Он не был трудоголиком – в том смысле, как утверждали некоторые его сослуживцы. Однако часто ощущал прилив бодрости после того, как ему удавалось заставить себя работать, напрягая все силы.
      Он с удовольствием перелистывал только что полученный подарок – редкий сборник стихов Янь Шу. Издание на рисовой бумаге, переплетенное вручную, в темно-синем парчовом футляре. Неожиданный подарок из Пекина в ответ на посланную им статью из «Вэньхуэй дейли». В футляр была вложена записка:
 
       «Старшему инспектору Чэню
      Спасибо за стихи. Они мне очень нравятся. Извини, что не могу прислать тебе в ответ что-то свое. Пару недель назад на улице Люличан, где продают антиквариат, случайно натолкнулась на сборник Янь Шу; думаю, книга тебе понравится. Поздравляю с повышением! Лин».
 
      Конечно, сборник ему понравился. Он вспомнил, как сам, еще будучи бедным студентом Пекинского института иностранных языков, бродил по улице Люличан. Он любовался старинными книгами, не имея возможности купить хотя бы одну. Но нечто подобное ему довелось увидеть лишь однажды – в секции редких изданий пекинской библиотеки. Тогда Лин, увидев его восторженный взгляд, сравнила его с золотой рыбкой, которая среди книг чувствует себя в родной стихии. Должно быть, такое издание стоит целую кучу денег – но оно по-настоящему роскошное. Какая изысканная белая рисовая бумага! Как будто послание из древности. Как и его письмо, записка Лин была немногословной. Однако книга говорила сама за себя. Лин не изменилась. Она все еще любит поэзию – или его стихи.
      Надо бы написать Лин об октябрьских курсах, но Чэню не хотелось, чтобы она подумала, будто он намерен сделать политическую карьеру. Впрочем, сейчас не стоит слишком углубляться в такие мысли. Что может сравниться с майским утром, проведенным в блуждании по зеленому, поросшему плющом, миру прославленной поэтессы династии Сун!
      Чэнь пролистал страницы.
      Великолепно! Люди часто видят что-то впервые, однако у них возникает ощущение, что они уже видели это прежде – эффект дежавю. Данное явление объясняется воздействием полузабытых снов, воспоминаний, осечкой нейронов в мозгу. Каким бы ни было объяснение, у Чэня тоже возникло чувство – одновременно странное и знакомое, как облетающие цветки грушевого дерева в стихах Янь, что он проник в мир Гуань. Не выпуская книгу из рук, он вспоминал о своих студенческих годах в Пекине…
      Воспоминания накладывались друг на друга и тревожили его. Гуань перестала быть чужой и непонятной личностью. Чэню казалось, будто он давно знаком с нею. Окружающие видели в Гуань прежде всего передовика производства, образец, на который их призывали равняться; она была политически грамотной, живым воплощением партийной пропаганды. А вот он, Чэнь, представлял ее совсем другой. В ней должно было быть что-то еще. Что именно, он пока сказать не мог, но знал: пока он не сумеет решить для себя загадку, его будет мучить непреходящее чувство тревоги.
      И дело не только в икре.
      Он переговорил с множеством людей; все они отзывались о Гуань в превосходной степени. Разумеется, в политическом смысле. Никто не знал о ней как о человеке практически ничего. Казалось, она так сжилась со своей ролью, что другой играть уже не могла – ни в личной жизни, ни вообще где бы то ни было. О том же самом упомянул и следователь Юй.
      Может быть, ни на что другое у нее просто не было времени. Восемь часов в день шесть дней в неделю она должна была соответствовать своему образу передовика производства. Ей нужно было заседать в президиуме на многочисленных заседаниях и собраниях, выступать с докладами на партконференциях и съездах – и это помимо полного рабочего дня в универмаге. Конечно, если верить партийной пропаганде, ничего невозможного нет. Раньше образцом самоотверженного служения партии служил товарищ Лэй Фэн. В «Дневнике товарища Лэй Фэна», разошедшемся миллионными тиражами, ни слова не упоминалось о его личной жизни. Однако в конце восьмидесятых годов стало известно, что дневник был подделкой, фальсификацией – его по поручению ЦК партии написала группа профессиональных литераторов.
      Безупречность в политическом смысле – скорлупа. Она не подразумевает, не обязательно влечет за собой полное отсутствие личной жизни. Кстати, то же самое можно сказать и о нем самом, старшем инспекторе Чэне.
