Глава 3

Про безмозглую армию

К началу 70-х годов ХХ века коммунистическая власть сгнила окончательно.

Было использовано множество способов поднять авторитет Коммунистической партии и ее ленинского Центрального Комитета в глазах народа. На заборах огромными буквами писали: СЛАВА КПСС! Было решено переписать конституцию и вписать в нее особую статью о том, что партия — наш рулевой. Композиторы сочиняли песни о родной партии, поэты — стихи, высоколобые профессора переписывали учебники: все наши великие победы — результат плодотворной деятельности коллективного разума партии!

И тут кто-то вспомнил о Жукове.

Мысль простая и гениальная: пусть величайший полководец всех времен и народов выскажется! Пусть сообщит народу, кто привел страну к победе над Гитлером! Пусть расскажет о роли Центрального Комитета Коммунистической партии в руководстве войной и армией!

Несколько осложняло ситуацию одно обстоятельство: пока сообразили, пока хватились, Жуков уже умер.

Но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики.

Не беда, что Жуков умер. Не беда, что его мемуары вышли при жизни и разошлись по стране. Не беда, что уже переведены на все мыслимые языки и изданы во многих странах. Мемуары решили подновить в соответствии с требованиями момента. Было высказано предположение, что Жуков понимал роль Центрального Комитета. Раз так, то, ясное дело, свои взгляды на сей счет где-то изложил письменно. Не мог не изложить! Просто прохвосты-цензоры вырезали из рукописи его гениальные соображения. А что, если хорошенько порыться в архивах Жукова? Что, если восстановить первоначальный текст и отпечатать второе издание?

Так и поступили. Обратились к дочери величайшего полководца Марии Георгиевне: нет ли чего о роли Центрального Комитета?

Мария Георгиевна по амбарам помела, по сусекам поскребла и (о чудо!) тут же нашла именно то, что требовали. С этого, собственно, и начался бесконечный процесс волшебного самосовершенствования «Воспоминаний и размышлений». Мемуары Жукова были борзо переписаны на новый лад, и было объявлено, что первое издание — неправильное. А вот теперь-то справедливость восторжествовала, найдено все, что было вырезано цензурой, и врезано в текст. Так родилось второе издание.

Давайте же обратимся к «подлинным взглядам великого русского полководца», которые дочь стратега сумела разыскать и сохранить для потомков. Давайте же оценим степень подлости главного идеолога Советского Союза Михаила Андреевича Суслова и других конъюнктурных писак из ЦК, которые «резали по живому», «выбрасывали из мемуаров самое-самое...».

В первом издании книги Жукова были такие строки: «В конце 20-х годов вышел в свет серьезный труд Б.М. Шапошникова „Мозг армии“, в котором был проанализирован большой исторический материал, всесторонне обрисована роль Генерального штаба, разработаны некоторые важные положения по военной стратегии» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 100).

Что можно возразить? Ничего не возразишь. В конце 60-х фраза звучала безукоризненно. В первом издании живой Жуков полностью соглашался с Шапошниковым и ему не возражал. А мертвый Жуков пошел другим путем. Он нашел нужным опровергнуть и Шапошникова, и самого себя. Во втором издании мемуаров Жукова фраза про книгу Шапошникова получила такое развитие: «Дело прошлое, но тогда, как и сейчас, считаю, что название книги „Мозг армии“ применительно к Красной Армии неверно. „Мозгом“ Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК ВКП(б)» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 110).

Это заявление Жукова — оскорбление Генеральному штабу и всей Красной Армии. Выходит, у нашей армии собственных мозгов нет. Безмозглая.

Это заявление повторено во всех остальных изданиях. Вот это и есть то «самое-самое», что в первом издании по приказу злодея Суслова беспощадно «резали по живому» конъюнктурщики из Центрального Комитета. Это и есть те самые «подлинные взгляды великого русского полководца», которые сохранила для грядущих поколений сообразительная дочь Мария Георгиевна.

