– Боюсь благословлять тебя на то, что ты задумал. Боюсь даже предполагать, что ты задумал. Ведь ты едешь в Питер не для того, чтобы перекапывать Петропавловскую крепость?.. Молчишь?

– Я не знаю, ради чего еду. Честно. Может быть, чертежи Макария – детская фантазия. Перекопать всю Петропавловку невозможно. Да никто и не даст это сделать. Мы должны найти знак. Или того, кто что-то помнит. Какую-то легенду об основании крепости, о Петре. Если таких нет, обещаю, что буду пить водку под бой курантов и заливать шампанским, а первого приеду в Алексеевскую, чтобы замаливать грехи и таскать камни для храма.

– Жду. Молюсь о тебе… Будь настороже.

В самолете Сергей Сергеевич усадил Матвея рядом с собой. Посмотрев на выражение лица Шереметьева, он усмехнулся:

– С моим коллегой тоже летели рядом?

Сергей Сергеевич оказался весьма начитанным человеком. Во всяком случае, о Петре I он знал не меньше Матвея.

– Вы знаете, сколько в среднем солнечных дней в году в нашей Северной столице?

– Понятия не имею, – пожал плечами Шереметьев.

– Ну и я точное число вам не скажу. Явно меньше, чем в Москве или Великом Новгороде. Но меня в свое время поразило, что даже в Выборге солнечных дней больше, чем в Петербурге. Я уже не говорю о Нарве.

– К чему это вы?

– Вся долина Невы – одна аэродинамическая труба. Резкие перемены погоды, постоянные ветра, дикая влажность – словно ты не на севере, а в тропиках. Жить в Петербурге сложно. Это – постоянно вымирающий город. Дети рождаются с врожденными пороками, да и немного их рождается. Поэтому численность населения поддерживается постоянным притоком извне.

– Как в Москве?

– Не-ет. В Москве не вымирают. Москва просто пухнет от приезжих, но и своих здесь достаточно. А в Петербург народ всегда завозили. Начиная с Петра, который согнал сюда людей из новгородских деревень, а потом прислал тысячи и тысячи хохлов, которые помирали посреди болот от холода, сырости, лихорадки. Потом ехали в Петербург из соображений престижа – все-таки государев двор… Но постоянно ругали климат. Петербург построен в месте, почти непригодном для жизни. А тем более – для столицы.

– Мне кажется, вы преувеличиваете… Ведь были еще и военные, политические мотивы. Транспортный путь, выход на Балтику.

– Все то же самое можно было сделать в Нарве.

– Но Нарву-то еще нужно было взять.

– Ну и взяли же в конце концов. Но Петру просто кровь из носу оказалась нужна дельта Невы. Это мне всегда казалось странным, пока я не узнал кое-какие подробности из жизни нашего первого императора. Например, что он, не афишируя это, привечал при дворе западных астрологов. Ему отовсюду свозили какие-то «тайные книги» и переводили со старинных языков. Те же самые интересы, что и у вашего Скопина-Шуйского, к слову. Только возможностей у Петра было больше… Нет, Петербург строили на Заячьем острове не потому, что Петр был гениальным политиком, а потому, что он был мистиком. Дельта Невы – особенное место, и Петр хотел его застолбить за собой. Ну и за Россией.

Проговорив все это, Сергей Сергеевич откинулся на спинку кресла и стал смотреть на ватную пелену облаков, над которой летел самолет.

– Почему же вы раньше не начинали поиски? – спросил Матвей.

– А что было искать? Одни сплошные подозрения. И ни одного настоящего факта.

– А теперь факт есть?

– Кто его знает. Может быть, обманка. Думаю, процентов семьдесят за то, что мы принимаем желаемое за действительное. Еще процентов двадцать, что наши подозрения основательны, но найти мы ничего не найдем. Так что наши шансы – один к десяти.

– Тогда зачем вы помогаете нам?

– Один к десяти – это не так мало. Я проверяю слухи о всевозможной чертовщине, даже если понимаю, что шансы на правду ничтожны. Один к десяти – это даже много.

