Первые десять шестидесятитонных цистерн спирта Тимур и Алихан сопровождали сами в прицепленной к составу теплушке, на крупных станциях следили, чтобы их груз не расформировали. В Ардон, железнодорожный узел неподалеку от Владикавказа, приехали ночью, маневровый тепловоз оттащил цистерны на безлюдный разъезд. Здесь уже ждали со спиртовозами хозяева ликероводочных заводов. Спирт перекачивали из цистерн армейскими помпами, расплачивались на месте наличными. Утром компаньоны подсчитали прибыль. Чистыми получилось почти четыреста тысяч долларов.
– Похоже, мы напали на золотую жилу, – констатировал Алихан.
Поначалу спирт адресовали на подставные фирмы-однодневки, «синяки», как их почему-то называли во Владикавказе. Но это было стремно, в Осетии все все знали, дойдет до налоговой полиции, мало не будет. А поставки увеличивались, в Ардон приходило уже по сорок пять – пятьдесят цистерн. Нужно было придумывать что-то другое.
Идею оформлять спирт как транзит в Грузию предложил начальник таможни, дальний родственник Алихана по отцовской линии. Подготовку всех документов, свидетельствующих, что груз ушел за пределы России и обложению таможенной пошлиной не подлежит, он брал на себя. Новая схема оказалась надежной, но Алихан решил подстраховаться. По его инициативе при президенте Осетии был создан Фонд социального развития, в который с каждой цистерны спирта перечисляли по несколько тысяч долларов. Как расходуются средства фонда, куда вскоре стали платить все хозяева ликероводочных заводов, никто не спрашивал. Как расходуются, так и расходуются. Главным для Алихана и Тимура было то, что их бизнес оказался встроенным в государственную систему, приобрел видимость законного.
То, что он не был вполне законным, никого не волновало. Законно то, что приносит пользу людям. А в водочный бизнес втягивалось все больше людей. На разъезд под Ардоном, где разгружались составы, съезжались не только спиртовозы владикавказских заводов, но и грузовики частников с пустыми бочками, «Жигули» с пластмассовыми баками и канистрами. Купленный спирт сдавали на заводы, взамен получали «купаж», водноспиртовую смесь, приготовленную с соблюдением требований технологии, всей семьей разливали в бутылки в сараях и дворовых постройках. По утрам самодеятельные цеха в пригородах и даже в дальних селениях объезжали «Камазы» с фурами, заводские экспедиторы собирали продукцию, сразу расплачивались. Появились сопутствующие производства – пробки, приспособлений для закатки бутылок, картонных коробок для транспортировки водки.
В Осетию пришли живые деньги, жизнь оживилась. Это было заметно по тому, что везде начали строиться, сначала робко, из дешевого силикатного кирпича, потом все с большим размахом, уже не пристройки к старым домам, а новые особняки. И как всегда бывает там, где появляются большие деньги, обострилась криминогенная обстановка. Начались разбойные нападения на покупателей спирта, приезжавших на разъезд с крупными суммами, бандитские наезды на водкозаводчиков.
Пришлось создавать службу безопасности. Возглавил ее молодой милицейский майор Теймураз Акоев, с которым Тимур познакомился в Беслане и подружился во время боев с ингушами. Служба у него не пошла, из-за чего-то крупно разругался с начальством, сгоряча швырнул рапорт об увольнении и в двадцать восемь лет оказался на улице, обозленный на весь мир. Предложение Тимура он принял сразу, набрал в команду бывших десантников, отслуживших срочную. Дисциплину поддерживал строжайшую, регулярно устраивал тренировки в спортзалах и на армейских стрельбищах. Его люди сопровождали составы со спиртом из Киева, охраняли разъезд, дежурили в офисе. К Тимуру и Алихану он приставил персональных охранников и бывал очень недоволен, когда компаньоны разъезжали без сопровождения. Сердито говорил:
– Меня убьют – мои родные заплачут. Вас убьют – много людей заплачет. На вас все дело держится, надо же понимать!
