На снимках Элен была в коротеньких юбочках и в кудряшках по моде двадцатых годов. Надписывала автограф на бейсбольной бите Малышу Руту. Улыбающаяся Элен с мэром Нью-Йорка… Элен с прославленным сенатором… Элен с известным композитором-песенником… Элен, получающая приз «Первая звезда Бродвея»… Элен, отплывающая на океанском лайнере в Европу со своим вторым мужем… Элен в эффектных позах с другими эстрадными знаменитостями… Кроме этого на стенах висели металлические таблички, застекленные дипломы и награды, воспевающие величие Элен Лоусон.

В кабинете стоял и книжный шкаф, набитый фолиантами в кожаных переплетах — Диккенс, Шекспир, Бальзак, Мопассан, Теккерей, Пруст, Ницше. У Анны возникло подозрение, что наполнить шкафы книгами тоже было поручено Генри.

Элен обратила внимание на то, что Анна рассматривает книги.

— Вся самая классическая макулатура, верно? Генри знает все, доложу я тебе. Только я ни за что не поверю, будто кто-то действительно читает это дерьмо. Как-то раз я попыталась одолеть несколько страничек… Бог ты мой!

— Некоторые из них и правда, читаются с трудом, — согласилась с нею Анна. — Особенно Ницше.

Элен посмотрела на нее широко раскрытыми глазами.

— Ты читала эти книги? Что-то знаешь? А я в жизни ни одной книжки не прочла.

— Вы просто смеетесь надо мной, — не поверила ей Анна.

— Ничуть. Когда у меня выступление, я работаю с полной отдачей, выкладываюсь до конца. После выступления, если повезет, встречаюсь с мужчиной где-нибудь. Если же нет, еду одна домой прямо с представления. А к тому времени, когда уже приму ванну и прочитаю все газеты, я совсем готова вырубиться. До двенадцати сплю, потом читаю утренние газеты, просматриваю почту, звоню друзьям… а там и обедать пора. Когда у меня выступление, я никуда обедать не хожу и никогда не пью перед выступлением, только после. Но уж после выступления я люблю встряхнуться. Ах, да… Когда последний раз была замужем, почти дочитала одну книжку. Это когда я уже поняла, что этот брак мне осточертел. Как тебе шампанское налить? Со льдом?

— Я выпью кока-колу, если не возражаете, — ответила Анна.

— Да, брось-ка ты, выпей моей шипучки. Это единственное, что я пью, и, если ты мне не поможешь, я раздавлю сегодня всю бутылку одна. А шампанское здорово полнит, скажу я тебе. — Она провела ладонью по своей талии. — Я все еще никак не сброшу лишний вес, который набрала на ранчо. — Она протянула Анне бокал. — Бог ты мой! А ты хила когда-нибудь на ранчо?

— Нет, я из Новой Англии.

— А я уже стала было думать, что собираюсь жить на этом ранчо всю жизнь. Пошли… — она увлекла Анну в спальню. — Видишь эту кровать? Семь футов в ширину. Мне ее сделали на заказ, когда я вышла замуж за Фрэнка. Он был единственным мужчиной, которого я любила. Мне перевезли эту чертову колымагу в Омаху, когда я вышла за Рэда, а потом обратно сюда. Могу спорить, что перевозка туда-сюда встала мне куда дороже, чем сама кровать. Вот он, Фрэнк. — Она показала на фотографию, стоящую в рамке на ночном столике.

— Очень красивый, — проговорила Анна.

— Он умер. — В глазах Элен появились слезы. — Погиб в автомобильной катастрофе два года спустя после нашего развода. И все из-за той стервы, на которой потом женился. — Элен порывисто вздохнула всей грудью.

Анна посмотрела на часы на ночном столике. Была половина седьмого.

— Вы не возражаете, если я позвоню от вас?

— Иди в кабинет и звони оттуда. Там тебе будет удобнее.

Пока Анна звонила Аллену, Элен налила еще шампанского.

