В долине цвели гранаты. На фоне ослепительно блистающих горных вершин украшенные нежно-розовыми лепестками деревья казались лейтенанту Александру Демакову сказочными декорациями. Лишь дурманящий аромат цветов не оставлял сомнений: буйствовала весна. Это была третья весна Афганистана после Апрельской революции.
      — А у нас, на Каме, по утрам еще морозит, — обернулся к офицеру идущий впереди рядовой Фердинанд Валиев. Служба у солдата подходила к концу, и он все чаще и чаще уносился мыслями в родные края.
      — Еще морозит, — машинально повторил Александр, на мгновение представив свою сибирскую деревню в хвором снегу, речку за огородом с ноздреватыми проталинами льда.
      — Разговоры! — как бы спохватился он, чтобы заглушить воспоминания.
      Рассредоточившись, мотострелковый взвод, который возглавлял он, заместитель командира роты по политчасти лейтенант Демаков, осторожно продвигался вдоль садов и виноградников, аккуратно обработанных полей и огородов с ранними овощами — так называемой зеленой зоны, в отличие от горных и пустынных районов. Обязанности взводного Александр исполнял со вчерашнего дня: заболел лейтенант Александр Тарнакин, и политработнику пришлось подменить его. Тишина стояла удивительная. Слышался лишь мерный шорох шагов. А она, тишина, порой хуже раскатов орудийного грома. Ведь не знаешь, где тебя поджидает враг, из-за какого валуна ударит его пулемет или автомат.
      За небольшим кишлаком взвод резко повернул в горы — туда убегала единственная в этом месте дорога. Цветущая долина осталась позади.
      Это были места, где зверствовала крупная банда муллы Ахмада. Бандиты жестоко расправлялись с активистами и бойцами самообороны, ставили мины на дорогах и тропах. Участились случаи нападения душманов на колонны с мирным грузом для дехкан.
      Взвод спешил в район заброшенного кишлака, жителей которого за поддержку правительства республики бандиты сожгли. Демакову с подчиненными предстояло занять небольшую горную площадку, нависшую над проходящей ниже извилистой дорогой, и обеспечить безопасность большой автоколонны, что проследует через ущелье во второй половине дня.
      Горная площадка, хорошо защищенная со всех сторон, представляла собой удобную позицию, но имела существенный недостаток: исключала возможность использования техники. Бронетранспортеры не могли подняться к ней.
      Определенный участок дороги справа предстояло охранять первому взводу, которым командовал старший лейтенант Владимир Кушнарев.
      Дороги... Та, что предстояло охранять, с незапамятных времен пересекала огромные пустынные плоскогорья, обрамленные крутолобыми скалами, цветущие долины, быстрые холодные реки. Она соединяла Среднюю Азию со сказочным некогда Индостаном.
      Еще в детстве Демакову попалась в руки растрепанная книжка о походах Александра Македонского. В ней были картинки: войско штурмовало древнюю крепость; воин в латах сражался с гигантским вараном, похожим на вымершего ящера; жестокий смерч засыпал песком заблудившийся караван верблюдов. Книжка так увлекла Сашу, что он начал просить в сельской библиотеке все, что писалось о Средней Азии той поры. Он узнал, что те неведомые земли привлекали алчные взоры и персидских царей, и Искандера Зулькарнайна (Александр Двурогий — так называли на Востоке Александра Македонского). Не миновали их английские колонизаторы. Орда за ордой накатывались на эту землю, и несть числа тем, кто был убит, проткнут копьями, изрублен мечами, сожжен в огне, посажен на кол.
      Дороги, дороги... Испокон веков по ним в Афганистане тянулись и верблюжьи караваны разноплеменных купцов, и овечьи отары, и кибитки кочевников-скотоводов. Добротные дороги для горных жителей сокращают расстояния, сближают и объединяют их. И враги знают это. Всеми силами и средствами они пытаются перерезать эти артерии жизни. Душманы хотят затормозить развитие страны. Богачам выгодно держать народ в нищете и темноте — так им легче повелевать.
