Пасмурным апрельским вечером роскошный экипаж Деймона Сент-Клера, графа Хокхерста, стремительно влетел в Бат.
      Его светлость в который раз перечитал загадочное послание, щедро политое слезами:
       «Дорогой Хокхерст! Приезжай немедленно. Случилась беда!
       Феба».
      «Совсем в духе этой глупой гусыни, – раздраженно подумал граф. – Ни малейшего намека на то, что же стряслось». А он вынужден нестись сломя голову в это захолустье, терзаясь догадками!
      Экипаж подкатил к «Йорк-хауз», лучшей гостинице в городе, которую Хокхерст удостаивал своим присутствием во время нечастых посещений Бата. Случайный прохожий восхищенно окинул взглядом ладно скроенную фигуру соскочившего с подножки графа. Несмотря на высокий рост, Хокхерст двигался на удивление легко и стремительно. Его светлости частенько доводилось слышать, что фамилия подходит ему как нельзя лучше. И действительно, резкие черты лица графа казались вырезанными из камня точной рукой искусного скульптора, острый нос напоминал хищный клюв, от пронзительного взгляда черных сверкающих глаз ничто не могло укрыться – да, его светлость очень походил на ястреба, и название этой гордой птицы с юношеских лет стало его прозвищем.
      Хокхерст взглянул на небо, затянутое черными тучами. На мостовую упали крупные капли, первые предвестники надвигающегося ливня, и граф заспешил к дверям гостиницы.
      – Ястреб, ты ли это? – послышалось у него за спиной радостное восклицание. – Какая удача! Мне жизненно необходимо переговорить с тобой.
      Обернувшись, Деймон увидел круглое раскрасневшееся от возбуждения лицо своего кузена Эдварда Сент-Клера. Облаченный в сюртук из голубого бархата, сшитый по последней моде, в белоснежной рубашке со стоячим воротничком, молодой человек казался щеголем с Бонд-стрит.
      Хокхерст никогда не замечал за своим родственником интереса к мужской моде и сейчас не знал, чему удивляться больше: внешнему виду Эдварда или тому, как тепло тот с ним поздоровался.
      В детстве Эдвард боготворил своего кузена. Но в прошлом году, после того как Хокхерст безуспешно пытался помешать его женитьбе, уверяя, что юноше, которому еще больше года ждать совершеннолетия, слишком рано надевать на себя оковы брака, Эдвард стал относиться к графу с холодной отчужденностью. Порой дело доходило до того, что молодой Сент-Клер величал его «лордом Хокхерстом».
      Но теперь радостно улыбающийся юноша снова обратился к нему, как в былые годы.
      – Ястреб, у меня такие новости!
      Супруга Эдварда ждала первенца, и Деймон решил, что молодой муж имеет в виду именно это.
      – Да, я уже слышал.
      – Неужели? – простонал юноша. – А я так старался сохранить все в тайне!
      – Почему нужно скрывать предстоящее отцовство? – озадаченно просил граф.
      – Значит, тебе ничего не известно, – с облегчением вздохнул Эдвард.
      – Да, но я настаиваю на том, чтобы ты мне все рассказал, – ответил Хокхерст, начиная догадываться, что именно ему предстоит услышать. Разительная перемена в одежде кузена сразу должна была подсказать ему, в чем дело.
      – Я безумно влюблен.
      Именно это признание и опасался услышать Деймон.
      – Вот как? – спросил он, прилагая все силы, чтобы не выдать свое истинное отношение к услышанному и тем самым положить конец откровениям кузена. – Расскажи мне об этой девушке.
      От переизбытка чувств пылкий юноша, казалось, не находил слов.
      – Она… она… Словами ее не описать. Она… самое восхитительное создание из всех живущих на белом свете – настоящая богиня, попавшая в окружение простых смертных! – осененный внезапным вдохновением вдруг выпалил он.
      – Понятно, – сухо ответил Хокхерст. – Есть ли у этой Венеры имя?
      – Ее зовут Лили Калхейн.
      Несомненно, Эдвард ждал, что его кузену знакомо это имя, но Деймону оно ничего не говорило.
      – Я ее знаю?
      – Надеюсь, что нет! – поспешно заявил Пал. – Она актриса.
      Так вот в чем причина его тревоги! В свое время Хокхерст вихрем пронесся по гримерным театров Англии, предпочитая именно там выбирать себе любовниц. Понятно, Эдвард опасался, что его кузен слишкомхорошо знает Лили Калхейн.
      Деймон заверил его, что никогда не слышал о такой актрисе, но, к его удивлению, это нисколько не обрадовало юношу.
      – Ястреб, ты должен был слышать это имя. Лили – великая актриса!
      Хокхерст, увидев в круглом серьезном лице кузена все признаки буйного помешательства, с грустью пришел к выводу, что тот ослеплен любовью. Наверняка даже пень смотрится на сцене лучше Лили Калхейн. Актрисы – женщины жадные, кому, как не Хокхерсту, прозванному «королем гримерных», знать об этом. Судя по всему, на молодого Сент-Клера смотрят как на жирного цыпленка, который безропотно позволит себя ощипать.
      Черт побери, но эта интриганка не приняла в расчет его, Хокхерста!
      Итак, выясняется, что в Бате его ждет не одно дело, а два.
      Дождь хлынул во всю силу, и на улице, словно полевые цветы, раскрылись зонтики.
      – Зайдем в гостиницу, – предложил Хокхерст. – Незачем мокнуть.
      – Я очень спешу, – ответил Эдвард. – У меня есть лишь несколько минут.
      В общем-то, и Хокхерсту тоже следовало поспешить, если он собирался застать Фебу дома.
      Деймон провел кузена в вестибюль гостиницы и устроился в уютном кресле за черным полированным столиком. Высокий накрахмаленный воротничок, сдавивший шею Эдварда, не позволял ему повернуть голову, и молодому щеголю пришлось усаживаться очень осторожно, нащупывая рукой кресло. У Хокхерста мелькнула мысль, что юноша чувствовал бы себя удобнее, даже если бы у него на шее вместо модного галстука была намыленная веревка, но тактично промолчал.
      – Можно поинтересоваться, где ты собираешься демонстрировать талант своего портного? – спросил граф.
      – Я иду в Королевский театр. Сегодня вечером Лили будет играть леди Макбет.
      Сначала Хокхерст предположил, что мисс Калхейн – ровесница Эдварда, если не моложе, но в таком случае ей не дали бы роль леди Макбет, которую поручают более опытным, зрелым актрисам.
      Выходит, его кузен попал в когти циничной безжалостной дамы не первой молодости, и та, сразу же распознав в нем наивного простака, намертво присосалась к его кошельку.
      Но Хокхерст, оставшийся после смерти отца Эдварда его опекуном, еще к тому же очень любил молодого Сент-Клера.
      – И сколько лет мисс Калхейн? – спросил он.
      – Я не знаю возраст миссис Кал… возраст Лили, – признался Эдвард.
      Миссис Калхейн!
      Боже милостивый, похоже, положение гораздо серьезнее, чем он думал. Неужели придется спасать молодого повесу еще и от гнева разъяренного мужа?
      – Но она старше тебя? – строго спросил Хокхерст.
      Покраснев, юноша потупил взор.
      – Да, на несколько лет, – наконец выдавил он.
      Хокхерст про себя обругал последними словами коварную женщину, бессердечно воспользовавшуюся наивностью неопытного юноши.
      – Но, – воскликнул тот, подаваясь вперед, – ни возраст, ни другие препятствия не смогут помешать тому, кто страстно влюблен!
      – Подозреваю, мистер Калхейн с тобой вряд ли согласится, – язвительно заметил Деймон.
      – Я твердо убежден, что Лили так же несчастлива в браке, как и я!
      – Да, кстати, ты не забыл о том, что женат? – сухо напомнил кузену Хокхерст. – Сесилия – твоя супруга перед богом и людьми, и она носит под сердцем твоего ребенка.
      Краска стыда залила щеки Эдварда. Его глаза наполнились болью, и граф понял, страсть еще не до конца ослепила юношу. Молодого Сент-Клера мучат угрызения совести, и поделом.
      – Ты только не думай, что я увиливаю от своих обязанностей по отношению к Сесилии. О господи, Ястреб, ну почему я не прислушался к твоим советам!
      Деймон не стал напоминать кузену, как упрямо тот твердил, что будет любить Сесилию до конца дней своих. О юношеский максимализм!
      – Конечно, ты скажешь, что я был слишком молод и не знал, чего хочу, – продолжал тот, – но на самом деле я просто не знал Сесилию! За время беременности она так изменилась, что мне кажется, будто я женат на совершенно незнакомой женщине.
      – Насколько я слышал, роды обещают быть трудными. Но можешь не сомневаться, когда все будет позади, она снова станет такой, как прежде.
      – Поздно! – отрешенно воскликнул Эдвард. – Я люблю Лили, и только ее одну! Я не расстанусь с ней ни за что на свете!
      Холодная ярость захлестнула сердце Хокхерста, лишь теперь начинающего догадываться, насколько глубоко вонзила эта актриса свои хищные когти в его кузена.
      Эдвард встал:
      – Извини, мне пора идти. Я не могу опоздать к началу спектакля.
      – А мне надо навестить мою дражайшую мачеху, – сказал Хокхерст, провожая кузена до двери.
      – Но Фебы сейчас нет в городе! – воскликнул тот. – Она с девочками уехала в гости в Хедрик-парк. Вернутся они очень поздно.
      Итак, напасть, свалившаяся на молодую вдову, не настолько ужасна, чтобы помешать ей отправиться с падчерицами в гости. Деймон немного успокоился.
      – Феба написала мне, что с нею стряслась беда. Ты случайно не знаешь, в чем дело?
      – Понятия не имею. Хотя… – молодой человек смущенно умолк.
      – Ну что? Говори!
      – Ты же знаешь, Феба склонна расстраиваться из-за совершеннейших пустяков.
      «Что верно, то верно», – подумал граф, гадая, не так ли окажется и на сей раз.
      Расставшись с кузеном у дверей гостиницы, Хокхерст поднялся к себе в люкс, принял ванну, поужинал и переоделся. Прикинув, что вечерний спектакль должен вот-вот закончиться, он вызвал экипаж, чтобы ехать в театр, преисполненный решимости начать боевые действия по вызволению своего наивного кузена из рук этой алчной женщины.
      Стратегический план кампании был прост, правда, Хокхерсту он не пришелся по душе. Необходимо выставить миссис Калхейн жадным порочным созданием – а для этого надо переключить ее внимание на себя. Хокхерст не сомневался, что титул и состояние без труда помогут ему добиться желаемого.
      Его губы скривились в мрачной усмешке. Безнравственная охотница за легкими деньгами запомнит день, когда познакомилась с Эдвардом Сент-Клером, как самый несчастливый в своей жизни.
 
      Занавес закрылся, и публика разразилась громкими и восторженными криками.
      Актриса печально подумала, что самая приятная часть ежевечерней работы – воплощение на сцене живого, запоминающегося образа героини – позади. Теперь наступает черед самого сложного и неприятного – встречи с поклонниками.
      Театральная гостиная после окончания спектакля наполнится праздными хлыщами, чье высокое положение в обществе дает им право беспрепятственно заходить в святая святых театра. Лили требовался весь ее артистический дар, чтобы вести себя вежливо с этими пресыщенными богатыми волокитами.
      В отличие от большинства актрис, рассматривающих сцену лишь как ступень заветной цели – обзавестись богатым знатным любовником, Лили жила театром. Она хотела, чтобы помнили ее выдающиеся роли, а не многочисленные победы над поклонниками.
      Однако Лили не могла позволить себе портить отношения с публикой. Ее жалованье напрямую зависело от того, насколько полно заполняется зрительный зал, сколько билетов раскупается на ее бенефисы.
      Что поделать, как это ни прискорбно, шумный успех и щедрые гонорары актерам приносит, как правило, не талант, а умение привлечь к себе внимание светских щеголей. А деньги очень много значили для Лили, вынужденной с семнадцати лет, после гибели родителей, одной воспитывать младших брата и сестру.
      Сначала девушке пришлось очень трудно, но она гордилась тем, что смогла вырастить малышей без чьей-либо помощи.
      Лили задержалась в гримерной дольше всех своих подруг, оттягивая неприятный момент. В конце концов она все же направилась в гостиную, чувствуя себя так, как осужденный, которого ведут на эшафот.
      Оттуда как раз вышла ее ближайшая подруга Нелл Уэйн.
      – Ну наконец-то, Лили, – обрадовалась она. – Твои нетерпеливые почитатели не довольствовались моим обществом и отправили меня за тобой.
      Лили была поражена. Неужели мужчины предпочитают ее, Лили Калхейн, миниатюрной красавице Нелл? Рядом с изящной подругой в нарядном платье из нежно-голубого шелка, отделанном пышными кружевами, с излишне смелым декольте Лили чувствовала себя неуклюжей слонихой. Особую прелесть Нелл, с точки зрения Лили, придавали пышные белокурые локоны, по сравнению с которыми ее собственная золотисто-каштановая буйная грива явно проигрывала.
      – Твои поклонники спорят, какую роль ты считаешь более трудной – леди Макбет или Изабеллы в «Роковом браке», – сказала Нелл.
      – Самое трудное – это каждый вечер играть роль легкомысленной актрисы, падкой на комплименты, – резко ответила Лили.
      – Ну кто бы мог подумать, что ты так не любишь встречаться с почитателями своего таланта, – с восхищением произнесла Нелл. – Как бы мне научиться у тебя отваживать поклонников, не раня их чувства.
      И действительно, мало кто мог сравниться с Лили в умении ловко уклоняться от скользких двусмысленностей и оскорбительных предложений. И все же девушка презирала осаждавших ее мужчин и жалела время, которое была вынуждена на них тратить.
      – У тебя это настолько хорошо получается, – продолжала Нелл, – что, готова поспорить, ты смогла бы поставить на место самого лорда Хокхерста.
      – Не говори мне про этого мерзкого распутника, – отрезала Лили.
      Граф Хокхерст был прозван «королем гримерных» за то, что выбирал себе любовниц из числа лондонских актрис, молниеносно их меняя. Такие самовлюбленные мужчины, думающие только о собственном удовольствии и уверенные, что никто не сможет перед ними устоять, вызывали у Лили отвращение.
      – Не знала, что ты с ним знакома, – заметила Нелл.
      – Слава богу, мы ни разу не встречались.
      Но в этом нет необходимости. Лили и без того прекрасно представляла себе лорда Хокхерста: привлекательный и надменный, постоянно расточающий цветистые, но насквозь лживые комплименты.
      – Пусть только попробует подойти ко мне! Я ему преподам урок, который он никогда не забудет.
      – Если верить слухам, ты будешь первой, у кого это получится. – Нелл вздохнула. – А я, пожалуй, предпочла бы графа обществу, собравшемуся сейчас внизу.
      – Только не говори, что Ярпол и Брум опять здесь! – испуганно воскликнула Лили.
      Эта парочка грубиянов два дня назад была выставлена из театра за слишком развязное поведение.
      – Нет, они пока опасаются нарушать запрет.
      Лили затруднилась бы ответить, кого из двоих находит более отвратительным. Молодой Хьюго Брум, отпрыск лорда Олена, получал удовольствие, унижая слабых и беззащитных, пользуясь своей звериной силой и прикрываясь влиянием и властью своего отца. Ирвин Ярпол, хитрый и коварный интриган, крутил как хотел своим туповатым приятелем, используя его в собственных корыстных целях.
      – Я слышала, – сказала Нелл, – однажды Хокхерст задал хорошую взбучку Ярполу за то, что тот бесцеремонно домогался внимания молоденькой актрисы, и предупредил, что, если еще хоть раз увидит его за кулисами, пусть потом пеняет на себя. Говорят, Ярпол настолько перепугался, что сбежал из Лондона к нам в Бат.
      – Если это правда, в чем я сомневаюсь, это единственный похвальный поступок Хокхерста, – заметила Лили. – Впрочем, какое мне дело до этого знатного повесы!
      – Что значит какое, миссисКалхейн! – улыбнулась Нелл.
      Хотя Лили и называла себя «миссис», никакого мистера Калхейна не существовало. Она его придумала для того, чтобы отважить чересчур назойливых воздыхателей. Для большей убедительности Лили носила на пальце тонкое обручальное кольцо, доставшееся от матери.
      Если поклонник, несмотря на все увещевания, все-таки продолжал настойчивые ухаживания, Лили высказывала беспокойство по поводу ревнивого характера мистера Калхейна, красочно живописуя его прекрасное владение холодным и огнестрельным оружием. Как-то она призналась подруге, что подвиги воображаемого мужа почерпнуты ею из рассказов о Хокхерсте.
      – Бедняга мистер Калхейн не знал бы, что делать, – хихикнула Нелл, – если бы его не вдохновлял лорд Хокхерст.
      Задержавшись в дверях гостиной, Лили обеспокоенно оглядела собравшихся мужчин. Восемь завсегдатаев театральной гостиной и молодой Эдвард Сент-Клер. По правде сказать, с повесами Лили общаться было легче, чем с неопытным ягненком вроде Сент-Клера. Для тех это было всего лишь игрой, и девушка научилась изящно ускользать от их ухаживаний, но бедный Эдвард искренне верил, что влюблен.
      Лили точно не знала, сколько Сент-Клеру лет, но с виду ему было не больше девятнадцати. Ей очень хотелось объяснить глупому мальчишке, что его дело безнадежно, и посоветовать ему не строить из себя дурака, но никак не могла решиться на такую жестокость.
      Больше того, квадратный подбородок Сент-Клера свидетельствовал о его упрямстве. Лили опасалась, что такой решительный отпор с ее стороны только заставит юношу еще упорнее добиваться своего. Необходимо придумать какой-то более тонкий и хитрый способ, чтобы излечить Эдварда от его увлечения.
      Вздохнув, Лили решительно шагнула вперед, готовая встретиться лицом к лицу с завсегдатаями гримерных и Эдвардом Сент-Клером.

      Хокхерст остановился на пороге гримерной, ища взглядом миссис Калхейн. Мысленно он уже представлял себе эту увядающую красавицу: крошечная изящная блондинка с томным личиком, надутыми губками и огромными голубыми глазами, с лживым восхищением смотрящая на его кузена.
      И действительно, его взгляд сразу же привлекло именно такое создание в отделанном кружевами платье из голубого шелка, со сверкающим в смелом вырезе декольте ожерельем из искусственных сапфиров.
      Однако миниатюрная красавица владела вниманием Деймона лишь одно мгновение, пока он не заметил другую женщину, чья внешность была скорее броской, чем красивой. Чертам ее лица недоставало совершенства, но в изумрудно-зеленых глазах сверкали озорные искорки, а полные губы изогнулись в насмешливой улыбке. Роскошные волосы незнакомки, уложенные в высокую прическу, напоминали Деймону цветом превосходное выдержанное красное вино. Граф решил, что ей около двадцати пяти. Возвышавшаяся над большинством обступивших ее поклонников, молодая женщина держалась с изящным величием царицы амазонок.
      И своим нарядом она тоже выделялась среди присутствующих. Простое платье из зеленого муслина было лишено кружев и лент. «И правильно, – одобрительно подумал Деймон, – эта женщина не нуждается в подобных пустых мелочах». Но на ней не было и драгоценностей – ни настоящих, ни подделок. Тем не менее женщина держала себя как настоящая аристократка. У Хокхерста мелькнула мысль, уж не возжелала ли какая-то знатная дама позабавиться, нагрянув в комнату отдыха актеров.
      Насколько эта женщина превосходит разодевшуюся в шелка и кружева миссис Калхейн, выставляющую напоказ фальшивые сапфиры, и какой же Эдвард дурак, что этого не видит! Деймон покачал головой и поискал глазами кузена.
      И вдруг к своему изумлению Деймон увидел, что Эдвард – один из почитателей, обступивших высокую женщину.
       Три тысячи чертей, неужели миссис Калхейн – это она?
      Ответ он прочел на лице кузена. Тот с таким восторженным обожанием смотрел на зеленоглазую царицу амазонок, что графу захотелось хорошенько встряхнуть ослепленного любовью глупца.
      Еще не встретившись с Лили Калхейн, Хокхерст в мыслях ехидно назвал ее Венерой. Сейчас, рассматривая оценивающим взглядом совершенные линии ее фигуры – полную грудь, тонкую талию, соблазнительные изгибы бедер, – он с иронией поздравил себя с тем, как был точен в своих предположениях.
      Однако кое в чем другом он ошибался: во взоре миссис Калхейн, обращенном на молодого Сент-Клера, не было ни любви, ни нежности. Неужели Эдвард так сильно переоценил ее чувства по отношению к себе?
      Деймон внимательнее пригляделся к другим воздыхателям, обступившим Лили Калхейн. Он увидел молодого человека с довольно симпатичным лицом, на котором разгульный образ жизни уже оставил свой отпечаток, волокиту далеко не первой молодости, судя по виду, давнишнего завсегдатая театральных гримерных, и сэра Освальда Ридли, столичного франта, явно самого красивого – и скорее всего самого богатого из обступивших миссис Калхейн поклонников.
      Хокхерст услышал, что сэр Освальд пытается уговорить миссис Калхейн позволить ему отвезти ее домой в своем новом экипаже, по его словам, лучшем в Бате.
      – Вы оказываете мне большую честь, – учтиво ответила та, – но замужняя женщина в столь поздний час не может позволить провожать себя домой никому, кроме мужа.
      Сэр Освальд демонстративно отошел к блондинке с искусственными сапфирами, но Хокхерст заметил, что усилия Ридли возбудить в миссис Калхейн ревность окончились полной неудачей. Актриса даже не удосужилась взглянуть в его сторону.
      Недоумение Деймона все возрастало. Он никак не мог определить, которого из своих безутешных кавалеров миссис Калхейн выделяет – и выделяет ли кого-нибудь вообще. В ее поведении по отношению к ним не было и тени кокетства, столь обычного для женщин ее профессии. К праздным комплиментам она относилась с пренебрежением, которого те заслуживали. От многозначительных намеков и двусмысленных предложений она умело уходила, не компрометируя себя и в то же время никого не обижая. Граф помимо воли восхищался тем, как ловко Лили расправляется со своими поклонниками.
      Оказывается, эта женщина хитрее, чем он подозревал. Но и сделав это открытие, Деймон нисколько не проникся к ней симпатией.
      И все же, не удержавшись, он наградил мастерство миссис Калхейн едва заметным одобрительным кивком. Пожалуй, с такой женщиной он с наслаждением схлестнется в поединке ума и воли. По всему было видно, что Лили Калхейн – женщина неординарная, и Хокхерст торопливо пересмотрел заранее намеченную тактику общения с ней. Пышными цветистыми комплиментами он заработает лишь презрение.
      Похоже, задача вызволения кузена из цепких коготков миссис Калхейн обещает быть более захватывающей, чем он предполагал. И значительно более приятной.
 
      Лили украдкой бросила взгляд на незнакомца, еще когда тот только появился в дверях театральной гостиной.
      Да, это не лондонский франт. Строгий неброский костюм явно свидетельствовал о том, что его обладатель – нечастый гость за кулисами, да и вряд ли может себе это позволить. Сюртук незнакомца, черный, как и его волосы, был лишен отделки и подкладных плеч. Впрочем, с восхищением отметила Лили, мужчине с такими широкими плечами и могучей грудью нет нужды прибегать к подобным ухищрениям моды, чтобы подчеркнуть свою мужественность. Его белый жилет отличался таким же простым и скромным кроем, что и сюртук. Галстук был завязан простым узлом, а углы воротничка едва приподняты.
      Незнакомец так резко – и, на взгляд Лили, благоприятно выделялся среди щеголей, хвастающих друг перед другом замысловато завязанными галстуками, богато расшитыми жилетами и фраками всех цветов: голубыми, как яйца малиновки, зелеными в тон бутылочному стеклу, бордовыми под стать спелой вишни.
      По хмурому лицу незнакомца Лили заключила, что привело его в театр дело неприятное. Если судить по строгому одеянию, то можно было бы даже подумать, что это сельский священник-пуританин, выясняющий, не здесь ли скрывается порученный его заботам молодой повеса.
      Лили захотелось рассмотреть незнакомца повнимательнее, но она почувствовала, как его проницательный взгляд мгновенно выделил ее из всех собравшихся – и замер на ней.
      Через несколько минут, не в силах совладать с охватившим ее любопытством, Лили снова взглянула на него. На этот раз ей удалось рассмотреть черты лица сурового незнакомца, и у нее захватило дух.
      Несмотря на то что одет незнакомец был со скромностью служителя церкви, своим необычным обликом – ястребиным носом, полуприкрытыми сверкающими глазами, казалось, все замечающими, он походил скорее на хищную птицу. Черты его лица нельзя было назвать красивыми – они были слишком резкими, но Лили не могла отвести от него взгляда, настолько он заинтриговал ее.
      Незнакомец посмотрел прямо на нее, и, встретившись с ним взглядом, Лили поежилась, не в силах понять, от восторженного ли возбуждения или от растущего беспокойства.
      В ту же минуту незнакомец направился к ней с непринужденным уверенным изяществом человека, привыкшего к почтению и уважению.
      Нет, это кто угодно, только не сельский священник!
      Незнакомец приблизился к Лили, и она лишь теперь разглядела, что ошиблась так же и в отношении его одежды. Не столь броская, как наряды других мужчин, она была сшита из превосходной ткани и, без сомнения, у самого лучшего портного.
      Девушке спешно пришлось пересмотреть свое суждение об этом мужчине. Должно быть, перед ней провинциальный дворянин, не стесненный в средствах, но тщательно избегающий столичной моды и нравов.
      Тогда что же он здесь делает?
      Когда незнакомец оказался совсем рядом, Лили поняла, что он еще выше, чем ей показалось вначале. Хотя сама она ростом почти не уступала никому из присутствующих мужчин, этот человек возвышался над ней на добрых полфута.
      Сент-Клер, стоявший рядом с Лили, слишком поздно заметил подошедшего к ним мужчину. Его по-детски круглое лицо исказилось от негодования и ревности. И неудивительно: такой атлетической фигуре позавидовали бы многие.
      Похоже, и обоим ловеласам стало не по себе в присутствии незнакомца.
      – Что ты-то здесь делаешь? – воскликнул Эдвард, испепеляя подошедшего взглядом.
      Однако он явно не собирался знакомить его с Лили.
      – Кузен, что-то ты сегодня удивительно невежлив, – тихо произнес незнакомец. Его голос, контрастируя с резкими чертами лица, оказался мягким и приятным, и тотчас же пленил слух Лили. Она почувствовала исходящий от мужчины тонкий аромат сандалового дерева. – Прошу тебя, представь меня этой даме.
      В отличие от большинства мужчин, желающих снискать расположение Лили, незнакомец не оскорбил ее наглой многозначительной ухмылкой. Не только строгим, безупречным нарядом выделялся он из числа прочих поклонников – его вежливая учтивость сразу же завоевала сердце молодой актрисы. Нечасто доводилось ей встречать в этой комнате истинных джентльменов.
      – Это мой кузен Деймон Сент-Клер, – угрюмо буркнул Эдвард. – Деймон, познакомься с миссис Калхейн.
      Лили, с недоумением отметив, что кузена Эдварда отчего-то очень позабавили слова молодого человека, вежливо наклонила голову.
      – Добрый вечер, мистер Сент-Клер.
      Тот удостоил ее загадочной улыбкой, едва тронувшей его губы.
      – Рад с вами познакомиться, миссис Калхейн.
      Однако по его голосу это никак не чувствовалось. Лили решила, что мистер Сент-Клер, несомненно, человек самых строгих правил, с негодованием воспринял известие о том, что его молодой родственник стал завсегдатаем театральных гримерных, и пришел вызволять его из этого вертепа.
      Эдвард, похоже, был того же мнения.
      – Зачем ты пришел сюда? – недовольно повторил он свой вопрос.
      – Признаюсь, что после того, как я услышал твое описание миссисКалхейн, меня охватило непреодолимое желание познакомиться с ней.
      Значит, Эдвард рассказал о ней своему кузену. Лили, зная о безумном увлечении молодого человека и о том, какими пышными, цветистыми эпитетами он щедро осыпал ее, пришла в ужас от мысли, что же он мог наговорить своему кузену.
      Теперь становятся понятны причины неприязни мистера Сент-Клера по отношению к ней. То, каким язвительным тоном он выделил слово «миссис», свидетельствует о его возмущении; он явно недоволен тем, что его юный кузен связался с замужней, как он уверен, женщиной – и это совершенно естественно. Заглянув в холодные непроницаемые глаза, Лили почувствовала, что родственник юного Эдварда верит в жуткие рассказы об алчных коварных актрисах.
      Как же он несправедлив, что вынес приговор, прежде чем познакомился с ней!
      – Надеюсь, после того что вы услышали от Эдварда, я вас не слишком разочаровала, – грустно пошутила она.
      Мистер Сент-Клер пожал могучими плечами:
      – Не слишком.
      Лили опешила от такого ответа.
      – Вы не очень-то учтивы!
      – Я никогда не произношу льстивых речей, пытаясь завоевать чье-либо расположение. – Прищурившись, он окинул ее оценивающим взглядом. – Или вы хотите, чтобы я ублажал ваш слух приятными, но пустыми комплиментами?
      – Ни в коем случае! – воскликнула Лили, оскорбленная самим тоном вопроса.
      Сэр Освальд Ридли, отошедший в противоположный угол, делал отчаянные знаки, пытаясь подозвать Эдварда к себе, но молодой человек упорно его не замечал.
      – Кажется, сэр Освальд горит нетерпением поговорить с тобой, – наконец не выдержал Деймон.
      Лили была удивлена тем, что Сент-Клер знаком с повесой Ридли, ибо едва ли провинциальный дворянин, настолько безразличный к последним веяниям моды, вхож в высшие круги общества.
      Увидев, что сэр Освальд направился было к ним, Эдвард поспешно шагнул навстречу, словно желая перехватить столичного щеголя и не дать тому возможности вмешаться в разговор актрисы с Сент-Клером.
      Лили запоздало вспомнила о том, что не познакомила мистера Сент-Клера со своими почитателями, но, обернувшись, обнаружила, что оба волокиты, молодой и старый, бежали прочь. Она удивилась, так как обычно они липли к ней с настойчивостью пиявок.
      Губы мистера Сент-Клера чуть тронула язвительная усмешка.
      – Кажется, я разогнал всех ваших поклонников.
      Непокорный язычок Лили мгновенно взял верх над обыкновенно присущей ей осмотрительностью.
      – В таком случае буду очень признательна, если вы станете появляться здесь как можно чаще.
      Настал черед Сент-Клера изумиться.
      – Посмотрев, как вы расправляетесь со своими почитателями, миссис Калхейн, я пришел к твердой уверенности, что моя помощь вам не нужна, – холодно заметил он. – У вас это получается просто великолепно.
      Улыбка, которой он ее удостоил, не затронула глаз, неожиданно холодных и проницательных.
      Лили стало не по себе от того, как быстро мистер Сент-Клер ее раскусил. С этим человеком надо быть очень осторожной.
      И в то же время она не могла вспомнить, когда мужчина в последний раз производил на нее такое впечатление. Лили привыкла к тому, что приходящие в гримерную поклонники осыпают ее всевозможными похвалами. Их вздорная болтовня вызывала у нее лишь чувство глубочайшего презрения, но простая речь мистера Сент-Клера, его нежелание расточать фальшивые комплименты разбудили в ней живейшее любопытство.
      – Вы не похожи на завсегдатая театральных гримерных, – заметила она.
      К ее изумлению, в его глазах вспыхнули веселые искорки.
      – На чем основано подобное заключение, миссис Калхейн?
      – Вы совершенно иначе одеваетесь.
      – Быть может, мне стоит спросить у сэра Освальда фамилию его портного? – сухо поинтересовался он.
      Лили глянула на Ридли. Щеголь вырядился по последним веяниям моды. Высокий накрахмаленный воротничок острыми углами норовил выколоть ему глаза; огромный галстук, которым при случае без труда можно застелить стол, был завязан затейливым узлом; двубортный сюртук выпячивался накладными плечами и грудью, а талию перетягивал тугой корсет.
      Смеющиеся глаза мистера Сент-Клера не оставляли сомнения, что он находит этот наряд таким же нелепым, как и Лили.
      – Я разочаровал вас, – спросил он, – тем, что отказываюсь подкладывать себе грудь, уподобляясь надувшемуся голубю, стягивать пояс скрипящим при каждом движении корсетом и сковывать шею колодкой-воротником, представляющим угрозу для моего зрения?
      – Ни в коей мере!
      Лили, обрадованная тем, что мистер Сент-Клер разделяет ее точку зрения по поводу нелепой моды, несколько успокоилась. Как он не похож на обыкновенно окружающих ее велеречивых павлинов! С ним ей не надо вести игру. Лили так давно не встречала мужчину, которого ей хотелось бы узнать хоть немного лучше, и вот теперь перед ней стоял именно такой мужчина – интересный и загадочный.
      – Я прихожу к выводу, что вы в высшей степени разумный человек, – одобрительно сказала она.
      – Потому что я не сторонник глупой теории, что человека делает его одежда?
      – Да, какой вздор!
      Ее пылкое признание удивило его. Заметив это, Лили не могла удержаться от невинной шутки.
      – Признаюсь, сначала я приняла вас за священника.
      Тут уж Сент-Клер рассмеялся. Его громкий раскатистый смех на мгновение смягчил твердый взгляд темных глаз, а Лили ощутила волнующую приятную дрожь.
      Отсмеявшись, он сказал:
      – Смею заверить, меня еще ни разу не принимали за духовное лицо.
      – Но у вас такой строгий костюм, – хитро заметила Лили. – Скажите, мистер Сент-Клер, неужели вас нисколько не заботит, что думает о вас высший свет?
      – Нисколько, если это мнение основано на такой мелочи, как моя одежда, – совершенно серьезно ответил он. – Уж если меня будут судить, так пусть судят за другие мои качества: ум, честь.
      По его тону Лили заключила, что ум и честь значат для него очень много. Ее уважение к Сент-Клеру росло с каждой минутой.
      – Как эти качества редки здесь! – задумчиво произнесла она.
      Судя по выражению лица мистера Сент-Клера, она его озадачила.
      – В чем дело? – спросила Лили.
      – Вы слишком не похожи на то, что я ожидал увидеть!
      – Прошу вас, сэр, ответьте: неужели вы сказали мне сейчас комплимент?
      – Да.
      На этот раз улыбка тронула не только его губы, но и глаза, и у Лили стало тепло и легко на сердце от этой удивительно доброй улыбки.
      – Знаете, на самом деле я уже сделал вам один комплимент – когда нас представляли друг другу. Я сразу же почувствовал, что вы слишком умны, чтобы вам доставляла удовольствие пустая лесть.
      Лили обрадовалась этому признанию больше, чем если бы мистер Сент-Клер провозгласил ее прекраснейшей из женщин. Она заглянула в его смеющиеся глаза. В чем дело? Ей уже двадцать пять, она слишком стара, чтобы от одного взгляда в глаза мужчины ее сердце неслось вскачь, словно у глупой школьницы, – однако сейчас именно это и произошло.
      Краем глаза Лили увидела, что сэр Освальд Ридли уходит. Как было бы хорошо, если бы Эдвард ушел вместе с ним! Однако вместо этого влюбленный юноша направился к ней. Поймав взгляд Нелл Уэйн, Лили передала подруге немую просьбу.
      Нелл поспешила на перехват. Схватив Эдварда под руку, она проворно увела его в дальний угол.
      Лили повернулась к своему собеседнику. Мистер Сент-Клер продолжал улыбаться, и в его глазах горели веселые огоньки. Как она могла не заметить с первого взгляда, какой он красивый?
      – Благодарю за то, что вы еще на несколько минут избавили нас от общества моего кузена, – тихо произнес мистер Сент-Клер.
      От этих черных глаз ничто не укроется! Лили, почувствовав, что краснеет, как девчонка, торопливо сменила предмет разговора:
      – Вы живете в Бате?
      Она очень надеялась на это, так как ей хотелось увидеть мистера Сент-Клера снова. И, может быть, не один раз.
      – Нет, слава богу. Я нахожу Бат ужасно скучным местом.
      Лили попыталась подавить вздох разочарования:
      – Тогда почему вы здесь?
      Веселье внезапно исчезло из его глаз, губы сжались в твердую линию.
      – Семейные заботы.
      – Как я поняла, неприятные.
      – Да, – подтвердил мистер Сент-Клер, – но я никогда не уклоняюсь от своих обязанностей.
      Да, уж он-то не будет уклоняться от своих обязанностей. В этом Лили была уверена. Мужчины, заботящиеся о других, ставящие обязанности впереди удовольствия, в этой гостиной встречаются реже единорогов.
      – Вашим родным очень повезло, что у них есть вы! – воскликнула она искренне.
      В уголках его губ заиграла усмешка.
      – Они с вами едва ли согласятся.
      – В таком случае они вас не достойны! – заявила Лили.
      – Я избавил вас от пустой лести, – прищурился мистер Сент-Клер. – И был бы признателен, если бы вы ответили мне тем же.
      – Но я действительно так думаю! – возразила она.
      Кажется, он ей не поверил, и Лили снова поспешила сменить тему. Мистер Сент-Клер еще ни словом не обмолвился по поводу ее сегодняшнего представления, и она со страхом думала, понравилось ли оно ему. Но каким бы ни было его мнение, он выскажет его прямо.
      – Что вы думаете о нашем «Макбете»?
      – Я не видел спектакля.
      Любой другой мужчина в этой комнате, даже если бы и не видел пьесу, тотчас же рассыпался щедрыми похвалами.
      Нет, определенно мистер Сент-Клер не такой, как другие. Если бы он попытался привлечь внимание Лили лживыми комплиментами, она, наоборот, только насторожилась бы, но его резкая прямота взломала линии ее укреплений.
      – Я пришел сюда для того, чтобы посмотреть вас, а не пьесу.
      – Почему? – опешила Лили.
      – По-моему, причина очевидна. Эдвард в вас влюбился.
      Лили захотелось воскликнуть, что ей и самой отчаянно хочется избавиться от непрошеного внимания юноши, но она испугалась, что такой прямой человек, как мистер Сент-Клер, тотчас же выложит влюбленному мальчишке жестокую правду. Не так следует улаживать дело с ослепленным любовью, упрямым юнцом.
      – Нечасто сталкиваешься с таким интересом, который вы проявляете к жизни вашего кузена, – уклончиво ответила Лили.
      – Я уже говорил, что очень серьезно отношусь к семейным делам.
      Его взгляд внезапно стал острым, глаза засверкали, как черные бриллианты. Лили почему-то подумала о хищной птице, приготовившейся упасть камнем на добычу. Неожиданная перемена, произошедшая с мистером Сент-Клером, ее потрясла и напугала.
      – В настоящее время я – ближайший родственник Эдварда, – сказал он. – После смерти его отца я являюсь его опекуном.
      У Лили по спине пробежали мурашки. Неужели глупое увлечение юноши и есть та неприятная причина, что потребовала присутствия мистера Сент-Клера в Бате?
      Расстроенная этим подозрением, она неуверенно спросила:
      – Вы приехали сюда случайно не за тем, чтобы вызволить своего кузена из когтей гарпии?
      – А ему угрожает такая опасность?
      Этот вопрос больно задел Лили, хотя она и сознавала, что многие актрисы не раздумывая воспользовались бы молодостью и простодушием Эдварда. Мистер Сент-Клер совершенно справедливо хочет избавить своего кузена от такого печального и дорогостоящего опыта, и все же он не смел так о ней думать!
      – Даже если и так, разве я призналась бы вам в этом?
      – Нет, но разве в противном случае вы бы не объяснили моему кузену, что у него нет никаких надежд? – гневно бросил Сент-Клер, и она невольно поежилась под его пронзительным взглядом.
      Лили была оскорблена до глубины души. Как хорошо, что она не открыла свои истинные чувства к Эдварду этому страшному человеку!
      – Смею заверить вас, – ледяным тоном произнесла она, – что у меня нет ни малейшего желания завлекать в ловушки невинных юношей.
      Его рот скривился в циничной усмешке.
      – Возможно, вы не собирались завлекать его в ловушку, но он покорен вами. Я не хочу, чтобы моему кузену причинили боль.
      – И я тоже, – натянуто промолвила Лили. Мистер Сент-Клер, кажется, ей не поверил. – Значит, вот какая причина заставила вас приехать в Бат.
      – Нет, я не подозревал об увлечении моего кузена до тех пор, пока сегодня не столкнулся с ним на улице – уже после того, как приехал сюда. – И, насмешливо прищурив глаза, он добавил: – Услышав описание, которое бедняга дал вам, Венера покраснела бы от зависти.
      – Как вы можете убедиться, – едко заметила Лили, – Эдвард сильно преувеличил. А теперь вы должны меня извинить…
      Он поймал ее за руку.
      – Нет-нет, я не позволю вам так просто от меня уйти. – Резкие черты его лица внезапно смягчились теплой обезоруживающей улыбкой. – Разве вы можете винить меня за то, что я беспокоюсь о своем юном родственнике?
      – Нет, – призналась Лили.
      Как могла она устоять перед этой обаятельной улыбкой?!
      – Миссис Калхейн, ваш супруг сейчас здесь?
      – Нет.
      – Он ждет вас дома?
      – Я не склонна обсуждать мистера Калхейна с посторонними мужчинами, – резко ответила Лили, выдергивая руку из его горячей ладони.
      – Да, мне понятно, почему вы находите это неудобным. Поскольку ваш супруг сегодня вечером не может проводить вас домой, позвольте сделать это мне.
      Лили всегда категорически отказывалась от подобных предложений, используя в качестве отговорки своего вымышленного супруга, но Деймон Сент-Клер заинтересовал ее больше, чем какой-либо другой мужчина. Молодая женщина не смогла заставить себя ответить так же твердо, как прежде.
      – Это очень любезно с вашей стороны, но я не могу позволить практически незнакомому мужчине провожать меня домой.
      Лили ожидала настойчивых уговоров, но он лишь мрачно кивнул:
      – Вы правы. Излишняя щепетильность порядочной женщине никогда не повредит.
      Лили показалось, он издевается над ней, однако в темных непроницаемых глазах по-прежнему ничего нельзя было прочесть. Учтиво поклонившись, мистер Сент-Клер молча удалился.
      Лили проводила его взглядом со смешанным чувством разочарования и облегчения. Какой загадочный мужчина! И как не похож на других… Но он мог хотя бы выразить недовольство ее отказом!
      Эдварду наконец удалось вырваться от Нелл, и он поспешил к Лили. По угрюмому выражению его лица можно было без труда догадаться, что юноша отчаянно ревнует ее к своему кузену.
      – Только не говорите, что он поразил ваше воображение! – обрушился он на Лили, гневно сверкая глазами.
      Лили понимала, что влюбленный юноша будет страшно разочарован в ней, если она признается в своем интересе к его кузену. Но именно этого ей и требовалось. Поэтому Лили, опустив взгляд, томно вздохнула и сказала:
      – Я должна признаться, ваш кузен – самый восхитительный мужчина, какого мне только доводилось встречать!
      – Но ведь он такой старый, к тому же совсем некрасивый и нелюбезный!
      Впервые с тех пор, как Эдвард встретился с Лили, он смотрел на нее с негодованием, без прежнего телячьего восторга.
      Молодая женщина поздравила себя с удачным ходом и решила укрепить успех.
      – Не могу понять, что женщины находят в моем кузене, – между тем пожаловался Эдвард.
      Вот как! Оказывается, она не единственная, кто считает мистера Сент-Клера интересным мужчиной.
      – Это потому, что вы не женщина.
      – Я в вас страшно разочарован, Лили! – простонал юноша.
      «Прекрасно, – подумала она, – надо и дальше притворяться, что я очарована мистером Сент-Клером: это поможет Эдварду излечиться от его страсти».
      Впрочем, ей и притворяться особенно не нужно.
      – Я предпочитаю мужчин в летах, – мечтательно произнесла Лили, взглянув на собеседника из-под полуприкрытых ресниц.
      – Хочу вас предостеречь, он славится своей скупостью – только посмотрите, как он одевается! – со злорадством произнес Эдвард.
      – Мне нравится его стиль одежды, – ответила Лили, причем совершенно искренне.
      Эдвард был вне себя от отчаяния и гнева.
      – Лили, предупреждаю, – воскликнул он, – любовные похождения этого человека достойны самого дьявола-искусителя!
      Суровая неприступная внешность мистера Сент-Клера и его прямая, открытая речь делали его таким непохожим на смазливых сладкоречивых хлыщей, окружавших Лили, что она решила: бедняга, терзаемый ревностью, просто преувеличивает. Так же, как он преувеличивал, расписывая ее достоинства своему кузену.
      – Умоляю вас, – театрально вскинул руку юноша, – не становитесь его очередной жертвой!
      Раздраженная тем, что Эдвард готов так безжалостно очернить своего кузена, Лили резко оборвала его:
      – Знаете, если вас послушать, так ваш кузен ничуть не уступает самому лорду Хокхерсту!
      Ошеломленный юноша лишился дара речи. Беззвучно открыв, затем закрыв рот, он развернулся и стремительно выбежал из комнаты.

      Когда на следующее утро Хокхерст приехал в дом к Фебе, ему сообщили, что его мачеха завтракает.
      – Не надо обо мне докладывать, – сказал Деймон дворецкому.
      Войдя в малую гостиную, он увидел за столом юное создание, рассеянно уставившееся в чашку чая. Своим невинным ангельским личиком и всем обликом она напоминала школьницу.
      «Выглядит Феба лет на шестнадцать, – подумал Деймон, – а ведет себя так, словно ей и вовсе шесть».
      На самом деле ей было двадцать три года. Фебе едва исполнилось семнадцать, когда отец Деймона сделал ее своей третьей женой. Четыре месяца спустя она овдовела.
      Цвет и строгие линии черного бомбазинового платья, которое Феба носила в знак траура по своей недавно ушедшей из жизни матери, только подчеркивал бледную неяркую красоту юной женщины.
      – Феба, черное тебе очень идет, – сказал Хокхерст вместо приветствия.
      Увидев гостя, Феба испуганно вскрикнула. Ее васильковые глаза стали огромными, как блюдца.
      Она напомнила Деймону трусливого кролика, готового пуститься наутек. Граф мысленно помянул крепким словцом своего покойного отца, посадившего ему на шею этого ребенка.
      – Что привело тебя в Бат, Хокхерст? – голос Фебы дрожал от волнения.
      – Ты, – напомнил Деймон. – Будь любезна, просвети меня насчет той таинственной трагедии, что заставила меня сорваться с места.
      Молодая женщина некоторое время непонимающе глядела на него, затем ее осенило прозрение:
      – Ах, это…
      Вспомнив бешеную скачку из Лондона сюда, Хокхерст гневно передразнил ее:
      – Да, это!
      Деймон был зол не столько на Фебу, сколько на самого себя. Ну как он мог оказаться таким глупцом? Уж он-то должен был знать склонность робкой глупенькой Фебы рассматривать самое незначительное происшествие как ужасную трагедию. Эта особенность его мачехи доставляла ему всегда массу хлопот.
      Огромные голубые глаза наполнились слезами, как обычно бывало, когда Деймон говорил с женой отца резким тоном.
      – Уверяю тебя, это было просто ужасно! Бедняжка Кассандра так перепугалась!
      Услышав имя своей сводной сестры, Хокхерст нахмурился еще больше. Из всех особ женского пола, каких ему довелось узнать, лишь одна превосходила Кассандру в умении заставлять других плясать под свою дудку – ее покойная мать, вторая жена отца Деймона. Граф не сомневался: Феба оказалась беспомощной пешкой в руках коварной падчерицы, упорно преследующей какую-то определенную цель.
      – Уверяю тебя, – поспешно заявила Феба, – я сама была на грани нервного срыва.
      – Только никак не можешь вспомнить, что же произошло.
      Услышав это язвительное замечание, Феба залилась слезами.
      – Феба, ты слишком стара для слез и слишком молода для нервных срывов, – наставительно произнес Деймон.
      – Кассандра права – ты просто бесчувственный чурбан!
      – Да, я становлюсь таким, когда имею дело с женщинами, плачущими по любому поводу, – согласился он. – Ну а теперь, бога ради, скажи мне, что же все-таки случилось.
      – У ландо оторвалось колесо.
      Похоже, это все же были не пустяки.
      – Ты и мои сестры не пострадали? – искренне забеспокоился Деймон.
      – Нас там не было, но Кассандра говорит, если бы мы находились в ландо, то разбились бы насмерть. – Феба боязливо поежилась. – Она говорит, это смертельно опасно, и она больше никогда в него не сядет. Признаюсь, я теперь тоже побаиваюсь к нему подходить.
      Хокхерст сразу же раскусил замысел своей сводной сестры.
      – Расскажи мне о новом экипаже, который присмотрела Кассандра, – вкрадчиво произнес он.
      – Откуда тебе об этом известно? – наивно удивилась Феба. – Уверяю тебя, ничего лучше я в жизни не видела!
      И, зная Кассандру, можно не сомневаться – стоит этот экипаж баснословных денег.
      – Я лично осмотрю ваше ландо после починки, – заверил Деймон мачеху. – Однако могу сказать уже сейчас: оно будет абсолютно надежно и безопасно.
      – Нет, не будет! – послышался резкий голос от двери.
      В малую гостиную ворвалась разъяренная Кассандра. Она была такая же смуглая, как и Хокхерст, и нос у нее торчал острым клювом, но на этом сходство девушки со своим сводным братом заканчивалось. В настоящий момент ее худое вытянутое лицо с острым подбородком пылало от гнева.
      Деймон печально подумал, что Кассандра унаследовала от родителей худшие черты: некрасивое лицо отца и склочный характер матери. Неудивительно, что за три года, прошедших с тех пор, как она впервые появилась в лондонском свете, еще никто не просил ее руки. Граф очень надеялся, что оковы замужества снимут с него заботы о Кассандре, но до сих пор ей удалось пробудить интерес лишь у одного отчаявшегося охотника за приданым.
      – Доброе утро, Кассандра, – учтиво поздоровался Деймон, внутренне готовясь к одной из тех тягостных сцен, к которым уже успел привыкнуть после смерти отца.
      Кассандра его не разочаровала. Как и ее покойная мать, она считала слезы своим главным оружием и проливала их в огромном количестве с такой предсказуемой регулярностью, что это уже давно перестало оказывать на Деймона какое-либо действие.
      Женщинам так и не удалось уговорить его купить новое ландо, и Кассандра, топнув ножкой, выдала гневную тираду по поводу жадной, равнодушной натуры Деймона, совершенно не думающего о своих близких.
      Хокхерст уже привык к подобным незаслуженным обвинениям. С тех пор, как он унаследовал огромное состояние деда по материнской линии, его беспрестанно терзали родственники, почему-то решившие, что они тоже имеют права на эти деньги.
      Деймон уже успел выяснить на собственном печальном опыте, что удовлетворение одних прихотей вело к возникновению новых, еще более неумеренных. Поэтому теперь он держал всех своих расточительных родственников в финансовой узде, весьма комфортной, но далеко не такой свободной, как тем хотелось бы. В отместку Кассандра всем знакомым и малознакомым людям расписывала своего брата как мерзкого безжалостного деспота с каменным сердцем. В ее глазах вспыхнул недобрый, злой огонек.
      – Ты отказываешься купить нам новое ландо, Хокхерст, – воскликнула она, – потому что ждешь не дождешься увидеть нас мертвыми под обломками нашей старой развалюхи и таким образом навсегда от нас избавиться!
      Услышав такое незаслуженное обвинение от кого угодно, кроме Кассандры, Деймон пришел бы в ярость, но, к счастью, он успел хорошо изучить Кассандру и научился быть таким же невосприимчивым к ее несправедливым упрекам, как и к ее слезам по любому поводу.
      – Вместо того чтобы безосновательно упрекать меня в столь гнусных замыслах, Кассандра, – спокойно возразил он, – лучше бы поведала нам, зачем тебе на самом деле нужно новое ландо.
      – Кассандра считает наш старый экипаж слишком маленьким, он не вместит нас троих, когда Эми следующей весной начнет выезжать в Лондоне, – пришла на помощь Феба.
      Эми, младшей сестре Кассандры, едва исполнилось шестнадцать, поэтому Хокхерст решительно заявил:
      – Эми еще слишком молода, чтобы выезжать в свет.
      – Как ты можешь быть таким жестоким! – снова взорвалась Кассандра. – Эми уже всей душой настроилась на это. Неужели ты хочешь своим отказом разбить ей сердце?
      – Что за чушь, Кассандра! Я уже сто раз говорила тебе, что не хочу в следующем сезоне начинать выезжать в свет! – воскликнула вбежавшая в гостиную Эми. Радостно улыбнувшись при виде Деймона, она бросилась ему на шею. – Ястреб, как я рада тебя видеть!
      Девушка крепко обняла его, и он искренне ответил на ее теплое приветствие.
      Эми – единственная из детей не унаследовала ястребиного носа и резких черт лица своего отца, тем не менее она взяла от него выразительные глаза и темные волосы.
      Кассандра тотчас же одернула сестру, заявив, что такое вульгарное и несдержанное поведение не к лицу воспитанной порядочной девушке.
      – Я не считаю вульгарным обнимать своего брата! – возразила Эми.
      – И я тоже, котик, – сказал Деймон. – Как приятно сознавать, что хоть один член семьи рад меня видеть. Значит, ты не настроена на то, чтобы в следующем сезоне начать выезжать?
      – Нет, одна только Кассандра рвется в Лондон.
      – Это ложь! – воскликнула та.
      – Нет, это правда, – ответила Эми. – Нам с Фебой больше нравится Бат. Ты одна хочешь перебраться в Лондон.
      Вне себя от ярости, Кассандра выбежала из гостиной, едва не столкнувшись с дворецким, пришедшим доложить о том, что учитель танцев готов начать занятия с леди Эми.
      Девушка скорчила гримасу, но тем не менее послушно последовала за дворецким. Как только Эми ушла, Деймон поспешил попрощаться с Фебой. Он получал удовольствие от их общения не больше, чем она.
      Как только Хокхерст вышел из особняка Фебы, к нему подошел Сьюэлл, его кучер, ожидавший у легкого фаэтона.
      – Что ты успел выяснить о миссис Калхейн? – спросил он, усаживаясь рядом с кучером.
      Подкупив двух слуг, отвозивших актрису каждый вечер из театра, Деймон узнал, где она живет, и направил туда Сьюэлла, чтобы тот расспросил соседей.
      – Ее дом находится в весьма респектабельном районе неподалеку, – доложил кучер.
      «Значит, – решил Деймон, – или мистер Калхейн, или любовник позволяют ей жить на широкую ногу».
      – Вези меня туда, – бросил он Сьюэллу.
      Фаэтон тронулся с места.
      – Соседи говорят, миссис Калхейн ведет очень замкнутый образ жизни, – продолжал слуга. – Они почти ничего не смогли рассказать о ней – только то, что каждое утро около одиннадцати она обычно совершает прогулку.
      Сейчас было как раз одиннадцать. Возможно, удастся перехватить Лили, сделав вид, что встреча произошла случайно. Деймон поразился тому, как сильно ему хочется снова увидеть актрису. Вот уже много лет его не влекло так ни к одной женщине, и это его очень беспокоило. Давным-давно граф установил, что тайна повелевать женщиной заключается в умении повелевать собой.
      – О ее муже я ничего не смог разузнать, – сказал Сьюэлл. – По словам соседей, с миссис Калхейн живет лишь горничная. Им не приходилось видеть в доме мужчин.
      – Ни одного?
      Хокхерст легко мог согласиться с тем, что мистер Калхейн исчез из жизни Лили, но он был удивлен, что актриса не проводит ночи, развлекая своих любовников.
      – Ни одного, милорд.
      Фаэтон свернул с Куин-сквер на узкую улочку. Хокхерст достал из нагрудного кармана золотые часы. Без трех минут одиннадцать.
      – В каком доме живет миссис Калхейн? – спросил он.
      – В доме номер одиннадцать, третья дверь с противоположного конца.
      Деймон внимательно осмотрел эту дверь. Выкрашенная в темно-синий цвет, она притаилась под ажурным фронтоном, поддерживаемым по бокам колоннами из золотистого камня, добываемого в окрестностях Бата.
      – Останови в начале следующего квартала, – бросил кучеру Хокхерст.
      Он надеялся, что Лили еще не вышла на прогулку. Деймон решил, что кузен оказал ему большую услугу, не представив его как лорда Хокхерста. Строгий черный костюм – стиль, которому Деймон никогда не изменял, – обманул актрису, внушив, что перед ней провинциальный дворянин, испытывающий отвращение к театральным гримерным. Отличная шутка!
      Признаться, ему доставляла огромное удовольствие мысль, что проницательные зеленые глаза Лили смогли разглядеть его истинную натуру. Еще больше его обрадовало, что он произвел на молодую женщину приятное впечатление, хотя она не догадывалась, кто он такой.
      Впрочем, он собирался как можно дольше держать ее в неведении и надеялся, что никто другой не сообщит Лили его имя и титул. Деймон не мог устоять перед захватывающим развлечением: соблазнить женщину, не подозревающую о том, что он граф и очень богатый человек. Хокхерст, на счету которого было множество любовных побед, часто задавал себе вопрос: бросилась бы с такой готовностью в его объятия очередная красавица, если бы у него не было ни титула, ни состояния?
      Фаэтон притормозил, высадил графа, а затем завернул за угол. Деймон решил ждать до тех пор, пока Лили не выйдет на улицу, после чего как бы случайно двинуться ей навстречу.
      Он надеялся, что достаточно заинтриговал актрису, покорно согласившись вчера вечером не провожать ее домой.
      В то же время ему до сих пор не удалось разгадать истинные намерения Лили в отношении кузена. Если ее не интересует этот молокосос, почему она сразу не дала ему от ворот поворот? Лили уклонилась от ответа на этот вопрос, хотя и заявила, что не расставляет силки на неопытных ягнят. Хокхерсту хотелось ей верить, но его опыт общения с актрисами говорил об обратном.
      Дожидаясь, когда отворится синяя дверь, он вспоминал, как ловко обращалась Лили со своими ухажерами, и его беспокойство росло. Деймон начинал опасаться, что, прикрываясь кажущейся искренностью, она ведет хитрую игру.
 
      Лили стояла перед зеркалом в крошечной прихожей своей квартиры, завязывая красные ленты на шляпке так, чтобы широкие белые поля, загнувшись, прикрыли лицо.
      Спала она плохо, часто просыпалась и долго лежала, не в силах отвлечься от мыслей о Деймоне Сент-Клере. Лили мучилась вопросом, встретятся ли они снова. Она очень на это надеялась.
      Если бы мистер Сент-Клер вчера вечером был более настойчив, возможно, Лили даже нарушила бы свое неукоснительное правило не позволять никому провожать себя домой. Ей следовало бы радоваться, что он, как и подобает истинному джентльмену, услышав отказ, покорно удалился. Вместо этого молодая актриса испытывала досаду.
      Вздохнув, Лили отвернулась от зеркала, надела белую накидку, отделанную по краям и у ворота красной вышивкой в тон лентам шляпки, и отправилась на утреннюю прогулку.
      Не успела она выйти на узенькую улочку, как услышала громкое восклицание:
      – Как, миссис Калхейн!
      Лили застыла на месте, чувствуя, что ее сердце вот-вот выскочит из груди. Ей навстречу уверенной легкой походкой шел мистер Сент-Клер.
      Не может быть, чтобы эта встреча оказалась случайной! Однако как он мог узнать, где она живет? Лили, желая избежать преследования завсегдатаев гримерных, сообщила свой адрес лишь нескольким самым близким друзьям.
      – Какая приятная неожиданность, – продолжал мистер Сент-Клер. – Положительно, сегодня утром мне везет.
      А Лили про себя подумала, что, возможно, ей тоже повезло.
      Она заглянула в темные непроницаемые глаза, чувствуя, как бешено стучит сердце. В очередной раз ее поразило, насколько же мистер Сент-Клер высокий. Сегодня он был одет не менее строго, чем вчера, но однобортный светло-коричневый сюртук и мягкие брюки сидели на нем безукоризненно, а сапоги были начищены так, что в них можно было смотреться, как в зеркало.
      Лили одобрительно оглядела его с ног до головы. Пусть мистер Сент-Клер одевается просто; все, что он носит, великолепно сидит на его стройной атлетической фигуре.
      Похоже, ее пристальный взгляд его позабавил, но он лишь вежливо поинтересовался:
      – Вы позволите с вами пройтись?
      Лили очень хотелось этого, но она сочла необходимым заметить:
      – Вам не известно, куда я направляюсь.
      Мистер Сент-Клер беззаботно пожал плечами.
      – Я готов сопровождать вас туда, куда вы пожелаете.
      Он предложил ей руку, и Лили, прикоснувшись к ней, ощутила, как по ее телу разлилась волнующая дрожь. Как и вчера вечером, она уловила тончайший аромат сандалового дерева.
      – Неужели я только что неосмотрительно приговорил себя к водным процедурам в лечебнице? – небрежно спросил мистер Сент-Клер.
      Лили рассмеялась, увидев, как он скривил лицо.
      – Нет.
      – В таком случае, куда мы направляемся?
      – Лично я собираюсь прогуляться вдоль берега Эвона.
      – Что ж, значит, идем к реке, – согласился он.
      Мистер Сент-Клер замедлил свой шаг, приспосабливаясь к ней, умело ведя ее по заполненным пешеходами улицам. Лили поймала себя на мысли, как хорошо ей идти рядом с ним.
      – Я полагала, вы слишком заняты тем делом, что привело вас в Бат, – заметила она, – и не сможете выкроить время, чтобы прогуляться со мной.
      – Я уже все уладил.
      Вообще-то, ей следовало бы знать, что этот человек не станет терять времени даром. Лили ждала, что мистер Сент-Клер расскажет ей, в чем же заключалось это дело, но он сказал только:
      – Поскольку сегодня четверг, Королевский театр, насколько я понимаю, огни вечером не зажигает.
      – Да, так должно было быть, – подтвердила Лили. – По вторникам, четвергам и субботам спектаклей не бывает. Однако сегодня бенефис в пользу одного из наших ведущих актеров.
      Она вдруг подумала, что мистер Сент-Клер, не знакомый с театральной жизнью, скорее всего не знает, что такое бенефис.
      – Мы, актеры, в дополнение к обычному жалованью устраиваем бенефисы, на которые сами продаем билеты, а большую часть выручки нам разрешено оставлять себе, – поспешила объяснить она.
      – Я немного разбираюсь в том, что такое бенефис, – ответил он.
      Лили не поняла, что его так развеселило.
      – Сегодня вечером вы будете участвовать в бенефисе?
      – Да. Вы придете?
      – Нет, но на ваш бенефис я обязательно куплю билет. – Он больше не улыбался, а взгляд как-то разом потемневших глаз стал вдруг холодным и жестоким.
      – Миссис Калхейн, сколько вы запросите с меня?
      Лили неприятно поразила резкая перемена в поведении мистера Сент-Клера. Она вдруг ощутила, что он испытывает к ней неприязнь.
      – Вашему кошельку ничего не угрожает, – язвительно парировала Лили. – Мой бенефис уже прошел.
      – Успешно?
      – Да, – небрежно ответила Лили.
      На самом деле она была удивлена выпавшим на ее долю успехом. Молодая женщина отдала свою младшую сестру Сару в элитный пансион, славившийся не только уровнем обучения, но и ценами, и выручки за бенефис хватило на то, чтобы оплатить пребывание Сары на целый год вперед.
      Они спустились к реке, и Лили, остановившись на заросшем травой берегу, некоторое время смотрела на качающуюся на воде утку с ярко-зеленой головкой.
      – Сэр, вы любите гулять? – вдруг спросила она.
      – Не особенно.
      Ошеломленная таким резким ответом, Лили повернулась к Сент-Клеру.
      – Тогда почему вы вызвались прогуляться со мной?
      – Вчера вы сказали, что, прежде чем позволить мне проводить вас домой, вы должны узнать меня лучше, и вот я представляю вам такую возможность.
      – Берегитесь, а то как бы я не подумала, что вы пытаетесь возбудить во мне интерес.
      – Именно так.
      На лице мистера Сент-Клера застыло такое холодное, отчужденное выражение, что Лили засомневалась, правильно ли она поняла его.
      – Что?
      – Я действительно пытаюсь возбудить в вас интерес.
      Его тон и выражение лица так не вязались с этими словами, что Лили спросила резче, чем намеревалась:
      – Зачем?
      И, чтобы смягчить свой тон, она добавила:
      – Ваш кузен будет от этого не в восторге.
      При упоминании Эдварда темные непроницаемые глаза мистера Сент-Клера опасно сверкнули, а он сам снова напомнил ей хищную птицу, высматривающую добычу.
      – Мой наивный молодой кузен – глупец, если считает, что сможет завоевать сердце такой искушенной женщины, как вы, не так ли, миссис Калхейн?
      Лили сразу же поняла, какую ловушку он уготовил ей этим каверзным вопросом. Если она согласится с мистером Сент-Клером, тот вне всякого сомнения передаст ее слова кузену, что только подстегнет упрямого юношу удвоить свои усилия завоевать ее расположение.
      – Мне нравится Эдвард, мистер Сент-Клер, – осторожно произнесла она.
      – Не отрицайте, мое общество вы находите гораздо более интересным.
      Он сказал истинную правду, но его надменная самоуверенность вывела Лили из себя.
      – Не будьте так уверены! – воскликнула она.
      Отвернувшись от своего спутника, Лили перевела взгляд на изящный трехарочный мост Палтни, переброшенный через реку. Солнечный свет веселыми зайчиками играл в витринах магазинов, стоящих вдоль берега, но, странное дело, день уже не казался Лили таким ясным и радостным, как в тот миг, когда она только увидела мистера Сент-Клера возле своего дома.
      – У меня есть еще одно преимущество перед моим кузеном, – спокойно продолжал тот. – В отличие от Эдварда у меня нет беременной жены, которую приводила бы в отчаяние моя неверность.
      Лили стремительно повернулась к своему собеседнику. Она была настолько поражена тем, что юноша оказался женат, что даже не пыталась скрыть своего смущения. Он еще такой юный, и он столько раз уверял ее, что еще не знал настоящей любви – Лили искренне считала, что она его первое увлечение.
      – Вы меня разыгрываете? – наконец спросила она.
      Деймон не отрывал от нее глаз, холодных и непроницаемых, словно черный гранит. Лили поежилась под его пристальным взглядом. Она не могла винить мистера Сент-Клера за его негодование, однако гнев его должен быть направлен не на нее, а на его кузена.
      – Миссис Калхейн, вы огорчились, узнав, что у Эдварда есть жена?
      Да, огорчилась. Лили захотелось надрать уши глупому мальчишке. Но вслух она произнесла:
      – Я удивлена.
      Хокхерст с недоумением смотрел на нее. Лили еще очень мягко выразилась, он был готов поклясться, что она просто потрясена. Но какое ей до этого дело? Алчные женщины не испытывают сострадания к супругам своих жертв.
      Деймон мог найти только одно разумное объяснение тому обстоятельству, что Лили небезразлично, женат ли Эдвард. Интриганка-актриса сама надеялась окрутить беззащитного юношу и женить его на себе!
      Но ведь Лили, как она утверждает, уже замужем. Отсюда следует, что Лили не сочеталась официальным браком с этим Калхейном. Она просто использует его имя, чтобы придать видимость порядочности внебрачной связи.
      Проклятье, похоже, он недооценил коварную обольстительницу! Хокхерст затруднился бы ответить, на кого больше зол: на Лили или же на себя самого за то, что вчера вечером, доверчиво купившись на искренность и прямоту, поверил, что она не похожа на всех тех актрис, которых ему довелось знать. Неудивительно, что ей удалось окрутить Эдварда. Если Лили Калхейн смогла провести такого опытного мужчину, как он, лорд Хокхерст, у наивного юноши не было ни малейшего шанса устоять перед ней.
      С трудом обуздав свой гнев, Деймон спросил вкрадчивым тоном:
      –  МиссисКалхейн, почему вас так опечалило то, что мой кузен женат, если вы сами тоже связаны брачными узами?
      – Ваш кузен постоянно твердил мне, что я его первая и единственная любовь.
      – Эдвард и сейчас поет такие песни? Что ж, когда я отговаривал его от женитьбы на Сесилии, он пылко заверял меня, что никогда не полюбит другую. – Он с издевкой взглянул на нее. – Боюсь, вечная любовь моего кузена – чувство весьма недолговечное.
      – То же самое можно сказать про большинство мужчин! Почему вы возражали против брака Эдварда? Вы считали, они с невестой не подходят друг другу?
      – Напротив, я считал, что они идеально подходили бы друг другу, если бы не были так молоды и неопытны. Оба еще не появлялись в лондонском свете, оба не имели возможности познакомиться с другими кандидатами. Сесилия, которой едва исполнилось семнадцать, оставалась изнеженным ребенком, не готовым к непростым супружеским обязанностям, Эдварду же следовало вовсю прожигать молодость и не спешить надевать на себя оковы. Если бы у него было больше опыта общения с женщинами, он вполне удовлетворился бы своей супругой.
      Лили кивнула, утверждаясь в мысли, что мудрости мистеру Сент-Клеру не занимать.
      Однако она не понимала, почему он разгневан на нее. Не может же он думать, что ей доставляет удовольствие ухаживание глупого неопытного юноши? Узнав, что у Эдварда есть беременная жена, Лили еще больше расстроилась.
      – В чем причина его разлада с женой? – спросила она.
      – В вас! – проворчал мистер Сент-Клер.
      – Не верю! – вспыхнула Лили. – Молодые мужчины вроде Эдварда не приходят в гримерные, если только не ищут… развлечений с особами женского пола.
      – И не продолжают приходить туда, если его не находят.
      – От меня Эдвард ничего не дождался!
      – Однако надежда его не покидает, не так ли?
      Лили едва сдержала гнев, услышав это несправедливое обвинение. Неужели мистер Сент-Клер и впрямь полагает, что она потакала ухаживаниям его кузена?
      – Вы очень умная женщина, миссис Калхейн. Вчера мне довелось видеть, как ловко вы обходитесь со своими незадачливыми поклонниками. Вы прекрасно ведете эту игру.
      Лили вспыхнула, больно задетая прозвучавшим в его словах презрением.
      – Мне не доставляет ни малейшего удовольствия вести эту игру!
      Он насмешливо приподнял брови:
      – Тогда почему же вы этим занимаетесь?
      – Наверное, вы даже не догадываетесь, что материальное благополучие актрисы часто определяется не ее талантом, а умением подать себя.
      – Да, особенно в спальне.
      Лили ахнула:
      – Я имела в виду вовсе не это! Судя по всему, вы разделяете общее предубеждение, что все актрисы озабочены только тем, как бы заполучить богатого любовника.
      – Или богатого молодого мужа.
      Лили пошатнулась, словно мистер Сент-Клер дал ей пощечину. Как он может считать ее бессердечной интриганкой, жаждущей заманить наивного, доверчивого юношу в ловушку неравного брака? Молодую женщину оскорбило и глубоко ранило то, что мистер Сент-Клер подозревает ее в такой низости.
      В действительности Лили не собиралась выходить замуж и тем более становиться содержанкой. И в том и в другом случае ей придется полностью уступить кому-то другому право распоряжаться ее жизнью. Лили очень часто приходилось видеть, что происходит, когда женщина становится собственностью мужчины, обязанной выполнять все его прихоти, и у нее не было никакого желания попасть в столь плачевное положение. В настоящее время она распоряжалась своими деньгами по собственному усмотрению и хотела, чтобы так оставалось и впредь. Возможно, когда-нибудь она отдаст себя мужчине, которого полюбит, но его собственностью не станет никогда.
      Но какое право имеет мистер Сент-Клер, провинциальный дворянин, судить ее? Несомненно, он испытывает ко всем актрисам глубочайшее презрение, хотя, вероятно, до сих пор ему не приходилось с ними встречаться.
      – Вас заставляют так судить обо мне ваши глубочайшие познания закулисной жизни театра? – спросила Лили, не скрывая сарказма.
      – Да, – просто ответил мистер Сент-Клер, словно не заметив ее тона.
      Такой ответ возмутил ее еще больше:
      – Что ж, вы глубоко заблуждаетесь! Знаете, мистер Сент-Клер, я удивлена, что вы снизошли до прогулки со мной. Только представьте себе, какой урон будет нанесен вашей репутации, если ваши друзья увидят вас со мной!
      Однако, вместо того чтобы смутиться, на что рассчитывала Лили, мистер Сент-Клер улыбнулся, словно развеселившись какой-то одному ему понятной шутке.
      – Моя репутация как-нибудь это выдержит, – небрежно бросил он, – возможно, это даже пойдет ей на пользу. Далее, как я вам уже говорил вчера, я очень серьезно отношусь к ответственности за своих родных. Я пойду на все, повторяю – на все, чтобы защитить Эдварда и его супругу от вреда, который может быть причинен их браку.
      Внутренне Лили одобрила его обеспокоенность, но мысль, что ее считают способной расстроить чей-то брак, лишь подлила масла в огонь ее гнева.
      – Вы предлагаете себя в качестве утешительного приза вместо своего кузена, мистер Сент-Клер? – язвительно осведомилась она.
      – Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Я более подходящий кандидат.
      – Вы так считаете потому, что не существует миссис Сент-Клер?
      В его глазах сверкнули те же искорки, что Лили видела вчера, когда Эдвард представлял ей своего кузена.
      – Потому что я богаче своего кузена.
      Лили вздрогнула, как от удара.
      – Едва ли это можно считать значительным преимуществом в данном случае!
      Мистер Сент-Клер печально улыбнулся.
      – Большинство женщин с вами бы не согласились.
      – Какой же вы циник!
      – Да, – согласился он, – но, полагаю, не в большей степени, чем вы.
      – Вы глубоко ошибаетесь! Я не продаюсь за деньги. И ни вам, ни какому-либо другому мужчине не удастся купить меня! – с возмущением воскликнула Лили.
      Мистер Сент-Клер скептически поднял бровь, ничуть не тронутый ее вспышкой.
      – В таком случае, может быть, за драгоценности?
      От такой наглости она просто лишилась дара речи.
      Мистер Сент-Клер улыбнулся ей коварной, хищной улыбкой.
      – Скажите, миссис Калхейн, что вы от меня хотите?
      – Хочу, чтобы вы оставили меня в покое!
      С этими словами Лили развернулась и стремительно пошла прочь.
      Он даже не пытался ее остановить.