Самым популярным видом спорта в Осетии была вольная борьба. Из бывших борцов, не добивших заметных успехов и оставшихся не у дел, формировались криминальные группы, навязывающие «крышу» предпринимателям. Без их внимания не могла остаться деятельность фирмы Алихана и Тимура. Пришли и к компаньонам, поигрывая накачанными мускулами под обтягивающими футболками. Алихан не стал с ними разговаривать.
– Мы не платим бандитам, мы платим охране, – заявил он и вызвал Теймураза Акоева. – Поговори с этими господами.
Чем кончилась «стрелка» борцов с десантниками Акоева, Теймураз не рассказал, но с тех пор наезды полностью прекратились.
Между тем на Украине со спиртом начались перебои. Госрезерв был исчерпан, заводы часто останавливались – то нет мазута для котельных, то не подвезли мелассу, массу из сахарной свеклы, которую закладывали в бродильные чаны. Алихан предугадывал такое развитие ситуации. Поэтому всю прибыль вкладывал в строительство спиртзавода во Владикавказе производительностью миллион декалитров в год по немецкой технологии, позволявшей получать спирт класса «экстра». Оборудование закупали в Германии и Голландии. Алихан мотался по Европе, размещая заказы, Тимур безвылазно сидел в Киеве, доставал для заводов мазут и мелассу, выбивал у железнодорожников цистерны.
Григорян все время повышал цены, к весне 1996 года уже брал за литр спирта по шестьдесят центов. Но спрос по-прежнему намного превышал предложение, Григорян чувствовал себя полным хозяином положения.
Иметь с ним дело было непросто. Иногда все бумаги подписывал не глядя, но мог упереться, и ни в какую. Все зависело от настроения. Если накануне проигрался в казино, к нему лучше было не подходить. Секретарши, благожелательность которых Тимур покупал дорогой французской косметикой, всегда предупреждали его: не в духе. Пренебрегать такими предупреждениями не следовало. Тимур давно понял: рынок рынком, но есть и человеческий фактор. В Осетии даже сторожу не прикажешь открыть ворота, если при этом не дашь понять, как ты уважаешь его самого и его ответственную должность открывателя ворот.
Приехав однажды утром в офис «Спиртсервиса», Тимур сразу понял, что сегодня не лучший день для деловых переговоров с Григоряном. Приемная была залита ярким мартовским солнцем, но атмосфера в ней царила мрачная, напряженная. Секретарши с каменными лицами отвечали на звонки. Покупатели вполголоса переговаривались, хмуро поглядывали на дверь в кабинет Григоряна, из-за которой доносились раздраженные, на повышенных тонах, мужские голоса. Только один человек уверенного московского вида, свободно расположившийся в глубоком кожаном кресле в углу приемной, не разделял всеобщей озабоченности. Грузный, с короткими жесткими волосами в проблесках седины, с темными тенями под глазами, он рассеянно листал яркие автомобильные журналы, которыми был завален журнальный стол, время от времени оглядывал приемную с добродушным интересом стороннего наблюдателя. Когда появился Тимур с охранником, тащившим сумку с деньгами, внимательно посмотрел на них, будто сфотографировал, и вновь принялся листать журналы.
– Что происходит? – вполголоса спросил Тимур, подсовывая секретарше коробочку теней «Лореаль-Париж».
– И не спрашивайте, мрак, – отозвалась она, смахивая презент в ящик письменного стола.
– Опять проигрался?
– Не то слово!..
Голоса в кабинете стали громче, дверь распахнулась, в приемную выпятился высокий белобрысый прибалт с красным от возмущения лицом.
– Вы нарушаете договор! – кричал он Григоряну, как бы подталкивающему его к выходу небрежными движениями руки. – Это не есть правильно! Так не делают бизнес! Я буду жаловаться!
– Иди отсюда, пока я не вызвал охрану! Жаловаться он будет! Да хоть в ООН!..
Григорян исподлобья оглядел приемную, кивнул Тимуру:
– Заходи.