Что же получается? Получается, что главный идеолог Центрального Комитета Коммунистической партии М.А. Суслов и его подручные конъюнктурные писаки из того же Центрального Комитета в 1969 году роли Центрального Комитета не понимали. Мало того, они ее отрицали, они свирепо «резали по живому». А вот Жуков все понимал! И писал в своих рукописях! Но по приказу свирепого злодея Суслова эта проникновенная правда, эти простые, но мудрые слова, это «самое-самое» были из мемуаров Жукова безжалостно вырваны. А через шесть лет, в 1975 году, тот же самый Суслов перестроился-перековался, роль Центрального Комитета уяснил-осознал и разрешил храброй дочери Жукова правду-матку в книгу вписать, привести текст книги в соответствие с «первоначальной рукописью» и «подлинными взглядами».

А неутомимая дочь Мария Георгиевна продолжала поиск. И вот нашла более звучную, впечатляющую и убеждающую фразу о роли Центрального Комитета. Оказывается, Жуков, для того чтобы донести великую правду о войне, взял себе в союзники не менее выдающегося полководца, тоже Маршала Советского Союза и тоже четырежды Героя Советского Союза, Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича. Мол, не я один так думаю. Вот и товарищ Брежнев того же мнения. Вновь разысканная фраза Жукова звучала так: «Центральный Комитет, — отмечал Л.И. Брежнев, — был тем штабом, откуда осуществлялось высшее политическое и стратегическое руководство военными действиями» (ВИЖ. 1978. No 4. С. 24).

При живом Жукове эту фразу явно цензура не пропустила. Но потом великая жуковская правда о войне все же восторжествовала, все же пробила себе дорогу к массам...

Но вот беда: через четыре года Брежнев вдруг вышел из моды. И храбрая дочь величайшего гения тут же потеряла эти красивые слова, которые совсем недавно были такими правильными, такими верными и актуальными.

Что поделаешь? Они еще вчера были созвучными времени.

А сейчас требуется другое. Конъюнктура иная. Более правдивая правда о войне нужна.

Существует достаточно свидетельств, что с августа 1939 года генералы и офицеры Генерального штаба Красной Армии работали по 15-16 часов в сутки без выходных и праздников, часто оставаясь на ночь в своих кабинетах. У кого большой кабинет, тот мог иметь даже диван. Офицерам рангом пониже рекомендовались три варианта отдыха:

а) сидя на стуле лицом в стол;

б) на столе;

в) под столом.

Ближе к войне работа всего состава Генерального штаба стала практически непрерывной, круглосуточной.

Генерал-полковник Л.М. Сандалов вспоминает: «Иван Васильевич Смородинов был назначен на этот пост с должности заместителя начальника Генерального штаба. Работал он, как мне рассказывали, не менее двадцати часов в сутки» (Л.М. Сандалов. На московском направлении. М., 1970. С. 42).

Об этом говорит и сам Жуков: «Руководящий состав Наркомата и Генштаба, особенно маршал С.К. Тимошенко, в то время работали по 18-19 часов в сутки» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 241).

Другими словами, еще до германского нападения Генеральный штаб РККА работал в режиме военного времени. Выше этого невозможно. В ходе войны рабочий ритм оставался таким же. Интересно, что и после войны до самой смерти Сталина работа Генерального штаба была столь же напряженной. А пленумы Центрального Комитета Коммунистической партии собирались от случая к случаю. По уставу — раз в три месяца. Но буйно цвели, так сказать, неуставные отношения. Пленумы собирали и через четыре месяца, и через шесть. А то и раз в год. «На Восьмом съезде было установлено, что в течение всего 1918 года, с момента переселения правительства в Москву и до съезда Советов в декабре, не было ни одного собрания ЦК партии, и все решения за ЦК принимали вдвоем Ленин и Свердлов» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 134).

Красная Армия создана в 1918 году. Жуков пишет, что мозгом Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК. Но сами коммунисты на своем съезде установили, что ЦК в том году никаких вопросов не обсуждал, никаких решений не принимал и даже ни разу не собирался. И это в самый драматический период борьбы коммунистов за власть над огромной страной.

И во время советско-германской войны роль ЦК была точно такой же. На время войны Центральный Комитет вообще самоустранился и затих. Как говорят, не высовывался. Последний предвоенный пленум ЦК — 21 февраля 1941 года, первый послевоенный — 18 марта 1946 года. Между этими датами на протяжении всей войны пленумы Центрального Комитета Коммунистической партии не созывались НИ РАЗУ.

