Мы познакомились в Москве, в восемьдесят восьмом году, в вагоне метро. Сижу, сплю. Приоткрыл глаза - смотрю, у женщины рядом руки очень красивые. Надо же, думаю, какие ухоженные. А кисти - эквивалент интеллекта. (Согласно семиотике, науке о знаках, - а я ее преподавал в двенадцати университетах и потому знаю, о чем говорю.)
      И вот она встает, берет чемодан... Говорю ей: "Разрешите помочь?" Разрешает. Она испугалась, думала, я из КГБ, и начала оправдываться: вот, от группы оторвалась, ей надо догнать своих во Владимире. Поймали частника, отвез ее на вокзал. Обменялись телефонами... Через два года я в Париже, звоню ей...
      После она приехала ко мне в Москву. И началась наша жизнь. Мы не сразу поженились, потому что это было модно - жениться на иностранке. Но через какое-то время все же расписались. Теперь у нас два сына, две няни: одна француженка, другая русская. В отпуск ездим к родителям жены, у них две дачи: одна под Авиньоном, другая в Тунисе.
      Жену мою часто спрашивали: вы любите своего мужа? Она отвечала: "Ну как бы я могла жить в Москве, а не в Париже, не любя? Как я смогла бы все бросить комфортабельные булочные, замечательные магазины, великолепные рестораны?"
      Я могу только быть ей благодарен...
      С другой стороны, я тоже не уступаю: я знакомлю ее с культурной жизнью не только Москвы, но и мира, она со мною путешествует, где только мы ни бывали. Ей со мной не стыдно. Если она и не гордится мной, то по крайней мере не стыдится.
      Мировой масштаб
      - Я представляю страну за рубежом! Уж я-то имею спрос. Я работал на Бродвее, я ставил в Париже, в Японии. Но я предпочитаю заниматься своим домом, своими детьми... Это не пустые слова при наличии у меня квартиры в Париже.
      Я преподавал в половине престижных университетов мира! В Колумбийском, во Флоренции, в Париже в Американском университете, вел семинары - по выразительному стилю, преподавал искусство визуального восприятия и науку о знаках - семиотику. Для меня было странно, что платили деньги, причем большие: двести долларов в час, притом что работал по четыре часа в день. Я чувствовал себя... роскошно. Это началось еще в СССР.
      Но деньги - не более чем деньги. Я знаю, каково очень богатым людям, когда они никому не нужны - несмотря на все их миллионы...
      Книжки
      - Книги - это серьезно.
      Феллини кичился тем, что он прочел всего три книги. У меня в Нижнем Тагиле, когда я был маленький, тоже было три книги: "Мифы Древней Греции", "Гулливер" с графикой Доре, академическое издание, и "Гаргантюа и Пантагрюэль". Это все я от бедности читал и перечитывал.
      Сейчас у меня, какое совпадение, тоже три любимые книжки, которые я бесконечно читаю. Это "Творчество Франсуа Рабле" Михаила Михайловича Бахтина (мне с ним даже посчастливилось встретиться однажды в Доме творчества в Ялте). Еще - "Жизнь драмы" Эрика Бентли, американского театрального теоретика. И есть такой человек Арнхейм - "Искусство визуального восприятия". Конечно, я не могу из своей жизни вычеркнуть и других авторов, но эти три стоят особо.
      В связи с книгами вот что меня удивляет. Прихожу в читальный зал множество людей сидят читают, а делать ничего не умеют. Прихожу в другое место, там репетируют, работают - но ничего не читали, не знают. Но где же гармония между знанием и умением что-то сделать, как это было в эпоху Возрождения?
      А нету гармонии...
      1998
      ????? СЕРГЕЙ ПАШИН ?????
      Новый диссидент обличает новый режим
      В новой России появилось новое поколение диссидентов. Они обличают новый режим, причем довольно убедительно!
