Козлов подъехал на желтой «Волге» фирмы «Новое московское такси», безуспешно пытавшейся конкурировать на рынке извоза с частниками, захватившими самые выгодные стоянки у вокзалов и не желавшими их уступать, из-за чего возникали настоящие побоища, в которые милиция, получавшая с частников постоянную мзду, старалась не вмешиваться. Из «Волги» Козлов почему-то вышел не сразу, а когда вышел, с безразлично-озабоченным видом прошел мимо «БМВ» Тимура в торговый комплекс. Появился минут через двадцать, на ходу разглядывая малярный валик, упакованный в прозрачный пластик. И только тут, словно бы только что заметив Тимура, подошел к машине.

– Собрались делать ремонт? – полюбопытствовал Тимур, перекладывая пакет с деньгами на колени, чтобы освободить для Козлова переднее сиденье.

– Ремонт? – удивился он. – А, ремонт. Да, собрался. Хвоста не заметили?

– Хвоста?

– Слежки!

– Нет. А могла быть?

– Осторожность никогда не помешает. Ну что за погода, а? Говорят, в Каракасе круглый год температура двадцать два градуса и все цветет. В Венесуэле. Не случалось бывать? Мой знакомый был, до сих пор балдеет.

– В Венесуэле – нет. В Испании жил. Вечное лето только сначала хорошо. А потом начинаешь скучать по снегу. Будете пересчитывать? – спросил Тимур, показывая на пакет с деньгами.

Козлов не ответил.

– Считать, спрашиваю, будете? – повторил Тимур.

Козлов молчал. Тимур с недоумением взглянул на него и поразился. Он даже не представлял, что человек может так измениться за какие-то секунды. Лицо молодого чиновника покрыла смертная бледность, все черты обострились, как у покойника, в глазах застыл ужас.

– Это – ваши? – скорее угадал Тимур по движению губ, чем услышал.

– Ну да, мои, – удивленно подтвердил он. – Двести граммов, как и договаривались. Что с вами?

– Нет – те!

Тимур проследил направление его взгляда и только тут понял, что повергло Козлова в такой ужас. На обочине, метрах в тридцати от «БМВ» Тимура, притормозили два милицейских «форда». Из машин никто не выходил. Время словно остановилось. Воображение рисовало картину, ставшую в последние годы привычной на российском телевидении: вот сейчас распахнутся двери, возникнут ловкие молодые люди в камуфляже и в масках с жуткими прорезями для глаз, направят на «БМВ» короткие десантные автоматы. Но ничего не происходило. Минуты через три на кольцевой появился кортеж из длинного черного лимузина и двух джипов охраны с милицейским сопровождением. «Форды» включили проблесковые маячки, снялись с места, пристроились в хвост колонны и вместе с ней скрылись в потоке машин.

– Какое-то очень большое начальство, – прокомментировал Тимур и вернулся к делу. – Можете не считать, сегодня утром из банка.

Но Козлов отпрянул от пакета, как от гранаты с выдернутой чекой, выскочил из машины и кинулся к желтой «Волге», не разбирая дороги. В панике он даже забыл малярный валик. Тимур лишь пожал плечами. У каждого свои трудности. Давать взятку-гартам противно, а брать опасно. И еще не известно, что хуже. Но коль уж ты взялся за это дело, нельзя быть таким патологически трусливым.

Тимур бросил валик и пакет с деньгами на заднее сиденье и поехал на завод, досадуя, что с этим неприятным делом не удалось покончить и теперь придется придумывать, как его завершить.

В том, что Козлов не патологический трус, а человек с чрезвычайно развитой интуицией, Тимур убедился в тот же день, всего через час, который понадобился ему, чтобы доехать до завода. Перед самыми заводскими воротами дорогу его «БМВ» преградили патрульные «Жигули». Из машины вышли трое в штатском, два молодых, один постарше, лет пятидесяти.

– ГУБЭП, подполковник Свиридов, – представился старший, мельком, как они это умеют, показав служебное удостоверение. – Заглушите двигатель и выйдите из машины.

– Не спешите, – возразил Тимур. – Я не успел рассмотреть ваше удостоверение. Покажите еще раз.

От такой наглости подполковник слегка растерялся, но пожелание Тимура выполнил. Правда, не выпуская корочек из рук.

– «Подполковник Свиридов», – записал Тимур в блокноте, закрепленном на панели. – Теперь командуйте.

