Единственный? Вместо предисловия

Легенды о Маршале Советского Союза Жукове неисчислимы. Среди них и такая: в деле руководства войной был он у Сталина единственным заместителем.

Миру давно внушили, что Сталин был глуп и труслив, что военного дела не понимал, войной или вообще не руководил, или управлял по глобусу. А раз так, кто же командовал? Вот и выходит, что к Берлину Красную Армию привел не Верховный Главнокомандующий, а его единственный заместитель. 

Был, говорят, во время войны такой случай. Принесли Жукову на подпись документ, а должность указали ошибочно: первый заместитель Верховного Главнокомандующего. Тут великий полководец как рыкнет, как ножкой топнет: Я не первый заместитель! Я единственный!

Всем нам велено этим случаем восторгаться: мол, суров был Георгий Константинович, но так ведь война точности требует — незачем Жукова первым заместителем обзывать, если у Сталина других заместителей не было.

Некий литератор этим случаем восхитился и написал книгу о Жукове. Книгу так и назвал: «ЕДИНСТВЕННЫЙ». И в той книге в соответствии с официальной мифологией Государства Российского Сталин показан придурком, а Жуков Георгий Константинович — самородок, умница, спаситель Отечества, великий гений, ясно солнышко без пятнышек. И звучит название книги не в том смысле, что Жуков у Сталина был единственным заместителем, а в том, что он — единственный спаситель Отечества.

И тут же эхом отзывается некий западный сочинитель. Название завораживает: «Маршал Жуков: человек, который сокрушил Гитлера». Это другая книга. Другой автор. Другое название. Но смысл тот же: ЕДИНСТВЕННЫЙ! Вышел Егорий Константиныч в чисто поле, у ракитова куста встретил Идолище поганое с омерзительным его воинством, выхватил меч-кладенец, как махнет — лежит улица, отмахнется — переулочек, самому Идолищу семь голов снес, всю берлогу Третьего рейха разметал. Ни дать ни взять: как выскочил, как выпрыгнул — пошли клочки по закоулочкам!

Давайте же возрадуемся. Давайте пропоем хвалу Маршалу Советского Союза Жукову — спасителю Отечества, единственному заместителю Сталина, а потом спросим: да так ли это? Давайте внимательно посмотрим на окружение Сталина, может быть, помимо Жукова найдем и других заместителей.

В ходе войны Сталин занимал несколько должностей: секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии, глава правительства. Председатель Государственного Комитета Обороны, председатель Ставки Верховного Главнокомандования, Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами, народный комиссар обороны. Сталин один, а должностей шесть. На разных должностях у него были разные заместители.

Главная должность Сталина с 4 апреля 1922 года ~ Генеральный секретарь Центрального Комитета ВКП(б). Главный механизм власти — Учраспред, он же — Орграспред, он же — ОРПО, он же — УК секретариата ЦК.

После Гражданской войны соратники Ленина, распихивая друг друга, рвались к власти. Они считали, что трон Ленина достанется тому, кто победит в бесконечном соревновании по краснобайству и словоблудию. А Сталин тем временем, не вступая в дебаты, взял контроль над лавочкой под вывеской «Учраспред». Ленин первым сообразил, что это означает. Учраспред — это неприметная со стороны контора в составе секретариата Центрального Комитета партии. Нет, нет, это не тот отдел, который руководил подготовкой Мировой революции. И вовсе не тот, который вырабатывал стратегическую линию борьбы мирового пролетариата. И даже не тот, который был призван блюсти чистоту марксистско-ленинского учения. Учраспред — рутина. Учраспред — серенькие чиновники, которые перекладывали с полки на полку столь же серенькие папочки. Учраспред — учет и распределение кадров. Сталинский Учраспред решал, какого партийного деятеля выдвинуть, а какого задвинуть, кого поднять, кого опустить, кого вызвать из белорусского местечка Блудень и направить в Киев, а кого из просторного кабинета в Питере бросить на ответственнейшую работу в Кобеляки под Полтавой, в Пропойск или в село Большая Грязнуха Саратовской губернии.

Секретарь Центрального Комитета партии — главная должность Сталина. Вокруг этой должности и конторы под названием «Учраспред» была выстроена самая мощная, небывалая в истории человечества диктатура Сталина.

Почувствовав крепнущую сталинскую мошь, Ленин предупредил соратников по борьбе: «Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть». Соратники не вняли предупреждению вождя. Не оценили. А зря.

Учраспред менял свои названия, но суть оставалась: кадры решают все! Во время войны руководство страной, армией, промышленностью, транспортом, сельским хозяйством, тайной полицией, идеологией и пропагандой, дипломатией, культурой, разведкой, наукой, религией и всем, всем, всем осуществлялось все тем же методом — перемещением кадров: этого освободить, этого назначить, не справился — снять и его, назначить третьего. В результате на всех командных постах весьма быстро оказывались те, кто мог обеспечить успех любой ценой. Именно — любой.

Во время войны, за несколько лет до нее и после войны до самой смерти Сталина фактически вторым человеком в партии был Маленков Георгий Максимилианович. С 1934 года он руководил структурой под названием ОРПО — Отдел руководящих партийных органов ЦК ВКП{6). ОРПО — это все тот же Учраспред, но под другой вывеской. «После восемнадцатого съезда закулисная роль Маленкова выходит на открытую поверхность жизни ВКП(б), и по партийной жизни он становится правою рукою Сталина» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 200).

Маленков под личным контролем Сталина командовал государством и войной путем распределения кадров. Он выдвигал и задвигал начальников лагерных управлений, командиров бригад, дивизий и корпусов, наркомов и их заместителей, послов и резидентов, начальников районных, областных, краевых, республиканских отделов и управлений НКВД, директоров заводов, фабрик, шахт, нефтепромыслов и золотых приисков, начальников железных дорог, секретарей райкомов, обкомов, крайкомов, начальников отделов и управлений Генерального штаба, командующих флотилиями, армиями, флотами, фронтами, начальников их штабов.

Формально Маленков не был заместителем Сталина по партии. Но если подходить чисто формально, то и Сталин не был диктатором. Если кто забыл: власть в Стране Советов принадлежала рабочим и крестьянам и формально именовалась «советской». Меня давно занимал вопрос: это кто же когда и с кем у нас советовался? Чисто формально власть венчалась Верховным Советом, в котором заседали знатные ткачихи, доярки, сталевары и оленеводы. Чисто формально главой Советского Союза был добрый дедушка Калинин. Однако настоящая власть принадлежала тем, кто расставлял своих людей к рычагам государственного правления. 

В ходе войны и после нее, до самой смерти Сталина, к деликатным вопросам учета и распределения кадров, т.е. к вопросам управления государством, экономикой, Вооруженными Силами, внешней и внутренней политикой, Жуков Георгий Константинович допущен не был.

Возражают: мы не о руководстве вообще говорим, а о критических ситуациях; где кризис, где труднее всего, в Ленинград, в Сталинград Сталин слал Жукова, и тот железной рукой наводил порядок... Можно ли против этого возразить?

Можно.

Я сам так считал, пока доверял мемуарам Жукова. А когда полистал документы, то понял: туда, где кризис, где труднее всего, Сталин посылал другого человека. И тот железной рукой наводил порядок (в советском понимании). Это был Маленков Георгий Максимилианович, и именно его Сталин послал в Ленинград, дав ему исключительные полномочия. Маленков был не один. У него была команда, в состав которой вошли чекисты высшего выбора, «ответственные товарищи» из Управления кадров, генералы и адмиралы высшего ранга, включая наркома ВМФ, командующего авиацией РККА и командующего артиллерией. Когда под руководством Маленкова Ленинград был спасен, когда враг был остановлен, в помощь Маленкову Сталин послал Жукова.

И в Сталинград Сталин послал не кого-либо, а Маленкова. А Жуков прибыл позже (и уехал раньше). И был он в свите Маленкова тем, кого принято именовать «и сопровождающие его лица».

Через два десятилетия Жуков изобразил себя главным. Но «главным» он стал после смерти Сталина, свержения Маленкова, а потом и Хрущева. И Маленкову, и Хрущеву после свержения заткнули рты. Возразить они не могли. А на Жукова работал весь пропагандистский аппарат Советского Союза. На стороне Жукова были и сам Брежнев, и глава правительства Косыгин, и главный коммунистический идеолог Суслов, и министр обороны Гречко, и несметные полчища «историков в погонах». Вот на этом урожайном поле и произрос «спаситель» и Ленинграда, и Москвы, и Сталинграда, и всего остального.

С 1922 года, больше 19 лет, должность партийного секретаря была единственной должностью Сталина. 4 мая 1941 года он стал главой правительства, именовавшегося Советом народных комиссаров (СНК). Во время войны у Сталина в правительстве первыми заместителями были Молотов и Вознесенский и просто заместителями: Берия, Булганин, Вышинский, Ворошилов, Землячка, Каганович, Косыгин, Маленков, Малышев, Мехлис, Микоян, Первухин, Сабуров.

30 июня 1941 года Сталин занял пост Председателя Государственного Комитета Обороны (ГКО). Заместителем Сталина по ГКО был Молотов. А с мая 1944 года — Берия.

10 июля 1941 года Сталин принял должность председателя Ставки Верховного Командования, которая 8 августа была преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования. На этой должности у него заместителей не было.

19 июля 1941 года Сталин становится народным комиссаром обороны (НКО). На этом посту в годы войны первыми его заместителями были Буденный и Жуков и заместителями: Абакумов, Булганин, Василевский, Воробьев, Воронов, Голиков, Громадин, Запорожец, Кулик, Мерецков, Мехлис, Новиков, Пересыпкин, Тимошенко, Федоренко, Хрулев, Шапошников, Щаденко, Щербаков. И пусть меня простят, если я кого пропустил.

С 8 августа 1941 года Сталин — Верховный Главнокомандующий Вооруженными Силами СССР. На этой должности с 26 августа 1942 года у него был заместитель — Жуков.

Итого в разные периоды войны у Сталина на разных должностях было минимум 35 заместителей, в том числе четыре первых заместителя: Буденный, Вознесенский, Жуков, Молотов. Шесть человек: Берия, Булганин, Жуков, Маленков, Мехлис, Молотов — были «дважды заместителями» Сталина. Например, Мехлис — заместитель Председателя СНК, заместитель наркома обороны. Молотов — заместитель Председателя ГКО, первый заместитель Председателя СНК.

С момента, когда Сталин принял должность наркома обороны, т.е. с 19 июля 1941 года, Жуков был его первым заместителем на этом посту. С 26 августа 1942 года Жуков был заместителем Верховного Главнокомандующего. Короче, Жуков был заместителем и одновременно первым заместителем Сталина.

Вокруг Жукова всегда роились лизоблюды и подхалимы. Обстановку в штабе Жукова ярко описал артист Борис Сичкин, друг и собутыльник «маршала победы»: «Обслуживающий персонал состоял из лиц мужского пола в чине не ниже генерал-майора. Они были откровенными холуями: чистили маршалу сапоги, накрывали на стол и убирали со стола. Словом, походили на услужливых собак. Когда они выслушивали распоряжения маршала, то сгибались до полу. Противно было смотреть на этих людей, потерявших к себе всякое уважение... Для маршала эти холуи были кем-то вроде декоративных собачек... Точнее, они были по натуре псами» (Б. Сичкин. Я из Одессы, здрасьте... СПб., 1996. С. 79). И вот однажды во время войны один из этих псов решил вне графика лизнуть хозяйскую задницу — написал в документе должность Жукова: первый заместитель... И не попал! Жуков ужасно не любил, когда его величали первым заместителем наркома обороны. Он любил, чтобы его называли заместителем Верховного Главнокомандующего. Согласимся: тем, кто чистил маршальские сапоги и подносил бумаги на подпись, не мудрено было запутаться в этих хитросплетениях и назвать величайшего полководца всех времен и народов не тем титулом, который ему нравится, а тем титулом, который у него был, но который ему не нравился. И тогда величайший впадал в сатанинскую ярость: я — не первый заместитель, я — единственный!!!

Учитывая вышеизложенное, согласимся: претензии на единственного, мягко говоря, недостаточно обоснованы.

Теперь попытаемся навести порядок в табели о рангах. Что важнее: заместитель Сталина по партии или первый заместитель по правительству? Что весомее: заместитель по ГКО, первый заместитель по НКО или заместитель по СНК? 

Ответ на этот вопрос был дан 30 июня 1941 года. В этот день был образован Государственный Комитет Обороны (ГКО). Это был «чрезвычайный высший государственный орган СССР, в котором в годы Великой Отечественной войны была сосредоточена вся полнота власти. Постановления ГКО имели силу законов военного времени» (Советская военная энциклопедия. Т. 2. С. 622). «ГКО, сосредоточив всю полноту власти в стране, руководил перестройкой народного хозяйства в соответствии с требованиями войны, мобилизацией сил и ресурсов страны, строительством вооруженных сил, совершенствовал их структуру, расставлял руководящие кадры, определял общий характер использования Вооруженных Сил в войне, осуществлял руководство борьбой советского народа в тылу врага» (Там же. Т. 7. С. 516). Таким образом, в ходе войны основной рычаг диктатуры — учет и распределение кадров — переместился в ГКО. Хотя в принципе ничего не изменилось: все тот же товарищ Маленков под мудрым водительством товарища Сталина претворял в жизнь все тот же нерушимый сталинский принцип, в соответствии с которым кадры решали все.