Остаток пути они провели в молчании. В Пулково-1 прошли через особый выход, миновав пустынный зал. На улице медленно кружились снежные мухи, было теплее, чем в Москве, и… влажно. Матвей автоматически вспомнил слова, которые Сергей Сергеевич говорил ему в самолете.

Подъехал новенький японский микроавтобус, в который загрузились московские гости и неизвестно как материализовавшиеся молчаливые молодые люди, похожие на тех, что недавно брали Владимира Николаевича. Сергей Сергеевич ехал отдельно – на этот раз не в «мерседесе», а в черной «альфа-Ромео». И эта машина оставляла впечатление тяжелого и агрессивного животного. Усаживаясь в нее, Компетентный человек махнул микроавтобусу рукой – и «альфа-Ромео» умчалась вперед, оставив микроавтобус далеко позади.

* * *

В Петропавловскую крепость они приехали много позже Сергея Сергеевича. Пока микроавтобус пробирался через пробку на Московском проспекте, Компетентный человек успел развить бурную деятельность. В администрации музея их уже ждало местное начальство.

– Работы в музее? Под Новый год? С ума сошли! – бушевал какой-то мужчина в дорогой тройке.

– Пока ни о каких работах речи не идет, – не повышая тона, говорил Сергей Сергеевич. – Мне нужно всего лишь опросить ваших людей. Хранителей музея. Да и то не всех.

– Откуда я их возьму? Из кармана вытащу? Послезавтра праздник, многие взяли отгулы и недельные отпуска.

– Найдите тех, кто нам нужен. Если вы не сумеете сделать этого, нам придется самим побеспокоить ваших работников. Ручаюсь, это будет для них куда большей психической травмой. Да и ваш послужной список…

Заметив Шереметьева и его спутников, Сергей Сергеевич представил их человеку в тройке.

– ФСБ, архимандриты, журналисты, – схватился тот за голову. – Новогоднее представление в дурдоме! Безопасность государства… Абсурд!

Сергей Сергеевич, тяжело вздохнув, вытащил из внутреннего кармана своего пиджака какую-то бумагу, сложенную вчетверо и протянул ее обладателю тройки. Тот прочитал ее и пренебрежительно бросил на стол:

– Время подобных мандатов прошло. Знаете, кто был последним, писавшим их? Руцкой. Осенью 93-го.

– Фома неверующий, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – В бумаге есть все, что вам нужно. В том числе телефончик. Знакомый, думаю, вам. На вашем месте я бы вышел в соседнюю комнату и позвонил по этому номеру.

Звонок по «телефончику» оказал магическое действие. Человек в тройке исчез, зато в Комендантский дом, куда привели московских гостей, стали по одному, по два приезжать работники музея.

– Это был директор Петропавловки? – спросил у Сергея Сергеевича Матвей.

– Нет, что вы. Директор ничего не решил бы. Скажем так, наш питерский коллега. Без его согласия добиться своего нам было бы труднее.

– А что за бумагу вы ему показали?

– «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье», – ответил Компетентный человек.

– Это из Дюма?

– Ага. «Три мушкетера». Любимая книжка детства.

– И у нас до сих пор пишут такие послания?

– В исключительных случаях, – улыбнулся Сергей Сергеевич. – И далеко не каждому…

Дальше им было не до шуток. Отец Макарий и фотограф копались в архивах музея, а Сергей Сергеевич в присутствии Матвея и отца Евпатия опрашивал приезжавших в крепость хранителей. За день они переговорили с полутора десятками людей, но никто из них не смог припомнить какие-либо странности, связанные с основанием крепости на Заячьем острове. Рассказывали про пресловутых зайцев, из-за обилия которых остров так и назвали. Говорили, что раньше Заячий был значительно меньше и по приказу Петра его увеличили, делая насыпи в сторону невского фарватера. Ситуация изменилась только к вечеру, когда в Комендатский дом явился хранитель, курировавший Государев бастион.

Выражение на лисьем личике хранителя было не самым довольным. Похоже, его привезли прямо из-за стола, потому что по комнате, где велся опрос, стал явственно распространяться запах спиртного.