– Выйдите из машины, – повторил подполковник. – Руки на крышу.

Один из молодых оперативников обыскал Тимура, другой в это время залез в салон.

– Ничего нет, – доложил первый.

– Есть, – сообщил второй и показал на пакет с деньгами, лежавший на заднем сиденье. К пакету он не притронулся, из чего Тимур сделал вывод, что они знали, что искать.

На все происходящее с недоумением смотрел заводской сторож, который уже открыл ворота и не понимал, почему хозяин не заезжает.

– Что в пакете? – спросил подполковник.

– Деньги.

– Какие?

– Доллары.

– Сколько?

– Не понимаю, почему вы об этом спрашиваете, но не вижу причин скрывать. Двести тысяч.

– Вам придется проехать с нами.

– Я арестован? – поинтересовался Тимур.

– Задержаны.

– Вы уверены, что имеете на это право?

– Уверен.

– А по почкам? – предложил один из оперативников. – Чтобы не выебывался.

– Отставить! – буркнул подполковник.

Тимур бросил сторожу ключи от машины, велел загнать ее в бокс и сел в милицейские «Жигули». Привезли его на Петровку, завели в пустую комнату с решеткой на окне, с облезлым канцелярским столом и несколькими стульями. Один стул был металлический, с вделанными в цементный пол ножками. Комната для допросов, понял Тимур.

Но допрашивать его не спешили. Минут сорок он провел в полном одиночестве, пытаясь сообразить, что все это могло бы значить. У него не отобрали ни документы, ни мобильник, почему-то даже оставили на столе пакет с деньгами. Все это наводило на размышления.

Тимуру часто приходилось иметь дело с милицией. И в Осетии, и уже здесь, в Москве. Регулярно, как за зарплатой, наведывался участковый, проверял регистрацию у таджиков, работавших на разливочных линиях, получал свои сто долларов и три бутылки водки и удалялся до следующего раза. Заезжали опера из местного ОВД с плановыми и неплановыми проверками. Для них Тимур накрывал стол в банкетном зале при столовой заводоуправления, все кончалось затяжной пьянкой. Наскакивали залетные – менты непонятно откуда, наглые, нахрапистые. Начинали всегда одинаково: мы знаем, что вы делаете левую водку и финансируете банды боевиков в Чечне. Тимур вежливо приглашал их присесть и при них звонил начальнику райотдела: «Пришлите наряд. Тут какие-то люди выдают себя за милицию. У меня большие сомнения в том, что они те, за кого себя выдают». Этого хватало, непрошенные гости поспешно удалялись со страшными угрозами прийти снова и разобраться с черножопыми, которые устанавливают свои порядки в Москве.

С ГУБЭПом, Главным управлением по борьбе с экономическими преступлениями, Тимуру тоже приходилось соприкасаться. Обычно – в качестве свидетеля по делам оптовых торговцев водкой. Организация была серьезная, с ней приходилось держать ухо востро. Но пресмыкаться не следовало. В Москве уважали силу, а если человек пресмыкается, никакой силы за ним нет.

Тимур уже понял, что волей случая он оказался в центре операции ГУБЭП, нацеленной на изобличение, как они говорят, взяточников в Министерстве по налогам и сборам. О том, что там берут, знала вся деловая Москва. Но уголовные дела, которые возбуждала прокуратура, редко доходили до суда или разваливались в самом суде. И сейчас Тимуру предстояло решить, сотрудничать ему со следствием или уйти в несознанку. Ну, посадят импозантного Николая Вениаминовича Голубицкого с его идеями перестройки алкогольной отрасли в духе его диссертации (если посадят), посадят его трусоватого зама Козлова, и что? Придут другие и как брали, так и будут брать, только больше – за риск. А самому Тимуру в водочном бизнесе нечего будет делать – от него будут шарахаться, как от чумного. Предателей никто не любит. И к тому моменту, когда в железной двери комнаты для допросов заскрежетал ключ, он для себя решил: знать ничего не знаю.

Вошел подполковник Свиридов, по-прежнему в штатском, с ним довольно молодой полковник в форме и еще один штатский – сухощавый, лет пятидесяти с небольшим, совершенно седой, с резкими чертами волевого лица.

– Вы утверждаете, что в этом пакете двести тысяч долларов? – начал допрос Свиридов.

– Можете проверить.

– Не странно ли, что вы возите с собой такие деньги?

– Я их не всегда вожу. Только когда предстоят платы.