— Ты где сейчас? — спросил он. — Звонил тебе три раза и всякий раз попадал на Нили. Я ей уже порядком надоел, особенно если учесть, что она торопится на свидание к своему горячо любимому. Да, кстати, Джино сейчас рядом со мной. Хочет знать, не возражаешь ли ты, если он нарушит наше уединение и поужинает сегодня вместе с нами.[

— Мне бы очень этого хотелось, Аллен. Ты же знаешь.

— Отлично. Заедем за тобой через полчаса.

— О'кей, только я не дома. Я у Элен Лоусон.

— Расскажешь мне об этом за ужином, — сказал Аллей, чуть помолчав. — Мне заехать за тобой туда?

Он записывал адрес. Анна слышала, как он говорит Дхино: «Она у Элен Лоусон… Что? Ты смеешься!» Эти слова тоже предназначались Джино. Затем он обратился к ней:

— Анна, хочешь верь, хочешь нет, но Джино предлагает взять с нами Элен Лоусон.

— Но… разве они знакомы? — спросила Анна.

— Нет, а какая разница?

— Аллен, я не могу…

— Спроси у нее самой!

Анна колебалась. Нельзя же предлагать женщине масштаба Элен ехать ужинать с незнакомым мужчиной. Да еще с таким, как Джино! Аллен обратил внимание на возникшую паузу.

— Анна, ты меня слышишь? Она повернулась к Элен.

— Аллен интересуется, не хотели бы вы провести вечер с нами. Его отец тоже будет.

— Так я, значит, буду с его отцом?

— Ну-у… нас будет только четверо.

— Конечно! — воскликнула Элен. — Я видела его в. «Марокко». Смотрится вполне сексуально.

— Да, она очень хотела бы, — хладнокровно ответила Анна в трубку и положила ее. — Они заедут за нами через полчаса.

— Через полчаса? Как же ты успеешь за это время добраться до дома и переодеться?

— Домой мне не нужно. Я поеду прямо так.

— Но ты же в простом пальто. И в твидовом костюме.

— Я уже была с Алленом в нем. Он ничего не имеет против.

От замешательства лицо Элен приняло надутый вид, и она стала похожа на пухленького ребенка.

— Ну-у, Анни, а я хотела разодеться в пух и прах. Но теперь нельзя. А то рядом с тобой в этой твоей одежде я буду, как разряженная рождественская елка. Мне ведь хочется произвести хорошее впечатление на Джино. Он такой живчик.

Невероятно! Анна не верила своим ушам. Элен Лоусон волнуется, как девчонка, перед встречей с Джино. Этот внезапный приступ застенчивости и робости никак не соответствовал сложившемуся у нее образу Элен, для которого прежде всего была характерна изрядная доля небрежно-циничной самоуверенности и чувство собственного достоинства. Анна вдруг поймала себя на том, что ей захотелось поверить, что это надутое детское выражение редко проявляется у Элен.

— Позвони им еще раз и скажи, чтобы заехали попозже, — предложила Элен. — Чтобы тебе успеть съездить домой и переодеться.

Анна покачала головой.

— Я слишком устала. Весь день работала.

— Черт возьми, а я что же, по-твоему, делала? — Элен говорила тоном ребенка, которого его сверстники выгнали вз игры. — Встала сегодня в девять утра. Три часа репетировала танец с этими жлобами «Гаучерос». Раз шесть, не меньше, приземлялась на задницу. Эту мерзкую песню пришлось петь раз сто. И вот все равно намылилась ехать. А я ведь постарше тебя буду. Мне… тридцать четыре.

— У меня не столько энергии, — ответила Анна, едва сумев скрыть свое удивление. «Тридцать четыре»! Джордж Бэллоуз был прав.

— Сколько тебе лет, Анна?

— Двадцать.

— Ладно, брось мне заливать! Это я и в газетах читала. Сколько на самом деле? — Она растянула губы в невинной детской улыбке. — Э-э, да ты, похоже, из тех девиц, что падают в обморок от некоторых словечек. Моя старушенция из себя выходит, когда я их употребляю. Постараюсь следить за собой. Если сегодня вечером хоть раз выражусь, просто посмотри на меня вот таким же ледяным взглядом.

