу среду бандиты Жака…
      — Эй вы, а ну заткнуться! — крикнул главарь вархатников. Борис опасался, что мы обговариваем планы побега.
      Уже совсем стемнело, когда нас подвели к железным воротам. Я огляделся. Мы находились в зоне телебашни, откуда, наверное, когда-то шло теле- и радиовещание на всю страну. Теперь это был полуразрушенный и огражденный колючей проволокой огромный комплекс, в которой содержались люди. Точнее скот для сцерцепов.
      — А вот вы и дома, ага-га, — хмыкнул один из охранников. Юмор у этих идиотов был совсем однобокий.
      Ворота открылись и мы, сопровождаемые ударами и подзатыльниками, вошли внутрь. Там было до полусотни солдат, с любопытством смотревших на вновь прибывших. Некоторые из них загоготали:
      — Гы-гы-гы, дойных коровушек привели. Напаслись, дорогуши, жирка нагуляли. Теперь их можно и сожрать… Эй, и девочки есть, гы-гы-гы, славно мы сегодня повеселимся!…
      — Поймали дочь Калинина? — подбежал к нашим сопровождающим вархатник. Как я потом узнал, это был адъютант Генеева, самого главного предателя.
      — Да, — коротко ответил вархатник.
      — Борис, пускай кто-нибудь из вашего подразделения отведет ее в личную камеру Вархата, таково его распоряжение. А остальных — в стойло! Женщин — в бокс для зачатия!
      Я почувствовал, как стоявшие рядом Блонди и Кэт вздрогнули от ужаса. Они сразу поняли, что их ожидает.
      — Хорошо, — пробурчал Борис, недобро сверкнув глазами. Ему, видно, не нравилось, что какой-то адъютант, пускай самого генерала, а фактически мальчик на побегушках, посыльный, штабной писака в одном лице командует им. Он кивнул своим бандитам и те, несмотря на крики Алены, вырвали из рук Аркадия и увели куда-то наверх.
      — Я хочу видеть самого главного здесь! — вдруг подал голос Джек.
      — А это кто еще такой? — удивился адъютант. Редко кто из пленных требовал Генеева.
      — Я — Джек Николсон, командир лунного космического корабля "Летучий Голландец". А это мой экипаж. Я хотел бы переговорить с руководителем.
      — Зачем? — подошел вплотную к Джеку посыльный. Его, видимо, заинтересовало лунное происхождение Джека.
      — Я могу оказать ему неоценимую услугу…
      — Какую?
      — Это я ему скажу только при личной встрече!
      — Хорошо, я передам генералу Генееву твою просьбу…
      Посыльный развернулся и ушел. Мы остались стоять и ждать. Я понимал, что Джек не собирался служить Вархату. Скорее всего, он хотел оттянуть время, скрепив союз с бандитами, а затем или смыться отсюда, или захватить власть в «Останкино». И то, и другое соответствовало его жизненным принципам и мировоззрению.
      Не менее чем через десять минут адъютант вернулся и сказал:
      — Генерал ждет вас!
      — Я хотел бы взять с собой друзей, — сказал Джек, показывая на четверых спутников. Блонди, конечно, он не считал членом своего экипажа. — Это верные мне люди, которые могут также оказать большую услугу генералу.
      — Хорошо, идемте, — курьер увел всех пятерых в апартаменты Вархата.
      Нас же завели в серое здание и, толкая оружием в спину, повели по ступенькам вниз. Спускались мы долго. Рядом скрипел лифт, но предназначался, наверное, только для бандитов. Кататься на нем простые смертные, которые шли на мясо тварям, могли только мечтать.
      Мечтали они, конечно, больше о свободе. Никакие другие мысли не могли быть здесь, подумал я, когда увидел жилище людей. Как страшно изменился ход человеческой истории. С одной стороны, это была циничная «скоторазводиловка», когда в специально отведенном боксе женщины рожали «продукты» для сцерцепов, а в других помещениям их выращивали. Твари же ели их живьем, так как не могли питаться уже умерщвленной пищей. И все здесь было поставлено на конвейер.
      И конвейер действовал. По моим оценкам, в лагере жило около десяти тысяч человек. И среди них было мало стариков, которые не могли выдержать условия такой жизни, наверное, их сразу пускали в пищу. Основная масса — это люди, родившиеся уже после биологической катастрофы. Фактически они представляли собой полуразумные машины, постоянно воспроизводящие мясо. Ведь никто их не обучал, не воспитывал и не проявлял заботу. И многие из них уже деградировали до скотского состояния.
      С другой стороны, это был единственный способ жизни в условиях тирании тварей, которые, в свою очередь, стремительно эволюционировали.
      — Я боюсь, Санджар, — прошептала Кэт. Она дрожала, рассматривая наше новое место обитания. Ей, конечно, здесь была уготована судьба матки-воспроизводителя.
      — Держись, я с тобой, — шепнул я ей, но тут же получил прикладом в ухо. От боли у меня аж потемнело все в глазах.
      — Молчать, скоты, — крикнул вархатник Борис. — Эй вы, идиоты, отведите этих баб в бокс, я сам лично начну процесс воспроизводства!
      — Только попробуй, гад! — не выдержал Хэндрик и двинулся в сторону вархатника. Тот, даже не изменившись в лице, нанес апперкот моему другу. Что-что, а драться этот подонок умел отлично.
      Хэндрик вначале подлетел, а затем упал, затылком стукнувшись об асфальт. Подскочившие вархатники стали с особым упоением пинать его, при этом издавая крики:
      — На, червячина!… Умри, скотина!… А он еще дергается! Добавьте ему, ребята!…
      Хэндрик извивался, стараясь прикрыть наиболее уязвимые места от ударов.
      — Прекратите, прошу вас, прекратите! — закричала Блонди. — Я согласна на все, но не избивайте его.
      — Это бандиты, дорогая, а они не знают жалости, — печально произнес Смоленский, а затем обратился к веселящимся вархатникам: — Вы уже схватили нас, зачем еще мучить?
      — А-а, Аркадий, я все хотел тобой заняться, — подошел к нему Борис, а вархатники радостно загоготали, предвкушая еще одну расправу. — Напрасно ты сбежал. И двоих наших уложил. Правда, они еще дышали, и мне пришлось отправить их к сцерцепам на жратву. Только так я спас свою шкуру за промашку с тобой. Сам понимаешь, Вархат не любит зевак в своих рядах.
      — Надо было тебя самого к тварям отправить…
      — Я всегда знал, что ты ко мне не равнодушен, — продолжал Борис. — А помнишь, я обещал тебя наказать?
      — Помню, — угрюмо ответил Аркадий. — Ты и без обещания наказывал многих.
      — А я всегда держу свое слово, — и по команде вархатника его дружки кинулись на Смоленского, повалили на пол и стали избивать.
      Кэт и Блонди завизжали. Я, превозмогая боль, кинулся на бандитов. Мне удалось сбить одного с ног, а другому въехать в ухо, но это успех оказался временным. Мощный удар по голове лишил меня сознания.

      Когда я очнулся, то почувствовал себя не совсем приятно. Точнее не чувствовал многих частей тела. Казалось, что у меня ампутировали левую руку и ноги. Спина представляла собой сплошной синяк или, как назвала Кэт, осмотревшая меня, гематому. К сожалению, у нее отняли аптечку и поэтому единственное, что она могла сделать, это только накладывать компресс на избитые участки. С это оказало свое воздействие, поскольку стала приходить тупая и ноющая боль.
      — Я, наверное, похож на отбивную котлету, — пошутил я и попытался пошевелиться. Но боль буквально сковала меня.
      — Сволочи, бандиты, скоты, — шептала Кэт, подразумевая, конечно, вархатников. — Они тебе отбили многие органы. Ты не шевелись! — вскричала она, увидев, что я хотел предпринять еще одну попытку встать с лежанки.
      — Заживет все, — улыбнулся я. — Сколько я лежал без сознания?
      — Более полусуток. Сейчас часа три дня.
      — А день, какой?
      — Третье мая. Год прежний.
      — Неужели все произошло в один день? Ужас какой-то, — подвел итог я и тут же спохватился. — А как ты?
      — Терпимо, — грустно улыбнулась Кэт. — Еще в женский бокс не водили, но обещали…
      У меня сердце гулко застучало, а в глазах потемнело.
      — Гады, они же тебя изнасилуют! — процедил сквозь зубы я.
      — А ты можешь помешать?
      — Я умру, но тебя им не отдам!
      — Лучше не умирай. Как-нибудь выберемся отсюда!
      — Но…
      — Молчи, — прижала палец к моим губам Кэт. — Не думай пока об этом. Мы в плену, и эту процедуру мне не избежать. Хотя мне до жути противно и страшно!
      — Я…
      — Молчи!
      — Хорошо, — прошептал я, чувствуя свое бессилие. Меня душила лютая ненависть к вархатникам. — Как там Хэндрик?
      — Возле Винни-Пуха сидит Блонди. По-моему, она не равнодушна к нему…
      — Он, по-моему, тоже. И это, наверное, хорошо…
      — Соперников меньше? Боишься конкуренции?
      Это неумная шутка меня разозлила:
      — Ничего я не боюсь! Я тебя люблю, и ты все равно будешь моей!
      Впервые я позволил себя громко и при ней признаться в своих чувствах. Кэт, конечно, не могла не догадываться об этом и восприняла спокойно.
      — Спасибо, Санджар, я тебя тоже люблю, — и Кэт, наклонившись, поцеловала меня в губы.
      Я буквально растаял от счастья. Даже боль ушла. Мне показалось, что я способен сейчас встать и начать крушить врагов. Но едва поднял руку, как боль возвратилась и пронзила предплечье.
      — Ой!
      — Я же тебе сказала — лежи и не двигайся!
      — Только ты не уходи, — попросил я ее.
      Кэт, помедлив, кивнула. Я понимал, она бессильна что-либо изменить в данной ситуации.
      Я повернул голову и осмотрелся. Мы находились в одной из комнат, которые раньше использовались для технических нужд. Здесь были кабеля, телекамеры, трансформаторы, все то, что обычно применяется в большом телевидении. Только все это было сломано и пришло в негодность. Из останков железных щитов были сооружены лежанки, на которых находились я и Хэндрик. Блонди сидела возле него и была, судя по выражению лица, в подавленном состоянии: она тоже понимала, что ее ждет женский бокс и встреча с насильником-вархатником.
      Больше никого в комнате не было.
      — А где Аркадий? — встревожился я, вспомнив о новом друге.
      — Он ушел узнать, где находится Алена, — тихо прошептала Кэт. — Кажется, он что-то задумал.
      — Он в порядке?
      — Во много раз лучше тебя! Уверена, он привык к такому обращению со стороны охраны… Жаль, что аптечки нет. А бы анаболиками быстро восстановила тебя и Хэндрика, и даже сделала бы вас во много раз сильнее.
      А это мысль, подумал я. Ведь сопротивление еще не закончилось. Можно неплохо отыграться.
      — Как здесь живут люди? — постарался получить побольше информации я.
      — Ужасно. Кормят консервными банками, срок которых давно истек. Дают в пищу траву, тухлую воду. Никакой медицинской помощи. Женщины рожают как автоматы. Родила, на следующий день — очередное зачатие. Рожать начинают в тринадцать лет. При таком темпе выдерживают не многие, хотя есть такие, как мне сказали тут женщины, которые выносили по двадцать детей. Однако, все равно смертность страшно высокая. Но и умереть не дают просто так. Видят, что человек сейчас богу душу отдаст — сразу ведут к тварям. А те рады сожрать…
      — Люди же теперь как убойная скотина…
      — Но естественного прироста населения «Останкино» не хватило бы для желудков тварей. Поэтому вархатники часто идут на охоту и вылавливают одиночек или те группы, которые коллективно сумели приспособиться и скрываться от сцерцепов… Говорят, что между племенами сцерцепов уже идут стычки из-за еды. Возможно, в скором времени твари начнут масштабно воевать друг с другом.
      — Скорее бы. Может быть, после этого их стало бы меньше? — прокряхтел я. — А отсюда можно сбежать?
      — Говорят, попытки иногда бывают, но не всем удается, — сообщила Нэйсон. — «Останкино» окружено колючей проволокой и минными полями, через которые практически невозможно пройти. На вышках стоят вархатники с пулеметами и автоматами. Единственный вход и выход строго охраняется.
      — Все равно я убегу, — прошептал я и закрыл глаза.
      В это время в комнату заглянул вархатник. Это был здоровяк весом в два центнера. Было удивительно, как в это голодное для людей время он сумел обзавестись жирком. Однако и мышц у него было предостаточно. Окинув взглядом всех нас, он весело произнес:
      — Гы-гы, а вот и я, Харя, великий бык-производитель. Какие тут красотки! Ух, ты! Блондиночка, ты мне нравишься! Говорят ты с Луны? Гы-гы, никогда еще не имел инопланетянку! А ты, курчавая, женишка нежишь? Давай, давай, скоро меня начнешь любить, гы-гы, — начал измываться он. — А я уж постараюсь тебя трахнуть, как следует, гы-гы!
      — Пошел ты, знаешь ку… — выразить мне мысль не дала Кэт, которая ладонью зажала мне рот.
      — Че он вякнул? — охранник подошел поближе.
      — Больно ему, просит еды, — пыталась защитить меня моя любимая.
      — Гы-гы, неженка, больно ему. Подумаешь, пару ребер сломали. В следующий раз не полезешь на вархатника, сука. На, жрите хаванинку, — тут вархатник бросил всем нам по банке древней тушенки и сноп полусухой травы. — Это ваша дневная порция!
      Уже скрываясь за дверью, я услышал его голос:
      — Через три часа, девахи, вас ждет Борис… Моя очередь — после него, гы-гы…
      — Гад ползучий, — выдавил я из себя. — Нам нужно сматываться.
      — Как? — подал голос Хэндрик, который все слышал.
      — Очень просто и в тоже время сложно, — раздался негромкий голос. Это был Аркадий. Вид, конечно, у него был не ахти, но лучше, чем у нас с Хэндриком. Хромая, он прошелся по комнате.
      — Как вы, ребята? — поинтересовался он.
      — Хреново!
      — Вижу, — согласился Аркадий. — Вархатники — это профессиональные мясники. Многие из них до катастрофы были элементарными уголовниками. А их дети — тоже вархатники — поучились этому мастерству от родителей.
      — Вы дело, говорите, Аркадий, как нам сбежать, а не про вархатников! — нетерпеливо сказал я.
      — Как вы сбежите в таком виде? — удивился Смоленский. — Вы двигаться не можете и не только выйти за пределы «Останкино» не сможете, но и вообще выйти из этой комнаты.
      — Если добудем аптечку и получим анаболики, то сможем, — ответил я. — Это специальные препараты, которыми нас кололи еще на Марсе, готовя к полету. Если получить ударную дозу, то мы станем сильнее в десять раз!
      — Организм может не выдержать такой нагрузки! — испугалась Кэт. — Это же мощный стимулятор. Мышечная ткань растет на глазах, кровяное давление и пульс при этом возрастают. Сердце может лопнуть…
      — Другого пути нет…
      — О каких путях ты говоришь, если аптечки нет, — хмуро прервала меня Кэт.
      — Я найду, — сказала Блонди, вставая. Хэндрик пытался схватить ее за руки и этим самым остановить, но у него не хватило сил.
      — Нет, Блондик, не уходи, — прошептал он.
      — Не беспокойся, все будет в порядке…
      — Как вы это сделаете, Блонди? — удивился Аркадий. — Все лекарства идут только в личное пользование Вархата и его банды. Нам — скоту — ничего не положено.
      — Я попробую все же достать, — и, кивнув нам, девушка исчезла в проеме двери.
      — Она добудет анаболики, — убежденно сказал Хэндрик. Во всяком случае, он верил.
      — Так как нам вырваться отсюда? — снова спросил я у Смоленского.
      Тот сел рядом с нами и тихо заговорил.
      — Убежать можно. Но без приборов в городе делать нечего. Ведь твари сразу учуют нас и сожрут.
      — А где взять эти приборы?
      — Их нам переправило Движение Сопротивления. В свое время я с товарищами организовал подпольную группу в «Останкино». Мы сумели установить связь с Калининым через подкупленного охранника. Как только Алена случайно попалась в руки вархатников во время облавы, то мы же сумели сообщить об этом Семену. Но кто-то из вархатников признал в ней дочь предводителя Движения Сопротивления. Генерал Генеев жутко обрадовался этой удаче. Ведь теперь он мог шантажировать Калинина.
      Но Семен просил нас спасти ее и тайно переслал два прибора-невидимки. Огнестрельное оружие, к сожалению, передать нам не смогли — человек-связник подорвался на мине. Генеев сразу понял, что кто-то хочет выкрасть Алену, и усилил охрану. А поскольку еще намечался шмон среди узников «Останкино» на предмет выявления оружия, то мне пришлось в эту же ночь совершить побег.
      Я и трое моих друзей тихо подкрались в апартаменты Вархата и зарезали двух охранников, которые сторожили Алену. Затем я и Алена сумели перейти минное поле, но трое моих товарищей погибли, поскольку прокладывали дорогу собственными телами.
      Вархатники устроили нам погоню. Правда, ночью они положились на тварей, которые могли нас спокойно отыскать, если бы не приборы. Но поскольку сцерцепы не справились с задачей, то Генеев отправил самого лучшего ищейку — Бориса Могильного…
      — Ну и фамилия! — изумились мы. — Как точно она отражает суть профессии этого негодяя.
      — Этот гад загубил много жизней, — тихо произнес Аркадий. — Мою жену насиловал, а потом убил именно он. Так что я должен ему отплатить по кровавым счетам… И Борис, пошуровав по всей Москве, нашел нас, вас и Джека… Так что побег не удался. Меня убивать не стали, хотя могли. Ведь сцерцепам нужно живое мясо, а не труп. Думаю, что меня приберегли для торжественных случаев.
      — Ужасно, — прошептала Кэт.
      — Но на этот раз как вы думаете сбежать? — вновь напомнил суть своего вопроса я.
      Но Аркадий и не думал отклоняться от темы беседы:
      — Вертолет!
      — Какой вертолет? — не понял я.
      — На крыше телецентра «Останкино» находится милицейский вертолет. Правда, им не пользовались более тридцати лет…
      — А-а, это уже никуда негодный аппарат, — махнул я, вспомнив заржавевшие машины на улицах города. — Наверное, такая же рухлядь, что мы встречали в пути.
      — Не скажите, Санджар. Он находился внутри ангара и поэтому не подвергся коррозии. Если его заправить бензином и поставить новый аккумулятор, то думаю, им можно воспользоваться.
      — А почему вы им раньше не могли воспользоваться? Ведь это отличная штука для побега!
      — Никто здесь не умеет управлять вертолетом. А вы — космонавты, наверняка имеете навыки вождения подобными аппаратами.
      — Вообще-то на Марсе, когда готовились к полету, мы водили реактивный геликоптер "Шорт", — задумчиво сказал я. — Это герметичный усовершенствованный многоцелевой вертолет, приспособленный к марсианским условиям. Но думаю, и земным милицейским не трудно совладать… Главное, навыки есть… — впрочем, в этом я был не очень уверен.
      Мои же слова обрадовали Аркадия:
      — Это хорошо! Мой план таков: мы отбиваем Алену, поднимаемся наверх и на винтокрылой машине улетаем на базу к Калинину. А потом вернемся и рассчитаемся с вархатниками.
      — Сначала нужно починить машину, — заметил я. — А тут все зависит от Хэндрика. Он у нас бортинженер, — пояснил я Смоленскому. — Отлично разбирается в технике.
      Хэндрик издал только какой-то малопонятный звук. Было трудно определить: или он считает план отличным, или бредовым, или не обещает починить машину.
      — Ты не мычи, а скажи толком, согласен? — фыркнул я на него.
      Винни-Пуху ничего не оставалось, как ответить:
      — А есть другой, что ли план? Конечно, согласен!
      В этот момент в комнату вошла Блонди. Ее комбинезон в самых интимных местах был разорван, а глаза пылали гневом и стыдом. В руках она держала аптечку.
      — Вот, — сказала девушка, передавая добытые препараты Кэт.
      — Что с тобой? — встревожился Хэндрик. — Как ты достала аптечку?
      — Пришлось проявить актерские способности, — сердито произнесла Блонди. — Играла роль лунной проститутки. Я подошла к вархатнику, который представился Харей, и сказала ему, что не прочь переспать с ним, но мне нужна аптечка. На его вопрос, мол, зачем, ответила, что в ней имеются женские сексостимуляторы, которые вызывают у нас специфические чувства. Харя, конечно, клюнул, и принес аптечку, но при этом пришлось ему позволить пощупать некоторые части моего тела…
      — У-у, гад! — процедил Винни-Пух.
      — Не теряй времени, Кэт! — сказал я. — Вводи анаболики.
      Бортврач сразу приступила к исполнению своих обязанностей. Она мысленно прикинула приблизительную дозу и ввела шприцем препарат в руку сначала мне, а затем и Хэндрику.
      — И Аркадию! — приказал я, поскольку считал, что Смоленский тоже должен принять активное участие в побеге и усиленная мускулатура ему не помешает.
      Кэт кивнула. Она оголила руку Смоленскому и прыснула анаболик. Правда, ему доза досталась небольшой, но зато уже в первые минуты Аркадий расплылся в улыбке, поскольку почувствовал эффект.
      — О-о-о, — протянул он. — Я ощущаю, как сила растекается по моему организму. Это как наркотик!
      — Это не наркотик…
      — Я имею в виду, что ощущение силы, спокойствия дают тоже наркотики, — пояснил Смоленский. — Это самый классный препарат!
      В рекламе Смоленского препарат не нуждался, поскольку мы сами знали эффективность анаболиков. Я сам ощущал, как сращивались поломанные кости, рассасывались «синяки», мышцы наливались силой и увеличивались в размерах. Уже через полчаса мы были в полном порядке.
      — Ух, ты! — вскочил Винни-Пух. — Я уже здоров.
      Блонди внимательно посмотрела на него, а затем неуверенно спросила:
      — А мне можно получить свою дозу анаболиков?
      Кэт сразу смекнула, зачем. Желание оторвать Харе задницу у Блонди вырисовывалось на лице.
      — Конечно. Ведь для побега нам всем нужны силы. Да и я не откажусь, — с этими словами Нэйсон приобщила себя и подружку к обществу культуристов.
      — Ну, как, бежим? — обратился ко мне Хэндрик.
      — Сначала я схожу наверх и попытаюсь пробраться в апартаменты Вархата, — сказал Смоленский. — Мне нужно узнать, где находится Алена.
      — Хорошо, но вы тогда покажите путь Хэндрику на крышу телецентра, чтобы он приступил к починке вертолета. Нам нужно убежать сегодня, пока Борис не приступил к исполнению обязанностей самца, — я был полон решимости начать борьбу за нашу свободу и жизнь.
      Аркадий с Хэндриком вышли из комнаты, но через несколько минут вернулись:
      — Вархатники закрыли помещение на час и нам из стойла не выбраться просто так во двор. Интересно, зачем это они сделали? Раньше такого не было. Придется ждать.
      — Хорошо, — согласился я. — Но тогда у нас совсем мало времени.
      — Тут ничего не поделаешь, — развел руками Аркадий. — Кстати, и еще одна новость. Мы видели банду Джека среди вархатников. Они уже служат в рядах предателей.
      Лицо у Блонди окаменело. Было видно, что ничего хорошего от участия ее бывшего командира в рядах вархатников она не видела. Я полностью разделял эти мысли.

      — Слушай, Блонди, — обратился к девушке. Та подняла на меня глаза, полные печали.
      — Вообще-то меня зовут Изабель Аттали, — тихо сказала она. — А Блонди — это мое прозвище, именно так меня ласково называл отец — Франс Аттали.
      — А-а, ясно. Наверное, из-за твоих светлых волос?… Кстати, а как ты очутилась на "Летучем Голландце"? — спросил я. — Не вериться, что ты одна из этих негодяев.
      — Правильно, что не вериться… Нет, — покачала головой девушка, — я далеко не поддерживаю взгляды фундаменталистов.
      — Кого? — удивился Хэндрик. — Каких еще фундаменталистов?
      Блонди посмотрела на него:
      — Фундаменталисты — это группа отъявленных террористов-фанатиков, которые захватили власть на лунной базе. Возглавляет их кровавый тиран — Жак Николсон, отец Джека…
      — Папаша, наверное, такой же подонок как сын, — пробормотал Аркадий. Играя увеличившей мускулатурой, он демонстрировал свое желание оторвать башку командиру лунного шаттла.
      — Да, к сожалению, — печально произнесла Изабель. — Но поделать с этим не могут четыре тысячи человек — именно столько колонистов на Луне. Хотя Николсона поддерживает всего около двухсот фанатиков из числа банды террористов, но именно у них оружие и власть. Жак провозгласил новую религиозную доктрину, согласно которой Луна — это настоящий Эдем человечества, именно отсюда придет Великая Мессия. Мол, колонисты — избранные господа и поэтому должны осваивать новую планету. А о Земле нужно забыть. Это проклятая богом пространство. И за грехи люди там преданы анафеме и смерти.
      В принципе, ничего страшного эта религия не имела бы, если не существующие жестокие порядки. Ведь по новым религиозным законам вся власть принадлежит жрецу. Николсон, став им, лично распоряжается жизнью каждого колониста: кому сколько есть, с кем спать, когда умереть и где жить. Продуктов питания на Луне достаточно за счет производства искусственных протеинов, но распределяемая жрецом порция едва хватает для поддержания физических сил. А сам и его охрана обжираются как свиньи. И все женщины колонии в полном их распоряжении.
      — Ничего нового эта теория не несет, — заметил Аркадий. — Я в университете изучал историю религии и могу сказать, что это подобная доктрина самая неправедная и призвана обеспечить только власть имущих. Жак — элементарный тиран.
      — Все правильно. Но тех, кто не согласен с этой религией, ждет суровая кара, вплоть до смерти. Беднягу живьем выкидывают на поверхность Луны, а затем труп привязывают к шесту и устанавливают перед окнами жилого комплекса, чтобы все люди могли увидеть. На многих это действует устрашающе.
      — Понятно, — кивнул Смоленский. — Обычная тактика диктатора… Странно, что им стал вполне просвещенный человек, — увидев усмехнувшееся лицо Изабель, он спросил: — Наверное, он когда-то был ученым? Иначе как бы он попал на Луну?
