Глава 14

Неся Авриль на руках, Хок вошел в свой темный ванингсхус и ногой закрыл за собой дверь. Боль в боку была такой сильной, что казалось, будто при каждом шаге в него всаживают нож. От этого перед глазами плавали темные круги. При каждом вздохе легкие словно обжигало пламенем, а голова трещала так, словно рассвирепевший Один без конца пронзал его виски молниями. Но Хоку удалось добраться до кровати и осторожно положить на нее Авриль, прежде чем сам он бессильно опустился на матрас рядом с ней, вовремя ухватившись за один из кроватных столбиков, чтобы не упасть.

Корчась от боли, он потрогал ребра, недоумевая, почему и как случилось, что он вышел из транса — из лангвариг совы — прежде, чем его раны полностью затянулись.

Но сейчас не время размышлять. Чувствуя, как тяжело стучит сердце, Хок все же неуверенно встал и побрел к очагу разжечь огонь. Прежде чем заняться собственными ранами, нужно полечить раны Авриль. Он-то сам исцелится.

А вот она — может, и нет.

Когда огонь разгорелся достаточно ярко и в комнате стало светло, он снова подошел к Авриль.

Хок не знал пока, насколько серьезны ее травмы и от чего она потеряла сознание — от ран или от шока. Ухватившись за разодранные кружева, Хок быстро стянул с ее плеч мокрое пропитанное кровью платье. По правде говоря, он был рад, Авриль в этот момент была в обмороке. И не только потому, она непременно стала бы сопротивляться раздеванию.

Но и потому, что он не надеялся убедить ее, будто она не видела того, что видела.

Опустошающий гнев кипел в нем. Гнев на нее — и на себя. Там в ледяной воде, у него не было выбора — он не имел достаточно сил, чтобы спасти ее и себя. Но шок, который она испытала, став свидетельницей его чудесного воскресения, конечно же, был ей не по силам.

Все случилось так быстро. Слишком быстро, чтобы открыть ей истину об Асгарде и его народе. Авриль прожила на острове всего несколько дней и не успела приспособиться. Она все еще была решительно настроена совершить побег. Побег от него.

Причем настолько решительно, что предприняла безумную попытку и чуть не погибла.

«За это мне следует винить только себя, — мрачно подумал Хок, стягивая с нее изодранное платье и отшвыривая его в сторону. — Я не должен был отпускать ее от себя ни на шаг. Ни на секунду».

Глядя на ее безжизненную, бледную кожу в отблесках пламени очага, он ощутил острую боль в груди, гораздо более сильную, чем та, что терзала его бок и голову. Лишнее напоминание о том, сколь эфемерна и хрупка жизнь Авриль, ударило его, словно таран.

Рано или поздно он потеряет ее — это неизбежно.

Хок отвернулся, у него першило в горле. Не только оттого, что он наглотался соленой воды, но и от непрошеных чувств, киснувших грудь.

Будь она проклята за то, что подвергла свою жизнь опасности! И за то, что заставляет его испытывать подобные чувства. Хок подошел к ближнему ларю, достал из него толстое льняное полотенце и снова сел рядом с Авриль. Осторожно, чтобы не разбудить, он обтер ее холодную кожу, стараясь определить есть ли переломы.

К счастью, не обнаружилось ни одного. Некоторые царапины и порезы были глубокими, а также имелись огромные, устрашающие кровоподтеки, но все это было не смертельно. Ей повезло На этот раз.

Холодный пот выступил у него на лбу при мысли, что могло случиться, когда лодка затонула.

Гоня от себя эту душераздирающую картину, он укрыл Авриль одеялом, чтобы согреть, и встал — слишком быстро.

От нового приступа боли перехватило дыхание. Ухватившись за ближайший кроватный столбик, Хок покачнулся. Прижимая руку к груди, пересек комнату и подошел к сундуку, стоявшему в дальнем углу. Сбросил на пол свадебные дары, сваленные на его крышке, открыл сундук и долго рылся в нем, пока не нашел мешочек с сушеными травами и мазь, заживляющую порезы.

Возвращаясь к кровати, он услышал, как Авриль пошевелилась и застонала от боли. Его полоснуло, словно лезвием. Забыв о собственных ранах, Хок быстро подошел к ней.

— Лежи спокойно, — хриплым от сострадания голосом приказал он, садясь на край постели. — Ты ранена. Лежи спокойно, я помогу тебе.

