Письмо XLI

С этого письма начинается та часть «Дневника», которая была опубликована с оригинала Хоксвортом; чтобы не затруднять читателя, мы пишем полностью слова, которые в оригинале сокращены, заключая восстановленную часть в квадратные скобки, а также, следуя за оксфордским изданием, мы помещаем в такие же скобки все те места, где слова зачеркнуты или неразборчивы, или по поводу смысла которых существуют разночтения.

Лондон, 9 февраля 1711—1712.

[суббота]

Когда мое письмо отправлено и я не должен спешить с ответом на ваше, совесть моя чиста, и на плечах нет никакого бремени, вот тогда я так отважно болтаю о всяких пустяках с моими дологусенькими масенькими МД, что только диву даешься. Обедал я с сэром Мэтью Дадли; его недавно отстранили от должности таможенного комиссара, но он делает вид, будто это нисколько его не задело, и рассуждает, как самый заядлый виг, что, впрочем, всегда его отличало, только вел он себя посмирнее, покуда состоял в должности. Почта из Голландии все еще не прибыла. Вот уже дня два или три, как я не виделся ни с кем из министров. Есть определенная причина, вследствие которой я какое-то время умышленно их избегаю, хотя завтра должен обедать с секретарем, причем он предоставил мне самому пригласить, кого я пожелаю. Я пригласил лорда Энглси и лорда Картерета и обещал позвать еще троих, но намерен ограничиться этими двумя; разве только, если завтра при дворе мне придет охота пригласить еще кого-нибудь. Я опять простудился, но только слегка. [Копойной ноци, мои МД].

10. Нынче при дворе я очень хорошо разглядел принца Евгения: у него безобразно желтый цвет лица, и вообще он довольно-таки уродлив. Во дворце толклось множество народу, и все явились в нарядах, сшитых ко дню рождения королевы. Обедал я с секретарем; я должен был пригласить еще пятерых, но ограничился только лордом Энглси и лордом Картеретом. Тьфу, ведь не далее, как вчера я уже говорил вам об этом! Почты из Голландии все еще нет. Компания подвыпивших лордов из числа вигов, наподобие вашего лорда Сэнтри, явилась в кондитерскую и принялись во всеуслышание поносить находившихся там ториев, а когда им после этого прислали вызов на дуэль, пришли на следующее утро просить прощения. Генерал Роуз[804] чуть было не прибил потом за эту выходку маркиза Винчестера[805]. Вот и все наши новости, и других, как видно, не будет до тех пор, пока парламент не соберется вновь обсудить положение на театре военных действий, а это произойдет через несколько дней. Министры распорядились представить на рассмотрение парламента «Договор о барьере», и некоторое время тому назад даже поговаривали, что они будто бы собираются обвинить подписавшего этот договор лорда Тауншенда[806] в государственной измене. Никаких политических новостей у меня больше нет. Копойной ноци, длаг[оцен-ные] МД.

11. Я обедал нынче с лордом Энглси, который надумал пригласить еще 7 ирландцев, чтобы они составили мне компанию; из них, правда, только двое оказались из породы щеголей; одного я не знаю, а вторым был Блис младший[807], обладатель роскошной кареты и вообще заметная фигура среди здешних хлыщей. Он как-то спросил меня при дворе, как раз в тот момент, когда я разговаривал с несколькими лордами: «Скажите, доктор, когда мы узрим вас в графстве Мит?[808]», на что я ответил шепотом, что советую ему хорошенько подумать, прежде чем что-нибудь произнести, не то окружающие примут его за дикаря. С тех пор он больше со мной не заговаривал, пока мы не встретились нынче. Вечером я пошел к леди Мэшем и просидел у нее вместе с лордом-казначеем и секретарем до начала третьего, а возвратясь домой, обнаружил несколько писем из Ирландии, которые прочел, однако не стану сейчас ничего о них говорить, потому что уже слишком поздний час, хотя […] всегда должны быть […] поздно или рано. [Копойной ноци, длагоценнейшие судалыни].

