Начинался субботний день, и в это время все люди очень заняты своими делами. Иван Иванович решил выгладить брюки, проверить весь свой гардероб, выбросить лишнее, чтобы облегчить его для переезда на новую квартиру. Лишнее отдать тете Даше, что она, конечно же, пристроит в деревне своим внукам или кому там в качестве рабочей одежды. И когда Иван Иванович окончательно был готов к этой, надо сказать, немаловажной акции, вспомнил, что его утюг у тети Даши. Сначала он расстроился, потому как был в трико и майке, потом подумал, что всегда рад встрече с тетей Дашей и из-за этого стоит, пожалуй, одеться. И таилась надежда, вдруг пригласит она его к чаю, хоть этим чуть-чуть разгонит гнетущее ощущение безысходности.
      Вышел он на лестничную площадку, хлопнул дверью и тут же вспомнил два обстоятельства, которые повергли его в уныние. Первое — тетя Даша, наверное, как обычно в субботу, уже уехала в деревню, и второе — он захлопнул дверь, а запасные ключи тоже, увы, у тети Даши.
      Мимо, прервав мысли Ивана Ивановича, промчался голубой пудель, сверкнув на него злыми глазами, и гавкнув дважды в качестве аванса, скатился по лестнице, и слышно было, как хлопнула входная дверь. А это значило, что следом спускается Нина Васильевна. Деться было некуда, и Иван Иванович, склонив голову, поздоровался.
      — Доброе утро, Нина Васильевна.
      — Доброе утро, Иван Иванович, вы тоже гуляете? — спросила приветливо Нина Васильевна, и, подняв голову, Иван Иванович увидел утомление на ее лице.
      — Вы себя плохо чувствуете? — забеспокоился он.
      — Так, небольшое недомогание, — сказала Нина Васильевна и махнула рукой.
      — Вам нужно к врачу, обязательно, — приложив руки к груди, горячо посоветовал Иван Иванович.
      Тема была найдена, тема нескончаемая. Внизу хлопнула дверь. Потом вторая. «Тетя Даша!» — понял Иван Иванович, но не бро-сишь же Нину Васильевну, не побежишь сломя голову из-за ка-кого-то ключа или утюга.
      Они поговорили немного о врачах, о болезнях, и Иван Ивано-вич удивился своей болтливости. Так, разговаривая, они спустились по лестнице и вышли во двор. Иван Иванович с ужасом ждал, что выскочит сейчас из-за угла голубая злоба, залает и придется уйти, прервать такую приятную беседу. Но повернули у конца забора, по тропочке пошли к магазину… Не было пуделя и у аптечного киоска. Иван Иванович, осмелев, поддержал Нину Васильевну, за локоть, она не отстранилась. Ах, какое это было бла-женство!
      Когда они вновь подошли к дому, Нина Васильевна спохватилась:
      — А где же Эрмутик? Как же это я про него забыла?!
      — Да, как же это так… невероятно… — с сожалением в голосе проговорил Иван Иванович, но сожаление это было прямо противоположно чувству беспокойства хозяйки.
      — Эрмутик! Эрмутик! — стала звать Нина Васильевна и по-настоящему заволновалась.
      Эрмутик как сквозь землю провалился. Всю субботу убивалась Нина Васильевна. Вдвоем с Иваном Ивановичем искали они бедную собачку. Ходили в милицию, спрашивали у прохожих — тщетно. Дважды Нине Васильевне становилось плохо, и Иван Иванович отводил ее домой. Ночь, несмотря на протесты Нины Васильевны, он дежурил у ее постели.
      В воскресенье они продолжили поиск. До обеда. Потом Нина Васильевна попросила Ивана Ивановича еще раз сходить в мили-цию, а через час — не ранее — зайти за ней.
      Иван Иванович совершил преступление. Мурлыча под нос что-то развеселое, чего никогда не бывало с ним, он не пошел в ми-лицию (вдруг найдется голубой злыдень), а помчался в столовую, так как вторые сутки ничего не ел.