      Необходимо сделать передышку, отвлечься от дела хотя бы ненадолго. Чэнь вдруг вспомнил о мыслях, с которыми он проснулся. Он очень соскучился по Ван Фэн. Он снял было трубку, но потом передумал. Может, он торопит события? Потом он вспомнил, как она позвонила ему несколько дней назад. Вот и готовый предлог! Он пригласит ее позавтракать – они приятно проведут вместе утро, только и всего. Трудолюбивый старший инспектор народной полиции имеет право пригласить на завтрак репортера, которая написала о нем статью.
      – Доброе утро, Ван! Как дела?
      – Доброе утро. Какая рань, еще нет семи!
      – Я проснулся с мыслями о тебе.
      – Как мило! Мог бы позвонить и пораньше – хоть в три часа ночи.
      – Послушай, что я придумал. В ресторане «Персиковый цвет» снова подают утренний чай. «Персиковый цвет» совсем рядом с твоим домом. Может, выпьешь там со мной чашечку чаю?
      – Только чашечку чаю?
      – Ты ведь знаешь, что утренний чай – не только чай. Там подают и пельмени с разными начинками, и закуски в гуандунском стиле.
      – Сегодня мне обязательно нужно дописать статью. После сытного завтрака, боюсь, я уже в десять утра буду сонная. Но ты можешь найти меня на набережной Вайтань, возле дока номер семь, напротив гостиницы «Мир». Я там занимаюсь тайцзи.
      – Набережная Вайтань, док номер семь. Я знаю, где это находится, – сказал Чэнь. – Можешь подойти туда через пятнадцать минут?
      – Я еще в постели. Или ты хочешь, чтобы я побежала к тебе босиком?
      – Почему бы и нет? Значит, увидимся через полчаса. – Чэнь повесил трубку.
      Когда Ван спросила, не хочет ли он, чтобы она выбежала к нему босиком, Чэнь сразу вспомнил об их первом знакомстве. Ему стало приятно, что она тоже, оказывается, вспоминает о нем.
      Они с Ван познакомились примерно год назад. В пятницу вечером секретарь парткома Ли велел ему отправляться в редакцию «Вэньхуэй дейли». Он объяснил, что репортер по имени Ван Фэн хочет взять у него интервью. Чэнь никак не мог взять в толк, зачем репортеру «Вэньхуэй дейли» брать интервью у офицера полиции низшего ранга.
      «Вэньхуэй» размещалась в двенадцатиэтажном здании из песчаника, расположенном на улице Тяньтиньлу. Оттуда открывался великолепный вид на набережную Вайтань. Чэнь опоздал часа на два; пришлось разбираться с нарушителями правил дорожного движения. У входа за подобием стойки сидел старик. Когда Чэнь протянул ему свое удостоверение, ему сказали, что Ван сейчас нет на месте. Однако привратник был уверен, что она где-то в здании. Поэтому Чэнь сел в вестибюле. В ожидании он решил почитать книгу – сборник детективных рассказов Рут Ренделл «Занавес» в мягкой обложке. Собственно, место, где он сидел, трудно было назвать вестибюлем в полном смысле слова: просто небольшое помещение перед старомодным лифтом. Народу там было мало. Вскоре Чэнь погрузился в мир Рут Ренделл и очнулся, лишь услышав звонкое цоканье каблучков.
      Из лифта вышла высокая стройная девушка; на руке у нее висело розовое пластмассовое ведерко. Наверное, принимала душ, догадался Чэнь. В редакции «Вэньхуэй» имелся душ для сотрудников. На вид девушке было лет двадцать с небольшим. На ней была футболка с низким вырезом и шорты. Мокрые волосы подхвачены ярко-голубым шарфиком. Деревянные шлепанцы звонко хлопали по полу. Чэнь тогда подумал: наверное, студентка проходит здесь практику. Во всяком случае, она бежала резво, как студентка. А потом она оступилась и почти упала.
      Отшвырнув книжку, он вскочил и поймал ее в объятия.
      Стоя на одной ноге и опираясь на его плечо, чтобы не упасть, она пыталась босой ногой дотянуться до слетевшей тапки. Обувшись, девушка вспыхнула и отстранилась от него. Лицо ее пылало.