      Лейтенант Демаков все это отлично понимает. И считает своим долгом помочь афганскому народу в строительстве новой жизни. Еще на рассвете, получив задачу, он сразу же отправился к подчиненным и лично проверил их готовность — получены ли боеприпасы, сухой паек, осмотрел оружие. Поинтересовался настроением каждого. Самый высокий во взводе рядовой Сергей Варнавский отмалчивался и хмурил брови.
      — Что, Сережа, молчит Буденновск? — посмотрел Демаков в глаза солдату.
      Тот ничего не ответил, только пожал плечами. Но политработник понимал, в чем дело. Если из Кабула приходил винтокрылый «почтарь», и писем Варнавский не получал (а такое иногда случалось), то Сергей, по натуре человек впечатлительный, обычно уходил в себя. В далеком Буденновске жили его родители и еще один дорогой ему человек, при виде каллиграфического почерка которого у парня светлело лицо.
      — Выше голову, — озорно подмигнул ему Демаков. — Жизнь прекрасна и удивительна! А письмо твое просто еще не успели на почте рассортировать. Не так ли, Азамат? — обратился офицер к рядовому Ягофарову.
      — Точно так, — мягко улыбнулся тот.
      Азамат Ягофаров во взводе и даже в роте выделялся начитанностью, обаянием. Силой своей эрудиции он покорял товарищей и к нему всегда прислушивались. У Демакова с ним сложились дружеские отношения. Они часто спорили, обсуждали прочитанные книги. Нередко к своим минидиспутам привлекали и других.
      Вместе с Демаковым подчиненных придирчиво осматривали заместитель командира взвода старший сержант Сергей Ниякин и командир отделения сержант Усман Аллядинов, спокойные, немногословные. Они знали цену мелочам — бывали уже в самых разных переделках. Поэтому делали все основательно, надежно. Политработнику иногда казалось, что по возрасту сержанты гораздо старше своих сослуживцев. Хотя на самом-то деле — ровесники. Просто эти парни с молодых лет ответственнее относились к делу. Именно в молодые годы человек обретает — или не обретает — свои главные качества: волю, целеустремленность, трудолюбие, смелость. В зрелые годы он эти качества развивает или не развивает. В старости он на них опирается... Ничто в жизни не бывает так важно, как школа молодости. Ничто!
      Еще когда Демаков знакомился с личным составом роты, то сразу обратил внимание на этих сержантов. Прежде всего потому, что оба они награждены медалью «За отвагу». Эту почитаемую всеми солдатскую награду вручают воинам, проявившим себя достойнейшим образом в самых критических ситуациях. В последующих стычках с душманами Александр убедился: бандиты никогда не заставали их врасплох, на огонь врага они всегда отвечали метким огнем.
      Изучая людей, с кем придется служить бок о бок, Александр сделал вывод: в роте сильный состав младших командиров. Заместители командиров взводов, командиры отделений свое дело знали и относились к нему добросовестно.
      Как-то Демаков по неопытности попытался было поучать сержанта Аллядинова, как лучше вести занятия по уставам. Командир роты, невольно ставший свидетелем разговора политработника с сержантом, в тот момент ничего не сказал. Но вечером в офицерской палатке, не обращаясь конкретно к своему заместителю, высказался: «Товарищи офицеры, поменьше опекайте сержантов. Зачем человеку навязывать помощь, когда она ему не нужна? Навязчивая опека лишь ослабляет человека».
      Впоследствии Александр убедился, что сержант Аллядинов и в самом деле в мелочной опеке не нуждается. Он прекрасно знал предмет занятий, к тому же знал и конкретные условия применения того или иного параграфа устава.
