- На, выпей!
      Ага, водка, ее много, кажется пол-литра. Он сделал глоток.
      - Нет, пей до дна.
      Выпил до дна. Помутневшее сознание с трудом воспринимает окружающую обстановку. Он видит в чьих-то руках пилу. Но это не больно, он вообще ничего не чувствует, только слышит назойливый визг пилы, перепиливающей кость. И никакой боли. Резали омертвевший кусок тела.
      Проснулся Бедржих в полдень 18 марта 1943 года. Осмотрелся. Он лежал на соломе. Попробовал приподняться - упал. Как тяжело ощущать себя впервые без руки, да еще в одиночестве. Вокруг - никого. На груди под телогрейку подсунут листок бумаги. Вынул его, прочитал: "Ампутацию необходимо было делать немедленно. Ручаться за благополучный исход нельзя. Операция прошла в антисептических условиях. Раненому немедленно должна быть оказана помощь". Рядом с запиской лежал кусок сыру. Бедржих съел его, попытался встать, но тут же упал. Заснул. Пробудившись, почувствовал, что немного окреп.
      Город, в котором он остался, называется Купянск. Когда Штейнер вновь проснулся ночью, там были немцы. Воспользовавшись темнотой, совершенно непроглядной из-за пыли и дыма пожарищ, он дополз до соседней Алексеевки, где нашел раненого подпоручика Крала. Врачи, осмотрев Штейнера, только головой покачали. Бедржих передал им листок бумаги, который засунули ему под телогрейку в Купянске. Затем - дивизионный госпиталь, переливание крови, после чего - крапивница в тяжелой форме. Потом Тамбов, где находилось уже много наших раненых.
      Штейнер написал письмо полковнику Евстигнееву, и с его помощью все они были переброшены в Бузулук в запасной полк, которым командовал надпоручик Ярослав Дочкал.
      На какое-то время Штейнер задержался в одном из госпиталей Куйбышева. Он торопился, полагая, что, как только окажется в Бузулуке, немедленно отправится к своим на фронт или хотя бы поближе к фронту. В Тамбове Бедржих прочитал, что он награжден. О том, что он жив, по-видимому, не знали. И вот наступила долгожданная минута, когда он стоял на куйбышевском вокзале и ждал поезда на Бузулук. И вдруг из эшелона, который следовал в противоположную сторону, до его слуха донеслась веселая песня. Пели чехи. Он побежал к ним. Ведь это большая удача, не нужно ехать в Бузулук.
      - Куда едете?
      - Не знаем. Вон командир.
      Бежит туда.
      - Полковник Кратохвил?
      - Доктор Штейнер?
      - Да, господин полковник, давненько не виделись. Еду с фронта, отвалялся в нескольких госпиталях. Здоров, вполне пригоден к военной службе. Возьмите меня с собой, прошу вас. А куда вы едете?
      - В Новохоперск, Штейнер. Но как же вы? С такой рукой? Нет, не могу, вы в нашу часть не зачислены, а сейчас уже поздно. Следуйте в Бузулук.
      Напрасно уговаривал Штейнер полковника, Кратохвил стоял на своем. И Штейнеру ничего не оставалось, кроме как ехать в Бузулук.
      А теперь несколько слов в заключение. В Бузулуке Штейнер с помощью советских властей организовал социальное обеспечение инвалидов, вдов и сирот. Благодаря проявленной им инициативе эти люди стали получать достаточную пенсию. В ноябре 1943 года, когда 1-я бригада была уже за Киевом, тыловой офицер, в то время уже подпоручик, Штейнер стал одним из офицеров тыла новой парашютно-десантной бригады, с которой позднее был переброшен в Проскуров, а затем, во время Словацкого народного восстания в Словакию. Но это уже другая история.