      После разговора с мистером Сент-Клером Лили была настолько возбуждена, что прогулка в одиночестве никак не приносила ей успокоения. Решив прогнать из головы этого высокомерного заносчивого циника, она направилась на Милсон-стрит, главную торговую улицу Бата. Лили шла очень быстро, надеясь убить этим сразу двух зайцев: как можно скорее оказаться подальше от мистера Сент-Клера, а заодно дать выход душившей ее ярости.
      Оказавшись на Милсон-стрит, молодая женщина первым делом зашла в галантерейную лавку, так как давно уже собиралась купить отрез шелка на летнее платье. Лили хотелось, чтобы ее портниха успела закончить работу до закрытия театрального сезона, до которого оставалось чуть больше двух недель. Однако она все еще была так зла на мистера Сент-Клера, что никак не могла сосредоточиться, и ей так и пришлось уйти из лавки без покупки.
      Не успела она выйти на улицу, как к ней с приветственным восклицанием заспешил какой-то мужчина. Лили искренне улыбнулась, узнав лучшего друга своего брата, сэра Роджера Хилтона. Как только Лили удалось наскрести необходимую сумму, она купила брату офицерский патент, и тот оправился в армию герцога Веллингтона, где и познакомился с Роджером.
      До того как три месяца назад тиф унес его отца и старшего брата, Роджер был просто майором Хилтоном. Неожиданно свалившийся на него титул заставил молодого баронета продать офицерский патент, оставить расквартированную во Франции армию и вернуться в Англию.
      Женщины-прохожие с интересом поглядывали на сэра Роджера, учтиво раскланивающегося с Лили. Атлетического телосложения, с вьющимися светлыми волосами, голубоглазый, с обаятельной улыбкой, Роджер Хилтон был очень красив.
      Настолько красив, что брат счел необходимым предостеречь Лили, как бы та не потеряла голову, поскольку она совершенно не во вкусе сэра Роджера. Этот чудак предпочитал утонченных, вечно плачущих либо падающих в обморок блондинок и чувствовал себя неуютно, когда рядом не было беспомощного создания женского пола, нуждающегося в его опоре и поддержке.
      Однако в предупреждении брата не было необходимости. Лили очень любила сэра Роджера как друга, но в его присутствии ее сердце не пускалось вскачь, как это происходило каждый раз, когда она встречала мистера Сент-Клера.
      – Как сегодня себя чувствует ваша матушка? – спросила Лили.
      Мать Роджера только что перенесла тиф, который свел в могилу ее мужа и старшего сына. Она еще была очень слаба после болезни, и Роджер привез ее в Бат в надежде на целебные силы минеральных вод.
      – Идет на поправку, кажется, с каждым днем у нее прибывает сил, – ответил он. – Надеюсь, через месяц мы сможем уехать из Бата. Вы позволите проводить вас?
      Кивнув, Лили стала подниматься вверх по улице, и сэр Роджер последовал за ней.
      – Я здесь почти никого не знаю, и после вашего отъезда мне будет невыносимо скучно, – пожаловался он. – Вы по-прежнему собираетесь сразу же после окончания сезона в Королевском театре ехать в Уэймут?
      – Да, – ответила Лили.
      Она хотела наградить себя двухнедельным отдыхом у моря, перед тем как выполнить обещание, с большой неохотой данное дяде Джозефу, и отправиться в двухмесячные гастроли по сельской местности с труппой странствующих актеров.
      В этом году труппе дяди Джозефа приходилось очень несладко, и старик попросил Лили помочь. Несомненно, актриса, получившая восторженный прием на большой сцене в таком популярном курортном городке, как Бат, привлечет зрителей на спектакли бродячей труппы. Лили относилась к своим обязанностям в отношении родственников так же серьезно, как и мистер Сент-Клер, и не могла отказать дяде Джозефу, как бы ей того ни хотелось.
      – Я с нетерпением жду, когда смогу отправиться в Уэймут, – сказала Лили, – но, должна признаться, у меня нет ни малейшего желания таскаться два месяца пешком по Дорсету и Девону, выступая во всех деревнях, изъявивших готовность принять нас.
      Ей впервые придется вкусить все тяготы жизни странствующих актеров, стоящих на низшей ступени театральной иерархии Англии. Талант и немного везения помогли Лили избежать этой участи. Ее родителям довелось провести некоторое время в бродячей труппе, и они с отвращением рассказывали об этом детям.
      Роджер сочувственно улыбнулся:
      – Думайте лучше о том, что ожидает вас осенью – «Ковент-Гарден»!
      – Надеюсь, что это когда-нибудь случится, но я отправлюсь в Лондон, только подписав контракт, пока же мне предлагают лишь пробное выступление.
      Целью Лили, как и всех английских актеров, была игра в одном из двух великих лондонских театров – «Друри-Лейн» и «Ковент-Гарден». Но молодая женщина видела, какая судьба ждет тех, кто поспешно срывался в Лондон, соблазняясь предложением сыграть пробную роль, а потом, истерзанный критиками, оказывался вышвырнут на улицу без контракта. Таким неудачникам второй возможности выйти на лондонскую сцену больше не предоставлялось.
      Лили была намерена ни в коем случае не допустить, чтобы такое произошло и с ней. Именно поэтому она отвергала все предложения исполнить пробную роль, настаивая на контракте. Нельзя допустить, чтобы годы напряженного труда, потраченные на то, чтобы отточить талант и довести до совершенства актерское мастерство, пошли прахом по прихоти какого-нибудь циничного борзописца, решившего за чужой счет поупражняться в злобном острословии.
      – Уверен, вам обязательно предложат контракт, – сказал сэр Роджер. – Вчера вечером я видел вашу леди Макбет, вы были просто великолепны! Предсказываю вам триумфальный дебют на лондонской сцене. Возможно, к тому времени ваш брат вернется из Франции и разделит с вами этот успех.
      Они задержались перед витриной букинистического магазина мистера Даффилда, помимо книг также торговавшего галантерейными товарами.
      Из соседней кондитерской лавки вышла молодая женщина в бледно-лиловой накидке и шляпке с перьями. Лили узнала в ней вздорную склочницу, которую видела несколько раз у источника в обществе трех других молодых светских дам. Но сейчас молодую даму сопровождала одна лишь служанка.
      Вдруг надменная ухмылка на лице незнакомки сменилась жеманной улыбкой. Женщина увидела приближающегося с противоположной стороны изысканно одетого господина лет тридцати пяти. Лили стала невольной свидетельницей их разговора.
      – Лорд Уэймор, какая приятная неожиданность!
      Внезапная теплота в обыкновенно ледяных глазах незнакомки выдала то, что она явно неравнодушна к этому джентльмену, и Лили с любопытством посмотрела на объект ее пылкого интереса.
      Судя по всему, безукоризненно одетый мужчина не разделял чувств девушки, однако он вежливо поздоровался с ней и спросил:
      – Леди Кассандра, можно ли верить слухам? Правда ли, что ваш брат приехал в Бат?
      – Пожалуйста, лорд Уэймор, – желчно поправила его она, – не забывайте, лорд Хокхерст мне всего лишь сводный брат. Прошу вас, не делайте наше с ним родство ближе, чем оно есть на самом деле.
      Лили мгновенно встрепенулась, услышав имя знаменитого повесы.
      – Да, он приехал вчера вечером, хотя я ума не приложу, почему ему вздумалось утруждать себя путешествием, – продолжала леди Кассандра пронзительным недовольным голосом. – Он такой необязательный человек, к тому же известный скупердяй. Вы не поверите, какой Хокхерст жестокий и жадный по отношению ко мне и остальным членам нашей семьи!
      Глаза лорда Уэймора холодно блеснули.
      – Леди Кассандра, не могу слышать, как вы совершенно безосновательно обвиняете вашего брата, – с упреком произнес он. – Более преданного и надежного друга, чем Ястреб, нечего и желать.
      Лили увидела, что леди Кассандра изо всех сил старается скрыть свое недовольство.
      – Знаете, лорд Уэймор, я не понимаю, как вы можете его защищать!
      – В этом нет ничего непонятного! Спросите любого человека из общества, и он вам скажет, что Ястреб – человек чести, чье слово надежнее банковского векселя.
      Возможно, порядочность лорда Хокхерста и не ставится под сомнение, когда он имеет дело с мужчинами, да еще принадлежащими к его кругу, однако услышанных Лили рассказов о его похождениях хватало, чтобы усомниться, так ли достойно он себя ведет с женщинами.
      Лорд Уэймор поспешно раскланялся с леди Кассандрой и быстро двинулся прочь, явно стремясь поскорее сбежать от нее. Девушка, обнаружив, что ее весьма бесцеремонно покинули, вспыхнула и торопливо зашла в букинистический магазин.
      – В высшей степени неприятная особа, – заметил сэр Роджер, когда за ней закрылась дверь. – Судя по тому, что я слышал о лорде Хокхерсте, он не заслуживает подобных обвинений.
      – Вы с ним знакомы? – спросила Лили.
      – Нет, но его знал мой покойный брат, и он очень ценил дружбу с ним. Брат говорил, Хокхерст – самый верный и преданный друг и самый опасный враг. Никто не желает портить с ним отношения.
      – На то есть веские причины, – произнесла Лили, размышляя вслух. – Общеизвестно его умение владеть и пистолетом, и шпагой.
      Она сомневалась, что Роджер стал бы защищать человека, прозванного «королем гримерных», если бы узнал о нем столько, сколько известно ей. Сестра лорда Хокхерста обозвала своего брата скупердяем, и Лили была готова в это поверить. Говорят, он берет женщину себе в любовницы только в том случае, если она соглашается на знаменитый «ультиматум Хокхерста»: не предъявлять к оплате умопомрачительные счета от портных, не просить купить дорогие украшения и не донимать его упреками после того, как связь закончится.
      Лили пришла к выводу, что Хокхерст, учитывая его тягу к актрисам, непременно появится сегодня вечером за кулисами Королевского театра. Лучше сразу же похоронить надежду на то, что этого не произойдет.
      А ей в довершение к кузенам Сент-Клерам не хватает только этого знаменитого повесы в качестве поклонника.
 
      Деймон снова и снова прокручивал в памяти прогулку с Лили. Негодование актрисы после его недвусмысленного предложения должно было бы радовать его, если бы только граф смог поверить в ее искренность. Увы, он был слишком хорошо знаком с театральным миром.
      Интересно, разыграла ли эта необычная особа перед ним спектакль или же была искренна с ним? Деймон ловил себя на том, что Лили все больше и больше интригует его, ломая устоявшиеся представления о женщинах вообще и об актрисах в частности.
      Надо было с самого начала сказать ей, что он – лорд Хокхерст. Деймон с презрением подумал, что это сразу же разрешило бы все вопросы.
      Как это всегда бывало в подобных ситуациях.
      Деймон решил навестить Эдварда и его жену, надеясь застать их дома и попытаться понять, что же не так с их браком.
      Молодые супруги были в гостиной; Эдвард беспокойно листал свежую газету, только что доставленную из Лондона, Сесилия отрешенно смотрела на натянутую на пяльцы ткань. Напряженность между ними можно было буквально почувствовать на ощупь.
      Встретив вошедшего кузена взглядом, не оставлявшим сомнений в том, что он отнюдь не рад его визиту, Эдвард неохотно отложил газету и встал.
      – Что привело вас сюда, лорд Хокхерст? – натянуто спросил он.
      – Значит, ты опять за свое? – язвительно заметил тот. – Я пришел засвидетельствовать свое почтение твоей супруге.
      Сесилия неуклюже поднялась из-за рукоделия. С поникшими плечами, молодая женщина медленно двинулась навстречу Хокхерсту.
      Деймону еще не приходилось видеть ее в таком плачевном состоянии. Прежде это было кипящее энергией веселое создание со сверкающими карими глазами, безукоризненно чистой кожей и милой улыбкой. Теперь же глаза Сесилии потухли, кожу портили отвратительные красные пятна, а рот угрюмо сжался, придавая ее лицу недовольное выражение.
      Изменения, произошедшие с ней, иначе как потрясающими и назвать было нельзя.
      – Сеси, что случилось? – искренне встревожился Деймон.
      Ее губы задрожали.
      – Ничего, – ответила она, отрешенным вздохом опровергая свои слова.
      – Ты не больна? – настаивал Деймон.
      – Нет, – еще один, долгий деланый вздох.
      – Прошу тебя, хотя бы сядь.
      Сесилия безропотно опустилась в кресло, словно не в силах была нести бремя своего тела – и самой жизни.
      В желчном взоре Эдварда, следящего за своей женой, не было ни тени сострадания. Хокхерст не понимал, как этот щенок может оставаться таким жестокосердным, когда бедной девочке так плохо, но тут он сказал себе, что не ему приходилось последние несколько месяцев жить бок о бок с Сесилией, вспомнив недовольную жалобу кузена на то, что его жена стала совершенно другим человеком с тех пор, как находится в интересном положении.
      Деймон присмотрелся к ней внимательнее. Прежде Сесилия бросала на Эдварда только нежные застенчивые взгляды, но сейчас ее глаза были наполнены болью. Быть может, до нее дошли слухи о том, что ее муж увлечен Лили Калхейн?
      И все же Деймон не сомневался, что причины разлада супругов более глубокие. Лили права, утверждая, что она лишь их следствие, а не причина.
      Некоторое время граф пытался развеселить невестку, рассказывая все свежие лондонские новости, но его усилия были тщетны. На лице молодой женщины застыло страдальческое выражение, точно она была полна решимости оставаться несчастной. Деймон понял, почему Эдвард предпочитает общество жизнерадостной Лили.
      Черт побери, что же случилось с милой хохотушкой Сесилией?
      – Я со дня на день жду приезда в Бат матери, – вдруг вмешался в разговор Эдвард. – Она хочет отпраздновать вместе со мной день рождения.
      Эти слова напомнили Деймону, что его кузену осталось лишь несколько дней до совершеннолетия, после чего он вступит во владение наследством. Граф был рад тому, что с его плеч снимут заботы опекуна; он надеялся, что юноша не растратит состояние, пытаясь приобрести благосклонность Лили Калхейн или какой-нибудь другой женщины.
      Деймон собрался уходить, и кузен пошел провожать его до дверей.
      – Вот видишь, какой она стала! – с горечью произнес Эдвард, когда они вышли из гостиной. – В последнее время Сесилия постоянно такая, и она никак не признается мне, в чем дело!
      – Спрашивай настойчивее, – посоветовал Деймон. Если бы Сесилия была его женой, он бы быстро получил от нее ответ. – Я просто поражен тем, как выглядит бедняжка. Судя по всему, ее беременность протекает очень тяжело, и ты должен многое ей прощать.
      – Я уже сыт этим по горло! – капризно воскликнул Эдвард. – Мне это так действует на нервы, что я вечером не хочу возвращаться домой!
      Его круглое юное лицо исказилось от отвращения, и Хокхерсту захотелось схватить избалованного мальчишку и его жену за шкирку и хорошенько встряхнуть обоих, чтобы они одумались. Ни Эдвард, ни Сесилия не были готовы к браку.
      Деймон мысленно помянул нехорошим словом Маргарет Сент-Клер, чересчур заботливую мать Эдварда, за то, что та держала свое единственное чадо у себя под крылышком в деревенской глуши, подальше от особ женского пола, достигших брачного возраста, а затем быстро женила его на милой богатой наследнице, которую сама ему присмотрела.
      – И еще, – говорил тем временем кузен, – я очень зол на тебя за то, что ты вчера вечером перебежал мне дорогу.
      Деймон пожал плечами:
      – Что я мог поделать, если миссис Калхейн нашла мое общество интересным.
      – Даже если ты и завоюешь ее благосклонность, то только благодаря своему титулу, – пожаловался Эдвард. – В этом у тебя передо мной преимущество.
      – Миссис Калхейн об этом и не подозревает. Я не собираюсь раскрывать ей свое имя и искренне надеюсь, что ни ты и никто другой не поспешит сообщить ей. Знаешь, я очень удивлен, что ты полюбил женщину, которая, как ты опасаешься, готова бросить тебя ради первого встречного обладателя высокого титула.
      Эдвард не нашелся, что ответить, и Деймон продолжал:
      – Возможно, поведение Сесилии объясняется тем, что до нее дошли слухи о твоем увлечении недостойной женщиной.
      – Как ты можешь называть так Лили!
      – Таковыми являются практически все актрисы; кому, как не мне, знать это, – печально заметил Хокхерст. – В том положении, в каком сейчас находится Сесилия, ей будет особенно горько узнать, что ее супруг ей изменяет с актрисой.
      – Не знаю, что терзает меня сильнее – боль, которую я причиняю Сесилии, или невозможность сделать честное предложение Лили, – воскликнул Эдвард. – Это просто адские муки – любить женщину и знать, что она не может стать твоей женой!
      – Ничего не могу сказать по этому поводу, так как у меня нет жены и я никогда не был влюблен. Я не верю в любовь. Возможно, если бы ты, вместо того чтобы проводить все вечера в театре, чуть больше внимания уделил Сесилии…
      – Кто ты такой, что читаешь мне нотации по поводу супружеской верности, когда у самого было столько любовниц! – взорвался Эдвард.
      – Но у меня нет беременной жены – вообще нет жены, которой я причинял бы этим боль. Жениться очень просто, трудно сделать так, чтобы брак оказался удачным.
 
      Лили скрепя сердце направлялась в театральную гостиную. Мысль о том, что там, помимо кузенов Сент-Клеров, она еще может встретить лорда Хокхерста, была просто невыносима. Молодая женщина непроизвольно замедлила шаг. Какими словами встретит ее сейчас мистер Сент-Клер?
      Желая внутренне приготовиться к нелегкому испытанию, Лили зашла за сцену, где было сложено оборудование и декорации. Молодая актриса была так поглощена своими мыслями, что не заметила прячущуюся за занавесом огромную массивную фигуру.
      Едва Лили поравнялась с нишей, где притаился гигант, как тот, выскочив из укрытия, стальной хваткой стиснул ее руку.
      – Ага, милашка, попалась!
      Лили заглянула в пустые глаза, пылающие угрюмым воинственным огнем, и у нее оборвалось сердце. Актриса узнала Хьюго Брума, сына могущественного лорда Олена, обладающего телосложением бычка-переростка и таким же интеллектом.
      Говорили, что отец молодого повесы, знающий о неуклюжих манерах своего единственного отпрыска, отправил Хьюго в Бат в надежде, что тот наберется на известном курорте внешнего лоска, после чего можно будет выпустить его в лондонский свет. Конечно, замысел лорда Олена был в высшей степени похвальным, однако ему не суждено было воплотиться в жизнь, так как юный шалопай был вверен престарелой немощной тетушке, не имеющей на него никакой управы. Она позволила Хьюго попасть под растлевающее влияние Ирвина Ярпола, еще одного состоятельного прожигателя жизни, который без труда крутил как хотел туповатым Брумом.
      Лили испуганно огляделась, ища взглядом Ярпола, так как эта парочка была буквально неразлучна, но в данный момент, похоже, Хьюго был один.
      Дыхание Брума, в котором чувствовался сильный запах алкоголя, и его запинающаяся речь не оставляли никаких сомнений, что молодой грубиян самым непристойным образом напился, а всем было известно, что Хьюго в таком состоянии становится совершенно невосприимчив к доводам и убеждениям.
      Хотя молодая женщина была не из робкого десятка, при мысли о том, что она осталась один на один с возбужденным алкоголем верзилой, у нее по спине пробежала холодная дрожь.
      Лили приложила все силы, чтобы не показать своего страха.
      – Уберите руки, – с надменностью герцогини промолвила она.
      Хьюго в ответ расхохотался, дыхнув в лицо винными парами, и еще крепче стиснул ее руку.
      – О нет, настала пора моегобенефиса!
      Лили попыталась вырваться, но силы были слишком неравны. Он так стиснул ей руку, что молодая женщина испугалась, что он сломает ей кость. Другая рука Брума с грубой бесцеремонностью легла ей на грудь.
      Забыв о том, что собиралась не показывать страх, Лили уже открыла рот, чтобы закричать, как внезапно что-то обрушилось на Хьюго, и тот, завопив от боли, разжал руки.
      Лили, не менее своего обидчика изумленная внезапно подоспевшим избавлением, увидела суровое лицо Деймона Сент-Клера. Его черные глаза горели смертельной яростью.
      При виде мистера Сент-Клера Лили захлестнуло чувство благодарности, к которому примешивалось какое-то странное возбуждение. Она никак не ожидала, что после ссоры, происшедшей между ними сегодня утром, он придет к ней на помощь.
      – Дама сказала: «Нет». – Деймон говорил тихо, но в его голосе чувствовалась убийственная сталь остро отточенного клинка.
      Человек умный сразу бы насторожился, но Хьюго Брум особым умом не отличался.
      – Никакая это не дама! – хрипло воскликнул он. – Это всего-навсего актриса, черт побери!
      – Повторяю, дамасказала: «Нет».
      Деймон поднял руку, и от сильнейшей пощечины голова Хьюго дернулась вбок, затем от второго удара мотнулась в другую сторону.
      – Только посмей перечить мне, и я разобью чурбан, который ты называешь головой.
      Лили была поражена, с каким рвением мистер Сент-Клер встал на ее защиту – ведь он о ней такого невысокого мнения.
      Брум поначалу был так ошеломлен вмешательством Сент-Клера, что никак не отреагировал на оскорбление. Но постепенно смысл происходящего до него дошел, и его мясистое лицо налилось кровью, став свекольно-багровым.
      – Проклятье! – воскликнул верзила. – Тебе придется заплатить за это своей жизнью!
      Лили, забыв о том, что еще совсем недавно злилась на мистера Сент-Клера, по-настоящему испугалась за него. Несмотря на превосходство в росте дюйма на два, он был значительно старше и легче своего противника.
      Огромный кулак Брума устремился Деймону в лицо, но тот, отразив удар, в свою очередь со всей силы ударил Хьюго в скулу. Хьюго едва устоял на ногах.
      С трудом сохранив равновесие, Брум, взревев, словно разъяренный бык, бросился вперед, размахивая кулаками. Но мистер Сент-Клер с изяществом ястреба снова отразил выпады неуклюжего верзилы, а затем нанес ему страшный удар в живот, и тот, отлетев к стене, медленно сполз на пол.
      Застыв в полусидячем положении, он с изумлением уставился на своего противника.
      Лили была поражена не меньше его. Ни один удар Хьюго не достиг цели; мистер Сент-Клер расправился с ним в мгновение ока. Возможно, впредь надо будет при описании подвигов мистера Калхейна брать пример не с лорда Хокхерста, а с Деймона Сент-Клера.
      Пощупав подбородок, Брум скорчился от боли.
      – Вставай, – сурово приказал Деймон, – чтобы я смог задать тебе хорошую взбучку, которую ты вполне заслужил.
      Но Брум был все же не настолько глуп. Он даже не сделал попытки подняться и так и лежал на полу, ошеломленный и подавленный тем, что впервые столкнулся с противником, не уступавшим ему по силе.
      Лили посмеялась бы от души над неотесанным грубияном, которому изменило счастье, если бы не опасения, что она невольно втянула своего спасителя в переделку, сулящую ему серьезные неприятности. Лорд Олен, отец Брума, влиятельная политическая фигура, мог стать опасным врагом скромному провинциальному дворянину, каковым был мистер Сент-Клер.
      Хьюго, не желая еще раз помериться силами с превосходящим его по всем статьям противником, запальчиво воскликнул:
      – Ублюдок, я вызову тебя на дуэль!
      – Как вам будет угодно, – спокойно ответил Деймон. – Как правило, я не дерусь с недоумками, но для вас я сделаю исключение. – Он удостоил молодого грубияна зловещей улыбкой, и у того затряслись поджилки. – Обещаю тебе, щенок, что ты не увидишь следующий закат.
      Черные сверкающие глаза Деймона с холодным презрением смотрели в тускло-серые глаза Брума, округлившиеся от страха.
      – Мой отец за это тебе голову оторвет, – трусливо бросил Хьюго, отступая на следующую линию обороны.
      – Как ты меня напугал, щенок! – презрительно фыркнул Деймон.
      Но ведь ему не известно, кто отец Брума, с отчаянием подумала Лили, дрогнув при мысли о том, какую жестокую месть может придумать лорд Олен за такое обращение со своим сыном. Сей влиятельный дворянин имел репутацию человека высокомерного и вспыльчивого; он без колебаний вызывал обидчиков на дуэль и уже дважды убил своих противников. Лили испугалась, что мистер Сент-Клер скоро пожалеет о том, что вступился за нее.
      – Мой отец – лорд Олен.
      Брум произнес это имя торжествующим тоном, уверенный в том, что оно вселит ужас в сердце его соперника.
      К удивлению и Лили, и Хьюго мистер Сент-Клер лишь презрительно рассмеялся.
      – Вот как? Когда встретитесь с ним в следующий раз, передайте, что я глубоко сочувствую ему. Иметь сына-труса величайшее несчастье!
      Лицо Брума потемнело от бессильной ярости, но он даже не сделал попытки подняться с пола, не желая еще раз познакомиться со стальными кулаками мистера Сент-Клера.
      Деймон оглядел его так, точно перед ним была омерзительная жаба.
      – Так, значит, вы тот самый отпрыск Олена, которому он не позволяет совать нос в Лондон! Я был наслышан о том, что вы невежественный и невоспитанный грубиян, – и это оказалось истинной правдой, однако, думаю, ваш отец также должен знать, что ваша трусость ложится позорным пятном на честь семьи.
      Лили мысленно молила бога, чтобы мистер Сент-Клер прекратил выводить из себя Хьюго, опасаясь, что впоследствии ему придется дорого за это заплатить.
      Брум, побагровев от злости, пообещал:
      – Когда я расскажу о тебе своему отцу, ты проклянешь этот день!
      Глаза Деймона недобро блеснули.
      – Передайте своему отцу, что, вместо того чтобы позволять вам свободно разгуливать по Бату, ему следовало бы поместить вас в зверинец в Олен-Холле.
      Хьюго поперхнулся от ярости.
      – Отец отомстит за мою честь!
      – Как он может отомстить за то, чего не существует в природе? – спокойно ответил Деймон.
      – Обещаю, что он вызовет тебя на дуэль за нанесенные мне оскорбления и убьет!
      – Отлично, если вы настолько глупы, что так в этом уверены, передайте своему отцу, что Деймон Сент-Клер всегда к его услугам. Если ему, как вы в этом уверены, вздумается продолжить этот разговор, я счастлив встретиться с ним, где и когда ему будет угодно. Однако предупреждаю, что прежде я с огромной радостью избавлю мир от такого никчемного негодяя!
      С этими словами мистер Сент-Клер удостоил Брума таким убийственным взглядом, что у Лили в жилах застыла кровь. По-видимому, на молодого негодяя этот взгляд произвел такое же действие, ибо тот начал потихоньку отползать к выходу. Деймон выставил ногу, преграждая ему дорогу.
      – Сначала, щенок, извинись перед дамой.
      – Будь я проклят, если сделаю это! – сверкнул глазами Брум.
      – А если ты этого не сделаешь, тебе придется чертовски об этом пожалеть, – тихо заверил его Деймон. – И поторопись. Мое терпение на исходе.
      – Прошу прощения, – торопливо пробормотал Брум, избегая встречаться с Лили взглядом.
      Схватив Хьюго за галстук, Деймон приподнял его и встряхнул.
      – Говори: «Покорнейше прошу вашего прощения, мэм», – наставительно произнес он, отпуская закашлявшего от удушья Хьюго. – И при этом смотри ей в глаза.
      Брум, как только к нему вернулась способность говорить, поспешно повторил все, что было ему сказано.
      – Хорошо, – удовлетворенно заметил Деймон. – Если я услышу, что ты посмел еще раз приблизиться к этой даме, можешь читать отходную молитву. А теперь, мерзавец, убирайся с глаз моих, пока я не вытер тобою пол.
      Брум, с трудом поднявшись на ноги, поторопился ретироваться.

      Как только молодой негодяй скрылся из виду, Лили обратилась было к мистеру Сент-Клеру со словами благодарности за столь своевременно оказанную помощь, но тот остановил ее, заявив не допускающим возражений тоном:
      – Я провожу вас домой.
      Лили широко раскрыла глаза от изумления и тотчас же негодующе прищурилась:
      – Как бы ни была велика моя признательность, вы сильно ошибаетесь, полагая, что я…
      Она умолкла, не докончив фразы.
      Сурово сжатые губы мистера Сент-Клера чуть смягчила улыбка.
      – Что вы?..
      – Вам прекрасно известно, что я имела в виду. Так вот, я на это не соглашусь.
      – Просто уму непостижимо, как в наши дни стали выражать свою признательность женщины! – Скорбный тон мистера Сент-Клера никак не соответствовал сверкавшим в его черных глазах озорным искоркам. – Я все же, несмотря ни на что, провожу вас домой, потому что искренне беспокоюсь за вашу безопасность. Сегодня вечером вам следует остерегаться не меня, а Брума. Этот тупоголовый грубиян может, не вняв моим предостережениям, выследить вас. Я же в отличие от него не настаиваю, услышав от женщины ответ «нет».
      Лили вынуждена была признать, что он, вероятно, прав. Поскольку у нее не было ни малейшего желания дважды за вечер встречаться с Брумом, предложение мистера Сент-Клера оказалось как нельзя кстати. И вообще было бы просто невежливо отказать ему после того, что он для нее сделал – возможно, ценой крайне опасных для себя последствий. Хотя Брум сполна заслужил доставшуюся ему взбучку, могущественный отец молодого грубияна может доставить благородно вступившемуся за нее мистеру Сент-Клеру массу неприятностей.
      Лили приняла предложенную руку, и суровые черты лица Деймона тотчас же смягчились. Он улыбнулся, и молодая женщина, испытав легкое головокружение, на время забыла все невзгоды.
      Выходя из театра на Бофор-сквер, Лили с удивлением поймала себя на том, что с нетерпением ждет поездки домой в обществе мистера Сент-Клера.
      Его кучер ждал на площади у экипажа. Слуга был без ливреи, и Лили приняла это как еще одно свидетельство того, что мистер Сент-Клер, чего бы ни говорил про него Эдвард, человек с весьма скромными доходами.
      Деймон, взяв вожжи, устроился рядом с ней, а кучер вскочил на запятки. Подчиняясь умелому вознице, пара гнедых быстро понесла легкий экипаж прочь от театра.
      – Вы поступили очень мужественно, одернув этого наглеца Брума, – сказала Лили. – Молю бога, чтобы его отец не сделал вам за это ничего плохого.
      Пытливо заглянув ей в лицо, Деймон беззаботно ответил:
      – Олен не такой болван, как его сын.
      Лили хотелось в это верить, и все же тревога не оставляла ее:
      – Должна предупредить вас, что у Хьюго есть друг по фамилии Ярпол, который тоже очень опасен.
      – Ирвин Ярпол?
      – Вы с ним знакомы? – удивилась Лили.
      – Нам доводилось встречаться. – Губы мистера Сент-Клера тронула загадочная улыбка.
      – Я боюсь, как бы эта парочка не вздумала напасть на вас.
      – Пусть попробуют, меня это особенно не тревожит. Сказать по правде, мне даже хотелось бы еще раз встретиться с Ярполом.
      Лили, восхищенная его бесстрашием, все же не могла отделаться от чувства беспокойства.
      Отъехав от Бофор-сквер, мистер Сент-Клер вдруг направил экипаж в темный узкий переулок, уводящий в противоположную сторону от дома, где жила актриса.
      – Куда вы меня везете? – встревоженно встрепенулась Лили.
      – Как куда – разумеется, я вас похищаю!
      – Что? – изумленно вскрикнула она.
      Деймон громко рассмеялся.
      – Не пугайтесь, я пошутил! Я выбрал эту дорогу для того, чтобы убедиться в том, что Бруму не вздумалось нас преследовать.
      Некоторое время ночная тишина нарушалась лишь цоканьем копыт да стуком колес по булыжной мостовой. Лили чувствовала тонкий аромат сандалового дерева, исходивший от мистера Сент-Клера, ощущала силу его мощного тела, находящегося совсем близко на тесной скамейке.
      Экипаж сделал крутой поворот. Лили, не удержавшись, подалась на мистера Сент-Клера, а он, не задумываясь, обхватил ее рукой за плечи, и Лили с удивлением почувствовала, как по всему телу медленно разлилась приятная теплота.
      Лили давно уже научилась быстро распознавать мужчин, однако в отношении Деймона Сент-Клера она не переставала теряться в догадках. Несомненно одно – он опасен, никогда прежде она не испытывала такого волнения от присутствия мужчины; но больше ничего определенного она сказать не могла.
      Все смешалось у нее в голове. Этот человек был для нее загадкой.
      – После того что произошло утром, – прямо заявила она, – я никак не ожидала увидеть вас в театре.
      – Вы полагаете, я пришел ради вас? – насмешливо спросил он.
      Лили сразу же ощетинилась, услышав прозвучавшую в его голосе издевку.
      – Я изумлена тем, что вы заставили Брума принести мне извинения, в то время как сами обо мне такого невысокого мнения.
      – Честно говоря, я и сам несколько удивлен, – признался мистер Сент-Клер.
      И это была истинная правда. Деймон не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал ярость, подобную той, что захлестнула его, когда он увидел руки Хьюго Брума на теле Лили. Хотя Хокхерст презирал пьяных мерзавцев, неспособных завоевать женщину умом и вынужденных прибегать к грубой физической силе, гнев, с которым он обрушился на негодяя, выходил далеко за рамки его обычной реакции на подобные вещи.
      Молодой распутник с куриными мозгами должен быть рад тому, что еще дышит.
      Еще Деймон был приятно удивлен сдержанностью Лили. В данных обстоятельствах было бы простительно, если бы она разрыдалась, впала бы в истерику. Но нет, молодая женщина не проронила ни слезинки.
      Какая благословенная отдушина после его беспомощных, вечно хнычущих родственниц!
      Деймон похвалил Лили за то, как она держалась.
      – Я ненавижу слезы, – убежденно заявила молодая актриса. – С их помощью ничего не добьешься.
      – Как бы мне хотелось, чтобы вы смогли убедить в этом женскую половину моего семейства! – печально произнес он.
      Мачеха Деймона, Оливия, вторая жена его отца, вертела мужем как хотела и всегда добивалась своего с помощью слез. Ее дочь Кассандра быстро переняла у матери эту полезную науку, так что Деймон как-то саркастически заметил, что количество слез, проливающихся у них в доме, превышает количество осадков в сыром английском климате.
      Он недоумевал, по какой прихоти судьбы его отец вдруг проникся слабостью к таким непересыхающим фонтанам, как Оливия и Феба.
      Так или иначе, в этом сын был его полной противоположностью.
      Экипаж свернул на узкую улицу, на которой жила Лили. Здесь все было тихо и спокойно; лишь кое-где в домах горели огоньки. Хокхерст внимательно всмотрелся в тени, но не увидел ничего подозрительного. Впрочем, он особенно и не беспокоился, что Брум последует за ними.
      Деймон проводил Лили до крыльца. Отперев дверь, молодая женщина повернулась, чтобы попрощаться, но он не собирался позволить ей так легко от него отделаться. По крайней мере, Деймон намеревался прояснить некоторые вопросы относительно таинственного мистера Калхейна – который, как он все больше убеждался, ей вовсе не муж.
      Хокхерст уверенно шагнул мимо Лили в крохотную прихожую, тускло освещенную мерцающей на трюмо одинокой свечой. В гостиной слева от входа горела лампа.
      – Мистер Сент-Клер, я вас не приглашала!
      Он не обратил внимания на ее протесты.
      – Мистер Калхейн дома?
      – Вам не должно быть до этого никакого дела.
      – Сегодня вечером есть. Брум не ехал за нами следом, но я также хочу убедиться, что он нас и не опередил.
      Хокхерст ни минуты не сомневался, что Хьюго на такое не способен, однако он собирался воспользоваться подвернувшейся возможностью кое-что выяснить о постоянно отсутствующем мистере Калхейне.
      Деймон взглянул на негодующее лицо Лили, отражающееся в висящем на стене зеркале. Зеленые глаза сверкали, полные соблазнительные губы чуть приоткрылись. В гневе молодая женщина была еще прекраснее. Деймон безжалостно подавил внезапно возникшее желание прогнать поцелуем ее недовольство.
      – Если мистер Калхейн дома, – вместо этого сказал он, – я буду спокоен, что Брум не прячется, дожидаясь вашего возвращения.
      – Мистер Брум даже не знает, где я живу.
      – Напрасно вы в этом так уверены. Он мог вытребовать ваш адрес у одного из поклонников.
      – Я не сообщаю свой адрес никому из так называемых поклонников.
      Это полностью соответствовало тому, о чем ему утром докладывал Сьюэлл, но все же Деймон скептически поднял бровь.
      – Так уж и никому?
      – Никому, – твердо произнесла Лили.
      Она либо требует очень высокую цену за свое расположение, либо полна решимости заманить в брачные сети какого-либо молодого простофилю вроде Эдварда.
      – Если мистера Калхейна нет дома, – решительно заявил Деймон, – я, перед тем как уйти, обязан убедиться, что здесь все в порядке.
      – Мистера Калхейна… нет дома, – уклончиво ответила Лили. – Но со мной моя горничная Труда.
      – Едва ли она сможет оказать сопротивление Хьюго. Как и вы.
      В дверях появилась крупная молодая женщина в ночном халате. Когда она увидела Хокхерста, у нее с губ сорвалось изумленное восклицание, и женщина поспешно запахнула полы халата. Ее поведение не оставило у Деймона сомнений, что появление мужчины в доме миссис Калхейн – событие действительно редкое.
      Хокхерст не стал задумываться над тем, почему это его так порадовало.
      – Насколько я понимаю, вы – Труда? – любезным тоном спросил он.
      – Да, сэр, – ответила горничная.
      – Труда, сегодня вечером к нам кто-нибудь приходил? – спросила Лили.
      – Нет, мэм. Все тихо, словно в церкви.
      Лили одарила Деймона выразительным взглядом: «Что я вам говорила».
      – Благодарю, Труда. Извините, что мы вас побеспокоили. Ложитесь спать.
      Понимая, что теперь Лили постарается поскорее его выпроводить, Хокхерст решительно прошел в гостиную. Обстановка там была совершенно безликая, типичная для всех квартир, сдаваемых внаем, но диван и кресла оживляла украшенная яркими розочками обивка.
      И другие мелочи радовали глаз, прогоняя унылое однообразие. Каминную полку почтили своим присутствием часы в замысловатом корпусе из позолоченной бронзы. На круглом столике на трех ножках стояла ваза с весенними цветами, а перед ней – портрет-миниатюра в серебряной рамке.
      В целом помещение имело очень уютный и гостеприимный вид. И очень женственный. Если не считать шахматной доски с фигурами, ничто не выдавало присутствия мужчины. И тем не менее квартира просторная, находится в фешенебельном районе. Судя по-всему, ее оплачивает какой-нибудь джентльмен, не желающий себя афишировать. Быть может, таинственный мистер Калхейн?
      Лили встревоженно следила за ним, ее рот непроизвольно приоткрылся, и Хокхерсту неудержимо захотелось попробовать вкус этих манящих губ.
      – У вас не найдется немного бренди? – спросил он, пытаясь найти хоть какой-нибудь предлог, чтобы задержаться подольше.
      – Нет.
      – Совсем? – Все его знакомые актрисы держали наготове запас бренди для гостей-мужчин, однако, похоже, к Лили подобные гости не наведывались. – Жаль. После того что только что произошло, думаю, глоток бренди вам бы не помешал.
      Как и ему – он убрал бы поцелуем последнюю каплю с ее полных чарующих губ.
      С трудом оторвав восторженный взгляд от Лили, Деймон усилием воли заставил себя отойти к круглому столику с вазой и портретом.
      Взяв миниатюру, он всмотрелся в изображенное на ней лицо. Так, значит, вот каков мистер Калхейн. Умелый художник передал на небольшом портрете необычайную красоту молодого мужчины. Перед таким лицом, перед искрящимися смехом серо-зелеными глазами, обрамленными длинными черными ресницами, не устоит ни одна женщина.
      Хокхерст украдкой взглянул на Лили. Ее глаза, не отрывавшиеся от миниатюры, озарились внутренним огнем, и Деймону показалось, по его сердцу проскребли острые когти. Это крайне неприятное чувство, волной захлестнувшее его, было ему совершенно незнакомо. Неужели он испытывает ревность? Да нет, этого не может быть. Деймон еще никогда и никого не ревновал. И все же ему почему-то захотелось стиснуть шею молодого красавца и придушить его.
      – Смею предположить, мистер Калхейн? – выдавил он.
      – Нет, – ответила Лили.
      – Нет? – удивленно переспросил Деймон. – В таком случае, кто же это?
      – Вы его не знаете.
      Деймон оценивающе прищурился.
      – На месте мистера Калхейна я бы ревновал вас к нему. И основания на это у меня, по-видимому, имелись бы?
      – Но вы не мистер Калхейн, – резко возразила она. Поняв, что так он от нее ничего не добьется, Деймон, поставив портрет на место, не спеша подошел к стоящим в углу шахматам. Набор был дорогой, с изящными раскрашенными фарфоровыми фигурами. Интересно, что за возлюбленный сделал этот подарок?
      У него за спиной раздался язвительный голос Лили:
      – Чувствуйте себя как дома, мистер Сент-Клер.
      – Благодарю вас, не премину воспользоваться этим советом, – учтиво ответил Деймон, словно не замечая ее тона, и взял в руки фарфорового ферзя с золотой короной на голове. Он предпочитал шахматы всем другим играм, однако с трудом находил себе достойных противников.
      – Вы играете в шахматы?
      – Да, мне очень нравится эта игра, – ответила Лили.
      – Означает ли это, что вы хорошо играете?
      – Я считаюсь относительно хорошим шахматистом.
      – Окажите мне честь – сыграйте со мной завтра после обеда. Всего одну партию.
      – Не могу. Я встречаюсь с одним человеком у целебных источников, а потом мы вместе идем на концерт в Зеленый театр.
      – Кто он? – прищурился Деймон.
      –  Еезовут Нелл Уэйн.
      Такая откровенность произвела на него приятное впечатление. Многие женщины не стали бы рассеивать его заблуждение, позволив ему считать, что их ждет встреча с воздыхателем.
      – Завтра вечером вы выходите на сцену?
      – Нет, завтра будет «Деревенская девушка», а я в ней не участвую.
      – Очень хорошо, значит, вечер у вас свободен, а концерт в Зеленом театре к половине четвертого кончится. После этого мы с вами сразимся в шахматы.
      Сначала Деймону показалось, Лили откажется, но в конце концов она сдалась.
      – Уговорили. У меня уже давно не было случая сыграть с сильным противником.
      Подавив улыбку, вызванную этим непроизвольным комплиментом, Деймон спросил без обиняков:
      – Неужели мистер Калхейн отсутствует такдолго?
      В глазах Лили мелькнуло раздражение, и она демонстративно посмотрела на дверь.
      – Уже поздно. Не могу выразить вам свою благодарность за то, что спасли меня от Брума.
      – Вы ошибаетесь. Можете.
      Она внутренне напряглась.
      – Нет-нет, – рассмеялся Деймон. – Этогоя просить не собираюсь.
      Лили залилась краской. Она даже не пыталась отрицать, что его предположение попало в точку.
      – У вас сложилось обо мне в корне ошибочное мнение, – с укором произнес он. – Вот и Брум тоже не сразу понял, что к чему.
      – О нет, определенно, я ошибалась все же не так сильно, как он!
      Лили с радостью засвидетельствовала бы перед кем угодно, что мистер Сент-Клер – действительно очень опасный человек.
      – Лили, если вы в самом деле хотите отблагодарить меня, давайте мы вместе присядем, и вы мне честно ответите на два простых вопроса. Согласны?
      Нельзя приглашать его садиться. Лили прекрасно это понимала. Надо было бы просить его удалиться сразу же, как только Труда сказала, что Хьюго здесь не было и в помине. И уж теперь-то ей непременно следует настойчиво попросить мистера Сент-Клера уехать.
      Но только она не хочет, чтобы он уезжал. Боже, ее тянет к этому мужчине как ни к кому другому. Осознав это, Лили была потрясена до глубины души.
      Она провела мистера Сент-Клера к дивану. Тот, учтиво подождав, пока она сядет, сел сам – пожалуй, чуть ближе, чем требовало приличие. Однако молодая женщина не смогла заставить себя отодвинуться.
      – Каким будет ваш первый вопрос, мистер Сент-Клер?
      Его чувственные губы изогнулись в улыбке, и сердце Лили замерло. Интересно, что чувствуешь, когда тебя целуют эти губы?
      – Где мистер Калхейн?
      Ей следовало бы догадаться, что он обязательно спросит про ее несуществующего мужа. Что ж, мистер Сент-Клер заслужил искренний ответ, но Лили боялась доверить ему свою тайну.
      – Вас это не должно волновать.
      – Не должно, – с готовностью согласился он. – Но поскольку сегодня я вынужден был выполнять его обязанности, защищая вас, мне любопытно, почему он оставляет такую очаровательную женщину одну и без защиты.
      В Лили проснулись все ее страхи по поводу того, что мистеру Сент-Клеру придется дорого заплатить за взбучку, устроенную сыну лорда Олена, – какой бы заслуженной она ни была. Она встревоженно прикусила губу.
      – Я очень боюсь, как бы отец Брума не попытался свести с вами счеты. Это очень могущественный человек, и он может причинить вам массу неприятностей. Почему вы так странно смотрите на меня?
      – Просто я не привык к тому, что кто-то обо мне беспокоится. – Однако, похоже, забота Лили его тронула. – Не тревожьтесь напрасно. Как вы уже имели возможность убедиться сегодня вечером, я могу за себя постоять.
      – Да, – согласилась Лили, вспомнив, с какой легкостью мистер Сент-Клер разделался с Хьюго Брумом.
      – Вы так и не ответили на мой вопрос, – напомнил он. – Где мистер Калхейн?
      Лили сдалась:
      – Я перед вами в долгу и обязана отвечать искренне, но могу ли я доверить вам тайну?
      Деймон накрыл ее руку ладонью.
      – Да, – просто сказал он. – Даю вам слово сохранить ее. Итак, где он?
      – Его нет.
      – Что? В каком смысле? – удивленно переспросил Деймон.
      – Мистера Калхейна не существует.
      Ошарашенный Деймон указал на тонкое потертое кольцо на безымянном пальце Лили.
      – Тогда что это?
      – Кольцо моей матери, – призналась молодая женщина.
      – Гром и молния, для чего вам понадобилось придумывать несуществующего супруга?
      Восхитительный подбородок Лили гордо взмыл вверх.
      – Для того, чтобы мне не делали бесчестных предложений.
      – И как, помогает?
      – О да! – В ее изумрудно-зеленых глазах неожиданно вспыхнули задорные огоньки.
      Молодая женщина выглядела так очаровательно, что Деймон, внезапно застигнутый страстью, вынужден был стиснуть подлокотник дивана, чтобы не заключить ее в объятия.
      – Видите ли, мистер Калхейн известен своим мастерским обращением со всевозможными видами оружия, да и в кулачном бою ему трудно найти равных, – призналась Лили, и ее глаза зажглись еще ярче. – Я срисовала его портрет со знаменитого лорда Хокхерста.
      Деймон расхохотался. Подумать только, он ревновал к самому себе!
      Молодая женщина смутилась.
      – Будь вы женщиной, – с укором произнесла она, – вам было бы не до смеха.
      Ее слова мгновенно его отрезвили. Деймон не мог объяснить причину своего безудержного веселья, не раскрыв, что он и есть лорд Хокхерст, а его уже захватила мысль завоевать сердце Лили, сохранив в тайне свое состояние и титул. В противном случае, он никогда не узнает точно, искренни ли ее чувства.
      – Да, полагаю, вы правы, – задумчиво подтвердил Деймон.
      Хотя завсегдатаи театральных гримерных ведут себя обычно как подобает джентльменам, лишь очень немногие из них считают актрис заслуживающими уважительного обращения. Чаще они относятся к ним с насмешливой надменной снисходительностью, порой бывают просто грубы.
      То, что сам он был исключением из этого правила, являлось одной из причин его успеха среди актрис. Учтивыми манерами и вежливостью Деймон выделялся среди прочих театральных завсегдатаев не меньше, чем своими строгими неброскими нарядами.
      И также нельзя забывать, как это верно подметила Лили, что жалованье актрисы зависит от ее популярности. Призывая на помощь вымышленного мужа, ревнивца и дуэлянта, Лили сохраняла со своими поклонниками хорошие отношения, что едва ли удалось бы ей, если бы она отвечала на двусмысленные предложения резким прямым отказом. Придумано отлично!
      Лили с любопытством наблюдала за ним из-под полуприкрытых длинных ресниц. Деймону очень нравился этот загадочный взгляд. Ему неудержимо хотелось ее поцеловать, но он понимал, что лучше от этого воздержаться – пока.
      Он ограничился лишь тем, что прикоснулся кончиками пальцев к щеке Лили, нежной, словно розовый шелк.
      – Не беспокойтесь. Тайне мистера Калхейна ничто не угрожает.
      Какое-то мгновение она молча смотрела на него, и в ее глазах он неожиданно увидел отражение своего страстного влечения.
      Затем, резко отстранив от своего лица его руку, Лили положила ее ему на колени. Деймон не сопротивлялся, но, когда молодая женщина попыталась отнять свою руку, он решительно накрыл ее ладонью.
      – Я еще не задал свой второй вопрос, – напомнил он. – Какого рода ваш интерес к моему кузену?
      Деймон почувствовал, что Лили попробовала отдернуть руку, и стиснул ее еще крепче.
      – Вы все перепутали, – язвительно заметила она. – Это ваш кузен испытывает ко мне интерес.
      Деймон заглянул ей в глаза.
      – Вы хотите сказать, что он вам безразличен?
      Лили замялась.
      – Знаете, Лили, я убежден, что вы не испытываете романтических чувств к моему кузену. Я ошибаюсь?
      – Нет, – призналась она.
      – В таком случае я снова повторяю, почему вы решительно не дадите ему от ворот поворот? Я ломаю голову, пытаясь понять, какую игру вы ведете.
      Лили резко выдернула свою руку.
      – Никакую! – с жаром воскликнула она. – Что бы вы обо мне ни думали, мистер Сент-Клер, но у меня нет ни малейшего желания заманивать Эдварда в брачную ловушку. Просто я убедилась, что ваш кузен ужасно упрям.
      Ее сияющие глаза смотрели прямо на Деймона, в них не было ни стыда, ни вины.
      – Я пришла к выводу, что Эдвард воспримет прямой и категоричный отказ как вызов и станет с удвоенным упорством добиваться моего расположения.
      Деймон был вынужден признать, что Лили скорее всего права. В свое время его возражения против брака Эдварда и Сесилии привели именно к таким последствиям.
      Хокхерст изумился переполнявшему его восторгу. Значит, Лили все-таки не пытается окрутить его кузена!
      – Я не собираюсь выходить замуж ни за него – ни за кого бы то ни было еще.
      Радость Деймона мгновенно погасла. Он нисколько не поверил этим словам.
      – Но ведь брак – высшая цель любой женщины, – цинично заметил он.
      Лили гордо вскинула подбородок:
      – Мужчинам угодно верить в это, однако в моем случае это не так.
      – Я вам не верю, – категорично заявил Деймон. – Мне еще ни разу не доводилось встречать женщину, которая бы не стремилась всеми силами заполучить себе самого выгодного жениха. Чем внушительнее его состояние и громче титул, тем лучше.
      – Не всякая женщина продается!
      Деймон подчеркнуто медленно обвел взглядом гостиную.
      – Кто платит за эту роскошь?
      – Я сама! – сердито воскликнула Лили. – К счастью, ремесло актрисы позволяет мне поддерживать относительно приличный уровень жизни. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи – и ни от кого не желаю ее принимать.
      Она смело и решительно выдержала его пытливый взгляд.
      Хокхерсту еще никогда не приходилось встречать такую женщину, а его опыту могли бы позавидовать многие. Лили все больше и больше очаровывала его.
      – Сомневаюсь, что вы мне поверите, – продолжала Лили, – но меня тоже очень беспокоит судьба Эдварда. Я убеждена, что лучший выход из сложившейся ситуации – остудить пылкие чувства вашего кузена.
      Хокхерст с трудом поверил в поразительную возможность, открывшуюся перед ним, но он тотчас же за нее ухватился.
      – Если вы действительно хотите, чтобы он в вас разочаровался, притворитесь, что влюблены в меня.
      – Я уже об этом думала, – призналась Лили, задумчиво проведя пальцами по рисунку на обивке дивана, – но мне не хотелось бы вставлять клин между вами и вашим кузеном.
      И снова Деймон был удивлен тем, какое участие она проявляет к судьбе совершенно чужих людей.
      – Я готов пойти на это.
      При мысли об открывающихся перспективах, конечно, если ему удастся убедить молодую женщину избрать такую линию поведения, у него перехватило дыхание.
      – Да? – озабоченно спросила Лили. – А вот я никак не могу решиться.
      – Наградой для меня станет то, что Эдвард и Сесилия преодолеют свои разногласия, – заверил ее Деймон. – Но до тех пор, пока он увлечен вами, на это нет ни малейшей надежды. Разве можно придумать более надежный способ излечить юного глупца, чем сделать вид, будто вы увлечены мной?
      – Пожалуй, вы правы, – согласилась Лили, рассеянно поглаживая вышитую розу.
      Деймон чувствовал, что она колеблется.
      – Странно, – неожиданно произнесла молодая женщина, – вчера вечером я с радостью делала вид, что вы мне нравитесь – лишь бы это помогло исцелить Эдварда от безумной страсти, но сегодня ловлю себя на том, что эта идея уже не кажется мне такой удачной.
      Деймон был удивлен ее искренностью и глубиной переживаний. Снова схватив Лили за руку, он попытался воззвать к чувству сострадания.
      – Только подумайте о его несчастной супруге! На бедняжку Сесилию жалко смотреть.
      После долгих колебаний Лили наконец неохотно произнесла:
      – Ну хорошо, я согласна.
      – Вот и отлично! – воскликнул Деймон. – Мы без промедления начнем наш спектакль. Я не буду отходить от вас ни на шаг в театральной гостиной, и вы позволите каждый вечер провожать вас домой. Вы будете притворяться, что без ума от меня.
      Хокхерст хитро подумал, что, собственно, ей не придется притворяться слишком долго. Уж он позаботится о том, чтобы ее чувство в самом ближайшем времени стало настоящим. Разыгрываемая ими комедия поможет ему добиться желаемого. Замысел просто великолепен!
      Добиться согласия Лили – это самое большее, на что он может сегодня рассчитывать. Великолепный тактик на поле любви, Хокхерст принял решение провести стратегическое отступление. Встав, он вежливо заметил, что ему пора идти, и начал прощаться.
      Лили, похоже, была удивлена и немного разочарована, но не стала предпринимать никаких попыток уговорить его остаться.
      Задержавшись у дверей, Деймон повернулся к ней.
      – Мы начнем наше представление завтра же, совершив утром прогулку.
      Лили нахмурилась:
      – Не понимаю, что это нам даст.
      Деймон и сам этого не знал. Просто это был прекрасный предлог встретиться с ней. Осознав это, Деймон вздрогнул. Черт побери, это уж совсем ни к чему. Раньше он стремился к обществу женщины только в одном случае: когда им предстояло разделить ложе.
      Однако Деймон не собирался признаваться в этом Лили, поэтому ему пришлось в спешном порядке импровизировать:
      – Чем чаще нас будут видеть вместе, тем больше развяжутся языки.
      – Для того чтобы добиться этой цели, гораздо действеннее позавтракать на людях.
      Она права, но в этом случае они наверняка наткнутся на его знакомых, которые обратятся к нему «лорд Хокхерст».
      – Нет, – поспешно сказал Деймон. – Я бы предпочел прогуляться вдвоем, а не завтракать в людном месте.
      – Понимаю, – тихо произнесла Лили, и ее глаза наполнились болью.
      Проклятье, она считает, что он стыдится появляться с ней в обществе, тогда как в действительности все обстоит как раз наоборот!
      – Нет, ничего вы не понимаете, – мягко произнес Деймон. – Я счел бы за счастье войти в обеденный зал с вами под руку.
      И это была правда. Лили – восхитительное создание; она держит себя как знатная дама самого благородного происхождения. Человек, не знающий, что она актриса, без колебаний примет ее за женщину из высшего света.
      – Однако, – продолжал Деймон, – мне смертельно скучно вести пустые разговоры с занудами, собирающимися на общественные завтраки. – По крайней мере, это полностью соответствовало действительности. – Позвольте завтра зайти за вами в одиннадцать утра.
      Он с облегчением увидел, что обида исчезла из сверкающих зеленых глаз. Заглянув в их бездонные глубины, Хокхерст не удержался и сделал то, что ему страстно хотелось сделать буквально с первого момента их встречи.
      Склонившись, он прикоснулся к ее губам легким поцелуем. Его руки сами собой обхватили ее лицо, чтобы она не вырвалась, и Деймон ощутил, как тело Лили откликнулось на его прикосновение непроизвольной легкой дрожью. Кожа молодой женщины, нежная и бархатистая на ощупь, напомнила ему цветок, давший ей имя.
      Умело дразня ее губы, Деймон вынудил их приоткрыться, и его поцелуй стал более чувственным. От Лили пахло шиповником, каким он бывает теплым летним вечером. Ее губы были сладкими, словно мед, и Деймону захотелось вкушать их всю ночь. Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы сдержаться и не прижать это чарующее податливое тело к себе.
      Деймон не мог припомнить, когда поцелуй оказывал на него такое действие. С трудом оторвавшись от губ Лили, он увидел, что она потрясена не меньше его.
      Некоторое время Деймон купался в жарких волнах взаимного влечения, возникшего между ним и Лили. Они едва не растопили все его благие намерения, но он строго напомнил себе, что «…искусство повелевать женщиной заключается в умении владеть собой». Внезапно он поймал себя на том, что сейчас придерживаться этого правила ему далеко не так просто, как прежде.
      Отступив назад, Деймон ласково провел большими пальцами по щекам Лили.
      – Спокойной ночи, моя прекрасная лилия!
      После чего он буквально заставил себя уйти, прежде чем страстное желание обладать молодой женщиной не возьмет верх над его разумом.
 
      Лили, оглушенная поцелуем мистера Сент-Клера, смотрела на его удаляющуюся спину, не в силах поверить своим глазам.
      Разве это возможно? После такогопоцелуя он спокойно развернулся и ушел!
      Однако, к счастью для нее, надо признать, что мистер Сент-Клер – истинный джентльмен. Она видела его глаза, когда тот давал слово сохранить ее тайну, и в них было столько сочувствия, словно мистер Сент-Клер понимал, какие муки представляет для нее пребывание в театральной гостиной.
      Проводив взглядом скрывшийся за углом экипаж, Лили тихо закрыла дверь.
      Вернувшись в гостиную, она тихо опустилась на диван. Ее язык медленно скользнул по губам, впитывая все еще сохранившийся на них вкус поцелуя. При воспоминании о губах мистера Сент-Клера огонь, воспламененный его страстным прикосновением, снова разгорелся в ее душе.
      Мистер Сент-Клер снова легко преодолел ее линию обороны, остававшуюся неприступной для всех остальных мужчин.

      Когда Хокхерст на следующее утро заехал за Лили, настроение его было безнадежно испорчено. По пути он заглянул к своему кузену, и это было ошибкой. Деймон застал Эдварда и Сесилию в гостиной; молодой супруг был снова погружен в чтение газеты, а его жена скучала за чашкой чая. Деймон принял приглашение присоединиться к столу и тотчас же пожалел об этом.
      Эдвард смотрел на него с мрачной подозрительностью, несомненно, гадая, не провели ли они с Лили прошлый вечер вместе, так как ни он, ни она так и не появились в театре, но не решался спросить об этом при жене.
      Нескончаемые печальные вздохи Сесилии могли вывести из себя и святого, а Хокхерст таковым не являлся. Он все больше и больше проникался сочувствием к своему кузену. Неужели Сесилия не понимает, что только ее бесконечное нытье толкает Эдварда в объятия другой женщины?
      Хокхерст обдумывал, как бы осторожно намекнуть ей на это, но тут приехали Феба и падчерицы. Кассандра тотчас же возобновила прерванный разговор о новом экипаже, заливаясь слезами и осыпая сводного брата упреками.
      Деймон поспешно ретировался, решив, что день, не задавшийся с утра, обещает быть на редкость отвратительным.
      К дому Лили он подошел, все еще не переставая хмуриться, и тут с удивлением обнаружил, что она уже ждет его. Первая пунктуальная женщина, с которой ему довелось познакомиться!
      При виде прекрасной молодой женщины в платье из небесно-голубого шелка, подчеркивающего ее безукоризненную фигуру, и прекрасной французской шляпке, отделанной голубыми лентами в тон платью, у Деймона перехватило дыхание.
      Глаза Лили на мгновение задержались на его губах, и он понял, что она вспоминает вчерашний поцелуй. И действительно, этот поцелуй стоит того, чтобы его помнить; Деймон вдруг ощутил непреодолимое желание обнять Лили и поцеловать еще раз. Однако он понимал, что торопиться ни в коем случае нельзя.
      Открывая перед молодой актрисой дверь, Деймон предложил:
      – Как вы относитесь к тому, чтобы прогуляться до Кресчент-Филд?
      – Чудесно, – согласилась Лили, выходя на улицу.
      Странно, но, как только она оперлась на его руку, день показался ему гораздо более приятным.
      Лили, кажется, не обращала внимания на провожающие ее восторженные взгляды мужчин, но Деймон замечал все и испытывал простительную гордость, идя рядом с такой красивой женщиной.
      – Я только что от Эдварда, – сказал он. – Поскольку нас обоих вчера не было в театре, кузен подозревает, не провели ли мы вечер вместе, однако спросить об этом в присутствии жены не решился.
      – Расскажите мне о ней.
      Деймон все еще не оправился от раздражения, вызванного подчеркнуто мученическим видом Сесилии, и это чувство выплеснулось в его тоне.
      – Когда она оживленная и радостная, это милое очаровательное создание, но сейчас она очень напоминает свою мамочку. – А мамочку Сесилии он терпеть не мог. – Стоило леди Бернс чего-либо захотеть, и она вздыхала и хныкала до тех пор, пока не добивалась своего.
      – А что нужно Сесилии? – спросила Лили.
      Деймон пожал плечами:
      – Не знаю, однако, по-моему, выбранная ею стратегия обречена на поражение. На такого глупца, как Эдвард, воздействовать намеками – пустая трата времени.
      – Не слишком приятную характеристику вы дали своему родственнику, – заметила Лили.
      – Возможно, – согласился он, – зато справедливую.
      Наконец они дошли до Кресчент-Филд, и Деймон повел свою спутницу по засыпанной гравием тенистой дорожке, огибающей поле.
      В этот час аллея была совершенно пустынна. Лили была рада тому, что мистер Сент-Клер привел ее сюда, в одно из ее самых любимых мест в Бате. Она улыбнулась.
      Деймон остановился так резко, что Лили тоже была вынуждена остановиться. Она с недоумением повернулась к нему.
      – У вас очень красивая улыбка, – сказал он, посмотрев ей в глаза, и от этого пристального взгляда у молодой женщины сильнее забилось сердце.
      Определенно, мистер Сент-Клер, с его загадочным, завораживающим взглядом представляет опасность для женских сердец, особенно для ее сердца. Лили показалось, он снова собирается ее поцеловать, и испугалась своего ответного желания – она ждала этого поцелуя, несмотря на то что они находятся в общественном, хотя и довольно уединенном месте. Неужели рассудок покинул ее?
      Они застыли, глядя друг на друга. Вдруг внимание Лили привлекли какие-то люди, появившиеся на дорожке. Вглядевшись, она, к своему ужасу, увидела, что к ним приближаются Хьюго Брум и Ирвин Ярпол. Молодая женщина запоздало вспомнила, что здесь недалеко находится дом престарелой тетушки Брума, у которой он живет. Если бы она вспомнила об этом раньше, то обязательно уговорила бы мистера Сент-Клера направиться в другую сторону.
      Брум угрожающе надвигался на них. Несомненно, присутствие Ярпола добавило ему храбрости.
      – Ну что, мистер Сент-Клер, – злорадно пролаял он, – сейчас вам придется заплатить за то, что вы сделали со мной вчера.
      – Вижу, сегодня вы трезвый, – спокойно заметил Деймон, – но при этом ничуть не поумнели.
      Произнося эти слова, он повернулся к приближающейся парочке, и Ирвин Ярпол смог разглядеть его лицо. К изумлению Лили, Ярпол, побледнев, торопливо попятился назад.
      – Насколько я понимаю, Брум, вы хотите, чтобы я сейчас подмел вами эту аллею, – голос Деймона был полон угрозы.
      Хьюго, удивленный неожиданным ответом противника и поспешным отступлением своего дружка, тем не менее запальчиво воскликнул:
      – Только попробуйте, и мой отец отстегает вас хлыстом!
      – Это тебя лорд Олен выпорет до полусмерти, – прошипел у него за спиной Ярпол. – Ты что, не знаешь, кто перед тобой?
      Брум, ошеломленный словами своего спутника, запинаясь, начал:
      – Как кто? Это мистер…
      – Ты полный идиот, Хьюго! Это лорд Хокхерст!
      У Брума отвисла челюсть. Он застыл на месте, пытаясь осмыслить это невероятное известие, а затем ретировался еще более поспешно, чем его дружок.
      Лили растерянно проводила взглядом стремительно удалявшуюся парочку, не меньше Брума потрясенная словами Ярпола.
      Молодая женщина не могла поверить своим ушам. Зная о его репутации, она всегда считала, что от одного только вида лорда Хокхерста должно дух захватывать; лицо, прекрасное, как у Адониса, одет в щегольские наряды, сшитые по последнему крику моды, по сравнению с которыми одежда сэра Освальда Ридли выглядит жалкими лохмотьями. Цветистые комплименты, изящные, но насквозь лживые, стекают с его языка, как вода с горной кручи.
      Никто не мог больше отличаться от мысленно нарисованного Лили портрета, чем этот строго одетый господин с суровыми чертами лица, говорящий прямо и даже резковато. Разумеется, этот человек не может быть лордом Хокхерстом, ведь правда?
      Однако Лили прочла ответ в прищуренных глазах мистера Сент-Клера, в подергивающейся жилке на его волевом подбородке.
      Она стояла как громом пораженная. А ведь этот мужчина ей так понравился! Жизнь в театре научила молодую женщину быстро и точно оценивать людей, и до сих пор она тешила себя надеждой, что это у нее получается отлично. Сознание того, что она приняла «короля гримерных» за порядочного человека, достойного ее дружбы и доверия, явилось для нее страшным ударом. Как она могла так ошибиться?
      Мистер Сент-Клер показался ей искренним и откровенным, совсем не таким, каким Лили представляла себе лорда Хокхерста. Стоит ли удивляться, что его так развеселили ее опасения, не пострадает ли его репутация, если их увидят вместе!
      Деймон был огорчен не меньше Лили тем, что Ярпол раскрыл его инкогнито. «Теперь, – с горечью думал он, – она начнет подлизываться и кокетничать, и я так никогда и не узнаю, действительно ли она испытывает ко мне какие-то чувства». Деймон повернулся к молодой женщине, приготовившись увидеть отвратительную перемену, произошедшую в ее отношении к нему: льстивую улыбку, томные взгляды, восхищенные ахи и охи.
      Перемена была налицо, однако вовсе не та, которую он ожидал.
      Взгляд зеленых глаз, обращенный на него, был полон не притворной нежности, а откровенной неприязни.
      – Так вы на самом деле лорд Хокхерст? – с отвращением бросила Лили, будто только что узнала, что перед ней сам сатана.
      Деймон кивнул. Еще ни одна женщина, узнав, кто он такой, не выказывала такого негодования, и это его отчасти даже позабавило.
      – Почему вы мне солгали? – воскликнула Лили. – Почему вы представились мне Деймоном Сент-Клером?
      Он с восхищением оглядел ее. Господи, до чего же она прекрасна в гневе!
      – Я вам не солгал. Меня действительно зовут Деймон Сент-Клер – с того дня, как я появился на свет.
      – Но ведь вы – граф Хокхерст!
      Ее глаза вспыхнули ослепительным зеленым огнем. Гром и молния, она произнесла этот титул так, словно обладать им – тягчайшее преступление.
      – Да, я стал графом после смерти отца, – согласился Деймон, озадаченный реакцией Лили. – Однако это Эдвард представил меня, забыв упомянуть мой титул.
      – Почему вы его не поправили?
      Он пожал плечами:
      – Ну, во-первых, вы могли бы подумать, что я придаю своему титулу слишком большое значение, а это не соответствует действительности. Во-вторых, Пал, несомненно, боялся, что вы, узнав, кто я такой, сразу же попытаетесь привлечь мое внимание.
      В ее глазах сверкнули молнии:
      – И вы подумали то же самое!
      – Возможно, – осторожно признался Деймон, опасаясь подставлять себя под гнев Лили. – Видите ли, большинство женщин повели бы себя именно так.
      – Сомневаюсь! В любом случае я не принадлежу к этому большинству!
      «И слава богу!» – с чувством произнес он про себя.
      Стремительно развернувшись, Лили быстро пошла в том направлении, откуда они только что пришли.
      – Куда мы теперь пойдем? – спросил Деймон, догоняя ее.
      – Я иду домой! – гневно воскликнула молодая женщина. – Куда пойдете вы, меня совершенно не интересует!
      Она ускорила шаг, пытаясь оторваться от него, но Деймон не отставал. У него мелькнула печальная мысль, что ему еще придется пожалеть о том, что Лили ведет себя совсем не так, как он ожидал.
      – Пожалуйста, оставьте меня в покое! – ледяным тоном произнесла она. – У меня нет ни малейшего желания гулять с «королем гримерных»!
      Деймон вздрогнул. Он ненавидел это прозвище, хотя не мог отрицать, что извлекает из него определенную выгоду. Актриса, замеченная лордом Хокхерстом, сразу же получала известность, и поэтому тщеславные женщины всеми силами добивались его внимания. В настоящее время Деймону крайне редко приходилось прилагать усилия, чтобы завоевать сердце актрисы, возбудившей его интерес. Гораздо чаще они сами падали в его объятия, словно перезрелые персики.
      – Вы не хотите со мной гулять только потому, что я не «просто мистер Сент-Клер», а лорд Хокхерст? – уточнил он.
      – Я вообще с трудом могу поверить, что вы – лорд Хокхерст! – запальчиво воскликнула Лили.
      – Что же в этом такого трудного?
      – В вас нет ни красоты, ни обаяния, – раздраженно бросила она, – а одеваетесь вы, как сельский священник.
      Да, Лили уж точно не перезрелый персик!
      – Как вы любезны, – грустно усмехнулся Деймон. – Извините, что так сильно разочаровал вас.
      Тем временем они вышли на Куинз-сквер. Их шаг был настолько быстр, что они обгоняли некоторые лениво катящиеся экипажи.
      – Ваш аллюр сделал бы честь участникам скачек в Аскоте, – насмешливо заметил уязвленный Деймон.
      – Если я иду слишком быстро для вас…
      – Ни одна женщина еще не оказывалась слишком быстрой для меня, – все так же насмешливо заметил он. – Вспомните, кто я такой!
      Лили вспыхнула:
      – Какого вы с Эдвардом низкого обо мне мнения! Как вы могли подумать, что я брошусь вам на шею из-за какого-то титула?
      Хокхерст скривил губы. Еще ни один человек – ни мужчина, ни женщина – не отзывался столь пренебрежительно о графском титуле, заветной мечте многих.
      – Однако большинство женщин на вашем месте охотно бросились бы мне на шею.
      – Тщеславный ловелас!
      – Прошу заметить, не настолько тщеславный, чтобы считать, что приманкой являюсь я сам, а не мой титул. Если же этого оказывается недостаточно, завоевать расположение женщины мне обычно помогает огромное состояние.
      – Я уже вам говорила, что далеко не каждая женщина продается!
      Никогда прежде Хокхерсту не доводилось встречать женщину, у которой его титул и богатство вызывали бы острую неприязнь, и он очень сомневался, что на этот раз дело обстоит иначе. В конце концов, Лили – актриса. Однако, если она только играет, во имя всего святого, какой же может быть у нее мотив?
      Они продолжали идти так быстро, что многие провожали их недоуменными взглядами.
      – Повторяю, – прошипела Лили, – я не желаю гулять с вами.
      – А вы и не гуляете. Это я иду с вами, и вы только напрасно запыхаетесь, стараясь сбежать от меня. Вы вышли на прогулку под моей защитой, и под моей защитой вы возвратитесь домой.
      – Я никогда не буду находиться под вашей защитой!
      Деймон чуть приподнял бровь:
      – Лили, никогда – это ведь так долго!
      Его ирония еще больше разозлила ее. Резко развернувшись, Лили перешла на противоположную сторону улицы, и кучеру, не ожидавшему столь неосмотрительного поступка, пришлось натянуть поводья, останавливая несущихся лошадей. Он во всеуслышание в весьма нелицеприятных выражениях высказал все, что думает про эту сумасшедшую.
      Хокхерст схватил Лили за руку:
      – Осторожнее! Или вы решили покончить с собой?
      Она пропустила его вопрос мимо ушей.
      – Вы неисправимо самоуверенны, милорд. Похоже, вы полагаете, что перед вами не устоит ни однаактриса.
      Деймон осмотрительно удержался от замечания, что до сих пор это удавалось очень немногим. И вообще он решил помолчать до тех пор, пока они не придут к Лили домой, где можно будет поговорить без посторонних.
      У дверей своего дома Лили, обернувшись, произнесла ледяным тоном:
      – Всего хорошего, милорд!
      – Ничего хорошего я не вижу, – печально отозвался Деймон.
      Предвосхитив ее попытку распроститься с ним, он быстро шагнул мимо нее и, открыв дверь, вошел в крошечную прихожую.
      – Вы от меня так просто не отделаетесь, – сказал Деймон, поворачиваясь к Лили.
      – Я не желаю вас здесь видеть! Ваше самомнение просто невыносимо!
      – Самомнение тут ни при чем. Я всего лишь решительно настроен обсудить с вами наедине, почему вы так разгневаны.
      – Потому что вы обманули меня, скрыв свое имя.
      Лили вошла в дом. Протянув руку, Деймон закрыл дверь на улицу. Они повернулись друг к другу, зажатые в тесной прихожей.
      – Подумать только, я наивно полагала, что вы не знакомы с тем, какие игры ведутся за кулисами! – воскликнула Лили. – А вы оказались самым искушенным игроком.
      – Мне почему-то кажется, что ваши слова не являются комплиментом, – сухо заметил он.
      Сказать по правде, ему давным-давно надоели эти игры. Теперь у него очень редко просыпался интерес к какой-нибудь актрисе. Однако возросшая избирательность Хокхерста лишь усиливала стремление честолюбивых женщин завладеть им, хотя бы и ненадолго.
      Теснота прихожей вынуждала их стоять совсем близко, и Деймон снова уловил исходящий от Лили легкий аромат шиповника. Ее глаза метали изумрудно-зеленые молнии. Она была восхитительно прекрасна, и Хокхерст изнывал от вожделения. Он дал себе мысленно клятву, что обязательно добьется любви этой женщины.
      Лили всматривалась в суровое лицо с резкими чертами. Боже милостивый, и она приняла этого человека за провинциального дворянина! Больше того, доверилась ему! Внезапно молодая женщина вспомнила свои откровения, поведанные Хокхерсту вчера вечером, и краска стыда залила ее щеки. Поверив в доброту и понимание, она даже призналась в том, что у нее нет мужа. Вероятно, Хокхерст ждет не дождется, когда сможет открыть этот обман ее ухажерам.
      – В каком еще смертном грехе вы меня обвиняете? – спросил Деймон, заметив, как изменилось выражение ее лица.
      Лили попыталась отстраниться от него, но в крохотной прихожей было слишком тесно, и она сразу же наткнулась спиной на трюмо.
      Деймон решительно и в то же время на удивление нежно схватил ее за руку:
      – Говорите.
      – Я доверилась вам. Поверила тайну, которую не открывала никому другому.
      – Да, – тихо сказал он, – вы оказали мне такую честь.
      Его черные глаза смягчились, и он ласково провел пальцем по ее щеке. От этого прикосновения по всему телу Лили разлилась сладостная дрожь.
      – Вы напрасно беспокоитесь, что я выдам тайну о мистере Калхейне. Я никогда не предаю оказанного мне доверия. Лили заглянула в его бездонные непроницаемые глаза:
      – Если бы я могла верить вам…
      – Можете, Лили.
      Видит бог, как бы ей этого хотелось, но ведь это же Хокхерст, бесчестный соблазнитель, «король гримерных»!
      Деймон словно прочел ее мысли.
      – Вы не задумывались, что за эти дни вы узнали меня таким, какой я есть, и что это достаточно далеко от того образа, который был создан слухами и сплетнями?
      Неужели это правда? Лили знала, какой жестокой и несправедливой бывает людская молва. Она не могла оторвать взгляда от его черных глаз.
      Деймон смахнул с ее лица выбившийся из прически локон.
      – Вы мне очень нравитесь, Лили, – просто сказал он. – В жизни мне довелось встретить очень мало женщин, про которых я мог бы сказать то же самое.
      – А я полагала, таких, наоборот, слишком много, – язвительно ответила она.
      – Нет, вы ошибаетесь, – мрачно заявил он. – Наверное, я немало нагрешил за свою далеко не безупречную жизнь, но никогда я не путал любовь и вожделение.
      – Представляю, как вы, должно быть, смеялись, когда я сказала, что вы не похожи на завсегдатая гримерных. – Напротив, я был польщен.
      И это было правдой. Деймон понял, что актриса почувствовала разницу между ним и другими поклонниками, обступившими ее в тот вечер.
      – Я с ужасом думаю, что по ошибке приняла вас за порядочного и честного человека.
      Прозвучавшее в ее голосе презрение неожиданно больно ранило Деймона.
      – Никто и никогда не утверждал обратное, – натянуто произнес он. – Если вы мне не верите, спросите любого человека из общества.
      – Полагаю, вы имели в виду мужчин, ибо женщины скажут совершенно иное, не так ли?
      – Ни одна дама не сможет сказать про меня ни одного дурного слова! – взорвался он.
      Гром и молния, неужели она считает его беспринципным ловеласом, с наслаждением наставляющим рога другу? Черт побери, она заблуждается!
      – А, теперь я все поняла! – в гневе воскликнула Лили. – Честь не позволяет вам рыскать среди жен и дочерей ваших друзей. Вам и в голову не приходит приударить за светской дамой – вы выбираете жертвы среди актрис, служанок и прочих женщин, которые, к своему несчастью, занимают более низкое положение в обществе.
      Деймона передернуло – таким презрением были наполнены ее слова.
      Его терпение лопнуло. Никогда в жизни он не гонялся за чужими женами и не соблазнял девственниц. Ни одной женщине не давал обещаний, которые не собирался сдерживать. Никогда не заводил отношений, с самого начала ясно не дав понять, что связь будет короткой. Именно это, а не вопрос денег, составляло главный смысл «Ультиматума Хокхерста».
      Если некоторые женщины принимали его откровенность как брошенный им вызов и, вместо того чтобы принять правду, пытались повлиять на него – это была уже их беда. Он никого не вводил в заблуждение.
      – Я никогда не разбивал ничьих судеб, – резко возразил Деймон. – Тут вы обязаны отдать мне должное.
      – Я вам ничем не обязана! Одного не могу понять: как вам удается повергать всех женщин к своим стопам?
      Деймон мог бы ее просветить. В отличие от прочих героев гримерных, видящих в женщинах лишь источник собственных наслаждений, он прилагал все силы к тому, чтобы любая женщина, разделившая с ним ложе, получила удовольствие. Пусть сначала она уступит перед его титулом и состоянием; однако, видит бог, впоследствии помнить Хокхерста она будет по совершенно иным причинам!
      И то же самое случится с Лили. Уж об этом он позаботится – если только у него будет возможность показать ей, что такое настоящая любовь. Пока же шансы на то, что такая возможность представится, казались Деймону весьма призрачными.
      – Уходите немедленно! – возмущенно воскликнула Лили. – Если бы я знала, что вы Хокхерст, то не позволила бы вам даже приближаться ко мне!
      Деймон испугался, что если он сейчас уйдет, то никогда больше не увидит ее, а этого он никак не мог допустить. Он очень хотел добиться благосклонности этой женщины.
      – Почему? – постарался произнести как можно насмешливее Деймон. – Неужели вы настолько опасаетесь, что я добавлю вас к длинному списку своих побед?
      – Этому никогда не бывать!
      – Да? Тогда почему вы так боитесь снова встретиться со мной? Сказать по правде, вы меня разочаровали, – продолжал он, полный отчаяния от мысли, что может потерять Лили навсегда. – Ни за что бы не подумал, что вы такая трусиха.
      Значит, вот как! Трусиха! Лили была в ярости. Что-что, а в цветистых речах Хокхерста точно нельзя обвинить. Неужели он считает ее настолько легкой добычей, что решил не утруждать себя комплиментами? Эта мысль еще больше распалила ее.
      – Вы даже не считаете меня достойной того, чтобы расточать передо мной ваши хваленые любезности!
      – Напротив, я столь высокого о вас мнения, что уверен – если бы я попытался привлечь ваше внимание льстивыми пустыми речами, вы прогнали бы меня прочь. Разве я ошибся?
      – Нет, – вынуждена была признать Лили. Но как же он все-таки хитер! Неудивительно, что его прозвали «королем гримерных». – Только не надейтесь, что я стану одним из ваших мимолетных увлечений!
      Деймон скептически приподнял бровь, что только подлило масла в огонь, бушующий в душе Лили.
      – В таком случае докажите, что у вас хватит сил противостоять мне, – насмешливо предложил он. – Переубедите меня, продолжив наше знакомство. Вы ведь не отказались от желания разочаровать беднягу Эдварда, не так ли?
      Проклятие! Гордая натура Лили не позволила ей отказаться от такого вызова. Хокхерст считает всех женщин, включая ее, легкой добычей. Она почувствовала, как у нее внутри вскипает ярость.
      – Вот уж не думал, что вы трусливо спрячетесь в кусты! – продолжал подзуживать ее Деймон.
      Лили решительно стиснула зубы. Она покажет этому самоуверенному наглецу, что по крайней мере одна женщина сможет устоять перед ним.
      – Отлично! – воскликнула она.
      Хокхерст принял ее капитуляцию с усмешкой, еще больше укрепившей решимость Лили поставить его на место. Она докажет этому самоуверенному ловеласу, что способна устоять против его чар!
      Пусть он попляшет вокруг нее, расточая знаки внимания. Она сразится с ним на его поле и одержит верх.
      Если слухи о Хокхерсте верны, еще ни одной женщине не удавалось разорвать с ним отношения самой, против его воли. Лили твердо решила стать первой.
      Она покажет ему, каково чувствовать себя брошенным. Эта благородная цель поддержит ее, придаст сил и позволит не поддаться его дьявольскому обаянию.
      – А теперь, поскольку я дала согласие продолжать встречаться с вами, будьте добры, оставьте меня, иначе я опоздаю на встречу с Нелл.
      Учтиво поклонившись, Деймон ушел. «Да, – сказала себе Лили, закрывая за ним дверь, – она получит огромное наслаждение от победы над «королем гримерных».

