Советской республики, после – служебное здание Гестапо. Последнее – очевидная причина того, что дворец не восстановили.
      Пинакотек две – Старая и Новая. Старая Пинакотека восстановлена. В ней выставлены произведения средневекового искусства и эпохи
      Возрождения. Второе безусловно интересно, здесь представлены полотна многих известнейших мастеров, но их работы известны мне уже по коллекции Эрмитажа. А вот европейская средневековая живопись действительно производит на меня неизгладимое впечатление, частично ломая стереотипы о мрачном средневековье. В Эрмитаже мало произведений того времени. Удивительно, что на многих полотнах заметны уже мотивы, которые вовсю расцвели в живописи двадцатого века. Выходит, что в мире действительно нет ничего нового.
      Современное здание напротив – Новая Пинакотека. Здесь представлено искусство девятнадцатого – двадцатого веков. Она была построена при короле Людвиге Первом. Над ее оформлением работали лучшие художники того времени, приглашенные королем в Мюнхен. Здание было разрушено в конце войны, его было не восстановить. На его месте построили другой, современный дом.
      Неподалеку строится третье здание – Современная Пинакотека. Там будут выставлены произведения нашего времени.
      В столовой мне не хватает одного пфеннига на обед. Шуберт доплачивает за меня.
      – Не рассчитал, – говорю я. – Мне казалось, что денег много, но аванс уже кончился.
      – Оно и не удивительно, – отвечает Шуберт. – Конечно, аванса не хватит, если платить пятьдесят марок в день за жилье.
      Да, это дорого. Каждую субботу, завидев меня, хозяин гостиницы радостно кричит с баварским акцентом: "Мастер хочет платить!" Мастер совсем не хочет, ему просто некуда деваться. И деньги мастера уходят на это дело очень быстро.
      – После обеда тебе надо попросить еще один аванс, – говорит Шуберт.
      – А дадут?
      – Ну не помирать же тебе с голоду.
      После обеда звоню в бухгалтерию.
      "К сожалению, мы ничем не можем вам помочь, – отвечают мне. – Вы уже получили один аванс, а два аванса не предусмотрены установленными правилами. Мы понимаем вашу ситуацию, но ничего не можем изменить".
      – Ничего не могут изменить, – говорю я Шуберту.
      Шуберт мрачно перекладывает какие-то бумаги у себя на столе, а потом говорит:
      – Мои худшие подозрения подтверждаются. Еще тогда, когда ты перетрусил, еще не ходя в консульство, я уже почувствовал что-то неладное, но теперь я просто уверен. Ты боишься бюрократов.
      – Вам показалось.
      – Нет, я это точно видел. Посмотрел бы ты на себя со стороны, как ты разговаривал. Ты ведь говорил с ними стоя, будто на том конце фельдмаршал. А это обычные чиновники, которые и слова-то человеческого не заслуживают.
      – Так мне было удобнее дотянуться до телефона.
      – А пододвинуть его к себе ты не мог? Ладно, не рассказывай сказки.
      Если хочешь сосать лапу до конца месяца, то оставь дело как есть, иначе соберись и попробуй стать человеком. Запомни, с бюрократами нельзя так разговаривать. Они будут рассказывать тебе сто раз, что от них ничего не зависит, и про свои дурацкие предписания. Тебе до этого нет никакого дела, тебе деньги нужны. Так и говори. Это твои деньги, а не их. Стукни по столу. Я сказал, стукни, а не погладь. Ну ладно, хотя бы так.
      – Бить по столу обязательно?
      – Думаешь, лучше сразу в морду? Научись для начала бить по столу.
      Делать это не обязательно, но уметь надо. Иди к ним и скажи, что тебе нужен аванс. И без денег не возвращайся, а то я совсем перестану тебя уважать. Это твои деньги, и они тебе нужны. На том стоим, как говаривал Мартин Лютер.
      Иду в бухгалтерию.
      – Вам же сказано, мы ничем не можем вам помочь.