      Когда он, отягченный кислыми столовскими щами и хлебными котлетами, поднимался мимо своей квартиры на третий этаж в самом благодушном настроении, его остановил запах. Это был божественный запах украинского борща. В далеком-далеком детстве покойная мама готовила такой борщ. Несмотря на полный желудок, Иван Иванович почувствовал мощные позывы к еде, а когда открыл дверь квартиры номер девять, в прямом смысле — обалдел. Нина Васильевна в полосатом халатике, в передничке с кружевами встречала его в коридоре, смущенно улыбаясь, а за ней, в комнате, виднелся попраздничному сервированный стол, и именно отсюда доносился божественный запах. Иван Иванович чуть не потерял голову, чуть не вскрикнул: «Слава богу, что Эрмутик не нашелся!», но вовремя проглотил эти слова вместе с подступив-шей слюной.
      Ну, вот, наверное, и все об этой истории. Ах, да! Тетя Даша… Тетя Даша, конечно же, была рада счастью Ивана Ивановича и Нины Васильевны. Всплакнула на радостях. И еще раз всплакнула, вспомнив Эрмутика, так и не назвав правильно его имя, но воскликнула оптимистично:
      — Может, еще найдется…
      Лицо невесты вспыхнуло надеждой, но по лицу жениха прошла судорога, и он дернул головой, словно давил ему жесткий воротничок рубашки.
      А тете Даше прибавилось забот. Теперь к сверткам и сверточ-кам, что возила она по субботам в деревню, прибавился еще один — с куриными косточками, которые ей набирали за неделю знакомые из заводской столовой.

1

 
      «Джон Эрхард Копани» — так было написано в родословной щенка, когда Виктор Савченко купил его. Черный, с коричневыми подпалинами и такой мирный с виду, он ничуть не напоминал своих грозных родителей — бойцовых собак, может быть, когда-то в будущем… Но Виктор не загадывал так далеко. Его радовало настоящее. Перестройка, гроза и гибель многих предприятий, для небольшого кирпичного заводика, где Виктор работал сначала главным инженером, а после приватизации — директо-ром, обернулась в лучшую сторону. Спрос на кирпич возрос в десять, сто, тысячу раз. Завод заработал в три смены. Монтажники срочно устанавливали импортное оборудование, пролежавшее при старом директоре более десяти лет. Клиенты требовали качества продукции. Работа кипела, деньги капали, да что там — лились рекой.
      Виктор купил шикарную трехкомнатную квартиру в центре города, импортную мебель, машину «Тойота-Корона» и вот этого щенка с длинным иностранным именем в родословной. Собака в данном случае являлась не данью моде, а суровой необходимостью. С появлением ценных вещей в квартирах, воры обнаглели, и их уже не держали ни импортные замки, ни стальные двери.
      Именно поэтому резко подскочил спрос на бойцовых и сторожевых собак. Цены на щенков, особенно импортных пород, взлетели до небес. Но, если честно, именно присутствие в квартире собаки сдерживало воров. Тут и газеты способствовали: чуть не в каждой и чуть не каждую неделю печатались материалы о загрызенных и покалеченных собаками квартирных ворах. Читают ли воры газеты или нет, никто не занимался такой статистикой, но квартиры, в которых присутствовали собаки, воры не трогали.