      Когда Лили пришла в курзал, народа там почти не было. Сезон в Бате подходил к концу, и ряды отдыхающих заметно поредели.
      Лили, договорившаяся встретиться с подругой у часов в восточной части зала, прошла мимо небольших групп, расположившихся тут и там в просторном монументальном помещении, окруженном коринфской колоннадой и украшенном лепниной.
      Молодая женщина подошла к назначенному месту, но Нелл еще не было. Дожидаясь подругу, Лили стала рассматривать собравшуюся публику. Отдыхающие пили минеральную воду, беседовали со знакомыми. Зал был открыт для всех. Сюда допускались представители всех слоев общества; единственным требованием был чистый и опрятный внешний вид. Однако разодетые светские дамы тщательно избегали общения с торговцами, ремесленниками и прочими простолюдинами.
      Лили забавляло, что эти же дамы улыбаются, здороваются с ней, ошибочно принимая ее за женщину своего круга. Они пришли бы в ужас, узнав, что она простая актриса.
      Из размышлений ее вывел раздраженный женский голос.
      – Феба, ты просто обязанапотребовать от Хокхерста, чтобы он купил нам новый экипаж!
      Обернувшись, Лили увидела, что говорившей была леди Кассандра, сводная сестра Хокхерста, неприятная особа с острым подбородком и пронзительным голосом. Леди Кассандра обращалась к томной девушке с ангельским личиком, одетой в траур, которая уже давно привлекала внимание Лили.
      Интересно, в каких отношениях с Хокхерстом находится красавица Феба, если она может требовать от него столь дорогую покупку, как экипаж. Золотоволосая, с небесно-голубыми глазами и молочно-белой кожей, она нисколько не походила на Кассандру, смуглую и темноглазую, как и ее брат. Судя по внешнему виду, юная Феба совсем недавно встала из-за школьной скамьи.
      Феба и Кассандра находились в обществе двух молодых женщин, одна из которых внешне немного напоминала сестру Хокхерста. Вторую, юную женщину лет восемнадцати, со светло-каштановыми волосами и большими карими глазами, можно было бы назвать очень красивой, если бы она не выглядела такой угрюмой и несчастной. Ее платье из белого муслина было перевязано голубой лентой над сильно выпирающим животом, свидетельствующим о том, что молодая женщина в ближайшем времени должна стать матерью.
      – Да, Феба, еще ты должна потребовать от него, чтобы в следующем сезоне он отвез нас в Лондон, – сварливым тоном продолжала леди Кассандра.
      – Но я не хочу переезжать в Лондон, – расплакалась Феба.
      К женщинам подошел представительный молодой человек в ярко-зеленом фраке и модных коричневых брюках. При виде его леди Кассандра глуповато заулыбалась.
      – Лорд Боуэн, как мы рады вас видеть!
      Его светлость, однако, похоже, видел одну только Фебу. Его чувства к юной красавице не оставляли никаких сомнений.
      – Леди Хокхерст, чем вы так опечалены? – спросил он.
      Лили не могла поверить своим ушам. Леди Хокхерст! Феба – супруга Хокхерста!
      Уже второй раз за этот день ее представления о Деймоне Сент-Клере перевернулись с ног на голову. Она вспомнила его слова: «В отличие от Эдварда у меня нет беременной жены».
      Тогда Лили заключила, на что он, несомненно, и рассчитывал, что у него вообще нет жены.
      Значит, Хокхерст ничем не лучше всех прочих распутных ухажеров, готовых на любую ложь ради собственной выгоды. «К тому же, – с горечью подумала Лили, – его не беременная жена годится ему в дочери».
      Вместо того чтобы ответить лорду Боуэну, Феба, уткнувшись в платок, зарыдала еще сильнее. Лили поразилась, как такой умудренный опытом мужчина, как Хокхерст, мог жениться на этом робком хнычущем ребенке. Что на него нашло? Какой бы красивой ни была Феба, она должна была наскучить ему после первой же недели совместной жизни.
      – Всему виной Хокхерст, – ответила его светлости леди Кассандра. – Это из-за него бедняжка Феба заливается слезами. Мой невыносимый брат обращается с ней – точнее, со всеми нами – просто ужасно. Если бы вы только слышали, какие жестокости он наговорил нам сегодня утром!
      Лорд Боуэн был потрясен.
      – Вы знакомы с моей сестрой леди Эми и Сесилией, супругой моего кузена Эдварда? – спросила леди Кассандра.
      Так, значит, эта молодая женщина – жена Эдварда. Сесилия выглядела такой юной и убитой горем, что у Лили защемило сердце.
      – Лили, вы что-то приуныли.
      Молодая актриса вздрогнула, услышав голос сэра Роджера Хилтона. Все ее внимание было поглощено беседой лорда Боуэна с женщинами, и она не заметила, как сэр Роджер подошел к ней.
      – Вовсе нет, – ответила Лили. – Вы с матерью остаетесь на концерт?
      – Нет, ей что-то нездоровится, и мне придется проводить ее домой.
      В этот момент Феба, оторвав от лица носовой платок, заметила сэра Роджера. Ее слезы моментально высохли. Лили обратила внимание на то, каким восторженным взглядом проводила она молодого Хилтона, вместе с матерью покинувшего зал.
      – Лили, ну наконец-то! – послышался голос запыхавшейся Нелл Уэйн. – Я только что узнала просто потрясающую новость. Я случайно встретила сэра Освальда Ридли – вот почему я задержалась. Он утверждает, что «мистер Сент-Клер», ухаживавший за тобой в тот вечер в нашей гостиной, на самом деле не кто иной, как лорд Хокхерст!
      – Да, я узнала об этом сегодня утром, – подтвердила Лили, все еще кипя негодованием из-за того, что он скрыл от нее не только свое имя, но и то, что женат.
      Нелл тряхнула белокурыми локонами.
      – Что-то мне не очень в это верится. Я себе представляла Хокхерста совсем другим. Неужели Красотка Пег наложила на себя руки из-за такого мрачного типа?
      Красоткой Пег театральная публика прозвала Пегги Маккей, популярную провинциальную актрису, в свое время привлекшую внимание Хокхерста. Впоследствии она покончила с собой, по слухам, из-за того, что граф порвал с ней.
      Лили была знакома с Красоткой Пег; пять лет назад они вместе проработали сезон в Йорке. Хотя особым талантом Пег не отличалась, ее кипучая натура очаровывала зрителей. В следующем сезоне она перебралась в Экстер, откуда написала Лили несколько писем.
      В первом она сообщала о своей охоте на Хокхерста, чье родовое поместье Хокхилл находилось в Дейвоне, неподалеку от Экстера: «…он пока что меня не замечает, но я очень настойчива».
      Из второго письма следовало, что граф по-прежнему избегает общества Пег, но уже в третьем она торжествующе доложила: «Хокхерст – самый восхитительный любовник из всех, какие у меня были».
      А уж Красотка Пег в них недостатка не испытывала.
      В последнем письме, написанном перед пробным спектаклем в «Друри-Лейн», Пегги сообщала: «Лорд Хокхерст предупредил, что, если я уеду из Хокхилла в Лондон, между нами все будет кончено. Но я уверена, что, как только стану знаменитой и засияю в лондонских салонах, он сам прибежит ко мне».
      Лили очень расстроилась, прочтя это письмо, так как Пег, обладавшая более чем скромным талантом, напрасно обольщала себя надеждами на то, что ее ждет блестящий успех на лондонской сцене. Так оно и произошло.
      Хокхерст тоже не вернулся к ней, и, говорят, именно из-за него бедняжка Пег повесилась.
      – Молодой Эдвард Сент-Клер был вне себя, когда ты вчера не появилась в театре, – сказала Нелл. – Он весь вечер пытался выведать у меня твой адрес.
      – Надеюсь, ты не открыла ему, где я живу? – встревожилась Лили.
      – Ну что ты! О, вон появился мистер Ратбоун. Извини, мне нужно с ним поговорить.
      Нелл упорхнула к жилистому седеющему мужчине, самому состоятельному из своих поклонников.
      Лили заметила, что Сесилия, покинув своих спутниц, подошла к большой чаше, наполняемой целебной водой из минерального источника. Очень бледная, она взяла у служителя кружку и направилась назад, но вдруг остановилась и покачнулась.
      Лили, испугавшись, что она сейчас свалится в обморок, поспешила к ней на помощь.
      – Позвольте, я возьму вашу кружку. – Она едва успела выхватить кружку из трясущихся рук Сесилии, прежде чем та расплескала ее содержимое. – Я помогу вам дойти до скамьи.
      Подведя Сесилию к ближайшей скамье, Лили возвратила ей кружку с минеральной водой.
      – Я могу вам чем-нибудь помочь?
      Сесилия обратила на нее взор красных от слез глаз.
      – Вы не побудете рядом со мной пару минут? Мне так плохо…
      – Вам больно? – встревоженно спросила Лили, испугавшись, что у Сесилии начинаются преждевременные схватки.
      – Нет, дело не в том, о чем вы подумали. Но все равно, посидите со мной.
      Лили, оглянувшись на Нелл Уэйн, поглощенную беседой с мистером Ратбоуном, опустилась на скамью, не в силах отказать несчастной Сесилии.
      Та признательно стиснула ей руку.
      – Вы так добры!
      – Расскажите мне, что у вас болит, – участливо спросила Лили.
      – Сердце! Мне так плохо… Никто не обращает на меня внимания, даже мой супруг, а я его так люблю!
      Она снова расплакалась. Лили, доставая из сумочки носовой платок и передавая его Сесилии, мысленно отметила, что родственницы Хокхерста обладают удручающей склонностью к бесконечным слезам.
      – Вот, возьмите.
      Лили вдруг очень захотелось, чтобы в зал вошел Эдвард. Она с удовольствием посмотрела бы на выражение его лица, когда молодой глупец увидел бы, как женщина, внимания которой он домогается, утешает его плачущую жену.
      Лили поняла, что Сесилии необходимо излить душу сострадательному слушателю. Как только бедная девочка немного успокоилась, она потрепала ее по руке:
      – Ну же, не надо так расстраиваться. Вытрите глаза и расскажите мне, что случилось.
      Сесилия обратила к ней свой скорбный лик.
      – Мой муж меня разлюбил.
      – Почему вы так решили? – спросила Лили, опасаясь, что тревоги молодой супруги имеют под собой основание.
      – Он совсем перестал обращать на меня внимание. С тех пор, как я жду ребенка, я ужасно располнела и подурнела, и муж просто не выносит моего вида. Каждый вечер он уходит из дому, и его кузина Кассандра утверждает, что он увивается вокруг какой-то актрисочки из Королевского театра.
      Да уж, раздраженно подумала Лили, желчная Кассандра не преминула со злорадством поведать об этом бедняжке Сесилии.
      – Мы с мужем жили душа в душу до тех пор, пока я не забеременела. Я надеялась, он очень обрадуется тому, что у нас будет ребенок, но все произошло как раз наоборот.
      – Он вам так и сказал?
      – Не словами, – печально произнесла Сесилия, – но за все время, что я готовлюсь стать матерью, он не сделал мне ни одного подарка.
      – И что в этом такого страшного? – искренне удивилась Лили.
      Юная женщина изумленно раскрыла глаза:
      – Когда супруг моей старшей сестры узнал, что у них в семье будет пополнение, он принес ей в подарок восхитительное рубиновое ожерелье, о котором она давно мечтала. А когда родился их первенец, он подарил молодой матери роскошный прогулочный экипаж.
      Сесилия наивна, как и ее муж. Хокхерст был абсолютно прав, сказав, что оба еще слишком молоды для супружеской жизни.
      – Муж вашей сестры поступил очень щедро и великодушно, но, боюсь, он является редким исключением, – тактично заметила Лили. – По-моему, мужья, как правило, не склонны осыпать дорогими подарками своих беременных жен.
      – Нет-нет, вы глубоко заблуждаетесь! Мама говорила, что самые великолепные украшения папа дарил ей именно тогда, когда она была беременна. – Красивое лицо Сесилии исказила капризная гримаса. – Если бы Эдвард меня любил, он бы вел себя так же!
      У Лили мелькнула мысль, что юный глупец просто не подозревает о чаяниях своей супруги.
      – А вы говорили с ним об этом?
      Сесилия упрямо вскинула подбородок:
      – Это еще зачем? Он сам должен обо всем догадаться!
      Значит, вместо того чтобы просто сказать мужу, что, на ее взгляд, он уделяет ей слишком мало внимания, глупая девочка решила молча дуться, что, несомненно, вызвало лишь недоумение и раздражение у ее недогадливого супруга.
      – Конечно, он должен догадаться, – дипломатично заметила Лили, – и все же вдруг он не догадался? Вам следует откровенно поговорить с ним.
      – Эдварду нет до меня никакого дела! – шмыгнула носом Сесилия.
      К молодым женщинам подошла Феба.
      – Сесилия, познакомь меня со своей новой подругой, – попросила она тихим голосом.
      – Я – миссис Лили Калхейн, – сказала Лили и, затаив дыхание, стала ждать, не узнают ли женщины имя актрисы, за которой ухаживает Эдвард.
      Однако это имя было им незнакомо.
      – Это леди Хокхерст, – сказала жена Эдварда, – а я – Сесилия Сент-Клер.
      – Кто тот джентльмен, с которым вы только что разговаривали? – спросила Феба у Лили. – Я… кажется, мы с ним встречались в прошлом году в Лондоне, но… но я не могу вспомнить, как его зовут.
      Разумеется это было ложью.
      – Это сэр Роджер Хилтон, – сказала Лили и, не удержавшись, добавила: – Но вы вряд ли могли встречаться с ним в прошлом году, так как он только что вернулся из армии герцога Веллингтона.
      К женщинам присоединилась Эми.
      – Кассандра выводит меня из себя, – воскликнула девушка. Ее живые черные глаза напомнили Лили глаза брата. – Сейчас она рассказывает лорду Боуэну о том, какой Ястреб прижимистый, а это неправда. Все подруги завидуют мне, столько он дает нам с сестрой денег на шпильки и ленты.
      Лорд Боуэн, обнаружив, что остался вдвоем с леди Кассандрой, весьма поспешно раскланялся, и ей пришлось присоединиться к своим родственницам. Придирчиво осмотрев Лили с ног до головы, Кассандра, судя по всему, не смогла найти никаких изъянов в ее наряде, который соответствовал последнему веянию моды.
      Стоявшая неподалеку полная женщина, чья скромная одежда наводила на мысль о стесненности в средствах, громко засмеялась.
      Леди Кассандра смерила ее презрительным взглядом.
      – Просто отвратительно, кого нынче пускают в этот зал, – пожаловалась она Лили. – Бедный Бо Нэш перевернулся бы в могиле, увидев такое. Неудивительно, что Бат теряет свою привлекательность для аристократов.
      Несомненно, Кассандра приняла актрису за благородную даму. Как бы она была поражена, если бы узнала правду!
      Музыканты начали настраивать инструменты. Концерт должен был вот-вот начаться. Лили, ухватившись за этот предлог, распрощалась с дамами Сент-Клер и отправилась искать Нелл Уэйн.
      После концерта Лили и Нелл вышли из зала вместе. Утренние тучи рассеялись, выглянуло солнце, и Лили решила пройтись до дома пешком.
      В квартале от того места, где она жила, молодая женщина повстречала сэра Роджера Хилтона с тремя толстыми книгами под мышкой.
      – Я взял для матери книги в библиотеке мистера Годуина, – объяснил он.
      Сэр Роджер настоял на том, чтобы проводить Лили до дверей ее дома. Прощаясь с другом своего брата, молодая женщина взглянула на свои окна и с изумлением увидела в одном из них Хокхерста, судя по всему, готового метать громы и молнии.
      Чем он так разгневан? Ведь именно он беззастенчиво обманул ее, заявив, что у него нет жены.
      Простившись с Роджером, Лили стремительно прошла в гостиную.
      Хокхерст все еще стоял у окна; его хмурое, хищное лицо и могучее тело освещались золотыми лучами заходящего солнца. «Дьявол, залитый светом», – мелькнула у Лили невольная мысль.
      Увидев ее горящие гневом глаза, Хокхерст встревоженно спросил:
      – Ну, в каком еще смертном грехе вы собираетесь меня обвинить?
      – У вас чересчур хитрый язык.
      – Осторожнее, – улыбнулся он. – Я могу посчитать это комплиментом. А теперь говорите, чем же вас обидел мой хитрый язык.
      – Вы сказали, что в отличие от Эдварда у вас нет беременной жены.
      – Это правда, – спокойно подтвердил Деймон, приближаясь к Лили своей легкой походкой пантеры, готовящейся к прыжку.
      – Да, правда, ваша жена не беременна, – взорвалась Лили. – Тем не менее она у вас есть!
      Похоже, он искренне удивился:
      – В самом деле? По крайней мере, мне об этом неизвестно.
      – Не оскорбляйте меня ложью. Я видела ее! Я даже говорила с ней!
      – В таком случае будьте добры представить меня этой женщине, ибо мы с ней еще не знакомы.
      – Какая у вас плохая память! Однако немудрено, что после стольких любовных похождений вы забыли про свою жену.
      Хокхерст приподнял брови. Его ироничный взгляд еще больше распалил гнев Лили.
      – Смеете ли вы отрицать, что женаты на Фебе?
      Деймон имел наглость расхохотаться.
      – А, так вы имеете в виду этуледи Хокхерст.
      – Неужели вы наконец-то изволили ее вспомнить?! – с негодованием воскликнула Лили.
      – Поверьте, я не такой уж негодяй, как вы думаете, – сказал Деймон, все еще посмеиваясь. – Феба мне не жена. Она моя мачеха.
      – Что за вздор! За какую легковерную дуру вы меня принимаете?
      – К несчастью как для Фебы, так и для меня, это сущая правда. Она – вдова моего отца.
      – Боже мой, какой ужас! – пробормотала растерянно Лили.
      Должно быть, это и в самом деле ужас, но почему у Лили стало так легко на душе?
      – Вынужден с вами согласиться, – печально кивнул Деймон. – Будьте уверены, я прекрасно сознаю, какой абсурд иметь в качестве мачехи эту глупую девчонку, которая по виду годится мне в дочери.
      Он шагнул к Лили, и выражение его лица смягчилось. Стоило ему прикоснуться к руке молодой женщины, ее сердце затрепетало.
      – Лили, как вы могли подумать, что меня может заинтересовать это неразумное дитя?
      – Да я и сама недоумевала, – призналась Лили. – Она же еще совсем ребенок.
      – Да нет. – Вздохнув, Деймон отпустил ее руку. – Феба далеко не так молода, как выглядит и, главное, как себя ведет.
      – Но как ваш отец мог…
      Лили осеклась. Праздное любопытство чуть не подтолкнуло ее задать бестактный вопрос.
      Однако Деймон все равно на него ответил:
      – Вы не можете себе представить, сколько раз я сам ломал голову над тем же. У моего отца была необъяснимая тяга к хнычущим молоденьким женщинам. Его вторая жена была приблизительно моей ровесницей, а Феба на тринадцать лет меня моложе – скорее она годилась в подруги моим сводным сестрам. Но, по крайней мере, ее слезы искренние.
      – Что вы имеете в виду? – спросила Лили, удивленная прозвучавшей в его голосе горечью.
      – В ней нет ни капли злобы или неискренности.
      Лили промолчала, гадая, с кем он сравнивает свою мачеху.
      – Несмотря на свою красоту, Феба – скромная запуганная мышка, – продолжал Деймон. – Трудно винить в чем-либо эту робкую девочку, не успевшую встать со школьной скамьи и попавшую во власть вселявшего в нее ужас супруга, который годился ей в деды.
      – Тогда почему же она вышла замуж за вашего отца? – спросила Лили, начиная расстегивать накидку.
      – Ее честолюбивая мамаша, обладающая железной волей, не оставила своей слабохарактерной дочери никакого выбора. К счастью для Фебы, отец умер через несколько месяцев после свадьбы. Я уверен, что втайне она очень рада, что так рано овдовела. Брак не принес счастья ни тому ни другому.
      Лили наконец расстегнула все пуговицы, и Деймон учтиво помог ей снять накидку.
      – Если верить вашим словам, мать Фебы – ужасная женщина, – заметила Лили, укладывая накидку на спинку кресла.
      Хокхерст пожал плечами:
      – Подобно многим честолюбивым родителям, леди Эффингтон считала, что делает для своей дочери великое благо, выдавая ее замуж за графа. Она была готова добиться для Фебы еще более блистательной партии и собиралась второй раз выдать ее по меньшей мере за маркиза.
      – По-моему, подыскивать знатного жениха лучше не в Бате, а в Лондоне, – сказала Лили.
      – Леди Эффингтон приехала сюда прошлой осенью вместе с Фебой и моими сестрами, потому что у нее резко ухудшилось здоровье, и она надеялась подлечиться на водах. Когда начался лондонский сезон, мать Фебы была уже настолько слаба, что не выходила из дому, поэтому они остались здесь. Леди Эффингтон умерла два месяца назад.
      Так вот почему Феба носит траур.
      – Должен признаться, мне очень не хватает старой драконши, – закончил Деймон. – После смерти моего отца она переселилась к Фебе. Свою дочь и моих сводных сестер она держала в ежовых рукавицах. Пока этот цербер сторожил дверь дома, мне не приходилось беспокоиться из-за своих родственниц. Охотники за приданым и соблазнители оставались не у дел.
      Лили сняла отделанную бархатом шляпку.
      – Очень мило, – улыбнувшись, одобрительно заметил он.
      Она почему-то очень обрадовалась этому простому комплименту.
      – Поскольку Феба сегодня была с моими сестрами, вы наверняка их видели. – Хокхерст презрительно скривил губы. – Несомненно, Кассандра расписала меня самыми черными красками.
      – Нет-нет, даже я не могу поверить, что вы настолькоплохой.
      Деймон только пожал плечами. Похоже, его нисколько не трогали несправедливые обвинения Кассандры.
      – Неужели вам все равно, что говорит про вас ваша сестра? – удивилась Лили.
      – Совершенно все равно. Те, кто знает меня, не поверят в этот вздор, а если кто-то и поверит, я буду считать, что никогда не был знаком с этим человеком.
      Такое презрительное отношение к сплетням очень понравилось Лили.
      – Я также познакомилась с женой Эдварда, – решилась продолжить она. – Похоже, до нее дошли слухи про меня, но, к счастью, ни ей, ни вашим сестрам незнакомо мое имя.
      – Неудивительно. Театр их нисколько не интересует. Кстати, я считаю, что ваше обещание излечить моего кузена от увлечения вами по-прежнему в силе.
      – Я дала это обещание до того, как узнала, кто вы такой!
      При мысли о том, что все сочтут ее очередной легкой добычей Хокхерста, в Лили вскипела гордость.
      – Но вы же дали слово, – мягко напомнил Деймон. – Не думал, что вы относитесь к тем пустым женщинам, которые могут в любой момент нарушить обещание.
      – Но это не так! – воскликнула Лили.
      – Так докажите мне это, – проревел он.
      И тогда Лили поняла, что у нее нет выхода. Она ценила свое честное слово не меньше, чем Хокхерст. К тому же необходимо помнить и о бедняжке Сесилии, хотя Лили была далеко не уверена, поможет ли ей этот спектакль. Возможно, Эдвард излечится от своего увлечения Лили, но едва ли это разрешит конфликт между мужем и женой.
      Если несчастливая молодая пара не научится делиться друг с другом своими чувствами, Эдвард начнет волочиться за другой юбкой – которая в отличие от Лили будет думать не о его счастье, а только о том, как облегчить его кошелек. Отношения между супругами могут еще больше осложниться.
      Деймон внезапно прищурился, вновь напомнив Лили хищную птицу, приготовившуюся упасть камнем на добычу.
      – Я полагаю, вы собирались встретиться в курзале с Нелл Уэйн.
      – Да.
      – В таком случае, кто тот бездельник, что проводил вас до дому? Вы, кажется, говорили, что не раскрываете свой адрес поклонникам.
      – Конечно, но сэр Роджер вовсе не бездельник. И не мой поклонник. Я совсем не в его вкусе. Это друг семьи, и только. Вы, кажется, мне не верите?
      – Будьте любезны, просветите меня, каков вкус у Красавчика Роджера?
      – Он питает слабость к беспомощным беззащитным красавицам, которых надо оберегать и поддерживать. Так что, как видите, мы совершенно не подходим друг другу.
      Деймон хитро улыбнулся:
      – Возможно, мне следует познакомить Красавчика Роджера со своей мачехой.
      У Лили мелькнула мысль, что Феба была бы в восторге, но благоразумно оставила ее при себе.
      – Зачем вы пришли сюда? – спросила она.
      – Сыграть партию в шахматы. Вы мне обещали.
      – Этого никогда бы не случилось, знай я, что вы лорд Хокхерст.
      В его насмешливом взгляде сверкнул вызов.
      – Значит, вы все-таки боитесь, что мне удастся добавить вас к длинному списку своих побед?
      – Даже не мечтайте! Этот день никогда не наступит! – вспыхнула Лили.
      – Но вы настолько этого опасаетесь, что даже не смеете сесть со мной за шахматную доску?
      Молодая женщина, сверкнув глазами, направилась к шахматному столику в углу. Она покажет этому самоуверенному нахалу, что по крайней мере одна актриса сможет устоять перед ним.
      – Вы полагаете, что стоит вам только поманить актрису, и она ваша, не так ли? – холодно спросила Лили, когда Хокхерст занял место за столиком напротив нее.
      – Теперь мне не приходится тратить силы даже на это, – цинично усмехнулся он.
      – Вы тщеславный, высокомерный, невыносимый человек!.. Вы считаете себя совершенно неотразимым!
      – Вовсе нет! Я не настолько глуп. Я прекрасно понимаю, что актрисы находят неотразимым не меня, а ту известность, которую приносит им выбор «короля гримерных».
      Лили затруднилась бы сказать, что поразило ее больше: холодный цинизм или презрительный насмешливый тон, которым были произнесены эти слова.
      У Деймона на щеке дернулась жилка.
      – Вот почему, когда Эдвард представлял нас, я не сказал, что я – лорд Хокхерст. Мне хотелось узнать, смогу ли я хоть раз в жизни понравиться женщине сам, такой, как есть, не привлекая ее надеждой на известность, которую ей даст связь со мной.
      Лили вдруг отчетливо увидела все это с его точки зрения, и ее гнев мгновенно угас. Она даже прониклась к нему сочувствием, усмотрев в их ситуациях неожиданно схожие черты: ведь она тоже страдала от того, что мужчины жаждут заполучить ее лишь как украшение, обладание которым придаст дополнительный вес им самим.
 
      Вскоре выяснилось, что во всем, что касается шахмат, Хокхерст и Лили ни в чем не уступают друг другу. Партия протекала в долгой упорной борьбе. В конце концов Деймон одержал победу, но добился он этого с огромным трудом.
      Игра молодой женщины удивила Хокхерста, признанного мастера шахмат. Крайне редко ему удавалось сразиться с сильным противником, и впервые он играл с женщиной.
      Откинувшись в кресле, Деймон с восхищением следил, как тонкие изящные пальцы Лили быстро расставляют на доске фигуры. Выбившийся золотисто-каштановый локон упал на щеку молодой женщины, и Хокхерсту неудержимо захотелось прикоснуться к нему, поцеловать манящие соблазнительные губы.
      Лили преподносила ему один сюрприз за другим. Из беседы с ней, живой и увлекательной, Хокхерст смог судить не только об остром уме молодой женщины, но и об образованности, что уж и вовсе было трудно ожидать от провинциальной актрисы.
      Она была одета, как всегда, просто, но элегантно, в платье из белого муслина, отделанное зелеными рюшами вдоль выреза каре и по краю юбки. Даже очень внимательный наблюдатель мог обмануться, приняв молодую женщину за даму благородного происхождения. У Деймона в который раз мелькнула мысль, что Лили, возможно, родилась и воспитывалась в иной социальной среде, отличной от той, в которой была вынуждена жить теперь.
      Расставив фигуры, молодая женщина встала.
      – Я выполнила свое обещание и сыграла с вами в шахматы, – весьма недвусмысленно напомнила она.
      Хокхерст не хотел расставаться с ней, уходить из жизнерадостной уютной гостиной. У него мелькнула было мысль предложить Лили еще одну партию, но он решил, что наступило время совершить тактическое отступление.
      Деймон прошел следом за Лили в прихожую, восхищаясь ее царственной осанкой. Она уложила волосы в высокую прическу, открыв длинную лебединую шею. Деймон испытывал невероятный соблазн покрыть эту шею жаркими поцелуями. Однако он не позволил чувствам взять верх над разумом, правда, далось ему это с большим трудом.
      – Вы давно на сцене? – спросил он, чтобы отвлечься от своих безумных желаний.
      Лили обернулась:
      – Почти всю жизнь. Мои родители были актерами, и первую роль я получила четырех лет от роду. Почему вас это так удивило?
      – Вы слишком хорошо образованы и воспитаны для женщины, выросшей в театре.
      Лили понимала, Хокхерст хотел сделать ей комплимент, и тем не менее она разозлилась. Поэтому она не стала объснять, что ее родители происходили из благородных семей, не давших благословения на брак. Молодым супругам пришлось бежать от своих родителей, лишивших их за это наследства. Дед Лили по отцовской линии, узнав, что его сын ради куска хлеба вынужден был стать актером, запретил ему выходить на сцену под своей фамилией.
      – А где сейчас ваши родители? – спросил Хокхерст.
      – Они погибли, когда мне было семнадцать, – дрогнувшим голосом ответила Лили.
      Она до сих пор отчетливо помнила чувство бесконечного отчаяния, владевшее ею тогда. Они жили счастливо, и вдруг в одночасье вся ее жизнь рухнула, не стало самых дорогих, самых близких людей.
      Хокхерст нежно положил ей руку на плечо, и это прикосновение каким-то образом помогло ей справиться с печалью, грозившей затянуть молодую женщину в свой темный омут.
      Она посмотрела ему в глаза. Когда он бывал в гневе, они становились черными, как безлунная ночь, но сейчас, смягченные сочувствием, посветлели, приняв цвет густого отборного шоколада.
      – Представляю, каким для вас ударом было потерять сразу обоих родителей.
      – Да, – грустно кивнула Лили, – хотя Всевышний ниспослал им благословение, позволив умереть в один час. В жизни они были неразлучны – другой такой счастливой пары я не знала.
      – Как они погибли?
      – Ночью обрушилась крыша постоялого двора, где они остановились. Когда их нашли, оказалось, что отец бросился на мать, пытаясь защитить ее своим телом, и даже смерть они встретили в объятиях.
      Его глаза потемнели, стали жестче.
      – Несмотря на все разговоры про то, что вы не собираетесь выходить замуж, у вас романтичная натура. Вы верите в любовь и в семейное счастье.
      Его тон не оставлял никаких сомнений, что сам Деймон в подобные глупости уже давно не верит. «И действительно, – печально подумала Лили, – как может верить в любовь «король гримерных»?»
      – Я считаю, такая любовь, какая была у моих родителей, встречается крайне редко. Вряд ли мне так же улыбнется счастье. Мама говорила, ей очень повезло, что она встретила отца, так как никакого другого мужчину она не смогла бы полюбить.
      Лили умолкла, с грустью вспоминая о необычных отношениях ее родителей. Их любовь не смогли ослабить никакие тяготы и лишения, выпавшие на их долю.
      Деймон, обняв за плечи, нежно привлек ее к себе, и Лили ощутила сквозь ткань сюртука крепкое мускулистое тело. Он ласково провел рукой по ее волосам. Лили расслабилась, чувствуя необъяснимое спокойствие в сильных уверенных объятиях.
      Она подняла на него взгляд. Деймон, улыбнувшись, наклонился к ней. Лили не пыталась уклониться от его губ, пленивших ее рот долгим и удивительно нежным поцелуем. Деймон сдержался и не позволил поцелую стать страстным, и все же Лили, потрясенная до глубины души, долго не могла отдышаться, в то же время чувствуя, как печаль покидает ее, уступая место радостному и светлому чувству.
      Деймон провел пальцем по ее щеке.
      – Я должен идти, – тихо произнес он. – Обещайте, что не будете думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле.
      И, оставив еще один поцелуй, легкий, как прикосновение крыльев бабочки, на губах Лили, он ушел.

      Хокхерст настоял на том, чтобы вечером после окончания спектакля проводить Лили в театральную гостиную.
      – Для Эдварда это явится убедительным доказательством, – объяснял он. – Поверьте, возможно, так нам удастся избежать неприятных сцен.
      Лили понимала, что он прав, и все же колебалась. Гордость не позволяла ей появиться на людях, опираясь на руку «короля гримерных».
      Деймон насмешливо приподнял бровь – этот жест неизменно выводил ее из себя.
      – Вы боитесь отвадить остальных поклонников?
      – Я сделала бы это с превеликим удовольствием, но мне невыносима мысль, что кто-то сочтет меня вашей очередной добычей.
      Хокхерст хитро усмехнулся:
      – Ну что вы! Кстати, а какое вам дело до того, что о вас подумают?
      – Но ведь это же неправда.
      – Но ведь вам правда известна, – улыбнулся он, – а только это и имеет значение.
      – Боюсь, я не могу в полной мере разделить ваше пренебрежительное отношение к мнению других. И мне совсем не все равно, если у кого-то возникнет обо мне превратное впечатление, – призналась Лили, подавая ему руку.
      У зеленой двери комнаты отдыха Деймон замедлил шаг и, переступив порог, остановился.
      В помещении внезапно стало тихо, как в склепе.
      Появление Лили под руку с Хокхерстом произвело впечатление не на одного Эдварда.
      Молодой актрисе еще никогда в жизни не было так стыдно. Она чувствовала обращенные на нее в гнетущей тишине взгляды. Хокхерст незаметно сжал ей руку, напоминая, что она может рассчитывать на его поддержку.
      Вдруг тишина комнаты разом взорвалась гулом голосов.
      – Кажется, мы произвели сенсацию, – вполголоса заметил Деймон.
      К ним подошел Эдвард, вне себя от обиды и негодования.
      – Лили, что все это значит?
      – По-моему, смысл происходящего очевиден, – спокойно заметил Хокхерст.
      Юноша вспыхнул.
      – Лили, как вы могли так со мной поступить?
      Лили вспомнила про Сесилию, печальную и забытую, страдающую в одиночестве дома.
      – Я вас никогда не обнадеживала, Эдвард, – тихо сказала она.
      Это напоминание на какое-то время лишило молодого Сент-Клера дара речи. Наконец он повернулся к Хокхерсту.
      – Тебе следует остерегаться мистера Калхейна. Возможно, Лили еще не предупредила тебя, как он ревнив. С таким человеком лучше не ссориться. – Эдвард был похож на маленького мальчика, пытающегося напугать другого ребенка рассказами о чудовище. – Тебе и думать нечего равняться с мистером Калхейном.
      Хокхерст чуть изогнул губы:
      – Напротив, я обнаружил, что у нас с мистером Калхейном много общего.
      Кузен недоуменно уставился на него, затем, развернувшись, стремительно вышел из комнаты.
      Хокхерст был первым мужчиной, кому Лили оказала предпочтение, и ее поклонники оценили значение этого события. Торопливо поздравив ее с прекрасным выступлением, они отошли в сторону, оставив Деймона и Лили одних.
      Те не стали долго задерживаться, и, когда вскоре после ухода Эдварда актриса покинула гостиную, опираясь на руку Хокхерста, на миг повисла полная тишина, сменившаяся затем возбужденным гулом голосов.
      У дверей дома Лили Деймон, забрав ключ из ее руки, вставил его в замочную скважину.
      – Спокойной ночи, – твердо сказала Лили.
      Деймон, словно ничего не услышав, шагнул в прихожую, освещенную одинокой свечой на трюмо, и придержал дверь.
      Лили шагнула следом за ним.
      – Я вас не приглашала, – сказала она, повернувшись к нему.
      Непроницаемые хищные глаза блеснули в свете свечи. Лили захлестнула волна восторженного возбуждения, лишившая ее возможности трезво рассуждать. Она беспомощно уставилась на губы Деймона, слишком отчетливо вспоминая их поцелуй.
      Хокхерст обнял Лили и, дразня, скользнул губами по ее приоткрытым в ожидании губам. Но в следующий миг его язык ворвался в нее, начав чарующий страстный танец. Когда наконец он прервал поцелуй на какое-то мгновение, с уст Лили слетел стон протеста.
      Деймон тотчас же вновь приник к ее рту, теперь уже настойчивый, требовательный и ненасытный. По всему телу Лили разлился восхитительный обжигающий жар. А губы Деймона, оставив ее рот, покрыли огненными поцелуями ее длинную шею, и Лили откликнулась на это сладостной дрожью.
      Хокхерст выпрямился, и она в смятении взглянула ему в глаза. Ее гордость все еще никак не могла смириться с тем, что она стала очередной добычей «короля гримерных». Этого нельзя допустить ни в коем случае!
      Необходимо показать этому самоуверенному покорителю женских сердец, что по крайней мере одна актриса может устоять перед его чарами.
      И в то же время Лили вынуждена была признать, что еще ни один мужчина не пробуждал в ней такого непреодолимого влечения.
      Она отстранилась от него.
      – Прекратите! – воскликнула она, сознавая, что это требование обращено не столько к Хокхерсту, сколько к ней самой. – Уходите отсюда!
      Деймон подчинился ей сразу, так что она даже моргнула от изумления – и разочарования. Не сказав ни слова, он резко развернулся и вышел на улицу, а Лили с недоумением смотрела ему вслед.
      Внизу Деймон остановился и, обернувшись, сверкнул в лунном свете белозубой насмешливой улыбкой.
      – А ведь вы получили от этого не меньше удовольствия, чем я, – в его тихом голосе ей послышалось торжество.
      Да хранит ее господь! Как бы ей хотелось, чтобы это было неправдой!
 
      Хокхерст ошеломленно смотрел на изящные фарфоровые фигурки на шахматной доске, не в силах поверить своим глазам. Лили поставила ему мат! Она провела партию просто блестяще, и он почувствовал надвигающуюся угрозу лишь тогда, когда все уже было кончено.
      – Ну вот, вы снова нанесли мне жестокий удар, – пошутил Деймон. – Как легко вам это удается!
      – Фи! – ответила Лили, расставляя шахматы. – Никогда не поверю, что вы столь ранимы.
      Что верно, то верно. Деймон втайне был рад тому, что нашел достойного противника.
      Он обвел взглядом уютную светлую комнату, в который раз восхищаясь тем, как удалось Лили несколькими смелыми деталями преобразить унылое непривлекательное помещение в радостную гостеприимную гостиную.
      Портрет-миниатюра юного Адониса, привлекший внимание Хокхерста в его первый визит сюда, исчез. Деймон ни словом не обмолвился по этому поводу, сочтя это обнадеживающим доказательством того, что он начинает потихоньку вытеснять из сердца Лили молодого красавчика, кем бы он ни был.
      В течение всей недели Хокхерст почти все время проводил в обществе актрисы. Они играли в шахматы, гуляли по набережной Эйвона и на Кресчент-Филд, катались верхом по высоким зеленым холмам, окружающим Бат.
      Сперва Лили возражала, что все это не имеет никакого отношения к разыгрываемой в театре комедии. Однако Хокхерст встречал ее слова насмешливой улыбкой и обвинял ее в том, что она пытается избегать его, опасаясь в конце концов стать его очередной жертвой.
      Лили, как он и рассчитывал, заглотила приманку.
      Сейчас Деймон смотрел, как молодая женщина расставляет фарфоровые фигуры на инкрустированной доске. Старинный шахматный набор ручной работы стоил немалых денег, и он гадал, что за поклонник преподнес Лили такой дорогой подарок. Интересно, играла ли она с этим мужчиной, как играет теперь с ним?
      – Кто подарил вам эти шахматы?
      Лили подняла на него удивленный взгляд.
      – Они принадлежали отцу, а ему достались от деда по материнской линии.
      Судя по всему, ее прадед был человек весьма состоятельный.
      Лили закончила расставлять фигуры:
      – Не желаете сыграть еще одну партию?
      – Нет, я бы предпочел просто поговорить.
      От бесед с Лили Деймон получал еще большее удовольствие, чем от шахмат. Он быстро выяснил, что она с одинаковой легкостью поддерживает разговор на серьезную тему и рассказывает веселые истории из театральной жизни.
      В обществе молодой актрисы часы летели быстро, как минуты.
      Более того, Хокхерст все чаще начинал задумываться над тем, а кто кого, собственно, соблазняет. Еще никогда он не был так увлечен женщиной. Умная и интересная собеседница, Лили отличалась к тому же разносторонней образованностью и безукоризненным воспитанием, присущим дамам из общества. И она прямо-таки лучилась жизненной энергией, что делало ее необыкновенно привлекательной.
      Встав из-за шахматного столика, Лили прошла к дивану, приглашая Деймона присоединиться к ней.
      – Расскажите мне подробнее про газетное сообщение о том, что произошло под Тулузой.
      Сегодня Деймон несколько задержался, так как был настолько поглощен длинным описанием сражения под Тулузой в лондонской «Газетт», что забыл о ходе времени. Хотя битва произошла больше месяца назад, в газетах только сейчас появились первые подробности.
      Впервые в жизни Хокхерст встретил женщину, хоть сколько-нибудь интересовавшуюся международными событиями, но Лили проявляла живейший интерес к Наполеоновским войнам, особенно к кампании, которую вел против французского императора герцог Веллингтон. Деймон был поражен, насколько хорошо она разбирается в военном деле. Неудивительно, что она прекрасно играет в шахматы.
      Устроившись рядом с Хокхерстом на диване, Лили внимательно выслушала его пересказ газетной статьи. Однако Деймон был несколько огорчен тем, что ее, похоже, больше интересовали доблестные действия майора Джеймса Рейли, героя сражения, нежели тактический замысел Веллингтона, приведший к победе.
      Он с беспокойством подумал, не принадлежит ли Лили к женщинам, испытывающим непреодолимую слабость к военным.
      Представив себе Лили в объятиях другого мужчины – все равно, в эполетах или без, – Деймон заскрежетал зубами. При мысли о том, сколько возлюбленных уже было в ее жизни, он заскрежетал зубами еще сильнее, захлестнутый ревностью, чувством, доселе ему совершенно незнакомым.
      – Кто были ваши покровители? – не выдержав, прямо спросил Деймон.
      Гневно сверкнув глазами, Лили гордо подняла голову.
      – У меня нет и не было покровителей. Никто и никогда не имел надо мной власти! Я не позволю ни одному мужчине повелевать собой – ни в качестве любовника, ни в качестве мужа.
      – Похоже, вы считаете замужество катастрофой для женщины?
      Из всех женщин, которых доводилось знать Хокхерсту, она была единственным исключением.
      – По закону все, чем обладает жена, переходит к мужу, вольному швырять это на карточный стол или расточать на своих любовниц. Сама женщина, ее состояние и дети попадают в полную зависимость к своему супругу.
      – Разумеется, надо надеяться, что это и его дети, – сухо заметил Деймон.
      – Надо также надеяться, что он станет любящим верным мужем и заботливым отцом, однако далеко не все мужчины таковы.
      Что ж, в этом она была, безусловно, права. Но Деймон оставил эту мысль при себе.
      – Если я выйду замуж, мои доходы перейдут в собственность супруга. Мне уже неоднократно приходилось видеть, как мужья проматывают заработки своих жен-актрис.
      – Следовательно, предпочтительнее быть любовницей, чтобы мужчина не мог предъявлять права на ваши деньги.
      – Расскажите об этом Дороти Джордан.
      Деймон покраснел. Миссис Джордан, знаменитая актриса, блиставшая на сцене «Друри-Лейн», была любовницей герцога Кларенса, младшего брата принца-регента. Всем было известно, что она из своих гонораров оплачивала головокружительные счета герцога и воспитывала рожденных от него детей. После двадцати лет совместной жизни и рождения десяти детей Кларенс отплатил за ее великодушие, полностью разорвав с ней всяческие отношения.
      – Возможно, вам захочется вступиться за благородного герцога? – насмешливо спросила Лили, видя смущение Хокхерста.
      – Я не защищаю то, что не достойно защиты, – тихо ответил он. – Однако не все мужчины так бессердечны, как наши принцы крови.
      – Вот как? – с грустным сарказмом заметила она. – А разве вы не требуете от своих возлюбленных, чтобы они по первому зову выполняли все ваши прихоти, а потом, когда они вам надоедают, безжалостно вычеркиваете их из своей жизни?
      Деймон был оскорблен тем, что Лили поставила его рядом с Кларенсом, чье поведение в отношении миссис Джордан он считал отвратительным.
      – Я всегда с самого начала ясно даю понять даме, что наши отношения будут непродолжительными и в последующем ей ни на что не следует рассчитывать.
      – Ах да, печально знаменитый «Ультиматум Хокхерста»!
      – И все же вы не можете обвинить меня в обмане, – попытался защититься Деймон. – К тому же, ни у одной из них нет от меня детей. Существуют надежные способы избежать этого, и я ими не пренебрегаю. – Он стиснул губы. – Какой вывод я должен сделать из этого разговора? Вы дали обет пожизненного безбрачия?
      Хокхерст ни на мгновение не мог в это поверить. В Лили было слишком много чувственности.
      – Нет, – вынуждена была признаться она. – Но я буду принадлежать только тому мужчине, которого полюблю.
      Деймон с восхищением посмотрел на нее. В век, когда беспомощные женщины целиком зависели от мужчины, гордая уверенная Лили была редчайшим исключением.
      Ад и пламя, но до чего же ему хочется обладать ею, исследовать каждый изгиб ее восхитительного тела! Однако она все еще немного его опасается, и интуиция подсказывала Деймону, что спешить не стоит. «Искусство повелевать женщиной состоит в умении владеть собой».И он не желает упустить такой приз. К тому же он с удивлением заметил, что сама охота приносит ему все больше удовольствия.
      Вот почему Деймон довольствовался медленным, осторожным продвижением вперед, рассчитанным на то, чтобы распалить в душе Лили огонь неутоленной страсти.
      Отрываясь от нее, он заглянул ей в глаза и понял, что выбранная им тактика, новая и необычная для него, доводит до безумного исступления молодую женщину – как, впрочем, и его самого.

      Театральная гостиная была переполнена восторженными поклонниками, изливавшими потоки хвалебных речей в адрес Лили, блистательно исполнившей роль Изабеллы в «Роковом браке».
      Один лишь Хокхерст не принимал в этом участия. Хотя он привез Лили в театр, а сейчас неотступно находился рядом с ней, на спектакле он не присутствовал.
      Когда Лили попыталась выяснить причину этого, Деймон небрежно пожал плечами:
      – Я много раз видел эту пьесу.
      За десять дней, прошедших с того времени, как молодая актриса узнала, что он – знаменитый лорд Хокхерст, она шестой раз выходила на сцену, однако он до сих пор ни разу не присутствовал в зрительном зале во время спектакля, на все вопросы отвечая одинаково неубедительными отговорками.
      Лили была глубоко задета тем, что Деймон не хочет видеть ее на сцене, однако не сказала бы ему об этом ни за что на свете.
      Сегодня вечером, спустившись после окончания спектакля в гостиную, Лили обнаружила, что две молоденькие дурнушки из труппы, занятые на второстепенных ролях, настойчиво добиваются внимания Хокхерста. Во время его первого появления здесь они даже не взглянули в его сторону, но теперь, узнав, кто он такой, девушки не отставали от него, хотя Деймон ясно дал всем понять, что его интересует только одна Лили.
      Лили поздоровалась с ним и не удержалась от язвительного замечания по поводу его популярности среди актрис.
      – Вы правы, однако позвольте напомнить, они не замечали меня до тех пор, пока не узнали мое имя и мой титул.
      Лили, считавшая его хищником в жестокой бессердечной игре, вдруг поняла, что он в ней тоже жертва. Стоит ли удивляться его циничному отношению к женщинам?
      Но почему же Хокхерст тратит на нее столько сил, в то время как другие женщины буквально бросаются ему на шею? Ах да, он ведь хочет доказать, что она не сможет перед ним устоять! Что ж, Лили была готова сразиться с ним на его поле.
      Однако она понимала, что схватка будет непростой.
      Мало того что Деймон – очаровательный остроумный собеседник; Лили вынуждена была честно признаться себе, что испытывает к нему сильное влечение.
      И все же она была готова порвать с ним до того, как он ее соблазнит. Впрочем, пока Хокхерст даже не предпринимал никаких попыток сделать их отношения более интимными. Сначала Лили была этим поражена, затем пришла в недоумение, а в настоящий момент пассивность Деймона ее даже огорчала. Более того, к своему неудовольствию она замечала, что страстные поцелуи, оказывающие на нее такое действие, его самого, похоже, совершенно не зажигают.
      Ничего не сказав по этому поводу, Лили решила сразу же после окончания сезона Королевского театра, до которого осталась всего неделя, уехать из Бата в Уэймут.
      Молодая актриса огляделась вокруг, ища взглядом Эдварда, но в комнате его не было. Вот уже третий вечер подряд молодой глупец не появлялся в театре и не бросал на Лили и своего кузена полные укора взгляды.
      – Надеюсь, наша комедия излечила юного Эдварда от его увлечения, – сказала она Деймону.
      – Моего кузена здесь нет потому, что его мамаша приехала в Бат для празднования совершеннолетия своего чада, которое будет отмечаться через несколько дней. Леди Маргарет жить не может без карт, и она требует, чтобы сын каждый вечер играл с ней в вист. Сомневаюсь, что до ее отъезда мы увидим моего кузена.
      В таком случае нет никакой необходимости продолжать разыгрывать этот спектакль.
      Только Лили собралась сказать об этом Деймону, как вдруг живо представила, как невыносимо ей будет находиться здесь без него.
      И Лили промолчала.
 
      Лили и Хокхерст прогуливались по центральной аллее парка Сидни-Гарден, направляясь к расположенному на небольшом пригорке полукруглому павильону. Вымощенная гравием аллея, освещенная разноцветными фонариками, была запружена толпами гуляющих.
      – Я никогда не видел здесь так много народу, – заметил Деймон. – Вероятно, причина в том, что Королевский театр сегодня вечером не поднимает занавес. Давайте поищем уголок потише.
      Они свернули на узкую извилистую дорожку, теряющуюся в глубине сада. Постепенно шум остался далеко позади.
      Лили и Деймон подошли к каналу, через который был переброшен ажурный чугунный мостик в восточном стиле. Поднявшись на него, они наклонились через перила, глядя на безмятежную водную гладь. Мимо величественно проплыли два белоснежных лебедя, сияя в бледном свете луны.
      Как же здесь хорошо, подумала Лили, особенно когда рядом Деймон. Она украдкой бросила на него взгляд. Лунный свет смягчил черты его лица, он улыбнулся, и у Лили в душе все перевернулось.
      Насколько же он не похож на тот образ «короля гримерных», что составила себе Лили. Она считала, что Хокхерст окажется напыщенным, тщеславным человеком, самонадеянным и самовлюбленным. Искренность Деймона, его забота о родных, острый ум, умение посмеяться над собой обезоружили ее. Но больше всего Лили поразило то, что он обращался с ней, как с дамой своего круга. Ему совсем не была свойственна высокомерная снисходительность, с которой вельможи обычно относились к актрисам, нуждающимся в покровителе.
      Лили улыбнулась при мысли, что теперь все поклонники стараются держаться от нее подальше. Избавление от непрошеных знаков внимания явилось для нее таким огромным облегчением, что ради одного этого стоило сделать вид, что она оказалась очередной жертвой «короля гримерных».
      Хотя бы на время.
      Лили поклялась себе, что побьет Хокхерста его же оружием; она не станет одним из его многочисленных мимолетных увлечений. Именно она, а не он положит конец их отношениям. Однако с каждым днем ее все больше одолевало сомнение, сможет ли она победить в той игре, в которой Хокхерст был столь искушен.
      Туфелька Лили задела камешек, и тот, сорвавшись с моста, шлепнулся в воду, нарушив царящую вокруг тишину.
      Хокхерст взял молодую женщину за руку, и они, сойдя с мостика, продолжили свой путь по уединенной тропинке.
      – Завтра вечером я не смогу проводить вас домой после окончания спектакля, – вдруг сказал Деймон.
      У Лили внезапно больно защемило сердце. Первый раз за две недели его не будет в театре. Неужели она ему уже надоела?
      – Почему? – вопрос вырвался невольно, прежде чем она успела как следует подумать.
      Услышав в голосе Лили сожаление, Деймон сжал ей руку.
      – Мне бы очень хотелось провести вечер рядом с вами, поверьте, но завтра у моего кузена день рождения, и мне необходимо присутствовать на торжественном приеме, который устраивает его мать.
      Едва заметная в траве тропинка повернула в сторону канала.
      – Я, как обычно, привезу вас в театр к началу спектакля и пришлю Сьюэлла, чтобы он отвез вас домой.
      Дальнейший путь продолжался в согласном дружеском молчании. Наконец впереди появились круги красного, зеленого и синего света, отбрасываемые разноцветными лампами. Уединенная петляющая тропинка вернулась к центральной аллее; людские голоса становились все громче.
      Лили гадала, как долго Хокхерст пробудет в Бате. Он еще ни словом не обмолвился о своем отъезде, но как-то в разговоре упомянул, что смертельно скучает в этом провинциальном городе. До окончания сезона в Королевском театре осталось всего три вечера, и молодая актриса неожиданно поймала себя на том, что ей не хочется уезжать из Бата, пока Деймон здесь.
      Она решила осторожно выведать его планы.
      – Куда вы отправляетесь из Бата?
      – В Хокхилл, мое родовое поместье, – кратко ответил Деймон.
      – Оно находится в Девоншире, не так ли? – Лили вспомнила письма Красотки Пег.
      Он молча кивнул.
      В это лето Лили предстояло провести восемь недель в Дорсете и Девоне, и у нее мелькнула мысль, не проляжет ли путь странствующей труппы мимо поместья Хокхерста.
      Лили снова подумала о Красотке Пег. Действительно ли она покончила с собой из-за того, что Хокхерст ее бросил?
      – Почему вы вдруг нахмурились? – неожиданно спросил Деймон.
      – Я… я просто думала, есть ли доля правды хотя бы в половине историй, которые про вас рассказывают.
      Он рассмеялся:
      – Если считать и сказки Кассандры – то не больше чем в четверти.
      Они снова вышли на центральную аллею, ведущую к павильону, и впереди показался киоск с прохладительными напитками и закусками. Деймон спросил у Лили, не желает ли она чего-нибудь, но молодая женщина, поблагодарив, отказалась.
      Народу на центральной аллее становилось все больше. Где-то впереди заиграл оркестр, и ласковый ночной воздух, благоухающий ароматами цветущих деревьев и кустарников, наполнили чарующие звуки музыки.
      Погода оказалась теплее, чем ожидала Лили, начинавшая жалеть о том, что надела зеленую накидку. Молодая женщина расстегнула пуговицы, открыв платье из пестрого муслина с глубоким декольте и завышенной талией, сшитое по последней моде.
      При виде смелого наряда Лили у Деймона сверкнули глаза. Его взгляд задержался на ее полуобнаженной груди, дыхание участилось.
      Стиснув руку Лили, Деймон внезапно ускорил шаг. На этот раз он свернул на совершенно пустынную тропинку, обсаженную по краям густым высоким кустарником, освещаемую одной лишь луной. Заведя Лили в укромную естественную нишу, образованную разросшимся кустом, Хокхерст развернул ее лицом к себе и заглянул ей в глаза.
      – На это платье не сможет смотреть ни один здоровый мужчина! – В его голосе прозвучали гнев и смущение, к которым примешивалось отчаяние. – Вы надели его специально для того, чтобы меня мучить?
      – Нет!
      Возмущенная этим обвинением, Лили непроизвольно прикусила губу, чем сразу же привлекла внимание Деймона. Даже в слабом лунном свете она увидела, как вспыхнули его глаза.
      Хокхерст решительно привлек ее к себе и впился в ее губы требовательным настойчивым поцелуем, точно ожидал встретить сопротивление. Однако Лили, застигнутая врасплох, даже и не думала что-либо предпринимать, чтобы остановить его.
      Деймон почувствовал это и ослабил напор. Его язык, дразня, раздвинул ее губы и проник в рот. Трепетная дрожь, охватившая все тело молодой женщины, стала ему ответом.
      Хокхерст разжал объятия и, положив руки ей на грудь, раздвинул полы накидки.
      Ночной воздух желанной прохладой разлился по лихорадочно пылающей коже Лили. Губы Деймона, на мгновение оставив ее рот, спустились цепочкой поцелуев по изгибу длинной шеи к впадинке на груди и сразу же вновь поднялись вверх. Лили закрыла глаза, отдаваясь сладостным ощущениям, захлестнувшим ее жаркой волной.
      Но тут Деймон, не отрываясь от ее губ, скользнул рукой под накидку, взяв в ладонь тугую грудь. Даже сквозь тонкий муслин молодая женщина ощутила исходящий от него жар.
      Лили отчаянно старалась перебороть неодолимое влечение, которое пробудил в ней Хокхерст, но с таким же успехом она могла пытаться остановить морской прилив, смывающий все на своем пути.
      Деймон нежно гладил ее, словно в его руках был хрупкий, драгоценный предмет. Она ощутила, как у нее твердеют соски. Большой палец Деймона, чуть нажимая, кружил по спелой горошине, и где-то в самых потаенных глубинах тела Лили начала зарождаться мучительно сладостная волна вожделения.
      Молодая женщина беспомощно твердила себе, что должна остановить его, но никак не могла заставить себя сделать это. Затопившее Лили наслаждение лишило ее способности владеть собой.
      Где-то вдалеке оркестр играл нежную мечтательную мелодию.
      И вдруг совершенно внезапно ладонь Деймона разжалась, освобождая свою пленницу. С уст Лили сорвался непроизвольный стон протеста.
      Деймон, усмехнувшись, взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. У него самого на лице было написано несвойственное ему выражение счастья.
      – А ведь тебе понравилось, не так ли, моя сладкая роза?
      Лили, переполненная наслаждением, была не в силах это отрицать.
      Длинные чуткие пальцы Деймона легко скользнули в вырез платья, и она ахнула от нового сладостного ощущения, разлившегося по ее телу. Лили застонала, теперь уже от блаженства, но звук этот заглушили теплые губы Хокхерста, опять накрывшие ее рот поцелуем.
      Умелые пальцы Деймона снова пришли в движение. Скользнув под грудь, они осторожно освободили ее от муслинового плена. Губы Хокхерста, оторвавшись от уст Лили, жадно обрушились на новую добычу. Он легонько провел по набухшим вершинам дразнящим языком, и Лили вскрикнула от нестерпимо мучительного наслаждения.
      Внезапно ночную тишину взорвали громкие голоса, заглушившие звуки отдаленной музыки. На дорожке появилась группа молодых людей – судя по голосам, изрядно подвыпивших, – направляющихся прямо к укромному зеленому алькову, где стояли Деймон и Лили.
      Хокхерст неохотно поднял голову и убрал руку. Его лицо, освещенное бледной луной, исказилось невыносимыми страданиями, показывающими, чего это ему стоило.
      Деймон поспешно увлек Лили за собой в самую гущу зарослей, шепнув ей опустить голову ему на грудь. Затем, крепко обняв молодую женщину, он отвернулся, закрывая ее своим сильным телом от появившихся на дорожке гуляк.
      Лили чувствовала себя в полной безопасности. Уверенное молчание Деймона успокоило ее больше, чем любые слова.
      Молодые люди поравнялись с естественной нишей, и Лили затаила дыхание, но они, не задерживаясь, прошли дальше, судя по всему, не заметив скрытую в тени деревьев фигуру в черном.
      Однако волшебное очарование безвозвратно исчезло.
      – Я еще никогда прежде не опускался до поцелуев в кустах, – весело заметил Деймон.
      Его лицо пересекли недовольные складки, однако Лили не могла определить, на кого он сердится: на нее, на себя или на них обоих.
      Резким движением запахнув на ней накидку, Деймон быстро застегнул все пуговицы. Лили пришлось прикусить губу, чтобы сдержать невольный возглас, и она была потрясена, осознав это.
      Ловкость, с какой Деймон застегнул на ней накидку, напомнила Лили о том, как часто ему приходилось проделывать подобное с другими женщинами. Она сглотнула комок в горле.
      Хокхерст, не промолвив ни слова, быстро повел ее к выходу из сада, словно ему не терпелось с ней расстаться.
      Экипаж Хокхерста, порученный бдительному оку Сьюэлла, ждал у ворот сада. Всю дорогу до дома актрисы Деймон продолжал хранить молчание.
      Он подал молодой женщине руку, помогая выйти из экипажа, и она ощутила нервную дрожь. Лили сомневалась, что сегодня вечером у нее хватит сил устоять перед ним.
      При воспоминании о том, что его губы проделывали с ее грудью, Лили захлестнуло восторженное возбуждение, и где-то в глубине своего тела она ощутила ноющую пульсирующую боль.
      Отперев замок, Деймон открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Лили вперед. Войдя в прихожую, молодая актриса обернулась и увидела, что он остался на улице.
      – Разве вы не зайдете в дом? – удивленно спросила она.
      Выражение его лица, скрытого в темноте, невозможно было понять.
      – Думаю, нет, – спокойно ответил Деймон. – Нам обоим прекрасно известно, что произойдет, если я останусь.
      Резко развернувшись, он, даже не поцеловав ее на прощанье, направился к экипажу своей легкой свободной походкой, так хорошо ей знакомой.
      Лили должна была бы испытывать облегчение. Вместо этого она ощутила разочарование и обиду.
      И ужас по поводу того, с какой легкостью Деймон способен повелевать своими чувствами.
      Для него происходящее оставалось по-прежнему игрой; увы, она про себя такого уже не могла сказать. Все ее тело изнывало от нестерпимого желания загасить испепеляющую страсть, разожженную в ней Хокхерстом. Он же, судя по всему, не испытывал подобных мук.
      Лили тяжело вздохнула. Ее решимость победить «короля гримерных» его же оружием таяла с каждым часом.

      На Хокхерста решительно надвигалась мать Эдварда, подобная фрегату, поднявшему все свои паруса. Деймон подумал было о том, чтобы попытаться укрыться среди собравшихся на торжественный прием гостей, но этим ему удалось бы лишь отсрочить неизбежное. Нечего и думать, чтобы с его ростом затеряться в толпе.
      – Вечер удался на славу, Маргарет, – вежливо заметил Деймон, отказавшись от тщетных попыток спрятаться и решительно шагнув навстречу миссис Сент-Клер.
      Это была неправда; прием получился на редкость скучным и нудным, что еще больше усугубляло неприкрытую враждебность Эдварда.
      – Да, я очень рада, – самодовольно ответила Маргарет. – Моему сыну лишь раз в жизни исполняется двадцать один год, и я не поскупилась на затраты.
      По ее понятию, это заключалось в трех музыкантах, дешевом шампанском и убогом столике с закусками. Что ж, по крайней мере она не просила Хокхерста оплатить счет, хотя сейчас он жалел о том, что сам не предложил ей этого. Деймон всегда охотно проявлял щедрость – если инициатива исходила от него.
      Он заметил Сесилию, одиноко стоящую у стены с неизменным мученическим выражением лица.
      Слава богу, Лили не устраивает подобных капризных сцен, требуя к себе внимания. Точнее, она вообще ничего не требует; впервые на его памяти Деймон столкнулся с женщиной, не пытающейся так или иначе использовать его.
      Неужели ей действительно ничего от него не нужно? Впрочем, это легко проверить, когда он предоставит ей карт-бланш. Деймон вдруг с мучительной болью поймал себя на том, что сознательно оттягивает это, опасаясь, что Лили, несмотря на все разговоры о независимости, разочарует его, без колебаний приняв щедрый дар и сразу же потребовав слишком многого, как это свойственно всем актрисам.
      Однако ему придется действовать быстро. В Королевском театре занавес поднимется еще лишь дважды, после чего Лили наверняка уедет из Бата.
      Деймон повернулся к матери Эдварда.
      – Что беспокоит Сесилию?
      Маргарет недовольно фыркнула:
      – По-моему, она чего-то хочет. Это выражение лица мне прекрасно знакомо, я не раз видела его у ее матери. Полагаю, Сесилия ни за что не признается мне, в чем дело.
      Да, подумал Деймон, Сесилия слишком боится свою свекровь и ни за что не откроется ей.
      – Хокхерст, быть может, вам стоит попробовать выяснить у нее, в чем дело? – Маргарет кисло улыбнулась. – Употребите хоть раз на благо семьи ваше хваленое умение обращаться с женщинами.
      Едва ли Сесилия признается ему, в чем дело – по той же самой причине. Но не успел Деймон высказать вслух свои опасения, как к Маргарет приблизилась седовласая дама в летах, таких же необъятных размеров.
      Хокхерст, воспользовавшись случаем, поспешно отошел в угол. Он очень соскучился по Лили. Весь день ему пришлось провести в хлопотах. Достигший совершеннолетия Эдвард вступил во владения своим состоянием, и Деймону как его опекуну требовалось уладить множество юридических тонкостей. Он едва смог выкроить время, чтобы вечером завезти ее в театр к началу спектакля.
      Наверное, ему следовало побывать на закрытии сезона и посмотреть Лили в роли леди Макбет. Деймон видел, как молодую актрису обижает то, что он еще ни разу не видел ее на сцене. Однако он боялся, что его будет ждать жестокое разочарование. Деймон ни на мгновение не мог поверить в пышные комплименты, которыми осыпали Лили поклонники. Завсегдатаи гримерных готовы расточать любые славословия самой бездарной актрисе в надежде завоевать ее благосклонность.
      Деймон уважал то, как Лили предана своему ремеслу, но недостаток таланта это не восполнит. Если бы она действительно была звездой сцены, каковой ее провозглашают почитатели, она бы в ее годы не довольствовалась провинциальным театром, а играла бы на сцене «Ковент-Гарден» или «Друри-Лейн» в Лондоне.
      Если он увидит игру Лили, она обязательно настоит на том, чтобы узнать его мнение. Деймон обещал ей никогда не лгать, и его слово было нерушимо. Но в то же время ему не хотелось сделать Лили больно, высказав ей нелицеприятную оценку.
      Однажды нечто подобное уже произошло, и это привело к непоправимой трагедии. Больше он такую ошибку не повторит. Нет, лучше воздержаться от посещения Королевского театра.
      – Лорд Хо…хест! – окликнул Деймона задиристый молодой голос.
      Обернувшись, Хокхерст увидел кузена в сюртуке из голубого бархата, нетвердой походкой приближающегося к нему. Видимо, молодой человек обильно попотчевался дешевым шампанским его мамочки, придавшим ему пьяную удаль.
      – Ни за что бы не подумал, что вы способны на такой низкий поступок! – сверкнул взором Эдвард. – Как вы могли поступить со мной так? Как вы могли отбить у меня женщину, которую я люблю?
      – Лили вольна выбирать себе в друзья, кого хочет, – спокойно ответил Деймон. – Если она предпочитает мое общество твоему, я в этом не виноват.
      – Клянусь, я отобью ее у тебя!
      – Говори потише, – предостерег его Деймон. – Или ты хочешь, чтобы тебя услышали мать, жена и все гости?
      Эдвард гневно вспыхнул, но все же перешел на громкий шепот:
      – Предупреждаю, что теперь, когда я стал совершеннолетним и вступил во владение состоянием, ты найдешь во мне гораздо более серьезного соперника в борьбе за благосклонность Лили!
      Деймон взглянул на неразумного щенка с искренним сожалением.
      – Ты действительно считаешь, что сможешь купить ее расположение? Глупец!
      – Ты говоришь так только потому, что боишься меня!
      Терпение Деймона висело на волоске.
      – Лорд Хокхерст, я заявляю вам, что только титул и состояние позволили вам соблазнить Лили!
      Волосок лопнул. Хокхерст еще ни разу в жизни не принимал поздравления с победой, которую не одерживал.
      – Бесстыжий щенок, я ее еще не соблазнил! – прорычал он.
      Деймон понял, что эти слова явились огромной ошибкой, еще до того, как взгляд молодого Сен-Клера озарился восторгом и возбуждением.
      – Я знал, что моя Лили не станет для тебя легкой добычей! – торжествующе воскликнул он.
      В этом Эдвард был прав.
      Развернувшись, он стремительно выбежал из зала. Хокхерст проводил его взглядом, с тревогой гадая, действительно ли молодой глупец собирается покинуть гостей и помчаться в театр. Впрочем, в этом случае ему следует поторопиться. Эмалированные стрелки стоящих у дверей гостиной часов сообщили Деймону, что через десять минут Сьюэлл увезет Лили домой.
 
      Лили не спеша попивала чай в своем небольшом обеденном зале, перечитывая записку Эдварда. Вчера вечером ее доставил в театр запыхавшийся посыльный, прибежавший как раз тогда, когда она в сопровождении Сьюэлла выходила на улицу.
      Записка начиналась раздраженными обвинениями: Эдвард жаловался на то, что, не зная адреса Лили, вынужден обращаться в театр. После чего следовали слезные просьбы встретиться где-либо, только не в театральной гостиной, и поговорить наедине.
      Лили решила согласиться на встречу; однако разговор выйдет совсем не таким, как рассчитывает Эдвард. Молодой женщине пришла в голову мысль, как помирить его с Сесилией, показав при этом молодым супругам, насколько важно делиться друг с другом своими проблемами, вместо того, чтобы молча дуться.
      Однако сперва ей необходимо переговорить с Сесилией. Лили рассчитывала встретить ее как обычно у целебного источника. Если жена Эдварда придет туда, наверняка ее будет сопровождать Феба. Лили хитро усмехнулась. Возможно, ей следует пригласить сэра Роджера Хилтона и познакомить его с молодой вдовой.
      Послышался стук дверного молотка, и у Лили бешено заколотилось сердце. Хокхерст! Но тотчас же поникла, вспомнив, что Деймон будет занят весь вечер.
      Вчера вечером впервые с тех пор, как Хокхерст вырвал ее из рук Хьюго Брума, его не было в театральной гостиной, и Лили сама была поражена тем, как ей его не хватает.
      Непостижимо, почему время, пролетающее в мгновение ока в обществе Деймона, в его отсутствие тащится словно упрямый осел. Лили не хотела думать, что будет, когда он навсегда уйдет из ее жизни.
      В обеденный зал вошла Труда.
      – Принесли почту. Для вас письмо.
      Лили нетерпеливо протянула руку, уверенная, что письмо от брата, оставшегося с армией Веллингтона во Франции.
      Однако это письмо было из лондонского театра «Ковент-Гарден». Лили торопливо вскрыла конверт. Ей предлагался двухгодичный контракт без испытательного срока. Наконец-то знаменитый театр капитулировал! С уст молодой актрисы слетело торжествующее восклицание. Ее дерзкий замысел удался, и ей предстоит появиться в Лондоне, на самой престижной театральной сцене Англии, без унизительных пробных ролей, подставляющих ее под огонь безжалостной критики.
      Надо без промедления уведомить директора Королевского театра о том, что осенью она не вернется.
      Лили быстро написала записку сэру Роджеру, приглашая его присоединиться к ней в курзале, и попросила доставить ее по назначению соседского мальчишку, всегда готового заработать несколько пенсов.
      После чего молодая актриса поспешила в театр, чтобы поделиться хорошими новостями с мистером Стиплом, директором.
      Она нашла его, пухленького коротышку с роскошной бородой, в своем вечно заполненном людьми крошечном кабинете.
      Правда, быстро выяснилось, что мистер Стипл вовсе не разделяет радости Лили по поводу ее приглашения в «Ковент-Гарден». Вместо поздравлений он обрушился на нее с гневными упреками, обвиняя в том, что, не вернувшись осенью в Королевский театр, она подведет всю труппу
      В отместку управляющий объявил Лили, что она не будет играть в прощальном спектакле сезона, как было условлено ранее. Поскольку сегодня вечером театр не зажигал огни, оказалось, что вчерашнее выступление актрисы, хотя тогда она об этом не знала, стало последним на сцене Бата.
      С трудом удержавшись от обвинения мистера Стипла в глупой мелочности, Лили лишь заметила:
      – Жаль, что вы так восприняли это известие. Мне бы хотелось, чтобы мы расстались на более приятной ноте.
      Как только молодая актриса вышла из театра, к ней бросились несколько извозчиков, наперебой предлагая свои услуги, но она отказалась, решив прогуляться до источников пешком.
      Лили вошла в просторный зал как раз тогда, когда закончился дневной концерт. Быстро окинув взглядом расходящихся зрителей, она с радостью обнаружила, что сэр Роджер Хилтон уже ждет ее у дверей. Его великолепная стройная фигура, подчеркнутая ладно скроенным коричневым сюртуком и панталонами того же цвета, притягивала взгляды не одной пары женских глаз.
      Лили обрадовалась, что одна из этих пар принадлежала Фебе, находившейся в обществе Сесилии и сводных сестер Хокхерста. Феба смотрела на сэра Роджера с тем же пристальным вниманием, что и в прошлый раз.
      Роджер тепло поздоровался с молодой актрисой.
      – Я так давно не видел вас здесь, что уже начал подумывать, не уехали ли вы в Уэймут.
      – Я была очень занята, – смущенно пробормотала Лили.
      В последнее время Хокхерст окружил ее таким неослабным вниманием, что у нее не оставалось времени ни на что другое. Впрочем, времени у нее нет и сейчас. День уже близится к вечеру, и через час Хокхерст должен заехать за ней. А Лили еще хотела осуществить задуманное в отношении Сесилии, Фебы и молодого Хилтона.
      – Из Лондона пока никаких вестей? – спросил Роджер.
      – Есть, и великолепные. Сегодня пришло письмо из «Ковент-Гарден». Мне предлагают двухгодичный контракт.
      Лицо Роджера озарилось улыбкой, от которой немало женских сердец забились бы быстрее, но на Лили она не возымела никакого действия.
      – Я так рад за вас!
      Сесилия, выглядящая, если только это возможно, еще более убитой горем, чем тогда, когда Лили с ней познакомилась, направилась к мраморной вазе с минеральной водой.
      – Прошу меня извинить, я ненадолго отлучусь, – обратилась Лили к Роджеру. – Мне надо поговорить с одним человеком.
      Она заспешила навстречу супруге Эдварда.
      При виде Лили у Сесилии радостно зажглись глаза.
      – Я так надеялась снова увидеться с вами! – Я хочу познакомить вас с одним человеком.
      Лили взяла Сесилию за руку и подвела ее к сэру Роджеру. Феба, увидев это, тотчас же поспешила к ним.
      Лили заметила, что сэр Роджер сразу же переключил все свое внимание на молодую вдову. Он смотрел на нее как громом пораженный. Вот она, любовь с первого взгляда! Лили предусмотрительно представила Фебу как вдовствующую графиню Хокхерст, чтобы Роджер не принял ее по ошибке за жену Деймона.
      – Вы давно овдовели? – спросил сэр Роджер. – Впрочем, конечно же, нет.
      – Скоро будет семь лет, – призналась Феба.
      – О боже! – воскликнул Роджер.
      Судя по его потрясенному виду, он, несомненно, заключил, что Феба вышла замуж, едва оторвавшись от материнской груди.
      – Этот брак устроили мои родители, – сдавленным голосом объяснила Феба.
      – Какой ужас! – сочувственно произнес Роджер.
      Феба незамедлительно залилась слезами, и он сразу же стал олицетворением заботы и сострадания.
      Лили, вспомнив, что писал ей брат по поводу неудержимой тяги своего друга к беспомощным плачущим женщинам, не смогла сдержать улыбки. Лучшей тактики, чтобы завоевать сердце Роджера Хилтона, Феба не могла и придумать.
      Оставив безутешную молодую вдову на попечение Роджера, Лили, отведя супругу Эдварда в сторону, спросила, не хочет ли она что-нибудь получить в подарок от мужа, например, какое-нибудь украшение.
      – О да! – с жаром воскликнула Сесилия. – В ювелирном магазине на Бат-стрит есть изумительный перстень с бриллиантом. Я от него просто без ума. Если бы Эдвард подарил мне этот перстень, я стала бы самой счастливой женщиной на свете!
      Лили была поражена происшедшей с ней переменой. Только теперь она поняла, что имел в виду Хокхерст, говоря, что Сесилия может быть милым, прелестным созданием.
      Если замысел Лили сработает, у девочки скоро снова появится повод для радости.
      – Судя по вашему описанию, перстень такой красивый, что я горю от нетерпения увидеть его, – сказала она. – Возможно, вы мне его как-нибудь покажете.
      – С удовольствием! – воскликнула Сесилия, несомненно, так же жаждавшая еще раз взглянуть на украшение. – Быть может, мы сходим прямо сейчас? Я видела его в ювелирном магазине «Форни и сын», это совсем недалеко отсюда.
      – Отлично, – согласилась Лили, понимая, что очень рискует. Ведь Хокхерст может прийти к ней домой до того, как она успеет вернуться. Впрочем, тут уж ничего не поделаешь.
      Выходя из курзала в сопровождении Сесилии, молодая актриса оглянулась на Фебу и сэра Роджера. Они были настолько поглощены разговором, что вряд ли заметили бы упавшее прямо к их ногам пушечное ядро.
      Перстень, присмотренный Сесилией, был с бриллиантом в несколько карат, вставленным в золотую оправу тонкой работы. Лили примерила его под бдительным оком худого юноши с редкими волосами цвета соломы. Молодая женщина решила, что это едва ли был Форни или сын, скорее уж внук.
      Перстень показался Лили чересчур большим и вычурным, но ее спутница, судя по всему, была от него в восторге.
      – Он же ужасно дорогой, – заметила Лили, узнав, сколько стоит перстень. – Должно быть, ваш супруг не стеснен в средствах.
      Сесилия никак не могла оторвать от бриллианта жадного взора.
      – Нет, он не очень богат, – призналась она, – но я хочу этот перстень больше всего на свете. Если муж подарит мне его, клянусь, я больше ничего не буду у него просить!
      Лили усомнилась в этом, но все же спросила:
      – Вы хотите сказать, что, если ваш супруг подарит вам этот перстень, вы уверитесь в том, что он вас любит?
      – О да! – с жаром заверила ее Сесилия.
      Выходя из магазина «Форни и сын», Лили сказала:
      – Не сомневаюсь, ваш супруг просто не догадывается, как важны для вас его подарки. Он не понимает, что вы считаете их доказательством его любви. Обещайте, что, если он в ближайшее время сделает вам подарок, вы объясните, как много это для вас значит и почему.
      Сесилия удивилась необычной просьбе Лили, но послушно дала слово.
      Молодые женщины расстались у дверей магазина. Сесилия направилась назад в зал с минеральными источниками к своим спутницам, а Лили остановилась, обдумывая свой следующий шаг. Ей надо послать Эдварду записку, соглашаясь с ним встретиться, но написать ее дома она не сможет, так как там наверняка ее уже ждет Хокхерст.
      Лили решила зайти в находящуюся поблизости гостиницу «Йорк-хауз». В просторном вестибюле она села за письменный стол, где были предусмотрительно приготовлены перья, чернила, бумага и воск.
      Молодая женщина написала Эдварду, что встретится с ним завтра в десять утра на Бат-стрит у колоннады курзала.
      Запечатав записку воском, Лили поспешила к красивому каменному портику на Столл-стрит, где в ожидании расходящейся из курзала публики собирались кэбы. Найдя там свободного извозчика, она поручила ему доставить послание Палу.
      Покончив с неотложными делами, Лили заторопилась домой. Хокхерст будет допытываться, что ее задержало, но она пока не собиралась раскрывать ему свой план помирить Эдварда и Сесилию. Завтра, одержав эту маленькую победу, она поделится ею с Деймоном, и он будет горд за нее.
 