– Какие? – встрепенулся Свиридов. – Какие платы вам предстояли сегодня?

– Я присмотрел дачный участок на Николиной горе. Хороший участок, сорок соток. Жалко будет его упустить. Это – задаток, – объяснил Тимур, верный своему правилу никогда не врать без необходимости. Он и на этот раз сказал правду. И участок был, и задаток он собирался внести.

– Николина гора – дорогое место, – заметил Свиридов. – Сколько же там стоит сотка земли?

– Двенадцать тысяч долларов.

– А задаток всего двести тысяч?

– Это только задаток. Вы знаете, что такое задаток? Если я откажусь от сделки, он останется у хозяина. Если хозяин откажется от сделки, он возвращает мне задаток и еще столько же неустойки.

– Сегодня с двенадцати сорока до часу тридцати вы сидели в своей машине на МКАД возле торгового комплекса стройматериалов, – сменил тему Свиридов. – С кем вы встречались?

– Ни с кем.

– Вы напрасно усмехаетесь, Русланов. Дело нешуточное.

– Я не усмехаюсь, – возразил Тимур. – Это у меня от шрама на губе. Шрам я получил в Афгане в восемьдесят шестом году. С тех пор мне всем приходится объяснять, что и у меня и мысли нет усмехаться. Честно сказать, это надоедает. Пробовал отпустить усы – еще хуже. Так что не обращайте внимания.

– В час двадцать к вам в машину сел некто Козлов, заместитель начальника инспекции МНС. Припоминаете?

– Да, сел, – подтвердил Тимур. – Увидел знакомого и сел.

– О чем вы с ним говорили?

– Ни о чем. Так, о том, о сем.

– А конкретно?

– О погоде. О том, что у нас снег с дождем, а в Венесуэле всегда весна, двадцать два градуса круглый год.

– И все?

– Да, все. Потом он ушел. Почему-то быстро, даже малярный валик забыл.

– Валик? Какой валик?

– Обыкновенный. Каким стены красят. Он за ним в стройматериалы и приезжал.

– Хватит, – вмешался полковник. – Мы все знаем, Русланов. Вы должны были передать Козлову эти вот двести тысяч долларов. Взятку за то, что вашему заводу вернут лицензию.

– Мне странно это слышать, – сказал Тимур. – Деньги – вот они. Почему же я их не передал?

– Это мы и хотим узнать. Если бы Козлов вышел из вашей машины с пакетом, мы бы его взяли, и сейчас вас допрашивали бы в качестве обвиняемого за дачу взятки должностному лицу.

– А сейчас я в каком качестве? – поинтересовался Тимур. – Вы мне рассказали очень интересную историю. Но я не имею к ней никакого отношения.

– Вы задержаны как подозреваемый в намерении дать взятку должностному лицу. Ордер сейчас выпишут. Мера пресечения – содержание под стражей.

– Посадите, значит? Ну, сажайте. Можно мне позвонить?

– Адвокату? – спросил полковник.

– Нет, жене. О том, что меня сегодня не будет. Адвокату мне звонить незачем. Ваши обвинения, полковник, смехотворны. Даже самый продажный судья не санкционирует мой арест. Разве что очень продажный. Но у вас денег не хватит ему заплатить.

– Оформляйте, – приказал полковник Свиридову.

Тот принялся названивать по мобильнику. Сначала какому-то Сидорчуку из СИЗО-4, потом еще кому-то. Спрашивал одно и то же:

– У тебя камера человека на четыре есть? Нет? А на сколько? На сорок? А всего сколько там? Шестьдесят? Не пойдет, многовато… Дежурный? Свиридов из ГУБЭПа. Нужна небольшая камера для интеллигентного человека… Только на тридцать человек?.. А меньше нет? Нет, понимаю…

– Ничего приличного, – с сожалением сообщил он, отключив связь. – Придется вам, Русланов, пообщаться с народом.

– Выйдите, оба, – вмешался седой штатский, не проронивший до этого ни слова.

– Слушаюсь, – вытянулся полковник и вместе со Свиридовым поспешно покинул комнату для допросов.

– Извините моих сотрудников, они работают как умеют…

– С кем я разговариваю? – спросил Тимур.

– Заместитель начальника ГУБЭП генерал-лейтенант Егоров, – представился седой. – Вы умный человек, Русланов. Не сомневаюсь – законопослушный предприниматель. В тех пределах, которые диктуются обстоятельствами. Нам нужна ваша помощь.