      Джон Эрхард Копани, или просто — Джон, быстро освоился в квартире своего хозяина. Он бессовестно гадил на ковры и грыз ножки у столов и кресел из импортного дуба. Если честно, гадил он в квартире по необходимости. Холостой и очень занятой хозяин накладывал еды щенку от пуза — на сутки, не забывал и наливать в миску воды, а вот гулять водил не во время и не регулярно, и щенок просто вынужден был искать место на коврах, чтобы не лопнуть…
      Прогулки, хотя и нерегулярные, не всегда проходили благополучно. Во дворе стало столько собак, причем разных, что человек терялся, а уж щенок тем более. Состоятельными гражданами приобретались чаще собаки крупных пород, желательно устрашающих видов, это опять же в целях охраны и безопасности. Но большие собаки почему-то имеют вредную для щенков привычку — подойти, понюхать и перевернуть щенка на спину, словно без этого не видно — мальчик он или девочка. Эту привычку маленький и толстый Джон не терпел. Уже через пару месяцев он стал недовольно рычать, а через полгода вцепился зубами в нос слишком любопытной овчарке, да так, что его еле-еле от нее оторвали. Конфликт с хозяином визжащей от страха и боли овчарки удалось легко замять, потому как все, выгуливающие во дворе своих четвероногих питомцев, подняли овчарку, да и хозяина на смех: «Такой маленький, такую большую…»
      Через неделю нечто подобное случилось с доберманом-пинчером. Виктор наказал щенка на глазах жертвы. Но это не помогло. Тем более, что отцеплять щенка от жертвы становилось все труднее. Челюсти он стискивал намертво. И чтобы разжать их приходилось всовывать меж зубов какой-то металлический предмет. Виктор не знал, что делать, не будешь же собаке, своей, ломать зубы. Слава богу, опытный человек подсказал способ: если сжать щенку яички, тот мгновенно бросал свою жертву. Правда, вскоре все окрестные собаки узнали о характере щенка и уже не связывались с ним, поэтому необходимость в применении такого варварского способа отпала сама собой.
      Щенок рос быстро и очень скучал один. Он вскоре перестал грызть мебель и часами стоял в кухне, положив передние лапы на подоконник, выглядывая хозяина. Но зато сколько радости было, когда тот, наконец, приезжал. Хозяин тоже ценил Джона и даже очень, хотя не всегда мог уделить ему внимание. В их подъезде обокрали уже три квартиры, но квартиру Виктора не трогали. И он считал, не без основания, что это только благодаря Джону.
      В мае Виктор женился. А что, пора! Двадцать семь лет. Обут, одет, имеет квартиру, машину, собаку, стабильную и высокооплачиваемую работу… Родители живут в деревне. Отец фермерствует на пятистах гектарах. Ему помогают младший брат Виктора — Костя и его жена. Во! Костя уже два года как женат. Ребенок скоро появится… Пора и старшему брату. Пора!
      Но первым требованием, которое выставила жена после свадьбы — собаку из квартиры вон! Это был такой удар, что Виктор просто ошалел. Кого? Джона из квартиры? Ни за что! Но… Прошел день, второй, третий… Ласки молодой жены и ее железные аргументы: грязь, собачья шерсть по всей квартире, испорченная дорогая мебель, а главное, — взгляд у собаки ужасный…
      Виктор проследил за взглядом Джона, каким он провожал хозяйку и испугался: понял, недалеко до беды! И молодая жена, и собака питали друг к другу похожие чувства — ненависть. Причем — страшную… Потому в первое же свободное воскресенье Виктор повез в деревню к родителям не жену, она ехать отказалась, а Джона. И предательство свое пытался оправдать тем, что Джону в деревне будет лучше.
 

2

 
      Отец Виктора — Дмитрий Васильевич и мать — Полина Петровна встретили сына с радостью. Редко он балует их своими посещениями.
      — А где жена? — был первый материнский вопрос.
      — Приболела… Велела кланяться.
      Дмитрий Васильевич молча переглянулся с Полиной Петровной. Не понравился им такой расклад.
      — Когда приедет? Мы ее на свадьбе толком не разглядели… Бедненькая — болеет… Что с ней? — за жалостливыми словами мать скрывала беспокойство о сыне. Как ему живется? Во время ли ест?
      — Ничего страшного, так… женские штучки… — не хотел Виктор распространяться на эту тему.
      — Уж не ребеночка ли ждете? — радостно вскинулась мать.