Звание члена ЦК и члена Политбюро сохранялось. Но это было нечто вроде титула: член ЦК — что-то вроде графа, кандидат в члены ЦК — виконт, а член Политбюро — не иначе великий князь. Обладание таким титулом означало, что носитель его приближен к самым вершинам и облечен доверием вождя. Но ничего более.

С 1947 по 1952 год — более пяти лет — не было ни одного пленума Центрального Комитета. Кто же думал за нашу безмозглую армию все эти годы?

Содержание всех пленумов ЦК — выяснение отношений. Центральный вопрос — кадровый. Лучше всего содержание пленумов ЦК определить воровскими терминами: толковище, сходняк, разборка. Никаких военных вопросов на тех пленумах не обсуждали. Но не следует думать, что если не проводилось пленумов, то не было и кровавых разборок. Они были, только в другом оформлении.

За время войны Центральный Комитет Коммунистической партии не проявил себя ничем, не обсудил ни одного вопроса, не принял ни одного решения. Никто об этой лавочке и не вспоминал. На войне без Центрального Комитета обошлись. «И коммунизм, и советская власть, и даже намеки на мировую революцию исчезают из советских газет» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 204). Мало того, прекратились любые упоминания о ЦК. Листайте «Красную звезду» за все военные годы — ни единого слова о Центральном Комитете! Да что там «Красная звезда». Листайте главную газету Коммунистической партии. Под названием газеты «Правда» значилось: «Орган Центрального Комитета и МК ВКП(б)». Однако за всю войну «орган Центрального Комитета» не вспоминал про Центральный Комитет. Уже 23 июня 1941 года коммунисты сменили свои лозунги. Они мгновенно перестроились. Они перековались. Из интернационалистов они вдруг превратились в патриотов. Уже 23 июня 1941 года был разогнан так называемый «Союз воинствующих безбожников». Уже 23 июня было дано разрешение на колокольный звон в церквях. Коммунисты вдруг начали объяснять народу, что воюем не за мировое господство, не за коммунизм на всей земле, не за захват соседних стран, не за массовые расстрелы, не за голодные очереди, не за пытки, не за Лубянку с Таганкой и Бутыркой, не за колхозное рабство и трудодни, не за прописку, не за исправительно-трудовые лагеря, не за Центральный Комитет, а за березки-осинки, за вечерний звон малиновый, за Волгу-матушку, за купола золотые, за иконы чудотворные, за белых яблонь дым, за конфетки-бараночки! За Россию!

И войну назвали «отечественной».

И тут Гитлер подыграл Сталину. «Гитлер ухитрился объединить всех русских под сталинским знаменем». Это сказал Гудериан (Panzer Leader. London. Futura. 1979. P. 440). Если бы Гитлер был платным агентом Сталина, если бы действовал только по указаниям Кремля и Лубянки, то и тогда вряд ли смог бы действовать в интересах мирового коммунизма лучше, чем действовал на самом деле. Он воевал против народа Советского Союза, который поначалу встречал гитлеровцев как освободителей. Германия была совершенно не готова к войне. Эта неготовность выражалась прежде всего в том, что Гитлер и его окружение не понимали самых простых вещей. Они не знали, кто им враг, а кто союзник. Они не понимали, кого нужно бить. Потому гвоздили по кому ни попадя. Прежде всего по своим союзникам: народам Украины, России, Белоруссии. При таком руководстве, при таком понимании обстановки они не могли победить.

Не в стратегических талантах Жукова надо искать причины разгрома Германии, а в потрясающей глупости Гитлера и его стратегов.

Коммунизм не может жить без культа. Развенчав культ Сталина, Коммунистическая партия осталась без знамени. Попытки возвести новые культы Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева провалились. Не говоря уже про Черненко. Потому пришлось воспевать «коллективную мудрость партии» и строить обобщающий культ Центрального Комитета.

На этом ратном поле и отличился величайший стратег. Сравнив, мягко говоря, не слишком бурную деятельность Центрального Комитета на войне и работу Генерального штаба, Жуков решительно взял сторону ЦК. Тем самым «великий русский полководец» обессмертил свое имя. Как ни крути — открытие. Диалектический метод марксизма-ленинизма в своем блистательном воплощении: если сотни и тысячи генералов и офицеров Генерального штаба вкалывали на износ до войны, на войне и после, значит, Генеральный штаб — не мозг. Мозгом армии, по Жукову, был Центральный Комитет, который за время войны вообще ничем себя не проявил, который полностью самоустранился от своей «руководящей и направляющей роли», который от жизни страны отключился, который просто дезертировал с арены войны.

