Сжав губы, он припомнил суровое предупреждение Альдрика: «Если нарушишь клятву, я возьму У тебя много больше, чем рыцарские шпоры или твои земли».

Да, речь идет о его жизни, а потому прочь опасные и недостойные мысли. Не забывай о том, кто она такая и какие обязанности ты взвалил на свои пока еще могучие плечи. И помни о клятве, что дал совсем недавно. Сегодня утром.

Вот они и подошли к выходу из туннеля. Кьяра нащупала рычаг, открывавший потайную дверь, нажала его, и в туннель хлынул поток дневного света. Она подняла руку, прикрыла глаза и повернулась к Ройсу.

— В путь? — произнесла девушка дрожащим голосом и хотела было выйти, как он остановил ее повелительным жестом.

— Сначала я, — сказал он и ступил на снежный склон у самого подножия горы.

Людей нигде не было видно. Ни местных, ни путников — никого.

Лишь невдалеке его конь Антерос терпеливо поджидал своего хозяина. Седло и пожитки, которые Ройс снял с него вчера вечером, лежали рядом, но количество мешков возросло.

Кьяра выглянула из тайного хода.

— Можно мне выйти? Почему…

— Потому что хочу убедиться, что опасности нет, — нарочито резко сказал он.

Девушка застыла на месте.

— Вы правы, — проговорила она немного погодя. — Я постараюсь привыкнуть к вашему поведению.

— Не поведению, а требованиям, ваша светлость. И лучше, если вы ознакомитесь с ними прямо сейчас. Начнем с того, что в любую дверь я захожу первым, вы же — только когда позову. Не будем ходить так, как вас приучили: вы всегда впереди, а я за вами, как преданный слуга.

— Я и не…

Он опять прервал ее:

— И второе. Всегда находитесь в поле моего зрения. Делайте все возможное, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. В общем, слушайтесь моих приказов и выполняйте их беспрекословно. Понимаете?

Ошеломленная его тоном, она чуть не выронила из рук парчовую сумку — единственную, что взяла с собой.

— Достойный господин, — сказала Кьяра сердито, — я не привыкла, чтобы со мной разговаривали подобным тоном. А также к тому, чтобы приказывали и…

— Тогда, боюсь, следующие две недели будут для вас полны неожиданностей, принцесса. Причем не слишком приятных. Ваш отец, как вам известно, поручил мне опекать вас, и, выполняя поручение, я не собираюсь отягощать свою жизнь соблюдением ритуалов, принятых во дворцах. У вас есть еще какие-либо вопросы?

— Только один.

Однако, судя по выражению ее глаз, девушке хотелось высказать ему прямо и без утайки все, что она о нем думает.

— Спрашивайте, — разрешил он.

— Я могу наконец выйти из этой дыры?

Казалось, больше всего его озадачил ее примирительный, если не покорный, тон. Он нахмурился и сказал:

— Конечно, ваше королевское высочество. — Ни один придворный не мог бы, наверное, произнести эти слова более учтиво и сделать при этом столь галантный жест рукой. — Прошу вас следовать за мной.

Он повернулся и не оглядываясь зашагал по свежему снегу туда, где стоял его конь.

С сумкой в руках Кьяра поплелась за ним.

— Где же моя лошадь? — проговорила она ему в спину.

— Я сказал братьям, что она не нужна. Мой Антерос вынесет нас обоих.

— Вдвоем на одном коне?! Но почему?

— Так будет лучше. — Ройс уже наклонился, чтобы поднять лежавшую на снегу уздечку. — Безопаснее.

Однако он уже не был сейчас уверен в этом так, как сегодня утром, когда отдавал распоряжение. Тогда он не знал еще, что женщина, которая будет сидеть с ним в одном седле, так маняща и притягательна.

— А как же мои вещи? — воскликнула она.