      — Да нет, — отмахнулся Виктор. — Вы лучше посмотрите, кого я вам привез!
      Он вышел к машине, завел во двор собаку и отрекомендовал:
      — Джон Эрхард Копани!
      — Ничего! — зацокал языком восхищенно Дмитрий Васильевич. — Грудь широченная. Мощный кобель… Дружок у меня — здешний участковый. У него лайка — Туман. Всех собак в деревне дерет. Вот бы этого с ним стравить. Глянуть — кто кого?!
      — Нет проблем. Стравливайте.
      — Дык, участковый на учебе, в городе. Только через месяц явится, — огорченно воскликнул Дмитрий Васильевич.
      — Джон подождет. Все равно у вас будет жить.
      — Как так? — удивилась Полина Петровна.
      — Да, мама. Жена не хочет, чтобы в комнатах была собака, — немного сконфуженно, но твердо сказал Виктор.
      — Я-ясно-о-о! — в один голос протянули родители.
      — И ничего не ясно, — рассердился Виктор. — Если вы не возьмете, я его отдам кому-нибудь. Собаку с такой родословной любой с руками оторвет.
      — Сынок, не сердись, — вскинулась мать. — Мы-то не против собаки…
      — Погоди, мать, — остановил ее Дмитрий Васильевич. — Мы — деревенские, может, чего не понимаем. А вообще зачем ты покупал собаку?
      — Ну… Обстоятельства изменились, — пробормотал Виктор. — Ладно, я поехал.
      — Как поехал? А покушать? Проголодался, поди, в дороге. Может, ночевать остался бы? — мать заглядывала Виктору в глаза.
      — Нет, мама. Не могу. Меня ждут… Дома…
      — Понятно-о… — опять в один голос протянули родители.
      — И ничего не понятно. Вот родословная на собаку, вот поводок, ошейник…
      Виктор выскочил за калитку. Раздался рокот мотора…
      — Да-а! — покачал головой отец. — Обратала она его.
      — Может, еще и ничего. Может, наладится… — всхлипнула мать. Ей жалко было старшенького своего. Далеко живет от родительского дома, да и жена…
      — Нет, толку с ей не будет. Таких баб я знаю. Стервы натуральные!
      — решительно произнес Дмитрий Васильевич.
      — Откуда ты знаешь?! — сквозь слезы улыбнулась Полина Петровна и, наклонившись, вытерла глаза фартуком. — Я одна у тебя — первая и последняя. Знахарь!
      — Да ты что, мать, говоришь?! — возмутился уязвленный Дмитрий Васильевич. — Если хочешь знать…
      — Ты лучше собаку определи. Как его… Дмитрий Васильевич заглянул в родословную:
      — Джон Эрхард Копани! Вот язви их… Придумают же…
      — Джон, это по-русски как?
      — У них, это имя так распространено, как у нас Ванька, например…
      — показал свою эрудицию Дмитрий Васильевич.
      — Ну что, Ванечка, — присела перед собакой Полина Петровна. — Есть хочешь? Пойдем, я тебя покормлю.
      Джон согласно завилял обрубком хвоста, потянулся к лицу новой хозяйки.
      — Видал, подлец, уже целоваться лезет! — воскликнул Дмитрий Васильевич.
      — Поцелуемся еще, успеем, — Полина Петровна осторожно погладила собаку по голове. — Сиротинушка ты моя… Пойдем.
      — Смотри, не балуй его, — крикнул вдогонку Дмитрий Васильевич. — Оне, городские, в квартирах, на простынях спят, язви их…
      — Ну, уж это никогда! — категорически заявила Полина Петровна. — Набей будку свежим сеном, пусть там нежится.
      Ночью Дмитрия Васильевича разбудил собачий вой. Он приподнялся на постели. Увидел при лунном свете глаза жены:
      — Давно воет?
      — Ты только уснул… — всхлипнула Полина Петровна. — Скучает Ванечка по хозяину… Как он там?!.
      — Привыкнет.
