Глава 55

К полудню во вторник Ллуэллин и его спутники разместились на верхнем этаже отеля «Гостиница короля Рене». Первым навестил их Скутер Олбани, который попросил Ллуэллина просмотреть отрывок репортажа. Он собирался отправить репортаж на французское телевидение. Когда Ллуэллин вошел в комнату Олбани, навстречу ему вышел не кто иной, как Оксби.

– Мне надо идти, – сказал Скутер Ллуэллину и вышел в холл.

– Я думал, вас вызвали обратно в Лондон, – сказал Ллуэллин. – Боюсь, что из меня получился плохой громоотвод. Простите.

– Я подозреваю, что Вулкан приготовил какой-то план для одного из вечеров, когда вы оставались в Авиньоне, – ответил Оксби. – Но это, наверное, выглядело слишком легко. Он хотел проверить, с чем он может столкнуться, а кольцо вокруг вас было невидимым. По крайней мере, так мне подсказывает интуиция. – Оксби улыбнулся. – Но моя интуиция – как молоко трехдневной свежести: то сладкое, то кислое.

– Что слышно от Тобиаса?

– Все отлично, – успокоил его Оксби.– Алекс с женой сегодня приехали в Экс.

– Картина…

– С ней все в порядке, она в безопасности, – сказал Оксби. – Как Астрид?

– Все возится со своими синяками. Она по-настоящему озабочена моей безопасностью и не хочет, чтобы с картиной что-нибудь случилось. Она вправду считает, что было бы неплохо поставить пару охранников рядом с дверью моего номера.

– А вы что сказали?

– Что так делают только президенты.

– Она спрашивала, охраняет ли кто-нибудь вашу картину?

– Да, в Авиньоне, кажется.

Оксби пролистал страницы своего блокнота.

– Я хочу, чтобы вы сказали Гюставу Билодо, что он сможет вывесить портрет только в то утро, когда откроется выставка. Не раньше.

– Это ему не понравится.

– Спишите это на адвоката.

Оксби нашел Джимми Мурраторе в его номере. Инспектор составил список, указывавший, где остановились те, с кем стоило встретиться.

– Они все разбрелись. Сэм Тернер выбрал отель «Поль Сезанн». Энн приедет завтра утром. Я ее размещу в «Кардинале», где я остановился.

– Куда ты поместил Тобиаса?

– Тобиасы будут в отеле «Черный берег». Я не знаю, где остановятся французы, но знаю, что Анри Трама где-то прячется. Можете быть уверены, он говорит всем своим друзьям, что наш план не сработает. Надеюсь, что он выскажется в прессе. Шеф, как я понимаю, у вас сборная солянка из трех полицейских Скотланд-Ярда, которые здесь без разрешения и которые, возможно, будут уволены, как только ступят на британскую землю. Есть еще один канадец из Интерпола и нью-йоркский полицейский в отставке. Мы ищем призрак с вымышленным именем, которое обозначает бога огня.

Оксби серьезно посмотрел на молодого сержанта: – Ты все верно сказал, Джимми. Кроме того, что здесь останутся только двое из Скотланд-Ярда. Я хочу, чтобы ты вернулся в Лондон, как только сможешь. Установи, где находится Алан Пинкстер, и будь рядом с ним, как будто ты еще один слой его кожи. Чего бы это ни стоило, не теряй его из виду.

Внутри музея Гране было настоящее столпотворение: странное, равномерное движение наблюдалось во всем старом здании, возведенном в 1671 году, – тогда оно было монастырем рыцарей Мальты. Было похоже, что это роение является частью хитрого плана, в котором каждый компонент выставки взрывается, распадаясь на множество частей, а потом волшебным образом собирается обратно в чудной гармонии. До открытия оставалось меньше четырех дней: маляры все еще покрывали желтой краской стены в лестничных пролетах, в квадратном холле и в старом вестибюле – поверх старой штукатурки. Столяры и плотники строгали и стучали молотками, а электрики проводили свет в четырех залах на втором этаже, где должны были выставляться шестьдесят два масляных полотна, пятьдесят шесть акварелей и двадцать девять рисунков.