Пока кассирша считала деньги, тяжело ворочался в кресле, бурчал:
– Он будет меня учить, как делают бизнес! У себя в Риге пусть учит!
– Миллион восемьсот, – доложила кассирша.
– Сколько? – переспросил Григорян, останавливая руку с «паркером», которым уже был готов подписать накладные и распоряжения на отгрузку спирта. – Почему миллион восемьсот?
Тимур объяснил:
– Пятьдесят цистерн по шестьдесят тонн. Три миллиона литров по шестьдесят центов. Миллион восемьсот. Все правильно.
– Кто тебе сказал, что по шестьдесят центов? По семьдесят два!
– С каких пор? – возразил Тимур. – Мы договаривались по шестьдесят.
– Тоже будешь учить меня, как делать бизнес? – разъярился Григорян. – По семьдесят два! Не нравится – не бери. У меня есть кому отдать! Короче, с тебя еще триста шестьдесят тысяч. Плати – и спирт твой.
– Ашот, мы с тобой работаем не первый год и всегда понимали друг друга, – попытался Тимур разрядить атмосферу. – Ты назначаешь цену – мы не спорим. Но нельзя же так, без предупреждения.
– Я всех предупредил!
– Когда?
– Вчера!
– Над этой поставкой я работаю уже месяц, – напомнил Тимур. – Мы не отказываемся платить. Но я не ношу в кармане триста шестьдесят тысяч долларов. Нужно время.
– Сколько тебе нужно?
– Недели две.
– Три дня! – отрезал Григорян. – Все, разговор окончен!
Тимур сгреб неподписанные бумаги, вышел в приемную и обессиленно опустился в кресло возле журнального стола с автомобильными журналами. Удар был болезненный. Триста шестьдесят тысяч долларов. Сукин сын. Таких денег не было у Тимура с собой. Но их не было и на банковском счету во Владикавказе после того, как купили и запустили ликероводочный завод в Беслане. Все свободные средства уходили на строительство спиртзавода и закупку технологического оборудования. Перед отъездом в Германию Алихан обнулил счет, чтобы сразу проплатить контракты. Лететь домой и брать кредит? Но это – время. Три дня. Ничего не успеть за три дня. Сукин сын!
– Проблемы? – поинтересовался москвич, доверительно наклоняясь к Тимуру.
– Что хочу, то и ворочу! – вырвалось у Тимура. – У нас говорят: не имей дела с цыганами и армянами. Никогда не понимал, почему так говорят. Теперь понимаю.
– Вы откуда?
– Из Осетии.
– Я почему-то так и подумал. Хотя на осетина вы не похожи.
– Почему? – удивился Тимур.
– Все осетины черные.
– Как видите, не все.
– Вижу. Чему вы усмехаетесь?
– Усмехаюсь? – переспросил Тимур и машинально потрогал шрам на губе, придающий его лицу выражение постоянной легкой насмешливости. – Да нет, мне сейчас не до смеха.
– Пойдемте покурим, – предложил москвич.
– Я не курю.
– Я тоже.
Он встал с неожиданной для его грузного тела легкостью и вышел из приемной, зачем-то прихватив автомобильный журнал. Тимур последовал за ним, не очень понимая, почему он это делает, но чувствуя невозможность остаться один на один с неожиданно свалившейся на него тяжелой проблемой. Когда расположились за столиком открытого летнего кафе и взяли минералки, москвич представился:
– Панкратов. Михаил Юрьевич.
– Русланов, Тимур.
– Скажите, Тимур, вы давно знаете Григоряна?
– Давно.
– И до сих пор не поняли, что это за тип?
– Чего тут понимать? – огрызнулся Тимур. – Беспредельщик!
– Удивительно хороши украинские девушки, – неожиданно сменил тему Панкратов, разглядывая струящуюся мимо кафе толпу. – А вот женщины – уже не то. Расплываются, теряют свежесть. В тридцать лет уже тетки. Как думаете, почему?
– Понятия не имею. Никогда об этом не думал.
– Осетинские женщины такие же?