      — Я про хозяина…
      Дмитрий Васильевич, преувеличенно кряхтя, поднялся, сунул ноги в тапки и вышел на крыльцо. Джон сидел у будки набитой свежим сеном и, задрав морду, выл на луну.
      — Кхм! — громко кашлянул Дмитрий Васильевич. Достал с полочки сигареты, спички и присел на ступеньку крыльца.
      Джон тут же подбежал к нему и, обнюхав, стал рядом.
      — Скучаешь? — спросил у него Дмитрий Васильевич. Джон промолчал.
      — Я тоже скучаю, — признался отец хозяина. — Иной раз так защемит… — он оглянулся на дверь. — А Полина, как скучает, — спасу нет. Плачет.
      Джон наклонил голову на бок, прислушиваясь к словам человека, потом поднялся на ступеньку крыльца и улегся, положив голову на колено Дмитрия Васильевича. У того дрогнуло сердце, и он, погладив собаку, объяснил:
      — Полина первой девочку хотела. Дочка ей нужна была, помощница. Да не вышло, вот она и… — он прижал пальцами окурок, поднялся. — Пошли в хату, только тихо-тихо.
      Осторожно ступая, они прошли в спальню.
      — Вот тебе место, — шепотом указал Дмитрий Васильевич на коврик у кровати. Джон послушно улегся. — Только чтобы ни-ни…
      — Опять курил?! — спросила жена.
      — Маленько дернул дымка…
      — Вредно это… — сказала со вздохом Полина Петровна.
      — Больше не буду, — привычно соврал Дмитрий Васильевич.
 

3

 
      Стук мотора мотоцикла смолк у калитки. Затем калитка распахнулась, и в проеме показалась крупная серая лайка с белым галстуком на груди, а за нею — сам участковый. Был он форме и широко улыбался. Но улыбка его тут же исчезла, когда от крыльца метнулась незнакомая собака и остановилась в угрожающей позе.
      — Эт-та еще что такое?! — воскликнул обескураженный участковый.
      — Джон! Фу! — крикнул Дмитрий Васильевич собаке, и потом уже другу: — Здравствуй! Меньше отсутствуй на службе, еще и не то будет…
      — Так я это… на учебе…
      Обнялись крепко. Похлопали друг друга по плечам, спине…
      — И все же? Откуда пес? — спросил участковый.
      — Тебе какая разница?!
      — Стравим?
      — Не сейчас и не здесь. Полина меня за Ваньку убьет.
      — За какого Ваньку? — не понял участковый.
      — За Джона. Так она его называет. Потом как-нибудь… Полины не будет.
      Собаки ходили по двору кругами, ощетинившись и присматриваясь друг к другу.
      — Как бы не опоздала Полина, — усмехнулся участковый.
      И точно! Джон неожиданно сделал выпад, но лайка увернулась, и клыки клацнули в пустую.
      — Ого! — восхитился участковый и подзадорил: — Туман, фас! Туман, высокий на лапах, был проворней. Он успевал куснуть Джона и отскочить. Джон явно уступал ему в маневренности и быстроте движений. Но его молчаливая целенаправленность настораживала. Не обращая внимания на раны, на сочащуюся из них кровь, Джон упрямо преследовал по двору Тумана, очевидно, рассчитывая на его оплошность. И Туман оплошал. Рванув противника в очередной раз, он отступил в угол. Выход ему преградил Джон. Туман попытался перепрыгнуть, но Джон на лету схватил его за плечо и повалил на землю.
      — Все! — констатировал Дмитрий Васильевич.
      — Не все! — возразил участковый.
      — Спорим — все!
      — Спорим! На ящик! — в запале крикнул участковый.
      — Согласен.
      — Туман! Вперед! — участковый подбежал к дерущимся.
      — Не замай! — сердито крикнул Дмитрий Васильевич.