В ходе войны все государственные в военные структуры и органы Советского Союза, начиная со Ставки Верховного Главнокомандующего, подчинялись решениям ГКО.

В момент создания ГКО в его состав вошли: Сталин — председатель, Молотов — заместитель, Берия, Ворошилов, Маленков. В феврале 1942 года в состав ГКО дополнительно были введены Вознесенский, Каганович, Микоян, в ноябре 1944 года — Булганин. С мая 1944 года Берия — заместитель Председателя ГКО. Теперь у Сталина стало два заместителя — Молотов и Берия.

Маршал Советского Союза Жуков Георгий Константинович не был заместителем Сталина по ГКО. В этот чрезвычайный государственный орган руководства войной Жуков не был допущен даже в качестве рядового члена.

Нас так учили с детства: война была справедливой, великой, священной. Коварный враг напал без объявления войны, без всякого повода и без причины. Мы к войне не готовились, отсюда такие поражения, потери и жертвы. Суть войны: советский народ защищал свою Родину. Советские люди как один человек сплотились вокруг родной Коммунистической партии и ее мудрого Центрального Комитета. На разгром врага Красную Армию и народ вел великий Сталин.

После смерти и разоблачения Сталина выяснилось, что на разгром врага советский народ вел не Сталин, а верный ленинец Хрущев.

После смещения Хрущева историки вдруг обнаружили, что на разгром врага советский народ вел вовсе не Сталин и даже не Хрущев, а еще более верный ленинец товарищ Брежнев. У Сталина была одна Звезда Героя Советского Союза, он ее никогда не носил, а у Брежнева было аж четыре такие Звезды, и он их всегда носил. Маршал Советского Союза Брежнев был в четыре раза больше герой, чем Сталин.

После смерти Брежнева было сделано сенсационное историческое открытие: на разгром врага Красную Армию и весь советский народ вел все-таки не Брежнев, не Хрущев и не Сталин, а верный сын советского народа великий Жуков, он же — Единственный. Однако если вспомнить предшественников Жукова на роль Спасителя, то получается, что Жуков «единственным» является только на данный момент. На данном историческом этапе.

В этой роли до Жукова побывали другие. Жуков — всего лишь замыкающий в колонне «единственных».

Глава 1

Честность с оговорками

При жизни Жукова вышло только одно издание его мемуаров — один том. «Это была убедительная, честная книга, это была большая правда о войне. Таковой она останется навсегда» («Красная звезда», 12 января 1989 г.).

Тут я позволю себе с любимой газетой не согласиться. «Таковой» жуковская правда навсегда не останется. Она уже таковой не осталась. И не могла остаться, ибо правда в нашей великой стране самая лучшая в мире. Самая правдивая. Самая передовая. Самая прогрессивная. Самая устойчивая. Не оттого наша правда такая живучая, что твердокаменная, а как раз наоборот. У нас гибкая правда! Эластичная. Наша правда выживает в любых условиях, ибо к ним приспосабливается. Ученые товарищи в этом случае применили бы термин: «мутация». Наша правда жизнеспособна и неистребима, ибо меняется вместе с изменением условий обитания. Заявляя, что жуковская правда неизменна, товарищи из «Красной звезды» лукавят. Уж им-то надо знать, что второе издание «Воспоминаний и размышлений» практически ничего общего, кроме названия, не имело с первым изданием. Скажу больше: второе издание полностью опровергает первое, а третье — второе.

Сейчас жуковская большая правда о войне совсем не та, что была раньше. А завтра она будет другой. Она менялась и продолжает стремительно меняться прямо на глазах. Особая роль в этом процессе принадлежит младшей дочери великого стратега Марии Георгиевне. Она сделала все возможное, вернее — невозможное, чтобы книга великого полководца день ото дня становилась все более правдивой. В архивах отца Мария Георгиевна неустанно находит что-то новое. Второе издание, которое вышло после смерти Жукова, стало двухтомным, И было объявлено: вот она наконец — историческая правда! Вот теперь-то в книгу вошло все то, что проклятая цензура не пропустила в первое издание!

Шли годы, времена менялись. Возникали новые проблемы, новые требования. На каждом историческом этапе те же события получали новую оценку, новую трактовку, новое объяснение. И Мария Георгиевна тут же находила вырезанный цензурой кусок или множество кусков. Их вписывали в книгу, одновременно прыткие соавторы вырезали все то, что моменту больше не соответствовало, печатали новое издание, книга снова становилась созвучной времени. И снова объявляли на весь свет: вот теперь-то наконец звучит полная правда!

Оказалось, что Георгий Константинович Жуков предусмотрел все вопросы, которые будут задавать потомки через десятилетия после его смерти, и на все вопросы дал ответы. Самое удивительное: он дал разные ответы. Если сегодня общество ждет от Жукова одного определенного ответа, то именно его и получает. А если через некоторое время официальный взгляд на тот же вопрос изменится, то изменится и жуковский ответ.

Как только требуется подтвердить новую точку зрения, так тут же Мария Георгиевна находит вырезанный цензурой фрагмент. А если назавтра прикажут точку зрения изменить на противоположную, то фрагмент снова уходит в разряд несуществующих.

После смерти Жукова его мемуары прошли путь от однотомника к двухтомнику, дальше растолстели до трехтомника, но потом вновь сократились до двухтомника. Книга сама собой съежилась, из нее выпало все лишнее, ненужное, неактуальное.

В 1990 году вышло десятое издание. Оно было особым. Оказалось, что все, о чем Жуков писал до этого, — полная чепуха. И только в десятом издании, через четверть века после смерти великого стратега, наконец перед читателем открылась та большая правда о войне, которую маршалу не позволили сказать при жизни.

Первые девять изданий «Воспоминаний и размышлений» — это большая правда. Но вспоминать эту большую правду больше не рекомендуют. Советы исходят от весьма авторитетных лиц. Например, от бывшего министра обороны СССР, последнего Маршала Советского Союза Д.Т. Язова. Дмитрий Тимофеевич вписал свое имя в историю тем, что, уподобившись Гитлеру, через 50 лет после него бросил танковые армады на захват Москвы. На этом, как и Гитлер, Маршал Советского Союза Язов сломал шею. Но в отличие от Гитлера сей стратег не застрелился. Хотя и следовало бы. Теперь полководец Язов советует молодым бездомным офицерам заводить домашние библиотеки и наполнять их сочинениями Жукова. Но не всякими. «Я посоветовал бы им перво-наперво обзавестись мемуарами этого великого полководца, Причем приобретать надо не любые попавшиеся под руку в книжных магазинах издания, а именно последние издания „Воспоминаний и размышлений“, начиная с десятого» («Красная звезда», 2 декабря 2003 г.).

Миллионы книг первых девяти изданий «Воспоминаний и размышлений» — это отходы исторического развития. Место им — на свалке истории. Они хороши были для своего времени. Сейчас незачем их держать в домашних библиотеках бездомных офицеров. Сейчас другие потребности, сейчас нужна другая большая правда о войне.

Маршал Язов не одинок. Ту же песню поет маршал бронетанковых войск О. Лосик. Его похвалы начинаются с ритуальных заверений в честности Жукова. Но эти настойчивые повторения рождают сомнения и подозрения. Если кто-то бьет себя в грудь, непрестанно заявляя о кристальной правдивости, то возникает психологическая реакция противоположного характера. Посмотрите на мелких шулеров в подворотнях, это их стиль — на честность напирать. Да и о какой честности Жукова может идти речь, если он описал множество операций и ни разу не вспомнил о потерях? Авторы Жуковских мемуаров похожи на организаторов реставрации Кремля и Белого дома. Ремонт завершен. Только смету никому показывать не хочется. Зачем, мол, кому-то знать детали, зачем расстраиваться, зачем помнить, во что все это обошлось и куда лишнее подевалось?

Объявив книгу Жукова честной, маршал бронетанковых войск Лосик тут же уточняет, что жуковская честность не простая, а с оговорками. «Это честная книга. Правда, в девяти изданиях по конъюнктурным соображениям в книгу не вошли факты... Готовя десятое издание, дополненное по найденной к тому времени первой рукописи автора, издательство учло... Мемуары потянули на три тома» («Красная звезда», 2 декабря 2000 г.).

Повествуя о конъюнктурных соображениях, было бы неплохо назвать главного конъюнктурщика. А рассказывая о том, что мемуары когда-то тянули на три тома, следовало бы объяснить непонятливым, почему в настоящий момент они больше никак на три тома не тянут.

И еще: а где гарантия того, что конъюнктурные соображения больше не принимаются во внимание? Два десятка лет в девяти первых правдиво-конъюнктурных изданиях четко просматривалось стремление многочисленных авторов и соавторов «самой правдивой книги о войне» угодить власти, уловить ее желания и ретиво их удовлетворить. А разве в последних изданиях это стремление не просматривается? А разве сегодня книга хоть в чем-нибудь не соответствует официальным идеологическим установкам?

Сам Георгий Константинович хорошо понимал, что большая, но вчерашняя правда никому не нужна. Жуков знал, что историю будут постоянно переписывать. Считал, что так и надо. Сам он был ярым сталинцем. Пока Сталин был здоров. 

В официальном документе называл себя «слугой великого Сталина». При Хрущеве в моде было быть антисталинцем. Таковым Жуков и стал. Без него никакого XX съезда партии и публичных разоблачений Сталина быть просто не могло. При Брежневе культ Сталина возродили, насколько это было возможно. И снова Жуков стал верным сталинцем. Читайте «Воспоминания и размышления», изданные при Брежневе. А во времена «перестройки» было приказано Сталина снова пинать ногами. И отношение (уже мертвого) Жукова к Сталину в очередной раз изменилось на противоположное. Читайте «Воспоминания и размышления», выпущенные во времена Горбачева. Каждый раз у Жукова рывок на 180 градусов. В прямо противоположную сторону.

Сам Жуков говорил: «При Сталине была одна история, при Хрущеве — другая, сейчас — третья. Кроме того, историографическая наука не может стоять на месте, она все время развивается, появляются новые факты, происходит их осмысление и переоценка, — надо уловить дух времени, чтобы не отстать. С другой стороны, о многом еще говорить преждевременно» («Огонек». 1988. № 16. С. 11).

Фраза о том, что дух времени надо уловить и этому духу соответствовать, просто восхитительна. В соответствии с этим требованием мемуары мертвого Жукова волшебным образом обновляются. В любой данный момент они соответствуют духу времени. Пример. При жизни Жукова в первом издании мемуаров было сказано: «Несмотря на огромные трудности и потери за четыре года войны, советская промышленность произвела колоссальное количество вооружения — почти 490 тысяч орудий и минометов, более 102 тысяч танков и самоходных орудий, более 137 тысяч боевых самолетов» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 237). При этом живой Жуков ни на какие источники не ссылался. А вот в тринадцатом издании (М., 2003. С. 252) фраза та же, но цифры другие: 825 тысяч орудий и минометов, 103 тысячи танков и самоходных орудий, более 134 тысяч самолетов. И ссылка: Советская военная энциклопедия. М., 1976. Т. 2. С. 66.

Между первым и тринадцатым изданиями расхождение в тысячу танков и самоходных орудий. С самолетами расхождение еще большее: в первом издании — 137 тысяч одних только боевых самолетов, в тринадцатом — 134 тысячи боевых, транспортных, учебных и прочих. Сшибают с ног данные о производстве артиллерии: в первом издании «почти 490 тысяч орудий и минометов», в тринадцатом — 825 тысяч. Разница в 335 000 стволов! Треть миллиона. Это 55 833 огневые батареи, если они шестиорудийные. Это 83 750 огневых батарей, если они четырехорудийные. Если на обслуживание каждого из этих пропущенных Жуковым в первом издании орудий и минометов определить в среднем по пять человек, то потребовалось бы полтора миллиона артиллеристов. Если учитывать всех, кто такой уймой артиллерии управляет и ее работу обеспечивает: командиров взводов, батарей, дивизионов, полков, бригад и дивизий, личный состав артиллерийских штабов, батарей управления, подразделений связи, водителей артиллерийских тягачей и пр., — то цифра уходит далеко за два миллиона. Неужели Жуков об этом не знал? Неужели всем этим управлял, не имея представления о том, что находится под его контролем?

Самое интересное — ссылка на источник. Редакторы тома могли бы честно написать, что Жуков в военных вопросах не разбирался, войной не интересовался, о войне ничего не знал, мостил от фонаря, а вот сейчас открылись другие цифры. И редакторам следовало сослаться на новейшие исследования. Но нет! Повествование ведется от лица Жукова. И этот Жуков в одном издании говорит одно, в другом — другое, в третьем — третье, в тринадцатом — тринадцатое и цитирует книги, которые не читал, которые не мог читать. Второй том «Советской военной энциклопедии», на который в данном случае ссылается Жуков, подписан в печать 20 июля 1976 года. Через два года, один месяц и два дня после его смерти. Ни одного тома «Советской военной энциклопедии» при жизни Жукова выпущено не было. В момент смерти Жукова первый том не был не то что подписан в печать, но даже еще и не сдан в набор. А последний том подписан в печать через шесть лет после кончины величайшего.