      – Вы предлагаете мне просить милостыню?
      – Я вам ничего не предлагаю. Возьмите кредит в банке.
      – Очень остроумно. Я предпочитаю получать деньги там, где работаю.
      – Вы уже получили аванс. Это большие деньги, когда вы их успели потратить?
      – Я плачу пятьдесят марок в день за жилье.
      – Так много? Почему вы не нашли более дешевое жилье?
      – Вы можете мне такое предложить?
      – Это не входит в мои обязанности.
      – Я знаю. В мои тоже. Я не агент по недвижимости. Свое дело я делаю, а ваше дело – платить мне деньги. Именно поэтому я здесь.
      – Сожалею…
      – Я тоже.
      – У меня много дел.
      – У меня тоже. Ничего, я посижу здесь и подожду, пока вы освободитесь.
      – Войдите в мое положение. Вас много, а я один. Я не могу работать с каждым индивидуально. Это не входит в мои обязанности.
      – Это вас много, а я один. Я не обязан входить ни в чье положение, мне хватает своего.
      В пустых препирательствах проходит немало времени. Наконец, я возвращаюсь к Шуберту.
      – Ну как, получил?
      – Получил.
      – Хорошо, теперь я тебя снова уважаю. Как тебе наша бухгалтерия?
      – Ничего нового, так я ее себе и представлял. Я читал Кафку.
      – Кафка был не немец и писал не про Германию, – сухо замечает Шуберт.
      – Про Австрию или про Германию – какая разница?
      – Если ты сам не чувствуешь разницы, то ничем помочь не могу.
      Главное – ты научился их не бояться. Вы в России их совсем распустили, потому так и живете. Они вам на шею сели. Они бы и нам на шею сели, если б мы не умели ставить их на место.
      – В России бюрократы не такие, с ними проще. Они никогда не говорят, что от них ничего не зависит, наоборот каждый считает себя самым главным. Они сразу грубят, так что им и ответить не стыдно. А ваши все время вежливые, улыбаются, "спасибо-пожалуйста", "чем могу быть полезен?" С ними и разговаривать резко не удобно. Хотя, я понимаю, что по сути они ничем не отличаются.
      – Это точно. Он никогда не пошлет тебя в задницу, он скажет очень вежливо: "Господин Свердлов, не будете ли вы столь любезны, проследовать в задний проход". Ты даже не поймешь, что тебя послали, и пойдешь туда строевым шагом, радостный, что с тобой так вежливо поговорили.
      Он прав, конечно. Мне еще много чему надо учиться.
      Вечером гуляю по Олимпийскому парку.
      До войны эту территорию на севере баварской столицы занимал аэропорт. Естественно, он был полностью разрушен. Сюда сгребли все, что осталось от города, и получилась гора. Довольно высокая гора. С ее вершины открывается живописный вид на город, в хорошую погоду отсюда видны Альпы.
      Олимпийские игры в Мюнхене проводились в 1972 году. Тогда эту местность основательно облагородили, разбили парк, построили очень красивые стадионы. Они выполнены в виде натянутых на высокие мачты поверхностей. Очень интересное архитектурное решение. Туда проложили и железную дорогу, правда, сейчас поезда в Олимпийский парк больше не ходят, там построена станция метро.
      К сожалению, олимпиада 1972 года запомнилась не оригинальными стадионами и не спортивными достижениями. Праздник был омрачен захватом в заложники израильской сборной. В ходе перестрелки спортсмены погибли.
      Рядом с Олимпийским парком расположилась Олимпийская деревня, где тогда жили спортсмены. Сейчас здесь живут студенты Мюнхенского университета.
      Здесь же центральный офис БМВ. Красивый небоскреб, самое высокое здание города. Выше его только телебашня. Она тут же, в Олимпийском парке. Можно подняться наверх. Билеты для студентов дешевле.
      Показываю в кассе свое аспирантское удостоверение.
      – Что это? – спрашивают меня.
      – Студенческий билет.
