Об омрачении Валинора

Дальновидец и прозорливец Манве мудро вычислил, что Мелькор отправится в развалины своей старой базы, на север. Но подлый Мелькор отправился на юг, заставив таким образом Тулкаса и Ороме впустую оглашать полярные просторы цоканьем подков и дурацким смехом.

В те времена на югах проживала некая Унголиант, кадавр, неудовлетворенный желудочно, и Мелькор предложил ей контракт: она делает все, что ему нужно, а он ей дает все, что она пожелает. Юридическая безграмотность в те времена была ужасной, и туманная формулировка не вызвала протестов. Унголиант в совершенстве владела технологией СТЕЛС, и, накрывшись, плащ-палаткой со свето-радиопоглощающим покрытием, они с Мелькором пошли заходить с тыла.

Момент был выбран удачно – Манве, чтобы сгладить впечатление от недавнего разгона демонстраций, задумал устроить Праздник Урожая. К тому же смутное предчувствие шевелилось в нем и создавало неприятное ощущение. «Пусть порадуются, – думал Манве, глядя на веселых эльфов, – в последний-то раз…». И вправду, нольдор и ваньяр нарадовались вволю, и к вечеру на улицах не осталось ни одного эльфа, стоящего на ногах, все лежали и спали. Лишь из-за гор, со стороны селений бестолковых телери, еще слышались музыка и песни. Для создания вящего эффекта безмятежности на гулянку было приказано явится и Феанору, и он подчинился, но прибыл в нарочито драном ватнике и стоптанных кирзачах, а Финве сказал:

– Я король, и я же отец врага народа. Неудобно как-то. Вот снимете с парня судимость, тогда и царить приду.

«Ага, – подумал и.о. короля Фингольфин. – Я прямо исстрадался, жду – не дождусь, когда же ты меня обратно с трона погонишь.» Но потом, по ходу пира, становясь все более и более радостным, он расчувствовался, и нахлынули на Фингольфина братские чувства.

– Феанорчик, братан, ты уж извини… Вот видишь меч ? Так я его сейчас сломаю. Тьфу ты, не ломается, зараза, ну ладно. Я для тебя теперь что хошь сделаю – ну хочешь, вот еще налью? И пойду с тобой куда угодно тоже…

Трезвый и, как следствие, мрачный Феанор злобно смотрел на брата, ничего не говоря.

А в это время Мелькор и Унголиант, принявшая образ огромной паучихи, подбирались к деревьям, и наконец она вонзила в них свой черный клюв, высасывая свет, а Мелькор радостно прыгал рядом и тыкал в стволы копьем, приговаривая: «Так тебе и надо, мало шоколада!» – непонятно кого имея в виду – Илюватора или Манве. Так в Валинор пришла тьма. Песни смолкли, танцы прекратились, а тени удлиннились неимоверно. В наступившей темноте были слышны только причитания телери, которым вновь что-то не нравилось.

Но Манве со своего высокого трона посмотрел вдаль, и взгляд его пронзил ночь, и там, за мраком, он увидел низколетящий высокоскоростной объект. И понял Манве, что Мелькор приходил и ушел, так же ясно, как Штирлиц в аналогичной ситуации ясно и уверенно опознал лыжников. Началось преследование, но Унголиант отстрелила пакет инфракрасных ловушек, и еще долго бегал в темноте Тулкас, нанося удары в пустоту. Мщение Мелькора свершилось.

Тем временем в Валиноре сработала система аварийного освещения – на небе загорелись звезды. Эльфы, наконец, смогли найти дорогу к валарской резиденции, и окружили ее толпой, еле сдерживаемой охраной. Яванна, осмотрев деревья, сообщила:

– Плохо дело. У меня запчастей нет, разве что стрельнуть у кого… Я, конечно, ничего такого в виду не имею, но вот сильмарили как раз бы подошли.

И тогда заговорил Манве:

– Осужденный Феанор, вам команда ясна?