Даже генералы-коммунисты при еще живом Центральном Комитете находили смелость признать, что Центральный Комитет Коммунистической партии во время войны вообще никакой роли не играл. Генерал-полковник Г. Кривошеев вспоминал: «В те суровые годы почти полностью бездействовали верховные органы Советского государства и партии. Практиковались чрезвычайные формы руководства, была практически полностью свернута внутрипартийная демократия. Все в великой стране, в героически сражавшейся армии решал ГКО, а значит — Сталин» (Г. Кривошеев. «Красная звезда», 5 сентября 1990 г.).

А мертвый Жуков упорствует: Центральный Комитет не бездействовал, а действовал! ЦК — мозг армии!

Столь выдающегося открытия не смог сделать никто. И лишь гению это оказалось под силу. Не только генералам и маршалам такое в голову не ударило, но и сами идеологи Центрального Комитета до такого не дошли. Идеологи после Сталина говорили: Центральный Комитет — «руководящая и направляющая сила». Если шаманам из ЦК такие заявления в радость, пусть так и будет. Чем бы Суслов ни тешился...

Но ни один идеологический мракобес не заявил: Центральный Комитет думает за армию. Такое заявил Жуков. И только он.

А удивительное вот где. В октябре 1957 года пленум ЦК отстранил Жукова от рычагов власти. И вот защитники Жукова разоблачают Центральный Комитет за подлость: собрались проходимцы в отсутствие великого стратега и мерзким закулисным маневром сбросили нашего дорогого и любимого...

Дорогие товарищи, это не жуковский взгляд на вещи! Вам следует помнить слова величайшего стратега о том, что ЦК — мозг армии. А коль так, зачем вообще нужны маршалы, генералы и адмиралы?

Объявив Центральный Комитет мозгом армии, Жуков сам себя признал пятым колесом. И если вы, жрецы культа Жукова, согласны с мемуарами своего кумира, то события октября 1957 года следует трактовать иначе: Центральный Комитет занял положенное ему место, при этом было ликвидировано ненужное звено управления в лице величайшего стратега.

В самоунижении перед дутым величием Центрального Комитета величайший стратег обошел всех.

Глава 4

Как Жуков пытался доложить обстановку

Причины разгрома Жуков объяснил просто и доходчиво: Сталин ничего не понимал, а вот он, великий Жуков, все понимал, он, гениальный, пытался доложить, но Сталин не слушал.

Раскроем последнее, тринадцатое, издание мемуаров Жукова. Страница 229. Тут сказано следующее: «К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба. Между тем Генеральный штаб, по образному выражению Б.М. Шапошникова, — это мозг армии. Ни один орган в стране не является более компетентным в вопросах готовности вооруженных сил к войне, чем Генеральный штаб. С кем же, как не с ним, должен был систематически советоваться будущий Верховный Главнокомандующий? Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».

Чем можно подкрепить заявления Жукова?

Да ничем.

А вот простейшей проверки эти заявления не выдерживают.

Более двух десятилетий кремлевские секретари вели «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным». Все посетители зарегистрированы: время входа, время выхода. Эти записи опубликованы полностью в журнале «Исторический архив» в 1994-1997 годах. Документ решительно опровергает Жукова и тех, кто за него сочинял «Воспоминания и размышления».

Вопросами подготовки войны Сталин занимался упорно и ежедневно минимум 17 лет. С каждым годом он все больше и больше времени уделял этой проблеме. Судя по записям, начиная с ноября 1938 года кабинет Сталина превратился в главный мозговой центр предстоящей войны и Мировой революции. Редко мелькнет в списке приглашенных чекист, дипломат или прокурор, остальные — те, кто будет воевать, и те, кто будет их обеспечивать. Но если и бывали иногда в кабинете Сталина чекисты, дипломаты и прокуроры, то из этого вовсе не следует, что с ними Сталин только о вечном мире толковал...