Этот щупленький старичок действительно был похож на лиса. Остренькая мордочка, маленькие хитрые глазки, прижатые ушки… Да и двигался он словно лис, быстро, забавно семеня ножками. В молодости хранитель наверняка был рыжим, но сейчас на его голове остались лишь клочки седого пуха.

– Что вы у нас ищете? – с вызовом спросил он у Сергея Сергеевича, безошибочно угадав в нем главного.

Тот неторопливо продемонстрировал удостоверение и лишь после этого стал задавать вопросы.

– Так это старая история – про погреб на Заячьем, – почти сразу проговорил хранитель. – Даже не история – легенда. Прошлое поколение, работавшее здесь до Горбачева, помнили ее. Да и нынешние наверняка слышали.

– Что же они молчали?

– Полагали глупостью.

Хранитель – его звали Рудольфом Германовичем – устроился на краешке стула, который ему пододвинул Матвей, и начал рассказывать. Казалось, что он в любой момент готов вспорхнуть со стула и сбежать – стоит открыться входной двери.

Рассказывал Рудольф Германович не о Петре, а о временах Сталина. В 30-х годах в крепость приезжала комиссия, направленная самим Иосифом Виссарионовичем. Местным сразу же закрыли доступ в крепостной архив. Более месяца там копались москвичи; работники музея полагали, что эти люди ищут документы о революционерах, которые сидели в Петропавловке во времена царского режима. Но, оказалось, у них были другие цели. Часть документов изъяли, а одним прекрасным утром в крепость пригнали заключенных с ломами и лопатами в руках, и те начали выламывать брусчатку с внутренней стороны всего невского фаса крепости. Петропавловку закрыли для входа, работников музея несколько дней не пускали внутрь. Обо всем остальном судили по отрывочным слухам. Якобы в Ленинград в связи с работами в крепости приезжал сам Николай Ежов, в то время уже нарком внутренних дел. Только что сменивший Генриха Ягоду, он с рвением исполнял таинственное задание.

Через несколько дней у Государева бастиона нашли бревенчатый погреб, глубоко ушедший под землю. Поскольку Нева рядом, внутри он был затоплен водой, и по приказу Ежова в крепость привезли мощные насосы, чтобы откачать ее. Когда вода ушла, туда спускался сам Ежов. Погреб обследовали и обнаружили скрытый ход, который вел куда-то вниз. То ли на ту сторону Невы. То ли к центру земли. Рассказывали всякое.

Разгребли и потайной ход. В него направили двух бойцов из охраны наркома. Надели на них спецодежду, прикрепили к поясам спасательные веревки. Операцию контролировал сам Ежов.

Что произошло дальше, не знал никто. В какой-то момент работы были вдруг приостановлены. Не дожидаясь возвращения бойцов, Ежов приказал залить погреб водой и завалить землей. Все, кто непосредственно принимал участие в операции, исчезли. Ежов окончательно подсел на кокаин. Через несколько лет расстреляли и его.

– Собственно, все. Следы раскопок уничтожили. В 54-м году крепость окончательно стала музеем. Когда началась реконструкция, занимались в основном бастионами, храмом. Вглубь не рыли. Залили площадку, где копал Ежов, асфальтом, да и забыли обо всем.

Сергей Сергеевич некоторое время молча смотрел на хранителя. Внешне он был совершенно спокоен, но Матвей видел, как билась жилка на его шее.

– Многое выдумали? – наконец спросил Компетентный человек.

– Я? – удивился Рудольф Германович. – Ничего. Те, кто мне рассказывал, может, и выдумывали. Но не уверен, что сильно преувеличивали.

– Кто все это вам рассказал?

– Те, кто работал в крепости до меня. Понимаю, что вы имеете в виду. Поговорить с ними вам не удастся. Эти люди уже умерли.

– И как прикажете проверить ваши слова?