Авриль во сне беспокойно замотала головой, разметавшиеся по подушке мокрые волосы казались почти черными. Потом у нее дрогнули ресницы, и она открыла глаза.

Когда Авриль увидела Хока, зрачки ее мгновенно сузились превратившись в черные точки. Она попыталась встать, по только вскрикнула от боли. Потом вдруг осознала, что там, под одеялом, на ней ничего нет.

Хок преодолел желание силой удержать ее, зная, что его прикосновение может вызвать еще более бурную реакцию:

— Авриль, успокойся. С тобой все в порядке…

— Ч-ч-что случилось? — Она снова упала на спину, продолжая неотрывно смотреть на него. — Ты был…

— Что? — невинным голосом спросил Хок. — Пожалуйста, перестань смотреть на меня так, словно я привидение.

— Я-я-я думала, что ты умер. — У Хока вырвался сдавленный смешок, но в то же время он почувствовал явное облегчение. Голос Авриль звучал ровно и отчетливо — это подтверждало, что раны ее не слишком тяжелы. К тому же казалось, что она скорее беспокоится о нем, чем боится его.

— Как видишь, не умер, — сухо ответил Хок, раскладывая бинты и травы на столике рядом с кроватью и открывая глиняную банку с мазью, — иначе как бы я сидел тут рядом с тобой? — Глубокая морщина залегла между ее бровей. На сей раз он был благодарен судьбе за то, что Авриль оказалась женщиной здравомыслящей — спорить против логики она не стала.

Ему бы только хотелось знать, что она думает и как, благодарение Локи, случилось, что между ними установилась незримая связь, которую он почувствовал, когда Авриль оказалась в опасности: ведь он испытал тогда чувства, которые обуревали ее, узнал ее мысли.

Сейчас Хок не мог сказать, что чувствует Авриль.

— Я не могла нащупать у тебя пульс, — не очень уверенно сказала Авриль. — И когда попыталась прослушать сердцебиение…

— Ты была не в себе после того, что пришлось пережить. Тебе было очень больно. Может быть, уши заложило от морской воды. — Хок небрежно пожал плечами, словно все это было полной ерундой, потом взял руку Авриль и начал осторожно смазывать мазью порезы и царапины. — Море так шумело что я удивляюсь, как ты вообще могла что-то расслышать. Авриль, теперь тебе нужно поспать.

Он посмотрел ей в глаза, желая лишь одного: чтобы она перестала задавать вопросы и обрела покой, в котором так сейчас нуждалась.

Глядя на него изумрудными глазами, часто моргая от смущения, Авриль выглядела в тот момент очень жалкой.

Но по-прежнему упрямой. Она не оставляла попыток разобраться в противоречивых фактах, свидетельницей которых ей довелось быть.

— Я трясла тебя, — медленно произнесла она. — Я даже хлестала тебя по щекам.

Хок отвел взгляд. Так вот почему он очнулся слишком быстро.

— Мы оба потеряли сознание. Ты очнулась быстрее. — Он взял ее другую руку и продолжил осторожно, нежно смазывать раны на ее ладони, предплечье, плече. — И твои манипуляции благополучно привели меня в чувство. — Втирая мазь, он просунул свои пальцы между ее пальцев, их руки сплелись. — Разве мертвый мог бы вот так касаться тебя? — спросил он низким, тихим голосом.

На бледных щеках Авриль расцвели ярко-алые пятна, и замешательство в ее глазах сменилось более привычной настороженностью.

Она выдернула руку и отвернулась лицом к закрытым ставням.

— Я… я благодарю Бога, что с тобой все оказалось в порядке, — запинаясь, произнесла она. — И спасибо тебе за то, что ты спас меня, Хок. — Она натянула одеяло до самого подбородка. — А как ты меня нашел? Откуда узнал, что я там, в тумане?

— Я услышал, как ты звала на помощь. — При воспоминании об этом у Хока замерло сердце, но он поспешил сменить тему, чтобы не задерживаться на этом странном моменте в их опасном приключении. — Теперь это уже не важно. Скажи, здесь очень болит? — Он приподнял одеяло и ласково коснулся особенно устрашающего на вид синяка у нее на животе.

Авриль отпрянула и зажмурилась.

Она испытала боль даже при таком осторожном прикосновении, и у Хока от волнения замерло сердце.