      – Югославский?
      – Российский.
      Меня пропускают со скидкой.
      С башни весь город как на ладони. Даже здание БМВ отсюда кажется не очень большим. Как обычно в телебашнях, здесь есть и вращающийся ресторан, но там для меня все слишком дорого.
      Еще одна достопримечательность Олимпийского парка – маленькая православная часовня. Построил ее после войны один казак. Как он оказался в Мюнхене, никто не знает. Но сам он личность в городе известная. За бесценок он приобрел маленький участок земли на краю города, и один построил себе дом и часовню. Когда земля понадобилась для Олимпийского парка, согнать его оттуда не удалось. Так он там до сих пор и живет.
      Конец лета выдался особенно жарким. Семь потов сойдет, пока доберешься до работы. Это еще хорошо, что в Фирме рядовым сотрудникам не положено ходить в костюмах, это исключительная привилегия руководства. Даже Шуберт еще недостаточно большой начальник для этого. А ведь есть такие фирмы, где все ходят в костюмах. Вот уж кому тяжело.
      Да и просто в рубашке и в светлых штанах в здании находиться тяжело.
      Открыты окна, вовсю работает кондиционер, но все равно очень жарко.
      Пот так и лезет в глаза.
      За окном замечательный вид. Здания Фирмы, пригороды, а где-то далеко, на горизонте, темнеет стена Альп.
      "У нас тут самый удачный кабинет, – говорит Шуберт. – Окна сразу на две стороны, их можно открыть, да еще и кондиционер есть. В других зданиях не так. В домах постарше открываются окна, но нет кондиционеров, а в новом здании, – он кивает в сторону главного небоскреба, сверкающее и переливающееся на солнце, – там кондиционеры есть, но окна не открываются. Вот уж где действительно тяжело. Этот дом раскаляется на солнце как сковородка, а от кондиционеров толку почти нет".
      Шуберт выглядывает во двор. Посреди двора стоит фургончик, украшенный логотипами Фирмы.
      – О! Они и к нам заехали!
      – Что это? – спрашиваю я.
      – Рекламный фургон. Он ездит по всей Европе и показывает достижения
      Фирмы. Сейчас проездом и у нас остановился.
      – Что-то вроде бродячего цирка?
      – Да, что-то вроде. Сходи, глянь. Его тут не часто увидишь. Кстати, можешь и в главное здание заскочить, оценить, насколько у нас тут лучше. К нам сейчас приехал представитель вашего института. Поговори с ним, ты хотел выяснить насчет помощи вашей лаборатории.
      Спускаюсь вниз. По пути в главное здание заглядываю в фургон.
      Новомодные плоские мониторы, плакаты, графики. Обычная показуха, хотя и довольно современная.
      Представитель института мне не знаком. Впрочем, у нас большой институт, всех знать нельзя.
      Выслушав меня, он с раздражением объясняет, что помощь распределяется согласно решениям администрации, и не мое дело лезть в дела руководства.
      Возвращаюсь несколько обескураженный. Конечно, приятно узнать, что институт все-таки получает помощь, но обидно, что эта помощь не дойдет до нашей лаборатории.
      – Ну как? – спрашивает Шуберт.
      – Похоже, что там уже все схвачено, и нам ничего не светит.
      – А это очень даже возможно, – отвечает Шуберт. – Институт большой, на всех не хватает. Кто ближе к кормушке, тому и достается. Да ты не переживай: зачем вам это старье? Сам же говорил, что современной техники не хватает. Подожди, все будет. Не все же вашему институту без денег сидеть. Купите еще себе хорошее новое оборудование. Да и вообще учиться на старом совсем не плохо: потом на новое будет перейти легко. А от нового что толку? Оно ведь все равно скоро устареет. Ты на него и здесь насмотришься.