      8. После первого боя
      Целый месяц мы отдыхали среди хороших советских людей и в то же время неустанно учились. К нам пришла слава, которую мы воспринимали с большим смущением. То и дело приезжали журналисты и кинооператоры. На наше имя приходили подарки. Гости пели нам свои песни, мы им свои, а бывало и так, что все вместе запевали "Ой, не ходи, Грицю", или "Партизан Железняк", или же о том казаке, который ушел от своей милой на далекую войну и там погиб. Звучали наши песни "Зеленый гай", "Направление - Прага" композитора Томана на слова Мареша и другие.
      Мы получили "Правду" из Москвы с незабываемой статьей А. Фадеева "Братство, скрепленное кровью", - кровью, совместно пролитой в борьбе против общего врага за действительную и нерушимую свободу, за братскую, вечную дружбу с Советским Союзом, с советскими людьми, которые всегда были рядом с нами и которые одни не покинули нас в 1938 году, когда у нас была армия в 2 млн. человек против 2 млн. 200 тыс. гитлеровских солдат. Да, тогда наше войско было куда многочисленней. А теперь оно состояло всего лишь из одного батальона на советско-германском фронте, одного батальона под Тобруком и из отдельных небольших частей на Среднем Востоке и в Англии. Как много могли бы мы сделать вместе с Советским Союзом в роковой год мюнхенской катастрофы! Советские дивизии стояли на западных границах страны, готовые ради нас выступить против гитлеровской Германии. И если этого не произошло, то только из-за измены нашего тогдашнего трусливого буржуазного правительства. Может быть, об этом не стоит лишний раз вспоминать? Нет, надо вспоминать и повторять, чтобы наш народ в будущем никогда бы не пережил снова такого позора, как Мюнхен и последующая капитуляция.
      Нас наградили советскими орденами и медалями. Надпоручику Отакару Ярошу - легендарному командиру соколовской обороны, который был посмертно произведен в капитаны, Советское правительство присвоило звание Героя Советского Союза с награждением орденом Ленина и медалью "Золотая звезда". Чех Отакар Ярош был первым иностранцем, удостоенным этого высокого звания. 15 воинов были награждены орденом Красного Знамени, капитан Ломский орденом Отечественной войны I степени, 20 человек - орденом Отечественной войны II степени, 22 человека - орденом Красной Звезды, 26 человек - медалью "За отвагу" и один - медалью "За боевые заслуги". Среди награжденных было 8 женщин, 8 из 38.
      Давая политическую оценку значения обороны Соколово, Клемент Готвальд говорил 7 апреля 1943 года: "Непосредственное участие чехословацких воинских частей в боях против гитлеровской Германии имеет... большое государственно-политическое значение... Чехословацкие солдаты, сражающиеся на Восточном фронте под чехословацким военным флагом против гитлеровской армии, - это символ государственной независимости, Чехословакии и дальнейшее доказательство того факта, что Чехословакия находится в состоянии войны с гитлеровской Германией. Чехословацкие солдаты, сражающиеся против Германии плечом к плечу с Красной Армией, - это символ военного союза независимой Чехословацкой Республики с Советским Союзом на правах равного с равным. Чехословацкие солдаты как военные союзники Красной Армии - это символ того, что Красная Армия ведет борьбу не только за освобождение советских земель от немецких оккупантов, но и одновременно за освобождение союзной Чехословакии".
      Эти слова определяют политическое значение боев под Соколово, которое заключается в том, что к великой армии борцов за свободу примкнуло ядро будущей, уже Народной армии Чехословакии.
      В чем состоит военное значение боев за Соколово? Специальная комиссия при Высшей военной академии Генерального штаба Советской Армии в Москве определила, что чехословацкая воинская часть в значительной мере содействовала тому, что на важном участке обороны южнее Харькова удалось сдержать вражеские силы в течение восьми - десяти дней. Убедившись в безуспешности прорыва через Соколово и Мерефу, гитлеровцы были вынуждены перегруппировать свои силы к северу от Харькова. Это позволило советскому командованию выиграть время для того, чтобы подтянуть на харьковское направление свежие войска.
