Глава 19

— Нет.

Его резкий ответ озадачил ее. Сэм посмотрела на него в замешательстве, и теплая улыбка медленно сползала с ее лица.

— Но…

— Нет, — повторил он решительно. — Нет, я не скажу тебе правду. — Он отодвинулся от нее и встал на ноги, желая в этот момент одного — уйти от нее подальше, но цепь позволила ему отойти только на два шага. Не мог он уйти. Ник замер на месте, злясь на себя. Проклятие! Ведь он сам рассказал ей о своем прошлом, не все, конечно, но непростительно много. Он тяжело дышал, не смея взглянуть на нее.

Ну и сказку она сочинила из нескольких фактов, которые узнала. Пропади все пропадом! Она ведь принимает его за какого-то вонючего героического морского офицера! Это его-то!

Она, значит, подумала, что он невиновен и что в каком-то страшном преступлении повинен его отец? Она так простодушна и так хочет видеть в нем только самое хорошее, а на самом деле все было совсем наоборот.

На самом деле это на его ни в чем не повинного отца взвели ложное обвинение, а он, капитан Броган, действительно совершил преступления, за которые нет прощения. Это он в течение четырнадцати лет слепо и безжалостно мстил, пролил море крови, не щадил никого, кто стоял на его дороге.

Не пощадил ребенка. Убил ребенка.

Охваченный острым чувством вины, Николас зажмурился и сжал кулаки. Что сказала бы она, узнав это? Благородный морской капитан! Что может быть у нее общего с настоящим Николасом Броганом?

Нечего и гадать. Такая нежная и чистая женщина, как Саманта, никогда не сможет простить его бессмысленную жестокость.

— Ник, — голос Саманты дрожал. — Я не понимаю. Неужели после всего, что мы пережили вместе, после… — она запнулась, — неужели ты все еще мне не доверяешь?

Он не мог заставить себя повернуться и посмотреть ей в глаза.

— Чем меньше ты будешь обо мне знать, тем лучше для тебя, — коротко бросил он.

— Но я думала… мне казалось, что ты…

Он круто обернулся.

— Что?

Она смотрела на него в недоумении, сбитая с толку… Обиженная. Он знал, что она хотела сказать. «Я думала, что я дорога тебе».

Саманта не произнесла этих слов, но они резанули его, словно ножом.

Она не поймет, а он не сможет заставить ее понять, что такой человек, как он, не может испытывать привязанности ни к кому. Ни к ней, ни к кому другому. Преступления, которые он совершил много лет назад, навсегда обрекли его на одиночество.

На несколько мгновений, он безрассудно забыл об этом, позволил себе подумать, что он такой же человек, как другие, и тоже имеет право на простые человеческие радости, которые может дать только женщина. Не всякая, одна-единственная. Но ничто на свете не может изменить того факта, что он был пиратом, и грехи его каленым железом выжжены в его душе. Он сделал свой выбор, будучи еще юнцом, и думал он тогда не о будущем, а о мести. Николас Броган никогда не жалел о своем выборе.

До сегодняшнего дня.

— Ник, — прошептала Сэм.

В глазах ее была боль.

— Не надо, — резко прервал он ее. — Не задавай вопроса, на который на самом деле ты не хочешь получить ответ, Саманта. И поверь мне, — добавил он как-то загадочно, — ответ на этот вопрос тебе не захочется знать.

— Не понимаю.

— Ну что ж, я не могу тебе сказать яснее.

— Не можешь или не хочешь?

Николас отвернулся. Как он допустил, что все настолько усложнилось? Ведь сначала он просто хотел получить от нее удовольствие и расстаться. Потом ему захотелось научить ее любви… а потом расстаться.

Но она смешала все его планы, и сейчас он не может вот так просто отделаться от нее, как всегда отделывался от женщин, с которыми случалось делить постель.

Ему все равно придется с ней расстаться. Он не может взять ее с собой, не может сказать ей правду. Будет лучше для них обоих, если она уедет в Венецию — город своей мечты.

У него опять защемило сердце, даже дыхание перехватило. Вконец расстроенный, Николас произнес фразу, которая всегда выручала его в прошлом:

— Я никогда не давал тебе никаких обещаний.

— А я и не просила.

Выругавшись, он снова взглянул ей в лицо.