Гюстав Билодо, его помощник Марк Даген и Шарль Пурвиль из нью-йоркского музея Метрополитен разработали грандиозный план по размещению картин и рисунков. В центральной галерее на втором этаже директор отвел большое место для восемнадцати портретов семьи и родственников Сезанна. Отдельно стоящий двусторонний экран помещался на видном месте перед одной из двух стен, отведенных под портреты; перед входом Билодо планировал поместить портрет Ллуэллина. Портрет с другой стороны экрана должен был стать сюрпризом, о котором Билодо собирался сообщить во время приема накануне дня великого открытия.

Появилась Мирей Леборнь со своим помощником; она встретилась с Билодо в портретной галерее. Ее беспокоило не то, на какую стену будет повешена каждая картина, а то, состоится ли выставка вообще.

– Не имеет никакого значения, жив ли еще этот сумасшедший, – умоляюще сказал Билодо. – Мы надежно защищены изнутри. Каждый возможный вход в музей, все двери и окна охраняются высокочувствительными датчиками. На тот случае, если кто-нибудь проберется внутрь, все открытое пространство – галереи, лестничные пролеты, залы, кабинеты, туалеты – оснащено инфракрасной сигнализацией. – Он показал ей небольшой цилиндр. – В каждую раму будет вмонтирована сигнализация.

– Вы забываете, что четыре картины Сезанна уничтожили именно тогда, когда музеи были открыты для посетителей, – сказала Леборнь. – Возможно, Вулкан хитрее вас и ваших датчиков и сигнализаций.

– В музее постоянно будут дежурить двадцать семь охранников, по крайней мере четверо в каждой галерее. Все они очень опытные, и каждый прошел специальную подготовку и знает, что ему делать.

– Но система безопасности еще не начнет действовать в полную силу, Гюстав. Она не будет установлена до первого февраля, около двух недель.

– Система в портретной галерее полностью установлена и проверена. С дополнительной охраной. Я уверяю, ни один музей в мире не был столь безопасным, как Гране.

Перед холлом был сад, окруженный низкими постройками. Рядом когда-то была конюшня на двадцать лошадей, но сейчас она не функционировала. На Рю Алферан, улице за музеем, выстроились четыре фургона. Они принадлежали управляющему, который выбрал конюшню для установки передвижной кухни. За нее отвечал небритый молодой человек плотного телосложения, казавшийся старше своих лет. Его ждал молодой человек с широкой улыбкой на длинном, узком лице.

– Нужна помощь на кухне? – спросил Леток.

Шеф оглядел худого черноволосого мужчину.

– Руки покажи, – сказал он грубо.

Леток был подготовлен к этому испытанию и вытянул руки ладонями вниз, а потом перевернул их.

– Можешь приходить на шесть часов завтра, с пяти до одиннадцати. Плата – двести тридцать пять франков.

Продолжая улыбаться, Леток сказал:

– Я приду.

Глава 56

Астрид тихо подошла к столу у окна и сняла трубку. Телефон звонил уже полминуты, но Фрейзер не ответил.

– Алло, – нерешительно произнесла она.

– Я звоню мистеру Ллуэллину. – Это был хриплый мужской голос, который она смутно припоминала.

– Кто звонит?

– Алекс Тобиас. Он ждет моего звонка.

– Это Астрид, мы встречались в Нью-Йорке.

– Точно. Рад вас слышать, – сказал Тобиас.

– Откуда вы звоните?

– Я в четырех домах от вас.

– Тогда мы можем увидеться. Подождите, пожалуйста, я найду мистера Ллуэллина.

Она постучала в дверь Ллуэллина, открыла ее и вошла в комнату. Ллуэллин в этот момент выходил из ванной, завернутый в полотенце. Он стоял перед ней почти голый, только полотенце было повязано вокруг талии.

– Звонит мистер Тобиас, – сказала она, указывая на телефон.

Он кивнул, и она вернулась в комнату и закрыла дверь.

– Как ваша поездка?

– Лучше не бывает, только немного дождило на второй день. Хелен говорит, что это я виноват, но я свалил все на вас, сказав, что это вы назначили дату.

– Уверен, мой друг в порядке, но все же спрошу.

– Он в отличной форме, но я почувствую себя лучше, когда мне больше не придется с ним нянчиться.

– Еще денек, Алекс. Только смотрите, чтобы его кто-нибудь случайно не унес. Кому-нибудь может понравиться ваш старый чемодан.