12. Одно из полученных вчера писем было от епископа Клогерского, а другое от Уоллса касательно пенсии миссис Саут и его собственной пенсии на сумму в 18 фунтов взамен десятины, которую он получал прежде. Я палец о палец не ударю ни в том, ни в другом случае, потому что ей я помочь не в силах, а его дело слишком пустячное. Скажите ему только, что письмо я получил и переговорю о его просьбе с Нэдом Саутуэлом. Вы так мне и не написали, получил ли декан мое письмо? Оказывается, Клементе, коего я в прошлом году порекомендовал лорду Энглси по просьбе Уоллса или, скорее, епископа Клогерского, пользуется его чрезвычайным благорасположением; вы можете передать это им обоим. Я сказал лорду Энглси, что весьма рад тому, что мне представилась счастливая возможность порекомендовать ему такого достойного и прочее. Обедал я в Сити у моего типографа, чтобы посоветоваться с ним насчет кое-каких бумаг, которые вчера вечером передал мне лорд-казначей и, конечно, по обыкновению своему, передал слишком поздно, однако я все же попытаюсь ими воспользоваться. Моя третья простуда понемногу проходит; со мной еще никогда такого не бывало: три простуды кряду; похоже, не миновать мне четвертой; […] Из Голландии нынче прибыли, наконец, курьеры и доставили шесть пакетов, коих так долго дожидались. Подробности мне пока неизвестны, потому что, когда я был днем у секретаря, их еще только вскрывали. Я убеждаюсь лишь в одном, что голландцы с нами хитрят и что эти гнусные мошенники втайне сговариваются с французами. Я узнаю [завтла… МД].

13. Обедал нынче наедине с моим приятелем Льюисом у него на квартире, чтобы посоветоваться касательно кое-каких возражений против «Договора о барьере»[809]. Известия из Голландии не слишком утешительны: французы чинят препятствия и выдвигают союзникам требования, коих те не могут принять, а голландцы опасаются, как бы мы чего-нибудь не выгадали для себя, — и все это только на радость вигам. Домой я возвратился рано и несколько часов был очень занят. Я получил нынче письмо от мистера Пратта, переданное мне одним частным лицом, в коем тот рекомендует мне подателя сего послания и просит приискать ему какое-нибудь место, но я и не подумаю утруждать себя. Уэсли тоже как-то просил за него; Пратт пишет, что, прослышав-де о моем близком знакомстве с лордом-казначеем, он просит меня сделать то-то и то-то. Дело выеденного яйца не стоит. Какая бестолочь весь род человеческий! Надеюсь, что разделавшись в один прекрасный день с дворами, я окажусь мудрее. Вот вы, я считаю, никогда особенно не досаждали мне своими рекомендациями, а ведь я оказал бы вам любую услугу, какая только в моих силах. Скажите на милость, марам БСС[810], получили ли вы свой передник? Я вспомнил о нем по той причине, что лишь вчера за него уплатил. В одном из моих писем я привел перечень всего отправленного вам с Ли, сверили ли вы по нему все, что получили? Что-то вы совсем перестали упоминать о своих картежных делах; или вы больше не играете. — Отчего же, играем сейчас в Баллигале. — Отправляйтесь-ка лучше баиньки. [Копойной ноци, длагоценнейшие МД].

14. Наше Общество обедало сегодня в доме господина секретаря; я пришел туда к четырем, но, узнав, что палата общин будет допоздна обсуждать «Договор о барьере», ушел на часок в Кенсингтон, чтобы проведать детей лорда Мэшема. У моего юного племянника[811] — его сына, коему миновало шесть месяцев, появилась на шее опухоль; боюсь, что она окажется губительной. Мы сели обедать только в восемь, а в десять я с ними расстался. Палата общин отнеслась к «Договору о барьере» крайне неодобрительно, как вы сами увидите по тому, как они голосовали. Один из членов палаты, виг, вытащил было «Поведение союзников» и с возмущением стал читать вслух то место, где речь идет о престолонаследии, однако никто его не поддержал. При голосовании партия сторонников церкви всякий раз одерживала верх, и притом с большим перевесом. Все, кто приезжает из Ирландии, так поносят архиепископа Дублинского, что я больше не в силах его защищать. Лорд Энглси, к слову сказать, уверял меня, что слухи о том, что архиепископ уподобил ранение лорда-казначея истории Пизона у Тацита, сущая правда. Герцог Бофорт, я полагаю, будет допущен в наше Общество уже во время следующего обеда. Сегодня напечатана моя «Басня о Мидасе»[812] — небольшое стихотворение, примерно на половину газетного листка; как она разойдется, сказать пока не могу, однако нынче вечером в нашем Обществе она пользовалась удивительным успехом, а прошлым вечером господин секретарь читал ее в моем присутствии лорду и леди Мэшем, и они точно так же ее расхваливали. Напишите, как ее встретят у вас. Этот лист, по-моему, больше обычного; вот уже шесть дней, как я веду на нем свой дневник, а конца что-то не видно. Боюсь, что эти мои записи скучны донельзя. Копойной ноци, длагоценнейшие.