Хранитель пожал плечами:

– Копайте…

* * *

До Миллениума оставалось несколько часов, но работы у Государева бастиона не прекращались. Прожекторы, привезенные со складов петербургского гарнизона, словно театральные софиты освещали взломанный асфальт у стены бастиона и утробно урчащие насосы, которые откачивали воду из разверстой дыры. По импровизированному водоводу ее направляли в сторону ближайших люков канализации, но часть проливалась на землю и, как казалось Матвею, стекала обратно в погреб.

Рассказ лисы-смотрителя музея оказался правдивым. Под асфальтом была метровая подушка из щебня и песка, ниже – бревенчатое перекрытие над помещением, залитым стылой невской водой.

Шереметьев-младший вышел посмотреть, как идут работы. Уровень воды падал, но медленно, поэтому, зябко поежившись, он вернулся в Инженерный дом.

Здесь был разбит импровизированный штаб, из которого Сергей Сергеевич руководил операцией. Нужны были дополнительные насосы? Набирался нужный телефонный номер – и в Петропавловскую крепость ехали тяжелые машины в окружении легковушек с мигалками. Горячая еда? Из ресторанов на Каменноостровском проспекте везли пиццу и кастрюльки с супом.

Ночевал Матвей со своими спутниками в гостинице на другом берегу Невы. Но сегодня никто не собирался ложиться спать. Начинался последний вечер второго тысячелетия. Утром обнаружили бункер. Днем расчистили его крышу, нашли место, где ее вскрыли люди Ежова. Наконец, начали откачивать воду.

Из-за холода в воде образовывались кристаллики льда, которые порой забивали насосы. Около агрегатов стояли техники, готовые в любой момент отключить их.

В Инженерном доме было тепло. Отец Евпатий все еще листал свою книжицу. На столе лежала карта отца Макария. Сам отец Макарий вместе с Олегом Викторовичем продолжали копаться в архивах. Они нашли документы, из которых следовало, что Государев бастион стоял на насыпи, созданной по приказу Петра I. Что это могло означать? Что погреб не связан с интересовавшей их загадкой?

Матвей уже не верил в это. Слишком ладно все сходилось. Ему не терпелось забраться в яму и найти потайной лаз.

– Как там Нахимов? – спросил он у Евпатия. – Не звонили?

Нахимов лежал в реанимации в одной из ведомственных клиник.

– Нет, – оторвался от своего занятия Евпатий. – Вроде жив. В сознание не приходит. Будем молиться. Чем еще мы поможем?

Нахимов получил столько травм, что должен был умереть там, перед Фонтанным домом. Однако его натура сопротивлялась смерти, и в закрытой клинике ФСБ пытались вывести бывшего эконома из комы, надеясь получить информацию о «клубе» Владимира Николаевича.

– Быть может, лучше было бы дать ему уйти, – сказал Матвей.

– Господь знает, что лучше. Но я бы не хотел лежать в коме… Жалко мне его, нашего Андрюху-тюху. Плохо будет, если уйдет без покаяния.

Несмотря на все случившееся, Матвей не чувствовал злобы на Нахимова.

– Послушай, Матвей Иванович, – отец Евпатий отложил в сторону «Книгу Перемен». – 64-я гексаграмма – последняя во всем цикле. Завершение какой-то жизненной ситуации.

– Или жизни?

– Господь с тобой! Я же говорил, она называется: «Еще не конец». Просто некая ситуация исчерпана – вот и все. Я думаю, речь идет о событиях, начавшихся с поджога храма. Ты завершаешь их и отходишь в сторону или передаешь кому-то другому. Китайские толкователи в этом случае говорили: «наступает старость», остается провести остаток дней в добром и спокойном общении с друзьями.

– Словом, все будет хорошо?

– Наверное. Хотя… завершение одной ситуации – всегда начало следующей. Это первое. Во-вторых, нужно помнить о прошлой гексаграмме. Помнишь, там была какая-то незавершенность? Вот это меня и смущает. У китайцев есть пословица, что если молодой лис, убегающий от собак, будет переходить реку и замочит в ней хвост, собаки обязательно его догонят. Ты вроде бы убежал от ситуации, а она догоняет тебя, не отпускает.

– То есть нужно не замочить хвост? – усмехнулся Матвей.