Тобиас рассмеялся:

– Не беспокойтесь, он выглядит еще хуже, чем обычно.

– Я хочу, чтобы вы от него не отходили. Мы его не будем показывать до дня открытия. А вы с Хелен никак не можете присоединиться к нам на приеме завтра вечером?

– Боюсь, нет. Хелен собирается на день в Марсель. Но можем вместе выпить, хотите?

Они поговорили еще несколько минут, попрощались и повесили трубки. Астрид тоже повесила трубку.

Глава 57

Поездка в метро казалась бесконечной, особенно человеку, который совершенно не умел ждать. На станции «Хэмпстед» на севере Лондона Бад Самюэльсон вышел вслед за толпой на улицу и пошел по указателям, которые привели его на Черч-роу. Этот популярный район мог считаться окраиной только потому, что был в трех милях от центра Лондона, но улицы были полны туристов. «Это сплошное очарование», – подумал Самюэльсон, проходя мимо двухсотлетних домов и ухоженных садов, которые окаймляли Черч-роу. Он увидел маленькую старую церковь Святого Иоанна, выкрашенную в белый цвет, с железными оградами, которые окружали двор и кладбище. Было двадцать минут пятого, через десять минут двери должны были закрыться для посетителей.

Внутри он увидел только голые чистые стены и старые деревянные скамьи; рядом с аналоем был бюст Китса. У окна стояла женщина в длинном, почти до пола, черном пальто. Она повернула голову. У нее было белоснежное лицо с экзотическими чертами и ярко-красными губами. Самюэльсон и молодая женщина были одни.

– Мистер Самюэльсон? – спросила она.

– Мари Симада? – отозвался он.

Глава 58

Шоссе Н7 вело на северо-запад от Экс-ан-Прованса через холмистую сельскую местность. Склонившись над рулем, Педер Аукруст медленно вел автомобиль, думая только о том, как тщательно подготовлены меры безопасности в музее Гране и как важно заполучить картину Ллуэллина до того, как она окажется в портретной галерее. Он думал также о том, как мало осталось времени. Выставка открывалась через два дня. Он отказывался признаться себе, что уже упустил шанс и что это задание сейчас будет гораздо труднее выполнить, чем тогда, когда богатый житель Нью-Йорка путешествовал по югу страны.

Успех зависел от того, насколько точно будет рассчитано время, кроме того, необходимо было устранить все возможные ошибки в стратегии. Ночь, проведенная в одиночестве, должна была помочь ему решить, насколько хорошо он все спланировал, и подготовить его к тому, что он должен был совершить в ближайшие сорок восемь часов.

Небо становилось разноцветным, слоистые облака частично закрывали солнце, до захода оставался час. Он ничего не ел весь день, кроме круассана и груши, которую взял с блюда с фруктами в портретной галерее, когда тщательно изучал свет, сигнализацию, выходы, окна и датчики, вмонтированные в подкладки картин. В карманах его пиджака были миниатюрные инструменты, с помощью которых он собирался вынуть холст из рамы.

Холст прекрасно поместился бы в специально подготовленном кармане, между двумя сшитыми между собой футболками. Портрет плотно прилегал бы к его широкой спине и остался бы незамеченным. Он оставался бы там до тех пор, пока Аукруст не встретился бы с Аланом Пинкстером. Потом он обменял бы его на такое количество денег, которого не видел за всю свою жизнь.

Он свернул на шоссе Д543, следуя через горы. Поехать на ночь за город его вдохновила реклама в журнале путешествий.

На перекрестке был знак, указывавший дорогу к гостинице «Короли и королевы». Он свернул на узкую песчаную дорогу. Дорога плутала среди деревьев и низких холмов, где встречались пастбища и овцы. Потом последовал еще один крутой поворот и последний – на запад, прямо на солнце, которое как раз садилось за ближайший холм. В тени холма он увидел гостиницу.

Он вошел в длинный, тускло освещенный зал с лестницей в дальнем конце и стойкой напротив нее, у стены. Справа, посреди зала, были двойные двери, ведущие в ресторан, напротив которого была комната со столиками, мягко освещенная розоватым светом, исходившим из ламп с темно-розовыми абажурами. Аукруст почувствовал сладкий запах и увидел двух людей за столиком в дальнем конце комнаты. Он прошел к столу и подождал.