— В таком случае чего ты хочешь? Я думал, мы оба понимаем, что происходит. То, что было между нами, — он буквально выдавил из себя эти слова, — всего-навсего удовольствие, и ничего больше.

Она отшатнулась от него, как будто он ее ударил.

— Понимаю, — сказала она холодно и спокойно, но было заметно, чего это ей стоит. — Удовольствие, и ничего больше.

У него опять защемило сердце. В его рубахе она казалась такой маленькой и хрупкой, беззащитной и одинокой.

— В таком случае, что тебе от меня надо! — спросил он.

— Правду.

Он покачал головой и закрыл глаза.

Узнай она правду — его настоящее имя, и боль в ее глазах сменится ужасом и ненавистью.

Капитан Николас Броган, наводивший ужас на все побережье Карибского моря, презираемый каждым законопослушным и добропорядочным англичанином, ничего другого и не заслуживал. И что толку объяснять, что молва сильно преувеличила его дурную репутацию, ведь того, что он сделал на самом деле, с лихвой хватит на то, чтобы его ненавидели и презирали. К тому же если он откроет ей свое настоящее имя, то до конца своих дней будет думать, не проговорилась ли она.

Ему и с одним вымогателем хватает забот, и он не хочет прожить оставшуюся жизнь, оглядываясь через плечо, не стоит ли там десяток других любителей шантажа. У него и без того жизнь не сахар.

В ту первую ночь в тюрьме у него появилось предчувствие, что эта леди сыграет особую роль в его судьбе, и теперь он понял, что так оно и есть. Благодаря ей, он узнал, что такое настоящее счастье, а потом Господь это счастье отобрал, и в этом и есть его наказание.

Николас заговорил, пытаясь придать своему голосу твердость:

— Извините, что разочаровал вас, моя леди, по если вам хочется правды, то вы выбрали неподходящего человека. Если у вас были особые требования и условия, то вам следовало оговорить их раньше, до того, как вы и я…

— Перестань.

— Я хочу лишь внести ясность.

— Все уже ясно, — ледяным тоном ответила она. — Я все поняла.

Лучи солнца, наконец, прорвались сквозь листву деревьев. Сэм поднялась, шагнула мимо него, гремя цепью, взяла свое новое платье, повернувшись к нему спиной, сняла рубашку и отдала ему так спокойно и вежливо, что у него оборвалось сердце. Уж лучше бы она швырнула ее! Но Сэм, не сказав ни слова, просто начала надевать новое платье.

Николас отвернулся. Он не хотел, чтобы она заметила, как дрожат у него руки. Натягивая рубаху, он старательно делал вид, что не замечает теплый, нежный запах, впитавшийся в ткань.

Быстро застегнул рубаху доверху, закрыв клеймо, как это делал бесчисленное количество раз в прошлом. Спрятал отметину «Молоха» — неоспоримое свидетельство того, кем и чем он был. И кем останется навсегда.

Саманте без него будет лучше. Скоро она будет уже на пути в Венецию. Она и без того уже слишком много о нем знает, так что ему будет спокойнее, когда она уедет из Англии. А когда их будут разделять многие мили, все эти проклятые чувства постепенно пройдут. К тому же там она будет счастлива. Будут у нее и дом на берегу Адриатического моря, и ее белошвейная мастерская… И какой-нибудь итальянский граф или барон в качестве мужа.

Во рту у него появился горький привкус желчи, руки сжались в кулаки. Он с радостью открутил бы голову этому негодяю, кем бы тот ни был. Он представил себе Саманту в объятиях другого мужчины, и ему захотелось пробить кулаком насквозь ствол ближайшего дерева.

— Вы готовы, моя леди? — грубовато спросил он. — Нам пора.

Солнце, думала Саманта, обладает ужасной способностью высвечивать реальность. Все, что казалось прошлой ночью призрачным, волшебным и необыкновенным, оказывается самым обыденным при свете дня.

А хуже всего было то, что сейчас она с мучительной ясностью разглядела собственную глупость.

Шагая сквозь лес следом за Ником к цыганскому табору, она раздумывала над его обидными, циничными словами: «Я никогда не давал тебе никаких обещаний».

Это правда. Он не сказал ей ни слова о том, что любит или что вообще испытывает по отношению к ней какие-либо чувства. Ясно, что у него никаких чувств и не было. Она просто дала ему возможность поразвлечься, не более того.