– Нет, что вы! У нас они остаются молодыми до самой старости! – горячо запротестовал Тимур. – Особенно в горах. Издали не сразу и разберешь, девушка идет или старуха.
Он представил, как бежит ему навстречу гибкая, как лозинка, Алина, и засмеялся.
– Я почему об этом заговорил? – спросил Панкратов и сам ответил: – Чтобы показать вам, как важно вовремя отвлечься от проблем, переключить внимание на что-то другое. И все начинает казаться не таким уж безвыходным. Не так?
– Пожалуй, – подумав, согласился Тимур.
– Так вот, о Григоряне. Это довольно распространенный тип мужчин, которые не доиграли в детстве. И добирают свое. Особенно, когда получают возможности – власть, деньги…
– Он плохо кончит. Так нельзя обращаться с партнерами.
– Не исключено. Но сейчас он – как избалованный капризный ребенок. Истеричный. Вы правильно заметили: «Что хочу, то и ворочу». А как можно прекратить истерику у такого ребенка? Отвлечь, подсунуть ему другую игрушку.
– К чему это вы? – насторожился Тимур. – Какую игрушку?
– Вот такую.
Панкратов раскрыл журнал и подвинул Тимуру. На цветной вкладке была фотография огромного, устрашающего вида черного джипа с десятком фар на верхней консоли, сходу форсирующего ручей с галечниковыми берегами. Реклама гласила: «Шедевр канадского автостроения. Нам равных нет!».
Тимур прочитал: «Шевроле-субурбан», мощность двигателя 350 л с., вес 3,5 тонны, вместимость салона 10 человек, цена базовой модели $ 62 000. Список дилеров…
– Впечатляет? – поинтересовался Панкратов. – Вот о такой игрушке Григорян мечтает. Спит и видит.
– Откуда вы знаете?
– Я уже три дня сижу в приемной. Секретарши не раз звонили на завод-изготовитель в Канаду. Непонятно, почему в Канаду, дилеры есть и в Европе. Не умеют у нас читать инструкции.
– И вы хотите, чтобы мы подарили ему этот джип? – недоверчиво спросил Тимур.
– Я ничего не хочу, – усмехнулся Панкратов. – Но на вашем месте об этом подумал бы. Как знать, не будет ли это решением ваших проблем.
Тимур возмутился:
– Джип ему подарить? За шестьдесят тысяч баксов? Хрен ему, а не джип! Перетопчется! Пусть сам себе покупает такие игрушки!
Панкратов пожал плечами:
– Решать вам. Но все же подумайте.
Вечером из Ганновера позвонил Алихан, сообщил, что покупает три ректификационных колонны всего по восемьсот тысяч долларов, завтра подписывает контракт.
– Отложи, – хмуро посоветовал Тимур.
Выслушав рассказ о беспределе Григоряна, Алихан выругался и надолго умолк. Чтобы прервать тягостную паузу, Тимур рассказал о странной идее москвича. Он ожидал, что Алихан разразится новыми ругательствами, но тот неожиданно заинтересовался, потребовал подробности. Выслушав, решительно заключил:
– Все понял. Занимаюсь. Жди.
– Ты хочешь купить ему тачку? – изумился Тимур.
– Мы не тачку покупаем, мы покупаем его дружбу.
Через два дня поздно вечером в гостиничный номер Тимура ввалился Алихан, просидевший двадцать три часа за рулем. Рано утром заехали на мойку и к началу рабочего дня подогнали машину к офису «Спиртсервиса». При дневном свете джип выглядел даже эффектней, чем на рекламе, возле него сразу образовалась толпа любопытных. Алихан остался у машины, а Тимур поднялся в офис.
За эти дни настроение Григоряна не стало лучше.
– Принес? – хмуро спросил он.
– Да что мы все о делах? – весело отозвался Тимур. – Все дела, дела. А жизнь-то проходит! Пойдем, я тебе кое-что покажу. Пойдем, пойдем, не пожалеешь!