Вот как мертвец улавливает дух времени. В стремлении соответствовать Жуков перебрал. Судите сами: Георгий Константинович отсылает нас к четвертому тому «Истории Второй мировой войны 1939-1945». Любопытные, проверьте выходные данные четвертого тома, сравните с датой смерти «маршала победы». Гарантирую: обхохочетесь.

А вот еще.

Со времен Сталина утвердилась официальная периодизация войны. В соответствии с ней в конце 1941 года под Москвой Красная Армия развеяла миф о непобедимости гитлеровской армии, а в конце 1942 года под Сталинградом наступил крутой поворот в войне. Почти 50 лет в школах и институтах, в книгах и фильмах, в военных училищах и академиях повторяли эти священные формулы: под Москвой развеян миф, потом, через год, под Сталинградом — крутой поворот.

Прошло полвека, и обнаружилась неувязка. Выяснилось, что роль Жукова в Сталинградской битве измеряется отрицательной величиной. Открылось, что он во время Сталинградской битвы находился на другом фронте и проводил так называемую «отвлекающую» операцию. Причем проводил бездарно и безуспешно. Для «отвлекающей» операции было задействовано почти вдвое больше сил, чем для контрнаступления под Сталинградом. А это нарушение всех устоев стратегии. На главном направлении, там, где решается судьба войны, там, где планируется переломить ее ход в свою пользу, там должны быть главные силы, а на второстепенном направлении — второстепенные. Если на «отвлекающую» операцию выделено больше сил, чем на основную, то это преступление.

Кроме того, в конце 1942 года германская армия на ржевском направлении стояла в обороне. А Жуков там проводил «отвлекающую» наступательную операцию. Но для обороны нужно мало сил, а для наступления — много. Получилось, что огромными наступающими массами Красной Армии Жуков «отвлекал» малые силы германской армии.

И еще: успех под Сталинградом был для советского командования неожиданным. Окружили 22 дивизии, но на это никто не рассчитывал. Предполагалось окружить в три раза меньше. Так вот, для того чтобы всего лишь содействовать окружению семи германских дивизий под Сталинградом, Жуков на другом направлении проводил грандиозную «отвлекающую» операцию, в которой участвовали 29 (двадцать девять) общевойсковых, ударных, танковых и воздушных армий.

Для «отвлекающей» операции Жуков сосредоточил 1,9 миллиона бойцов и командиров, 3300 танков, 1100 самолетов. В результате «отвлекающей» операции Жуков потерял 1850 танков, больше тысячи самолетов, несколько тысяч орудий и минометов, сжег миллионы снарядов, уложил в землю больше ста тысяч солдат и офицеров, обескровив лучшие гвардейские соединения Красной Армии.

«Отвлекающая» операция Жукова в районе Ржева выглядит еще более дикой на фоне событий предшествующего года. Нам говорят, что якобы в конце 1941 года Жуков предлагал Сталину сосредоточить главные силы на Западном фронте, но глупый Сталин рассредоточил силы на многих направлениях и фронтах, погнался за дюжиной зайцев, потому битва под Москвой имела для Красной Армии кровавый финал и особых результатов не принесла. Некоторые этим рассказам верят. Но вот прошел ровно год, и в конце 1942 года возникла та же ситуация: все силы надо было бросить на одно, главное, решающее направление. Таким направлением мог быть Сталинград. Там можно было одержать грандиозную победу. Но Сталинградская операция имела мощный пропагандистский успех, а с точки зрения стратегии завершилась без особого блеска и сияния. В плен попала всего лишь одна обыкновен-ная германская армия. А была возможность замкнуть кольцо вокруг пяти армий, две из которых танковые. Все пять армий можно было без всяких усилий удержать в кольце. Мышеловку было легко захлопнуть под Ростовом, там германских войск почти не было.

Летом 1942 года германские танковые клинья вырвались далеко вперед, в предгорья Кавказа, топлива на возвращение назад у них не было. Стоило перерезать узкий коридор у Ростова, и тогда весь германский фронт от Белого до Черного моря рухнул бы. В январе 1943 года. Дело в том, что после потери пяти армий пробоина в германской обороне была бы столь же огромной, как и та, что на правом борту «Титаника». Развязка после этого наступила бы в течение месяцев, если не недель. Рана, нанесенная в районе Сталинграда, была тяжелой, а вот удар на Ростов был бы смертельным. Но вместо этого силы Красной Армии снова были распылены на огромных пространствах, на многих фронтах. И почему-то на этот раз Жуков не протестовал, и почему-то не требовал от Сталина сосредоточить силы на одном решающем направлении: или главные силы под Сталинград и далее на Ростов, или контрнаступление под Сталинградом не проводить, а все силы — на Западный фронт, в район Ржева.

Сам Жуков операцию в районе Ржева отвлекающей не считал и так ее не называл. 7 января 1964 года он отправил письмо писателю В.Д. Соколову с описанием подготовки Ржевско-Сычевской операции в ноябре 1942 года: «...Нужно срочно подготовить и провести наступательные операции наших войск. В районе Вязьмы нужно срезать Ржевский выступ противника. Для операции привлечь войска Калининского и Западного фронтов... я поеду к Пуркаеву и Коневу готовить контрнаступление Калининского фронта из района южнее Белый и Западного фронта из района южнее Сычевки навстречу удару войск Калининского фронта. Определив силы и состав войск, которые необходимо привлечь для ликвидации Ржевско-Сычевско-Белый группировки противника, не теряя времени, я выехал в штаб командующего Калининским фронтом...»? (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского {1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. М., Международный фонд «Демократия», 2001. С. 511).

В районе Ржева готовилась наступательная операция с таким же замыслом, как и под Сталинградом, только большего размаха. Калининский и Западный фронты должны были ударами по сходящимся направлениям срезать Ржевский выступ. Войскам двух фронтов предстояло взломать оборону противника. Их ударные группировки должны были встретиться в глубоком тылу противника и тем самым замкнуть кольцо окружения вокруг основных сил германской группы армий ?Центр?. Жуков писал о наступательной операции с совершенно определенными целями. Он признавал, что был инициатором этой операции, сам определял количество и состав войск для ее проведения, сам ее готовил и проводил. В момент, когда Жуков писал это письмо, все, что касалось потерь Красной Армии на войне, было покрыто непроницаемым мраком государственной и военной тайны. Потому Жуков, не стесняясь, рассказывал о своих замыслах и планах. Он только не стал говорить о результатах. Он умолчал о том, что никакого окружения германских войск не получилось.

Когда после распада Советского Союза вдруг выплыли на поверхность цифры потерь при полном отсутствии результатов, эту позорную операцию срочно задним числом отнесли к разряду отвлекающих. Вроде изначально только так и замышлялось: пошуметь, пострелять, немцев попугать.

Но не в этом дело. Дело в другом: выяснилось, что крутой поворот в войне (пусть хотя бы и пропагандистский) был достигнут под Сталинградом, а Жуков на месте крутого поворота отсутствовал. И в Москве, откуда шли указания, его тоже не было. Вдруг открылось, что между собой никак не связаны два понятия: «величайший стратег всех времен и народов» и «крутой поворот в величайшей из войн».

Как же быть? Как увязать перелом в войне и личный вклад стратега в означенный перелом?

Долго ломали умные головы, но додумались. У нас умеют.

Решение нашли вот какое: ввести новую официальную периодизацию войны.

Под Сталинградом — крутой поворот, от этого никуда не уйдешь. Этого не изменишь. Тогда вот что: так и будем считать, что крутой поворот был под Сталинградом в ноябре 1942 года, а под Москвой за год до этого было НАЧАЛО КРУТОГО ПОВОРОТА!

Вот и все. Жуков в 1941 году под Москвой был. Вот под его гениальным руководством и было достигнуто главное: положено НАЧАЛО крутому повороту. А уж кто там через год под Сталинградом этот крутой поворот завершал, не суть важно. Главное, кто этот поворот начинал. Главное, что удалось привинтить Жукова к крутому повороту.

А самое интересное вовсе не это.

Самое интересное, что мертвый Жуков в своих мемуарах четко отреагировал на происходящие изменения. Двадцать один год в девяти первых изданиях Жуков писал, что под Москвой в декабре 1941 года был развеян миф, а в десятом «самом правдивом» издании мертвый Жуков вдруг объявил, что не миф он развеивал, а положил начало крутому повороту войне.

Спешу сообщить, что к волшебным трансформациям мемуаров величайшего полководца всех времен и народов я тоже имею некоторое отношение. Я тоже, так сказать, руку приложил.

В коммунистической историографии было принято войну против Гитлера называть «Великой» и даже «Отечественной». Эти названия коммунисты пишут с большой буквы, А название «Вторая мировая война» они писали с малой буквы, Этим они подчеркивали важность войны на советско-германском фронте и полную неважность той же войны на других фронтах. Неоднократно, например, во второй главе «Самоубийства» я уличил грамотеев: имя собственное, как ни крути, надо писать с большой буквы. И еще: война Советского Союза против Германии — это часть Второй мировой войны. Не может часть быть больше целого. Если часть заслуживает заглавной буквы, то извольте и целое заглавной буквой величать.

Спорить никто не стал, но понемногу термин «Вторая мировая война» в официальной коммунистической прессе стали писать как положено — с заглавной буквы. Через 25 лет после своей смерти Георгий Константинович Жуков тоже перестроился на общий лад, уловил дух времени и теперь строго блюдет правила правописания. Сомневающихся прошу проверить первые и последние издания «Воспоминаний и размышлений».

Термины «Рейхстаг», «Вермахт», «Имперская канцелярия» — тоже собственные имена. Я их пишу с заглавной буквы. А Жуков — пока с малой. Дальше по тексту этой книги «Рейхстаг» и другие имена собственные будут то с малой буквы, то с заглавной. Причина в том, что, цитируя Жукова, я не имею права переделывать его текст на свой лад, по своему пониманию и усмотрению. Но выражаю твердую уверенность в том, что свое отношение к соблюдению правил грамматики мертвый Жуков изменит.

Ставит в тупик заявление Жукова о том, что «о многом говорить еще преждевременно». Это о чем преждевременно? Война завершилась, враг повержен, о чем же нельзя говорить? И почему? Жуков умер через 33 года после германского вторжения, так ничего о войне и не рассказав. Все, что написано в его мемуарах, было известно до него, было опубликовано другими авторами. И если в последних изданиях книги Жукова появляются новые моменты, то новыми они являются только для «Воспоминаний и размышлений». Все «новые моменты» аккуратно переписаны из чужих книг. Из той же «Советской военной энциклопедии». Сам Жуков никаких секретов не открыл.

И как прикажете совместить заявления великого полководца о том, что он способен говорить только правду, с его же откровением в том же абзаце о том, что время говорить правду еще не пришло? И зачем пенять на цензуру, если сам не готов говорить без утайки? Неполная правда есть неправда, т.е. ложь. Сокрытие исторической правды — преступление против собственного народа. Народ, который не знает своей истории, обречен на поражения, вырождение и вымирание. Среди прочих в послевоенном вырождении русского народа виноват Жуков.

В те славные времена, когда великий полководец якобы работал над «самой правдивой книгой о войне», тысячи честных людей писали «в стол». Почему Жуков так не поступил? Некоторые публиковали правду в самиздате и тамиздате. Если это единственно возможные пути правды, почему Жуков ими не воспользовался? Почему, наконец, не бежал за границу, в свободную страну, где он мог бы рассказать правду о войне? Струсил?

Возражают: Жуков не один. О войне врали многие. Согласен. Но не до такой степени.

Своей, мягко говоря, излишней разговорчивостью Жуков нес невосполнимый урон всем народам бывшего Советского Союза. Но, сам того не ведая, Жуков своей необузданной говорливостью вредил и коммунистической власти. Заявив, что было на войне нечто такое, о чем не следует вспоминать, Жуков нанес смертельный удар по коммунистическому термину «великая отечественная война». Действительно, что это за «священная война», в детали которой великий стратег вникать не рекомендует?

Если, по убеждению Жукова, через треть века не настало то счастливое время, когда можно говорить правду о войне, то когда оно настанет? Когда все свидетели уйдут в мир иной? Когда прочистят все архивы и «за ненадобностью» сожгут все лишнее, неактуальное, не соответствующее историческому моменту?

Во втором издании «Воспоминаний и размышлений» была усилена позиция Жукова в вопросе о том, что правду о войне говорить нельзя: «По вполне понятным причинам, мною не будут затронуты вопросы, раскрытие которых может нанести вред обороне страны» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т.1. С.313).

Опубликовано сие через 30 лет после завершения войны и больше чем через треть века после германского вторжения. О великий радетель нашей безопасности! Да что же это за тайны такие? Списаны танки, заросли крапивой взорванные укрепления, обвалились окопы и траншеи, распущены корпуса, армии и фронты, Гитлера давно нет, и Сталина тоже, наши фронтовики большей частью вымерли... А великие тайны остались. Если их раскрыть, будет нанесен вред обороне Советского Союза и боеспособность армии упадет!

Но вот прошло еще 30 лет. Подобно гниющему трупу Советский Союз окончательно разложился. Главная причина: в стране категорически запрещено говорить правду. Разрешалось только врать. Все снизу доверху пропитано враньем. Обманывая народ во всем, правители сами проникаются верой в свои выдумки. Но надо принимать решения, и они их принимают, основываясь на ложных представлениях об окружающем. А раз так, то и решения их не могли быть правильными.

