Глава 34

В Париже было не по сезону тепло, и все столики в открытых кафе рядом с отелем «Старое болото» были заняты. Астрид стояла у открытого окна и наблюдала за движением на Рю Платр. Был полдень. Зазвонил телефон. Это оказался Педер.

– Да, – ответила она.

– Что ты видишь?

– За столиком в кафе я вижу того же самого человека, который ехал за мной вчера.

– Ты уверена?

– Это негр с бородой. На нем свитер и зеленая куртка, на которой что-то написано, но не вижу, что именно.

– Он один?

– Кажется, да.

– Пойди в кафе и закажи бокал вина и что-нибудь поесть. Позвони мне из кафе и скажи, один ли он.

– Педер, почему меня преследуют?

– Они хотят знать, для чего ты в Париже. Они догадались, что ты должна с кем-то встретиться.

– Кто догадался?

– Оксби. Он очень дотошный. Хорошие полицейские всегда такие.

Педер продиктовал ей номер телефона и велел повторить его указания, что она и сделала.

Свободных столиков не нашлось, и Астрид присела рядом с полной приятной женщиной, которая с увлечением писала открытки друзьям в Айову, в город Уотерлу. Ей не терпелось рассказать о своей первой поездке в Париж.

– Все прямо как я мечтала, – захлебывалась она от восторга.

Астрид вежливо кивнула, притворившись, что не понимает.

Женщина смутилась и вернулась к своей корреспонденции.

Астрид на французском, который знала совсем чуть-чуть, попросила бокал красного вина; в меню она указала сэндвич. Человек в зеленой куртке сидел в трех столиках от нее. Рядом с кофе он положил журнал и периодически поглядывал на часы, будто поджидал опаздывавшего друга.

Астрид надкусила сэндвич, поднялась и на ломаном французском объяснила женщине, что вернется. Женщина кивнула и улыбнулась, показывая, что она прекрасно поняла.

Астрид нашла телефон.

– Объясни еще раз, – попросила она.

Внимательно выслушав, она вернулась за столик.

Ровно через десять минут Астрид расплатилась и вышла. Кафе, где она сидела, по словам Педера, было на углу Рю дю Тампль и Рю Платр. Она повернула направо и прошла два дома, затем пошла прямо. Она увидела вход в метро. Перейдя улицу, Астрид остановилась у витрины с искусственными цветами. Она бросила взгляд назад, на Рю дю Тампль. Зеленая куртка тоже остановилась.

Астрид ускорила шаг. У входа в метро стоял газетный киоск. Она подошла к нему и посмотрела на журналы, затем направилась к лестнице. Увидев, что зеленая куртка следует за ней, она побежала к поездам, купила билет и прошла на платформу, в самый конец.

Станция была хорошо освещена, и Астрид не составило труда рассмотреть людей, ожидавших поезда. На одной из скамей сидела женщина с ребенком на руках, на краю той же скамьи пристроился старик, наклонившийся над большой хозяйственной сумкой. Приближался поезд, перед ним неслась волна воздуха, с рельсов взлетали бумажки и приземлялись на платформе.

На спине зеленой куртки были слова «Detroit Tigers». Взгляд Астрид в панике метался по лицам людей.

– Педер? – прошептала она испуганно, так тихо, что едва слышала себя. – Я тебя не вижу!

Послышался шум, поезд въехал на станцию. Вдруг раздался громкий крик. Человек в зеленой куртке ударился о первый вагон, его тело откинуло на платформу с такой силой, что он перевернулся несколько раз, прежде чем замер у скамьи. Все, что запомнила Астрид, было одной застывшей картинкой, как будто вырезанной из фильма ужасов: страх на лице мужчины, его руки раскинуты в отчаянной попытке спасти свою жизнь.

Старик с хозяйственной сумкой схватил Астрид за руку и бросился через толпу. Вокруг мужчины, который лежал без движения, собрались люди. Педер и Астрид выбежали на улицу, Педер бросил свою сумку в мусорный бак и запихнул берет в карман.

