Глава третья

Дневник был покрыт пластиковой, под мрамор, обложкой. Эван провел по ней пальцами. Мать уже окрестила дневник, написав на лицевой стороне черным маркером «7 лет». Она позволила сыну самому выбрать цвет тетради, и завитушки и линии на ее обложке заворожили мальчика. Они были похожи на маленькие реки, и на секунду ему почудилось, что он плывет по ним в микроскопической, не больше песчинки, лодке. В руке у него была шариковая ручка с пожеванным концом, которую он выудил из своего рюкзака.

Он вздохнул — все-таки то, что он собирался сделать, было важным — и, открыв дневник, написал в верхнем углу разлинованного листа спокойным и ровным почерком: «Меня зовут Эван Треборн. Это мой дневник».

— Это как если бы ты рассказывал кому-то историю о самом себе и о том, что ты делаешь, — сказала ему мама.

Поначалу он отнесся с подозрением ко всей этой затее, подумав, что это какой-то хитрый способ, придуманный миссис Босуэлл, чтобы заставить его выполнять домашнее задание, но мать все ему объяснила.

— Дневник — это что-то типа журнала о твоей жизни, — сказала она, когда они ели мороженое по пути из клиники. — И в будущем, когда ты станешь кем-то важным, у людей будет возможность его читать и знать, каким ты был в молодости.

Эван ухмыльнулся. Ему нравилась идея о том, чтобы оставить потомкам память о себе, вроде той временной капсулы, которую ребята из старших классов зарыли во дворе школы несколько лет назад.

— Мой дневник будет вроде тех костей динозавров, — сказал он, увлекаясь идеей, — и через несколько сотен лет кто-нибудь его выкопает!

Мама указала на него недоеденной вафлей.

— Ну вот, теперь-то ты понял!

Эван дописал до конца свое вступление и положил тетрадь на кухонный стол.

Он посмотрел на мать, но та была занята разговором по телефону. Посмотрев на первую страницу, он снова перечитал написанное им ранее, медленно шевеля губами:

«Сегодня мама бирет меня играть с Кейли и Томми. Там я встречу их отца и пасматрю на что похож настоящий Папа. Может в адин день я встречу своево Папу».

Одной рукой прижимая трубку к уху, а в другой держа коробку хлопьев, Андреа подошла к Эвану и улыбнулась. Она потрясла коробкой, и Эван подставил ей чашку.

— Да, все верно, — говорила она, стараясь не просыпать на стол хлопья. — Угу. Я очень признательна тебе за то, что ты согласился. Мне нужно разобраться со временем, и…

Эвану было слышно бормотание мужского голоса в телефонной трубке, но слов он разобрать не мог.

— Спасибо, Джордж. Я очень благодарна тебе за то, что ты за ним присмотришь. С ним не будет никаких проблем.

Эван почувствовал, как мокрый язык лизнул его ногу, и хихикнул. Из-под стула показалась мордочка Крокета, который с любопытством на него посмотрел. Аккуратно выловив из чашки с хлопьями все мармеладки в форме кленовых листочков, он протянул их псу на ладони. Крокет облизнулся: для него это был ежедневный ритуал, к которому он привык.

— Держи, — Эван начал кидать мармелад на пол. — Съешь их все, и будет тебе удача, Крокет.

Андреа, прикрыв трубку рукой, прикрикнула на него:

— Эван! Я что тебе говорила? Нельзя кормить собаку со стола.

Мальчик пожал плечами, но ее внимание снова переключилось на телефонного собеседника.

— Да, спасибо. Отлично. Скоро увидимся. Она повесила трубку, посмотрев на Эвана с притворной серьезностью.

— Из-за тебя Крокет растолстеет, ты понимаешь это?

— Но они ему нравятся, — ответил он, плеснув себе в хлопья еще молока.

Она покачала головой.

— О'кей, о'кей, только не давай ему больше, не то его стошнит.

Посмотрев вокруг, Андреа нахмурилась.

— Эван, ты не видел мою записную книжку?

— Она в гостиной, — ответил он с набитым хлопьями ртом.

— Поторопись. Доедай быстрее, — сказала Андреа, проходя в гостиную. — Обувайся и поехали.

Она кивнула сама себе, обнаружив сумочку на кофейном столике, и, схватив ее, стала в ней рыться в поисках ключей от машины.