Анна улыбнулась. В быстрых перепадах настроения Элен было что-то привлекательное. Она была откровенна до бесхитростности и вместе с тем так уязвима, несмотря на свою недосягаемую славу.

— Так тебе правда только двадцать, Анна? — И быстро добавила: — Это фантастика, что ты так моментально сумела — подцепить самого Аллена Купера. Я надену черное платье и немного драгоценностей. — Она направилась переодеваться в спальню, треща без умолку. — Эй, пошли со мной. Может у меня и самый сильный голос на всем Бродвее, но из этой комнаты ты меня все равно не услышишь.

Одеваясь, Элен продолжала говорить не останавливаясь. Большей частью о своих мужьях и о том, как плохо они с нею обращались.

— Единственное, чего мне было нужно в жизни, это — любви, — скорбно повторяла она то и дело. — Фрэнк любил меня, он был художником. Боже, видел бы он, что у меня есть подлинник Ренуара. Не то чтобы Фрэнк рисовал так же. Он был оформителем, но для себя он писал то, что называл серьезными вещами. Мечтал о том, что настанет день, когда он сможет позволить себе оставить оформительство и писать то, что ему хочется.

— А-а, значит, вы тогда были еще только начинающей артисткой?

— Да нет же, черт возьми! Я выступала уже в своем третьем шоу, когда мы поженились. Получала три тысячи в неделю, а он всего только сотню, так что, как видишь, я выходила за него по любви.

— Тогда почему же он не мог писать так, как хотел?

— Значит, я должна была содержать его? Ты что, смеешься? Если бы я пошла на это, то как бы я узнала, женился он на мне по любви или из-за моего состояния? Я ему так и заявила без обиняков. У меня тогда была огромная квартира, и вообще" я люблю жить на широкую ногу. Я сказала: "Фрэнки, можешь переезжать ко мне. За квартиру буду платить я. Все равно ведь я за нее уже заплатила вперед. Буду платить служанке, за твою одежду, за питание и напитки. Но когда мы пойдем в ресторан, клуб или еще куда, счета будешь оплачивать ты. Он все жаловался, что за два таких вечера со мной, просаживает свой недельный заработок. И это при том, что он не платил за квартиру и за все остальное. Боже, как я его любила! Хотела даже родить от него ребенка, а ведь это значило бы, что целый сезон — псу под хвост. Так что сама видишь, как сильно я его любила. Вот только забеременеть так и не смогла. Застегни-ка мне молнию, вот здесь. Ну, как я выгляжу?

Выглядела Элен хорошо. Анне показалось, что драгоценностей на ней чуть больше, чем следует, но ведь в конце концов это сама Элен Лоусон, и ей простительно.

В дверь позвонили. Элен схватила ярко-красное шелковое манто, отделанное блестками. Посмотрела на Анну.

— Слишком яркое?

— А почему ты не наденешь норковое, в котором была днем?

— А не будет слишком старомодно? Черное платье и коричневое манто. Знаешь, я считаю так: если у тебя есть вещь, то ее надо носить. Я не из тех чопорных баб высшего света.

Раздался еще один звонок.

— Сейчас, сейчас, — крикнула Элен. Немного поколебавшись, она взяла норковое манто и улыбнулась. — Будь по-твоему, ангелочек. Похоже, у тебя есть вкус.

Знакомство Элен с Джино походило на сказочный фейерверк. Решили ехать в «Марокко», клуб, который оба они обожали. Они заказали себе одинаковые блюда, покатывались со смеху над шутками и анекдотами, которые рассказывали друг другу, и в неимоверных количествах поглощали шампанское. Репортеры подходили к столику, чтобы засвидетельствовать свое почтение Элен, оркестр вновь и вновь играл мелодии из ее прошлых хитов. Эта атмосфера бурного веселья быстро захватила Анну, и она даже поймала себя на том, что смеется над некоторыми не вполне пристойными анекдотами „Элен. Та просто не могла не нравиться.

Джино оглушительно хохотал.