Глава 35

Автопортрет Сезанна, предоставленный Ллуэллином был освещен с двух сторон. Картину вынули из рамы и прикрепили к мольберту. Найджел Джоунз проверил уровнем, чтобы картина располагалась строго вертикально. Под портретом он привесил узкую полоску цветов: желтый, красный, синий и черный. Использовался фотоаппарат «Синар» и профессиональные диапозитивные фотопластинки «Эктахром 64Т». Горели четыре специальные лампы с алюминиевыми рефлекторами. Фотоаппарат держался на штативе, установленном так, что 650-миллиметровый объектив «Шнайдер» был направлен точно в центр картины, на полдюйма ниже кончика носа Сезанна. Джоунз проверил, чтобы и пленка была вертикальна. Эти меры, как ему сказали, помогут избежать искажений. Потом Джоунз исчез под черным покрывалом и, глядя на спроецированную на матовое стекло картинку, настроил фокус, ориентируясь по глазам и волоскам в бороде Сезанна.

До этого дня Джоунз фотографировал разве что семью 35-миллиметровым фотоаппаратом. Гейбриел Левин, один из лучших лондонских фотографов-портретистов, провел с ним ускоренный курс обучения в фотостудии.

– Я готов,– сказал Джоунз.– Пожелайте мне удачи.

Он заправил пластину в фотоаппарат, установил выдержку и диафрагму, нажал на тросик и сделал первый снимок. Левин составил для него таблицу значений выдержки и диафрагмы, и если Джоунз сделает все, чему его научил Левин, то шесть из двадцати фотографий точно будут удачными.

– Может, я чем-нибудь могу помочь, – сказал Ллуэллин.

– Ну конечно. Приблизительно через полчаса мне потребуется такси до аэропорта.

Ллуэллин связался с Уилки.

– Мистер Джоунз вылетает из Ла Гардиа в два сорок пять, надо его отвезти.

Найджел проверял фокус перед каждым кадром. В 2.20 его работа была завершена.

– Я позвоню, если потребуется пересъемка, – сказал Джоунз, укладывая фотопластины. – Я могу оставить на ваше попечение свет и все остальное?

– Конечно, – сказал Ллуэллин. – А что, может потребоваться пересъемка?

– Скорее всего нет, но наверняка я узнаю сегодня вечером. Я позвоню около десяти в любом случае. Последняя просьба: могу я позвонить в лабораторию и сообщить, что я уже в пути?

– Конечно.

Оксби показал на телефон.

Джоунз позвонил некоему Гарри и сообщил, что все готово. Дорога до Ла Гардиа не должна была занять много времени – все-таки пятница.

– Кто такой Гарри? – спросил Ллуэллин.

– Ли Гарри был с вами в отделе финансов; сейчас он «подрабатывает», расследуя подделки. Знает все о процессе копирования, а при нынешних технологиях такая работа занимает все его время.

– Что будет дальше? – спросил Ллуэллин.

– Попытаюсь объяснить, что я узнал с тех пор, как мы говорили об этом в Лондоне. Снимки, которые я сделал сегодня, такие же цветные слайды, которые вы делаете тридцатипятимиллиметровым фотоаппаратом, только больше. Лучший поместят на стол с подсветкой, просканируют лазером и разделят на двадцать тысяч цветовых единиц, называемых пикселями. Каждый пиксель оценивается в соответствии с цветовой шкалой, которую я поместил под портретом, цветной полоской, на которую вы обратили внимание. Затем пиксели переводятся в электронные сигналы и сохраняются как цифровое изображение. На компьютерном языке это означает, что ваш портрет будет переведен в тысячи нулей и единиц. Компьютер обрабатывает эту информацию и подстраивается под цветовые особенности пленки «Полаколор», затем будет создан второй диапозитив. С него сделают проекцию, соответствующую размерам картины, на пленку «Полаколор». Обработав цвета, мы получим готовую фотографию, которая будет в точности соответствовать оригиналу.

Ллуэллин переваривал эту информацию. Слегка запутавшись, он спросил:

– Но у фотографии гладкая поверхность, как бы научно она ни изготовлялась. Как вы передадите текстуру и мазки кисти, как в «Старухе с четками», которую вы показывали мне в Скотланд-Ярде?