      — Какой он ученый! Это обычный террорист! Жак Николсон принадлежал к ультралевой военизированной организации "Коммунистос коменданте", которая базировалась в Коста-Рике и вела партизанскую войну с правительством. За многочисленные грабежи и убийства мирного населения он был арестован и посажен в тюрьму. Но судить его не успели, так как события опередила всеобщая биологическая катастрофа в 2011 году. Жак сумел сбежать с разрушенной тюрьмы и уцелеть в схватке с сцерцепами. Затем он сколотил банду, захватил оружие и боеприпасы. Случайно узнав о морской платформе «Трэйсэй-7», головорезы добрались до этого космодрома. Там в это время находились в состоянии старта два космических многотоннажных корабля серии «Спейсробус-2». Одним из них был "Летучий Голландец".
      Банда Николсона, взяв силой пилотов космопланов, сумела взлететь с Земли и достичь Луны. Там они быстро навели свой «порядок». С этого момента началась "золотая эра Жака". И «расцвет» его религиозной доктрины.
      — А зачем тогда вам понадобилась платформа с грузом-490? - спросил я. — Ведь она предназначалась для марсианской колонии.
      — Жизнь на Луне не имеет перспективы, если не начать массовое освоение планеты. Необходимо строительство новых жилых и производственных блоков, транспортных коммуникаций. Согласно проекту «Селена-Земля-2030» планировалось запустить автоматизированные заводы и фабрики по производству жизненно необходимого оборудования, машин и прочего. А для этого нужно добывать ресурсы. Как показали геологические исследования, Луна богата минеральными ископаемыми.
      Чтобы добывать уран, железо, медь, цинк, олово и многие другие элементы из лунной поверхности нужны специальные роботы. Насколько мне известно, их планировалось отправить в 2040 году после того, как будут получены данные эксплуатации подобных машин с груза-490. Но катастрофа, как вы понимаете, изменила планы людей. Станции на Луне остались недостроенными, а производство — законсервированным. Поэтому Жак обратил свои взоры на вашу платформу.
      Жак, хотя и был жестоким диктатором, однако понимал, что без ученых ему в условиях Луны не выжить. И поэтому часть научного персонала станции он допустил к ограниченному управлению колонией. Мой отец — геохимик вошел в эту группу. Он же добился, чтобы меня включили в состав экипажа, хотя Жак не очень-то этого и хотел.
      — А почему ваш отец хотел отправить вас в полет? Вы, кажется, родились на Луне? — меня интересовали подробности и поэтому я задавал, может быть, не совсем тактичные вопросы, несмотря на сердитые ужимки Хэндрика, которому не нравился этот «допрос». Кажется, мой друг переориентировал свои интересы с Кэт на Блонди. Это меня, честно говоря, устраивало. И я даже где-то краем мозга думал, как бы стимулировать этот позитивный процесс.
      — Да, я родилась в две тысячи двадцать третьем году на лунной базовой станции "Море Дождей". Джек Николсон родился на десять лет раньше и раньше, естественно, стал осваивать азы палача и тирана: ведь Жак хотел потом передать всю власть жреца по наследству в надежные руки.
      А отец отправил меня в сообществе негодяев не для того, чтобы я могла поближе посмотреть на свою прародину. Дело в том, что я намеревалась помешать Джеку угнать платформу…
      — Ух, ты! — поразился Хэндрик. — А почему?
      — Наши эксперты случайно зафиксировали космический корабль, который летел к Земле. Конечно, Жак догадался, что это марсиане снарядили шаттл и хотели забрать груз-490. Поэтому началась срочная подготовка "Летучего Голландца". Это была трудная задача, так как бандиты еще в первые годы замучили пилотов, которые попытались организовать восстание против тирана. Поэтому людей, умеющих управлять шаттлом, а также готовить его к полету, было не столь много.
      Мой отец имел диплом летчика-пилота и поэтому научил меня всему тому, чего знал сам. Конечно, ему пришлось обучить и Джека, но самое главное — сумел всем внушить, что без второго пилота "Летучий Голландец" не поднять в космос. Поэтому Жак вынужден был включить меня в состав экипажа.
      — Но ваш отец под принуждением мог обучить еще пару негодяев пилотированию…
      — Нет, он отказался и не сделал бы это даже под пытками. А у Жака не было времени — он боялся, что марсиане раньше уведут платформу, чем будут готовы новые пилоты.
      — К сожалению, я не могла активно вмешаться в стычку, и поэтому Джек вынудил вас пойти на таран, — печально произнесла Изабель. — Простите.
      — Незачем извиняться, — ответил я. — Вы и так сделали больше, чем могли. Если бы Джек сразу бы шарахнул из ракетомета, то мы сейчас точно бы не сидели здесь, а летели куда-нибудь к Урану в виде застывшей глыбы.
      — После твоего тарана мы точно могли лететь глыбой, — прошипел Хэндрик.
      — А ты тогда почему не предложил другой вариант поведения, а? — заступилась за меня Кэт.
      Хэндрик промолчал. Видимо, он сказал не со зла, а для того, чтобы просто ляпнуть что-нибудь. Но при этом он забыл о возможности задеть своего друга.
      Аркадий вышел из комнаты, чтобы выяснить обстановку и вдруг быстро вернулся. Он же сообщил следующее:
      — Вход открыли. Люди, которые все видели, сказали мне, что Джек стал одним из руководителей вархатников. И первое свое дело Николсон начал с того, что, закрыв все входы-выходы, устроил проверку охраны. Вархатники уже выразили свое недовольство. Борис Могильный сцепился с ним, видимо, разозлился, что пленник вдруг резко взлетел до заместителя Генеева. Харя подрался с Хваном и получил сотрясение мозга. Китаец, по-моему, хорошо владеет борьбой у-шу. Вархатник надолго запомнит, что такое лунарь. Сейчас предатели обсуждают последние "внутриполитические события". В принципе, это хорошо, вархатникам пока не до нас. Девушек они до утра точно не тронут.
      — Если Джек стал охранником, то нужно ждать заварушки, — быстро произнесла Изабель. — Он не станет приспешником у земного бандита, а будет решать задачи, которую поставил ему Николсон-старший. А за нас он скоро возьмется, и если мы не убежим, то все станем трупами или… пищей для тварей.
      — Тогда вы идите, а мы прикроем вас, — сказал я, обращаясь к Аркадию и Хэндрику. — Вархатники не подумают о побеге, если увидят нас находящимися в комнате. Постарайтесь уложиться за два-три часа. Ты справишься с вертолетом? — спросил я у своего друга.
      Винни-Пух пожал плечами:
      — Я не видел эту машину и не знаю, в каком она состоянии. Может быть, она вообще не способна взлететь. Еще вопрос состоит в том, есть ли где-нибудь горючее, аккумулятор, чтобы заправить вертолет.
      Опасения были резонными. Но другого выхода мы пока не видели.
      — Тогда топливо и аккумулятор я беру на себя, — сказал я.
      — Отлично. Побег назначим на семь часов вечера, — произнес Аркадий. — К этому моменту будьте на крыше "Останкино".
      На том и порешили.

      Аркадий и Хэндрик исчезли за дверью. Через пять минут вслед за ними вышел и я. Кэт и Изабель остались в комнате. Была надежда, что в эту комнату пока никто не войдет.
      Нужно сказать, что к этому моменту я совсем не ощущал боли, поскольку анаболики выполнили свое назначение. Мои мускулы налились силой, а походка была легкой и пружинистой. Казалось, что стоит мне подпрыгнуть, как я высоко взлечу.
      Но взлететь мне предстояло на вертолете. И с целью добычи «пищи» для мотора я отправился на поиски. Мне пришлось идти мимо сотни комнат, где ютились люди. Судя по их выражению лиц, походкам и поведению, они фактически были зверями. Многие из них не говорили, а только мычали, к тому же внешний вид говорил о том, что они не знали понятия о культуры или опрятности. Такое могло быть только или при массовом психическом отклонении, или деградации личности. Последнее, конечно, связывалось с разложением человеческого общества.
      И поэтому обитали они на самых последних подземных этажах телекомплекса «Останкино», фактически в подвале. Два более верхних отводились женщинам и детям, поскольку они воспроизводили и растили «пищу» для сцерцепов. Людям разрешали выходить на поверхность днем, чтобы они могли получить свои солнечные ежедневные ванны, но происходило это под жестким контролем охраны. При попытке бегства вархатники старались жертву не убить, а изловить и покалечить, ведь трупами твари не питались.
      Трудно судить, какой приплод приносили люди и насколько им обеспечивались твари, но мне казалось это неэффективное «производство». Однако, человекоразведение происходило и пока это обеспечивало хотя бы на минимальном уровне потребности сцерцепов.
      Интересно, что я, будучи на Земле уже второй день, до сих пор не видел этих существ ни живыми, ни мертвыми. Хотя еще на Марсе фотографии тварей были во многих учебниках, например, биологии или истории Земли. Но их «духовное» присутствие ощущалось везде, и все дела в концлагере были частью их жизнедеятельности.
      Ощущение человеческого унижения были для меня самыми тяжелыми в этих местах, и я поскорее постарался покинуть эти этажи. Но если три нижних этажа я прошел без проблем, то на выходе во двор меня остановили вархатники:
      — Куда прешь, червяк? Не видишь, ночь идет. Прогулки закончились! Топай обратно в стойло!
      — Извините, господа, — стараясь заикаться, как вроде бы от страха перед ними, заговорил я. — Меня вчера Борис проучил и его урок не прошел даром. Теперь я хотел бы извиниться перед ним…
      — Ха, чихать он хотел перед твоими извинениями, — прервал меня вархатник. — Вали отсюда!
      — Но я хочу стать его личным рабом!
      Вархатники удивленно переглянулись. Это им явно польстило. Как мне потом стало известно, никто из разумных людей добровольно не становились слугами бандитов. А полуразумных никто в расчет не брал. Поэтому они несколько смягчились:
      — Хорошо, можешь идти. Он где-то там шастает! — показал в сторону склада охранник. — По-моему, не пришел в себя после скандала с Джеком, этим новым заместителем генерала!
      — Заодно и нам послужишь, червяк! — крикнули предатели мне, когда я, кланяясь перед ними, устремился в указанном направлении.
      — Хорошо, хорошо, господа, рад стараться!
      Я слышал, как они радостно гоготали.
      Но я не собирался искать Могильного, хотя желание оторвать ему голову у меня возникло. Сначала нужно было порыться на складе. Чтобы добраться до него мне пришлось пересечь около ста метров открытого пространства и кланяться каждому вархатнику. Стоявшие на вышках часовые внимательно следили за мной.
      И только когда я вошел внутрь склада, то позволил себе перевести дух. Пот градом лился по моему лбу, ведь напряжение было огромным. Но нельзя было терять времени. Уже скоро темнело, а впотьмах было глупо что-либо искать.
      Поэтому я сразу приступил к поиску необходимого. Склад никто не охранял, поскольку здесь и ничего не было интересного для вархатников. Фактически это было кладбище металлолома, никому не нужного хлама. Здесь были сотни трансформаторов, катушек, телекамер, видео и телеаппаратуры, жгуты кабелей, передвижные устройства, телескопические подъемники, колеса, краски и многое другое. Отыскать необходимое в этом мусоре было не так просто.
      Но мне подфартило. Возле бутылей с химическими реактивами я обнаружил несколько зелено-коричневых канистр. Вскрыл одну — и оттуда с шумом вышел характерный запах. Это был бензин. За столько лет хранения он не расслоился и не коррозировал железо, это свидетельствовало, что годился в качестве топлива для вертолета.
      — Отлично! — обрадовался я. — Здесь пять двадцатилитровых канистр. Возьму три. Шестидесяти литров должно хватить для побега.
      Теперь оставался аккумулятор. Вот с этим пришлось повозиться. Я облазил все уголки склада, разрыл десятки устройств и наделал столько шума, что мог спокойно привлечь внимание вархатников. Но в этот момент я почему-то не думал о них, все больше заражаясь азартом археолога.
      В конце концов, я отыскал два старых разбитых автомобильных аккумулятора. Одного вида хватило, чтобы понять: они абсолютно не способны давать ток, так как свинцовые пластинки покрылись кристалликами, электролит давно вытек, а дистиллированная вода испарилась. Странное дело, но я не пришел в отчаяние. Наоборот, стал размышлять:
      — А почему именно аккумулятор? Ведь он нужен только для того, чтобы запустить стартер. А потом работает мотор и автоматически включается генератор, который и снабжает бортовые системы электричеством. Значит, мне нужно только то, что может обеспечить запуск. А им может быть любой прибор, вырабатывающий электричество… Пьезоэлемент! Кажется, я его где-то видел.
      Действительно, среди энергосиловых механизмов я нашел небольшой приборчик с рукояткой. Стоило ее разу крутануть, как из выводящихся проводов засверкали искры. Несмотря на ее размеры, мощности должно было хватить для вертолета.
      — Отлично, — пробормотал я. — А как теперь вынести канистры? Ведь вархатники сразу ими заинтересуются…
      — Конечно, заинтересуются, — раздался сбоку до тошноты знакомый голос. Это был Борис, который, облокотившись на ящик, смотрел за моими поисками. — Я все стоял и наблюдал за тобой, червь, что ты ищешь. Зачем тебе пьезоэлемент и горючее? Решил взрывчатку соорудить? Или заправить автомобиль и драпануть отсюда, а?
      Я молчал.
      Могильный, снимая с пояса автомат «Калашникова», подошел ко мне. Его глаза пылали недобрыми огоньками, лицо было искажено злостью. Я уже знал, что сейчас начнется очередная экзекуция.
      — А может, хочешь сделать сюрприз для Вархата, а затем тоже записаться в его помощнички, а, червь? — по этим фразам я сразу понял, что Борис переживал за быструю карьеру лунного Джека. Практически самый лучший охотник за людьми по неизвестным ему же причинам отодвигался на второй или даже третий план. Впрочем, и мне было интересно, а что такого предложил Николсон-младший генералу-предателю.
      — В помощнички — это не для меня! Я никогда не мыслил себя в рядах предателей! А что касается сюрприза, то это да. Вот первый из них, — и я, левой ногой отведя автомат в сторону, правой въехал в голову противника.
      Автомат отлетел в сторону. В другую же направился Борис. Удар был мощным, потому что лицо вархатника сразу покрылось кровью. Но надо отдать должное ему: Могильный сумел пересилить боль и вскочил, заняв боевую стойку. Я видел изумление, которое охватило его: как хиляка с Марса сумел нанести такой удар, особенно если учесть, что только вчера он и несколько охранников хорошенько поизмывались надо мной.
      — Видимо я тебя недооценил, червь марсианская, — процедил Борис, отплевывая кровь. — Но это мы быстро исправим, — он еще надеялся легко справиться со мной и считал мой успешный прием состоявшимся только за счет фактора неожиданности.
      — Смотри, как бы опять недооценил, Могила, — зловеще прошипел я и, больше не желая тратить время на разговоры, перешел в наступление. Я чувствовал в себе заряд энергии от анаболиков, который требовал выхода наружу. К тому же меня еще держали в плену вспоминания о вчерашнем избиении.
      — Держись, гад, — сказал я и, подпрыгнув, нанес удар ногой. Метился опять в голову, но Борис сделал кульбит и сумел уйти от удара. В свою очередь он метнул руку, стараясь раскроить мне череп. Я немного отклонился и его кулак прошел вскользь моего уха, немного раскровив. Одновременно мое левое колено въехало ему в солнечное сплетение.
      Могильный охнул, но блокировал мой следующий удар. Только подсечку, которая именовалась "хвост дракона", лишила его равновесия, и он упал на пол.
      Упал он, честно признаться, на самое неудачное место — прямо на выступавшую из пола арматуру. Железный стержень прошел сквозь затылок и вышел изо рта. Его кровь брызнула как из фонтана. Тело несколько секунд конвульсировало в смертной агонии, а затем расслабилось.
      Борис Могильный, один из руководителей организации предателей и слуг сцерцепов был мертв. И его убил я. Вначале я бессмысленно смотрел на труп, и только затем до меня стало доходить, что впервые лишил жизни другого человека.
      Честно скажу, это были самые неприятные для меня минуты. Нельзя передать те чувства, которые меня охватили, ведь на Марсе больше всего ценилась жизнь, а здесь на Земле она не стоила и ломаного гроша. Такое трудно воспринять разумом и сердцем.
      Но дело было сделано. Возможно, смертью негодяя я спас себя и друзей. Теперь необходимо было скрыть труп от посторонних взглядов, ведь сюда могли войти в любую минуту вархатники.
      Уже втискивая тело в ящик из-под приборов, вдруг мое внимание привлекла форма Бориса. И я задумался. А почему бы ни одеться в вархатника? Ведь так легче будет проходить через посты и сбежать.
      В иной ситуации я бы не стал заниматься подобным мародерством, но сейчас иного выхода не было. Одежда Бориса мне была в пору, только ботинки оказались немного большими. Я засунул за пояс пистолет, закинул на плечо автомат, надел красную каску. Конечно, нашивки говорили о том, что я являюсь заместителем Генеева. К сожалению, всех заместителей генерала на базе знали и меня могли разоблачить в первую же минуту.
      — Нужно спрятать лицо, — подумал я. И тут же решил на плечи водрузить три канистры, а каску натянуть поглубже. Тогда точно никто не узнает меня.
      Шестьдесят литров бензина, пьезоэлемент, оружие для меня не были столь тяжелыми, и такой груз я мог поднять, конечно, благодаря действию анаболиков. Когда я вышел из склада, то уже было темно. Солнце практически зашло за горизонт, а Луна вступала в свои полные права.
      Несмотря на это в лагере было людно, правда, двигались по территории охранники. Они переругивались, пили спиртное и кое-где даже сцепились между собой. В другой части комплекса вархатники «веселились» с женщинами: я слышал их мольбы и крики.
      Идя к входу, я почувствовал, как мое сердце учащенно забилось. Там стояли два часовых.
      — Борис, неужели ты сам все это несешь? — удивился один из них. — Мог бы кого-нибудь из скотов припахать!
      Я буркнул что-то в ответ. Не ответить было нельзя, но при этом постарался выдать невнятное, чтобы охранники ничего не разобрали и по голосу не признали во мне чужака.
      Это мне удалось.
      — Совсем рехнулся после скандала с Джеком, — услышал за своей спиной бормотание вархатника.
      — Ты молчи уж, Серега, а то Могильный разозлиться и начнет разбираться с тобой, — посоветовал ему другой. — Нужны ли тебе проблемы? Через час все равно смена — и мы можем идти в женский бокс. Говорят, там две новенькие есть — с Луны и Марса. Вот это класс!
      Я чуть не обрушил на них канистры, но вовремя сдержался. Нужно было действовать быстрее. В коридоре и на лестничной площадке тускло горели лампы, но их света было достаточно, чтобы видеть ступеньки и идти в нужном направлении. Видимо, электричество в здании вырабатывалось за счет бензиновых генераторов.
      На крышу комплекса я взлетел, словно в меня установили ракетный двигатель. Там было тихо и темно. Только Луна освещала бетонное покрытие. Я прошелся по вертолетной площадке, стараясь не спотыкнуться о валявшие предметы.
      — Хэндрик, ты где? — шепотом позвал я.
      Из ангара послышался его испуганный голос:
      — Это ты, Санджар?
      — Я, как слышишь!
      — А что ходишь как микроб? Я от неожиданности чуть резьбу на гайке не сорвал, — пробурчал мой друг, возникая из темноты.
      — Тварей здесь нет? — поинтересовался я.
      — Нет. Зато их там много, — указал за пределы комплекса Хэндрик, — слышишь, как они вопят?
      Действительно, из города до нас донесся жуткий вой.
      — Не хотел бы я сейчас оказаться там, — покачал головой Винни-Пух.
      — Как вертолет? — перебил его я. Этот вопрос больше всего меня тревожил, а бортинженер как бы специально оттягивал время.
      — А как горючее и аккумулятор? — последовал встречный вопрос. Но это меня не смутило.
      — Вот три канистры и коробка с пъезоэлементом — им можно запустить стартер, — сказал я, указывая на стоявшие у двери принесенные мною вещи.
      Хэндрик пошевелил носом:
      — Верно, чую бензин!… А, с вертолетом все в порядке. Правда, смазка выдохлась и при работе может быть перегрев деталей и их износ. Может даже треснуть ось. Честно говоря, требуется тщательная смазка всех систем, но вертолет, как я понял, нужен нам на краткое время. Надеюсь, что детали выдержать небольшой полет.
      — Ну, в Антарктиду лететь мы не собираемся, а за пределы города долететь сумеем, значит, — подвел итоги я. — А теперь давай заправим машину. Потом я вернусь к девчонкам.
      Мы взяли канистры и направились к вертолету. Это была шестиместная модель "МИ-321. Полицейский вариант". Оружие на борту отсутствовало, кроме мощного прожектора и системы отслеживания за преступниками. Я критически осмотрел приборную панель и согласился, что в принципе управлять такой штукой не сложно. По крайней мере, значительно проще, чем марсианским «Шортом». Жаль, что пробный полет не предусмотрен, подумал я, а было бы неплохо изучить все аэродинамические и технические характеристики геликоптера.
      — Помоги мне, — попросил Хэндрик. Он залез на корпус и открыл крышку топливного бака. Я передал ему канистру.
      Как он сливал жидкость в бак вертолета, я не видел — было темно, зато отчетливо слышал шум стекающей жидкости, ощущал бензиновые испарения.
      — Давай, — потребовал Хэндрик следующую канистру.
      Через минуты две он опорожнил и ее.
      — Последнюю давай, — эта также быстро заполнила содержимым бак вертолета. Затем бортинженер аккуратно водворил крышку на место и завинтил.
      — Отлично, — произнес он, спрыгивая вниз. — А где твой пьезоэлемент? Я бы хотел его проверить.
      Взяв коробку, он крутанул рычаг. В темноте засверкали искры. При их свете я увидел довольное лицо сэра Хамильтона.
      — Годится! — дал свое заключение Винни-Пух. — Сейчас приделаю к стартеру, — и он опять полез внутрь машины.
      — Я тебе нужен? — спросил я у него.
      — Нет!
      — Тогда я пошел к своим.
      Тут Хэндрик на секунду отвлекся:
      — Ты проследи также и за Блонди, — немного дрогнувшим голосом попросил он, — чтобы эти гады ее не тронули? Хорошо, Санджар?
      Я кивнул. Судьба Изабель теперь больше беспокоила, чем Кэт. Меня же это устраивало.
      Спуститься на верхние этажи было непросто. Ведь теперь было нечем прикрыть лицо, и любой вархатник сразу бы увидел подмену. Пришлось выходить на лестничную площадку только тогда, когда она пустовала, и сразу прятаться в проемы, как только первый вархатник появлялся в поле зрения. Это было тоже опасно, так как подозрительным выглядело бы то, что вархатник прячется от своих же. Человек-скотина прополз бы без осложнений. Спасло меня же тусклое освещение, которое делало невозможным тщательное рассмотрение человека.
      В любом случае я без происшествий добрался до комнаты.
      Увидев человека в форме предателя, Блонди слабо вскрикнула. Испугалась и Изабель. Они подумали, что пришли за ними. В женском боксе их, конечно, ожидала целая орава бандюг.
      — Это я, — пришлось мне успокоить девушек. — Вынужденная мера маскировки!
      — Ты нас страшно напугал! — произнесла Изабель.
      — Извините. Аркадий еще не появлялся?
      Ответить Блонди не успела, так как мы услышали выстрелы. Я сразу почувствовал, что началась заварушка и в ней замешан наш общий друг.
      — Быстро вставайте! Бежим! — и, схватив Кэт за руку, буквально силком выволок из комнаты. По коридору, пиная лежавших на полу полулюдей, бежали вархатники. Они тоже были встревожены выстрелами. Видимо, такое давно здесь не происходило.
      — Могильный! Что случи… — один из вархатников обратился ко мне, поскольку увидел нашивки заместителя генерала и тот час поперхнулся. Он сразу все понял.
      Ситуация резко изменилась. Теперь дело решали миллисекунды — кто быстрее успеет выхватить оружие. На какую-то долю успел я. Автомат выплюнул горячий свинец. Я забыл поставить оружие на автоматическую стрельбу, и выстрел был одиночным. Слава богу, ее силы хватило, чтобы вархатника отбросить на следовавших за ним друзей.
      Это напомнило мне древние земные фильмы об освоении западной части США, которые мы смотрели на Марсе. Вестерны, кажется. Тогда между противниками время становилось основным фактором в борьбе за жизнь. Кто успеет выстрелить из "кольта".
      Стычка между мной и вархатниками началась. Пока они барахтались на полу, стараясь столкнуть мертвое тело товарища, я перевел автомат на бесперебойную стрельбу. И едва они появились, мой «Калашников» был уже нацелен на них.
      — Измена! — закричал один из них, выхватывая оружие. Он хотел порешить всех нас.
      Я же ожидал, когда пистолет будет направлен на меня. Может, где-то я хотел придерживаться законов ковбойской жизни, а может, хотел удостовериться, что он все-таки хочет убить меня, и поэтому оттягивал момент принятия окончательного решения.
      — Стреляй! — завизжала Блонди.
      Ее крик хлестнул по моим натянутым нервам, и я нажал на спуск. «Калашников» изрыгся кинжальным огнем. Под его мощью слегли все вархатники.
      Люди, наблюдавшие за сценой моей борьбы с вархатниками, в ужасе разбежались. Они решили, что сейчас я примусь за них. Вой и крики нам помогли, так как другие охранники, услышав выстрелы, побежали за ними, считая их причиной заварушки. Этим самым они отвлеклись от поисков настоящих виновников.
      — Вперед! — скомандовал я, и вместе с девушками стал подниматься по ступенькам на седьмой этаж. По дороге мне пришлось уложить еще четверых вархатников. Пока мне все сходило с рук. Ни я, ни девушки не были даже поцарапаны.
      На пятом этаже мы услышали стрельбу и звуки погони. На лестничную площадку вбежали Аркадий и Алена. Смоленского, судя по всему, ранило, он хромал, был обляпан кровью. Увидев меня, он сначала принял за вархатника и вскинул пистолет.
      — Не стреляй, Аркадий! — остановил я за долю секунды, как его пальцы чуть не нажали на спусковой крючок.
      — Это ты? — прохрипел удивленный Аркадий, качаясь от боли. — А как похож на Бориса…
      — Кэт Нэйсон! — вскричала Калинина и кинулась к Кэт. Моя девушка обрадовалась и обняла ее.
      — За нами погоня!
      — Я это вижу, — процедил я. — Блонди, Кэт, помогите Аркадию. Алена, беги на крышу и кричи Хэндрику, чтобы он заводил вертолет. А я прикрою вас!