Перед каждым, кто читал эти записи, открывается грандиозная картина подготовки к великому столкновению. Вот осенью 1940 года Сталин пригласил к себе конструктора-оружейника Шпагина Георгия Семеновича. Пока никто не сумел найти упоминаний о личных встречах Гитлера с конструкторами стрелкового оружия. А Токарев, Дегтярев, Симонов, Горюнов — постоянные гости в кабинете Сталина. О чем говорил Сталин со Шпагиным? Мы этого не знаем и не узнаем никогда. Но результат налицо. С середины 1941 года до конца войны германская промышленность произвела 935, 4 тысячи пистолетов-пулеметов. Их надо было использовать на многих фронтах от Норвегии до Африки, от Нормандских островов до калмыкских степей. А промышленность Советского Союза за то же время произвела 6173,9 тысячи пистолетов-пулеметов. Это были в подавляющем большинстве ППШ-41. Официально — пистолет-пулемет Шпагина 41-го года. В народе — «папаша». Их применяли только на одном фронте — против Германии и ее союзников. Гитлеровский министр вооружений и боеприпасов А. Шпеер вспоминал: «Солдаты и офицеры дружно жаловались на перебои в снабжении их стрелковым оружием. Особенно им не хватало пистолетов-пулеметов, и солдатам приходилось пользоваться трофейными советскими автоматами. Этот упрек следовало целиком адресовать Гитлеру. Как бывший солдат Первой мировой войны он упорно не желал отказываться от традиционного и хорошо знакомого ему карабина... Он откровенно игнорировал разработку и производство новых видов стрелкового оружия» (Альберт Шпеер. Воспоминания. Смоленск, 1997. С. 436-437).

Гитлер до конца войны так и не понял роли пистолетов-пулеметов. Ставка на винтовки прошлого века дорого обошлась Гитлеру и его армии. А Сталин понял значение пистолетов-пулеметов в конце 1939 года, в 1940 году по его приказу были разработаны надежные, предельно простые в изготовлении, обслуживании и боевом применении образцы, а в 1941 году началось массовое производство. Кстати, коммунистическая пропаганда все ставит с ног на голову. Если верить коммунистам, то у немцев было множество автоматов, а наш солдатик обходился винтовкой прошлого века. Но дело обстояло как раз наоборот.

А вот Сталин говорит с конструктором Шавыриным. Мы тоже не знаем, о чем шла речь. Но можем догадываться. По результатам войны. Советский Союз вступил в войну с первоклассным минометным вооружением. Ничего равного и близкого шавыринскому 120-мм миномету в германской армии не было. Немцам пришлось копировать советский образец по захваченным в Запорожье чертежам. Непонимание Гитлером и понимание Сталиным роли минометов в войне можно подтвердить цифрами. За время войны в Германии было выпущено 68 тысяч минометов, в Советском Союзе — 348 тысяч более мощных и более совершенных минометов. Это больше, чем во всех армиях мира, вместе взятых. В 1943 году Красная Армия получила 160-мм миномет И.Т. Тиверовского. Вес мины — 40,5 кг. Ничего даже отдаленно напоминающего это сверхмощное оружие не появилось ни в Германии, ни в одной другой стране ни до конца войны, ни до конца ХХ века.

Прием продолжается. В кабинете Сталина конструкторы Шпитальный, Комарицкий, Таубин, Березин. Мы можем судить о последствиях этих встреч, сравнив советское авиационное вооружение с германским. В 1937 году в Испании гитлеровцы снимали со сбитых советских самолетов скорострельные авиационные пулеметы Шпитального — Комарицкого, которые были приняты на вооружение Красной Армии еще в 1932 году. Германские конструкторы так и не сумели к концу войны создать ничего равного и даже близкого. И скопировать тоже не смогли.

В кабинет Сталина входят авиационные конструкторы Яковлев, Ермолаев, Ильюшин, Петляков, Поликарпов, Таиров, Сухой, Лавочкин. Не все сразу. У Сталина — индивидуальный подход. Даже Микояна принимал отдельно, а через два месяца — Гуревича. Хотя МиГ — это единый и неделимый Микоян и Гуревич. Но Сталину надо послушать каждого в отдельности. За конструкторами самолетов — конструкторы авиационных двигателей Микулин и Климов. Вот в узком кругу Сталин беседует с самыми знаменитыми летчиками, затем с высшими авиационными командирами. Тут же — снова с конструкторами самолетов и двигателей.