      Это был первый многодневный бой возрожденных чехословацких вооруженных сил. И это не просто красивая фраза. После предательского мюнхенского сговора, после насильственной ликвидации чехословацкой армии наш небольшой батальон был первой наземной частью, которая вступила в бой с оккупантами родины и честно выполнила свой долг. 10-километровый участок обороны на реке Мже явился тому красноречивым свидетельством.
      1-й Чехословацкий отдельный батальон, сформированный в СССР, с приданными ему советскими танками, артиллерией, гвардейскими минометами и противотанковыми средствами нанес значительные потери гитлеровцам. Батальон с честью выполнил свою первую боевую задачу, а это самое главное. Наш народ на родине, весь мир и, конечно, немецко-фашистские захватчики узнали, что чехословацкая армия не погибла, что она воскрешена в Советском Союзе, сражается и будет сражаться до полной победы над германским фашизмом.
      Меня вызвали в Москву, в Кремль. Перед этим, 16 апреля, за мной прибыл самолет, который доставил нас вместе с советским офицером связи подполковником Загоскиным в штаб Воронежского фронта. В сельской избе я обменялся крепким рукопожатием с мужчиной среднего роста, невольно привлекающим к себе решительными манерами и быстрыми, веселыми глазами. Это был член Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенант Н. С. Хрущев. Рядом с ним стояли новый командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин, начальник штаба фронта генерал-майор Н. В. Корнеев и командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант С. С. Варенцов. Мы по-деловому и подробно поговорили о роли, которую сыграла наша воинская часть на фронте. Затем обсуждался основной вопрос: об организации 1-й Чехословацкой отдельной бригады. Тут нам доставили много забот и волнений Лондон и начальник чехословацкой военной миссии в Москве Пика. Я решил не скрывать от товарищей Хрущева и Ватутина нашего беспокойства.
      - Мы просили Москву, - говорил я, - чтобы нам разрешили сформировать бригаду непосредственно в прифронтовой полосе, вопреки требованиям эмигрантского MHO в Лондоне сформировать бригаду в глубоком тылу. Однако чехословацкое правительство в Лондоне настаивает, чтобы мы снова отправились в Бузулук. Мы против этого, потому что не желаем разлучаться с фронтовыми друзьями и терять дорогое время на длительные переезды. И просим у вас помощи и поддержки.
      Товарищи Хрущев и Ватутин прекрасно понимали важность вопроса. Они не забыли генерала Ингра, который во время войны Советского Союза с белофиннами организовывал во Франции чехословацкую экспедиционную воинскую часть и хотел отправить ее на финский фронт для участия в боевых действиях против СССР.
      Затем мы снова вернулись к боям под Соколово и героическому подвигу Отакара Яроша. Товарищ Хрущев подробно расспрашивал меня о боевых действиях батальона. Он хотел убедиться в точности информации, полученной командованием фронта от советских командиров, которым был подчинен наш батальон, и от наших соседей. Через некоторое время Никита Сергеевич Хрущев опять заговорил об организации чехословацкой бригады. Он дал нам несколько полезных советов, в частности порекомендовал иметь в бригаде не 15, а 30 танков и увеличить количество противотанковых средств. Обсуждался также и сам план формирования бригады.
      Как показало время, поддержка, которую нам оказали товарищи Хрущев и Ватутин, была весьма действенной. Никита Сергеевич Хрущев изложил свои соображения Советскому Верховному Главнокомандованию, и они были приняты и проведены в жизнь. Когда мы прощались, я попросил от имени всех наших воинов, чтобы чехословацкой бригаде была предоставлена возможность принять участие в предстоящих боях на Украине, особенно за столицу Украины древний город Киев. Мы со своей стороны, заверил я, сделаем все, чтобы 1-я Чехословацкая отдельная бригада была своевременно подготовлена к этим боям. И эта просьба была удовлетворена.