      – Так я же его не вижу совсем. Одни бумаги. Читать я и дома могу, а я же хотел на передний край науки и техники. Я вот все читаю тут про эту технику, но совсем же ее не вижу. А мне бы хоть одним глазком…
      – Ты, наверное, хочешь на наш испытательный полигон. Понимаю. Я туда позвоню. Обеспечим тебе экскурсию. Посмотришь, как всю эту технику тестируют. Это тебе полезно будет. Позвоню сегодня туда, договорюсь.
      Наконец-то сбудется моя мечта! До переднего края рукой подать.
      Вечером за одним столиком со мной сидит седой, но крепкий мужчина.
      Мы чокаемся с ним пивом.
      – Я тебя часто здесь вижу, – говорит он. – Ты живешь здесь, в гостинице?
      – Да, я на практику приехал из Петербурга.
      – А где практика?
      Говорю.
      – Это тебе здорово повезло. В такую солидную фирму не всякого немца на практику возьмут. А потом еще перспективы.
      – Обещают взять потом на работу в Петербурге.
      – Это хорошо. А жить тут не тяжело?
      – Я же не долго, чего страшного?
      – Бавария все-таки. Тут баварцы кругом. Я бы тут долго не смог. Сам я не местный, тоже в гостинице живу. Я работаю тут на стройке. Но на выходные я еду домой. Жить в Мюнхене неотлучно тяжело.
      – А вы откуда?
      – Из Саксонии. Хотя, родился я в Богемии. Это сейчас Чехия. После войны нас оттуда выселили. Я тогда еще был совсем ребенком, но хорошо помню то время. Сначала через нашу деревню шли беженцы, потом пошли немецкие войска. Без всякого порядка шли, просто бежали. Потом пришли русские. У нас остановился один офицер. Он тогда расстелил на столе карту и показал, где будет Германия. А где мы живем, там, значит, Германии не будет, будет Чехия. Он уже тогда это знал. А через некоторое время нас действительно оттуда выселили. Пришлось уезжать. Не сразу, но устроились на новом месте, привыкли. Ну, тогда всем тяжело было, не нам одним. Что поделаешь? Война.
      – А вы потом бывали на родине?
      – Бывал. Ездил пару раз в отпуск. Там с тех пор почти ничего не изменилось, только люди другие.
      – Обратно не тянет?
      – Куда? Я уже привык жить где живу, чего снова с места срываться?
      Да и что я там буду делать, в чужой стране?
      Мой собеседник отхлебывает пива и вдруг, резко поставив кружку, вскрикивает:
      – Гитлер, этот идиот! Чего он вообще хотел? Не нравилось ему, видите ли, что германская промышленность в руках у немецких евреев!
      И чего добился? Теперь она в руках американских евреев. Этого ему надо было? Куда он лез? Он хоть на карту посмотрел, прежде чем переть в Россию?
      Мой собеседник отхлебывает еще пива и несколько успокаивается.
      – Как много сейчас постояльцев в гостинице, – говорит он, меняя тему. – Это они все на Октоберфест приехали. Я на эти выходные тоже уезжать не буду. Раз уж я здесь, пропустить открытие Октоберфеста нельзя, это же самое интересное.
      – А когда будет открытие?
      – В субботу утром. Будет торжественное шествие на Карлсплатц. Сходи туда обязательно. Это стоит посмотреть. Оттуда все пойдут на Терезин луг. Там бургомистр Мюнхена торжественно откроет бочку и праздник начнется.
      – Только и разговоров, что об Октоберфесте, – ворчит официант Тони, проходя мимо нас. – Ничего там нет хорошего – толпа народу и бурда вместо пива.
      Мой сосед злорадно ухмыляется.
      – Им во время праздника придется работать, – говорит он. – Обычно они работают посменно, но во время Октоберфеста их заставляют выходить на работу всех, чтоб они туда не пошли и не поддержали тем самым конкурентов. Там ведь маленькие пивоварни не участвуют, только большие.
      Суровая мера!
      Утром отправляюсь на испытательный полигон. Это в нескольких автобусных остановках от главного здания. По территории Фирмы ходит собственный рейсовый автобус.