– Это достигается нанесением на фотографию прозрачного густого геля, – объяснил Джоунз. – Прежде чем он затвердеет, один из художников Гарри с помощью кисти и мастихина воспроизведет текстуру и мазки оригинала. Это будет происходить у вас дома, где художник сможет использовать в качестве образца настоящую картину. В конце они наложат слой лака, поглощающего ультрафиолет, чтобы добавить мягкого налета и предотвратить выцветание.

Ллуэллин сказал:

– Столько возни из-за фотографии, или это все же картина? – Он выглянул из окна как раз в тот момент, когда Уилки подъехал к дому, и тихо пробормотал: – Лучше бы ей получиться – она должна обмануть стольких людей.

– Простите, мистер Ллуэллин?

Ллуэллин обернулся и, улыбнувшись, сказал:

– Ничего, Джоунз. Я просто готовлюсь стать громоотводом.

Глава 36

По требованию Оксби и в ответ на постоянные запросы Эллиота Хестона помощник комиссара из Скотланд-Ярда организовал оперативную группу. Поимка Вулкана стала задачей первостепенной важности. Во время отсутствия Оксби конференц-зал отдела искусства и древностей официально превратился в командный центр, или в Зал Особых Случаев, на языке Ярда. Оксби прилетел в Хитроу в пятницу вечером. Вернувшись домой, он рассортировал бумаги с заседания совета и разобрал накопившуюся почту. К полуночи он уже был в постели с книгой, собираясь почитать на ночь, но через несколько минут уснул, а закрытая книга осталась лежать подле него.

В субботу утром, в восемь часов, не успел Оксби выйти из лифта на пятнадцатом этаже, как Энн Браули взяла его за руку и быстро провела в кабинет № 1518, где его ожидал Джимми Мурраторе.

Три стола были сдвинуты в дальний конец помещения. Стол Оксби и все его содержимое до последней скрепки перенесли сюда из его кабинета. Здесь было пять телефонов, один факс и компьютер, который имел выход на судебную лабораторию, отдел криминалистики и разведку, которая поддерживала круглосуточную спутниковую связь с Интерполом. Зал Особых Случаев был полностью готов к работе.

Вдоль правой стены стояли в ряд пробковые доски по четыре фута в ширину и восемь в высоту. Всего их было пять, и вверху каждой жирными буквами были написаны заголовки.

ВУЛКАН

ПОГИБШИЕ КАРТИНЫ

ХИМИКАТЫ И ЯДЫ

СООБРАЖЕНИЯ И ВОПРОСЫ

ПОГИБШИЕ ЛЮДИ

К доскам были прикреплены записки, номера телефонов, просьбы, фотографии, вырезки из газет, отчеты других отделов полиции; в центре каждой доски висело ежедневное резюме и комментарии, касающиеся хода расследования.

Оксби спросил:

– Почему «Погибшие люди»? «Погибший» было бы достаточно.

– Произошло убийство в Райгите, – сообщила Энн. – Тело было найдено на дороге за фотоателье. Вот отчет полиции. – Она подвинула к нему две страницы.

Оксби быстро прочитал отчет и посмотрел на Энн.

– Мы узнали об этом в пятницу, – сказала Энн, – вы как раз были во Франции. Дэвид Блейни позвонил и сказал, что Шелбурн вернулся и обнаружил в своей фотолаборатории следы взлома. Кто-то проник туда и уничтожил негативы и снимки. В тот же день мы узнали о трупе.

Оксби заметил:

– В отчете мало сведений о жертве. Что о нем известно?

– He много. Он был местным бродягой – бездомным, которого владельцы магазинов называли Моряком. У нас нет доказательств, что он как-то связан со взломом, но я знаю, что связь есть.

– Это все зафиксировано? – спросил Оксби.

– Все на вашем столе, – ответила Энн.

– Негативы уничтожены, как и фотографии, – тихо, но с явным раздражением прочитал Оксби. – Они были очень важны – настолько важны, что из-за них можно было убить человека.

Оксби подвинулся к доске с заголовком «Погибшие картины».