      — Но…
      Прерывать мне Кэт было некогда, так как дверь открылась, и в проеме возникло сразу четыре вархатника. Я срезал их как бритвой. Следовавшие за ними открыли огонь. Пули прошли прямо над моей головой и, рикошетом, отскакивая от стен, едва не ранили остальных. Это вполне убедило Кэт и Изабель, что нужно покидать это место.
      — Получайте, гады! — прорычал я и нажал на гашетку. Автомат издал короткую речь и замолк — кончились патроны. А больше боезапаса у меня не было. — А-а, черт! Вот невезуха!
      Я уже хотел было схватить один из валявшийся на полу автоматов мертвых вархатников, но не успел. На лестничной клетке появились остальные преследователи. Я понимал, что если начну дальше тянуться к оружию, то мгновенно буду убит. И поэтому выхватил из-за пояса пистолет.
      Бам! Бам! Бам! — и три трупа. В ответ один успел дать очередь, и две пули прошили мне левую ногу.
      Я почувствовал резкую боль и едва не свалился на пол. Кровь хлестала из ран, силы уходили, как вода в решете, и в итоге земное притяжение все-таки сумело меня побороть. Я рухнул на пол.
      Я сквозь пелену тумана видел, как на лестничную площадку вваливаются вархатники. Увидев меня, раненного, и тела мертвых соратников, они рассвирепели и стали пинать по моим ранам. От такой боли я глухо зарычал.
      — Получай, сука! — вопили вархатники, все больше распаляясь. — Он убил моего кента, гаденыш!… И Персика отправил на тот свет, вот мерзавец!… Не жалейте его, ребята, давите!…
      Бац! Бац! Бац! Бац! — прозвучало сверху три выстрела. Избивавшие меня вархатники свалились рядом. Оставшиеся в живых кинулись за дверь.
      Я, превозмогая боль, повернул голову и увидел Кэт, сжимавшую аркадьевский пистолет. Это она стреляла в вархатников, и видимо, сама находилась в шоке от проделанных ею же действий. Я понимал, каковы ощущения, когда впервые стреляешь в человека. Это нельзя описать словами.
      — Кэт! — простонал я и пополз через трупы, оставляя за собой кровавый след.
      — Санджик! — крикнула Кэт и кинулась ко мне.
      — Братва, да это марсианская стерва! Она Харю прикокнула! — крикнул кто-то из-за двери и Кэт, обозлившись на это оскорбление, выпустила всю обойму на голос. Раздался шум падающего тела. Видимо, Нэйсон оказалась на удачу меткой.
      Такой мощный «артогонь» несколько смутил вархатников, и они на время прекратили свои атаки. По-моему, они просто испугались, поскольку давно не участвовали в серьезных боях и не ожидали встретить такой отпор. Теперь они пересматривали свою тактику захвата, а для детального обсуждения им требовалось некоторое время, что было нам на руку.
      — Терпи, Санджик, сейчас я тебе помогу, — сказала Кэт и помогла мне встать. От боли я закусил губу, но не произнес ни звука. Нэйсон понимала мои чувства и восхищалась силой моей воли. Со стороны я тоже гордился собой. Так вдвоем мы смогли пройти два этажа и очутились на крыше. Луна уже светила во всю и казалась ярче коридорных ламп. Мы увидели копошившие возле вертолета темные силуэты.
      — Блонди, помоги мне! — позвала Кэт. Через несколько секунд Изабель появилась возле нас. Она схватила меня за другую руку, и две девушки буквально понесли меня. В иной ситуации я бы поразился их силе, но сейчас понимал, что такими они стали благодаря анаболикам.
      Вертолет уже начинал гудеть — Хэндрик смог запустить двигатели. Увидев мое состояние, он понял, что машину придется вести ему. Но я считал себя основным пилотом экипажа и способным управлять геликоптером.
      — Кэт, введи болеутоляющий препарат и стимуляторы, останови кровь, — приказал я. Кэт кинулась к аптечке и достала необходимые пакеты. Первым делом она выдавила из тюбика мгновенно застывающуюся биопасту, которым закупорила раны. Затем шприцем ввела антибиотики, чтобы обезвредить микробы, а также стимулятор для предотвращения омертвления тканей кожи и мышц Последним уколом она сняла боль.
      Теперь я ощущал себя лучше.
      — Всем в машину! — приказал я и полез в кабину пилота. Все прыгнули в пассажирский салон.
      Мотор перешел в рев, а вращающиеся лопасти слились в круг. Я приподнял машину и осторожно подвел ее к выходу ангара, стараясь не задеть стены или потолок. Но ворота были узкими, требовалось пошире открыть двери, иначе лопасти просто бы сломались о проем.
      — Мы не пройдем! — крикнул я. — Нужно толкнуть в сторону дверь!
      Блонди, которая сидела позади меня, все поняла и выскочила из кабины, опередив Хэндрика. Она подбежала к выходу и стала толкать в пазы дверь. Та со скрипом поехала в темноту.
      Тут из-за угла появилась фигура вархатника.
      — А, сука, все-таки ты предала нас! — крикнул негодяй и я узнал в нем Джека. Он вцепился в шею девушки и большими пальцами давил на дыхательные пути, стараясь задушить ее.
      Хэндрик выскочил из вертолета и побежал на помощь. Но его вмешательства не потребовалось. Ведь Изабель сама сейчас была сильной. Она въехала ногой в пах Николсону, и тот согнулся. На его лице, кроме боли, возникло выражение изумления, видимо, он не ожидал сопротивления и такой силы со стороны бывшего члена своего лунного экипажа, отличавшегося, как он считал, кротостью и слабым характером. Теперь ему пришлось изменить свое мнение.
      Изабель врезала ему в морду, а затем ударила по печенкам. Джек свалился на пол. Но Блонди не сразу стала удирать, она склонилась над ним и стала рыться в его нагрудных карманах.
      — Бежим, Изабель, пока остальные гады не появились! — вскричал Хэндрик, подбегая к ней.
      — Сейчас, — хрипло ответила девушка и, наконец, выудила какую-то пластинку. — Нашла.
      Тем временем я подвел машину к ним поближе, и они заскочили на борт. Вертолет не очень хорошо слушался рулей, все-таки многие детали проржавели и не могли выдержать нагрузки. Но если аккуратно управлять им, то мы могли надеяться на удачный исход.
      Но как всегда картину испортили вархатники. С криками проклятий они выскочили на крышу и сразу же увидели взлетающий вертолет. Бандюги остолбенели, поскольку никак не ожидали, что беглецы воспользуются давно забытым и казалось бы неисправным аппаратом.
      — Чего вы стоите, олухи! — крикнул Джек, поднимаясь с пола. — Стреляйте, болваны! — он сам достал пистолет и открыл огонь по нам. Пули отскакивали от брони, как горох от стены, не причиняя нам вреда. Вести прицельную стрельбу ему мешала боль.
      — Марсики, я до вас доберусь! — заорал он нам вслед, в бессилии наливаясь кровью.
      Но остальные имели автоматы, пули которых были мощнее и представляли угрозу для вертолета. Массированный огонь пробил мотор и бензобак. Осколки пластигласса полетели вниз.
      — А-а, проклятье! — взревел я, стараясь увести вертолет подальше от огня. Ситуация осложнялась тем, что при взлете автоматически включились сигнальные бортовые огни и они делали нас уязвимыми в ночной темноте. Я же не имел времени разобраться в приборной панели и найти тумблера, убирающие предательские лампочки.
      Машина начала чихать, когда мы уже набрали высоту метров в двести, и ушли на расстояние километра от «Останкино». Я чутьем, а Хэндрик опытом определили, что вертолет не дотянет до границы города.
      Но и этот прогноз не сбылся. Кто-то из вархатников раздобыл гранатомет и запустил в нас ракету. Я слишком поздно увидел опасность, и увести машину от прямого попадания не сумел. Единственное, что удалось сделать, так это подставить нос машины, где меньше всего было жизненно важных систем. Попади он в кабину или бензобак — нас бы убило сразу.
      К счастью, стрелявший взял первую попавшуюся ракету, которая была начинена обычной болванкой, без взрывателя. Вертолет только тряхнуло (правда, мы едва не вылетели из кабины) и он по кривой на авторотации пошел вниз. Двигатель отказало. Одновременно погасли все приборы и огоньки, слив тушу машины с окружающей темнотой. Это нас спасло от очередного выстрела.
      — Разобьемся! — хрипло произнес Хэндрик, смотря, как стремительно приближается поверхность. — И костей не останется.
      — Я сумел посадить капсулу с огромной высоты, — процедил я. — Так ты думаешь, что не смогу посадить на зад какой-то вшивый вертолет? — и странно, сам почему-то верил в это.
      — Держитесь крепче за поручни! — успел крикнуть я, прежде чем мощный удар потряс вертолет. Слава богу, от этого не детонировало топливо, иначе мы мгновенно превратились бы в пылающий ад. Но нас выкинуло из кабины, и каждый совершил красивый полет на землю. Любой другой сразу мог получить бы серьезные увечья, но мы как-то удачно упали и отделались легкими ушибами. У меня раны сразу затянулись — поскольку еще действовало лекарство.
      — Вы живы? — спросил я, вскакивая.
      — Вроде бы да, — ответила за всех остальных Кэт. Аркадий только простонал. К счастью, он вместе с Аленой "совершил посадку" прямо на газон и свежая трава смягчила падение. Во всяком случае, девочка не пострадала, а Смоленский, который принял на себя основную энергию падения, только вывихнул руку.
      — Что-что? — склонилась над ним Изабель. Смоленский что-то выдохнул.
      — Запах ацетона? — переспросила она. — И это опасно?
      Наш новый друг опять что-то сказал. Что именно мы не расслышали. Зато поняла Алена.
      — Твари! — сказала она.
      У меня похолодело внутри. Ведь я как-то упустил из виду, что, уйдя из «Останкино», мы не ушли от сцерцепов.
      — Он прав, — тихо сказал Хэндрик. — Трое уже стоят передо мной…
      И только сейчас мои органы обоняния учуяли скользящий запах ацетона — первого признака присутствия твари. Мы, чувствуя, как страх подкатывает к горлу, медленно повернулись в его сторону.
      Там действительно мягко покачивались на щупальцах три жутких на вид существа. Это были сцерцепы, из-за которых марсиане и луняне не могли вернуться на Землю, из-за которых практически исчез органический мир на планете, а также прекратило существование человеческая цивилизация. Теперь я их видел не на страницах учебника.

      О строениях и функциях органов твари мы изучали еще в начальных классах на Марсе. Они основывались на данных, полученные в ташкентской биолаборатории моего дедушки и вывезенные матерью с Земли. Но в последнее время они значительно эволюционировали и у них могли в процессе естественного отбора и мутации появиться новые свойства и возможности. Хотя было темно, но я мог при лунном свете рассмотреть щетинистые щупальца, утыканные шипами и присосками, скорпионий хвост со смертоносным жалом на конце, какие-то выступающие члены из хитинового панциря, слизь, выделяемая наружу. Вид у сцерцепа был более безобразным, чем мы видели в учебниках, видимо, это были «усовершенствованные» организмы.
      — У нас нет оружия, Санджар? — тихо спросил Хэндрик, боясь пошевелиться.
      — Л-л-лю-ди… вы-и-и… хотеть… жизнь… но… есть слу-у-жи-и-ть, — произнес, странно растягивая слова, сцерцеп. Мы замерли, поскольку никак не ожидали, что тварь начнет разговаривать с нами на нашем, человеческом языке. Хотя я вспомнил, что Аркадий еще при первой встрече сообщил нам, что эти существа научились общаться с людьми.
      — Вы… гу-у-лять… ку-у-шать… мы-ы-ы… тоже гу-у-лять… ку-у-шать, — продолжал сцерцеп. Два его сородича молча стояли рядом, только продолжая покачиваться.
      — Ты понял, что они говорят нам? — обратился ко мне Хэндрик.
      — Они собираются нас сожрать, гады членистоногие, — проговорил Аркадий, который заслонил собой Алену. Та в испуге сжалась в комочек. Не менее испуганными были Кэт и Изабель. Я тоже чувствовал предательский холодок, но виду старался не показывать.
      — Сейчас остальные твари учуят нас и придут сюда, — продолжил Смоленский. — Если здесь большинство племени «ти-и-ка», то нас просто отведут обратно в лагерь, поскольку «Останкино» их собственность и вархатники служат им, а мы, естественно, их мясо. Если здесь есть представители других племен, то между ними может начаться борьба за наши тела. Я же вам говорил, что люди — для них продуктовая ценность и просто так нас жрать не будут, если мы не дадим вначале потомства. Кстати, они не различают людей по полам, поскольку сами однополые.
      — Лю-ди… идь-ти… мы-ы-ы… не-бо… крас-си-и-вый… но… брх-ты-и-м… жрглт-вы-вы-ы-и… — тут сцерцеп понес сплошную чушь. Я опять вспомнил фразу Смоленского, что с тварями нелегко общаться, поскольку они не научились строить слова в логическую цепочку и часто пользуются нечеловеческими терминами.
      Тут появилось еще семь тварей. Они возникли стремительно и неожиданно, как демоны (впрочем, их, оказывается, называли "демонами тьмы", "ночными хищниками"). Алена, увидев их, заплакала и Аркадий обнял ее. Мы понимали, что ситуация безысходная.
      Говорившая тварь тихо скользнула вперед. Свист — и как лассо щупальца обвили Хэндрика. Тот, вначале молча стоя, словно под гипнозом, очнулся и стал прилагать отчаянные усилия, чтобы освободиться. Блонди кинулась на помощь, но через секунду второй сцерцеп прижал ее к себе в «любовном» объятии.
      Я не знал, что делать. Как спастись не знали также и Кэт, и Аркадий с Аленой. Бесполезность сопротивления была более чем очевидной. Даже мы со своей усиленной мускулатурой не могли тягаться с мощными тварями.
      Остальные хищники уже приблизились к нам и начали протягивать члены, как вдруг раздалась короткая автоматная очередь. Державшие Хэндрика и Изабель твари завизжали и отпустили жертвы. Брызнувшая во все стороны кровь обожгла и нас. Я почувствовал ее едкий запах, какая-то смесь с ацетоном.
      Затем в темноте за нашими спинами полыхнуло еще несколько очередей и тварей стало разрывать на части. Издавая жуткие вопли, они исчезли за руинами домов. В тот же момент вспыхнули фонари.
      Я зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, то увидел стоявших людей. Я сразу понял, что это не вархатники, иначе бы они не стали убивать своих господ.
      — Кто вы? — спросил какой-то бородатый мужик с двумя автоматами наперевес.
      — Папа! — вскричала Алена и кинулась к нему. Тот обрадовался и схватил свою дочь.
      — Моя дорогая, Аленушка, как я по тебе скучал, — счастливо говорил Семен Калинин и слезы шли из его глаз. Он нисколько не стыдился их, и мы понимали, что отец, нашедший свою дочь живой, имеет право на чувства. Не смотря на то, что он суровый боец и командир большого отряда.
      — А где Аркадий? — спросил он, опуская на землю Алену.
      — Здесь, командир, — произнес Смоленский, с трудом вставая. Раны его еще мучили. Кэт, вспомнила об этом, и кинулась к аптечке. Она сразу стала вливать обезболивающие и антисептические препараты, а также накладывать биопасту на огнестрельную рану.
      — Спасибо тебе, Аркадий! — горячо поблагодарил Смоленского партизанский командир. Вспомнив еще о присутствующих здесь людях, он повернулся к нам:
      — А вы кто?
      — Космонавты, — ответил я, но дать более подробную информацию о себе не успел, так как в это время стоявшие соратники Семена открыли огонь куда-то в темноту. Оттуда раздались крики сцерцепов и какие-то слова на человеческом языке.
      — Твари идут, Семен! — крикнул один из них. На нем были бинокулярные очки ночного видения. Видимо с помощью этого прибора он засекал сцерцепов.
      — Понятно, — произнес Калинин. — Андрей, Ким, раздайте всем теплодетекторы и уходим, пока вархатники не появились.
      К нам подбежали два бойца ДС и нам каждому на поясе укрепили приборчики. Об их назначении мы уже знали, и с этой минуты практически стали невидимыми для сцерцепов.
      Мы последовали за партизанами.
      Честно скажу. Это было долго и утомительно. Передвигаться ночью и только при свете Луны было делом сложным, ведь все дороги были разбиты, усыпаны останками машин, скелетов и всякого мусора. Было легко свернуть себе шею или провалиться в канализационную шахту. Поэтому впереди шел разведчик с прибором ночного видения, который и указывал нам направление. Фонари включали изредка, и то на несколько секунд. Как мне в последствии объяснили, сцерцепы чувствуют свет и, поняв, кто является ее источником, по лучу могут найти человека.
      — Как вы узнали, что мы здесь? — спросила Кэт у Семена, который шел рядом с нами и нес на руках уснувшую дочь.
      — После первого неудачного побега Аркадия, наши отряды окружили «Останкино» и мы следили за тем, что происходило внутри, — пояснил командир. — Как только увидели взлетевший в небо вертолет, то поняли, что предложенный Аркадием новый план побега удался. Правда, ракета вархатников испортила дело. Но хорошо, что винтокрыл упал недалеко от нас, иначе мы просто не успели бы добраться и выручить вас.
      Я тоже считал это удачей.
      Не помню, в каком часу мы уже прибыли на подземную базу партизан. Я так сильно устал, что как в тумане воспринимал окружающий мир. К тому же сказывалось ранение. Я видел сложную систему переходов и канализационных сообщений, через которые мы переходили. Везде находилась строгая охрана — она проверяла всех, кроме Семена. И, наконец, очутились в большом помещении, в котором я сразу признал станцию метрополитена. В вагончиках электропоезда жили люди — бойцы с семьями. А в отдельных кабинетах находился штаб Движения Сопротивления.
      Там царил строгий порядок, и чувствовалась организованность партизанского движения. Все столы были уставлены компьютерами, переносными рациями и оружием. На стенах висели планы города и области. На них были отмечены какие-то знаки. Как я понял, именно отсюда Семен давал команды своим группам, рыскающим по городу в поисках вархатников и складов с боеприпасами и продуктами питания. Кроме того, отсюда Калинин руководил другими отрядами, расположенными в других городах.
      — Отвести космонавтов в свободные вагончики и дать поесть! — приказал Калинин. И мы были рады этому.
      Нас повели по рельсам в вагоны, которые находились в глубине метрополитена. Там были свободные места. Партизан, сопровождавший нас, включил освещение, которое давали люминосфорные лампы.
      Кэт уложила меня на скамейку и, сняв повязку из биопасты, стала рассматривать раны. Затем она глубоко вздохнула:
      — Слава богу, пули прошли насквозь и не задели кость. Так что все быстро заживет. А я не надеялась даже на это, думала, что твое состояние значительно хуже.
      — Рад, что твои опасения не оправдались, — сказал я, чувствуя, как мое сознание падает в темноту.
      Проснулся я только через день. Шли пятые сутки нашего пребывания на Земле. Благодаря психостимуляторам и анаболикам я чувствовал себя свежим и отдохнувшим.
      — Это твоя порция, — Кэт преподнесла мне паек, который включал в себя полусухой хлеб в полиэтилене, банки тушенки, шоколада и сгущенного молока. И все это продукты тридцатилетней давности. Судя по маркировки, их извлекли из военного склада.
      — И как люди не боятся заболеть ботулизмом? — поинтересовался я, вскрывая банки.
      — Здесь ничего иного нет. А есть сцерцепов они не могут из-за отвращения к ним как к существам. Хотя еще твоя мать доказывала, что мясо твари вполне усваиваем человеческим организмом, — сказала Нэйсон, смотря, как я с жадностью поглощаю пищу.
      — А-а, кэп, как дела? — спросил меня Хэндрик, появляясь в вагончике. С ним, как и должно быть, постоянно находилась Блонди.
      — Отлично, — не переставая жевать, ответил я.
      — Семен вызывает всех нас, хочет переговорить, — сообщил он. — Дело серьезное.
      — Хорошо, — я доел «блюдо» и выскочил из вагона. Мой экипаж последовал за мной. По дороге мы видели бойцов, которые при виде нас улыбались и проявляли знаки уважения. Они уже знали, откуда мы прибыли. С некоторыми Хэндрик уже успел переговорить и многое рассказать.
      — Вам сюда, — направил нас в помещение штаба адъютант Калинина, симпатичный парень, весь увешанный оружием, как елочка новогодними игрушками.
      Мы вошли и увидели человек пятнадцать: одни сидели за компьютерами и обрабатывали поступающую информацию от разведгрупп и с других городов, другие держали с ними связь, а третьи планировали действия. Калинин с генералитетом сидели возле световой карты и внимательно рассматривали раскладку городской местности.
      — А вот и наши друзья, — сказал Семен, едва мы переступили порог комнаты. Его соратники заулыбались — они тоже были проинформированы о нашей космическо-земной одиссее. Калинин подошел к нам и пожал каждому руку. Затем представил свой генералитет.
      — Спасибо вам, ребята, за мою дочь, — поблагодарил он. — Не буду говорить, какие возможности были бы у Генеева, если бы Алена осталась у него.
      Мы в ответ пробормотали, что готовы помочь всем жителям Земли.
      — Это хорошо! — похвалил Калинин. — Мы рады принять вас в свое Движение! Искоренить предателей и вычистить планету от сцерцепов — вот наша задача и мы ее выполним, во чтобы это нам не стало! — но тут, увидев тень задумчивости на моем лице, он беспокойно переспросил:
      — Вас что-то смущает?
      Я признался:
      — Марс!
      — Марс? — удивился Семен. — Но вы покинули же эту планету…
      — В том-то и дело. Я ведь не выполнил задачу, поставленную моему экипажу колонистами. Они пожертвовали единственным кораблем ради выполнения миссии. Теперь все наши старания оказались напрасными. Я уничтожил «Бумеранг» и лишил марсиан последней надежды…
      Мое честное признание тронуло командира партизан:
      — Я понимаю вас, Санджар! Но сейчас поздно сожалеть о совершившемся. Как мы говорим, что было, того не миновать. Теперь нужно искать выход из создавшейся ситуации. Только боюсь, что мы вам ничем помочь не можем — у Движения нет космических кораблей. У нас даже легкомоторной авиации нет.
      — А на "Байконуре"? — с надеждой спросил я. — Может там есть шаттл?
      — Мы потеряли связь с этим космодромом лет десять назад. Там произошел переворот. Власть захватил боевик Муратхон Джураев. И встал на службу сцерцепам. Но я не уверен, чтобы там сохранился космоплан, поскольку на «Байконуре» была хорошая заварушка, — это сообщение привело нас в уныние. Я еще тешил себя надеждой выполнить миссию, ведь ответственность за будущую гибель марсиан ложилась полностью на меня. Это было невыносимо.
      — Системы жизнеобеспечения станции «ARSLAN» выдержат еще лет пятьдесят. Но потом встанет вопрос их замены. Заводы стоят — нет сырья, нет топлива. А все для добычи их из марсианских недр летает над Землей, — с горечью сказал я. — И я, придурок, упустил шанс.
      Ответить Калинин ничего не успел, так как в кабинет вошел курьер. Судя по его напряженному лицу, у него были важные и тревожные вести.
      — Пришло сообщение из «Останкино» от нашего информатора, — сказал вошедший. — Генеев мертв, его место занял Джек Николсон!…
      — Ого! — присвистнула Кэт. — Вот это карьера! За четыре дня из пленника — в генералы!
      — Среди вархатников ходят слухи, что это сам Джек убил Генеева. Не сам лично, конечно, а подослал китайца Хвана…
      — Это профессиональный киллер, — проговорила Блонди. — Еще на Луне ему поручали убивать или пытать непослушных. Его даже прозвали Лунным Палачом.
      — Сами вархатники перепуганы жестокостью Джека, — продолжал курьер. — За отказ повиноваться ему лунарь, как они иногда себя называют, расстрелял пятерых охранников. Бунт предателей был им задушен в зародыше.
      — О-о, это в его духе и манере! — усмехнулась Изабель. — Узнаю стиль семьи Николсонов!
      — Джек готовится к походу против Движения Сопротивления. Он хочет рассчитаться с марсианами!
      — Чем это мы ему не угодили? — насмешливо спросил я. — Подумаешь, разбили лунный космолет!
      — Это не просто месть! — заметил курьер. — Информатор сообщил, что Джек тщательно изучает план местности Москвы и Московской области с целью выявления возможных баз партизан. Из арсеналов вархатники достали тяжелые орудия — ракетные и артиллерийские установки, систему залпового огня «Смерч». Выведены из гаража ранее зачехленные бронетранспортеры — машины, которые сам Генеев держал на резерв.
      — Он собрался серьезно воевать с нами, — задумчиво произнес Семен. — Это не Вархат, который больше осуществлял вялые полицейские операции против нас, чем масштабное военное наступление. Его устраивало существующий статус-кво. Ведь в случае искоренения партизан он и его люди стали бы ненужными для сцерцепов. И твари сами бы их отправили на разделку. Но у этого лунаря совсем иные планы. Неужели он надеется нас победить?
      — На Луне он принимал участие в карательных экспедициях, — заметила Изабель. — И опыт войны у него имеется.
      — Кстати, какова численность вархатников? — спросил я.
      — В «Останкино» около двухсот человек. У других племен сцерцепов, которые обитают в Москве, есть отряды людей с численностью до полторы тысячи. Но у тех боевиков нет такого мощного оружия, как у Генеева. А всего в стране, по нашим скромным оценкам, предателей более тридцати тысяч.
      — Джек может объединиться с ними?
      — Если племена сцерцепов поймут, зачем это нужно, то дадут разрешение на временное слияние боевых отрядов. Джек может обещать поделиться поровну добычей, то есть нами.
      — А сколько всего партизан?
      — В моем отряде — пятьсот человек. Есть еще боевые группы в Санкт-Петербурге, в Мурманске, Киеве, Минске, Тбилиси и во многих других городах. Наш штаб имеет постоянную радиосвязь с базами партизан. Всего в ДС около пятидесяти тысяч человек! С таким превосходством мы могли бы давно разделаться с предателями и взяться за сцерцепов, поодиночке уничтожая их, но у вархатников имеются более мощные средства ведения войны.
      — То есть они вооружены лучше?
      — Да. И это серьезный фактор.
      Мы задумались.
      — Надо отвлечь Джека от крупномасштабных наступлений, например, попартизанить возле «Останкино». Этим самым, может, мы выгадаем время? — предположил Хэндрик. — И что-нибудь придумаем.