Но Феанор молчал. Тогда в разговор вступил грозно ухмыляющийся Тулкас:

– Ты чо, мужик, обурел в корягу? Страх потерял? Я вот дурак, а и то понимаю, что раз эту страну сделали мы, так и все, что тут сготовлено, тоже наше. А что не наше, так тоже наше, хе-хе-хе.

– Заткнись ты со своими остротами, – оборвал Тулкаса Ауле, лучше других понимавший сердца трудового народа – Дай хоть подумать, перед тем как отбирать, может, и сам отдаст.

И тогда Феанор с горечью заговорил:

– Срок дали, стакана не налили, заточку отобрали – а теперь и последнюю радость вам отдай! – он рванул на груди фуфайку и залился слезами.

– Все, все что нажито честным трудом, я жить не буду! Мелькор, падла, правду говорил – гады все вы, один другого стоит.

Мандос ответил «Ты сказал», и занес речь Феанора в протокол, чтобы потом добавить срок. А Ниенна встала, поднялась на холм и так зарыдала, что потоки слез смыли с холма грязь и мусор, а в низинах произошли небольшие наводнения. Она оплакивала все происшедшее, но когда ее грустная песня подошла к концу и Ниенна начала чуть-чуть успокаиваться, прибыл начальник охраны с места ссылки Феанора и рассказал такое, что слезы вновь полились в три ручья – никогда еще у Ниенны не было такого удачного дня. Оказалось, что Мелькор ограбил тайное хранилище, в котором хранил все, что уцелело при обыске, а попытавшегося помешать Финве убил со зверской жестокостью.

И тогда Феанор встал, и, воздев перед Манве руки, проклял Мелькора, и назвал его Морготом. Потом он вновь воздел руки, и проклял тот час, когда его привели на пир. Феанор был в запале, и хотел заодно проклясть чего-нибудь еще, но воздетые руки устали, и остальные проклятия пришлось пока что отложить.

Тем временем Моргот и Унголиант пришли к развалинам Ангбанда, и таким образом мудрое предвидение Манве сбылось, он только со временем не подгадал, а так все было верно. Началась дележка добычи, и тут-то Моргот и понял, какого дурака свалял, пообещав подельщице «все, что хочешь». Осыпая его потоками оскорблений, он выманила себе почти всю добычу, но когда дело дошло до сильмарилей, Моргот уперся. Слово за слово, дело дошло до рукоприкладства, и последовал неизбежный сюжет схватки двух злодеев. Конечно, схватка лисы Алисы и кота Базилио в фильме про Буратино гораздо менее грандиозна, но общий стиль был похож. В критический момент Моргот закричал, на крик сбежались бичи Барлоги во главе с бомжем Сауроном, и все вместе они все же убедили подругу в том, что она неправа. Пристыженная Унголиант вернулась к себе на юга, и там вскоре умерла в голоде и нищете. Моргот же восстановил Ангбанд, возвел трехглавую гору Тангородрим и привел в порядок распустившихся за время его отсидки приспешников и слуг, как-то: демонов, зверей, орков-мутантов и так далее. Там же он выковал себе корону, и вправил туда все три сильмариля, но поскольку при работе не соблюдал технику безопасности, то получил лучевые ожоги рук, и страдал от болей всю оставшуюся жизнь.

Когда стало известно что Моргота уже не поймать, началась в Валиноре грусть. Траур был организован образцово: валар засели в своем дворце, вокруг дворца плакали майяр и ваньяр, нольдорцы плакали в городе, Ниенна все еще страдала на холме, лишь плач телери слышался со всех сторон – как всегда, без царя в голове, они так и не выбрали себе для грусти постоянного места.

Бегство Нольдора

Неожиданно в городе появился Феанор, и призвал всех прийти к дому короля. Конечно, валар могли бы это пресечь, тем более что срок у него еще не кончился, и формальный повод для ареста имелся, но времена были уже не те, и поэтому митинг был начат быстро и без помех.