Но она даже ненавидеть его за это не могла. Они оба получили друг от друга именно то, что он обещал физическое удовольствие. Он не причинил ей боли, не взял силой. Она сама отдалась ему по доброй воле. Она отдала ему тело и сердце.

Первое он принял с удовольствием, второе не пожелал принять. И если она неправильно истолковала его нежные слова и прикосновения, придала им значение, которого на самом деле не было, это ее ошибка, допущенная по глупости. Очевидно, она еще многого не понимает в любви. Ей почему-то казалось, что в этом участвует не только тело, но и сердце.

Утреннее солнце пекло нещадно. Краденая блузка прилипала к плечам и спине. Монеты в глубоком кармане новой шелковой юбки тихо позванивали. Основная часть украденных денег была в кошельке Ника, но он настоял, чтобы она взяла себе несколько гиней. Когда они расстанутся, ей придется покупать себе еду по дороге в Мерсисайд, пояснил он. Это были последние сказанные ей слова, и с тех пор как они на рассвете вышли в путь, он почти не глядел на нее.

Тем лучше, с благодарностью подумала сам, чувствуя, что готова расплакаться. Ей хотелось сохранить хоть капельку гордости. Одно ее утешало, она не унизила себя окончательно, сказав, что любит его. Если он не желает раскрывать свои тайны, то и у нее будет эта маленькая тайна.

Цыганский табор был уже близко. Слышалась болтовня женщин, готовивших пищу, смех играющих детей и постукивание металла о металл, говорившее о том, что кузнец принялся за работу.

Какое-то время они кружили возле табора, оставаясь под прикрытием деревьев, пока не оказались в нескольких ярдах от кузницы.

Они остановились. Ник внимательно посмотрел на нее.

— Вот мы и на месте, моя леди. Помни, если что-нибудь пойдет не так…

— Не будем терять времени. Я хочу освободиться от этой цепи не меньше, чем ты.

— Если мы будем ссориться, это ничему не поможет.

— Обещаю, что убедительно сыграю свою роль и буду воплощением женственности и беззаботности.

— Саманта.

— Не беспокойся обо мне. Делай свое дело.

— Не забудь, что все переговоры буду вести я. Она одарила его ледяным взглядом.

— Положись на меня.

Если ее колкости и задели его, то он не показал виду. Ничем его не проймешь. Да и есть ли у него вообще сердце, подумала она.

— Хорошо. — Он переложил кошелек в ладонь — Пошли.

Они вышли из леса и направились через поляну к кузнице.

План был дерзок.

— Добрый вам день, сэр, — сказал Ник. — Не можете ли вы помочь нам?

Кузнец выпрямился и, прищурившись на солнце, окинул их взглядом. У Сэм бешено колотилось сердце, но она стояла с обворожительной улыбкой на лице. Момент был решающий. Если в таборе побывали полицейские и пообещали за них вознаграждение…

— А кто вы такие, machao? — подозрительно спросил кузнец с сильным акцентом. — Проводите здесь каникулы?

— Не совсем так, — вкрадчиво сказал Ник. — Мы просто случайные прохожие, которым немножко не повезло.

Они остановились в нескольких шагах от кузнеца. Кузнец перевел взгляд на кандалы.

— Значит, прохожие? — Он насмешливо фыркнул, пробормотав что-то на родном языке. — Ясно.

— Как видите, нам нужна помощь такого умельца, как вы. — Ник потряс тяжелым кошельком, полным монет. — Мы готовы щедро заплатить за работу.

Сэм почувствовала нервный спазм где-то внутри, но внешне осталась невозмутимой. Если цыганам вздумается отобрать у них кошелек, им печем защищаться, у них есть нож да умение Ника драться. Она уже имела возможность наблюдать его в бою… и ей не хотелось увидеть такое еще раз.

Кузней, окинул каждого из них, особенно Ника, оценивающим взглядом.

— Я, пожалуй, мог бы помочь вам, ami… за хорошую цену.

Вокруг начали собираться любопытные: подбежали дети, остановились женщины с бельевыми корзинами в руках. Мужчины в этот ранний час, по-видимому, еще спали.

— Вы, конечно, понимаете, — тихо сказал Ник, — нам хотелось бы, чтобы это осталось между нами. — Кивком головы он указал на собравшуюся толпу зевак. — Если только вы не предпочтете поделиться со своими собратьями.