      Ей нечего стыдиться, с горечью подумал Чэнь, вспоминая, как мокрые волосы мазнули его по лицу. От нее приятно пахло дорогим мылом.
      Однако в старину такая тесная физическая близость уже явилась бы достаточным основанием для заключения брачного контракта. «Раз уж оказалась у мужчины в объятиях, он будет обнимать тебя всю жизнь».
      – Ван Фэн, – сказал привратник, – этот полицейский вас ждет.
      Оказалось, что она и есть тот репортер, которая собиралась взять у него интервью. Их беседа закончилась совсем не так, как он ожидал.
      Потом он еще пошутил о том, что она выбежала к нему босиком. «Выбежать босиком» – аллегория, широко распространенная в классической китайской литературе. В 800 году до нашей эры князь Чжоу, которому не терпелось встретить мудреца, призванного помочь ему объединить страну, выбежал ему навстречу босиком из дворца. Позже данное выражение употреблялось, когда кому-то не терпится встретить гостя.
      К ним это не относилось. Выйдя из лифта, она случайно оступилась, а он случайно оказался рядом и подхватил ее. Вот и все. Теперь, через год, он снова шел на встречу с ней. На пересечении набережной Вайтань и улицы Нанкинлу виднелась верхушка здания «Вэньхуэй», маячившая над зданием гостиницы «Мир».
      «Утро в объятиях набережной, в ее волосах капли росы…»
      На набережной Вайтань, несмотря на ранний час, было много народу. Люди сидели на бетонных скамьях, стояли вдоль парапета, наблюдая за темно-желтыми волнами, – был час прилива. Кто-то напевал отрывки из оперных арий; голоса смешивались с щебетанием птиц в клетках, развешанных на деревьях. Над пешеходной дорожкой, мощенной разноцветными булыжниками, дрожала майская дымка. Неподалеку от парка Хуанпу в кассу речных трамвайчиков выстроилась длинная очередь туристов. Проходя мимо паромной переправы Луцзячжуй, Чэнь увидел, как смуглый моряк показывает ученикам способ укладки тросов в бухту. Паром оказался, как всегда, переполненным; звонок – и вот он уже отплыл на противоположный берег… Люди едут на работу и по делам. Говорили, что скоро под рекой пророют туннель; тогда у шанхайцев появится другой способ переправиться на тот берег. Над водой реяли буревестники; их крылья на солнце казались ослепительно-белыми, как будто они слетели с картинки в календаре. Хотя вода в реке по-прежнему оставалась мутной, было видно, что ее все же начали очищать.
      Чэнь ускорил шаг, предвкушая радость встречи.
      Вдоль набережной люди занимались тайцзицюань. В одной из групп он заметил Ван.
      История не повторяется.
      Сейчас на ней была длинная зеленая юбка. Она выполняла комплекс упражнений «24 формы»: «Журавль расправляет крылья», «Игра на лютне», «Погладить гриву дикой лошади», «Схватить птицу за хвост». Все упражнения выполнялись легко и непринужденно, поскольку были позаимствованы из природы, – в этом и заключается сущность тайцзицюань.
      Пока Чэнь смотрел на нее, им овладело странное чувство. Нет, с упражнениями все было в порядке. Часть древнего культурного наследия, в основе которого лежит философия Даосизма: ослабление силы мягкостью, принцип инь-ян. Чэнь и сам когда-то занимался тайцзицюань, чтобы оставаться в форме. Однако он почувствовал укол ревности, заметив, что Ван была единственной молодой женщиной в своей группе. Ее черные волосы были зачесаны назад и подхвачены синим хлопчатобумажным шарфом.
      – Привет! – поздоровался он.
      – На что ты так уставился? – спросила Ван, подходя. На ногах у нее были белые теннисные туфли.
      – На мгновение мне показалось, будто ты – героиня стихотворения эпохи Тан.
      – Ну вот, опять твои цитаты и аллюзии. С кем я сегодня имею честь беседовать – с поэтом или полицейским?
      – Да ведь не мы объясняем жизнь, – ответил Чэнь, – а жизнь объясняет нас – и поэтов, и полицейских.
      Ван улыбнулась.
      – Похоже на туйшоу, – заявила она. – Не мы толкаем противника, но противник толкает нас.
      – Вижу, ты не новичок в деконструкции .
      – А ты – известный мастер разглагольствовать, нести поэтическую деконструктивную чушь!