— Эван, ты меня слышишь? Вернувшись в кухню, Андреа удивленно вскрикнула. Сумочка и ключи упали из ее рук на пол.

Ее сын смотрел на нее пустым взглядом. Его лицо было ничего не выражающей маской, уродливой и вялой, словно кожу плохо натянули на череп. Глаза его, обычно живые И блестящие, напоминали два болотца с черной водой, казались пустыми и стеклянными, как у акулы.

Она позвала его, но он не реагировал. Андреа почувствовала, как похолодели щеки, словно из нее уходила жизнь. Маленькие детские пальцы ее сына крепко охватывали ручку самого большого кухонного ножа, которым она обычно разделывала мясо. Лезвие сверкнуло на солнце. Ее завтрак подскочил к горлу. Она снова вспомнила тот ужасный рисунок, изувеченные тела и кровь, и ненавидящий, нечеловеческий взгляд. Кое-как она нашла в себе силы заговорить:

— Эван! Ч-что ты делаешь?!

В этот момент словно кто-то повернул переключатель в голове мальчика. В одну секунду он ожил, взгляд снова стал осмысленным. Его будто подтолкнули, и в испуге он уронил нож на пол. Лезвие ножа попало между двух кафельных плиток и застряло.

— Что случилось? — спросил Эван. Его глаза блестели от страха и смущения. — Мама?

Андреа шагнула к нему.

— Дорогой? — она старалась как могла, чтобы ее голос звучал ровно. — Что ты с этим делал?

По щекам Эвана покатились слезы.

— Я… я не помню…

Он бросился к ней и обнял, отчаянно нуждаясь в материнской поддержке. Андреа собрала всю свою волю в кулак, чтобы не отшатнуться от него, и обняла сына. Пока он плакал у нее на плече, она смотрела, как Крокет подошел к ножу и, обнюхав его, заворчал.

До самого дома Миллеров они ехали молча, единодушно решив, что не будут пока обсуждать эпизод с ножом.

Дом Кейли и Томми был намного больше их дома, в основном благодаря тому, что Миллер сколотил себе приличное состояние на бирже. Он удачно вложил деньги в акции нескольких компьютерных компаний, которые стали ведущими в Силиконовой долине [], и теперь без проблем содержал двух детей и выплачивал алименты бывшей жене. По сравнению с домиком Андреа и Эвана, с двумя спальнями и крошечным двориком, Дом Миллеров казался дворцом.

Джордж Миллер радостно помахал рукой подъезжавшей «тойоте» Андреа. Однажды он уже приглашал ее на чашечку кофе, но Андреа отклонила приглашение. Она считала его видным мужчиной, легким в общении и подтянутым, но он был не в ее вкусе, хотя многим женщинам ее возраста нравился. Андреа не знала, из-за чего именно распался его брак, но что бы там у него ни случилось с Эллис, этого было достаточно для того, чтобы она уехала во Флориду, оставив детей с Джорджем. Это не слишком укладывалось в голове Андреа: она считала, что никакая мать не может отказаться от своих детей.

Она посмотрела на Эвана, который все еще пребывал в слегка подавленном состоянии, и почувствовала приступ нежности к нему. Что бы с ним ни происходило, молча поклялась она сама себе, мы с этим справимся.

Улыбающийся Джордж открыл дверцу машины со стороны Эвана.

— Привет, Андреа. Привет и тебе, молодой человек.

Эван невнятно поздоровался, выходя из «тойоты».

— Большое спасибо тебе, Джордж, — сказала Андреа, возясь с фломастером и бумажкой. — Это номер моего рабочего телефона. Просто так, на всякий случай, если вдруг возникнут проблемы…

Джордж взял бумажку и хохотнул.

— Ты шутишь? Да мы прекрасно проведем время, правда, Эван?

Мальчик не ответил.

— Хорошо… — Андреа послала сыну воздушный поцелуй. — Мне нужно ехать. Увидимся позже, Эван. — И, помахав ему на прощание, она уехала.

Вздохнув, Эван осмотрелся. Мистер Миллер, поглядев на него сверху вниз, поднял брови.

— Ну что же, входи.