– Чем могу помочь? – Тихий приятный голос принадлежал хрупкому юноше лет двадцати пяти, который появился из-под лестницы.

– Я хочу поесть и переночевать. У вас есть номера?

– Вы один?

Аукруст кивнул и заметил серьги и губную помаду на губах молодого человека.

– Да, я буду один.

– Ужин в девять, а ваш номер четвертый, – сказал юноша, – наверх по лестнице. Полная стоимость, включая обед и номер, кроме напитков из бара, составит девятьсот двадцать пять франков. Наших гостей мы просим платить заранее.

Теперь Аукруст заметил не только помаду, но и то, что глаза молодого человека искусно подведены и что лицо больше похоже на девичье, чем на мужское.

– Я пойду погуляю, пока светло.

– Здесь есть дорожка для прогулок как раз за нами, она проходит через лес – всего миля, и она приведет вас обратно к гостинице. Позже, когда вам понадобится компания, сообщите мне или другому служащему. Меня зовут Лоран, – сказал он с улыбкой.

– Я сам выберу себе компанию, – твердо сказал Аукруст. «У гостиницы подходящее название», – подумал он.

Широкая тропинка петляла по роще. Аукруст пошел, сначала медленно, потом быстрее, когда темнота опустилась на лес. Он обнаружил, как и предсказывал Лоран, что тропка привела его к фасаду гостиницы.

В номере было почти совсем темно; тонкие шторы на окне раздвинуты, угасающий свет проникал в комнату. Аукруст включил ночник и осмотрелся: низкая тумбочка у окна; два кресла и неустойчивый торшер с замызганным абажуром рядом с одним из кресел; занавеска, скрывавшая раковину, душевую кабину и туалет. Красные розы размером с кочан украшали обои за массивной высокой кроватью – единственным намеком на удобство в этой комнате. Очевидно, кровати в этой гостинице были важны. Аукруст запер дверь, подошел к окну и остановился, наблюдая, как последние лучи солнца исчезают за леском, где он гулял. Он задернул шторы, повернулся и увидел дуло наставленного на него пистолета.

– Ты выбрал своеобразное место для ночлега,– сказал Леток.

– Как ты?.. Дверь была заперта…

– Лоран дал мне это.– Он протянул ключ. – Я сказал ему, что я особый друг, что ты меня ждешь. Он понял.

– Чего ты хочешь? – спросил Аукруст, переводя взгляд с пистолета на Летока.

– В прошлый раз между нами была кровать, у тебя было преимущество. Теперь – нет.

– Положи эту чертову штуку, – потребовал Аукруст.

Леток засмеялся:

– Сначала дело. Вейзборд был должен мне денег. А ты его убил.

– Он сам себя убил. Он был больной человек.

– Самоубийство? Только не Вейзборд.

Аукруст указал на свою грудь:

– Его легкие отказали. Я сам это видел.

– Конечно, видел. – Леток покачал пистолетом. – Ты убил его.

– Я пришел к нему, чтобы забрать картину мадам Девильё. Я отдал картину владелице.

Леток, казалось, был удивлен.

– Она заплатила мне, чтобы я нашел портрет.

– Он у нее, Леток. Я вернул его два дня назад. Леток наклонил голову и с недоверием уставился на него.

– Вейзборд мне должен, а ты его убил. Теперь плати ты.

– Сколько он тебе должен?

– Шестьдесят тысяч франков.

– Много. – Аукруст потер руки, как будто пытался принять решение. – Я заплачу, – сказал он, глядя на Летока в упор.

Леток, удивленный, слегка опустил пистолет.

– Когда?

– Я могу дать тебе пять тысяч сейчас, это все, что у меня с собой. Остальное завтра.

Леток смотрел на тонкую, хитрую улыбку и слушал успокаивающий голос.

– Давай свои пять тысяч. Положи их сюда, на кровать.

Аукруст достал бумажник, открыл его и начал по одной кидать на кровать пятисотфранковые бумажки. Они беспорядочно падали вниз, и Леток начал подбирать их. На мгновение он отвел взгляд от Аукруста, но этого оказалось достаточно. Аукруст перепрыгнул через кровать и повалил Летока на пол. Последовали два выстрела. Одна пуля попала в алую розу на обоях, другая снесла абажур с кисточками. Аукруст ударил Летока кулаком по руке, выбив пистолет. Аукруст замахнулся на Летока, но тот, будучи меньше, выскользнул и вскочил на ноги, прежде чем Аукруст поднялся на одно колено. Из комнаты перед спальней донеслись голоса:

– Откройте дверь! Вы ранены?