– Мне нечего добавить к этому, надеюсь, вам тоже. Рассудок говорит мне, что Вулкан должен остановиться на четырех, но интуиция подсказывает, что он руководствуется не рассудком. Музей современного искусства в Нью-Йорке поместил свой новый портрет в двадцати футах от эскалатора, и такая халатность мне не нравится. Мне также не дает покоя портрет Девильё. – Он перестал ходить и нагнулся над столом. – Остается картина Ллуэллина. Мистер Ллуэллин согласился на роль громоотвода с понятной неохотой, но я думаю, что на самом деле ему это по душе. К сожалению, он любит путешествовать в компании, о которой нам нужно узнать побольше. В поездку он согласился взять только слугу Фрейзера, собаку и друга-репортера, который будет ежедневно выпускать свои истории на телевидении.

Оксби оказался у доски «Химикаты и яды».

– Есть что-нибудь новое?

Энн ответила:

– Я хотела, чтобы Джоунз рассказал, но он еще не вернулся из Массачусетса. Я просила его исследовать негативы Шелбурна, они, похоже, уничтожены кислотой. К сожалению, я больше ничего не узнала о человеке, который покупал столько ДФФ в Марселе.

– О Мецгере? – уточнил Оксби.

Энн кивнула:

– Докторе Мецгере. Мы знаем о нем столько же, сколько знали две недели назад, боюсь, что больше и не узнаем.

– Но попытаться стоит, – сказал Оксби. – Найдите доктора Мецгера, и вы, возможно, найдете Вулкана.

Он вернулся к доске «Соображения и вопросы».

– А здесь что?

– Все еще не возьму в толк, почему был убит Кларенс Боггс, почему убийца использовал такой редкий яд и положил его в машину в такой странной самодельной упаковке, – ответила Энн. – Любопытно, что Мецгер купил большую часть яда в Марселе. – Она помолчала, на ее лице отразилось удивление. – И разве не странно, что мистер Пинкстер расторг договор о страховке автопортрета в июне этого года? Потом фотографии, которые мы никогда не увидим, потому что, по странному стечению обстоятельств, негативы также были уничтожены. Кто знал о негативах? Очевидно, мистер Пинкстер знал, и Дэвид Блейни. Возможно, Кларенс Боггс. Но он убит. Вулкан знал, что в тот день в галерее был фотограф, но знал ли он фотографа? – Она кивнула. – Думаю, да. И бедный Моряк. Что знал он? – Она нахмурилась. – Как говорила Алиса, все странее и странее.

– Отлично, Энни. А ты, Джимми? Какие зацепки?

– Начну с того, что у меня голова трещит от всех этих вопросов, которыми забила себе голову сержант Браули. Я бросил размышлять о ставках мистера Боггса, поэтому я больше не подозреваю его агентов. Но меня очень заинтересовало другое, и это привело меня туда, где я никогда не был. Понимаете, когда мы стали проверять имя мистера Пинкстера, выяснилось, что на него работает лодочник с лицензией в лондонском порту. Это временная лицензия, потому что он не проходит никаких тестов, просит продления и платит вовремя. Парни из округа Темзы помогли мне выследить буксир – он стоит у пирса Кадоган. Это старый буксир, команда – греческая пара. У буксира даже имя греческое – «Сепера» – и греческий флаг на корме.

Оксби написал на доске «Сепера» и с полминуты смотрел на слово.

– Это может быть простой забавой или своеобразным вложением денег. Наемный буксир? – Оксби повернулся к Джимми. – Возвращайся на полицейский катер и выясни, зачем Пинкстеру этот буксир. Если у тебя будут проблемы, я улажу это с главным инспектором Уикрофтом; он только что стал вторым лицом в округе Темзы. У тебя что-то еще?

Джимми отрицательно помотал головой.

– Энни, – сказал Оксби, – проследите, чтобы Джоунз съездил в фотолабораторию Шелбурна, а потом я хочу, чтобы вы ускорили расследование, касающееся Астрид Харальдсен. Она для меня загадка, красивая и скучная или милая и чертовски умная – я еще не решил. Проследите, чтобы проверили, училась ли она в Высшей школе искусств и ремесел в Осло – точное название школы в ее деле. – Оксби стоял теперь перед доской, на которой было написано «Вулкан». – К сожалению, я ничего не могу добавить к описанию Вулкана – только мысли, а их у нас и без того достаточно.