      — Да, нам нужна передышка, — согласился Семен. — Мои люди измотаны. Теплодетекторов не хватает. И поэтому мы в большинстве отсиживаемся под землей. Копим силы.

      Джек не дал никому передышки и уже на следующее утро начал вести поиски базовых точек партизан. Видимо, ему удалось установить одно из таких мест, поскольку его группа человек в сорок начала захват бункера. Это был наблюдательный пункт, откуда передавалась зрительная информация о ситуации в городе прямо на базу ДС. В этот день там находилось шесть партизан. Они никак не ожидали нападения, да и вооружены были слабее, и поэтому сломить их сопротивление для Николсона не составляло труда.
      Он первым ворвался сквозь раскуроченную гранатометами дверь и тремя выстрелами убил сразу троих защитников. А затем обратился к оставшимся в живых:
      — Где Калинин?
      — Пошел ты подальше! — послал его партизан, и тот час скончался от пули, выпущенной ему в лоб.
      — Спрашиваю еще раз, где Калинин? — повернулся Николсон ко второму партизану, направляя дымящееся оружие на него. Тот с презрением посмотрел на нового вождя вархатников и сплюнул. И тоже после этого не избежал смертной участи.
      Остался только один партизан. Он не ожидал пощады и поэтому попытался уничтожить дискету, в которой были сведения о ДС. Но не успел. Китаец Хван подскочил к нему и нанес смертельный удар. С переломанным шейным позвонком партизан упал на пол.
      — Портативный компьютер мне! — отрывисто приказал Джек, получив от Хвана дискету. Один из его лунных горилл подал ему черный чемоданчик.
      Джек раскрыл его и включил компьютер. Когда тот был готов, он засунул дискету в дисковод и вытащил файлы на монитор. Быстрый их просмотр позволил ему найти карту местоположения все скрытых партизанских баз.
      — Готово, — сказал он. — Теперь я знаю, где эти гады! Вызывайте еще три группы, вооруженных тяжелой артиллерией, огнеметами и системой "Смерч"! — приказал он своим бандитам. — В «Останкино» пусть останется только внутренняя охрана из десяти человек. Все входы и выходы заминировать. При попытке людей бежать из стойла — взорвать…
      — Но сцерцепы… — начал было возражать один из вархатников, но Джек, выстрелив ему живот, и произнес:
      — Плевать мне на тварей. Мне нужны марсики!
      Это подействовало устрашающе на вархатников, и они живее забегали, исполняя приказ. Пока к бункеру подъезжала бронетехника, Джек планировал операцию по захвату и уничтожению штаба ДС.
      Джек торопился, поскольку понимал, что ДС успеет приготовиться к обороне. Фактор внезапности, вот мое оружие, думал он, размечая точки удара. Все это делал он один, поскольку не доверял никому из вархатников. Он вообще никому не доверял, даже отцу. И всегда полагался только на себя. Его злило то, что вархатники, обленившиеся от безделья, не могли никак перестроится. Приходилось убивать, хотя лишняя жизнь в борьбе с партизанами была очень необходима.
      Джек рассчитывал на силу страха и обмана. По его мнению, это были двигатели человеческого развития. Еще в первый день он обещал Генееву сладкую жизнь на Луне, а также власть над Землей. Для этого он сочинил легенду, что в Санкт-Петербурге находится подземная военная лаборатория, в которой существует препарат, уничтожающий сцерцепов. Но запустить его не успели в связи с гибелью сотрудников. И это место знает только Джек, прилетевший с этой целью на матушку-планету.
      Генеев, которому надоело служить сцерцепам и постоянно вести труднопонимаемые беседы с этими существами, хотел покончить с ними, а самому встать у власти в Москве. Он знал, что твари сильнее по численности и хищности, и поэтому понимал, что их побороть будет нелегко даже с помощью оружия — этого не могли сделать существовавшие на Земле целые армии. И тут появляется Николсон, который предлагает свою помощь и при этом ничего не просит, кроме жизни и места под крылышком Генеева. От такого не отказываются.
      Когда сбежали марсиане с Аленой и Смоленским, Джек пошел к Генееву и потребовал начала наступательных операций против отрядов ДС. Генеев осознавал, что бороться против партизан не просто, ведь их даже сцерцепы отловить почему-то не могут (о приборчиках Вархат ничего не знал) и отказался. Тогда взбешенный Джек выбежал из кабинета, а через пять минут, передушив охрану возле двери, перед генералом, словно ангел смерти возник Хван. Он, ни слова не сказав, пристрелил Вархата прямо в постели, а также других вархатников, вбежавших на шум.
      Джек объявил, что теперь он главный в «Останкино». Тех, кто выразил недовольство, Хван убил самым страшным образом — вырвал сердце. Искусство восточного боя ввело многих в ужас, и после этого никто не осмелился выступить против лунного пришельца. Единственный, кто мог организовать бунт — Борис Могильный — уже к этому времени был мертв. Кстати, его смерть тоже посчитали делом рук Хвана.
      В ту же ночь к Джеку явились сцерцепы. В полной темноте они проявили недовольство бегством людей. Новый атаман обещал разобраться и доставить «пищу» обратно, хотя сам еле сдерживался, чтобы не убить тварей. Он их физически не мог переваривать. Но вынужден был терпеть.
      Сцерцепы остались довольными ответами Джека и исчезли. В свою очередь они сказали, что будут помогать ему в поиске партизан. На это Джек только хмыкнул, поскольку понимал, что эффекта от этого ноль. Правда, он обрадовался тому, что другие племена сцерцепов дали согласие на предоставление своих отрядов в распоряжение Николсона. Это уже было кое-что.
      — Хозяин, — оторвал его от дела верный горилла-телохранитель. — Мы на убитых партизанах нашли эти штучки, — и он протянул теплодетекторы.
      — Что это? — отрывисто спросил Джек, думая, что эти приборы он где-то видел.
      — Не знаю. Но точно такие же приборы вы уничтожили, когда захватили в плен девчонку и мужика — Смоленского, — напомнил ему лунарь.
      — Ах, да. Странно все это. Зачем их носят партизаны? И к чему они были беглецам?
      — Некоторые из вархатников считают, что благодаря ним сцерцепы не видят людей.
      — Ах, вот оно что, — Джек внимательно осмотрел приборы. Теперь ему было понятно, почему сами твари были бессильны в поиске людей. Осознавая, что рано или поздно эти приборы пригодятся ему самому в борьбе со сцерцепами, он один из них нацепил на свой пояс, а остальные приказал взять своим членам экипажа. Вархатникам отдавать их он не хотел. Предатели были для него только пушечным мясом, которых требовалось отдать в жертву ради собственных целей.
      — А теперь быстрее начинайте перегруппировку, мерзавцы! — крикнул он вархатникам. Каждому из своих людей он поручил возглавить по спецотряду.
      Как Джек не торопился, но застать врасплох партизан не сумел. Хотя его диверсанты успели обнаружить и подорвать пару наблюдательных пунктов ДС, однако из третьего бункера люди перед гибелью успели подать сигнал опасности в штаб. Семен был оповещен и сразу позвал нас к себе.
      Мы явились через минуту.
      — Джек знает, где мы — у него дискета с информацией о ДС, — сообщил он нам. — Нужно готовиться к бою. Вы умеете пользоваться оружием? У нас каждый боеспособный человек на счету.
      Мы все кивнули.
      — Тогда, Санджар, вы возглавите отряд диверсантов-разведчиков. Вам нужно будет определить местоположение огневых артиллерийских точек Джека и вывести их из строя. Остальные остаются в составе защитников штаба…
      Было часа три, когда мы, вооруженные автоматами и в бронежилетах, вышли в город. С высоты полуразрушенной двадцатиэтажки мы видели, как по дорогам, старательно объезжая обвалившиеся бетонные блоки, двигались бронетранспортеры. Каждая машина тянула по две пушки.
      — Ого, — произнес сержант Иван Козлов, двадцатипятилетний парень. Он разглядывал технику через военный бинокль и смог определить марку. — Это многоствольная артиллерия. Фактически — ракетометы. Предназначаются для штурма укрепрайонов. Наш штаб может не выдержать залпов их орудий.
      — Джек серьезно решился взяться за нас, — пробормотал я, беря у Козлова бинокль и изучая вооружение противника. Я видел потные и недовольные лица вархатников, устанавливающих и разворачивающих орудия. Им, привыкшим к более легкой службе, не нравилось проведение крупномасштабной операции, которая, по сути, была близка к локальной войне. А война, как известно, предполагает человеческие потери. Умирать вархатникам за Николсона не очень хотелось.
      — Будет тяжело, — подвел итоги я, изучив обстановку. Только возле нас вархатники установили пять многоствольных орудия с полным боекомплектом — по десять огромных ящика с реактивными снарядами. У каждого находилась прислуга в три человека. Тягач «Урал» с ракетными установками системы «Смерч» поехал дальше — ему предстояло, по видимому, наносить удар на более серьезный объект — скорее всего штаб ДС. Об угрожающей опасности я сообщил по рации Семену. Тот начал эвакуацию партизанского штаба в более глубокий бункер.
      — Делаем так, — сказал я, когда закончил краткий разговор с Калининым. — Нас семь человек. Будем снимать вархатников. Установите на снайперские ружья глушители, чтобы никто не услышал выстрелов и не смог определить место, откуда мы ведем прицельный огонь. Убирать сразу трех человек возле каждого орудия. Понятно?
      — Конечно, — шмыгнул носом Егор Портнов, который, несмотря на шестнадцатилетний возраст, уже имел довольно-таки солидный боевой опыт. Он же и взял штурмовую винтовку, ловко усадил на ствол ПБС — прибор бесшумной стрельбы, включил электронный прицел и принял удобную позицию.
      — Готово? — спросил я.
      — Ага, — не совсем по-военному ответил Егор. — Сразу валить троих?
      — Конечно!
      — Тогда я начал, — и мы услышали три быстрых щелчка. Я с изумлением увидел, как у одного орудия разом повалились три вархатника, причем это было так быстро, что находившиеся в пятидесяти метрах прислуга другого ракетомета ничего не увидела.
      Еще три щелчка — и три новых трупа.
      — Да ты так перещелкаешь всех, — изумился я, когда Егор уложил еще троих. И, как видно, сглазил. Ибо четвертая и пятая огневые точки увидели своих мертвых собратьев и сообразили, что ведется отстрел вархатников. С испуга они развернули орудия и открыли ожесточенный огонь по близлежащим зданиям. Целей предатели не выбирали и стреляли прямой наводкой по тем местам, откуда, по их мнению, мог находиться снайпер.
      Такого оборота я тоже не ожидал. Когда первый ракетный снаряд разорвался тремя этажами ниже, я дал команду прятаться в подвале. И мы ринулись вниз. На втором этаже нас догнал еще один взрыв, который раскидал партизан во все стороны. Козлов ударился головой об стенку, причем с такой силой, что не выдержала бронекаска. Его лицо мгновенно залило кровью. По медленно стекленеющим глазам мы поняли, что наш боевой друг мертв.
      Меня же только слегка контузило (в ушах звенело), а остальные отделались небольшими порезами и ушибами. Над нами продолжали разрываться снаряды.
      — Так они истратят весь боезапас, — заметил Егор.
      — Это нам наруку, — прохрипел я. — Всем в подвал.
      Егор что-то сказал, но из-за разорвавшегося рядом снаряда мне не удалось разобрать слов, и поэтому продолжил путь. Я влетел в темное подвальное помещение, стремясь здесь найти защиту от обезумевших артиллеристов. Мои глаза еще не привыкли мраку, однако, носом мой учуял странный кислый запах. Аммиак! — понял я, и хотел было прыгнуть назад, к свету. Но тут раздался свист — и лассо из гибких щупалец схватило меня. Плотоядные присоски чмокали на моем комбинезоне, стараясь отыскать теплую кожу. Я не видел сцерцепа, но чувствовал это мразь.
      — Человек… шкрл-прл… много… хрмп… — издавал странные звуки сцерцеп, подтягивая меня к себе, словно не замечал моих титанических усилий. Даже анаболики не смогли мне разорвать живые путы. Тем временем из темноты потянулся еще лес щупалец. Это было страшно.
      — Твари! — крикнул я. Запоздавшие партизаны вошли в подвал и сразу сообразили, в какую беду я попал. Они открыли огонь прямо в темноту, не особенно прицеливаясь.
      Огненные кинжалы осветили контуры тварей, которые, вопя и брызгая зеленой кровью, исчезли в подземных люках. Державшая меня особь вначале не хотела расставаться с добычей, но когда Егор всадил в нее полмагазина из «Калашникова», сразу отпустила и припустилась вслед за пострадавшим сородичам. Ее недовольный вопль долго эхом носился по темному подвалу.
      — Ну, как себя чувствуете, командир? — спросил меня Егор, когда я, шатаясь, встал с пола.
      — Порядок! — ответил я. — Из огня в воду! Вот невезуха! Придется нам держаться на линии терминатора — границы тени и света, чтобы нас твари не забрали и снаряды не достали, — и я вздрогнул, вспомнив жуткие ощущения прикосновения к своему телу щупалец сцерцепа.
      Через десять минут вархатники прекратили обстрел. Мы осторожно поднялись на третий этаж и осмотрелись.
      Вархатники стояли рядом со своими пушками и с тревогой смотрели на дымящиеся руины, ожидая оттуда коварного выстрела. Возле их ног валялись раскрытые ящики и пустые гильзы ракетных снарядов. К ним откуда-то бежал курьер, который ругался страшным голосом. В нем я узнал одного из лунных горилл.
      — Ого, — присвистнул я. — Кажется, Джек недоволен действиями вархатников! Сейчас этим придуркам влетит!
      Горилла устроила настоящее избиения. Бедные вархатники стонали и падали под могучим кулаком лунного космонавта. А тот косил их без всякого сожаления. Видимо, Джек дал ему задание хорошенько проучить трусов.
      — Останови его, — сказал я Портнову.
      Тот кивнул и вскинул винтовку. Хлопок выстрела — и личный телохранитель Джека удивленно повернулся в нашу сторону. На его лице сквозило удивление. Он не мог вначале понять, что с ним, а когда почувствовал боль, выражение сменилось на гнев, мол, кто посмел стрелять в него. На громадной спине расплывалось спрутом кровавое пятно.
      Вархатники с ужасом смотрели на рану стоявшего курьера. Тот пригрозил нам кулаком, надеясь разглядеть в руинах, однако это было последнее его движение. Следующим выстрелом Егор скинул его на землю.
      Вопя, вархатники кинулись бежать. Они развили приличную скорость в условиях пересеченной местности и могли запросто обогнать любого спортсмена. Уверен, они думали таким образом избежать пули. Но стрелять в спину убегавшему врагу — не в моих правилах. Так же думали и другие партизаны. Егор опустил винтовку.
      — Орудия теперь наши, — сказал я и вышел из здания. Держа наготове автомат, подошел к первому ракетомету. Его стволы были раскалены, из нутра пахло гарью и порохом.
      — Хороший зверь, — произнес Егор, с одобрением хлопая по лафету. Этот партизан, так же как и Козлов, считался специалистом по военной технике. — Такой бы штучкой нам бабахнуть по тварям или лагерю «Останкино» — вот было бы классно.
      — Так и сделаем!… Потом, конечно, — сказал я, мозгуя, что теперь делать. И вдруг мне пришла мысль, а что если нам действительно повернуть эти пушки против самого Джека, его армии и освободить людей в телецентре?
      В это время в другом конце города загрохотали выстрелы, сначала из легкого стрелкового оружия, а затем из тяжелых орудий. В них я признал ракетометы, «собратья», которых несколько минут назад бабахали по нас. Вскоре мы услышали оглушительный вой — это вступила в бой система залпового огня «Смерч». Судя по звуку и грохоту взрывов, это была страшная штука. Представляю, какой ад твориться сейчас в месторасположения штаба ДС.
      — Быстро обыщите трупы и найдите карту, — приказал я. — Уверен, что там должны быть отмечены точки дислокации орудий на тот случай, чтобы вархатники не накрыли друг друга.
      Моя догадка оказалась верной. У одного действительно мы нашли планшет с картой города. Там были отмечено расположение артсистем и цели, по которым они должны были наносить ракетный огонь.
      — Вас вызывает Семен! — крикнул радист, протягивая мне микрофон.
      — Седьмой на связи! — крикнул я.
      — Говорит первый, — услышал я сквозь разрывы снаряд и шум статики голос Калинина. — Седьмой, Джек начал массированный обстрел из «Смерча». Уже есть потери среди нас. Начинаем отход в подземные бункера. Но ракеты и там достают. Можете чем-нибудь помочь?
      — Постараемся, первый! — сказал я.
      Затем повернулся к соратникам.
      — Ребята, наши в опасности! Нужно им помочь!
      — Но у нас нет снарядов! — вскрикнул один из партизан.
      — Ах, черт, — закусил губу я. Эти идиоты попросту расстреляли все боеприпасы. Но что нам делать?
      И словно по волшебству мы увидели бронетранспортер, мчащийся к нам с прицепом. Видимо, это Джек направил дополнительный боекомплект для вархатников.
      — Спрятаться всем! — приказал я, а сам нацепил красную каску вархатника. Партизаны нырнули за разрушенные бетонные блоки.
      Машина подъехала к пушке. Из люка вылез вархатник со злым лицом.
      — Вы, болваны, чего расшумелись раньше времени?! - заорал он, видимо, намекая на бессмысленную стрельбу по домам. — Партизаны успели спрятаться по норам! Джек вам всем головы поотры… — и тут он осекся, увидев трупы вархатников, лежавших в самых неестественных позах. Он перевел взгляд с них на меня и узнал во мне марсианина. Я его тоже припомнил, особенно него смех и кулаки, когда он «учил» меня уму-разуму в первый день в "Останкино".
      — Так это ты, червь марсианская, — прошипел вархатник, доставая пистолет. Но выстрел из руин заставил его обронить оружие и мертвым нырнуть обратно в люк. Водитель, который сидел внутри, увидел все это и шустро завел двигатель. Он уже начал разворачивать бронетранспортер, как две гранаты, брошенные мной под колеса, отменили это решение. Из задымившейся машины никто больше не появился.
      — Что там, быстро осмотрите, — сказал я партизанам, появившимся из укрытий. Егор подбежал к прицепу и скинул тент.
      — Здесь снаряды к ракетомету! — обрадовано сообщил он мне.
      — Отлично, быстро разнесите ящики по орудиям, — приказал я и, когда это было сделано, по размеченным на карте огневым точкам ударил из трех ракетометов. Снаряды с воем вырвались из стволов и умчались в небо. Где-то там впереди они разорвались, разнеся в клочья систему «Смерч» и разметав вархатников.
      Следующие залпы также внесли панику в ряды вархатников. Партизаны в свою очередь вылезли из укрытий и начали снайперский отстрел перепуганных предателей. Разъяренный Джек, как затем мне рассказали очевидцы, бегал среди своих подчиненных и пистолетом пытался остановить бегущих. Некоторые вархатники, осмелев, огрызались из автоматов, и Джеку пришлось уступить. Видя, что наступление провалилось и нужно самому умывать руки, пока не пришили или партизаны, или ракетометчики, он с остатками отряда на пяти бронетранспортерах ушел к «Останкино», бросив на произвол судьбы раненых вархатников и орудия.
      Партизаны преследовали его до самого концлагеря. И лишь три бронетранспортера смогли скрыться за воротами «Останкино», остальные с мертвыми экипажами дымились на дороге. Среди сумевших уйти от возмездия был лунный экипаж.
      — Седьмой, спасибо за помощь, — услышали мы по рации благодарные слова Семена Калинина. А затем раздался звонкий голос Кэт:
      — Санджар, я тебя люблю! Ты молодец!
      Это было бальзамом на мое сердце. Я чуть не растаял.
      — Командир, я рад за тебя! — Винни-Пух тоже выразил свои чувства.
      Вечером мы собрались в штабе ДС. Калинин кратко обрисовал происшедший бой, привел численность понесенных потерь с обеих сторон и количество захваченной техники:
      — У нас пять исправных многоствольных ракетомета и хороший боезапас к ним. Также рации, работающие на радиочастоте вархатников. Теперь мы можем прослушивать их радиопереговоры и быть в курсе последних событий.
      — Какие ваши планы? — спросил я.
      — Поход на "Останкино"!
      Это предложение, хотя и было всегда желанной целью многих партизан, раньше было неосуществимо из-за чисто технических причин — отсутствия штурмовых средств. Теперь оно казалось вполне реальной. И сейчас многие с восторгом восприняли предложение генерала ДС.
      — И когда планируется наступление на "Останкино"? — вновь поинтересовался я планами штаба Движения Сопротивления.
      — Завтра утром! — на счет сроков Семен был краток — он не любил откладывать все в долгий ящик. — Джек не должен успеть оправиться от сегодняшнего удара и подготовиться к отражению нашей атаки. Идеально, конечно, было бы выступить сегодня ночью. Но от этого решения меня останавливают несколько моментов: ночью партизаны невидимы для сцерцепов, но зато уязвимы жители «Останкино» — они могут попасть в лапы тварей. Кроме того, мы не успеем подвести орудия к месту удара, а также заранее разметить точки для обстрела. Ведь нужно подавить только огневые позиции, а не попасть в жилые блоки, где ютятся люди. В третьих, нужно предупредить подполье, чтобы они успели подготовиться к нашему нападению и в случае чего оказали содействие в обезоруживании вархатников внутри "Останкино".
      — Это резонно, — заметили Аркадий и Хэндрик.
      — А дальше? — меня интересовало будущее.
      — После захвата «Останкино» возьмемся еще за ряд концлагерей на территории России. Объединимся с другими отрядами ДС для борьбы с тварями и предателями. Надеюсь, в будущем мы все же сумеем очистить планету от этой мрази.
      — Сцерцепы с каждым днем приобретают все больше признаки разумности, — заметил Аркадий, который имел свой взгляд на ситуацию. — Думаю, они сумеют организоваться и оказать сопротивление. И нам придется не так легко, как сегодня с вархатниками.
      — Но легкого пути мы и не ищем, дружище, — ответил Калинин. — Мы понимаем, что тварей — свыше нескольких миллиардов, и даже на простой отстрел у нас не хватит боезапаса. Да и они не дадутся легко. Ведь эти существа обладают гибкостью и легко приспособляются к любым изменениям не только в природе. Они, возможно, научаться определять человека по другим признакам и наши теплодетекторы, возможно, в будущем станут бесполезными. Тогда они опять начнут охоту за людьми, как это делали в 2011 году.
      — Но самое главное — война с тварями выходит за рамки боев местного значения! — продолжал Калинин. — Уверен, что с сегодняшнего дня перевес будет только на нашей стороне…
      — После успешного захвата «Останкино» вы дадите нам возможность отправиться на "Байконур"? — спросил я. Мысль все же выполнить миссию не покинула меня.
      Калинин удивленно вздернул бровь. А затем, вспомнив, что я человек долга, кивнул:
      — Конечно. Мы дадим вам бронетранспортер с вооружением и попытаемся установить связь с космодромом. Может что-то получиться.
      Это меня устроило.
      …Было семь часов утра. Мы находились в ста метрах от телецентра. Высокая телебашня величаво стояла над разрушенным городом, и ее параболические антенны казались всевидящими глазами и ушами, следившими за всем происходящим внизу. В другое время я посчитал бы это сооружение монументом технической мысли общества, но сейчас оно было больше всего символом надгробного памятника человечеству. И от этого становилось тоскливо на душе. Ведь было сложно воспринять, что человек, достигший высоких творений, сам породил своих могильщиков и пал в борьбе с ними.
      — Внимание, атака через три минуты, — услышал я по рации голос Семена. — Все готовы?
      Через шум статики я услышал перекличку всех отрядов ДС, находившихся в районе телецентра.
      — Седьмой готов, — ответил я за свою группу. Сегодня со мной, кроме прежних партизан, принимавших участие в захвате ракетометов, были также Хэндрик и Аркадий, которые не пожелали оставаться в штабе ДС и захотели проявить свой героизм в освобождении «Останкино». Никто им в этом не отказал. Только Кэт и Блонди по просьбе Калинина остались в «тылу», чтобы принимать раненных и оказывать медицинскую помощь. Оказывается, только Нэйсон была единственно грамотным и профессиональным медиком среди всех партизан и их семей. Ведь за годы распада человечества медицина как таковая практически исчезла, и в Движении Сопротивления здравоохранение носило больше форму знахарства и шаманства. Это казалось невероятным для космонавтов, но это было так.
      — Не страшно? — прошептал мне Винни-Пух. Чувствовалось, что он дрожит, но от чего — от возбуждения ли страха было непонятно.
      Я пожал плечами. Честно говоря, мне в этот момент невозможно было определить свои чувства. Здесь все смешалось: и тревога, и страх, и решительность, и смелость, и даже нетерпение и азарт предстоящего боя. Говорят, это было свойственно солдатам и охотникам.
      — Лететь в космосе тоже опасно, — философски ответил за меня Смоленский, и он был тоже прав.
      Портнов только хмыкнул. Я его понимал. Ведь он родился и прожил в условиях постоянной смерти сначала со стороны тварей, а затем и предателей, и поэтому понятие опасности для него было несколько иное. Остальные партизаны ничего не сказали.
      — Внимание, начинаем, — сообщил Семен, и через секунду раздались первые выстрелы. Огненные метеоры с воем вспороли воздух и градом обрушились на «Останкино». Взрывы ракет доставали верхние ярусы, круша бетон в порошок. Вархатники в ужасе разбегались по территории, но артобстрел не прекращался и вносил все больше смятения в ряды предателей. За людей мы не очень беспокоились, поскольку подполье было заранее предупреждено о предстоящем наступлении партизан и смогло принять меры предосторожности.
      Когда ворота и колючая проволока были уничтожены, вышки с пулеметами снесены, а охрана покинула свои боевые позиции, партизаны начали наступление. Они на бронетранспортерах влетели в телецентр и стали атаковать оставшихся в живых вархатиников. Многие из них сразу побросали оружие и подняли руки вверх, не желая умирать, но небольшая группа предателей на территории шестой телестудии продолжала оказывать яростное сопротивление.
      Я вместе со своей группой тоже ринулся к «Останкино». Отпора к подступам телецентра вначале мы тоже не встретили, видимо, противник был подавлен мощью ракетометов, а может, не хотел воевать за Джека. В итоге партизаны взяли в плен более восьмидесяти человек. Но Джек не собирался уступать. Это его люди, отстреливаясь, отходили на заранее подготовленные позиции. Сдаваться они не желали.