За криками послышался стук в дверь, и слабый замок сломался.

– Прекратите драку! – закричал кто-то. Это был высокий человек с длинными волосами, перевязанными черной лентой в хвост. За ним стоял Лоран, остальные толпились в проеме.

– Я Жан-Пьер, хозяин, – сказал он. – Мы не любим, когда ссоры выходят из-под контроля. Кто-то может быть ранен, и это навредит нашей репутации.

Аукруст медленно встал. Сначала он посмотрел на Летока, потом на Жан-Пьера. Лоран сказал, указывая на Летока:

– Он приехал просить прощения и сказал, что хочет чтобы его простили. Он предупреждал, что может завязаться драка, и был прав.

– Он не стал слушать, – сказал Леток, шагнул вправо, нагнулся и поднял пистолет. Он пригрозил им Аукрусту, потом собрал банкноты с кровати. – Ты должен мне, вонючий мерзавец. Шестьдесят тысяч, кроме того, что здесь. Заплати, или я воспользуюсь этим. – Он помахал пистолетом и исчез из комнаты.

Глава 59

Фургон Аукруста стоял у входа в парк Жозефа Журдана рядом с городским университетом, меньше чем в миле от отеля «Гостиница короля Рене». Аукруст вернулся в Экс в предрассветной темноте и прождал в нетерпении уже час. Он больше не думал о встрече с Летоком, отодвинув воспоминания о нем глубоко в памяти, чтобы вернуться к этому позже, в более подходящее время. В восемь задняя дверь открылась, и на сиденье вспрыгнул Клайд, то ли рыча, то ли тявкая, а за ним села Астрид. Она подтянула к себе пса, держа его за шею.

– Будь хорошим мальчиком, сиди смирно.

– Ты уверена, что за тобой не следили? – спросил Педер.

– Конечно, – горько ответила она. – Разве я села бы в машину, если бы знала, что за мной следят?

Макияж скрывал синяк у нее под глазом, но ничто не могло скрыть унылый вид. Она нервничала и отводила глаза.

– Еще раз опиши, где вы остановились: сколько комнат, кто в каждой из них.

Астрид устало заговорила Она пожаловалась, что уже рассказывала это ему, что ей нечего добавить. Педер расспрашивал о деталях: где окна, какие они? Измерила ли она расстояние до пассажирского и до служебного лифта, где они точно расположены? Телефоны – где они? Заставил описать ванную. Есть ли двери между комнатами?

Он спросил:

– Там есть полицейские, в форме или без нее?

– Нет, я никого не видела, ничего похожего.

– Ты видела картину?

– Я уже говорила: он держит ее в деревянном ящике. В спальне, в шкафу. Запертом.

– Когда он отвезет ее в музей?

Астрид покачала головой:

– Он не говорил.

– Он еще говорил что-нибудь об охране в музее, выказывал беспокойство, говорил ли, что доволен… или что недоволен?

Она снова покачала головой и закрыла глаза:

– Перед завтрашним приемом Ллуэллин пойдет в музей. Он пригласил меня с собой.

Аукруст кивнул, мгновенно запомнив эту информацию.

– Что делает его слуга, Фрейзер?

Она вздохнула:

– Что и всегда: еда, поручения, пес.

– А эта проклятая собака всегда тявкает?

Астрид только крепче сжала Клайда и ничего не ответила.

Аукруст сказал:

– С ним часто Олбани. Он пьет, но вроде делает свое дело. Где его комната?

– Кажется, рядом.

Аукруст рассеянно смотрел вперед, на нескончаемых студентов, которые шли пешком или ехали на велосипедах.

– Была ли почта или звонки, которые казались необычными?

Астрид покачала головой. Она повернулась к Аукрусту, но не могла смотреть ему в глаза. Когда она попыталась заговорить, то поняла, что дрожит от страха. Наконец она выдавила:

– Педер, ты должен сказать, что любишь меня. Я делаю все, что ты велишь.

Он не отвечал. Он ждал, пока она успокоится.