Свирепыми и ужасными были его слова, полными ярости и гордыни. Слушая их, нольдорцы в возбуждении своем дошли до безумия, и каждую фразу встречали восторженным ревом, в котором смешивалось «Да здравствует наш дорогой вождь и учитель товарищ Феанор», «Хайль» и «Нех жие!».

– Так называемые валары, – надсаживался он в мегафон, – довели страну до развала! (Аплодисменты). Их преступная беспечность по вопросам обороны лишила жизни моего отца, имущества меня, лишила света весь мир. (Аплодисменты, крики «Долой», скандирование «Моргот, МандОс – едино пес»). Но они не смогли лишить нольдор самого главного – они не смогли лишить вас великого короля, которым теперь по праву буду я! (Аплодисменты, переходящие в овацию. Все, кто еще не стоят, встают. Выкрики «Три года упорного труда и десять тысяч лет великого счастья!», «Планы Феанора – планы народа!», «Чем больше мы будем работать, тем больше мы будем есть!») Поэтому я говорю – месть Морготу, и презрение его родичам. Нас ждут новые жизненные пространства на востоке, на которых валар хотят поселить какую-то неполноценную расу смертных. (Шум, отдельные голоса «Предательство», «А как же мы?») Не знаю какие планы были у валар, а мы, эльфы, по своей врожденной доброте и благородству даже для неполноценной смертной расы сумеем обеспечить полноценную жизнь и смерть в специально отведенных местах. А Моргота я уже один раз вынес на пинках, а теперь и вовсе убью. Во славу Илюватора!!! (Гром рукоплесканий в котором еле слышно скандирование «Эру, Нольдорцы, Фе-а-нор!») И под красными знаменами произнес Феанор ужасную клятву, и его сыновья клялись вместе с ним. Поклялись они ненавидеть и преследовать любое существо, которое завладеет сильмарилями, без различия политической и расовой принадлежности.

Против Феанора попытался выступить Фингольфин, которому исполнение королевских обязанностей еще не наскучило. Он попробовал призвать нольдор не делать глупостей, справедливо полагая, что, оставшись здесь, при помощи валар еще можно будет каким-нибудь образом убрать Феанора со сцены, а в Средиземье, где опора только на собственные силы, скорее всего, Феанор уберет его самого. Но эта попытка успеха не имела, и Фингольфину с сыном чуть было не намяли бока, приговаривая, что из Фингольфина очень даже просто может получиться Фингалфин. Благоразумный Финарфин после этого посоветовал утихнуть, и действовать пока негласно. Сам он и вовсе не выступал, памятуя, что Фонарьфин Фингалфина немногим лучше. Однако, его дочь Галадриель, хоть и не клялась ни в чем, тоже была за исход – ей уже виделось свое собственное королевство, ну, в крайнем случае, герцогство на новых землях. Это внесло еще больший раскол в многочисленную родню, и в конце концов Феанор склонил нольдорцев к походу.

Валар хранили молчание: Манве решил, что удерживать их себе дороже, а для эстетики и дизайна тронов вполне хватало и ваньяр.

Однако, к началу переселения агенты Фингольфина успели провести немалую работу, и поэтому движение начали две отдельные группы – одна поддерживала Феанора, а другая состояла из партии Фингольфина-Финарфина.

Впрочем, ушел все же не весь нольдор. Процентов десять отказались, причем все как один исключительно из любви к Валинору, а не из страха перед опасностями.

Когда Феанор вышел из ворот города, прибежал, наконец-то, посланец Манве, и сказал речь в том смысле, что валар, конечно, никого не хотят запугивать, но, тем не менее, уходить настойчиво не рекомендуют. Тем более, что Мелькор – он, конечно не валар, потому что сволочь, но в остальном точь-в-точь такой же, и бороться с ним будет немножко сложно.