При виде джипа мрачность на лице Григоряна сменилась растерянностью, даже какой-то детской.
– Это чья тачка?
– Твоя! – заверил Тимур и вложил ему в руку брелок с ключами.
– Моя?!
– Чему ты удивляешься? Да, твоя. Это наш подарок ко дню рождения.
– День рождения у меня уже был.
– А другого не будет? Будет. В чем дело, Ашот? Ты даешь заработать нам, мы это ценим. Неужели мы не можем сделать другу небольшой подарок? Обижаешь!
С изумлением ребенка, все еще не верящего, что получил игрушку, о которой давно мечтал, Григорян обошел джип, сверкающий на солнце хромом и глубоким черным лаком. Нажал брелок охранной сигнализации. Фары мигнули. Залез в салон, вставил в замок ключ зажигания. Ровно, мощно заурчал двигатель. Григорян еще раз обошел машину, потом удобно устроился на водительском сиденье и мягко тронулся с места. Метров через сто вдруг резко затормозил, сдал назад и выскочил из кабины с сияющим лицом. Закричал Тимуру:
– Зверь тачка! Ни у кого такой нет! Давай бумаги. Быстро давай, некогда мне с тобой!
На капоте подписал все распоряжения и накладные, запрыгнул в кабину и взял с места так, что задымилась, прокрутившись на асфальте, резина.
– Кажется, получилось, – с облегчением проговорил Тимур, глядя вслед «Субурбану», затерявшемуся в потоке машин на Крещатике. – Даже не верится.
– Получилось, – подтвердил Алихан.
– Все в порядке? – поинтересовался Панкратов, наблюдавший за происходящим со стороны.
– Познакомься, – обернулся Тимур к Алихану. – Михаил Юрьевич Панкратов. Он сэкономил нам триста тысяч долларов.
– Спасибо за ценный совет, – улыбнулся Алихан, пожимая Панкратову руку.
Тот отмахнулся:
– Спасибо говорите себе. Все любят давать советы, но немногие им следуют. Правильно, чаще всего. Хотя бывают и исключения.
– А вы-то что здесь делаете, Михаил Юрьевич? – спросил Тимур. – Что у вас за дела с Ашотом?
– Да какие дела! Хотел купить спирта, но не очень-то получается. Со спиртом проблемы, с транспортом проблемы.
– Сколько вам нужно?
– Две цистерны, сто двадцать тонн.
– Всего-то? – удивился Тимур. – Ну, это мы вам устроим без проблем. Где пятьдесят цистерн, там и пятьдесят две. Теперь Григорян не сможет отказать нам ни в чем. Правда, цена будет новая – семьдесят два цента, тут он будет стоять на своем. Устроит?
– Вполне.
– Тогда готовьте наличные.
– Интересно было познакомиться с вами, – прощаясь, проговорил Алихан.
Панкратов внимательно посмотрел на него, будто сфотографировал:
– Мне тоже.
IV
В Киеве была весна, зеленый туман окутывал деревья на бульварах и в скверах. За Донецком потянулись черные поля со снегом в ложбинах. Снег то исчезал, то снова появлялся. Поезд шел словно бы по границе ранней весны, постепенно смещаясь к югу. Перед Ростовом снег исчез, после Ставрополя задымилась, зазеленела степь.
Четверо суток, всю дорогу от Киева до Владикавказа, Панкратов проехал в прицепленной к составу теплушке вместе с четырьмя охранниками, крепкими молодыми осетинами в армейском камуфляже, вооруженными карабинами «Сайга». Поезд то часами двигался без остановки, то надолго застревал на глухих полустанках. Охранники спрыгивали на насыпь, патрулировали вдоль цистерн, отгоняя любопытствующих. После предупредительного свистка тепловоза возвращались в теплушку, грелись возле буржуйки, пили чай, слушали по транзистору «Маяк», потом, не раздеваясь, заваливались спать на нары с тюфяками и серыми солдатскими одеялами.