– Вот именно. – Отец Евпатий смотрел на него со всей серьезностью.

– Мудро. Еще бы знать, о чем идет речь.

– С этим все будет просто. Наступит решающий момент – и ты поймешь сам: вот сейчас нужно решать… Хочешь совет?

– Бесплатный?

– В нашей церкви все советы бесплатные. Отпусти ситуацию. Я не знаю, что мы найдем в этом бревенчатом гробу, но пусть этим занимаются твои приятели из органов. И пусть собаки попробуют задрать их, а не тебя. Фээсбэшников специально тренируют справляться с собаками судьбы.

Матвей не успел ответить, потому что в комнату вошел один из помощников Сергея Сергеевича:

– Идем! Идем! Вода пошла… то есть ушла вода. Все видно…

* * *

Хранитель-лис без всякого одобрения рассматривал бревенчатый погреб. С потолка свисали корни давным-давно погибших растений, пробившихся некогда сквозь потолок. Потолок, как и все в бункере, состоял из плотно пригнанных друг к другу просмоленных сосновых брусьев.

– Корабельные сосны! Ведь не пожалели. Из таких делали мачты, – сказал Сергей Сергеевич и похлопал по ним рукой.

За три столетия, прошедшие с того времени, когда этот бункер был сделан, бревна сгнили, и на Сергея Сергеевича посыпалась труха.

– Осторожно! – засуетился хранитель. – Здесь все такое ветхое! Вы что, хотите, чтобы нас завалило?

– Нужны подпорки, – Сергей Сергеевич начал давать указания своим подчиненным.

Матвей внимательно рассматривал каждый дюйм стен. Перед тем как сбивать брусья друг с другом, их тщательно просмолили. Когда создавали погреб, использовали ту же технику, при помощи которой изготавливали корпуса кораблей. Строители хотели обеспечить сооружению водонепроницаемость. Однако годы сделали свое: кое-где просмоленная поверхность была проломлена и сквозь отверстия виднелись пустоты. В погребе ничего не было, только голые стены и пол, на котором хлюпала грязь. Все, кто забрался сюда, надели специально выданные им Сергеем Сергеевичем высокие болотные сапоги. Пахло затхлостью и холодом, изо ртов шел пар. Через некоторое время в погребе стоял самый настоящий туман, и Сергей Сергеевич стал прогонять лишних.

Медленно обошедшему погреб по периметру Матвею стало ясно, что потайной ход – если он вообще существовал – начинался не в стенах. По его просьбе в погреб принесли дополнительные светильники и начали простукивать пол.

На некоторое время Шереметьева отвлекли спустившиеся в погреб Макарий и Олег Викторович.

– Во времена Петра I здесь была Нева, – с уверенностью заявили они. – Все это сооружение создали уже после Государева бастиона.

– Поначалу бастион был дерево-земляным. Строили быстро, каждый день ждали нападения шведов. Может быть, это – какой-то из погребов того, первого бастиона? Для хранения пороховых зарядов, например, – предположил фотограф.

Находившийся поблизости Сергей Сергеевич испытующе посмотрел на Матвея.

– Тогда работники музея вызовут археологов, придумают повод, в связи с которым они начали перекапывать на Новый год Заячий остров, получат бонусы.

– А я – нагоняй, – хмыкнул Сергей Сергеевич, а затем повернулся к людям, простукивавшим пол, и прикрикнул на них: – Тщитильне?е давайте, ребята. Там наверняка что-то есть.

Матвей был согласен с ним. Интуиция подсказывала, что погреб строили не для хранения пороха и ядер. А укрепление над ним разбили для того, чтобы защитить это место. Недаром Петр сам руководил постройкой бастиона. Можно было предположить, что погреб был нужен первому русскому императору как место, где он готовился к встрече. Молился. Интересно, получил ли он то, чего хотел? Или так и не решился на беседу с Творцом?

Лаз нашли, когда Матвей выбрался из погреба, чтобы подышать свежим воздухом. К нему присоединились отец Евпатий и Олег Викторович. Фотограф курил, задумчиво глядя на розоватые блики, которые оставлял городской свет на низких облаках. Евпатий явно что-то хотел спросить у Матвея, но не решался и молчал, переминаясь с ноги на ногу.