Эван инстинктивно взял его за руку: так он делал всегда, когда находился в обществе дружественно настроенных взрослых. Их пальцы на секунду встретились, и мистер Миллер отдернул руку, словно от укуса. Он фальшиво засмеялся, пытаясь разрядить возникшую неловкую паузу.

— Ждешь особого приглашения? Дети внутри.

Эван смутился, увидев, как покраснел мистер Миллер. Он видел по телевизору передачу о людях, которые боялись микробов. Им не нравилось, когда кто-то их касался, и Эван решил, что мистер Миллер один из них. Он вытер руки о джинсы и вошел в дом. Возможно, если он будет чище, то понравится мистеру Миллеру.

Гостиная была больше обеих комнат дома Эвана, в углу стоял огромный телевизор, от которого шло множество проводов. К нему была подключена игровая приставка, вокруг которой лежало множество дисков с новейшими играми. При других обстоятельствах внимание Эвана было бы тот же час занято этой видеоигрой, но сейчас его взгляд был прикован к Кейли, впорхнувшей в гостиную, словно маленькая балерина.

На ней был костюм для детских утренников: длинное розовое платье с прозрачным шлейфом и остроконечная шляпка.

— Ух ты! — восхитился Эван. — Ты как принцесса из сказки.

Кейли сделала сложный книксен.

— А знаешь что, Эван? — ее прямо-таки распирало от восторга, который начал передаваться и ему. — Папа купил видеокамеру и будет снимать с нами кино! — Она помахала пакетом, который был у нее в руках. — У нас тут и для тебя есть костюм!

Вслед за ней вошел Томми, также одетый в средневековый костюм, с болтающейся на ремне шпагой.

— Не думаю, что Эван тоже будет в… — начал было он. В его глазах блеснула злость.

Кейли повернулась к нему, уперев руки в бедра.

— Перестань, Томми, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как у королевы. — Эван будет Робин Гуд, а я — дева Марианна. А ты будешь шерифом Ноттингемским!

— Я хотел быть плохим парнем! — возмутился Томми.

Его сестра скривилась.

— Ты и есть, глупенький. Он плохой шериф.

Такой ответ удовлетворил Томми, и, вытащив шпагу, он сделал несколько пробных выпадов.

Волоча за собой провода, в комнату вошел мистер Миллер. На одном плече он нес тяжелую видеокамеру, держа штатив в правой руке, а стакан с виски с позвякивающими в нем кубиками льда — в левой. Сложив оборудование на пол, он отпил из стакана.

— Вот и я.

Эван с интересом смотрел, как отец Кейли распаковывал камеру и устанавливал ее на штатив.

— Я никогда раньше не видел видеокамеру, — сказал Эван и потянулся к ней рукой.

— Не тронь! — рявкнул на него мистер Миллер, и Эван испуганно отдернул руку. — Она дорогая!

Эван услышал, как сзади довольно хихикнул Томми. Мистер Миллер поставил в видеомагнитофон кассету и улыбнулся.

— Свет, камера, мотор!

— А мы правда будем в фильме? — спросил Эван.

— Конечно. И ты будешь кинозвездой! — подмигнул ему Миллер, и Эван широко улыбнулся.

Томми нахмурился.

— Но я думал, что я буду кинозвездой…

Мистер Миллер бросил на сына ядовитый взгляд.

— Заткнись, кретин, — сквозь зубы сказал он и, повернувшись к Эвану, снова заулыбался. — А теперь, Эван, надевай свой костюм. И поклянись мне, что это будет нашим маленьким секретом.

Мистер Миллер осушил свой стакан и посмотрел в глазок камеры.

— Думаешь, ты сможешь?

Кейли ободряюще кивнула Эвану, и он поднял вверх обе руки, показывая, что согласен. Мистер Миллер хищнически улыбнулся, отставив пустой стакан, и стал помогать Эвану переодеваться…

Внезапно желудок Эвана подпрыгнул вверх, и мальчик едва не упал. Его охватила паника. Секунду назад они были в гостиной, а теперь находились в каком-то незнакомом месте, в подвале, таком же, какой был у его дяди Питера в Нью-Джерси.

— Где я? — жалобным голосом спросил он. — Что случилось?