По ночам стук колес становился громче, с ревом и бешеным светом прожекторов налетали встречные, бубнили голоса диспетчеров на разъездах. Панкратов чувствовал себя выключенным из жизни. Не было никакой Москвы, ничего не значили новости, которые передавал «Маяк» как будто с другой планеты. Было ощущение, что он оказался в непарадной, скрытой от посторонних глаз жизни, грубой, железной, как внутренности завода, где производилось то, без чего парадная жизнь не могла бы существовать, то, что можно купить, украсть по мелочи или крупно, на миллионы. Всю жизнь Панкратов расследовал крупные кражи, не задумываясь, откуда взялись эти миллионы. Вот отсюда они и взялись, из грохота сцепок, из звонкого стука смазчиков по горячим буксам, из ночного мата диспетчеров.
На пятое утро Панкратов проснулся от тишины. Состав стоял. В широком проеме вагонной двери серел туманный рассвет, тянуло резкой свежестью. Охранники заливали угли в буржуйке, собирали вещмешки. Один из них сказал:
– Приехали, уважаемый.
В теплушку заглянул давешний знакомец, Тимур Русланов. Он был в камуфляже, в полевой армейской фуражке, Панкратов узнал его только по насмешливому выражению лица. Весело поинтересовался:
– Как путешествие, Михаил Юрьевич?
– Интересно.
– Спирт потащите в Москву? Или здесь продадите? Мы отдаем по два доллара двадцать, в Москве уйдет по три.
– Пожалуй, здесь.
– Растаможка и все дела за ваш счет, – предупредил Тимур.
– Само собой.
– Тогда поскучайте. Дело небыстрое, только к обеду закончим.
Панкратов натянул плащ на измятый за дорогу костюм и выглянул из теплушки. Состав стоял на разъезде в голой степи. Пространство, по всей его длине огороженное колючей проволокой, заполняли «Камазы» и «Татры» с огромными серебристыми цистернами, десятитонные молоковозы, бортовые грузовики с бочками, легковушки с прицепами, заполненными пластмассовыми баками и канистрами. Длинная колонна застыла в очереди перед въездными воротами, охраняемыми молодыми людьми в камуфляже. На выезде стоял патрульный милицейский «УАЗ». Возле вагончика вроде строительной бытовки желтел банковский броневичок, два инкассатора, вооруженные пистолетами, покуривали, присев на ступеньки крыльца.
Разгрузка началась сразу, без суеты. Заработали движки десятка мотопомп, мощные струи спирта ударили в гулкие емкости автоцистерн. Залившись, спиртовозы отъезжали от состава, уступая место другим. Останавливались возле строительной бытовки, покупатели с объемистыми спортивными и хозяйственными сумками выскакивали из кабин, скрывались в бытовке. Через некоторое время выходили, уже с пустыми сумками, предъявляли охране на выезде какие-то бумаги. Шлагбаум поднимался, тяжелые машины, чадя дизелями, покидали разъезд.
Когда железнодорожная цистерна пустела, помпы перекатывали к другой, а пустую облепляла ребятня двенадцати – четырнадцати лет, прикатившая на разъезд на новеньких мотороллерах и мотоциклах. Некоторые были в ярких гидрокостюмах и масках для подводного плаванья. Спускались через горловину в цистерну, подавали оттуда пластмассовые ведра со спиртом. Те, что снаружи, принимали их и тут же сливали в баки и канистры мелких покупателей.
Пожилой водитель спиртовоза, ожидавший очереди, объяснил Панкратову: помпы не выбирают из цистерн весь спирт, в каждой остается по сто пятьдесят – двести литров. Им и промышляют ребятишки.
– Это местные. Раньше шли пешком и приезжали на старых великах. А теперь – вон, – кивнул он на мотороллеры и мотоциклы. – Сами зарабатывают, настоящими хозяевами растут. Молодцы. Большое дело всем работу дает.