Из ямы появился Сергей Сергеевич. На нем был легкий, но теплый комбинезон, напоминавший высотные одеяния летчиков. Его движения были ладными и быстрыми; Матвей подумал, что не хотел бы оказаться противником такого человека, – несмотря на весь свой чеченский опыт. Отец называл подобных людей «выучениками старой школы», почти мифических методов закалки человеческого духа и тела. Сам отец Иоанн полагал, что не дотягивает до подобных людей, и жалел, что большинство из них в смутные годы просто исчезли – кто был убит во время бандитских разборок, кто погиб во время «малых войн» в Чечне, Приднестровье, Таджикистане. А главное, они перестали понимать, чему стоит служить, а чему нет. Сергей Сергеевич, похоже, был исключением.

Постучав сапогами о землю, чтобы стряхнуть прилипшую к ним грязь, Компетентный человек подошел к Матвею.

– Поздравляю, коллеги, – произнес он. – Лаз все-таки есть. Будете смеяться, но был прикрыт банальным листом жести. То ли люди Ежова очень торопились, то ли на самом деле не нашли ничего интересного… Впрочем, скоро узнаем. Один из моих людей подцепил этот лист щупом, приподнял – и едва не провалился в дыру. Там опять вода, темнота – так что будем ждать, пока подключат насосы.

– У вас есть еще один такой же комбинезон? – спросил Матвей.

* * *

Воды в лазе оказалось немного. Насосы быстро вытянули из дыры темную, дурно пахнущую жидкость и захрипели, засасывая грязь и воздух. Вначале все решили, что это просто колодец, глубиной метров в пять. Однако, когда один из людей Сергея Сергеевича спустился вниз, он обнаружил лаз, диаметром примерно в метр, шедший вначале горизонтально, а затем поднимающийся наверх. Когда по приказу Ежова погреб затопили, там оказалась настоящая подушка из воздуха, которая не пустила воду дальше.

Туннель уходил в северо-западном направлении; света фонарей не хватало, чтобы определить, какова его длина.

– Что находится в том направлении? – спросил у хранителя Сергей Сергеевич.

Выражение лица хранителя было обескураженным.

– Петропавловский собор. Великокняжеская усыпальница. Быть может, этот лаз ведет к захоронениям?

– Далеко здесь? – спросил Макарий.

– Да нет. Метров двести-триста. Это если по земле. А под землей?

– И под землей столько же, – решительно произнес Матвей.

До Миллениума оставалось два часа. Сергей Сергеевич находился в нерешительности. Цель была очень близка, но именно поэтому Компетентный человек задумался, делать ли последний шаг. Он закрылся в одной из комнат Инженерного дома, сказав, что будет звонить в Москву. Когда через четверть часа уже начавший нервничать Матвей вошел к нему, Сергей Сергеевич сидел за офисным столом и мрачно вертел в руках карандаш. Рядом лежал совершенно пустой лист бумаги. Он поднял глаза на вошедшего Шереметьева и недовольно спросил:

– Что вам так неймется? Неужели нельзя подождать до завтра?

– Москва запрещает?

– Никуда я не звонил. Мне нужно было подумать. Взвесить все. Заканчивается тысячелетие? Ну и что? Не в первый раз. Куда торопиться?

– Я хочу туда попасть. Увидеть. Если мы отложим до завтрашнего дня или до конца праздников, пойдет кто-то другой. Рангом повыше нас с вами. Или опять направят шестерок, которые наломают дров. Ежов-то хоть был зверем и кокаинщиком, но в уме ему отказать нельзя. Если даже он бросил работы, затопил водой погреб, то современные властители тем более могут спасовать.

– Они совсем не трусливы.

– Я не о трусости. Я о готовности. Последний месяц нас с вами ведет какая-то рука. Все – и друзья, и враги – подталкивают к этой двери. Расчищают путь. Обратите внимание, как быстро мы нашли погреб. Неужели вы не чувствуете, что нас подгоняют? Ударит колокол на кремлевской башне, и дверь закроется. И все будет напрасно. Ничего мы не узнаем.