15. Мы с мистером Льюисом были приглашены на обед к одному нашему приятелю шотландцу[813], а перед тем до двух пополудни я был очень занят у себя дома. Из-за моей третьей простуды у меня теперь заложена грудь, особенно по утрам. Что-то, видимо, сталось с моим здоровьем; прежде никогда не бывало, чтобы и так быстро простужался снова или так долго хворал. Полученное сегодня известие о том, что дофин и его жена преставились[814] в шесть дней, явилось полной неожиданностью. Говорят, престарелый король вне себя от горя. Для его семьи это непоправимая утрата. Дофин оставил двух малолетних сыновей: четырех и двух лет от роду, и старший из них хворает. По Лондону распространился нелепейший слух, будто бы лорд Страффорд, один из наших полномочных послов, играет на руку французам; правда, уже давно поговаривают, что он не ладит с лордом-хранителем королевской печати[815]. Оба они не первый год подвизаются на дипломатическом поприще, но ни тот, ни другой не может похвастать особыми дарованиями; Страффорд довольно деятельный и с характером, но до крайности высокомерен и совершенно невежествен. Ноци МД.

16. Пообедал в Сити у моего типографа в надежде закончить то, что я сочиняю касательно «Договора о барьере», но так и не успел это сделать. Вечером пошел к лорду Мэшему, у которого вместе с лордом-казначеем просидел до после полуночи. Лорды направили королеве петицию, в которой выражают недовольство предложениями французского короля. Виги внесли ее на рассмотрение палаты неожиданно, и министры не сумели предупредить такой шаг или отклонить ее. Несмотря на назначение новых пэров, виги все еще слишком сильны в палате лордов, и, кроме того, они в такой же мере неутомимы, в какой тории нерадивы. Поверженная сторона всегда проявляет больше усердия. Виги намеревались также протащить решение, бросающее тень на лорда-казначея, но им это не удалось. Я пытался нынче ночью остановить проезжавшую мимо карету и ударился нечаянно об нее скулой; теперь это место чертовски болит. Ноци длаг[оценные].

17. Сегодня при дворе было необычайно многолюдно, как, впрочем, уже много воскресений подряд, но королева не пришла в часовню по причине небольшого приступа подагры в ноге. Бывать при дворе небесполезно — там можно сразу повидать всех своих знакомых, с которыми в противном случае вряд ли увидишься более двух раз в году. Принц Евгений обедает нынче с секретарем и еще семью или восемью высшими офицерскими чинами и иностранными послами. Все они, я уверен, изрядно напьются. Мне ни разу не пришлось побывать в обществе принца: я пытался было внушить кое-кому из лордов, что нам следует устроить скромное угощение и пригласить его, но тщетно. Здесь получена голландская газета, в которой среди прочего сообщается о моем аресте в связи с иском на 20.000 фунтов, будто бы предъявленным герцогом Мальборо. Приглашения на обед, коих я удостоился при дворе, не пришлись мне по вкусу, а посему я пообедал вместе с сэром Эндрю Фаунтейном у миссис Ван. Домой я возвратился в шесть и до сей минуты был чрезвычайно занят; уже далеко за полночь, и я улегся в постель, чтобы написать [МД, потому что …….]. Смерть дофина, как мы надеемся, немало поспособствует заключению мира. Скажите, доктор Гриффит все еще сердит на меня? Достаточно ли я сделал, чтобы его умилостивить? […………… Ноци длагоценнейшие плоказницы].