      Проверив все, Демаков доложил командиру роты о готовности к выходу на задание. Как раз в это время солнечные лучи на востоке неровно обрезали вершины гор, подсвечивая место, где после вчерашнего утомительного марша рота остановилась на ночлег.
      — Связь держать постоянно, — еще и еще раз наставлял командир роты старший сержант Александр Федяшин. — Мало ли что может произойти...
      — Даже с того света поддерживать? — не удержался от шутки Кушнарев. Его улыбчивый взгляд говорил о том, что офицера, казалось, мало тревожат душманские засады, перспектива быть раненым. Он мог шуткой разрядить напряженную обстановку, нарочитой грубостью заживить сердечные раны. Юному лейтенанту Тарнакину, получившему от любимой недоброе письмо, он процитировал: «Мы для богов — что для мальчишек мухи. Нас мучить — им забава». А потом улыбнулся и заметил: «Дорогой Саша, мы бы никогда не влюбились, если бы не были наслышаны о любви. В общем, относись к этому философски, жизнь, она в контрастах и переменах».
      Тарнакин слушал его и щурил глаза. Иронические рассуждения товарища, удивительно, не то что бы успокаивали, но не давали разрастаться сердечной боли. Банальность ведь не переносима в устах тех, кто придает ей значительность. А Кушнарев все свои изречения, даже порой самые серьезные, произносил шутливым тоном. В нем жил неистребимый оптимист. Он редко оглядывался назад, смотрел только вперед.
      — Даже с того света, Володя, поддерживайте связь, — серьезно заметил ротный после небольшой паузы. — И желаю вам ни пуха...
      — С чертом оно веселее, — снова отозвался Кушнарев.
      — У мусульман чертей нет, — поддержал его Демаков. — У них шайтаны.
      Вот так они и расстались с первыми лучами солнца, согревая друг друга бодрым настроением.
      Расставание перед опасным заданием, когда не знаешь, вернешься живым или нет, всегда тягостно. Тем более, когда оставляешь в опасности близкого друга. Именно здесь, в сложной обстановке, у молодых офицеров проснулось по-настоящему сильное, всегда готовое претвориться в действие чувство товарищества, взаимной спаянности. Они стали друг для друга дороже, чем братья.
      Демаков долго смотрел вслед Володе Кушнареву, шагающему по пустынной дороге к своим подчиненным. Сейчас он казался совсем маленьким под огромным шатром неба.
      До точки, указанной Федяшиным, Александр предполагал дойти до двух часов пополудни. И хотя дорога уже свернула из долины, горные кручи еще не подступили близко к ней. Местность до самого разрушенного кишлака была открытой. Здесь раньше дехкане возделывали землю. Но сейчас на делянках никто не работал, словно вымерло все. Демаков вел взвод осторожно, хотя знал, что душманы вряд ли попытаются напасть днем да еще на хорошо просматриваемой дороге. У них другие повадки — шакальи, действовать в открытую бандиты не решаются. Все же охранение двигалось далеко впереди. И сам Александр, разговаривая с Валиевым, зорко осматриваясь вокруг, ничего не упускал из виду. Правая рука офицера крепко сжимала цевье автомата, другой рукой он время от времени вытирал носовым платком пот с лица. Солнце уже растопило утреннюю прохладу и теперь не гладило, а пекло.
      — Так, говорите, у вас морозит? — обратился лейтенант к солдату, с трудом представляя, что где-то еще лежит снег, а по утрам стоят морозы.
      — Вроде так, — закивал головой Фердинанд. Пот ручьями катился по его лицу, на спине выступили мокрые пятна. — Только я уже вторую весну вдали от дома. Может, и у нас потеплело. Говорят, на всей планете климат становится мягче.
      — Возможно, — поддержал разговор Демаков, хотя понимал, что сколько о погоде ни разговаривай, она все равно не изменится. Помолчав, спросил Валиева: — После службы домой поедете?
      — О чем вы? — повернул к нему голову солдат.
      — Домой, говорю, после службы поедете?