      Туман сопротивлялся изо всех сил. Драл когтями бок Джону. Рвал ему предплечье зубами, но тот навалился всем телом и медленно продвигался к горлу. Движения Тумана стали слабее, судорожнее…
      — Все! Сдавайся! — выдохнул Дмитрий Васильевич.
      — Нет. Туман! Вперед! — кричал участковый. Туман закатил глаза, из пасти потекла пена.
      — Все?
      — Надо оторвать твоего от моего… — пробормотал глухо участковый и достал из кобуры пистолет.
      Дмитрий Васильевич метнулся к сараю, схватил вилы.
      — Ты чего это? — удивился участковый.
      — Брось пистолет!
      — Да я это… зубы разжать.
      — Кто ж так разжимает… — снисходительно усмехнулся Дмитрий Васильевич, и уже победно: — Приличных собак ты никогда не имел, не знаешь, как с ними обращаться. А ну, отвернись!
      — Чего-о?
      — Отвернись, говорю. Чтобы секрет не видел…
      Когда участковый послушался, Дмитрий Васильевич применил прием, подсказанный сыном. Подействовало! Джон разжал зубы и уставился непонимающим взглядом на хозяина — чего это он?!
      Участковый поднял Тумана и понес со двора.
      — Не забудь про ящик, — напомнил ему Дмитрий Васильевич. — Лучше «Сибирячку», да — не паленую…
      И уже Джону:
      — Ты меня прости, но нужно было этим зазнайкам нос утереть. Только Полине — ни гу-гу! Пойдем, я тебя зеленкой намажу…
      И поглаживая Джона по загривку, сказал восхищенно:
      — Как ты Тумана, язви тя…
 

4

 
      Квартиру Виктора Савченко вскоре обворовали. Причем вынесли все, кроме мебели… Жена плакала навзрыд и закатила истерику, обвиняя мужа в несовершенстве замков двери.
      — Собаку не нужно было выгонять из дома… — в свое оправдание сказал он.
      — Ладно, вези свою противную собаку… Вези… — сквозь рыдания дала согласие жена.
      Виктор съездил к родителям и забрал Джона в город. Джон отвык от тесной, по деревенским меркам, квартиры, ему не хватало простора двора, пятнадцати соток огорода, не хватало коврика у кровати отца хозяина… Поэтому он выл. Выл, когда никого не было в квартире. Выл, иногда ночью… Голос его был громкий, вой жуткий…
      — Увози его в деревню! — шептала жена Виктору, вцепившись в его руку, когда тот «учил» Джона тапком, чтобы тот вел себя прилично и тихо.
      — А воры? — аргументировал Виктор свое нежелание мотаться в деревню. Да и неудобно перед родителями.
      — Не в собаке дело. Навел кто-то… — шепнула жена и стала ласкаться.
      Это решило судьбу Джона.
      Утром, позвонив на работу и сообщив, что задержится до обеда, Виктор повез Джона в деревню.
      — Ванечка приехал, — ахнула мать. — Надолго?!
      — Насовсем, — решительно сказал Виктор, потом поправился. — Пока опять не обворуют…
      Обворовали через две недели. Открыли новейшие импортные замки. Жена рассердилась, ушла к матери и подала на развод.
      Виктор Джона домой не забрал, посчитал, что у родителей ему будет лучше. А квартира?! В ней ничего не осталось кроме мебели…
      Прошло полгода. Как-то в полдень за воротами раздался автомобильный сигнал.
      — Витя! — вскрикнула Полина Петровна и, вытирая руки о фартук, заторопилась к воротам.
      Джон соскочил с крыльца и в три прыжка опередил ее. Калитка распахнулась, в ней показался Виктор. Не успела мать подойти к сыну, как Джон, радостно визжа, кинулся своему хозяину на грудь.
      Дмитрий Васильевич выглянул из дверей сарая:
      — Что за шум?
      — Витя приехал! — всхлипнула мать.
      — А зачем слезы? — ласково прогудел Дмитрий Васильевич.