      Вскоре товарищи Хрущев и Ватутин прилетели к нам в село Веселое, чтобы вручить советские ордена и медали солдатам и офицерам батальона. Они согласились с доводами капитана Ломского, который просил отложить этот торжественный акт до моего возвращения из Москвы, где я принимал участие в совещании по вопросу формирования и обучения 1-й Чехословацкой отдельной бригады. Оба гостя интересовались предстоящей реорганизацией части и ее боевой подготовкой, а также познакомились с жизнью и бытом чехословацких воинов. Товарищ Хрущев со свойственной ему простотой сразу же сблизился с нашими воинами, подолгу беседовал с ними, вникал во все подробности их жизни и учебы и обстоятельно отвечал на задаваемые ему вопросы. На следующий день, когда товарищи Н. С. Хрущев и Н. Ф. Ватутин улетали от нас, воины прощались с ними как со старшими, имеющими богатый боевой опыт товарищами. Воины бригады знали их и раньше как искренних друзей чехословацкого народа, но теперь каждый убедился в этом лично.
      Я вылетел в Москву в сопровождении советских офицеров связи подполковника Загоскина и майора Камбулова и наших офицеров капитана Ярослава Прохазки и подпоручика Константина Гибнера.
      Первый день в московской гостинице "Националь" прошел очень оживленно. Почти непрерывно звонил телефон - нас приглашали к себе и отдельные граждане, и организации, и школы. Константин Гибнер побывал во многих редакциях газет и журналов. Мы и не подозревали, что наша воинская часть так популярна.
      Затем пришел майор Советской Армии, представитель уполномоченного СНК СССР по формированию чехословацких частей на территории СССР генерал-майора Г. С. Жукова. Он сообщил, что чехословацкое эмигрантское правительство приняло решение о формировании чисто пехотной бригады, то есть без танков и артиллерии, лишь с небольшим количеством противотанкового оружия. Он попросил меня высказать свое мнение по этому поводу для передачи его генералу Жукову. Я ответил кратко:
      - Не согласен! Так и передайте!
      Майор улыбнулся и ответил еще лаконичнее:
      - Есть!
      Позднее мы встретились с генералом Жуковым и подробно обсудили оба проекта - наш и лондонский. Мой собеседник уже знал о моей встрече с товарищами Хрущевым и Ватутиным. Советское правительство и Верховное Главнокомандование полностью согласились с нашей оценкой значения создания бригады как основы будущего более крупного соединения.
      - Не беспокойтесь, - сказал наконец генерал Жуков, - вам будет предоставлена возможность создать свою бригаду по вашему проекту и как рекомендуют вам товарищи Хрущев и Ватутин. Кстати, кто же, собственно, будет командиром бригады? Лондон наметил кандидатом генерала Кратохвила. Он, как вы знаете, уже в Москве.
      - Знаю, - ответил я, - но не мое дело решать, кто будет командиром. Я считаю своим долгом настаивать на разумном решении вопроса об организации бригады, позаботиться о том, чтобы она возможно быстрее и лучше прошла подготовку и в ближайшее же время выступила на фронт. Мы должны создать ее не как символ и не только для парада.
      Генерал Жуков полностью согласился с моим мнением.
      25 апреля 1943 года он позвонил мне и сказал, чтобы на следующий день я прибыл в Кремль, где мне будет вручена награда - орден Ленина.
      - В Кремль? - переспросил я. - В поношенной полевой форме? Дайте мне хоть немного привести себя в порядок, я прошу два дня.
      Генерал Жуков передал мою просьбу в Кремль, а через несколько минут мне позвонили уже оттуда:
      - Вас рады приветствовать в вашем полевом обмундировании.