      Вот еще одна причина, почему с Ван так приятно общаться. Ее не назовешь синим чулком, однако она неплохо разбирается в разнообразных литературных и философских течениях – даже в новейших.
      – Знаешь, когда-то и я практиковал тайцзицюань. И туйшоу тоже.
      – Правда? Ты меня не обманываешь?
      – Много лет назад. Должно быть, я подзабыл технику исполнения, но попробовать можно.
      Туйшоу, парные упражнения, – особая разновидность тайцзи: Двое встают друг напротив друга, прижав ладони к ладоням; они толкаются медленно, плавно, непрерывно и ритмично. Несколько пар как раз занимались туйшоу рядом с группой, выполняющей основные упражнения.
      – Все просто. Главное – находиться в постоянном контакте, – сказала Ван, плавно вскидывая руки, – и толкать не слишком сильно, не слишком слабо. Гармонично, естественно, плавно. В туйшоу ценится растворение силы нападающего до того, как тот нанесет удар.
      Она оказалась неплохой учительницей, но вскоре поняла что ее противник – не новичок. Чэнь мог бы сдвинуть ее с места в несколько первых раундов, но стоять вот так – прижав ладони к ее ладоням, двигаясь в унисон, почти не прилагая усилий, – было очень приятно. Ему не хотелось прерывать близость слишком быстро.
      В тот момент они были на самом деле близки – ее лицо, руки, тело, движения, то, как она наступала и оборонялась, глядя ему прямо в глаза сверкающими глазами.
      Чэню не хотелось слишком сильно толкать ее, но Ван потеряла терпение и вложила в свое движение чуть больше силы, чем надо. Он крутанул левой кистью, чтобы отразить ее нападение, и слегка отклонился. Едва уловимым жестом он нейтрализовал ее атаку, втянул грудь, перенес вес тела на правую ногу и пригнул ее левую руку вниз. Забывшись, Ван подалась вперед.
      Воспользовавшись возможностью, он толкнул ее назад. Она потеряла равновесие. Чэнь поспешно подхватил ее, не давая упасть. Ван густо покраснела и стала вырываться.
      С самой их первой встречи ему ужасно хотелось снова обнять ее – только уже не случайно. Однако он все время сдерживался. Сначала боялся, что она плохо о нем подумает. Возможно, сказывался и комплекс неполноценности. Потом Чэнь узнал, что она замужем; правда, позже он все время пытался об этом забыть, ведь ее замужество, как он постоянно твердил себе, было лишь номинальным. За два или три месяца до того, как он познакомился с Ван, ее приятель, Ян Кэцзя, получил разрешение поехать учиться в Японию. Отец Яна, который в то время лежал в больнице, еле слышно высказал молодым людям свое последнее желание: пусть они сходят в мэрию и получат свидетельство о браке – даже если настоящую свадьбу придется отложить до возвращения Яна из Японии. Согласно учению Конфуция, старик хотел уйти из этого мира, сознавая, что его единственный сын женился. Ван не хватило духу отказать, и она согласилась. Через пару недель ее свекор скончался, а вскоре новоиспеченный муж улетел в Японию и стал там невозвращенцем. Его решение стало для Ван ужасным ударом. Предполагалось, что жене все известно о планах мужа, но она абсолютно ничего не знала. Чэнь ей верил. Вряд ли Ян стал бы обсуждать с ней вопрос о своем невозвращении по телефону, ведь общеизвестно, что все международные звонки прослушиваются. Но сотрудники министерства общественной безопасности не поверили ей, и Ван несколько раз вызывали на допрос.
      Многие считали, что Ван следует развестись с Яном, раз он бросил ее, да еще так подставил. Сам Чэнь никогда не обсуждал с Ван ее семейную жизнь. Торопиться некуда. Он знал, что она ему нравится, но еще не решился признаться ей в своих чувствах. А пока… он просто радовался, если удавалось время от времени пообщаться с ней.
      – Ты умеешь толкаться, – сказала она, не отводя своих ладоней.
      – Нет. Я бы никогда не стал толкать тебя по-настоящему. Просто так получилось. Нет, – добавил он, глядя на ее вспыхнувшее лицо, – по зрелом размышлении я и правда хочу кое-куда тебя подтолкнуть. Может, выпьем по чашечке кофе в кафе «Риверсайд»?
      – Прямо напротив «Вэньхуэй»?