Непроницаемым слоем вранья покрыта вся советская история, прежде всего история военная. После смерти Жукова прошло три десятка лет, но официальные сочинители так ничего нового и не открыли. А тем временем идут миллионами все новые и новые тиражи жуковского творения. И в каждом молотом по нашим головам бьет призыв не затрагивать вопросы, «раскрытие которых может нанести вред обороне» Советского Союза.

Для лубянских сочинителей жуковский мемуар — основа и несокрушимый фундамент истории войны. Они бесстыдно ссылаются на «Воспоминания и размышления», хотя знают, что есть темы, и, как утверждал сам Жуков, их несколько, которые вообще нельзя трогать.

У меня вопрос ко всем защитникам Жукова: объясните, что имел в виду величайший стратег! Назовите те запретные темы, которые, по мнению Жукова, нельзя обсуждать. Так и быть, если обсуждать нельзя, обсуждать их не будем. Но вы их назовите. А то ведь откуда нам знать, о чем можно говорить, а что обсуждению не подлежит?

О чем же рано говорить через десятилетия после войны? О штрафных батальонах? Жуков на войне штрафников видом не видывал и слыхом о таких не слыхивал. В мемуарах он этих рабов войны не вспоминал и о них не размышлял. Но народ об этом знал и без Жукова. В те годы, когда Жуков якобы писал мемуары, Владимир Высоцкий на всю страну сказал про штрафные батальоны, не дожидаясь, когда разрешат говорить правду.

Может быть, не пришло время говорить о том, что население западных областей гитлеровцев хлебом-солью встречало? Жуков об этом не вспомнил. Но мы-то знали об этом из рассказов свидетелей, из великой книги Анатолия Кузнецова «Бабий Яр». Кузнецов не ждал тех прекрасных времен, когда можно будет касаться любых тем и вопросов. Он просто писал правду.

О чем еще не пришло время говорить? О потерях? Жуков нигде ни единым словом не вспоминал о потерях Красной Армии. Но и без Жукова народ знал, что потери были невероятными. И без Жукова честными исследователями была вычислена цифра потерь. И она далеко превосходит 7 миллионов, объявленных при Сталине, 20 — при Хрущеве и 27 — при Горбачеве. (При Горбачеве к сталинской цифре прибавили хрущевскую и получили новую, самую правдивую.)

Трудно понять позицию издателей мемуаров Жукова. Элементарная честность требует изготовить штамп «О многом говорить еще преждевременно. Жуков» и печатать жирными красными буквами поперек каждой страницы его мемуаров.

Заявление Жукова о том, что время говорить правду еще не пришло, является главным свидетельством против его книги «Воспоминания и размышления». После такого заявления честный человек просто не стал бы писать ни единого слова или написал бы все, что думает, все, что считает правдой, запечатал бы в трехлитровые стеклянные банки и зарыл бы в саду. А еще надо было написать письмо потомкам: правду о войне в XX веке говорить не позволяют, но я ее для вас сохранил, вот она, читайте! Но Жуков, объявив, что правду говорить не настало время, поставил свою подпись под сочинением в 700 печатных страниц.

Подумаем: если в этом сочинении правда о войне не содержится, тогда чем же оно наполнено? Если правда отпадает, то что остается?

Заявление Жукова — главное свидетельство в пользу «Ледокола». Критиков прошу меня не беспокоить и мне не досаждать до того момента, пока не будет опубликован список запретных тем, которые, по мнению Жукова, не пришло время обсуждать.

Глава 2

Про истинные взгляды великого полководца

Полковник А. Кочуков, один из самых рьяных защитников Жукова, откровенно поведал о том, как создавались военно-исторические шедевры: "Два обстоятельства привели меня некогда в дом генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. «Горела» юбилейная статья, посвященная 80-летию Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко. Тезисы ее были «сориентированы» на маршала Москаленко, но он отказался поставить под материалом свою подпись... С юбилейной статьей особых трудностей не возникало. Иван Владимирович Тюленев прочитал и подписал ее, хотя и заметил:

— Мало и сухо мы пишем о маршале Тимошенко" («Красная звезда», 20 февраля 2002 г.).

Вот так все у нас просто. Разворачиваем газету и читаем мудрую статью генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. А при другом раскладе могли бы читать ту же статью и похваливать мудрость Маршала Советского Союза Кирилла Семеновича Москаленко. Статью подготовили для Москаленко. Она ему не понравилась. Ничего страшного. Подписал Тюленев.

Кочуков рассказывает, что маршалу Москаленко подготовили только тезисы, а потом проговаривается: Тюленеву он вез не тезисы, а готовую статью. Полководцу оставалось только прочитать и расписаться. Он это и сделал. Еще и пожурил: эх, писатели, слог казенный, а надо душу вкладывать!

Кто же был настоящим автором, мы никогда не узнаем. Может быть, сам Кочуков. А может быть, Кочуков только возил статью на подпись, а писали ее ребята рангом пониже.

То же самое узнаем и о мемуарах Жукова. Рассказывает В. Комолов, руководитель авторского коллектива мемуаров Жукова: «Мне, например, пришлось изучить около 250 книг и брошюр по военной истории, сделать массу выписок...» («Красная звезда», 12 января 1989 г.). Официально авторы мемуаров Жукова именовались редакторами. Сам Комолов — главным редактором. Но редактору незачем изучать 250 книг по военной истории и делать массу выписок. Этим автор должен заниматься.

И еще: мемуары — это воспоминания. Что вспомнил, то и пиши. А если собрал сведения из сотен чужих книг и вписал в свою, то это — все, что угодно, но только не мемуары.

Волшебное самоусовершенствование жуковских текстов лично меня приводит в восторг и трепет. Пример из начального периода войны.

В июне 1941 года в районе Минска был окружен и разгромлен Западный фронт. Погибли все четыре армии этого фронта. В начале июля за счет стратегических резервов Сталин создал новый Западный фронт, но и он тут же попал в окружение. Снова — четыре армии. Только теперь в районе Смоленска. А это — главное стратегическое направление войны.

Виновным за первое окружение был объявлен командующий Западным фронтом генерал армии Павлов. Его расстреляли. Вместе с ним расстреляли не только генералов из высшего руководства Западного фронта, но и вообще всех, кто был рядом: от начальника штаба фронта до начальников санитарного склада, ветеринарной лаборатории и Военторга.

А кого расстреливать за второе окружение Западного фронта? Нового командующего и его штаб обвинить в тех же ошибках? Второй раз такой номер не пройдет. И первый, и второй раз указания Западному фронту шли из Генерального штаба, от его гениального начальника — генерала армии Жукова.

Сталин снял Жукова с поста начальника Генерального штаба. За этим должна была последовать единственно возможная в таких случаях кара. За «гениальное» планирование, за гибель восьми армий Жукова следовало наказывать по высшей мере. Вполне заслужил.

В 1953 году арестованный Маршал Советского Союза Л.П. Берия направил кремлевским вождям несколько посланий. Среди прочего там упомянут достаточно интересный момент: в июле 1941 года Берия спас Жукова от сталинской расправы. А через 12 лет Берия сам ждал расстрела. Терять ему было нечего и врать незачем. Наоборот, явное вранье могло только усугубить его положение — сказали бы: так ты еще и врешь!

Так вот, в 1953 году арестованный Берия напомнил Жукову: я же тебе жизнь спас в 41-м году!

Но чего стоит услуга, которая уже оказана? Жуков, понятное дело, спасителя своего не вспомнил и для его спасения ничего не сделал.

11 декабря 1941 года, выступая в Рейхстаге, Гитлер сообщил цифры: за пять месяцев войны, с 22 июня по 1 декабря, захвачено и уничтожено 17 332 советских боевых самолета, 21 391 танк, 32 541 орудие, взято в плен 3 806 865 советских солдат и офицеров. Это не считая убитых, раненых и разбежавшихся по лесам.

50 лет наши маршалы и генералы объявляли эти цифры выдумками Геббельса и бредом бесноватого фюрера.

Но постепенно картина прояснялась. С годами и десятилетиями официально признанные цифры потерь Красной Армии за 1941 год росли и росли, пока практически не совпали с теми, которые объявил Гитлер. В настоящее время установлено и Генеральным штабом ВС РФ официально признано, что за первые пять месяцев войны Красная Армия потеряла пленными около четырех миллионов бойцов и командиров, 20 500 танков, 17 900 боевых самолетов, 20 000 орудий. Одним словом, была полностью истреблена, разгромлена и захвачена в плен вся кадровая Красная Армия. Помимо этого, противником было захвачено 85% мощностей советской военной промышленности. У Сталина оставались лишь резервисты и 15% военных заводов.

Это был самый страшный и самый грандиозный разгром в истории человечества. Позор усугубляется тем, что все это произошло на своей земле, где, как известно, и стены помогают. Стыд становится нестерпимым, если вспомнить, что у противника было в семь раз меньше самолетов и в шесть с половиной раз меньше танков, гораздо худшего качества, что в боевых частях наступающих германских войск было от полутора до двух миллионов солдат.

Боевые действия Красной Армии планировал Генеральный штаб. Во главе Генерального штаба стоял генерал армии Жуков. Своей вины за это небывалое и невероятное поражение Жуков не признал. Наоборот, он объявил себя величайшим полководцем ХХ века. У Жукова виноваты все: от рядовых солдат до Верховного Главнокомандующего, от рабочих на военных заводах до конструкторов оружия и членов правительства. Только ни в чем не виноват начальник Генерального штаба.

Жуков представил дело так, что летом 1941 года его не за что было расстреливать. Его даже снимать с должности начальника Генерального штаба было не за что. У него все обстояло прекрасно. По рассказам Жукова выходит, что Сталин его и не снимал с должности начальника Генштаба. Просто... Жуков сам попросил его снять...

В письме писателю В.Д. Соколову от 2 марта 1964 года Жуков описал этот момент (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 516). Причина, по которой Жукову пришлось покинуть пост начальника Генерального штаба, оказывается, не в том, что весь стратегический фронт рухнул от моря до моря. И не в том, что попал в окружение и погиб Западный фронт, и тут же при гениальном планировании Жукова при повторении тех же ошибок и просчетов новый Западный фронт снова попал в окружение и гибнет, открывая Гитлеру путь на Москву. Причина ухода с поста, если верить Жукову, в другом. Сталин якобы позволил себе говорить с великим Жуковым в непозволительном тоне. А принципиальный Жуков такого не стерпел. Тут-то он Сталину и заявил: «...Мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба!»

Сталин (если эти баллады принимать всерьез) снимать Жукова как раз и не собирался. А Сталин Жукову: «Да вы не горячитесь...» И только после этого Сталин согласился: ну ладно, так уж и быть, снимаю тебя с должности...

Как будто для отстранения Жукова не было причин! Как будто Жуков за разгром 22 июня не заслужил ста расстрелов! Как будто за новое окружение под Смоленском он не заработал позорной казни!

Прошло пять лет, и в первом издании мемуаров эта же сцена была улучшена. Она описана иначе. Кроме того, добавлено, что Сталин на великого стратега зла не имел. Освободив Жукова от обязанностей начальника Генерального штаба, Сталин тут же сел пить чай и Жукова рядом посадил... Но Жукову было не до сталинского чая.

Во втором издании фрагмент претерпел новые изменения. Например, Сталин, снимая Жукова, говорит ему такие приятные слова: «У вас большой опыт командования войсками в боевой обстановке» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 358). Живой Жуков про такие комплименты ничего не рассказывал. А мертвый Жуков спохватился и добавил в мемуар сталинскую похвалу.

Эта сцена (как и все остальные) претерпевала дальнейшие трансформации. В десятом «самом правдивом» издании раздраженный Сталин, снимая Жукова, бросает ему оскорбление... Которое звучит величайшей похвалой: «Мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдемся». Иными словами, для Сталина Ленин и Жуков — фигуры одного калибра. Интересно, что Сталин не от своего имени говорил, а якобы от имени всех: мы обошлись... Можно понимать: мы — руководители. А можно и так понять: мы — народ, мы — страна кое-как без Ленина выжили.

Если принимать во внимание, что Сталин через год сделал Жукова своим заместителем, то эта фраза приобретает новый смысл: без Ленина Советский Союз выстоял, а вот без Жукова — никак.

Дочь Жукова Мария Георгиевна любит рассказывать жуткие истории о том, что великому стратегу якобы не позволяли писать правду: «От Суслова, других работников ЦК поступали в издательство АПН приказы „резать“ по живому и выбрасывать из мемуаров самое-самое...» («Красная звезда», 29 июня 2002 г.).

На вопрос «Красной звезды», почему после окончания МГИМО она не пошла в дипломатию, Мария Георгиевна ответила: «Я осознала, что главная задача моей жизни — работа над папиными архивами и книгой, которую он поручил мне написать. Незадолго до смерти, видимо, понимая, что конъюнктурные писаки переврут всю его жизнь, папа завел со мной разговор о том, чтобы я, когда вырасту, изучила все его архивы, дневники, письма и написала правдивую книгу» (там же).

«Правдивую» книгу Мария Георгиевна написала. Вступительная статья — «Душа его христианская». Оказывается, что участник трех государственных переворотов, душегуб, перестрелявший умопомрачительное число людей без суда и следствия, военный преступник, подписавший приказ расстреливать семьи попавших в плен красноармейцев и командиров, вор, мародер и многоженец, член Президиума ЦК КПСС, самый кровавый полководец в истории человечества ко всему этому был еще и глубоко верующим человеком.