Но Феанор ответил набором лозунгов про все те же годы упорного труда и века великого счастья. И добавил:

– Скажи этому Манве, что если Феанор Моргота и не свергнет, он хоть не будет праздно сидеть в печали, а будет воевать до последней капли крови своего народа. Вы меня еще не знаете! Вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня узнаете и с плохой стороны. Придут валар ко мне проситься, я их на порог не пущу !

Ошарашенный такой наглостью, посол Манве сделал шаг назад, споткнулся и упал. Нольдорцы решили, что это раболепный поклон, и окончательно поверили в Феанора. А позади плелись фингольфинцы, и среди них не было такого обожания вождя, потому что, с одной стороны, его братья всячески интриговали против похода, а с другой стороны, молодые и честолюбивые сыновья пытались часть народного энтузиазма направить на себя.

Добравшись до побережья, Феанор попытался склонить на свою сторону телери, надеясь убить таким образом двух зайцев: приобрести корабли и ослабить Валинор. Телери оказались в сложном положении – спереди Феанор с войском, а сзади валары с могуществом. Несчастные телери растерялись, и не придумали ничего лучшего, чем взяться уговаривать Феанора «не делать этого» – чего «этого», они и сами не очень понимали. Но нормально разговаривать с Феанором было уже бесполезно и опасно, как с любым другим шизофреником.

Не вслушиваясь в слова о братской любви и традициях добрососедства, Феанор понял главное – кораблей ему никто не даст, и вместо двух зайцев теперь придется убивать эльфов, причем в количествах гораздо больших. И обнажились тогда мечи, и началась кровавая битва. Резня шла по всей округе, а подоспевшие великодушный Фингольфин и благоразумный Финарфин ударили телерям с тыла, и довели дело до логического конца, ибо все нольдорцы как-то сами собой вдруг стали свирепыми и ужасными. Переправа началась, но не сразу, ибо сначала нольдорцам пришлось выслушать Мандоса, который все-таки пришел сказать пару ласковых проклятий на прощание.

– Алло, ребята! Хотите прорицание? Ни хрена у вас там в Средиземье путного не выйдет! Вас будут резать враги, друзья, и все остальные. Кого порезать не успеют, тот сам с горя повесится, и ваши души попадут к мне, и я уж о них позабочусь… А те, кто останутся в живых, позавидует мертвым. Впрочем, кто не клялся, может еще вернуться и попросить прощения. Да здравствует Эру!

Свирепые и ужасные нольдорцы задрожали, некоторые упали в обморок. Но Феанор не растерялся:

– Кто согласится остаться – трус и предатель, и будет расстрелян на месте. Но силой я никого не держу, желающие могут сделать шаг вперед. Нет желающих? Прекрасно. Во славу Илюватора… к погрузке… марш!

Но благоразумный Финарфин сумел поотстать, и пока Феанор говорил гневные слова, во главе своего отряда в предельном темпе двигался обратно. Валар закрыли глаза на их участие в резне у верфей, тем более, что сокращение числа телери ими как большая трагедия не воспринималось, и усадили Финарфина у тронов великих вновь. Феанор, узнав об этом, думал было Финарфина проклясть, но за делами как-то забылось. А дел было выше крыши: на взятые с боем корабли помещалось не все войско, а идти через полюс не хотелось даже самым фанатичным. Нефанатичные же давно поняли, какого дурака сваляли, а в команде Фингольфина Феанора вообще прокляли. Феанор взял это себе на заметку, и со своим отрядом попросту сел на корабли и отправился не попрощавшись, оставив фингольфинцев проклинать его и дальше. Высадившись на берег, он отдал приказ корабли сжечь, сказав:

– Баба с возу – кобыле легче. От братьев все равно толку не было. Великодушный Фингольфин же, увидев столбы дыма и поняв что его предали, несколько подвинулся в уме. Вместо того, чтобы облегченно вздохнуть и повернуть обратно в Валинор, он повел своих сподвижников именно туда, куда они меньше всего хотели идти – в Средиземье через Северный полюс. И как ни странно, по ходу этого путешествия несчастные эльфы злились исключительно на Феанора, который был уже почти ни при чем, а непосредственный руководитель Фингольфин не получил и сотой доли тех проклятий.