Завязывая мешки и не оборачиваясь, он ответил:

— Когда Антерос везет меня в бой, на мне бывает надета кольчуга, шлем, а в руках тяжелое оружие. Думаю, ваша сумка не слишком отяготит его.

— А я? И еще мешки?

Ройс полагал, что в них из монастыря доставили запасы пищи на первое время, и пообещал взять с собой. Но оказалось, Кьяра беспокоится о своих туалетах, которые должны быть в большинстве из этих мешков.

Слегка нахмурившись, что очень шло к ней и придавало лицу чарующую детскость, она возмутилась:

— Вы говорили, путешествие займет целых две недели. Как же я останусь без одежды?

Теперь наступила его очередь нахмуриться.

— Мы не можем все это взять с собой, ваша светлость, — сказал он решительно. — Пускай ваши многочисленные свадебные наряды доставят в Тюрингию немного позже. Впрочем, полагаю, их уже везут с собой в тех двух свадебных кортежах, что отправились раньше.

Она топнула ногой, которая чуть не утонула в снегу, но голос ее прозвучал чрезвычайно вежливо, Даже покорно:

— Если бы вы позволили привести мою лошадь, все вопросы бы разрешились.

— Увы, — ответил он тоже весьма любезно, — я не могу. Это бы примерно вдвое замедлило наше передвижение. Ни одной лошади не угнаться за моим Антеросом и не сравниться с ним в выносливости.

Она подошла к мужчине ближе и с вызовом поглядела в лицо, желая что-то сказать в защиту своей лошади, но смолчала, и он, тоже молча, выдержал ее непримиримый взгляд. Только сжал поводья с такой силой, словно хотел растереть их в порошок.

— Кроме того, — заговорил он снова, — на своей лошади вы будете хорошей мишенью для врагов, и стрела, пущенная умелой рукой из арбалета, может пронзить ваше сердце раньше, чем я сумею что-либо сделать. И тогда вы лишитесь жизни раньше, чем упадете на землю с вашего красивого седла.

Она отшатнулась, побледнев, и протянула руки в каком-то трогательном беспомощном жесте.

Бормоча под нос ругательства в собственный адрес, Ройс выпустил из рук поводья и взялся за седло.

Как глупо он себя ведет! Отчего разговаривает с ней в такой манере? Она ведь ему неровня, к тому же не мужчина, а юная простодушная девушка, не привыкшая к трудностям и превратностям судьбы.

И разве ее вина, что от одного лишь взмаха ее ресниц Ройса бросает в дрожь? Грубостью и нелюбезностью тут не поможешь.

Глубоко вздохнув и заставив себя немного успокоиться, он, продолжая седлать коня, попытался ей растолковать:

— В одном седле, ваша светлость, когда вы впереди, мое тело довольно надежно защитит вас от вражеских стрел.

— А вы, — услышал он в ответ тихий удивленный голосок, — стало быть, рискуете своей жизнью? Ради меня?

Он повернул к ней голову и сразу утонул в топазовых глазах, что были ярче солнца, уже поднявшегося из-за гор и начавшего согревать воздух. Не сразу он обрел способность говорить, а когда сумел сделать это, сказал:

— Полагаю, принцессу не должно удивлять, что вассалы готовы отдать свою жизнь за ее благополучие?

Снова, помимо воли, в его тоне прозвучала насмешка. Но Кьяра серьезно ответила:

— Нет, вы не правы. Потому что… — Девушка смешалась и повторила лишь одно слово: — Нет.

Ройс не стал выяснять, что именно хотела она сказать и отчего прервала себя на полуслове.

— Не стоит беспокоиться, ваша светлость, — успокаивающе произнес он. — Ни одной капли крови не будет пролито. Если я выполню свой долг — а я намерен сделать это во что бы то ни стало, — мы прибудем в Тюрингию прежде, чем наши противники заподозрят что-либо неладное.

Да, он выполнит то, в чем поклялся. И так, как поклялся.