Его взгляд метался по комнате. Кейли сидела на полу рядом с камином. Ее костюм был наполовину расстегнут, а смятая шляпка лежала у лестницы. Лицо Кейли казалось измученным и бледным. Джордж Миллер стоял в нескольких футах от мальчика и придерживал камеру, словно опасался, что Эван ее сейчас перевернет, набросившись на него. Эван потряс головой, словно это как-то могло помочь понять происходящее.

— Где мы находимся? — Внутри он дрожал от напряжения, напуганный столь резким перемещением. — Мистер Миллер, пожалуйста! — Он понял, что его вещи разбросаны по всей комнате, и забегал, собирая их.

Отец Кейли моргнул.

— Успокойся, парень, — он выглядел таким же смущенным, как и дети. — Стой спокойно.

— Я только что был где-то еще… — Эван тяжело дышал. — Как я сюда попал?

— Перестань прикидываться идиотом, не то я позвоню твоей матери и расскажу ей, как ты себя здесь вел, маленький говнюк! — прошипел мистер Миллер со злостью в голосе.

Этой угрозы было достаточно для того, чтобы Эван остановился и посмотрел на Кейли. Она сидела не двигаясь и глядела в пол.

— Кейли, что случилось? — спросил он девочку.

Она, ничего не ответив, начала натягивать на себя платье. Эван опустился на ступеньку ведущей наверх лестницы и закрыл глаза. Стоя наверху, у входа в подвал, Томми смотрел вниз. В руках у него была одна из кукол Кейли. С тупой и бездумной жестокостью он крутил ей голову, пытаясь свернуть шею.

>

Глава четвертая

Накрахмаленный воротничок рубашки царапал и натирал шею. Эван потянул его, стараясь немного ослабить давление, и заерзал, сидя на переднем сиденье «тойоты». Он потел от волнения, даже несмотря на то что недавно прошел дождь и день был довольно прохладным. Андреа шикнула на него, и он насупился. Они проехали мимо строящегося кинотеатра вверх по дороге, к клинике Саннивейла.

Эван смотрел на свое отражение в окне машины. Его волосы были причесаны и уложены, он был одет в лучший воскресный костюм. Он надеялся, что отцу будет приятно видеть его таким. Андреа выглядела куда скромнее. Эван сам настоял на том, чтобы мать одела его именно так. Он нетерпеливо побарабанил по своему дневнику пальцами. В последнее время эта тетрадь стала его постоянным спутником. В ней он не только записывал свои мысли, но и рисовал или составлял списки дел. Эван также вклеил в нее дубовый лист, неиспользованный автобусный билет, обертки от жевательной резинки, разместив их вокруг набросков не то странноватого вида жуков, не то космических кораблей.

Эван открыл тетрадь на чистой странице и, достав ручку, начал писать, аккуратно и медленно выводя буквы:

«15 апреля. Сегодня я паеду к моему отцу. Его завут Джейсон и он сумашетший. Надеюсь он разрешит мне называть его Папа».

Надев колпачок на ручку, он снова перечитал написанное и задумался о своем отце. У мамы было несколько способов говорить о Джейсоне — в тех редких случаях, когда она вообще о нем говорила, — и каждый раз она объясняла, что с ним было не так, по-разному. Он не был психом — ему нездоровилось. Он не был придурком — он был болен, и так далее. Эван помнил, как Томми, где-то узнав о болезни Джейсона, стал доставать его, дразня «психом» и «сыном ненормального». Андреа жестко поговорила с Эллис Миллер об этом, хотя, когда Эллис переехала в другой штат, подросший Томми нашел множество других вещей, над которыми можно было поглумиться. Но Эвана никогда особенно не беспокоило состояние отца. Он принял его с детской невинной логикой: Джейсон был сумасшедшим, и его держали в больнице, но это не значило, что Эван любит его меньше.

«Тойота», дернувшись, остановилась, и Эван поднял глаза.

— Приехали? Мать кивнула.

— Ты готов? Если тебе не хочется проходить через все это, мы просто можем развернуться и поехать домой. Каким бы ни было твое решение, Эван, оно меня не расстроит.

Она старалась, чтобы ее голос звучал нейтрально, но почувствовала, что в него прокралось нетерпение. В какой-то момент ей показалось, что он откажется, но, посмотрев на нее взглядом, в котором читались радость пополам с трепетом, он сказал:

— Я хочу его видеть, мам. Я хочу увидеть своего папу.

— Ну, тогда пойдем.