– Может быть. Но я думаю об ответственности. ТУДА должны идти не мы с вами. Туда попасть должны люди… уполномоченные. Те, кто будет говорить с Ним – если Он там – от лица России. От лица ее национальных интересов.

Матвей изумленно смотрел на Сергея Сергеевича.

– Вы это серьезно? Вы полагаете, что ТАМ нужно проводить дипломатические переговоры? Вообразите президента Ельцина, на карачках забирающегося в этот туннель.

– Уже не Ельцина, – загадочно произнес Сергей Сергеевич.

– Послушайте, – с нажимом сказал Матвей. – Все равно нужно увидеть, что находится в туннеле. Если ничего нет, не окажетесь в глупом положении, докладывая о результатах раскопок наверх. Если есть… будем решать на месте. Или вам совсем не интересно, что ТАМ?

– Хорошо, – решился Сергей Сергеевич и стукнул кулаком по столу. – Договорились. Пойдем мы с вами. Со всевозможными предосторожностями. При малейшей угрозе возвращаемся назад. Никакой самодеятельности – договорились?..

Собирались мучительно долго. Матвей извелся, пока ему принесли водонепроницаемый костюм, пока Сергей Сергеевич проверял крепления страховочных поясов. Затем Компетентный человек о чем-то инструктировал своих подчиненных, а Шереметьев торопливо пожимал руки фотографу и отцам Макарию и Евпатию.

– Чего вы волнуетесь, – заставил себя улыбнуться он. – Через час вернемся. Или даже быстрее.

– Через час будет уже Новый год.

– Замечательно. Значит, вернемся в следующем тысячелетии.

Отец Евпатий опять что-то хотел сказать Матвею, но в последний момент махнул рукой и отвернулся.

– Идем! – Сергей Сергеевич уже спускался вниз по металлической лестнице.

Комбинезон, который Матвей по совету Сергея Сергеевича надел на голое тело, был удивительно легким. Изнутри он был покрыт атласным на ощупь мехом, который приятно грел тело. На голову надевался плотный капюшон, поверх которого Матвей укрепил фонарь на широкой резиновой ленте. За плечами находился небольшой ранец с кислородным баллоном и маской-респиратором. Сергей Сергеевич, наблюдая, как Матвей закрепляет на себе кислородный баллон, сказал:

– Будьте осторожны. Дышите только в крайнем случае.

– Почему?

– Чистый кислород – тоже своего рода яд. Может вызвать галлюцинации. Или даже смерть.

К бедру был пристегнут штык-нож в матерчатых ножнах.

– Западная амуниция? – спросил Матвей у Сергея Сергеевича перед тем, как лезть в туннель.

– Военная тайна, – буркнул тот в ответ.

Сам Сергей Сергеевич добавил к ножу и кислородному баллону миниатюрную рацию и пистолет; Шереметьев успел краем глаза увидеть, как тот прилаживает оружие за спиной, но притворился, что ничего не заметил.

По туннелю пробирались на четвереньках – впереди Шереметьев, в метре за ним – Сергей Сергеевич. Желтые пятна фонарей освещали все те же просмоленные брусья, покрытые плесенью и грязью. Пока туннель шел наверх, продвигаться по ним было очень сложно, так как руки и колени скользили по влажной поверхности.

Дальше передвигаться стало легче. Инстинктивно уворачиваясь от каких-то лохмотьев, свисавших с потолка, они ползли вперед со скоростью черепах. Туннель сделал неожиданный поворот направо. Затем еще один. Стало ясно, что он ведет не к усыпальницам. Они прошли уже значительно больше трехсот метров, но конца пути видно не было.

– Секунду! – буркнул сзади Сергей Сергеевич.

Матвей остановился. Тонкие силиконовые лини, которые были пристегнуты к их поясам, резко натянулись.

– Что такое? – рявкнул в рацию Компетентный человек.