— Я поняла, — негромко произнесла Кьяра. — Благодарю вас. — И, бросив взгляд на сиротливо лежавшие мешки, добавила весьма категорично: — Прошу, подумайте, как пристроить их!

— Подумать? — удивился Ройс, подтягивая подпругу.

Непривыкшая к тому, чтобы ее переспрашивали, она бросила надменно:

— Вот именно.

Нет, все-таки какое испорченное создание! Любое ее желание должно быть немедленно исполнено, без вопросов и колебаний! Но, с другой стороны, ведь она женщина, а какая же женщина позволит себе остаться без необходимого числа платьев и прочей одежды?

Однако они отправляются не на пикник и не на увеселительную прогулку, а потому он не может потакать женской прихоти, какой бы прекрасной и бесподобной ни была сама женщина.

— Хорошо, принцесса, — сказал он, закончив седлать коня, и обернулся, широко улыбнувшись. — Я попробую выполнить вашу просьбу, но позвольте мне сначала посмотреть самому.

Кьяра с облегчением, но и с некоторым недоумением взглянула на него. Что он собирается делать?

А Ройс уже наклонился, раскрыл один из мешков с ее одеждой и принялся перебирать содержимое.

«Как он смеет?! Наглец!»

Эти слова она прокричала про себя.

Он продолжал невозмутимо рыться в мешке.

— Так, что у нас тут? — Он держал в руках пару комнатных туфель из голубого шелка, расшитых золотом. — Чудесная обувь.

Через плечо Сен-Мишель небрежно кинул их в снег.

Кьяра сдавленно вскрикнула.

— И эти тоже очень хороши, — заметил Ройс, вынимая другую пару туфель, на этот раз бледно-лилового цвета.

Они полетели вслед за первой парой.

— Как вы смеете?! — Кьяра задохнулась от возмущения.

Ее вещи все летели и летели на снег. Шляпки с перьями, с вуалью, чулки, безделушки… Она успевала только беспомощно повторять:

— Как? Как? Вы…

Он стоял уже чуть ли не по колено во всех этих вещах, и когда снова сунул руку в мешок, то нащупал там нечто твердое.

— А это что? Ага… Думаю, ваша светлость, в дороге вы вполне обойдетесь без мандолины.

С печальным звуком струн маленький инструмент тоже упал на снег.

Стон мандолины словно вывел Кьяру из оцепенения.

— Кто вам позволил?! — закричала она, и ей откликнулось горное эхо. — Я не потерплю! Прекратите немедленно!

Он, не обращая внимания на крики, отбросил в сторону опорожненный мешок и взялся за другой.

— Я только выполняю ваше желание, принцесса, — небрежно сказал Ройс. — Теперь эту вещь, — он кивнул на пустой мешок, — вполне можно взять с собой.

В следующем мешке он обнаружил книги. Господи, этого еще не хватало!

Книги тоже полетели в снег, несмотря на протестующие возгласы Кьяры.

На мгновение он отвлекся от своего занятия и, держа в руках тонкий томик стихов, взглянул на Кьяру так, словно увидел ее впервые.

— В чем дело, ваша светлость? Что-нибудь не так?

Девушка тем временем подняла со снега мандолину и несколько книг и теперь трогательно прижимала их к груди.

О, как хотелось Ройсу превратиться в эту чертову мандолину или какую-нибудь из книжонок!

Кьяра подошла к нему и умудрилась, высвободив руку, вырвать у него томик стихов.

— Вы… вы… — только и могла прошипеть она сквозь стиснутые зубы. И добавила более внятно: — Вы настоящий варвар! Монгол! Животное! Кто просил вас влезать в мою жизнь?

— На последний вопрос, принцесса, — спокойно произнес Ройс, — ответить очень легко. Меня просил ваш отец.