Эван не знал, брать ли ему дневник с собой или оставить в машине. Нет, не сейчас, решил он. Подождем, пока дневник не будет исписан полностью. Тогда я отдам его папе, и он сможет прочитать обо мне все.

Доктор Редфилд в развевающемся халате вел их по коридорам клиники, и Андреа крепко сжимала руку сына.

— Сюда, — сказал доктор, указывая вперед.

Андреа думала, что разобралась с чувствами к Джейсону, но чем ближе она подъезжала к больнице, тем сильнее билось ее сердце. Она поняла, что хочет увидеть его и сказать ему, как его любит. О том, как иногда плачет по ночам при мысли, что их семейное счастье было у них украдено. Ей хотелось обрушиться на него с упреками в том, что он был таким слабым и больным, оставил ее одну воспитывать сына. Удивительно, как один человек мог вызывать у нее столько любви и злости одновременно.

Но кроме всего этого, ей было страшно. Андреа боялась, что сын унаследует безумие своего отца, что при встрече Эван может заразиться безумием. Все эти мысли и чувства пронеслись внутри нее ураганом противоречий. Почти физическим усилием воли она успокоила бурю эмоций и осторожно улыбнулась Эвану. Ради него она должна быть сильной.

Энтузиазм ее сына испарялся. Она почувствовала, как сжались его пальцы. Запахи дезинфицирующих средств смешивались с запахом мочи и еще чего-то неопределенного.

В коридоре находилось несколько пациентов: девушка, крутившая кубик Рубика с закрытыми глазами, средних лет мужчина, ходивший по кругу, и неказистый парень с белобрысой щетиной на подбородке, смотревший на них, словно они были его заклятые враги.

Двери были через каждые несколько шагов, и из-за этих дверей доносились крики, вопли и смех.

Редфилд смущенно улыбнулся.

— Обычно мы не ходим этим путем, но главный коридор реставрируется…

Пронзительный вопль прервал его. Эван, моргнув, спросил:

— Что это было?

— Некоторые из наших жильцов любят пошуметь, — ответил доктор, словно говорил о беспокойных соседях.

— И папа здесь… живет? — в голосе мальчика был страх.

Редфилд покачал головой.

— Не в этом крыле. Здесь мы присматриваем за э… особыми пациентами.

Андреа, наклонившись к Эвану, сказала:

— Папа, возможно, покажется тебе немного сонным, но это из-за лекарств, поэтому не беспокойся, ладно?

— Ладно, — эхом откликнулся Эван. Они прошли еще один коридор, и Редфилд провел их в приемную, на двери которой было написано: «Наблюдение». На одной стене приемной было большое окно, через него можно было наблюдать за происходящим в соседней комнате, где из мебели были только стол и пара металлических стульев. Часы, закрытые проволочной сеткой, висели на дальней стене и обозревали пустую комнату, словно страж. Это напомнило Эвану камеры для допросов преступников в полицейских участках, которые он видел в кино.

На столе в приемной находилась металлическая панель с кнопками.

— А это для чего? — спросил Эван.

— Это чтобы я мог позвать кого-нибудь, если мне вдруг понадобится помощь, — Редфилд облизнул губы. — Если вдруг кому-то станет плохо или с кем-то случится приступ.

— О, — Эван не выглядел убежденным.

Андреа оглядела комнату, потом посмотрела на стул, который ей придвинул мистер Редфилд.

— Вы хотите, чтобы я осталась здесь, с вами?

— Да, — ответил Редфилд. — На этой стадии присутствие вас двоих сразу преждевременно, как мне кажется. Для начала мы позволим Джейсону пообщаться с Эваном наедине.

Поколебавшись, она села. Втайне она была даже рада, что ей не придется смотреть в глаза Джейсону, хотя и ненавидела себя за эту мысль.

Доктор открыл дверь в соседнюю комнату и жестом пригласил Эвана сесть на один из стульев.

— Посиди, Эван, твой отец придет с минуты на минуту.

Эван послушно сел и, повернувшись, увидел, как за Редфилдом с лязгом захлопнулась дверь. Эван посмотрел на окно: с этой стороны оно было тусклым и непрозрачным. Наклонившись вперед, он попытался придвинуть стул поближе к столу, но тот не двигался. Каждый предмет мебели в этой комнате был прикручен к полу болтами.