      — Аркадий, возьмите Егора на телевышку, — приказал я Аркадию. — С высоты обзор более хороший и оттуда постарайтесь поодиночке перестрелять вархатников.
      Тот кивнул и вместе со снайпером устремился к сооружению. Я же вместе с остальными перебежками продолжил наступление на позиции Джека.
      Мой автомат выпускал короткие очереди. В ответ надо мной свистели пули противника. Было трудно определиться, попал ли я кого-нибудь. Но то, что огонь вархатников ослабевал, было заметно.
      Тем временем Егор и Аркадий уже были на вышке. Оттуда снайпер начал ловить сторонников Николсона на прицел. Пули Портнова доставали цель, и практически он сумел поколебать ряды сопротивляющихся.
      — Всем группам сконцентрироваться в шестой телестудии, — послышался по рации приказ Семена. — Окружить Джека и не дать ему скрыться.
      Мы не успели это выполнить. Сквозь дым, разрывы гранат и выстрелы на исковерканную дорогу выскочил шестиколесный бэтээр. Крупнокалиберный пулемет своим огнем прижал нас к земле и не давал подняться до самого поворота.
      — Марсики, мы еще встретимся! — через мощный мегафон, укрепленный на броне машины, мы услышали угрозу Николсона, прежде чем бронетранспортер скрылся за руинами.
      Посланные вслед боевые машины партизан его не догнали.

      — Проклятье! — выругался Калинин, когда курьер сообщил, что Джек совершил нападение на ехавший бронетранспортер с жителями «Останкино». Три человека убито, среди них две женщины, один партизан. Пятеро ранено.
      — Вот лунный негодяй! — кипятился генерал ДС. — И где он только прячется? Ведь лунари сами не полезут в катакомбы и канализационные стволы — там твари, а не жалуют неудачников!
      Мы его понимали. Движение Сопротивления, сумев уничтожить логово предателей, приступило к усилению партизанской базы. Бывшие узники «Останкино» теперь вливались в ряды партизан. Телецентр превращался в открытый штаб ДС. Нужно было теперь обустроить быт, решить вопрос с распределением продуктов, раздать оружие со складов Генеева, научить пользоваться ими людей, чтобы затем начать охоту на сцерцепов. Кроме того, нужно было расширить производство теплодетекторов.
      Сцерцепы огрызались, но ничего сделать не могли: из-за приборов они не видели противника и погибали от пуль. Специальные отряды охотников лазили по домам и подвалам в поисках тварей и отстреливали их. Нэйсон сообщила Семену, что проблема питания в будущем можно будет решить за счет мяса сцерцепов и поэтому не стоит бросать трупы на съедение червякам.
      — Их белки вполне усваиваемы человеческим организмом, — убеждала Кэт. — Поэтому мясо тварей нужно замораживать и хранить в холодильнике. Впрочем, все равно скоро наступит проблема голода. И тогда вы поймете, что тварей нужно также выращивать, как когда-то люди разводили рогатый скот.
      Не все в ДС принимали положительно идею Кэт, но другого варианта никто не предлагал. И поэтому Калинин отдал распоряжение не бросать трупы на улицы, а передавать другой специальной группе, которая разделывала их и отвозила в холодильники. Часть мяса шло на еду. Кстати, она была очень вкусной.
      Но Джек, обозленный победой партизан, не сдавался и совершал диверсионные вылазки против ДС. И это ему часто удавалось. Уже прошло три недели со дня взятия «Останкино», а охотники никак не могли отыскать николсонскую группу. В свою очередь командир лунного экипажа "вышел на тропу войны" и убивал людей. Эти обстоятельства в некоторой степени останавливали меня от похода на космодром «Байконур». Я не хотел покидать Москву, пока все лунари не будут пойманы.
      — Вчера этот негодяй убил трех партизан, дежуривших в аэропорту «Домодедово». У всех троих вырвано сердце! — процедил сквозь зубы Семен. Его душила ярость.
      — Это дело рук китайца Хвана, — сказала Блонди. — Он умеет это делать!
      — Неужели Джек не понимает, что против нас ему не устоять и когда-нибудь мы его все равно отыщем?! - продолжал Калинин. — Мы уже очищаем город от тварей, а его уж тем более поймаем!
      — Странно, что он не уехал и не соединился с теми предателями, которые служат другим племенам сцерцепов, — заметил Аркадий. — Джек не покидает город, словно его что-то держит здесь. Но что? Месть марсианам?
      — Тогда это глупость! — нахмурилась Кэт.
      — Ребята, нам нужно к Санкт-Петербургу, — прошептала Изабель. Хэндрик, обнимавший девушку, удивленно взглянул ей в глаза:
      — Зачем?
      Удивление Винни-Пуха было понятным, ведь никто не понимал, с чего это вдруг Блонди упомянула о Петербурге, когда обсуждался вопрос о Джеке. Но я уловил в этом смысл.
      — Если она говорит, значит, это нужно, — задумчиво сказал я. — Помните, еще при первой встрече Джек требовал от меня, чтобы я препроводил его в этот северный город. Только что он там хотел найти?
      — Локаторную станцию, — пояснила Блонди. — Жаку еще на Луне как-то попалась карта точек космической связи, расположенных на Земле и входящих в международную глобальную сеть слежения за объектами в космосе. И он передал ее Джеку, чтобы тот при возникновении каких-либо вопросов мог связаться с какой-нибудь действующей станцией.
      — И что? Кто-нибудь ответил на ваши запросы?
      — Нет, но мы и не запрашивали никого на Земле — не было необходимости. Я хочу сказать, что ближайшей от Москвы точкой космической связи является санкт-петербургская станция ПВО. Именно через нее Джек планировал установить связь с Луной.
      — И зачем? — на этот раз спросила Кэт.
      — Вызвать второй шаттл. Не забывайте, что в сохранности остался второй космоплан серии «Спейсробус-2». Именно с помощью этого корабля Николсон-младший хотел вернуться домой, захватив платформу.
      — Но ты, кажется, говорила, что второго экипажа нет на Луне, — удивился я. — Если это так, то никто не сможет повести шаттл.
      — Готового экипажа, конечно, нет, — помедлила Изабель. — Но не забывайте одного — мой отец умеет управлять. А Жак, манипулируя мной в качестве жертвы, может заставить его отправится в полет.
      — А почему Джек раньше не отправился туда? Ведь он только и знает, что постоянно охотиться за нами.
      — За мной, — поправила меня Изабель. — У меня дискета с кодом. Из-за нее Джек не может покинуть Москву!
      — Какая дискета?! - подпрыгнул я.
      — С файлами, которые приводят в действие нацеливание локаторных систем и обеспечивают нормальную высокоточную связь с Луной. Они же могут служить в качестве пеленга для посадки шаттла. Я его выкрала у Джека из кармана во время побега из "Останкино".
      Информация Блонди привела нас в изумление, но для многих не имела практического интереса. Если Джеку нужен корабль, то пусть его забирает и уматывается с Земли. Будет, во всяком случае, легче справиться с тварями и с вархатниками, — примерно так думал каждый из партизан. Все, кроме меня.
      В моей голове же стал формироваться интересный план. О том, что я задумал что-то сногсшибательное, сразу догадалась Кэт — меня выдал дикий блеск глаз и ехидная усмешка.
      — Ты что задумал? — подозрительно спросила она.
      — Почему ты решила, что я что-то задумал? — я пытался провести ее, но из этого ничего не вышло.
      — Я тебя насквозь вижу, Санджар. Ты прям аж задрожал от возбуждения. Значит, решил напакостить Джеку и вархатникам.
      — А почему бы нам самим не воспользоваться шаттлом?
      — Как ты им воспользуешься? — удивился Хэндрик.
      — Очень просто. Блонди переговорит с Жаком и отцом, сообщит им, что Джек попал в трудное положение и попросит выслать второй космоплан. Мы по радионаводке посадим его и захватим. Затем угоним шаттл вместе с платформой на Марс. Ну, как вам моя мысль?
      — Отличная идея! — согласился Винни-Пух. Он взглянул на Изабель и сразу сник. Девушка не казалось обрадованной:
      — А на Луне пусть и дальше живет диктатор?! Пусть терроризирует колонистов?! А мы на Марсе будем прохлаждаться!…
      — Ну, зачем же ты так, Блондик, — растерянно произнес Винни-Пух. — Ну, а что ты предлагаешь?
      — Я думаю, что задач у нас больше, чем просто доставить груз-490 к месту назначения. Хорошо, я согласна пойти на то, что вы получите лунный шаттл для возвращения на Марс. Но сначала заглянем на Луну и там попытаемся свергнуть тирана, а потом можете гнать свою платформу на новую родину или хоть до самого Плутона, — выпалила Изабель.
      Она явно торговалась. Но делала это не для себя лично, а ради своих друзей и товарищей, которых оставила на лунной базе. И такую позицию можно было понять и по достоинству оценить. С другой стороны, а сможем ли мы выполнить это? Воевать с высокопрофессиональными и жестокими террористами, которые закрытыми глазами могут попасть в «яблочко», весьма сложно и опасно. И естественно, все мы задумались.
      — Ну, как? — тревожно глядя на нас, спросила Блонди.
      Я поднял глаза и посмотрел на друзей. Кэт незаметно кивнула — она была готова к любым действиям. Хэндрик ради Блонди был готов лезть хоть к черту на кулички. Согласие своего экипажа я вроде бы получил. Но для войны с террористами нас явно не хватало.
      Тем временем Калинин и Смоленский с интересом слушали наш разговор. Семен даже крякнул от удовольствия, когда Блонди предложила "экспортировать революцию" на Луну. Такого оборота он от неженки явно не ожидал.
      — Идея отличная, — сказал генерал ДС. — Я, например, с удовольствием слетал бы на Луну и помог бы вам в войне с Жаком. Но не могу покинуть своих соратников. Ведь на Земле еще не решены многие проблемы: твари и предатели еще ходят по моей стране.
      — Зато я не откажусь, — вдруг произнес Аркадий. — Вообще-то я никогда еще не был в космосе, а это так заманчиво… — он аж закатил мечтательно глаза к потолку. И увидев наши вытянутые лица, он спросил: — А что вы так на меня уставились? Неужели вам не нужен спец по выживанию? Человек, умеющий стрелять, драться и ненавидящий бандитов?
      — А разве вы сможете выдержать космический полет? — с недоверием спросил я. — Вы и так износились на Земле, воюя с тварями и с вархатниками.
      — Не беспокойся, браток, выдержу. Лишний балласт шаттлу, конечно, не к чему, но на Луне я пригожусь — не забывайте, что у меня большой опыт ведения войны, — произнес Аркадий, желая доказать свои преимущества. — Все-таки тридцать лет я жил в условиях сцерцеповской тирании и научился партизанщине. А с Жаком, думаю, мы быстро управимся, я помогу, — это Аркадий произнес с таким видом, словно решить проблему с лунным диктатором ему было раз плюнуть.
      Я посмотрел на Кэт. Она как врач и специалист по космической медицине должна была дать свое заключение:
      — Что ты скажешь, бортврач?
      — Проведу медицинское обследование и потом скажу, — ответила она. — Если даже организм слишком изношен для космического полета, то попробую нарастить ему мышечную ткань точно так же, как это делали нам на Марсе. Анаболиков у меня пока достаточно.
      — А я могу дать вам в экипаж еще несколько партизан, которые помогут вам на Луне, — сказал Семен. — Егора Портнова, скажем. Это отличный боец и классный стрелок. На него можете положиться.
      — Отлично, — сказал я. — Тогда выступаем!
      — Когда? — хором вскричали Кэт, Хэндрик, Изабель и Аркадий.
      — Сегодня!
      — Сегодня? Мы не ослышались?
      От изумления у них чуть не вылезли глаза из орбит. Хэндрик начал было меня упрашивать немного повременить, дать время на подготовку к походу, но я был непреклонен:
      — Джеку нужны мы, не забывайте это. Он последует за нами в Санкт-Петербург и оставит Москву в покое. Тогда Семен может спокойно наводить здесь порядок.
      — Но нам трудно будет воевать с Джеком, — как-то нерешительно произнесла Блонди. — Один Хван чего стоит…
      — Оставьте его мне, — попросил Егор. — Я им займусь лично!
      — Хоть ты и хороший стрелок, но Хван — мастер рукопашного боя, — покачал головой я. — И тебе с ним не справиться в ближнем бою.
      — Я его пристрелю, — пообещал Портнов.
      — В условиях разрушенного города он может скрываться в руинах и напасть внезапно, ты даже не успеешь вскинуть винтовку.
      — Вот видишь, — торжествовал Хэндрик. — Нам все равно нужно время на подготовку!
      — Все всегда получается хорошо, когда происходит спонтанно, — парировал я. — И к чему нам готовиться? Оружие у нас есть, продукты питания дадут, а бронетранспортер нас быстро доставит в Санкт-Петербург!
      Экипажу ничего не оставалось, как подчинится. Я дал три часа на сборы. Винни-Пух вместе с двумя механиками-партизанами осмотрел ряд бронемашин в гараже «Останкино» и выбрал ту, которая была более приспособлена к трудному походу и могла преодолеть пересеченную местность. На БТР по приказу Калинина установили пару ракетных установок, на пулеметную турель еще укрепили гранатомет, а бортовую рацию настроили на волну ДС. Затем ребята загрузили машину едой и боеприпасами.
      Когда все было готово, мы, наскоро попрощавшись, полезли на броню. Семен сдержал слово — он выделил в наше распоряжение Егора, который сиял от одной мысли полететь в космос, и еще двух опытных молодых партизан — Касымова Бобура и Окунева Григория. У них были отличные характеристики, да и я сам увидел один раз их в бою, когда сражались против сцерцепов.
      — Счастливого пути, — крикнула нам Алена Калинина. По ее лицу было видно, что она была расстроена нашим отъездом, в особенности Кэт, к которой привязалась как к самой близкой подружке.
      — Мы еще увидимся, Алена! — помахала Нэйсон, сидя на пулеметной башне.
      — Полезай внутрь! — скомандовал я, внимательно наблюдая за окружающим пространством через триплексы. С каждого холма я ожидал внезапного нападения. — А то Джек может снять выстрелом! Наверняка он крутиться вокруг телецентра!
      Кэт, не споря, послушно спустилась и села рядом со мной в командирском отсеке. В бэтээр было немного тесновато, и сидения оказались жесткими, во всяком случае, не для наших «изнеженных» задниц. Смоленский занял место стрелка-радиста, Блонди и Хэндрик, а также Бобур и Егор находились в блоке десантников. Баранку весело крутил Григорий, который оказался и хорошим водителем. Он старательно объезжал бетонные обломки, глубокие канавы и старался держаться дороги.
      — Как доехать до Петербурга ты знаешь? — на всякий случай спросил я его.
      — Когда-то с партизанской группой ходил туда к нашим соратникам. Там тоже есть партизанская база. Возглавляет Екатерина Белоглазова — очень смелая и решительная женщина. Раньше она, так же как и наш Семен Калинин, служила в милиции.
      — А предатели там тоже есть?
      — Эти гады везде есть. И концлагерь-человекоферма тоже имеется. Банда предателей, правда, малочисленна. Их предводитель Хусанов Баходыр по кличке Купчик — шестидесятилетний уголовник — недолюбливал Генеева и поэтому не держал связь с вархатниками. Думаю, о последних событиях в «Останкино» он ничего не знает.
      — А петербургские партизаны?
      — Семен уже сообщил Белоглазовой о нас и просил встретить. Она же поможет найти нам локаторную станцию.
      — Это хорошо, — одобрил я.
      Через часа два мы уже покидали черту города. Автомагистраль, соединяющая Москву с Санкт-Петербургом, оказалась почти не разрушенной. Только изредка на ней мы встречали воронки от взрывов, да и брошенных машин было меньше. Поэтому Григорий развил довольно большую скорость — около восьмидесяти километров в час.
      — В космоплане было лучше, — пожаловался на неудобства Хэндрик. — Просторно, мягко и приятно. А здесь как в жестяной банке.
      — Рядом с тобой Изабель, а ты стонешь, — усмехнулась Кэт. — Как тебе не стыдно?
      Винни-Пух недовольно засопел, но ничего не ответил. Видимо, Кэт угодила в цель. Блонди в свою очередь весело рассмеялась.
      — Есть не хотите? — спросил Аркадий.
      — Меня так трясет в машине, что боюсь — все вылезет из желудка, — произнесла Блонди.
      — А я вот не откажусь, — сердито просипел Хэндрик. Этого и стоило ожидать — он всегда отличался тем, что готов был глотать продукты в любое время суток и в любых количествах. Даже на Марсе Винни-Пуха иногда называли сцерцеп, не столько из-за объема его фигуры, сколько намекая на фантастическую возможность желудка перерабатывать скромные запасы питания колонистов. Главный диетолог станции «ARSLAN» Синди Бэт говорила, что Хэндрик по прожорливости стоит десяти человек.
      И сейчас, не отказывая себе в лишних калориях, он взял протянутые банки тушенки и открыл. Нам в нос ударил запах специй и консервантов, а также мяса. Тут не выдержал я и тоже произнес:
      — М-м, вообще-то мысль хорошая. Можно и закусить.
      По-моему, аромат банки раздразнил и остальных, поскольку все тоже изъявили желание заполнить желудки.
      — А ты хороший искуситель, — засмеялся Аркадий, обращаясь к Хэндрику.
      — Никакой я не искуситель, просто люблю поесть. На Марсе плотно желудок не забьешь — сплошной рацион и нормы, — ответил Винни-Пух, нисколько не обидевшись. — Только один раз нам дали приволье, накормив досыта перед отлетом на Землю…
      — То-то я вижу, что ты как верблюд запасся жирком, — снова пошутил Смоленский.
      Но эта шутка Хамильтону показалась неумной, и он уже собрался бы обидеться, как вдруг Бобур, смотревший по сторонам из люка бэтээр, воскликнул:
      — А это что там? — и он указал назад.
      — Григорий, останови машину, — приказал я и повернул перископ на сто восемьдесят градусов. Позади нас были только снесенные телеграфные столбы и перевернутые придорожные лавочки, кое-где на обочинах валялись искореженные машины, а вдали виднелся врытый в землю танк с изогнутым стволом пушки. И больше ничего.
      — Что ты увидел, Бобур? — спросил я, стараясь разглядеть местность в поисках хотя бы твари.
      — Мне показалась легковая машина, — неуверенно произнес Касымов. — Она следовала за нами…
      — А, по-моему, там ничего нет, — сказал Хэндрик.
      — А если это партизаны? — предположила Кэт.
      — Навряд ли, — ответил Аркадий. — Им легче связаться с нами по рации, чем посылать машину.
      — Тогда или лунари, или другие вархатники, или люди-одиночки, — заключил я.
      — Скорее всего, тебе болезненные видения после психической нагрузки, так называемый посттравматический период, — сказал Хэндрик, стараясь показать свою эрудированность. — Знаешь что такое галлюцинации?
      — У меня нет никаких галлюцинаций! — вскипел, обидевшись Бобур.
      — Он имеет в виду, что показалось, — поспешил разрядить обстановку Кэт, зло сверкнув глазами на Хэндрика. — А ты не хвастайся знаниями в области медицины — это не твой профиль!
      — Наверное, показалось, — согласился Касымов, но по лицу было видно, что он далеко не так думает. Все-таки партизан доверял своим органам восприятия, иначе в условиях тирании тварей и предателей не смог бы выжить.
      На всякий случай я приказал немного подождать, развернув крупнокалиберный пулемет в сторону возможного нападения. Егор достал снайперскую винтовку и через оптический прицел осмотрел местность. Прошло более десяти минут, но никто в поле зрения не возник.
      — Трогай, — сказал, наконец, я Григорию и тот завел мотор. БТР фыркнул и рванул вперед. Мы торопились достигнуть конечной точки в возможно короткий срок.

      В Петербург мы приехали, когда уже стемнело. Когда-то это был величавый город, именно здесь менее полутораста лет произошла революция, надолго изменившая судьбу не только одной страны, но и одной шестой части мира. В начале двадцать первого века Санкт-Петербург превратился в мегаполис, который формировал принципы урбанизации почти всей России и даже претендовал на роль столицы России.
      А сейчас он был разрушен и походил на истлевший скелет. Такое жалкое зрелище свидетельствовало о жуткой катастрофе, внезапно обрушившей на человеческую цивилизацию. Это на нас, космонавтов, подействовало удручающе. Хотя мы сами прожили не в столь шикарных условиях, но трагедия, развернувшаяся на нашей исторической родине, не могла не затронуть сердца. Что касается партизан, то они спокойно воспринимали это. В принципе, это было понятно, так как прожили в этих условиях и ничего другого не видели (за исключением Аркадия, конечно).
      Было около десяти часов. Уже вышли на охоту "демоны ночи" — твари, которые, перекликаясь между собой, издавали жуткие звуки. А может, они просто жаловались на голодную жизнь. Григорий, испытывая органическую ненависть к этим существам, направлял бронетранспортер на них и давил нерасторопных шестью колесами. В конце концов, он так увлекся, что забыл о цели нашего путешествия и фактически стал охотиться за сцерцепами. Он даже специально включил «луну» — мощный прожектор на пулеметной башне и светил на тварей, заставляя цепенеть.
      Парализованный хищник не мог сдвинуться с места и партизан с ехидным хохотом наезжал на него. Это мне надоело, и я рявкнул:
      — Окунев! Прекратить! Не отвлекайся!
      Это подействовало отрезвляюще. Партизан знал, что такое дисциплина и поэтому быстро собрался:
      — Извините, командир, впервые возникла возможность убивать монстров таким способом!
      — Забудь об этом способе, — твердым, не терпящим возражения голосом произнес я. — Лучше останови машину возле того памятника, — я указал на сохранивший монумент бронзовому человеку на коне, наверное, это была какая-то историческая личность. — А вы, Аркадий, включайте рацию, — затем обратился к Смоленскому. Тот кивнул и стал щелкать тумблерами. Из динамика послышался шум атмосферных разрядов.
      — База «Эрмитаж», как меня слышите? — стал крутить ручки настройки Аркадий. — Прием. Говорит мобильная группа московских партизан.
      — Вас слышу прекрасно! — послышался ответ. — Где вы?
      — Уже в городе. Даю радиомаяк для пеленгации, — наш бортрадист-стрелок стал отстукивать сигнал.
      — Радиоимпульс принял, — продолжал тот же голос. — Направляю передовую группу. Встречайте. Пароль "Смерть сцерцепам и хусановцам!".
      — Кому? — переспросил Аркадий.
      — Местной банде предателей. Они же яростные слуги петербургского племени тварей.
      — Ясно, — сказал Аркадий, отключая рацию.
      — Если хусановцы вышли тоже на охоту, то нам лучше выключить прожектор, чтобы не навлечь их к себе, — произнес я и дал команду Григорию вырубить «луну». Мы тот час погрузились в кромешную темноту.
      Только настоящая Луна тускло светила в небе. Она казалась больным и чахлым существом, вынужденным выходить на работу и выполнявшим ее в полсилы. Но Изабель смотрела на нее, и из ее глаз текли слезы. Мы понимали — там была ее родина, там был отец, друзья и царство тирана.
      — У нас вархатники, у них — хусановцы, на спутнике Земли — жаковцы. Надо же, столько много подонков в этом грешном мире, — проворчал Аркадий, который тоже ощутил щемящее чувство тревоги и боли за своих людей. — Казалось бы, гибель человечества должно было объединить людей в борьбе с опасностью, однако этого не произошло. Люди опять разделились, только не на границы, религии, нации и цвет кожи. А на настоящих и предателей. Уверен, завоюй нас инопланетяне, все равно нашлись бы бандиты, установившие связи с ними и получавшие от этого выгоду.
      — Когда человек трус, то он думает только о своей шкуре и готов других послать на смерть, — печально сказала Изабель. — Такова сущность изменников!
      Мы еще немного поговорили, пока дежуривший на крышке люка Бобур не сказал:
      — Внимание, там кто-то идет.
      Мы мгновенно заняли боевые позиции. Я дослал в пулемет ленту, а остальные выдвинули из бойниц стволы автоматов.
      — Кто там? — крикнул Касымов в темноту.
      — Смерть сцерцепам и хусановцам! — произнес кто-то хриплым простуженным голосом.
      — Свои, — облегченно вздохнул Аркадий.
      Григорий включил «луну», но не настолько сильно, чтобы ослеплять прибывших петербургских партизан. Их было человек десять. Все они были одеты в пятнистые маскхалаты и вооружены автоматами. Один даже держал базуку.
      — Я Владимир Бабенко, заместитель Белоглазовой! — представился человек с хриплым голосом. Я заметил шрам на его шее. Потом мне рассказали, что еще в детстве ему сцерцеп разодрал горло, пытаясь его сожрать, но не успел полакомиться — подросток, нисколько не растерявшийся в этой смертельной ситуации, хладнокровно выпустил в тварь всю обойму из пистолета. Рана зажила, но с тех пор Бабенко разговаривал с хрипотцой.
      Мы вылезли из машины и представились.
      — Рад нашим соратникам из Москвы, — гордо произнес Бабенко. — И рад видеть космонавтов с Марса и Луны! Калинин предупредил нас о вашем прибытии и просил оказать помощь. Мы готовы. К тому же у вас и у нас, как оказалось, одна цель!
      — То есть? — удивился я.
      — Вам нужна локаторная станция, раньше входившая в систему российской ПВО, правильно? — спросил Бабенко.
      — Да!
      — Так вот, там расположена база хусановцев. И они там держат людей в качестве бройлерских кур для тварей. Так что нам придется бороться вместе, чтобы выбить предателей оттуда.
      — М-да, — произнес Аркадий. — Это несколько усложняет задачу.
      — Извините, но это не наша вина, — пожал плечами Бабенко. — Хусановцы, наверное, и сами не знают, на чем сидят.
      Я задумался, а затем сказал:
      — Раз такое положение, то будем вместе воевать с предателями. Иного пути нет. Вам нужно очистить город от хусановцев, нам нужна станция. Так что союз необходим!…
      Но как всегда опасность снежным комом упала на наши головы.
      — Хусановцы! — воскликнул один из партизан, наблюдавший за окружающим через бинокулярные очки. Он смог увидеть среди бродивших по развалинам тварей предателей. — Идут сюда!
      Мы вскочили.
      — Сколько их? — быстро спросил Владимир.
      — Трудно сказать, они передвигаются перебежками, — ответил наблюдатель.
      — Откуда хусановцы знают, что мы здесь? — изумился Хэндрик.