      Меня встречает молодой инженер, которому поручено провести для меня экскурсию. Он показывает мне то оборудование, про которое я до сих пор только читал. Большие шкафы, набитые электроникой.
      – Сколько все это стоит? – спрашиваю я.
      – Мне такую сумму даже и не выговорить, – отвечает инженер. -
      Дешевле миллиона тут только наш портативный тестер. Он стоит только пару сотен тысяч.
      Он показывает мне разные приборы и стенды. Подводит к большому стенду, обмотанному проволокой.
      – Здесь мы проводим длительный и сложный эксперимент по заказу НАСА.
      – Почему он обмотан проволокой?
      – Чтоб всякие придурки блоки не выдергивали. А то понадобится кому-нибудь блок для его экспериментов, он возьмет и выдернет из соседнего стенда, а нам потом все исследование сначала проводить. Не перевелись еще такие клоуны.
      За раскрытым окном обычная городская улица. Ходят люди, проезжают автобусы.
      – У вас даже решеток на окнах нет, – говорю я. – Не боитесь, что кто-нибудь залезет и украдет чего-нибудь?
      – Это только кажется, что залезть сюда просто. Здание охраняется очень хорошо. Видеокамеры, электроника всякая. Я не знаю точно, что будет тому, кто попытается залезть в окно, но мало ему точно не покажется.
      Меня знакомят с коллегами. Практикант из Норвегии, практикантка из
      США. Симпатичная девушка, только с лицом что-то странное. Похоже на нервный тик.
      – Нравится тебе у нас? – спрашивает она.
      – Да, здесь здорово. До этого я был в административном квартале.
      Там скучно, бумаги одни. А здесь передний край науки и техники.
      – Да, мне тут тоже нравится. Здесь яблоки.
      – Что?
      – Яблоки, – она берет с блюда яблоко и протягивает мне. – К нам всегда приносят свежие яблоки. Хочешь?
      – Спасибо, я не ем яблоки.
      – Зря. Они вкусные.
      Она с хрустом откусывает. Говорит она нормально. У нее даже рот закрывается. Но, стоит ей замолчать, рот немедленно расползается до ушей. Пожалуй, это не нервный тик. Она так улыбается. Но почему она это делает постоянно?
      В центре Мюнхена, на Карлсплатц, у старинных ворот города собралась огромная толпа народа. В сопровождении конной полиции в сторону
      Терезиного луга едут повозки, нагруженные пивными бочками. За ними везут официанток. Здоровенные баварские девицы в фартуках пьют пиво из литровых кружек и машут руками.
      Я отснял всю пленку и покупаю новую. За такую цену в обычный день можно купить целый фотоаппарат.
      Вслед за повозками вся толпа направляется к лугу. В предвкушении праздника народ уже начинает веселиться. Все это очень напоминает первомайскую демонстрацию.
      На лугу вовсю идет настоящее веселье.
      Октоберфест празднуется в конце сентября. Когда-то на Терезином лугу праздновал свою свадьбу баварский принц. Были скачки, карусели и, конечно, много пива.
      Многое изменилось с тех пор. Про ту свадьбу уже никто не вспоминает.
      Но праздник остался. Его проводят каждый год, а потом скрупулезно подсчитывают, сколько миллионов человек пришли за две недели на
      Терезин луг, сколько миллионов литров пива было выпито, и каждый год эти цифры увеличиваются.
      В России Октоберфест иногда называют пивным фестивалем. Это не совсем точно, хотя без пива в Баварии не обходится ни один праздник.
      Главное здесь, конечно, огромные шатры, где под бодрую музыку люди пьют пиво из литровых кружек. Здесь играют духовые оркестры, не протолкаться от зевак, за стойками жарят на огне целые свиные туши на вертелах.
      Между столиками, рассчитанными на десять человек, снуют официантки.