      — Месяц у родителей поживу, а потом слесарничать на КамАЗ пойду, — как о давно решенном доверительно сказал Фердинанд.
      Лейтенанта радовало откровение Валиева. Над фамилией этого солдата в своем дневнике он давно поставил вопросительные знаки. И если у других они со временем исчезали, то Фердинанд загадывал загадки до сих пор. Память услужливо воскресила первую встречу с ним.
 
      Командир роты тогда знакомил заместителя по политчасти с положением дел в подразделении:
      — Люди у нас замечательные, есть, конечно, среди них и беспокойные. Например... — ротный не успел договорить, полог палатки приоткрылся.
      — Разрешите? — В палатку вошел коренастый, ладно скроенный солдат и доложил: — Товарищ старший лейтенант, рядовой Валиев по вашему приказанию прибыл.
      Демакову запомнился его узкий прищур глаз, в которых сквозило упрямство.
      — Надо помочь рядовому Жадану оборудовать ружпарк, — приказал офицер.
      — Есть! Сделаем, как надо.
      — Достаточно просто сказать «есть», — поправил его старший лейтенант.
      Когда солдат вышел, Федяшин кивнул в сторону дверного полога:
      — Вот один из таких... Парень своеобразный. Руки золотые, да и силы не занимать: гирями балуется. Храбрости тоже хватает — медаль «За отвагу» заслужил. Может, поэтому и относится к некоторым сослуживцам свысока. Да и с дисциплиной...
      Ротный не договорил, хотя ясно было, что он хотел сказать: с дисциплиной у парня не всегда порядок.
      В круговороте повседневных дел Демаков вскоре забыл этот разговор. В месте постоянного расположения рота собиралась редко. Взводам приходилось сопровождать колонны с грузом для афганского населения, участвовать в агитрейдах по кишлакам. И воспитательную работу с людьми Демаков вел главным образом индивидуально. Иногда лишь практиковал беседы, политинформации. А уж когда выдавалась возможность, устраивал диспуты на самые неожиданные темы.
      Разговор о солдате Александр вспомнил, когда ему доложили: Валиев оскорбил товарища. Долго тогда беседовал с ним Демаков, стараясь, как говорится, проникнуть солдату в душу. Но Фердинанд, и до того не отличавшийся бойкостью языка, отвечал на вопросы скупо: «Так получилось», «Больше не буду»... Как в школе.
      — Проступок у вас не первый. Поразмышляйте на досуге, чем все может закончиться, — заключил политработник.
      Оставшись один в палатке, он «прокрутил» в памяти весь разговор с солдатом и еще острее ощутил неудовлетворенность собой. Потом обо всем рассказал командиру роты и попросил:
      — Разрешите с рядовым Валиевым сходить в сопровождение. Хочу посмотреть на него в деле.
      — Не возражаю, — сказал Федяшин. — Человек он своеобразный, но надежный.
      В одном бронетранспортере они вместе сопровождали колонну. Демаков сделал вывод: рядовой Валиев — отличный солдат, болеет за успех дела, за товарищей, когда им трудно. К нему прислушиваются. Нередко его слова влияли на общий настрой людей. В этом политработник еще раз убедился, когда высказал идею силами комсомольцев построить спортивную площадку. Все промолчали, а Валиев загорелся:
      — Сделаем как надо.
      И тут его дружно поддержали.
      Как-то Александр подсел к солдату в свободную минуту. Поговорили о последних событиях в Афганистане, о новостях на Родине. Говорил-то больше политработник, солдат лишь изредка отвечал на вопросы и как будто ждал чего-то.
      — Интересный вы человек, — сказал Демаков. — Только вот никак не пойму, отчего у вас то вспышка неуважения к товарищу, то обидчивость, как говорится, ни на что, то дружелюбие...
      — Такой уж у меня характер...