18. У Льюиса был портрет Гискара; в свое время он купил его и предложил лорду-казначею; тот все обещал послать за ним, но так и не собрался; я уговорил Льюиса отдать портрет мне и повесил его у себя в комнате, а теперь лорд-казначей, прослышав о том, объявил, что намерен его у меня забрать. Как вам это нравится? Он хочет иметь портрет Гискара, изображенного в полный рост в той самой одежде, какая была на нем, когда он совершил свое злодеяние, и с перочинным ножиком в руке; Кнеллер напишет такой портрет с того, что находится у меня. Я собирался было пообедать нынче с лордом-казначеем, но он попросил перенести нашу встречу на завтра, так что я обедал с лордом Даплином — вы прекрасно его знаете: он мой брат по Обществу. Да, я получил письмо от епископа Клойнского с просьбой похлопотать за него перед лордом-казначеем и парламентом по поводу одного дела, которым я займусь с такой же расторопностью, как осенняя муха. Я вообще не слишком ревную о чужих делах, хотя [….БСС] имела прежде обыкновение корить меня этим, но то был чистейший поклеп. Послушайте-ка […], сударыни, я уже немного соскучился по симпу[816] от малысек МД, право же, мне очень его недостает. Боюсь, что вы были обеспокоены слухами о моем аресте. Довольно странно, что вот уже месяц, как сочинители памфлетов обходят меня своим вниманием, за исключением разве что 3 части появившегося здесь недавно «Ответа на „Поведение союзников"“[817]; не помню, говорил ли я вам об этом? Палата общин по-прежнему беспощадно разоблачает прошлый кабинет министров и его действия. [Ноци, длагоценнейшие МД].

19. Обедал с лордом-казначеем и против своей воли просидел с ним до десяти вечера, хотя условился с типографом, что приду выправлять корректуру. Я рассказал лорду-казначею, что вскоре после того как он был ранен, я экспромтом сочинил и тут же у него в доме записал на клочке бумаги четверостишие. Кто-нибудь из слуг, наверно, тотчас выбросил этот клочок[818], и лорд-казначей так и не узнал о существовании этих строк. Сейчас я попытаюсь их вам припомнить. Им было предпослано посвящение: «Лекарям мистера Гарли», а потом шли примерно следующие строки: Покой Европы бриттов меч хранит, Смерть Гарли — бриттам смертию грозит, Его судьба теперь у вас в руках, Вот что спасете вы иль обратите в прах. — Не правда ли, весьма недурно для стихов, написанных в один присест, потому что слово экспромт именно это и означает; вы, разумеется, о нем и не слыхали, не так ли? Я хотел, чтобы 8 марта, в тот самый день, когда лорд-казначей был ранен, он пригласил к себе на обед определенный круг лиц, однако он сказал, что решил пообедать в этот день только с теми членами кабинета, которые заседали с ним, когда все это случилось; тем не менее, он пригласил также и меня. — Я все еще не могу избавиться от простуды, которая особенно досаждает мне по утрам. Ночи, МД.

20. Целых два часа я напрасно пытался нынче поймать секретаря в то время, как он будет выходить из дома сэра Томаса Ханмера, чтобы переговорить с ним об одном деле, после чего отправился к типографу выправить некоторые листы «Замечаний касательно „Договора о барьере“», поскольку завтра их начнут печатать. Последние дни я был ужасно занят, сочиняя эти «Замечания» и еще несколько мелочей. Мне хотелось присовокупить к «Замечаниям» кое-какие чрезвычайно важные документы, которые секретарь должен был мне передать, но теперь придется обойтись без них. И то сказать, у министров сейчас других дел по горло. Сэр Томас Ханмер назначен председателем комиссии, коей поручено представить королеве «Отчет о положении нации»[819]; в «Отчете» непременно будут упомянуты все промахи союзников и прежнего кабинета министров. Секретарь, видимо, помогал ему нынче в составлении этого отчета. В нем, я полагаю, будет немало перца. Ноци длаг. МД.

21. Нынче утром я за шесть часов сочинил 19 страниц «Письма лорду-казначею касательно учреждения Общества, или Академии для исправления и закрепления английского языка». Кстати, как будет правильнее — английской речи или языка? Осталось сочинить еще страниц пять-шесть; завтра я отправлю его лорду-казначею, а потом, возможно, напечатаю, если он того пожелает. Обедал я, как вы, верно, догадываетесь, с нашим Обществом, мы ведь всегда собираемся по четвергам; сегодня впервые присутствовал принятый нами герцог Бофорт, а всего нас было 13 человек. Герцог Ормонд не пришел и прислал свои извинения: он обедал с принцем Евгением. Я попрощался с ними в 7, поскольку был приглашен к сэру Томасу Ханмеру; он просил меня прийти именно к этому часу. Как оказалось, он хочет, чтобы я просмлонг скоосотранвсилть опрогрлусчнеднонгылй леамну корточлест[820]. Я ответил согласием, хотя и не уверен, получится ли у меня что-нибудь, ведь это не совсем в моем духе; но я все же приму посильное участие. Ноци, МД.