      Каждый столик они обслуживают в один заход. Я видел раньше на плакатах девушек с десятью полными литровыми кружками пива в руках, но я думал, что это только реклама. В действительности все так и есть. Целый день они, проталкиваясь через толпу зевак, разносят по десять литровых кружек за раз и не перестают при этом улыбаться. И не расплещут при этом ни капли. Мужчины за столиками обычно берут полную кружку двумя руками, она тяжелая.
      Пиво стоит очень дорого. Ради такого случая можно было бы себе позволить, но свободных мест нет. Хотя палатки и огромные, мест для всех желающих в них посидеть не хватает. Места надо заказывать заранее и задолго.
      Впрочем, для тех, кому не хватило пива, тоже радости найдутся.
      Огромный городок аттракционов рассчитан не только для детей.
      Американские горки и карусели, сравнимые по своей экстремальности с тренажерами для космонавтов, предназначены для тех, кто до пива так и не дорвался. После пива это выдержит не каждый. Не зря перед каруселями висит табличка, запрещающая блевать и писаться.
      Хочется за день опробовать все карусели, благо деньги у меня есть.
      Катаюсь на них пока могу стоять на ногах, и только к вечеру начинаю пробираться к выходу. Это нелегко, приходится проталкиваться через толпу вновь прибывающих и возвращающихся домой, а порой, как на поле брани, переступать через тела тех, кто сегодня уже не сможет вернуться.
      В гостинице обнаруживаю у себя в кармане талон на скидку в парке водных аттракционов. Решаю отправиться туда в воскресенье.
      Утром еще раз рассматриваю талон. Там написан адрес: Людвигсштрассе.
      Странно, ведь это главная улица Мюнхена. Трудно представить, что подобное заведение находится в самом центре города. Я, во всяком случае, ничего подобного там не замечал. Тем не менее, отправляюсь в город и нахожу по указанному адресу библиотеку университета. В недоумении, рассматриваю талон еще раз и понимаю свою ошибку.
      Альпамар находится не в Мюнхене, а в совсем другом городе Бад
      Тельце. Иду обратно к метро на Одеонской площади.
      На площади понимаю, что ошибся очень удачно. Второй день
      Октоберфеста отмечается не менее пышно, чем первый. На Одеонской площади проходит большой фольклорный парад. Идут колонны самодеятельных духовых оркестров, военно-исторических и охотничьих обществ, баварских альпийских стрелков, фольклорных коллективов из
      Баварии и других германских земель, а также из-за границы: из Чехии,
      Австрии и Хорватии. Очень красиво и весело. Я жалею, что не взял фотоаппарат, я ведь шел купаться.
      Представление продолжается часа два. После этого я могу продолжить свой путь к Альпамару.
      Ехать в Бад Тельц надо до последней остановки электрички, а оттуда еще полчаса на автобусе. Чем дальше, тем живописнее становится пейзаж. Я еду на юг, в сторону Альп. Горы на горизонте становятся все выше, местность все более холмистой. Автобус петляет между пригорками, проезжая через маленькие уютные деревеньки. Солнечный свет здесь особенно золотистый, а трава зеленая до невозможности.
      Бад Тельц оказывается старинным и очень красивым курортным городком в предгорье Альп.
      Главная улица спускается к реке под таким наклоном, что даже велосипедисты не решаются по ней ездить. Захожу в справочное бюро для туристов и спрашиваю, как пройти к Альпамару. Там же узнаю, что после четырех там льготное время, когда, заплатив один раз, можно оставаться там хоть до закрытия.
      Решаю дождаться четырех и сажусь за столик одного из множества ресторанчиков на главной улице. Официант приносит мне пшеничного пива и свиную ногу типичного баварского размера. Я уже этого не пугаюсь и, не особо рассчитывая доесть ее целиком, начинаю обдирать с нее кожу. Рядом со мной сидит пожилой баварец в национальном костюме. Он тоже заказал свиную ногу и пшеничное пиво. Пока я обдираю кожу, он съедает свою порцию и заказывает еще пива. Замечаю, что он все время как-то странно косится на меня. Чувствую, что делаю что-то не так. Наконец, он не выдерживает и говорит мне что-то на своем языке. Я по-немецки отвечаю, что не понимаю по-баварски. Тогда он говорит на ломанном английском: "Это нельзя есть так медленно.