— Он велел вам служить мне покровителем. Заметьте, служить, но не командовать! Ваше положение не дает вам ни малейшего права преступать все обычаи и законы и выходить за рамки обычной вежливости! — Девушка продолжала уже тише, холодным язвительным тоном: — Вы и я, милейший… — последним словом Кьяра хотела подчеркнуть, что обращается к нему, как к простому слуге, — должны прийти к пониманию… Если хотим от нашего совместного пути получить хоть какое-то… удовольствие…

Ройс подумал, что скорее всего она хотела сказать «удовлетворение», но его устраивало вырвавшееся у нее слово.

— В общем, — закончила она, — прошу вас не забывать своего места и вести себя соответственно.

Он бросил на снег мешок, который держал в руках, и тот чуть было не отдавил ей ногу.

— Своего места? — переспросил Ройс свирепо.

— Да, вы не ослышались. Вас какое-то время не было в Шалоне, а это не означает, что вы перестали быть его жителем и, следовательно, одним из моих подданных. И я настаиваю, чтобы мой подданный проявлял ко мне должное почтение.

Кровь ударила ему в голову. Он почти потерял власть над собой от гнева и обиды, которую носил в себе много лет.

— Можете настаивать на чем угодно, принцесса, но мое место, как вы изволили выразиться, там и только там, где я сам пожелал быть. И я ничей. Человек без подданства! Уже целых четыре года. Об этом позаботился ваш отец.

Он резко отвернулся от нее и продолжил возню с седлом.

— Мой отец? — переспросила она. — Что вы хотите этим сказать?

У Ройса вырвался безрадостный смешок:

— Не притворяйтесь, что не знаете.

— Не знаю о чем? Мне известно лишь то, что четыре года назад вы внезапно исчезли из Шалона, даже не попрощавшись. Во всяком случае, со мной.

Ройс так и застыл.

— Ваш отец ничего вам не говорил?

— Нет. И, насколько я знаю, вообще никому. — Кьяра задумалась. — Значит, он имел отношение к вашему отъезду?

Неужели она и вправду ничего не знает? Скорее всего лжет. Конечно, лжет, и потому ему не хотелось поворачиваться к ней, не хотелось глядеть в эти прекрасные лживые глаза.

Однако уже через мгновение он понял, что она не солгала. Не может лгать девушка, задающая вопросы с таким неподдельным волнением, с таким трепетом ожидая ответа.

Но почему, черт возьми, Альдрик хранил молчание? И как вообще объяснял его отсутствие? Неужели и Кристоф ничего не знал? Кристоф, бедный Кристоф!

Все эти годы Ройс думал, что Альдрик повсюду растрезвонил о его изгнании, дабы и другим неповадно было вести себя свободно и открыто высказывать свое мнение, даже когда повелителю неугодно его выслушивать. Так зачем же старый боевой конь утаил то, что произошло с Ройсом?

Странно. Ведь не потому поступил он так, чтобы о бесчестье Ройса никто не узнал, кроме них двоих? Вряд ли. Но иначе как объяснить?

Что ж, если король не счел нужным рассказать всем о своем решении и тем подвергнуть Ройса публичному поруганию, сам он тоже не станет распространяться об этом.

— У меня… у меня были причины так поступить, — ответил он Кьяре.

— Но мне хотелось бы знать, — сказала она. — Потрудитесь объяснить.

Девушка не просила, а требовала, понуждала его. Сразу видно, она унаследовала от отца властность и нетерпимость, а также бесконечное высокомерие.

Ройс смерил Кьяру спокойным, чуть насмешливым взглядом.