      — Вон у вас какие мускулы. Представляю, как вы их накачиваете гирями. То же самое и с характером. Нужны усилия, чтобы его закалить, от недостатков избавиться.
      Долго они тогда беседовали. И вроде бы душу приоткрыл солдат, да впускать в нее все же не пожелал. «Видимо, в чем-то я тут не дорабатываю, — размышлял Александр. — А вот в чем?»
      И в дальнейшем лейтенант не обходил Валиева вниманием. То настроением поинтересуется, то пошутит, спросит о нуждах. Однажды заговорил о будущем солдата, но тот молчал, словно в рот воды набрал.
      И то, что Фердинанд, видимо, вспомнив тот давний день, сам начал рассказывать о себе, размышлять о будущем, порадовало Демакова. Значит, подчиненный поверил ему, можно сказать — признал его. А ведь он, офицер, всего лишь на пару лет старше Валиева.
      Раньше Демаков считал, что мужание измеряется годами. Здесь же при выполнении боевых задач человек может возмужать за неделю, а то и за час. Тут сразу выявляется, кто есть кто. И вчерашние мальчишки становятся настоящими мужчинами. Со своими взглядами на жизнь, с только им присущей в таком возрасте смелостью принимать решения, настойчивостью, пронзительным пониманием чувства долга. Пожалуй, у всех у них здесь рождается отличительная черта — прямота. Она выражается в отсутствии хитрой двойственной позиции, ложного пафоса. Тут надо не только любить подчиненных — надо быть одержимым ими. И, конечно, быть для них авторитетом.
      Демаков заслужил авторитет уже в первые дни своего замполитства. Особенно надежность лейтенанта солдаты, сержанты и офицеры роты почувствовали в тот самый сентябрьский день, когда он, едва приняв должность, с группой воинов отправился сопровождать колонну с грузом для дехкан.
      В мрачном ущелье, с нависшими над дорогой скальными карнизами, по автомобилям ударили из крупнокалиберного пулемета... Машину, в которой рядом с водителем сидел Демаков, словно передернуло в ознобе. Александр выскочил из кабины, залег за скатами и резанул очередью туда, откуда стреляли душманы. Но сразу понял, что их, укрывшихся на высоте, огнем не выкурить. Надо что-то предпринять другое. А что? На оценку обстановки, принятие решения Демакову давались мгновения.
      Оно, решение, пришло простое и, наверное, в той ситуации единственно верное: выйти душманам во фланг. Для этого лейтенант приказал всю мощь огня сосредоточить по высоте, а сам он с группой солдат бросился вперед, чтобы обогнуть бандитскую засаду. Душманы, не жалея патронов, теперь били по небольшой площадке, лежавшей на пути смельчаков. Пришлось на какую-то секунду залечь, но как лежать, если в идущей следом за взводом колонне немало «наливников» автомашин с бензином, и попади в них хоть одна разрывная пуля, вспыхнут ярким факелом все автомобили. Александр не верил, что есть люди, которые напрочь лишены чувства страха. Его испытывают все. Суть в другом. Как относится человек к страху. Как умеет он подчинить его своей воле. А воля для него в эту минуту — это во что бы то ни стало выйти во фланг душманам. Вот он тот шаг, о котором Александр думал не раз. «Действовать надо быстро, а главное, сделать первый шаг, — вспоминал он наставления преподавателя тактики. — Главное — первый шаг, хотя бы и лишний».
      В горном ущелье суматошно барабанило эхо боя, гулко ухали хлопки гранат под чечеточную дробь автоматов и винтовок.
      Демаков резко, словно на стометровке, вскочил и рванулся в заранее избранном направлении. Камнем упал в ложбинке и — снова рывок. За ним — солдаты.
      В современном бою, как было и в прошлом, в сражениях Великой Отечественной войны, от солдата требуется расторопность, смекалка. Ему необходимо безошибочно читать местность, его ухо должно четко распознавать звуки — делить их на опасные и безвредные, знать, на какое расстояние разлетаются осколки гранат и как от них укрыться. Побеждает, как правило, умелый, хорошо подготовленный. На ура сегодня многого не добьешься.