      Оно остынет и станет невкусным".
      Что поделать, я не умею есть быстро.
      Сытно пообедав, продолжаю свой путь к Альпамару. Это уже совсем рядом.
      Билет, как я и ожидал, даже со скидкой не дешев. Но оно того стоит.
      В Альпамаре действительно можно провести весь день. Здесь есть все водные развлечения, какие только можно себе вообразить: бассейны с теплой и прохладной, соленой и пресной водой, с морским прибоем, с фонтанчиками, и струями воды, приятно щекочущими или сбивающими с ног, самые разные сауны, солярий, водяные горки разной высоты и конфигурации.
      Отдыхаю там почти до закрытия.
      На выходе спрашиваю, как добраться до Дейзенгофена.
      – Прямо и направо.
      – Это близко?
      – Совсем близко. За полчаса доберетесь.
      Выйдя на улицу, понимаю, они думали, что я на машине. Но это, увы, не так. Приходится искать другой путь. Автобусы уже не ходят.
      Спрашивая редких прохожих, добираюсь до железнодорожной станции.
      Отсюда ходят поезда в Мюнхен, причем с остановкой в Дейзенгофене. Но следующий поезд будет только через два часа.
      Уже совсем темно. Вокзал и привокзальное кафе закрыты. На платформе дует холодный ветер. К счастью, замечаю огни ближайшей бензоколонки.
      Там хотя бы можно купить лимонаду.
      Возвращаюсь в гостиницу уже заполночь.
      Утром я простужен.
      – Это не годится, – говорит Шуберт. – Нашел время болеть! Ты нам как раз сейчас нужен. Завтра приезжает делегация российских бизнесменов. Возможно, понадобится твоя помощь. Ты должен быть в хорошей форме. Никуда не ходи сегодня, прими на ночь горячую ванну.
      – В гостинице нет ванны.
      – Тогда выпей горячего чая с малиной. Хотя, тебе негде его разогреть. Ну, тогда выпей коньяку.
      Весь вечер сижу в гостинице и пью коньяк. Обидно. День хороший, внизу шум, а надо лечиться. Ложусь спать рано. Очень мешает заснуть самодеятельный хор, который весь вечер репетирует на первом этаже.
      Готовятся, наверное, к какому-нибудь выступлению на Октоберфесте.
      Российская делегация довольно большая. Все солидные бизнесмены.
      На переговорах я немного помогаю их переводчице с техническими терминами. Разговор идет довольно вяло: в России кризис, денег ни у кого нет, не время сейчас покупать что-то.
      В перерыве слышу, как один представитель Фирмы мрачно говорит другому: "Знаю я, зачем они приехали. На Октоберфест хотят сходить на халяву".
      После переговоров россиян ведут на экскурсию по испытательному полигону. Тут весь перевод доверен мне.
      Экскурсовод очевидно очень гордится своей фирмой, говорит взволнованно и гордо: "Здесь вы увидите новейшую технику, которую мы поставляем всему миру. Здесь мы испытываем новое оборудование и отрабатываем методики работы с ним, отсюда мы оказываем помощь нашим клиентам, где бы они ни находились".
      Мы проходим в огромный зал, заставленный одинаковыми шкафами, на каждом из которых висит табличка с названием города, страны и фирмы.
      "Продавая технику какой-либо фирме, мы ставим в этом зале ее точную копию. В случае если у клиента возникают трудности или вопросы, мы легко можем в любое время воспроизвести его проблему, поскольку у нас всегда есть точно такое же оборудование, как и у клиента".
      – Ух ты! Плоский монитор! – говорит один из россиян, показывая на экран компьютера, стоящего на столе у окна.
      – Что он сказал? – спрашивает меня экскурсовод.