      — Да как же… Опять один…
      — Нет, не один, — Виктор, обняв одной рукой Джона за шею, другой распахнул калитку:
      — Лена, заходи.
      Молодая женщина, смущенно потупясь зашла во двор. Подняла глаза, на порозовевшем лице, и сказала просто:
      — Я — Лена.
      Дмитрий Васильевич развел руками. Полина Петровна прямотаки впилась глазами в лицо новой пассии сына. Джон выпростался из-под руки хозяина и потянулся к гостье.
      — Ой, какая красивая собачка! — искренне воскликнула та и, присев перед Джоном, протянула руку к его голове.
      — Осторожно! — крикнул Виктор, но Лена уже трепала за уши Джона, а тот вместо того, чтобы наказать безрассудную, усиленно вилял своим куцым хвостом.
      — Ну, дела-а! — протянул Дмитрий Васильевич.
      — Проходите, гости дорогие, — радостно пропела Полина Петровна. — Умывайтесь с дороги, и за стол…
      — Погоди, мама, я Лене обещал показать речку. Мы скоро, — Виктор подхватил Лену под руку, но Джон втиснулся между ними.
      — Эй, друг! — воскликнул Виктор. — Это моя женщина, — и перешел на другую сторону. Джон последовал за ним и тут же вклинился между ними.
      Так они и вышли за ворота втроем. Счастливые!
      — Вот это женщина! Как она твоего Ваньку сразу обратала?! — усмехнулся Дмитрий Васильевич.
      — А твоего сына! — парировала Полина Петровна. — Только будет ли от этого толк?
      — Да ты что, мать! Такая красивая… И глаза, как у тебя в молодости, и голос…
      — Ой-ей-ей! — засмеялась Полина Петровна. — Когда я была красивой?
      — Не оговаривай себя. Если бы ты не была самой красивой, я бы на тебе не женился. Ты и сейчас самая красивая…
      — А Лена?
      — Она не красивей, она — моложе… Полина Петровна погрозила пальцем:
      — Врешь ты все…
      — Не вру. И еще тебе скажу, скоро нам придется с Ванькой расставаться. Навсегда!
      — Как так?!
      — Видала, как он к хозяину липнет, да и к ей — тоже…
      — Что ты, Митя, если у них по-серьезному, то некогда им собакой заниматься. Медовый месяц!
      — Ха! — воскликнул Дмитрий Васильевич. — Они что — пчелы?! Да и чем собака мешает? Вот посмотришь! Единственно, что я сделаю, так попрошу у Виктора, как только родится… это… первого щенка от Джона… от Ваньки — нам.
      — Хи-хи-хи! — тоненько засмеялась Полина Петровна. — Старый, а все еще дурачок. От вас — кобелей, никто не родится. Рожаем мы — женщины!
      — Не хочется тебя тоже обзывать, но скажу, что у таких собак, как наш Ванька… Если от него родится кто, то положено самого лучшего щенка — кобелю. И щенок этот называется алиментным.
      — Хи-хи-хи! — опять засмеялась Полина Петровна. — Алименты мужики женщинам платят.
      — Это у нас — людей, а у собак наоборот, и это — правильно.
      — Ой! — спохватилась Полина Петровна и кинулась на кухню.
      Дмитрий Васильевич закурил. Он очень хотел, чтобы у сына сложилась жизнь, и, если честно, Лена ему понравилась. Дай-то бог! Но и с Джоном не хотел расставаться. Привык. Полюбил. А может, еще и ничего… Зачем молодым собака?
      Виктор, Лена и Джон пришли через час. Ввалились шумно во двор. Джон, словно извиняясь за предательство, тут же подсел к Дмитрию Васильевичу и положил морду на его колено. Полина Петровна выглянула:
      — Руки мойте и за стол!
      — Давайте я вам помогу, — Лена заторопилась на кухню.
      — Погоди! — попытался остановить ее Виктор. — Мать — сама, ты — гостья!