      – А что такого? – Чэнь понимал причину ее нерешительности. Велика вероятность, что их увидят вместе ее сослуживцы, которые прогуливаются по набережной. Он сам уже слышал, что в управлении о нем и Ван ходят сплетни. – Подумаешь! Сейчас не старые времена.
      – Не нужно никуда меня подталкивать, – заявила она. Кафе «Риверсайд» состояло из нескольких столиков со стульями, стоящих на большом кедровом помосте над рекой. Они взобрались наверх по серебристо-серой металлической спиральной лестнице и сели за белый пластиковый столик под большим зонтиком в цветочек. Сверху открывался прекрасный вид на Хуанпу и разноцветные суденышки, медленно отходившие от восточного берега или причаливавшие к нему. Официантка принесла им кофе, сок и стеклянную миску с фруктами.
      От свежесваренного кофе и сока исходил приятный аромат. Ван взяла бутылочку с соком и принялась жадно пить. Платок она сняла; лицо ее расслабилось, она поджала ногу, положив ее на горизонтальную перекладину стула.
      Он невольно залюбовался тем, как меняется ее лицо в солнечном свете. Всякий раз, видя Ван, он словно открывал в ней что-то новое. Когда она деловито брала интервью, то казалась едва ли не синим чулком – зрелая, задумчивая, словно обремененная грузом новостей быстро меняющегося мира. В следующую секунду она вприпрыжку выбегала ему навстречу и казалась совсем юной. А сегодня, погожим майским утром, она была типичной шанхайской девушкой – веселой, беззаботной, радующейся обществу симпатичного ей мужчины.
      На груди у Ван на тонком красном шнурке висел светло-зеленый жадеитовый амулет. Как многие молодые жительницы Шанхая, она тоже носила эти маленькие суеверные безделушки. Выпив сок, она сунула в рот пластинку жевательной резинки, откинула голову назад и выдула большой пузырь.
      Говорить не хотелось – Чэнь не испытывал в этом потребности. Он чувствовал совсем рядом ее дыхание, прохладное от мятной жвачки. Он хотел взять ее за руку, но вместо этого постучал пальцем по лежащей перед ней бумажной салфетке.
      Им овладело радостное чувство; они сидели над самой набережной.
      – О чем ты думаешь? – спросил он.
      – Какая на тебе сейчас маска – полицейского или поэта?
      – Ты уже во второй раз спрашиваешь об этом. Неужели две мои ипостаси так сильно противоречат друг другу?
      – А может, ты сейчас процветающий иностранный бизнесмен? – Ван хихикнула. – Судя по одежде – очень похоже.
      На нем был темный костюм, белая рубашка и галстук, который казался ему экзотичным – подарок от одноклассника, владельца нескольких магазинов электроники в Торонто. Одноклассник объяснил, что узор на галстуке изображает романтическую сцену из какой-то модной современной пьесы. Чэнь не рискнул бы пригласить Ван в кафе, если бы на нем сейчас была полицейская форма.
      – А может, просто влюбленный, – вдруг, как по наитию, сказал он. – Влюбленный по уши. – Он посмотрел ей в глаза, догадываясь, что полностью раскрылся. Теперь он для нее прозрачен, как вода… но только не вода в реке Хуанпу.
      – Ты просто невозможен, – засмеялась она. – Даже когда расследуешь убийство!
      Чэню стало слегка не по себе. Неужели при ней он способен забыть обо всем? А ведь сейчас по идее он должен подчинить все свои помыслы расследованию убийства! При жизни Гуань Хунъин, наверное, тоже была красивой. Как на тех фотографиях в туманных горах. Гуань там позировала в элегантных нарядах – молодая, энергичная, оживленная. Какой разительный контраст с обнаженным, раздутым телом, которое вытащили из воды в черном мешке для мусора!
      Пару минут они просто сидели за столом и молчали, глядя, как на волнах покачивается довольно древнего вида сампан. Волна ударила сампан в пестро раскрашенный борт и смыла с веревки, протянутой через всю палубу, какую-то тряпку.
      – Семейное предприятие, – заметил Чэнь. – Наверное, владельцы сейчас в каюте. Там они и живут.
      – Рваный парус обвенчан со старым веслом, – сказала она, жуя резинку.
      Пузырь метафоры переливался на солнце.
      Из каюты, накрытой брезентом, выполз полуголый малыш, словно оправдывая их сравнение, и заулыбался им, как глиняная кукла Уси.