– Какая?

– Не мне вам говорить, какое зло коррупция для России. Для всех. Для государства, которое недополучает налоги и потому не может обеспечить достойную жизнь своим гражданам. Пенсионерам, врачам, учителям. Для предпринимателей, которые постоянно подвергаются вымогательствам и сами вынуждены ловчить, хитрить, а часто и преступать закон, чтобы сохранить свой бизнес. Как филлоксера иссушает виноградники, так и зараза коррупции разъедает государственное устройство России. Вот вы некоторое время жили в Испании, – продолжал генерал. – Не удивляйтесь, мы знаем о вас все. Разве вы не хотели бы работать в таких же условиях, как испанские бизнесмены? Есть закон, они подчиняются только закону. И в гробу они видели всех чиновников.

– Об этом приходится только мечтать, – вздохнул Тимур, вспомнив коррупционные скандалы в Марбелье, а заодно и шикарную виллу заместителя министра МЧС генерал-полковника Ганеева.

– Будет такое и у нас. Не завтра. Но выжигать эту заразу нужно уже сегодня. Мы изучили ваше дело. Вы стали жертвой аферы. Емельчука мы посадим, это я вам обещаю, против него будет возбуждено уголовное преследование. Мы также знаем, что у вас вымогают взятку за возвращение лицензии. Эти вот двести тысяч долларов. Непонятно, почему сделка не состоялась сегодня. Но эти люди не успокоятся, пока не получат взятку. Логично?

– Вполне. Если допустить, что с меня действительно вымогают взятку, – сделал оговорку Тимур.

– С вашей помощью мы можем взять их с поличными.

– Каким образом?

– Дело техники, – попытался уйти от ответа генерал.

– А все-таки?

– Это просто. Приладим к вам микрофон, миниатюрную видеокамеру. Запись и съемка будут санкционированы прокурором и станут весомыми доказательствами в суде. Суд будет показательным. Получат ваши вымогатели лет по десять. Это будет хорошим уроком для остальных.

Тимур допускал, что генерал Егоров верит в то, что говорит. Но генерал представлял государство. А опыт подсказывал Тимуру, что государству верить нельзя. Не потому что оно заведомо злонамеренное. А потому что оно меняет правила игры произвольно, сообразуясь с какими-то своими интересами, непонятными для непосвященных. И эти интересы почему-то никогда не совпадают с ожиданиями граждан – будь то пенсионеры, служащие или предприниматели.

Для себя Тимур окончательно решил, что не пойдет ни на какие сделки с ГУБЭПом. Он даже представить себе не мог, как войдет в кабинет Голубицкого или Козлова обвешанный микрофонами и видеокамерами. Что-то низкое в этом было, подлое, недостойное мужчины. Но и обострять отношений не следовало. ГУБЭП имел много возможностей испортить жизнь строптивому бизнесмену. Поэтому Тимур сказал:

– Я по-прежнему уверен, что вы ошибаетесь, считая, что с меня вымогают взятку. Но если увижу, что это действительно так, обязательно приду к вам.

– Лично ко мне, – уточнил генерал. – Не потому что я не доверяю своим сотрудникам. Общее правило: чем меньше людей знают об операции, тем лучше. Я вижу, Русланов, вы еще не окончательно побороли сомнения. Но верю, что гражданин в вас победит обывателя. Рад был познакомиться. Вы свободны.

О посещении ГУБЭПа Тимур не рассказал ни ближайшим сотрудникам, ни жене. Да и о чем он мог рассказать? Как его вербовали, а он отказался? О таком не рассказывают. В самом факте вербовки было что-то унизительное. Его больше волновало, как быть с лицензией. Завод стоял, убытки росли. Идти к Голубицкому и прояснять ситуацию было неразумно. Тимур был уверен, что за ним следят, хотя никаких следов слежки не обнаруживал.

Неожиданно Голубицкий объявился сам. Позвонил по городскому телефону (прослушки не опасался, заключил Тимур):

– Куда же вы, голубчик, исчезли? Я же обещал, что ваш вопрос решим положительно. Все бумаги готовы уже неделю, а вас нет. Вы не заболели?

– Нет, здоров.

– Ну так приезжайте, чего тянуть? Сегодня после обеда, устроит?

– Вполне.