Время, казалось, растянулось до бесконечности, и Эван слушал ровное тиканье часов и смотрел на дверь. Слабый свет флуоресцентной лампы придавал еще больше холода и безжизненности всему, что находилось в комнате.

Казалось, прошла целая вечность, наконец, за мутным стеклом мелькнула тень, и дверь открылась.

Эван не видел отца несколько лет и понимал, что Джейсон будет выглядеть старше по сравнению с тем, каким он его помнил, но абсолютно не был готов к виду мужчины, вошедшего в комнату.

Тот был одет в светло-голубую пижаму, на ногах — большие шлепанцы. Джейсон подошел к столу медленной, вялой походкой. Эван помнил отца сильным, мускулистым мужчиной, жизнелюбом, и стоявший сейчас перед ним никак не вписывался в этот образ Джейсона Треборна. Это был не тот человек, который когда-то подбрасывал его в воздух или сажал на карусельную лошадку сильными заботливыми руками. Сейчас отец Эвана выглядел измученным и одутловатым, словно жизнь, которую он так любил, была из него высосана. Глаза его странно блестели. Эван думал о том, что сказала ему мать насчет каких-то «лекарств». Вероятно, из-за них Джейсон такой вялый. Он казался ужасно старым и усталым, хотя, несмотря на это, все же излучал теплоту. Джейсон сел напротив сына и осторожно коснулся его руки. Эван вздрогнул, отчего наручники на руках отца звякнули.

— Здравствуй, Эван. Рад тебя видеть.

— Привет, п-пап.

— Не бойся, — голос отца был тихим. — Я не кусаюсь.

Он улыбнулся, и Эван улыбнулся в ответ.

— Ты видел мои фотографии? Помнишь меня?

Эван кивнул. Его уверенность постепенно возвращалась, и ему хотелось развеять

66 возможные страхи Джейсона насчет того, что его забыли.

— У нас много твоих фотографий. Мама говорит, что у меня твои глаза.

А потом неожиданно мир Эвана опрокинулся, и он захрипел. Не было никакого перехода или ощутимого движения, но комната вдруг оказалась перевернутой. Зрение затуманилось, но все же мальчик увидел, как отец склонился над ним.

Спокойное усталое выражение лица Джейсона исчезло, сменившись злобой и яростью. Его большое тело содрогалось от бешенства, а Эван задыхался и хрипел. Руки отца сжимали его горло, а металлическая цепь наручников вдавливала колючий ворот в нежную кожу шеи. Кто-то колотил в дверь, звенел сигнал тревоги, звуки доносились словно издалека. Проваливаясь в мягкую темноту, Эван почувствовал на лице слюну отца, когда тот прорычал сквозь зубы:

— Я… тебя… люблю…

Внезапно какая-то белая тень бросилась на Джейсона Треборна, и он отлетел к стене. Эван попытался поднять голову, но мышцы шеи не слушались. Он почувствовал запах маминых духов, когда она схватила его и стащила со стола.

— Маххх… — пробормотал Эван, когда она оттаскивала его в угол.

Каждый из двух санитаров был раза в два сильнее Джейсона, но оба по прежнему опыту знали, что заключенные клиники Саннивейла компенсировали недостаток силы другими приемами. Один из них просунул под подбородок Джейсона полицейскую дубинку и потянул на себя, пытаясь удержать его, а другой обхватил его туловище.

Сердце Андреа затрепетало, когда она встретилась глазами с Джейсоном: в них были страх и паника, а не намерение совершить убийство, которое она ожидала увидеть.

— Он должен умереть! — крикнул истерично и пронзительно Джейсон. — Ты не понимаешь! Он все уничтожит! Это единственный путь остановить…

Дернувшись, Джейсон ударил головой одного из санитаров и, схватив дубинку, вырвал ее. Не мешкая, он ударил другого санитара по коленной чашечке и свалил его. Потом снова бросился на сына и занес над головой дубинку. Андреа закричала.

Второй санитар ударил его по почкам, и Джейсон вскрикнул. Охранник нанес еще удар — на этот раз по затылку. Джейсон покачнулся, но устоял и снова попытался достать Эвана.

— Остановите его! — прорезал воздух крик Редфилда. — Сейчас же остановите его!