Как бы в подтверждение его слов на разъезде появились женщины с велосипедными тележками, с каких в Москве торгуют хот-догами, рассыпались вдоль состава, предлагая чай и домашнюю выпечку – осетинские пироги с сыром. Панкратов плотно позавтракал, послонялся по разъезду и поднялся в строительную бытовку, возле которой уже выстроилась очередь экспедиторов. Здесь кипела работа. За дощатым столом сидели Тимур Русланов и средних лет кассирша со счетной машинкой, принимали деньги, которые выгружали из сумок экспедиторы, пачки долларов и рублей, перетянутые аптечными резинками, пересчитывали и укладывали в брезентовые инкассаторские мешки. Тимур подписывал какие-то бумаги, экспедиторы сменяли друг друга. При виде Панкратова Тимур улыбнулся и, как бы извиняясь, развел руками:
– Погуляйте еще. Уже не так долго осталось.
– Да я не тороплюсь, мне спешить некуда, – отозвался Панкратов, невольно отметив про себя, что этот Русланов совсем еще молодой человек. И вот, запросто ворочает миллионами долларов, дает работу сотням людей, никому не подчиняется, ничего не боится. Непуганое поколение. Свободное.
Н-да, свободное. Как то сложится для них будущее, какие испытания преподнесет? А что-то обязательно преподнесет, не может свободный человек безоблачно существовать в обществе, приученном к тому, что любая инициатива наказуема, шаг вправо, шаг влево считается побегом, конвой стреляет без предупреждения. Или может? Странные времена. Туманные. Мутные.
Между тем разъезд постепенно пустел. Одну за другой увозили помпы. Спиртовозы из очереди перед входными воротами переместились к выезду. Исчезли женщины с тележками. Обработав последнюю цистерну, ребятишки стащили гидрокостюмы, оседлали мотоциклы и мотороллеры и унеслись с шумом, как воробьи. Рабочие и охрана грузились в автобусы. Наконец, от бытовки отъехал банковский броневик, в дверях появился Русланов и помахал Панкратову:
– Михаил Юрьевич, заходите!
Он вывалил на стол деньги из полиэтиленового пакета с надписью «Спасибо за покупку!».
– Теперь давайте с вами. Сколько вы отдали Григоряну?
– Восемьдесят шесть тысяч четыреста, – ответил Панкратов, сверившись с записью в блокноте.
– Отсчитайте, – кивнул Руслан кассирше.
Объемистую пачку долларов уложил в пакет, из оставшихся на столе денег отделил две тысячи, отложил в сторону. Объяснил:
– Это за растаможку.
Отсчитал и отложил еще четырнадцать тысяч.
– Президентский налог. По семь тысяч с цистерны.
– Куда идет этот налог? – поинтересовался Панкратов, записывая цифры.
– Не спрашивайте. Куда идет, туда и идет. Что еще? Стольник ментам…
– У вас же своя охрана, – заметил Панкратов.
– А как им не отстегнуть? Обидятся. По полтиннику с бочки отдаем.
– По пятьдесят долларов с цистерны? – уточнил Панкратов. – Не жирно?
– Не им же одним. Начальству. Бабки небольшие, а нам жить спокойней. Ну, и двадцатку с бочки девушкам на таможне. – Тимур придвинул оставшиеся деньги кассирше. – Считайте. Им знаете сколько приходится выписывать путевых листов? Тысячи!
– Каких путевых листов?
– Грузинам. Которые будто увозят спирт в Грузию. Я как-то глянул, за голову схватился. Водитель – Руставели, экспедитор – Давиташвили. Да что же вы пишете, говорю? Это все равно что водитель Пушкин, экспедитор Лермонтов. Ну, потом достали телефонный справочник Тбилиси, оттуда стали фамилии брать.
– Сорок три тысячи двести восемьдесят, – сообщила кассирша, закончив подсчет.
Тимур уложил деньги в пакет.
– Ваша прибыль. Неплохо, да?
– Это не моя прибыль, – поправил Панкратов. – Моего нанимателя.
– Значит, ему повезло. Жалко, что не вам. Но это ваши дела.