      Итак, 26 апреля 1943 года во второй половине дня я впервые прибыл в Кремль. Офицер охраны проверил мои документы; советские военнослужащие при встрече отдавали честь. К зданию Верховного Совета меня сопровождал полковник. Дальнейший путь был коротким. Я так волновался, что даже не обратил внимание на красоту кремлевских башен. Снова открылась дверца автомобиля, и нас приветствовал генерал. Вместе с ним мы направились по великолепным длинным коридорам к кабинету Председателя Президиума Верховного Совета. На какую-то долю секунды вспомнились недавние бои... Десятки объективов фотоаппаратов и кинокамер... Но, к счастью, двери открылись сразу. Мы вошли...
      - Здравствуйте, господин полковник, - приветствует меня Михаил Иванович Калинин.
      Рядом с М. И. Калининым стоит Секретарь Президиума Верховного Совета А. Ф. Горкин. Я как во сне. Добрые и пристальные глаза за стеклами очков, хорошо знакомое по фотографиям лицо. Принимаю из рук Михаила Ивановича орден Ленина. Изо всех сил стараюсь подавить волнение. Взаимное сердечное пожатие рук. Мы произносим краткие речи.
      Затем усаживаемся уже без журналистов, фоторепортеров и кинооператоров.
      - Давайте побеседуем, - говорит Михаил Иванович.
      - Вы похвалили наш батальон, Советское правительство высоко оценило его участие в боях. Беда наша, господин Председатель, в том, что нас слишком мало. Если бы мы имели дивизию, да еще танковую, то сделали бы больше.
      - Нет, господин полковник. Дело вовсе не в том, сколько вас было. Важно, что вы, чехи и словаки, остались верны нам в наиболее тяжелое для нас время. Гитлеровские войска стояли в Сталинграде, на Волге, и весь капиталистический мир уже не верил, что мы выстоим. Ожидали, что Советский Союз потерпит поражение, были убеждены, что он капитулирует. Вы же верили нашему народу, нашей армии и правительству, верили вместе с нами в конечную победу общего справедливого дела и даже без согласия своего правительства, вопреки его воле, настойчиво добивались отправки на фронт. И в бою вы сделали все, что можно было сделать. Именно за это и уважает вас наше правительство и весь наш народ. Вспомните, как поступило польское эмигрантское правительство Сикорского, генерал Андерс и его штаб. Мы вооружили и обеспечили всем необходимым семь их дивизий, но, когда мы попросили у правительства Сикорского перебросить три дивизии Андерса под Сталинград, чтобы помочь нам выиграть время для сосредоточения наших войск, оно отказало. Армия Андерса предпочла покинуть Советский Союз. Они полагали, что мы капитулируем. Но мы не капитулировали, не потерпели поражения. Когда вы шли сюда, то, очевидно, встретились в коридоре с послом польского эмигрантского правительства. Его пригласили в Кремль, чтобы сообщить решение Советского правительства о разрыве дипломатических отношений с его правительством. А вы, командир небольшой чехословацкой части, приглашены в Кремль, чтобы получить высшую правительственную награду Советского Союза орден Ленина. Я говорил послу польского эмигрантского правительства: "Может быть, вы думаете, что свободу для вашего народа вам кто-то поднесет на серебряном блюде? А какую славу могли бы завоевать под Сталинградом ваши дивизии! Как бы вы нам помогли в тот тяжелый период!"
      После беседы мы сердечно распрощались.
      На другой день советские газеты напечатали на одной и той же странице два сообщения. Первое, довольно краткое, - о разрыве дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством в Лондоне и отъезде его посла из СССР. Второе, более подробное, - о боевых действиях чехословацкой воинской части на фронте и о награждении ее командира. Были опубликованы фотографии, снятые в Кремле, и тексты речей М. И. Калинина и моей.