О роде Синдар

Пока в Валиноре происходили описанные события, жизнь в Средиземье текла своим чередом. Тингол и Мелиан быстро и почти бескровно стали повелителями всех эльфов Белерианда – и отказавшихся от эмиграции авари, и заплутавших телери. Постепенно эти два народа перемешались и переименовали себя в «Синдар», по случаю чего у Тингола и Мелиан родилась дочь-красавица Лютиен.

Примерно в те же времена вторично появились на свет гномы, и сразу же принялись рыть землю и долбить камень. В тех местах, где они обитали, земля была усеяна столбиками с надписью «Осторожно! Глубже 1.5 м не копать!». Но надписи были сделаны по-гномьи, эльфы их не понимали, и то и дело обрушивали какой-нибудь подземным дворец, так что большой дружбы между двумя расами не возникло, однако ради выгодной коммерции разборы таких конфликтов пока что спускали на тормозах. К тому же только что был подписан «контракт века», заказ на строительство для Тингола подземного Морготоубежища «Менегрот» в обмен на ноу-хау и жемчуг, так что портить раньше времени отношения с крупным заказчиком гномы не хотели. Все было вроде хорошо, но постепенно с севера в Белерианд начали проникать орки и волкодлаки. Эльфы сначала не знали, что с ними полагается делать, но потом, глядя на лихо машущих топорами гномов, и сами вошли во вкус, тем более, что гномы быстро поняли, что экспорт оружия – доходное дело. Даже когда царил мир, они постоянно рассказывали эльфам об ужасах земель за горами, и арсеналы Тингола пополнялись постоянно.

Вскоре оказалось, что услуги гномов были действительно не лишними. Моргот отстроил Ангбанд, орки обнаглели, волкодлаки проголодались. Правда, выяснилось, что Менегрот построен всего в паре сотен миль от Ангбанда, подлетное время оказалось до смешного мало, и не будь на руках забот понасущнее, Тингол подал бы на гномов в суд. Но до этого руки не дошли, надо было срочно организовывать полный разгром орков, да так, чтобы те, кто бежал, попадали под топоры гномов. В конце концов, эта задача была выполнена, но с таким количеством жертв, что часть эльфов тут же дезертировала и, уйдя в леса, зареклась на будущее иметь дело с королями и битвами. Так появились «ланквенди» – зеленые эльфы.

Тингол же, вернувшись в Менегрот, узнал, что пока он одерживал победы на востоке, Сэрдан-корабел терпел поражения на западе. «Один-один – сказал Тингол – кто как, а я наигрался». Он отозвал свой народ отовсюду, откуда можно, а Мелиан организовала вокруг запретную зону с проволокой под током и минными полями. Сначала этот закрытый город назывался «Эгладор-16», а потом в режимных целях название было сменено на «п/я Дориат». И сказал Тингол: «Ну вот и все. Теперь будет хорошо и спокойно.»

В это время войско Феанора с шутками и прибаутками брело по пояс в воде, высаживаясь на побережье.

О солнце и луне и о том, как скрылся Валинор

Рассказывают, что после бегства Мелькора валар долго сидели неподвижно на своих тронах, безучастно взирая на творящееся вокруг безобразие. Но это не так. Они думали, и первым додумался Манве. Он сказал:

– Господа! Надо что-нибудь сделать.