Поколебавшись, пакет с долларами Тимур оставил в сейфе. Голубицкий встретил его с доброжелательной улыбкой, сразу передал папку с документацией о возобновлении лицензии.

– Довольны?

– Еще бы. А…

Начальник инспекции предостерегающе показал на телефон и куда-то вверх. Написал на бумажке: «Все знаю. Ценю». Показал листок Тимуру и тут же порвал его на мелкие части.

– Работайте спокойно. Желаю успеха.

– Спасибо. Я хотел спросить… это самое… как насчет двести граммов?

– Обязательно, – с готовностью отозвался Голубицкий. – Вот выберем свободный вечерок и выпьем. Ваш «Иртыш», говорят, неплохая водчонка. Заодно и попробую. Но не теперь, когда-нибудь. А сейчас, извините, дела!..

Несмотря на то, что операция ГУБЭП по изобличению взяточников в Министерстве по налогам и сборам не состоялась по причинам, которые так и остались непонятными для оперативников Управления, генерал Егоров свое обещание выполнил: месяца через три на Емельчука завели уголовное дело по 199-й и 147-й статьям Уголовного кодекса за уклонение от уплаты налогов и мошенничество в особо крупных размерах. Мерой пресечения было избрано содержание под стражей.

Следствие поручили подполковнику Свиридову. Как предполагал Тимур – ему дали возможность реабилитироваться за провал операции, которая разрабатывалась под его руководством. К заданию Свиридов отнесся в высшей степени ответственно: тщательно изучал все документы по делу, приезжал к Тимуру посоветоваться, сообщал о ходе расследования, как начальству. Тимур понимал, что Свиридов хочет наладить с ним хорошие отношения, основательно подпорченные историей с задержанием. Тимур ничего не имел против. Никакого зла на подполковника он не держал. Понимал: служба есть служба, человек в мундире часто не волен в своих поступках и делает не то, что хочет, а то, что должен. Так, как он этот долг понимает.

Он даже сочувствовал Свиридову. Пятьдесят лет, карьера не задалась, полковником уже не стать по возрасту, а там, глядишь, отправят в отставку с мизерной пенсией. Жил в малометражной «двушке» в Свиблове, с женой давно разошелся, взрослый сын, так и не простивший отцу развода с матерью, работал в Германии в какой-то не очень преуспевающей фирме. Но бодрости духа подполковник не терял, года три назад женился на учительнице из Рязани, на двадцать пять лет моложе, прописал ее у себя. Был в нее влюблен, часто покупал цветы, старался одеваться по моде. Все это выглядело трогательно и довольно смешно.

В конце февраля Свиридов решил слетать в Якутск, чтобы получить информацию из первых рук. Перед поездкой приехал к Тимуру посоветоваться, к кому там лучше обратиться. Тимур назвал несколько фамилий, сохранившихся в ноутбуке, а на вопрос Свиридова, нет ли у него каких-нибудь пожеланий, лишь пожал плечами:

– Какие у меня могут быть пожелания? Впрочем, есть. Узнайте, что значит «Тыгын Дархан». Так называется фирма, которая покупала у Емельчука водку. Я хотел спросить, да забыл. Из головы выпало, было не до того.

Свиридов исчез и не появлялся долго, месяца полтора. Тимур и думать о нем забыл, у него своих дел хватало. Завод работал, параллельно модернизировалось оборудование. Древесный уголь, традиционно применявшийся для очистки водки, Тимур заменил на уголь из коры кокоса с серебряным напылением. Стоил он дороже древесного, зато служил дольше и обеспечивал более высокое качество очистки. На ВВЦ, бывшей ВДНХ, провели народную презентацию обновленной водки «Иртыш». Всем посетителям предлагалось на выбор три сорта: дорогой «Флагман», «Гжелка» из средней ценовой категории и дешевый «Иртыш». Что они пьют, посетители не знали. Когда подсчитали оценки, выяснилось, что лучшим признан «Иртыш». Информация попала в газеты (подсуетился Гоша, который поддерживал с Тимуром дружеские отношения), продажи заметно увеличились. Реализацией занималась Алина – сначала чтобы помочь мужу, а потом втянулась, почувствовала вкус к бизнесу.