22. Закончил сегодня «Письмо лорду-казначею», которое послал ему примерно в час дня, после чего пообедал наедине с моим другом мистером Льюисом, чтобы иметь возможность обсудить с ним кое-какие важные события. Я достал для дублинского университета 13 том издаваемого Раймером «Собрания архивных документов Тауэра»[821]; у меня теперь уже два тома этого издания, и я напишу ректору, чтобы узнать, каким способом их ему переслать; впрочем, я, пожалуй, не стану этого делать, и привезу их сам вместе с моими книгами. Утром побывал у Ханмера, у которого застал секретаря и канцлера казначейства; они совещались относительно составляемого для королевы «Отчета», а вечером пошел к лорду Мэшему, и леди Мэшем уговорила меня прочитать ей очень славный памфлет о привидении[822] в Сент-Олбенс ценой в 2 пенни. У меня было такое чувство, словно я сам его сочинил, а Мэшемы были в этом уверены, и однако же это не так. Потом к нам спустился находившийся у королевы лорд-казначей, и мы просидели до двух часов ночи. По вечерам мне всего приятней бывать у них; кроме меня, там постоянно бывают лорд-казначей и доктор Арбетнот, да еще иногда секретарь и по временам камер-фрейлина королевы — миссис Хилл, сестра леди Мэшем. Увеляю вас, сто тепель узе оцень поздно. Это сипмо будет отправлено завтра, и мне надо выкроить время, чтобы еще разок побеседовать с моими масенькими МД. [Ноци, длагоценнейшие суда-лыни].

23. Никаких новостей в этот последний день сообщить вам не могу; я даже еще не знаю, где буду обедать. Говорят, будто секретарь немного нездоров, так что я, возможно, пообедаю у него, а, возможно, и нет. Я уже отослал Ханмеру то, что он просил меня сделать; вот только останется ли он доволен; если да, то мне предстоит сделать ему еще кое-что. Сейчас я собираюсь уходить и унесу это письмо в карнаме[823], чтобы отдать его в главную почтовую контору. А вечером мы опять с вами поболтаем, но уже в следующем письме, в котором, надеюсь, я смогу ответить на новое послание МД, ведь ему пора уже прийти: во вторник исполнится ровно четыре недели, как я получил ваше последнее письмо № 26, так что неделю спустя, день в день, я ожидаю получить от вас следующее, ибо к тому времени пройдет уже больше месяца. Прощайте [мои длагоценнейшие ….. МД, МД, МД, МД ……….совсем обленились… тлам].

Письмо XLII

Лондон, 23 февраля 1711—1712.

[суббота]

Отдав мое последнее письмо в почтовую контору, я начинаю сейчас новое с уведомления малышек МД о том, что обедал нынче с секретарем, который очень расхворался: у него простуда и лихорадка, и, тем не менее, вопреки моим настояниям, он отправился в 6 часов вечера на заседание кабинета министров. Он, без сомнения, величайший коммонер Англии и верховодит всем парламентом, который без него не может и шагу ступить; если только он будет жив и здоров, то, помяните мое слово, в один прекрасный день он станет во главе всех дел. Я уже говаривал ему, что будь я этак лет на двенадцать моложе, я постарался бы добиться его благорасположения и вверил ему свою судьбу. Впрочем, какая вам обо всем том забота? Я сожалею лишь, что сразу же, как только судьба свела меня с министрами нынешнего кабинета, не ознакомил вас с именами и нравом каждого из них: ведь тогда все, о чем я писал, доставляло бы вам больше удовольствия, особенно если бы я посвящал вас при этом во всякие подробности здешней жизни. Но довольно об этом. Ноци, длагоценнейшие плоказницы.

24. Нынче рано утром я отправился к секретарю, который все еще нездоров, и как раз в то время, как я был у него, пришли Томас Ханмер и канцлер казначейства; секретарь не дал мне уйти, так что я пропустил нынче богослужение и был занят с ними до полудня составлением отчета, о котором уже говорил вам в предыдущем письме.