      — Это нетрудно, — отмахнулся Бабенко. — Баходыр мог запеленговать ваш радиосигнал. Ему могли сообщить твари. Ведь сцерцепы, хотя и не видят вас из-за приборов, однако, не тупые. Они почувствовали свет прожектора, двигающуюся машину и поняли, что в городе чужие люди. Поэтому дали команду слугам нас поймать!
      — Чтобы там не было, нам нужно дать им бой, — сказал я, горя желанием показать, что моя команда тоже чего-то стоит. Скорее всего, во мне еще не остыла эйфория прежних побед. Но то, что победа — вещь обманчивая и легко отворачивается от победителя, как бы невзначай намекнул Владимир:
      — Это глупо, у них очки ночного видения, а у нас только у одного такой прибор. Хусановцы перещелкают нас как семечки! — процедил он. И тут партизан обратил внимание на наш бронетранспортер. — Ух, ты, а ведь это идея! Совершим отвлекающий маневр. Мы уйдем от хусановцев на бэтээр в сторону моря и там его оставим. Твари передадут, естественно, местоположение машины хусановцам. Пока те будут добираться до него, мы невидимыми для тварей по подземным коммуникациям пройдем на нашу базу.
      Решение нам понравилось. Все запрыгнули на броню. За руль сел один из петербургских партизан, который хорошо ориентировался в городе. БТР сердито зарычал, словно был недоволен сменой водителя, и прямо с места перепрыгнул через бетонный бордюр на скрытую от нас дорогу.
      И успели это сделать вовремя, так как противники увидели удаляющуюся машину и открыли огонь. Трассирующие пули градом защелкали по броне, не нанося никакого ущерба. Хорошо, что у хусановцев не было гранатомета, иначе они могли бы хорошо подпортить нам жизнь.
      Впрочем, уже через минуту мы уже были вне досягаемости их автоматов. Издали мы услышали скверную речь хусановцев.
      — Скоты! — в ответ выругался Бабенко.
      Все были согласны с этим мнением.
      Мы проделали все точно так, как и предложил Владимир. Оставив бэтээр у Аничкова моста, объединенный отряд ринулся в канализационный сток. Он и так кишел сцерцепами, но нас это не испугало и не остановило. Мы были вне поля их видимости. Правда, Бабенко предупредил нас, чтобы мы меньше их задевали и громко не разговаривали, так как теперь эти твари могли определить местонахождения человека по звуку. По мнению партизан, они уже научились отличать посторонние шумы от человеческой речи и, естественно, сами могли произносить слоги.
      Через полчаса моя группа уже была на партизанской базе, которая, как выяснилось, располагалась недалеко от знаменитого «Эрмитажа», а затем мы предстали перед знаменитой партизанкой Белоглазовой. Это женщина меня поразила. Хотя ей уже было около пятидесяти пяти лет, однако, она была подтянута и стройна. Все ее тело так пылало энергией и мужественностью, что, казалось, она готова сейчас же броситься в бой. О нелегкой ее судьбе говорили страшные шрамы на лице и руках. Впрочем, она их не стыдилась. Сами партизаны с уважением ее называли "атаманшей".
      — Здравствуйте, — поздоровалась она с нами, выйдя из-за стола, на котором работала с компьютерной приставкой. — Рада видеть московских братьев! А также наших инопланетных колонистов!
      — Спасибо, мы также рады встрече с вами, уважаемая Екатерина… м-м… — затруднился я.
      — Ивановна, — подсказала женщина, мило улыбнувшись. Ее улыбка затмила уродливо глубокий шрам, пересекавший от левого уха к подбородку — это тоже, как выяснилось, результат встречи с сцерцепом двадцать лет назад. Говорили, все ее тело в таких ужасных порезах, которое она получила в схватках с тварями. Конечно, подобное свидетельствовало, что ее жизнь не раз находилась на грани смерти.
      — Екатерина Ивановна, — поправился я. И представил своих спутников. Когда приветственные церемонии закончились, по просьбе Белоглазовой мы сразу приступили к обсуждению плана захвата локаторной станции. Ее деловая хватка и боевая смекалка сразу определилась при анализе полученной разведгруппой информации об обстановке в городе и при планировании действий.
      — Чем мы располагаем? — прежде всего, спросил я, склонившись над картой.
      — Только стрелковое оружие, плюс пара гранатометов, а также девять бронемашин. С вашей — уже десять, если, конечно, хусановцы ее не взорвали или не перегнали на свою базу, — ответил Бабенко.
      — А чем располагает противник?
      — У хусановцев с оружием чуть лучше — есть огнеметы, автоматические гранатометы АГС-17 «Пламя». Кстати, на вооружении у бандитов имеется морской катер береговой охраны проекта 1241 «Молния» с пулеметами и пушками, а также зенитными корабельными комплексами «Штиль» и «Клинок» — весьма опасные штучки. Когда-то этот корабль входил в состав Ленинградского пограничного звена. Эта штучка нам много хлопот приносит, — призналась атаманша. — Один раз попали под ее ракетно-артиллерийский огонь — еле выбрались.
      — Локаторная станция расположена близко к этому кораблю? — поинтересовался Хэндрик.
      — Нет. База хусановцев в совсем другой части города.
      — Это хорошо, — заметил я и стал изучать местность на карте. Локаторная станция представляла собой большой комплекс ПВО, где располагались пункты управления, сами локаторы, комплекс обработки информации, жилой комплекс — иначе говоря, казармы, гаражи, оружейная и склады. Окружала все это трехметровой высоты бетонная стена с колючей проволокой. На семи углах периметра располагались сторожевые вышки — почти такие же, как в «Останкино». Первое впечатление говорило, что взять эту крепость будет нелегко. Но я думал иначе:
      — Тогда предлагаю следующий план. В операции участвует четыре группы — десять человек в одной команде и по пятьдесят человек в трех других. Первая группа партизан, назовем ее буквой «А», направляется к сторожевому катеру и топит его выстрелом из базуки ниже ватерлинии. Желательно произвести несколько залпов кумулятивными снарядами, чтобы команда не успела залатать пробоины. Эта же группа не дает экипажу выбраться на берег и оказать помощь остальным хусановцам.
      В момент уничтожения катера три другие группы — «Б», "В" и «Г» — идут на захват локаторной станции. Сначала наши снайперы одновременно снимают всех охранников на вышках — это семь человек, а потом за двадцать секунд саперы взрывают бетонные стены здесь, здесь и здесь, — указкой я указал места, где требовалось заложить мины. — На девяти бронетранспортерах — по три на каждую группу — мы врываемся внутрь здания. Группы «Б» и «В» направляются в человекофермы, где разводят людей, и в казармы, где живут хусановцы. Там они уничтожают предателей. Группа «Г» направляется к пункту управления локаторными системами, по пути вступая в бой с теми охранниками, которые к моменту нападения могут быть на открытом пространстве…
      — План интересен, — согласилась Белоглазова, — Но нужно проверить, как может протекать эта операция, смоделировав на компьютере, — и она приступила к загрузке информации на оперативную базу компьютера. Машина прокрутила весь бой на экране, а затем, рассчитав все возможные варианты, дала вероятность победы в семьдесят девять процентов. Правда, при этом мои предложения были немного уточнены. Я на электронику нисколько не обиделся за это. Наоборот, был рад, что план в целом одобрен компьютером. Ведь такую высокую вероятность, как мне сказала Белоглазова, машина никогда не давала.
      — Приступаем утром, — сказал я, взглянув на часы. — В семь часов.
      — Значит, у нас всего лишь три часа на сон, — застонал Хэндрик.
      — Увы, — развел я руками. — Нам нужно делать все быстро.
      — Мы еще не определились, кто будет возглавлять группы, — напомнила атаманша.
      — Общее руководство, я так думаю, должно остаться за вами, — немного подумав, предложил я.
      — Спасибо, но я привыкла водить партизанам в бой сама и быть наравне с ними, — хмуро произнесла Екатерина Ивановна. — Когда они чувствуют командира, то им легче.
      — Впрочем, вы можете возглавить одну из групп, скажем «Б». Группу «А» поведет на задание ваш заместитель Бабенко.
      — Согласна, — кивнула Белоглазова.
      — Группу «Г» возглавлю я, а группу "В"…
      — Хотелось бы мне, — подал голос Аркадий. — Я уверен, что справлюсь с задачей.
      Белоглазова, которая хорошо знала этого человека, посмотрела на него и кивнула.
      — Согласна. А теперь — поздний ужин или ранний завтрак — понимайте, как хотите, и спать! — рявкнула атаманша. Мы с удовольствием кинулись исполнять этот приказ, поскольку нас ждали дымящиеся блюда, приготовленные в нашу честь и удобные диваны.

      Нападение, почему-то не было внезапным для хусановцев. Они хорошо приготовились к встрече. У меня даже сложилось впечатление, что их кто-то предупредил. Не знаю, как там с катером, но у локаторной станции в первые минуты пошло все вкось и наперекосяк. Вначале все шло, как по сценарию: двоих часовых Егор убрал быстро, но остальные на вышках спрятались за броневые листы и стали стрелять из крупнокалиберных пулеметов по развалинам. Очередь прошлась и над нами, благо никого не задев. Мы, находясь в близлежащем здании, бросились на пол.
      Саперы, которые в первую секунду бросились к стенам, считали, что часовые уже мертвы. Но не добежали, так как были сражены хусановцами. К тому же из-за стен ввысь ударили минометы, снаряды которых стали разрываться по кольцу вокруг станции. Конечно, при слепой стрельбе попасть в группу партизан было сложно, но такой отпор ввел сумятицу в ряды Белоглазовой.
      — Весь план насмарку! — выругался Аркадий, видя, что ситуация выходит из-под нашего контроля. — Или у них контрразведка отлично работает, или они все двадцать четыре часа в сутки готовы к отражению атаки, или кто-то их предупредил.
      — У меня нет предателей! — сверкнула глазами Екатерина Ивановна.
      — Может, есть шпионы? — невинно спросил Смоленский. Но, увидев, как рассвирепела атаманша, поспешно добавил: — Это предположение. Но судите сами, они ждали нас. И это подозрительно.
      — Я доверяю своим людям, иначе бы не стала генералом, — процедила Белоглазова. — Они верят мне, а я им отвечаю взаимностью. Ищите причины за пределами партизанской базы.
      — Ладно, все равно сейчас это не меняет ситуации, — рявкнул я, останавливая ненужный спор. — Будем вносить коррективы в план. Быстро установите на БТР гранатометы и зарядите их кумулятивными ракетами. Подъедем к стенам и залпами раздолбаем бетон. Может, дыры будут недостаточными для проезда машин, но люди смогут пролезть внутрь, думаю, без проблем. А дальше — по плану.
      — Отлично, — согласился Аркадий, спускаясь к своему бронетранспортеру, где его поджидала группа "В".
      — Согласна! — кивнула Белоглазова и отдала распоряжение по рации.
      Партизаны, не смотря на яростный обстрел минометов, подвели бэтээры ближе к станции. Гранатометы зарядили мощными снарядами. Мы запрыгнули в машины и рванули к стенам, причем каждая группа направлялась, как было заранее согласовано, к противоположной стороне.
      Хусановцы заметили бронетранспортеры и стали стрелять из автоматов. Но их пули были беспомощными против брони, а минометы не могли подбить нас под таким углом. Подъехав на расстояние сорока метров к стенам, партизаны дали залп.
      Гранаты разорвали стену как камни бумажный листок. Осколки бетона долетели до машин и забарабанили по корпусу. Сквозь дым мы увидели огромную дыру, от которой во все стороны шли глубокие трещины. Казалось, что стену опутали паутиной.
      — Заряжай, — крикнул я гранатометчикам. Те быстро вставили снаряды в стволы и еще раз бабахнули. Стена не выдержала, и огромный кусок рухнул на землю. Все заволокло пылью и гарью.
      — Вперед! — скомандовал я, и Григорий ударил по газам. Бэтээр совершил вполне акробатический трюк — подпрыгнул вверх, подняв строго вертикально нос. Находящиеся внутри люди взвыли то ли от восторга, то ли от ужаса. Но когда машина приземлилась, то нас так тряхнуло, что теперь все издали звук, в котором слышались угрожающие нотки в адрес водителя.
      — Эй, не дрова везешь! — завопил Хэндрик.
      Но было не до спора. Бронетранспортер мчался к зданию управления локаторной станции. За нами следовали еще два БТР. Из всех бойниц партизаны поливали бегущих по двору хусановцев свинцовым огнем. Егор, сидя на башне, давал короткие, но прицельные очереди из пулемета по огневым точкам. Ему удалось уничтожить два минометных расчета и одно пулеметное гнездо.
      С другой стороны шесть БТР прервали заграждения и теперь атаковали охрану на человекофермах и казарму, откуда выбегали злые хусановцы. Там завязался довольно-таки тяжелый бой. Из пробитых дыр на территорию станции влетали партизаны и сразу начинали обстрел.
      Наша группа достигла точки назначения. По моей команде пятьдесят человек покинули машины и устремились в здание станции. Я заранее всех предупредил, чтобы внутри не пользовались гранатами и вели только прицельную стрельбу — не дай бог повредить систему управления или механизмы локаторов, тогда вся затея летит насмарку. Партизаны обещали придерживаться этих моментов.
      В здании хусановцев было немного, и поэтому мы быстро подавили сопротивление. Правда, в подземных этажах нас надолго задержал какой-то отряд. Это были не хусановцы, так как вели бой более грамотно, я бы даже сказал профессионально. Фактически человек семь противостояли нам, но мы никак не могли их выбить.
      — Я попробую пролезть в центр управления по воздушным шахтам, — сказал я своей группе. — А вы отвлекайте их.
      — Я с тобой! — сказал Хэндрик.
      — Хорошо. Командование группой возлагается на сержанта Портнова, — передал я бразды управление Егору и, сломав щиток на трубе воздушного шлюза, пролез внутрь. Винни-Пух последовал за мной. Правда, я ума не приложу, как он со своими габаритами уместился в трубе.
      Внутри было темно, и мне пришлось включить фонарик. Стараясь не шуметь и не выдавать себя, мы спустились на нижний подземный этаж. Выстрелы остались наверху.
      — По-моему, это здесь, — сказал я, через щели вентиляционного щитка рассматривая помещение, которое было уставлено компьютерами, пультами управления и мониторами. Тускло светили плафоны. Судя по горевшим экранам и жужжанию электронных машин, здесь кто-то недавно работал. Но кто? Хусановцам не нужны были локаторы космической связи и слежения за объектами в космосе, ведь система противоракетной и противовоздушной обороны не могли обеспечить защиту от партизан. Значит, включили те, кто нуждался в таких аппаратах.
      Я ногой выбил щиток и спрыгнул с трехметровой высоты вниз. Хотя я это сделал как кошка, Винни-Пух прыгнул точно как медведь. Шума он наделал много.
      — Тихо ты, — прошипел я, вскидывая пистолет. Но в зале было тихо, только шум боя доносился до нас с верхних этажей.
      — Здесь никого нет, — ответил Хэндрик, подбегая к пультам. — Ого, это мощные системы связи, можно даже связаться с Марсом! — воскликнул он, осмотрев аппаратуру. В нем опят закипела жизнь техника.
      — Марс повременит, времени нет для разговора с Тагасимой. Держи дискету, — я протянул другу пластинку, как кто-то шустрый и быстрый возник из полумрака и выхватил ее из моих пальцев.
      — Здесь кто-то есть! — успел крикнуть я, прежде чем схлопотал мощный пинок в живот. Меня аж отбросило к стене. Хэндрик кинулся мне на выручку, но тоже был повержен.
      Из темноты выдвинулся человек.
      — Джек?! изумился я.
      — А кто же еще, марсик? — зло усмехнулся Николсон, держа меня на прицеле "Калашникова". — Бросайте оружие… Осторожно, не вздумайте баловаться, а то могу запросто застрелить, — Джек внимательно следил, как мы с Хамильтоном вынули пистолеты и сложили на пол. — А теперь отбросьте ногой подальше, — пришлось выполнять и этот приказ.
      — Это твои ребята наверху отстреливаются? — спросил я. — Или хусановцы?
      — Как они в бою, мои ребятишки, а? — усмехнулся Джек. — Много ваших уложили? Они профессионалы. Мой отец сам воспитывал их и учил искусству убийц! На Луне не мало людишек пришлось помучить, прежде чем освоили азы истязания…
      — Хван, ты взял дискету? — затем обратился он в полумрак, куда спрятался человек, отнявший у меня дискету.
      — Да, хозяин! — и китаец бросил ему пластинку.
      — Вот и отлично, — хмыкнул Джек. Он вытащил дискету из футляра и вставил в загрузочный блок. Дисковод мгновенно стал считывать информацию, а операционная система компьютера, включив механизмы управления локатором, по заданным параметрам навела чашу на Луну.
      — Как ты сюда попал, Джек? — спросил я, прислушиваясь к шуму боя. Я надеялся, что партизанам удастся сломить лунных горилл и ворваться сюда. Но наверху никакого сдвига не произошло, лунари умело отбивали атаки.
      — Следил за вами, — ответил тот, смотря, как на экранах мониторов возникают столбики цифр. Система уже навела локатор на Луну, и теперь машина начинала подавать сигналы на определенной частоте.
      — Блонди, эта тварь, украла дискету, — зло выругавшись, продолжал Джек. — Я знал, что она вам пригодится и вы, скорее всего, воспользуетесь санкт-петербургской станцией. Поэтому мои ребята дежурили у дороги на Петербург. Едва вы появились, как мы последовали за вами на "джипе"…
      — А вот почему Бобур сказал, что видел преследующую нас машину! — прошипел Хэндрик. — Если бы мы прислушались к его словам и обшарили местность, то вам была бы крышка!
      — Не уверен, — усмехнулся Джек. — Как мои ребята воюют, сейчас узнают на своей шкуре партизаны. И вам было бы не сладко… Мы следовали за вами на таком расстоянии, чтобы вы не могли увидеть «джип», но, видимо, один раз все-таки засекли нас. Мы прибыли в Петербург ночью и в тот момент, когда хусановцы устроили стрельбу по-вашему бэтээр.
      — Наше появление было неожиданностью для хусановцев. Я как дипломат сразу вступил в разговор с ними и объяснил, какую опасность вы, марсики, представляете для них — ведь вы уничтожили Генеева и его останкинскую базу. Если можно снести такой крупный лагерь как в Москве, то почему бы ни свергнуть и Питере? Такой прецедент хусановцам не понравился и поэтому генерал Баходыр встретился со мной и принял мои услуги. Он не на шутку испугался. А я уж постарался еще больше его застращать.
      — Но не думаю, что ты сейчас защищаешь интересы Хусанова, — заметил я. — Это в не твоих правилах!
      — Конечно, нет! — воскликнул Николсон, улыбаясь от удовольствия — сигналы, судя по данным компьютера, были приняты лунной станцией. Теперь следовало ждать ответа. — Я всегда защищаю только свои интересы. Хотя я предупредил Хусанова, этого болвана, что нападения следует ожидать сегодня же — мне известна твоя стремительность в решении проблем, — однако тот никаких особых мер не предпринял, понадеявшись на несокрушимую мощь своей крепости. Он решил, что прекратит вылазки в город, пока вы не покинете Питер. И напрасно, так думал — партизаны сумели пробиться.
      — Я же устроил засаду в зале управления локаторной станции и, как видишь, свое получил, — усмехнулся Джек.
      В этот момент засветился экран монитора, и сквозь рябь появилось изображение человека. Он мне сразу не понравился — жестокое выражение лица, холодные, словно лед глаза, тонкие губы, скривленные в ехидно-подлой улыбке. Точно такой же тип физиономии был отпечатан у Джека. Я понял сразу, что это и есть папаша Жак.
      — Сынок! — воскликнул Николсон-старший. Его глаза буквально буравили всех находившихся. Мы не согнулись от страха, хотя стало не по себе от убийственного взгляда лунного тирана. При виде босса Хван склонил голову, а Джек подпрыгнул к телекамере:
      — Отец!
      — Ты почему на Земле? — прогремел диктатор. — Что ты там делаешь? Разве в этом заключалась твоя миссия? Почему не выходил раньше на связь? — он сыпал вопросами как горох из мешка.
      — Столкнулся с марсианами, отец. Они хотели угнать наш груз-490! Пришлось дать им урок! — ответил Николсон-младший немного хриплым голосом, видимо, боялся гнева родителя.
      — Молодец! — похвалил Жак и Джек чуть не расплылся в улыбке. — А корабль?
      Лицо у сына мгновенно побледнело:
      — Хм, "Летучий Голландец", получив сильные повреждения, хм, упал в Подмосковье — это, отец, в России. Мы еле успели катапультироваться. Блонди всех нас предала…
      — Сучка! — не выдержал Жак. — Такая же, как и ее паршивый папашка Аттали!
      — Я тоже так думаю, отец, — согласился Джек. — Но груз-490 остался на орбите! Я его не отдал марсикам! Кстати, эти люди, которые стоят за мной, и есть экипаж марсианского корабля!
      — Убей их! — сверкнул глазами Жак. И мы вздрогнули. Находясь далеко от Земли, этот человек подписал нам смертный приговор.
      — Хорошо, отец! Это мы сделаем с удовольствием, — и Джек в этом не врал.
      — Высылаю на Землю второй шаттл. Его поведет Франс Аттали…
      — А если он откажется?
      — Тогда я перережу половину населения станции, а ты убьешь его дочь Изабель!
      — Хорошо, отец! Я сделаю все, что ты скажешь!
      — Груз ты обязан доставить на Луну, это проверка на твою зрелость! Не забывай, после меня ты хозяин Луны!… Хван! — крикнул Жак китайцу.
      — Да, босс! — вышел вперед тот.
      — Охраняй Джека! Убей любого, кто посмеет поднять руку на моего сына!
      — Будет сделано, босс!
      — Корабль "Радуга звезд" вылетает через пять часов! На Землю прибудет через полторы суток! Обеспечьте нормальную посадку! Координаты пункта, откуда ты ведешь разговор, определены. Шаттл сядет там же.
      — Это Санкт-Петербург! — подсказал Джек.
      — Мне чихать, что это за город! Главное — ты мне нужен живым и здоровым! Не забывай, какая божья миссия на тебя возложена! Прощай, сын, встретимся на Луне! — и экран отключился.
      — Вы слышали, марсики, — повернулся к нам Джек, — что сказал о вашей судьбе Великий Жак? Вы умрете!
      — Ой, как страшно! — прошипел Хэндрик, хотя его всего колотило.
      — Ты не просто так умрешь, Хэндрик. Хван тебя будет долго и жестоко мучить. Ты пожалеешь, что не умер сразу, — склонившись над ним, произнес Джек. И этим допустил ошибку.
      Винни-Пух согнул ноги, а затем как из пружины ударил ими Джека в грудь. Тот аж отлетел к переборке. Автомат последовал в другую сторону. Хэндрик вскочил и кинулся к Николсону. Завязалась схватка.
      Хван молнией ринулся на помощь к хозяину. И он мог быстро сломить Хэндрика. Нет уж, китаец мой, решил я, и сам кинулся в атаку. Конечно, я осознавал, какой страшный и опасный противник этот Хван. Но во мне горела злость и ненависть, и я готов был растерзать хоть дьявола.
      Хван, увидев меня, резко остановился. По его лицу пробежала тень презрения и предвкушение истязания. Он занял позицию, которая называлась в у-шу «цапля». О ней я знал только из кино, демонстрировавшегося на Марсе. Сейчас же видел, как исполнялся боевой танец и чувствовал не только грацию и пластичность движений, но и таящуюся опасность. Криво усмехнувшись, китаец сделал выпад рукой. Видимо, это не было ударом, а, скорее всего, необходимое «па» в танце «цапли». Я же воспринял это иначе, увернулся и, перехватив руку, и дернул к себе.
      Хван потерял равновесие и полетел на пол. В воздухе, однако, он успел сконцентрироваться и перевернуться, чтобы ногами приземлиться. Презрение, которое он испытывал по отношению ко мне, сменилось на удивление — Хван не ожидал от марсианина такой прыти. Впрочем, это только еще больше воодушевило его, так как он страстно желал встретиться с равным или более сильным противником.
      У меня же не было выбора, и поэтому я приготовился к нелегкому и, скорее всего, смертельно опасному бою. Хван даже при моем поражении не оставит в живых. Поэтому я в ожидании атаки принял стойку, которая в каратэ-до именовалась "поза всадника".
      Хван понял, что марсианин тоже имеет представление о восточных единоборствах, и еще больше распалился. Он стал кружить вокруг меня, чтобы заставить потерять ориентировку и открыться. Я на эту удочку не клюнул и в свою очередь, подпрыгнув, нанес в воздухе удар «ура-тоби-маваши-гери». Это был любимый прием Тагасимы, а он в свое время постарался передать мне все тонкости техники исполнения.
      Хван легко ушел, но его лицо расплылось от удовлетворения — он высоко оценил мастерство приема. Но едва я приземлился, как он провел молниеносную подсечку "хвост дракона". Я упал на спину и затылком ударился о пол.
      От боли у меня аж в голове загудело. Хван склонился надо мной, чтобы нанести удар кулаком в лицо. Пришлось мне остановить это нехорошее решение, бросив тело противника через себя.
      Китаец опять удачно приземлился. Но я не остановился и пошел в стремительную атаку, нанося удар один за другим. Нужно отдать должное Хвану — он был сильным мастером у-шу и легко отбивал удары. При этом он ожидал, когда я допущу ошибку и откроюсь. И дождался.
      Мой кулак попал в пустоту, а стремительные апперкот в челюсть лишил меня на несколько секунд сознания. Когда я пришел в себя, то уже чувствовал пальцы-клещи на своей шее. Хван душил меня, и рука у него была такой сильной, то я не мог сдвинуть ее.
      Воздуха не хватало, мои легкие готовы были взорваться, и я чувствовал, что слабею. Это конец, мелькнула мысль. Прощай, Кэт! Я так и не выполнил задание Марса!
      Но что будет с колонистами, моими родителями, друзьями? Ведь это все произошло из-за моей дурости. Нет уж, я не сдамся.
      Левой рукой стараясь ослабить хватку Хвана, я правой стал щупать на поясе аптечку. Анаболик был там. Пальцем мне удалось извлечь ампулу и сломать о пол стеклянную пробку. Обнажилась игла, и я вонзил ее в бедро. Жидкость полностью попала внутрь организма.
      Уже через несколько секунд я почувствовал прилив энергии. Хван с изумлением увидел, как мне удалось легко освободиться от удушающего приема и спокойно отбросить его от себя. Затем, встав, я начал наносить мощные удары. Хван пытался парировать и провести контрприем. Но его ответ для меня был как укус комара.