Перечить никто не стал, потому что, во-первых, он был король, а во-вторых, потому что делать что-то было действительно надо. Яванна и Ниенна пошли к деревьям, и принялись за работу. Яванна пела очень хорошо, но утирающая слезы Ниенна, маячащая рядом, портила весь кайф от песни, и поэтому можно только удивиться, что на белом дереве расцвел цветок, а на желтом созрел плод. Плод вручили майярше по имени Ариен в качестве солнца, а цветок для луны майяру Тилиону, по поводу чего он заметил:

– Все время на майярах выезжают. Ну вот что бы Эру не создать еще и прапорщиков каких-нибудь! Подругу мне, конечно, дали лучше некуда, да горяча больно, с ней рядом даже не присядешь, не говоря уж о всяких там…

Конечно, Тилион в конце концов подчинился, но с самых тех пор он работает с ленцой, расписание не держит, и время от времени создает в небе аварийные ситуации, норовя подрезать путь Ариен, за что регулярно получает выговоры. Но поскольку больше желающих мотаться по небу до скончания веков нет, Тилиона до сих пор не увольняют.

Валар же решили, пока суть да дело, укрепить свое жилище. В принципе Валинор был и так уже здорово укреплен, но теперь его надо было сделать крепче некуда. Горы стали еще выше, пропасти еще глубже, а с охраной провели политбеседу на тему «Бдительность воина уголовным кодексом удвоена». Кроме того в море была организована полоса бермудских треугольников и курских магнитных аномалий, а весь комплекс вместе получил неофициальное название «железным занавес».

АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: Глава «О людях» в первоисточнике начинается фразой: «Теперь валар мирно жили за своими горами, и дав Средиземью свет, надолго оставили его без внимания.» Не вникая в морально-этическую сторону такого поведения, я с сожалением должен констатировать, что на то же долгое время и мне придется распрощаться со своими любимыми комическими персонажами. История же Средиземья сама по себе будет гораздо скучнее, гораздо больше там будет самой обыденной политики. Поэтому я постараюсь дальнейшее изложение вести более сжато.

КОНЕЦ АВТОРСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ

О людях

Теперь валар мирно жили за своими горами, и дав Средиземью свет, надолго оставили его без внимания. Это можно было бы расценить как свинство, если бы здесь не было замешано предрешение Илюватора. Мудрый Эру специально так задумал, чтобы самостоятельные люди с самого начала приучались надеяться только на себя.

Пробуждение людей было обставлено примерно так же, как и эльфов, но люди все как один спали, наоборот, на боку, и первое, что увидели они, было Солнце, восходящее на Западе. (Оно бы взошло и на Востоке, но поначалу Ариен еще путалась в сторонах света).

Их, не успевших еще прийти в себя со сна, эльфы сразу принялись дразнить, называя их чужаками неуклюжими, байстрюками болезненными и дохлятиной трусливой, а люди раз и навсегда преисполнились восхищения перед мудростью эльфов и красотой их речи. Тем более, что даже в старые времена, когда все было лучше, эльфы были и покрасивше, и поздоровей, и поумнее, чем смертные.

О возвращении Нольдора

Моргот, узнав, что Феанор прибыл в Средиземье, ханжески вздохнул:

– Не виноватая я, он сам пришел. – и послал на нольдор войско орков. Орки были страшны, но нольдорцы оказались еще страшнее, и начав из невыгодной позиции, они тем не менее раздолбали орков вдребезги и пополам. Моргот послал подмогу, но ее раздолбали так же легко – орки, привыкшие воевать с одухотворенными телери, послушно ложились под мечи свирепого нольдора, как опавшие листья под грабли. Феанор, видя это окончательно уверился в победе, и отчаянно размахивая мечом, бросился в погоню, надеясь добраться до Моргота. Порядком напуганный Моргот призвал на помощь своих давних дружков-бичей, и против них Феанору было уже не устоять. Подоспевшие сыновья потащили было Феанора обратно, но Феанор приказал им остановиться. Сыновья остановились, сообразив, что следующим номером последует приказание долго жить. Однако и перед смертью он успел натворить дел в своих худших традициях: три раза проклял имя Моргота, и переложил на сыновей выполнение своей клятвы, чем они, конечно же, были несказанно обрадованы. А потом, как и положено перед смертью, вспомнил Феанор всю свою жизнь, и так она ему не понравилась, что не успев помереть от ран, он сгорел со стыда. Сгорел дотла, оставив огорошенным сыновьям объясняться перед родичами, почему нет могилы и куда делся труп.