Оксби отдал поручения своим помощникам, а потом отослал их, предупредив, что им не придется расслабляться. Перед тем как уйти, он медленно прошел мимо пяти досок, останавливаясь перед каждой на несколько минут. Затем Оксби запер кабинет 1518 и направился к лифту. Не успел он дойти до него, как его остановил офицер из отдела Хестона и вручил конверт.

– Я был у вас в кабинете, половины мебели нет на месте. Все в порядке?

– Да, спасибо.

В конверте с пометкой «Срочно» было сообщение от Анри Трама, переданное из центрального отделения судебной полиции Парижа:

Глава 37

Плотный воскресный поток автомобилей и прошедший короткий ливень затрудняли движение по лондонским улицам. Дорога до Блетчингли была невыносимо скучной. Получив сообщение Феликса Лемье о повышении стоимости страховки, Оксби решил нанести Алану Пинкстеру неожиданный визит. Среди дел, которые он взял с собой во Францию, был отчет о страховом статусе коллекции Пинкстера, информация, собранная подразделением по борьбе с подделками. Новость о том, что убит бродяга, была еще одной причиной для визита Оксби. Он допросит Пинкстера без присутствия второго офицера, что являлось нарушением процедуры. Но так он делал всегда и был готов к тому, что Хестон поднимет шум.

Особняк Алана Пинкстера изначально назывался «Вид на долину». Он был построен в 1848 году и выходил на когда-то нетронутую долину, на которую теперь наползли площадки для гольфа «Годстоун-Хиллз» и автострада М23. Дверь открыла мужеподобная миссис Пэджитт, экономка. Казалось, ее ничуть не впечатлило удостоверение Оксби, и она с неохотой сказала, что мистер Пинкстер и его дочь уехали в Мейдстон, в графство Кент, на выходные и что мистер Пинкстер ожидается позже.

Оксби обнаружил, что картинная галерея заперта и что машин, которые указывали бы на присутствие сотрудников, в этот воскресный день нет. Он надеялся увидеть Дэвида Блейни, но вместо этого столкнулся с охранником в сопровождении злющего добермана. Оксби вернулся к машине. Через полчаса появился знакомый черный «мерседес».

– Что привело вас сюда? – спросил Пинкстер с нескрываемым раздражением.

– Вопросы, – ответил Оксби со зловещей улыбкой. – Мое дело – задавать вопросы, а если я их не буду задавать, то мне придется несладко.

– Послушайте, инспектор, мне не нравятся неожиданные визиты полиции, и как раз сейчас я очень занят.

– Всего десять минут, – сказало Оксби. – Мне вправду нужна ваша помощь.

Пинкстер нахмурился, нервно потряс головой и осторожно потрогал покрасневшую кожу над губой.

– К черту все, давайте.

Они прошли на террасу и уселись на толстые лимонно-желтые подушки на белых плетеных креслах. Оксби положил свою фуражку на стол и взял блокнот и диктофон.

– Если вы не возражаете, я включу это. – Он включил диктофон и поставил его на стол.

– Мистер Пинкстер, ваша картина все еще в галерее?

– Зачем вам это? – спросил Пинкстер с подозрением.

– У нас нет ее фотографий, ни до уничтожения, ни после. Нам очень важно иметь эти снимки для протокола.

– Фотографии застывшей массы краски? Какая от них может быть польза?

– Я уже сказал: для протокола, чтобы наши криминалисты смогли сравнить их с другими картинами.

Я с уважением отношусь к частной собственности, но содействие с вашей стороны будет для нас бесценно.

– Я могу сфотографировать картину. Скажите, что вам еще нужно.

– Значит, то, что осталось от картины, сейчас в вашей галерее?

– Вы, кажется, удивлены? – спросил Пинкстер.

– Ведь страховщики могли забрать ее.

– Им это не надо.

– Почему, как вы полагаете?

– Не знаю, – отрезал Пинкстер.