Дело об иске налоговиков на 292 миллиона рублей за якутскую водку увязло в арбитражных судах. Суды принимали решения в пользу «Иртыша», налоговая инспекция подавала апелляцию, дело направлялось на новое рассмотрение. Тимура не беспокоила волокита. Главное – завод работал. С некоторым удивлением он обнаружил, что ему стало легче решать вопросы в бюрократических инстанциях. Вероятно, слух о том, что он не сдал чиновников из МНС, просочился по Москве и достиг нужных ушей. Ему, как и всем, по-прежнему приходилось платить, но это было уже агъдау, а не гартам.

Свиридов появился у Тимура в конце апреля с крайне озабоченным видом. По его словам, Емельчук утверждает, что все копии документов, уличающих его в неуплате налогов, подделаны, его адвокаты (Свиридов назвал фамилии двух знаменитых московских адвокатов) требуют приобщения к делу подлинников, если они существуют в природе, в чем у защиты есть большие сомнения.

– Успокойте адвокатов, – посоветовал Тимур. – Подлинники существуют. Они будут предъявлены в суде.

– Это не по закону. Суд не примет дело без подлинников. А прокурор не подпишет обвинительного заключения. Все документы должны быть приобщены к делу.

– Нет ничего проще. Вынесите постановление о выемке документов в моем офисе в рамках уголовного дела Емельчука. Это возможно?

– Да, имеем право.

– Так и сделайте. Произведите выемку документов – с понятыми, с описью, все как положено. И приобщайте к делу. По крайней мере, я буду уверен, что подлинники в надежном месте и никуда не денутся.

Почему-то это простое предложение Тимура озадачило подполковника.

– Сколько мороки! – поморщился он. – И еще не известно, ради чего. Может, эти бумаги ничего не стоят.

– Стоят, – заверил его Тимур. – Я даже могу назвать точную цифру. Они стоят 292 миллиона рублей или десять миллионов долларов по курсу Центрального банка.

– Давайте сделаем так, – предложил Свиридов. – Я сначала на них посмотрю, а потом решим, нужно ли затевать все эту канитель. Это возможно?

– Посмотрите, – согласился Тимур. – Но только у нас, не выходя из заводоуправления.

Он достал из сейфа пухлую папку Сахарова и вызвал Нину Петровну.

– У вас найдется свободный стол для товарища из ГУБЭП?

– Освободим.

– Познакомьте подполковника… Простите, не знаю вашего имени-отчества.

– Анатолий Евгеньевич.

– Ознакомьте Анатолия Евгеньевича с содержанием этой папки. Нина Петровна в курсе, она сможет ответить на все ваши вопросы.

– Здесь работы не на один день, – оценил Свиридов толщину и вес папки. – Впрочем, мы никуда не спешим. Да, вы просили узнать, что означает «Тыгын Дархан». Я поинтересовался. Это какой-то древний якутский князь. То ли из шестнадцатого века, то ли из семнадцатого. Воитель и все такое. В общем, национальный герой.

– Спасибо, теперь буду знать.

Когда он вышел из кабинета, Тимур сделал Нине знак задержаться.

– Когда подполковник будет заканчивать работу, папку забирать и прятать в свой сейф.

– А то что? – испугалась Нина Петровна.

– Да нет, ничего, – успокоил ее Тимур. – Это я так, на всякий случай.

Подполковник начал работу во вторник и до пятницы приходил в юридический отдел завода, как на службу.

– Дотошный, – одобрительно отзывалась о нем Нина Петровна. – Во все мелочи вникает. Делает выписки. Это можно?

– Почему же нельзя? Пусть делает.

В понедельник с утра Тимур поехал по делам, на заводе появился только после обеда. Его встретила встревоженная Нина Петровна с сообщением:

– Анатолий Евгеньевич не пришел!

– Ну и что? Мало ли какие у него дела.

– Он… Понимаете, он папку забрал.

– То есть как забрал?

– Понимаете, в пятницу мы засиделись часов до семи. Я дергалась, у мужа день рождения, гости, а у меня ничего не готово. Он и говорит: ничего, если я заберу папку домой и поработаю с документами в выходные? Так мы и до майских праздников не закончим. А время поджимает. Ну я и говорю: ничего… А сегодня он не пришел.

– Успокойтесь. Ничего не случилось. Не пришел сегодня, придет завтра.

Ее лицо осветилось неуверенной улыбкой:

– Вы правда так думаете? Нет, только честно. Правда?

– Ну да, – подтвердил Тимур. – Так я и думаю.

Но он так не думал. Еще была очень слабая надежда, что это просто случайность. Но он не верил в случайности. Он верил в предчувствия. В то, что они обязательно сбываются. Плохие предчувствия сбываются. Хорошие – почти никогда.