Тимур предложил отметить знакомство и удачную сделку, Панкратов отказался. Ему хотелось как можно быстрей избавиться от пакета с чужими деньгами. Тимур не стал настаивать, отвез гостя в аэропорт, помог взять билет с правительственной брони, провел через ВИП-зал на посадку. Обменялись телефонами. Панкратов, поколебавшись, предупредил:
– Не хочется вас огорчать, но ваш киевский бизнес скоро прикроют. Есть у меня такое ощущение.
– Как? – насторожился Тимур.
– Не знаю.
– Кто?
– Есть в Москве серьезные люди, которым вы мешаете.
– Спасибо, что сказали. Будем иметь в виду. Вы кто, Михаил Юрьевич?
Панкратов усмехнулся:
– А этого я и сам пока не понимаю.
Подготовив отчет, он созвонился с Пекарским, который финансировал его поездку в Киев. Хозяин Белоголовки принял его в московском офисе в старом дворянском особняке на Волхонке, отреставрированном турками, в кабинете с антикварной мебелью, велел секретарше принести посетителю кофе и углубился в отчет. Первый раз прочитал быстро, как бы схватывая главное, потом вернулся к началу. Перечитывая, делал какие-то пометки в настольном календаре. Наконец, откинулся в кресле и побарабанил пальцами по подлокотнику.
– Я предполагал, что в Киеве бардак, как и в России. Но не подозревал, что такой… Григорян, Григорян… Что-то я о нем слышал, совсем недавно…
Пекарский взял трубку внутреннего телефона, нажал клавишу на селекторе.
– Григорян – говорит тебе что-нибудь это имя?.. Да, начальник киевского «Спиртсервиса»… Понял, спасибо… Убили Григоряна, – сообщил Панкратову. – Три дня назад. Расстреляли в Дарнице, при выходе из казино. Дарница – это что?
– Район Киева, – объяснил Панкратов.
– Но это не решает наших проблем. Нет Григоряна, будет другой. В Осетии, по-вашему, все схвачено?
– Вплоть до президента.
– Это серьезно. Очень серьезно. Будем думать… Что ж, Михаил Юрьевич, вы прекрасно справились с заданием. Поздравляю. Толковый отчет. То, что надо.
– Кому сдать деньги? – спросил Панкратов.
– Какие деньги?
– Я получил под отчет сто тысяч долларов.
– А! И как вы ими распорядились?
Панкратов поставил на стол пакет с надписью «Спасибо за покупку!»
– Здесь ваши сто тысяч. И чистая прибыль – сорок три тысячи двести восемьдесят долларов.
Пекарский засмеялся.
– А говорили, что из вас не получится коммерсант! Очень даже получился. Сорок три процента от вложенных средств – о такой рентабельности можно только мечтать! С моей стороны было бы благородно отдать прибыль вам. Очень благородно. Но – не могу, извините. Жаба задушит, я все-таки тоже коммерсант. Давайте – пополам, фифти-фифти. Согласны?
– Обычно я получал премию в размере месячного оклада.
– Забудьте о тех временах. Они прошли. И никогда не вернутся. Во всяком случае мы сделаем все, чтобы они не вернулись. Правильно ли я понимаю, что вы готовы с нами сотрудничать?
– Да, – кивнул Панкратов. – Правильно. Этим, собственно, я уже занимаюсь.
Глава четвертая
I
Деятельность ассоциации «Русалко», появление которой не привлекло никакого внимания СМИ, очень скоро ощутили на себе все производители алкогольной продукции. С одобрения президента Ельцина, которого очень беспокоили успехи кандидатов от КПРФ на региональных выборах и расширение «красного пояса», постановлением правительства губернаторы были лишены права выпускать собственные региональные акцизные марки, без которых запрещалось продавать водку из других областей. Была введена единая общероссийская марка, рынок выровнялся, налоговые поступления в бюджет увеличились на 0,8 процента, о чем на заседании правительства с удовлетворением доложил министр сельского хозяйства.
Следующая инициатива «Русалко» имела целью прекратить беспошлинные поставки украинского спирта в Северную Осетию.