      Хокхерст, приехав к Лили домой, с удивлением услышал от горничной, что она утром ушла по делам и до сих пор не возвращалась. После настойчивых расспросов Труда призналась, что ее госпожа направилась в курзал. Странное место для деловых встреч.
      Деймон не привык доверять женщинам, и его не покидало гложущее чувство беспокойства, что Лили ведет с ним какую-то тонкую непонятную игру.
      Дожидаясь ее в гостиной, он перебирал в памяти чарующие часы, проведенные с молодой женщиной. Скука и чувство неудовлетворенности, донимавшие его во время приездов в Бат, бесследно исчезли с того момента, как он с ней познакомился. Лили не играла с ним, не вела глупых кокетливых разговоров. Она была самой собой – вот почему он тоже мог быть самим собой, когда общался с ней.
      Нахмурившись, Хокхерст взглянул на бронзовые с позолотой часы на каминной полке. Минуло уже полчаса после того срока, когда он обещал Лили прийти. Она еще ни разу не заставляла его ждать так долго.
      Интересно, имеет ли она хоть какое-нибудь понятие о том, каких усилий стоило ему расстаться с ней после прогулки в Сидни-Гарденз. Прежде Деймону никогда еще не было так трудно следовать своему принципу: хочешь повелевать женщиной – умей владеть собой. В тот вечер ему неудержимо хотелось довершить начатое.
      Но он ценил гордость и силу духа Лили. Она так решительно заявила, что не станет его любовницей, и Деймону хотелось дать ей время хорошенько обдумать тот шаг, который ей предстоит сделать.
      Он хотел, чтобы гордая женщина сама поняла и приняла то, по чему изнывает ее тело.
      Но сам ждать он больше уже не может.

      Дверь распахнулась, и в гостиную стремительно влетела Лили, восхитительная в белом муслиновом платье и белой французской шляпке с широкими полями, отделанной лиловыми шелковыми лентами. Под ажурным кружевом, украшающим край юбки, Хокхерст успел разглядеть лиловые туфельки.
      – Прошу прощения за опоздание, – начала с порога молодая женщина, стягивая длинные перчатки. – Дела задержали меня дольше, чем я рассчитывала.
      Радость Деймона тотчас же сменилась подозрительностью.
      – Какие дела привели вас в курзал? Если бы я знал, что вы пойдете туда, то непременно составил бы вам компанию.
      Лили небрежно бросила перчатки на столик.
      – Знаю, – улыбнулась она. – Но это дело было личным.
      С чего вдруг такая таинственность? Лили всегда была с ним откровенна. Деймон почувствовал, как в нем пробуждается ревность.
      – С кем вы там встречались? – резко спросил он.
      Лили застыла, сверкнув глазами.
      – С другом, и вы не имеете права спрашивать, кто он.
      Вот она, ее проклятая независимость! Продолжать разговор на эту тему было бесполезно. Лили рассердится еще больше, но все равно ему ничего не скажет. Деймону не хотелось спорить с этим несносным созданием, он желал только одного: слиться с Лили в жарких объятиях. Сейчас не время ввязываться в сражение, которое может привести к поражению во всей войне.
      – Вы правы, совершенно никакого, – примирительным тоном произнес он.
      Лили сразу же облегченно вздохнула, успокоенная его ответом, и наградила Деймона улыбкой, согревшей его словно ласковый солнечный свет.
      По его жилам тотчас же разлился жидкий огонь. Гром и молния, что эта женщина делает с ним! Она необходима ему как воздух.
      – Сегодня вы необыкновенно красивы.
      – Вам нравится мое платье?
      – Да, но еще больше то, что оно скрывает.
      – Все обстояло совсем иначе всего два дня назад.
      – Вы ошибаетесь, милая Лили. Напротив, вы нравитесь мне слишкомсильно.
      Молодая женщина не успела снять шляпку, и тень от широких полей не позволила Деймону заглянуть ей в глаза и прочесть, какую реакцию вызвало его признание.
      Медленно развязав шелковые ленты, он снял головной убор и положил его на столик у дивана.
      – Какой бы красивой ни была эта шляпка, – улыбнулся он, – ваше лицо прекраснее, и я предпочитаю смотреть на него.
      Однако Деймон недолго довольствовался одним созерцанием. Его губы прикоснулись к ее губам, вынуждая их приоткрыться и с готовностью встретить сладостное вторжение. Все его тело откликнулось на долгий страстный, жаркий поцелуй восторженным возбуждением и ненасытной болью.
      Ладони Деймона ласково скользнули по ее щекам, волосам, и вдруг его пальцы жадно вплелись в пышные локоны. Ему в лицо пахнуло ароматом шиповника.
      – Твои волосы подобны нежнейшему шелку, – выдохнул он, – но я никогда не видел их распущенными. Ты позволишь?
      Лили медленно кивнула, и Деймон, осторожно вытащив заколки, пропустил сквозь пальцы освобожденные пряди, хлынувшие волшебным каскадом ей на плечи. При виде этой неземной красоты у него перехватило дыхание. Казалось, он прикоснулся рукой к лучам заходящего солнца.
      Лили, томно застонав, закрыла глаза. Деймон наклонился, скользнул кончиком носа по ее губам, затем векам. Задрожав, они снова открылись.
      В зеленых глубинах, полуприкрытых длинными густыми ресницами, Деймон увидел как в зеркале вспышку страсти, не уступающей его собственной.
      Подавив стон, он обвил молодую женщину рукой, склонил голову и проложил дорожку поцелуев по длинной изящной шее. Платье, надетое на Лили, было гораздо более строгим, чем то, в котором он видел ее в саду, и губы Деймона скоро наткнулись на ткань там, где он предпочел бы обнаружить обнаженную кожу. Крепче прижав к себе Лили, он накрыл ладонью ее грудь и тут же ощутил сквозь тонкий муслин затвердевший сосок.
      Его губы вновь отыскали рот Лили, а другая рука, нащупав ее живот, принялась поглаживать его медленными размеренными круговыми движениями. Лили застонала.
      Деймон ощутил, что его желание, круто взмыв к небесам, стало совершенно неуправляемым, точно он был неопытным юнцом, впервые дорвавшимся до женщины. Он обязан овладеть ею, иначе просто сойдет с ума.
      Но сквозь пелену возбуждения, застилающую его сознание, проникла выработанная долгими годами привычка. Настала пора предъявить свой знаменитый ультиматум. Уже много лет Хокхерст не ложился в постель с женщиной, не поставив ей свои условия и не получив от нее согласия на них.
      Однако сейчас Деймон не мог даже думать об этом. Он постарался успокоить себя, что в этом нет необходимости, Лили совершенно не похожа на других женщин.
      И его чувства к ней не похожи на все то, что он испытывал прежде.
      «К тому же, – печально подумал Деймон, – зная Лили, можно не сомневаться, что она презрительно швырнет ультиматум мне в лицо».
      И что тогда станет с ним?
      На самом деле он, черт побери, просто обезумел от желания обладать этой женщиной и готов согласиться на все, что бы она ни попросила. Его выдержка и самообладание, которыми он так гордился, превратились в пепел в огне сжигавшей его страсти. Он обязан обладать Лили, чего бы это ему ни стоило. И к черту правила и принципы!
      Его рот снова накрыл губы Лили пылким самозабвенным поцелуем.
      Лили, переполненная сладостным восторгом, не замечала, как опытные пальцы Деймона ловко орудуют с пуговицами ее платья. Неожиданно он спустил с ее плеч короткие рукава и бретели сорочки. Изумленно ахнув, она уставилась на него.
      Возбужденное сияние, озарившее смуглое лицо Деймона, смягчило резкие черты, сделав его настолько красивым, что у молодой женщины просто захватило дух.
      – Ты настолько прекрасна, Лили, – прошептал с благоговейным восхищением Деймон, не отрывая жадного взора от обнажившейся груди.
      Покраснев, молодая женщина попыталась было стыдливо закрыться, но он схватил ее руку.
      – Нет-нет, пожалуйста, милая, дай наглядеться на тебя.
      Лили успокоилась. Как может она смущаться, когда глаза Деймона полны восхищения и страсти? Его взгляд заставил ее почувствовать себя самой красивой женщиной на свете.
      Губы Деймона скользнули вниз, властно теребя розовый бутон соска. Их прикосновение оказалось таким нежным и ласковым, что Лили, откликнувшись охватившей все тело дрожью, была не в силах возражать, пошевелиться, даже издать членораздельный звук.
      Но вот его рот оказался уже на другой вершине, играя с ней, лаская ее, и по телу Лили разлилась новая сладостная волна. Она по-прежнему была не в силах остановить Деймона, захваченная муками страсти, настолько нестерпимыми, что ей казалось, она их не переживет.
      Пальцы Деймона снова пришли в движение у нее за спиной, и вдруг платье Лили упало к ее ногам. Его губы продолжали ласкать ее грудь, а рука, нащупав пояс нижней юбки, скользнула под нее и принялась поглаживать бедра. Затем эта волшебная теплая ладонь поднялась вверх, прикоснулась к животу Лили, и она ахнула. Ее колени вдруг ослабели, и Деймону пришлось подхватить ее, чтобы она не упала.
      Без труда удерживая вес ее тела одной рукой, другой он продолжал дразнящие возбуждающие движения. Когда Деймон наконец убрал руку, Лили громко застонала, выражая протест.
      Деймон подвел ее к дивану. Лили обессиленно опустилась на него, и Деймон уложил ее на подушки.
      Это движение на какое-то мгновение вернуло ей частицу рассудка. Призвав всю свою волю, Лили запоздало попыталась было возразить.
      – Я не…
      Деймон нежно прижал палец к ее губам.
      – Молчи, дорогая. Если ты не хочешь, я с тобой ничего не сделаю. Но сейчас позволь мне доставить тебе еще немного удовольствия. – Его глаза стали похожи на коричневый бархат. Такого мягкого нежного взгляда Лили в них еще не видела. – Ты ведь хочешь этого.
       Да, он прав. Помоги ей, боже!
      Деймон опустился перед диваном на колени, припал к губам Лили пылким, яростным поцелуем, и она сразу же потеряла возможность связно рассуждать.
      Хокхерст поднял сорочку Лили до пояса, и его пальцы легкими, едва заметными касаниями начали кружить по восхитительным бедрам. Лили беспомощно задрожала, но тотчас же забыла обо всем, так как длинный палец Деймона проник к самой сокровенной части ее тающего от желания тела.
      Затем он начал медленные умелые движения, сконцентрированные вокруг одной точки. Сотрясаемая сладостными конвульсиями, Лили громко застонала.
      Почему ее тело отвечает Хокхерсту огнем вожделения, заставляющим забыть обо всем на свете? Застигнутая неудержимой волной страсти, Лили внезапно поняла, почему ни одна женщина не может устоять перед ним.
      Сама она теперь даже думать не хотела о сопротивлении.
      Еще ни одному мужчине не удавалось пробудить в ней чувство, что она умрет, если он не будет принадлежать ей – хотя бы одно мгновение. Ни один мужчина не превращал ее кровь в жидкий огонь, и до того, как Лили встретила Хокхерста, она была уверена, что это не удастся никому.
      Она не хотела всю оставшуюся жизнь гадать, что это такое – быть возлюбленной Хокхерста. Она не собиралась сожалеть о том, что так и не узнала, от чего отказалась.
      Не так давно Лили смотрела на всех женщин, не устоявших перед Хокхерстом, с ледяным презрением. Какими же идиотками они были, что отдались такому мужчине, да еще страдали от того, что он их бросил!
      Теперь Лили поняла, что это она была неисправимо глупа.
      Она хотела преподать урок «королю гримерных», но, как выяснилось, это он научил ее многому, может быть, самому главному.
      Хокхерст, стоящий на коленях у дивана, одарил Лили новым огненным поцелуем, а его волшебные пальцы тем временем не прекращали свою изощренную пытку.
      Затем рот Деймона расстался с ее губами, и язык медленно скользнул по холмам ее груди, задержавшись на розовых вершинах. Лили, вне себя от наслаждения, забилась в сладостных судорогах.
      Она погрузила руки в густые черные волосы, оказавшиеся на удивление мягкими, и выгнулась дугой в восхитительных мучениях, которые несли ей чарующие губы и пальцы Деймона. Изнывая от невыносимой боли, требующей выхода, Лили интуитивно поняла, что лишь он в силах ее спасти.
      – Деймон, помоги мне! – взмолилась она.
      Оторвавшись от ее груди, он тихо произнес:
      – Милая, для этого существует только один способ. Ты согласна?
      Лили, терзаемая нестерпимыми муками, могла дать лишь один ответ.
      – Да, – прошептала она.
      Лицо Деймона оставалось непроницаемым.
      – Ты уверена?
      Он не собирался облегчить ей капитуляцию, и Лили заколебалась. Когда она признает свое поражение, зажгутся ли торжеством эти бездонные черные глаза?
      Прошло мгновение, другое. Хокхерсту, ждавшему ответа, казалось, что он вздернут на дыбу. Даже если Лили откажет ему, он вряд ли сможет остановиться, пожираемый огнем вожделения.
      Ее веки, задрожав, сомкнулись.
      – Да…
      Хокхерст понял, что Лили закрыла глаза, не желая видеть, как его взор озарится триумфом победы. Но она ошиблась. Он испытал восторженное возбуждение – и облегчение. Лили была ему нужна больше жизни.
      – В таком случае, моя дорогая, – он прикоснулся поцелуем к ее лбу, – полагаю, нам будет удобнее в твоей кровати.
      Он помог ей подняться с дивана. Молодая женщина с трудом держалась на ногах, и ему пришлось крепко обхватить ее за талию.
      Лили провела его в свою спальню, благоухающую ароматом шиповника – этот запах Деймон ни с чем не мог спутать. Он с облегчением увидел, что ее широкая кровать способна вместить двух влюбленных, это прочное добротное сооружение, а не хрупкая узкая конструкция, которая может рухнуть от его неистовых порывов страсти.
      В спальне, как и в гостиной, убогая безликая обстановка была преображена до неузнаваемости талантливой женской рукой. Постель была застлана покрывалом в зеленую и белую клетку. На стене висел пестрый гобелен. Вышитая скатерть скрывала обшарпанную крышку комода, и Деймон сразу же почувствовал, что зеркало в позолоченной рамке, висящее над ним, принадлежит Лили.
      Едва они успели дойти до кровати, у Лили подкосились ноги.
      Деймон понял, как трудно такой гордой и независимой женщине чувствовать себя побежденной. Прикоснувшись губами к вискам Лили, он спросил:
      – Ты передумала, любовь моя?
      – Да… нет…
      – Ты вольна отказаться.
      А что в этом случае делать ему?! – мелькнула у него страшная мысль.
      Лили подняла на него затуманенный взгляд своих удивительных зеленых глаз.
      – Но я же так тебя хочу!
      В ее голосе отразилось отчаяние, сравнимое с его собственным.
      Она не пожалеет о своем решении. Он приложит к этому все силы.
      Хокхерст намеревался доставить Лили неземное наслаждение. Чтобы с ним не могли сравниться все те, кто был у нее раньше – или будут после него. Заключив в объятия, он обжег ее пламенным поцелуем, призванным рассеять остатки сомнений.
      Деймон нежно снял с Лили нижнюю сорочку, и она зарделась от его восторженного взгляда. У него вдруг мелькнула мысль, что она впервые предстает обнаженной перед мужчиной.
      – Не стесняйся, – ласково произнес он. – Без одежды ты еще прекраснее. Лишь очень немногие женщины могут похвастаться тем же.
      Как только они оказались на белоснежной простыне, Деймон принялся ласкать и возбуждать ее всеми известными ему способами.
      Пальцы Деймона скользнули в интимные глубины ее тела, и их путь был облегчен обильным сочным медом ее отклика, но все же он был удивлен тем, как плотно стиснуты бархатные складки. Судя по всему, Лили уже довольно давно не была близка с мужчиной, так что ему сначала придется действовать очень осторожно. Деймону хотелось, чтобы Лили ощутила верх блаженства, и впервые он смутился, словно юноша, познающий первые прелести любви.
      Деймон покрыл пламенными поцелуями восхитительное тело Лили. Когда его губы наконец достигли своей цели, молодая женщина, громко вскрикнув, выгнулась в сладостной неге.
      Оторвавшись на мгновение, Деймон по изумленному выражению лица Лили понял, что еще ни один мужчина так ее не целовал. Она не переставала его удивлять. Его палец снова проник в ее сокровенные глубины, исследуя их, и вдруг удивление сменилось ошеломленным испугом.
      – Лили, – тихо произнес Деймон, – ты когда-нибудь была близка с мужчиной?
      – Нет, – призналась она.
      – Почему ты меня об этом не предупредила? – сдавленно вскрикнул он, оглушенный сознанием того, что он у нее первый. Гром и молния, ведь он же мог по незнанию причинить ей ненужную боль!
      – Ты бы мне все равно не поверил.
      Она права, виновато подумал Деймон. Даже если не брать в расчет, что Лили актриса, она настолько пылкая и страстная женщина, что ему даже не приходило в голову задуматься, были ли у нее другие возлюбленные. Хокхерст был глубоко тронут – ему оказана честь и одновременно на него возложена ответственность стать первым.
      Теперь он еще больше, чем прежде, преисполнился решимости приложить все силы, чтобы Лили навсегда запомнила этот день. Его собственная жажда удовлетворения отступила перед желанием сделать волшебным посвящение молодой женщины в таинство любви.
      – Я хочу, чтобы ты познала истинное блаженство, – тихо промолвил Деймон, – и все же сначала тебе будет больно – с этим ничего нельзя поделать. Однако обещаю, я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы уменьшить эту боль.
      Накрыв ее своим телом, он начал медленное проникновение в тесное, но гостеприимно влажное лоно Лили. Его движения были очень осторожными. От напряженного усилия сдержать свою страсть лоб и спина у него покрылись потом. Мышцы рук и позвоночник заныли, вынужденные сдерживать вес тела.
      Наконец решив, что настала пора, Деймон одним рывком прорвал преграду. Его губы прижались к ее губам, принимая крик боли, после чего он застыл, давая телу Лили время привыкнуть к вторжению в его святая святых, нашептывая ей ласковые успокаивающие слова.
      Затем Деймон начал двигаться. Лили сначала напряглась, но тут же расслабилась, присоединяясь к нему в ритме страсти. По мере увеличения темпа ее дыхание учащалось, становилось отрывистым. Застонав, Лили судорожно вонзила ногти в спину Деймона, купающегося в океане ее нарастающей страсти.
      Лили была не в силах осознать до конца нарастающую внутри бурю. Она ощущала, как ее затопляет смешанное чувство необъяснимого мучения, требующего выхода, и величайшего наслаждения.
      Внезапно ее тело, казалось, слившееся воедино с телом Деймона, забилось в сладостных судорогах. Он, выгнувшись дугой, застыл на мгновение и тотчас же рухнул вниз, судорожно дыша.
      Лили с изумлением взглянула на него сквозь пелену наслаждения, застилающую ее взор.
      В глазах Деймона появился ответный блеск.
      – Кажется, мы удивлены, не так ли? – рассмеялся он.
      – Очень, – призналась Лили.
      Деймон, вспомнив, что давит на нее всем весом своего могучего тела, начал было перекатываться на бок, но она стремительным движением остановила его.
      – Не надо, пожалуйста! Мне нравится ощущать тебя своей частицей.
      – Но это не сравнится с тем, что чувствую я, моя милая Лили, будучи твоей частицей.
      Его голос был пропитан полным удовлетворением.
      Влюбленные продолжали лежать молча, слившись в объятиях. Лили не могла вспомнить, когда в последний раз была так безгранично счастлива. Деймон оказался удивительно терпеливым и нежным любовником. Он стремился в первую очередь доставить наслаждение ей, а уж потом – получить удовольствие самому. Пусть она неопытна в вопросах любви; интуитивно она почувствовала, что в этот волшебный мир ее ввел знаток.
      Неудивительно, что Хокхерст, несмотря на свою знаменитую скупость, вихрем пронесся по театральным гримерным. Пусть он прижимист во всем, что касается его кошелька; в постели он опытный и щедрый возлюбленный. Лили запоздало поняла, почему многие женщины с готовностью принимали «Ультиматум Хокхерста».
      И только ей Деймон его не предъявил. Лили была удивлена, но ей было настолько хорошо, что она не спросила об этой его странной забывчивости.
      Почувствовав, как горячая плоть внутри ее уменьшилась в размерах, Лили с сожалением вздохнула. Деймон, оторвавшись от нее, перекатился на спину. И окинул спальню удивленным взглядом. Вдруг его глаза застыли на кинжале, висящем на стене у двери. Изящная рукоятка была украшена тремя крупными драгоценными камнями: изумрудом, рубином и жемчугом.
      – Почему он висит в твоей спальне?
      – Мне очень нравится этот кинжал. Я люблю смотреть, как утром свет из окна играет на камнях.
      – Подарок от поклонника?
      – Да, но это совсем не то, что ты имеешь в виду.
      Кинжал подарил Лили престарелый театрал, не имевший никаких амурных устремлений. Состоятельный джентльмен, у которого не было наследников, был так тронут сценой сна леди Макбет в исполнении молодой актрисы, что преподнес ей этот богато украшенный клинок, заявив, что она превзошла саму великую Сару Сиддонс. Но Лили предпочла не говорить Деймону об этом.
      – Одному старому джентльмену очень понравилась моя игра на сцене, – ограничилась она.
      – Помимо всего прочего, – язвительно заметил Деймон.
      Счастливое настроение Лили мгновенно испарилось. Цинизм Хокхерста глубоко ее ранил. Для него происшедшее было лишь игрой, в которой он одержал еще одну победу. Она вдруг ощутила себя слабой и поверженной.
      – Представляю, как ты доволен собой! – задыхаясь, выдавила она. – «Король гримерных» в который раз торжествует, видя у своих ног еще одну глупенькую актрису, не сумевшую устоять перед ним.
      Она попыталась было отвернуться от него, но Деймон стиснул ее в крепких объятиях.
      – Поверь мне, я испытываю не торжество, а головокружительное счастье. Кому, как не мне, понимать, мой несравненный цветок, что ты так же не похожа на других женщин, как лилия на крапиву.
      Несколько успокоившись, Лили перестала вырываться.
      – Лили, ты даже представить себе не можешь, как я мучился от невыносимого желания обладать тобой, – продолжал он.
      Но все же ее сомнения не рассеялись окончательно.
      – Так сильно мучился, что преспокойно развернулся у моих дверей и ушел после вечера в Сидни-Гарденз.
      Деймон рассмеялся.
      – Да, я был настолько спокоен, что мне пришлось среди ночи купаться в Эйвоне, пытаясь прийти в себя. – Он чмокнул ее в кончик носа. – Я безумно хотел тебя. И до сих пор хочу, – печально добавил Деймон, взглянув вниз.
      Несмотря на то что он только что обрел чарующее облегчение в глубинах ее тела – а может, именно поэтому, – его мужское достоинство, налившееся силами, гордо поднялось вверх, требуя продолжения.
      Лили также перевела взгляд вниз.
      – Поразительно!
      И впрямь поразительно, черт побери! В его-то возрасте – да это просто чудо.
      – Ты снова превратила меня в ненасытного жеребца.
      На этот раз они не спешили. Лили, осмелев, очаровательными движениями исследовала тело Деймона, а он самозабвенно купался в чистоте и глубине ее чувств. Она оказалась еще более страстной женщиной, чем он предполагал.
      Они взмыли до заоблачных высот, познать которые дано лишь избранным; хотя Лили и не догадывалась, опытный Деймон сразу понял это…
      Лили лежала, уютно устроившись у него на плече. За окнами майские сумерки постепенно сменялись ночной темнотой.
      – Теперь я понимаю, почему ты стал «королем гримерных», – задумчиво произнесла она. – Но сегодня ты забыл кое о чем – об «Ультиматуме Хокхерста».
      Деймон напрягся. Неужели он совершил ошибку? Решив не объяснять Лили, что он сознательно не вспомнил об этом, Хокхерст встревоженно спросил:
      – И что же ты потребуешь от меня завтра?
      – Подарить мне еще одну такую же ночь, – без промедления ответила она.
      – Как, тебе не нужны драгоценности? – спросил он, пытаясь сделать вид, что издевается над ней, но его голос выдал глубоко укоренившееся подозрение в отношении женщин, перебороть которое не удалось даже Лили.
      Ее глаза вспыхнули гневом.
      – Деймон, не оскорбляй меня! Я не продаюсь за драгоценности.
      – Тогда за что же ты мне продаешься?
      – Ни за что! Все, что я отдаю тебе, я отдаю добровольно, а не по необходимости или из расчета. Неужели ты не можешь поверить, что мне от тебя не нужно ничего, кроме наслаждения, которое ты мне даришь?
      И она была права, Деймон действительно не мог в это поверить.
      – Я никогда прежде не встречал женщину, готовую довольствоваться столь малым.
      – Столь малым! – выпалила Лили.
      Безмерно счастливый, Деймон привлек ее к себе.
      – Так позволь дать тебе больше!

      Утром Лили проснулась, укутанная уютным теплом Деймона. Она лежала на боку, а он прижимался к ее спине, крепко обняв за плечи. По его ровному глубокому дыханию Лили заключила, что он еще спит.
      Некоторое время она лежала, терзаемая запоздалым раскаянием. Ей следовало прогнать его от себя, как только она узнала, кто он такой. Какая же она глупая, что собиралась победить самого лорда Хокхерста его же собственным оружием! Лили улыбнулась. Что ж, по крайней мере она теперь знает, что у нее не было никаких шансов на победу. Однако побежденной она себя почему-то не чувствовала.
      Яркий свет, пробивающийся сквозь занавески, говорил, что уже поздно. Больше всего на свете Лили хотелось остаться рядом с Деймоном. Но она должна была встретиться с Эдвардом на Бат-стрит.
      Стараясь не разбудить Деймона, молодая женщина осторожно высвободилась из его объятий и встала с кровати. Ей следовало спешить, но она невольно мешкала, любуясь спящим возлюбленным. Его густые черные волосы спутались, сон смягчил резкие черты лица; в его облике появилось что-то мальчишеское, невыразимо привлекательное. Лили поймала себя на мысли, что готова часами смотреть на него. Но все же усилием воли она заставила себя отвернуться и, взяв из гардероба одежду, бесшумно выскользнула из комнаты.
      Одеваться она пошла в комнату Труды. Горничная, сидя у окна, чинила платье своей госпожи. Молодые женщины провели вместе уже четыре года, и Лили считала Труду скорее своей подругой, чем служанкой. Поэтому прочтя в глазах горничной немой вопрос, она честно призналась:
      – Боюсь, я потеряла свое сердце.
      Лили была абсолютно уверена, что этого никогда не произойдет. И вот теперь невозможное все же случилось: она полюбила Хокхерста. А Лили к тому же опасалась, что она пошла в свою мать: в жизни ей суждено любить лишь одного мужчину.
      – Но, мэм, он ведь знатный дворянин, – неуверенно начала Труда. – Он не… – Она смущенно осеклась.
      – Да, знаю.
      Лили еще не лишилась остатков здравого смысла. Она не тешила себя надеждами, что Хокхерст женится на ней. Даже если бы он верил в любовь – а ей было прекрасно известно, что это не так, – он понимает, чего от него требует его положение в обществе. Граф Хокхерст ни за что не возьмет в жены женщину, зарабатывающую себе на жизнь игрой на сцене.
      Но в то же время Лили надеялась, что он не оскорбит ее любовь предложением стать его содержанкой. Она будет возлюбленной Хокхерста, но не его любовницей.
      Сам он едва ли поймет разницу, но это неважно. Главное, эту разницу видит она.
      Лили улыбнулась:
      – Порадуйся за меня, Труда. Лучше краткий миг наслаждаться истинной любовью, чем вообще не узнать, что это такое.
 
      Деймон все еще спал, когда Лили вышла из дома, направляясь на встречу с Эдвардом. На всякий случай она черкнула краткую записку Труде, но Деймон спал так крепко, что, если повезет, не должен был проснуться до ее возвращения.
      Как и было условленно, Эдвард ждал у колоннады на углу Бат-стрит. При виде Лили он радостно улыбнулся и бросился ей навстречу.
      – Лили, я полон решимости спасти вас от ужасной ошибки, о которой вы будете сожалеть до конца дней своих! – с жаром воскликнул он, прежде чем молодая женщина успела произнести хоть слово. – Ястреб – не тот мужчина, который вам нужен! Он слишком стар для вас!
      У Лили возникло ощущение, что Эдвард заранее отрепетировал свою речь.
      – Я предпочитаю зрелых мужчин, – холодно заметила она. – Они знают, как заставить женщину почувствовать себя любимой, а только это нам и нужно.
      – Ястреб никого и никогда не любил! – не унимался юноша.
      «Увы, это скорее всего правда», – с грустью подумала Лили, но вслух произнесла:
      – Каждая женщина хочет, чтобы ее любил и лелеял тот единственный мужчина, которого она изберет себе в мужья.
      – Ястреб ни за что на свете на вас не женится!
      Не обращая внимания на эти слова, Лили повела Эдварда вдоль колоннады.
      – Каждая женщина хочет иметь мужа, который станет объясняться ей в любви и говорить, какая она красивая, даже тогда, когда она, ожидая ребенка, будет считать себя толстой и отвратительной – женщины особеннохотят этого, когда беременны.
      – Вы для меня всегда будете прекрасны, – упрямо возразил Эдвард.
      – Это вы сейчас так говорите, но каким супругом вы окажетесь в действительности? – задала вопрос с подвохом Лили, ведя увлеченного разговором юношу к ювелирному магазину «Форни и сын». – Когда женщина носит в своем чреве плод любви ее супруга, у нее часто бывает плохое настроение, она плачет и дуется на всех вокруг, и ей хочется, чтобы муж развеял ее тоску. В достаточной ли степени вы уже взрослый, Эдвард, чтобы стать таким мужем?
      Тот пристыженно покраснел.
      Они находились всего в нескольких шагах от ювелирного магазина, и Лили захлопнула капкан.
      – Купите ли вы своей беременной жене подарок, чтобы и словами, и поступком выразить ей свое чувство?
      – Какой подарок? – оживился Эдвард.
      Лили улыбнулась:
      – Женщинам очень нравятся драгоценности.
      Она остановилась перед дверью магазина «Форни и сын».
      – Возможно, в этом магазине есть что-нибудь подходящее, что сможет убедить жену в чувствах ее мужа.
      Молодой человек послушно вошел вслед за Лили в магазин, где их встретил тот же худощавый паренек, что вчера обслуживал ее и Сесилию. Судя по тому, как блеснули его глаза, молодой ювелир узнал Лили. Она мысленно помолилась о том, чтобы он не обмолвился о ее предыдущем визите.
      – Думаю, нам следует первым делом взглянуть на перстни, – улыбнулась она своему спутнику. – По-моему, женщины считают перстни с драгоценными камнями залогом любви своих мужей.
      Продавец, понимающе усмехнувшись, подал им на бархатной подушечке тот самый перстень с бриллиантом, что присмотрела Сесилия.
      Лили притворилась, что изучает другие перстни – с изумрудом, рубином, сапфиром, – но в конце концов остановилась на том, что выбрала жена Эдварда.
      – О, какая прелесть! – воскликнула она, протягивая ему перстень. – Любая жена будет на седьмом небе от счастья, получив от мужа такой подарок.
      Молоденький продавец ехидно ухмыльнулся, и Лили захотелось надрать ему уши.
      К счастью, Эдвард был так потрясен, увидев огромный бриллиант, что не заметил странного поведения ювелира.
      Справившись о цене перстня, Эдвард побледнел, услышав ответ.
      – Он же баснословно дорогой, – опешив, произнес он.
      – Да, но я уверена, вы будете поражены тем, с какой теплотой ваша жена примет от вас этот подарок, – не сдавалась Лили.
      Она видела, что проклятый продавец с живейшим интересом следит за разговором, но с этим ничего нельзя было поделать. Ей необходимо убедить юного глупца купить этот перстень для своей жены.
      – О, готова поспорить, жена бросится вам на шею и постарается сделать все, что в ее силах, чтобы сделать вас самым счастливым человеком на свете.
      Глаза Эдварда озарились вдохновением.
      – Вы действительно так считаете? – спросил он.
      – Да! – с жаром заверила его Лили, возвращая перстень на подушечку.
      Итак, она сделала все, что могла. Теперь пора уходить.
      – Ну а сейчас я должна идти, – сказала она, направляясь к выходу. У меня назначена встреча с моей портнихой.
      Разумеется, это не соответствовало действительности, но Лили хотелось вернуться домой до того, как Хокхерст проснется.
      Выходя из магазина, она оглянулась на Эдварда. Тот стоял в мучительной нерешительности, но у Лили возникла твердая уверенность, что он все же купит перстень с бриллиантом.
      Она счастливо улыбнулась, жалея, что не может на время превратиться в муху и стать незаметным свидетелем радости Сесилии, когда та получит этот подарок.
 
      Хокхерст, еще не до конца проснувшийся, вдруг осознал, что Лили больше не лежит в его объятиях. Не открывая глаз, он протянул руку, чтобы вернуть ее, но постель была пуста. Мгновенно очнувшись от сна, Деймон был неприятно поражен тем, что лежит в кровати в спальне Лили, а молодой актрисы нигде нет.
      Сердито выругавшись, он быстро встал и, поспешно натянув панталоны, выскочил из комнаты в поисках Лили, но горничная сообщила ему, что ее госпожа ушла из дому пару минут назад.
      – Она рассчитывала вернуться до того, как вы проснетесь, но на всякий случай оставила вам записку.
      Труда протянула ему сложенный лист бумаги, на котором уверенным аккуратным почерком было выведено одно слово «Хокхерсту».
      Торопливо развернув лист, Деймон быстро пробежал записку глазами:
      «Ты спал так крепко, что мне не захотелось тебя будить, но у меня есть одно неотложное дело. Скоро вернусь. Л.».
      Ему пришелся по душе смелый изящный почерк Лили, такой же неповторимый, как она сама, но содержание записки заставило его нахмуриться. Деймон не мог поверить, что после такой ночи, проведенной вместе, Лили ускользнет из дома по какому-то новому неотложному делу. Он мрачно подумал, не связано ли это таинственное дело с тем, чем она была занята вчера в курзале.
      Деймон решил все разузнать сам. Вернувшись в спальню, он быстро оделся и вышел из дома. На улице накрапывал дождь, а вчера он не догадался захватить с собой зонт. Смирившись с тем, что ему придется промокнуть, Деймон направился в курзал.
      У него из головы не выходили слова Лили о том, что ей от него не нужно ничего, кроме таких же ночей. Ему хотелось ей верить, но весь его богатый опыт свидетельствовал о том, что в любой женщине рано или поздно просыпается жадность. Это сразу же убивало интерес Деймона – и не из-за того, что он был скупым, как утверждала Кассандра, а потому, что ему было неприятно сознавать, что женщин в первую очередь волнует содержимое его кошелька.
      Недоверие ко всему женскому полу пустило очень глубокие корни в сознании Хокхерста, и он не мог избавиться от предчувствия, что и Лили в конце концов разочарует его, как все женщины до нее.
      Улицы города были пустынны. Сезон в Бате подходил к концу, и почти все отдыхающие уже уехали с курорта. Сегодня вечером состоится закрытие сезона в Королевском театре, и Лили сможет покинуть Бат. Деймон решил взять ее с собой в Хокхилл.
      Зайдя в курзал, он обнаружил, что и здесь народу почти нет – еще одно свидетельство того, что сезон в Бате заканчивается. Деймону потребовалось всего несколько минут на то, чтобы убедиться: молодой актрисы здесь нет.
      Когда он вышел на улицу, небо немного просветлело, и дождь прекратился. Оглянувшись вокруг, Деймон увидел Лили, выходившую из одного из магазинов, расположенных вдоль колоннады Бат-стрит. Молодая женщина быстрым шагом направилась в сторону своего дома. Значит, она всего-навсего ходила за покупками. Деймон нахмурился. Можно было бы подождать, пока он проснется.
      Хокхерст направился следом за Лили. Проходя мимо дверей ювелирного магазина «Форни и сын», он остановился. Раньше он никогда не покупал женщинам дорогие ювелирные украшения. Однако поскольку Лили отказалась от драгоценностей, ему из духа противоречия захотелось подарить ей что-нибудь такое же необычное, как прошлая ночь, и такое же утонченное и изысканное, как сама Лили. Деймон решил зайти к ювелиру и взглянуть, что тот может предложить.
      Войдя в магазин, он с удивлением увидел там кузена, с восхищением разглядывающего свое новое приобретение – большой аляповатый перстень с бриллиантом. Деймон с беспокойством вспомнил пылкую угрозу глупого щенка завоевать благосклонность Лили, покупая ей дорогие подарки. Оставалось надеяться, что в данном случае речь идет не об этом.
      Едва заметив его, Эдвард нахмурился, и у него на лице появилось выражение откровенной неприязни.
      – Зачем вы пришли сюда? – спросил он.
      – И я тоже рад тебя видеть, кузен, – язвительно усмехнулся Деймон. – По-моему, я волен делать покупки там, где мне заблагорассудится.
      Он кивком указал на перстень в руке молодого Сент-Клера.
      – Надеюсь, это для Сесилии.
      Эдвард презрительно скривил губы.
      – Вы не слишком догадливы, лорд Хокхерст. Впрочем, вам прекрасно известно, кому предназначается этот перстень, не так ли? Я купил его для Лили.
      Если глупец надеется купить ее расположение, его ждет большое разочарование. Деймон печально подумал, что в этой нелепой ситуации должен винить только себя. Его признание в том, что Лили до сих пор не стала его возлюбленной, воскресила умершие было надежды кузена.
      Эдвард попросил продавца упаковать перстень. Когда молодой ювелир отошел от прилавка, Деймон негромко сказал:
      – Эдвард, твое наследство не настолько велико, чтобы выдержать такие безумные траты.
      – Отныне я сам распоряжаюсь своими деньгами, и ты не можешь указывать мне, как их тратить!
      – Не могу, – терпеливо согласился Деймон, – но ты вскоре станешь отцом, и на тебе лежит ответственность за то, чтобы сохранить и приумножить доставшийся тебе капитал, а затем передать его своим наследникам, как это сделал твой отец.
      Лицо его кузена пересекли упрямые складки.
      – Если тебе хочется сделать кому-нибудь такой дорогой подарок, сделай его своей жене, которая носит твоего ребенка. Она вправе рассчитывать на твою щедрость, к тому же перстень останется в вашей семье. Ты не так богат, чтобы тратить такую сумму на мимолетное увлечение.
      – Лили – не мимолетное увлечение!
      – И все же это слишком дорогой подарок.
      – Возможно, он слишком дорогой для такого известного скупердяя, как ты! – презрительно фыркнул Эдвард. – Не в пример тебе, я более щедрый.
      – Нет, просто более наивный, – с отчаянием в голосе произнес Деймон. – Показываешь всем, что ты жирный цыпленок, жаждущий, чтобы его поскорее ощипали.
      Юноша сердито вспыхнул, и на его лице застыло упрямое выражение.
      – Ты отговариваешь меня дарить этот перстень Лили, так как боишься, что я одержу над тобой верх!
      Деймон едва не рассмеялся вслух.
      – Надо с достоинством принимать поражение на поле любви, лорд Хокхерст!
      – Никакая это не любовь, мой мальчик. Ты просто увлечен, – тихо произнес Деймон. Как и он сам, да храни его господь! – Неужели ты действительно считаешь, что тебе удастся купить благосклонность Лили?
      – Не считаю – знаю наверняка! – торжествующе воскликнул Эдвард. – Если я подарю ей этот перстень, Лили обещала сделать все, чтобы я стал самым счастливым человеком на земле.
      Пораженный Деймон с изумлением уставился на него.
      – Что?
      – Она сама выбрала его.
      – Не могу в это поверить!
      – Но это так. Она пригласила меня встретиться. – Достав из кармана небольшой листок бумаги, Эдвард с самодовольным видом швырнул его своему кузену. – Вот, прочти сам.
      Хокхерст торопливо пробежал глазами записку. У него не возникло сомнений, что решительный ясный почерк принадлежит Лили. Лист бумаги выпал у него из рук, словно был раскаленным добела.
      Эдвард подобрал его с пола. В это время вернулся продавец со свертком.
      – Вы помните ту женщину, что несколько минут назад выбирала у вас украшения? – обратился к нему юноша.
      Деймон был словно громом поражен. Несколько минут назад! Гром и молния, вот из какого магазина выходила Лили!
      – Да, такую трудно забыть, – многозначительно ухмыльнулся продавец. – Но сегодня она здесь не впервые. Эта женщина уже приходила сюда и примеряла тот же самый перстень.
      – Вы случайно не слышали, что она сказала по поводу того, что будет, если я подарю его ей? – продолжал Эдвард.
      Продавец ехидно усмехнулся:
      – Кажется, что-то насчет того, что вы станете самым счастливым человеком на свете.
      У Деймона не оставалось сомнений, что молодой ювелир говорит правду. Ему показалось, Лили поразила его в самое сердце тем проклятым украшенным драгоценными камнями кинжалом, что висел на стене в ее спальне. После ночи, проведенной вместе, алчная обманщица встала с ложа, разделенного с ним, чтобы выторговать у его кузена этот чертов перстень в обмен на свои ласки.
       «Я не продаюсь за драгоценности».
      И он, дурак, поверил ей! За все его прожитые тридцать шесть лет Деймона еще никогда так не предавали и не обманывали. Лили знала, что он их ей не подарит, поэтому ничего и не попросила. Вместо этого она сказала ему именно то, что он хотел услышать. «Неужели ты не можешь поверить, что мне от тебя не нужно ничего, кроме наслаждения, которое ты мне даришь?»
      Хокхерст презрительно скривил губы при мысли, как великолепно и как бессердечно жестоко все рассчитала Лили. Она стравила кузенов друг с другом. Теперь, вытребовав у влюбленного глупца этот баснословно дорогой перстень, хитрая интриганка, несомненно, воспользуется им, чтобы добиться от его старшего кузена карт-бланша.
      Больше всего Деймона бесило то, что он оказался настолько слепым и не увидел ее истинную натуру. Его злость на Лили подогревалась злостью на самого себя. Ему еще не приходилось встречать женщину, которую он не мог бы бросить. Видит бог, он бросит и эту!
      – Пойду сам отнесу его Лили, – самодовольно заявил Эдвард. Он уже направился было к выходу из магазина, сжимая в руке сверток, но вдруг растерянно остановился в дверях. – Я не знаю, где она живет.
      Деймон с готовностью снабдил его адресом молодой актрисы.
      Выбегая из магазина, юноша, обернувшись, торжествующе воскликнул:
      – Я взял над тобой верх! Отныне Лили моя!
      – Желаю успеха! – в ярости буркнул Деймон.
      Молодому болвану скоро будет преподан весьма дорогой урок.
      Хокхерст надеялся, что разочарование Эдварда в Лили будет таким же горьким, как и его собственное.

      Эдвард летел к Лили, полностью довольный собой. Обещание молодой актрисы сделать его счастливейшим из смертных, накрепко засевшее в голове, раздуло до неимоверных размеров его самомнение.
      Как же он прежде не замечал, каким успехом пользуется у слабого пола, раз Лили предпочла его Ястребу!
      Эдвард всегда с благоговейным почтением относился к своему многоопытному кузену, славившемуся тем, что актрисы находили его неотразимым. Однако теперь он, Эдвард Сент-Клер, отбил самую желанную женщину у «короля гримерных»! Он чувствовал себя юным наследником, свергнувшим с престола могущественного повелителя.
      Даже несмотря на то что Ястреб, взбешенный своим поражением, в сердцах бросил ему: «Желаю успеха!» – юноша не мог себе представить, что его кузен говорит искренне.
      Однако в одном Ястреб прав. Перстень очень дорогой, явно ему не по средствам. Эдвард был под глубоким впечатлением от собственной безграничной щедрости.
      Вдруг у него мелькнула жуткая мысль. А что, если его кузену вздумается купить Лили еще более дорогое украшение? Сам он не сможет позволить себе ничего подобного.
      Внезапно молодой повеса ощутил страшные муки ревности и сомнения. Отдавая перстень Лили, надо будет первым делом вытребовать у нее обещание порвать все отношения с Ястребом.
      Как она обрадуется, увидев перстень! Оставшуюся часть пути до ее дома Эдвард развлекал себя тем, что представлял разнообразные экзотические формы, в которых выразится благодарность актрисы.
      Отыскав дом по адресу, указанному ему Ястребом, юноша проявил свою новообретенную самоуверенность громким нетерпеливым стуком в дверь.
      Ее открыла сама Лили.
      – А, Дей…
      Она изумленно осеклась, увидев Эдварда.
      – Боже милостивый, как вы узнали, где я живу?
      Если бы Эдвард не был так ослеплен своим раздувшимся до невероятных размеров тщеславием, он, возможно, понял бы, что Лили не слишком рада видеть его. Однако пропустив ее вопрос мимо ушей, он торжествующе протянул ей коробочку с перстнем.
      – Вот, это вам! – гордо воскликнул он дрогнувшим от возбуждения голосом, показавшимся даже ему несерьезным и ребяческим.
      Его удивил взгляд, которым Лили смотрела на коробочку. Похоже, она была не в силах поверить собственным глазам.
      Эдвард постарался принять небрежный снисходительный вид светского льва.
      – Неужто, мое сокровище, вы сомневались, что я куплю его вам?
      Лили в отчаянии закрыла глаза. Но юный глупец решил, что, потрясенная его неслыханной щедростью, актриса просто лишилась дара речи.
      Более проницательный человек догадался бы, что молодая женщина молит господа ниспослать ей терпение.
      Открыв наконец глаза, Лили произнесла голосом, в котором чувствовалась не столько признательность, сколько покорность судьбе:
      – Я просто не думала, что вы купите его мне. Давайте пройдем в гостиную.
      Эдвард послушно проследовал за ней, разочарованный ее странной реакцией, даже отдаленно не похожей на восторг. А он-то ожидал, что Лили, преисполненная признательности, бросится ему на шею! Интересно, как бы она отреагировала, если бы такой подарок ей преподнес Ястреб? Терзаемый ревностью, молодой человек поднял руку с перстнем, стараясь держать его подальше от Лили, став при этом похожим на ребенка, дразнящего костью собаку.
      – Это очень дорогой перстень, – произнес он голосом, выдавшим, насколько он сам потрясен собственной щедростью. – Поэтому прежде чем я отдам его вам, вы должны пообещать мне, что сразу же сообщите Хокхерсту, что отныне вы моя и больше не желаете его знать.
      Эдварду хотелось, чтобы его слова прозвучали строго и властно, но его голос был полон придирчивой ревности. Лили окинула его пристальным взглядом, и у него вспыхнули щеки.
      Тщеславный глупец постарался изобразить на лице небрежную самоуверенную улыбку.
      – Что ж, полагаю, раз вы собираетесь на мне жениться, – вдруг произнесла капризным тоном Лили, – возможно, вам и удастся уговорить меня порвать с Хокхерстом.
      Повелительную улыбку словно ветром сдуло с лица Эдварда.
      – Же… жениться на вас? – в ужасе воскликнул он.
      – Сказать по правде, я бы предпочла выйти замуж за Хокхерста, – простодушно призналась Лили. – Но поскольку он не собирается делать мне предложение, полагаю, мне придется остановиться на вас.
      Едва ли эти слова можно было назвать выражением вечной любви и признательности, которое ожидал услышать Эдвард. Он ошеломленно уставился на молодую женщину, чувствуя, как уходит почва из-под его ног.
      Прежде чем он успел что-либо сообразить, Лили выхватила у него коробочку с перстнем.
      – Что вы делаете? – гневно воскликнул молодой человек.
      – Как что? Вы же сказали, что купили его для меня. Отныне он мой.
      Он попытался было отобрать у нее коробочку, но Лили, проворно ускользнув от него, спрятала ее за спиной.
      Эдвард в ярости сверкнул глазами.
      – Вы же мне сказали в ювелирном магазине, что, если я подарю вам это кольцо, вы приложите все силы, чтобы сделать меня самым счастливым из живущих на этом свете.
      – По-моему, я очень ясно сказала, что это сделает ваша жена. Так что как только мы поженимся…
      Эдвард был уверен, что Лили говорила так в магазине только для отвода глаз, опасаясь чересчур любопытного продавца. Неужели ей и впрямь неизвестно, что он женат?
      – Разумеется, мне нужно будет подготовиться к свадьбе должным образом. Естественно, все счета я буду присылать вам.
      – Вы… я…
      – Я опять подумала о Хокхерсте, – выражение лица Лили вдруг стало мечтательным. – Надеюсь, вы не станете возражать, если мы с ним продолжим наши отношения и после того, как я выйду за вас замуж?
      – Продолжим? – запинаясь, выдавил юноша, чья пылкая влюбленность как-то незаметно сменилась другими, более мрачными чувствами.
      – Насколько я понимаю, это высший шик – иметь титулованного любовника, а вы ведь, конечно же, хотите, чтобы ваша жена шагала в ногу с модой, не так ли? – Она мило улыбнулась. – Вы должны получить специальное разрешение, чтобы свадьба состоялась немедленно.
      Эдварда прошиб холодный пот.
      – Я не могу жениться на вас, – наконец промямлил он. – Я думал, Ястреб говорил вам, что я уже женат.
      Это заявление разбередило вулкан чувств, подобного которому Эдварду еще никогда не приходилось видеть. Слезы, обвинения и угрозы полились на несчастного юношу подобно раскаленной лаве.
      Ошеломленный Эдвард не знал, что делать. Неужели Лили действительно может подать на него в суд за нарушение обещания жениться на ней? Но еще страшнее была мысль о том, что скажет его мамочка, если Лили напишет ей об отвратительном поведении сына. Этого было достаточно, чтобы он впал в самую настоящую панику. Одному господу известно, что взбредет в голову Лили, учитывая то, в каком она сейчас состоянии.
      Юноша с ужасом смотрел на молодую женщину, в которую еще совсем недавно был так влюблен, будто она внезапно прямо у него на глазах превратилась в мифическую Горгону Медузу со змеями на голове. Обливаясь потом, он поспешил спастись бегством.
      Молодой Сент-Клер успел пройти целый квартал от дома Лили, прежде чем запоздало осознал, что в спешке забыл у нее перстень. Конечно, надо бы забрать его, но он не мог заставить себя вновь встретиться с этой разъяренной женщиной.
      Первым его побуждением, как и всегда, когда он попадал в беду, было отправиться к Ястребу, чтобы тот его выручил. На кузена в трудную минуту всегда можно положиться.
      Вот только после того, как он поклялся Ястребу, что отобьет у него Лили, Эдварду было чрезвычайно неловко теперь просить кузена о помощи. Но Эдвард не видел иного пути, как ему вырваться из цепких когтей этой ужасной женщины и вернуть перстень, от покупки которого граф так его отговаривал.
 
      После ухода Эдварда Лили только потрясла головой, не в силах поверить в то, что юный глупец так превратно истолковал ее слова. Ведь во время разговора в ювелирном магазине она снова и снова делала ударение на слово «жена». Лили вспомнила замечание Хокхерста о том, что с его кузеном бесполезно разговаривать намеками. Надо будет сказать Деймону, как он был прав!
      Лили посмотрела на развернутую упаковку, в которой лежала коробочка с перстнем. Когда она только ее увидела, ей больше всего на свете захотелось отодрать этого юного глупца за уши и прогнать его прочь. Однако если это и дало бы выход ее гневу, Сесилия все равно не получила бы заветного перстня.
      Поэтому молодая актриса решила преподать юноше урок, который он не скоро забудет. За годы, проведенные на сцене, ей довелось неоднократно играть роли оскорбленных женщин, и за вдохновением она обратилась к своему обширному репертуару. Похоже, импровизация удалась на славу. Если бы молодой повеса почаще бывал в театре, возможно, он узнал бы многие из фраз, обрушившихся на него.
      Раскрыв прикрепленную к свертку карточку, Лили прочла старательно выведенное аккуратным почерком послание:
       Моей единственной любви
       Дарю я это скромное свидетельство своих чувств.
       Знай, что я буду боготворить тебя до конца жизни.
       Навеки твой, Эдвард.
      Когда она закончила читать, ее глаза хитро блеснули и в голове быстро возник новый план.
      Позвав Труду, Лили вручила ей коробочку с карточкой, распорядившись немедленно доставить ее Сесилии Сент-Клер.
      – Ни в коем случае не отдавай коробочку никому другому. Настаивай на том, чтобы передать ее лично миссис Эдвард Сент-Клер.
      Лили не сомневалась, что юноше потребуется некоторое время на то, чтобы оправиться от потрясения, прежде чем идти домой, поэтому, если Труда поторопится, перстень попадет к Сесилии до его возвращения.
      Стоя у окна, молодая женщина проводила взглядом служанку, поспешно идущую по направлению к особняку Сент-Клеров. Когда Труда скрылась из виду, Лили, в изнеможении упав на диван, принялась растирать виски. Денек с утра выдался ужасный. Оставив Эдварда в ювелирном магазине, она поспешила домой, надеясь вернуться, пока Хокхерст еще спит. Однако ее ждало страшное разочарование. Мало того, что Деймон проснулся, он уже успел уйти из дома.
      – Обнаружив, что вас нет, он умчался как ошпаренный, – сообщила ей Труда.
 
      Через час после того, как Хокхерст расстался с кузеном, он все еще пребывал в состоянии бешенства. Никогда прежде женское коварство не задевало его так сильно, но, с другой стороны, никакой другой женщине он не верил так, как верил Лили. Не в силах и дальше сдерживать свою ярость, Деймон решил увидеться с ней, и если Эдвард все еще у нее, пусть им обоим будет хуже!
      Подойдя к ее дому, он поймал себя на мысли, что свернет вероломной обманщице шею, если она встретит его с проклятым перстнем на руке.
      Что есть силы Деймон заколотил в дверь.
      – Кто там? – донесся встревоженный голос Лили.
      – Хокхерст, – рявкнул он в ответ.
      Она тотчас же распахнула дверь.
      – О, Деймон, я так рада тебя видеть!
      Ее слова прозвучали так искренне, что, если бы Деймону не была известна игра, которую она ведет, он подумал бы, что молодая женщина действительно питает к нему какие-то чувства.
      Лили была ослепительно красива в платье из зеленого шелка, подчеркивающем блеск ее глаз и молочную белизну кожи. Вид ее восхитительного тела и воспоминания о том, каким нежным и соблазнительным оно было в его объятиях всего лишь несколько часов назад, вызвал незамедлительный отклик в его собственном теле.
      Хокхерст был потрясен тем, что эта женщина, чья истинная суть ему была теперь хорошо известна, все еще оказывает на него такое сильное действие.
      Лили подняла к нему лицо, ожидая поцелуя.
      Деймону потребовалась вся его сила воли, чтобы устоять перед дьявольским соблазном этих сочных, манящих губ. Гром и молния, да эта тварь околдовала его!
      – Почему ты сама открыла дверь? – проворчал он. – Где горничная?
      – Я отослала ее по делу.
      – Никогда прежде не встречал женщину, у которой столько дел, – язвительно заметил Деймон.
      Схватив Лили за руки, он поднял их, ища взглядом подарок Эдварда. Однако ее пальцы по-прежнему украшало лишь потертое обручальное кольцо матери.
      Молодая женщина одарила Деймона такой недоуменной улыбкой, что он, забыв все свои благие намерения, не устоял перед соблазном. Крепко обняв Лили, он поцеловал эти сладкие лживые уста со страстью, перед которой была бессильна его ярость.
       Искусство повелевать женщиной состоит в умении владеть собой.
      Оглушенный и огорченный внезапным осознанием того, что он больше не властен над собой, Хокхерст, оторвавшись от Лили, заглянул в ее искрящиеся любовью глаза.
      Она улыбнулась.
      – Я по тебе соскучилась.
      С этими словами Лили привлекла Деймона к себе, снова жадно ища его губы.
      Господи, помоги ему! Он не в силах устоять перед этой женщиной. Сознание того, что он по-прежнему отчаянно жаждет Лили даже теперь, когда ему открылась ее истинная сущность, разъедала душу Хокхерста подобно едкой щелочи. Принимая поцелуи, он презирал себя за слабость. Жаркая страсть, с какой его встретила молодая женщина, все больше и больше возбуждала его.
      Проклятие, не так ли целовала она и Эдварда, благодаря его за щедрый подарок?
      Неважно, эта женщина должна принадлежать ему, и он не поделится ею ни с кем, особенно со своим желторотым кузеном. Он умчит ее в Хокхилл, где продержит неделю, две недели – столько, сколько потребуется для утоления его безумного вожделения. А затем прогонит прочь, расплатившись с ней одним наслаждением, которое, по ее словам, он ей доставляет.
      В сверкающих глазах Лили, не отрывавшей от него взгляда, застыл вопрос. Деймон еще раз склонился к ее приоткрытым устам, но на этот раз в его грубом поцелуе к страсти примешалась злость.
      Отстранившись от него, Лили недоуменно нахмурилась.
      – В чем дело?
      Слишком взбешенный и на нее за ее коварство, и на себя за свою слабость, чтобы произносить учтивые речи, Деймон резко сказал:
      – Я забираю тебя с собой в Хокхилл.
      Краска схлынула с лица Лили.
      – Что ты хочешь этим сказать? – Ее мелодичный голос внезапно дрогнул. – Ты предлагаешь мне карт-бланш?
      – Нет, с чего ты взяла? – с холодной злобой ответил он. – Разве ты забыла, что всего несколько часов назад уверяла меня, что от меня тебе не нужно ничего, кроме наслаждения, которое я тебе даю?
      Будь она проклята, она также говорила, что не продается за драгоценности, а затем тайно сбежала от него, чтобы сделать именно это.
      – Или ты передумала?
      Лили, потрясенная выражением глаз Деймона, смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Что случилось с нежным заботливым возлюбленным, каким он был ночью? Она не раздумывая отдалась ему, потому что любит его, а он, похоже, испытывает к ней только вожделение пополам с презрением.
      Распахнулась входная дверь, и вошедшая Труда едва не налетела на Лили и Хокхерста, все еще стоявших в тесной прихожей.
      Лили приложила все силы, чтобы ее голос прозвучал естественно.
      – Надеюсь, ты успешно справилась с моим поручением? – спросила она служанку.
      – Да, как вы и говорили, я вручила его лично ей в руки, – ответила та, протискиваясь в коридор.
      – Давай продолжим этот разговор в гостиной, – шепнула Хокхерсту Лили.
      Закрыв за ними дверь, она спросила:
      – Зачем ты хочешь взять меня в Хокхилл?
      От его взгляда у нее в жилах застыла кровь.
      – Чтобы быть уверенным в том, что ты больше не сможешь покинуть нашу кровать, как это случилось сегодня утром, чтобы отправиться продавать свои ласки моему кузену.
      – Что?! – в ужасе воскликнула Лили.
      – Не отпирайся, сегодня утром ты была вместе с ним в ювелирном магазине. Я видел тебя там собственными глазами. Ты не сможешь отрицать, что обещала сделать моего кузена счастливейшим из смертных, если он подарит тебе этот помпезный перстень.
      – Но я буду отрицать! – воскликнула Лили. Как он может оскорблять ее, бросая в лицо подобные обвинения? Неужели за эти две недели и особенно за прошлую ночь он совершенно не узнал ее? – Я сказала ему вовсе не это! Как ты мог подумать, что я…
      – Сначала я не мог в это поверить, – с горечью прервал ее Деймон. – Но затем продавец подтвердил мне, что смысл твоих слов был именно таким.
      Лили не могла поверить собственным ушам. Неужели Деймон действительно верит в ее вероломство? Как он может обвинять ее, полагаясь лишь на слово этого ухмыляющегося дурня продавца? От такой несправедливости гнев Лили вспыхнул, словно сухая солома от искры.
      – Этот продавец – такой же болван, как и твой кузен! – с негодованием воскликнула она.
      – Нет, если уж кто здесь болван, так это я! – прорычал Деймон. – Так как на одно мгновение поверил, что в твоей продажной лживой душе есть хоть немного искреннего чувства.
      Лили с мучительной болью смотрела на мужчину, еще несколько часов назад бывшего таким ласковым и великодушным возлюбленным, не в силах поверить в то, что сейчас он бросает ей в лицо подобные обвинения. Еще ничто и никогда не ранило ее так сильно.
      Хокхерст с горечью усмехнулся.
      – Как ты обманула меня своими заявлениями, что тебе от меня ничего не нужно… Но ты такая же алчная и лживая, как и другие актрисы!
      Лили внезапно стало дурно. Деймон был первым мужчиной, которому она отдалась, и вот сейчас он, вместо того чтобы по достоинству оценить ее дар, обвинял ее в жадности и лживости.
      Хокхерст грубо схватил Лили за руку.
      – Ты делаешь мне больно! – воскликнула она, тщетно пытаясь вырваться из стального капкана рук, так нежно и умело ласкавших ее ночью.
      Ее сердце разрывалось от ненависти и презрения, выплеснутых на нее Деймоном.
      Внезапно он отпустил ее руки и, прежде чем Лили успела что-либо сообразить, обхватил ее голову. Она судорожно дернулась, пытаясь высвободиться из стиснувших ее клещей, но силы были слишком неравны.
      Его рот, даривший Лили вчера такое наслаждение, обрушился на ее губы безжалостным варварским поцелуем, не имеющим ничего общего со страстью, а несущего лишь наказание и унижение.
      И свою задачу он выполнил отменно.
      Лили почувствовала себя втоптанной в грязь; она отчаянно пыталась сдержать слезы обжигающей боли и ярости. Еще ни один мужчина не смел так обращаться с ней! И Деймон не останется безнаказанным. Да, он дорого заплатит за все!
      Наконец Хокхерст ее отпустил. Лили взглянула в его лицо, искаженное гневом и презрением. Как она могла быть настолько глупа, что по своей воле отдалась этому человеку?
      – Назови цену, которую ты назначаешь за свои ласки, – язвительно произнес Деймон.
      Лили ахнула. Так он считает ее шлюхой, готовой отдаться любому, кто ей заплатит? Взбешенная, она на какое-то время лишилась дара речи.
      Как ей хотелось преподать этому надменному высокомерному мерзавцу урок, который он запомнит на всю жизнь! Внезапно ее озарила счастливая мысль.
      Он считает ее алчной и продажной? Что ж, она станет для него именно такой, какой он предпочитает ее видеть.
      Сегодня ее актерскому таланту выпало серьезное испытание.
      Лили изобразила на лице лицемерную, хитрую улыбку.
      – А сколько вы готовы выложить за то, чтобы я стала вашей любовницей?
      Ей было невыносимо тяжело перенести появившееся в его глазах выражение омерзения. Однако Лили была слишком хорошей актрисой, чтобы показать ему свои чувства.
      – Должна вам сказать, ваш кузен…
      – Не думай, что тебе удастся устроить между мною и Эдвардом торги за право получить твою благосклонность!
      – Значит, вы и впрямь так скупы, как о вас ходит молва?
      – Осторожнее! – предостерегающе произнес Деймон. – Не заходи слишком далеко.
      Лили беспечно отмахнулась от его угрозы.
      – Сказать по правде, я предпочитаю щедрых мужчин – вроде вашего кузена. Думаю, я все же остановлю свой выбор на нем.
      Она знала, что Деймон будет взбешен, но успех превзошел ее самые смелые ожидания. Лили не могла вспомнить, когда в последний раз видела настолько разъяренного человека.
      – Лживая, продажная тварь! – прорычал Хокхерст.
      Неужели это правда? – с горечью подумал он, не в силах поверить, что так жестоко обманулся в этой женщине. Даже после проклятой записки его кузену, написанной ее почерком, даже после всего сказанного Эдвардом и продавцом ювелирного магазина Деймон цеплялся за надежду, слабую, как дрожащий огонек свечи, что Лили не такая мерзавка и все как-то объяснится.
      Увы! Она оказалась гораздо хуже!
      – Неужели тебе доставит удовольствие разрушить брак, который, если бы не ты, мог бы быть счастливым? – ледяным тоном спросил Деймон.
      Лили промолчала, и он продолжал:
      – Ты сильно ошиблась, оценивая размеры наследства Эдварда. Он больше не сможет позволить себе подобных подарков.
      Она небрежно пожала плечами:
      – Разделавшись с его состоянием, я подыщу себе кого-нибудь другого.
      – Будь ты проклята! Вот когда открылась истинная Лили Калхейн!
      Хокхерст едва удерживался от желания придушить эту жадную коварную стерву.
      Лили жеманно улыбнулась:
      – Поскольку вас так беспокоит благополучие несчастного ягненка, сколько вы сами готовы заплатить мне за то, чтобы я оставила бедного мальчика в покое?
      Деймон был потрясен до глубины души. Значит, вот как поставлен вопрос!
      – Тысячу фунтов, – бросил он.
      Похоже, Лили была оскорблена этим предложением.
      – А вы действительно такой жмот, как о вас говорят! Неужели вы так дешево цените своего бедного родственничка?
      – Две тысячи!
      – Скупердяй! Двадцать тысяч!
      – Пять!
      После долгих гневных препирательств Лили согласилась на десять тысяч фунтов.
      Деймон потребовал, чтобы она принесла перо и бумагу и написала расписку в том, что по получении десяти тысяч фунтов обязуется отказаться от всяческих попыток увидеться или связаться с Эдвардом.
      Лишь когда она выполнила его требование, Хокхерст выписал банковское поручение. Отдавая ей поручение, он приказал вернуть подаренный Эдвардом перстень.
      Лили вдруг смутилась, но быстро взяла себя в руки и одарила его фальшивой улыбкой.
      – Нет-нет! Я хочу оставить что-нибудь на память о милом мальчике.
      – Не верю! У тебя чувств не больше, чем у булыжника из мостовой.
      – Да, мне следовало знать, что вы в это не поверите, – усмехнулась она. – Если честно, я надеюсь получить за него в ломбарде кругленькую сумму.
      Хокхерст грубо выругался.
      Лили помахала у него перед носом банковским поручением.
      – Предлагаю вам поскорее убраться отсюда, пока я не решила, что этого недостаточно!
      Хокхерст глухо зарычал:
      – Не переусердствуй! Мой кузен сразу же остынет к тебе, узнав, что я тебя бросил!
      После этого он с грохотом захлопнул за собой дверь.
      Прощальные слова Деймона обожгли Лили сильнее бича, несмотря на то что она сама сделала все возможное, чтобы довести его до бешенства.
      Лили упала на диван, борясь со слезами – слабостью, которую терпеть не могла. Сейчас не время плакать, жестко одернула она себя. Ей предстоит много дел.
      Решительно встав с дивана, молодая женщина, позвав Труду, сообщила ей, что они покидают Бат сегодня же вечером. Задерживаться здесь не имело смысла. На сцену ей больше не выходить, а встречаться ни с Хокхерстом, ни с его кузеном у нее не было ни малейшего желания.
      Лили решила немедленно отправиться в Уэймут и провести две недели так, как она и собиралась раньше. Придется пропустить прощальный спектакль сезона в Королевском театре, но с этим ничего не поделаешь.
      Труда занялась упаковкой вещей, а Лили отправилась нанимать дилижанс, который доставит их в Уэймут.

      Хокхерст был не из тех, кто откладывает на потом неприятные обязанности, поэтому, выйдя от Лили, он сразу же направился к дому Эдварда. Пусть его глупый кузен увидит подписанное вероломной обманщицей обязательство впредь никогда с ним не видеться.
      Деймон также намеревался рассказать ему о том, что Лили собирается заложить подаренный им перстень. Если и это не откроет молодому глупцу глаза на то, с кем он связался, его надо будет ради его же блага немедленно поместить в психиатрическую лечебницу.
      Граф с горечью подумал о том, сколько пришлось заплатить за перстень его кузену. Урок для мальчишки оказался слишком дорогим!
      Впрочем, ему самому был преподан еще более дорогой урок. Десять тысяч фунтов! Но это еще меньшая из бед. Гораздо мучительнее было горькое сознание того, что его предали. Хокхерст ненавидел себя за то, что так увлекся коварной актрисой. Вот что значит поверить женщине! Еще никому не удавалось выставить его таким дураком и, видит бог, никому больше не удастся.
      Даже измена Оливии, случившаяся много лет назад, не причинила ему столько мук и страдания, как предательство Лили. До этого Деймон даже представить себе не мог, что женщина способна нанести ему такую глубокую рану.
      Молодой лакей, открывший дверь дома, попытался было сказать Хокхерсту, что мистер и миссис Сент-Клеры никого не принимают.
      – Меня они примут, – ответил Деймон, отстраняя слугу и проходя в зал. – Где мой кузен?
      Лакей указал глазами на малую гостиную. Деймон решительно шагнул в нее и изумленно застыл в дверях.
      Эдвард и Сесилия слились друг с другом в страстных объятиях.
      После случившегося сегодня утром граф меньше всего на свете ожидал увидеть такое. Он понимал, что ему следует незаметно покинуть комнату, но поразительная картина, открывшаяся его взору, требовала объяснений.
      Поцелуй молодых супругов грозил затянуться до бесконечности, и Хокхерсту пришлось кашлянуть.
      Молодой муж испуганно вздрогнул. Увидев, кто нарушил их с Сесилией уединение, он гневно воскликнул:
      – Ястреб, черт побери, кто дал тебе право так бесцеремонно врываться к нам?
      Хокхерст не обратил на кузена никакого внимания, так как увидел повернувшуюся к нему Сесилию. Произошедшая с ней перемена была столь разительна, что он с трудом верил своим глазам. Исчезли капризно надутые губы и несчастный взгляд. Сесилия смотрела на своего мужа с обожанием.
      А Эдвард, похоже, снова был в нее влюблен.
      Несомненно, молодые супруги наслаждались примирением. Хокхерст не мог этого понять, так же как не мог понять и произошедшее с Сесилией волшебное превращение.
      Он высказал ей свою радость по поводу ее счастливого и довольного вида, но не приминул прямо спросить о причине столь приятной перемены.
      – Теперь я знаю, что муж действительно любит меня! – смущенно покраснев, ответила она.
      Гром и молния, бедная девочка сказала бы совсем другое, узнав про перстень, подаренный ее супругом Лили.
      – Понимаете, – с жаром продолжала Сесилия, – я думала, что Эдвард разлюбил меня, после того как я, вынашивая ребенка, стала толстой, неуклюжей и некрасивой.
      Хокхерст подумал, будет ли какой прок, если он скажет, что ее сделала некрасивой не беременность, а мученический вид, который она добровольно приняла на себя.
      – А я думал, – признался Эдвард, – что ты терпеть не можешь свою беременность и меня, повинного в ней.
      – О, милый, я была самым несчастным существом на белом свете, считая, что навсегда лишилась твоей любви. Ну почему ты не подарил мне его раньше!
      – Что? – вмешался Деймон. Неужели Эдвард и ей подарил какое-то дорогое украшение?
      Сесилия гордо протянула ему левую руку. На среднем пальце рядом с обручальным кольцом сверкал огромный бриллиант, купленный юным глупцом для Лили.
      Деймон был настолько ошеломлен, что не задумываясь выпалил:
      – Черт возьми, откуда он у тебя?
      Услышав этот вопрос, Эдвард побелел как полотно.
      – Мне его подарил мой супруг! – торжествующе воскликнула Сесилия.
      Эдвард бросил на кузена полный отчаяния взгляд, умоляя молчать про обстоятельства, при которых был куплен перстень.
      Сесилия сунула Деймону под нос карточку.
      – Читайте, что он написал.
       «Моей единственной любви
       Дарю я это скромное свидетельство своих чувств.
       Знай, что я буду боготворить тебя до конца жизни.
       Навеки твой Эдвард.»
      Какое счастье, что молодой лопух не назвал свою единственную любовь по имени!
      – Будешь ли ты отрицать, что это самое прелестное письмо из всех когда-либо написанных влюбленными? – спросила сияющая Сесилия. – Я буду хранить его как самую дорогую реликвию – как и сам перстень.
      Неудивительно, что Эдвард выглядит так, будто ему на голову обрушилась вагонетка с добываемым в окрестностях Бата камнем.
      Хокхерсту показалось, что ему на голову обрушились по крайней мере две вагонетки.
      Всему этому могло быть только одно объяснение – Лили отправила Сесилии этот чертов перстень еще до того, как он пришел к ней домой. Она не могла отдать его, потому что его у нее уже не было. Что она тогда спросила у служанки?
       – Надеюсь, ты успешно справилась с моим поручением?
       – Да, как вы и просили, я вручила его лично ей в руки.
      Почему Лили не сказала ему правду насчет того, как в действительности поступила с перстнем? Какое-то время Деймон не мог найти ответ. Затем, решительно настроившись думать о ней только самое худшее, он пришел к выводу, что она увидела в этом способ вытребовать у него крупную сумму.
      И, черт бы ее побрал, она в этом преуспела! Десять тысяч фунтов! Деймон не мог прийти в себя от потрясения, насколько изощренным был замысел Лили. Она знала, как он беспокоится за своего кузена и хочет сохранить его брак. Хитроумная тварь верно рассчитала, какова будет его реакция, когда он узнает про этот проклятый перстень.
      – Дорогой, – ласково проворковала Сесилия, – мне было так тяжело от мысли, что ты меня больше не любишь!
      – А я думал, виной всему, что я что-то сделал не так.
      Сесилия рассказала о том, как надеялась, что Эдвард выразит ей свою благодарность за будущего наследника так же, как это сделал муж ее сестры.
      – Я понятия не имел об этом, – признался Эдвард. – Если бы я знал, то давно купил бы тебе все, чего бы ты только ни пожелала.
      – Но, дорогой, самое поразительное, ты купил мне именно тот перстень, о котором я так давно мечтала. Вот уже много дней я заходила в магазин и любовалась им…
      Хокхерста осенила внезапная догадка. А что, если Лили знала… Нет, это невозможно.
      – Я… мне показалось, он тебе понравится, – неуверенно произнес Эдвард. У него еще сохранилась совесть, поэтому, встретившись взглядом с кузеном, он пристыженно покраснел.
      Деймон собрался уходить, но Эдвард поспешно сказал:
      – Ястреб, перед тем как ты уйдешь, мне бы хотелось переговорить с тобой о некоторых ценных бумагах, которые ты приобрел на мое имя. Предлагаю пройти в библиотеку и спокойно обсудить этот вопрос.
      Хокхерст понял, что этот вопрос не имеет никакого отношения к ценным бумагам. Впрочем, и сам он в свою очередь желал задать кузену несколько вопросов.
      Они оставили Сесилию в малой гостиной любующейся перстнем.
      Когда они оказались наедине в библиотеке, юноша, который, похоже, был на грани нервного срыва, произнес дрожащим голосом:
      – Ястреб, прошу тебя, избавь меня от Лили!
      Деймон удивленно поднял брови.
      – Как, да еще сегодня утром ты больше всего на свете боялся ее потерять!
      – Но это было до того!
      – До того, как ты обнаружил, что Сесилия по-прежнему любит тебя?
      – До того, как Лили взбрела в голову бредовая мысль, что я сделал ей предложение выйти за меня замуж. – Он с осуждением взглянул на Деймона. – Я был уверен, ты говорил ей, что я женат!
      Деймон не стал рассеивать заблуждения кузена.
      – Если бы только ты ее предупредил! – Эдвард в ужасе передернул плечами. – Ты представить себе не можешь, какую истерику она закатила сегодня, узнав, что я женат.
      – И что же она сказала? – с живым интересом спросил Хокхерст.
      Судя по всему, слова Лили накрепко засели в голове Эдварда – так подробно он их воспроизвел.
      В отличие от своего юного кузена Хокхерст узнал источники, откуда Лили почерпнула свои реплики, и с трудом подавил улыбку. Должно быть, ее представление было великолепным, раз бедняга до сих пор не может прийти в себя.
      – Ястреб, если ты убедишь ее оставить меня в покое, клянусь – я в жизни не взгляну ни на одну женщину, кроме Сесилии!
      У Хокхерста неожиданно мелькнула мысль, уж не этого ли и добивалась Лили.
      – Ума не приложу, с чего она взяла, что ты собираешься на ней жениться, – небрежно спросил он.
      – Из-за нашего разговора, когда она показывала мне этот перстень.
      – По-моему, она обещала сделать тебя самым счастливым человеком на свете.
      – На самом-то деле, она сказала, что это сделает моя жена, – виновато признался Эдвард.
      Судя по тому, каким было выражение его лица, когда Хокхерст застал их с Сесилией в объятиях, Лили оказалась права.
      – А я решил, она просто говорила иносказательно, – продолжал юноша. – Понимаешь, продавец стоял рядом, и все такое. А затем, когда я вручил перстень Лили и напомнил о ее обещании, она сказала, что выполнит его, как только я сделаю ее своей женой. Вот тут мне и пришлось признаться ей, что я женат!
      Заново переживая случившееся, Эдвард так разволновался, что принялся возбужденно мерить шагами тесное помещение библиотеки, напомнив недовольного щенка на коротком поводке.
      Деймон пожалел о том, что был лишен возможности наблюдать эту сцену.
      – Знаешь, я уверен, эта женщина спятила, – буркнул его кузен, не прекращая метаться по кабинету. – Сначала она отказывается вернуть мне перстень, потом присылает его Сесилии.
      – Ну все кончилось счастливо, – заметил Хокхерст.
      – Только потому, что Сесилия ничего не поняла! – Остановившись, Эдвард повернулся к своему кузену. – Я точно знаю, что Лили рассчитывала поссорить нас.
      Деймон не был в этом так уверен, но и он оставался в полном недоумении по поводу истинных мотивов Лили. Если она собиралась помирить молодых супругов, почему прямо не сказала ему об этом, вместо того чтобы… В нем с новой силой вспыхнула ярость. Вместо того чтобы выжать из него десять тысяч фунтов.
      Вот и ответ. Лили поняла, что юный Сент-Клер располагает весьма скромными средствами. А вот он – гораздо более жирная добыча.
      И в этом она тоже оказалась права.
      Разумеется, нельзя отрицать, что Лили преподала Эдварду заслуженный урок, но ему самому пришлось заплатить за это слишком дорогую цену: десять тысяч фунтов и разочарование, самое болезненное на его памяти.
      Покинув счастливых супругов, Хокхерст быстрым решительным шагом двинулся по улицам Бата, пытаясь остудить душащий его гнев. Никакой определенной цели у него не было.
      Постепенно его ярость немного остыла, а вместе с ней ослабла уверенность в том, что единственной целью Лили было вытрясти из него деньги.
      У него мелькнула запоздалая мысль, что Эдвард, возможно, не единственный Сент-Клер, которому сегодня был преподан урок.
      Чем дольше он гулял, тем больше его не покидало ощущение, что нет в Бате такого места, где он не был бы с Лили. Каждая улица, на которую сворачивал Деймон, воскрешала в его памяти образ молодой женщины: вот Лили на Норт-Перейд прекрасным солнечным утром наслаждается холодной водой из родника, а воздух сладок и прозрачен, как этот источник; вот Лили на Милсом-стрит указывает на какую-то забавную вещицу в витрине магазина; вот Лили на Куинз-сквер, закинув голову, с искрящимися весельем глазами смеется над его шуткой…
      Меньше чем два часа назад Деймон дал себе клятву, что больше никогда не увидит ее, но уже сейчас он изнемогал от желания встретиться с ней. Развернувшись, он решительно направился в сторону дома Лили.
      Пройдя квартал, Хокхерст вдруг понял, что долгий майский вечер обманул его, и сейчас уже гораздо позже, чем он думал. Сейчас Лили должна быть в театре, готовиться к прощальному выходу на сцену в этом сезоне. Его былое нежелание видеть ее игру бесследно исчезло, и Деймон купил билет как можно ближе к сцене. Усевшись на свое место, он принялся беспокойно ерзать, с нетерпением ожидая, когда же поднимется занавес. Но вдруг вышедший из-за кулис полный бородатый мужчина объявил, что в спектакле замена и вместо миссис Калхейн в роли леди Макбет играет другая актриса. Разочарованная публика встретила это сообщение топотом и свистом.
      Деймон поспешно поднялся с места, чтобы уйти до того, как будет поднят занавес, и с удивлением обнаружил, что его примеру последовали десятки других зрителей.
      Он поднялся в актерскую гостиную в надежде застать Лили, но ее там не было. Никто не смог ответить ему, чем вызвана эта странная замена.
      Хокхерст, начиная тревожиться, заторопился в сгущающихся сумерках к ее дому. На его стук никто не ответил.
      Он дернул за ручку. Входная дверь оказалась незапертой, и он, пройдя через крошечную прихожую, распахнул дверь в гостиную и, пораженный, застыл на пороге.
      Лили словно никогда не было в этой комнате; исчезло даже воспоминание о ней.
      Пестрый шелк, покрывавший диван и кресла, сняли, и обнажилась протертая обивка, покрытая грязными пятнами. Часы из позолоченной бронзы, стоявшие на каминной полке, и шахматный столик исчезли.
      Так же, как исчезла из его жизни сама Лили. Эта мысль показалась ему невыносимой – словно неподъемный камень лег Хокхерсту на сердце.
      Какое же убогое и унылое помещение! А ведь раньше оно казалось ему уютным и гостеприимным.
      Деймон не имел ни малейшего понятия, куда уехала Лили. Он попытался было раздуть в душе прежнюю злость, убеждая себя, что с десятью тысячами она сможет зажить в роскоши где пожелает, но лишь острее ощутил терзающее его отчаяние.
      Хокхерст понуро побрел к себе в гостиницу, и дежурный вручил ему запечатанный конверт.
      Деймон узнал смелый почерк Лили, и его сердце радостно забилось. Он мысленно вознес к небесам благодарственную молитву. Значит, Лили все же не исчезла бесследно.
      Он взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы поскорее прочесть ее письмо в номере, подальше от посторонних.
      Едва захлопнув за собой дверь, Деймон разорвал конверт. Кружась, на пол неспешно опустились обрывки того, что когда-то было банковским распоряжением на десять тысяч фунтов.
      К этим обрывкам не было приложено никакого письма.
      Впрочем, оно и не требовалось.
      Хокхерсту показалось, его сердце разорвано на такие же мелкие куски, как и бумага, усеявшая пол его одинокой комнаты.