— Мне тоже хотелось бы знать, — медленно проговорил он, — почему вы думаете, что любое ваше желание так много значит для других, что они сразу бросятся его исполнять. Возможно, моя госпожа, там, в горах, за стенами замка, это в какой-то степени и так. Но сейчас вы не у себя во дворце, а в мире, открытом всем ветрам, в том мире, где люди живут не только для того, чтобы ловить и исполнять все ваши желания и соизволения. У этих людей есть собственная жизнь, свои надежды и мечты. Они не собираются плясать под вашу дудку, быть марионетками, которые разыгрывают представления для вашего удовольствия. Так что, принцесса…

Ройс не договорил, посчитав, что и так сказал слишком много, и она давно уже могла понять то главное, что заключалось в его долгой речи: он не желает распространяться на эту тему, не хочет потакать любому ее капризу!

Стиснув челюсти, он выдержал ее удивленно-возмущенный взгляд, которым она уже далеко не в первый раз награждала его, и добавил:

— Я уезжал. Теперь вернулся. По каким причинам — мое дело. О чем еще вы хотели спросить меня, ваша светлость?

Кьяра, отвернувшись, положила мандолину и книги рядом с опорожненным мешком.

— Только об одном, — ответила она, выпрямившись. — Если у вас накопилось столько злобы против моего отца, почему вы дали согласие сопровождать меня в Тюрингию? Зачем вам рисковать жизнью, защищая дочь столь ненавистного вам человека?

— По-моему, это понятно без слов. — Он говорил нарочито беспечно, развязным тоном. — Вы слишком много значите для меня, принцесса. Вы — это земли, замок, деньги, которые обещаны мне в награду за вашу сохранность.

Девушка подняла одну из шляпок, выброшенных им из мешка, тщательно отряхнула от снега.

— Спасибо за разъяснение, — холодно сказала она. — Как любезно с вашей стороны честно открыть мне, что вы за человек. Таким я вас и представляла. Увы, я не ошиблась.

Он подавил проклятие, готовое сорваться с губ, заменив его язвительной фразой:

— Очень рад, что вы меня сразу поняли, принцесса. Я был худшего мнения о возможностях тех людей, кому не приходилось никогда в жизни беспокоиться о ночлеге и насущном хлебе, чья жизнь проходила в окружении красивых вещей и книжек со стихами.

— Скажите, сэр Ройс, — произнесла она подчеркнуто вежливым тоном, — вы намеренно оскорбляете всех, кого встретили впервые, или все дело в вашем дурном воспитании?

— Разумеется, меня наняли не за отменные манеры, принцесса. И в мои обязанности не входит быть особенно обходительным. Тем более испытывать к вам приязнь. И уж совсем я не должен распластываться и кланяться перед вами, как слуги во дворце. Все, что я должен сделать, — доставить вас в целости и сохранности в Тюрингию и передать в руки принца Дамона. В объятия жениха.

— Да, — сказала она печально, — за это хорошо заплатят.

— Вот и прекрасно, принцесса. Рад, что мы пришли к согласию. — Ройс стал приторачивать мешок к седлу. — Ибо, как я только что имел честь сообщить вам, наше путешествие не будет похоже ни на летнюю увеселительную прогулку, ни на безмятежное плавание по реке на королевском барке. Ведь там… — он кивнул в сторону дальних горных склонов, — могут быть те, кто вознамерился вас убить. Я же собираюсь, в свой черед, воспрепятствовать им. Нравится вам или нет, но ваш отец поручил мне, а не кому-то другому позаботиться о вашей безопасности. И уж коли я согласился, то буду настаивать, чтобы вы беспрекословно выполняли все мои распоряжения. Без лишних вопросов.

— Постараюсь быть сговорчивой, — процедила она.

В голосе и во взгляде ее сквозила такая неприязнь, что Ройсу на минуту сделалось жутко. Но он тут же заставил себя признать: так оно лучше. Пусть между ними будет преграда. Она ему нужна. Преграда, барьер. Граница, которую он сам себе не позволит нарушить.

Ни за что и никогда. Как бы его ии манили, ни влекли эти зовущие губы.

— Хорошо, — сказал он и взглянул на взошедшее солнце. — Тогда уложите в один мешок самое необходимое — и в путь.