Выяснилось, что лини, длиной 450 метров, закончились. Пока привязывали новые катушки, они оставались на месте.

– Как-то все здесь… эфемерно, – глухо произнес Сергей Сергеевич.

Фонари освещали темноту впереди всего на несколько шагов. Воздух был тяжелым, спертым. Низкий потолок нависал над самой головой, а стены, до которых можно было дотронуться локтями, казалось, в любой момент готовы были двинуться навстречу друг другу, чтобы раздавить пришельцев.

Матвей ощутил резкий приступ клаустрофобии. Сердце бешено заколотилось, на лбу выступила холодная испарина. Паника, словно живое существо, хотела выпрыгнуть из груди. Чтобы сделать хоть что-то Матвей схватил респиратор и прижал его ко рту.

Несколько глотков кислорода. Только несколько глотков. Словно выныриваешь из глубокого омута и вдыхаешь саму жизнь. В голове стало яснее, и паника утихла.

– Идем, – раздалось сзади.

Шереметьев с сожалением выпустил респиратор и пополз дальше. Через десяток метров был еще один поворот. И снова направо. Туннель вел их по кругу. Такое впечатление, что копали его наобум, пока не нашли… если вообще что-то нашли.

– Когда кончится новая катушка, останавливаемся, – прохрипел сзади Сергей Сергеевич. – Останавливаемся и возвращаемся назад. В следующий раз пойдем со спелеологами.

Матвей промолчал, но внутренне был согласен со своим спутником. Клаустрофобия ползла рядом с ним, он с мучительным усилием отгонял ее, но понимал, что в любой момент паника снова может захлестнуть его.

Неожиданно туннель закончился. Просто взял и закончился. Фонари выхватили из темноты несколько покосившихся, подломленных из-за тяжести многих метров земли бревен. Между ними выпирала лоснящаяся от влаги глина.

– Осторожно, – прошептал Матвей. – Здесь все держится на честном слове.

– Вижу, – также шепотом ответил Сергей Сергеевич. – Кроме глины ничего?

– Похоже, ничего, – ответил Матвей.

– Ну что же. Новогодняя экскурсия окончена.

– Постойте!

Шереметьев вытащил нож и стал осторожно разгребать грязь под собой. Ему показалось, что вместо деревянных брусьев пол здесь состоит из какой-то другой субстанции.

Через минуту нож звякнул о металл.

– Светите сюда! – сдавленно прошептал он Сергею Сергеевичу и заработал руками еще активнее.

Вскоре из-под грязи появилась выпуклая металлическая поверхность с вдавленной ручкой посередине.

– Что это? – спросил Компетентный человек.

– Похоже, люк. Металлический.

– Чугунный? При Петре умели делать неплохой чугун для орудий…

– Да нет, не чугун. Что-то другое. Может, и не металл, хотя очень похоже. Сейчас, я попробую приподнять.

Матвей подергал за ручку, но глина видимо «присосала» края люка, и он снова начал очищать их ножом.

– Стой! – громко прошептал Сергей Сергеевич.

Матвей повернулся к нему и увидел, что тот держит в руке пистолет.

– Что с вами? – спросил Шереметьев.

– Не открывай люк. Мы… сделали все, что могли. Оставим все как есть.

– Остановиться сейчас? Невозможно! Посмотрите – вот оно! Сейчас я уберу на краях глину, и все. Нужно будет только потянуть за ручку.

– Ты не сделаешь этого. – Фонарь на голове Сергея Сергеевича светил Матвею прямо в лицо.

– Вам страшно?

– Да, страшно.

– Бросьте, сейчас мы поднимем и посмотрим. Может быть, там лестница, какой-нибудь бункер…

– Не говорите ерунды. Вы прекрасно понимаете, что ТАМ. И нам ТУДА нельзя. Я ТУДА не хочу. Пойдут другие.

Вместо ответа Шереметьев вонзил нож в глину и, подцепив край люка, потянул его наверх. Раздался влажный всхлип, и глина подалась. В образовавшуюся щель полился свет. Яркий, мягкий и теплый. «Словно Варины руки», – подумал Матвей.