— Прости, Авриль. Обещаю, все пройдет. Единственное, что от тебя требуется, — это спать и позволить мне лечить тебя. — Он снова взялся за банку с мазью. — Я позабочусь о тебе.

Авриль открыла глаза, но головы не повернула. Нижняя губа у нее дрожала:

— Я не хочу, чтобы ты заботился обо мне. Я могу…

— Сама о себе позаботиться? — сердито перебил он. — Ты уже это говорила. Но боюсь, твой сегодняшний опрометчивый поступок свидетельствует об обратном. — В нем снова запылал гнев. — О чем ты думала, женщина? Что заставило тебя думать, будто ты в одиночку можешь проплыть через лабиринт скал в непроглядном тумане? Ты могла…

— Убежать, — прерывающимся шепотом произнесла Авриль.

Хок проглотил окончание своего гневного выговора, равно взбешенный и восхищенный ее смелостью. И решительностью.

Ее непоколебимым стремлением во что бы то ни стало покинуть его.

— Ты не все можешь сделать одна! — резко сказал он. Но поглядев на свою упрямую жену, жалко свернувшуюся калачиком в его постели, ощутил прилив желания защитить ее. Нужен кто-то, кто позаботится об этой буйной, отважной, неукротимой женщине.

Он нужен ей. Не важно, желает или не желает она это признать.

Осторожно, стараясь не оскорбить ее скромности, Хок отодвинул одеяло еще чуть-чуть, продолжая врачевать ее раны. Авриль дернулась, но потом застыла неподвижно. И молча.

Он тоже прикасался к ней без единого слова, стараясь не думать о ее красоте и притягательности. Быстро смазав все раны, он уже через несколько минут закончил лечение и почувствовал, что каждая клеточка ее прекрасного тела будто оставила отпечаток на его ладонях.

Снова натянув на Авриль одеяло, Хок поставил банку на столик — быть может, чуть-чуть резче, чем требовалось, — и встал, превозмогая приступ головокружения. Прикусив губу, чтобы не застонать от боли, он отошел к очагу и взялся за маленький медный котелок.

Наполнив котелок свежей дождевой водой из бочки. Хок подвесил его на крюк над огнем.

— Скажи мне, Авриль, — произнес он, когда способность говорить спокойно вернулась к нему, — как тебе удалось раздобыть лодку?

Хок не слишком надеялся, что она ответит, но Авриль уклончиво сказала:

— Я ее нашла.

Хок взял пучок сухой травы и достал с полки чашу.

— И как же ты ее нашла?

Авриль молчала.

— Авриль, я видел следы двух пар ног. Кто тебе помог? — Он обернулся и поглядел ей в глаза. Знакомые искорки вызывающей непокорности сверкнули в них.

— Этого я тебе не скажу. Человек, который мне помог, не заслуживает наказания.

— Речь о другом, — недовольно проворчал Хок. — Кто бы ни был тот человек, который помог жене воктера покинуть Асгард, он нуждается в том, чтобы ему напомнили и разъяснили кое-какие из законов Асгарда. Воктер сам должен это сделать. — Взгляд Авриль скользнул по оружию, развешанному на стене позади Хока.

— Нет, я определенно не собираюсь тебе этого говорить.

Хок выругался про себя, но решил не давить на нее, пока она не поправилась. Вернувшись к очагу, он с помощью железного ухвата снял с огня котелок с кипятком и наполнил чашу. Затем насыпал в нее полную ложку растолченных сушеных трав и снова присел на край кровати.

Просунув руку под подушку, Хок приподнял голову Авриль и поднес чашу к ее губам:

— Выпей это. — Авриль скорчила гримасу — запах был не из приятных, она не спешила пить.

— Едва ли я захотел бы отравить тебя, — сухо заметил Хок, — после того, как провел полночи в ледяной воде, пытаясь спасти тебе жизнь, и заработал несколько сломанных ребер за свои труды. Пей.

Авриль выслушала выговор, недовольно прищурившись, но сделала глоток. Ощутив неприятный вкус, она сморщила нос, но выпила все до конца без возражений.

Хок осторожно опустил ее голову и, вернувшись к очагу сделал такое же питье для себя.

— Авриль, ты моя жена и… — Он тяжело вздохнул.

— Твоя пленница, — спокойно уточнила Авриль.