      Атака у Демакова получилась. Бандиты дрогнули и побежали в горы.
      Возвратившись к взводу, лейтенант заметил, что борт подошедшего автомобиля прошит пулями. Одним махом Александр вскочил в кузов и увидел, что из разорванных мешков пульсировали струйки пшеницы. А ведь хлеб ждут голодные афганские дети! Пальцами рук попытался закрыть дырки. Но их было слишком много. Подоспевшие солдаты бережно собрали зерно и пересыпали в новые мешки. Позже, когда прибыли в назначенный район, сколько радости испытал, когда увидел счастливые лица афганцев, получавших хлеб. Такое не забывается.
      Из представления к награждению орденом Красной Звезды: «При сопровождении колонны, действуя под огнем, обеспечил беспрерывный проход наливных машин и топливозаправщиков, машин с хлебом для населенного пункта Тиринкота через ущелье.
      Проявляя личную отвагу и решительность, рискуя жизнью, лейтенант Демаков Александр Иванович организовал отражение атаки душманов. Не допустил их к колонне».
      Об этом документе Демаков не знал, хотя ротный подписал его сразу, как только колонна благополучно возвратилась из пункта назначения. Александру даже в голову не приходило, что Федяшин представил его к награде. Просто он считал, что ничего особенного не сделал. В создавшейся обстановке поступал, как учили. Все мы, в конечном счете, выражаем то, что усвоили в детстве и юности от своих родителей и учителей. А они учили его скромности.
      Заместитель командира роты по политчасти лишь почувствовал, что старший лейтенант Федяшин стал относиться к нему теплее, порой не как к подчиненному, а как к близкому другу. Раньше не одобрял его «не командирского» разговора с солдатами и сержантами, но теперь понял, что был не прав. Хотя в голосе Демакова не было «металла», а звучал он всегда ровно и спокойно, подчиненные слушали политработника, беспрекословно подчинялись ему, шли за ним. Это лишний раз подтвердил разгром душманской засады. Как-то вдруг командир и политработник поняли, что они во многом походили друг на друга. Оба до самозабвения любили свою профессию, дороже жизни ценили порядочность, признавали верными только тех, кто прежде всего верен себе.
      Однажды в дни их сближения ротный подошел к Демакову и протянул руку:
      — Не нужен мне заместитель по политчасти, который повторяет все мои движения. Это гораздо лучше делает тень моя.
      Изрек философски, с улыбкой и некоторой долей иронии, а потом заметил: «В общем — так держать».
      Ничего особенного не случилось, но Александр почувствовал, как что-то большое и светлое ворвалось в грудь, в каждую его клеточку. Он не сразу догадался, как это называется. Только потом понял — обыкновенное счастье. Оно ведь заложено не в событиях, а в сердцах людей.
      Вскоре после того Демаков заболел. Предательская слабость подкашивала ноги. Как он ни крепился, организм сдавал. Под вечер, зайдя в палатку, он не выдержал, пошатнулся. От ротного это не ускользнуло.
      — Э-э, друг мой, — встревожился он, — да у тебя же белки пожелтели! Быстро к врачу, иначе без печени останешься.
      — Вообще, что ли? — пробовал отшутиться лейтенант, но улыбка получилась вымученной, и потухшие глаза не оставляли сомнений в его болезни.
      — К сожалению, печень только у Прометея каждую ночь вырастала, у тебя самая настоящая желтуха, по латыни — гепатит.
      Ротный сам отвел его к врачу. Все подтвердилось, и уже на следующий день Демакова отправили в госпиталь.
      Ночью ему снилось, что он в какой-то чужой стране. Его несло и кружило в вихре тумана, столь густого, что даже не было видно собственных рук. Земля под его ногами дыбилась от разрывов гранат. Полыхали машины, дико кричали раненые пони — маленькие лошадки. Казалось, что стонет сам многострадальный мир. В этих криках слышались все муки животной плоти.