Редко найдешь день, когда в кабинете Сталина не побывал бы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Иногда глаза протираешь: Шахурин и снова... Шахурин. А это он просто в сталинский кабинет по два захода в день делал. Часто Шахурин не один, а с заместителями Дементьевым, Ворониным, Баландиным. Тут же и директора крупнейших авиационных заводов. И генералы — непрерывной чередой.

Нарком вооружений Ванников — частый гость.

И вдруг — некто Москатов. Разговор с ним — за полночь. Кстати, в этот день, 4 октября 1940 года, Сталин уже переговорил в своем кабинете с наркомом обороны, начальником Генерального штаба, начальником Главного артиллерийского управления, тремя заместителями начальника Генерального штаба, наркомом вооружений, начальником Главного управления ВВС, конструкторами Таубиным, Шпитальным и Шпагиным. День не особенно напряженный. В списке только 20 человек. И последний — Москатов. Кто же такой? Нет такого среди генералов. И конструктора такого вроде не было. Москатов, Москатов... А ведь где-то такой встречался. Ну-ка по справочникам пройдемся. Ах да! Петр Григорьевич. Как же, как же. «...С октября 1940 нач. Главного управления трудовых резервов при СНК СССР». Вот оно что.

С 3 октября 1940 года в Советском Союзе обучение в высших учебных заведениях и в старших классах обыкновенных школ стало платным. Вводилась эта мера в связи с тем, что благосостояние трудящихся ужасающе повысилось и деньги трудящимся все равно девать некуда. По просьбе этих самых трудящихся родное правительство им подарочек подбросило. Мгновенно школы опустели. Чтобы миллионы подростков зря по улицам не шатались, для них были открыты особые «учебные заведения». При военных заводах. В эти «учебные заведения» забирали, не спрашивая хотения. По мобилизации. Побег несовершеннолетних пацанов и девчонок из «учебных заведений» карался по всей строгости Уголовного кодекса. «Учебное заведение» давало профессию. Не ту, которая нравится, а ту, которая в данный момент требуется данному танковому или оружейному заводу. «Обучение» предусматривалось не простое, а «в сочетании с выполнением производственных норм». Потом за это «обучение» надо было с любимой Родиной расплатиться — четыре года отпахать на родном заводе без права выбора места, профессии и условий работы. Забирали в «учебные заведения» с 14 лет. Срок обучения 1-2 года. Значит, расплачиваться надо было начиная с 15-16 лет. А там и в армию загребут.

Вся эта система принудительного труда миллионов подростков именовалась термином «трудовые резервы». Править этой производственно-тюремной системой товарищ Сталин поставил товарища Москатова Петра Григорьевича. И, ясное дело, немедленно вызвал ночью на инструктаж...

На следующий день в сталинском кабинете снова нарком обороны, начальник Генерального штаба, его заместители, начальник Главного артиллерийского управления...

Но вот в мрачном военно-промышленном царстве блеснул светлый лучик. Товарищ Сталин думает и о прекрасном. 29 июня 1940 года в кабинете Сталина писательница Ванда Василевская. Разговор 45 минут без свидетелей. 8 октября — снова она. Разговор 2 часа 5 минут. Сначала присутствовал Хрущев. Затем разговор продолжался без свидетелей. Мы снова не знаем, о чем они говорили. Но интересно полистать газету «Правда» и почитать пламенные статьи Василевской о том, что буржуям-кровопийцам недолго пить рабочую кровь, что несчастным пролетариям Европы недолго осталось греметь цепями в капиталистическом рабстве. Если сравнить даты встреч Василевской со Сталиным и даты публикаций ее пылких статей, то четко проявляется причинно-следственная связь.

А вот в кабинете Сталина еще один писатель. Товарищ Шолохов. Присутствует Молотов. Разговор 1 час 10 минут. Но тут товарищ Сталин дал маху. Пустой номер. Тяжел на подъем был писатель Шолохов. Результатов встреч со Сталиным не ищите. Не разразился Шолохов ни серией страстных статей, ни памфлетом, ни басней.