— Если поразмыслить, в том, чтобы отравить тебя, есть свой смысл. — Хок сделал большой глоток и почувствовал, как напиток обжигает горло. — Ты самая упрямая, самая беспокойная женщина, какая у меня когда-либо…

— Если ты считаешь меня такой несносной, — с готовностью подхватила Авриль, — почему бы тебе не отпустить меня?

— Ней. Этого я никогда не смогу сделать. — Он бросил на нее сердитый взгляд. — Ты знаешь, что значит это слово — никогда. — Хок со стуком, эхом отозвавшимся в темной комнате, поставил чашу на стол.

Отойдя в дальний угол, он стащил с себя все еще непросохшие штаны, насухо вытерся куском льняной ткани и переоделся в сухое.

Потом вернулся к кровати.

И лег на другом ее конце.

По тому, что Авриль не возразила, можно было судить, насколько она устала и как ей было больно.

Да даже если бы она и возражала, раздраженно подумал Хок, он не собирается всю ночь спать на полу со сломанными ребрами.

В конце концов, он лежит поверх одеяла. И кровать достаточно широкая. Между ними оставалась уйма места.

— Я был слишком снисходителен к тебе, — сказал Хок, обращаясь скорее к самому себе. — Пора кончать с этими глупостями насчет побега раз и навсегда. Ты моя жена, ты никуда сюда не денешься, и пора тебе с этим смириться.

— Я никогда не оставлю попыток вернуться домой, — горестно прошептала Авриль. — Я не могу здесь остаться. И я не хочу быть твоей женой.

— В самом деле, миледи? — насмешливо переспросил Хок, поворачивая к ней голову и пристально глядя ей в глаза. — Разве не было слез в ваших глазах сегодня там, на берегу, когда вы подумали, что я умер?

Авриль отвернулась к очагу:

— Ней.

Глядя в потолок, Хок состроил гримасу:

— Я знал, что это будет первым словом, которое ты выучишь по-норманнски.

— То, что ты принял за слезы, — напряженно сказала Авриль, — было, вероятно, морской водой. Должно быть, она подействовала на мои глаза так же, как на уши.

В ответ Хок лишь раздраженно хмыкнул, он слишком устал, чтобы продолжать спор. Он слишком устал даже для того, чтобы почувствовать волнение от мысли, что впервые лежит в постели с женой, так близко от ее соблазнительного обнаженного тела, которое отделяет от него лишь одеяло.

«Это свидетельствует о том, как мне необходимо выспаться», — мрачно подумал Хок и, закрыв глаза, стал медленно погружаться в убаюкивающую темноту.

Но тут он услышал тихое сопение с противоположной стороны кровати.

Он открыл глаза и посмотрел на Авриль. Она дрожала всем телом.

— Авриль? — Тревога пронзила его. — Что случилось? Она лежала, отвернувшись от него, закрыв глаза рукой. И он понял, что это был не приступ боли. Она плакала, стараясь глотать слезы.

— Ты… ты… прав, — хрипло произнесла она. Каждое слово вырывалось с мучительным вздохом. — Я, наверное… никогда не смогу уехать отсюда. Никогда не увижу больше своего дома… и своей доченьки.

Глубокое, душераздирающее рыдание вырвалось из ее груди.

Хок не мог пошевелиться, все чувства словно замерли в нем. Впервые он слышал, как она говорила о самой возможности своего поражения.

Но никакого облегчения от того, что она наконец взглянула правде в глаза, Хок не испытал. Вид этой несчастной женщины, отчаявшейся, страдающей и старающейся держать свою боль в себе, рвал ему душу. Заставлял ненавидеть самого себя — наверное, так же, как она ненавидела его за то, что он оторвал ее от малышки.

И вдруг слезы хлынули из глаз Авриль. Она закрыла лицо руками, но не могла больше сдерживать судорожных рыдании.

Хок чувствовал, как напряглось все его тело, ноги словно стянуло железными скобами. Он не знал, что делать, как успокоить Авриль.

Но и лежать молча, видя, как она страдает, он тоже не мог.

Протянув руку, он коснулся ее плеча.

И вместо того чтобы отпрянуть или начать проклинать его, как он ожидал, Авриль позволила ему притянуть ее к себе, как там, в воде, когда они плыли обратно.

Он сгреб ее вместе с одеялом и прижал к груди, надеясь, что сила его рук и его молчание будут ей утешением и что она примет утешение от того самого мужчины, который был причиной ее мучений.