      — Пристрелите их! — громко приказал кто-то.
      Все вокруг было призрачно и жутко. А потом наступила тишина, сверхъестественная тишина. Только не исчезал туман. Александр вдруг почувствовал себя одиноким и испуганным. Какие-то существа, бородатые, с яростным оскалом зубов, в грязных халатах тянулись к нему, чьи-то руки старались ухватить его за горло.
      А он бежал и что-то громко кричал, созывая кого-то на бой. От отчаяния он вдруг открыл глаза; перед ним было доброе лицо медицинской сестры.
      — Фу-ты, — облегченно вздохнул он. — Кошмары снятся, а раньше вроде и сны не снились.
      — Ничего, — улыбнулась девушка, — скоро поправитесь.
      Первые двое-трое суток после того, как начал выздоравливать, он наслаждался тишиной и покоем. Не требовалось быть все время в напряжении, подниматься до рассвета, топать по горным тропам с полной выкладкой, совершать агитрейды по кишлакам... Лежишь и больше никаких забот. И масса времени для чтения книг. Читай себе книги. Или с закрытыми глазами плыви по волнам памяти, словно в море.
      ...Вот он в пятом классе. Первое сентября. Шумная ватага мальчиков и девочек рассаживается по партам. И вдруг с удивлением видит новенькую. Зовут ее Аллой. Девчонок с таким именем даже во всей школе не было. Она показалась Саше самой хрупкой среди одноклассниц. И самой беззащитной. А тут еще кто-то стал посмеиваться над ней.
      И Саша встал на ее защиту. А после уроков понес домой портфель новенькой, чем вообще вывел из равновесия Алешу Софронова и Галку Торопчину, «Сашка-то влюбился!» — смеялись ребята. И на всю улицу кричали: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!..» «Тили-тесто» звучало довольно долго, пока все не убедились, что подтрунивание над ними — затея бесполезная. В классе привыкли: Саша и Алла — не разлей вода.
      Писал ей потом письма из училища, хотя виделись почти каждый выходной. А когда в Афганистан уехал, тут уж ни одного дня не обходилось без строчки. Александр, бывало, по пять писем получал сразу и на все спешил ответить. В палатке над своей кроватью повесил два портрета — матери и Аллы. Они для него были самыми дорогими людьми на свете. Фотографии родных и любимых были развешаны у всех солдат и офицеров. Сердце воина, балансирующее между жизнью и смертью, переполнено любовью. Во время предстоящего отпуска Александр собирался жениться на Алле.
      Володя Кушнарев по поводу его предстоящей свадьбы не преминул поиронизировать. Он с видом знатока заметил, что лишь один брак из ста бывает счастливым.
      — Об этом все знают, мой друг, — он поднял палец, как бы приглашая к особому вниманию, — но молчат. Не удивительно, что брак, который составляет исключение, прославляют повсюду. Ведь только о необычном и говорят. Но таково наше общее безумие — нам всегда хочется превратить исключение в правило.
      Александр на мудрствования товарища отвечал улыбкой. В своем выборе он был совершенно уверен. Если даже и принять за правду шутку товарища о том, что только один брак из ста бывает счастливым, то они с Аллой и составляют эту единицу. Пронести первую любовь через всю жизнь — что может быть прекрасней!
      — Берегись переполнить чашу счастья, — назидательно изрек Володя. И добавил: — Чтобы не забрызгать соседа!
      Вспомнил, как он, Сашка Демаков, шагал по плацу Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища имени 60-летия Великого Октября в строю абитуриентов. Стоящая у забора мать кричала:
      — Возьми пиджак, сынок! Холодно!
      — Что ты, мам, — отмахивался он. — Мне же жарко!