Во времена «перестройки» еще не вошло в моду крестным знамением себя осенять, потому при Горбачеве Жукова описывали настоящим коммунистом и верным ленинцем. А с 1991 года пошла мода креститься перед храмом. И тут же, следуя последней моде, «маршал победы» предстал перед изумленной публикой с сияющим нимбом над просветленным челом. О христианских добродетелях великого стратега поговорим особо, сейчас замечу только — даже «Красная звезда» (2 декабря 2003 г.) возмутилась: «Мария Георгиевна излишне наделяет своего отца Георгия Константиновича набожностью».

Уверен, когда пойдет на Руси мода на мусульманство, Мария Георгиевна отыщет доказательства: ее великий родитель всю войну Коран за пазухой носил. А адъютанты возили за ним по всем фронтам молитвенный коврик. И в Мекку все рвался, сердечный, босиком сходить, да не сумел...

Проклятые конъюнктурщики из ЦК воспрепятствовали.

Главный подвиг Марии Георгиевны — не книга об отце, а работа с его архивами. Это был долгий, кропотливый труд. Как награда за упорство — удача. «В конце 80-х годов, когда Георгия Константиновича уже не было в живых, его младшая дочь Мария, к счастью, разыскала самый первый вариант рукописи мемуаров своего отца. Оказалось, что в общей сложности в печать не пропустили 300 страниц машинописного текста!» (Аргументы и факты. 1995. No 18-19).

Достаточно интересно, что та же самая фраза, слово в слово, повторена другим автором в «Красной звезде» (1 декабря 1999 г.), только без восклицательного знака.

Но не это главное. Важно обратить внимание на цифру 300.

«Главной заслугой Марии Георгиевны является то, что она сумела разыскать первоначальную рукопись мемуаров Жукова. Мемуары увеличились более чем на 4 печатных листа, т.е. свыше 100 машинописных страниц... Подлинные взгляды великого русского полководца сохранены для потомков» («Красная звезда», 29 июня 2002 г.). А тут важно обратить внимание на цифру 100.

Так все складно получается! В конце 80-х годов над Советским Союзом громыхали так называемые «гласность» и «перестройка». Вот именно в этот момент Мария Георгиевна и нашла «первоначальную рукопись». А раньше рукопись никак не находилась. Сначала она нашла 300 страниц машинописного текста, и был сделан трехтомник. Потом кое-что оказалось неактуальным. Трехтомник вновь порезали, превратив в двухтомник. Под закат «перестройки» было заявлено: найдено 300 страниц. Через десяток лет оказалось, что было найдено не 300 страниц, а только 100.

200 найденных страниц потерялись, их снова невозможно найти. Публику попросили не беспокоиться, о найденных страницах забыть. Оказалось, что нашли то, что находить не следовало. Даже не так: тогда их следовало найти, а сейчас их следует потерять.

Но даже не эти находки и пропажи удивляют. Волнует другой вопрос: как случилось, что «первоначальную рукопись» надо было разыскивать? Если Жуков видел, что идеологи кромсают его творение, если был заинтересован в сохранении исторической правды, то просто должен был сказать дочери: вот она, первоначальная, под кроватью лежит, настанут лучшие времена — публикуй.

Но Жуков почему-то «первоначальную рукопись» запрятал так, что «подлинные взгляды великого русского полководца» могли до потомков и не дойти. Не будь у него такой сообразительной дочери, мы бы так и довольствовались текстами, которые испохабили проклятые конъюнктурщики из Центрального Комитета.

Старания Марии Георгиевны по восстановлению «первоначальной рукописи» — настоящий научный подвиг. Четверть века непрерывной правки! То одно найдет, то прямо противоположное. А то вдруг потеряет. Но все находки и потери — именно то, что требует данный момент. Однако нам не следует забывать слова самого Жукова, которые он написал на рукописи первого издания: «Этот экземпляр моей рукописи является окончательным. Со всеми дополнениями и изменениями — в печать! 30/VI-68. Санаторий „Барвиха“. Г.К. Жуков». Этот текст неоднократно выставлялся в Лондоне, Париже, Франкфурте в момент первой публикации мемуаров Жукова на немецком, английском, французском и других языках. До появления «самого правдивого» десятого издания этот текст был опубликован в «Красной звезде» (12 декабря 1989 г.).

Эта надпись Жукова, на мой взгляд, совершенно четко указывает на то, что при его жизни никакой «первоначальной рукописи» не существовало, что сам Жуков был полностью согласен с текстом первого издания. Комолов, руководитель авторского коллектива мемуаров Жукова, категорически заявляет, что не было никакой «первоначальной рукописи»: «За многие годы работы над „Воспоминаниями и размышлениями“ мы с автором переработали практически весь имевшийся у него материал. Ни о каких других мемуарах речь не заходила» («Красная звезда», 12 декабря 1989 г.).

После выхода двенадцатого издания мемуаров Жукова я позвонил в издательство. Спрашиваю, понимают ли издатели, что дочь величайшего стратега Мария Георгиевна халтуру гонит? Сначала она триста страниц нашла, потом двести снова потеряла. На ста оставшихся страницах величайший полководец всех времен и народов 14 раз цитирует книги, которые вышли после его смерти. Вы понимаете, спрашиваю, что это означает?

На это возмущенный ответ главного редактора: так он же святой!

Несмотря на мое предупреждение, издательство ОЛМА-ПРЕСС выдало следующее, тринадцатое, издание. Видимо, будут и другие издания и тиражи.

Но все, начиная с «самого правдивого» десятого издания, — бесстыдная халтура.

А первые девять изданий, если следовать логике маршала бронетанковых войск Лосика, надо называть конъюнктурными.

Руководителей издательства ОЛМА-ПРЕСС я убедить не сумел. Они продолжают подсовывать покупателям гнилой товар. И тогда я позвонил в «Красную звезду»:

— Вы там, случаем, Жукова не читали?

— Читали, — бодро отвечают.

— Последние самые правдивые издания, начиная с десятого?

— Как же, как же.

— И ничего не заметили?

— А что?

Рассказываю, в чем дело.

На том конце провода не поверили, но обещали проверить.

Мое сообщение явно проверили, и через пару недель после телефонного разговора, 26 октября 2002 года, в «Красной звезде» мелкими буквами был опубликован следующий текст: «Посмертные издания воспоминаний Г.К. Жукова во времена перестройки якобы восстанавливают изначальный текст рукописи. Однако достоверность внесенных добавлений и исправлений, к сожалению, не может быть подтверждена самим полководцем».

А ведь это катаклизм!

Столько десятилетий непрерывных восхвалений и вдруг — первое сомнение.

И этого пока достаточно. Малая трещинка в ледяном монолите. Пусть пока первая. Будут и другие. Будет время ледохода.

А Марии Георгиевне, дочери величайшего стратега, пожелаем новых успехов в поисках еще не найденных вариантов «первоначальной рукописи». «Истинные взгляды» великого полководца должны быть сохранены для потомков. Как учил величайший стратег, надо уловить дух времени, чтобы не отстать. Ловите, Мария Георгиевна, дух времени.

Только, публикуя вновь открытые перлы, старайтесь держаться в рамках приличия и правдоподобия.

Глава 3

Про безмозглую армию

К началу 70-х годов ХХ века коммунистическая власть сгнила окончательно.

Было использовано множество способов поднять авторитет Коммунистической партии и ее ленинского Центрального Комитета в глазах народа. На заборах огромными буквами писали: СЛАВА КПСС! Было решено переписать конституцию и вписать в нее особую статью о том, что партия — наш рулевой. Композиторы сочиняли песни о родной партии, поэты — стихи, высоколобые профессора переписывали учебники: все наши великие победы — результат плодотворной деятельности коллективного разума партии!

И тут кто-то вспомнил о Жукове.

Мысль простая и гениальная: пусть величайший полководец всех времен и народов выскажется! Пусть сообщит народу, кто привел страну к победе над Гитлером! Пусть расскажет о роли Центрального Комитета Коммунистической партии в руководстве войной и армией!

Несколько осложняло ситуацию одно обстоятельство: пока сообразили, пока хватились, Жуков уже умер.

Но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики.

Не беда, что Жуков умер. Не беда, что его мемуары вышли при жизни и разошлись по стране. Не беда, что уже переведены на все мыслимые языки и изданы во многих странах. Мемуары решили подновить в соответствии с требованиями момента. Было высказано предположение, что Жуков понимал роль Центрального Комитета. Раз так, то, ясное дело, свои взгляды на сей счет где-то изложил письменно. Не мог не изложить! Просто прохвосты-цензоры вырезали из рукописи его гениальные соображения. А что, если хорошенько порыться в архивах Жукова? Что, если восстановить первоначальный текст и отпечатать второе издание?

Так и поступили. Обратились к дочери величайшего полководца Марии Георгиевне: нет ли чего о роли Центрального Комитета?

Мария Георгиевна по амбарам помела, по сусекам поскребла и (о чудо!) тут же нашла именно то, что требовали. С этого, собственно, и начался бесконечный процесс волшебного самосовершенствования «Воспоминаний и размышлений». Мемуары Жукова были борзо переписаны на новый лад, и было объявлено, что первое издание — неправильное. А вот теперь-то справедливость восторжествовала, найдено все, что было вырезано цензурой, и врезано в текст. Так родилось второе издание.

Давайте же обратимся к «подлинным взглядам великого русского полководца», которые дочь стратега сумела разыскать и сохранить для потомков. Давайте же оценим степень подлости главного идеолога Советского Союза Михаила Андреевича Суслова и других конъюнктурных писак из ЦК, которые «резали по живому», «выбрасывали из мемуаров самое-самое...».

В первом издании книги Жукова были такие строки: «В конце 20-х годов вышел в свет серьезный труд Б.М. Шапошникова „Мозг армии“, в котором был проанализирован большой исторический материал, всесторонне обрисована роль Генерального штаба, разработаны некоторые важные положения по военной стратегии» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 100).

Что можно возразить? Ничего не возразишь. В конце 60-х фраза звучала безукоризненно. В первом издании живой Жуков полностью соглашался с Шапошниковым и ему не возражал. А мертвый Жуков пошел другим путем. Он нашел нужным опровергнуть и Шапошникова, и самого себя. Во втором издании мемуаров Жукова фраза про книгу Шапошникова получила такое развитие: «Дело прошлое, но тогда, как и сейчас, считаю, что название книги „Мозг армии“ применительно к Красной Армии неверно. „Мозгом“ Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК ВКП(б)» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 110).

Это заявление Жукова — оскорбление Генеральному штабу и всей Красной Армии. Выходит, у нашей армии собственных мозгов нет. Безмозглая.

Это заявление повторено во всех остальных изданиях. Вот это и есть то «самое-самое», что в первом издании по приказу злодея Суслова беспощадно «резали по живому» конъюнктурщики из Центрального Комитета. Это и есть те самые «подлинные взгляды великого русского полководца», которые сохранила для грядущих поколений сообразительная дочь Мария Георгиевна.

Что же получается? Получается, что главный идеолог Центрального Комитета Коммунистической партии М.А. Суслов и его подручные конъюнктурные писаки из того же Центрального Комитета в 1969 году роли Центрального Комитета не понимали. Мало того, они ее отрицали, они свирепо «резали по живому». А вот Жуков все понимал! И писал в своих рукописях! Но по приказу свирепого злодея Суслова эта проникновенная правда, эти простые, но мудрые слова, это «самое-самое» были из мемуаров Жукова безжалостно вырваны. А через шесть лет, в 1975 году, тот же самый Суслов перестроился-перековался, роль Центрального Комитета уяснил-осознал и разрешил храброй дочери Жукова правду-матку в книгу вписать, привести текст книги в соответствие с «первоначальной рукописью» и «подлинными взглядами».

А неутомимая дочь Мария Георгиевна продолжала поиск. И вот нашла более звучную, впечатляющую и убеждающую фразу о роли Центрального Комитета. Оказывается, Жуков, для того чтобы донести великую правду о войне, взял себе в союзники не менее выдающегося полководца, тоже Маршала Советского Союза и тоже четырежды Героя Советского Союза, Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Леонида Ильича. Мол, не я один так думаю. Вот и товарищ Брежнев того же мнения. Вновь разысканная фраза Жукова звучала так: «Центральный Комитет, — отмечал Л.И. Брежнев, — был тем штабом, откуда осуществлялось высшее политическое и стратегическое руководство военными действиями» (ВИЖ. 1978. No 4. С. 24).

При живом Жукове эту фразу явно цензура не пропустила. Но потом великая жуковская правда о войне все же восторжествовала, все же пробила себе дорогу к массам...

Но вот беда: через четыре года Брежнев вдруг вышел из моды. И храбрая дочь величайшего гения тут же потеряла эти красивые слова, которые совсем недавно были такими правильными, такими верными и актуальными.

Что поделаешь? Они еще вчера были созвучными времени.

А сейчас требуется другое. Конъюнктура иная. Более правдивая правда о войне нужна.

Существует достаточно свидетельств, что с августа 1939 года генералы и офицеры Генерального штаба Красной Армии работали по 15-16 часов в сутки без выходных и праздников, часто оставаясь на ночь в своих кабинетах. У кого большой кабинет, тот мог иметь даже диван. Офицерам рангом пониже рекомендовались три варианта отдыха:

а) сидя на стуле лицом в стол;

б) на столе;

в) под столом.