      Кажется, самый яркий из новых недовольных - Сергей Пашин. В диссиденты он пришел с неожиданной стороны: сделав блестящую карьеру в официальной юриспруденции, он, так сказать, "перешел на сторону народа" и служит теперь как бы не праву, но, если так можно выразиться, справедливости. Пашин страшно популярен среди коллег: как только его выгнали из Мосгорсуда, тут же начались митинги в его поддержку. Своего молодого соратника защищали давние диссиденты с громкими, еще со старых времен, именами: Елена Боннер, Лариса Богораз, Сергей Ковалев, Валерий Абрамкин. Они, в частности, письменно требовали от ООН восстановления справедливости, которая в итоге и восторжествовала: начинающего диссидента восстановили на работе.
      Кто же такой Пашин?
      "Сергей Пашин - юрист с мировым именем".
      "В море произвола Пашин создавал островок праведного суда".
      "Одним честным судьей стало меньше".
      "Белая ворона правосудия".
      "Изгнан из судей за недопустимый гуманизм".
      "Уволен за человеческое отношение к подсудимым".
      "Судья Пашин виновен в инакомыслии".
      "Пашин опасен, потому что мыслит".
      "Почему же коллеги-судьи решили изгнать его из своих рядов, не потрудившись даже придумать менее смехотворный повод?"
      "Независимое поведение этого судьи пришлось не по нраву коллегам по системе".
      "Вместе с Мосгорсудом потерпела поражение вся российская судебная система".
      (Из газет)
      Сергей Пашин родился в 1962 году в Москве в православной семье. Будучи школьником, написал устав оперотряда при Черемушкинском райкоме комсомола. На третьем курсе юрфака МГУ был приглашен в КПСС, которую считал "чем-то вроде сословия всадников в Древнем Риме". Из КПСС вышел во время августовского путча 1991-го. По окончании юрфака остался там преподавать, защитил диссертацию. Служил в Администрации Президента. Пашин - основной автор действующей концепции судебной реформы и единственный автор первого в истории России проекта закона о Конституционном суде. Руководил разработкой российского законодательства о суде присяжных, модельного Уголовно-процессуального кодекса для государств СНГ.
      Женат, есть дочь. Непьющий.
      Он пришел дать им волю
      - Сергей Анатольевич! Давайте мы освежим в памяти ваши самые громкие дела. Все они были сенсационными: вы выигрывали совершенно безнадежные процессы, вы освобождали людей из-под стражи в самых невероятных случаях. Взять хоть ту отважную проститутку, которая столовыми приборами убила насильника!
      - Было дело. Один молодой человек привез в Москву свою девушку из маленького городка, погрязшего в безработице. И вот эта юная особа поехала в Москву трудиться проституткой. Первую неделю все было замечательно, а после ее квартирный хозяин начал девушку бить и насиловать. И кончилось тем, что после очередного избиения и принудительного секса она ему, сонному, нанесла семьдесят два удара двумя вилками и двумя ножами. Эксперты - психиатры и психологи - решили, что девушка была вменяема, но находилась в состоянии сильного эмоционального напряжения, которое, однако, до аффекта не дошло.
      На суде прокурор просил дать ей восемь лет лишения свободы. А мы дали ей десять лет, но условно - и освободили в зале суда.
      - Это исторический приговор! Ближайший аналог - в истории российского суда - дело Веры Засулич. Вы тоже войдете в учебники!
      - Нет, - скромно возражает он. - Похожее дело уже в наше время было в Ивановском суде. Там ранее судимая женщина зарезала сожителя, который над ней измывался, и суд присяжных признал ее невиновной в убийстве.
      - Как же так, за убийство - условно?
      - Это точно, коллеги смотрели на меня как на сумасшедшего. Не бывает, говорили, так - и быть не должно! Но! В УК нет никаких ограничений по срокам условных наказаний и статьям.
      - И что, убила - и иди гуляй? Так просто?
      - Не-е-т, не так. Все-таки она полтора года отсидела в СИЗО, все осознала и раскаялась, это же видно. Я ей сказал после вынесения приговора: "Вы совершили тяжкое преступление - и перед Богом, и перед людьми. То, что вас освободили из-под стражи, не должно вами восприниматься как отпущение грехов. Более того, на вас многие будут коситься, городок-то ваш маленький. Люди будут смотреть на вас как на убийцу, и вы должны это принять. Принять как часть наказания".
      - А чтоб чисто оправдательный приговор, такое было у вас?
      - Да, причем неоднократно. Вот, пожалуйста, история про еще одно убийство. Там все шло к пятнадцати годам лишения свободы, ситуация на первый взгляд была весьма простая. Но нам с народными заседателями показались странными некоторые места в заключении экспертов. Мы вызвали в суд медика из экспертной комиссии и выяснили, что в момент убийства (время наступления смерти устанавливается довольно точно) обвиняемый находился совсем в другом месте. Но! После следователь уговорил экспертов, и они все наврали в своем заключении: сдвинули время убийства в удобную для прокуратуры сторону.
      Помолчав, Пашин с плохо скрываемой гордостью говорит:
      - Заметьте, все это при молчании адвоката, сохранявшей олимпийское спокойствие на протяжении всего судебного следствия! Спасибо, суд додумался вызывать эксперта в заседание и задать ему несколько неприятных вопросов. Но это ж еще надо было раскопать!
      А гордость тут и незачем скрывать - ведь он установил истину и спас человека. "Чего от судьи вроде и не ждет никто, это же не его дело, верно?" ловлю я себя на странной мысли.
      - Освободили его из-под стражи прямо в зале суда...
      - Да, но так на вашем месте поступил бы каждый? Если б ему повезло раскопать?
      - Нет... В этом случае обычным, "правильным" было бы как-то переквалифицировать деяние по более мягкой норме, например, осудить обвиняемого если не за убийство, так хоть за недонесение или укрывательство (там было еще два убийства, совершенных знакомыми обвиняемого), и дать срок в пределах отбытого в СИЗО... Обычно именно так делается. Сколько человек уже отсидел, столько ему и дают.
      - Это верное замечание, я, как бывший репортер криминальной хроники, с вами совершенно согласен!
      - А еще было дело о похищении бизнесмена с целью выкупа. Один из семи обвиняемых (его фамилия Гусев) этого похищенного охранял. Причем пострадавший хвалил Гусева за доброту и участие, тот ему слова худого не сказал! И даже кормил тем, что ел сам. Душа-человек, одним словом! И вот этот добрый Гусев просидел в камере под следствием полтора года. У него туберкулез первой степени, это значит, что уже начался распад легких. А его даже в лазарет отказались поместить, негодяи! Он бы умер в тюрьме, притом что смертной казни по его статье не предусмотрено...
      И вот в такой ситуации мне подают ходатайство - изменить ему меру пресечения на подписку о невыезде. Гусев и его мать-учительница умоляют: "Смилуйтесь!" Один из зампредов суда мне строго-настрого посоветовал ходатайство отклонить. Но суд под моим председательством освободил Гусева из-под стражи. И он смог сразу лечь в больницу, что спасло ему жизнь. Никуда он, конечно, не сбежал и никаких преступлений новых не совершил.
      Перед приговором пришла ко мне дама-прокурор и говорит: "Дело у кого-то на контроле, Гусеву надо дать восемь лет". - "Так он же, - отвечаю, - в колонии больше года не протянет!" - "Ладно, - говорит, - тогда не восемь, а пять". Их и потребовала. А мы назначили три года лишения свободы - условно. Маменька этого Гусева приходила потом, благодарила - процесс распада легких приостановился, и он выжил.
      - То есть срок - условно, а его в камере уже полтора года продержали. Выходит, ни за что?
      - Не совсем так. Он виновен в совершении преступления, но его содержание под стражей в ходе предварительного следствия не было необходимым.
      - И туберкулезом заразили... Вот скажите, если проститутка намеренно клиента заразит сифилисом, ей что будет?
      - Лет пять может получить.
      - Так, может, стоит Гусеву вчинить иск коменданту "Матросской тишины"?
      - Куда! Он и так счастлив, рад, что вовсе там не помер. Да и не поймут у нас такого... А что касается туберкулеза, так им, по некоторым сведениям, заражено около десяти процентов зеков.
      По тому же делу мы еще одного обвиняемого выпустили под залог - пятнадцать миллионов рублей старыми. Это некто Салимов. Он поступил на работу и стал кормить семью. Тоже никуда не сбежал! А на суде получил пять лет условно.
      Интересно, что решение об освобождении из-под стражи Салимова мы приняли в три часа дня в пятницу. А в пять вечера в СИЗО закрывается спецчасть, так что человеку пришлось бы сидеть в камере лишних два дня - до понедельника. Надо было торопиться! Но машину мне в суде, конечно, не дали. Тогда я снарядил секретаршу. Дал ей денег на такси, копию определения об освобождении и еще позвонил начальнику СИЗО. Успели, выпустили-таки этого Салимова в пятницу!
      - Вас спрашивали: "Интересно, а с чего это судья так заботится о преступниках?"
      - Конечно. Мне и на совещаниях говаривали: "Выпуская такого-то из-под стражи, вы думали о себе, о всех нас? Потерпевшие небось кричат, что в суде за взятки преступников на волю отпускают. Мы даже не исключаем, - говорили мне официально, - что под вас берут деньги с клиентов адвокаты".
      Такие в Белом доме не нужны
      - Вы - автор и соавтор не только принципиально важных законопроектов, но и всей концепции судебной реформы. Этим можно гордиться! И больше уже ничего не делать, все равно войдете в историю.
      - Это беспрецедентная вещь в карьере юриста, - сдержанно отвечает он.
      - Разумеется, благодарность народа не знала границ?
      - За законопроект о Конституционном суде я получил от Хасбулатова премию два оклада. Как раз хватило на стиральную машину "Малютка", она тогда стоила шестьсот с лишним рублей.
      - После Белого дома вы быстро пошли в рост.
      - Я был начальником отдела судебной реформы Государственно-правового управления Президента. У меня было восемнадцать подчиненных! А после Ельцин и вовсе подписал бумагу, чтоб меня повысить до зама начальника этого самого управления, а отдел чтоб был головным подразделением Администрации по реформе. Кто разбирается в аппаратных интригах, тот способен оценить...
      - Ну и?..
      - Ну а через три недели после того, как Борис Николаевич это подписал, отдел наш расформировали. Людей разогнали.
      - Что так?
      - Обычная аппаратная интрига! Там ведь следят, чтоб ты не высовывался, не возвышался над кем не надо, и прочее. Все развивалось по принципу: "Жалует царь, да не жалует псарь". Хотя я продолжаю испытывать искреннюю благодарность к Президенту России за то, что он проявлял долготерпение.
      - Да... И вот вы со Старой площади, от дорогих чиновников, от замечательных портфелей - и прям сразу в суд. Какое вам сразу дали дело, чтоб привести в чувство, чтоб фейсом об тейбл?
      - А убийство с особой жестокостью! Сосед убил соседа, труп расчленил и выкинул в Москву-реку. Человек только что вышел из больницы, где его от белой горячки вылечили, и решил отметить это дело.
      - Неплохая встряска после академических занятий и президентских советов! Это вам не Плевако читать в подлиннике. Надеюсь, хоть этого-то вы не оправдали?
      - Что вы! Десять лет дали.
      - А как вас из суда после уволили?
      - С формулировкой "за разглашение тайны совещания". Приговор по тому делу, где Гусев был, я его еще не дописал, а, получив двухдневный отпуск за свой счет, отправился на конференцию в Законодательное собрание Санкт-Петербурга. Там обсуждался проект нового Уголовно-процессуального кодекса. Разумеется, о деле и принятых судом под моим председательством решениях я никому не рассказывал.
      - Ну, легко было догадаться, что ничем хорошим ваше практическое судейство кончиться не могло. Это как если бы рефери на ринге попал в уличную драку, - и там бы ему, конечно, обязательно навешали.
      Вот ваши бывшие подчиненные по отделу судебной реформы пошли в адвокаты. А вы нет, почему? Поди, плохо...
      - Денис Давыдов писал:
      Я рожден для службы царской.
      Сабля, водка, конь гусарский
      Это век мне золотой.
      Вот и я тоже "рожден для службы царской".
      - Ага, вы, значит, государственник. Тогда, значит, и про водку верно, без нее на госслужбе кто ж обойдется.
      - Государственник - да, а водки не пью. Не привык. Зачем это одурманивание? Я пробовал, это бессмысленно.
      - Но вы ведь понимаете, какую вы пропасть этим вырыли между собой и народом?
      - Это да...
      - Могу себе представить, как вам было мучительно больно в Белом доме, в Администрации Президента...
      - А в суде тем более!
      - И вы не смогли через это переступить? Ну, пили бы для дела. Это ж приятней, чем в теннис.
      - Я считаю, что частная жизнь - одно, а служба - это служба и никто не может навязывать мне линию поведения.
      Прокуратура - орган инквизиции
      - Когда вас выгнали с работы из Мосгорсуда, вы пошли преподавать прокурорам. То есть вы что же, решили разрушить порочную инквизиторскую систему изнутри? Вы захотели их перевоспитать?
      - Я, когда читал лекцию прокурорам, не говорил им, что они всю жизнь неправильно жили, а я будто бы носитель абсолютного знания. Наоборот, вел себя скромно - вот, мол, сейчас хороший повод поговорить снявши мундиры. Первые лекции тем не менее вызывали страшное возмущение, ропот, просто гнев. Но, поскольку я никогда не перехожу на личности, они постепенно успокаиваются...
      - Вы там как психотерапевт?
      - Нет, нет.
      - Или это как снятие порчи?
      - Нет, я просто объясняю, что к чему, помогаю людям понять. Помню, рассказывал я им про пытки...
      - Они небось в ответ кричали: "А то мы не знаем!"
      - Нет, они кричали: "Никогда, отродясь не было никаких пыток!" Тогда я постепенно подвел их к теме с другой стороны: "Если вы надзираете и бдите, так должны знать, сколько у вас отделений милиции и в каких бьют, а в каких нет". - "Конечно, - кричат, - знаем!" "Ну, вот видите... Слыхали, значит, про пытки! А говорили, что не бывает такого!" И тут до них доходит, как же они прокололись...
      - То есть вы их ловите, подлавливаете?
      - Скорее, помогаю быть искренними. И вот самый суровый прокурор, громче всех возмущался, говорит: "Приеду домой и сразу в плохих отделениях посажу своих помощников! При прокуроре-то всяко не будут бить".
      - Это хорошее, правильное, нормальное решение?
      - Нормальное, но не настоящее. По-хорошему, там надо не прокурора, а, наоборот, дежурного адвоката сажать. Но они его не пустят! Им же надо сначала чистосердечное собственноручное признание получить. А адвокат помешает, скажет - сиди молчи. К ним ведь если попал человек, так они его непременно должны посадить, прав он или виноват.
      - Слушайте, а зачем им это все? Они ж не садисты, не маньяки?
      - Конечно, не садисты! Просто система так работает. Если они дали санкцию на арест, а после человек оказался невиновным, то прокурора могут лишить премии, затормозить очередную звездочку. У них там в приказах Генерального прокурора объясняется: если был арест, а после арестованного оправдали - это ЧП, за это накажут. (Я сам документы читал.) Это вынуждает прокуратуру добиваться для арестованных обвинительных приговоров, даже если дело сшито "на живую нитку".
      - А что б им с другого конца подойти - не арестовывать ни за что?
      - Ну, это для них слишком сложно. Неквалифицированные работники предпочитают ограничиваться простыми формами контроля. Вот, например, когда к ним приходит жалоба на незаконный арест, нет смысла ее рассматривать. Ведь приговор скорей всего будет обвинительный, гарантия - девяносто девять процентов! Это статистика...
      Как пользоваться дышлом
      - И что ж, справедливость в наших судах невозможна?
      - Вообще справедливость имеет какой-то шанс только в состязательном процессе. Но состязательность в наших судах отменил еще Петр: "А суду и очным ставкам не бывать, а все дела ведать розыску". Инквизиционный же суд - вот такой, как у нас, - вообще мало связан с идеей справедливости. Он обслуживает чьи-нибудь интересы, правильно или ложно понятые.
      - Так вы скажите - чьи?
      - В лучшем случае интересы борьбы с преступностью. А на самом же деле сплошь и рядом - справедливость корпоративно понятую. Приговор придумывают не по справедливости, а такой, чтоб и прокурор был доволен, и вышестоящая инстанция не отменила.
      - Понятно, закон - что дышло. А как им ворочают? Вот что, если надо принять по делу определенное решение, так начальство вызывает судью и учит его жить?
      - Ну, если судят безвестного хулигана, то кому ж он нужен - его как хотят, так и судят. А если дело важное, если оно связано с городским имуществом, с родственниками высокопоставленных лиц, с политикой... Особенно с выборами! Вот, например, во время местных выборов в суд подаются жалобы на действия избиркома. Как их рассматривать? Не угадаешь - считай, потерял кресло.
      Вообще суды - вопреки Конституции - содержатся в основном за счет местных бюджетов. А еще ж квартиры судьям надо получать. Всегда местная власть может нажать на суд! Сверху председателю суда объясняют, какой нужен приговор, и он расписывает дело кому-то из своих доверенных судей. Это ж вам не федеральный округ Колумбия, где все дела распределяются по жребию!
      - Но и начальству же тоже трудно! Справедливость - одно, а вашему брату судейскому надо же квартиры давать.
      - Да, да, понятно...
      - Квартиры... Вот у вас какие жилищные условия?
      - Трехкомнатная квартира на троих.
      - Вот видите... Вам хорошо, а другим? Теперь деньги: их где дают, как?
      - Это дело "черной" адвокатуры. Приходит адвокат к своему дружку судье и договаривается насчет приговора. А еще лучше, если он со следователем поговорит. И поделится гонораром.
      - Ну, тут можно утешаться вот чем. Кто-то мудрый сказал: "Не требуйте у Бога справедливости. Если б он был справедливым, то давно б вас всех наказал".
      Феодализм
      - Если сейчас попытаться описать нашу жизнь не из желаемого, но по факту, если глянуть на нас непредвзято - какие термины вы бы применили?
      - У нас нормальное неправовое государство, причем не самое плохое из неправовых. Управляют нами не законы, а личное усмотрение начальства. Это управление вотчинного семейного типа, то есть типичный феодализм. Феодал отец своим подданным, а они ему должны быть как дети. Если холопам сразу дать демократические свободы и зауважать права личности, то это будет посягательство на власть феодала. Что очень плохо: ведь другой власти при таком строе не бывает! Приятно, что феодальный способ правления намного прогрессивней, чем рабовладельческий строй (который у нас недавно был свергнут). А теперь систему разлагает еще более прогрессивная формация капитализм. К власти идет денежный мешок, он ломает загородки между регионами и постепенно ограничивает власть феодалов. Этот замечательный и очень полезный, хотя и стихийный, процесс идет в хорошем темпе: смотрите, как заметно подточился феодализм за последние пять - семь лет! В общем, наше общество устроено разумно, все идет как надо, ситуация понятна, будущее предсказуемо. К сожалению, большие ресурсы отвлекаются на поддержание иллюзии того, что у нас якобы демократия и правовое государство. Это делается для успокоения слабонервных и наивных, которые не понимают: ничего не изменится, пока не созреет историческая необходимость.
      - Но пока не созрела эта историческая необходимость и нет денег, нельзя ли бесплатно - как в американском кино - завести такой порядок, чтоб всякий арест немедленно подтверждался судьей? (Вообще если б эти заокеанские боевики с их маниакальным уважением к писаным законам у нас не показывали, то с вами б вообще никто разговаривать не стал.) То это тоже будет посягательством на власть феодала?
      - Да, будет посягательством. И кроме того, некогда судьям дежурить, у них и так средняя нагрузка - сорок дел в месяц.
      - Особенность феодализма - низкая цена человеческой жизни, а права и достоинства личности при нем вообще не принято обсуждать. Так?
      - Вот в феодальной Англии как проводилась чистка переполненных тюрем? Приезжал шериф и в зависимости от настроения всех выпускал или, напротив, всех вешал. Вот и у нас в прессе были предложения отменить мораторий на смертную казнь и смертников побыстрей расстрелять, а то якобы они много проедают. А их всего-то пятьсот человек - прям объели страну!
      - Так что, у нас время для реформ еще не пришло?
      - Нет, просто одновременно с реформами надо вести просветительскую работу. Чтоб люди, которые принимают решения, учились их принимать на основе новых, правовых стандартов.
      - То есть вы и сами понимаете, за что вас не любит начальство? Оно знает, что не надо гнать лошадей, не надо спешить с реформами, когда у нас такое состояние умов. Вы тоже ведь не требуете немедля навести порядок и уповаете на медленный прогресс. Газеты потихоньку будут пописывать про гуманизм, ТВ американскими детективами приучит нас к правам человека - и, гляди, нравы постепенно поправятся, так?
      - Да, все должно постепенно делаться. Те же суды присяжных хоть и медленно, но переустраивают среду вокруг. Вслед за ними и простые суды начали исключать из дела доказательства, добытые с нарушением закона, - вот, есть теперь такая процедура! Это культура, это как мытье рук перед едой - приказным порядком не введешь, пока люди сами с этим не согласятся и не примут как свое.
      И еще нужна политическая воля. Надо, чтоб царь был освободитель и реформатор и чтоб строго спрашивал с чиновников за подготовку и проведение реформ. А то когда ввели суды присяжных, так я сам ездил по стране, правдами и неправдами выторговывал здания под эти суды. А ведь можно было из Москвы строго приказать! Но - нет, не приказали, сказали - сам выбивай, если тебе надо. И это, заметьте, в лучшие времена президентской заботы о реформе - до того как Филатов с Ореховым нас разогнали.
      Конвейер или служение?
      - Вы диссидент?
      - Да нет... Или, если вам угодно - диссидент в советском понимании этого слова. Тогда диссиденты указывали власти на то, что она должна была соблюдать собственные законы. И я теперь указываю.
      - Вы - идеалист?
      - Да. В том смысле, что у меня есть идеалы, за которые я сражаюсь. Это, например, идея правды. Верующий ли я? Да, конечно. Если говорить о моих идеалах, то они, собственно, вмещаются в короткой фразе из манифеста Александра Второго: "Да правда и милость царствуют в судах".
      Иногда народные заседатели меня спрашивают: "А что будет вам, если мы примем такое-то решение?" Я им отвечаю: "Наши неприятности ничто по сравнению с неприятностями подсудимых. Нас поругать могут, а у них - жизнь отнять".
      - Получается, что вы один хороший, а все плохие?