      Сколько радости было, когда увидел в списке зачисленных в училище и свою фамилию!
      Ему нравился четкий распорядок дня. Нравилось учиться. Постигать военную науку. Если что-то курсанту Демакову не давалось, он старался пересилить себя, по образному выражению одного из однокурсников, «пер буром» и достигал своего. Поставил перед собой же в первый год цель: учиться без троек и стать хорошим боксером. «А сил-то хватит?» — спрашивал его курсант Виктор Бурнашев, с которым он подружился. «Силы непременно найдутся, если непрестанно к чему-то стремиться, потому что следующий шаг — это упорство», — без ложного позерства отвечал Александр.
      Уже курсантская среда внушает молодому человеку, что жизнь — это борьба, и готовиться к ней надо именно в юные годы. Да и товарищи воспитывают гораздо строже, чем родители, ибо им не свойственна жалость.
      Только-только став курсантом, Демаков был назначен командиром отделения. Хотя были среди его подчиненных и те, кто уже послужил в армии, носил сержантские погоны. Командир роты на это не посмотрел — в Демакове он сразу увидел «военную косточку».
      В училище Александр завел дневник. Первая фраза, которую он написал, звучала так: «Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе прожить ее ничтожно».
      Перед выпуском Демаков подошел к заместителю командира батальона по политчасти подполковнику И. Столярскому с просьбой, чтобы его направили служить в Афганистан.
      — Куда прикажут, туда и поедете, — услышал он в ответ.
      Но он был настырным, этот Демаков. Зашел еще дважды к политработнику, а когда исчерпал все доводы заявил:
      — Не пошлете, всю жизнь обижаться буду. Вспоминая об этом, Александр удивлялся теперь
      своей смелости и настойчивости. Ведь Столярский мог запросто выставить его за дверь, ни слова не говоря.
      Курсантские годы... Прекрасная пора жизни. Правда, курсанты нередко шутили между собой, что все же самая лучшая пора — это каникулы.
      В Афганистан, в состав ограниченного контингента советских войск, новоиспеченный лейтенант летел вместе со своими однокашниками — Валерой Байдужим и Костей Сайфуллиным. Косил глазами на свои офицерские звездочки, похрустывал новенькими сапогами. И сверкали его глаза, полные гордости и счастья.
      Внизу проплыла лента Амударьи, потянулись горные хребты Гиндукуша. Его острым слепящим вершинам не было конца и края, они охватывали местность до самого горизонта и только там переходили в плоскогорье.
      Четыре пятых территории Афганистана — горы. Половина страны — на высоте более 1800 метров над уровнем моря.
      Готовясь к отбытию к месту службы, Александр постарался как можно больше прочитать об Афганистане. Его интересовало буквально все — географическое положение, климат, обычаи, история... А в Ташкенте ему попалась брошюрка о столице ДРА. Читал вместе с товарищами. Так что вскоре, очутившись здесь, они с детской радостью узнавали и древний императорский парк падишаха Бабура, и белокаменную иглу минарета мечети Масджид Пулехеси, и дворцовый мавзолей шаха Амира.
      Улицы города их удивили — невероятное смешение времен. Бегут в джинсах и пестрых кофточках девушки — студентки лицеев и университета, семенят, словно зашитые в мешок с черной сеткой для глаз, женщины в парандже, соседствуют белая длиннополая рубаха и европейский костюм. А вот идет старик, закутанный в римскую тогу.
      Кажется, совсем мирный город. Но танки и бронетранспортеры говорили о его тревожной жизни. Здесь, в столице республики, лейтенанты и распрощались, получив назначение в разные части.
      И вот он, лейтенант Демаков, заместитель командира мотострелковой роты по политчасти, стоит перед строем подразделения. С любопытством смотрят на него подчиненные. В их глазах он читает: с виду ты вроде бы ничего, посмотрим, что из себя в деле представляешь.
      Служба с первых дней показала, что учебу надо продолжать.