Ближе к войне работа всего состава Генерального штаба стала практически непрерывной, круглосуточной.

Генерал-полковник Л.М. Сандалов вспоминает: «Иван Васильевич Смородинов был назначен на этот пост с должности заместителя начальника Генерального штаба. Работал он, как мне рассказывали, не менее двадцати часов в сутки» (Л.М. Сандалов. На московском направлении. М., 1970. С. 42).

Об этом говорит и сам Жуков: «Руководящий состав Наркомата и Генштаба, особенно маршал С.К. Тимошенко, в то время работали по 18-19 часов в сутки» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 241).

Другими словами, еще до германского нападения Генеральный штаб РККА работал в режиме военного времени. Выше этого невозможно. В ходе войны рабочий ритм оставался таким же. Интересно, что и после войны до самой смерти Сталина работа Генерального штаба была столь же напряженной. А пленумы Центрального Комитета Коммунистической партии собирались от случая к случаю. По уставу — раз в три месяца. Но буйно цвели, так сказать, неуставные отношения. Пленумы собирали и через четыре месяца, и через шесть. А то и раз в год. «На Восьмом съезде было установлено, что в течение всего 1918 года, с момента переселения правительства в Москву и до съезда Советов в декабре, не было ни одного собрания ЦК партии, и все решения за ЦК принимали вдвоем Ленин и Свердлов» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 134).

Красная Армия создана в 1918 году. Жуков пишет, что мозгом Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК. Но сами коммунисты на своем съезде установили, что ЦК в том году никаких вопросов не обсуждал, никаких решений не принимал и даже ни разу не собирался. И это в самый драматический период борьбы коммунистов за власть над огромной страной.

И во время советско-германской войны роль ЦК была точно такой же. На время войны Центральный Комитет вообще самоустранился и затих. Как говорят, не высовывался. Последний предвоенный пленум ЦК — 21 февраля 1941 года, первый послевоенный — 18 марта 1946 года. Между этими датами на протяжении всей войны пленумы Центрального Комитета Коммунистической партии не созывались НИ РАЗУ.

Звание члена ЦК и члена Политбюро сохранялось. Но это было нечто вроде титула: член ЦК — что-то вроде графа, кандидат в члены ЦК — виконт, а член Политбюро — не иначе великий князь. Обладание таким титулом означало, что носитель его приближен к самым вершинам и облечен доверием вождя. Но ничего более.

С 1947 по 1952 год — более пяти лет — не было ни одного пленума Центрального Комитета. Кто же думал за нашу безмозглую армию все эти годы?

Содержание всех пленумов ЦК — выяснение отношений. Центральный вопрос — кадровый. Лучше всего содержание пленумов ЦК определить воровскими терминами: толковище, сходняк, разборка. Никаких военных вопросов на тех пленумах не обсуждали. Но не следует думать, что если не проводилось пленумов, то не было и кровавых разборок. Они были, только в другом оформлении.

За время войны Центральный Комитет Коммунистической партии не проявил себя ничем, не обсудил ни одного вопроса, не принял ни одного решения. Никто об этой лавочке и не вспоминал. На войне без Центрального Комитета обошлись. «И коммунизм, и советская власть, и даже намеки на мировую революцию исчезают из советских газет» (Б.И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., 1995. С. 204). Мало того, прекратились любые упоминания о ЦК. Листайте «Красную звезду» за все военные годы — ни единого слова о Центральном Комитете! Да что там «Красная звезда». Листайте главную газету Коммунистической партии. Под названием газеты «Правда» значилось: «Орган Центрального Комитета и МК ВКП(б)». Однако за всю войну «орган Центрального Комитета» не вспоминал про Центральный Комитет. Уже 23 июня 1941 года коммунисты сменили свои лозунги. Они мгновенно перестроились. Они перековались. Из интернационалистов они вдруг превратились в патриотов. Уже 23 июня 1941 года был разогнан так называемый «Союз воинствующих безбожников». Уже 23 июня было дано разрешение на колокольный звон в церквях. Коммунисты вдруг начали объяснять народу, что воюем не за мировое господство, не за коммунизм на всей земле, не за захват соседних стран, не за массовые расстрелы, не за голодные очереди, не за пытки, не за Лубянку с Таганкой и Бутыркой, не за колхозное рабство и трудодни, не за прописку, не за исправительно-трудовые лагеря, не за Центральный Комитет, а за березки-осинки, за вечерний звон малиновый, за Волгу-матушку, за купола золотые, за иконы чудотворные, за белых яблонь дым, за конфетки-бараночки! За Россию!

И войну назвали «отечественной».

И тут Гитлер подыграл Сталину. «Гитлер ухитрился объединить всех русских под сталинским знаменем». Это сказал Гудериан (Panzer Leader. London. Futura. 1979. P. 440). Если бы Гитлер был платным агентом Сталина, если бы действовал только по указаниям Кремля и Лубянки, то и тогда вряд ли смог бы действовать в интересах мирового коммунизма лучше, чем действовал на самом деле. Он воевал против народа Советского Союза, который поначалу встречал гитлеровцев как освободителей. Германия была совершенно не готова к войне. Эта неготовность выражалась прежде всего в том, что Гитлер и его окружение не понимали самых простых вещей. Они не знали, кто им враг, а кто союзник. Они не понимали, кого нужно бить. Потому гвоздили по кому ни попадя. Прежде всего по своим союзникам: народам Украины, России, Белоруссии. При таком руководстве, при таком понимании обстановки они не могли победить.

Не в стратегических талантах Жукова надо искать причины разгрома Германии, а в потрясающей глупости Гитлера и его стратегов.

Коммунизм не может жить без культа. Развенчав культ Сталина, Коммунистическая партия осталась без знамени. Попытки возвести новые культы Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева провалились. Не говоря уже про Черненко. Потому пришлось воспевать «коллективную мудрость партии» и строить обобщающий культ Центрального Комитета.

На этом ратном поле и отличился величайший стратег. Сравнив, мягко говоря, не слишком бурную деятельность Центрального Комитета на войне и работу Генерального штаба, Жуков решительно взял сторону ЦК. Тем самым «великий русский полководец» обессмертил свое имя. Как ни крути — открытие. Диалектический метод марксизма-ленинизма в своем блистательном воплощении: если сотни и тысячи генералов и офицеров Генерального штаба вкалывали на износ до войны, на войне и после, значит, Генеральный штаб — не мозг. Мозгом армии, по Жукову, был Центральный Комитет, который за время войны вообще ничем себя не проявил, который полностью самоустранился от своей «руководящей и направляющей роли», который от жизни страны отключился, который просто дезертировал с арены войны.

Даже генералы-коммунисты при еще живом Центральном Комитете находили смелость признать, что Центральный Комитет Коммунистической партии во время войны вообще никакой роли не играл. Генерал-полковник Г. Кривошеев вспоминал: «В те суровые годы почти полностью бездействовали верховные органы Советского государства и партии. Практиковались чрезвычайные формы руководства, была практически полностью свернута внутрипартийная демократия. Все в великой стране, в героически сражавшейся армии решал ГКО, а значит — Сталин» (Г. Кривошеев. «Красная звезда», 5 сентября 1990 г.).

А мертвый Жуков упорствует: Центральный Комитет не бездействовал, а действовал! ЦК — мозг армии!

Столь выдающегося открытия не смог сделать никто. И лишь гению это оказалось под силу. Не только генералам и маршалам такое в голову не ударило, но и сами идеологи Центрального Комитета до такого не дошли. Идеологи после Сталина говорили: Центральный Комитет — «руководящая и направляющая сила». Если шаманам из ЦК такие заявления в радость, пусть так и будет. Чем бы Суслов ни тешился...

Но ни один идеологический мракобес не заявил: Центральный Комитет думает за армию. Такое заявил Жуков. И только он.

А удивительное вот где. В октябре 1957 года пленум ЦК отстранил Жукова от рычагов власти. И вот защитники Жукова разоблачают Центральный Комитет за подлость: собрались проходимцы в отсутствие великого стратега и мерзким закулисным маневром сбросили нашего дорогого и любимого...

Дорогие товарищи, это не жуковский взгляд на вещи! Вам следует помнить слова величайшего стратега о том, что ЦК — мозг армии. А коль так, зачем вообще нужны маршалы, генералы и адмиралы?

Объявив Центральный Комитет мозгом армии, Жуков сам себя признал пятым колесом. И если вы, жрецы культа Жукова, согласны с мемуарами своего кумира, то события октября 1957 года следует трактовать иначе: Центральный Комитет занял положенное ему место, при этом было ликвидировано ненужное звено управления в лице величайшего стратега.

В самоунижении перед дутым величием Центрального Комитета величайший стратег обошел всех.

Глава 4

Как Жуков пытался доложить обстановку

Причины разгрома Жуков объяснил просто и доходчиво: Сталин ничего не понимал, а вот он, великий Жуков, все понимал, он, гениальный, пытался доложить, но Сталин не слушал.

Раскроем последнее, тринадцатое, издание мемуаров Жукова. Страница 229. Тут сказано следующее: «К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба. Между тем Генеральный штаб, по образному выражению Б.М. Шапошникова, — это мозг армии. Ни один орган в стране не является более компетентным в вопросах готовности вооруженных сил к войне, чем Генеральный штаб. С кем же, как не с ним, должен был систематически советоваться будущий Верховный Главнокомандующий? Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».

Чем можно подкрепить заявления Жукова?

Да ничем.

А вот простейшей проверки эти заявления не выдерживают.

Более двух десятилетий кремлевские секретари вели «Журнал записи лиц, принятых И.В. Сталиным». Все посетители зарегистрированы: время входа, время выхода. Эти записи опубликованы полностью в журнале «Исторический архив» в 1994-1997 годах. Документ решительно опровергает Жукова и тех, кто за него сочинял «Воспоминания и размышления».

Вопросами подготовки войны Сталин занимался упорно и ежедневно минимум 17 лет. С каждым годом он все больше и больше времени уделял этой проблеме. Судя по записям, начиная с ноября 1938 года кабинет Сталина превратился в главный мозговой центр предстоящей войны и Мировой революции. Редко мелькнет в списке приглашенных чекист, дипломат или прокурор, остальные — те, кто будет воевать, и те, кто будет их обеспечивать. Но если и бывали иногда в кабинете Сталина чекисты, дипломаты и прокуроры, то из этого вовсе не следует, что с ними Сталин только о вечном мире толковал...

Перед каждым, кто читал эти записи, открывается грандиозная картина подготовки к великому столкновению. Вот осенью 1940 года Сталин пригласил к себе конструктора-оружейника Шпагина Георгия Семеновича. Пока никто не сумел найти упоминаний о личных встречах Гитлера с конструкторами стрелкового оружия. А Токарев, Дегтярев, Симонов, Горюнов — постоянные гости в кабинете Сталина. О чем говорил Сталин со Шпагиным? Мы этого не знаем и не узнаем никогда. Но результат налицо. С середины 1941 года до конца войны германская промышленность произвела 935, 4 тысячи пистолетов-пулеметов. Их надо было использовать на многих фронтах от Норвегии до Африки, от Нормандских островов до калмыкских степей. А промышленность Советского Союза за то же время произвела 6173,9 тысячи пистолетов-пулеметов. Это были в подавляющем большинстве ППШ-41. Официально — пистолет-пулемет Шпагина 41-го года. В народе — «папаша». Их применяли только на одном фронте — против Германии и ее союзников. Гитлеровский министр вооружений и боеприпасов А. Шпеер вспоминал: «Солдаты и офицеры дружно жаловались на перебои в снабжении их стрелковым оружием. Особенно им не хватало пистолетов-пулеметов, и солдатам приходилось пользоваться трофейными советскими автоматами. Этот упрек следовало целиком адресовать Гитлеру. Как бывший солдат Первой мировой войны он упорно не желал отказываться от традиционного и хорошо знакомого ему карабина... Он откровенно игнорировал разработку и производство новых видов стрелкового оружия» (Альберт Шпеер. Воспоминания. Смоленск, 1997. С. 436-437).

Гитлер до конца войны так и не понял роли пистолетов-пулеметов. Ставка на винтовки прошлого века дорого обошлась Гитлеру и его армии. А Сталин понял значение пистолетов-пулеметов в конце 1939 года, в 1940 году по его приказу были разработаны надежные, предельно простые в изготовлении, обслуживании и боевом применении образцы, а в 1941 году началось массовое производство. Кстати, коммунистическая пропаганда все ставит с ног на голову. Если верить коммунистам, то у немцев было множество автоматов, а наш солдатик обходился винтовкой прошлого века. Но дело обстояло как раз наоборот.

А вот Сталин говорит с конструктором Шавыриным. Мы тоже не знаем, о чем шла речь. Но можем догадываться. По результатам войны. Советский Союз вступил в войну с первоклассным минометным вооружением. Ничего равного и близкого шавыринскому 120-мм миномету в германской армии не было. Немцам пришлось копировать советский образец по захваченным в Запорожье чертежам. Непонимание Гитлером и понимание Сталиным роли минометов в войне можно подтвердить цифрами. За время войны в Германии было выпущено 68 тысяч минометов, в Советском Союзе — 348 тысяч более мощных и более совершенных минометов. Это больше, чем во всех армиях мира, вместе взятых. В 1943 году Красная Армия получила 160-мм миномет И.Т. Тиверовского. Вес мины — 40,5 кг. Ничего даже отдаленно напоминающего это сверхмощное оружие не появилось ни в Германии, ни в одной другой стране ни до конца войны, ни до конца ХХ века.