Кузнец огляделся вокруг, потом жадно глянул на кошелек и жестом приказал зевакам идти своей дорогой, крикнув им вслед на своем странном наречии какие-то слова, похожие на ругательства. Его слова и жесты возымели действие: женщины и дети без возражений подчинились ему. Очевидно, все знали, что с кузнецом шутки плохи.

— Я им сказал, что вы мои старые друзья и пришли навестить меня, — объяснил он. — Идите за мной. — Он повел их в глубь фургончика, где на стенке были развешены самые разнообразные инструменты: щипцы, топоры, молотки и еще множество страшноватых на вид приспособлений, назначения которых Сэм не знала.

Ник сразу же приступил к делу:

— Нам надо снять вот это. Сколько вы запросите за свой труд?

Кузнец, присев на корточки, осмотрел кандалы.

— Я сказал бы, за труды надо не менее… — он перевел взгляд на кошелек, — сотни фунтов. — Он сплюнул в грязь. Потом погладил щиколотку Сэм. — Если только сеньорита не пожелает расплатиться другим способом.

Сэм чуть не пнула кузнеца, но рука Ника в мгновение ока тяжело опустилась на его плечо.

— Леди не идет в счет оплаты.

Ник не ударил его, не выхватил нож. Даже угрозы в его голосе она не услышала, но то, как он схватил кузнеца за плечо, заставило того сразу же отпустить ее ногу.

— Хорошо, хорошо, ami. Старый Рамой просто подумал, что, может быть, вы захотите сэкономить немного денег.

— Постарайся не думать, Рамон. Принимайся-ка лучше за дело.

— Покажи мне сначала деньги.

Ник отсчитал сотню фунтов в золотых гинеях.

— А если добавить к этому еще парочку твоих славных лошадок?

— Это обойдется… — Рамон пожирал глазами кошелек, мысленно взвешивая его содержимое, — … еще в две сотни фунтов.

Сэм едва сдержалась. Две сотни! Да это грабеж на большой дороге! Но в их положений спорить было бесполезно. К тому же она помнила, чьи это деньги.

— На твое счастье, я человек щедрый. — Ник протянул кузнецу требуемую сумму. — Возможно, я даже приплачу немного. За молчание. На тот случай, если вдруг кто-нибудь здесь появится и начнет задавать вопросы…

— Скажу им, что никогда не видел здесь machao с черной бородой и его белокурую сеньориту.

— Вот именно.

— А сколько ты добавишь? — жадно спросил Рамон.

Ник закрыл кошелек и снова подвязал его к поясу.

— Поговорим после того, как выполнишь работу. Кузнец кивнул, соглашаясь. Он положил монеты в кошелек и сунул его за пазуху.

— Кто, черт возьми, ты такой, ami?

— Тот, с кем тебе лучше не знаться, — холодно произнесла Саманта.

Возможно, это были самые правдивые слова из всех, сказанных ей Ником.

Кузнец усмехнулся. Сняв со стены один из непонятных инструментов, он склонился над кандалами.

— Дайте-ка мне еще раз нашу ножку, сеньорита. Сэм осторожно придвинула к нему ногу.

На этот раз он прикоснулся к ней исключительно с профессиональным интересом, очевидно, помня либо о вознаграждении, либо о тяжелой руке Ника. Он несколько минут возился с кольцом на щиколотке Саманты, потом, как видно, отказался от этой затеи и швырнул инструмент в угол.

— Morbell, тот, кто надел это на вас, не хотел, чтобы кольцо снимали.

У Сэм учащенно забилось сердце. Она испугалась, что она и на самом деле может остаться навсегда в кандалах и… навсегда прикованной цепью к Нику.

От этой мысли вдруг безмерно возрадовалась какая-то самая глупая, самая бесшабашная часть ее существа.

Но Район уже выбрал другой инструмент — небольшой молоток и зубило. Возвратившись к ней, он аккуратно приложил зубило к болту, запиравшему разъемное кольцо.

— А теперь стой очень спокойно, — предупредил он, поднимая молоток.