А тем временем война шла своим чередом – Моргот сделал вид, что готов на перемирие, братья сделали вид что поверили, новая стычка, и в результате старший из Феанорычей – Маэдрос – оказался заложником в Ангбанде. Моргот приковал его за руку к высокой скале, и было там несчастному холодно, голодно, и очень одиноко.

Но тут впервые взошло солнце, а со стороны тундры послышались проклятия – это в Средиземье вступил Фингольфин со своим отрядом. Моргот и его команда в ужасе попрятались в подвалы, а Маэдрос воспрянул духом, когда Фингольфин грозно постучал в ворота темной крепости, но этим стуком дело и ограничилось – услышав испуганный хор орковских голосов «Никого нет дома!», сей благоразумный король двинулся дальше. Тем более, что основная часть его войска страстно желала прежде всего увидеть сородичей. Феанорцы от предстоящего радостного свидания ничего хорошего не ожидали, и почли за лучшее, бросив дома и пожитки, разбежаться. Составляя дальнейший план кампании, Фингольфин замешкался, и тянул до тех пор, пока собственный сын Фингон не подложил ему свинью. Он в одиночку отправился в Ангбанд, и выручил из беды несчастного Маэдроса. Правда в последний момент выяснив, что позабыл ножовку, Фингон попросту отрубил товарищу руку, но это оказалось даже полезно – однорукий Маэдрос резко поумнел и присмирел. Вернувшись, он с ходу отказался от претензий на верховенство, и Фингольфину ничего не оставалось делать, кроме как признать факт примирения, и еще раз разгромить остатки морготовских войск.

Началась почти мирная жизнь, и началась она с нового конфликта – Тингол, безвылазно сидящий в Дориате, считал себя королем всего Белерианда, и весьма холодно воспринял появление конкурентов. Чуть было не случалась очередная кровопролитность, но Маэдрос все же сумел ее предотвратить уговорами и посулами. Он с грехом пополам распихал братьев по окрестным землям подальше друг от друга, надеясь, что хоть теперь эта милая семейка перестанет напоминать пауков в банке. И для полного счастья был устроен праздник, на котором, как ни странно, никто никого не убил, а наоборот, количество дружеских клятв и заверений в братской любви, прозвучавших на нем, было занесено в книгу рекордов Гиннеса, и с тех пор не превзойдено.

Прошло пятьдесят лет, и Моргот вновь захотел испытать силу и бдительность врагов. Испытание удалось на славу – войско было вновь уничтожено до последнего орка, а вокруг Ангбанда было поставлено оцепление. Занеся результаты испытаний в картотеку, Моргот успокоился еще на сотню лет, а потом опять повторил тот же эксперимент с теми же последствиями, и наступило еще сто лет затишья. За это время Моргот создал концепцию нового вида вооружений – огненного дракона, и изготовил первый опытный образец. Молодой и глупый, дракон Глаурунг выполз из ворот Ангбанда. Эльфы в ужасе разбежались, и дракон ……… (фрагмент опущен), осквернив тем самым окрестные поля. Но пока Глаурунг занимался этим грязным делом, Фингон со своими лучниками закидали его стрелами, и пришлось ему уползти назад, ибо это было вредно неокрепшему организму. И еще на двести лет в Белерианде воцарился относительный покой.

О Белерианде

Из географических объектов в Белерианде имелись реки, озера, горы, равнины, пещеры, заливы, леса, поля. Их взаимное расположение, конечно же, очень интересно, но перессказывать на десяти страницах то, что можно нарисовать на одной несложной карте – кому надо, тот пусть и займется.

О Нольдоре в Белерианде в период мирной передышки

Как уже было рассказано, ценой многих скандалов и испорченных отношений Маэдрос расселил братьев по окрестностям.