Прием продолжается. В кабинете Сталина конструкторы Шпитальный, Комарицкий, Таубин, Березин. Мы можем судить о последствиях этих встреч, сравнив советское авиационное вооружение с германским. В 1937 году в Испании гитлеровцы снимали со сбитых советских самолетов скорострельные авиационные пулеметы Шпитального — Комарицкого, которые были приняты на вооружение Красной Армии еще в 1932 году. Германские конструкторы так и не сумели к концу войны создать ничего равного и даже близкого. И скопировать тоже не смогли.

В кабинет Сталина входят авиационные конструкторы Яковлев, Ермолаев, Ильюшин, Петляков, Поликарпов, Таиров, Сухой, Лавочкин. Не все сразу. У Сталина — индивидуальный подход. Даже Микояна принимал отдельно, а через два месяца — Гуревича. Хотя МиГ — это единый и неделимый Микоян и Гуревич. Но Сталину надо послушать каждого в отдельности. За конструкторами самолетов — конструкторы авиационных двигателей Микулин и Климов. Вот в узком кругу Сталин беседует с самыми знаменитыми летчиками, затем с высшими авиационными командирами. Тут же — снова с конструкторами самолетов и двигателей.

Редко найдешь день, когда в кабинете Сталина не побывал бы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Иногда глаза протираешь: Шахурин и снова... Шахурин. А это он просто в сталинский кабинет по два захода в день делал. Часто Шахурин не один, а с заместителями Дементьевым, Ворониным, Баландиным. Тут же и директора крупнейших авиационных заводов. И генералы — непрерывной чередой.

Нарком вооружений Ванников — частый гость.

И вдруг — некто Москатов. Разговор с ним — за полночь. Кстати, в этот день, 4 октября 1940 года, Сталин уже переговорил в своем кабинете с наркомом обороны, начальником Генерального штаба, начальником Главного артиллерийского управления, тремя заместителями начальника Генерального штаба, наркомом вооружений, начальником Главного управления ВВС, конструкторами Таубиным, Шпитальным и Шпагиным. День не особенно напряженный. В списке только 20 человек. И последний — Москатов. Кто же такой? Нет такого среди генералов. И конструктора такого вроде не было. Москатов, Москатов... А ведь где-то такой встречался. Ну-ка по справочникам пройдемся. Ах да! Петр Григорьевич. Как же, как же. «...С октября 1940 нач. Главного управления трудовых резервов при СНК СССР». Вот оно что.

С 3 октября 1940 года в Советском Союзе обучение в высших учебных заведениях и в старших классах обыкновенных школ стало платным. Вводилась эта мера в связи с тем, что благосостояние трудящихся ужасающе повысилось и деньги трудящимся все равно девать некуда. По просьбе этих самых трудящихся родное правительство им подарочек подбросило. Мгновенно школы опустели. Чтобы миллионы подростков зря по улицам не шатались, для них были открыты особые «учебные заведения». При военных заводах. В эти «учебные заведения» забирали, не спрашивая хотения. По мобилизации. Побег несовершеннолетних пацанов и девчонок из «учебных заведений» карался по всей строгости Уголовного кодекса. «Учебное заведение» давало профессию. Не ту, которая нравится, а ту, которая в данный момент требуется данному танковому или оружейному заводу. «Обучение» предусматривалось не простое, а «в сочетании с выполнением производственных норм». Потом за это «обучение» надо было с любимой Родиной расплатиться — четыре года отпахать на родном заводе без права выбора места, профессии и условий работы. Забирали в «учебные заведения» с 14 лет. Срок обучения 1-2 года. Значит, расплачиваться надо было начиная с 15-16 лет. А там и в армию загребут.

Вся эта система принудительного труда миллионов подростков именовалась термином «трудовые резервы». Править этой производственно-тюремной системой товарищ Сталин поставил товарища Москатова Петра Григорьевича. И, ясное дело, немедленно вызвал ночью на инструктаж...

На следующий день в сталинском кабинете снова нарком обороны, начальник Генерального штаба, его заместители, начальник Главного артиллерийского управления...

Но вот в мрачном военно-промышленном царстве блеснул светлый лучик. Товарищ Сталин думает и о прекрасном. 29 июня 1940 года в кабинете Сталина писательница Ванда Василевская. Разговор 45 минут без свидетелей. 8 октября — снова она. Разговор 2 часа 5 минут. Сначала присутствовал Хрущев. Затем разговор продолжался без свидетелей. Мы снова не знаем, о чем они говорили. Но интересно полистать газету «Правда» и почитать пламенные статьи Василевской о том, что буржуям-кровопийцам недолго пить рабочую кровь, что несчастным пролетариям Европы недолго осталось греметь цепями в капиталистическом рабстве. Если сравнить даты встреч Василевской со Сталиным и даты публикаций ее пылких статей, то четко проявляется причинно-следственная связь.

А вот в кабинете Сталина еще один писатель. Товарищ Шолохов. Присутствует Молотов. Разговор 1 час 10 минут. Но тут товарищ Сталин дал маху. Пустой номер. Тяжел на подъем был писатель Шолохов. Результатов встреч со Сталиным не ищите. Не разразился Шолохов ни серией страстных статей, ни памфлетом, ни басней. Переписать чужую рукопись — пожалуйста. А вот чтобы самому что-нибудь сообразить, так это увольте. «Великому писателю, нобелевскому лауреату М.А. Шолохову газетное дело давалось нелегко. „Особенно остро я ощущал это, — признавался он биографам, — во время Отечественной войны. По характеру не могу скоро писать. Никакой я не газетчик. Нет хлесткой фразы, нет оперативности, что так необходимо для мобильной газетной работы“. В „Красной Звезде“ полковой комиссар, а позднее полковник Шолохов никогда не получал конкретных заданий. Его просили писать о том, что на душу ляжет» («Красная звезда», 18 декабря 2003 г.). Но ничего на его душу так и не легло.

А в сталинском кабинете снова разведчики, наркомы судостроения, боеприпасов, конструкторы танков, пушек и гаубиц, маршалы, генералы, адмиралы.

И сам Жуков это подтверждает: «И.В. Сталин всегда много занимался вопросами вооружения и боевой техники. Он часто вызывал к себе главных авиационных, артиллерийских и танковых конструкторов и подробно расспрашивал их о деталях конструирования этих видов боевой техники у нас и за рубежом. Надо отдать ему должное, он неплохо разбирался в качествах основных видов вооружения. От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И.В. Сталин требовал производства образцов самолетов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки и таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 296).

Журнал свидетельствует: Сталин работал на износ. И всех заставлял работать.

Несмотря на загруженность, умел товарищ Сталин выкраивать время и для наркома обороны, и для начальника Генерального штаба, для их заместителей, для старших авиационных, танковых, артиллерийских, флотских начальников. Вот только для примера — июнь 1940 года. В этом месяце нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко провел в кабинете Сталина в общей сложности 22 часа 35 минут, начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников — 17 часов 20 минут.

Часто в кабинете Сталина вместе с начальником Генерального штаба находились его заместители генерал-лейтенанты Н.Ф. Ватутин и И.В. Смородинов.

Смородинов — начальник Мобилизационного управления Генерального штаба, Ватутин — Оперативного. Смородинов планировал и направлял мобилизацию природных, людских, интеллектуальных, производственных, транспортных и прочих ресурсов страны на нужды грядущей войны, а Ватутин планировал использование уже отмобилизованных масс в войне.

Все, кто бывал в кабинете Сталина, единогласно утверждают: там зря языком не болтали. В кабинет Сталина приглашали только того, чье присутствие было действительно необходимо в данный момент. Сам Сталин практически все время молчал. Своего мнения не навязывал. Он давал слово каждому и внимательно слушал. Более того, Сталин просил каждого высказаться, не проявляя до поры своей точки зрения. В этом и заключалась его сила руководителя. Сталин требовал докладов кратких, ясных, правдивых, четких, по существу.

Уж за 17 часов, тем более за 22, нарком обороны и начальник Генерального штаба в общих чертах стратегическую обстановку могли обрисовать.

И не надо забывать, что речь идет только о зафиксированных встречах в кабинете Сталина. Но эти встречи происходили и в других местах — на Старой площади, в наркомате обороны, в Генеральном штабе, на кремлевской квартире и на дачах Сталина. Особо следует помнить о сталинских дачах. Именно там обсуждались самые важные вопросы, именно там принимались основные решения. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников был частым гостем на дачах Сталина. Вспомним, он был единственным человеком, кого Сталин называл по имени и отчеству. Этой чести не удостоились ни Берия, ни Жуков, ни Ежов, ни Василевский, ни Тимошенко, ни Жданов, ни Маленков, никто другой. Сталин уважал Бориса Михайловича и ценил его мнение. У Шапошникова было достаточно времени, чтобы подробно доложить Сталину о состоянии дел.

Но ведь и это не все. Основные контакты — по телефону. Если в данный день журнал не фиксирует присутствия наркома обороны, начальника Генерального штаба и их заместителей в кабинете Сталина, из этого вовсе не следует, что в тот день не было между ними контактов. Просто они говорили по телефону.

Подозрительные спросят: может быть, июнь 1940 года был особым месяцем? Нет. Был он самым обычным. В июле того же года нарком обороны провел в кабинете Сталина 21 час 57 минут, а начальник Генерального штаба — 14 часов 20 минут.

И каждый месяц так же. Если не насыщеннее.

Возразят, что в августе вместо Шапошникова начальником Генерального штаба был назначен генерал армии К.А. Мерецков, он-то не имел особых отношений со Сталиным, и уж явно у него не было возможности изложить свои соображения.

Возражения отметаем. Вот на выбор — октябрь 1940 года. Нарком обороны маршал Тимошенко провел в кабинете Сталина 25 часов 40 минут, а начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков — 30 часов 30 минут.

На фоне этой статистики приходится признать, что Жуков кривил душой, когда рассказывал о том, что ни его предшественники на посту начальника Генштаба, ни нарком обороны не имели возможности доложить Сталину обстановку.

Если учесть заместителей наркома обороны и заместителей начальника Генерального штаба, которые тоже докладывали Сталину о состоянии дел в подчиненных им структурах, то набираются сотни часов каждый месяц, когда Сталин непосредственно занимался вопросами НКО и Генштаба.

Когда Мерецкова сменил Жуков, ситуация не изменилась: каждый месяц Сталин по многу раз принимал в своем рабочем кабинете как наркома обороны, так и начальника Генштаба.

Решение о назначении генерала армии Жукова начальником Генерального штаба РККА было принято 13 января 1941 года. Всю вторую половину января Жуков вникал в обстановку, а 1 февраля официально принял пост.

Еще перед вступлением в должность, 29 января, Жуков просидел в кабинете Сталина 2 часа 30 минут. На следующий день — 1 час 30 минут. В день вступления в должность, 1 февраля, Жуков находился в кабинете Сталина 1 час 55 минут. Только за этих три дня Жуков провел в кабинете Сталина без пяти минут шесть часов. Неужто шести часов великому стратегу не хватило, чтобы кратко обрисовать ситуацию? За это время главные вопросы можно было если не решить, то хотя бы поставить.

12 февраля Жуков находился в кабинете Сталина 2 часа 45 минут.

22 февраля — 3 часа 45 минут.

25 февраля — 1 час 55 минут.

1 марта — 3 часа 15 минут.

8 марта — 1 час.

17 марта — 5 часов 55 минут.

18 марта — 1 час 55 минут.

Давайте поверим Жукову: Сталин не давал ему возможности высказаться. Представим: раз в неделю в кремлевском кабинете Сталин молчит, и Жуков тоже молчит. Только за февраль и март 1941 года набирается 22 часа 25 минут молчания. Только в кабинете Сталина. Но они могли встречаться и в других местах, могли молчать по телефону. Если Сталин и Жуков в эти часы военные вопросы не обсуждали, чем же они занимались? Если все это время великий стратег просто смотрел в потолок и зевал, то об этом надо было прямо сказать. Но не надо было врать о том, что не дали ему возможности встретиться со Сталиным и изложить свою точку зрения.

А ведь эти часы — только начало.

9 апреля Жуков находился в кабинете Сталина 1 час 35 минут.

10 апреля — 2 часа 20 минут.

14 апреля — 2 часа 25 минут.

Интересно обратить внимание на время проведения этих встреч и состав участников.

20 апреля Жуков снова провел в кабинете Сталина 2 часа 25 минут. Присутствовали пять человек: Сталин, его ближайшие соратники Молотов и Жданов и двое военных — нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Начало совещания в 0 часов 15 минут. В 2 часа ночи появился Маленков. Ближе к рассвету, в 2 часа 40 минут, Тимошенко и Жуков вышли из кабинета Сталина. Неужели ответственные товарищи по ночам делом не занимались? Неужто анекдоты травили? Или в картишки резались?

23 апреля Жуков снова в сталинском кабинете — 1 час.

29 апреля — 1 час 50 минут.

10 мая — 1 час 50 минут.

12 мая — 1 час 35 минут.

14 мая — 1 час 30 минут.