Отвернувшись в сторону, Сэм закусила губу, опасаясь, что может остаться без ноги. Ник не спускал с нее взгляда. Она одновременно и услышала, и почувствовала удар — лязг металла, отозвавшийся во всем теле. Кольцо разомкнулось и соскользнуло на землю вместе с цепью. Их отделили друг от друга. Она свободна.

Глава 20

Свобода. Сэм едва смела верить, поглядывая на цепь, тускло поблескивающую в ярких лучах утреннего солнца. А Рамон уже колдовал над щиколоткой Ника.

Свобода. Этого момента они ждали, к нему стремились с того самого первого утра в тюрьме, когда жирный Бикфорд, хохоча во все горло, говорил, что они теперь связаны друг с другом навеки. Неужели это было всего несколько дней назад? Казалось, что прошла целая вечность.

Однако вместо облегчения и радости свобода принесла боль. Сэм совсем не ощущала, что с нее сняли тяжкое бремя, наоборот, у нее было такое чувство, что она только что потеряла часть своего существа. Какую-то жизненно важную часть.

Наклонившись, Сэм потерла покрасневшую, воспалившуюся щиколотку, мысленно выбранив себя за такие странные мысли.

Кандалы оставили на ноге болезненную отметину, от которой, судя по всему, навсегда сохранится шрам. Горевать о том, что их сняли, было, по меньшей мере, глупо, но за последнее время она частенько делала глупости. Что же, больше она не станет тратить время на чувства, которые приносят лишь боль и обиду.

— Которую лошадь можно взять? — спросила она.

— Имейте терпение, сеньорита, — проворчал кузнец, все еще сидевший на корточках возле Ника. Резко ударив молотком еще раз, он, наконец, высвободил и его ногу. Теперь оба очи были свободны.

— Так какую лошадь?

— А, это. Два стойла с этого конца, — он указал зубилом, — мои собственные. Мне жаль расставаться с конями.

— За две сотни фунтов, — сухо заметил Ник, — ты сможешь купить себе целый табун.

— Что, правда, то, правда. Куплю, — согласился кузнец, довольно ухмыляясь.

— Сколько ты хочешь за седла и сбрую? — все так же спокойно спросил Ник.

— Ami, ты вроде говорил, что приплатишь мне еще, когда закончу работу? — Рамон протянул раскрытую ладонь. — Пожалуй, за все остальное скопом хватит сотни. Седел у меня нет, но есть cabercibn, а уздечки висят там. — Он указал на конскую сбрую, развешенную перед фургончиком.

Ник снова раскрыл кошелек. Сэм не стала дожидаться конца сделки и пошла, выбирать уздечку, но чуть не упала, споткнувшись, потому что отвыкла передвигаться свободно.

Она и не подозревала, насколько привыкла к ограничивающим движение кандалам на ногах, к необходимости подлаживаться под шаг Ника. Без цепи, прикрепленной к щиколотке, нога казалась слишком легкой, а тело почти невесомым. Сэм выбрала уздечку и направилась к коновязи. — Подожди.

Услышав властное приказание Ника, она не остановилась, не обязана она подчиняться его приказам. Больше не обязана.

Сэм выбрала из лошадей ту, что поменьше. Лошади были не верховые и предназначались для того, чтобы тянуть за собой фургоны, а не возить дам. Девочкой она часто каталась верхом, но конской сбруей всегда занимался грум.

— Ты неправильно взнуздала жеребца, — услышала она голос Ника.

Оглянувшись через плечо, Сэм увидела, что он направляется к ней. Странно было видеть его издали. До этого она видела его только вблизи. Он шел через заросшую травой поляну, такой уверенный в себе, такой энергичный. Рубаха плотно облегала широкие плечи, солнце высвечивало все рельефы его мощного тела.

Стараясь не обращать внимания на то, как екнуло сердце, Сэм продолжала взнуздывать коня.

— Я знаю, что делаю, — солгала она.

— Ты не проедешь и десяти ярдов, как хлопнешься в грязь. — Он взял у нее из рук уздечку.

— Мне не нужна твоя помощь, — сердито прошипела она, задетая тем, что он снова взял над ней верх.

Он и бровью не повел, продолжая взнуздывать для нее жеребца.

— Неужели вы собирались уехать, даже не попрощавшись, моя леди?

— Ты хочешь, чтобы я сказала «скатертью дорога»? — Сэм мысленно поздравила себя с тем, что удалось сохранить внешнее спокойствие.