Сомкнулись вокруг наглеца передовые сознательные рабочие. Стеночкой в четыре стороны. Квадратом непробиваемым. Коробочкой.
- Советский суд вынесет вам меру. Только кто вам, гражданин провокатор, сказал, что Настя Стрелецкая разбилась?
А он, с мордой изодранной, эдак надменно подбоченясь:
- Да вся Москва говорит!
Тут уж к нему бросились со всех сторон: бей гада!
Но те, которые вокруг наглеца коробочкой, проявили сознательность прикрыли.
И Холованов толпе:
- Нельзя его убивать! Убивая провокатора, мы тем самым мешаем следствию. И еще: вот кричите все, а ведь и среди вас есть такие, которые поверили слуху, что Настя Стрелецкая разбилась. Я вам, товарищи, честно признаюсь, тоже грешен. Наслушался всяких разговоров и сам нос повесил. Хорошая девушка. Да многие же ее тут знают. И я ее знаю. Прыгали вместе. Потому как услышал про смерть ее, приуныл. А она в это время выполняла ответственное правительственное задание. Не могу сказать, какое. Тайна государственная. Но верю, что скоро наградят ее. Самым что ни есть важным орденом. А вчера аэродромом иду, и что вы думаете? Настя Стрелецкая с парашютом - навстречу. Ты ж, говорю, разбилась, а она смеется!
Молчит цех. Молчит, в тысяче глаз укор: провокатора мы разорвем в клочья, если будет на то ваша воля, товарищ Холованов. И вам бы самому первым на провокатора броситься и застрелить его. Чтоб народ не мутил. Но обманывать нас не надо. Сами видели: разбилась девка. И знали ее тут в этом цеху многие.
Провокатора убить - ваше право, товарищ Холованов, а врать народу не к лицу.
Даже полярному герою.
- Ладно, - Холованов говорит. - Москва слезам не верит и словам не верит.
Знал, не поверите. Потому Настю Стрелецкую с собой привез. Настюха, а ну иди в цех родной. Покажись народу.
И вышла Настя.
Ахнул цех единым ахом.
Заорал народ, затопал, руками заплескал.
- Настюха! Ты ли это? Н-Настенька! Настась Андревна, гордость ты наша парашютная! Краса ненаглядная! Загордилась, в цех родной не показывается! Вот она! Глядите на нее! А ведь что гады болтали!
Хохотали и хлопали. Хлопали и хохотали. А тетки дородные, так те и заплакали:
дурочка она и есть дурочка, сейчас спаслась, так в следующий раз разобьется.
Дурочка поднебесная, а все одно жалко.
А Холованов руку вскинул:
- Товарищи! Вот вам пример коварства вражьего: "Вся Москва говорит". А вы уши развешивайте! А вы верьте больше! Где ж наша бдительность революционно-пролетарская? Когда враг открыто говорит, возмущаетесь все. А если тот же враг по трамваям в уши шепчет, так слушаете. Правду говорю?
- Правду, - дружно согласились.
- Этот мерзавец вам тут шептал, а его никто не остановил, никто ему язык не вырвал!
- Да мы его, товарищ Холованов, впервой видим! Не наш он.
- Значит заслан! Держите там?
- Держим! - ответили сознательные рабочие в тридцать глоток.
- Наш революционный долг - не допустить, чтобы такие молодчики, как он, наши головы дурили. Наш долг - провокаторов и шептунов - к стенке! Ведите сей же час его в мою машину. Да стерегите. Вместе куда следует доставим.
- Доставим! - тридцать глоток ответили.
- А вам всем, дорогие товарищи рабочие завода "Серп и молот", советские парашютисты просили передать пламенный привет прямо из-под самого из поднебесья!!!
В машину водитель дверку открывает. Холованов с Настей на заднее сиденье садятся. У Холованова в руках "Лахти Л-35" - на провокатора наставлен. Повязан провокатор ремнями брючными, веревками, цепями - всем что под руку попалось, в ноги Насте и Холованову брошен. Подножки автомобиля - сознательными рабочими, облеплены. И вторая сзади машина ими же перегружена. Для охраны.
Выехали с завода без труда - в честь приезда Холованова милиции было много - толпу оттеснили, машины пропустили.
Отъехали.
Холованов свой "Лахти" в кобуру прячет. Кобуру застегивает. Сознательные рабочие провокатора развязывают. Трет он руки отекшие. На среднее сиденье полез, - обтирая платочком грим с лица. Ему с подножки некто в сером:
- Товарищ Ширманов, я вам харю не сильно покорябал?
- Ладно уж. - И к Холованову: - Ну как я вам вопрос, товарищ Холованов?
- Хорошо, Ширманов. Хорошо. И ребята твои хорошо работали. Всем им от моего имени - один дополнительный выходной.
Слухи по Москве: заслал Троцкий из-за кордона банды шептунов-брехунов. На один только "Серп и молот" - сто. Врали шептуны такое - уши вянут. Говорили, будто власть советская девку живую без парашюта бросала из-под самых небес. А девка жива-здорова. Стрелкова. Или Стрелина. Шептунов вчерась ночью брали. На "Серпе и молоте" всех, у кого язычок больше стандарта, выловили. Двести их было.
Точнее - двести пять. Пятерых парашютист Холованов прямо на заводе поймал.
Летел на полюс. Дай, думает, прыгну на завод да одного брехуна поймаю. И что же вы думаете? Прыгнул с парашютом и - хвать одного. Хвать другого. За полчаса - пятерых. Связал всех одним парашютом... А других ночью брали. Но тех уже обычным порядком. С кроваток. Тепленькими. И по другим заводам брали. Три тыщи. Или четыре. Поделом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.