      В итоге Хван, истекая кровью, грохнулся на пол. Он отключился и надолго.
      Я же кинулся на помощь к Хэндрику. Там борьба шла в ничью. Хотя Винни-Пух мог бы подавить противника своим весом, однако Джек оказался более ловким и юрким, ему удавалось ускользать от захватов Хэндрика и в свою очередь бить по болевым точкам.
      Хэндрик хрипел, но не прекращал попыток схватить Николсона.
      — Хван! — крикнул Джек, увидев меня здоровым и невредимым. Он обалдел, заметив лежащее без движение тело китайца.
      — Хван на отдыхе, — прошипел я и схватил Джека за шиворот как провинившегося мальчишку. Он пытался оказать сопротивление, но ударом в поддых я быстро успокоил его. Затем поволок ослабевшее тело наверх, туда, где шел бой.
      — Эй вы, идиоты! — заорал я лунным гориллам, прикрываясь Джеком как щитом. — У меня ваш командир, а также Хван. Бросайте оружие или ему конец!
      Экипаж "Летучего Голландца" перестал стрелять. Космонавты с изумлением смотрели на моего заложника. В их глазах я читал ненависть и недоверие.
      — Это ловкий трюк марсиан, — прошипел один из них и, подняв автомат, дал короткую очередь.
      Пули прошили Джека и он, вскрикнув, дернулся. Во все стороны брызнула кровь. Я откинул мертвое тело от себя и спрятался за переборку. Никак не ожидал, что лунари откроют огонь по своему хозяину.
      — Джек мертв! Это ты убил его, сволочь! — послышались разборки среди лунарей. — Теперь Жак нам всем головы поотрывает!
      — Я думал, что это хитрость марсиан, двойник какой-нибудь! Хван не мог отдать Джека в их руки! — оправдывался убийца.
      Пока они спорили, партизаны решали, как дальше поступить. И видимо, приняли решение.
      — Эй, Санджар, как ты там? — послышался голос Аркадия, который со своей группой пришел на помощь к нам. Как потом мне сказали, сопротивление хусановцев было подавлено быстро и почти без потерь со стороны партизан. И бой фактически продолжался только тут.
      — Жду, когда эти бандиты сдадутся! — ответил я. — Эти придурки убили Джека, своего шефа!
      — Так здесь Николсон? — удивился Смоленский.
      — Ага. И он перед смертью уже успел связаться с Луной, нажаловаться папаше на нас и попросил направить за ним второй шаттл. Послезавтра корабль будет здесь!
      — Джек вызвал шаттл! — послышался голос среди лунарей. — Жак с нас шкуру спустит!
      — А мы скажем ему, что это марсики убили его! — предложил кто-то из них.
      — Отличная идея!
      — Эй вы, сдавайтесь, я гарантирую вам жизнь! — вдруг услышали мы усиленный мегафоном голос Белоглазовой. — База хусановцев в наших руках. Сопротивление бесполезно!
      — Это мы еще посмотрим! — ответил лунарь.
      — Санджар, ты еще воспользуешься локаторами? — вдруг спросила Екатерина Ивановна.
      — Нет, — ответил я, не понимая, к чему клонит атаманша. — Главное — шаттл летит к Земле.
      — Хорошо. Тогда спуститесь вниз. Сейчас здесь будет жарко!
      Мы с Хэндриком едва успели выполнить этот приказ, как партизаны выпустили теромобомбы к лунарям. Белоглазова не врала, стало действительно жарко: две гранаты разорвались, подняв температуру на лестничной клетке до трех тысяч градусов. Мгновенно в радиусе десяти метров все сгорело. Наши противники истлели за несколько секунд, не оставив даже костей. Да и могли ли они выдержать эту температуру, если металл оплавился и желтыми каплями стал стекать к нам, в зал управления.
      Нас спасла переборка, да и она настолько накалилась, что было страшно прикоснуться к ней.

      — Ну, как вы? — спросила Белоглазова, когда мы вышли на поверхность из зала управления. Она в полной боевой амуниции стояла в окружении партизан. Ее лицо было в саже от напалма, а на голове — повязка в крови. Атаманша, как всегда, сама принимала активное участие в боях и вела своих людей на хусановцев. Дымящийся автомат говорил, что не один магазин ей пришлось сменить.
      — Трудно сказать, — произнес Хэндрик, щупая себя. — Я вроде бы цел, но этот проклятый Джек нанес мне небольшой урон! — какой урон Винни-Пух не стал уточнять, но я понял, что это связано с его некоторыми интимными органами.
      — Джека пришили свои, надо же такому случиться, — поражалась Екатерина Ивановна, выслушав наш рассказ о последних событиях.
      По территории станции ходили партизаны. Они выводили хусановцев, которые как тараканы запрятались в разных щелях и дырах зданий. Из некоторых окон шел дым — именно там оказали сопротивление предатели, в частности сам Баходыр, который, кстати, пал при взрыве гранат.
      — А у вас как? — спросил я. — По-моему все нормально! База взята, люди освобождены!
      — Не совсем, — нахмурилась Белоглазова. — Группа Бабенко не смогла выполнить задание. Сторожевой катер ушел целым и невредимым в воды. Сам Владимир погиб.
      — Значит, хусановцы остались только на морском корабле? — спросил я.
      — Да.
      — Думаю, это не страшно! Когда-нибудь до них доберетесь, не вечно же им плавать в море! Еще причалят и попросят пощады, — последнее я произнес не совсем уверенно.
      — Боюсь, это они могут заставить нас попросить пощады, — сказала Белоглазова. — На корабле установлены ракеты «Москит» класса "вода-воздух".
      Я помрачнел, поскольку сразу понял, какую угрозу представляют данные ракеты. Однако до Хэндрика эта информация не дошла.
      — Ну и что? — недоуменно спросил он. — Думаете, они этими штучками могут попасть в нас?
      — Думаю, что этими ракетами, болван ты этакий, они могут попасть в шаттл! — прошипел я. — Система наведения у «Москитов» одна из самых точных! Вероятность попадания — девяносто семь процентов!
      — Надеюсь, что за отведенное на прилет космоплана время мы успеем решить вопрос со сторожевым катером, — неуверенно произнесла Белоглазова. — Или постараемся, чтобы он близко не подошел к Балтийскому заливу.
      Меня это не успокоило.
      Чтобы чем-то заняться и не выглядеть гостями мы принялись помогать партизанам очищать базу от хусановцев. Блонди и Кэт уже находились в местной человекоферме и оказывали медицинскую помощь изможденным людям. Здесь точно так же, как и в «Останкино» были женский бокс — место для зачатия, вынашивания и рождения детей — будущей пищи сцерцепов, а также жилые комнаты. Стариков практически не было, так как они в первую очередь шли на корм тварям. Условия жизни были сведены к минимуму, практически хусановцы старались превратить людей в неразумных и безропотных существ. В этом они, надо признаться, преуспели. Многие не могли членораздельно разговаривать, а только издавали малопонятные звуки. Более семидесяти процентов обитателей человекофермы можно было отнести к психически ненормальным. Шизофрения — основной диагноз для них поставила Кэт.
      Партизаны, увидев, до чего довели людей твари и хусановцы, выходили из себя и Белоглазовой с трудом удавалось удерживать их, чтобы они не начали массовый расстрел плененных предателей. Пришлось хусановцев в наручниках отправлять под усиленным конвоем на партизанскую базу, чтобы затем решить их судьбу. Оставить их на станции мы не рискнули. Сопровождал их Аркадий.
      — Одна задача выполнена — база предателей ликвидирована. Источник питания для сцерцепов — тоже, — подвела итоги выполненной операции Екатерина Ивановна. — Теперь осталось только взяться за сцерцепов. Но мы их быстро уничтожим из огнеметов.
      Кэт решила изменить точку зрения генерала на эту проблему и рассказала ей идею о выведении сцерцепов для пищи.
      — Ведь на Земле больше не осталось животных, — опираясь на факты, объясняла она суть. — Значит, проблема питания для людей в ближайшее время станет острой. Когда-нибудь запасы продуктов тридцатилетней давности кончаться. Тогда и придется есть тварей. А их мясо очень вкусное.
      — Откуда вы знаете? — подозрительно спросила Белоглазова.
      — Тридцать лет назад в Ташкенте профессор Турсунов занимался этой проблемой и доказал, что протеины сцерцепа вполне пригодны для человека. Мясо нежное и вкусное, причем не содержит вредных и опасных веществ. Организм твари умеет выводить из себя канцерагены, токсины и радиоактивные элементы. Так что в ближайшее столетие, если конечно, генетика не выведет новый вид организмов, человеку придется питаться только сцерцепом.
      — Поэтому вы предлагаете не уничтожать полностью тварей?
      — Да. Их нужно загонять уже в зоофермы и там разводить. Хорошо бы путем генетического вмешательства превратить их из хищников в травоядные существа. И лишить возможность эволюционировать в сложные в психическом смысле создания. Земля не выдержит двух противоположных разума.
      Кэт замолчала, переводя дух. Партизаны, многие из которых стояли рядом, все это слышали и теперь переваривали информацию. Для многих это было туманным.
      — Это хорошо, но слишком трудно и сложно для нас, — произнесла Белоглазова. — Мои люди умеют воевать и совсем не знают ничего о науке, сельском хозяйстве и промышленности. Нам будет трудно после тридцатилетней партизанской войны перейти к мирной жизни. А также преодолеть в себе отвращение к сцерцепам. Любой человек с молоком матери впитал ненависть к ним.
      — Марс поможет! — вступил в разговор Хэндрик. — У нас много ученых, которые смогут поднять земную индустрию и агросферу! Колонистами даже разрабатывался проект «Дезинфекция», направленный на уничтожение тварей на Земле. Думаю, наши генетики вмешаются в хромосомы сцерцепов и изменят наследственную информацию.
      — Это нам по силам, — подтвердила Кэт.
      В этот момент подбежал, хромая, партизан. Его лицо было в крови.
      — Генерал! — прохрипел он, жадно хватая воздух, словно задыхался. — Хван бежал!
      — Как бежал! — вскочил я. — Он же был без сознания!… Если, конечно, не притворялся…
      — Он убил Серегу, захватил автомат и скрылся…
      — Тревога! Группе «Б» отправиться в город и начать поиск китайца! — приказала Белоглазова. Ее новый заместитель быстро собрал команду и повел на задание.
      — Если мы не найдем, то сами твари его сожрут, — сказала Екатерина Ивановна.
      — У него наверняка есть теплодетектор, сцерцепы не увидят его, — не согласился я.
      — Зато они почувствуют его по крови, он же ранен…
      — Надеюсь, — хотя, честно говоря, в этом я тоже не был уверен. Впрочем, как и ожидал, команда вернулась ни с чем. Хван исчез, словно в воду канул. Или его сожрали сцерцепы, или он сумел уйти из города, решила Белоглазова. Я же не торопился окончательно принять эту версию, поскольку хорошо знал коварство и мастерство китайца.
      Полтора дня для нас прошли быстро. За это время удалось навести порядок на локаторной станции. Всякие контакты с сцерцепами были прекращены. Специальные бригады, уже обладая оружием хусановцев, выходили на охоту и расчищали город квадрат за квадратом. Но свежее мясо тварей, как и говорила Кэт, они не выкидывали, а уносили в специальные холодильники, которые сохранились с 2011 года во многих магазинах и хладокомбинатах. Я уже начинал думать, что сцерцепов действительно можно уничтожить как господ на Земле и в ближайшем будущем вернуть свое прежнее местоположение. Тогда в этом смысле колонисты Марса могут вернуться на родину.
      Чтобы не быть лишними в отряде Белоглазовой, вместе с этими поисково-ликвидационными бригадами выходили и мы с Хэндриком и Аркадием. С одной стороны нами отрабатывались навыки боя, поскольку предстояло свергнуть лунного тирана, а с другой надеялись встретиться с Хваном, поскольку я чувствовал, что он может натворить немало бед. Но пока его не встретили.
      Кэт и Блонди все время находились среди людей, которые большую часть жизни провели в человекофермах. Их уже трудно было назвать в полном смысле людьми — сплошные дегенераты и психически ненормальные. Что касается детей — то те, кто достиг шестнадцати лет, были практически потеряны для общества. Но родившиеся позже еще могли стать дееспособными. Поэтому перед партизанами стояла еще большая работа по оздоравливанию бывших человеко-скотов.
      Что касается плененных хусановцев, то их отправляли на строительные работы. Не привыкшие к тяжелому физическому труду (поскольку сами часто использовали силу человеко-скотов) они выли, но, по мнению Белоглазовой, это была единственная мера к их перевоспитанию. С этим были согласны и многие партизаны.
      Корабль прилетел днем. Его первым заметил Егор, который с помощью оптического прицела осматривал местность в поисках затаивших тварей и увидел в небе точку. Он сразу понял, что это шаттл и по рации передал нам. Мы тотчас устремились к локаторной станции, поскольку только там можно было посадить корабль — для этого хусановцы под наблюдением партизан расчистили от барахла взлетно-посадочную полосу.
      "Радуга звезд" была точно таким же космопланом, как и "Летучий Голландец" и обладала тем же комплексом посадки — двигатели маневра, парашюты. Она с воем пронеслась над нами, а затем начала кружить над станцией, готовясь к спуску. Из днища выдвинулись шасси.
      Пилот, видимо, с помощью компьютера рассчитал параметры посадки и стремительно повел космоплан вниз. На высоте сорока метров он поднял нос, чтобы под крыльями создать воздушную подушку и этим самым снизить скорость. Это ему удалось. Едва колеса коснулись бетонной полосы, как тотчас пиропатроны выстрелили парашюты. Несколько больших белых куполов раскрылись за дюзами шаттла.
      Пилот был мастером высочайшего класса. Ведь сама полоса была больше вертолетной, чем приспособлена для самолетов. Однако ему удалось посадить космический корабль на двухсотметровой полосе и затормозить практически вплотную носом к бетонному забору, окружавшему станцию.
      Все партизаны, восхищенные умением пилота, отдали должное — захлопали в ладоши, а некоторые даже произвели салют короткими очередями из автоматов.
      — Это мог сделать только мой отец — Франс Аттали, — прошептала Блонди и слезы полились из ее глаз. Хэндрик прижал ее к себе, желая успокоить.
      — Внимание! — сказал я. — Приготовиться к захвату корабля. Действуем по заранее спланированному сценарию.
      Мы знали, что вместе с отцом Изабель прилетела банда головорезов из охраны Жака. По нашим расчетам, их было человека три, не больше, иначе на шаттле не нашлось бы места для Джека и его экипажа. Поэтому мы решили вытащить их всех из корабля, а снайпер Егор должен был уложить сразу троих бандюг.
      А чтобы выманить я предложил один план. Блонди, в сопровождении двоих партизан с мощным телосложением и в касках (чтобы скрыть лицо) должна была подойти к кораблю. От нас требовалось максимальное актерство: Изабель — пленница, партизаны — охрана из лунного экипажа. Франс Аттали, увидев свою дочь, должен был, естественно, в порывах чувств открыть люк и выскочить наружу с криком не трогать Блонди. Жаковцы, подумав, что все в порядке, вышли бы вслед, и Егор тотчас уложил бы их меткими выстрелами.
      — А если там несколько человек из охраны Жака и не все выйдут из корабля? — спросила во время обсуждения плана Екатерина Ивановна. — Что тогда будете делать?
      — Вполне вероятно и такое. Но в момент выхода один из партизан должен кинуть внутрь открывшегося люка вот эту гранату, — я показал на зеленую банку, которую поставил на стол. — Это слезоточивый газ мгновенного действия. Стоит газу попасть в дыхательные органы или в глаза, как человек сразу перестает соображать и начинает безумно бегать в поисках чистого воздуха. В этот момент даже самому сильному головорезу будет не до нас.
      — А откуда эта штучка? — удивилась Белоглазова, а потом, посмотрев на маркировку, вскрикнула: — Ба-а, узнаю! Ведь это полицейский газ! С его помощью еще в конце двадцатого века разгоняли хулиганов, вытворявших беспорядки на улицах. Вы его, наверное, нашли на складах станции?
      — Нет, это я нашел на складе городской милиции, — усмехнулся я. — Я обнаружил дверь в подвале здания УВД во время поисков сцерцепов, а когда взломали замок, то увидели там полное снаряжение для милиционера — оружие различных моделей, наручники, дубинки, электрошоковые устройства, каски, пластиковые щиты и многое другое.
      — Кроме того, стрелять внутри шаттла нельзя, чтобы не повредить корпус или аппаратуру, — добавил я, говоря о преимуществах химической атаки.
      Белоглазова задала еще пару вопросов, а затем согласилась с этим планом. Мы решили полностью придерживаться всех пунктов.
      Сообщу заранее, что все прошло, как и было задумано. Бобур Касымов и Дмитрий Ананасов с угрюмыми лицами подвели Блонди к космоплану. У Изабель было вся одежда в крови (краска), руки связаны за спиной, она хромала и всем видом показывала, как ей больно передвигаться (позже она сказала, что самое трудное заключалось в том, чтобы не расхохотаться и этим самым не испортить дело). Отец, увидев избитую дочь, вскричал и кинулся к люку. Жаковцы его не остановили. Они были уверены, что здесь все под контролем Джека.
      Один из бандюг запустил гидроприводы и космоплан, втянув внутрь шасси, брюхом лег на бетон.
      — Сволочи, скоты! — закричал Франс Аттали и стал обнимать Блонди. Он громко рыдал.
      — Еще твою дочку не трахнули здесь, а, Франс? — ехидно спросил вышедший вслед за ним лунный охранник. Он осмотрелся, а затем обратил внимание на Бобура и Дмитрия. Его насторожило то, что это были незнакомцы.
      — Вы кто такие? — спросил он, выхватив пистолет и наставив на партизан.
      — Охрана станции, — лаконично сказал Бобур. Он не мог дать незаметный для космонавтов, но необходимый для Егора сигнал к действию. Партизан ожидал, пока из корабля не выйдет второй.
      — Бэт, не выходи пока из шаттла, тут что-то непонятное, — крикнул внутрь люка недоверчивый лунарь и этим самым вынудил Бобура перейти к решительным действиям. Он сложил за спиной пальцы в кулак, и тотчас Егор выстрелил.
      Пуля, выпущенная из засады, попала прямо в лоб космонавту. Он беззвучно рухнул на пол. В ту же секунду Бобур бросил в корабль гранату. Мгновенно разошедшийся газ заставил еще двух бандюг, отчаянно кашляя и плача, выскочить наружу. Один из них еще пытался выстрелить из пистолета, но Егор, опередив, уложил двоих.
      Корабль был в наших руках.
      Франс Аттали с изумлением смотрел за свершившейся операцией. Он ничего не понимал.
      — Папа, там кто-нибудь еще есть? — спросила Блонди, кидая на бетон веревки, которые создавали иллюзию петли на руках.
      — Нет, — растерянно ответил тот. Он поразился, как мгновенно изменилась дочь, превратившись из изможденной в боевую и решительную девушку.
      — Это была вынужденная мера, прости, отец, — призналась Изабель и сама в чувствах обняла старика. — Ты был молодец. Спасибо тебе.
      Тем временем к космоплану подбежали остальные партизаны. Хэндрик, нацепив противогаз, вошел внутри шаттла и открыл иллюминаторы и люки, чтобы слезоточивый газ мог выйти наружу.
      — Хорошенько проветри отсеки, — сказал я ему. — И затем осмотри все бортовые системы. Потом доложишь.
      — Отец, знакомься, это Хэндрик, — схватив Винни-Пуха за локоть, Блонди почему-то первым представила его, хотя, если судить по этикету, она должна была сначала познакомить Франса Аттали с Белоглазовой, как руководителем партизанского движения в Санкт-Петербурге, или со мной, как с командиром… гм, уничтоженного марсианского шаттла. Но девушка предпочтение отдала бортинженеру.
      Никто из нас не обиделся, впрочем. Все понимали, кем является для Блонди Хэндрик. Однако Изабель нисколько не забыла про правила приличия и подвела нас с Екатериной Ивановной к лунному ученому.
      — Спасибо вам, друзья, — крупные слезы шли у него. Он смотрел по сторонам и вдыхал полной грудью. — Неужели я на Земле! О боже, какой воздух!
      — Я ведь тридцать лет не был на родине, — пояснил Франс Аттали. — И возвращение для меня подействовало как наркотик. Увидеть живую дочь, узнать о смерти Джека и его соратников по грязному делу, получить свободу — разве можно сдержаться в чувствах, а?
      — Я вас понимаю, господин Аттали, — мягко произнесла Белоглазова. Суровая атаманша на наших глазах преобразилась. Перед нами стояла обычная женщина, добрая и кроткая, которая только в силу вынужденных обстоятельств сменившая лицо и ставшая суровым командиром. — Только вас и нас ожидают более грандиозные дела. Помочь выжить колонистам на марсианской станции, победить лунного тирана и освободить Землю от сцерцепов — таковы наши планы, и вы можете помочь нам в этом!
      — Я готов, — вытерев слезы, произнес ученый.
      В течение суток мы готовили шаттл к полету. По-моему настоянию "Радугу звезд" дозаправили топливом, который нашли на складах локаторной станции. Бортинженер вместе с другими техниками из числа партизан и под общим руководством Франса Аттали провели проверку бортовых систем, а затем укрепили на космоплан несколько ракет класса «воздух-земля» и загрузили один из отсеков боеприпасами. Их мы хотели использовать на Луне против Жака.

      И вновь мы вступили на борт корабля. Мое сердце учащенно билось: ведь по общему согласию я вновь стал командиром и первым пилотом шаттла. Франс Аттали, который уже показал свое мастерство управления, посадив "Радугу звезд" на короткую полосу, по моей настойчивой просьбе согласился стать вторым пилотом и стрелком бортовых ракет. Изабель отвели роль аварийного пилота и штурмана. Хэндрик Хамильтон, как и полагается, продолжил обязанности бортинженера. Кэт Нэйсон — второй штурман и, конечно, бортврач. Это экипаж корабля. Но на нашем шаттле были и пассажиры, так называемый боевой десант, куда входили: Аркадий Смоленский — командир, Егор Портнов, Бобур Касымов, Григорий Окунев — члены группы. Их задача была уже предопределена — участвовать в боевых операциях против Жака.
      Было начало июня. В Санкт-Петербурге в это время стояла несколько прохладная погода — около семнадцати градусов по Цельсию. За час до старта пошел дождь. Но это, естественно, не могло повлиять на взлет корабля, который был приспособлен к эксплуатации в более суровых условиях.
      Мы расселись по креслам. Кстати, система жизнеобеспечения шаттла была рассчитана на девять человек, и нас было именно столько. Поэтому перегрузки не могло быть.
      — Внимание, начинаю подготовку, — начал отсчитывать время я. — Приготовить к проверке бортовую систему… Приступить к отчету.
      И тут со всех сторон словно короткие выстрелы стали поступать данные от моих коллег:
      — Давление — норма… топливо — норма… двигатели — норма…
      Я краем уха прислушивался к их словам, а сам основное внимание уделял данным компьютера, которые рассчитывал элементы взлета с последующей траекторией полета к Луне. И именно в этот момент на пульт поступил сигнал. Я с неудовольствием отреагировал — не любил, когда отвлекали.
      Сообщение делала Белоглазова:
      — Санджар, — взволнованным голосом произнесла она, глядя на меня через экран видеомонитора. — Мои дозорные на берегу Финского залива увидели сторожевой катер хусановцев. Командует им Хван…
      — Как? — удивился я. — Он сумел не только добраться до последнего оплота хусановцев, так еще из космонавтов переквалифицировался в капитаны морского судна? — это была, конечно, шутка, но информация меня, честно говоря, очень встревожила. От китайца стоило ожидать больших неприятностей.
      — Сейчас не до шуток! Хван пригрозил сбить шаттл! Он уже начал разворачивать ракетные комплексы ПВО. Партизаны — их три человека — начали обстрел из автоматов по катеру, но это все равно, что палить из рогатки по танку. Дозор не сможет оказать нужного влияния на корабль!
      — Какие требования Хвана? — спросил Франс Аттали.
      — Взять его в полет и назначить командиром шаттла!
      — Ого! — присвистнул я. — Губа не дура!
      — Что вы собираетесь делать? — поинтересовалась Екатерина Ивановна. — Отменить полет? Я могу начать экспедицию против сторожевика. Может нам удастся потопить корабль!
      — Планы менять не будем! — сам не ожидая от себя такого спокойствия, произнес я. Белоглазова удивленно вскинула брови.
      — Я не собираюсь брать на борт террориста, — объяснил я. — А если Хван вздумает нас сбить, то получит отпор… Господин Аттали, приготовьте противокорабельные ракеты, — обратился я к Франсу. Тот кивнул и запустил боевую систему шаттла. Тот час на днище раскрылись люки и две ракетоторпеды выдвинули наружу свои черные головки.
      Одновременно три локатора, укрепленные на крыльях и хвосте, стали вращаться, стараясь зафиксировать движущиеся объекты на расстоянии двухсот миль. Но под таким углом автоматика не могла обнаружить цель, для этого необходимо было подняться хотя бы на высоту одного километра.
      — Попробуем обнаружить катер при взлете! — сказал я.
      Через минуту проверка была закончена. Шаттл был готов к взлету. И я не стал терзать всех ненужным отсчетом.
      — Старт! — сразу дал команду и нажал на клавишу. Двигатели выбросили мощную порцию пламени. Под давлением газов "Радуга звезд" начала плавный подъем. Предполагалось, что космоплан вертикально подымится на высоту трех километров, а затем автоматически включаться горизонтальные маршевые двигатели и мы по касательной устремимся в космос. Именно так предлагал бортовой компьютер.
      На деле Хван мог испортить все это одним ракетным выстрелом. И эта скотина так и сделала.
      Франс сидел у пульта и искал катер. Радар показывал пустоту. Пот лился по лицу ученого. Он понимал, что если первым не обнаружит морской корабль, то Хван найдет нас. И тогда удар нанесет именно он.
      Все-таки, всевышний существует, раз в такой сложный момент удача не отвернулась от нас.
      — Нашел! — вскричал он, едва локатор зафиксировал цель. В то же секунду компьютер издал писк, сообщая, что сам шаттл подвергся радиозондажу — катер прощупывал воздушное пространство радарами. Хван тоже увидел нас.
      — Пуск! — скомандовал я. Франс выпустил две ракетоторпеды. Они как пчелки с воем устремились вниз.
      Одновременно снизу к нам мчались три ракеты, а взрывы из зенитных орудий стали заваливать шаттл. Аварийная система издала ужасный рев, поскольку даже бортовая машина поняла, чем это нам угрожает.