Во вторник подполковник не появился. Тимур позвонил ему на службу. Дежурный ответил так, как всегда отвечают дежурные, когда человека нет на месте:

– Подполковник Свиридов в служебной командировке.

По базе данных, какими в последние годы в Москве торговали на каждом углу, Тимур нашел его адрес и поехал в Свиблово. Его встретила молодая жена Свиридова, пухленькая блондинка в красном шелковом халате с драконами, довольно миловидная, но выглядевшая как с похмелья: неприбранная, зареванная, с разводами туши на щеках, с распухшим от слез лицом.

– Толик пропал, третий день нету, я не знаю, что думать, – не дожидаясь расспросов, запричитала она. – На работе говорят: в командировке. В какой командировке, он не собирался ни в какую командировку! В милиции говорят: загулял мужик, погуляет и явится. Не явится через неделю, начнем искать. Он не мог загулять! Он не такой! Он влюблен в меня, как мальчишка! Все время старается быть со мной, мне это даже надоедает! Ревнует дико! Прямо Отелло, честное слово!.. Нет, с ним беда. Чует мое сердце, беда!

– Не паникуйте, – остановил ее Тимур. – Вы говорите, его третий день нет. Сегодня вторник. Значит, с субботы?

– Нет, в субботу он был дома. Сидел над какими-то бумагами. Ушел в воскресенье, часов в десять утра. Взял с собой кейс с бумагами, над которыми всю субботу сидел, и все документы. Даже загранпаспорт. Он его недавно получил. Я спрашивала: зачем тебе загранпаспорт? Он смеялся: в Турцию отдыхать полетим. В Турцию! Его получки едва хватает на жизнь, какая Турция? А вам он зачем?

– Я с работы, – соврал Тимур. – Послали проведать. Вдруг заболел.

– Но с работы к нему уже приезжали. Вчера.

– Я по другой линии. По профсоюзной.

– Разве профсоюзы еще есть? – удивилась она.

– Кое-где есть. Но работают плохо. Поэтому и кажется, что их нет…

Свиридов так и не обнаружился. Ни в среду, ни в последующие дни. Между тем в деле, в уголовном деле Емельчука, произошли подвижки. Суд удовлетворил ходатайство защиты об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде. Мотивировка: обвинение не представило подлинных материалов, а копии финансовых документов вызывают сомнения в их достоверности. Емельчука освободили из-под стражи в зале суда.

У Тимура исчезли последние остатки сомнений. Свиридов украл папку Сахарова и скорее всего уничтожил. Чтобы подполковник ГУБЭП на это пошел, должны быть веские причины. Они и были вескими: деньги. Большие. Для нищего подполковника очень большие. Но вряд ли он успел ими попользоваться. Люди типа Емельчука не оставляют свидетелей. Так что очень может быть, что подполковник лежит сейчас в каком-нибудь московском или подмосковном морге с биркой на ноге среди неопознанных трупов.

Через две недели после исчезновения Свиридова Тимур приехал в ГУБЭП и передал дежурному в приемной, что ему нужно видеть генерал-лейтенанта Егорова. Он вполне отдавал себе отчет в том, что никакой пользы от разговора с генералом не будет, но понимал и другое. Он должен высказать этому старому козлу все, что думает о нем и его конторе. Носить это в себе – себе дороже. А там будь что будет. Ссориться с ГУБЭП опасно? Насрать. Это был вопрос не выгоды. Это был вопрос чести.

– Ваша фамилия? – спросил дежурный в чине майора.

– Русланов.

– Вы записаны на прием?

– Нет.

– По какому делу?

– По личному.

– Генерал Егоров не сможет вас принять. Он очень занят. Запишитесь на прием. А еще лучше изложите свое дело в письменном виде.

– А вы спросите. Вдруг сможет.

Майор слегка пожал плечами и скрылся за тяжелыми дубовыми дверями кабинета. Через минуту вернулся:

– Заходите, вас ждут.

Генерал откинулся в кресле и устало кивнул:

– Садитесь, Русланов. Я ждал, что вы придете.

– Вы нашли Свиридова? – спросил Тимур, продолжая стоять.

– Нет.

– И не найдете.

– Найдем.

– Вы уже поняли, кто он такой?

– Да. Он оказался связанным с преступными элементами. Мы доверились не тому человеку. Это была ошибка.