Авриль рыдала, уткнувшись ему в грудь, содрогаясь всем телом от невыразимого горя, и каждая ее слезинка прожигала Хока насквозь. Он закрыл глаза.

«О великий Один, я не должен допустить, чтобы она вот так страдала и дальше! Я обязан сделать что-нибудь, чтобы убедить ее смириться с тем, что невозможно изменить.

Даже если при этом придется чем-то поступиться. Если я хочу, чтобы она приняла свою новую жизнь, я должен исполнить клятву, которую дал.

«Ради нее самой, ради ее благополучия я сделаю то, что остальные новобрачные асгардцы делают вот уже три дня. Завтра я начну ухаживать за своей женой… со всей нежностью, заботой и любовью. И буду делать это от всего сердца».

Боль прошла. Это первое, что осознала Авриль, медленно возвращаясь от сна к реальности. Последним ее ощущением перед тем, как провалиться в забытье, была раздирающая боль, но теперь Авриль чувствовала себя отдохнувшей и здоровой.

И в полной безопасности.

Может быть, потому, что по-прежнему лежала в объятиях Хока.

Эта мысль встревожила ее. Она открыла глаза. Первые рассветные лучи проникали в комнату сквозь щели в закрытых ставнях, освещая полумрак ванингсхуса неверными бликами. Увидев что Хок спит, Авриль боялась пошевелиться, чтобы не разбудить его. Он лежал, просунув одну руку под ее подушку, другая тяжело, расслабленно покоилась на ее талии. Щекой Авриль ощущала, как ритмично вздымается и опускается его грудь, ее волосы слегка шевелились от его дыхания.

Несмотря на толстое одеяло, в которое была укутана, Авриль чувствовала тепло и мощь его прижатого к ней тела.

На короткий миг она позволила себе продлить это уютное ощущение. Всего на миг. Как приятно было покоиться в его сильном, теплом, надежном объятии! Сколько же времени минуло с тех пор, как она в последний раз позволяла вот так себя — обнимать? Позволяла мужчине утешать и защищать ее?

Заботиться о ней.

Нежный рассветный луч упал ей на лицо, Авриль заморгала и вспомнила, как Хок, рискуя жизнью, спас ее. Сердце забилось неровно. Она приподняла голову и вгляделась в его загорелое, с решительными чертами лицо, такое мирное во сне.

Авриль ощутила покалывание во всем теле, память живо воспроизвела то, что произошло прошлой ночью: как ее обуял ужас, когда она ошибочно решила, что он умер.

Как оплакивала его. И как потом, позже, от нахлынувшего чувства однночества и отчаяния прильнула к нему и нашла утешение.

Он дал ей это утешение. Ласково, молча. Знает ли он каким нежным может быть? Авриль вдруг поняла, что ей в не хочется выбираться из его объятий и снова вступать, в нескончаемую войну характеров.

Боже милосердный, да что же это с ней происходит? Она ведет себя, как женщина, потерявшая рассудок, как женщина…

Авриль напряглась, вспомнив замечание Жозетт о ранних днях ее брака с Жераром, о том, что она лишь постепенно полюбила его, почти не заметив, как это произошло.

Вздрогнув, Авриль резко отодвинулась от Хока, пытаясь одновременно освободиться и от его рук, и от одеяла. Хок что-то пробормотал во сне и еще крепче прижал ее к себе. У Авриль вырвался страдальческий всхлип, и Хок открыл глаза.

Авриль затаила дыхание, к ужасу своему осознав, что попытка освободиться из объятий Хока привела лишь к тому, что теперь она лежала обнаженной по пояс. Ее груди распластались. прижатые к его груди, — мягкое против стального, бледность слоновой кости против бронзы загара.

Моргнув, Хок быстро пришел в себя, в неверном сероватом утреннем свете его глаза казались неправдоподобно голубыми.

— Все хорошо? — Голос его звучал спокойно, низко. Чуть сипловато со сна.

— Да, у меня уже ничего не болит.

Она ясно давала ему понять, что имеет в виду лишь физическую боль и не хочет вспоминать о другой, гораздо более глубокой, от которой рыдала у него на груди прошлой ночью.

Наоборот, она старалась говорить предельно спокойно, будто случившееся не произвело на нее никакого впечатления:

— Теперь ты можешь, отпустить меня.