      Хокхерст смотрел на расстилающуюся покуда хватал глаз сочную зелень парка своего поместья Хокхилл. Прежде вид этого живописного пейзажа наполнял его сердце чувством гордости и счастья, но вот уже десять недель, прошедшие после возвращения из Бата, Деймон едва замечал красоты окружающей природы.
      Он стоял на крыльце особняка, выстроенного в георгианском стиле на вершине самого высокого холма в округе, и ждал Сьюэлла, который отправился закладывать прогулочный экипаж. Низкое серое небо предвещало дождь. Погода как нельзя лучше соответствовала настроению Хокхерста, становившегося все более мрачным с каждым новым днем, не приносившим никаких вестей о Лили.
      Еще никогда в жизни Деймона так не мучили воспоминания о женщине. Два с половиной месяца, прошедших с тех пор, как молодая актриса бесследно исчезла из Бата, были самыми долгими в его жизни. Он отчаянно пытался найти ее, но все было тщетно.
      Никто в Бате не знал, куда уехала Лили – за исключением, быть может, Нелл Уэйн. Когда Деймон начал расспрашивать хохотушку-актрису о том, где ее подруга, та рассмеялась ему в лицо. Хокхерст опустился до того, что попытался ее подкупить, но Нелл с презрением отвергла его более чем щедрое предложение.
      От бородатого директора Королевского театра тоже не было никакого прока. Обиженным тоном, словно отвергнутый возлюбленный, маленький толстяк заявил Хокхерсту, что не имеет понятия, куда уехала Лили, но сюда она не вернется. Ни за что на свете он не возьмет ее назад в труппу!
      Поэтому Деймону пришлось отправиться к себе в Хокхилл, надеясь вопреки всему, что справедливый гнев Лили остынет и она, соскучившись по нему так, как скучает он, даст о себе знать. Однако по мере того, как медленно тащились одна за другой недели, а от Лили не было никаких известий, Хокхерст приходил к выводу, что напрасно обманывает себя.
      Какие чувства может испытывать к нему Лили? Она подарила ему самое дорогое, что у нее было: свою любовь и невинность, а он отплатил, обвинив в хитром жестоком расчете.
      Переполненный отчаянием, Деймон молил небо предоставить ему хотя бы возможность извиниться перед Лили за то, что усомнился в ее словах.
      Скорее всего она ответит, что он сам во всем виноват, и будет совершенно права. Но он попытается объяснить ей, как ему трудно верить женщине – даже ей.
      При воспоминаниях о ночи, проведенной с Лили, у Деймона все тело начинало ныть от желания. Что еще хуже, он даже не думал о том, чтобы лечь в постель с другой женщиной и утолить свой голод. Это все равно что пить уксус после восхитительного французского вина. Гром и молния, он должен ее найти во что бы то ни стало. Но, черт побери, как это сделать, если он не имеет ни малейшего понятия, где искать?
      Легкий экипаж развернулся на дорожке. Впряженная в него пара великолепных гнедых была последним пополнением конюшен Хокхилла. Однако даже столь благородные животные не могли пробудить в душе Деймона того радостного возбуждения, которое он обязательно бы испытал раньше, сделав такое приобретение.
      Это было еще одним проявлением безразличия, граничащего с полной апатией, что не покидало его с тех пор, как Лили исчезла. Деймон по-прежнему опытным острым взглядом следил за делами поместья, однако теперь он делал это скорее из чувства долга.
      Приезд неделю назад Фебы с падчерицами также едва ли мог способствовать улучшению его настроения. Теперь юная мачеха выводила Хокхерста из себя так же, как и Кассандра. Было ясно, что Феба его боится, но он никак не мог понять почему. Деймон всегда был учтив и обходителен с ней, хотя и не скрывал, как на него действуют ее бесконечные слезы.
      У Фебы сроду глаза были на мокром месте, но по возвращении из Бата она, похоже, больше не могла смотреть на Деймона без того, чтобы тотчас же не залиться слезами. Если он спрашивал, в чем дело, она, продолжая плакать, заверяла его, что все в порядке. Когда же он недоуменно вопрошал, почему она плачет, если ничего не случилось, ее слезы превращались в громкие рыдания.
      Не успел Хокхерст взять в руки вожжи, как из-за угла особняка появились Кассандра и Феба.
      – Ты куда? – обратилась к Деймону его сестра.
      – Хочу дать размяться гнедым.
      Это было отговоркой, оправдывающей еще одну долгую поездку, одинокую и бесцельную, какие по возвращении из Бата повадился совершать Хокхерст в тщетной попытке убежать от одолевавших его печальных размышлений.
      – Возьми нас с собой, – потребовала Кассандра, торопясь к экипажу.
      Меньше всего на свете Деймону сейчас хотелось наслаждаться ее обществом или обществом Фебы.
      – Но ведь ты пригласила на ужин гостей, – напомнил он.
      Кассандра по собственной инициативе отправила приглашение леди Портмен, пожилой вдове, чье поместье находилось с другой стороны от Лаухэмптона, и гостившим у вдовы ее двум сестрам. Лишь после того, как те приняли приглашение, она известила Хокхерста о том, что у него будут гости. Деймон находил эту троицу сплетниц особенно нудной. Хотя правила приличия требовали, чтобы он вытерпел ужин вместе с ними, Деймон собирался исчезнуть сразу после его окончания, предоставив женщинам сколько душе угодно перемывать косточки знакомым.
      – А если гости приедут до твоего возвращения? – спросил он.
      Но Кассандра уже залезала в экипаж.
      – Ничего, мы успеем вернуться, – легкомысленно бросила она. – Давай же, Феба, забирайся!
      – Этот экипаж не рассчитан на троих, – вежливо заметил Деймон, когда женщины втиснулись на скамейку.
      – Фу, ерунда, мы как-нибудь поместимся, – упрямо возразила Кассандра. – Феба такая худенькая, что почти не занимает места.
      Прощайте надежды на спокойную прогулку в одиночестве! Хокхерст сказал Сьюэллу, что тот может быть свободен. Конюх с облегчением вздохнул. Общество Кассандры ему нравилось не больше, чем его хозяину.
      Деймон направил экипаж через парк, с грустью замечая, что даже дождь жалоб и упреков, выливаемый на него Кассандрой, не в силах отвлечь его от мыслей о Лили. Ни о чем другом он вообще не мог думать. Это буквально сводило его с ума. Гром и молния, еще ни одной женщине не удавалось так завладеть его сердцем!
      Подъехав к воротам парка Хокхилл, Деймон направил упряжку по дороге на Вульвердейл, пересекающей его земли.
      Гнедые застоялись, и Хокхерст отпустил вожжи. Рысаки рванули вперед по узкой дороге, извивающейся среди бескрайних зеленых холмов.
      Экипаж догнал почтовую карету. Впереди дорога поднималась на холм и скрывалась за вершиной. Хокхерст понял, что, если не обгонит медленно тащившийся дилижанс сейчас, ему придется плестись следом за ним весь путь вниз по извилистой дороге. Он спокойно подхлестнул гнедых, и легкий экипаж пронесся мимо желтой колымаги на расстоянии каких-то четырех дюймов.
      Кассандра испуганно вскрикнула:
      – Хокхерст, ты что, вздумал нас убить? Ты желаешь таким образом сжить меня со света?
      Похоже, его сестра уверена, что все его действия направлены исключительно против нее лично.
      – Знаю, ты вряд ли это поймешь, – язвительно заметил Деймон, – но я вовсе не пытаюсь разделаться с тобой. Тебе известно, как я управляю лошадьми. Если у тебя слабые нервы, не надо было напрашиваться на эту прогулку.
      – Может, нам лучше повернуть назад? – выдавила Феба, вцепившаяся в спинку скамьи так, словно это был якорь, удерживающий ее в этом мире. У нее навернулись слезы.
      Хокхерст не собирался пугать свою юную мачеху, поэтому постарался ее успокоить:
      – Да, конечно, мы сейчас же поедем домой, но только здесь я развернуться не смогу. – Экипаж уже поднялся на вершину холма, и с одной стороны дорога обрывалась крутым склоном оврага, по дну которого бежал ручей. – Вот спустимся вниз, там дорога станет шире.
      Из-за поворота появилась труппа странствующих актеров. Они шли по двое, прижимаясь к краю узкой дороги. Некоторые толкали разрисованные тележки с костюмами и декорациями. Хокхерст не мог определить, сколько их, ибо конец пестрой вереницы терялся за поворотом. Не желая напрасно рисковать, он натянул вожжи, замедляя бег гнедых.
      Актеры были в убогой одежде, краска на тележках давно выцвела. Судя по всему, дела у труппы шли неважно, что, впрочем, было неудивительно. Бродячие актеры, ходившие по деревням и маленьким городам, редко получали существенную плату за свои представления. Это была низшая ступень актерского ремесла. В большинстве своем артисты обладали не столько талантом, сколько упрямой решимостью, хотя некоторым из них все же удавалось подняться наверх и попасть на лондонскую сцену.
      Когда Деймон поравнялся с актерами, одна актриса привлекла его внимание – в основном своим ростом. Лица ее он не видел, ибо оно было скрыто густой вуалью, прикрепленной к широким полям соломенной шляпы с тульей, украшенной желтыми розами. Эта женщина была такой же высокой, как и Лили, но более худая. Слишком худая, критически рассудил Деймон, к тому же она не могла похвастаться гордой осанкой и царственной походкой его возлюбленной.
      Облаченная в скромное коричневое платье, женщина, сгорбившись и уронив голову, устало тащилась по дороге, шаркая ногами. Немолодая актриса, преждевременно состарившаяся от тяжелой жизни бродячей труппы, не обратила на Хокхерста никакого внимания, даже не взглянула в его сторону.
      Она шла рядом с крепким седовласым мужчиной, по-видимому, ее мужем. Он толкал перед собой разрисованную тележку. Яркие краски, которыми были когда-то написаны клоуны, от времени поблекли до пастельных тонов.
      Услышав испуганный крик Фебы, Хокхерст, отвернувшись от актрисы, взглянул на дорогу.
      Экипаж как раз завернул за поворот, и Деймон с ужасом увидел, что какой-то глупый крестьянин перегородил ему дорогу, решив именно здесь обогнать вереницу странствующих актеров на своей телеге, доверху нагруженной сеном, которую медленно тащила кляча. Болван так спешил, что не стал дожидаться места, откуда дорога просматривалась бы в обе стороны.
      Теперь этот крестьянин, раскрыв рот, тупо смотрел на несущийся на него экипаж, не делая никаких попыток избежать столкновения.
      Находившаяся рядом с телегой молодая актриса с головой, покрытой красно-зеленым платком, застыла на месте, в ужасе глядя на Хокхерста. По выражению ее лица он понял, что девушка приготовилась умереть.
      У Деймона было только два выбора избежать столкновения в лоб с тяжело груженной телегой. Оба они были не из приятных, а на то, чтобы принять решение, у него оставалось лишь одно мгновение. Или он направляет экипаж на идущих по обочине актеров, сминая и калеча их, или же сворачивает с дороги и, полагаясь на свое умение управлять лошадьми, пускает экипаж вниз по склону холма, прилагая все силы к тому, чтобы тот не перевернулся.
      Второй выбор был единственно возможным, так как он давал слабую надежду избежать катастрофы, в то время как в первом случае она становилась неизбежной.
      Резко натянув вожжи, Хокхерст направил перепуганных гнедых вниз по склону, мысленно ругая свое невезение. Если бы он встретился с телегой через сотню футов, они бы спокойно разъехались на широкой дороге.
      Опасно накренившись, экипаж несся вниз, подпрыгивая на кочках, угрожая вывалить пассажиров.
      Задача Деймона усложнилась тем, что пронзительные душераздирающие крики женщин еще больше напугали рысаков. И все же ему удалось направить их наискосок по крутому склону и, объезжая камни и ямы, остановить экипаж на ровном месте.
      Увидев, что его рискованная затея увенчалась успехом и никто не пострадал, Деймон облегченно вздохнул.
      Несмотря на то что опасность миновала, Феба и Кассандра продолжали испуганно причитать. «Ну что ж, – мрачно подумал Хокхерст, – в кои-то веки раз он действительно дал им повод для слез».
      Он поднял взгляд вверх. Бродячие актеры, остановившись, сгрудились у края дороги. Молодая девушка в ярком платке, упав на колени, возносила к небу благодарственную молитву за свое чудесное спасение.
      Крестьянин, осознав, что его глупость чуть не стала причиной трагедии, отчаянно нахлестывал свою клячу, торопясь поскорее убраться с места происшествия. По всей вероятности, он узнал Хокхерста. И тому его лицо показалось знакомым; возможно, это был один из его арендаторов. Неудивительно, что он так спешил скрыться подальше от гнева графа.
      Соскочив на землю, Хокхерст помог женщинам выйти из экипажа, после чего принялся успокаивать разгоряченных гнедых. Впрочем, мелькнула у него язвительная мысль, это более простое занятие, нежели приводить в порядок спутниц. Надежды на то, что ощущение твердой земли под ногами остановит потоки слез, оказались несбыточными.
      Послышавшийся на дороге стук копыт снова привлек внимание Деймона. Почтовая карета, которую он только что обогнал, остановилась на вершине холма. Всадник, скакавший навстречу, свернул с дороги и поспешил вниз к экипажу. Хокхерст узнал своего соседа и близкого друга лорда Уэймора, сидящего верхом на норовистом вороном жеребце, так верно названном Дьяволом.
      Не успел Уэймор остановиться, как Кассандра, которая, как было известно ее брату, страдала от неразделенной любви к его милости, бросилась вперед, желая привлечь его внимание.
      – О, лорд Уэймор! – воскликнула она, подбегая к нему.
      Ее резкий пронзительный голос, от которого лопались оконные стекла, напугал и без того взбудораженного жеребца. Огромный вороной осел назад, забив передними копытами.
      Хокхерст, понимая, что у него есть лишь доля секунды, чтобы спасти Кассандру от страшных копыт, бросился к ней, хватая ее за руку. Не выпуская запястья сестры, он прыгнул вниз по склону, увлекая ее за собой, стараясь оказаться как можно дальше от вставшего на дыбы жеребца. Падая, Деймон постарался оказаться снизу, чтобы его тело приняло на себя всю силу удара от столкновения с землей.
      Это ему удалось, но сам он не успел сгруппироваться, и сверху на него рухнула Кассандра, не отличавшаяся особой стройностью.
 
      Лили, стоявшая на дороге наверху, едва подавила крик ужаса, готовый сорваться с ее уст при виде отчаянной мужественной попытки Хокхерста спасти свою сестру из-под смертоносных копыт. Мужчина и женщина грузно упали на землю далеко от вставшего на дыбы вороного. Лорд Уэймор, с трудом удержавшийся в седле, натянул поводья, осаживая жеребца; Кассандра, сползшая с брата, уселась на земле, но Хокхерст оставался недвижим.
      У Лили замерло сердце. Она так испугалась за Деймона, что ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать. Не задумываясь над тем, что она делает, молодая женщина бросилась бежать вниз, на бегу срывая со шляпы вуаль, мешающую ей как следует видеть неподвижно распростертого на траве мужчину.
      Эту широкополую шляпу и густую вуаль Лили надела специально, когда узнала, что в этот день дорога странствующей труппы будет пролегать через обширные владения Хокхерста. Молодая актриса не ожидала увидеть его, и все же у судьбы свои причуды, а гордость не позволяла Лили предстать перед Хокхерстом участницей жалкой обтрепанной труппы ее дяди. Вдруг в нем проснется жалость, а этого она бы не вынесла.
      Все эти два с половиной месяца Лили твердила себе, что ненавидит графа и не желает больше видеть его. И все же она поймала себя на том, что с жадностью всматривается в проезжающие мимо экипажи, выискивая взглядом знакомое лицо.
      Увидев поднимающуяся по склону холма двуколку, Лили сразу же узнала высокую фигуру графа, узнала его манеру уверенно управлять лошадьми. Ее сердце бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Лишь тут Лили призналась себе, как сильно ей хочется снова встретиться с Деймоном.
      И что она его по-прежнему любит. Какая же она дура!
      Испугавшись, что он узнает ее, несмотря на вуаль, молодая актриса быстро сгорбилась и пошла походкой старой усталой женщины. При приближении экипажа она потупила взор, но все же боковым зрением почувствовала на себе взгляд Деймона. Правда, Лили была уверена, что он ее не узнает.
      Ей следовало бы радоваться этому, но почему-то ее сердце превратилось в одну сплошную рану.
      Теперь, подбегая к безжизненно застывшему на земле телу, Лили умирала от страха, что случилось непоправимое. Наконец ей удалось увидеть его лицо.
      Объятая ужасом, молодая женщина опустилась на колени рядом с Деймоном.

      Оглушенный Хокхерст лежал неподвижно, закрыв глаза. Тело болело. Пожалуй, он уже стал слишком стар для подобных кульбитов, но по крайней мере сестра спасена от копыт испугавшегося жеребца, грозивших ей опасной раной или даже смертью.
      До Хокхерста доносился плач Кассандры и Фебы. Странно, пострадал он, а плачут они!
      Деймон не открывал глаз, мечтая о минутном забвении. Поскольку сознание его не покидало, он полежит так, притворяясь еще какое-то время, а затем откроет глаза и начнет успокаивать охваченных истерикой женщин.
      Он услышал приближающийся шелест юбок и понял, что их обладательница опустилась рядом с ним на колени. Несомненно одно – это не одна из его родственниц, ибо она, хвала господу, не плачет. Деймон без особого любопытства подумал, кто это может быть.
      Заботливые, но решительные пальцы нетерпеливо расстегнули обшлаг камзола и принялись нащупывать пульс, и Деймона захлестнул незабываемый аромат шиповника.
      – Лорд Хокхерст, вы меня слышите? – произнес с беспокойством голос, который он также не мог забыть.
      Первое мгновение Деймону показалось, что у него начались галлюцинации. Он боялся, что больше никогда не услышит этот низкий грудной голос. Женские пальцы наконец нащупали его пульс, и Хокхерст открыл глаза. Он увидел склонившееся над ним лицо Лили, полное тревоги.
      Деймона захлестнуло восторженное возбуждение. Внезапно он почувствовал себя таким счастливым, каким уже не был давно – если точно, два с половиной месяца.
      Выражение бесконечного облегчения, появившееся на лице Лили, открыло ему гораздо больше, чем она могла бы сказать словами. Деймон понял, что она по-прежнему его любит, и это наполнило его сердце пьянящей радостью.
      Феба и Кассандра никак не могли унять слезы, и Лили, быстро развязывая шейный платок Деймона, с отвращением взглянула на них.
      – Что вы ревете? Это он ранен, а не вы! Прекратите причитать и помогите мне!
      Пристыженные женщины умолкли, и наступила благословенная тишина. Но, судя по их недоуменным лицам, Феба и Кассандра не имели ни малейшего понятия, что делать.
      Сняв платок, Лили протянула его им.
      – Вот, смочите в ручье, я сделаю холодный компресс на голову.
      Женщины послушно отправились выполнять ее поручение.
      – Наконец-то тишина, – пробормотал Хокхерст, сжимая руку Лили, решив больше не отпускать ее от себя.
      Испуганно вздрогнув, молодая женщина тем не менее не предприняла попыток высвободить руку.
      Деймон улыбнулся.
      – Миледи, я у ваших ног, – тихо промолвил он, – и смиренно молю о прощении.
      Он ласково провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.
      Лили изумленно раскрыла рот. Похоже, она ожидала услышать от него что угодно, только не это. Легкий румянец окрасил ее щеки.
      Деймон был так поглощен лицом Лили, что лишь теперь заметил широкополую соломенную шляпу, украшенную желтыми розами. Густая вуаль была откинута назад.
      – Так это все-таки была ты!
      Внезапно он почувствовал ужас от мысли, что мог проехать мимо Лили и не узнать ее. Быть может, ему следует щедро отблагодарить болвана-крестьянина.
      Как бы ни переполняла его радость от встречи, Деймон с грустью заметил, как сильно исхудала Лили. Он попытался сесть, но она остановила его.
      – Пожалуйста, не двигайся до тех пор, пока мы не определим, насколько серьезно ты пострадал.
      Хитро улыбнувшись, Деймон произнес так тихо, что его услышала одна Лили: – Только если ты обещаешь провести эти исследования лично.
      Лили снова покраснела.
      – Ты даже в таком положении не можешь удержаться от издевок? – с некоторым раздражением спросила она.
      Деймон жестоко подавил искушение продолжать поддерживать заблуждение Лили по поводу своего состояния, чтобы ее восхитительные ловкие руки обследовали его тело; однако ничего серьезного не повреждено – одни синяки и ссадины. Не надо пугать ее напрасно.
      К тому же ему была невыносима мысль, что ее нежные пальцы будут ощупывать его тело, а он никак не сможет ответить.
      – Как бы ни хотелось мне поручить себя твоим заботам, – улыбнулся он, – честность обязывает меня признаться, что со мной все в полном порядке. Я был просто немного оглушен при падении.
      – Слушай, Ястреб, ты в этом точно уверен? – раздался за спиной Лили мужской голос. – Быть может, мне следует послать за врачом?
      С трудом оторвавшись от прекрасного обеспокоенного лица Лили, Деймон увидел, что лорд Уэймор, спешившись, подошел и обеспокоенно смотрит на него.
      – Да, уверен. У меня немного болит голова, и я получил несколько ссадин. Врача не нужно. Просто дайте мне прийти в себя.
      Вернулись Феба и Кассандра с намоченным платком. Лили, осторожно вытерев Деймону лицо, сделала компресс и положила ему на лоб.
      Полежав несколько минут, Хокхерст наконец попросил лорда Уэймора помочь ему подняться на ноги. Лили отошла в сторону, пропуская мужчин.
      Как только брат Кассандры встал, она, на время утихшая, что было так ей не свойственно, возобновила свои нападки на него.
      – Хокхерст, только посмотри, что ты со мной сделал! Мое новое платье безнадежно испорчено. Оно все в грязи, а юбка разорвана!
      К изумлению Хокхерста, Лили немедленно вступилась за него.
      – Он же только что спас вам жизнь, неблагодарная вы грубиянка!
      Опешив на мгновение, Кассандра молча уставилась на нее. Затем, немного придя в себя, она начала было возражать, но Лили тотчас же оборвала девушку.
      – Вы должны благодарить брата, а не донимать его вздорными обвинениями, – холодно заметила она, и ее зеленые глаза гневно сверкнули. – Прекратите выставлять себя на посмешище!
      Еще никто и никогда не обращался к Кассандре в таких выражениях, и она, забыв про слезы, изумленно смотрела на разгневанную Лили.
      – Да, леди Кассандра, – вмешался лорд Уэймор. – Я возмущен тем, что вы обвиняете своего брата, рисковавшего жизнью ради вас!
      Деймон, увидев моментально изменившееся выражение лица сестры, едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
      – Но, лорд Уэймор, – начала было оправдываться Кассандра, – во всем виноват Хокхерст…
      Отвращение, исказившее лицо его светлости, вмиг заставило ее умолкнуть.
      – Вздор, это вы во всем виноваты. Это вы, не соображая, что делаете, бросились под копыта Дьяволу и так напугали его.
      Кассандра поспешно прибегла к своему излюбленному оружию – слезам, но на лорда Уэймора они, очевидно, произвели не больше впечатления, чем на ее брата. Молодой человек пожал плечами и отвернулся.
      – Спускаясь вниз, я думал тебе помочь, – печально сказал лорд Уэймор, обращаясь к Хокхерсту. – А вместо этого едва не убил.
      – Ничего страшного.
      На самом деле Деймон готов был благословлять друга за это происшествие, ведь оно вернуло Лили в его жизнь!
      Хокхерст поднял взгляд на дорогу. Бродячие актеры снова тронулись в путь в сторону Лаухэмптона. Почтовая карета все еще стояла на вершине холма. Ее пассажир, коренастый джентльмен средних лет, вышел из экипажа и смотрел на происходящее.
      Кассандра, перестав плакать, капризно сказала:
      – Нам нужно немедленно вернуться в Хокхилл. С минуты на минуту должны приехать гости, и мы должны встретить их.
      – Мне тоже пора идти, – тихо произнесла Лили.
      Деймон не мог допустить, чтобы она вновь исчезла из его жизни, однако обстоятельства связывали его по рукам и ногам. Ему нужно было возвращаться в имение, но он не мог усадить Лили в свой тесный экипаж. Другого выбора не оставалось: он должен сейчас с ней расстаться, чтобы встретиться позже.
      Хокхерст попросил Уэймора помочь Фебе и Кассандре сесть в экипаж. Его светлость повел женщин к двуколке, оставив Деймона и Лили одних.
      Он с осуждением посмотрел на нее.
      – Ты позволила бы мне сегодня проехать мимо тебя, не дав знать, что ты рядом.
      – Да, – призналась Лили.
      Тихим голосом, чтобы его не услышали стоявшие поодаль Уэймор и женщины, Деймон спросил:
      – Почему тогда, в Бате, ты не сказала мне правду? Зачем сделала вид, что пытаешься выманить у меня деньги?
      – Ты был так решительно настроен думать обо мне только плохое, что мне не захотелось лишать тебя этого удовольствия, – ледяным тоном ответила Лили.
      – Я получил по заслугам, – с горечью согласился он.
      Она слабо улыбнулась.
      – Как Сесилия и Эдвард?
      – Помирились и счастливы – благодаря тебе, и на прошлой неделе у них родился сын. Ты преподала обоим великолепный урок, и теперь их союз крепче, чем был. – Он прикоснулся к ее руке. – Лили, мне надо с тобой поговорить.
      – Нам не о чем говорить.
      Высвободив руку, Лили стала подниматься к дороге.
      Деймон пошел следом за ней.
      – Ты ошибаешься. Где будет ваше следующее представление?
      – Знать бы, – вздохнула Лили. – Мировой судья в Вульвердейле, где мы собирались выступать сегодня вечером, запретил нам играть.
      По закону бродячей труппе обязательно требовалось получить разрешение мирового судьи.
      – Сейчас мы направляемся в Лаухэмптон, – продолжала Лили, – но, насколько я понимаю, там мировой судья еще более несговорчив.
      Деймон знал, что она права. Судья Роусон, напыщенный коротышка, считал своей обязанностью оберегать горожан от любых легкомысленных и развратных веяний, к каковым он относил и театр.
      – Но вы все равно намерены попытаться упросить его? – небрежно спросил Деймон.
      Лили кивнула:
      – Другого выбора у нас нет. Мы обязательно пойдем к мировому судье, даже если наши шансы ничтожны. До следующего города, расположенного за Лаухэмптоном, слишком далеко, и мы не успеем дойти туда до вечера.
      Хокхерст представил себе, каково приходится бродячим актерам.
      – А если вы сегодня не дадите представления, это будет означать, что у вас не будет денег на то, чтобы заплатить за хлеб и за кров над головой.
      Лили промолчала, но ее залившиеся краской щеки были красноречивее любого ответа.
      Гром и молния, неудивительно, что она так исхудала. Деймон даже представить себе не мог, что встретит Лили в таком плачевном состоянии. Ему не довелось видеть ее на сцене, но он все же полагал, что она по крайней мере сносная актриса. Теперь Хокхерст вынужден был признать, что ошибался. Ни одна сколько-нибудь стоящая актриса не опустится до убогой бродячей труппы, с трудом зарабатывающей на жизнь.
      Да, это значительный шаг вниз даже в сравнении с провинциальным театром, особенно таким, как Королевский театр Бата, считающийся одним из лучших за пределами Лондона. Судя по всему, Лили из него выгнали и ей не удалось устроиться в более благополучную труппу. Теперь Хокхерст был рад, что не видел ее на сцене. Похоже, его ждало бы сильное разочарование.
      Он подумал, сколько раз за последние недели Лили ложилась спать голодной. Несомненно, разрывая банковское поручительство на десять тысяч фунтов, она сознавала, какое жалкое существование ждет ее впереди. Ведь эти деньги позволили бы ей прожить в роскоши целый год. Деймон проникся еще большим уважением к гордой решительной женщине.
      У него мелькнула было мысль предложить Лили деньги – не требуя ничего взамен, просто чтобы быть уверенным, что эту ночь она проведет сытой под теплым кровом, но он понял, что только оскорбит ее этим предложением, от которого она с негодованием откажется.
      И все же по крайней мере одну вещь он может для нее сделать, причем так, что Лили об этом даже не догадается. Вдобавок это поможет задержать ее в Лаухэмптоне до тех пор, пока он не вырвется от своих гостей. Этот городок входил во владения Хокхерста, и окончательное слово принадлежало ему. Но даже если бы это было не так, судья Роусон так боялся и почитал графа, что ни за что не посмел бы ему отказать.
      Преисполненный решимости осуществить свой замысел, Деймон расстался с Лили и поспешил к экипажу.
      – Должно быть, это дядя миссис Калхейн, – заметила Феба, когда он занял место возницы.
      Деймон удивленно взглянул вверх. Джентльмен, вышедший из почтовой кареты, учтиво предложил Лили руку, помогая взобраться на высокую обочину.
      Как только экипаж выехал на дорогу, Деймон спросил у мачехи:
      – Что тебе известно о миссис Калхейн?
      – Она вдова. Мы познакомились с ней в Бате.
      Лили представилась им вдовой? Деймон не мог поверить, что она солгала.
      – А с чего ты решила, что тот джентльмен из кареты – ее дядя?
      – Потому что именно с дядей она собиралась путешествовать в это лето.
      Лили ни разу не обмолвилась о том, что у нее есть дядя; больше того, из ее слов следовало, что после смерти родителей она осталась одна.
      У поворота Хокхерст еще раз оглянулся и с удовлетворением увидел, что Лили поспешно догоняет ушедших вперед актеров, а незнакомец садится в карету один.
      – Что еще она тебе говорила о своих планах на лето?
      – Сказать по правде, она ничего не говорила, – призналась Феба. – Мне все рассказал наш общий друг.
      – Именно этот друг и сказал о том, что она вдова?
      Кивнув, Феба вдруг как-то странно занервничала и приложила к глазам платок, и Деймон счел за лучшее ее далее не расспрашивать.
      Вернувшись домой, Хокхерст первым делом приказал Сьюэллу оседлать самого быстрого скакуна, а сам поспешно поднялся в библиотеку и набросал несколько строк.
      Он лично отдал записку конюху с указанием немедленно скакать в Лаухэмптон кратчайшей дорогой и вручить это послание мировому судье Роусону.
      Пришпорив коня, Сьюэлл быстро скрылся из виду. Деймон проводил его взглядом, уверенный, что слуга прибудет в Лаухэмптон раньше бродячих актеров.

      Лили, догнав труппу своего дяди, присоединилась к актерам, направляющимся в Лаухэмптон. Мысли ее были в полном смятении.
      Нет сомнения, Хокхерст был счастлив снова видеть ее. Она до конца жизни будет помнить, как зажглись удивлением и радостью его глаза. Затем он сразу же искренне попросил у нее прощения. Этого Лили не ожидала. Но потом Хокхерст удивил ее. Сказав, что им нужно поговорить, он вдруг оставил ее, торопясь вернуться в Хокхилл.
      Встреча с Деймоном вмиг разрушила то хрупкое душевное равновесие, которое Лили так долго пыталась восстановить после своего отъезда из Бата. Деймон подарил ей волшебную незабываемую ночь, а затем разбил ее сердце. Как ни хотелось ей снова встретиться с ним, она понимала, что это принесет лишь новые страдания.
      Глупая, она влюбилась в него по уши! А он даже не верит в любовь. Для него она – лишь мимолетная страсть, которая быстро пройдет. Но даже если бы Деймон и полюбил ее, он граф, а она актриса. Никогда их миры не смогут соприкоснуться.
      – Ни в коем случае не впускай его обратно в свою жизнь! – строго отчитала себя Лили. – Он только снова разобьет тебе сердце.
      Впереди показались опрятные домики Лаухэмптона с побеленными стенами и черепичными крышами.
      К Лили приблизился ее дядя Джозеф Дрю.
      – Первым делом я отправлюсь на поиски мирового судьи, – угрюмо пробормотал он. – Надо узнать, позволит ли он нам дать здесь представление. Пойдем со мной. Возможно, увидев тебя, он уступит.
      Лили кивнула. За время, проведенное с труппой дяди Джозефа, ей уже несколько раз удавалось добиться благосклонности несговорчивых мировых судей, перед тем отвечавших Дрю отказом.
      – Боюсь, однако, что в данном случае все будет бесполезно, – проворчал дядя. – Роусон знаменит тем, что отказывает всем труппам, обращающимся к нему за разрешением. Но попробовать мы должны. До Марштона идти еще четыре часа.
      – Если мы не добьемся разрешения выступить здесь, вам придется идти дальше без меня, – сказала Лили. – Я должна дождаться Сару.
      К ней должна была приехать ее пятнадцатилетняя сестра, гостившая до этого у школьной подруги. Лили, уверенная в том, что труппа дяди Джозефа даст в Вульвердейле три представления, предложила Саре в письме приехать туда в дилижансе.
      После того как мировой судья совершенно неожиданно ответил отказом, Лили оставила на почтовой станции Саре записку ехать дальше, до Лаухэмптона. До Марштона дилижанс не следует, поэтому Лили должна встретить свою сестру здесь.
      Робкая и застенчивая Сара жутко испугается, если окажется одна в незнакомом городе.
      Дядя Джозеф начал было возражать, но Лили твердо сказала:
      – Нет, я останусь здесь и буду ждать приезда Сары.
      – Ты чересчур много нянчишься с сестрой, – проворчал дядя. – Ничего с ней не случится. В конце концов, ей сейчас всего на пару лет меньше, чем было тебе, когда погибли ваши родители, и ты…
      Он резко осекся, увидев гнев, сверкнувший в глазах Лили.
      – Сара – не я! Она робкая и пугливая. К тому же она находится на моем попечении, и я буду заботиться о ней так, как считаю нужным.
      Дядя Джозеф нахмурился:
      – Сегодня вечером ты должна выйти на сцену.
      – Только в том случае, если вы будете давать представление, а тебе прекрасно известно, что до Марштона вы дойти не успеете.
      – В таком случае, ты выйдешь на сцену завтра.
      – Нет, дядя, – твердо заявила Лили. – Сегодня – последний день из тех восьми недель, что я тебе обещала.
      Давая согласие играть в труппе, Лили надеялась, что к ней присоединится ее сестра. Но уже через неделю ей стало ясно, что хрупкая Сара не вынесет тягот полной лишения жизни бродячих актеров. Лили была вынуждена разрешить сестре принять приглашение школьной подруги провести полтора месяца у нее в гостях в Дорсете.
      – Знаешь, ты могла бы остаться с нами еще на недельку, – обиженно заявил дядя Джозеф.
      Лили, горевшая желанием провести каникулы Сары вместе с сестрой, была очень огорчена, что вынуждена отказаться от этого, но она не могла нарушить данное дяде слово. Однако теперь у нее не было ни малейшего желания и дальше оттягивать встречу с сестрой.
      – Нет! – решительно заявила она.
      Дядю Джозефа ей все равно удовлетворить не удастся. Если она уступит ему и останется в составе труппы еще на неделю, он станет требовать две недели, всеми силами стараясь ее пристыдить. Лили постепенно начинала сожалеть о том, что вообще поддалась на его уговоры.
      – Но как же я смогу управиться без тебя? – раздраженно спросил дядя.
      – Так же, как управлялся до моего появления.
      Хотя маленькой бродячей труппе, конечно, придется нелегко. В пьесах с большим количеством действующих лиц актерам приходилось выходить на сцену в нескольких ролях.
      Но Лили понимала, что не это беспокоит дядю. Талантливая молодая актриса оказалась настоящей находкой для труппы. Сборы выросли в несколько раз. Дядя Джозеф максимально использовал дарование Лили, иногда даже поручая ей мужские роли, например принца Гамлета.
      С одной стороны, Лили была рада, что ей приходилось играть так много совершенно разных ролей, но в то же время она бесконечно устала переходить от деревни к деревне, довольствуясь убогим ночлегом и скудным пропитанием.
      Когда труппа почти добралась до центра Лаухэмптона, проходя мимо опрятных домов, окруженных веселыми палисадниками с цветущими там бегониями и мальвой, навстречу актерам выбежал невысокий пожилой мужчина в старомодном камзоле.
      – Возможно, он скажет нам, где найти мирового судью, – предположила Лили.
      Однако, как выяснилось, это и был мировой судья собственной персоной. У Лили возникло ощущение, что он специально вышел встретить актеров.
      К всеобщему изумлению, судья не просто разрешил выступить в Лаухэмптоне, но и попросил задержаться на три дня, давая каждый вечер по представлению. Он даже предложил для сцены заброшенный сарай на окраине городка.
      Когда судья Роусон ушел, дядя Джозеф недоуменно произнес:
      – В прошлом году, когда я пришел к нему просить разрешения выступить здесь, он даже не пожелал со мной встретиться.
      – Странно, – озадаченно заметила Лили. – Судья был так предупредителен и старался нам угодить, но мне почему-то показалось, что делал он это через силу.
      С кровом на ночь труппе повезло гораздо меньше. В гостинице при почтовой станции отказались приютить бродячих актеров. Осталась только маленькая убогая таверна, в которой имелись всего две свободные комнаты. Лили, еще трем актрисам и Саре, когда она приедет, предстояло втиснуться в одну грязную крохотную комнатенку, а в другой поселились все мужчины.
      Лили надеялась, что у них с Сарой по крайней мере будет отдельная комната.
      Увидев место, где им предстояло провести ночь, молодая актриса вздрогнула от отвращения. В комнате стоял тяжелый затхлый запах, в ней давно никто не убирал. Камин и зеркало, видимо, сочтенные ненужной роскошью, отсутствовали. Судя по числу расставленных на полу мисок и тазиков, крыша таверны нещадно протекала.
      Но что еще хуже, на пятерых имелось лишь две кровати. Лили понятия не имела, как они разместятся. Узкие жесткие кровати были застелены давно не стиранным бельем. Бедняжка Сара при виде всего этого придет в ужас, однако ничего другого в городке не было.
 
      Едва закончился ужин, Деймон сбежал от нежеланных гостей. Так как на небе сгущались не предвещающие ничего хорошего тучи, он приказал заложить экипаж. Вот-вот начнется дождь, а до Лаухэмптона путь неблизкий. Деймон надеялся, что ему удастся уговорить Лили поехать вместе с ним в Хокхилл, и он хотел укрыть ее от непогоды в экипаже.
      Хотя Хокхерст понимал, как мала вероятность успеха, он посадил на козлы Сьюэлла, умеющего хранить секреты. Хотя кучер и любил поболтать, но знал, что и где можно говорить. На него всегда можно было положиться. Преданный слуга никому не расскажет про Лили.
      Когда Деймон подъехал к сараю, служившему временным театром, представление уже закончилось и зрители расходились по домам.
      Не успел экипаж остановиться, как на землю упали первые капли. Открыв окошко, Хокхерст спросил у одного из актеров, где можно найти Лили.
      – Ее здесь уже нет, – ответил тот, указывая коротким мясистым пальцем в сторону центра городка. – Вон она.
      Высунувшись из окошка, Хокхерст увидел в рассеянном свете долгих летних сумерков удаляющуюся высокую фигуру женщины. Дождь усиливался, и Лили раскрыла зонтик. Деймон подал знак Сьюэллу, и экипаж тронулся.
      Когда карета поравнялась с идущей быстрым шагом Лили, Хокхерст предложил молодой женщине подвезти ее. Та заколебалась, и какое-то мгновение ему казалось, что она откажется. Но дождь все усиливался, и Лили, кивнув, сложила зонтик и с помощью слезшего с козел Сьюэлла поднялась в экипаж.
      – Мне нужно на почтовую станцию, чтобы встретить вечерний дилижанс, – сказала она. – Насколько я понимаю, он должен вот-вот быть здесь.
      Лили устроилась рядом с Деймоном.
      – Ты собиралась бежать из Лаухэмптона? – с тревогой спросил тот.
      Он надеялся, что, попросив Роусона разрешить актерам выступать три вечера подряд, задержал Лили хотя бы на три дня.
      – Нет, я должна встретить свою младшую сестру Сару, – ответила Лили, и в голосе ее прозвучало беспокойство.
      А он даже не знал, что у нее есть сестра.
      – Чем ты так озабочена? – участливо спросил Деймон.
      – Я волнуюсь, вдруг она не приедет. Понимаешь, я должна была встретить ее в Вульвердейле, но нам не разрешили выступить там. Поэтому мне пришлось оставить Саре записку, чтобы она ехала прямо в Лаухэмптон.
      Усилившийся ветер хлестал струями дождя в окна экипажа, вдали прогремели раскаты грома. Деймон задернул шторки на окнах, укрыв Лили и себя от посторонних глаз.
      – Молю бога, чтобы Сара получила мою записку и не стала сходить в Вульвердейле, – сказала Лили. – Ей всего пятнадцать, и она испугается, оказавшись одна в незнакомом городе. Если Сары не будет в почтовой карете, мне придется каким-то образом сегодня же добираться до Вульвердейла.
      – Я отвезу тебя, – сразу же вызвался Деймон.
      – Но ведь я отрываю тебя от тех дел, которые привели тебя сюда.
      – Неужели ты не поняла, что я приехал сюда только ради тебя?
      – Какое тебе дело до меня?
      – Вот какое.
      Он привлек Лили к себе и поцеловал ее. Она сначала попыталась было вырваться, но Деймон лишь еще крепче обнял ее и продолжал целовать до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. Внезапно Лили что есть силы прижалась к нему, жадно отвечая на поцелуй.
      Она отпустила Деймона, лишь когда экипаж вкатил во двор почтовой станции.
      – Это безумие! – задыхаясь, вымолвила Лили.
      – Нет, это счастье! – поправил ее Деймон.
      Она собралась выходить, но он остановил ее:
      – Подожди! Дилижанс обыкновенно опаздывает, а укрыться от дождя здесь можно только в трактире. Это неподобающее место для дамы. Тебе будет гораздо уютнее здесь. – Деймон усмехнулся. – И мне тоже.
      Дождь лил как из ведра, быстро холодало.
      – Когда приедет твоя сестра, я вас отвезу туда, где вы остановились, – пообещал Деймон. – Если вы пойдете пешком, то промокнете насквозь.
      Похоже, последний довод решил спор в его пользу, и Лили, успокоившись, снова прижалась к Хокхерсту.
      Тот окликнул Сьюэлла.
      – Мы подождем карету здесь. А ты ступай в трактир, где сухо, и пропусти пинту.
      – Слушаюсь, милорд, – ответил конюх, спускаясь с козел.
      Не выпуская Лили из своих объятий, Хокхерст прижался щекой к ее волосам, вдыхая полной грудью аромат шиповника.
      – Я мечтал обнять тебя вот так с тех самых пор, как ты скрылась из Бата, – признался он. – Я так боялся, что мне не суждено снова увидеть тебя! – Ты должен был верить мне, – тихо произнесла Лили дрогнувшим голосом, и он понял, что боль от обиды, нанесенной ей, была еще свежа.
      Деймон ласково провел ладонью по ее щеке.
      – Да, должен был, но ты не представляешь, как мне трудно верить женщине. За свою жизнь мне довелось встретить всего нескольких, заслуживающих доверия. А когда мне были представлены вроде бы бесспорные доказательства твоей измены, я просто обезумел.
      – Я не могла поверить своим глазам, когда увидела Эдварда на пороге моего дома с этим проклятым перстнем! – сказала Лили.
      Деймон рассмеялся.
      – Бедняга несколько дней дрожал от ужаса, опасаясь, что ты напишешь его мамочке.
      Во двор с грохотом вкатила почтовая карета, и конюхи побежали менять лошадей.
      Появившийся из трактира Сьюэлл помог Лили сойти на землю. Дождь на минуту утих, и молодая женщина в сопровождении Хокхерста поспешила к дилижансу.
      Из него появилась бледная хрупкая девушка, одетая в легкое муслиновое платье, зябко кутающаяся в пеструю шаль.
      – Сара! – окликнула ее Лили.
      Хокхерст заметил, что девушка, ступив на землю, пошатнулась. Чемодан выпал из ее рук. Опередив Лили, Деймон бросился к ее сестре и едва успел подхватить девушку, прежде чем та упала.
      – Сара! – испуганно вскрикнула Лили.
      Деймон поднял легкую как пушинка девочку на руки и понес к своему экипажу. Оглянувшись, он убедился, что Сьюэлл подобрал упавший чемодан.
      Уложив Сару на сиденье, Хокхерст снял с нее промокшую шаль. Достав толстый дорожный плед, он укутал в него девушку.
      В экипаж заглянула Лили.
      – У тебя есть нюхательные соли? – спросил ее Деймон.
      – Нет, зачем они мне? – ответила она, с тревогой глядя на лишившуюся чувств сестру.
      Хокхерст, обратив внимание на горящие щеки Сары, пощупал ей лоб.
      – У нее жар. Объясни Сьюэллу, как добраться до того места, где ты остановилась, и прикажи поторопиться.
      Конюх пустил лошадей галопом, и экипаж стремительно выкатил со двора почтовой станции. Лили склонилась над неподвижно лежащей сестрой. Выражение ее лица, наполненное любовью и страхом, говорило Деймону лучше всяких слов, что отношения между сестрами больше напоминают отношения между матерью и дочерью.
      – Ты не упоминала, что у тебя есть сестра, – тихо заметил он. – Сары не было в Бате.
      – Она учится в пансионе.
      Не прошло и двух минут, как экипаж остановился перед убогой таверной. Хокхерст укутал Сару в дорожный плед, защищая от налетающего порывами холодного ветра.
      Выходя из экипажа с девушкой на руках, он приказал Сьюэллу без промедления отправляться за доктором Лэшемом.
      Лили провела Деймона по обшарпанной лестнице без ковров к комнате, выделенной им с сестрой и другим актрисам. Сара всегда отличалась нежным здоровьем, и Лили испугалась за нее. Слава богу, рядом Хокхерст. Он такой сильный, хладнокровный и уверенный, и он знает, что делать.
      Зайдя в комнату, Лили с ужасом увидела, что расставленных на полу многочисленных емкостей не хватает, чтобы ловить все струйки воды, протекающей через дырявую крышу. На полу и у одной из узких кроватей уже образовались большие лужи.
      Хокхерст оглядел сырую холодную тесную комнату с нескрываемым отвращением. Опустив Сару на сухую кровать, он прямо заявил Лили:
      – Вы не можете оставаться здесь. Твоя сестра больна. Ей нужно сухое теплое помещение. Эта дыра не годится. Я отвезу вас в Хокхилл.
      – Нет! – испуганно воскликнула Лили. – Я не могу…
      – Не говори глупостей!
      Лили неуверенно посмотрела на него, разрываясь между беспокойством за сестру и сомнениями по поводу возможных последствий их пребывания в доме Хокхерста.
      – Не беспокойся, – заверил ее тот. – Клянусь, я ничего не попрошу взамен.
      Лили перевела взгляд на Сару. Деймон прав: бедняжка не может оставаться здесь. Лили еще никогда не видела свою сестру в таком плачевном состоянии, а в этой грязной жалкой конуре у несчастной девушки даже не будет собственной кровати.
      К тому же, как только остальные актрисы вернутся с ужина, они наверняка поднимут шум из-за того, что им предстоит находиться в одном помещении с больной.
      – Ты действительно хочешь отвезти нас к себе в поместье? – спросила Лили Деймона. – Учти, у Сары может быть заразная болезнь.
      – Ну и что? – пожал он плечами. – Неужели ты полагаешь, что я брошу вас одних в таком положении?
      Сара застонала, ее ресницы, задрожав, приподнялись.
      – Лили, – прошептала она так тихо, что сестра едва ее услышала. – Мне очень плохо.
      – Да, моя милая, знаю, – ласково произнесла Лили, пожимая худенькую руку Сары.
      – У меня болит горло.
      – Дайте мне посмотреть, – распорядился Хокхерст.
      Девушка послушно раскрыла рот. Деймон долго изучал ее горло, затем сказал:
      – Да, теперь я вижу, как вам должно быть больно.
      – Мне очень душно и хочется пить, – с трудом вымолвила Сара. – Ты не дашь мне глоток воды?
      – Да, разумеется, – не задумываясь ответила Лили, поднимаясь с кровати.
      Однако, окинув взглядом убогую комнату, она увидела, что в ней нет другой воды, кроме той, что протекла сквозь худую крышу.
      – Вы должны ехать в Хокхилл. – Деймон прикоснулся к ее руке. – Там у тебя будет все, чтобы ухаживать за сестрой.
      Лили все еще колебалась.
      – Лили, позволь мне помочь тебе. Я в долгу перед тобой.
      – Ты мне ничего не должен, – начала было возражать она.
      Отведя ее от кровати, он шепнул:
      – Послушай меня – ради своей сестры. Мне кажется, у нее острое воспаление горла. Это очень опасно. Она сможет выздороветь только в том случае, если ее поместить в отдельную теплую комнату и обеспечить надлежащий уход.
      Лили поняла, что Хокхерст говорит правду. Она чуть пошатнулась, почувствовав, как липкий страх и отчаяние сжимают ей сердце. Нет! Только не это! Сара не должна умереть!
      Деймон поддержал ее, и Лили несколько успокоилась, ощутив прикосновение его сильных уверенных рук.
      – Потом понадобятся дни, а может быть, и недели, чтобы она поправилась, – продолжал он. – В этой жалкой таверне об этом даже и думать нечего.
      Дальнейшие споры были прерваны появлением Сьюэлла, сообщившего, что доктор Лэшем уехал в Вульвердейл к раненому, повредившему ногу при падении с лошади.
      С уст Лили сорвался стон отчаяния.
      – Вопрос решен, – объявил Хокхерст. – Как тебе известно, Хокхилл находится как раз по дороге в Вульвердейл. Мы немедленно отвезем Сару ко мне в имение, а Сьюэлл поскачет за врачом. Таким образом, помощь подоспеет гораздо быстрее, чем если мы останемся ждать здесь.
      Этот довод оказался настолько убедительным, что Лили не смогла что-либо возразить. Состояние сестры очень тревожило ее.
      Сейчас главное – как можно скорее увезти Сару из этой промозглой жуткой комнаты в Хокхилл.
      Лили не хотелось думать о последствиях этого шага для нее самой.

      По дороге в Хокхилл Сара жалобно стонала всякий раз, когда экипаж трясло на ухабах, и Лили с тревогой посмотрела на Деймона.
      – Сара, я понимаю, как вам больно, – сказал тот, – но сейчас главное – как можно скорее уложить вас в теплую сухую постель. Вот почему нам приходится так спешить, но зато мы вот-вот будем на месте.
      Лили была тронута его пониманием и сочувствием. Длинные тонкие пальцы Хокхерста смахнули с бледного лица девушки выбившуюся прядь, и Лили со сладостной дрожью вспомнила прикосновение этих нежных умелых рук.
      Как только экипаж подъехал к особняку, Хокхерст легко подхватил Сару и понес ее по широкой парадной лестнице в дом, а Сьюэлл, не теряя времени, отправился за врачом. Едва Деймон подошел к широким двустворчатым дверям, они распахнулись. Не замедляя шага, он прошел дальше, и Лили проследовала за ним.
      Она так тревожилась за сестру, что лишь мельком взглянула на внушительный просторный зал, вымощенный мрамором.
      Два лакея в пурпурных ливреях с серебряным позументом бросились на помощь хозяину, но граф не доверил им свою ношу.
      – Надеюсь, покои для гостей готовы, – обратился он к пожилому дворецкому. – Я отнесу ее сразу туда.
      – Кого? – донесся из-за двери молодой женский голос.
      Через мгновение в зал вошла Эми, а следом за ней Кассандра и Феба.
      – Проклятие! – вполголоса выругался Хокхерст, начиная подниматься по лестнице.
      Эми изумленно раскрыла глаза, увидев на руках у брата незнакомую девушку.
      – Кто это? – спросила она.
      – Это Сара, сестра миссис Калхейн, – ответил Деймон. – Она тяжело больна, я уложу ее в комнате для гостей. Сьюэлл уже отправился за доктором Лэшемом.
      Если бы Лили не была полностью поглощена тревожными мыслями о сестре, она бы развеселилась, услышав, как точно реакция родственниц Хокхерста соответствует их характерам. Феба тотчас же залилась слезами, причитая: «Бедная малышка!» Эми вызвалась помочь ухаживать за больной. Кассандра разразилась тирадой по поводу того, что ее беспечный брат подвергает своих ни в чем не повинных родственников опасности, так как заболевание Сары наверняка заразное и смертельное.
      Пропустив все эти высказывания мимо ушей, Хокхерст обратился к лакею:
      – Попросите миссис Несмит немедленно прислать мне самую надежную горничную. И также передайте ей, что я хочу с ней поговорить.
      Лакей поспешил на половину слуг. Хокхерст отнес Сару на второй этаж. Лили ни на шаг не отставала от него.
      Второй лакей бежал впереди этой странной процессии по длинному коридору, освещенному множеством свечей в начищенных до блеска бронзовых канделябрах. В конце коридора он остановился и, выхватив свечу из подсвечника, распахнул дверь и скрылся в комнате. Хокхерст проследовал за ним.
      Лили остановилась в дверях. Она увидела просторную комнату, которую освещал лишь дрожащий огонек свечи в руке лакея. Откинув покрывало с широкой кровати, слуга поспешил зажечь другие свечи.
      Как только темнота отступила, Лили обнаружила, что стоит на пороге просторной спальни. Полог над кроватью и занавески на окнах были из воздушной белой с розовым рисунком ткани, придававшей комнате светлый жизнерадостный вид, что очень обрадовало Лили. Угрюмая строгая обстановка подействовала бы на нее угнетающе. И Саре здесь будет хорошо, когда она пойдет на поправку.
      Если только она пойдет на поправку.
      Стиснув кулаки, Лили решительно прогнала прочь эту жуткую мысль.
      – Сьюэлл оставил внизу два чемодана, – обратился к лакею Хокхерст. – Принесите их сюда.
      – Слушаюсь, милорд, – ответил слуга, поспешно выходя из комнаты.
      – Быть может, мне пригласить сиделку? – спросил Деймон у Лили.
      – Нет! – воскликнула та.
      Она будет сама ухаживать за бедняжкой Сарой. Кое-какой опыт ухода за больными у нее есть, и это вкупе с любовью к сестре поможет той лучше, чем вмешательство незнакомого человека.
      Деймон не стал спорить.
      – Эти апартаменты состоят из двух смежных спален, – сказал он. – Вторая для тебя.
      – Благодарю, но она мне не понадобится. – Лили указала на одинокое кресло с высокой спинкой, стоящее у окна. – Если я устану, то смогу отдохнуть там. Мне не хочется отходить от Сары ни на минуту.
      Казалось, Деймон хотел что-то возразить, но сдержался.
      В комнату запыхавшись вошла служанка в накрахмаленном белоснежном фартуке.
      – Вы посылали за мной, милорд?
      – Да, Молли. Это миссис Калхейн, я хочу, чтобы ты помогла ей раздеть ее больную сестру – и вообще, оказывала ей любую помощь, какая только потребуется.
      После этого он ушел, закрыв за собой дверь.
      Как только Молли увидела распростертую на кровати девушку, на ее широком веснушчатом лице появилось сострадание.
      – Бедная девочка! – воскликнула она.
      Женщины быстро раздели больную. Послышался осторожный стук в дверь, возвестивший о прибытии чемоданов сестер. Лили достала ночную рубашку Сары и с помощью служанки облачила в нее девушку.
      Оказавшись в уютном тепле под одеялом, счастливая Сара прошептала:
      – Здесь так хорошо!
      Как хорошо, что эту ночь ей предстоит провести в мягкой сухой постели, а не на жестком грязном матрасе! Лили забыла о своем нежелании принимать приглашение Хокхерста и теперь была рада, что он вызволил их с Сарой из убогой таверны.
      Молодая женщина приставила стул к изголовью кровати. Молли достала из чемодана Сары ее вещи, а чемодан Лили отнесла в соседнюю спальню.
      Радушный хозяин показался лишь тогда, когда приехал доктор Лэшем. Деймон сам провел к больной врача, худого высокого мужчину с аккуратно постриженной бородкой, и бесшумно удалился.
      Осмотрев Сару, доктор Лэшем достал из сумки несколько пузырьков и, отмерив из каждого определенную дозу лекарства, дал выпить больной. Затем, собрав сумку, он знаком предложил Лили выйти вместе с ним в коридор.
      За дверью стоял Хокхерст.
      – Боюсь, милорд, это, как вы и предположили, острое воспаление горла. Очень опасное заболевание. Больной требуется абсолютный покой. Некоторое время ей ни в коем случае нельзя вставать с постели.
      – Как долго? – встревожилась Лили.
      – Возможно, несколько недель.
      – Недель! – в отчаянии воскликнула Лили.
      – Да, – подтвердил врач, теребя бородку. – В противном случае последствия могут быть очень серьезными, вплоть до смертельного исхода.
      Он дал молодой женщине подробные указания, как ухаживать за Сарой.
      После этого Деймон проводил его вниз, а Лили вернулась к сестре. Несомненно, одним из лекарств, которые дал Саре врач, было снотворное, ибо у девушки уже слипались веки.
      Лили осторожно опустилась на стоящий у кровати стул. За окном ветер и дождь сердито хлестали в стекло, и молодая женщина невольно поежилась, думая о том, каково бы им с Сарой было сейчас в той ужасной холодной таверне под протекающей крышей.
      Однако не смогут же они оставаться здесь несколько недель. Она и так в неоплатном долгу перед Хокхерстом.
      Деймон вернулся минут через двадцать. Сара к тому времени уже заснула. Вместе с ним пришел слуга с полным подносом. Поставив поднос на резной столик, слуга бесшумно удалился.
      Как только за ним закрылась дверь, Лили взволнованно повернулась к Хокхерсту.
      – Ты был к нам очень добр, но мы не можем задержаться здесь на несколько недель, злоупотребляя твоим гостеприимством.
      – Не беспокойся, – мягко ответил Деймон. – Вы можете оставаться здесь, сколько вам будет угодно… – он хитро улыбнулся, – …и даже дольше.
      – Я не могу навязываться тебе…
      – А ты и не навязываешься. – В его темных глазах сверкнули веселые искорки. – Все дело в твоей сестре.
      – Это еще хуже! – воскликнула потрясенная Лили.
      Деймон сразу же стал совершенно серьезным.
      – Поверь, меня совершенно не интересуют робкие невинные девочки, по возрасту годящиеся мне в дочери. Я не жду и не желаю никакой платы за мое гостеприимство ни от тебя, ни от твоей сестры – в какой бы то ни было форме.Полагаю, я ясно выразился.
      Лили разрывалась между облегчением и недоумением.
      – Да, но почему ты так заботишься о нас?
      В непроницаемых черных глазах ничего нельзя было прочесть.
      – Разумеется, не ради того, чтобы ты мне навязывалась.
      – Боюсь, наше пребывание здесь даст повод для бесконечных нападок Кассандры. Твоя сестра не захочет жить под одной крышей с актрисой.
      – В этом можно было бы не сомневаться – если бы она об этом знала. – Хокхерст окинул ее пытливым взглядом. – Однако у них с Фебой сложилось впечатление, что ты – молодая вдова и после отъезда из Бата путешествуешь вместе со своим дядей.
      – Я никогда не представлялась им вдовой! Во имя всего святого, с чего они это взяли?
      – Похоже, об этом им поведал ваш общий знакомый.
      У Лили мелькнула мысль, уж не Роджер Хилтон ли рассказал им о ней? Интересно, встречались они с Фебой после того, как она их познакомила? Молодая женщина частенько задумывалась, принесло ли ее сводничество плоды.
      – Леди Хокхерст такая красивая женщина, – как бы без всякого умысла заметила она. – У нее есть поклонники?
      – К несчастью, нет таких, которые пользовались бы ее благосклонностью.
      Значит, ее усилия были тщетны.
      – К несчастью?
      – Сказать по правде, я был бы очень рад выдать ее замуж. – В голосе Деймона прозвучало отчаяние. – Феба всегда была плаксой, но сейчас, по возвращении из Бата, она начинает обливаться слезами, стоит только мне на нее взглянуть.
      – Ты ее не спрашивал…
      – Конечно, спрашивал, – нетерпеливо воскликнул он. – Она неизменно отвечает, что все в порядке, и тут же начинает рыдать еще сильнее. От всего этого я буквально схожу с ума. Но хватит о Фебе. Ты должна поесть.
      Хокхерст указал на поднос, оставленный слугой. На нем, кроме прописанного доктором Лэшемом ячменного отвара без соли для Сары, был ужин для Лили.
      – Но мне кусок в горло не пойдет, – воскликнула она, совершенно не испытывая голода, хотя со времени обеда прошло уже очень много времени.
      – А ты попробуй, – спокойно сказал Деймон, пододвигая стул к резному столику. – Присаживайся.
      Лили послушно села к столику, и Деймон снял крышку с супницы, наполненной наваристым бульоном. Кроме того, на подносе были несколько щедрых ломтей хлеба, кусок свежевзбитого масла, тарелочка с нарезанным сыром и фрукты. От бульона исходил такой аппетитный запах, что у Лили проснулось дремавшее чувство голода, и она поняла, что Деймон прав.
      Ужиная, Лили прочла оставленные доктором Лэшемом распоряжения по уходу за больной, в том числе время, когда ей необходимо давать лекарства.
      Расправившись с бульоном и съев почти весь хлеб и сыр, Лили смущенно улыбнулась.
      – А я-то думала, что совсем не хочу есть. Спасибо.
      Деймон одобрительно улыбнулся.
      – Ты точно не хочешь, чтобы я нанял сиделку в помощь тебе? – спросил он.
      – Нет, – решительно подтвердила Лили. – Но…
      Она замялась.
      – Говори, не стесняйся.
      – Мне бы хотелось, чтобы со мной была Труда. – На все то время, которое Лили провела в труппе своего дяди, ее горничная уехала к своим родным. – Она у своих родственников в Гемпшире.
      – Напиши ей. Я отправлю письмо – да, если захочешь написать еще кому-нибудь, все к твоим услугам. – Деймон указал на изящный письменный стол у противоположной стены. – Там ты найдешь бумагу, перья и чернила.
      Сев за стол, Лили быстро написала Труде краткое послание. Когда она закончила, Деймон пообещал ей, что отправит письмо завтра же утром.
      Лили вернулась к кровати, чтобы быть рядом с сестрой. Сара по-прежнему спала, но, когда Лили пощупала лоб больной, ей показалось, что он стал горячее. Она опустилась в кресло, пытаясь подавить все нарастающую тревогу.
      Деймон поставил рядом свой стул.
      – Откуда приехала Сара?
      – Она гостила у школьной подруги в Дорсетшире.
      – Давно на тебе лежат все заботы о сестре?
      – С тех пор, как умерли наши родители.
      Его густые черные брови удивленно приподнялись.
      – Но ведь тебе тогда было всего семнадцать. Родители оставили вам средства?
      – Нет.
      Хотя родители Лили прилично зарабатывали на сцене, но тратили они деньги не скупясь. Семья снимала хороший дом, на образование детям денег также не жалели. Лили училась в дорогом пансионе, брат поступил в престижную школу. Их родители, изгнанные из общества, пытались сделать все, чтобы вернуть туда своих детей. После их гибели остались одни долги.
      Лили пришлось тотчас же покинуть пансион и поступить в театр, чтобы заплатить по счетам и прокормить брата и сестру.
      – И как тебе удалось справиться? – спросил Деймон.
      – К счастью, игрой на сцене я смогла заработать достаточно, чтобы хватило всем троим на жизнь.
      – Троим?
      – У меня еще есть младший брат.
      Деймон нахмурился:
      – Но ведь семнадцатилетней девочке это было очень тяжело?
      – Сначала приходилось туго, – подтвердила Лили.
      – По-моему, ты скромничаешь.
      Ее приятно удивило выражение искреннего восхищения, которое она без труда прочитала в его взгляде.
      Деймон посмотрел на забывшуюся тревожным сном Сару.
      – А она тоже хочет пойти по стопам старшей сестры и стать актрисой?
      – Нет, это самое последнее, о чем она думает. Сара очень застенчива и дрожит от ужаса при одной мысли о том, чтобы выйти на сцену.
      Сара заворочалась во сне, и Лили сразу же поспешила к кровати.
      Через некоторое время больная открыла глаза, затуманенные болью. Лили знала, что ее сестра никогда ни на что не жалуется, поэтому, когда девушка начала стонать, причитая, что ей очень плохо, ее беспокойство возросло.
      – Хочешь, я пошлю за доктором Лэшемом? – спросил Хокхерст.
      Врач предупредил Лили, что ее сестра, перед тем как пойти на поправку, возможно, почувствует себя хуже, поэтому молодой женщине не хотелось беспокоить его напрасно: может быть, болезнь протекает нормально. К тому же вряд ли он мог сделать больше того, что уже сделал.
      – Нет, пожалуй, пока не надо, – наконец решила Лили.
      Сара снова забылась беспокойным лихорадочным сном, но Лили показалось, что теперь ее дыхание стало более затрудненным.
      Прошел еще час, и она поняла, что сестре становится все хуже. Жар усилился, пульс стал учащенным и неровным.
      Лили поделилась своим беспокойством с Деймоном, и тот сразу же подошел к Саре. Потрогав ей лоб и пощупав пульс, он мрачно кивнул:
      – Да, ты права. Боюсь, нам предстоит трудная ночь.
      Лили была удивлена. По-видимому, он собирается остаться вместе с ней у постели больной. Она чувствовала, что ей следует отказаться. Деймон уже и так много сделал для них с Сарой, а ночное дежурство у постели совершенно чужого человека выходит за рамки простого гостеприимства. Однако Лили очень тревожилась за сестру, и присутствие Хокхерста действовало на нее настолько успокаивающе, что она не смогла заставить себя отказаться от его помощи.
      К утру жар у Сары усилился. Бедная девочка металась и стонала в бреду, и у Лили разрывалось сердце от жалости и тревоги.
      – Мне было бы легче, если бы я забрала ее боль себе, – призналась Лили, вытирая горящий лоб Сары водой с лавандовым маслом.
      Она не знала, что бы с ней стало, если бы рядом не было Хокхерста. Лишь благодаря его хладнокровию и уверенности она могла сдержать демонов страха, грозящих сломать ее самообладание и угрожающих ее рассудку. Его присутствие стало для нее настолько необходимым, что она, вероятно, попросила бы его остаться, если бы он собрался уходить.
      Но он, судя по всему, даже не думал об этом.
      Когда за окнами забрезжил рассвет, Сара наконец перестала метаться и бредить. Жар спал, и она погрузилась в крепкий сон.
      Хокхерст настоял на том, чтобы Лили тоже прилегла отдохнуть, причем желательно в другой спальне, а не здесь в кресле.
      – Ты не имеешь права сама слечь, – резонно заметил он. – Я пришлю Молли, она посидит с Сарой до тех пор, пока ты не проснешься. Если же состояние твоей сестры ухудшится, Молли сразу же тебя разбудит.
      Лили чувствовала себя слишком уставшей и измученной, чтобы спорить.
      – Я очень тебе признательна за то, что ты оставался со мной. Ты мне очень помог.
      Деймон как-то странно улыбнулся, и у нее стало теплее и спокойнее на душе.
      Оставив Молли подробные указания по уходу за больной, Лили отправилась в соседнюю спальню и заснула, едва ее голова коснулась подушки.
      Проснувшись, она с ужасом обнаружила, что бронзовые часы на каминной полке показывают уже полдень. Быстро одевшись, молодая женщина поспешила в соседнюю спальню.
      Сара спала. Молли, сидевшая у изголовья кровати, встала при появлении Лили.
      – Его светлость заходил с полчаса назад. Его очень тревожит состояние больной.
      Значит, Деймон проснулся раньше ее, виновато подумала Лили.
      – Он снова послал за доктором Лэшемом, – добавила Молли.
      Врач приехал через сорок пять минут, но на этот раз он поднялся к Саре один, без Хокхерста. Быстро осмотрев Сару, доктор Лэшем сразу же разбил слабые надежды Лили на то, что кризис уже миновал.
      – Не стану вас напрасно обнадеживать, состояние больной очень тяжелое, – сказал он, теребя бородку. – Сейчас еще ничего нельзя сказать с уверенностью. Все зависит от того, когда спадет жар.
      Расстроенная Лили едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
      Долгий летний день начал угасать. Сара не приходила в себя. Лили казалось, что время остановилось. Слуга принес ужин, но от Хокхерста по-прежнему никаких известий не было. Лили мучилась в неведении, где он.
      Она приходила в отчаяние от того, что его нет рядом. Когда часы пробили десять, молодая женщина распрощалась с надеждой увидеть его раньше завтрашнего утра.
      Прошел еще час, и Саре стало хуже, чем прошлой ночью.
      Лили была на грани отчаяния. Она не знала, сможет ли пережить еще одну бесконечную ночь без Деймона.

      Расставаясь с Лили, Хокхерст намеревался распарить ноющее после вчерашнего падения тело в горячей ванне, а затем сразу же лечь спать.
      Но вмешались другие дела. Сперва ему пришлось улаживать едва не переросший в драку конфликт между двумя арендаторами, потом на него навалились мелкие хозяйственные заботы, требующие тем не менее неотложного решения.
      Выкроив минутку, Деймон заглянул к своим гостям. Лили все еще крепко спала, а у Сары, как ему показалось, вновь усилился жар, и он решил послать за врачом.
      Когда Деймон наконец погрузился в ванну, было уже два часа пополудни. С наслаждением понежившись в горячей воде, он после ванны сразу же лег спать и, засыпая, успел улыбнуться шутке капризной судьбы, вынудившей гордую самостоятельную Лили принять его помощь. Ради себя она ни за что бы не пошла на это, однако ради любимой сестры молодая женщина была готова на все.
      Деймон проснулся в десять вечера, и к тому времени как он, одевшись и поужинав, направился в комнату к больной, было уже одиннадцать. Хокхерст, ругая себя, что уже так поздно, легонько постучал в дверь спальни Сары, ожидая услышать от Лили строгий выговор.
      Дверь отворилась, на пороге стояла Лили, и при виде того, как просветлело от облегчения ее лицо, у Деймона возбужденно забилось сердце. Молодая женщина даже не пыталась скрыть свою радость.
      – Я боялась, ты не придешь и мне придется провести эту ночь одной. – Лили бросила беспокойный взгляд на сестру. – О, Деймон, я так за нее тревожусь!
      Хокхерст многое бы отдал, лишь бы избавить Лили от еще одной мучительной ночи. Заключив в объятия, он привлек ее к себе, но в его поцелуе не было даже намека на страсть. Деймон просто хотел утешить Лили, заверить, что он понимает и разделяет ее тревогу. Ему хотелось помочь, защитить ее. Прежде он никогда так не думал ни об одной женщине.
      Сара застонала.
      – Лили, Лили, где ты?
      Лили поспешила к постели больной.
      – Мне очень жарко, и болит горло, – жалобно произнесла Сара таким тихим голосом, что сестра с трудом ее услышала.
      – Да, милая, знаю. – Лили смочила полотенце водой с лавандовым маслом и осторожно обтерла ей лицо.
      Деймон не отрываясь смотрел, как Лили заботливо ухаживает за Сарой.
      И совершенно неожиданно у него мелькнула мысль о том, какой прекрасной матерью будет Лили. Деймон попытался представить себе, как бы это было замечательно – иметь такую любящую, заботливую мать. Его мать была выдающаяся женщина – рачительная хозяйка, славящаяся своей справедливостью; однако она не была для него нежной, любящей матерью. Первые десять лет жизни Деймона она почти не обращала на него внимания. Порой ему казалось, что мать чувствовала себя с маленькими детьми так же неловко, как и его отец, но только лучше это скрывала.
      К часу ночи у Сары начался бред. Погруженная в волны кошмарных видений, то и дело накатывающихся на нее, девушка бессвязно что-то бормотала и металась по кровати. Потребовались все силы Хокхерста, чтобы удерживать ее в такие моменты, и его беспощадная решительность, чтобы давать прописанные врачом лекарства в положенные часы.
      – Не знаю, что бы я без тебя делала, – с признательностью сказала ему Лили, когда начало светать. – Мне не раз доводилось ухаживать за Сарой во время болезни, но так тяжело не было, даже когда она болела малярией восемь лет назад.
      Деймон нахмурился.
      – Восемь лет назад? Да тебе тогда было почти столько же лет, сколько сейчас ей.
      – Мне было семнадцать. Это случилось вскоре после того, как погибли наши родители.
      – Представляю, каково тебе было, – с сочувствием произнес Деймон. – А брат тебе не помогал?
      – Пытался, но ему тогда было всего шестнадцать.
      – Да, он был моложе тебя на целый год, и, не сомневаюсь, ты попытаешься заверить меня, что это огромная разница!
      – На мой взгляд, мужчина у постели больного – это, как правило, катастрофа. За исключением тебя, – поспешно поправилась она.
      – Ну наконец-то ты признала во мне хоть какие-то достоинства, – насмешливо произнес он. – А где сейчас твой брат?
      – В армии Веллингтона.
      «Бедолага! – подумал Деймон. – Жизнь простого солдата в лучшем случае бывает отвратительной». Герцог Веллингтон, командующий английскими войсками, считал нижних чинов пушечным мясом и безжалостно бросал их в бой. Должно быть, Лили не покидает тревога за своего брата. А в офицеры ему дорога заказана, потому что только состоятельный человек может позволить себе купить патент.
      У Хокхерста мелькнула мысль, не стоит ли ему приобрести офицерский патент для брата Лили. Таким образом он может избавить ее хотя бы от части забот, тяжким грузом лежащих на ее плечах. К тому же, возможно, именно через родственников Лили ему удастся проложить путь к ее сердцу.
      – Твой брат участвовал в войне в Испании?
      – Да. Как я счастлива, что она наконец-то закончилась! Тот день, когда я узнала об отречении Наполеона, был одним из самых счастливых в моей жизни. Профессия военного – не то, что я бы выбрала для своего брата, но он сам предпочел армейскую службу.
      Хокхерсту хотелось продолжить разговор о брате, но Лили почему-то замкнулась, и ему пришлось переменить тему. Уж не послужила ли решимость молодого человека поступить на военную службу причиной размолвки между братом и сестрой?
      В семь часов утра Деймон послал за Сьюэллом и попросил его снова съездить за доктором Лэшемом.
      Он смотрел в окно, как конюх, пустив коня галопом, быстро исчез вдали. Затем Деймон повернулся к кровати больной, и вдруг его обуял ужас. Сара затихла и перестала стонать.
      Лили склонилась над сестрой, затем подняла голову и неуверенно посмотрела на Деймона.
      Хокхерст в несколько шагов пересек просторную комнату. Подойдя к кровати, он положил ладонь на лоб больной и взял другой рукой ее за запястье. К своему бесконечному облегчению, Деймон обнаружил: лоб у Сары был холодный, а пульс бьется ровно и уверенно.
      Он улыбнулся:
      – Кризис миновал. Теперь Сара обязательно поправится.
      Хокхерст раскрыл объятия, и Лили, оказавшись в их уютном надежном тепле, уткнулась ему в плечо и заплакала от радости и облегчения.
      Деймон прижал ее к себе, нежно поглаживая по голове. Когда молодая женщина немного успокоилась, он поднял ее лицо и осторожно вытер своим платком слезы.
      Ему очень хотелось поцеловать ее, но он слишком хорошо помнил о своем обещании не просить ничего взамен. Деймон не мог допустить, чтобы у Лили закралась хоть тень подозрения, что он не сдержит свое слово.
      Он больше не мог рисковать и не собирался упустить подаренный судьбой шанс искупить свою вину перед Лили и вновь завоевать ее любовь.
 