      – Он говорит, техника у вас очень современная.
      – Это верно, – с гордостью говорит экскурсовод. – Именно здесь разрабатывается самая современная техника.
      После экскурсии начинается самое важное – все идут на Октоберфест.
      Для нас заказан столик. Кроме меня и российской делегации тут же начальник моего отдела и начальник московского филиала Фирмы.
      Похоже, он значительно моложе меня. Надо же! Такой молодой, а уже такой большой начальник.
      – А ты Ельцина видел? – спрашиваю я его после третьей кружки.
      – Видел.
      – И какой он?
      – Ничего особенного. Человек как человек.
      – Это ты брось. Как это ничего особенного? Ты так про нашего любимого президента не говори. У тебя свой есть – про него такое говори.
      – И за что же вы его так любите? – ехидно спрашивает московский начальник.
      – Любовь зла… – отвечаю я, и вдруг понимаю, что не знаю, как это сказать дальше, и поспешно меняю формулировку. – Любят не за что-то, а просто так. За то, что он есть. Другого-то нет все равно.
      – А вы его поменяйте.
      – Вот своего и меняй. Выдумал тоже. Нам и этого хватит. А правда, что он громадного роста?
      – Да, высокий. Что так медленно пьешь?
      – Да надоело мне это пиво. Только что дорогое, а так ничего особенного. Может водки?
      – После пива?
      – После можно, до нельзя. Что ты как не русский?
      – Я и есть не русский.
      – Нашел чем хвастаться.
      Дело движется к вечеру. Уже совсем темно. Находим туалет. На него указывает стрела сидящего на горшке Амурчика, вырезанного из жести.
      Непривычно убогое для Германии заведение. Просто деревянная стенка с желобом внизу.
      Идем в метро. "У вас есть, чем заплатить?" – спрашивает начальник отдела.
      Россияне достают из карманов по пачке тысячных купюр.
      "Не надо этим в метро размахивать, – говорит начальник отдела, обретя дар речи. – Я сам за вас заплачу".
      – Это у них денег нет, – ехидно замечает московский начальник.
      – Денег нет, – говорю я. – Валюта не деньги.
      Они садятся в поезд. Мне в другую сторону.
      На пересадочной станции полно народу. Кажется, на время Октоберфеста население Мюнхена удвоилось.
      Какой-то молодой человек обращается ко мне на незнакомом языке. Из того, что он сказал, я понимаю только слово "сигарета". Протягиваю ему пачку Космоса.
      – Кескесе, месье?
      – Не кескесе, а Космос, – поправляю я.
      Он берет сигарету и исчезает в толпе.
      Перед сном немного слушаю новости по радио. Почти все новости опять из России. У Фирмы неприятности. Из-за кризиса она понесла очень большие убытки. Надо же, не только россиян кризис задел!
      – Знаешь, у Фирмы неприятности в России, – говорит мне Шуберт. -
      Большие убытки.
      – Да, я слушал вчера новости.
      – Ну, значит, ты уже в курсе. Будем сокращать штаты. Так что на работу тебя взять не сможем.
      Неприятная новость, ничего не скажешь.
      За обедом снова встречаем московского начальника.
      – Чего ты с нами не пошел? – спрашивает он. – Мы еще в гостинице водку пили.
      – Так ведь не позвали, а мне в другую сторону ехать надо было.
      – А мы и не собирались. Оно как-то само так вышло.
      – А меня, представляешь, на работу в Петербурге не берут. Так обидно.
      – Да, что-то нехорошо у нас в России получилось. Ну, ничего, это скоро пройдет. Мы еще будем набирать сотрудников через годик.
      – Это не скоро.
      – А ты не жди. Зачем тебе обязательно работать в Петербурге.
      Переезжай в другой город. Устройся тут на работу, раз уж все равно приехал.
      – Хорошая мысль, – говорит Шуберт. – Чего бы тебе, действительно, не перебраться пока в Германию. Поработаешь здесь, а там и кризис в