Он ничего не ответил, лишь обвел своим небесно-голубым взором ее волосы и лицо.

Сердце у Авриль бешено заколотилось. Она уже видела этот взгляд.

— Хок…

— Ней, — медленно и спокойно произнес он. — Я не могу. — Его рука скользнула вверх по ее спине, и он теснее прижал к себе Авриль. — Я не отпущу тебя. — Его губы нежно коснулись ее виска. Авриль задохнулась:

— Хок, прошу тебя… — Вместо того чтобы сказать это холодно и решительно, как намеревалась, она залепетала прерывающимся голосом. Горячо.

— Ней, милая моя жена. — Его голос, напротив, звучал твердо. Свободной рукой он зарылся в ее густые волосы и стал медленно запрокидывать ей голову, пока его губы не встретились с ее губами. — Я не отпущу тебя. Во всяком случае, до тех пор, пока не покажу, как истинному асгардскому мужу подобает желать своей жене доброго утра.

— Но ты не…

Он прервал ее протест горячим поцелуем — сначала слились их губы, потом его язык жадно проник ей в рот. Она вдохнула острый, крепкий мужской запах. Даже пытаясь освободиться, отталкивая от себя Хока, дрожа всем телом, Авриль понимала, что дрожь эта не имеет ничего общего со страхом или нежеланием.

И он тоже, кажется, понимал это. Когда он наконец оторвал свои губы от ее рта, почувствовала, как напряглось и затвердело его прижавшееся к ней тело.

— Ты… — она смогла произнести лишь одно это короткое слово — он снова поцеловал ее, на этот раз легко, нежно, дразняще, — не… — град искушающих поцелуев снова не дал договорить, у Авриль закружилась голова, — мой м-м-м… — Муж.

Авриль не смогла возразить, ибо то, что она увидела в его взгляде, лишило ее дара речи. И дыхания.

В его глазах были та же нежность и то же желание, какие испытывала она сама, та же любовь и жажда. И страсть, о которой его светло-голубые глаза потемнели и стали похожи на небо, опаленное самыми жаркими солнечными лучами.

Это был тот самый взгляд, который она видела в своих снах.

Авриль разомкнула губы, не в силах произнести ни звука.

— Авриль… — Все еще лежа на боку и обнимая ее одной рукой, Хок пальцами другой нежно провел по щеке жены. — Нет ничего позорного в том, что ты желаешь того же, чего… желаю я. И нет никакой необходимости страдать от одиночества, если мы можем… — он потянулся к ней губами, однако не поцеловал, лишь приблизил губы к ее лицу так, что она ощутила кожей его дыхание, и закончил: — …быть вместе.

Он ждал ответа. Авриль содрогнулась и закрыла глаза, в его интонации было что-то новое, чего она не слышала прежде. Просьба. Страстная мольба. Он не требовал, он умолял ее быть с ним.

— Вместе, — прошептала она, вложив в это слово все свое томление.

Она услышала хриплый стон, который мог принадлежать и ей, и ему, и им обоим. Хок поцеловал ее, перевернулся на спину, поднял и положил, все еще укутанную в одеяло, на себя — их обоих накрыла лавина ее длинных густых волос. Хок взял лицо Авриль в и широкие ладони и, держа неподвижно, касался губами каждой точки. Он делал это так нежно, так медленно, так возбуждаю, словно собирался пробовать ее на вкус все утро.

Кожей ощущая прикосновение поросшего щетиной подбородка, Авриль трепетала. Она таяла от этих ласк, сердце ее выскакивало из груди, от каждого прикосновения его губ внутри вспыхивал костер пьянящих чувств.

Господь милосердный, ей следовало бы испугаться нестерпимого жара его тела, который она ощущала обнаженной грудью, мощи его восставшей плоти, которую не могло скрыть одеяло, все еще обернутое вокруг ее бедер. Одеяло и его штаны являли собой лишь слабую преграду между ними, устранить ее уже не составляло труда.

Но Авриль не чувствовала страха. Она разомкнула губы навстречу поцелую и со страстной готовностью приняла его бархатистый, искушающий, дразнящий язык. Она не оттолкнула Хока, когда он стал гладить ее по спине, скользя руками вверх и вниз, сжимая все крепче и крепче, хотя знала, что не должна была допускать этого. По многим причинам.