      На секунду обоим показалось, будто река принадлежит им одним.
      «Не река, но мгновение, когда ее рябь отражается в твоих глазах…»
      В его голове рождалась строчка.
      – Ты снова думаешь о деле?
      – Нет, но раз уж ты о нем заговорила, – Чэнь вздохнул, – меня в нем кое-что озадачивает.
      – Я, конечно, не следователь, – заявила Ван. – Но может быть, тебе полезно будет обсудить свои сомнения со мной.
      Старший инспектор Чэнь знал: действительно, полезно иногда пересказать суть дела внимательному слушателю. Даже если собеседник и не выдвинет никаких конструктивных предложений, иногда вопрос, заданный под неожиданным углом – возможно, вопрос человека несведущего, – способен открыть совершенно новые перспективы и возможности. И он начал рассказывать Ван суть дела. Он не боялся делиться с ней информацией, несмотря на то что она работала репортером в «Вэньхуэй дейли». Она слушала внимательно, подперев рукой щеку. Потом подалась вперед и посмотрела ему в лицо. В ее глазах отражался утренний город.
      – Ну вот, – сказал Чэнь, повторив доводы, которые он излагал вчера на экстренном совещании особой следственной бригады. – У нас есть вопросы, но нет ответов. Единственное, что нам пока удалось установить, – десятого мая, примерно в половине одиннадцатого вечера, Гуань ушла из общежития. Она собиралась куда-то поехать на несколько дней. Мы так и не узнали, что же случилось с ней потом – кроме того, что она ела икру.
      – Больше ничего подозрительного?
      – Кое-что вообще-то есть. Не то чтобы подозрительное, просто для меня это как-то бессмысленно. Она собиралась в отпуск, но никто не знал куда. Обычно отпускники охотно делятся с сослуживцами своими планами.
      – Это правда, – кивнула Ван. – А может, она просто устала постоянно находиться в центре внимания и ей хотелось побыть одной?
      – Вполне вероятно, но в целом уж очень она скрытничала. Следователь Юй навел справки во всех бюро путешествий. Ни в одном она не регистрировалась.
      – А может, она путешествовала самостоятельно?
      – Вполне возможно, но, по-моему, вряд ли незамужняя молодая женщина станет путешествовать одна – без своей компании или мужчины. Такова моя гипотеза, и икра в нее вписывается. Более того, в октябре прошлого года она уже ездила отдыхать. Нам известно, где она была, – в Хуаншане, в Желтых горах. Но была ли она там одна, вдвоем или с тургруппой, мы не знаем. Юй наводил справки, но ничего определенного выяснить не удалось.
      – Странно, – сказала Ван, задумчиво полузакрыв глаза- – В Хуаншань не ходят поезда. В Уху надо делать пересадку на автобус, а от конечной остановки автобуса до гор еще пройти пешком довольно большое расстояние. Да еще устроиться в отель – часто это очень трудно. Если ехать с туристической группой, можно сэкономить кучу денег – и нервов. Я бывала там, я знаю.
      – Да, и вот еще что. Судя по записям в универмаге, она отдыхала в горах дней десять, с конца сентября и первую неделю октября. Следователь Юй позвонил во все тамошние отели. Но ее имени нет в списках постояльцев за тот период.
      – Ты уверен, что она была именно там?
      – Абсолютно уверен. Она показывала сослуживицам фотографии, сделанные в горах. Да я и сам видел несколько снимков у нее в альбоме.
      – Наверное, у нее очень много снимков.
      – Для молодой симпатичной женщины – маловато. – Чэнь покачал головой. – Но некоторые из них очень хороши.
      В самом деле, похоже было на то, что некоторые снимки делал профессионал. Например, он прекрасно помнил фотографию Гуань, прислонившейся к знаменитой горной сосне. В распущенные черные волосы как бы вплетались белые облака. Такому снимку место на обложке какого-нибудь рекламного проспекта.
      – Есть ли снимки, где Гуань находится в обществе других людей?
      – Конечно, и даже очень много. Например, на одной фотографии ее запечатлели с самим товарищем Дэн Сяопином.
      – А во время отдыха в горах? – Ван взяла с блюда длинными тонкими пальцами гроздь винограда.
      – Не помню точно, по-моему, нет…
      Это тоже необходимо исследовать поподробнее.