— Я люблю эту девчонку! — кричал он, хлопая ее по спине. — Она говорит то, что думает. В ней нет ни капли фальши. Вот что я скажу тебе, Элен. Закатим-ка мы пир горой в честь твоей премьеры.

И тут Элен словно подменили. Улыбка ее стала застенчивой, и тонким робким девическим голоском она произнесла:

— Ах, Джино, это было бы замечательно! Я бы очень хотела быть с тобой на своей премьере.

Джино был застигнут врасплох. Анна знала, он имел в виду, что с ним там будет Адель. Естественно, он полагал, что и Элен будет не одна, а с кем-то из своих поклонников.

— Какого это числа? — медленно уточнил Джино.

— Шестнадцатого января. Через две недели мы уезжаем в Нью-Хейвен. Потом три недели выступаем в Филадельфии.

— Мы приедем в Нью-Хейвен, — быстро сказал Джино, — Анна, Аллен и я…

— Не-ет! — воскликнула Элен. — В Нью-Хейвене будет сущий бардак. Мы даем там всего три представления, только чтобы подготовиться к настоящим выступлениям в Филадельфии.

— Ничего, мы сделаем скидку на это, — легко уступил Джино.

— Да не в этом дело, — надулась Элен; и лицо ее опять стало припухлым, точь-в-точь, как у ребенка. — Но самое первое представление у нас в пятницу вечером, а на следующий день — уже дневное, а будут еще часто репетиции по утрам, — чтобы вставлять новые куски. Если ты приедешь, мне бы хотелось посидеть где-нибудь допоздна и гульнуть хорошенько. А перед дневным представлением я никак не смогу.

— До января еще слишком далеко, поэтому ничего планировать на него я не могу, — твердо заявил Джино. — Бизнес у меня такой, что в то время я могу оказаться и за границей. Вот в Нью-Хейвен поехать смогу, если ты, конечно, не против.

Элен придвинулась вплотную к Джино, взяла его под руку и кокетливо подмигнула.

— Ну, нет. Я не отпущу тебя с крючка. Согласна и на Нью-Хейвен. А если будешь в Нью-Йорке, то придешь еще и на премьеру здесь.

— Хочешь сказать, мне придется смотреть это шоу дважды?

— Слушай, ты, сукин сын, люди ходят на мои выступления и по пять раз, — добродушно упрекнула его Элен. — Вставай, Анна. Сходим-ка в нашу дамскую комнатку, приведем себя немного в порядок.

Служительница в дамской туалетной комнате обвила Элен руками.

— Моя самая первая костюмерша, — пояснила Элен Анне.

— Видели бы вы ее в то время, — проговорила женщина с обожанием в голосе. — Ноги росли прямо от плеч, а ух до чего ласковая была, ну прямо как щеночек.

— Ноги у меня и сейчас что надо, — сказала Элен. — Мне только нужно сбросить несколько лишних фунтов. Ладно, займусь этим на гастролях. — Элен села перед зеркалом и напудрила лицо. Когда женщина отошла, чтобы помочь вновь вошедшей посетительнице, Элен обратилась к Анне: — Знаешь, мне понравился Джино.

Она произнесла это тихим ровным голосом, и само отсутствие какого-либо выражения у нее на лице, казалось, подчеркивало то значение, которое она придавала сказанному. Элен поправила прическу и внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале.

— Я имею в виду, по-настоящему понравился, Анна. А я ему, как ты думаешь?

— Я уверена, что понравилась, — ответила Анна, стараясь говорить как можно более непринужденно.

Повернувшись к ней лицом, Элен проговорила с нажимом:

— Мне нужен мужчина. Честно, Анна, все, что мне нужно, — это кого-то любить.