      Ракеты нас достанут, — понял я. — И перехватить мы их не сможем.
      И тогда я ударил по клавишам, преждевременно включив маршевые двигатели. Это шло в разрез с программой компьютера. Выйти в космос мы, конечно, могли, но при этом сжигали драгоценное горючее во много раз больше.
      — Ты что делаешь! — вскричали за моей спиной члены экипажа. Компьютер тоже пытался было запротестовать, но я просто отключил его — он только мешал в данной ситуации. Естественно, ручное управление перешло ко мне. Я сжал штурвал и перевел взгляд на навигационные приборы.
      Двигатели к этому моменту заревели в полную силу (от чего рухнуло несколько зданий в Санкт-Петербурге, а сами партизаны едва не оглохли), и "Радуга звезд" рванулась с огромной скоростью к облакам. Мы успели, так как три ракеты противника, пролетели рядом.
      — Промахнулись! — выдавила Кэт.
      — На ракетах самонаводящиеся механизмы, — прохрипел я. Но я рассчитывал на другое — для переориентации и поиска объекта электронике ракет нужно было время. За этот период шаттл набрал скорость в девять километров в секунду и ушел от их досягаемости.
      Попали ли мы в ответ или нет, увидеть не удалось, поскольку уже были за горизонтом. Впрочем, я намеревался потом обозреть сторожевик с космоса.
      Через десять минут наш корабль уже находился на околоземной орбите. Смоленский и его группа, которые впервые были в космосе, с изумлением прислушивались к себе и старались адаптироваться к невесомости. Они сумели пережить старт благодаря анаболикам, которые вовремя вколола каждому Кэт. И поэтому неприятностей не ощутили.
      — Неужели взлетели? — изумленно спросила Блонди, не веря своим глазам.
      — Как видишь, дочка! — ответил Аттали, расстегивая страховочные ремни. — Командир Каримов просто молодец! Он прирожденный пилот!
      Я чуть не сгорел от смущения. Стараясь отвести излишнее внимание от своей персоны, я дал команду Хэндрику:
      — Проверь состояние корабля! Не повредили ли мы чего во время взлета?
      — Есть, командир.
      — Кэт. А ты можешь начать поиск своего контейнера…
      — Какого контейнера? — не поняла Нэйсон.
      — Здрасьте, — удивился я. — А кто недавно запускал биоконтейнер в Латинскую Америку? Марс дал нам задание поймать тварь и доставить на станцию "ARSLAN"!
      Кэт покраснела и исчезла в грузовом отсеке, где располагалась аппаратура для отслеживания движущихся объектов в ближайшем космосе.
      Я в свою очередь прильнул к окулярам оптико-электронного визора — я хотел увидеть сторожевик. И его мне действительно удалось обнаружить после третьего витка вокруг Земли. Корабль, хотя и получил значительные повреждения, однако остался на плаву и, судя по дымкам, которые вылетали из пушек, давал отпор партизанам.
      — Франс, подготовьте еще одну ракетоторпеду! — приказал я. — Я сам наведу ее на цель.
      Отец Блонди сделал так, как было приказано. Серебристая сигара встала в стартовую шахту. Я настроил электронику на катер, предварительно с помощью гравитометра определив самое уязвимое место. По электрическим сигналам механизмы открыли люк и выпустили ракету вниз.
      — Даю два против одного, что Санджар попадет в катер! — сказал Аркадий, который с интересом наблюдал за моими действиями.
      Никто спорить не стал.
      Только на следующем витке я увидел итог своего выстрела: катер утонул. На воде только плавали какие-то обломки, да большое маслянистое пятно расплывалось по всему Финскому заливу.
      — Это прощальный подарок Белоглазовой! — сказал я. — Надеюсь, что Хван погиб.
      Мы еще полдня кружились вокруг Земли. За это время наши сканеры обнаружены на стационарной орбите биоконтейнер и платформа с грузом-490. В контейнере, как, оказалось, смирно сидел сцерцеп. Специальные термомеханизмы понизили температуру, чтобы заморозить организм и таким образом сохранить его до самого Марса. Мы подобрали эту штучку, а платформу цеплять не стали — ее решили взять в следующем полете. А сейчас компьютер прокладывал курс на Луну.
      Когда навигационная программа была готова, я опять запустил двигатели, и корабль устремился к вечному спутнику Земли.
      Нельзя сказать, что последующие двадцать часов мы тем и занимались, что глазели на звездное небо или кувыркались в невесомости. Наоборот, я собрал всех в пилотской кабине, где отрабатывали операцию "Первая лунная революция" (это название предложила Блонди, которая когда-то увлекалась историей).
      Операция, по нашему общему мнению, должна была пройти молниеносно, неожиданно для врага, как можно с меньшими потерями для себя и населения Луны, и без нанесения серьезного урона зданиям станции. Иначе мы могли просто погубить всех колонистов.
      — Жак сразу поймет, что дело нечисто, — вдруг сказал Франс. — При подлете к Луне он захочет связаться с нами и, если увидит, что среди экипажа нет никого из банды Джека, то противокорабельные ракеты нам в бок обеспечены. Николсон-старший долго не раздумывает, когда, как и против кого направить оружие.
      — Значит, нам нужно убедить, что его сын на борту, — произнес я и сам задумался. А как это сделать? И тут мне пришла идея.
      — Предлагаю следующее. Создадим иллюзию, что связь шаттла с Луной отвратительная из-за аварии на борту. Хэндрик на синтезаторе подбирает голос Джека, монтирует фразы и с искаженной статикой отправляет Жаку. Мол, на корабле имеются проблемы, скоро сядем — и все! Затем включаем аварийные посадочные огни и сажаем "Радугу звезд" на лунном космодроме. В этой связи вряд ли Жак начнет обстрел корабля.
      — Не все так просто, — сказал Франс Аттали. — Предупреждаю заранее, что после посадки специальные механизмы втянут шаттл в ангар. А там к нам все равно подойдут вооруженные люди Жака.
      — Это и хорошо! Егор и Бобур сразу уложат их из снайперских ружей. Причем сделают это бесшумно. После этого мы начинаем операцию. Боевая группа по заранее составленному маршруту пробирается к центральному пульту станции, обезоруживает охрану. У кого пульт, у того власть. Если Жак начнет кочевряжиться, то отключим ему кислород и электроэнергию.
      — Мы с отцом можем вооружить колонистов из числа своих друзей. Они нам помогут! — сказала Блонди.
      — Сколько наберется их? — поинтересовался я, прикидывая общую численность наших потенциальных сторонников. Ведь тем больше за нас лунарей, тем меньше шансов у террористов одержать победу.
      — Человек семьдесят, за которых я лично отвечаю. Но и другие колонисты, я в этом уверена, не откажутся свергнуть тирана, — ответила Блонди. Но ее отец смотрел на это критически:
      — Большинство не умеет держать оружие. Да и за годы тирании многие из них потеряли дух свободы и сопротивления. А у Жака более сотни пиратов, вооруженных до зубов.
      Аркадий молчал до последнего момента.
      — Газ! — вдруг сказал он.
      — Что? — не поняли мы.
      — Нужно захватить воздушно-очистительную станцию, которая обеспечивает поступление кислорода и уничтожает излишнюю углекислоту во всех отсеках лунного городка. Через систему воздушных труб мы пропустим в апартаменты жаковцев или усыпляющий, или слезоточивый газ. Сами понимаете, что в этот момент их можно брать голыми руками.
      Идея понравилась всем. Особенно, если учесть, что Смоленский предусмотрел ее как один из возможных вариантов и заранее загрузил на "Радугу звезд" баллоны с полицейским газом.
      Было решено, что в операции, кроме земного десанта, также примут участие мы с Хэндриком. Франс Аттали будет корректировать действия уже космических партизан, и подсказывать в случае возникновения трудностей. Блонди и Кэт направятся к колонистам и предупредят их не выходить из кают. Они также призовут к помощи тех, кто хочет и может принять участие в "Лунной революции".

      Первая стадия операции прошла удачно. Жаковцы ничего не поняли из того, что наболтал голосом синтезированным под Джека Хэндрик. Лицо Франса и Блонди, которые мы специально показали по телесвязи на несколько секунд, убедило их, что возвращаются лунари. Дальнейшее отсутствие двусторонней связи (впрочем, мы хорошо слышали призывы дежурного диспетчера Луны) свидетельствовало о серьезных неисправностях корабля.
      Убедительным были и сигнальные огни на борту во время посадки и специальное кувыркание над площадкой, чтобы создать впечатление о неисправностях в системе управления.
      Конечно, Жак никогда бы не продержался столько лет у власти, если бы полностью всем доверял. Он направил к кораблю двадцать пиратов. Эти лунные гориллы нас и встречали, когда шаттл втянуло в ангар. За ним закрылись внешние люки и в помещение подали воздух. Атмосферное давление вскоре достигло земного, и можно было без опаски для жизни выходить наружу. Но мы не торопились.
      Пиратская охрана вошла без скафандров, но хорошо вооруженная. Я даже заметил подствольные гранатометы у автоматов, что было глупо в условиях опасности разгерметизации. А может, это было принято в смысле почетного караула для Джека или устрашения, если прибыли враги.
      — Пираты прибыли, — доложил Егор, рассматривая лунарей через перископ. — Их слишком много, чтобы начать атаку. Сразу мы не уложим всех. Да и выстрелы насторожат остальных жаковцев. Может, пустим газ?
      Я посмотрел на Франса Аттали. Эта ситуация тоже разрабатывалась нами и поэтому ставка делалась на него. В свою очередь, он знал, что необходимо делать и кивнул.
      Аркадий с помощью внутренней механики открыл внешний люк, и ученый вышел наружу. Он, не спеша (даже зевая) спустился вниз и пошел навстречу пиратам. Те с недоверием смотрели на него, но никаких признаков беспокойства на их лицах мы не обнаружили. Конечно, чего им, жаковцам, боятся на Луне. Они же сила и власть! Не от хилого же старика ожидать опасности?
      — Где Джек? — спросил один из них, загородив путь. Видимо он решил выяснить обстановку.
      — На корабле. Он тяжело ранен, болван, — процедил Франс Аттали. — Может быть ты врач?… Если нет, тогда дай дорогу.
      Тот немного растерянный отошел в сторону. Пираты ждали, когда еще кто-то появится из корабля. Только через минуту до них стало доходить, что здесь не все чисто. Пока они шевелили мозговыми извилинами, осмысливая ситуацию, за это время ученый успел подойти к пульту управления ангаром и закрыл внутренние люки. Он успел натянуть на ноздри микрораспираторы и надеть очки с резиновыми краями, прежде чем с шаттла началась атака.
      Предосторожности спасли его от газа, который в ту же секунду выбросил на площадку Аркадий. А поскольку газ распространялся не столь быстро, как хотелось, то я включил турбонадув. На корабле заработали вентиляторы, которые стали разгонять воздух по всему ангару.
      Только после этого охранники стали проявлять реакцию: многие из них сразу упали без памяти, а некоторые пытались даже открыть стрельбу. Наиболее ретивых Егор уложил из винтовки с глушителем.
      Через пять минут с пиратами было покончено. Мы вышли из корабля, разоружили всех валявших на полу и связали их. Жаковское оружие было кстати.
      Второй этап был также успешно завершен. Теперь, пока Жак не успел понять, что к чему, от нас требовались стремительные действия. В нашем распоряжении было не более десяти минут. А за это время нам требовалось добраться до центрального пульта и до систем жизнеобеспечения.
      И группа партизан, открыв внутренний люк, рванула внутрь станции. Блонди и Кэт, груженные оружием, устремились в жилые отсеки, где проживали простые колонисты. Девушки должны были раздать боеприпасы наиболее верным и готовым свергнуть тирана людям и затем вместе с ними перебить внутреннюю охрану. Что касается боевого десанта, то в этот момент Егор, Бобур и Григорий чувствовали себя как в своей тарелке. Ведь воевать — это единственное, чему они научились, как профессионалы за период существования под гнетом предателей и сцерцепов. И теперь они хотели выложится на всю катушку.
      Они глушили по пути жаковцев, которые спокойно разгуливали по коридорам. И это делали быстро и технично — до того, как бандиты осознавали опасность и могли поднять тревогу или дать серьезный отпор. Двое-трое попытались применить оружие, даже не подумав, что могут выстрелами разгерметизировать станцию, но были убиты смертельными ударами каратэ.
      Таким образом, мы смогли добраться до центрального перекрестка лунного городка. По сообщению Франса Аттали, именно отсюда по левому коридору можно было добраться до главного пульта станции, а по правому — до обслуживающих систем, в том числе и воздушно-очистительных аппаратов.
      — Так, начинаем разделяться, — сказал я. — Я, Егор и Бобур направляемся к пульту, а вы, Хэндрик, Аркадий и Григорий, ступайте к системам жизнеобеспечения и там проделайте фокус с газом.
      До центрального пункты мы добрались быстро, благо никого больше из пиратов не встретили. Но вот у входа в главное помещение управления стояла внушительная охрана — шесть человек, вооруженных пистолетами. У каждого из них, кроме того, на поясе висела дубинка-электроразрядник. Голову защищал противоударный шлем с темным забралом, от чего люди казались безликими. А в руках они держали прозрачные пластостальные щиты. Мне они показались гладиаторами.
      Пираты спокойно расхаживали вокруг двери и весело болтали. Слышалась скверная ругань. Видимо они обсуждали вчерашнюю пьяную оргию.
      — Их нужно взять без выстрела, — тихо произнес я. — Чтобы остальные в зале ничего не услышали. Ясно?
      — Ясно!
      И мы выскочили, как черти из ящика. Трое из охраны даже ничего не успели что-либо понять, как мы быстро вывели их из строя несколькими молниеносными ударами по болевым точкам. Зато трое других быстро осознали опасность и, отбросив щиты, стали хвататься за боевое оружие.
      Мне достался бугай под два метра ростом. Сплошные горы мышц и, наверняка, маленький примитивный мозг. Реагировать он мог только на кулаки, а словесную шелуху не воспринимал. Поэтому справиться с таким было нелегко. Да и пистолет в его руках был внушительным — «Смит-и-Вессон-765». Дай ему возможность, это страж в одно мгновение разрядил бы в меня всю обойму.
      Я же не стал размахивать руками (все равно противника этим не устрашить!), а решил воспользоваться тем, что было у меня под рукой, а именно слезоточивым газом. Струя едкой жидкости в глаза, и здоровяк стал отплясывать джигу, отчаянно кашляя и плача. Ему стало явно не до меня. Нескольких секунд хватило, чтобы я всадил ему несколько успокоительных ампул в задницу и пират свалился на пол. Его храпу мог позавидовать слон.
      С двумя другими гориллами получилось несколько иначе. Те неплохо, как оказалось, владели приемами рукопашного боя и сумели отразить удары Егора и Бобура. В свою очередь пираты разили мощными приемами. Партизаны отлетали от них как кегли. В эту минуту я поразился настойчивости своих соратников, а также упорству, с которым они наступали на жаковцев. Думаю, это делали оттого, что понимали, насколько сейчас все зависит от текущей ситуации.
      В бой пришлось вступить и мне, но все равно мы не могли одолеть охрану. Нужно отдать должное Жаку, он хорошо подбирал к себе людей. Я бы, например, ими воспользовался в качестве штурмовых танков. В голове почему-то всплыла детская поговорка "Против лома нет приема", если нет другого лома! Против лома есть прием, если взять побольше лом!"
      Противопоставить силе жаковцам нам было нечего, даже анаболики не позволяли стать могучее. Подозреваю, что диктатор предусмотрительно колол свою охрану подобными препаратами, иначе при лунной тяжести они никак не могли бы сформировать такую фигуру и нарастить мускулатуру.
      Но тут ко мне пришла идея. Схватив у лежащего на полу пирата дубинку-электроразрядник, я поставил регулятор на полную мощь и быстро сунул каждому дерущему охраннику под нос. Те свалились как подкошенные.
      — Вот звери! — проворчал Бобур, тяжело дыша. У Егора со лба текли крупные капли пота. Все мы взмокли, сражаясь с гориллами Жака. Свидетельством этого боя были синяки и кровоподтеки на наших лицах, руках и теле.
      — Не расслабляйтесь, ребята! — предупредил я, заметив, как мои соратники присели отдохнуть. Те вскочили и вновь сконцентрировались.
      Затем я достал пистолет из кобуры и нажал на кнопку, открывающей двери центрального пункта. Они медленно разъехались, обнажив перед нами вход.
      Помещение было большим, казалось, мы вновь на локаторной станции Санкт-Петербурга. Все стены и даже потолок было утыкано контролирующей и регулирующей аппаратурой. У пультов сидело пять человек — два рядовых, судя по одежде, сотрудника и три из охраны — их уж отличить не было проблемы.
      Когда мы вошли, то они не обратили на нас вначале внимания, видимо, подумав, что явились свои. Но едва мы стремительно кинулись к главному рубильнику, отключающему все электропитание на станции, пираты подняли головы.
      Они несколько секунд недоуменно смотрели на нас, не понимая, зачем нам вздумалось дергать рычаг, который, как оказалось, был фикцией и не действовал. Наконец один из них взглянул в коридор и заметил лежащих головорезов. И тут ему все стало ясно.
      — Тревога! Это диверсанты! — заорал он, но тут же Егор выстрелил в его сторону.
      Пират замертво свалился на пол. Из маленькой дырочки в области сердца толчками выплескивалась кровь. Остальные пытались было поднять свое оружие, но я предупредил:
      — Не советую!
      Наши наставленные пистолеты, да и труп подсказывали, что стрелять мы умеем, готовы рисковать, а им не следует проявлять прыть, если хотят жить.
      — Бросьте оружие! — приказал я тоном, не терпящим возражение. И пираты выполнили эту команду. Видимо, они решили не играть в ковбойские фильмы, чтобы проверить, кто быстрее выстрелит.
      Я кинул двум техникам наручники и сказал:
      — Защелкните эти браслеты на их запястьях, — и кивнул в сторону стражников. Те поспешно выполнили это, не сводя испуганных взглядов с наших пистолетов.
      В это время до нас дошла пальба — где-то уже шел бой. Попытка действовать неожиданно и стремительно была реализована на половину. Жак наверняка встревожился и начал принимать меры к самозащите. Как мне потом рассказали, это группа добровольцев из числа колонистов, получив оружие от Кэт и Блонди, начали наступательные действия против жаковцев. Действовали они не очень грамотно, поскольку опыта боя у них не было. Поэтому им удалось уничтожить около двадцати пиратов, но и сами понесли большие потери — сорок человек убитых и раненных. Кроме того, неумелыми выстрелами лунари повредили механику систем жизнеобеспечения и разгерметизировали ряд коридоров и помещений. Возникла реальная угроза гибели станции.
      Пришлось мне вносить коррективы в наши планы.
      — Быстро отключить электропитание в секциях и отсеках, где находится Жак и его банда! Живо давайте! — рявкнул я техникам, которые ошарашено смотрели на нас — они еще не поняли, что мы пришли освободить их.
      — А также систему вентиляции, — добавил я, решив лишить пиратов дышать кислородом и этим самым подавить всякое сопротивление.
      Один из них — пожилой, в очках и с бородкой как у сказочного доктора Айболита — застукал по клавиатуре пульта. Тот час запищали приборы, сигнализируя, что жизнь людей в отключенных отсеках находится в опасности.
      Впрочем, об этих действиях вскоре был проинформирован сам Жак. Не знаю, как он быстро узнал об этом, то ли у него был переносной пульт, который сообщал о техническом состоянии станции, или действительно там стало нечем дышать.
      — Эй вы, болваны! На пульте! — послышался из динамиков голос диктатора. — Вы что, с ума посходили? Почему отключили нас?
      — Потому что ваша власть, как это бывает в жизни, закончилась! — ответил я, взяв в руки микрофон внутренней связи. — Жак, вам придется отвечать за все преступления, которые вы совершили за годы тирании!
      — Кто это? — изумился Николсон-старший.
      — Старый знакомый, — усмехнулся я. — Недавно вы приказали Джеку убить меня! Я — Санджар Каримов — командир марсианской экспедиции!
      На несколько секунд мой собеседник потерял дар речи.
      — Это ты, щенок?! - Жак готов был, судя по голосу, растерзать меня.
      — Нет, папа-волк, я не щенок, а самый настоящий волкодав! — разозлившись, рявкнул я. — И тебе осталось недолго водить волчью стаю!
      — Как ты смеешь мне угрожать, ще… — лунный диктатор не мог от ярости найти слов. — Неужели мой дурак не смог тебя уложить в гроб?
      Я печально развел руками:
      — Простите, но не смог! А его же самого отправили на тот свет ваши слуги!
      — Врешь, сволочь!
      — Сам ты сволочь! Я бы сам готов был убить твоего отпрыска-негодяя, но не довелось!
      — Я не сдамся! И вам не захватить мою крепость!
      Мне стало смешно. Он мне напомнил одно историческое событие, которое произошло в середине прошлого столетия. Тогда фашистский диктатор Гитлер тоже прятался от возмездия в подземном бункере и до последнего момента верил в свою победу.
      — Пожалуйста! Если сможете выжить в условиях углекислоты, космического холода и темноты, то живите столько, сколько сможете! — презрительно ответил я.
      В это время в моих наушниках раздался голос Франса Аттали:
      — Санджар, группа Смоленского захватила воздушно-очистительные агрегаты. Дайте питание к этим устройствам и подключите воздушные трубы к апартаментам Жака. Сейчас пойдет газ!
      — Включите на несколько минут воздушную вентиляцию! — приказал я техникам.
      Те не стали спорить и быстро запустили механизмы.
      — Мы можем видеть, что происходит у пиратов через телекамеры, — сказал молодой техник, тоже в очках. Он сразу понял нашу акцию и решил содействовать свержению тирана. — Видеодатчики практически установлены во всех отсеках и туннелях. Это в свое время приказал сделать Жак, чтобы следить за каждым колонистом!
      Когда телекамеры были включены, то газ властвовал на территории, подвластном пиратам. Мы увидели лежащих в самых непрезентабельных позах жаковцев, а их главарь хрипел и лез на занавески. Его глаза были безумными, а изо рта шла пена.
      — Газ уже действует, — заметил я и, приблизив микрофон к губам, произнес: — Франс, передайте, пожалуйста, Аркадию, чтобы он вместе с ребятами направлялся к апартаментам лунного тирана. Там уже почти все закончено.
      С Николсоном-старшим действительно было покончено. Банда, которая в течение нескольких десятилетий властвовала на Луне, прекратила свое существование: пираты были схвачены, связаны и отправлены в специальные закрытые отсеки, в которых недавно сами держали узников. Самого Жака посадили в холодильник и временно заморозили. Такой анабиоз был применен для того, чтобы ни у кого из его соратников не возникло желание освобождать босса. А так вернуть к жизни его могли только лунные ученые.
      Пока бандиты находились взаперти, лунари быстро сформировали свое правительство. Президентом лунной колонии стал, естественно, Франс Аттали, всеми признанный лидер, гуманист и ученый. Он же и предложил судить пиратов за их преступления.
      В этом аспекте возникло несколько мнений. Наиболее пострадавшие от режима Жака требовали скорейшей расправы над бандитами, они предлагали выкинуть их без скафандра на поверхность. Другие считали отправить их на каторжные работы на долгое время, хотя сами не знали, а где расположить каторгу. Третьи не отрицали использования физического труда жаковцев, которые не умели шевелить извилинами, а были способны к мордобою, однако считали, что нужно их перевоспитывать.
      Свое слово внес Аттали. Он сказал, что не нужно сейчас что-либо придумывать, поскольку Уголовного кодекса на Луне никогда не было, а судить по земным сложно, поскольку в каждой стране преступников судят по-разному.
      — Судить надо, — произнес Франс. — Но будем исходить из нравственно-этических норм и участия каждого пирата в преступных деяниях. Ведь не все были негодяями!
      Но это уже нас мало касалось. Марсиане не вторгались в правовую сферу нового государства. Но лунари были благодарны нам.
      — Спасибо тебе, Санджар, — говорила Блонди, и счастливые слезы лились из ее глаз. — Теперь на Луне будет порядок и новая жизнь!
      Я только ответил:
      — Благодари всех, кто прямо или косвенно помогал вам. Это и марсиане, и земляне, и вы сами, жители Луны. Я один никогда не смог бы одолеть Жака! Как видишь, мы нужны друг другу, хотя и живем на разных планетах!
      Произнося эти слова с пафосом, я и не подозревал, какую интересную мысль высказал. Действительно, именно сейчас люди стали понимать, как трудно быть одним. И жаль, что для такого осмысления человечеству пришлось пережить катастрофу. Может, сцерцепы нужны были для того, чтобы до нас дошло, что деление человека на вражеские стороны, эгоизм и жажда власти ведет только к самоуничтожению и окончательному вымиранию.

      "Радуга звезд" медленно набирала скорость. Расчеты полета к Марсу были давно закончены, и теперь бортовой компьютер поминутно включал маршевые двигатели, чтобы плавно вывести платформу с грузом-490 с околоземной орбиты. Всю эту махину мне и моему экипажу, увеличенному на пять человек, предстояло доставить на красную планету. Я уже представлял, какая радость охватит колонистов, когда они получат радиосообщение о выполнении задания. Тагасима наверняка расплачется, а мои родители и близкие будут гордиться героем-космонавтом.
      На Луне из нас остался только Франс Аттали, и вполне по понятным причинам. Он, как Президент Луны должен был начать сформировать новое общество, в котором будет отсутствовать такое понятие как насилие. Кроме этого, лунарям предстояло реконструировать и расширить станцию, ведь теперь человечество намеревалось начать серьезное освоение земного спутника.
      Кроме того, колонисты желали принять самое активное участие в межпланетном проекте «Дезинфекция». Не будет секретом, если я скажу, что все три планеты решили вернуть себе "землю обетованную", уничтожив сцерцепов. А это можно было только объединив общие усилия, стремления и желания.
      Делегация лунарей (честно говоря, от Луны был только один делегат — Блонди, которая летела на Марс как невеста Хэндрика) и землян (все участники лунной военной кампании) направлялась к четвертой планете солнечной системы. Я мог считать это первой дипломатической миссией дружественных соседних планет и надеялся, что она не будет последней.
      "Мы еще вернемся на Землю", — подумал я, смотря, как удаляется голубой шар. А впереди был Марс, моя родина, которая ждала нас со щитом.
      (Апрель-июнь 1997 года, г. Москва)
      © Copyright Таксанов Алишер Арсланович ( )