      Выздоровление Сары шло с черепашьей скоростью; девушка была обессилена тяжелой болезнью. На третий день после того, как миновал кризис, в Хокхилл прибыла Труда. Преданная служанка частично освободила Лили от забот по уходу за сестрой.
      Теперь, когда Саре стало лучше и появилась Труда, Хокхерст настоял на том, что настал черед Лили позаботиться о своем здоровье. Он уговорил ее оставить сестру на попечение служанки и погулять с ним в саду Хокхилла. Лили втайне была тронута участием, которое Деймон проявлял по отношению к ним с Сарой.
      Вечером он впервые пригласил Лили присоединиться к его семье в обеденном зале, до этого она ужинала в спальне сестры. Хотя все блюда были превосходными, Лили было жалко радушного хозяина. Кассандра за столом только и делала, что жаловалась, в основном на брата, и с такой злобой, что тот в конце концов не сдержался и сухо заметил:
      – Не знаю, что бы я делал без тебя, Кассандра! Кто бы тогда постоянно одергивал меня, не давая заснуть моей совести?
      Феба то и дело заливалась слезами. Деймон не преувеличивал, говоря, что она начинает плакать, стоит ему только посмотреть в ее сторону. Судя по всему, ее знакомство с сэром Роджером Хилтоном прекратилось после того, как Лили уехала из Бата. Феба была несчастна и подавлена. У Лили появилось подозрение, что даже Роджеру, несмотря на его слабость к беззащитным хрупким блондинкам, скоро надоели слезы юной вдовы.
      Наконец подали каштаны с баварским соусом и пирог с крыжовником. И тут же Кассандра начала приставать к брату с просьбами позволить ей с Фебой следующей весной отправиться в Лондон.
      Когда к ней присоединилась и Феба, Хокхерст нахмурился.
      – Но ведь в Бате ты говорила, что в следующем сезоне собираешься вернуться именно туда?
      Феба испуганно сжалась, у нее вновь навернулись слезы.
      – Я… мы… Бат мне наскучил.
      Деймон нахмурился еще больше.
      – Странно слышать такие слова после того, как ты задержалась в Бате еще на два месяца потому, что тебе там очень понравилось. Чем вызвана столь внезапная перемена настроения?
      Его вопрос смутил Фебу, и единственным ответом на его вопрос явился новый поток слез.
      – Какой же ты жестокий, Хокхерст! – воскликнула Кассандра, начиная всхлипывать вслед за Фебой. – Ты не хочешь отпускать нас в Лондон потому, что знаешь, как мы туда хотим! Поэтому ты и в прошлом году не позволил мне уехать туда.
      – Бат выбрала твоя опекунша леди Эффингтон, – напомнил ей Деймон. – А мне было совершенно все равно, куда она тебя отвезет – в Лондон или в Бат.
      – Я тебе не верю! – воскликнула Кассандра, и глаза ее при этом зло блеснули.
      Сразу же после окончания ужина Лили вернулась в спальню Сары, радуясь предлогу поскорее убраться подальше от слез Фебы и жалоб Кассандры.
      На следующий день Хокхерст настоял на том, чтобы Лили вышла вместе с ним подышать свежим воздухом.
      Прогуливаясь по вымощенной дорожке между ухоженными клумбами, благоухающими ароматами летних цветов, Лили спросила у него, действительно ли он противится отъезду сестры и мачехи в Лондон, как это утверждала Кассандра.
      – Нет. Я был бы рад отправить Кассандру в Лондон, как она того хочет, но дело в том, что ни одна наша родственница не соглашается взять ее под свое покровительство. Так что у меня не оставалось иного выбора, кроме как отправить ее в Бат вместе с леди Эффингтон.
      – Насколько я понимаю, Кассандра не подозревает об истинных причинах.
      – Я не настолько жесток, чтобы говорить ей, что никто не желает иметь с ней дело.
      Оказывается, у него сердце мягче, чем она думала. И вообще со времени своего приезда в Хокхилл Лили видела перед собой человека, совершенно непохожего на созданный молвой образ безжалостного и бесчувственного погубителя женских сердец. К ней и Саре Деймон был предупредителен и заботлив, а его терпением по отношению к Кассандре и Фебе можно было только восхищаться.
      Вспорхнувший с живой изгороди дрозд вывел Лили из задумчивости.
      – В следующем сезоне передо мной встанет еще большая дилемма, – признался Деймон. – Теоретически Кассандру могла бы взять под свое покровительство Феба, но на самом деле этой юной вдовушке покровительство нужно еще больше, чем моей сестре. Я чувствовал себя относительно спокойно, когда они после смерти леди Эффингтон оставались в Бате, но Лондон – это совершенно другое дело. Там им обязательно кто-то нужен. Покровительницу Фебе я смог бы найти без труда, но от Кассандры все отказываются. А до тех пор, пока я им кого-нибудь не найду, в Лондон их отпускать нельзя.
      – Ты был совершенно прав относительно леди Хокхерст, – заметила Лили. – Стоит ей взглянуть на тебя, как она сразу заливается слезами.
      Хокхерст провел рукой по своим густым черным волосам, выразив этим жестом полную растерянность.
      – С тех пор как она вернулась из Бата, все стало значительно хуже. Я понятия не имею, чем она так расстроена. Как, по-твоему, смогла бы ты выведать, в чем дело?
      Лили пообещала ему попробовать. Это самое малое, чем она может отблагодарить Хокхерста за доброту и заботу. Кроме того, Лили решила приложить все силы, чтобы трапезы стали более приятными.
      Поэтому за ужином она решительно взяла на себя разговор за столом. Живая и остроумная собеседница, она не давала Кассандре вставить ни слова. Деймон и Эми – общительная веселая девушка – откликнулись на ее усилия подобно высохшим от зноя растениям, жадно впитывающим влагу, и весь вечер обеденный зал был наполнен веселыми голосами и смехом.
      На следующий день Лили, вернувшись с очередной прогулки с Деймоном, застала у постели своей сестры Эми. Сара явно шла на поправку, она уже могла сидеть в постели и есть нормальные блюда с общего стола, а не специально приготовленные отвары, хотя особого аппетита у нее пока не было. Как только Сара начала выздоравливать, Эми упросила позволить ей навещать ее, и две девушки, сразу же проникшиеся друг к другу симпатией, быстро подружились.
      У Лили вдруг появилась мысль, что, возможно, сестра Деймона знает, в чем причина плаксивого настроения Фебы.
      – Эми, вы случайно не знаете, отчего леди Хокхерст так печальна? – спросила она. – Когда мы познакомились в Бате, она так много не плакала.
      – А после того как вы познакомили ее с сэром Роджером Хилтоном, она вообще перестала плакать. Больше того, все то время, что мы оставались в Бате, она прямо-таки сияла. Вы представить себе не можете, как это было хорошо.
      – Вы хотите сказать, сэр Роджер ей понравился?
      – О, это мягко сказано, – заверила ее Эми. – Она от него без ума. Вот почему мы задержались в Бате гораздо дольше, чем намеревались. Если бы сэру Роджеру не пришлось вернуться домой, полагаю, мы бы до сих пор оставались там.
      – Но чем же в таком случае расстроена Феба? Сэр Роджер не разделяет ее чувства?
      Неужели Лили своими стараниями свести мачеху Деймона и Роджера сделала только хуже?
      – Феба говорит, он хочет на ней жениться.
      – Но она же ведет себя так, словно весь мир рухнул!
      – Она убеждена, что Ястреб не позволит ей выйти замуж за сэра Роджера.
      Лили изумленно раскрыла глаза.
      – Ваш брат так ей об этом и сказал?
      – Нет, Феба боится говорить ему о сэре Роджере, и она заставила меня поклясться, что я тоже ничего не скажу.
      Какая глупость! Лили решила, что ей пора самой поговорить с Фебой.
      Она застала ее в гостиной в дальнем крыле просторного особняка.
      – Леди Хокхерст, – прямо начала Лили, – пожалуйста, скажите, какие чувства вы испытываете к тому джентльмену, с которым я познакомила вас в Бате – Роджеру Хилтону?
      При упоминании этого имени Феба сразу же залилась слезами. Прошло несколько минут, прежде чем Лили удалось выведать у всхлипывающей молодой вдовы, что она действительно безумно влюблена в сэра Роджера, а он – в нее.
      – Но ведь это замечательно! – воскликнула Лили. – Почему же вы так расстраиваетесь?
      – Потому что… мы хотим пожениться… а это… а это совершенно… абсолютно… невозможно! – с трудом вымолвила Феба сквозь слезы. – Хокхерст не допустит такого неравного брака!
      С этими словами она прижала к лицу белый кружевной платочек.
      – Какое значение имеет в данном случае его слово? Вы совершеннолетняя. Более того, вы вот уже шесть лет как вдова и вольны сами решать свою судьбу.
      – Увы, это не так! Я сама этого не до конца понимаю, но все это как-то связано с условиями брачного договора, заключенного с покойным графом. – Воспоминание о ее умершем муже вызвало новый поток слез, и потребовалось еще некоторое время, чтобы она смогла продолжить: – Для того чтобы повторно выйти замуж, мне требуется согласие его наследника. Так говорила моя мамочка.
      – По-моему, такое просто невозможно с точки зрения закона, – с сомнением произнесла Лили. – Но даже если это так, не думаю, что лорд Хокхерст станет чинить вам препятствия, если вы действительно сами хотите этого брака.
      Больше того, она была уверена, что Деймон, как только познакомится с Роджером, будет счастлив доверить свою мачеху молодому баронету.
      Феба подняла заплаканное лицо и устремила на Лили скорбный взгляд.
      – Если бы! Хокхерст очень разборчив в вопросе о моем новом замужестве. Несколько человек уже искали моей руки, но он отказал им, так как у них были недостаточно громкие титулы.
      Лили нахмурилась. Это как-то не вязалось с тем, что говорил Деймон об отсутствии у Фебы поклонников.
      – Вам понравился кто-то из них? И он не дал согласия на брак?
      – Нет! – Феба безуспешно попыталась вытереть текущие по щекам слезы. – Они были один хуже другого, и я рада, что Хокхерст им отказал. Но он поступил бы так же и в том случае, если бы я согласилась выйти замуж за одного из них.
      – Возможно, у лорда Хокхерста сложится другое мнение о сэре Роджере.
      – Нет! Хокхерст говорил и мамочке, и Кассандре, что не позволит мне выйти замуж за человека без титула, и желательно, чтобы это был маркиз или граф. Он говорил, что не разрешит вдове графа Хокхерста унизить себя и память его отца неравным браком.
      – Что за вздор! – воскликнула Лили. – По крайней мере спросите его насчет сэра Роджера. Возможно, ответ лорда Хокхерста вас удивит.
      – Я боюсь, – простонала Феба. – Так по крайней мере у нас с Кассандрой остается надежда убедить его в следующем сезоне позволить нам уехать в Лондон, и я смогу там встречаться с Роджером.
      Так, значит, вот в чем причина внезапного стремления отправиться в Лондон!
      – Но если Хокхерст проведает про Роджера, он позаботится о том, чтобы я его больше никогда не увидела! – запричитала Феба. – Он очень жестокий человек.
      У Лили возникли сильные подозрения, что Феба лишь бездумно повторяет слова Кассандры.
      – Расскажите мне, в чем именно проявилась его жестокость по отношению к вам, – нетерпеливо оборвала она ее.
      Феба несколько раз начинала было беззвучно открывать рот, но в конце концов так и не смогла привести ни одного примера.
      Лили решила, что пора выложить глупышке нелицеприятную правду.
      – Леди Хокхерст, вы…
      – Пожалуйста, не обращайтесь ко мне так! – впервые по-настоящему искренне воскликнула Феба. – Вы представить себе не можете, как мне было ненавистно быть леди Хокхерст. Меня выдали замуж за этого отвратительного старика! – Она содрогнулась от омерзения. – Я его ужасно боялась. Мамочка говорила, он оказал мне большую честь, взяв в жены, и я должна поэтому выполнять все его прихоти. Но как я ни старалась, у меня ничего не получалось… Всякий раз, когда он ко мне прикасался, я испытывала только отвращение. Тогда я начинала плакать, а он на меня очень-очень сердился. Лили легко могла в это поверить.
      Феба снова поежилась:
      – Знаете, как это ни страшно звучит, но я не оплакивала его смерть.
      – Уверена, к Роджеру вы испытываете совершенно иные чувства.
      – О да, я так его люблю! Но Хокхерст ни за что не позволит нам пожениться.
      – Спросите у него! – начала терять терпение Лили.
      – Не могу! Кассандра говорит, если он узнает про Роджера, то запрет меня в башне и не будет никого ко мне подпускать.
      Лили изумленно уставилась на Фебу. Как она может верить в то, что говорит про своего брата злобная Кассандра?
      Феба снова расплакалась.
      Даже учитывая любовь Роджера к нежным плачущим созданиям, сомнительно, что он отдал свое сердце этой слезливой глупышке. Возможно, разумнее будет вначале убедиться, что его чувства к Фебе действительно такие, как она утверждает, и только затем говорить с Деймоном.
      Расставшись с Фебой, Лили вернулась к Саре и, сев за письменный стол, тактично изложила на бумаге свою просьбу Роджеру сообщить свои истинные намерения в отношении Фебы.
      Закончив письмо, Лили отправилась к Хокхерсту и спросила, не откажется ли он отправить ее письмо.
      – Если бы я мог отказаться, то ни за что не стал бы предлагать, – улыбнулся тот.
      Он взглянул на конверт, и его улыбка мгновенно погасла.
      – Не тот ли это красавчик Роджер, с которым я видел тебя в Бате?
      – Да, это он, – ответила Лили, удивленная тем, что Деймон запомнил столь незначительный эпизод.
      – И о чем ты ему пишешь?
      Лили не хотела что-либо объяснять до тех пор, пока не узнает об истинных чувствах Роджера к Фебе.
      – Это друг семьи, которому будет интересно знать о состоянии здоровья Сары.
      По крайней мере, это было правдой, но истинная причина письма заключалась в другом.
      Хокхерст подозрительно прищурился.
      – Судя по всему, очень близкий друг!

      Дверь, соединяющая смежные спальни Лили и ее сестры, была открыта, и молодая женщина слышала доносившийся из комнаты Сары голос миссис Несмит, пожилой домоправительницы-шотландки, заправлявшей всем в Хокхилле.
      – Леди Эми, вам не следует чрезмерно утомлять мисс Сару, – с материнской заботой говорила она.
      Лили подошла к двери. Эми сидела у кровати Сары в кресле, в котором Лили провела столько тревожных часов. Две девушки-ровесницы уже стали закадычными подругами.
      – Вы не знаете, где Ястреб? – спросила домоправительницу Эми.
      Этот вопрос очень интересовал и саму Лили. Впервые с начала болезни Сары Деймон сегодня утром не зашел проведать ее.
      – С одним из арендаторов произошел несчастный случай, – ответила миссис Несмит. – Я не знаю, когда он вернется.
      Лили была расстроена его отсутствием. За двенадцать дней, проведенных в Хокхилле, она успела привыкнуть к его утренним посещениям, послеобеденным прогулкам, партиям в шахматы и разговорам после ужина.
      Ее не могла не радовать его предупредительность. Еще никто и никогда не относился к ней с такой заботой. И в то же время Деймон не предпринимал никаких попыток воспользоваться своим положением.
      Несмотря на его обещание не требовать платы ни в какой форме, Лили опасалась, что он будет домогаться ее, но его поведение с самого начала и по сегодняшний день оставалось безупречным. Он вел себя так, как, по ее понятиям, должен вести себя истинный джентльмен с благородной дамой, с которой его связывает платоническая дружба.
      Ей бы радоваться учтивости Деймона, но, странное дело, она была обижена, что он не оказывает ей никаких знаков внимания, выходящих за рамки простой вежливости.
      Войдя в спальню сестры, Лили тепло поздоровалась со всеми, кто там находился. Когда она только появилась в Хокхилле, домоправительница встретила ее с холодной сдержанностью, если не сказать с подозрительностью. Однако с тех пор Лили удалось растопить лед недоверия, и теперь миссис Несмит дружески улыбнулась ей.
      – С этим арендатором случилось что-то серьезное? – спросила Лили.
      – Не знаю.
      Богатый землевладелец редко проявлял такое участие к своим крестьянам. Когда Лили высказала эту мысль вслух, домоправительница ответила:
      – Наш молодой хозяин – очень хороший человек, весь в мать. – В ее голосе прозвучало уважение к первой супруге графа. – Она отлично воспитала его.
      – А отец? – с любопытством спросила Лили.
      Глаза миссис Несмит превратились в холодные щелки.
      – Его отец не любил детей – ни своих, ни чужих.
      Несомненно, отец Деймона в отличие от его матери не пользовался любовью старой домоправительницы.
      В спальне Сары было душно, и Лили распахнула настежь дальнее от кровати окно. Миссис Несмит подошла к ней.
      День выдался солнечный, легкий ветерок принес с собой ароматы цветущих растений, запах свежескошенной травы.
      – Да, свежий воздух пойдет на пользу нашей девочке, – одобрительно заметила миссис Несмит. – Нам в Хокхилле очень повезло, что господином стал молодой хозяин. Он очень серьезно относится к своим обязанностям по отношению к семье и тем, кто от него зависит, хотя леди Кассандра вряд ли со мной согласится.
      – Она очень несправедлива к своему брату.
      Выражение широкого морщинистого лица миссис Несмит лучше всяких слов сообщило Лили, что, встав на защиту Хокхерста, она еще больше выросла в глазах старой домоправительницы.
      – Увы, это так. Она обзывает его жестоким скрягой, но на самом деле это неправда.
      Миссис Несмит взглянула на Сару и Эми. Девушки были полностью поглощены беседой, и все же домоправительница понизила голос до шепота:
      – Меня очень огорчает, что леди Кассандра с такой ненавистью отзывается о молодом хозяине. Она пошла в свою мать, а от той мы видели одни только неприятности. Эта женщина была совсем не похожа на первую супругу покойного графа, любившую Хокхилл так, словно это было ее родовое поместье.
      Лили обвела взглядом уходящие за горизонт зеленые холмы Хокхилла.
      – Я ее прекрасно понимаю: такую красоту нельзя не любить.
      – При ней имение процветало. Когда она умерла, мы все ее оплакивали – но еще больше оплакивали второй выбор старого графа. Не знаю, как он мог жениться на такой женщине – а на могиле его первой жены еще не успели завянуть венки. Когда старый граф связал себя узами брака с леди Оливией, нам всем пришлось туго, но хуже всех было молодому хозяину.
      Миссис Несмит умолкла.
      – Почему вы так говорите? – спросила Лили, не в силах сдержать любопытство.
      – Тогда ему было еще лет пятнадцать-шестнадцать, а эта злая женщина делала все, чтобы настроить против него отца. И преуспела в этом. Ей даже удалось устроить так, чтобы бедного мальчика прогнали отсюда. Ему пришлось жить у своего деда по материнской линии. Ума не приложу, с помощью какой лжи она добилась этого.
      Лили тоже не могла этого понять. За короткое время, проведенное в Хокхилле, она успела заметить, как любит Деймон свое родовое имение. Можно было представить, насколько болезненно воспринял юноша свое изгнание.
      – Эта леди Оливия была таким хитрым и коварным созданием, – продолжала преданная домоправительница. – Многие годы она с помощью слез крутила старым графом как хотела, но в конце концов тот все-таки разглядел, что же она такое на самом деле.
      – И что случилось?
      – К тому времени, как она умерла, он ее уже на дух не переносил. Тогда он уже понял, чего ему стоила ее ложь.
 
      Подойдя к спальне Сары, Хокхерст увидел, что дверь открыта. Он задержался на пороге, не замеченный находящимися в комнате. Первым делом, как всегда, его взор нашел Лили. Она стояла у окна, поглощенная разговором с его старой домоправительницей.
      Деймон улыбнулся, вспомнив ледяное недовольство, которым встретила миссис Несмит появление в Хокхилле Лили и ее сестры. Домоправительница, нянчившая его в детстве, без колебаний выложила «молодому хозяину», как она его звала по привычке, все что думает по поводу нежданных гостей. Но Лили каким-то образом удалось растопить лед недоверия в сердце суровой миссис Несмит.
      Больше того, все слуги теперь наперегонки спешили услужить Лили. Это напомнило Деймону, как ловко она справлялась со своими многочисленными поклонниками в Бате.
      Молодая женщина даже сумела каким-то волшебным, не иначе, способом повлиять на его родственниц. Деймон был просто поражен переменой в их поведении. Теперь он с нетерпением ждал вечерней трапезы, зная, что она не будет омрачена ни слезами, ни упреками. И единственной причиной этого чуда было присутствие за столом Лили.
      Яркий солнечный свет, струящийся в открытое окно, придавал пышным золотисто-каштановым волосам Лили ослепительное сияние заката. Величественная и гордая, она напоминала сейчас языческую богиню. Страсть обладать ею вспыхнула в Хокхерсте с новой силой.
      Но ведь он дал Лили клятву в той маленькой убогой комнатенке с протекающей крышей. И он сдержит слово, даже если это будет стоить ему жизни. А такое вполне возможно! Если им суждено снова слиться в объятиях любви, первой должна сделать шаг Лили.
      Но что с ним будет, если она не сделает этого шага?
      Все тело Хокхерста горело от неутоленного желания. Он жадно пожирал глазами соблазнительные изгибы ее тела. Лили была одета в облегающее платье из светло-желтого муслина, которое, должно быть, находилось в ее сундуке, доставленном два дня назад из Бата.
      Внезапный взрыв смеха, донесшийся от кровати, привлек внимание Деймона к Саре. Девушка, уютно расположившаяся среди подушек, все еще была бледна, но с каждым днем ей становилось лучше.
      Эми смеялась вместе с ней. Глядя на свою сестру, Хокхерст подумал, что ему редко доводилось видеть ее такой счастливой, как в последнее время, с тех пор как Лили вместе с Сарой поселились в Хокхилле.
      Обернувшись в сторону двери, Лили заметила Хокхерста, и ее лицо озарилось радостью, которую она даже и не пыталась скрыть.
      – Милорд, заходите, прошу вас! – воскликнула она.
      – Я пришел затем, чтобы похитить вас, – сказал Деймон. – День сегодня просто чудесный. Грешно сидеть в такой день в четырех стенах!
      Поцеловав и обняв сестру, Лили спустилась вместе с ним.
      – Как себя чувствует арендатор?
      – У него сломана рука – только и всего. Ему очень повезло. Он сорвался с крыши, но, к счастью, падение смягчил куст боярышника.
      Выйдя на улицу, Деймон сразу же повел Лили подальше от просторных лужаек и пышных клумб, окружающих особняк.
      – Теперь, когда Сара идет на поправку, могу я похитить тебя на один день, чтобы прокатить в экипаже?
      – Эми как-то обмолвилась, у тебя есть легкий экипаж для состязаний, – воодушевилась Лили. – Можно прокатиться в нем?
      Хокхерста приятно удивила эта просьба; большинство женщин пришли бы в ужас от одной только мысли сесть в его легкий фаэтон.
      Они подошли к заросшей лесом лощине, по которой лениво тек ручеек. На первый взгляд лощина казалась творением природы, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что лавры, рододендроны, тис, медные буки и явор были рассажены в строгом порядке, и эта восхитительная картина, радующая глаз, не могла быть ничем иным, кроме как творением рук человеческих.
      – Какое прекрасное место! – восторженно прошептала Лили. Деймон улыбнулся, радуясь, что ей так понравилось одно из его самых любимых мест в Хокхилле.
      Берега ручейка были выложены большими плоскими камнями. Лили озадаченно посмотрела на них.
      – Неужели течение настолько сильное, что принесло их сюда?
      – Нет, все это – работа одного человека, одной женщины.
      – Твоей матери? – догадалась Лили. Почему-то она очень ясно прдставила, с каким удовольствием сама делала бы что-нибудь подобное.
      – Да, она умела создавать красоту, – тихо ответил Деймон.
      Хокхилл процветал при ней и, хотя пришел в запустение после ее смерти, сейчас вновь возродился в руках ее сына. Если бы она увидела, до какого жуткого состояния дошло поместье к моменту смерти старого графа, у нее бы разорвалось сердце; однако Деймон надеялся, что сейчас мать порадовалась бы за него.
      – Она играла с тобой здесь?
      – Нет. Она никогда не тратила свое время на такие пустяки, – он не смог сдержать горечи. – Моя мать была слишком занята созданием богатого процветающего поместья, чтобы уделять время сыну.
      Лили прикоснулась к его руке, в ее взгляде мелькнуло сострадание.
      – В защиту своей матери скажу лишь то, что внешностью я пошел в отца, а она его ненавидела. Мать боялась, что я вырасту таким же слабым и безответственным, и всеми силами стремилась не допустить этого. Она не давала мне ни на миг забыть о том, что вместе с титулом я унаследую ответственность и обязанности.
      – Сейчас она бы гордилась тобой.
      – Возможно, – скептически заметил Хокхерст. – Хотя угодить ей было очень трудно. В детстве я старался изо всех сил, но, по-моему, у меня так ничего и не получилось. – Деймон указал на большой плоский валун, вокруг которого росли маргаритки. – Присядем?
      Они устроились на камне, нагретом прямыми солнечными лучами.
      – Насколько я поняла, твои родители не очень-то любили друг друга, – сказала Лили.
      – Они были слишком разные. Отец был безвольным, а мать отличалась сильным, решительным характером.
      Нагнувшись, он сорвал маргаритку.
      – Подобно многим слабым мужчинам, отец хотел иметь рядом с собой женщину, которая даст ему возможность почувствовать себя сильным, которая будет всегда смотреть на него с восторгом и преклонением, словно он никогда не ошибается.
      Деймон подумал про Оливию, мать Кассандры, вторую жену своего отца. Уж она-то отточила этот взгляд до совершенства, и старый граф в ней души не чаял. Оливия очень внимательно следила за тем, чтобы никогда не показывать ему свой ядовитый язык, добиваясь всего исключительно с помощью слез. Другой такой изворотливой и вероломной женщины Деймону не доводилось встречать.
      – А твоя мать так на него не смотрела? – спросила Лили.
      – Мать терпеть не могла слабых. Она без колебаний указывала отцу на все его ошибки. А мужчины, как ты сама понимаешь, этого очень не любят. С имением она управлялась гораздо лучше отца. Слуги обращались за советом не к нему, а к ней. И отец ее за это ненавидел.
      – Почему же такие непохожие люди женились?
      – Моя мать хотела стать графиней и хозяйкой Хокхилла, – вздохнув, сказал Деймон, рассеянно вертя цветок в руке. – А отцу были нужны ее деньги. Мой дед был баснословно богат, а мать, единственный ребенок, была единственной наследницей. Состояние Сент-Клеров было пущено по ветру, и отец смотрел на брак с ней как на средство наполнить свои пустые карманы.
      – Итак, они поженились и прожили долгую несчастливую жизнь.
      – Несчастливую, но не долгую. По иронии судьбы огромное состояние, ради которого и женился мой отец, ускользнуло от него. Мать умерла раньше своего отца, и тот завещал все мне.
      – И это вызвало определенные трения между тобой и твоим отцом?
      – В частности, и это, – ответил Деймон.
      Разумеется, главным злом была Оливия. Едва выйдя замуж за старого графа, она принялась делать все мыслимое и немыслимое, чтобы расширить пропасть между отцом и сыном. Вскоре мальчика даже перестали пускать в Хокхилл. И Деймона не утешало то, что в конце концов мать Кассандры причинила его отцу больше страданий, чем ему самому.
      – Одно время отец меня даже ненавидел, – тихо промолвил он.
      – Но как же можно ненавидеть собственного сына? – воскликнула потрясенная Лили.
      – Ему казалось, у него на то есть веские основания.
      Даже спустя столько лет эти мучительные воспоминания разрывали ему сердце.
      – Однако впоследствии выяснилось, что он заблуждался, – сказала Лили, и в ее устах это прозвучало не как вопрос, а как простая констатация факта.
      Деймон был рад, что она догадалась о беспочвенности грязных обвинений, брошенных ему отцом.
      – Да, но только долгие годы отец был уверен, что он прав. А как ты узнала, что он ошибался?
      От улыбки Лили у него перехватило дыхание.
      – Просто я тебя знаю. Так, значит, в конце концов твой отец узнал правду?
      – Да, но к тому времени…
      Деймон пожал плечами. Он изнывал от желания заключить Лили в объятия, но опасался нарушить обещание. Ему было невыносимо даже подумать о том, что в ее глазах, светящихся сейчас от восхищения, может появиться горькое разочарование.
      – И что же такого ужасного мог подумать про тебя отец? – не удержалась от вопроса Лили.
      Деймон не собирался рассказывать эту грязную историю. Во всяком случае, не теперь. Покачав головой, он легко поднялся на ноги.
      – Я и так открыл тебе столько всего, о чем не рассказывал ни одной живой душе. И все же мне хотелось бы одну-две семейные тайны не вытаскивать из сундука.
      Протянув руку, Деймон помог Лили встать с камня, и они продолжили прогулку по берегу ручья.

      Спортивный экипаж несся по узкой дороге, извивающейся между раскинувшимися на склонах холмов ухоженными зелеными полями. Лили с восхищением следила за тем, как умело правит Деймон парой великолепных гнедых.
      – Быть может, ехать помедленнее? – спросил он.
      – Нет-нет! – воскликнула она. – Если можно, мне бы хотелось ехать еще быстрее.
      Деймон взглянул на нее, даже не пытаясь скрыть свое изумление.
      – Можно, но ты точно этого хочешь?
      – Да! – улыбнулась Лили, бросив на него восхищенный взгляд.
      Деймон был так красив сейчас в простом, но великолепно сидящем на нем коричневом сюртуке. Как обычно, шейный платок, рубашка и жилет у него были безукоризненно белыми.
      Гнедые помчались еще быстрее, и Лили показалось, они вот-вот взмоют в воздух. Проносящиеся мимо них плодородные поля Девоншира слились в сплошную зеленую ленту.
      Встречный ветер обжигал лицо и грозил сорвать с нее шляпку. Развязав ленты, Лили обнажила голову. Ветер мгновенно освободил волосы от заколок, и они распустились огненно-золотистым знаменем.
      Ей еще ни разу в жизни не доводилось мчаться с такой скоростью, и Лили упивалась пьянящим чувством свободы. Она громко рассмеялась, не в силах сдержать переполняющий ее восторг.
      Хокхерст снова мельком взглянул на нее, и жесткие складки на его лице разгладились. Он улыбнулся:
      – Нравится?
      – О да! – воскликнула Лили.
      Возможно, с другим возницей она бы и испугалась, однако Хокхерст так умело управлял лошадьми, что она совершенно не испытывала страха.
      Экипаж взлетел на вершину холма. Когда он оказался на гребне, налетевший порыв ветра донес взволнованные неразборчивые крики.
      Внизу их взору открылась небольшая долина, по которой текла, извиваясь, узкая речка. Обработанные поля спускались к самым ее берегам. На одном берегу стояли трое детей и что-то кричали. Двое крестьян, бросив мотыги, бежали к ним. С противоположной стороны к реке тоже спешили люди.
      – В чем дело? – испуганно воскликнула Лили.
      Ветер унес ответ Хокхерста. Экипаж стремительно приближался к каменному мосту, перекинутому через речку. Ярдах в двадцати справа от него на заросшем травой берегу стояли дети. Подбежавшие с противоположной стороны крестьяне оказались как раз против них.
      Деймон натянул вожжи, осаживая разгоряченных гнедых.
      – Держись! – крикнул он Лили.
      Экипаж резко затормозил прямо перед мостиком, и Деймон соскочил на землю. Однако вместо того чтобы направиться к собравшейся на берегу группе, он побежал в противоположном направлении, срывая на ходу сюртук, жилет и рубашку. Схватив с сиденья шляпку, Лили бросилась следом за ним.
      Когда она подбежала к речке, Деймон был уже в воде, ярдах в десяти от берега, и стягивал сапоги. Только тут Лили, взглянув вверх по течению, увидела маленького мальчика, запутавшегося в водяных зарослях футах в пятнадцати от берега. И вдруг прямо у нее на глазах сильное течение, подхватив малыша, вытащило его на самую стремнину. Мальчик, судя по всему, не умел плавать, он отчаянно барахтался и бил по воде руками.
      Беспомощные крики и проклятия собравшихся на берегу крестьян красноречиво свидетельствовали, что и они тоже не умеют плавать. Уносимый течением, мальчик скрылся из виду под каменной аркой моста.
      Хокхерст не раздумывая бросился в реку, сильными взмахами рассекая воду. У взволнованных зрителей вырвался крик облегчения.
      Ветер растрепал распущенные волосы Лили, облепляя длинными прядями лицо. Схватив выбившиеся локоны, она безжалостно запихнула их под поля шляпки.
      Мальчик, уже выбившийся из сил, показался с другой стороны мостика. Лили увидела, что Хокхерст так точно рассчитал скорость течения, что малыш буквально сам приплыл к нему в руки. Подхватив его под мышки, Деймон повернул назад.
      Однако течение было очень сильное, к тому же мальчик был настолько испуган, что начал вырываться из рук своего спасителя, пытаясь схватить его за шею. Несмотря на все усилия, Деймон, казалось, нисколько не продвигался к берегу.
      Течение относило его и ребенка вниз. Лили показалось, что сердце у нее перестало биться. Ей пришлось зажать рот ладонью, чтобы не закричать. Вдруг с Деймоном что-нибудь случится? В этот момент она с оглушительной ясностью поняла, как сильно любит его.
      Затаив дыхание, Лили наблюдала за Деймоном, который с трудом боролся с течением. Наконец ему удалось вырваться из стремнины, и он уверенно поплыл к берегу.
      Почувствовав невероятное облегчение, Лили какое-то время была не в силах двинуться с места: у нее дрожали руки и ноги не слушались. Затем она бросилась туда, где Деймон должен был выйти из воды, подбирая по дороге его разбросанные в беспорядке вещи.
      Наконец добравшись до отмели, Хокхерст нащупал ногами дно и, взяв ребенка на руки, вышел на берег.
      Мальчик, на вид лет шести, щупленький, с вьющимися соломенными волосами, пытался откашляться, судорожно глотая ртом воздух.
      – Принеси мне платок! – крикнул Лили Деймон.
      Она поспешно выполнила его просьбу. Уложив мальчика на траву, он опустился на колени и вытер ему рот и лицо.
      Лили с восхищением смотрела на могучую бронзовую от загара грудь Деймона, покрытую узором черных вьющихся волосков, блестящих от воды.
      Подбежали остальные дети: мальчик того же возраста, еще один мальчик и девочка лет четырех. Малыш, тоже светловолосый, был очень похож на спасенного мальчика, и Лили решила, что они братья.
      Подоспевшие крестьяне изумленно взирали на открывшуюся их взорам картину. Лили услышала, как один из них с восхищением шепнул другому:
      – Вытащил мальчонку прямо из лап смерти, вот так. Ты только посмотри на него: на его месте большинство знатных вельмож даже не взглянули бы на тонущего мальчугана.
      Крестьянин был прав, и Лили впервые в полной мере осознала, встречу с каким удивительным человеком послала ей судьба. Она прожила две недели под одной крышей с ним, удивляясь его бесконечному терпению в отношении своих родственниц, которые могли вывести из себя и святого; он постоянно проявлял отменную заботу о слугах, а уж о том, с какой добротой и вниманием он отнесся к ней и ее больной сестре, и вовсе говорить не приходилось. Теперь Лили с раскаянием вспоминала, как плохо она о нем думала когда-то.
      Замерзший мальчик дрожал, и Деймон, закончив вытирать его своим шейным платком, сказал Лили:
      – А теперь мой сюртук.
      Он быстро укутал мальчика в свою одежду, не думая о том, что она теперь будет безнадежно испорчена.
      Мальчик расплакался. Деймон, подхватив испуганного ребенка на руки, принялся утешать, бормоча какие-то ласковые, добрые слова.
      Глядя на эту трогательную сцену, Лили улыбнулась и невольно подумала о том, что из Деймона получится великолепный отец. Он сможет дать детям тепло и заботу – все то, чего сам был в детстве лишен.
      Ведь он рос одиноким, не знающим любви, отвергнутый отцом и отчаянно пытающийся удовлетворить строгие требования матери, умевшей только критиковать и скупящейся на слова одобрения и поддержки. Каким непохожим на эту печальную картину было ее собственное детство! Лили мысленно вознесла благодарность небу за то, что ей выпало счастье иметь таких замечательных родителей, щедро отдающих любовь своим детям.
      Теперь она начинала понимать, почему Деймон не верит в любовь. Как он может верить в то, чего он никогда не знал?
      Позже, возвращаясь назад в Хокхилл, Лили передала Деймону слова крестьянина.
      – Я должен был попытаться спасти этого ребенка, – просто ответил Деймон. – Тем более что речь шла о сыне одного из моих арендаторов. Я в ответе за них.
      Да, не знавшая любви мать хорошо вышколила своего сына. Теперь она могла бы им гордиться. Лили украдкой взглянула на Деймона, на его губы и длинные чуткие пальцы, подарившие ей столько наслаждения в ту единственную ночь в Бате. Воспоминание об этом зажгло огонь в крови молодой женщины, опалило ей щеки, заставив на мгновение спрятать лицо в ладонях.
      Ни разу за все время ее пребывания в Хокхилле Деймон не искал продолжения той ночи. Лили вдруг неудержимо захотелось, чтобы он снова заключил ее в свои объятия, прикоснулся к ее губам пьянящим поцелуем…
      Но Лили понимала, что обманывает саму себя, потому что на самом деле она хотела больше – неизмеримо больше.
 
      Вечером Лили никак не могла заснуть. Труда уже давно ушла от нее, но сон не приходил. Встав с кровати, молодая женщина подошла к окну спальни и выглянула на улицу. Тонкий серп луны, окруженный мириадами звезд, освещал бескрайние поля Хокхилла. Однако мысли Лили были связаны не с имением, а с его владельцем.
      Задумчиво разглядывая ночное небо, она вдруг услышала уверенные шаги Хокхерста, направлявшегося по коридору к своей спальне.
      Шаги замерли у двери ее комнаты.
      Лили затаила дыхание, переполненная надеждой. Если Деймон сейчас возжелает ее, она не станет, не сможет ему отказать. Она слишком сильно его любит.
      Прошла минута, другая, затем снова послышались шаги Хокхерста, удалявшегося в свою спальню, расположенную в глубине коридора.
      Он к ней не придет.
       «Клянусь, я не потребую ничего взамен»,– сказал он тогда в убогой сырой таверне. Деймон никогда не нарушит своего слова.
      Лили печально улыбнулась. Тогда она ему не поверила, но ее переполняла тревога за сестру, и поэтому она не могла отказаться от его великодушного приглашения. Теперь Лили понимала, что Деймон никогда не отступится от своего слова, как бы ему того ни хотелось. И если им суждено снова познать волшебное единение любви, первый шаг должна сделать она.
      Но хочет ли она этого?
      Лили тяжело вздохнула. Перед ней стоит непростой выбор, ведь она любит Деймона всем сердцем, а он не верит в любовь.
      Но как можно его винить за то, что он относится с подозрением ко всем женщинам? Мать его не любила, мачеха ненавидела. Впоследствии Деймон стал жертвой корыстных женщин, стремившихся завладеть им из-за его титула, состояния, известности, которую могла принести связь с ним.
      Лили хотела раскрыть перед ним радости любви, так же как он в ту ночь в Бате раскрыл перед ней прелести страсти.
      Но даже если она в этом преуспеет и Деймон ее полюбит, он все равно не сможет предложить ей ничего, кроме недолгой связи. Графу Хокхерсту позволительно наслаждаться многочисленными мимолетными знакомствами с актрисами, но он не может жениться ни на одной из них. Титул и положение в обществе не позволят ему связать свою жизнь с женщиной, стоящей настолько ниже его на общественной лестнице.
      Не знавшая любви мать накрепко внушила ему ответственность и обязанности, неразрывно связанные с его титулом. Лили не сомневалась, что одной из этих обязанностей был брак с дамой благородного происхождения, достойной родить графу Хокхерсту наследника.
      Даже если Деймон решит бросить вызов условностям, женившись на актрисе, свет подвергнет гонению его и скорее всего его детей, а этого Лили не могла допустить.
      Именно это произошло с ее родителями, выбравшими брак по любви наперекор своим родным. Лили помнила, как им было больно, особенно ее отцу, от которого отвернулись все друзья. Возможно, если бы не любовь и преданность друг другу, ее родителям не удалось бы перенести все тяготы изгнания из света.
      Лили слишком любила Деймона, чтобы позволить ему стать из-за нее изгоем. Если бы он не был графом, возможно, все было бы по-другому. Но его титул – непреодолимая преграда к их счастью.
      Так что же ей делать? Осторожная, трезвомыслящая сторона натуры Лили предостерегала, что она совершает глупость, следуя зову любви, которая может принести ей одни несчастья.
      Однако ее сердце требовало дать Хокхерсту хотя бы раз в жизни почувствовать всю силу истинной любви, когда женщина любит его самого, таким, какой он есть, не требуя ничего взамен.
      Впереди у них лишь несколько коротких недель, после чего начнется ее сезон в «Ковент-Гарден», но Лили намеревалась использовать их сполна. При расставании она ничего не попросит у Деймона и ничего от него не примет.
      До тех пор, пока она не полюбила Хокхерста, Лили презирала тех глупых женщин, что согласились на положение любовницы, ибо в этом случае они оказывались лишены даже той слабой защиты, которой пользовались законные супруги. Но теперь она понимала, почему женщина бывает согласна на меньшее, чем брак с любимым мужчиной. Если любовь так сильна, как ее чувство к Деймону, а замужество невозможно, что еще остается?
      У Хокхерста в отличие от Эдварда нет жены, которой эта связь причинила бы боль. Нет, страдать придется одной Лили.
      Накинув на плечи поверх ночной рубашки шелковую накидку, молодая женщина подошла к двери и прислушалась.
      Ей пришлось ждать долго. Наконец послышались шаги лакея, вышедшего из спальни Хокхерста. После того как они затихли вдали, в доме наступила полная тишина, лишь из открытого окна доносилось пение ночной птички. Но Лили продолжала ждать, желая удостовериться в том, что все в доме уснули.
      Наконец, запахнув накидку, она осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. В бронзовых канделябрах горело лишь две свечи, но их света хватило, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет.
      Спальня Деймона находилась в самом конце. От комнаты Лили ее отделяла лишь одна дверь.
      Но внезапно Лили показалось, что до нее бесконечно далеко. А что, если кто-нибудь выйдет в коридор? От одной только мысли, что ее могут увидеть родные Деймона, у нее загорелись щеки.
      И все же основной причиной ее нерешительности была мысль о том, как отнесется к ее появлению Деймон. Прежде Лили никогда сама не искала внимания мужчины и теперь была смущена и колебалась.
      Что она скажет Деймону? Вдруг он ее отвергнет?
      Поняв, что если она задержится еще на мгновение, то уже не решится на это никогда, Лили скинула домашние туфли и, легко ступая, пробежала босиком отделяющее ее расстояние до двери Деймона и осторожно постучала.
      После мучительных мгновений ожидания, когда Лили уже была близка к тому, чтобы малодушно спастись бегством, дверь открылась.
      Черные глаза Деймона широко раскрылись от изумления, когда он увидел, кто перед ним, и остатки мужества покинули Лили.
      Она повернулась, готовая бежать назад, но Деймон опередил ее. Схватив за руки, он втянул ее к себе в комнату и быстро закрыл дверь.
      Лили почувствовала, что до конца жизни будет помнить его взгляд, рассеявший все ее сомнения.
      И ей больше не надо было беспокоиться по поводу того, что она скажет Деймону, ибо он не дал ей возможности вымолвить ни слова.
      Вместо этого он сразу же приник к ее губам жарким долгим поцелуем, полным изголодавшейся страсти, и Лили мгновенно растаяла в его объятиях. Погрузив руки в густые черные волосы Деймона, она ответила ему с жаром, не уступающим его собственному.
      Когда наконец он на мгновение отпустил ее, от его улыбки у Лили перехватило дыхание.
      – Ты себе представить не можешь, как я ждал, что ты придешь ко мне… – с трудом выравнивая дыхание, произнес он. – Наверное, я сошел бы с ума – так сильно я тебя хотел.
      Деймон приподнял прядь распущенных волос, окутывающих ее плечи, и в его черных глазах вспыхнуло восхищение.
      – Как они прекрасны, словно огненный водопад.
      На нем было шелковое кимоно, перехваченное в талии широким поясом. Глубокий вырез открывал взору Лили чарующую картину вьющихся на груди черных волосков.
      Деймон опять жадно потянулся к ее губам, тем временем ловко расстегивая ее ночную рубашку.
      Лили почувствовала, как в самых потаенных глубинах вспыхнул огонь страсти, а Деймон умело раздувал его пламя, проникнув рукой под накидку и чуть сжав нежный, упругий холмик ее груди.
      Лили скользнула ладонью под шелк его халата и прикоснулась к могучему телу, наслаждаясь контрастом между жесткими волосками и теплом кожи. Застонав от наслаждения, Деймон принялся поспешно снимать с нее накидку.
      Лили дрожащими пальцами, внезапно ставшими непослушными и неуклюжими, тщетно попыталась развязать пояс, стягивающий халат.
      Между тем Деймон скинул с ее плеч накидку и рубашку, и нежный шелк с легким шелестом упал к ногам Лили.
      Она осталась перед ним совсем обнаженная, и в его глазах вспыхнул безумный огонь. Под пристальным взглядом Деймона Лили смутилась и попыталась было прикрыться руками, но он, поймав ее запястья, положил их себе на грудь и притянул ее к себе. Сквозь тонкий шелк Лили почувствовала всю силу его желания.
      Внезапно ей захотелось ощутить всем своим телом прикосновение к его горячей коже. Она чуть отстранилась от него, намереваясь снять с него халат.
      Он неправильно истолковал это движение.
      – Я тебя напугал? – В его голосе прозвучала бесконечная забота. – Мне не удалось скрыть силу своего влечения.
      – Нет, просто я хочу, чтобы между нами ничего не было, – прошептала Лили, которой наконец удалось развязать пояс.
      Деймон шумно втянул воздух.
      – И я тоже, моя прекрасная Лили.
      Скинув кимоно, он прижал ее к себе, скользя ладонями по ее волосам, по всему ее телу.
      – Почему ты пришла ко мне? – Его теплое дыхание овеяло ее щеку. – Как бы сильно я тебя ни хотел, я не желаю, чтобы ты отдавалась мне из чувства признательности.
      Лили чуть слышно засмеялась:
      – Признательность тут ни при чем.
      Она едва не назвала истинную причину: то, что она всем сердцем любит его.
      Но Деймон не верит в любовь, и Лили боялась, что он откликнется на ее слова каким-нибудь язвительным замечанием.
      Нет, она не может открыть ему свое сердце. Пока не может. Сначала она должна показать ему, что такое настоящая любовь, научить его любить и лишь потом говорить о своем чувстве, иначе она может потерять его навсегда.
      – О, Деймон, неужели ты не видишь, что я хочу тебя так же сильно, как и ты меня? – улыбнувшись, прошептала Лили.
      Деймон осторожно прикоснулся к ее дивным тайнам, и щедрый нектар, оросивший его пальцы, подтвердил ее слова. Осознание того, как страстно жаждет Лили его тела, разрушило остатки его самообладания. Прошептав ее имя, Деймон увлек молодую женщину в кровать.
      Он хотел овладеть ею медленно, растягивая наслаждение, но желание Лили нисколько не уступало его страстному желанию. Деймон больше не мог ему противиться. В то же мгновение он проник в нее, и она с жаром раскрылась ему навстречу. Они двигались вместе, сливаясь воедино в бесконечном ритме любви. Влажное теплое лоно Лили так плотно обволакивало Деймона, что он не смог оттянуть свое удовлетворение.
      Выпуская сдерживаемую столько времени страсть, он ощутил, как тело Лили, застыв на мгновение, содрогнулось в сладостных судорогах, бесконечно увеличивая его наслаждение.
      И после того как сотрясающая их тела дрожь улеглась, Деймон не смог выпустить Лили из своих объятий. Она ласково погладила его по спине, и он почувствовал прилив томного удовольствия.
      Внезапно ему в голову пришла странная мысль: вот где отныне его место – здесь, в объятиях Лили.
      Однако через некоторое время Деймон все же перекатился на бок лицом к Лили. Она же, оторвав голову от подушки, с любопытством оглядела комнату, освещенную стоящим на ночном столике серебряным подсвечником. Деймон действовал так стремительно, что у нее не было возможности рассмотреть его спальню.
      Обставлена она была, исходя из соображений практичности, а не изящества. От массивной кровати под балдахином и больших кресел с высокой спинкой до самой маленькой вещицы на письменном столе это была, несомненно, комната мужчины, не смягченная ни одним женским штрихом.
      – Твоя спальня… не могу подобрать слова – мужественная, как ты сам, – прошептала Лили.
      Она ласково провела ладонью по упругим мышцам его плеч, и у Хокхерста перехватило дыхание.
      Обняв Лили, он прижался к ней всем телом, наслаждаясь прикосновением к ее шелковистой коже. Его губы дотронулись до ее виска.
      – Я так счастлив, что ты пришла ко мне!
      Лили заглянула ему в глаза.
      – И я тоже.
      От ее улыбки у него закружилась голова.
      – Я постоянно мечтал о том, что мы с тобой снова окажемся вместе, – печально признался Деймон. – Я дал себе слово, что буду любить тебя очень медленно и нежно и тебе придется упрашивать меня. Но вот ты пришла, и я настолько обезумел, что не смог сдержаться. Извини, что набросился на тебя, словно дикарь.
      – А мне, наоборот, это очень понравилось, – в зеленых глазах Лили вспыхнули хитрые огоньки. – Впрочем, ты еще можешь показать, чего я лишилась.
      Деймон не мог устоять перед такой просьбой. Его губы, язык, руки побывали, казалось, всюду, наполнив тело Лили ищущей выхода пламенной жаждой.
      – Пожалуйста, Ястреб, пожалуйста! – билась она в сладостной дрожи.
      Наконец Деймон взял ее, и они пронеслись, слившись воедино, на волне страсти, поднимавшей их все выше и выше, а затем, обессиленные и оглушенные, застыли неподвижно, пытаясь отдышаться.
      Придя в себя, Хокхерст удовлетворенно вздохнул. В любви Лили была такой же искренней и открытой, как и во всем остальном.
      Да, его место – здесь, в ее объятиях.
      До конца жизни.
      Осознав, о чем он только что подумал, Деймон изумленно моргнул. Впервые в жизни он задумался над тем, что мужчина, предлагая женщине замужество, может преследовать иные цели, кроме соображений финансовых и династических выгод брачного союза.
      Но он не может жениться на Лили.
      Его долг перед длинной чередой титулованных предков состоит в том, что он должен жениться на женщине, равной ему по происхождению, которая однажды подарит ему наследника. И он не может пренебречь своим долгом. Но как же это несправедливо!
      Эти мысли безнадежно омрачили еще мгновение назад безоблачное счастье Хокхерста. Тяжело вздохнув, он крепче прижал к себе заснувшую Лили.
      Деймон лежал, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, прислушиваясь к глубокому ровному дыханию своей возлюбленной. Конечно, эту ночь Лили проведет здесь, но утром ей придется вернуться к себе в спальню, прежде чем кто-либо заметит ее отсутствие. И из соображений предосторожности он должен будет провести ее не через коридор, а через комнату, разделяющую их спальни.
      Лили завоевала уважение и любовь слуг, и Деймон не хотел лишать ее этого уважения. Он не может дать ей свое имя, но по крайней мере не допустит, чтобы на ее репутацию упала хоть малейшая тень. Да, конечно, он будет оберегать Лили, насколько это в его силах, но, увы, это слишком мало по сравнению с тем, что ему хотелось бы ей дать.
      Деймон заснул под самое утро, и снились ему отнюдь не радостные сны.

      Облаченный в костюм для верховой езды, Деймон быстрым шагом шел по мраморной лестнице своего дома с улыбкой человека, вполне довольного жизнью.
      А почему бы и нет, черт возьми! Вот уже целую неделю он просыпался каждое утро в объятиях Лили, и это самым благоприятным образом влияло на его настроение и самочувствие.
      Прибывшая почта – с полдюжины писем – лежала на изящном инкрустированном столике красного дерева. Деймон принялся рассеянно перебирать конверты, и вдруг его приподнятое настроение мгновенно улетучилось. Последнее письмо было адресовано миссис Лили Калхейн, и отправлено оно было сэром Роджером Хилтоном.
      Ревность острым кинжалом пронзила грудь Хокхерста. Он строго одернул себя, напомнив, что даже не знает содержания письма. Деймон направился было в обеденный зал, но загадочное послание лишило его аппетита, и он тотчас же вышел назад.
      Лили все еще была у себя, и Хокхерст решил лично отнести ей письмо.
      Он постучал, и, когда молодая женщина открыла дверь, с угрюмым видом протянул ей конверт.
      – Это от «друга семьи», – сердито буркнул он.
      Интересно, не этими ли словами Лили будет описывать его другому своему поклоннику?
      Молодая женщина радостно выхватила у него письмо.
      «Слишком уж радостно», – мрачно подумал Хокхерст. Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь.
      Сломав печать, Лили быстро пробежала глазами послание. Деймон отметил, что она прямо-таки просияла.
      – И что на уме у Красавчика Роджера? – произнес он, стараясь скрыть дрожь в голосе.
      Лицо Лили излучало радость.
      – Женитьба!
      Такого ответа Деймон никак не ожидал. К тому же, черт побери, она без ума от счастья!
      – О, Деймон, – с жаром воскликнула Лили, – он станет таким замечательным мужем! Я уверена в этом. Он очень добрый и сильный, и на него можно положиться. Его избранница станет самой счастливой женщиной на свете – ей достанется прекрасный супруг.
      Хокхерст был просто потрясен. Вот как! Значит, Лили считает себя очень счастливой, раз ей удалось заманить в брачные сети такого мужчину! Что ж, Красавчик Роджер также будет, по-видимому, считать себя счастливым… если только доживет до свадьбы!
      – Деймон, я твердо убеждена, что ты его тоже полюбишь, как только познакомишься с ним.
      Ну, вот это уж вряд ли! Несколько оправившись от первого потрясения, Деймон ощутил прилив взрывоопасной смеси бешенства, ревности и изумления. Лили ведет себя так, будто надеется, что он даст ей свое благословение на брак с Роджером! Хокхерст всегда гордился выдержкой, но, когда ему приходилось иметь дело с Лили, он вспыхивал словно сухой хворост, мгновенно забывая про обыкновенно присущую ему рассудительность.
      – Однако Красавчик Роджер всего-навсего баронет, – с презрением произнес он.
      Лили встревоженно взглянула на него. Она ни на минуту не верила в абсурдные заявления Фебы о том, что Деймон не позволит ей выйти замуж меньше чем за маркиза, но сейчас у нее появились подозрения, что Феба, возможно, была права.
      – Неужели титул настолько важен для тебя, что ты не сможешь по достоинству оценить благородного человека, даже если он «всего-навсего» баронет? – тихо промолвила Лили. – К тому же не следует забывать, что у него весьма приличное состояние и прекрасное родовое поместье. Он сможет позаботиться о своей жене. Ей не придется беспокоиться о будущем.
      – А какое будущее ждет нас с тобой?
      Этот вопрос был настолько далек от темы, которую они обсуждали, что Лили с досадой сказала:
      – Не понимаю, почему ты спрашиваешь об этом. Давай взглянем правде в глаза и честно признаемся, что у нас нет будущего.
      – Если только я не женюсь на тебе, не так ли?
      Лили была ошеломлена этим неожиданным заявлением.
      – Но о нашем браке не может быть и речи, Деймон. Мы оба это прекрасно понимаем. Граф не может жениться на актрисе, – воскликнула она. – Я не прошу и не жду этого.
      Деймон нахмурился:
      – Тогда что же нам остается?
      – То же, что происходит сейчас. А разве есть какой-то другой выход?
      Лили говорила так искренне, что Хокхерст не мог ей не верить. Она действительно очень переживает по поводу безвыходного положения, в котором они очутились. Внезапно ему стало стыдно. Раз сам он не может предложить Лили выйти за него замуж, какое право он имеет требовать, чтобы она отказалась от брака с достойным человеком, если она этого хочет? И все же при одной мысли об этом Деймон в ярости заскрежетал зубами.
      – А что думает сэр Роджер о наших с тобой отношениях? – процедил он сквозь стиснутые зубы.
      – Его это никак не касается.
      – Неужели! Твоего будущего супруга не касаются твои отношения с любовником? Ты сошла с ума?
      Только теперь до Лили дошло, насколько сильно заблуждался Деймон относительно ее отношений с Роджером.
      – Нет, это ты сошел с ума! Роджер не имеет ни малейшего желания жениться на мне!
      Хокхерст нахмурился:
      – Но…
      – О, Деймон, какая же я глупая, – оборвала его Лили. – Я с таким жаром стремилась заверить тебя, каким великолепным мужем будет Роджер, что забыла упомянуть о том, что он собирается жениться на Фебе.
      – На Фебе? – ошеломленно переспросил он. – Почему?
      – Слушай, Деймон, – в отчаянии воскликнула она. – Я понимаю, Феба не в твоем вкусе, но поверь мне, она – очень милое создание.
      – Да, красивая куколка – скучная, вечно плачущая и глупая, – весело блеснув глазами, заметил Деймон.
      От несказанного облегчения у него закружилась голова. Ему было все равно, на ком собирается жениться этот сэр Роджер – черт его побери, если только не на Лили.
      – Помнишь, я говорила тебе в Бате, что у сэра Роджера слабость к беспомощным, слабым женщинам? – улыбнулась Лили.
      – Как и у моего отца.
      – Судя по тому, что мне известно о твоем отце, Роджер на голову его выше, – возразила она. – Извини, я не хотела тебя обидеть, но, надеюсь, ты сам убедишься, что Роджер – совершенно другой человек. По-моему, это именно тот муж, какой нужен Фебе, и она от него без ума.
      – Вот как? – удивленно спросил Хокхерст. – А ну-ка признавайся, моя милая, как она познакомилась с этим «всего-навсего» баронетом? Кажется, мы решили заняться сватовством?
      – Ну… да, – призналась Лили, заливаясь краской, – но ты сам навел меня на эту мысль. Вспомни, увидев нас, ты сказал, что хорошо бы представить его Фебе.
      – И ты поймала меня на слове.
      – Хотя ты против того, чтобы твоя мачеха вышла замуж «всего-навсего» за баронета, сэр Роджер…
      – Почему ты думаешь, что я буду возражать против ее брака с достойным человеком, который способен сделать ее счастливой?
      – Ну как же, ты ведь сказал, что не позволишь ей выйти замуж меньше, чем за маркиза.
      – Ничего подобного я не говорил! Ей не с титулом жить – с человеком!
      Лили понимающе кивнула, но тут вспомнила о том, что ей рассказала мачеха Деймона.
      – Это так, но разве ты не отказал нескольким претендентам на руку Фебы?
      – Отказал, но лишь потому, что она испытывала к ним очевидную неприязнь. Я сомневался только в отношении лорда Рейенса. Но я спросил у Фебы, хочет ли она выйти за него замуж, и она твердо заявила, что не хочет. Именно поэтому я и отказал ему – а вовсе не потому, что он был недостаточно знатен.
      – Но со слов ее матери, ты говорил, что не позволишь…
      – А, так вот в чем дело! Кажется, тайна раскрылась. Я же говорил тебе, что леди Эффингтон была полна решимости выдать свою дочь во второй раз еще удачнее, чем в первый. Она положила глаз на престарелого маркиза Лейшмора, любителя молоденьких девушек, еще более дряхлого, чем мой отец, и уже впавшего в старческое слабоумие, но баснословно богатого. Бедняжке Фебе он внушал еще больший ужас, чем мой отец, и я без лишнего шума положил конец его ухаживаниям. – Деймон хитро усмехнулся. – К счастью, ее мамочка так и не узнала о моей роли в этом деле.
      – Ты правда не имеешь ничего против сэра Роджера?
      – Не могу ничего сказать твердо до тех пор, пока не познакомлюсь с ним. Но вот что мне непонятно: если он хочет жениться на Фебе, то почему сам не обратился ко мне?
      – Твоя мачеха убеждена, что ты никогда не дашь согласия на этот брак.
      – В любом случае, какое это имеет значение? Она уже совершеннолетняя, и я не имею над ней никакой власти.
      – Но Феба и Роджер уверены в обратном. Ее мать утверждала, что по условиям брачного договора с твоим отцом для того, чтобы Феба снова вышла замуж, требуется твое согласие. В своем письме Роджер называет это требование варварским.
      – Таким оно и было бы, если бы это соответствовало действительности. Я напишу сэру Роджеру и приглашу его к себе в гости.
      Лили счастливо улыбнулась.
      – Феба убеждена, что ты ни за что не позволишь ей выйти за него замуж. Вот почему она постоянно в слезах с тех пор, как вернулась из Бата. Она будет вне себя от радости.
      – На тот крайне маловероятный случай, что Красавчик Роджер мне не приглянется, я бы хотел ничего ей не говорить до того, как познакомлюсь с ним.
      Озабоченно нахмурившись, Лили все же согласилась.
      Хокхерст нежно провел по ее щеке кончиками пальцев.
      – Не печалься раньше времени. Если Красавчик Роджер действительно таков, каким ты его описала, я буду только рад передать ему ответственность за Фебу. Бедный ребенок заслужил право на счастье. С моим отцом она его не знала.
      Лили признательно пожала ему руку.
      – Феба в тебе сильно ошибалась. – Она хитро взглянула на него: – А ты снова ошибся во мне. Ну как ты мог подумать, что я хочу выйти замуж за Роджера?
      – О, я не думал, что ты хочешьвыйти за него замуж.
      Она озадаченно нахмурилась:
      – Не понимаю.
      – Я решил, что ты пытаешься заставить меня жениться на тебе, угрожая в противном случае выйти замуж за сэра Роджера.
      Ее зеленые глаза вспыхнули огнем.
      – Как ты мог такое обо мне подумать?
      – Потому что ты сводишь меня с ума, – вздохнул Деймон, – и я уже потерял способность трезво рассуждать. Я твердо знаю только одно – я не могу расстаться с тобой.
      А после этого он сделал самое разумное, что только мог придумать: поцеловал Лили, разом останавливая все дальнейшие упреки с ее стороны.
 
      Сэр Роджер Хилтон, вызванный письмом Деймона, прибыл в Хокхилл через пять дней. По счастливой случайности, Феба отправилась вместе с Кассандрой и Эми в гости всего за несколько минут до его приезда.
      Мужчины заперлись в библиотеке, а Лили стала ждать наверху у Сары.
      Молодая женщина обрадовалась тому, что Фебы нет дома. Зная, что Деймон и Роджер встретились, она наверняка впала бы в истерику.
      По мере того как день близился к вечеру, Лили начинала все больше опасаться, что мужчины не поладили друг с другом и Деймон не даст согласия на брак. В таком случае будет лучше, если Роджер успеет уехать до возвращения Фебы.
      Наконец по прошествии двух часов Деймон постучал в комнату Сары. Увидев встревоженное лицо Лили, он рассмеялся:
      – Не беспокойтесь. Красавчик Роджер пришелся мне по душе, и я не возражаю против этого союза. Окончательное решение остается за Фебой. Я спрошу ее, как только она вернется.
      – А где сэр Роджер?
      – Переодевается, чтобы предстать перед своей избранницей во всей красе. Пойдемте со мной.
      Не успели они спуститься вниз, как вернулась леди Хокхерст с падчерицами.
      – Феба, прошу тебя пройти ко мне в библиотеку, – обратился к ней Деймон. – И вас также, Лили, поскольку отчасти это ваших рук дело.
      Феба покорно проследовала в библиотеку. На лице ее был написан безотчетный ужас, в глазах стояли слезы.
      – Феба, – начал Деймон, – ко мне обратились с просьбой твоей руки, и ты должна ответить, согласна ли ты.
      Сникнув, Феба начала всхлипывать, прикладывая к глазам кружевной платочек.
      – Это… лорд… Лейшмор?..
      – Сохрани нас господь, нет, – ответил Деймон. – Еще несколько месяцев назад я решительно ему отказал. Я знал, что ты не хочешь выходить за него.
      Феба была настолько удивлена, что, забыв про слезы, подняла голову.
      – Ты… правда?.. – выдавила она. – Но мама говорила…
      – Она ошибалась, – быстро остановил он ее. – Сейчас я хочу узнать, Феба, согласна ли ты принять предложение сэра Роджера Хилтона.
      Феба раскрыла рот от удивления.
      – Но ведь ты не допустишь…
      – Феба, решение принимать тебе, а не мне. Я буду очень рад твоему браку, но только в том случае, если ты этого хочешь.
      Лицо Фебы напомнило Лили солнце, выходящее из-за черных грозовых туч.
      – О да, хочу, больше всего на свете! Как ты мог в этом сомневаться?
      – Ты должна простить мне эту достойную сожаления тупость, – ухмыльнулся Деймон, – и позволь мне первому пожелать тебе счастья!
      – Спасибо! – воскликнула сияющая от счастья Феба, бросаясь ему на шею. – О, спасибо, спасибо!
      Она стремительно выбежала из комнаты, едва касаясь пола. Лили поспешила за ней.
      В коридоре их ждала Кассандра.
      – Что нужно Хокхерсту от…
      Конец ее брюзжания потонул в радостном восклицании, которое издала Феба, увидев появившегося на лестнице сэра Роджера.
      Тот сбежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки.
      – Радость моя, ты согласна?
      – О да, да! – воскликнула Феба.
      Сэр Роджер раскрыл свои объятия, и она прильнула к нему.
      – Феба, ты дура! – проскрежетала Кассандра. – Хокхерст ни за что на свете не даст согласия на этот брак.
      – Напротив, – сказал ее брат, появившийся в дверях библиотеки, – я только что благословил ее.
      Взбешенная Кассандра стремительно обернулась к нему.
      – Хокхерст, как ты мог? Как ты мог позволить ей выйти за него замуж?
      Четыре пары изумленных глаз уставились на нее.
      – Ты ведь делаешь это специально для того, чтобы мне досадить, не так ли, низкий подлый человек? – пронзительно выкрикнула Кассандра, обращаясь к брату.
      – Разумеется, какие же еще у меня могут быть причины? – язвительно ответил тот.
      – Мало того, что ты ограбил меня, отняв мое наследство, – взвизгнула она. – Мало того, что ты прогнал достойнейшего человека, который меня боготворил и хотел на мне жениться, но теперь ты еще сделал это!
      Развернувшись, Кассандра, оттолкнув Фебу и Роджера, взбежала вверх по лестнице. Хокхерст мрачно удалился в библиотеку, хлопнув дверью.
      – Эта женщина сошла с ума, – пробормотал Роджер, снова поворачиваясь к Фебе.
      Лили была склонна с ним согласиться.
      К ней подошла миссис Несмит, появившаяся в коридоре как раз во время гневной тирады Кассандры.
      – Что здесь происходит? Кто этот мужчина, что стоит рядом с леди Хокхерст?
      – Это тот, кого она любит. Лорд Хокхерст дал свое согласие на их брак, но леди Кассандра почему-то решила, что он сделал это просто ей назло. Она также обвинила лорда Хокхерста в том, что тот отнял у нее наследство.
      – Никакого наследства на самом деле и не было. Отец отказал ей в завещании – хотя после него мало что осталось. Состояние молодого хозяина досталось ему от деда со стороны его матери, а не от его собственного отца.
      – А почему старый граф лишил леди Кассандру наследства?
      – Точно не знаю, но, по-моему, она слишком напоминала свою мамашу, которая причинила старому графу столько горя. Они с леди Оливией фактически разошлись. Леди Кассандра последние годы жила с матерью, и старый граф не позволял девочке приезжать сюда. После смерти Оливии он посылал деньги ее сестре, жившей в Ланкашире, чтобы та воспитывала девочку. Леди Кассандра ненавидела свою тетку, но та была готова терпеть ее несносный характер, пока ей платили. После смерти старого графа леди Кассандра упросила молодого хозяина позволить ей вернуться в Хокхилл. Тот переговорил с леди Эффингтон, и она согласилась взять к себе Фебу и леди Кассандру с леди Эми.
      – Мне кажется, леди Кассандра должна быть признательна лорду Хокхерсту.
      – Да, должна, – сердито ответила домоправительница. – Если бы не молодой хозяин, ей, вместо того чтобы выезжать в Лондоне в свет, пришлось бы искать место гувернантки или компаньонки. Но, как видите, ей это даже в голову не приходит.
 
      Как только все домочадцы улеглись спать, Хокхерст пришел к Лили. Она сидела перед зеркалом, расчесывая волосы.
      – Ну что, моя прекрасная сваха, – улыбнулся он, нежно целуя ее, – ты должна гордиться своими успехами. По-моему, Феба и Роджер великолепно подходят друг другу. За ужином я с трудом узнал свою мачеху.
      – Это потому, что ты никогда прежде не видел ее счастливой.
      Лили еще раз провела гребнем по волосам, и они, взметнувшись огненно-золотистым дождем, упали ей на плечи. Деймон погрузил в них руки, и молодая женщина откинулась назад, прижимаясь к нему.
      – Мне очень нравится, когда у тебя волосы распущены, – пробормотал он, и в его черных глазах блеснули задорные искорки. – Теперь, когда ты избавила меня от Фебы, возможно, ты избавишь меня и от Кассандры?
      – Это гораздо более сложная задача. Кассандра – в высшей степени неприятная девушка. Должна признаться, я рада, что она сегодня отказалась спуститься к ужину. Скажи, ты действительно отказал человеку, любившему ее?
      Руки Деймона застыли в ее волосах.
      – Нет, это утверждение ложно сразу по двум причинам: я не отказывал Вернону Манчестеру, и он не любил Кассандру.
      Услышав это имя, Лили ахнула. Даже ей доводилось слышать про Вернона Манчестера.
      – Но это же пользующийся самой дурной славой лондонский охотник за приданым, а у Кассандры, насколько я понимаю, ничего нет.
      – Верно. – Деймон рассеянно накрутил на палец прядь золотистых волос Лили. – У нее нет абсолютно ничего. Отец лишил ее наследства, но Манчестер не подозревал об этом до тех пор, пока не пришел ко мне, намереваясь выведать размеры состояния Кассандры. Боюсь, она сама виновата в том, что поддерживала его заблуждение.
      – Какая глупость! – воскликнула Лили.
      – Узнав правду, Манчестер даже не стал заводить речи о женитьбе, чему я был очень рад. Как ни хочется мне избавиться от Кассандры, я не мог позволить ей выйти замуж за такого негодяя.
      – Я слышала, он женился в прошлом году.
      – Да, на милой невинной девочке, чье приданое удовлетворило его ожидания. Манчестер выгнал ее в деревню, а сам живет в лондонском особняке со своей любовницей, весьма дорогой райской птичкой. – Деймон криво усмехнулся. – Встречая мерзавцев, подобных Манчестеру, я понимаю твое нежелание давать мужчине власть над собой.
      Он ласково провел рукой по ее волосам.
      Лили улыбнулась:
      – Но ведь Кассандра должна понимать…
      – Нет, – печально произнес Деймон, – она убедила себя, что Манчестер женился на той девочке лишь потому, что был расстроен до глубины души моим отказом. А если бы я дал согласие на его брак с Кассандрой, они зажили бы счастливо.
      Только хорошо узнав сестру Хокхерста, Лили могла поверить, что можно так обманывать себя; ей не приходилось раньше встречать человека, столь решительно настроенного видеть и слышать лишь то, что ему хочется.
      – А почему Кассандра обвиняет тебя в том, что ты украл у нее наследство, раз отец сам отказал ей в завещании?
      Уронив руки, Деймон вздохнул:
      – Кассандра убеждена, что именно я убедил его так поступить, но это неправда. Кроме того, отец многие годы жил не по средствам, так что он в любом случае смог бы оставить ей очень немного.
      – Тогда почему же он все-таки лишил ее наследства?
      Он пожал плечами:
      – Полагаю, отчасти потому, что Кассандра слишком напоминала ему свою мать, а отчасти желая искупить свою вину передо мной.
      – Без приданого девушке весьма сомнительной привлекательности, как Кассандра, будет нелегко найти мужа, – заметила Лили.
      – Если достойный человек сделает моей сестре предложение, я позабочусь о приданом, но пока желающих не находилось.
      Лили ласково погладила его по щеке.
      – Представляю, сколько она тебе доставляет мучений.
      – Ты права, – подтвердил Деймон. – Если бы только она не напоминала так свою мать! Иногда я готов поклясться, что слышу, как устами Кассандры говорит Оливия.
      Его глаза вспыхнули ненавистью, и Лили спросила:
      – Расскажи, какой была Оливия.
      Деймон мрачно сдвинул густые брови:
      – Это был дьявол в женском обличье. Хитрая, расчетливая, коварная. Моя мать всегда упрекала отца за промахи, Оливия же старательно поддерживала иллюзию, что он превосходит ее во всех отношениях. Она убедила его жениться на ней меньше чем через неделю после смерти моей матери.
      – Я слышала, она заставила твоего отца отправить тебя к деду.
      – Да. – При воспоминании об этом Деймон стиснул зубы. – Это был для меня страшный удар: я понял, что не нужен собственному отцу!
      Сердце Лили наполнилось болью за маленького Деймона, одинокого ребенка, не знавшего любви, а затем ставшего жертвой жестокой коварной женщины. Желая утешить его, она прижала к своей щеке его руку.
      Деймон грустно улыбнулся:
      – На самом деле Оливия оказала мне огромную услугу. В то время как мой отец никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса, дед во мне души не чаял, и я тоже обожал его. Годы, проведенные с ним, были самыми счастливыми в моей жизни.
      – Ты говорил, некоторое время отец тебя ненавидел. Ты имел в виду именно это?
      Лили почувствовала, как он напрягся, услышав ее вопрос, и высвободил свою руку.
      – Нет, – с тяжелым вздохом произнес он, – это произошло позже, когда мне исполнился двадцать один год, хотя и к этому тоже приложила руку Оливия.
      – Что она сделала? – спросила Лили.
      В прошлый раз Деймон не захотел говорить об этом, и сначала ей показалось, что так будет и сейчас.
      Однако он процедил сквозь стиснутые зубы:
      – Она сказала отцу, что я пытался ее изнасиловать.
      – Боже мой! – воскликнула пораженная Лили. – Какое коварство!
      – Самое ужасное то, что отец ей поверил.
      – Как он мог?
      – Ты даже не хочешь спросить, правда ли это?
      – Зачем? – воскликнула Лили, обернувшись и обнимая его за шею. – Я тебя знаю.
      Ее словам удалось несколько рассеять грозовые тучи, затянувшие его лицо.
      – Спасибо.
      – Но что случилось на самом деле?
      – После смерти моего деда Оливия сама попыталась соблазнить меня. Ее внезапно пробудившийся ко мне интерес странным образом совпал с тем, что я унаследовал от дедушки огромное состояние. – В его горьких словах было столько цинизма, что Лили вздрогнула. – Я выгнал ее из своего дома.
      – А она в отместку сказала твоему отцу, что ты покушался на ее честь.
      Обняв Лили, Деймон прижался щекой к ее волосам.
      – Возможно, отчасти Оливия думала об отмщении, но подозреваю, что она просто боялась, как бы я не рассказал обо всем отцу. Я ни за что бы не сделал это. Я не видел причин причинять ему напрасную боль. Но Оливия судила по себе. Она не сомневалась, что, если опередит меня, отец скорее всего поверит ей, а не мне. И оказалась права.
      Потрясенная этим рассказом, Лили ощутила приступ тошноты. Неудивительно, что Деймон относится к женщинам с таким презрением и с трудом верит им. Скорее стоило удивляться, как он вообще может проявлять такое терпение к дочерям Оливии.
      Деймон поднял лицо, и Лили заглянула в его наполненные мукой глаза, черные, словно грозовое небо.
      – Прошло много времени, прежде чем отец узнал правду. – У него на щеке задергалась жилка, свидетельствуя о сдерживаемом гневе. – К тому времени у Оливии перебывало столько любовников, что он уже не мог лгать самому себе, он наконец понял, что она собой представляет. К тому же Оливия не знала, что в тот вечер, когда она пришла ко мне, чтобы меня соблазнить, в моем доме находился Уэймор. Он все слышал. И когда Уэймор пришел к выводу, что мой отец готов выслушать правду, он пошел к нему и все рассказал.
      – И твой отец ему поверил?
      – Да, после этого он запретил Оливии показываться ему на глаза. – Деймон с отвращением поморщился. – Мне тошно о ней говорить.
      Он нежно обхватил ладонями лицо Лили.
      – И вообще, моя дорогая, я больше не хочу говорить. Я просто изнемогаю от желания перейти к более приятному делу.
      – И я тоже, – призналась Лили, распуская завязки на своей рубашке.