      Последующие дни нашего пребывания в Москве были целиком заполнены всевозможными делами. В Москве мы встретились с товарищами Готвальдом, Швермой, Копецким и другими членами руководящего центра Коммунистической партии Чехословакии. Я доложил о боевых действиях 1-го Чехословацкого отдельного батальона, о приобретенном им опыте, о том, что мы делали со времени нашей последней встречи в Куйбышеве. Руководители КПЧ заинтересовались подробностями боев и подвигами отдельных воинов.
      Затем мы обсудили вопрос о формировании 1-й Чехословацкой отдельной бригады в СССР и достигли тут полного взаимопонимания. Члены московского руководства КПЧ обещали нам всевозможную поддержку при формировании бригады согласно предложенному нами проекту. И свое обещание они выполнили.
      Разумеется, мы были приглашены на Всеславянский съезд, состоявшийся в те дни в Москве, а затем побывали во Всеславянском комитете. Здесь мы встретились с нашими друзьями профессором Зденеком Неедлы, генералом Гундоровым, Шмераловой, с послом Чехословакии в Москве Зденеком Фирлингером и многими другими представителями славянских народов.
      Особенно глубокое впечатление произвели на меня беседы с товарищем Яном Швермой.
      - Сегодня, - говорил он, - мы, может быть, еще не отдаем себе отчета в том, какое великое дело совершила наша воинская часть в борьбе за свободу чехословацкого народа.
      В Москву из Бузулука прибыли Антонин Сохор и Мария Пишлова. Таким образом, к месту формирования бригады со мной вылетела уже целая группа.
      Между тем в Бузулуке сформировался запасной полк, в который вступали чехи, словаки и главным образом закарпатские украинцы, проживавшие в разных уголках Советского Союза. До 4 апреля 1943 года командиром этого полка был надпоручик Ярослав Дочкал, спокойный и интеллигентный офицер, который в 1939 году входил в состав моих сотрудников в Кромержиже. Там он работал нелегально, а его переход через границу в Польшу был организован с помощью моей жены.
      В Бузулук надпоручик Дочкал прибыл 7 февраля 1942 года. Я припоминаю содержание телеграммы, которую надпоручик Дочкал послал Советскому Верховному Главнокомандующему после успешно завершенного сбора средств на танки для 1-й Чехословацкой бригады. В ней он выражал восхищение всего личного состава полка боевыми успехами Советской Армии и сообщал о результатах сбора - 150 тыс. рублей на танки и, кроме того, 18 тыс, рублей на строительство танковой колонны "Валерий Чкалов". Далее он просил, чтобы танки были приданы чехословацкой воинской части. Телеграмма заканчивалась так: "Пусть эти танки напоминают о вечной дружбе и нерушимом единстве наших братских народов, скрепленных совместно пролитой кровью - как и двадцать пять лет тому назад (речь идет о бое под Бахмачом. - Л. С.), так и ныне в грандиозной борьбе со злейшим врагом всего славянства - гитлеровским фашизмом".
      В Бузулуке в те дни было весьма оживленно. Чехословацкая военная миссия во главе с полковником Пикой вместе с антикоммунистическими и антисоветскими элементами стремились внести раскол и политическое разложение в ряды воинов, главным образом закарпатских украинцев. 8 апреля 1943 года в полку, насчитывавшем 1438 человек, выходцев из Закарпатской Украины было 1366, то есть 95 процентов всего личного состава. Ввиду наличия в полку буржуазно-националистических элементов возникала реальная угроза подрыва единства и боеспособности полка.
      29 апреля из Куйбышева в Бузулук приехали Клемент Готвальд, Вацлав Копецкий и журналист Властимил Борек. 2 мая 1943 года в парке имени Пушкина выступил К. Готвальд. Его речь сыграла известную роль в укреплении политической сознательности большинства бойцов запасного полка.