– У нас все по-прежнему. Ты слышишь?

Она кивнула, но очень слабо.

– Скажи, были ли необычные телефонные звонки.

– Конечно, он говорит по телефону, заказывает еду, газеты…

– Необычные, – с нетерпением перебил он.

– Нет, только…

– Только – что?

– Был звонок от человека, с которым я познакомилась в Нью-Йорке. От Тобиаса.

Аукруст напрягся:

– Что он хотел?

– Он здесь, в Эксе.

– Когда он приехал?

– Он звонил вчера.

– Ты подслушала разговор?

– Я ответила на звонок. Я слушала, но ничего не поняла.

– О чем они говорили?

– Тобиас говорил о каком-то друге, которого он привез с собой. И о каком-то чемодане. Но американцы используют слова, которые я не понимаю, они и говорили всего минуту.

– Скажи точно, что помнишь, – потребовал Аукруст.

Астрид попробовала вспомнить, но смогла вымолвить только:

– Кто-то сказал «нянчиться». Я не знаю, кто сказал это.

– Ллуэллин говорил с тобой об этом?

Она открыла рот и снова закрыла его, ничего не сказав.

– Ну?

Клайд тихо зарычал, и Астрид начала гладить его по голове. Аукруст взял ее сумочку, порылся в ней и вытащил помаду, которую дал ей в аэропорту Гатвик. Он снял колпачок и выкрутил помаду.

– «Страстный розовый» – твой цвет. – Он выкрутил ее в противоположном направлении, и появилась игла.

– Думаю, вы с Ллуэллином долго говорили ночью и что ты не все мне рассказала. Говори, что он сказал, или вернешься к Ллуэллину с мертвым псом.

– Нет, Педер!

Он взял у нее Клайда и положил испуганное животное себе на колени. Он вытянул задние лапы пса и нацелил иглу.

– Что тебе сказал Ллуэллин?

– Он сказал, что картина, которую он привез, копия, а настоящая картина у Тобиаса.

Глава 60

Эллиот Хестон, стоя у дверей своего офиса, пожимал руку Баду Самюэльсону, жестом приглашая его к столу в углу комнаты.

– Я ненадолго, – сказал Самюэльсон, – но у меня есть информация, которую нужно передать в правильные руки, прежде всего Оксби. Я не могу его найти. Где он, черт возьми?

– Я не знаю, где он сейчас, – ответил Хестон.

Самюэльсон положил перед Хестоном два аккуратно исписанных листка.

– Это подготовила женщина по имени Симада, недавно нанятая японским торговцем предметами искусства по имени Кондо. Вы их знаете?

– Оба имени мне знакомы, – сказал Хестон.

– Здесь говорится, что остатки, которые выдаются за автопортрет Сезанна, принадлежавший Пинкстеру, – предмет искусства, датируемый двадцатыми годами двадцатого века. Полотно родом из Бельгии или Голландии. – Самюэльсон прочитал: – «Источник белого пигмента, диоксид титана, обнаруженный на образцах при помощи спектрографического анализа, имеется только на северном побережье Норвегии, в титанистой железной руде, которая называется ильменитом. Диоксид титана был впервые применен для производства белой краски в тысяча девятьсот восемнадцатом или тысяча девятьсот девятнадцатом году».

– Мне не нужно напоминать вам, что Поль Сезанн не мог его использовать, – сказал Самюэльсон. – Он умер в тысяча девятьсот шестом году.

Глава 61

Улица Четвертого Сентября тянулась на север от аллеи Мирабо; на ее пересечении с Рю Кардиналь была площадь Дофин, центр тихого жилого квартала, где было очень много старины, но очень мало места для парковки. На площади появился красный «фиат» и объехал ее, потом резко свернул на тротуар, наполовину въехал на него, бампером к фонтану, известному как «Квотр-Дофин». Шофер выскочил из машины и помчался по узкой улице к отелю «Кардинал».

Энн Браули остановилась в маленьком холле и, тяжело дыша, спросила о местонахождении месье Оксби. Ей вручили конверт, на котором неподражаемым почерком инспектора было написано: «Только для Энн». Внутри была записка, в которой Оксби велел ей идти на улицу Кардиналь, к месту, где улица переходила в площадь Сен-Жан де Мальт: справа от нее будет музей Гране, а прямо перед ней – собор Сен-Жан де Мальт. «Я буду справа в десятом ряду».