Анна смотрела на это лицо со следами бурной жизни и с застывшим на нем трагическим выражением, на глаза, молящие о моральной поддержке, и вся душа ее прониклась сочувствием к Элен. Она вспомнила все скандальные истории, которые ей доводилось слышать про Элен, истории, распространяемые, вне всякого сомнения, мелкими людишками, чье имя — легион, которые завидуют ее успеху или ужасаются ее вульгарным манерам. Было, однако, трудно понять, как можно не испытывать искренней симпатии к этой женщине, чье вызывающее, даже непристойное на первый взгляд поведение — лишь маска; за которой скрывается тонкая, чуткая натура и безоглядно-отчаянное желание любить и быть любимой.

— А ты мне нравишься, Анна. Мы станем с тобой подругами. И будем часто ходить с тобой везде, вот так, вчетвером. Так уж получилось, что подруг у меня не густо. Эй, Амелия, — громко обратилась Элен к служительнице. — Дай-ка мне карандаш и листок.

Женщина подала ей блокнот.

— Мисс Лоусон… раз уж вы пишите, дайте, пожалуйста, автограф для моей племянницы.

— Я давала тебе целых три на прошлой неделе, — проворчала Элен, расписываясь. — Ты что, торгуешь ими, что ли? — Она протянула женщине несколько листков, после чего записала номер и дала его Анне. — Это номер моего телефона. Не потеряй, в справочнике его нет. И ради бога, никому не давай… кроме Джино. Вот ему, если сможешь, наколи в виде татуировки. На, запиши мне твой номер.

— Ты всегда можешь позвонить мне в контору Генри Бэллами.

— Знаю, знаю, но на тот случай, если ты мне понадобишься, когда будешь дома.

Анна написала ей номер телефона, что висел в общем коридоре ее дома на Пятьдесят второй стрит.

— Но с девяти тридцати до пяти я на работе, — повторила она. — А по вечерам обычно где-нибудь с Алленом.

— О'кей, — Элен сунула листок себе в сумочку. — Нам пора назад. А то подумают, будто с нами что-то стряслось.

Было ухе около трех ночи, когда черный лимузин подкатил к дому, в котором Анна снимала комнату. Сначала они отвезли домой Элен. Джино уже клевал носом, Аллен тоже выглядел утомленным, но Анна чувствовала себя бодрой и энергичной после такого восхитительного вечера. Из-под двери в комнату Нили пробивалась полоска света, и Анна осторожно постучалась.

— Я ждала тебя, — сказала Нили. — Ну и вечерок был у меня сегодня! Сказала Мэлу, что мне только семнадцать. А ему все равно. Говорит, что жизнь я знаю лучше, чем иная двадцатилетняя. И сказала, что у меня еще ни разу не было мужчины. — Затем Нили поинтересовалась: — А ты что так поздно?

Анна рассказала о своем вечере в обществе Элен Лоусон, начиная с их знакомства на репетиции. Когда она закончила, Нили недоверчиво покачала головой.

— Ты говоришь так, словно чертовски здорово провела время. Сейчас еще заявишь чего доброго, что Элен Лоусон тебе понравилась.

— Понравилась. И даже очень, Нили. Все эти истории о ней… их распускают люди, которые даже не знают ее. Стоит только узнать ее, узнать по-настоящему, и она не сможет не понравиться. Ну, признайся: теперь, когда ты уже примирилась с тем, что она в первый же день убрала тебя из шоу, и когда ты уже поработала с нею, разве она тебе не нравится по-настоящему?

— Ну, конечно, она восхитительна.

— Я серьезно так считаю.

— Да ты больная, что ли? — Нили пощупала ее лоб. — Это ужасная баба. Ее никто не любит.

— Неправда. Те, кто говорят о ней плохо, просто не знают ее по-настоящему.

— Послушай. Единственно, кто ее обожает, это зрители, и то только потому, что они отделены от нее оркестровой ямой и рампой. И любят они не ее, а роли, которые она исполняет. Послушай, чего люди не замечают, так это того, что Элен не только крупная звезда музыкально-комедийного жанра, но еще и потрясная актриса. Потому что играет этих кротких девчонок с золотыми сердцами и заставляет всех верить в них. Но на самом деле — когда она не играет на сцене — Элен холодна как лед. Ходячий робот.

— Нили, ты же не знаешь, какая она в действительности.