      На следующий день Эми упросила Лили поговорить с Кассандрой.
      – Она все больше и больше распаляется и говорит про Ястреба такие ужасные вещи, что я уже не в силах это терпеть. Быть может, вам удастся урезонить ее.
      Лили предпочла бы этого не делать, но она очень хорошо относилась к Эми и не могла ей отказать.
      Молодая женщина поднялась к Кассандре. После первых же слов она поняла, что сестра Хокхерста по-прежнему цепляется за абсурдную мысль, что Деймон согласился на брак Фебы с сэром Роджером только для того, чтобы не позволить Кассандре в следующем сезоне появиться в лондонском свете.
      – Он готов пойти на все, лишь бы помешать мне выйти замуж, – жаловалась она сварливым тоном, вызывающим у Лили неизменное раздражение.
      – Но зачем ему это?
      – Потому что Хокхерст меня ненавидит! Он хочет лишить меня того, чего мне хочется больше всего на свете: мужа и семьи. Мама предостерегала меня, что Хокхерст может пойти на такую низость. Это он настроил папу против нее и меня. – Кассандра сердито вскинула острый подбородок. – Хокхерст наговорил папе столько лжи про маму, что тот прогнал нас прочь и не позволил мне вернуться после того, как мама умерла.
      Лили было прекрасно известно, что все произошло как раз наоборот: это мать Кассандры беззастенчиво лгала, настраивая отца против сына. Но, к несчастью, леди Оливия успела отравить ложью и свою дочь.
      Кассандра рухнула на обитый желтым дамастом диван, и Лили подсела к ней.
      – Хокхерст отнял у меня мою часть наследства, – хныкала Кассандра. – Поверив его ядовитой клевете, папа не оставил мне абсолютно ничего.
      Лили пришла в ярость, слушая, как девушка, которой следует быть благодарной Деймону за все, что он для нее делает, осыпает его такими несправедливыми упреками. Но все же ей удалось сохранить видимость спокойствия.
      – Почему вы считаете, что лорд Хокхерст повинен в этом?
      – Мама мне все рассказала. Перед смертью она мне сказала, что Хокхерст желает погубить меня – так же, как он погубил ее.
      Лили, взглянув на дорогую шелковую накидку Кассандры и богатую изысканную обстановку ее комнаты, заметила:
      – Едва ли можно сказать, что вы испытываете нужду и лишения. Для человека, ничем вам не обязанного, ваш брат ведет себя весьма великодушно.
      – Это самое малое, что он может для меня сделать, – фыркнула Кассандра.
      Неужели этой девчонке неведомо чувство признательности?
      – Я знаю, что он только и думает, как бы от меня избавиться.
      – А как его можно в этом винить, – язвительно ответила Лили, – учитывая то, как вы к нему относитесь?
      Она решила выдать неблагодарной склочнице хорошую порцию горькой правды, которую та давно заслужила.
      – Кроме того, леди Кассандра, вы противоречите сами себе. Сначала вы обвиняете своего брата в том, что он вознамерился оставить вас старой девой, затем утверждаете, что он только и думает, как бы от вас избавиться. Но ведь самый простой способ для этого – выдать вас замуж. Одно с другим никак не вяжется. Итак, чего же хочет лорд Хокхерст?
      Судя по ошеломленному лицу девушки, она сама никогда не задумывалась о том, насколько непоследовательны ее обвинения.
      – Леди Кассандра, вам пора честно взглянуть на свое положение. Отец ничего вам не оставил. И он не просил своего сына о вас заботиться. Если бы не доброта вашего брата, вам пришлось бы самой зарабатывать на жизнь, а это ой как несладко!
      Кассандра посмотрела на Лили так, будто перед ней была свернувшаяся кольцами ядовитая змея.
      – А правда такова: вы полностью зависите от своего брата, а он вам ничем не обязан. И знаете что – учитывая то, как вы себя с ним ведете, лорд Хокхерст имеет все основания завтра же выставить вас за дверь.
      Напускная храбрость оставила Кассандру, и она залилась слезами. Впервые за многие годы искренними. Когда девушка несколько успокоилась, Лили осторожными терпеливыми расспросами выведала у нее истиное положение вещей.
      Больше всего на свете Кассандра боялась остаться в старых девах, и начинающийся лондонский сезон она считала своей последней возможностью найти мужа. Теперь, когда ей уже нельзя было рассчитывать на покровительство Фебы, девушка была уверена, что брат не позволит ей появиться в свете.
      А то, что она до сих пор не вышла замуж, по ее убеждению, было исключительно виной Хокхерста. Во всех своих бедах Кассандра предпочитала винить брата, закрывая глаза на собственные недостатки. В то же время Лили удалось выяснить, что причины несчастья Кассандры кроятся гораздо глубже, и дело было не только в переживаниях некрасивой девушки, мечтающей о муже и семье. Ее не покидал пустивший глубокие корни страх, что Хокхерст отошлет ее назад к суровой тетке. В то же время казалось, что своим поведением Кассандра изо всех сил добивается именно того, чего больше всего боится.
      – Вы себе не представляете, как это ужасно во всем зависеть от человека, который тебя ненавидит! – ныла она.
      – Помните тот день, когда конь лорда Уэймора встал на дыбы? Мне довелось быть свидетелем, как лорд Хокхерст спас вас, рискуя своей жизнью, – напомнила Лили. – Так ли поступил бы человек, который вас ненавидит?
      Этот вопрос поставил Кассандру в тупик.
      – Ну? – настаивала Лили.
      Кассандра, вместо того чтобы ответить ей, сама перешла в наступление.
      – А чем, кроме ненависти, объяснить то, что Хокхерст не позволил мне выйти замуж за Вернона Манчестера? – с вызовом бросила она.
      – За Вернона Манчестера! Вы действительно собирались выйти замуж за Вернона Манчестера? – с театральным ужасом воскликнула Лили. – Я просто потрясена! Разве вы не знаете, что это самый гнусный охотник за приданым во всем королевстве? Ваш брат поступил бы крайне неразумно, допустив подобный союз. Впрочем, сомневаюсь, что Манчестер продолжил бы ухаживать за вами, узнав, что вы не имеете ни гроша.
      Выражение лица Кассандры дало понять Лили, что в глубине души девушка подозревала это.
      Но все же Кассандра не хотела сдаваться.
      – Хокхерст меня ненавидит, – упрямо заявила она. – У меня глаза не просыхают от слез, а он не обращает на меня никакого внимания.
      – А с какой стати, если он прекрасно понимает, что вы просто пытаетесь чего-то от него добиться?
      – Мама говорила, слезы – самое действенное оружие женщины против мужчины. Ее они никогда не подводили.
      – Да? – не удержалась Лили. – Они действовали так великолепно, что в итоге ваш отец не пожелал иметь никаких дел с ней – и с вами.
      Девушка изумленно уставилась на нее. Очевидно, такая мысль еще ни разу не приходила ей в голову.
      – Леди Кассандра, ваш брат – человек неглупый, и слезы не оказывают на него никакого действия.
      – Тогда каким же оружием с ним бороться?
      – А вам нужно с ним бороться? – возразила Лили. – Мама говорила, каждая женщина должна…
      Вдруг Кассандра осеклась. Лили с удовлетворением отметила, что отныне она не будет принимать слова матери как святое писание.
      – Вместо того чтобы искать оружие, чтобы бороться с лордом Хокхерстом, вам лучше следовало бы попробовать обходиться с ним вежливо и учтиво. Уверяю вас, умные женщины таким образом добиваются гораздо большего, чем слезами.
      Лили встала, собираясь идти. Пищи для размышлений, которую она дала Кассандре, хватит той на целый день.
      В дверях она задержалась, чтобы дать последний совет.
      – И также попробуйте по достоинству оценить все, что делает для вас лорд Хокхерст. Тогда к вам станут лучше относиться все – включая вашего брата.
      Кассандра вышла из своей комнаты лишь на следующий вечер к ужину. Когда она спустилась в обеденный зал, ее глаза распухли и покраснели от слез. Она была настолько подавлена и вежлива по отношению к Деймону, что тот справился о ее здоровье.
      Лили не стала рассказывать Деймону о разговоре с Кассандрой, опасаясь, что на девушку он не произведет никакого впечатления, но теперь у нее блеснула надежда, что ее труды не пропали даром.
      Выходя из обеденного зала, Кассандра тихо произнесла, обращаясь к Деймону:
      – Я… прости, что все это время я так вела себя. Впредь такого больше не повторится.
      Брат понял и оценил, чего ей стоили эти слова.
      – Буду очень рад, – сказал он, успокаивая ее приветливой улыбкой. – Поверь, я никогда не желал тебе зла.
      И Кассандра, похоже, наконец поверила в это.
 
      Хокхерст проснулся от чувства непонятного беспокойства. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, в чем дело. Он заснул, сжимая Лили в своих объятиях, но теперь ее не было рядом с ним. Еще лежа с закрытыми глазами, он вспомнил тот ужасный день в Бате, с которого началась их мучительно долгая разлука.
      Деймон открыл глаза. В бледно-серых предрассветных сумерках он с облегчением увидел, что Лили просто перекатилась на другой край кровати. Набрав полную грудь воздуха, Деймон медленно выпустил его, изгоняя панику, ледяной рукой стиснувшую его сердце при мысли о том, что Лили могла вновь исчезнуть из его жизни.
      Она лежала на боку спиной к нему, и он крепко обвил ее руками. Пробормотав что-то во сне, Лили прильнула к нему, возвращаясь в уютное тепло его тела. Прижимая ее к себе, Деймон поймал себя на мысли, что еще никогда не испытывал такого удовлетворения, просто обнимая спящую женщину.
      И еще ни одна женщина так его не возбуждала. Страсть Лили нисколько не уступает по силе его страсти. Ее чувство такое же искреннее, как и сама Лили, в нем нет ни расчета, ни фальши. Она принадлежит к тем немногим женщинам, которые не пытаются чего-то от него добиться.
      Она ничего не просит. Но именно поэтому Деймону хотелось отдать ей весь мир. Однако когда он спрашивал Лили о том, чего бы ей хотелось, она, улыбаясь, неизменно отвечала:
      – Тебя, одного тебя.
      Все остальные женщины, разделявшие его ложе, уже давно имели бы наготове длинный список.
      Начинало светать. Приподнявшись на локте, Деймон смотрел на Лили, восхищаясь ее чувственным лицом, огненно-золотистыми волосами, рассыпавшимися по подушке, и соблазнительными изгибами ее восхитительного тела. Не удержавшись, он прикоснулся поцелуем к шелковой коже ее плеча. Лили – неповторимая женщина, и ему хотелось, чтобы она всегда была рядом с ним. Чем дольше Деймон смотрел на нее, тем больше разгоралась его страсть.
      Будь на месте Лили любая другая женщина, он уже давно бы искал способ положить конец надоевшей связи, однако сейчас все его мысли были заняты только тем, как удержать Лили.
      Если бы только он мог на ней жениться… Деймон был поражен тем, как сильно он этого хочет. Увы, об этом нечего и думать. Граф Хокхерст обязан сделать блестящую партию, а Деймон никогда не уклонялся от семейного долга. К счастью, Лили также прекрасно понимает, что их брак невозможен, и даже сама говорила ему об этом.
      Улыбнувшись, Деймон подумал, что одно он все же может для нее сделать. Лили больше никогда не придется унижаться, выступая в составе жалкой странствующей труппы. Судя по всему, особым дарованием она похвастаться не может. Ни одна хоть сколько-нибудь стоящая актриса не опустится до того, чтобы влачить нищенское существование в бродячем театре, не имея уверенности в завтрашнем дне. Деймона удивляла настойчивость Лили продолжать сценическую карьеру, но нельзя забывать, что ей приходится заботиться о младших брате и сестре.
      Что ж, отныне ей не придется испытывать нужду. Деймон не сомневался, что, несмотря на все свои слова о самостоятельности, Лили будет ему за это признательна. Однако, памятуя о ее чувстве собственного достоинства, ему необходимо действовать крайне осмотрительно.
      Разумнее всего будет ни о чем ей не говорить, предоставляя событиям идти своим чередом. Он постарается сделать все, чтобы Лили была счастлива в Хокхилле – и тогда она сама не захочет уехать отсюда и, следовательно, расстаться с ним.
      По молчаливому согласию они будут продолжать жить вместе, и Лили станет его женой во всех отношениях, кроме как перед законом. Он с радостью даст ей все, что она захочет, – и еще многое сверх того. О, такой заботе, которой он ее окружит, позавидует любая жена. Лишь так он сможет смягчить собственные боль и вину, вызванные тем, что он не может на ней жениться.
      Но как же дети? Из Лили получилась бы великолепная мать. Внезапно Деймона захлестнуло отчаянное желание, чтобы его окружали их с Лили дети: сильные сыновья и золотоволосые красавицы дочери с зелеными глазами.
      Он решительно прогнал это видение, убеждая себя, что такому просто никогда не бывать. Он не может допустить, чтобы его ребенок всю жизнь нес на себе клеймо незаконнорожденного.
      Лили, заворочавшись во сне, натолкнулась на него. Ее веки, задрожав, поднялись, и при виде сияющей радостной улыбки, которая появилась на ее юном, милом лице, у Деймона замерло сердце. Еще не очнувшись до конца от сна, Лили обвила руками его шею, привлекая к себе.
      Их страсть вспыхнула, словно сухой хворост, к которому поднесли спичку, и Деймон, погрузившись в теплое гостеприимно-влажное лоно Лили, забыл обо всем на свете.

      Лили стояла у окна своей комнаты, печально взирая на зеленые холмы Девоншира, погружающиеся в темноту. Дни становились все короче, и, следовательно, подходило к концу ее пребывание в Хокхилле.
      Сара окончательно поправилась. Если быть честной, ее здоровье позволяло им уехать еще несколько дней назад, но сестрам этого не хотелось. Обе очень полюбили Хокхилл.
      Однако затягивать пребывание здесь больше нельзя. Через два дня начинается семестр в Милтонской академии благородных девиц, где обучается Сара, а вскоре после этого контракт с «Ковент-Гарден» призовет Лили в Лондон.
      Лили ничего не говорила Деймону о предстоящем расставании и о своих планах, так как не хотела портить и себе и ему те несколько драгоценных дней, которые им осталось провести вместе. Хотя Деймон тоже избегал заговаривать о будущем, Лили была уверена, что он решительно воспротивится ее отъезду.
      Она понимала, что больше оттягивать этот разговор нельзя. Но как непросто было решиться начать его! Когда Деймон вошел к ней в комнату, Лили рассудила, что лучше отложить выяснение отношений до тех пор, пока они не дадут выход испепеляющей страсти, и с готовностью бросилась ему в объятия.
      Позднее, когда они, учащенно дыша, лежали вместе, она вновь не нашла в себе сил заговорить и таким образом нарушить безмятежное спокойствие, обволакивающее их. Прежде Лили никогда не замечала за собой такой нерешительности, но она так любит Деймона, и ей страшно, что он придет в ярость. Они обязательно поссорятся, а Лили не хотелось об этом думать после того, как им только что было так хорошо вместе.
      Она надеялась, что Деймон, после того как его гнев остынет, присоединится к ней в Лондоне, но со слов миссис Несмит ей было известно, что он всегда остается в Хокхилле по крайней мере до Рождества.
      Лили мучительно подбирала слова, чтобы начать разговор, но тут Деймон сказал:
      – Завтра рано утром у меня в Лаухэмптоне встреча с судьей Роусоном. Я постараюсь тебя не разбудить.
      Это был предлог, хотя и очень слабый, отложить разговор на утро. Деймону необходимо выспаться. Если она скажет ему о предстоящем отъезде сейчас, скорее всего они полночи будут спорить. Но завтра она обязательно поговорит с Деймоном перед тем, как он отправится к мировому судье.
      Деймон заключил ее в свои объятия. Лили печально подумала, как ей будет одиноко без тепла его рук. Дыхание Деймона стало ровным, и она поняла, что он уже заснул.
      По крайней мере, с грустью подумала Лили, она покинет Хокхилл более счастливым, чем он был, когда она сюда приехала. Сияющая Феба не плакала ни разу с того дня, как Деймон благословил ее брак с Роджером, и скоро она навсегда покинет Хокхилл.
      Кассандра в конце концов осознала, что брат ей не враг. Она поняла, что ее собственное поведение было причиной тех проблем, в которых она безосновательно винила Деймона. Ей было очень трудно коренным образом пересмотреть образ мыслей, привитых ей матерью, но она старалась. И каждый день приносил хоть и небольшие, но ощутимые результаты.
      Проснувшись, Лили обнаружила, что Деймон уже встал и успел облачиться в халат, готовый вернуться к себе в спальню.
      Увидев, что она открыла глаза, он лениво улыбнулся.
      – Проснулась, да? Отлично, я перед уходом смогу насладиться утренним поцелуем.
      Опустившись на кровать, он нашел губы Лили и прильнул к ним неторопливым, но долгим поцелуем.
      Наконец Деймон с неохотой поднял голову.
      – Если я не выйду немедленно, судье Роусону придется ждать меня очень долго.
      Он встал с кровати, но Лили поймала его за руку.
      – Деймон, прежде чем ты уйдешь, мне нужно кое-что тебе сказать.
      Он стоял, выпрямившись во весь рост, и Лили почувствовала себя рядом с ним беспомощной. Она тоже поднялась с постели и, смущенная жадным оценивающим взглядом Деймона, торопливо накинула на себя шелковую ночную рубашку.
      – А мне ты нравишься больше без нее, – тихо проговорил он.
      Его глаза зажглись желанием, и Лили ощутила, как по всему ее телу разливается сладостная дрожь. Только теперь она поняла до конца, как же трудно начать разговор, но оттягивать его дальше было уже нельзя.
      – Сара полностью выздоровела, – сказала она, – и семестр в ее академии вот-вот начнется.
      Деймон оставался невозмутим.
      – Значит, Сара уезжает?
      –  Мыуезжаем. Мне пора снова приступать к работе.
      Его ослепительная улыбка была, как всегда, неотразимой.
      – Забудь об этом, моя милая, – сказал он, обхватывая ладонями ее лицо. – Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, рядом со мной.
      Лили тоже хотелось этого, хотелось так сильно, что боль от предстоящей разлуки уже сейчас разрывала ей сердце. Однако она должна быть сильной – другого выхода у нее нет.
      – Как бы мне этого ни хотелось, – печально произнесла она, – но я не могу себе этого позволить. Мне нужно думать не только о себе, но и о сестре.
      Деймон нежно провел большим пальцем по ее губам, отчего у нее мгновенно спутались все мысли. Похоже, этот разговор будет еще более тяжелым, чем она опасалась.
      – Не беспокойся, моя дорогая. Я не такой скряга, каким меня выставляла Кассандра. Я позабочусь и о ней.
      Лили печально взглянула на него. Он искренне верит, что его предложение стать его содержанкой превосходит все, чего она сможет добиться самостоятельно. Лили надеялась, что Деймон поймет, как много значит для нее сценическая карьера и как ей невыносима мысль полностью зависеть от чьей-то прихоти.
      Однако, судя по всему, он даже не желает ее понять.
      – Этого недостаточно, – произнесла она дрогнувшим голосом.
      Увидев появившуюся в глазах Деймона тревогу, Лили сообразила, насколько плохо подобрала слова. Он опустил руки.
      – Чего тебе от меня надо?
      – Ничего! – в отчаянии воскликнула она. – Я очень признательна за твое предложение, но мне придется его отклонить. Я намереваюсь продолжить свою артистическую карьеру.
      – Лили, не будь дурой!
      С какой неприязнью относится он к ее ремеслу! Лили с огромным трудом сдержалась, чтобы не ответить резкостью.
      – Пожалуйста, Деймон, пойми, я столько лет потратила на то, чтобы добиться теперешнего положения, что не могу рисковать своей карьерой ради романтического увлечения.
      Глаза Деймона внезапно вспыхнули гневом.
      – Карьера! – презрительно бросил он. – Многого же ты достигла!
      – Критики утверждают, что у меня талант! – воскликнула она, глубоко задетая его словами.
      – Ну конечно, – ехидно заметил он. – Именно поэтому ты вынуждена шататься по деревням с жалкой труппой бродячих актеров, не имеющих возможности позволить себе ни приличный кров, ни нормальную еду.
      Его насмешка обожгла Лили сильнее семижильной плети. Значит, вот что Деймон думает про ее сценический дар! Что ж, он глубоко ошибается.
      – Это было лишь временное явление, – гордо заявила она. – Я отправляюсь в Лондон. Меня пригласили в «Ковент-Гарден».
      Реакция Деймона ее ошеломила. Лили ожидала, что ее слова произведут на него впечатление, но он был словно громом поражен.
      – Нет! – встревоженно воскликнул Деймон. – Тебе нельзя в Лондон! Я запрещаю!
      Такого Деймона Лили еще не доводилось видеть: перед ней предстал во всей красе безжалостный деспот граф Хокхерст.
      – Ты не сможешь мне помешать! – вспыхнула она. – Я не твоя жена!
      Деймон, услышав это справедливое обвинение, стал мрачнее тучи.
      – Ты моя любовница.
      – Нет, я твоя возлюбленная, а это большая разница!
      – Возможно, для тебя и есть какая-то разница, но для меня и для всего мира это одно и то же. – У него на щеке бешено задергалась жилка. – До тех пор, пока ты находишься под моим покровительством, я не допущу, чтобы ты появилась на лондонской сцене.
      Вот как! Значит, он хочет, чтобы она всегда находилась при нем, готовая прибежать по первому зову!
      – Не беспокойся, твое покровительство мне ни к чему. Неужели ты не можешь это понять? Я не откажусь от своей карьеры, в которую вложила столько сил, и не расстанусь со столь дорогой моему сердцу независимостью, чтобы стать игрушкой в руках мужчины – даже если этот мужчина – ты!
       И даже если она его так любит!
      Хокхерст был в бешенстве. Как Лили может так заблуждаться! Ее заманили в Лондон пустыми обещаниями пробной роли, но проку от этого не будет никакого. Она понятия не имеет, какое болезненное разочарование ее ждет!
      Провинциальные актеры, получающие подобные приглашения, обычно уверены, что на столичной сцене их ждут триумф, слава и деньги. Однако для многих краткосрочное появление в лондонских театрах оборачивается не взлетом к заманчивым вершинам британского театра, а быстрым падением и полному забвению.
      Лондонские критики обожают метать свои ядовитые стрелы в простодушных провинциалов. Даже талантливые и одаренные актеры часто подвергаются злобным насмешливым нападкам охочих до крови борзописцев.
      Лондонские театралы смеются, читая их язвительные статьи, директора провинциальных театров им верят, а бедняга-провинциал, с позором изгнанный из Лондона, почитает за счастье, если ему удается получить место в каком-нибудь захудалом театре. Лишь крайне редко выдающемуся актеру удается уцелеть в этой развязанной безжалостными критиками вакханалии и закрепиться в одном из двух главных столичных театров.
      А Лили придется еще хуже. По всей видимости, актриса она весьма посредственная, иначе ей бы не пришлось зарабатывать на хлеб в составе странствующей труппы. Деймон не мог допустить, чтобы ее подвергли таким унизительным оскорблениям.
      – Во имя всего святого, Лили, выбрось все это из головы! – в отчаянии воскликнул он, пытаясь спасти ее от глупого шага, о котором ей придется впоследствии горько пожалеть. – «Ковент-Гарден» тебя все равно не возьмет, и ты напрасно тешишь себя несбыточными надеждами.
      Лили вздрогнула, словно от пощечины, и только теперь Деймон осознал, что, желая защитить Лили от насмешек и позора, он добился только того, что больно ее обидел.
      – Лили, пожалуйста, останься со мной! – произнес он уже гораздо нежнее. – Я ведь предлагаю тебе много больше.
      – Неужели? – в ее голосе прозвучала нескрываемая боль.
      – Да. – Разве когда-нибудь ей приходилось наслаждаться такой роскошью, как в Хокхилле? Разве она не ценит то, что они вместе? – Ты не будешь ни в чем испытывать недостатка.
      – Но только мне придется расстаться со своей свободой!
      – Ведь ты же была счастлива в Хокхилле, правда?
      – Да, – вынуждена была признать Лили. – Но…
      – Так оставайся здесь! Все будет продолжаться так же, как и раньше.
      Он отпрянул назад, пораженный сверкнувшим в ее глазах гневом.
      – Нет, не будет! – воскликнула она. – Потому что я буду от тебя зависеть, стану принадлежать тебе. Но этому не бывать! Подобно всем мужчинам, ты уверен, что женщина полностью находится в твоей власти до тех пор, пока тебе не наскучит. Но когда я тебе надоем, ты отшвырнешь меня в сторону, как поступал прежде со всеми своими любовницами!
      Значит, вот чего она опасается – того, что он ее когда-нибудь бросит и она останется ни с чем! Расстроенный, возбужденный Деймон решил, что Лили пытается таким способом склонить его к прочному долговременному союзу. Глубоко укоренившееся в его душе недоверие ко всем женщинам снова прорвалось наружу.
      – Лили, что тебе от меня нужно? Предложения руки и сердца и заверения в вечной любви? Извини, но, как ты сама говорила, первое я тебе дать не могу, а во второе не верю.
      – Да, ты не веришь в любовь, потому что ты даже не можешь представить себе, что это такое! Ты прав, я неисправимо глупа! Тебе не нужна женщина, которая тебя любит, – тебе нужна послушная собачка, беспрекословно выполняющая все твои команды! Но этого не будет, во всяком случае, со мной!
      Лили сердито провела рукой по лицу, пытаясь скрыть непрошеные слезы.
      – Оставь меня, пока я не опозорилась, разревевшись перед тобой!
      Деймон настолько привык к тому, что женщины используют слезы в качестве оружия против него, что его глубоко тронула храбрая попытка Лили сохранить свое лицо. Пытаясь несколько рассеять возникшее между ними напряжение, он, улыбнувшись, предложил:
      – Ну же, давай, поплачь мне в жилетку! Я уже привык к тому, что она у меня постоянно мокрая от женских слез.
      Деймон хотел пошутить, но по выражению лица Лили он понял, что она восприняла его слова как оскорбление. В отчаянии Хокхерст шагнул к ней, пытаясь утешить ее в своих объятиях, но Лили, резко отстранив его, напомнила:
      – Ты заставляешь ждать судью Роусона.
      Он совершенно забыл про назначенную встречу. Выругавшись про себя, Деймон повернулся, собираясь уйти.
      – Мы продолжим наш разговор, когда я вернусь.
 
      После ухода Хокхерста Лили ощутила полное душевное опустошение, такое, какого она не знала с того самого дня, когда в одночасье погибли ее родители. Но она понимала, что одно дело – быть возлюбленной Деймона, и совершенно другое – отказаться от своей свободы, от уверенности в будущем, которую дает ее театральная карьера, и стать полностью от него зависимой – и не только из-за денег. Лили доводилось слишком часто наблюдать, какая судьба уготовлена женщинам, решившим свернуть на эту тропинку, и она поклялась, что не повторит их ошибки.
      Однако она безумно, всем сердцем любит Деймона, и ей потребовалась вся сила и твердость ее духа, чтобы сдержать данное себе слово. Если она не расстанется с Хокхерстом прямо сейчас, у нее уже не хватит сил сопротивляться его уговорам и своей любви. Он убедит ее подчиниться ему, а этого Лили допустить не могла.
      Она решительно встала с кровати. Им с сестрой необходимо уехать из Хокхилла сегодня же утром.
      Лили надо было успеть уложить все вещи и подготовиться к отъезду до возвращения Хокхерста. Позвав Труду, она отправила ее к миссис Несмит с просьбой принести наверх чемоданы.
      Через пять минут в комнату Лили постучала сама домоправительница. Пожилая женщина не скрывала своего огорчения.
      – Пожалуйста, не уезжайте, – начала она прямо с порога. – Этот дом стал совершенно другим с тех пор, как вы в нем появились. Даже леди Кассандра теперь старается держать себя в руках. А молодого хозяина я отродясь не видела таким счастливым. Скажу без обиняков: я надеялась, что вы с ним… – Тут запас храбрости миссис Несмит иссяк, и ее красные щеки стали совсем пунцовыми. – В общем, вы понимаете, на что я надеялась.
      Лили с трудом выдавила грустную улыбку.
      – Этому никогда не бывать. Он – граф. Он должен взять себе в жены девушку своего круга. А я не могу похвастаться благородным происхождением.
      – На мой взгляд, не надо путать благородное происхождение с благородством души. Так вот, молодому хозяину нужно второе.
      – Увы, сам он придерживается на этот счет иного мнения, – печально заметила Лили.
       «Чего тебе от меня нужно? Предложения руки и сердца и заверения в вечной любви? Извини, первое я тебе дать не могу, а во второе не верю».
      Феба, услышав о предстоящем отъезде сестер, залилась слезами – впервые со дня ее помолвки с Роджером. Эми стала умолять Лили и Сару остаться. Даже Кассандра присоединилась к ее просьбе.
      Но Лили твердо стояла на своем. Собрав свои вещи, сестры привязали сундуки и чемоданы к экипажу Хокхерста, на котором им предстояло доехать до Лаухэмптона, где можно было сесть на дилижанс. Оставалось только дождаться Деймона и попрощаться с ним.
      Лили понимала, как это будет непросто. Она любила его так сильно, что боялась, как бы решимость в последний момент ее не подвела. До сих пор Лили не представляла, какой слабой может сделать женщину любовь. Поэтому она в ожидании Деймона стояла у экипажа, намереваясь устроить так, чтобы при их прощании присутствовало как можно больше народу. Лили опасалась, что, если Деймону удастся остаться с ней наедине и он прибегнет к убеждению не только словами, устоять она не сможет.
 
      Возвращаясь домой из Лаухэмптона, Деймон клял себя на чем свет стоит за то, что так плохо говорил с Лили. Гром и молния, но это первая женщина, которой удается вывести его из себя, заставить потерять самообладание.
      Разумеется, Лили не может знать, какие жуткие воспоминания пробудило в нем ее заявление о приглашении на пробную роль в «Ковент-Гарден». Застигнутый врасплох, он сорвался и наговорил массу гадостей. Но у него есть оправдание: его вдруг словно второй раз окунули в один и тот же кошмар.
      Отчаянно пытаясь отговорить Лили от рокового шага, он сильно переусердствовал, а в результате лишь оскорбил ее и укрепил в решении ехать.
      Хокхерст напомнил себе, что Лили – женщина сильная. Даже если все лондонские критики разом безжалостно обрушатся на нее, это ее не сломит. Но ему хотелось защитить ее от боли – от любой боли.
      Возможно, если бы он объяснил ей, в чем причина его беспокойства, она бы простила ему его неуклюжие слова. Но для этого пришлось бы разворошить воспоминания о трагическом происшествии, о котором Деймон до сих пор не обмолвился ни одной живой душе.
      Впрочем, надо признаться, необходимости в этом не возникнет. Несомненно, как только Лили немного поостынет, она примет его предложение и останется в Хокхилле.
      Однако все надежды рассыпались в прах, когда Деймон, вернувшись домой, увидел у крыльца свой экипаж с привязанным багажом, а рядом с ним – Лили. Увидев его, она смущенно отвела взгляд, и Хокхерсту пришлось заключить, что она рассчитывала уехать до его возвращения. От этой мысли ему стало больно и тоскливо.
      Проклятие, как и тогда в Бате, Лили собралась тайком исчезнуть, даже не попрощавшись! Однако как быстро она отказалась от их отношений, которые, по ее же словам, были ей так дороги, ради призрачной недостижимой славы на лондонской сцене!
      Вторично за этот день железное самообладание Деймона изменило ему, на этот раз исчезнув в пламени дикой испепеляющей ярости. После всего, что было между ними, Лили способна так с ним поступить!
      Деймон чувствовал себя преданным. И самое ужасное, что предала его та единственная женщина, которой он поверил. Однако будь он проклят, если доставит ей удовольствие, раскрыв, какую боль она ему причинила.
      Хокхерст с деланым удивлением посмотрел на экипаж.
      – А я и не знал, что мне предстоит путешествие.
      Лили не осмелилась взглянуть ему в глаза.
      – Вы правы, милорд, вам никуда ехать не придется.
      – Милорд? – насмешливо поднял он бровь. – Лили, вам не кажется, что нам такие формальности уже не нужны? И все же, если я никуда не еду, почему мой экипаж здесь?
      – Он доставит нас с Сарой и Трудой в Лаухэмптон, а оттуда мы уже доберемся до Лондона на дилижансе.
      Подойдя вплотную к Лили, Деймон произнес тихим голосом, полным боли:
      – Как жаль, что я вернулся прежде, чем ты успела ускользнуть, как тогда, в Бате. Хоть я и говорил, что мне не нужна плата за гостеприимство, от простых слов «спасибо» и «до свидания» я бы не отказался.
      – Я не собиралась бежать, не попрощавшись, – возразила Лили. – Я специально ждала твоего возвращения.
      Заметив краем глаза какое-то движение в одном из окон особняка, Деймон обвел взглядом величественный фасад своего дома. В некоторых окнах торопливо задернулись занавески, от других отпрянули любопытные лица. Черт возьми, похоже, слуги заняли наблюдательные позиции, чтобы посмотреть на столь захватывающую сцену!
      Хокхерст был взбешен. Чего рассчитывала добиться Лили, устроив прощание на людях? Какую игру она ведет с ним? Что хочет от него добиться? Ей нужно, чтобы он на глазах у всех слуг упал ей в ноги, упрашивая остаться?
      От мысли, что Лили такая же, как все, Деймону захотелось вцепиться ей в горло.
      Будь он проклят, если подарит своим слугам и всем сплетникам графства подобное развлечение! Такое публичное представление сделало бы честь изощренной и злобной Оливии.
      Как Лили могла пойти на это?
      Если она хочет уехать, пусть уезжает. Но скоро ей придется пожалеть об этом.
      Лили с вызовом посмотрела ему в глаза.
      – Тебе не удастся меня отговорить! – упрямо бросила она.
      – А я и не собираюсь тебя отговаривать, – ледяным тоном произнес Деймон. – Ты очень скоро пожалеешь о том, что уехала. Когда ты поймешь свою ошибку, возвращайся. Тогда, может быть,я тебя и прощу.
      Развернувшись, он пошел в дом, уверяя себя, что Лили вернется к нему, как только ее пробное выступление на лондонской сцене окончится полным провалом.
      Но, помоги ему, боже, что с ним будет, если она не вернется?

      Хокхерст обвел взглядом изысканно одетых гостей, собравшихся в главном зале лондонского особняка леди Мортон. В свете трех массивных хрустальных люстр бесчисленные драгоценные камни сверкали разноцветными звездами.
      Деймон узнал всех гостей, кроме майора атлетического телосложения. Облаченный в парадный мундир, примерно одного с ним роста, молодой офицер выделялся в толпе. Его красивое лицо с благородными чертами, обрамленное рыжевато-каштановыми волосами, показалось Деймону смутно знакомым, но он, как ни старался, не смог вспомнить, где видел этого молодого человека.
      Майора со всех сторон обступили молоденькие девушки, с восхищением заглядывающие в его серо-зеленые глаза. Хотя он вежливо улыбался и любезно разговаривал со своими поклонницами, Хокхерсту показалось, что молодой офицер чувствует себя неуютно. Граф сразу же проникся к нему сочувствием. Когда он сам много лет назад впервые появился в лондонском свете, ему тоже не давали прохода глупенькие, весело щебечущие девицы, превращавшие каждый званый вечер в невыносимую пытку.
      – Ястреб, ты ли это? – поймал Деймона за локоть лорд Уэймор. – Сперва я не поверил своим глазам. На моей памяти ты еще ни разу не появлялся в Лондоне в начале ноября.
      Действительно, Хокхерст обычно до Рождества оставался у себя в поместье, но в этом году он вынужден был отступить от своего правила. Без Лили Хокхилл казался пустым и холодным – и в то же время полным мучительных воспоминаний о ней. Деймон не мог сидеть в обеденном зале, не вспоминая ее смех, не мог зайти в гостиную, не представив ее с книгой в кресле у окна, не мог находиться в своей спальне, не переживая заново мгновения восторженной страсти, пережитые ими вместе.
      Да, в Хокхилле поселился призрак Лили, и Деймон, не в силах больше этого вынести, сбежал в Лондон.
      Однако он не собирался делиться этим с Уэймором.
      – Кто этот молодой офицер, привлекающий к себе столько внимания? – спросил он.
      – А, это майор Джеймс Рейли, протеже герцога Веллингтона. Красавец, черт его побери, не правда ли? Сейчас это самый желанный гость во всем Лондоне. Юные леди, да и не только юные, безумно в него влюблены и подвергают осаде при каждой возможности.
      – Джеймс Рейли? – задумчиво произнес Деймон. – По-моему, это имя мне знакомо.
      – Быть может, ты читал о нем в газетах. Он был героем Тулузы. О его храбрости в этом сражении много писали. Да, к тому же он внук генерала сэра Френсиса Рейли, старого вояки.
      Теперь Хокхерст вспомнил, что читал про подвиг майора Рейли в сообщении о сражении при Тулузе, однако он понятия не имел, что речь шла о внуке одного из виднейших британских полководцев минувшей эпохи.
      – Значит, молодой Рейли пошел по стопам деда. Генерал должен им гордиться.
      – Он буквально пылинки с него сдувает, – подтвердил Уэймор. – Хвастается им перед всем светом.
      Объявили следующий танец, и Уэймор, извинившись, отправился искать свою партнершу.
      Хокхерст не стал задерживаться на балу. Скука и разочарованность в жизни, не покидавшие его последние два месяца, толкнули Деймона заглянуть еще на два званых вечера, оказавшиеся ничуть не интереснее бала у леди Мортон, после чего он отправился на Сент-Джеймс-стрит в Уайт-клуб, членом которого состоял.
      По дороге туда Деймон гадал, где теперь Лили. Сомнительно, чтобы она до сих пор оставалась в Лондоне. Критики скорее всего уже вдоволь поиздевались над ней, и «Ковент-Гарден» отказался от ее услуг. Она, без сомнения, уехала – но куда? Сердце Хокхерста сжималось от мысли, что Лили снова вынуждена зарабатывать себе на жизнь в составе нищей труппы бродячих актеров.
      Прежде Деймон всегда внимательно следил за театральной жизнью Лондона по газетам, регулярно доставлявшимся в Хокхилл, но в эту осень он сознательно не раскрывал страницы, отведенные театральной критике, опасаясь, что если наткнется на злобный пасквиль про Лили, то помчится в Лондон и убьет негодяя-автора.
      Хокхерст надеялся, что Лили, смягчившись, приедет в Хокхилл – хотя бы на бракосочетание Фебы и Роджера. Увы, этого не произошло. Счастливая молодая пара отправилась в родовое поместье Хилтонов в графстве Дорсетшир.
      Деймон немилосердно корил себя за то, что в день отъезда Лили поддался захлестнувшей его ярости, подогретой глубоко укоренившимся в его душе недоверием к женщинам. Вне себя от гнева и боли, он совершил ужасную глупость и позволил ей уйти.
      Хокхерст до сих пор вздрагивал от отвращения, вспоминая собственные слова, сказанные при расставании: «Если вернешься, я, может быть, тебя и прощу».
      Может быть? Гром и молния, он готов отдать все, что у него есть, лишь бы снова увидеть ее! Однако этой жестокой презрительной фразой он закрыл ей дорогу назад. Гордая и независимая, Лили никогда не вернется к нему, даже если захочет, даже если ей некуда будет больше деться.
      Еще ни одной женщине не удавалось пробить броню выдержки и хладнокровия и заставить его потерять голову. Ну почему, общаясь с ней, он становится таким необузданным и безрассудным? Слишком поздно пришел ответ, потрясший Хокхерста своей простотой.
      Потому что он ее любит.
      До сих пор Деймон полагал, что любовь – не более чем еще одно название страсти, соединяющей мужчину и женщину в постели; однако теперь он понял, что все эти годы жестоко ошибался. Лили открыла для него, что такое настоящая любовь.
      Если бы он только мог ей сказать об этом!
      Даже знакомая обстановка Уайт-клуба не развеяла скуку Хокхерста и не принесла успокоения его душе. Деймон поздоровался с друзьями, но у него не было ни малейшего желания остановиться и заговорить с ними. Однако и домой возвращаться ему тоже не хотелось, ибо это означало еще одну бессонную ночь с мыслями о Лили.
      Хокхерст решил, что завтра с утра начнет ее искать. Первым делом он направится в «Ковент-Гарден» – быть может, в театре знают, что с нею сталось после неудачи с пробной ролью. А потом, когда он найдет Лили – Деймон поклялся сам себе в этом, – она сама определит, какими должны быть их отношения.
      Ему навстречу шагнул лорд Рудольф Оулдфилд.
      – Хокхерст, какими судьбами? Что привело вас в Лондон в это время года?
      Деймон едва сдержался, чтобы не ответить резкостью. Оулдфилд был одним из самых желчных сплетников в Лондоне, и Деймон старался его избегать. Однако сейчас он был настолько поглощен мыслями о Лили, что не заметил приближающегося лорда Рудольфа.
      – Готов поспорить, я знаю, почему вы здесь, – многозначительно ухмыльнулся Оулдфилд. – Вы приехали в Лондон, чтобы взглянуть на новую Сару Сиддонс, появившуюся в «Ковент-Гарден».
      – Понятия не имею, о ком вы говорите, – холодно ответил Деймон.
      – Не могу поверить, что вы о ней ничего не слышали. Она появилась в Лондоне всего два месяца назад, но все только о ней и говорят. Вы наверняка должны были…
      – Я только сегодня приехал в Лондон, – нетерпеливо оборвал его Хокхерст.
      – А, тогда понятно, – сказал Оулдфилд, нисколько не смущенный его резкостью. – Все сходятся во мнении, что у великой Сиддонс появилась достойная преемница. Кое-кто даже поговаривает, что леди Макбет в ее исполнении превосходит образ, созданный божественной Сарой. Кстати, завтра вечером она выйдет на сцену именно в этой роли. Вы обязательно должны посмотреть на нее, но предупреждаю, билетов днем с огнем не найти.
      – А как зовут это новое дарование? – безо всякого интереса спросил Деймон.
      – Лили Калхейн.
      Деймону понадобились все силы, чтобы не выдать своего потрясения.
      – Если она действительно так хороша, как о ней говорят, – постарался как можно небрежнее сказать он, – думаю, я как-нибудь загляну в театр.
      Завтра вечером он любой ценой будет там.
 
      Хокхерст занял место в ложе рядом со своей седовласой тетушкой леди Эдит Перселл. Леди Эдит, женщина далеко не худенькая, долго ерзала и кряхтела, прежде чем устроилась в кресле.
      – Сейчас ты получишь огромное наслаждение, – обратилась она к племяннику, когда ей это наконец удалось. – Даже такому искушенному театралу, как ты, придется признать, что Лили Калхейн – выдающаяся актриса.
      – Если судить по тому, сколько народу жаждет лицезреть ее на сцене, весь Лондон придерживается того же мнения.
      Леди Перселл пытливо взглянула на племянника.
      – Насколько мне известно, огромные толпы воздыхателей собираются после спектакля за кулисами, чтобы выразить ей свой восторг.
      Деймон напряженно застыл. Это известие его нисколько не обрадовало, но он, вспомнив Бат, ничуть не удивился.
      – Однако сомневаюсь, чтобы она пришлась тебе по вкусу, – продолжала тетушка. – Лили Калхейн выглядит как настоящая леди. Ходят слухи, что она знатного происхождения, хотя это едва ли возможно, родители не позволили бы ей выйти на сцену.
      Деймон мог бы поведать тетушке, что родители Лили, далеко не знатного происхождения, сами были актерами, но предпочел промолчать. Ее светлость уверена, что он еще не видел Лили Калхейн, и Деймон был пока не готов раскрыть ей истинное положение вещей. К тому же ему нужно было поговорить с тетушкой еще кое о чем.
      – Я хочу попросить вас об одном одолжении.
      – Вот как? – Деймон никогда и ни о чем ее не просил, и леди Перселл была удивлена. – Что ж, буду рада быть тебе полезной, Деймон.
      – Прежде чем соглашаться, лучше выслушайте мою просьбу, – предостерег он ее. – Вряд ли она придется вам по душе. Вы не согласились бы в следующем сезоне взять под свое покровительство Кассандру?
      Зная, что тетушка терпеть не может его сводную сестру, Деймон обращался к ней скрепя сердце, но Кассандра так хочет появиться в свете!
      Леди Перселл нахмурилась:
      – Ты прав, не могу сказать, что я в восторге от твоей просьбы. Тебе прекрасно известно, что я терпеть не могу это создание. Она мне напоминает свою мать, страшную женщину. Как мой брат мог жениться на ней – выше моего понимания. Впрочем, он был полным дураком во всем, что было связано с женщинами – и с его сыном.
      Все годы, что его отец не желал знать своего сына и наследника, тетка неизменно держала сторону Деймона, и ее племянник всегда встречал теплый прием в ее доме даже тогда, когда двери Хокхилла были перед ним закрыты.
      – Деймон, у тебя просто ангельское терпение, раз ты можешь выносить Кассандру.
      – Сейчас стало гораздо проще. Сестра наконец осознала, что сама вредит себе своим поведением, и всеми силами старается исправиться.
      – Смею предположить, получается это у нее крайне редко, – печально заметила леди Перселл, – но интересно будет взглянуть даже на попытки. Ну что ж, я согласна – но только ради тебя.
      Деймон едва удержался, чтобы не вздохнуть от облегчения. В следующем сезоне Кассандра появится в свете.
      Поднялся занавес, и его захлестнуло волнующее предчувствие. Сейчас он снова увидит Лили.
      Первые минуты до появления леди Макбет тянулись бесконечно долго. Наконец наступил ее черед выходить на сцену. Хокхерст в возбуждении подался вперед. Господи, как же он по ней соскучился! Деймон не представлял, что способен так по кому-либо скучать.
      Лили появилась на сцене, величественная, гордая, и при виде ее у Деймона бешено заколотилось сердце. Не обращая внимания на гром аплодисментов, которыми встретил ее переполненный зал, Лили начала говорить, и тотчас же рукоплескания и восторженные крики стихли.
      Деймон следил за ее игрой с растущим чувством изумления. Неудивительно, что весь театральный Лондон так превозносил ее. Лили в роли Макбет была просто восхитительна. Деймон с досадой поморщился, вспомнив со стыдом, как презрительно отозвался о ее актерском даровании. Стоит ли удивляться, что она была так оскорблена и разгневана. Простит ли она его когда-нибудь?
      Простит ли он себя сам?
      После окончания спектакля Хокхерст, проводив тетушку до кареты, поспешил в комнату отдыха актеров, ругая себя самыми последними словами.
      Войдя в переполненное просторное помещение, он застыл у порога. Не заметить Лили было невозможно, ибо молодая актриса находилась в центре внимания.
      Деймон пожирал ее взглядом, так смотрит изголодавшийся человек на стол с яствами. Как же она была прекрасна в отделанном кружевами платье из кремового шелка, подчеркивающем все соблазнительные изгибы ее роскошного тела! Огненно-золотистые волосы были уложены в высокую прическу, открывая длинную, гордую шею. В душе Деймона поднялась буря самых разных чувств; гордость за нее, страстное желание обладать ею и страх, что он потерял ее навсегда. Однако беспокойство, терзавшее его последнее время, исчезло словно по мановению руки.
      Деймону очень хотелось, чтобы Лили его заметила. Он хотел увидеть, как она отнесется к его появлению, прежде чем вспомнит, насколько сильно была на него разгневана. Деймон молил небо о том, чтобы эти изумрудно-зеленые глаза, обратившись на него, в первое мгновение озарились радостным светом, прежде чем потемнеть от ярости.
      Он страстно желал, чтобы Лили увидела его, но она даже не смотрела в его сторону. Деймона больно уколола мысль, что она просто не хочет его замечать.
      Довольно быстро он понял, что со своими лондонскими поклонниками Лили расправляется с той же непринужденностью, что и в Бате. Деймон вздохнул свободнее, и тут его заметил один из обступивших Лили кавалеров, сэр Гарви Торнтон, коренастый сорокалетний мужчина.
      – Итак, Хокхерст, – сказал, подойдя к нему, сэр Гарви с тонкой насмешливой улыбкой, – вы тоже пришли сюда, чтобы взглянуть на несравненную Лили Калхейн? Готов поспорить, на этот раз удачи вам не видать. Фаворитом прекрасной Лили стал майор Джеймс Рейли, бесстрашный молодой герой Тулузы.
      У Деймона перед глазами предстал образ благородного красавца Рейли, окруженного на балу у леди Мортон восторженными девицами, и ревность острым кинжалом вонзилась ему в сердце. Он окинул взглядом окруживших Лили мужчин, но молодого майора среди них не было.
      – Если вы бросите Рейли вызов, оспаривая благосклонность Лили, я поставлю на него, – язвительно заметил Торнтон. – И вообще, Хокхерст, по-моему, вам пора приготовиться к тому, что вас свергнут с трона «короля гримерных».

      Лили мгновенно ощутила присутствие Хокхерста в гостиной, почувствовав на себе его обжигающий взгляд, еще не видя, что он вошел. Она бросила взгляд украдкой в сторону двери. Столько времени она уверяла себя, что ей безразлично, придет ли он, и вот теперь при виде его, такого красивого, высокого, стройного, у нее в душе все перевернулось. Как и в тот вечер, когда она впервые увидела его в Бате, он был одет строго, но элегантно.
      Темные глаза Деймона внимательно изучали мужчин, обступивших Лили со всех сторон, и он не заметил, как она мельком взглянула на него, продолжая разговор с лордом Олвенли. Хотя молодая актриса тотчас же снова повернулась к Олвенли, ей удавалось краешком глаза время от времени наблюдать за Хокхерстом.
      Как ни хотелось Лили посмотреть на Деймона, она не собиралась выдавать себя. Ни за что на свете она не покажет ему, что заметила его присутствие. Но она уже не могла больше думать ни о чем другом, и бешеный стук ее сердца, отдаваясь в ушах, заглушал слова лорда Олвенли.
      Покинув Хокхилл, молодая актриса постоянно твердила себе, что больше не желает видеть его владельца.
      Только теперь она поняла, как себя обманывала!
      До сих пор возмущенная пренебрежительным отзывом Хокхерста о ее таланте, Лили терялась в догадках, соизволил ли он наконец посмотреть ее выступление. А если Деймон видел ее на сцене, признает ли он, что ошибался, насмехаясь над ее актерским дарованием?
      И самое главное – вернется ли он к ней?
      В первое мгновение надежда вновь вспыхнула в ее душе, но она тут же резко одернула себя. Нет, конечно же, он не вернется. Она слишком хорошо помнила его слова: « Если вернешься, я, может быть, и прощу тебя». Даже если учитывать, что Деймон произносил их, будучи вне себя от бешенства, теперь они не позволят ему сделать первый шаг – так же, как и ей самой.
      Так почему же он здесь?
      Господи, да чего же она хотела! Ведь он – «король гримерных»! Это же его зона охоты!
      Хокхерст наверняка уже забыл о ней. Теперь он подыщет себе какую-нибудь другую актрису, более сговорчивую, и одарит ее своим вниманием. Но если только он рассчитывает, что Лили, задетая подобной тактикой, поспешит броситься ему на шею, его ждет глубокое разочарование!
      Деймон медленно передвигался по комнате. Лили удавалось без труда следить за ним.
      Несмотря на его сложные перемещения, Лили прекрасно видела, что он упорно направляется к ней. Сердце Лили пустилось в бешеный галоп. Хватит ли ей сил справиться с собой?
      Деймон уже находился совсем рядом, но Лили продолжала делать вид, что не замечает его. К своему отчаянию, она почувствовала, что все присутствующие с любопытством смотрят на них. Неужели об их отношениях стало известно?
      Хокхерст был от нее всего в трех шагах, и Лили не могла больше игнорировать его. Невероятным усилием воли сдерживая свои рвущиеся из-под контроля эмоции, она наконец повернулась к нему. Выражение его лица было суровым, но глаза пылали.
      Лили услышала, как один из присутствующих шепнул своему соседу:
      – Ястреб присмотрел себе новую жертву.
      Его собеседник многозначительно хмыкнул:
      – Хочешь пари на то, как долго Лили удастся перед ним устоять?
      Лили застыла в оцепенении. Неужели Хокхерст унизит ее признанием, что уже добился ее благосклонности? Некоторое время она сомневалась, услышал ли он это пошлое замечание, но потом увидела красноречиво подергивающуюся жилку на щеке. Деймон все слышал. И почему-то эти слова разъярили его.
      Он остановился прямо перед Лили, совсем близко, и на нее пахнуло ароматом сандалового дерева, так хорошо ей знакомого. Непроницаемые, черные, как ночь, глаза Деймона приковывали ее взгляд, но она не могла ничего в них прочесть. Напряжение стало невыносимым.
      – Сегодня мне довелось видеть в вашем исполнении лучшую леди Макбет.
      От этих слов, а также от его спокойного голоса, в котором звучало искреннее восхищение, Лили захлестнула радость. Внезапно она почувствовала такое счастье, какого не знала со дня отъезда из Хокхилла.
      Деймон печально улыбнулся.
      – Сегодня вечером я впервые имел удовольствие видеть вас на сцене. Теперь я понимаю, почему вы покорили сердца лондонской публики. Вынужден сознаться, до этого вечера я относился скептически к сообщениям о вашем необычайном таланте. Своей игрой вы доказали мне, как жестоко я ошибался. Считаю своим долгом принести вам глубочайшие извинения за то, что позволял себе сомневаться в вашем таланте.
      Лили ошеломленно смотрела на него. Она ожидала от Хокхерста чего угодно, но только не такого учтивого извинения, к тому же произнесенного на людях. Кроме того, он очень тщательно подобрал слова, чтобы не дать пищу сплетням по поводу своих отношений с Лили.
      Молодая актриса почувствовала, как ее защитные рубежи падают один за другим, а этого ни в коем случае нельзя допустить. Ей потребовалось все ее актерское мастерство, чтобы представить любопытным зрителям безмятежное выражение лица и произнести вежливым, холодным тоном:
      – Благодарю вас. Вы очень любезны.
      Уголки губ Деймона чуть приподнялись, как бывало всегда, когда он подшучивал над Лили.
      – Ваши достоинства столь совершенны, что я надеюсь, в будущем мне будет позволено еще не раз ими наслаждаться.
      Лили поняла, что он имеет в виду не только ее сценическое искусство, и у нее загорелись щеки.
      Но Хокхерст, вместо того чтобы воспользоваться ее неловкостью, учтиво произнес:
      – Я помешал вашей беседе. Прошу меня извинить, но я не мог не сказать вам, какое впечатление произвела на меня ваша игра.
      С этими словами он отошел от Лили. Та обратила внимание, как его бесстыдно обступили со всех сторон актрисы труппы.
      Даже Иона Лоусон, общепризнанная первая красавица лондонской сцены, попыталась привлечь его внимание. Неудивительно, что его прозвали «королем гримерных».
       «Вы полагаете, что стоит вам только поманить актрису, и она ваша?»
       «Как правило, это они манят меня».
      И разве он был не прав? Теперь Лили понимала, чем вызвано его откровенно циничное отношение к женщинам. Однако, к ее удивлению, он почти не обратил внимания на окруживших его актрис и направился прямиком к Брэндону Джерому, актеру, исполнявшему роль Макбета.
      Итак, Деймон ловко перебросил мяч на ее половину поля, и теперь ее черед сделать ответный удар.
      А что она хочет? Впрочем, Лили давно уже это поняла. Она любит Деймона и хочет снова оказаться в его объятиях.
      Но теперь ей уже недостаточно кратких моментов близости. Подумать только, еще недавно она с презрением отвергала самою мысль о том, чтобы стать чьей-то женой! Лили с грустью вспомнила про неувядающую любовь и крепкую дружбу, связывавшие ее родителей. Больше всего на свете она хочет стать женой Деймона и подарить ему детей.
      Она прекрасно понимала, что это невозможно.
      Граф Хокхерст никогда не женится на ней, никогда не даст ее детям своего имени. Любовь Лили не имеет будущего, она может принести ей одни страдания. Молодая женщина глядела на вещи трезво и не тешила себя напрасными надеждами.
      Так что весь вопрос в том, что ей делать. Лили уехала из Хокхилла с разбитым сердцем, но она смогла заставить себя продолжать жить. Если они с Деймоном возобновят отношения, ей придется еще раз пройти через муки расставания. Но у нее не хватит сил пройти этот путь в третий раз.
 
      Хокхерст машинально поддерживал беседу с Брэндоном Джеромом, едва ли отдавая себе отчет в том, что говорит. Его мыслями всецело владела Лили. Он умышленно удалился в дальний угол в надежде, что она, оставив своих поклонников, подойдет к нему. Деймон понимал, что ждет от нее слишком многого. Заговорив с ним первой, Лили открыто продемонстрирует свой интерес к нему. Но если ее чувства так же сильны, как и его любовь, она пойдет на это.
      Внезапно в гостиную быстрым уверенным шагом вошел еще один посетитель. Взгляды всех присутствующих обратились на облаченного в парадную форму майора Джеймса Рейли.
      Хокхерст, вспомнив слова сэра Гарви Торнтона, пытливо взглянул на Лили. Любовь и гордость, вспыхнувшие в ее глазах при виде красавца майора, поразили его в самое сердце. Впрочем, он не мог отрицать, Рейли и впрямь был неотразим – молодой, великолепно сложенный, пышущий здоровьем, а от его улыбки могли бы растаять льды самой Арктики.
      Впрочем, сейчас молодой офицер не улыбался. Напротив, он обвел суровым неодобрительным взглядом окружавших Лили поклонников, и двое-трое из них поспешили с опаской отступить назад.
      – Пойдем, дорогая, – обратился Рейли к актрисе, – я провожу тебя домой.
      Деймон мысленно вознес молитву, умоляя небо, чтобы Лили дала наглецу достойный отпор. Но она, беспрекословно протянув руку, вышла вслед за ним из комнаты, ни разу не оглянувшись на Хокхерста.
      Значит, это правда! Герой Тулузы, покоритель французов, покорил и сердце Лили. Проклятие! Еще в Бате у Деймона возникли подозрения, что Лили питает слабость к военной форме.
      Подождав целую минуту, он также направился к выходу.
      Дорогу ему преградил ухмыляющийся сэр Гарви Торнтон.
      – Я же говорил, что Рейли пользуется особой благосклонностью Лили.
      – И что с того? – небрежно бросил Деймон. – Бог в помощь!
      Черта с два он с этим смирится!
      Оказавшись вдали от любопытных глаз, Хокхерст, забыв о своей небрежной, ленивой походке, опрометью бросился на улицу. Площадь перед театром опустела, и Деймон с облегчением увидел, что верный Сьюэлл подгоняет его экипаж прямо к подъезду.
      Деймон поспешил вниз по ступеням, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Сьюэлл невозмутимо произнес:
      – Полагаю, вы хотите, чтобы я проследил за кебом, только что свернувшим за угол. Миссис Калхейн уехала в нем.
      – Твоя проницательность, Сьюэлл, – качество, которое я в тебе ценю превыше всего, – ответил Деймон. – Поезжай, встретимся в особняке Хокхерст.
      Проводив взглядом скрывшийся за углом экипаж, он повернулся, подзывая извозчика.
      Только через час преданный конюх поднялся к нему в библиотеку. Сьюэлл назвал адрес на тихой улочке в респектабельном квартале, где кеб высадил своих пассажиров.
      Хокхерст непроизвольно стиснул кулаки. Похоже, Герой не собирался быстро расставаться с Лили, иначе он не отпустил бы извозчика.
      Эту ночь Деймон провел без сна, терзаемый кошмарами, – он видел Лили в объятиях красавца Рейли. Гром и молния, от одной мысли, что она проводит ночь с другим мужчиной, ему хотелось рвать и метать. Но больше всего Деймона мучила уверенность в том, что со стороны Лили это не легкое увлечение. Он не мог забыть взгляд, каким она встретила появившегося в гостиной Героя.
      Деймон пытался убедить себя, что в Хокхилле глаза Лили при взгляде на него сияли еще ярче. Но как же это было давно! Он должен вернуть эти мгновения. Он отвоюет Лили у Героя, прежде чем тот успеет навсегда завладеть ею!
      Рано утром, утвердившись в этих намерениях, он отправился по указанному Сьюэллом адресу. На его резкий, властный стук появилась сама Лили.
      – Хокхерст, в чем дело? – воскликнула она, открывая дверь.
      У нее за спиной виднелся узкий коридор с дверями только по правую сторону. Судя по всему, молодая женщина поспешно накинула на себя зеленый шелковый халат, из-под которого высовывался кружевной воротник ночной рубашки.
      Очевидно, Деймон ее разбудил. Зеленые глаза Лили, подернутые дымкой сонной неги, и длинные золотистые волосы, в беспорядке падавшие ей на плечи, представляли собой настолько соблазнительную картину, что Деймон едва сдержался, чтобы не дать волю своим безумным желаниям.
      – Утро на дворе, а мы еще спим, да? – спросил он.
      Похоже, Лили так же, как и он, в эту ночь почти не смыкала глаз. Интересно, как долго оставался у нее майор Рейли?
      – Засиделись допоздна? – не удержался от язвительного вопроса Деймон.
      В коридоре появился мужчина, на ходу застегивая брюки – свою единственную одежду. Благородным лицом, обрамленным густыми взъерошенными рыжевато-каштановыми волосами, и могучей грудью, бронзовой от загара, майор Джеймс Рейли был похож на молодого греческого бога.
      Хокхерсту показалось, что у него остановилось сердце.
      – Лили, что за черт!.. – майор Рейли осекся, увидев гостя. – Это еще кто?
      – Еще один любовник, – ответил за Лили Деймон.
      Майор только раскрыл рот от изумления.
      Что ж, черт побери, Рейли не меньше его потрясен случившимся. Как могла Лили так быстро забыть все то, что было между ними? Как она могла сразу после него броситься прямиком в объятия Героя?
      Лили окинула Деймона гневным взором.
      – Как ты смеешь так говорить!
      Хокхерст насмешливо прищурился:
      – Как я смею говорить правду?
      – Это ложь!
      – Вот как? – искренне удивился Деймон, с интересом окинув взглядом ее строгую ночную сорочку. С ним Лили всегда спала обнаженной.
      – Ты мой бывший любовник! – в бешенстве бросила она.
      Нестерпимая боль сжала сердце. Деймон вздрогнул. Подумать только, он спешил сюда, собираясь сделать признание в любви! По всей вероятности, Лили рассмеялась бы ему в лицо.
      К майору наконец вернулся дар речи.
      – Лили вовсе не…
      – Возвращайся в спальню! – сердито оборвала она его.
      – Но…
      – Джеймс, ты дал мне слово. Возвращайся в спальню.
      Герой, похоже, разрывался между двумя желаниями, одинаково ему неприятными. Помявшись, он все же неохотно скрылся в комнате.
      – По-моему, его это тоже касается! – насмешливо заметил Деймон.
      – Я не собираюсь обсуждать это с тобой, – со спокойным достоинством произнесла Лили.
      Деймон пристально взглянул на нее. Лишь вздымающаяся под зеленым шелком грудь выдавала волнение молодой женщины. Лили плотнее запахнула халат. Тонкая ткань обрисовала чарующие изгибы ее тела, и Деймону захотелось снова вкусить его божественную сладость. Опустив взгляд ниже, он невольно вспомнил, какое наслаждение дарили ему эти стройные ножки, обвиваясь вокруг него, в безумные мгновения страсти.
      Гром и молния, он изнемогает от желания обладать этой женщиной, даже несмотря на то что за дверью ее ждет новый любовник. В душе Деймона вскипали противоречивые чувства. Он ненавидел себя за то, что его так влечет к Лили, и ненавидел ее, распалившую в нем эту страсть. Он должен скорее бежать от коварной соблазнительницы. Он должен вычеркнуть ее из своей жизни.
      Будь на месте Лили любая другая женщина, он не задумываясь сделал бы это. Но сейчас это было равносильно самоубийству.
      Будучи не в силах противиться соблазну, Деймон одной рукой обнял ее за талию и притянул к себе, а другой скользнул под шелк халата и обхватил ладонью упругую грудь, лаская большим пальцем вершину. По всему его телу разлился необузданный жар желания. Будь проклята эта женщина! Будь проклята его страсть к ней!
      Удивленно ахнув, Лили попыталась оттолкнуть Деймона, но тщетно. Сжав вероломную изменницу в грубых объятиях, он обрушился на ее губы карающим поцелуем. Лили отчаянно билась, стараясь вырваться, но Деймон держал ее крепко, не позволяя уклониться от своих жарких поцелуев.
      Лишь когда Лили прекратила сопротивление, покоряясь его силе и страсти, он вновь стал нежным, таким, каким она его помнила. Деймон проник языком ей в рот, и Лили, сладострастно застонав, откликнулась на его ласки, еще больше разжигая его.
      Распахнув халат, Деймон обнаружил наглухо застегнутую ночную рубашку. Слишком изголодавшийся по телу Лили, он понял, что не сможет справиться с бесчисленным количеством этих пуговичек. Судорожно дернув ткань, отчего пуговицы разлетелись во все стороны, Деймон открыл дорогу своим губам к восхитительно нежной коже.
      – Прекрати! – воскликнула Лили, отталкивая его.
      Деймон почувствовал, как в нем постепенно закипает ярость. Он умирает от желания обладать ею, а она смеет сопротивляться!
      – Почему? – с издевкой спросил Хокхерст. – Ты пустила нового любовника в постель, еще не успевшую остыть от предыдущего! Так почему бы тебе одновременно не ублажить двоих?
      Лили отшатнулась, словно получила пощечину. В ее глазах блеснули слезы.
      – Хокхерст! – ее голос дрогнул от обиды. – Ну почему ты всегда готов поверить самому худшему обо мне?
      – Почему?! – Вне себя от ярости и боли, Деймон окончательно потерял способность трезво мыслить. – Да потому, что это все чертовски похоже на правду!
      – Вот как?! – В ее глазах вспыхнуло зеленое пламя. – А по-моему, все дело в том, что великий Хокхерст, «король гримерных», просто не может смириться с тем, что оказался на вторых ролях! А теперь убирайся отсюда. Я видеть тебя больше не хочу!
      Лили толкнула его с такой силой, что он от неожиданности отступил назад, споткнувшись о порог. Она захлопнула дверь у него перед носом, и Деймон услышал, как лязгнул засов.
      Гнев Лили удивил его, но он сам был разъярен не меньше. Ему с трудом удалось удержаться от того, чтобы не разнести проклятую дверь в щепки.
      Развернувшись, Деймон стремительно зашагал прочь.

      Как только за Хокхерстом закрылась дверь, майор Рейли, все еще в одних брюках, снова вышел в коридор.
      – Лили, почему ты не сказала ему правду?
      Она упрямо вскинула голову:
      – Потому что он всегда верит в худшее, и я больше не собираюсь ему в этом мешать. Он пожелал принять тебя за моего любовника – и пожалуйста!
      Майор взглянул на нее так, словно у нее не все дома.
      – Черт побери, а что еще ему оставалось думать? Он застает у тебя дома полуголого мужчину только что из постели – да и ты в одном белье.
      – Все равно, он должен был верить мне!
      – Ну знаешь, только полный болван мог бы поверить в твою невинность в подобной ситуации, а этот человек не произвел на меня впечатление дурака. Кстати, кто это такой?
      – Лорд Хокхерст.
      Рейли застонал:
      – Замечательно! Лили, да тебя придушить мало. Ты хоть представляешь, какой это могущественный человек? Если и есть во всем королевстве человек, кого я не хотел бы иметь в числе своих врагов, то это граф Хокхерст. Ты должна сказать ему правду.
      – Нет!
      – Тогда это сделаю я.
      – Ни в коем случае! Ты поклялся никому не открывать правду, и я полагаюсь на твое слово.
      – Будь проклят тот день, когда я его тебе дал. Уверяю тебя, так будет лучше для всех.
      – Нет, не будет! – в отчаянии воскликнула Лили.
      Рейли вздохнул:
      – Упрямая, как всегда. Расскажи мне о Хокхерсте.
      – Мне нечего о нем рассказывать, – буркнула она.
      – Ой ли? Сара убеждена, ты влюблена в него по уши.
      – Она права, – со вздохом призналась Лили.
      Майор недоверчиво покачал головой:
      – Глупая безмозглая девчонка! Даже если бы ты очень постаралась, то и тогда не смогла бы придумать ничего лучше, чтобы оттолкнуть его от себя.
 
      Вечером Лили вошла в театральную гостиную в полном смятении, боясь и в то же время надеясь, что встретит там Хокхерста.
      Но его не было.
      Молодая актриса поймала себя на том, что не слушает поклонников, мгновенно обступивших ее. Всякий раз, когда открывалась дверь, впуская нового посетителя, Лили, не в силах сдержаться, оборачивалась, чтобы узнать, не Хокхерст ли это. Но нет, он не приходил.
      Она пыталась убедить себя, что оно и к лучшему. Ничего хорошего встреча с Хокхерстом не принесет. Абсолютно ничего хорошего.
      Вот только что ей делать с кровоточащей раной в груди на том месте, где когда-то было сердце.
      Вечер тянулся невыносимо медленно. Наконец появился Джеймс, чтобы отвезти ее домой. Лили сразу же набросилась на него, обвиняя в опоздании.
      Майор как-то странно взглянул на нее.
      – Я пришел на двадцать минут раньше обычного.
      Следующий раз Лили появилась в «Ковент-Гарден» только через три дня, когда ей предстояло выйти на сцену в роли Изабеллы в «Роковом браке». Это была одна из ее лучших ролей. Мысль о том, что среди зрителей может быть Хокхерст, придала молодой актрисе особое вдохновение, и она играла как никогда прекрасно.
      Деймон не давал о себе знать с тех пор, как, разъяренный, ушел из ее дома, и Лили сказала себе, что он и сегодня не покажется в гостиной. И все же она была разочарована, обнаружив, что оказалась права.
      Ее немедленно окружили поклонники, преимущественно сладкоречивые завсегдатаи гримерных, но Лили с трудом удавалось делать вид, что она их слушает.
      И вдруг в дверях появился Хокхерст. Сердце Лили учащенно забилось. Затаив дыхание, она смотрела на него, пытаясь угадать, что он сейчас сделает.
      Навстречу Деймону заспешила Иона Лоусон, и он позволил первой красавице «Ковент-Гарден» увести себя в укромный уголок. Хокхерст едва взглянул в сторону Лили, возмущенной до глубины души наглой развязностью Ионы – и тем, что он это терпит.
      Смотрел ли Деймон сегодня вечером спектакль или нет, но он ни словом не обмолвился по поводу игры Лили. Больше того, он даже не подошел к ней.
      Молодая актриса с болью вспомнила, как изящно Хокхерст принес ей свои извинения за то, что усомнился в ее таланте. А она отплатила ему черной неблагодарностью, даже не рассеяла его заблуждения насчет Джеймса.
      Не надо было ей так выводить Деймона из себя в то утро. Лили знала, как глубоко в его сердце укоренилось недоверие к женщинам. Но вместо того, чтобы одним словом рассеять его подозрения, она добилась того, что вызвала его презрение и ярость.
      Лили хотелось переговорить с Деймоном наедине и все объяснить, но гордость не позволяла подойти к нему, пока он поглощен разговором с Ионой Лоусон.
      Видя, как красавица Иона крутится вокруг Хокхерста, Лили чувствовала все более крепнувшее желание: в следующий раз, когда Лоусон выйдет на сцену в роли Клеопатры, поднести ей настоящую ядовитую змею.
      У Лили то и дело возникало ощущение, что Хокхерст пристально смотрит на нее, однако, по-видимому, она выдавала желаемое за действительное. Оглядываясь на него, Лили неизменно замечала, что он не отрывает глаз от Ионы.
      Вдруг ее схватил за руку сэр Гарви Торнтон.
      – Пойдем, милашка, я провожу тебя домой.
      От него пахло крепким бренди, и Лили поняла, что с ним лучше сейчас не связываться.
      – Нет! – резко ответила она. – Сейчас за мной приедет майор Рейли.
      – У этого юного глупца еще молоко на губах не обсохло, – презрительно ухмыльнулся Торнтон.
      – Уберите от меня руки! – в голосе Лили прозвучали стальные нотки.
      – Торнтон, вы слышали, что сказала дама? – тон Хокхерста был подобен смертоносной стали клинка. – Отпустите ее – и немедленно убирайтесь отсюда.
      У Лили от облегчения подкосились ноги. Она была сама не своя от счастья, что Деймон вступился за нее. Казалось, он был так поглощен разговором с Ионой – Лили была изумлена, что он заметил приставания сэра Гарви.
      Торнтон, побледнев под взглядом Хокхерста, немедленно отпустил руку Лили.
      – К-к-какое вам до этого дело, Хокхерст? Вы же не проявляли к ней ни малейшего интереса.
      – Неважно, – отрезал Деймон. – Если вы посмеете еще раз побеспокоить ее, вам придется иметь дело со мной.
      Торнтон поспешно ретировался.
      – Благодарю вас, – тихо произнесла Лили.
      Но лицо Хокхерста вдруг застыло.
      – Твой любовник приехал, – процедил он сквозь зубы.
      Обернувшись, она увидела спешащего к ним Джеймса. Худшего времени майор не мог выбрать.
      Слова Хокхерста, прозвучавшие так тихо, что их могла расслышать только Лили, поразили ее своей презрительной издевкой в самое сердце:
      – Ты должна настоять на том, чтобы Герой лучше заботился о тебе. От него толку меньше, чем от твоего призрачного супруга!
      Стремительно развернувшись, Деймон, не оглядываясь, вышел из комнаты.
 
      Когда Лили на следующий вечер зашла в театральную гостиную, Хокхерст уже был там, разговаривая с Ионой Лоусон.
      Лили воспряла духом. Она дала себе слово, что сегодня обязательно переговорит с Хокхерстом с глазу на глаз, если он придет.
      Однако она не хотела начинать разговор, пока Деймон был с Ионой, ибо та забила бы во все колокола, что у нее пытаются отбить кавалера. Стараниями Ионы все лондонские сплетники только и говорили бы о том, что Лили нахально домогалась внимания «короля гримерных», демонстративно ее игнорирующего.
      Сама Лили не испытывала недостатка в восторженных поклонниках, но ее нисколько не интересовала их пустая лесть, и она отвечала машинально, постоянно бросая украдкой взгляды на Деймона. Прекрасная Иона, похоже, пустила в ход все имеющиеся в ее арсенале средства, чтобы обворожить его.
      И, похоже, она добилась успеха, ибо Хокхерст не отходил от нее ни на шаг.
      Лили изнывала от желания уехать домой, но стоящие на каминной полке часы показывали, что Джеймс придет за ней только через полчаса.
      Минуты тащились невыносимо медленно. Наконец в дверях комнаты появился майор Рейли. Лили, не желая ни мгновения больше видеть Деймона и Иону вместе, поспешно бросилась ему навстречу:
      – Пожалуйста, немедленно увези меня отсюда!
      – Почему ты сегодня так торопишься домой? – удивился Джеймс.
      – У меня ужасно разболелась голова.
      Что полностью соответствовало действительности. Только звали эту головную боль Иона Лоусон.
 
      Хокхерст проводил взглядом Лили, покинувшую комнату в сопровождении майора Рейли. При взгляде на Лили, нежно опирающуюся на руку Героя, его захлестнула отчаянная ревность, граничащая с безумием.
      Деймону хотелось убить их обоих.
      Впрочем, нет, ему хотелось убить только одного майора: ибо он изнемогал от желания вновь обладать Лили.
      Унизительная, бередящая душу правда заключалась в том, что, несмотря на ее измену, он жаждал эту женщину больше всего на свете.
      Он, «король гримерных», всегда бросавший своих любовниц, впервые в жизни обнаружил, каково это – быть покинутым. И от новых впечатлений Деймон был не в восторге.
      Стоявшая рядом с ним Иона Лоусон тараторила без умолку. Хокхерст никак не мог сосредоточиться на том, что говорит первая красавица «Ковент-Гарден», но он был даже благодарен ей за то, что она с такой бесцеремонностью завладевала им всякий раз, стоило ему только перешагнуть порог театральной гостиной. Это скрывало истинную причину его визитов сюда. Осознав, что он непроизвольно стиснул кулаки, Деймон сунул руки в карманы. Сегодня вечером ему вообще не следовало появляться в театре.
      Не следовало, но как можно оставить Лили беззащитной перед такими наглецами, как Гарви Торнтон?
      Однако в глубине души Деймон сознавал, что приходит каждый вечер за кулисы не только для того, чтобы оберегать Лили от чересчур назойливых поклонников. Ему отчаянно хотелось быть рядом с ней; вопреки всему он верил, что она сделает первый шаг, оживит в его сердце надежду.
      Но Лили даже не смотрела в его сторону. После того, как он вступился за нее вчера, она могла бы сегодня по крайней мере выразить ему свою признательность. Но надменная Лили даже не удостоила его кивком. Единственным удовлетворением было то, что Торнтон даже близко к ней не подходил.
      Иона дернула Деймона за рукав.
      – Вы не будете так любезны проводить меня домой? – ее обворожительная улыбка не оставляла сомнений по поводу того, какая будет за это награда.
      Деймон посмотрел на нее. Вот самая красивая актриса в королевстве предлагает ему себя, в то время как Лили его не замечает. Он будет полным дураком, если не воспользуется предложением Ионы, – но еще большим, если продолжит тосковать по женщине, предпочитающей другого.
      Ему необходимо забыть Лили. Деймон решительно стиснул зубы. Сделать это будет непросто, однако на свете полно красавиц вроде Ионы, которые с готовностью помогут ему стереть образ Лили из сердца, и он начнет осуществлять эту задачу сегодня же вечером.
      – Да, – мрачно ответил Деймон. – Я провожу вас домой.
 
      Лили вошла в гостиную, волнуясь так, словно ей предстояло впервые появиться в новой роли.
      Сегодня вечером Джеймс не сможет за ней заехать, так как генерал сэр Френсис Рейли устраивает в его честь званый ужин. Ему в качестве почетного гостя придется задержаться до тех пор, пока не разойдутся все приглашенные. Молодой майор взял с Лили слово, что она попросит Хокхерста проводить ее домой.
      – Ты сама виновата в том, что он не обращает на тебя внимание, – прямо заявил ей Джеймс. – Так что вместо того, чтобы украдкой тосковать по нему, попытайся сделать хоть что-нибудь.
      От одной только мысли, что Деймон согласится на ее просьбу, сердце Лили начинало петь.
      Войдя в гостиную, Лили обнаружила, что все возбужденно обсуждают какие-то особенно изысканные слухи. Она спросила у Брэндона Джерома, в чем дело.
      Тот был изумлен.
      – Как, ты не слышала? Иона Лоусон говорит, лорд Хокхерст предложил ей карт-бланш.
      Лили ахнула.
      – Это правда?
      Конечно же, нет! Этого не может быть!
      Джером пожал плечами.
      – Ответ мы узнаем, когда придет его светлость. Я только знаю, что вчера вечером он проводил Иону домой. Я видел, как они вместе садились в его экипаж.
      К ним подошла Гертруда Майер, актриса в годах.
      – Иона похваляется направо и налево, – вставила она, – что лорд Хокхерст оказался еще более пылким возлюбленным, чем о нем ходит молва.
      – По-моему, это просто невозможно, – сухо заметил Джером.
      Лили показалось, весь мир вокруг нее рухнул.
      В этот момент в дверях появился Деймон, по обыкновению облаченный во все черное, что так резко контрастировало с цветными нарядами остальных мужчин.
      Иона поспешила ему навстречу.
      Прикусив губу, Лили смотрела, как ее соперница, властно положив руку на плечо Деймона, быстро увела его в дальний угол.
      В комнате внезапно наступила полная тишина. Оглянувшись вокруг, Лили обнаружила, что все присутствующие также не отрывают глаз от этой пары.
      Только увидев, с каким обожанием смотрит на Деймона Иона, Лили поняла, что такое безумная отчаянная ревность.
      Внезапно, ослепительно улыбнувшись, Иона обвила руками шею Хокхерста и наградила его страстным поцелуем.
      Собравшиеся понимающе зашушукались.
      – Значит, это правда, – сказал Джером.
      Лили показалось, что ее сердце разорвалось на тысячу кусочков. Не в силах дальше выносить это зрелище, она, стремительно развернувшись, выбежала из комнаты. Заскочив к себе в гримерную, молодая актриса схватила накидку, но не стала задерживаться, чтобы надеть ее.
      На улице было холодно. Небо затянули густые тучи, воздух был промозглым и сырым. Все предвещало дождь или даже снег, но какое Лили было до этого дело?
      Какое ей теперь вообще может быть дело до чего-либо!
      Ей хотелось только одного: бежать от только что открывшейся перед ней картины, бежать как можно скорее, как можно дальше, хотя она и сознавала бесплодность этих усилий. Поцелуй Ионы и Хокхерста останется навеки в ее памяти.
      К своему разочарованию Лили обнаружила, что единственный свободный извозчик на площади перед театром – убогая колымага, видавшая лучшие дни, возможно, столетие, а то и два назад. Облупившаяся краска свисала струпьями с покосившейся развалюхи, а впряженная в нее тощая жалкая кляча, казалось, собиралась вот-вот испустить дух. Впрочем, и почтенного возраста возница, сгорбившийся на козлах, производил не лучшее впечатление.
      Слишком расстроенная, чтобы искать другой экипаж, Лили забралась в колымагу. Внутри было сыро и холодно и стоял жуткий запах плесени. С другой стороны, эта убогая повозка как нельзя лучше соответствовала горестным мыслям молодой актрисы.
      Извозчик тронулся вперед – так медленно, что у Лили пропала всякая надежда добраться до дома раньше утра, но она не имела ничего против этого. Возможно, к тому времени разрывающая ее сердце боль хоть немного утихнет, хотя Лили в этом очень сомневалась.
      Ее начала бить дрожь, и она торопливо надела накидку.
      Больше всего на свете Лили хотелось выплакаться вволю во мраке этого отвратительно пахнущего экипажа, но она приказала себе держаться – не хватало еще лить слезы по поводу «короля гримерных»!
      И все же представив себе Деймона в объятиях Ионы, Лили ощутила, как по щекам текут предательские слезинки.
      Чтоб им обоим гореть в аду вечным пламенем!
      Наконец извозчик свернул на улицу, где жила актриса. Спускаясь на мостовую, молодая женщина заметила, что чуть поодаль в темноте стоит еще один экипаж. Это ее очень удивило, так как обычно, когда она возвращалась из театра, на улице уже никого не было.
      Оглядевшись, Лили поежилась, чувствуя себя очень неуютно. Сплошные тучи затянули небо, не пропуская свет луны; вокруг непроглядная темень.
      Расплатившись с возницей, Лили поднялась на крыльцо, обнесенное коваными чугунными перилами. Только она вставила ключ в замок, от тени, скрывающей соседний дом, оторвалась черная фигура. Лили застыла от ужаса.
      Ее подстерегал разбойник!