Но ею овладело такое горячее ощущение жизни, какого она не испытывала уже много лет. Этот сводящий с ума суровый и нежный норманн разбередил ей душу. Он снова вдохнул в нее жизнь. Авриль сама не поняла, что означал вырвавшийся из ее груди негромкий, стесненный звук, но точно знала, что не хочет, чтобы испытываемое ею ощущение кончалось.

Прикосновение его рук, блуждавших по ее телу, становилось все сильнее и энергичнее, все эротичнее, и огненные стрелы пронизывали Авриль насквозь.

Хок провел тыльной стороной пальцев по ее груди, cбoку едва касаясь, и у Авриль перехватило дыхание. Потом его сильные руки приподняли ее, она без тени смущения прогнула спину грудью нависая над ним так, чтобы он мог прильнуть губами к соскам.

Сначала он лишь нежно пригубил их, потом обвел языком затвердевшие бутоны. А вслед за этим внезапно обхватил открытым ртом мягкую полноту груди, утопив ее во влажной бездне.

Авриль вскрикнула от изысканного наслаждения, словно эту чувствительную, интимную часть тела накрыли горячим шелком. Хок омывал тяжелую жемчужину языком, слегка прикусывал, прижимая к зубам, смаковал, и Авриль, задыхаясь, невольно вцепилась пальцами в матрас. Хок все сильнее разжигал пламя, уже и так полыхавшее в ней. Авриль дрожала от невыразимого возбуждения.

Его мощное, упругое тело тоже вздрагивало под ней. Дыхание стало прерывистым. Но он не искал наслаждения для себя — только для нее. Губы, ласкавшие ее соски, пальцы, скользившие по ее телу, колючий подбородок, тершийся о ее щеку, исторгали из ее груди страстные стоны.

Когда она попыталась отодвинуться, он обнял ее рукой, крепко прижал к себе и продолжал свою искушающую игру до тех пор, пока ее напрягшиеся влажные соски не начали пульсировать так же трепетно-возбужденно, как и сокровенная плоть между бедер.

И тогда Хок прикоснулся к ней — просунул руку между ее и своим телом и нащупал набухшую сердцевину ее женского естества. Белые языки пламени полыхали перед глазами Авриль при каждом нежном прикосновении его пальцев, кончика его языка.

Она содрогалась и корчилась в его объятиях, вцепившись побелевшими пальцами в простыни, все ее тело сводила судорога томительно сладкой истомы. Хок прихватил губами сосок и, втянув в рот, стал быстро и мощно сосать. Ошеломляющий, пронзительный восторг охватил Авриль. Хок медленно расслабил и языком прижал сосок к зубам.

Авриль задыхалась, ее тело неистово льнуло к нему в жажде новых восхитительных ощущений. Желания. Страсти.

Хок повторял этот непередаваемо эротичный ритуал снова и снова — внезапный порыв, замедление, расслабление, а пальцы его тем временем не переставая ласкали влажную припухлость между ее бедер. В расширившихся от изумления глазах Авриль вспыхивали язычки пламени, отражавшие огонь, все ярче и ярче полыхавший внутри.

— Задержи дыхание, — хрипло скомандовал Хок.

Авриль повиновалась его повелительному голосу и, набрав полную грудь воздуха, замерла, а он продолжал эту сладкую муку, движения его становились все быстрее. Все повелительнее. Пока ощущение не стало невыносимым. Авриль не дышала, она чувствовала, как ее тело словно бы воспаряет. Растворяется. Из самой глубины живота поднималась и всю ее охватывала лихорадочная дрожь.

Хок осторожно взял ее сосок зубами.

И внутри у Авриль с ошеломляющей силой взорвалось ослепительное пламя. От этого взрыва сотрясся и разлетелся на куски весь мир. Сверкающие его осколки посыпались на нее, сквозь нее. И когда обжигающая волна экстаза накрыла ее, лишив возможности дышать, чувствовать свое тело, понимать, спалив ее дотла, из горла Авриль вырвался безумный крик.

Придя в себя, она увидела, что, безвольно обмякнув, лежит на Хоке, покрывая его своим телом словно одеялом. Ее покрытая испариной кожа блестела. А в нежных, измятых грудях и во всех потаенных уголках ее женского существа продолжали вспыхивать чувственные искорки. Еще никогда она не испытывала такого опустошающего восторга. Боже милостивый, никогда!