      * * *
      Утром 4 мая 1943 года в сильный дождь 1-й батальон походными колоннами вышел из села Веселое в направлении на Новый Оскол. Каждый воин гордился тем, что 1-й Чехословацкий отдельный батальон становится ядром 1-й бригады. Дальше наш путь лежал через Валуйки (по этой дороге два с лишним месяца тому назад шли мы на фронт), а из Валуек - до города Новохоперска, который должен был стать центром формирования бригады. На всем пути нас дружески приветствовали советские воины и гражданское население. Тогда же пришло радостное сообщение об успехах советских войск на Кубани.
      Батальон прибыл в Новохоперск в 3.30 9 мая. На следующий день из Бузулука пришел эшелон с личным составом (1400 человек) чехословацкого запасного полка. Теперь вместе с 670 солдатами и офицерами 1-го батальона в Новохоперске сосредоточилось свыше 2000 чехословацких воинов Прошло еще несколько дней, и нас стало уже три с половиной тысячи.
      Бригада
      1. Мы создаем бригаду вопреки интригам Лондона
      Нет надобности рассказывать здесь со всеми подробностями о длительной и сложной борьбе, которую мы вели с лондонским эмигрантским правительством по вопросу о характере и назначении чехословацких воинских частей в СССР. Эта борьба началась еще до Бузулука. Чехословацкому эмигрантскому правительству в Лондоне не удалось помешать ни сформированию нашей первой воинской части на территории Советского Союза, ни отправке 1-го батальона на фронт, ни его первым славным боям с немецко-фашистскими захватчиками. И тогда оно встало на путь интриг.
      Эмигрантское правительство согласилось на формирование бригады, но бригады чисто пехотной, без танков и артиллерии, выдвинуло свою кандидатуру на должность командира бригады. Но не это самое главное. Правительство запретило посылать наших людей на специальные курсы при советских военных училищах, а в собственные чехословацкие офицерские школы принимать тех, кто не имел аттестата зрелости. Больше того, в 1943 году чехословацкое MHO в Лондоне строго запретило присваивать офицерские звания тем, у кого не было этого аттестата, хотя бы они и проявили себя в боях как отважные и способные командиры и даже окончили офицерские школы. Не разрешалось присваивать офицерские звания коммунистам. С помощью нескольких националистически настроенных карьеристов, которые группировались вокруг полковника Пики, были предприняты попытки подорвать боевое и патриотическое единство чехов, словаков и закарпатских украинцев.
      Затевая интриги против Советского Союза и нашей боевой воинской части, чехословацкое эмигрантское правительство и его агенты настойчиво преследовали одну цель: восстановить в Чехословакии буржуазную республику, присоединить ее к лагерю империалистического Запада и поставить чехословацкую армию на службу капиталистам. Всевозможные клеветнические измышления в адрес нашего батальона особенно усилились в тот период, когда мы были на фронте и когда о нас распространялись разноречивые сведения. Однако все интриги и враждебные замыслы потерпели провал.
      Нам помогли советские друзья, руководители политического центра КПЧ и сами воины, которые вопреки предписаниям эмигрантского правительства открыто выражали свое желание сражаться на фронте в тесном взаимодействии с советскими войсками и во главе с командирами, которые выдвинулись из их среды во время боев с врагами. Очень большую роль сыграло и то обстоятельство, что начальником отдела политического воспитания и просвещения стал капитан доктор Ярослав Прохазка, вместе с которым на данном участке работали в первую очередь коммунисты.
      Обстановка на фронтах к этому времени сложилась весьма благоприятно. Одержав ряд блистательных побед, Советская Армия готовилась к новым наступательным операциям. В этой обстановке нашей главной задачей являлось быстрое укомплектование бригады до полной штатной численности (на 20 мая 1943 года нам еще недоставало 800 человек), распределение личного состава по частям и подразделениям, обучение и вооружение бойцов, а затем немедленная отправка снова на фронт. Война не ждала, не мог ждать больше и наш народ на родине.