      Высокая фигура приблизилась, и Лили каким-то шестым чувством вдруг поняла, кто перед ней. Впрочем, его она узнала бы где угодно по той своеобразной свободе и грации движений, которая была свойственна одному Деймону.
      – Почему рядом с тобой нет Героя?
      Несмотря на то что его лицо оставалось скрытым в тени, глубокий тембр голоса окончательно убедил Лили, что перед ней не кто иной, как Хокхерст собственной персоной.
      Страх, охвативший молодую актрису, мгновенно растаял, уступив место недоумению. Неужели все это происходит наяву? Когда она выбегала из театра, Деймон, словно мотылек, залетевший в паучью сеть, был накрепко опутан объятиями Ионы Лоусон. И вдруг он оказался у ее дверей?!
      – О чем думает майор, предоставляя тебе возвращаться домой одной? – в голосе Хокхерста прозвучало бешенство. – Я бы лучше заботился о тебе, Лили Калхейн!
      Лили вспомнила, как предупредительно он относился к ней в течение тех восхитительных недель, что она провела в Хокхерсте, и у нее перехватило горло.
      Темнота скрывала выражение лица Деймона. Шагнув вперед, он остановился двумя ступеньками ниже.
      Он был так близко, что Лили уловила аромат сандалового дерева.
      – Так где Герой? – настойчиво повторил Деймон.
      – На званом ужине, – с трудом выдавила она. – Чего ты хочешь?
      – Тебя, – коротко ответил он.
      Первое мгновение Лили показалось, что она ослышалась, но тотчас же в ней вскипела ярость. Как только Деймон смеет говорить ей такое, когда он предложил Ионе Лоусон карт-бланш и лишь полчаса назад бесстыдно целовался с ней на глазах у всех! Как он смеет приближаться к ней, когда на его губах еще не остыли поцелуи Ионы!
      – Одной Ионы тебе недостаточно? – гневно воскликнула Лили, со всей силы толкая Деймона, собравшегося шагнуть на следующую ступеньку.
      Она застала его врасплох, и он отшатнулся назад, теряя равновесие. Деймон быстро протянул руку, ища опоры. В самый последний момент ему удалось схватиться за перила, и он не упал навзничь, но его нога, скользнув вниз, с силой ударилась о предыдущую ступеньку, и подвернулась.
      С уст Деймона сорвался крик боли. Не удержавшись на подвернувшейся ноге, он упал, сильно ударившись коленом о нижнюю ступеньку.
      Испуганно вскрикнув, Лили быстро сбежала вниз и опустилась рядом с Хокхерстом на колени.
      Тот попытался было встать, но тотчас же, громко охнув, вновь опустился на лестницу.
      – О боже, Хокхерст! – голос Лили наполнился страданиями. – Что я с тобой сделала?
      – Не могу… встать… – выдавил он.
      Лили подхватила его под мышки. Деймон обернулся, его лицо оказалось совсем рядом, искаженное гримасой боли.
      И во всем виновата она. Сгорая со стыда, молодая женщина еще крепче обхватила пытающегося подняться Деймона.
      Уголки его губ чуть вздрогнули, как бывало всегда, когда Хокхерст над ней подшучивал.
      – Знаешь… ради этого стоило… сломать ногу.
      Неожиданно Лили услышала шаги. Кто-то бежал к крыльцу от стоящего на углу экипажа.
      Человек подбежал к ним, и молодая женщина облегченно вздохнула, узнав в нем Сьюэлла, преданного слугу Хокхерста.
      – Его светлость повредил ногу! – воскликнула она. – Надо немедленно внести его в дом.
 
      Стиснув зубы, Хокхерст, опираясь на Лили и Сьюэлла, поднялся в дом и проковылял в спальню.
      Комната была такая крохотная, что большую ее часть занимала кровать, застеленная тем же самым пестрым покрывалом, что было в спальне Лили в Бате. Увидев на стене кинжал, в рукоятке которого сверкали изумруд, рубин и жемчужина, Деймон убедился, что в этой комнате действительно живет Лили.
      После того, как молодая актриса и Сьюэлл уложили его на мягкую пуховую перину, Хокхерст уткнулся лицом в подушку, пропитанную тонким ароматом шиповника, вдыхая его полной грудью.
      Несмотря на боль в колене, он ощутил, как по всему его телу разливается волна облегчения. Он прекрасно помнил, что в то утро Герой вышел не из этой комнаты.
      Лили немедленно послала Сьюэлла за доктором Нолтоном, живущим на соседней улице.
      Деймон не стал возражать, хотя он и считал, что ничего серьезного не случилось. Скорее всего дело ограничилось незначительным вывихом и ушибом, но он будет дураком, если не воспользуется столь счастливым случаем сполна.
      Засучив узкую штанину, Лили склонилась над ушибленной ногой и побледнела, увидев распухшую, посиневшую лодыжку. Молодая женщина была так встревожена и обеспокоена, что в душе Деймона окрепла надежда, возродившаяся при виде того, какое отчаяние охватило Лили, когда Иона Лоусон бросилась ему на шею.
      Пусть она говорит, что в ее сердце не осталось никаких чувств: выражение ее лица красноречиво опровергало ее слова.
      Подойдя к стене, Лили сняла украшенный драгоценными камнями кинжал и вернулась к кровати.
      Деймон вопросительно поднял брови.
      – Скажи, цветок моей души, неужели ты собираешься пронзить клинком сердце беззащитного, поверженного к твоим ногам?
      – Нет, я только хочу распороть штанину.
      Деймон почувствовал прикосновение холодной стали.
      – Это твоя спальня, правда? – спросил он.
      – Моя.
      Положив кинжал на туалетный столик, Лили закатала штанину.
      – Иона Лоусон была бы очень расстроена, увидев тебя здесь, – взглянув на Деймона из-под длинных ресниц, язвительным тоном добавила она.
      – Вот так так! Мы, оказывается, ревнуем? – весело усмехнулся Деймон.
      – Да, – честно призналась Лили.
      – У тебя нет на то никаких причин.
      Лили взглянула на кинжал в ее руке с таким видом, словно у нее внезапно возникло желание вонзить его прямо в грудь Деймона.
      – Неужели? И ты смеешь это говорить после того, как целовал Иону на глазах у всех?
      – Я ее не целовал! – с негодованием воскликнул Деймон. – Это она целовала меня!
      – Несомненно, она благодарила тебя за волшебную ночь любви, которую ты ей подарил накануне!
      Забывшись, Деймон попытался было вскочить с кровати, но тут же, невольно застонав от боли, опустился назад.
      – У нас с Ионой вчера вечером ничего не было, – прорычал он. – Я с ней никогда не спал и не собираюсь.
      У Лили задрожал подбородок.
      – Полагаю, и домой ты ее тоже не провожал?
      – Провожал, но, клянусь, я расстался с ней у дверей ее дома, ограничившись пристойным поцелуем в щеку. Ночь я провел у себя в спальне в Хокхерст-Хауз – совершенно один. Так же, черт побери, как я провожу все ночи с тех пор, как ты уехала из Хокхилла.
      На лице Лили отразилась мучительная борьба. Сомнение боролось с надеждой.
      Деймон нежно взял ее за подбородок.
      – Признаюсь, что, когда Иона попросила проводить ее домой, я решил провести ночь с ней. Однако когда мы подъехали к ее дому, я уже понимал, что у меня нет ни малейшего желания быть с Ионой – или с любой другой женщиной, кроме тебя.
      – Но Иона сказала, вы с ней…
      Голос Лили дрогнул, и она умолкла.
      Деймон ласково провел по ее подбородку большим пальцем.
      – Не сомневаюсь, – резко заметил он, – а потом она прилюдно бросилась мне на шею и осыпала поцелуями, чтобы придать достоверность своей лжи. Она не первая, кто утверждает, что была моей любовницей, хотя это не соответствует действительности.
      Хокхерст не стал добавлять, что, увидев, как Лили с побелевшим лицом выбежала из комнаты, он сразу же решительно освободился от объятий Ионы и, не сказав ей ни слова и даже не обернувшись, быстро вышел следом. Поспешив к ней домой, он обнаружил, что приехал первым.
      Деймон почувствовал, что больше не в силах спокойно смотреть на соблазнительные губы Лили. Она даже не пыталась сопротивляться, и он припал к ним долгим пламенным поцелуем. Ее страстный ответ укрепил Хокхерста в мысли, что он еще прочно занимает место в сердце Лили.
      Внезапно их поцелуй прервали – появились Сьюэлл с врачом – весьма не вовремя. Деймон едва сдержался, чтобы не разразиться проклятиями.
      Лили вышла из комнаты, и доктор Нолтон приступил к осмотру пациента. Хокхерст отметил, что сюртук у врача сильно поношенный. Судя по всему, дела доктора Нолтона идут неважно, и он с радостью поспешил к состоятельному больному даже среди ночи. Несомненно, на него произвел огромное впечатление и титул Хокхерста.
      Закончив осмотр, врач подтвердил предположение Деймона, что у него сильный ушиб колена и растянута лодыжка.
      – Вам придется двое суток не наступать на эту ногу, а затем еще пару недель ходить очень осторожно. Милорд, было бы хорошо, чтобы эту ночь вы провели здесь, а утром я вам достану костыли.
      – Нет, – произнес Хокхерст тоном, от которого врач испуганно заморгал, – вы должны настоять на том, чтобы я задержался здесь на несколько дней. Больше того, мне это просто необходимо для полного выздоровления. – Он вложил в руку доктора Нолтона банкнот. – В противном случае велик риск, что я навсегда останусь хромым. Вы ведь согласны, не так ли?
      Увидев достоинство банкнота, бедняга врач широко раскрыл глаза от изумления.
      – Да-да, милорд, вы абсолютно правы, – обретя дар речи, поспешил заверить он своего пациента.
      – Вот и отлично, – сказал Хокхерст. – А теперь сообщите об этом моей гостеприимной хозяйке.
      Пусть отработает свои деньги полностью.
      Как только за врачом закрылась дверь, Деймон хитро улыбнулся. Похоже, следующие несколько дней будут весьма интересными. Во всяком случае, me?nage a? trois, любовь втроем – это что-то новенькое!
      Впрочем, Деймон намеревался в самое ближайшее время превратить это в старую, добрую me?nage a deux, причем так, чтобы лишним оказался не он.
      Наконец в комнату вернулась Лили. Она была так взволнована, что Деймон почувствовал легкий укол совести.
      – Доктор Нолтон сказал, что травма очень серьезна и несколько дней тебе понадобится полный покой. Боюсь, тебе здесь будет неудобно.
      Хокхерст едва не рассмеялся вслух. Это в кровати-то Лили? Да он мечтал об этом все эти долгие месяцы.
      – Извини, мне очень жаль, что я вынужден доставить тебе временные неудобства, – вежливо солгал он, – но, в конце концов, это ведь ты меня толкнула.
      Он взял ее за руку.
      – Но я не могу предложить тебе то, к чему ты привык. Комнаты все очень маленькие, и нет целой свиты слуг, спешащих исполнить твое малейшее желание.
      – Мне и так здесь будет очень удобно, – заверил ее Деймон.
      Особенно если она разделит с ним ложе.
      Лили не предпринимала попыток высвободить свою руку, и Деймон начал ласково поглаживать ее ладонь большим пальцем.
      – У тебя будут еще ко мне какие-нибудь просьбы, прежде чем я уйду? – спросила Лили.
      Интересно, где она собирается провести ночь? С Героем?
      Ну уж нет! Этого он ни за что не допустит!
      Деймон сладко улыбнулся.
      – Пожелай мне спокойной ночи и поцелуй на прощание. – Он потянул Лили за руку и привлек к себе. – Так нога пройдет быстрее.
      Присев на краешек постели, Лили нагнулась к нему, судя по всему, собираясь ограничиться скромным целомудренным поцелуем, но Деймон не собирался довольствоваться этим. Положив руку Лили на затылок, он притянул ее к себе и поцеловал так, как хотел – горячо и страстно.
      И Лили ответила ему – с пылом, ничуть не уступающим его собственному. К боли в колене, мучившей Деймона, добавилась другая, несколько выше.
      Он обхватил ее обеими руками, и Лили, ахнув от неожиданности, не удержала равновесия и повалилась на него. Прикосновение ее тугой груди было просто восхитительным.
      Молодая женщина попыталась было высвободиться, но вспыхнувшее пламя страсти растопило ее волю. Лили и Деймон прильнули друг к другу, забыв обо всем на свете. Время, казалось, остановилось для них.
      Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался майор Рейли.
      Хокхерст прикусил язык, сдерживая готовое сорваться крепкое словцо. Сейчас он был не в том состоянии, чтобы защищаться от разъяренного любовника. Оставалось надеяться, что Герой настолько благороден, что не станет стрелять в человека, прикованного к кровати, даже если кровать эта принадлежит его возлюбленной.
      Лили попыталась было сесть, но Хокхерст лишь еще крепче прижал ее к себе.
      – Лили, как следует понимать эту трогательную сцену? – грозно спросил Рейли.
      Именно этот вопрос и ожидал услышать от Героя Хокхерст. Однако выражение лица молодого майора его озадачило. Джеймс улыбался так, будто зрелище Лили, лежащей на кровати в объятиях Деймона, доставляло ему удовольствие.
      Этот человек – просто полоумный!
      – Вас это нисколько не… э… не огорчает? – спросил Хокхерст.
      Он был так изумлен, что позволил Лили выскользнуть из его объятий.
      – А почему это должно меня огорчать? – беззаботно ответил Рейли.
       Почему это должно его огорчать?!Гром и молния, он только что застал Лили в объятиях другого мужчины! Да на его месте Хокхерст пришел бы в бешенство!
      Рейли улыбнулся.
      – Мне известно, как вас любит Лили. И она уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как жить.
      Это было самое последнее, что ожидал услышать Деймон от ее любовника.
      – Джеймс! – с негодованием воскликнула Лили. Во время бурной сцены ее золотисто-рыжие волосы освободились от заколок и рассыпались по плечам огненным облаком. – Как ты можешь так говорить?
      – Потому что это правда, – ответил Герой, нисколько не смущенный ее гневом, – и ты сама это знаешь.
      Рейли благожелательно улыбнулся ошеломленному Деймону, и тот почувствовал, что ему становится все труднее питать неприязнь к Герою.
      – Лили, представь меня лорду Хокхерсту.
      – Я знаю, кто вы такой, – буркнул Деймон.
      – Не уверен в этом, – ответил майор.
      – Майор Рейли, мой брат, – неохотно произнесла Лили.
      Увидев лицо опешившего от изумления Деймона, Герой расхохотался.
      Внезапно Деймон почувствовал себя таким счастливым, что, если бы не больная нога, он сплясал бы жигу. Но тотчас же приподнятое настроение сменилось гневом на Лили, столько времени обманывавшей его, заставляя испытать все муки адской ревности.
      – Черт побери, если бы я не был так рад, думаю, я бы тебя придушил. Почему ты не сказала мне правду, когда я пришел сюда первый раз?
      – Потому что ты всегда готов поверить в самое плохое обо мне.
      – Впредь подобное никогда не повторится, – пообещал Хокхерст, прижимая ее руки к губам. – Теперь понятно, почему лицо майора показалось мне знакомым. Это его портрет-миниатюру я видел в Бате.
      – Да, – подтвердила Лили. Облако тревоги набежало на ее лицо. – Деймон, ты должен дать слово никому не говорить о том, что Джеймс – мой брат.
      – Почему?
      За сестру ответил майор.
      – Лили боится, что, если всем станет известно о том, что моя сестра – актриса и мои родители также были актеры, мне придется поставить на военной карьере точку. Покупая офицерский патент, она заставила меня дать слово не рассказывать о нашем родстве ни одной живой душе в Англии, и вот уже столько лет я связан своей клятвой.
      – Гром и молния, Лили, ты купила ему офицерский патент? – воскликнул Деймон. – Неужели ты смогла выложить такую огромную сумму?
      – Я приложила все силы, чтобы собрать необходимые деньги.
      Да, подумал Хокхерст, так же в точности, как она приложила все силы, чтобы содержать семью после гибели родителей. Так же в точности, как приложила все силы, чтобы отправить свою сестру в дорогой пансион. Лили со всем справилась, но ей пришлось очень нелегко. Деймон стиснул зубы при мысли о тех жертвах, что ей пришлось принести.
      – Я ни о чем на свете не сожалею так сильно, как о данном Лили обещании сохранить в тайне наше родство, – сказал Герой. – Я горжусь тем, что я ее брат.
      – Но если всем станет известно о том, что твоя сестра – простая актриса… – начала Лили.
      – Не простая актриса, а звезда лондонской сцены! – воскликнул Джеймс.
      – Дедушку хватит апоплексический удар. Вспомни, как он тобой гордится.
      – Он должен и тобой гордиться! – с жаром возразил ей брат.
      – Однако дедушка питает ко мне совсем иные чувства. Он старый человек, и ему будет очень стыдно, если станет известно о нашем родстве. Я не могу причинить ему такую боль.
      – А обо мне ты подумала? Ты заставляла меня притворяться твоим возлюбленным! – не сдавался Джеймс.
      – Я полагаюсь на твое слово, – упрямо заявила Лили, – хотя ты и нарушил его один раз, открыв правду сэру Роджеру Хилтону.
      – Я не нарушал своего слова! Я обещал тебе не говорить ни одной живой душе в Англии, а Роджер в тот момент находился в Португалии. – Майор повернулся к Деймону. – Перед тем как уйти, я должен обратиться к вам с одной просьбой, милорд. Не причиняйте боли моей сестре. Она – самая лучшая женщина на свете.
      – Уверяю вас, я это знаю и хочу, чтобы она была счастлива.
      Майор улыбнулся.
      – Я так и думал.
      Как только он ушел, Лили сказала:
      – Знаешь, ты постоянно причиняешь мне невыносимую боль. Ты единственный мужчина, которому я принадлежала. Как ты мог поверить, что я брошусь в объятия другого, едва расставшись с тобой?
      – В том-то и дело, что не мог! Это меня бесило больше всего. Но что еще мне оставалось думать, когда по всему следовало, что Джеймс провел ночь у тебя. – Лили по-прежнему сидела на кровати рядом с ним, и Деймон, протянув руку, пропустил сквозь пальцы пышные пряди золотисто-рыжих волос. – Ты представить себе не можешь, через какие муки мне пришлось пройти по твоей милости.
      – А что мне пришлось пережить, – возразила Лили, – видя, как ты прямо у всех на глазах соблазняешь Иону Лоусон!
      – Это она пыталась меня соблазнить, а я ей не мешал, так как хотел быть рядом с тобой. Не мог же я стоять посреди комнаты, словно влюбленный юнец. Я был вынужден делать то, что все от меня ждали, а именно, ухаживать за самой красивой женщиной из числа присутствующих. Только на этот раз, – поспешно поправился он, – по твоей милости мне пришлось довольствоваться второй по красоте.
      Деймон решил не упоминать о том, что, ухаживая за Ионой на глазах у Лили, он надеялся пробудить в молодой актрисе хоть каплю ревности, подобной той, что терзала его самого.
      Отпустив волосы Лили, он положил руку ей на бедро.
      – Проведи эту ночь со мной.
      Судя по взгляду, который бросила на него Лили, ей тоже хотелось этого больше всего на свете, но она покачала головой.
      – Нет.
      – Разве так ведут себя с теми, кого любят?
      Деймон затаил дыхание, опасаясь, как бы Лили не стала отрицать того, что любит его.
      Однако она ограничилась лишь тем, что заметила со вздохом:
      – Это не пойдет на пользу твоему колену.
      – Зато пойдет на пользу всем остальным частям моего тела. – Деймон нежно обхватил руками ее лицо. – Значит, ты признаешь, что любишь меня?
      – Да, – едва слышно подтвердила Лили.
      – Хотелось бы, чтобы ты выразила больше эмоций по этому поводу.
      Лили хотелось того же, но, как ни любила она Деймона, она была не в силах забыть, что он, несмотря на разговоры о любви, не верит в это чувство.
      Деймон потянул ее к себе.
      – Не могу передать словами, как мне не хватало тебя все это время, – сказал он. – По-моему, я ни разу нормально не спал с тех пор, как ты уехала из Хокхилла.
      Лили могла сказать о себе то же самое. Не раз она просыпалась среди ночи, изнемогая от желания оказаться в уютном тепле его объятий.
      Но вот наконец он здесь, и врач сказал, что ему нельзя вставать с постели в течение нескольких дней. Правда, Лили не совсем поняла почему. Нолтон пробормотал что-то насчет «возможного перелома… сказать трудно из-за сильной опухоли… если его куда-нибудь перевозить, может произойти непоправимое…», а Лили, чувствуя себя виноватой в случившемся, постеснялась расспросить подробнее.
      Деймон, скользнув поцелуем по ее губам и шее, зашептал ей на ушко, щекоча своим дыханием:
      – Любимая, позволь провести эту ночь, заключив тебя в свои объятия.
       Любимая!Однако для него это скорее всего случайно вырвавшееся ласковое слово, за которым ничего не стоит. Но все же Лили не могла перед ним устоять.
      – Да, – тихо промолвила она и встала, чтобы снять одежду.
      Она хотела зайти за ширму в углу, но Деймон взмолился:
      – Позволь мне смотреть на то, как ты раздеваешься. У тебя такое прекрасное тело!
      При звуках его низкого голоса, полного страсти, по телу Лили пробежала дрожь восторга.
      Она подчинилась. Холодный воздух овевал ее разгоряченную кожу, но наполненный восхищением взгляд Хокхерста согрел ее. Лили вопросительно посмотрела на ночную рубашку.
      – Нет, – поспешно сказал Деймон, – я хочу, чтобы между нами ничего не было, чтобы нас ничто не разделяло.
      Оставив по его просьбе одну зажженную свечу, Лили скользнула под одеяло, стараясь держаться подальше от больного колена.
      Деймон привлек ее к себе, лаская, дразня и возбуждая своими волшебными прикосновениями, и Лили изогнулась в сладостной неге, стремясь дать выход переполнившей ее страсти. Руки Деймона остановились, и молодая женщина протестующе застонала.
      – Любимая, теперь я хочу, чтобы ты взяла меня, – прошептал он, обжигая горячим дыханием ей ухо.
      Лили, изнемогая от желания, поднялась над ним, открывая свое тело его жадному взору.
      Некоторое время молодая женщина была неподвижна, в безмолвном восхищении разглядывая его могучую грудь, бронзовую от загара, покрытую черными вьющимися волосками.
      Деймон ласково провел ладонью по ее груди.
      – Ты такая прекрасная, такая восхитительная, – с благоговейным восторгом прошептал он. – Я весь в твоей власти, делай со мной, что пожелаешь.
      Лили начала двигаться, сперва медленно, а затем постепенно все убыстряя ритм.
      Внезапно ее тело содрогнулось от восхитительного, безграничного наслаждения, и в тот же миг сорвавшийся с уст Деймона приглушенный стон показал, что и он тоже достиг вершин блаженства.
      А потом он крепко прижал ее к себе, словно опасаясь, как бы она не ускользнула из его объятий, и они вместе погрузились в сладкий сон.

      На следующее утро Деймон проснулся, чувствуя тупую боль в левом колене, тепло тела Лили рядом с собой и глубочайшее счастье, переполнившее его сердце. Если забыть про ноющее колено, он хотел бы просыпаться так каждое утро до конца дней своих.
      Ресницы Лили задрожали и поднялись. Некоторое время она смотрела на него непонимающим сонным взглядом, но затем ее губы изогнулись в сияющей улыбке.
      – Как твое колено? – все еще сонным голосом спросила она.
      – После такой улыбки меня начала беспокоить другая часть моего тела. Поцелуй меня.
      Лили послушно прижалась к его губам долгим нежным поцелуем.
      – Это просто райское блаженство – пробуждаться с твоей улыбкой и поцелуем.
      И Деймон намеревался оставаться в этом раю. Необходимо лишь выяснить, как лучше всего удержать Лили. У него возникла одна мысль, но сначала ему нужно было побольше разузнать про ее родных. Он перекатился на бок, лицом к ней.
      – Насколько я понял, твой знаменитый дед, генерал сэр Френсис Рейли, не признает тебя своей внучкой, и скорее всего он не хотел иметь никаких дел и с твоим братом до тех пор, пока тот не прославился на поле брани.
      Лили подняла брови, несомненно, удивленная подобной темой для утреннего разговора в постели.
      – Действительно, – наконец ответила она с несвойственным ей сарказмом. – Но как только Джеймс стал героем, дедуля поспешил предъявить на него свои права.
      – Ты обращалась к генералу после гибели родителей?
      Лили стиснула зубы.
      – Да, но он даже не захотел меня видеть.
      Деймон представил себе, каково пришлось Лили, семнадцатилетней девушке без гроша в кармане, вынужденной заботиться о себе и младших брате и сестре, и его охватила ярость. Как можно так поступать со своими плотью и кровью?
      Он решил переговорить с престарелым генералом. Надо надеяться, толстокожий тиран будет не в восторге от этого разговора.
      – Дедушка сказал, что не считает меня своей внучкой, – продолжала Лили. – Понимаешь, он отрекся от отца, когда тот женился на моей матери.
      – Потому что она не принадлежала к знатному роду?
      – Напротив, отец моей матери – сэр Джон Дрю.
      Значит, родители Лили принадлежали к двум очень уважаемым семействам. Сэр Джон до самой своей смерти, случившейся лет десять назад, играл важную роль в палате общин.
      Деймон ласково отвел в сторону локон, упавший на лицо Лили.
      – Тогда почему же генерал возражал против брака твоих родителей? По-моему, это была подходящая друг другу пара.
      Вздохнув, Лили перевернулась на спину и уставилась в потолок.
      – Оба деда были против. Они ненавидели друг друга, и оба уже подыскали блестящие партии для своих детей. Они слышать не желали о том, чтобы папа и мама поженились. Переполненные отчаянием, мои родители были вынуждены бежать, и тогда их семьи отказались от них. Им пришлось стать актерами, чтобы зарабатывать на жизнь. К счастью, оба не были обделены талантом, а брат мамы, сбежавший из дома незадолго до этого, уже был в труппе. Он-то и помог моим родителям сделать первые шаги.
      Деймон рассеянно теребил прядь ее волос.
      – Должно быть, генерал пришел в бешенство, узнав, что его сын играет на сцене. Он всегда был самых строгих правил.
      – Да. – Лили по-прежнему, не отрываясь, смотрела в потолок. – Дедушка даже запретил моим родителям использовать в театре фамилию Рейли, заявив, что не позволит марать ее каким-то актеришкам. Вот почему мама и папа, а затем и я выступали под фамилией Калхейн.
      – Насколько мне помнится, – задумчиво произнес Деймон, – у сэра Джона была вторая дочь, которая вышла замуж за лорда Чаринга.
      – Да, леди Чаринг – моя тетя.
      – И она тоже отказалась помочь тебе после гибели родителей?
      – Я даже не обращалась к ней, – сказала Лили, наконец поворачиваясь к нему лицом, – так как знала, что тетя захочет помочь мне, но ее супруг этого не допустит. Однажды, когда мои родители еще были живы, она пыталась им помочь, но он пришел в ярость и запретил ей встречаться с мамой.
      – Да, это похоже на лорда Чаринга. Они с генералом были слеплены из одного теста.
      Стоит ли удивляться, что Лили, имея таких родственников, боится подпасть под власть мужчины?
      – Тебе известно, что лорд Чаринг умер несколько месяцев назад?
      – Я что-то об этом слышала.
      Деймон нежно провел ладонью по щеке Лили, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже.
      – Представляю, каково тебе пришлось после смерти родителей.
      – Да, сперва было очень туго, – призналась Лили. – Вот почему я так рада, что у меня есть актерское дарование. Это позволило мне купить офицерский патент для брата, отправить сестру в первоклассный пансион и самой жить в сравнительном достатке.
      Деймон смотрел на нее с восхищением. Он настолько привык к робким, беспомощным женщинам, встречающим все невзгоды одним средством – слезами.
      – Ты должна гордиться собой.
      – Знаю, – просто ответила Лили.
      И он тоже гордился ею. Красивая, талантливая, умеющая за себя постоять – он любил ее так, как, он думал раньше, невозможно любить женщину.
      – Вот почему театр так для меня важен, – сказала Лили.
      Деймон прекрасно понимал это, особенно учитывая, как блистательно играла она на сцене.
      Он сказал ей об этом, но молодая актриса только усмехнулась.
      – Как ты можешь судить об этом? Ты ведь видел меня только в «Макбете».
      Деймон улыбнулся.
      – С тех пор, как я вернулся в Лондон, я не пропустил ни одного спектакля с твоим участием. И каждый раз, видя тебя на сцене, я все больше и больше ругал себя за то, что так нелестно отзывался о твоем таланте. В свое оправдание могу сказать лишь одно. Меня ввело в заблуждение то, что я встретил тебя в составе жалкой труппы бродячих актеров. Что заставило тебя присоединиться к ним?
      – Долг. Дела у труппы шли очень неважно.
      – Да я уж и сам заметил, – сухо сказал Деймон.
      – Труппой руководит мой дядя, и он упросил меня присоединиться к ней летом на несколько недель, чтобы увеличить сборы. У меня сердце не лежало к этому, но я не могла отказать.
      – Почему?
      – По той же причине, по какой ты терпишь выходки Кассандры. Он мой родственник, и я обязана ему помогать.
      Деймон про себя порадовался совпадению их взглядов на вопрос ответственности перед семьей. Он собрался было заключить Лили в объятия, но она вдруг недовольно нахмурилась.
      – Но почему ты упорно не желал приходить на спектакли с моим участием в Бате?
      Деймон закрыл глаза. Никогда и ни с кем он не обсуждал то трагическое происшествие, воспоминания о котором долгие годы преследовали его. Но сейчас он понял, что должен все рассказать Лили, чтобы она поняла, почему он старательно избегал ее выступлений и почему так вел себя в тот день, когда она уехала из Хокхилла.
      Открыв глаза, он сел в кровати.
      – По той же причине, по которой я всеми силами пытался отговорить тебя ехать в Лондон. – Деймон подложил за спину подушку. – Тебе когда-нибудь доводилось слышать об актрисе по имени Пег Маккей?
      – Она была моей подругой, – мрачно произнесла Лили.
      Выражение ее лица свидетельствовало, что ей уже известна история, которую все считают правдивой. Однако истина известна только ему одному, и он еще ни с кем ею не делился. Поверит ли ему Лили?
      – В таком случае тебе известно, какой очаровательной милашкой была Пег. Мы познакомились, когда она выступала в Эксетере. Пег твердо решила стать моей возлюбленной. Не то чтобы она испытывала какие-то чувства ко мне лично – подобно Ионе Лоусон, ей хотелось добиться известности, завоевав сердце «короля гримерных».
      Спокойный голос Деймона был полон самоиронии, но Лили слишком хорошо его знала, чтобы не понять, что он испытывает на самом деле.
      – Я не имел ничего против того, чтобы ублажить Пег. К несчастью, она… – Деймон умолк, словно подыскивая наименее обидные слова, – …не отличалась особым актерским дарованием.
      Лили вынуждена была признать правоту его слов. Пегги была великолепна в одной роли – в роли Малышки Пикл, но, сколько она ни пробовала себя в других пьесах, результат оказывался плачевным. Однако это не имело особого значения, когда ей приходилось выступать перед непритязательной провинциальной публикой, любившей Пег за ее живую, кипучую натуру. Именно это, а не весьма скромный актерский талант привлекало зрителей на спектакли с ее участием.
      – К несчастью, я неосмотрительно сообщил Пег, какое невысокое впечатление произвела на меня ее игра. Я не хотел ее обидеть, но она не отставала от меня, требуя восхищения и похвал с моей стороны.
      Да, печально подумала Лили, Пег была такой. Всегда недовольная услышанными отзывами, она добивалась от своих поклонников цветистых, напыщенных комплиментов и обижалась и даже впадала в истерику, когда ее чаяния не оправдывались.
      Пылкая натура Пегги имела и оборотную, черную сторону. Потерпев неудачу, девушка впадала в глубокую бездонную меланхолию, из которой ее не могли вытащить ни Лили, ни другие подруги.
      – Поняв, какого невысокого мнения я о ее актерском даровании, – продолжал Деймон, – Пег вбила себе в голову, что должна доказать мне, как я ошибался. И в конце концов я от всего сердца пожалел о том, что имел несчастье видеть ее на сцене.
      Лили нахмурилась.
      – И ты, думая, что я такая же бездарная актриса, как и она, избегал представлений с моим участием?
      Черные глаза Деймона молили о понимании и прощении.
      – Я же обещал, что не стану тебе лгать, а я свое слово держу.
      Да, он прав. И это признание заставило Лили еще глубже почувствовать, как сильно она любит этого удивительного человека.
      – И все же я не понимаю, какое отношение имела Пегги к твоему категорическому нежеланию отпустить меня в Лондон.
      – Чтобы доказать мне, что я ошибался, Пег решила во что бы то ни стало добиться пробной роли или в «Друри-Лейн», или в «Ковент-Гарден». Она бы ни за что не успокоилась до тех пор, пока не добилась бы своего. – Деймон отвернулся к обитой пестрой тканью стене. – К тому времени она мне так надоела, я настолько устал от бешеных перепадов ее настроения, что был готов избавиться от нее любыми способами. И все же я попытался отговорить Пег от поездки в Лондон, так как понимал, что критики разгромят ее в пух и прах, и это будет концом ее карьеры.
      По той же самой причине Лили настаивала на контракте, отвергая приглашения выступить в пробной роли.
      Деймон снова повернулся к ней.
      – Я предупредил Пег, что, если она уедет в Лондон, между нами все будет кончено. Я надеялся, что это ее остановит, но она лишь еще больше распалилась. Она была убеждена, что станет звездой лондонской сцены и после этого я сам приползу к ней. Увы, сбылись мои самые худшие опасения. Пег провалилась в пробной роли, и критики были безжалостными.
      – А ты сдержал свое слово, не захотел даже видеть ее, после чего она покончила с собой.
      Он грустно вздохнул.
      – Нет, Пег даже не сделала попытки связаться со мной. Полагаю, она не находила себе места от унижения. Я в то время был в Хокхилле, и лондонские газеты с критическими отзывами дошли до меня только через несколько дней. Прочтя их, я не на шутку встревожился, сознавая, что Пег может решиться на все.
      Учитывая то, как отчаянно Пегги стремилась к славе и признанию и как тяжело переживала любое критическое замечание, Лили прекрасно понимала его тревогу.
      – Я немедленно отправился в Лондон, но было уже слишком поздно. Пег наложила на себя руки из-за разгромных статей критики, а не потому, что мы с ней расстались. – Деймон смело встретился взглядом с Лили. – Она оставила предсмертную записку, где прямо сказала об этом, однако содержание этой записки не стало достоянием гласности.
      А людская молва возложила всю вину на Деймона! Лили нежно коснулась его руки, и он сразу же накрыл ее руку своей.
      – Когда ты объявила, что отправляешься в Лондон, – печально закончил он, – мне показалось, я заново переживаю тот старый кошмар.
      – Ты считал меня достаточно слабой, чтобы покончить с собой в ответ на плохие отзывы критиков?
      – Нет, но ты ошеломила меня своим известием. Мы были так счастливы в Хокхилле, и я понятия не имел, что ты собираешься уезжать в Лондон. Я был сам не свой, и больше всего на свете мне хотелось избавить тебя от боли и страданий.
      Деймон поднес ее руку к губам.
      – Мною в тот день двигали лучшие побуждения, – грустно заключил он, целуя ее, – но претворил я их в жизнь хуже некуда. Возвращаясь после встречи с мировым судьей, я собирался рассказать тебе про Пег, но ты устроила прощание на людах.
      При воспоминании об этом Деймон нахмурился.
      – Я до сих пор не могу понять, зачем ты это сделала. Такое коварство в духе Оливии.
      – Ты решил, мною движут какие-то корыстные цели? – воскликнула Лили. – Но в чем же именно ты мог меня заподозрить?!
      – В том, что ты стараешься любыми средствами вынудить меня жениться на тебе, – прямо заявил Деймон. – А ты знаешь, как я отношусь к хитрым, корыстным женщинам.
      – Да, и после того, что тебе пришлось перенести по вине Оливии, мне трудно тебя в чем-либо винить. Но у меня и в мыслях не было ничего подобного. Я просто боялась, что, оставшись с тобой наедине, не смогу устоять перед твоими уговорами и останусь в Хокхилле, хотя из-за этого мне пришлось бы потерять все, к чему я так долго стремилась.
      Лили взглянула на раскиданные в беспорядке постельные принадлежности, и ее лицо залила краска.
      – Когда мы одни, ты бываешь очень убедителен. – Подняв голову, она смело встретилась с Деймоном взглядом. – Клянусь, я и не думала о браке. Я знаю, что между нами он невозможен.
      Деймон привлек ее к себе, целуя, обнимая, лаская, пытаясь наверстать то, что упустил в течение долгих горестных дней, недель, месяцев.
      – Каким ослом я показал себя в тот день! – воскликнул он. – Прости, любимая.
      К его удивлению, Лили вырвалась из его объятий. Деймон видел, что сделал ей больно, но не мог понять, чем именно.
      – Не называй меня так! – с жаром воскликнула она. – Я не могу слышать это слово, ведь оно для тебя ничего не значит!
      Деймон растерялся. Он заговорил о любви потому, что это чувство переполняло его сердце. Неужели она не понимает? Нежно обхватив ее лицо ладонями, он заглянул в изумрудно-зеленые глаза.
      – Ты моя любимая, моя единственная! Я всегда буду называть тебя так!
      – Но ты же не веришь в любовь!
      Деймон смахнул с ее лица золотисто-каштановую прядь.
      – Не верил, – поправил он, – до тех пор, пока не повстречал тебя. Ты обратила меня в свою веру.
      И он обязательно найдет способ добиться, чтобы Лили навеки была рядом с ним.
      Деймон почувствовал, что до конца дней своих будет помнить, каким счастьем озарилось ее лицо.
      Выразив свое чувство словами, он принялся доказывать Лили, как сильно он ее любит, всеми другими доступными ему способами.
 
      Позже, спустя много времени, когда Деймон еще лежал в кровати, уткнувшись лицом в подушку, хранящую аромат Лили, молодая женщина вышла, чтобы приготовить завтрак.
      Пусть Лили думает, что брак между ними невозможен. Деймон уже утвердился в своем решении: он женится на ней, каким бы скандалом это ни кончилось. За счастье взять ее в жены он готов заплатить любую цену.
      Послышался осторожный стук в дверь. Оказалось, это пришли брат Лили и Сьюэлл. Преданный конюх принес своему господину свежее белье, туалетные принадлежности и костюм.
      Рейли, одетый по-домашнему в легкие брюки и рубашку с расстегнутым воротником, похоже, не собирался уходить вместе со Сьюэллом. Как только за конюхом закрылась дверь, Джеймс спросил Хокхерста, могут ли они поговорить.
      Деймон кивнул. Он догадывался, что волнует молодого майора, и был рад представившейся возможности как можно скорее объясниться.
      – Я люблю вашу сестру. Очень люблю.
      – Да, знаю. Я сразу это понял, увидев, как вы смотрели на нее в то утро, когда сюда пришли.
      – По-моему, вы удивительно спокойно относитесь к моему пребыванию здесь.
      – Это лишь потому, что Лили безумно в вас влюблена. – Нахмурившись, Рейли отвернулся и уставился на обитую пестрой тканью стену. – Скажу честно, я бы предпочел э… чтобы между вами все было оформлено по закону, но мне понятно, сколько сложностей возникает, когда граф любит актрису.
      – Я намереваюсь жениться на Лили.
      Изумленный майор стремительно обернулся.
      – Но этои есть самая главная трудность.
      – Уже бывали случаи, когда актрисы выходили замуж за знатных дворян, – возразил Хокхерст. – Лорд Крейвен связал себя брачными узами с провинциальной актрисой, а граф Дерби женился на Элизабет Фаррен. Последняя благодаря усилиям своего супруга даже блистала какое-то время в высшем свете. И я тоже сделаю все для своей жены.
      – Но ведь замужество потребует от Лили, чтобы она ушла из театра, – заметил Джеймс. – Мы оба понимаем, что не может быть и речи о том, чтобы графиня Хокхерст выходила на сцену.
      К сожалению, это была правда. И леди Крейвен, и графиня Дерби вынуждены были покинуть театр.
      – Я успел проникнуться глубоким уважением к тому, какое большое место занимает в жизни Лили игра на сцене, – тихо промолвил Деймон. – Ей будет очень трудно расстаться со столь дорогой для нее свободой, но еще труднее будет отказаться от театра. Я слишком сильно люблю Лили и не смогу просить ее пожертвовать тем, что так много для нее значит, но я надеюсь, она пойдет на это добровольно.
      – Однако если Лили откажется, вы не сможете жениться на ней, – печально заметил майор.
      – Да, – согласился Хокхерст.
      Вот как все повернулось! До знакомства с Лили Деймон был уверен, что, если он, непримиримый противник семейных уз, когда-нибудь и выбросит белый флаг, его избранница будет считать себя счастливейшей из женщин. Теперь же дело обстоит наоборот: если Лили примет его предложение и покинет сцену, он будет считать себя счастливейшим из мужчин.
      Открылась дверь, и появилась Труда с завтраком. Следом за ней еще с одним подносом шла Лили. Заговорщически подмигнув Деймону, молодой майор удалился.
 
      Хокхерст два дня оттягивал разговор, должный определить его судьбу, дожидаясь, пока он сможет встать с кровати и начать передвигаться по дому. Между тем он не терял времени даром, стараясь склонить чашу весов в свою пользу. Снова и снова он дарил Лили сладчайшие мгновения любви, используя все мастерство, на какое только был способен. А она, в свою очередь, поражала его глубиной ответной страсти.
      Наконец, набравшись мужества, Деймон приковылял, опираясь на палку, в крохотную гостиную. Молодая женщина писала за столиком в углу. Взглянув на Лили, он понял, что не может жить без нее. Она должна принять его предложение.
      Оторвавшись от письма, Лили взглянула в сторону двери, и ее лицо озарилось радостной улыбкой.
      Деймон неуклюже пробрался к письменному столу между креслами, обтянутыми розовой тканью в цветочек, знакомой ему еще по Бату. Наверное, в таких случаях полагается опускаться на колено, но Деймон опасался, что сейчас у него это вряд ли получится. Поэтому он ограничился тем, что неловко плюхнулся в кресло рядом со столом.
      Лили в ожидании посмотрела на него.
      Теперь, когда наконец настал решающий момент, Деймон вдруг к своему ужасу обнаружил, что не помнит ни слова из тщательно заготовленной пылкой речи.
      Пока он, напрягая память, судорожно пытался собраться с мыслями, Лили обвела рукой маленькую гостиную.
      – Здесь так тесно. Должно быть, тебе не терпится перебраться к себе в Хокхерст-Хауз.
      – Да, но только в том случае, если ты переедешь туда вместе со мной. – Увидев ее потрясенное лицо, Деймон поспешно выпалил: – Любимая, переезжай ко мне!
      Перо выпало из рук Лили, оставив черные кляксы на ее письме к Саре. Значит, Деймон хочет объявить всему свету, что она его любовница!
      – Я знаю, любимая, как ты гордишься своей независимостью, – продолжал он. – Мне понятно твое нежелание уступить контроль над своей жизнью мужчине, но я клянусь, что буду всю жизнь заботиться о тебе.
      – Всю жизнь? Для содержанки это слишком долгий срок!
      – Для содержанки? – Деймон растерянно моргнул. – Я прошу тебя стать моей женой.
      Опешившая Лили уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова.
      – Ты шутишь! – наконец обрела она дар речи.
      Деймон, наклонившись к ней, нежно обхватил ее лицо.
      – Никогда в жизни я еще не был так серьезен.
      На мгновение Лили воспарила к заоблачным вершинам счастья, но ее радость тотчас же испарилось, рухнув в бездну жестокой действительности. Деймон потянулся к ней, ища поцелуем ее губы, но Лили испуганно отшатнулась от него.
      – Деймон, ты не можешь жениться на мне! Для тебя это будет конец. Свет от тебя отвернется.
      Он улыбнулся, и в его бархатных глазах было столько любви, что у Лили навернулись слезы.
      – Нет, – спокойно, но решительно произнес он. – Я позабочусь о том, чтобы нас с тобой приняли, как в свое время были приняты граф и графиня Дерби.
      Но ведь Элизабет Фаррен, после того, как она вышла замуж, пришлось покинуть сцену. Лили вложила в любимое ремесло столько сил и труда и вот наконец достигла вершин успеха. Мысль о том, что от всего этого придется отказаться, казалась ей невероятной. И пугающей. Театр так долго был ее единственной опорой в жизни!
      – Деймон, ты ведь знаешь, как много значит для меня сцена.
      – Ты сможешь сколько тебе заблагорассудится участвовать в любительских спектаклях – и здесь, в Лондоне, и в Хокхилле.
      – Но это же совершенно разные вещи!
      Между любительскими постановками и профессиональной сценой бездонная пропасть. По сути дела, Деймон вынуждает ее сделать выбор между тем, что ей дороже всего на свете – между ним и театром.
      – О, Деймон, – взмолилась Лили дрогнувшим от волнения голосом, – прошу тебя, не уговаривай меня отказаться от карьеры.
      Он схватил ее руки.
      – Не буду. Выбор за тобой, любимая.
      – Но ведь, если я не уйду со сцены, мы с тобой не сможем жениться, да?
      – Да, – мрачно подтвердил Деймон.
      Сердце Лили разрывалось при мысли о том, какой невыносимо мучительный выбор она должна сделать.
      Но еще хуже было то, что она прекрасно понимала, какую непомерную цену заплатит Деймон за этот брак. Лили вовсе не разделяла его оптимизма по поводу того, что ему удастся заставить свет принять ее в качестве его жены. В противном случае их союз станет для Деймона и детей, которые у них родятся, настоящей катастрофой. Из-за нее они превратятся в изгоев общества.
      Возможно, сейчас Деймон предпочитает не заглядывать в будущее или же надеется, что легко перенесет презрение света. Если так, он глубоко ошибается. Так же, как ошибался отец Лили. К счастью, его любовь к жене не ослабла, когда общество отвернулось от них, но ему было очень больно. Лили не могла допустить, чтобы Деймон страдал из-за нее так, как в свое время страдал ее отец.
      А что, если любовь Деймона превратится в ненависть?
      От этой мысли сердце Лили болезненно сжалось. Она должна отказаться от великодушного предложения Деймона ради него самого и ради детей, которым никогда не суждено родиться.
      Последние сомнения рассеялись. Она должна быть твердой. До тех пор, пока она не откажется от сцены, их брак с Деймоном невозможен. Это ее самое действенное оружие.
      – Умоляю тебя, скажи, чем мне придется занимать себя, если я оставлю театр? Или ты хочешь, чтобы я превратилась в скучающую бездельницу, единственным развлечение которой станет бесконечная смена нарядов и бесцельное шатание с бала на бал?
      – У тебя будет очень важное занятие, – с жаром возразил Деймон. – Ты будешь моей супругой и матерью моих детей. Я предлагаю тебе стать моей женой, потому что хочу, чтобы у нас была семья.
      – Мне тоже этого очень хотелось бы, – с бесконечной тоской в голосе призналась Лили. – Увы, этому не суждено осуществиться. Прости, Деймон, но я не смогу отказаться от театра.
      Боль, наполнившая взгляд Деймона, острым ножом полоснула ее по сердцу. Он резко отпустил руки Лили.
      – Если бы ты любила меня хоть в половину так сильно, как люблю тебя я, ты бы согласилась.
      – А если бы ты любил меня хоть в половину так, как утверждаешь, ты бы мне такое не говорил!
      – Послушай, Лили, – взмолился Деймон. – До встречи с тобой я не верил в любовь, но ты доказала мне, как сильно я ошибался. И вот теперь я хочу о тебе заботиться, оберегать, дать тебе свое имя, хочу растить с тобой наших детей. Неужели это ничего для тебя не значит?
      Значит, значит! Больше, чем Лили могла высказать словами.
      – А если ты забеременеешь? – тихо спросил Деймон. – Несмотря на все предосторожности, этого тоже нельзя исключать.
      – Вовсе не обязательно, чтобы это случилось именно с нами, – резко возразила Лили.
      Отчаянно желая рассеять тучи, затянувшие лицо Деймона, она обвила руками его шею, что есть силы притягивая его к себе.
      – О, Деймон! Я люблю тебя так сильно, что это не передать никакими словами. Мы были так счастливы эти два дня. Ну почему мы не можем и дальше продолжать жить так же?
      Деймон крепко прижал ее к себе.
      – Я тебя люблю, Лили, и соглашусь на все, лишь бы оставаться рядом с тобой. – В его голосе было столько печали, что Лили захотелось плакать. – Я принимаю все твои условия, но все же надеюсь, что в самое ближайшее время к ним добавится и узаконенный перед небом и людьми брак.

      Деймон так быстро уступил желанию Лили продолжать отношения, не заводя речь о замужестве, потому что рассчитывал в самом скором времени убедить ее переменить свое решение. Но молодая актриса упрямо не желала расставаться со сценической карьерой.
      Надеясь рассеять опасения Лили по поводу материальной зависимости, Деймон предложил заключить брачный контракт, предусматривающий ежемесячные щедрые выплаты на текущие расходы, а также значительную сумму на тот случай, если с ним что-либо произойдет.
      Любая другая женщина из тех, которых ему доводилось встречать, с готовностью уцепилась бы за это предложение, но Лили его отвергла.
      Вдобавок ко всему Деймона угнетало нежелание Лили принимать от него подарки. Она постоянно повторяла, что ей нужна только его любовь. Вначале Деймон был даже рад этому, так как прежде ему прохода не давали женщины, требующие от него денег и дорогих нарядов.
      Однако вскоре все это стало его огорчать. Деймону хотелось осыпать Лили осязаемыми доказательствами своей любви, но она была непреклонна. Она даже не позволяла ему купить или снять особняк, где бы они могли встречаться.
      – Какой прок от моего состояния, если я не могу потратить из него ни пенни на женщину, которую люблю? – ворчал Деймон.
      Дни шли по установившемуся порядку. В те вечера, когда у Лили была репетиция перед спектаклем, Деймон уезжал в Хокхерст-Хауз заниматься своими делами. Затем, одевшись, он отправлялся в театр. Хокхерст не пропустил ни одного спектакля с ее участием, но после травмы он ни разу не появлялся за кулисами, не желая привлекать внимания к их отношениям, и после представления отправлялся в клуб. Домой Лили провожал брат.
      Те дни, когда у Лили не было спектаклей, они проводили вместе: разговаривали, играли в шахматы, предавались утехам любви. Как только нога Деймона зажила настолько, что он смог обходиться без палки, они начали совершать прогулки по Лондону.
      Однажды в начале декабря Лили, вернувшись домой, застала Деймона, с грустным видом стоящего у окна, за которым белыми хлопьями падал мокрый снег. Увидев меланхолическое выражение его лица, она сразу же встревоженно спросила, в чем дело.
      – Мне хотелось бы на Рождество уехать в Хокхилл. Этот праздник я больше всего люблю встречать именно там.
      – Так поезжай.
      Деймон резко отвернулся от окна.
      – Только если ты поедешь со мной!
      – У меня на той неделе не будет спектаклей, так что я смогу тоже съездить в Хокхилл.
      Его лицо пересекли решительное складки.
      – Только в том случае, если ты будешь моей женой. В Хокхилле ты появишься лишь в качестве его хозяйки, а не моей любовницы.
      Лили нежно провела пальцами по его щеке.
      – Пожалуйста, Деймон, не надо заговаривать о браке. Мы ведь были очень счастливы эти три недели, разве не так?
      – Я был бы гораздо более счастлив, если бы ты стала моей женой.
      Лили поспешила перевести разговор на другую тему:
      – Кстати, о Рождестве. Что бы ты хотел от меня в подарок?
      – Наследника, или по крайней мере первые шаги в этом направлении. И только это.
      А для этого необходимо, чтобы Лили вышла за него замуж. В противном случае ее внебрачный ребенок не будет иметь никаких прав на титул отца, и они оба это прекрасно понимали.
      – Это невозможно, – тихо промолвила Лили.
      – Это очень даже возможно – мешает только твое упрямство.
      После этого Хокхерст больше не заводил разговоров о браке, но его решимость сделать Лили своей женой крепла с каждым днем. Хотя он больше не пытался ее переубедить, эта мысль не выходила у него из головы. Но Деймон не мог забыть и просьбу Лили: «Умоляю тебя, не заставляй меня делать выбор между тобой и театром».
      Чем дольше Хокхерст думал об этом, тем больше утверждался во мнении, что Лили не должна выбирать. Он сам в сердцах обвинил ее в том, что она упрямая, но он и сам не без греха. А если бы Лили попросила его выбрать между ней и чем-нибудь столь же дорогим его сердцу, как Хокхилл? Разве он не переживал бы по этому поводу?
      У Лили – выдающийся талант, и если он ее действительно любит, ему нужно постараться, каких бы трудов это ни стоило, предоставить ей возможность как можно полнее этот талант раскрыть. Так что пусть после того, как они с Лили поженятся, она продолжает играть в театре.
      Конечно в свете это вызовет небывалый скандал, но какое ему до этого дело? Деймон был решительно настроен обеспечить Лили место в обществе, по праву принадлежащее ей как графине.
      Вот достойная задача! Хокхерст начал готовиться к ее решению с той же тщательностью, с которой сам герцог Веллингтон разрабатывал планы своих кампаний.
      Первым делом он нанес визит своей тетушке леди Эдит Перселл. Обменявшись приветствиями с престарелой дамой, Деймон сразу же перешел к делу:
      – Вчера я получил письмо от Кассандры. Она безмерно счастлива, что вы согласились в следующем сезоне взять ее под свое покровительство. – Он с чувством пожал пухлые руки тетушки. – Я вам очень признателен. А теперь мне придется попросить вас о втором, еще более трудном одолжении.
      – Что стряслось? – встревоженно спросила леди Перселл. – Мне еще никогда не приходилось видеть тебя таким подавленным.
      Деймон выпустил ее руки:
      – Я влюблен, очень сильно влюблен и собираюсь жениться. И мне бы хотелось, чтобы вы позаботились о том, чтобы мою жену приняли в обществе должным образом.
      Его тетка удивилась бы меньше, если бы Деймон сказал ей, что солнце встает не утром, а в полдень.
      – Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя подобное признание. Я ее знаю?
      – Вы не знакомы лично, но она вам известна: это Лили Калхейн.
      – Актриса? Ну удивил так удивил! Но ведь, насколько я слышала, у нее есть любовник – майор Рейли.
      – Нет, Джеймс Рейли – ее родной брат.
      – Но это же означает…
      – Вот именно. Лили происходит из двух знатных родов. Она – внучка сэра Джона Дрю и генерала сэра Френсиса Рейли. Помимо того, Лили племянница леди Чаринг. И она будет моей женой. Я хочу обеспечить ей место в обществе, которое должно быть у нее по праву.
      – Лили Калхейн – самая популярная актриса на лондонской сцене. Какой шум поднимется, когда выяснится, что она покидает театр и выходит за тебя замуж.
      – Лили не уйдет из театра.
      – Но не можешь же ты позволить своей жене выходить на сцену! – воскликнула леди Перселл.
      – Могу. И именно это я и собираюсь сделать.
      В конце концов, как и рассчитывал Деймон, тетка согласилась ввести Лили в свет.
      – Но тебе никогда не удастся заставить твердолобого старика генерала Рейли признать ее своей внучкой, – на прощание предостерегла его она.
      Хокхерст загадочно улыбнулся:
      – Посмотрим.
      Следующий визит он нанес леди Чаринг, увядающей красавице, чьи зеленые глаза сразу же напомнили ему Лили. Леди Чаринг без колебаний выразила готовность оказать племяннице посильную помощь.
      – После смерти сестры я умоляла лорда Чаринга взять к нам ее детей, – со слезами в голосе призналась она, – но он был категорически против и даже не позволил мне присутствовать на похоронах.
      По тому, как леди Чаринг произнесла имя своего покойного супруга, Деймон сделал вывод, что она, как и Феба, рада своему вдовству.
      Последний визит в этот день Хокхерст нанес генералу сэру Френсису Рейли.
      Растрепанный старый слуга, судя по всему, не привыкший встречать таких знатных особ, провел нежданного гостя в библиотеку.
      Хокхерст не прождал и двух минут, как в комнату торопливо вошел сам дед Лили. Его морщинистое лицо не покидала улыбка, а с уст сыпались подобострастные слова приветствия.
      – Лорд Хокхерст, какая приятная неожиданность!
      С первого взгляда Деймон заключил, что генерал Рейли был безжалостным тираном по отношению к своим подчиненным и лебезил перед всеми, кто занимал более высокое положение. Лицо и руки генерала покрылись старческими пятнами, но сухощавая фигура еще хранила следы армейской выправки. Хокхерст предположил, что суровая внешность старика как нельзя лучше соответствовала его характеру.
      – Чем я обязан чести принимать такого важного гостя, милорд?
      – Вашей внучке.
      Улыбка на лице старика мгновенно погасла.
      – У меня нет внучек, есть только один внук. Возможно, вы слышали о нем: майор Джеймс Рейли, герой Тулузы.
      Хокхерст даже не пытался скрыть свой гнев.
      – Если майор Рейли ваш внук, то у вас есть еще две внучки, Сара и Лили Калхейн, хотя вы не заслужили права именоваться их дедом.
      – Прошу прощения, я вас не понимаю, милорд, – надменно заявил сэр Френсис.
      – Нет, вы должны просить прощения не у меня – у Лили, – ледяным тоном произнес Деймон. – Вы должны гордится ею. Это самая замечательная женщина, какую я только встречал в жизни, и к тому же блистательная актриса. Вам приходилось видеть ее на сцене?
      Генерал, похоже, пришел в ужас.
      – Я ни за что на свете не опущусь до этого. Но почему вы ее защищаете? Впрочем, конечно же, мне следовало догадаться. Граф Хокхерст, знаменитый «король гримерных»! Она ваша любовница?
      Нет, не любовница, подумал Хокхерст, а возлюбленная. А это огромная разница. Лили открыла ему глаза – как и на многое другое, в том числе на то, что такое настоящая любовь.
      – В самом ближайшем будущем она станет моей женой, – холодно произнес Деймон. – Генерал, будете ли вы склонны признать свою внучку, когда она станет графиней Хокхерст?
      Старик раскрыл рот от изумления:
      – Неужели вы действительно собираетесь на ней жениться? Свет вас отвергнет!
      Несомненно, только это и имело значение для старого генерала.
      – Что ж, Лили стоит того. Однако для нееимеет большое значение, как отнесется ко мне высший свет, и именно поэтому я собираюсь приложить все силы к тому, чтобы приняли нас обоих.Я хочу, чтобы Лили заняла место в обществе, принадлежащее ей по праву как моей супруге и вашей внучке.
      – Значит, вам удалось убедить ее оставить сцену?
      – Нет, я не требую от нее такой жертвы. Лили не хочет уходить из театра, и она будет продолжать играть.
      Генерал побелел от злости:
      – Да вы просто безумец, если собираетесь пойти на это!
      – Нет, я был бы безумцем, если бы заставил ее зарыть в землю свой талант.
      Водянистые старческие глаза генерала превратились в две щели.
      – Ни за что на свете я не признаю вульгарную комедиантку своей внучкой!
      Деймон понял, в кого Лили такая упрямая.
      – Вы отказываетесь признать Лили своей внучкой только потому, что боитесь, как бы общество не отвергло вас. Неужели вы настолько трусливы, генерал?
      Лицо сэра Френсиса залила краска.
      – Я не допущу, чтобы гордую фамилию Рейли пятнала дешевая актриса!
      – На честь вашей семьи бросает пятно не Лили, а кое-кто другой.
      – Кого вы имеете в виду? – испуганно встрепенулся генерал.
      – Вас! Обещаю, я позабочусь о том, чтобы вся Англия узнала о вашем постыдном поведении.
      – Мне никогда не приходилось краснеть за свои поступки.
      – Неужели? А какими словами можно назвать то, что вы с чудовищной жестокостью прогнали обратившихся к вам за помощью собственных внуков, вынудив не имеющих ни гроша сирот самим добывать себе кусок хлеба? – голос Хокхерста наполнился презрением. – Заверяю вас, что весь свет проникнется к вам отвращением, когда узнает, как ваша безграничная черствость заставила семнадцатилетнюю девочку пойти на сцену, чтобы прокормить себя и брата с сестрой. Наперекор всем трудностям ей удалось сохранить семью и даже отложить денег, чтобы купить брату офицерский патент, подарив таким образом Англии героя.
      Деймон умолк, давая возможность генералу осмыслить его слова. Затем он продолжил ледяным тоном:
      – Обещаю, что все будут восторгаться мужеством и благородством Лили и осуждать ваш отвратительный поступок. – Это шантаж! – воскликнул Рейли, брызгая слюной.
      – Нет, это справедливость.
      – Вы насильно заставляете меня признать Лили.
      – Больше того, вы раскроете перед ней свои объятия, как раскрыли их перед ее братом – когда он прославился на поле битвы и стал национальным героем.
      Некоторое время старик молчал. Наконец гордая военная осанка исчезла, плечи бессильно опустились. Генерал признал поражение.
      – Вы не оставляете мне выбора, – желчно произнес он. – Но все ваши усилия бесполезны. Если эта женщина не откажется от театра, общество ее ни за что не примет.
      – Примет, положитесь на мое слово, – решительно заявил Хокхерст.
      Генерал изумленно уставился на него:
      – О боже, а ведь вы добьетесь своего!
 
      Лили не надо было выходить на сцену ни в этот вечер, ни в следующий, чему она была очень рада. Обычно полная энергии, жизнерадостная, молодая женщина сегодня почему-то чувствовала себя очень уставшей. Всегда с нетерпением ожидавшая спектакля, сегодня Лили с облегчением думала, что ей не нужно ехать в театр. Гораздо приятнее будет провести вечер у камина в гостиной, беседуя с Деймоном.
      Когда Лили после ужина отказалась от обычной партии в шахматы, Деймон озабоченно справился, как она себя чувствует.
      – Любимая, ты сегодня сама не своя, – заметил он, заключая ее в свои объятия.
      Лили рассказала ему, что с утра испытывает какую-то слабость.
      – Но ничего, завтра все будет в полном порядке.
      – Ты сегодня просто восхитительна!
      Взгляд черных глаз скользнул по голубому шелковому платью с глубоким декольте, задержавшись на соблазнительной выпуклости груди. Деймон ласково прикоснулся кончиком большого пальца к ее вершинке, но Лили вздрогнула.
      – Любимая, я сделал тебе больно? – удивился он.
      – Она у меня сегодня почему-то слишком чувствительна.
      Задумчиво посмотрев на нее, Деймон направился к дивану перед камином. Лили устроилась рядом с ним, и он, поцеловав ее, глухо произнес:
      – У меня в кармане лежит вещь, не имеющая денежной стоимости, но, надеюсь, ты примешь этот подарок как свидетельство моей бесконечной любви.
      Обнимая Лили одной рукой, другой Деймон достал из кармана сложенный лист бумаги.
      – Что это? – озадаченно спросила молодая женщина.
      Он протянул ей бумагу:
      – Мое имя.
      Развернув лист, Лили увидела, что это специальная лицензия на их брак.
      – Я договорился со священником, – улыбнулся Деймон, – он обвенчает нас завтра.
      Лили попробовала было возразить, но он приложил к ее губам палец.
      – Я не прошу тебя оставить сцену. После свадьбы ты сможешь продолжать играть в театре. Чем ты так поражена?
      Лили была уверена, что в этом Деймон никогда не уступит. Его поступок тронул ее до глубины души. Но в то же время она поняла, что лишилась самого действенного довода не принимать предложение Деймона.
      – Деймон, – слабым голосом прошептала Лили, – но ведь это немыслимо, чтобы графиня играла в театре.
      – Еще более немыслимо, чтобы мы с тобой не могли пожениться. А ни на что меньшее я не согласен.
      – Я не могу опозорить тебя и твою семью, выйдя за тебя замуж.
      – Любимая, этим ты окажешь мне огромную честь!
      Лили сглотнула комок в горле. Деймон заговорит иначе, когда из-за нее общество отвернется от него самого и его детей. Он осознает, какую цену ему пришлось заплатить за этот брак, и его любовь превратится в ненависть. Лили не могла даже думать об этом.
      – Нет, мой милый дорогой Деймон, я не могу выйти за тебя замуж.
      Деймон застыл. Заглянув в его черные глаза, Лили вздрогнула. Он был вне себя от ярости.
      Впрочем, можно ли его в этом винить? Он был готов пойти ради нее на такую жертву!
      Которую Лили не могла от него принять.
      Лили обвила его руками, желая положить конец их ссоре.
      – Пожалуйста, Деймон, почему мы не можем продолжать, как прежде? Я тебя очень люблю. – Она потянулась поцеловать его. – Пожалуйста, поцелуй меня.
      Деймон грубо отстранил ее от себя.
      – Значит, я достаточно хорош на роль любовника, но в мужья не гожусь, – процедил он сквозь зубы. – Что ж, Лили Калхейн, я даю тебе слово, что больше не поцелую тебя до тех пор, пока мы не поженимся.
      Лили ошеломленно, растерянно смотрела, как он стремительно вышел из комнаты. Через мгновение хлопнула входная дверь.

      Первое время Лили надеялась, что Хокхерст не сдержит своего обещания. Как только он чуть поостынет, так сразу же вернется.
      Однако Деймон не пришел ни на следующий день, ни через вечер.
      Джеймс, заметив красные глаза сестры и отсутствие Хокхерста, спросил, в чем причина ссоры.
      Лили честно призналась ему во всем.
      – Неудивительно, что Деймон пришел в бешенство, – сказал брат. – Он согласился на все твои условия, а ты по-прежнему отказываешься выходить за него замуж.
      В театр в этот вечер Лили поехала с разбитым сердцем. Ей предстояло играть Зару в «Невесте в трауре», но она никак не могла сосредоточиться на роли, постоянно думая о том, присутствует ли Деймон в зрительном зале. К концу спектакля Лили чувствовала, что это самое плохое выступление с тех пор, как ее пригласили в «Ковент-Гарден».
      Расстроенная и мрачная, молодая актриса прошла в гостиную. Хокхерста, разумеется, там не было – он ни разу не появлялся за кулисами с тех пор, как Иона Лоусон его поцеловала.
      Все поклонники Лили отметили, что она молчалива и подавлена. Когда наконец за ней приехал Джеймс, она бросилась ему навстречу, радуясь возможности скорее уехать домой.
      Но не успел брат взять ее под руку, как в комнате появился Хокхерст. Он сразу же направился прямо к ним. На его губах витала улыбка, но глаза были черными и непроницаемыми, словно безлунное ночное небо. Лили затаила дыхание, внезапно встревоженная тем, что он сейчас сделает.
      Вежливо, но громко, так, что его голос донесся до самых дальних углов комнаты, Деймон произнес:
      – Джеймс, сегодня я провожу Лили домой.
      В комнате воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие с любопытством следили за происходящим.
      Майор Рейли, добродушно улыбнувшись, тотчас же протянул Деймону руку сестры.
      – Конечно, милорд. Я знаю, что она предпочитает ваше общество моему.
      Лили захотелось надрать брату уши. Она почувствовала, что щеки ее пылают. Осознав, что, если она откроет рот, будет только хуже, молодая женщина безропотно протянула Деймону руку и направилась к выходу.
      Дорогу им преградил лорд Рудольф Оулдфилд, самый гнусный лондонский сплетник.
      – Значит, Ястреб предложил Лили карт-бланш?
      – Нет, – спокойно ответил Хокхерст. – Я предложил ей выйти за меня замуж.
      В наступившей тишине был слышен только легкий шелест чьих-то юбок. Эта новость потрясла всех.
      – К несчастью, – продолжал Деймон, обращаясь к Оулдфилду, – Лили отвергла мое предложение.
      Еле слышные «ОХ» и «АХ», раздавшиеся в ответ, лишь в малой степени выражали всеобщее изумление.
      – По-видимому, она все же предпочитает майора Рейли, – ухмыльнулся Оулдфилд, кивая на Джеймса.
      – Майор Рейли – родной брат Лили, и он дал согласие на наш брак. Даже ее заносчивый дед генерал сэр Френсис Рейли не имеет ничего против. – Деймон печально вздохнул. – Но, несмотря на это, Лили и слышать не желает о браке. Не так ли, любимая?
      Лили не смогла бы вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Оглушенная признанием Деймона, она прошла вслед за ним мимо лорда Оулдфилда и дальше на улицу, в ночь, где их ждал экипаж.
      Только сев в него, она набросилась на Деймона с упреками.
      – Зачем ты это сделал? Завтра же о нас будет говорить весь Лондон!
      – Да, – согласился он, цинично усмехаясь. – Я только что обеспечил гарантированный аншлаг на все спектакли с твоим участием. Теперь можешь не стараться любезничать с поклонниками в театральной гостиной, это тебе уже не нужно.
      Экипаж тронулся.
      – Как ты мог заявлять о таких личных вещах всему свету! – простонала Лили.
      – Лили, я хочу, чтобы весь свет и ты в том числе знали, что я гордился бы тем, что ты моя жена. Я просто в отчаянии. Как мне убедить тебя, что больше медлить нельзя?
      Она непонимающе уставилась на него.
      – Что значит «медлить больше нельзя»?
      Деймон нахмурился:
      – Так ты еще ничего не поняла, да?
      – Не знаю, о чем ты. Нет, я не могу выйти за тебя замуж. Деймон, послушай…
      У него на щеке судорожно задергалась жилка.
      – Лили, я желаю услышать от тебя только одно слово! Всего лишь одно слово: «Да». – Он отодвинулся от нее в самый дальний угол экипажа. – А до тех пор нам с тобой не о чем говорить.
      – Это же…
      – Лили, ни слова, – резко оборвал ее Деймон. – Я хочу услышать от тебя только одно: «Да».
      Ну хорошо, раз он собирается упрямо стоять на своем, она будет совсем молчать. Лили тоже забилась в дальний угол экипажа, и всю дорогу до ее дома они не проронили ни слова.
      Так же молча Хокхерст проводил молодую женщину к ее квартире. Лили первой вошла в прихожую и, услышав, как хлопнула входная дверь, стремительно обернулась, готовая выплеснуть на Деймона переполняющую ее ярость. Но в прихожей никого не было. Деймон ушел, не проронив ни звука. Лили залилась горькими слезами.
 
      Хокхерст и Лили стали самой излюбленной темой лондонских сплетен.
      Все, начиная от ее собственного брата и кончая Брэндоном Джеромом, дали ясно понять молодой актрисе, что, после того как она отвергла предложение Хокхерста, считают ее неизлечимо душевнобольной.
      Деймон оказался прав, предсказав Лили, что всем спектаклям с ее участием обеспечен полный аншлаг. Даже люди, совершенно далекие от театра, выстаивали огромные очереди за билетами, чтобы увидеть актрису, отказавшуюся выйти замуж за «короля гримерных».
      Сам же «король», однако, тщательно избегал появляться в своих владениях.
      Джеймс передавал сестре, что Хокхерст постоянно появляется в свете – играет в карты в Уайт-клубе или танцует до утра на балах.
      Лили очень хотелось спросить у брата, кто те счастливые красавицы, которых Деймон приглашал на танец, но вместо этого лишь желчно заметила:
      – Показывает всему свету, что я его не интересую.
      – Нет, он показывает всему свету, что не спит с безмозглой дурой, которая, как он надеется, когда-нибудь все же станет его женой.
      Лили отправила Деймону записку с просьбой зайти к ней.
      Деймон не пришел, ответив ей письмом:
       «Я приду, когда скажешь: «Да». Тогда у нас будет о чем поговорить».
      Лили сердито скомкала его послание. Неужели слепец не может понять, что она думает не столько о себе, сколько о нем?
      Ей так не хватало Деймона. Дни, стремительно пролетавшие один за другим, когда он был рядом, теперь тянулись невыносимо медленно. Лили изнывала от желания быть вместе с Деймоном, в постели и вне ее. «Но ему, – печально думала она, – вероятно, неведомы подобные муки».
 
      Лили с трудом оторвалась от тазика. Ей стало лучше, но незначительно. Вот уже третье утро подряд она просыпалась с головокружением и тошнотой. И это только подкрепляло ее подозрения, что неизбежное произошло.
      Как ни скучала Лили по Деймону, сейчас она была рада, что его нет рядом. Он немедленно догадался бы обо всем, как догадалась Труда, сразу же выложившая все Джеймсу.
      – Ну, может быть, теперь-то у тебя хватит ума выйти замуж за Хокхерста, – сказал Лили брат. – Ты говорила ему о том, что беременна?
      – Нет, – призналась она.
      Вероятно, она пошла бы к Деймону, но только ей не было известно, в Лондоне ли он. До Рождества оставалось всего четыре дня, и Хокхерст мог уехать к себе в имение. Впрочем, Лили не очень-то и хотелось разговаривать с ним. Это известие лишь усугубит дурное настроение Деймона, который с новым рвением возобновит свои уговоры.
      Лили с горечью гадала, захочет ли он вообще говорить о ее беременности до тех пор, пока она не ответит «да» на его предложение.
      Лили расплакалась. Теперь, когда она носила под сердцем новую жизнь, слезы начинали литься по любому поводу. Похоже, она стала такой плаксой, какой раньше была Феба.
      Захлестнутая новой волной тошноты, Лили снова склонилась над тазиком.
      Дверь в туалетную комнату бесшумно отворилась, но Лили решила, что это Труда.
      Содрогаемая спазмами рвоты, Лили вдруг почувствовала, как чья-то рука нежно подхватила ее за лоб, в то время как другая начала ласково поглаживать по спине. Тошнота быстро прошла. Туалетная комната наполнилась ароматом сандалового дерева.
      Потрясенная Лили оглянулась.
      У нее за спиной стоял Деймон. Его лицо было мрачным, но в глазах светились любовь и сострадание.
      Лили порывисто поднялась, торопливо размазывая по щекам слезы. Ее состояние было близким к панике. Что сказать Деймону?
      Он смахнул с ее лица волосы, затем ласково вытер большим пальцем слезы.
      – Любимая, по-моему, нам пора поговорить о нашемребенке.
      Деймон произнес слово «нашем» с такой бесконечной нежностью, что Лили внезапно почувствовала себя счастливой, какой не была уже много дней.
      – Откуда ты знаешь? – всхлипнула она.
      Ах да, конечно, ему все рассказал Джеймс. – Я заподозрил это еще раньше тебя, – улыбнулся Деймон. – Тебе стало частенько нездоровиться, твоя восхитительная грудь налилась и начала болеть.
      – Ты сердишься на меня?
      По виду не похоже, но ей необходимо знать наверняка.
      – Из-за ребенка? Наоборот, я рад. Я рассержусь только в том случае, если ты будешь продолжать упрямиться. Но тогда я приду в бешенство. Я не хочу, чтобы мой сын был незаконнорожденным.
      – Ты же еще не знаешь, будет ли это сын, – напомнила ему Лили.
      – Сын или дочь – мне все равно. Я не хочу, чтобы на моих детях стояло клеймо незаконнорожденных. Вот почему я говорил тебе, что больше медлить нельзя. Давай поженимся и уедем на Рождество в Хокхилл.
      Лили больше всего на свете хотелось того же самого, но Деймону придется слишком дорого за это заплатить.
      Его глаза, цвета дорогого отборного шоколада, блеснули.
      – Любимая, давай поженимся прямо сейчас, и я получу к Рождеству подарок, который так хочу.
      – Деймон, я не могу…
      – Послушай, Лили, – решительно оборвал ее Деймон. – Если ты откажешься выйти за меня замуж, тебя за это буду проклинать не только я, но и ребенок, которого ты носишь. Только подумай, чего ему будет стоить твое упрямство. Вместо того чтобы войти в этот мир окруженным заботами и любовью, наследником гордого титула и огромного состояния, он родится без имени, не имея никаких прав на то, что должно принадлежать ему. Об этом Лили не думала. Она печально уронила голову.
      Деймон взял ее за подбородок, чтобы смотреть ей в глаза.
      – Можешь ли ты поступить так с невинным младенцем, особенно если это твоя плоть и кровь?
      Нет! Да поможет ей господь! – Лили, ты не имеешь права лишать нашего ребенка наследства. Если это будет мальчик, возможно, со временем он возненавидит тебя за то, что ты сделала.
      Деймон прав, и при мысли о том, что его предсказание сбудется, в груди у Лили все перевернулось. Она разрывалась между тем, что лучше для еще не родившегося ребенка и что лучше для его отца.
      Поморгав, чтобы прогнать непрошеные слезы, Лили посмотрела в суровые глаза Деймона.
      – Любимый, дорогой, но ведь если я выйду за тебя замуж, ты сам со временем возненавидишь меня за то, как дорого тебе придется за это заплатить. Я не смогу этого пережить.
      Он ласково провел ладонью по ее щеке:
      – Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Лили. И что ты имеешь в виду, говоря, что мне придется дорого заплатить за брак с тобой?
      – Уважение, положение в свете – все, что ты принимаешь как должное, но без чего тебе станет очень плохо.
      – Любимая, хуже всего мне без тебя. – Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. – К тому же, имея такую жену, как ты, я буду вызывать всеобщую зависть и едва ли лишусь уважения света. – Деймон заключил ее в свои объятия. – И свет тебя обязательно примет. Твой дед, твоя и моя тетки готовы оказать тебе всемерную поддержку. Разумеется, нам придется непросто, но все вместе мы непременно справимся.
      Лили широко раскрыла глаза от изумления.
      – Дедушка согласился помочь? Не могу поверить в это!
      – И все же это истинная правда. Он оказался упрямым, но все же не таким, как ты. Обещаю, общество нас примет.
      А ведь он всегда держал свое слово. Лили почувствовала, что проклятые слезы опять жгут ей глаза. Сорвавшись, они потекли по щекам, и молодая женщина даже не попыталась их остановить.
      Деймон достал носовой платок. Лили хотела было взять его, но Деймон сам вытер ей глаза.
      А потом ее снова обвили его могучие крепкие руки. Он прижался щекой к виску Лили.
      – Итак, любимая, что ты скажешь теперь?
      – Да, Деймон, да!