— Ах, боже ты мой! С тобой помереть можно, Анна! Встречаешься с Алленом битый месяц и не знаешь о нем ничего. И вдруг — на тебе! Один вечер с Элен Лоусон, и ты уже знаешь ее как облупленную. Уже готова спорить со всеми, кто поработал с нею, знает ее, ненавидит и презирает ее. Она вульгарная, грубая, бесчувственная, жестокая и насквозь гнилая. Может быть, сегодня в компании она и вела себя по отношению к тебе хорошо или, может, ей от тебя что-то нужно. Но только я тебе скажу, если встанешь ей поперек пути, она раздавит тебя, как червяка.

— Это ты ее себе такой представляешь. Эту легенду о ней ты слушала так долго, что даже не желаешь попытаться увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Я не сомневаюсь в том, что, когда она работает, она может быть и жестокой, и грубоватой. Это ее работа. Ей приходится бороться за то, чего она хочет добиться. Но разведи ее самое и ее работу в разные стороны, и ты увидишь перед собой чувствующую одинокую женщину, которая страстно хочет обрести настоящую подругу. И любимого человека.

— «Любимого»! — взвизгнула Нили. — Анна, настоящая Элен Лоусон — это то самое чудовище, которое я постоянно вижу на репетициях. А к тому, что она звезда, это не имеет никакого отношения. Такой она уродилась. Такими не становятся. Да если бы только я когда-нибудь стала звездой, я была бы так чертовски благодарна публике за любовь ко мне… что люди платили уже за одно то, чтобы увидеть меня… что писатели писали бы для меня. О-о! Ходила бы и целовала каждого встречного. Слушай, даже Мэл, который видел ее один лишь раз на бенефисе, называет ее Джек Потрошитель.

— Не буду больше с тобой спорить, — устало сказала Анна. — Но я не хочу, чтобы ты плохо отзывалась об Элен при мне, Нили. Мне она нравится.

— Ух ты-ы-ы… За дверью зазвенел телефон.

— Что это за псих трезвонит в такое время? — удивилась Нили. — Наверное, ошиблись номером.

— Я сниму, — Анна пошла к аппарату.

— Привет, девушка… — раздался в трубке счастливый голос Элен.

— Элен! Что-то случилось?

— Элен! — воскликнула Нили в открытую дверь. — Боже мой, ты не шутишь? Надо же, как ты быстро сходишься!

— Вот захотелось просто позвонить и пожелать спокойной ночи, — приветливо продолжала Элен. — Я разделась, постирала чулки и трусики, намазалась кремом, уложила волосы и вот лежу в постели.

Анна представила себе Элен, блаженствующую на своей широченной кровати, и непроизвольно вздрогнула, стоя в неотапливаемом общем коридоре. Но несмотря на то, что рядом вертелась Нили, стоя над душой, любопытство одержало в ней верх.

— Элен, ты сказала, что сама стираешь себе чулки и трусы?

— Э-э, да ты шутишь, — прошипела Нили,

— Конечно, сама, — ответила Элен. — Честно. Еще моя старушенция приучила меня, и, хотя у меня есть служанка, я делаю это каждый вечер, прежде чем лечь спать. Наверное, это во мне ирландское, от О'Лири.

— Это твоя настоящая фамилия? Нили не выдержала.

— Сейчас вернусь. Накину махровый халат, если мы собираемся болтать. Здесь холод собачий. — Она убежала в комнату.

— Нет, настоящая — Локлин, — ответила Элен. — Шотландская — Кровь во мне течет шотландская, французская и ирландская. Но я сменила Локлин на Лоусон. Мне казалось, это будет лучше смотреться на афишах.

— Ты говоришь так, словно всегда знала, что твое имя появится на афишах.

— А ты что, мне не веришь? Я уже с десяти лет пела на благотворительных концертах. В шестнадцать начала брать уроки пения. А два года спустя меня уже начали прослушивать на пробах. Получила маленькую роль и песенку в одном бродвейском шоу. Отзывы в прессе были сплошь восторженные. Поражены были все, но только не я. Если бы я не верила, что пою дьявольски хорошо, то не стала бы и пробоваться на ту роль.