– Я навел справки. Предположительно, по крайней мере так нам сообщают, в случае с картиной в Эрмитаже страховки вообще не было. Картина в Национальной галерее была застрахована Советом по искусству, и до сих пор мы не получили отчета о гибели картины в бостонском музее. Ваша картина была единственной, которая находилась в частном владении, и мы, естественно, полагаем, что вы застраховали ее на случай кражи или повреждений у Ллойда. – Оксби нагнулся вперед. – Но у Ллойда нам сообщили, что все ваши картины всегда страховались временно и что срок страховки автопортрета Сезанна истек в июне. Это так?

– Там были очень высокие страховые взносы. Я хотел договориться о более приемлемых условиях.

– У Ллойда?

– Я… не помню. Этим занимаются мои сотрудники.

– Вы допустили, чтобы такая ценная картина осталась незастрахованной?

– Я возражаю против ваших умозаключений, инспектор, – рассерженно сказал Пинкстер. – Это было сделано ненамеренно, и я не мог и подумать, что с ней случится такое.

– Но, мистер Пинкстер, вы знали, что была опасность…

– Именно поэтому взносы так подскочили. – Пинкстер наконец посмотрел Оксби в глаза. – Я хотел снять картину со стены и убрать подальше и даже велел Кларенсу Боггсу заняться этим. – Краснота вокруг его рта усилилась. – Как вы знаете, это не было сделано.

– Вы собираетесь нанять того же фотографа, который был в галерее в день гибели картины?

Пинкстер отвернулся.

– Я не нанимаю фотографов, за это отвечает Дэвид Блейни.

– Понятно. – Оксби перевернул страницу в блокноте. – Кстати, вы видели снимки, сделанные в тот роковой день?

Пинкстер медленно покачал головой:

– Я получил отчет Блейни о них, но фотографы появляются в галерее от случая к случаю.

– Кажется, Блейни сказал, что вы хотели просмотреть фотографии, прежде чем их увидит кто-нибудь еще. – Оксби поискал что-то в блокноте. – Вот. У меня даже записано.

Пинкстер тяжело вздохнул.

– Я тогда был ужасно расстроен, и я… – Он нервно поерзал в кресле. – Теперь я вспоминаю, что знал, какому фотографу была поручена та работа, и что велел ему сразу послать мне снимки.

– Вы забыли, что видели снимки, хотя сами позвонили фотографу. Странно, не правда ли?

– Я забыл, черт возьми,– с досадой выпалил Пинкстер. – Я был чертовски расстроен, как и сейчас.

– Ну а теперь, когда вы вспомнили, что видели снимки, не скажете ли, зачем именно вы хотели их увидеть?

– Я надеялся, что найду что-нибудь, что подскажет мне, кто уничтожил мою картину.

– Но ничего не нашли?

– Нет, – он слабо развел руками, – только несколько женщин. Но если бы я что-то заметил, вы бы знали. Это глупый вопрос.

– Я задаю много вопросов, – сухо сказал Оксби. Иногда приходится задавать и глупые. Несколько женщин, говорите. Но на одной фотографии был и мужчина.

– Может быть, и так, я не помню. – Пинкстер отодвинулся в кресле и сел прямо. – К чему все эти вопросы о фотографиях?

– Дело в том, что мы, очевидно, так и не увидели некоторых снимков. Блейни пытался заказать их у фотографа повторно. Я не помню, как его зовут, но вы должны его знать…

– Иан Шелбурн.

– Да, конечно, Шелбурн. Он не отвечал на наши звонки, очевидно потому, что был в отъезде. – Оксби проверил диктофон, а потом поставил его на место. – И вот еще что. В аллее за фотоателье Шелбурна был найден труп бездомного бродяги по прозвищу Моряк. Вы об этом слышали?

Пинкстера слегка передернуло, но Оксби заметил это.

– Я не вожусь с бродягами, – неудачно пошутил Пинкстер.

– Я так и не думал. Но кто-то проник в фотолабораторию Шелбурна и уничтожил все, что касалось снимков, сделанных в вашей галерее именно в тот день. Была использована кислота, может быть – но это только догадка – тот самый растворитель, которым уничтожили картины. Что вы об этом думаете?

– Что вы имеете в виду? – вспыхнул Пинкстер.

– Я ничего не имею в виду, я спрашиваю только, потому что вы знакомы с Шелбурном и могли знать о Моряке и о взломе.

Пинкстер громко вздохнул: