А вот что говорит Щедрин про свои сложнейшие в музыкальном смысле оратории и Зыкину: "Я написал их для особого уникального инструмента -- для певицы Людмилы Зыкиной -- и оркестра. Повторимы ли мои оратории с кем-нибудь иным? Не знаю. Просто не рассуждал об этом. ...Поющая Зыкина обладает редкостным сверкающим тембром -- белым звуком. Здесь все вместе -- голос, его звуковая сила, отношение к слову, драматическое искусство пения. Генезис этого явления непонятен, иначе его можно было бы культивировать, "воспитывать". Но "белый звук" единствен и возникает вне певческих и музыкальных школ".
      Другие специалисты говорят и вовсе про трехэтажность зыкинского голоса: "свободно льющиеся верхи, красивая середина, бархатные грудные ноты нижнего регистра". Иными словами, "голос Зыкиной убедителен и в низких нотах, когда спокойно "садится" на грудь, он красив и состоятелен, когда мелодия, подобно жаворонку, взлетает в высоту. Верхние ноты в голосе Зыкиной имеют необычайно легкий полет... Голос Зыкиной создан самой природой для русской песни". Это мнение поэта Виктора Бокова, кстати, автора слов к "Оренбургскому платку".
      И вот, пользуясь редкими особенностями своего голоса, Зыкина сделала следующее: изобрела новый способ петь русские народные песни. То есть тыщу лет их пели исторически сложившимся способом, а Зыкина совершила революцию. Сама она об этом пишет довольно скромно: "Меня часто спрашивают, в чем заключается секрет воздействия моих песен на слушателя. Должна сказать, что никакого секрета в моем пении не было и нет. Просто с самого детства я не принимала "открытый" звук, столь характерный для традиционной фольклорной манеры пения. Я предпочитаю более прикрытое, мягкое звучание. (Перечтите еще раз последние два предложения! Возможно, именно в этом вся соль. -- Прим. авт.) В русском пении мне дороги именно "украшения", когда одна нотка нанизывается на другую".
      Всякий бы рад совершить приличную революцию, да не каждому это по силам.
      Ну, отчасти тут есть бабкино влияние. "Пели, как бабка Василиса учила. На Рязанщине это называется "петь волнами" -- легкая вибрация голоса украшает каждый звук, мелодия кажется от этого кружевною. Как заведут "Цвели в поле цветочки" -- и смеяться хочется, и плакать -- все вместе". "Пела бабушка, как сама любила говорить, "нутром"; песня буквально клокотала в ней, хотя она почти не повышала голоса".
      Иллюстрируя свою теорию игры голосом, Зыкина учила и меня петь:
      -- Как правильно спеть "я тебя люблю"? Сейчас большинство певцов это делают неправильно, неграмотно. Они так споют, скажут: Я тебЯ люблЮ. (Прописными здесь обозначены ударения. -- Прим. авт.) Понимаете? Я тЕбЯ лЮблЮ. Вот так надо.
      Хоть и для примера сказано, а все приятно слышать слова любви от такой фемины...
      Еще о зыкинском голосе, о манере пения. "Мой излюбленный вокальный прием -- контрастное сопоставление на одном дыхании громкого и тихого, как бы засурдиненного, звучания с незаметными переходами". "...Я старалась находить свойственные только мне одной вокальные краски, добавочные нотки -форшлаги, мелизмы".
      А откуда эти мелизмы брались? Она вспоминает, как поехала в деревню к тетке, в Орловскую область, ходила там в лес и целыми днями в чаще пела, экспериментировала.
      И вот что там, в лесу, выяснилось: "Когда возле берез поешь чуть ли не шепотом, голос кажется звонким. А в еловом лесу -- приглушенным. Где травы высокие -- голос звучит мягче. Если дождей давно не было, сушь стоит, то у песни четкое эхо. А после дождя эхо будто размыто, как акварельное водяное изображение..." Как видите, все очень просто -- можете сами проверить.
      Еще она писала: "С детства -- от бабки и матери -- люблю петь вот так на природе и без аккомпанемента, негромко. ...Часто так начинаю первые пробы песни. А в старину ведь только так и пели. Когда я прочла у Тургенева в "Певцах" про пение Яшки: "Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо-широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль", то я сразу поняла, что этот Яшка часто пел в степи один, шел не разбирая дороги и пел".
      Еще цитата из какой-то рецензии, я ее тут привожу из-за смачных терминов: "Она контрастно сопоставляет звуки -- на одном дыхании то усиливает, то чуть заглушает голос: техника крещендо и диминуэндо хорошо ей известна".
      Пару лет назад на съемках новогодней передачи на НТВ Зыкина пела песню "Есаул", а потом подпевала солистке "Квартала", которой достался "Оренбургский платок". Как свидетельствует очевидец, "фурор был полнейший. У нее оказался мощнейший голос, она сорвала самые сильные аплодисменты".
      Поклонники таланта Зыкиной шлют ей самодеятельные стихи. К примеру: "В саду птенец на веточке от зависти умрет". То есть вот так лапидарно, своими словами народ раскрыл тему мелизмов, крещендо и даже диминуэндо. СССР
      Сегодня Зыкиной, которая поет то же, что и при советской власти, в Москве аплодируют стоя. Отчасти и потому, что Зыкина, как о ней, выходит, верно писали коммунистические газеты, -- "полпред советской песни" и вообще "высокая представительница Советского Союза". Надо сказать, что сама она этого никогда не стыдилась, даже в те времена, когда московская интеллигенция увлеченно маршировала под триколорами.
      История Зыкиной неправдоподобна, она как бы сочинена верноподданническим борзописцем из сугубо идейных побуждений и снята к некоему юбилею сталинскими кинематографистами. Вот, смотрите, все слеплено из готовых надоевших деталей примитивного конструктора.
      Итак, сюжет. Деревенская девчонка поет русские раздольные песни, потом, в войну, прибавляет себе годков и поступает на завод, чтоб ковать победу для фронта, и поет в госпиталях. После прославляется талантом и упорным трудом, выступает в Колонном зале, а в Кремле ей дают Звезду Героя. Всенародная любовь как само собой разумеющееся, причем, это невероятно, без телевизионной раскрутки!
      Более того, она гастролирует по планете и на ходу прославляет советскую родину, причем везде аншлаги.
      В ряду таких вещей, как космические полеты, милитаризм, социализм, интернационализм, нефть, водка, борьба за мир и прочее, Зыкина -- а в особенности на Западе -- выглядела самой подлинной, безусловной и бесспорной представительницей и эмблемой страны. Может, более убедительной, чем ее личные друзья Гагарин и Терешкова (инициалов которых сегодняшние тинейджеры России запросто могут не знать).
      Слава -- да, но и, безусловно, скромность и простота: таково условие излагаемого мифа.
      Но этот странный, непохожий на жизнь сценарий есть не что иное, как изложение реальных событий! Зыкина в своей книжке писала полную правду: "Приятно получать каждый год к Женскому дню поздравления от работниц оренбургской фабрики пуховых платков... А однажды открываю я почтовый ящик, смотрю -- письмо с поздравлениями к Новому году из Министерства внешней торговли: благодарят за рекламу пуховых изделий оренбуржцев. Что ж, значит, песня, делая свое дело, даже торговать помогает".
      Но и это еще не все. Есть повыразительней случай! Античная ясность и простота, чистое доверие к жанру мифа: "В октябре 1970 года газета "Сельская жизнь" опубликовала мое приветствие к Дню работника сельского хозяйства. ...У себя дома я храню письмо коллектива тракторной бригады колхоза имени Ленина Глобинского района Полтавской области. Механизаторы обещали мне выполнить свои обязательства и обеспечить высокий урожай". Но даже на этом история не кончилась, сюжет продолжал развиваться. Через неделю в редакцию пришел ответ: "Мы просим вас передать ей, что свои обязательства мы выполнили. Пятилетний план по производству продукции полеводства и животноводства колхоз перевыполнил". Какая красота! Какой роскошный миф!
      А вот какая яркая лубочная картинка: советские пионеры принялись за сочинения на тему "Как творчество Людмилы Зыкиной учит нас любить Советскую Родину (на примере песни "Течет Волга"), а заграничные любители экзотического вокала присвоили ей звание "Мисс Волга". Одно из сочинений о том, как Зыкина учит любить родину, ей, кстати, поднесли как-то на гастролях. "Не ожидала я этого, конечно, и порадовалась от всей души".
      1967 год. С точки зрения любви народа к родине он сильно отличался от прочих, спутать с другим было нельзя -- если кто помнит, это было 50-летие первого в России октябрьского путча. Страна была переполнена напоминаниями про эту магическую круглую дату, чего иностранные репортеры не могли не заметить. Они про это расспрашивали и Зыкину. Она объясняла. Те не верили, что кто-то всерьез может относиться к таким вещам. Засомневался и японский журналист, с которым Зыкина делилась творческими планами: "К 50-летию революции собираюсь выпустить тематическую программу об историческом пути русской женщины".
      Японец ей -- в тех терминах, которые запомнились Людмиле Георгиевне, -отвечал: "У нас в Японии певцы сплошь аполитичны. Их искусство строится исключительно на коммерции". Н-да... Странно вспоминать про это сегодня, когда юные рок-музыканты зарабатывают больше Зыкиной...
      В 1970-м -- тоже, между прочим, навязчивый и громкий был юбилей -Зыкиной пришлось исполнять сочиненную Родионом Щедриным ораторию с лживым и сентиментальным, как иностранный телесериал, названием: "Ленин в сердце народном". В той оратории содержалось страшное предсказание, к счастью, не сбывшееся, кладбищенская мрачная угроза:
      Мы с тобой, Ильич, не расстанемся.
      Вечно будет про тебя споминаньице.
      Несмотря на это все, работа оказалась интересной -- оратория была специально сочинена настолько сложной, чтоб певцы могли показать свои голосовые данные, эффектно преодолевая трудности. Было даже не важно, что там про Ленина; поют же и слушают многие итальянские оперы, вовсе не зная языка и не понимая, о чем речь...
      Как будто в соответствии со сценарием воображаемого фильма про деревенскую девчонку, которая делается звездой, в ночь накануне присвоения звания народной артистки СССР Зыкина не спала и вспоминала 1941 год: "Холодно в цехе, темно на московских улицах, а в душе поет какая-то смешная счастливая птичка: я нужна, работаю для фронта".
      "Но и сейчас, объездив полсвета, прихожу я на свой завод по самой искренней душевной потребности. И пропуском заводским горжусь..." -- так описывала Зыкина свою заводскую жизнь в книге, напечатанной двадцать лет назад. Тогда это звучало чуть ли не естественно, поскольку было общеупотребительно; да и невозможно сомневаться, что Зыкина тепло вспоминает про тот завод. Но сегодня попробуйте такое -- про душу на заводе -растолковать подрастающему поколению; может, у вас, в отличие от меня, получится.
      "Наверное, самый счастливый момент в моей жизни -- вручение Ленинской премии в юбилейном 1970 году", -- писала она. Сомневаться в счастье у нас нет оснований: это была одна из двух важнейших национальных премий. Все те уроды на Мавзолее, разного рода мерзость и убожество, и несвобода той жизни -- к зыкинской искренности отношения не имеют и испортить о ней впечатление не могут.
      А Гагарин? Это отдельная песня: "Мы очень дружили... если выпадало быть вместе в зарубежной поездке, на отдыхе или просто на концерте в Звездном -никак не могли наговориться, напеться вволю".
      Это было в каком-то смысле даже изящнее, чем, допустим, сопоставление таких символов, как Монро и Кеннеди; эти наши символы чище, бескорыстней и бесплотней (в своих отношениях), и потому к идеалу, к олицетворению национальной мечты -- ближе.
      Представьте себе молодую веселую Зыкину с молодым же улыбчивым Гагариным рядом, где-нибудь в сверкающей праздничной Москве -- Москве еще той, без бомжей и без ОМОНа, когда граждане рады богатой иллюминации, когда Моссовет вымыл улицы поливалками, а Комитет выслал чуждый элемент за 101-й километр, когда Америка славилась нищетой пролетариата и виселицами для негров и война была близкой, личной и незабытой, как нам первая получка, и кто-то тут и там получает на производстве отдельные квартиры к какой-то государственной дате... Вот приблизительно таким виделся Зыкиной СССР. Вот именно об этих по-детски наивных блестящих картинках она нам и напоминает. (А вовсе не про диссидентов под судом и не про колбасу под прилавком.) Северная Корея
      -- Мне очень нравилось, когда у нас были большие фестивали. Праздники -- 1 Мая, ноябрьские... Когда готовились к празднику, сколько было занято молодежи! Какие были прекрасные демонстрации! На Красной площади показывали такие красивые вещи! Спартакиады были -- прекрасно! Это дисциплинировало. Без этого никак нельзя. Я считаю, что мы сделали большую глупость -распустили комсомол и пионерию. Потому что какие-то организации должны существовать, чтоб поддерживать дисциплину среди молодежи. И вот после -когда у нас уже не стало пионерской организации -- я приехала в Северную Корею. Окна моей комнаты выходили на школу. Вы знаете, я просто рыдала, когда видела, как утром перед началом занятий они все выстраивались на линейку. В беленьких рубашечках, в юбочках черных. С красными галстуками. У меня сердце захолонуло, когда я увидела, -- так печалится Зыкина о том, что ушло, я надеюсь, безвозвратно...
      В Корею она ездила пять раз -- сначала по приглашению Ким Ир Сена, а последние годы -- Ким Чен Ира. С Ким Ир Сеном они познакомились в Москве в 1947 году, когда того вызывал к себе Сталин -- после концерта, когда политики фотографировались на память с хором Пятницкого. Потом долго дружили. На праздновании 80-летия Ким Ир Сена в 1992 году она спела три песни на корейском языке. Политика
      Зыкина и политика -- тема тяжелая и противоречивая. Зыкиной трудно про это говорить. Людмила Георгиевна прошла путь от девочки, боготворившей Сталина, до "активной сторонницы реформ", которая на президентских выборах 1996 года агитировала за Ельцина.
      "Я Зюганова знать не хочу, потому что он очень неискренний", -говорила она в интервью антикоммунистической газете "Не дай Бог!", -- такое решительное заявление она сделала в мае 1996-го -- когда Зюганов, как многим казалось, был без пяти минут президент. Она тогда многих этим удивила. Что, не ожидали такого от Зыкиной?
      Да, в самом начале был Сталин, которого Зыкина "тогда, разумеется, боготворила", а теперь просит подробностей не выспрашивать, и мы не будем; несчастная любовь не терпит холодного любопытства чужих. Был Ленин, песни про которого она пела искренне и который для нее "был как икона, что ли". Был -- и есть -- ее друг Дмитрий Язов, которого она помнит еще майором, вместе с которым подписала один из путаных и расплывчатых -- там что-то было насчет порядка -- призывов августовских путчистов.
      Она была беспартийная; но в партию просилась; ее не взяли, и после она этому радовалась. Здесь уместно дословно привести откровенный зыкинский рассказ из той же антикоммунистической газеты про то, как она собиралась в партию, а ее не взяли: "Я никогда не была в партии, хотя, как и многие люди моего поколения, в нее стремилась. Я трижды подавала заявление, но мне отказывали. Первый раз, когда я была секретарем комсомольской организации. Накануне я как раз развелась с мужем. Кроме того, не посылала на картошку скрипачей -- жалела их руки. Меня вызвали в райком комсомола и сказали: "Вы что, бережете пятый пункт?" Мне отказали. И из-за "пятого пункта", и потому, что посчитали меня морально неустойчивой, хотя, разойдясь с мужем, я еще целый год свою зарплату делила пополам: муж был болен. Второй раз меня попросили годик подождать. В третий раз я подала заявление, написанное тушью, -- меня попросили переписать. И тут я поняла, что Господу Богу неугодно, чтобы я была в партии".
      Противоречивое отношение Зыкиной к политике объясняется, может, вот чем. Мать Зыкиной долго скрывала от дочки страшную тайну. И открыла ее только тогда, когда Людмила Георгиевна была уже взрослым человеком. Всю жизнь промолчать о том, что семья долгие годы скрывалась от преследований! Их раскулачивали три раза. Четырех дядьев Зыкиной по материнской линии расстреляли. Оставшиеся родственники сбежали из деревни и спрятались в Москве -- потому только и уцелели.
      Да как же могла мать молчать? А чтоб спасти дочку. И Людмила была-таки спасена. Она ведь смогла стать великой артисткой. А знай она смолоду про все, разве пошла б в Колонный зал петь Сталину про Ленина?
      Это -- жизнь... Россия
      Не поверите, но у Зыкиной нет в России любимых мест и городов. Ей нравится на родине все, ну абсолютно все -- вплоть до черной полярной ночи в Амдерме. И даже более того -- безжизненные пустые льды, потому что там была советская станция "СП-6", где Зыкина выступала. Это скорее всего не рисовка, а часть не только образа, но и образа жизни тоже; едва ли удастся влюбиться до смерти в березки, когда вам удается находить прекрасное в Елисейских Полях и таким манером уже занимать часть территории души. Здесь как на войне: не видь в противнике в упор положительных качеств, а то промажешь. Или как в любви -- когда все чужие женщины (мужчины) кажутся абсолютно непригодными для интима, и это участникам любви не кажется слишком уж глупым. То есть любовь к родине, как и любая другая любовь, встречается бытовая, но попадается и безумная, в хорошем смысле слова (Ромео и Джульетта). Первая искусству неинтересна.
      Отсюда, кстати, и особенное отношение Зыкиной к военным. Нет, это для нее не толстые тыловые прапорщики с казенной тушенкой и красными носами, но воины, защитники отечества. Представьте себе впечатлительную полудеревенскую девочку двенадцати лет, и 1941 год "с фашистской силой темною, с проклятою ордой", бедный госпиталь, где гнойные бинты идут в прачечную и после обратно в операционную, и она всерьез, не для забавы поет раненым -мальчикам-инвалидам, и сколько там было, по разным причинам, слез (их и ее).
      Надо ж так повернуть жизни, что пятьдесят с лишним лет спустя Зыкина снова пошла петь по госпиталям! Опять увидев мальчиков-калек -- в госпитале Бурденко -- глазами уже не девочки, но бабушки, она опустилась на кровать и в сердцах зарыдала. Ей было, что называется, плохо. Это происходило не далее как 23 февраля 1995 года -- если кто помнит, тогда под Новый год как раз впервые штурмовали Грозный. Чечня ей вообще дорого стоила...
      Опять про любовь к России, которая дошла у нее до гипертрофированных размеров: "Не хочу за границу, потому что Россию люблю". Как будто для заграничного вояжа непременно надо разлюбить родину!
      Но и в загранице встречается иногда ей милое -- то, что списано было с нас: те же пионеры с галстучками посреди Северной Кореи.
      Может, Зыкина смогла так раскрыться и стать великой женщиной главным образом потому, что ее способность испытывать высокие чувства -- куда выше среднего. Душевные ее фибры тоньше наших, но одновременно и крепче: она может отдаваться чувству, постоянно к этому готова и не боится, что это ее погубит. И таки не губит, несмотря на совершенно наркотический, смертельный накал этой редкой любви. Кроме того, она эти чувства способна выражать.
      Отчего так интенсивно ее чувство к России? В частности, и оттого, что у Зыкиной другая родина, не та, что у среднестатистического квартиросъемщика. А такая: огромная, яркая, ослепительно прекрасная, сказочная, населенная замечательными красавицами и мудрыми богатырями, которых приводит в священный трепет один факт протекания реки "среди хлебов спелых". Темные стороны российской действительности не более чем временные отдельные недостатки, которых ее влюбленные глаза и разглядеть-то не могут, да и не хотят.
      И потом, с точки зрения даже холодного здравого смысла все-таки удобней родину любить, чем не любить. Если человек себе не враг. (Легко представить себе, насколько ж чужим кажется Зыкиной остальной, нерусский мир, как все в нем холодно и пусто...)
      Россия и Зыкина. Россия и березы и песни про Волгу. С чем это сравнить? Так американцы в ковбойских сапогах и джинсах слушают, под банджо, свои американские народные песни и пьют свое виски и соседнюю текилу. Но ведь разве не то же самое делаем и мы -- в таких же джинсах, под тот же черный джаз, и виски у нас не хуже.
      Другая картина, воображаемая: мы в армяках от Юдашкина и фирменных лаптях исполняем нечто под балалайку. Бывает такое? Нет... Мы для чего-то сильно полюбили чужое, настолько же заморское, как киношная баклажанная икра, притом что настоящая русская икра выше. Отчего так? Нет ответа.
      Возможно, тут дело вот в чем. Американцем стать и быть понятно как (получив гражданство США), а русским -- непонятно. По крови? Но что намешано в крови, точно ж неизвестно. Может, люди стесняются, скромничают, думают: я вроде русский, а там кто его знает... Уж я на всякий случай от балалайки подальше, чтоб не случилось конфуза...
      Представим себе двух китайцев, которые сменили гражданство. Один, допустим, получил паспорт США, а второй стал гражданином РФ. Когда первый объявляет, что он американец, -- это не более чем констатация факта. Но если второй назовется русским, то это будет началом анекдота.
      Александр Файфман, режиссер, как-то заметил: "Однажды Виктор Черномырдин сказал Майе Плисецкой: "Вы, Майя Михайловна, и есть наша Россия". С точки зрения циников, наверное, достаточно нелепо и смешно говорить такое литовской еврейке. И вместе с тем это в каком-то смысле очень точно, поскольку так оно и есть...
      Как ни странно, мне кажется, что Плисецкая и еще Пугачева и Зыкина -именно эти три актрисы с большой буквы олицетворяют Россию. Ту мудрость, то страдание, ту несуразность, за которые мы Россию любим.
      ...Я вообще человек не сильно русский... Точнее, ничего во мне русского. И честно скажу, именно из-за Зыкиной впервые задумался о том, что такое Россия... Людмила Георгиевна вбирает в себя всю мудрость русской земли. Это какая-то магия... У меня такое впечатление, что она знает про эту жизнь гораздо больше, чем мы все, гораздо больше..." The Beatles the Зыкина&
      Зыкина пела с "Битлами"! Многие думают, что это легенда настолько же далекая от истины, как беседы Зыкиной со Сталиным и Хрущевым. Но она таки точно встречалась с ливерпульской четверкой! "В сопровождении вокально-инструментального ансамбля "Зе битэлз" (пережидание аплодисментов) выступает народная артистка СССР, лауреат Ленинской премии Людмила Георгиевна Зыкина!" -- ну, не совсем так, чуть иначе.
      В шестидесятые Зыкина ездила петь в Америку. Как-то в Бостоне пришла она с друзьями-эмигрантами в ресторан. А там как раз обедают "Битлы". "Я тогда про них не знала", -- рассказывает она сейчас; ей объяснили, кто такие. А им сказали: в зале русская певица как раз обедает! Они захотели с ней спеть...
      -- Ну а вы?
      -- Я стала с ними петь "Вниз по Волге-реке".
      -- Ну а они?
      -- А они мне чуть-чуть подыгрывали.
      -- Говорят, они вам подарили гитару и крестик. Это правда?
      -- Гитару не дарили, это легенда. А подарили свой талисман, такой хороший нательный крест, из серебра. И сказали, что этот крест освященный, а мне он должен принести радость.
      Так он мне действительно приносит радость. Я его не на шее ношу, а вожу все время в косметичке с собой. "Битлз" -- хорошие ребята. Они в ту пору мне понравились. (Я вообще люблю всякую музыку, джазовую например). Битловая музыка в ту пору только начиналась, это было ново. Все мне было в диковину и интересно.
      Я тогда прямо аж загорелась: надо нам тоже какой-то такой акцентик внести. И я его постаралась внести в песню "Мне березка дарила сережки" -хорошая такая песня.
      Хорошие ребята... Только, правда, одного из них не стало. А так они работают, и работают много. -- Людмила Георгиевна озабоченно вздыхает.
      Чужие песни
      С Пугачевой отношения у нее ровные, добрые. Они всегда друг друга поздравляют с удачами. Отношение к песням Пугачевой, конечно же, очень уважительное.
      -- А свои песни часто слушаете?
      -- Очень редко -- только для дела.
      -- А для души что?
      -- Ну, я люблю классику. Как ни странно, я люблю оперу. Люблю оперных певиц, не только наших, но и зарубежных.
      -- Вы ведь смогли бы петь оперу, просто не хотите?
      -- Почему? Наверное, не смогла бы. Потому что у меня совершенно другой голос. Специфика голосовая певческая другая. Надо специально к этому готовиться. (Я пела оперные арии, только когда в институте училась.)
      -- Кто из молодых работает в близком вам жанре, на кого вы могли бы указать -- вот, мол, поют люди!
      -- Мне очень нравится Люда Николаева, сама она пробивает себе дорогу. Неплохая певица Петрова, исполняет народные песни. Очень своеобразная, умная девочка. У нее есть свое что-то.
      На эстраде почти ни у кого нет яркой индивидуальности. Они все в одну дуду поют и все бегают по сцене, не зная зачем. Из эстрадников мне нравится разве только Вайкуле. Каждую песню она так обыгрывает, готовит ее! Она знает, зачем вышла на сцену. А ведь не сказать, что у нее большие вокальные данные. Однако на нее приятно смотреть и приятно слушать. А есть ведь певицы более одаренные, с лучшими голосами, но делают они что-то непонятное.
      Не всегда ей нравится раскрепощенность на сцене. Бывает, взглянет в телевизор да вдруг в сердцах скажет: "Эти бляди с голыми задами уже надоели! Так бы в морду и дала". Характер
      Зыкина с младых ногтей была далека от женских, дамских, бабских штучек, у нее с самого начала получился твердый, железный, как бы совершенно мужской, идеальный характер. В совсем юном возрасте придумала такое упражнение, чтоб тренировать волю: заходила в речку со страшными пиявками и, стоя там, считала до трехсот. Кроме пиявок, увлекалась парашютами: прыгала с парашютной вышки в парке, готовилась стать летчицей. После войны любила ездить на трофейном мотоцикле -- то есть часть пути к самолету была уже пройдена. Если дома у нее была кличка ласкательная (Милуша), то на улице -более суровая: Зыка. Здесь вспоминается довольно редкое слово "зык" -громкий, резкий звук, "зык колокола". И еще слова "зыкать" и "зыкнуть" -громко, отрывисто крикнуть. Более того, когда Тургенев описывал, как "что-то резко зыкнуло близ самого уха Базарова", он имел в виду не что иное, как свист пули (из пистолета, дуэльного).
      По почти непременному правилу великих она торопилась жить и потому приписала себе пару лет -- чтоб взяли. И взяли -- на станко-строительный завод им. Орджоникидзе ученицей токаря, а через три месяца она сдала на 3-й разряд. "Всю жизнь я всего добивалась сама". Перечисляя то, чего добилась, она в первую очередь называет устройство на завод. "Я пришла к маме и сказала ей, что я завтра выхожу на работу. Она спрашивает -- на какую еще работу? Я объясняю, что -- токарем на завод".
      Отступление, эвакуация, домоседство -- это не ее стиль. Она обязана делать не просто нужную, но и важную, заметную работу. То есть, будучи токарем, она, если округлить, ковала русское победное оружие.
      "Ничего в жизни я никогда не боялась и не боюсь", -- провозглашает она, и это похоже на правду.
      -- Сильный человек не бывает грубым, -- продолжает она. -- Это я про себя, я действительно такая. Мне часто говорят -- ну что ты унижаешься перед ним, да послала бы ты его давно! Да я не унижаюсь, я стараюсь так ему объяснить, чтоб он понял.
      Когда какие-то крупные неприятности, я на них меньше реагирую. А мелочи меня больше задевают, выводят из равновесия. Я ранимая очень -- по мелочам, а по-крупному -- нет.
      Я сильный человек. Правда, в последние годы стала слабее, с сахаром с этим (у нее повышенный сахар в крови. -- Прим. авт.).
      -- К вам трудно приспособиться, подладиться под вас? Вы ж сложная?
      -- Сложная, да. Но если рядом со мной человек сильный и умный и нуждается в моем присутствии, в контакте со мной -- я всегда помогу. Я сделаюсь такой, что меня и не заметишь. Я не тщеславна, это я в себе заметила. Тщеславные говорят: "Как ты со мной разговариваешь!" А я -- нет, не скажу такого.
      Люди, которые часто и близко с ней общаются, рассказывают -- она властная. Может стукнуть по столу! Возражений, бывает, не терпит даже от близких людей. Но порой чужие доводы кажутся ей разумными, и она соглашается.
      Зыкина, в отличие от новых русских, уже настолько давно в элите и при деньгах, что кажется, будто она старинного боярского рода (притом что на самом деле, мы помним, из рабоче-крестьянской семьи). О старых русских дворянах пишут, что у них было аристократическое чувство равенства со всем живым. Это сказано как будто специально про Зыкину! Машины, богатые дачи, квартира в высотке, путешествия по планете, знакомство с сильными мира сего, огромная свобода в денежных тратах -- к этому всему у нее многолетняя привычка. И при всем при этом, несмотря на все это, она живет ясно и просто, без церемоний и предрассудков. Она, ничуть не стесняясь, могла в приличном обществе рассказать, как купила на гастролях в дальнем колхозе очень выгодно сколько-то десятков яиц (во время трудностей с едой в начале 90-х). Или, когда телевизионщики приезжают домой ее снимать, может из вчерашнего кефира этак запросто замесить блины и по рюмке ребятам лично поднести -- "они ж работали, надо угостить".
      Как натура цельная, она не соглашается делить общение на сугубо деловое и сугубо личное. И дела она не со всякими делает, а только с теми, кто ей приятен.
      А чего стоят ее отношения с опальными военными Дмитрием Язовым и Матвеем Бурлаковым, которые остаются ее друзьями независимо от политической конъюнктуры!
      Кругом примеры ее мудрости и деликатности. Как-то в предвыборную кампанию в Думу она поначалу активно поддерживала "Наш дом -- Россию". Но, как отмечают опытные наблюдатели, "ей хватило мудрости сознательно отойти в сторону, поняв, что ее помощь не очень востребована". Сделала она это очень тактично. Поговаривают, что ее помощью не воспользовались из-за боязни, что у избирателей она ассоциируется со старыми правителями...
      Вот что про нее рассказывают шоу-бизнесмены: "Несмотря на возраст, она взрослая, колоссально организованная артистка. Она не позволяет себе каких-то опозданий, которые могут быть у звезды, или какой-то там необязательности. Абсолютно четкая, партийная субординация. То есть нет слабинки абсолютно ни на что!
      Она к ситуации относится серьезнее, чем к себе. То есть у нас часто так, что если человек чихнул, он отменяет концерты, съемки, встречу с журналистами. Она -- другая".
      Вообще Зыкину можно полюбить за одни только истории, которые про нее рассказывают. Хоть вот такая. В Театре эстрады шел творческий вечер, посвященный 50-летию ее творческой деятельности.