— Значит, у тебя никогда не было неприятностей и никогда не приходилось искать работу?

— Она добилась всего сразу, — Нили уже вернулась, закутанная в теплый махровый халат, грызя хрустящее печенье. — Вот почему она так по-сволочному и относится к таким, как я: не знает, что это такое — пробивать себе дорогу в жизни.

— Нет, я добилась этого легко, — продолжала Элен. — Допускаю, что так легко получается не у всех. Но ух если в человеке что-то заложено, он своего добьется. И точка! У кого-то времени уйдет чуть больше, но, если в ком действительно что-то заложено от бога, он не потеряется в этой схватке. Терпеть не могу всякий дерьмовский треп о тернистом пути на вершину, который то и дело слышу… обо всех этих талантах, что не могут пробиться. Чтобы пробиться, требуется больше, чем просто хороший сильный голос. Черт подери, петь-то могут многие девушки. Сама слышала певичек в оркестрах, которые зарабатывали всего семьдесят пять долларов в неделю, а голос.у них был получше моего. Но им не хватало этого самого…

Анна переступила с ноги на ногу, и ее заколотило от холода. Свое пальто она оставила в комнате у Нили.

— Элен, мне нужно лечь. Тепло отключили, и а мерзну.

— Я подожду.

— Но я не могу… Я имею в виду… телефон…

— Что, провод короткий?

— Телефон Висит в общем коридоре.

— Что-о-о?

— В коридоре. Я же снимаю меблированную комнату. Своего телефона у меня нет.

— Да ты шутишь! Хочешь сказать, что носишь на пальце камешек за полета кусков, а телефона у тебя нет? Где же ты живешь, черт подери?

— На Пятьдесят второй стрит, как раз у магазина «Леон и Эдди».

— Но это же грязный район! — воскликнула Элен. Тут ее голос изменился. — Ах, да какого черта, ты же скоро замуж выходишь. Но как ты можешь жить без своего телефона в комнате?

— Да он мне и не особенно нужен.

— Ну и бога ради! — До Анны донесся зевок и шуршание разворачиваемой газеты. — О-о, я вижу, обо мне тут две колонки, — проговорила Элен сонным голосом. — Ладно, ангел мой, иди ложись спать. Заходи завтра на репетицию после работы.

— Вообще-то я кончаю работать довольно поздно. И сразу мчусь домой переодеться для свидания с Алленом.

— Да, это бы лучше. Имею в виду — переодеться. Ты действительно очень привлекательна, Анна, но это твое пальто со стоячим воротни-ком и официальный твидовый костюм надевать не надо. Запомни, самое главное на свете — это чтобы у тебя был человек, который любит тебя. Одевайся для него. Я позвоню тебе завтра на работу, — В трубке щелкнуло, и послышались частые гудки.

Анна вернулась в комнату к Нили. Взяла свое пальто и сумочку. Нили проводила ее до двери.

— Я чего-то не понимаю, Анна. Если бы не слышала собственными ушами, ни за что бы не поверила бы. — Выражение ее лица изменилось. — Но я все равно стою на своем; от нее всего можно ожидать.

— Ничего подобного. Сегодня вечером она веселилась… Она и впрямь такая одинокая. И ей понравился Джино.

— Вот, значит, в чем тут дело! — воскликнула Ни-ли. — Она просто использует тебя, чтобы заполучить Джино.

— Неправда. Она была со мной приветлива и дружелюбна еще до того, как я договорилась о встрече с ними. Пригласила меня к себе домой…

Нили усмехнулась.

— А может, старую боевую лошадь потянуло на шалости на старости-то лет?

— Нили!

— А что, такое случается. Знаешь, некоторые из этих крупных звезд — особенно бабехи вроде Элен, которые любят заниматься сексом — ну вот, они сильно переживают, что мужики перестают их замечать, и переключаются на женщин, чтобы получить удовольствие. В одном ночном клубе с нами выступала одна угасшая кинозвезда, так она…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.