      – Допустим, Гуань путешествовала совершенно одна. – Ван обрывала виноградины с грозди. – Но ведь во время отдыха она наверняка с кем-нибудь познакомилась – например, с соседкой по номеру в отеле. Может, она с кем-то обменивалась впечатлениями о местных красотах, потом они фотографировали друг друга по очереди…
      – И возможно, снимались вместе. Ты совершенно права, – кивнул Чэнь. – А у некоторых туристов могли быть бирки с именами на одежде.
      – Бирки? Да, – кивнула Ван, – если они путешествовали с группой.
      – Я пролистал все ее фотоальбомы, – Чэнь украдкой бросил взгляд на часы, – но можно просмотреть их еще раз.
      – И как можно скорее. – Ван положила виноградины на блюдце.
      На фоне ее красивых пальцев виноград казался зеленоватым, почти прозрачным.
      Он непроизвольно подался вперед и накрыл ее ладони своими. Их объединяло некое взаимопонимание, что ему очень нравилось. Но и торопиться ни к чему. Старший инспектор Чэнь ощущал необходимость все хорошенько осмыслить.
      Ван покачала головой; она как будто собиралась что-то сказать, но потом раздумала.
      – В чем дело?
      – Я беспокоюсь за тебя. – Слегка нахмурившись, она выдернула руку.
      – Почему?
      – Ты просто одержим этим делом, – мягко сказала она, вставая с места. – Человек честолюбивый не обязательно несносен, но ты, товарищ старший инспектор, заходишь слишком далеко.
      – Да нет, ничего я не одержим, – возразил он. – Просто я смотрел на тебя и вспоминал двустишие:
 
Вспоминая о твоей зеленой юбке,
Я легко-легко ступаю по траве.
 
      – Не прикрывайся цитатами! – заявила Ван, поворачивая к лесенке. – Я знаю, как много для тебя значит твоя работа.
      – Не так много, как ты думаешь, – возразил Чэнь, качая головой, как она. – И уж конечно, не так много, как твоя работа – для тебя.
      Ван поспешила сменить тему:
      – Как поживает твоя мама?
      – Хорошо. Все ждет, пока я повзрослею; намекает, что не прочь стать бабушкой.
      – Сначала повзрослей.
      Иногда Ван бывала язвительной, но, возможно, у нее просто срабатывал защитный механизм. Чэнь рассмеялся:
      – Как насчет того, чтобы встретиться в ближайшие выходные?
      – Чтобы поговорить о расследовании? – добродушно поддразнила она.
      – Если хочешь, – сказал он. – А еще мне хочется поужинать с тобой у меня дома.
      – Ладно, я с удовольствием, только не в эти выходные, – сказала Ван. – Сверюсь со своим ежедневником. Я не гурман, как твой приятель, Лу Иностранец, но неплохо готовлю острые овощи по-сычуаньски. Как тебе мое предложение?
      – Просто здорово!
      Она повернулась к нему; на лице ее играла загадочная улыбка.
      – Провожать меня до работы не обязательно.
      Чэнь закурил и стал смотреть, как Ван переходит улицу. Вот она остановилась на «островке безопасности», пережидая, пока можно будет идти дальше. Там она оглянулась; зеленая юбка заплескалась вокруг ее длинных ног. Ее улыбка наполнила его удивительным чувством цельности. Прежде чем свернуть в переулок, выходящий к зданию «Вэньхуэй», она помахала ему рукой.
      В последнее время он все чаще думал о них двоих – и о совместном будущем.
      В политическом смысле Ван Фэн не является для него идеальной парой. На ее будущее сильно повлияло предательство так называемого мужа. Даже если она с ним разведется, пятно в ее биографии все равно останется. Все не имело бы такого большого значения, не будь он, Чэнь, старшим инспектором полиции. Поскольку же он «делал карьеру по партийной линии», он знал, что руководящие органы следят за каждым его шагом. Впрочем, следят за ним и некоторые его коллеги; они только порадуются, если он сам перечеркнет свою карьеру подобным союзом.
      Замужняя женщина – хотя замужем она чисто номинально – тоже «нежелательная связь».
      Чэнь отшвырнул окурок. Одно решение он уже принял: он пойдет на улицу Цинхэлу пешком, а не поедет в автобусе. Ему нужно немного подумать.
      Пересекая «островок безопасности», Чэнь легко ступал на зеленую траву.

12