      Мы присвоили офицерские звания лучшим воинам-фронтовикам 1-го батальона. Офицерские школы выпустили более 230 молодых офицеров; было подготовлено также необходимое количество младших командиров всех специальностей. Танкистов мы послали на обучение в советское училище, в Тамбов.
      В состав партийной организации, возглавляемой доктором Ярославом Прохазкой, входили такие испытанные фронтовики, как Ярослав Достал, Венделин Опатрны, Франтишек Энгель и Курт Фейнер. Коммунисты проделали огромную работу по морально-политическому сплочению личного состава бригады и организации его боевой подготовки. Работа эта была проведена за рекордно короткий срок и в необычно сложной обстановке. Кстати, за это же время чехословацкие воины собрали и передали в фонд обороны СССР более 230 тыс. рублей.
      В городе Новохоперске зародился и широко известный ныне художественный ансамбль чехословацкой Народной армии имени Вита Неедлы. Витек основал этот ансамбль, руководил им, писал для него музыку. Позднее он со своим ансамблем отправился вместе с бригадой на фронт и трагически погиб во время Карпатско-Дуклинской операции.
      Прибыли в бригаду и чехословацкие офицеры из Англии и Среднего Востока. Значительную часть личного состава бригады составили словаки, которые группами переходили на сторону Советской Армии из тиссовско-туковской армии. Первой прибыла к нам рота надпоручика Марцелли, которая во главе со своим отважным командиром с полным вооружением перешла на сторону советских войск на Кавказе.
      Боевая подготовка бригады проводилась более интенсивно, чем в Бузулуке. Сроки подготовки были весьма сжатыми, а количество подразделений и численность личного состава значительно увеличились. Между тем 5 июля фашисты начали свое последнее летнее наступление под Курском. Все бойцы и офицеры бригады с замиранием сердца следили за грандиозным сражением, развернувшимся на Курской дуге. Это заставило нас повысить темпы и качество боевой подготовки, которая проходила под лозунгом быстрейшей отправки на фронт. Первые успехи немцев оказались кратковременными. Встречными ударами советских войск гитлеровские дивизии были остановлены, а 13 июля советские войска перешли в контрнаступление и, разгромив немецкие группировки на этом участке фронта, продвинулись далеко на запад. Обрадовались мы и падению 25 июля 1943 года итальянского фашистского правительства Бенито Муссолини. Но главное, что внушало оптимизм нашим бойцам, - это всем очевидное и с каждым днем возрастающее превосходство Советских Вооруженных Сил над врагом, их высокий моральный дух и идейная сплоченность, безусловная уверенность в победе, спокойствие и решительность, горячий патриотизм. Эти замечательные качества Советских Вооруженных Сил служили для нас постоянным примером в Новохоперске и до этого - в Бузулуке. Мы узнали о том, что на территории Советского Союза формируются новые, народные польские дивизии, не имеющие ничего общего с андерсовскими. И это нас тоже очень обрадовало.
      Авторитет Коммунистической партии Чехословакии и ее руководящего центра в Москве рос с каждым днем. Глубоко анализируя политическую обстановку, партия с предельной четкостью и ясностью определяла пути последовательной борьбы за будущее нашего народа в тесном содружестве с Советским Союзом. Главной целью этой борьбы являлось освобождение Чехословакии и превращение ее в подлинно свободную демократическую республику, где простой народ был бы полновластным хозяином своей судьбы. И надо сказать, что только коммунисты, опираясь на законы общественного развития, могли предвидеть весь ход исторических событий. Свой опыт и знания они передавали товарищам и учили их разбираться в современной обстановке на основе единственно правильного учения - марксизма-ленинизма.
      Все, что мы видели в Советском Союзе: героизм советских людей, единство фронта и тыла, обеспечивающие победоносное продвижение советских войск, которым не смогли противостоять все силы гитлеровцев и их вассалов, являлось лучшим и убедительнейшим аргументом правильности и жизненности учения Маркса и Ленина.