      - Не так. Тут важно, как человек относится к правосудию: как к производственному процессу или как к служению. Для части моих коллег дело это некий полуфабрикат, который нужно довести до кондиции, то есть до обвинительного приговора. И побыстрее. На президиуме за день могут рассмотреть шестьдесят дел зараз! Судьи не в состоянии в эти дела вникнуть, и в конечном счете получается, что все решает молоденькая девочка без опыта, без образования - та, что готовит к заседанию бумажки. Это страшный конвейер...
      - Обычно судьи в Бога не верят, вы тут в явном меньшинстве.
      - Не верят...
      - И что, в этом - проблема?
      - Нет, это не важно, у атеиста тоже есть совесть.
      - Интересная точка зрения! Ну-ка, расскажите, каким же вы видите механизм совести у атеиста?
      - Даже у атеиста может быть ответственность перед собой. Когда человек не хочет в своих глазах быть мерзавцем, - вот и механизм.
      - Вы ведь не можете вот в этих терминах говорить со своими коллегами служение или конвейер. Вы скажете - "служение", так над вами ведь смеяться будут, а?
      - Да, сейчас не всем понятно. Но пройдет время, и будет понятно.
      - Вы с ними говорили в таких терминах или нет?
      - Нет. С человеком надо говорить понятным ему языком.
      - Кто с вами по эту сторону баррикад?
      - Масса народу.
      - Кто, кто это? Могут ли эти ваши люди принимать решения на высоком уровне?
      - Ну это профессора, доктора, адвокаты...
      - Вот там на самом верху, где вы вращались, - видели вы настоящих государственных мужей, которые все понимают и делают добрые дела хотя бы тайком, как Штирлиц?
      - Что-то не припомню... Хотя... Бурбулис претендовал на такую роль! Но он и справлялся слабо, и еще оказался плохим аппаратчиком: не удержался...
      Поэзия
      Пашин точно не такой, как все: он не только не пьет и не боится начальников, но еще и сочиняет стихи, которые начал публиковать еще в шестнадцатилетнем возрасте в журнале "Пионер". Пару лет назад у него вышла книжечка под названием "Побег". Автор уверяет, что имел в виду не пенитенциарное, но ботаническое значение слова.
      Издатели представили сборник в таких терминах: "Это философская, любовная и, так сказать, судебная лирика".
      "Так он вот почему такой смелый! Потому что поэт! Он просто создает себе биографию, ему выгодно лезть на рожон!" - попрекнете вы его.
      Что на это ответить? У каждого свободного человека своя причина быть свободным; несвободные тоже, наверно, имеют каждый свое оправдание.
      Строки из стихов Пашина
      Меня теснят под свист и гам.
      Ей-богу, я не лгу,
      Что знал тиски, но к жерновам
      Привыкнуть не могу.
      Талант есть одержимость Богом,
      Когда, нездешен и колюч,
      В людском сознании убогом
      Распишется небесный луч.
      В судебном зале та же проза:
      Допросы, речи, приговор.
      Дух пота и туберкулеза
      Сочится сквозь стальной забор.
      Россия! Плети и запреты.
      Железный обруч на умы.
      Страна, где лучшие поэты
      Не зарекались от тюрьмы.
      И мир проклятьем заклейменных,
      Должно быть, с этих давних дней
      Не презирает заключенных
      И ненавидит их судей.
      Смешной чужак в своей земле*
      Сквозь строй пускаясь с путь,
      Я задыхался. Но в петле
      Ни спрыгнуть, ни вздохнуть!
      У заплечных мастеров стать и сила вола
      Нашу Родину Лубянка изнасиловала.
      Не видать мне ни свободы и ни счастья,
      Не раздаривать червонцы и букеты,
      Потому что мои нежные запястья
      Опоясали железные браслеты.
      И когда на ветру поразвеется копоть
      И с командою "пли!" мы исчезнем во мгле,
      Старый прапорщик будет "макаровым" хлопать,
      Добивая лежащих на бурой земле.