Всенощные огни мерцали у стен в боковых приделах и в нефе старого собора. Когда Оксби приехал, он положил в коробку двадцать франков, взял свечу, зажег фитиль о горящую свечу и поставил свою свечу на рифленую металлическую трубку. Оксби не был католиком, поэтому его безмолвное послание Мириам было личным сообщением, которое, если бы Бог и святые пожелали, было бы отнесено в то место, где она находилась.

Внутри старая церковь была темно-коричневой, и налет охры покрывал висевшие высоко на стене большие картины на библейские сюжеты. В четверть одиннадцатого он увидел, что к нему стремительно направляется Энн Браули.

Оксби поздоровался с ней:

– Здравствуйте, Энн. Дома все спокойно?

Она преувеличенно вздохнула, давая понять, что поняла иронию Оксби.

– Я думала, что у Эллиота лопнет сонная артерия, когда я сказала, что беру отгул.

Оксби ответил:

– У него есть свои начальники, и ему вовсе не нравится, что мы здесь. Но я отослал Джимми назад, и это понизит давление Хестона пунктов на двадцать.

Энн открыла дипломат и вытащила несколько страниц, напечатанных через одинарный интервал.

– Как только Интерпол узнал, где искать, ребята накопали вот столько о девушке Ллуэллина.

– Вы, конечно, запомнили отчет, – сказал Оксби, поэтому опустите все, кроме главного.

– Если вы не возражаете, инспектор, я расскажу так, как запланировала, – сказала Энн, подчеркнув каждое слово. – Хорошо?

Он быстро взглянул на часы и сдержанно кивнул.

Энн начала:

– Астрид Харальдсен осиротела, когда ей было девять лет, и до четырнадцати лет ее воспитывала бабка по отцу, потом она умерла. Тогда Астрид послали к бабке по матери, которая жила в Тронхейме. Девочка была бунтаркой, и в подростковом возрасте у нее были столкновения с полицией: маленькие кражи и воровство в магазинах. Ее школьные отметки были неровными, иногда она училась хорошо, иногда плохо. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поступила в Высшую школу искусств и ремесел в Осло, чтобы изучать дизайн. Но академически Астрид была подготовлена плохо и совсем не умела рисовать. Тогда она перешла на курс фотографии, где проявила кое-какие способности, но ее отчислили через год.

Оксби некоторое время смотрел на алтарь, потом закрыл глаза.

– Продолжайте, – сказал он.

Голос Энн смягчился, и в течение следующих минут она рассказывала о юных годах Астрид.

– Когда ей было двадцать лет и она жила в Копенгагене, ее арестовали за приставания к мужчинам, но потом заявление забрали.

– Это было не однажды?

– Был и второй раз, но с тем же результатом.

– Приставания,– задумчиво сказал Оксби,– не проституция? Здесь есть определенная разница.

– Это имеет значение? – спросила Энн.

– Не думаю. – Оксби нагнулся вперед. – Вы описали несчастную, распущенную молодую девушку.

– Дальше – больше, – продолжала Энн. – Астрид была втянута в наркотики. Несколько арестов, но ее опять не осудили. Однако три года назад – ей было двадцать четыре – ее осудили за хранение кокаина, барбитуратов и амфетаминов.

– Ее посадили?

– Она отбыла три месяца из двух лет, а потом ее освободили при условии, что она будет сотрудничать с секретными службами, расследовавшими дело поставщиков барбитуратов и амфетаминов. Она работала с бывшим больничным фармацевтом, который разоблачил членов этой преступной группы и был нанят норвежским правительственным отделением внутренней безопасности. В отчете этот человек называется Оператором.

Комиссар открыл глаза.

– Интересное имя. Оператор. Продолжайте.

– Здесь произошло кое-что странное. Официальные записи об Операторе были опечатаны, а это значит, что заключительная часть отчета о Харальдсен не отражена в документах и изобилует словами типа «недостоверно» или «не проверено». Очевидно, Оператор убил подозреваемого, возможно нечаянно, во время попытки выбить признание, и дело убрали в стол. Настоящее имя Оператора не называется. Эта информация не подтверждена официальными источниками, но она считается точной. Приговор Харальдсен был смягчен, и она покинула Норвегию два года назад.