19 мая в кабинете пятеро: Сталин, Молотов, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Генерал-лейтенант Николай Федорович Ватутин — начальник Оперативного управления Генерального штаба. Единственная его обязанность — разработка планов войны. Совещание продолжалось 1 час 15 минут. Сталин, как мы помним, особой разговорчивостью не отличался. Молотов — заика. Он тоже длинных монологов избегал. Потому говорить могли только трое военных — Тимошенко, Жуков и его подчиненный Ватутин. Неужели и на этот раз Жукову часа не хватило, чтобы вождю обстановку обрисовать?

23 мая Жуков провел в сталинском кабинете 2 часа 55 минут.

24 мая — грандиозный сбор. От Политбюро только двое — Сталин и Молотов. От военных — Тимошенко, Жуков, Ватутин, начальник главного управления ВВС генерал-лейтенант авиации Жигарев и от каждого из пяти западных приграничных округов — командующий, член военного совета и командующий авиации округа. Совещались 4 часа 55 минут. А ведь интересно, о чем могли толковать со Сталиным те, кто планировал войну, и те, кто командовал авиацией в западных приграничных округах?

Несколько человек из числа участников этого совещания пережили войну и высоко поднялись. П.Ф. Жигарев и А.А. Новиков стали главными маршалами авиации, М.М. Попов — генералом армии, Я.Т. Черевиченко и Ф.И. Кузнецов — генерал-полковниками. Ни один из них никогда ни единым словом не обмолвился о совещании 24 мая. Жуков тоже промолчал: военная тайна!

А по мне, если говорили об отражении внезапного авиационного удара гитлеровцев, то почему об этом нельзя поведать благодарным потомкам?

3 июня в кабинете четверо: Сталин, Тимошенко, Жуков, Ватутин. Совещались 2 часа 45 минут. Не было ни Молотова, ни Маленкова. Первые 15 минут присутствовал Хрущев. Все остальное время — трое военных наедине со Сталиным. Наверное, опять Жукову высказаться не дали.

6 июня снова в кабинете Сталина четверо. В том же составе. Без посторонних. О чем-то говорили (или, может быть, молчали?) 2 часа 5 минут.

7 июня Жуков впервые провел в кабинете Сталина меньше часа. Всего 25 минут. Хотя и за 25 минут можно многое решить.

Зато уж 9 июня Жуков отыгрался. У него два захода к Сталину: первый на 1 час, второй на 5 часов 25 минут.

11 июня — снова два захода, общее время 2 часа 20 минут.

18 июня — 4 часа 5 минут.

21 июня — 1 час 30 минут.

Всего с момента назначения на должность начальника Генерального штаба до германского нападения, т.е. с 13 января до 21 июня 1941 года, Жуков провел в кабинете Сталина 70 часов 35 минут. Об этих часах и минутах в «Воспоминаниях и размышлениях» стратег не вспоминает и не размышляет. Вместо этого горестно сообщает, что Сталин делами Генерального штаба не интересовался.

Сам Жуков рассказывает: «Многие политические, военные, общегосударственные вопросы обсуждались и решались не только на официальных заседаниях Политбюро ЦК и в Секретариате ЦК, но и вечером за обедом на квартире или на даче И. В. Сталина, где обычно присутствовали наиболее близкие ему члены Политбюро. Тут же за этим обычно весьма скромным обедом И.В. Сталиным давались поручения членам Политбюро или наркомам, которые приглашались по вопросам, находившимся в их ведении. Вместе с наркомом обороны иногда приглашался и начальник Генерального штаба» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С.296).

Это он о себе: не только в кабинете Сталина бывал, но и на квартире Сталина, и на даче, где тоже решались важные вопросы.

Но вернемся в кабинет Сталина. Только в период с 13 января по 21 июня 1941 года Сталин 35 раз вызывал в свой кабинет наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко. Общее время — 74 часа 26 минут.

Первый заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Буденный был за это время 11 раз в кабинете Сталина. Общее время — 28 часов 45 минут.

Заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Кулик — общее время 33 часа 35 минут.

Заместитель наркома обороны генерал армии Мерецков — 23 часа 50 минут.

Заместитель наркома обороны генерал-лейтенант авиации Рычагов — 28 часов 50 минут.

Заместитель наркома обороны генерал-лейтенант авиации Жигарев — 26 часов 35 минут.

Первый заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Ватутин за тот же период — 13 часов 50 минут.

Я не говорю про Маршала Советского Союза Ворошилова, который проводил в сталинском кабинете больше времени, чем вне его. Я не вспоминаю про начальника Разведывательного управления генерал-лейтенанта Голикова, про командующих приграничными военными округами и армиями, не учитываю наркома военно-морского флота адмирала Кузнецова, начальника его штаба и командующих флотами. Порой Сталин вызывал к себе офицеров достаточно низкого ранга (в сравнении со сталинскими вершинами). Так, например, 21 июня 1941 года почти 4 часа, с 19.05 до 23.00, в кабинете Сталина находился военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов.

Теперь повторяю заявление Жукова: «И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о состоянии обороны страны, о наших военных возможностях и о возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».

А коммунистическая пропаганда современной России подпевает: ах, какую книгу написал великий стратег! Удивительно правдивая книга! Правдивая до безобразия!

Обращаюсь к Маршалам Советского Союза, к маршалам бронетанковых войск, к многозвездным генералам, к великим писателям, которые удостоены звания Героя Советского Союза. Я обращаюсь ко всем, кто хвалил Жукова и его «самую правдивую» книгу о войне. Никого по именам не называю. Вы сами знаете свои имена.

Товарищи дорогие, давайте согласимся, что вы никогда войной не интересовались. Нельзя же интересоваться войной, не прочитав мемуары Жукова. А вы их не читали. Давайте договоримся, что все хвалебные слова о величайшем полководце вы берете назад. Ведь все же знают, что вы этих слов не писали. За вас писали борзописцы из Агитпропа. А им все равно, кого хвалить. Они хвалят, кого прикажут.

Над нами смеется весь мир: вот какие эти русские дурачки. Ими командовал придурковатый Сталин, который неизвестно чем занимался много лет. В дела обороны Сталин не вникал, наркома обороны и начальника Генерального штаба слушал лишь изредка и кратко...

Если же вы, хвалители Жукова, не возьмете свои слова обратно, то получится нехорошо. Жуков клеветал на Верховного Главнокомандующего, на высшие органы государственного и военного командования, а вы эту клевету повторяете, поддерживаете, усиливаете и распространяете по миру.

Глава 5

Еще раз про глупого Сталина

Для того чтобы вести народы по пути глупости и преступлений, коммунистам требуется знамя. Им нужен идеал. Таким идеалом для них может быть либо тот, кто воплотить свои людоедские идеи на практике не сумел, вроде Маркса, либо некое безликое образование. Так и повелось: Партия всегда права! Партия — наш рулевой! Или более конкретно: Коммунистическая партия — руководящая и направляющая сила советского общества и всего прогрессивного человечества!

Возникновение культа Центрального Комитета было неизбежно и неотвратимо, так как никто конкретно в качестве идеала и образца не подходил.

Заказ Жукову был дан четкий и ясный: пой славу Центральному Комитету.

Жуков задачу понял. Жуков старался.

За что же, не боясь греха, стратег расхваливал ЦК?

За то, что тот хвалил стратега.

Но возникла проблема. Заключалась она в том, что, воспевая роль ЦК на войне, надо было одновременно втаптывать в грязь Сталина.

С одной стороны, надо было доказать, что мозгом армии является не Генеральный штаб, а Центральный Комитет. С другой — что стоявший во главе этого самого Центрального Комитета, т.е. мозга армии, Сталин ни черта в вопросах войны не разумел, за армию думать не мог по причине непонимания характера современной войны, невежества в вопросах стратегии, скверного характера и невероятного упрямства.

С этой, казалось бы, неразрешимой задачей Жуков и его многочисленные соавторы справились.

На несколько минут поверим, что неисчислимые вариации книги «Воспоминания и размышления» являются продуктом труда самого Жукова. Оценим взгляды великого полководца. Оказывается, он «тогда считал», т.е. до войны, и «сейчас считает», т.е. в момент, когда писал книгу, что Генеральный штаб с момента создания Красной Армии мозгом не является. Чем же он, простите, в этом случае является?

И если Генеральный штаб — не мозг армии, то кому он вообще нужен? В январе 1941 года Жуков принял пост начальника Генерального штаба Красной Армии. Вопрос: зачем? Если функции Генерального штаба не определены и его предназначение непонятно, почему Жуков пошел в эту контору, которая серьезными делами не занимается? Если Жуков знал, что во все времена существования Красной Армии ее мозгом был Центральный Комитет, то надо было сказать Сталину: или оставь меня в войсках, или забери в ЦК, назначай хоть писарем, но туда, где действительно решаются важные вопросы, а в Генеральный штаб не пойду, он вообще неизвестно для чего существует.

Где же хваленая жуковская принципиальность? Если Жуков понимал, что Генеральный штаб — пятое колесо в телеге, второстепенная, ненужная лавочка, то почему об этом не сказал Сталину? Почему не настоял на том, чтобы разогнать за ненадобностью Генеральный штаб, это бесполезное образование, этот нарост на теле армии?

Непонятно и другое: если Генеральный штаб — не мозг армии, то чем же в этом самом Генеральном штабе занимался сам Г.К. Жуков с января по июль 1941 года? Пьянствовал и кобелировал? Или бумажки, которые приходили из ЦК, переписывал на бланки Генерального штаба?

Достаточно интересно, как руководство Генерального штаба Вооруженных Сил СССР в 1975 году, в момент появления второго издания «Воспоминаний и размышлений», реагировало на столь своеобразную оценку возглавляемой им структуры. В то время начальником Генерального штаба был генерал армии В.Г. Куликов. Его реакция: гений, гений! При получении звания Маршала Советского Союза Куликов попросил не заказывать новую бриллиантовую маршальскую звезду, а выдать ему ту, которую носил Жуков (См.: А. Куценко. Маршалы и Адмиралы флота Советского Союза. М., 2001. С. 9).

Виктор Георгиевич Куликов, если вы считаете Жукова гением и согласны с его оценкой роли и места Генерального штаба, тогда как оценивать вашу кипучую деятельность? Не хочу обзывать вас плохими словами, вы их сами придумайте. Итак, как назвать начальника огромной организации, который не способен думать? Как назвать начальника организации, который ничего физически не делает и умом своим не работает? За которого думают другие? Кто же вы такой? С сентября 1971 по январь 1977 года вы возглавляли Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР, который, по мнению любимого и защищаемого вами Жукова, является безмозглым. Жуков Генеральный штаб ни во что не ставил. И вы с ним согласны. Вопрос: зачем вы без толку в этом никчемном Генеральном штабе столько лет сидели? Если шесть лет вы ни о чем не думали, если за вас думал Центральный Комитет, то чем же вы занимались? Да и возможно ли хоть чем-то заниматься, не думая?

После Куликова Генеральный штаб возглавлял еще один «стратег» — Маршал Советского Союза Огарков Николай Васильевич. Тот тоже Жукова гением считал, его писаний не оспаривал. Тем самым маршал Огарков сам себя признал никчемным, ненужным, безмозглым.

Десять лет первым заместителем начальника безмозглого Генерального штаба был генерал армии Варенников. Десять лет беспробудного безделья!

Были в Генеральном штабе и другие. Например, маршал Ахромеев, генералы армии Грибков и Лобов и прочие всякие. Но песня звучала все та же: мы — не мозг армии! Мы — непонятно что! Неизвестно для чего существуем. Мы не способны думать! Да нам и не надо! Главное — не рассуждать! Есть кому думать за нас! Так сказал Жуков! Ура! И гремит над Генеральным штабом победным гимном: Па-а-ртия наш рулевой! Па-а-а-а-ртия на-а-ш ру-ле-воооой!

Заявления генералов и маршалов, начиная с Жукова, о том, что у армии нет собственного мозга, что он ей и не нужен, что за армию должны думать другие, — это фашизм чистой воды. В гитлеровской армии насаждались тот же дух, те же идеи. У Высоцкого есть песня «Солдаты группы „Центр“»: Не надо думать! С нами тот, кто все за нас решит!

Эта песня про гитлеровскую армию.

Но разве в «несокрушимой и легендарной» иначе устроено? А разве в ней думать предписано?

И вот прошли годы. Наступили совсем веселые времена. Сгинул Центральный Комитет. Нет его. Но армия осталась та же. Только изрядно отощавшая. Остался тот же Генеральный штаб. И публикуются все новые издания и тиражи «Воспоминаний и размышлений» с откровениями о том, что мозгом армии является Центральный Комитет. Начальники Генерального штаба меняются время от времени, но все они поют все ту же ритуальную песню о жуковской гениальности, о его святости и к юбилеям подписывают хвалебные статьи о том, что жуковская мудрость не стареет. И все бывшие руководители Генерального штаба им подпевают. Но вот незадача: раньше за безмозглую армию хоть Центральный Комитет думал, а теперь кто?

Теперь в связи с отсутствием Центрального Комитета надо начинать думать самим. Но ни одному начальнику Генерального штаба новой России не пришло в голову открыть для руководства курсы, на которых генералов учили бы думать. Раньше способность думать не требовалась ни Жукову, ни тем, кто воспевает его безмозглую мудрость. Но теперь-то надо начинать учиться работать своими головами.

Но никто таких курсов не открыл. Так и повторяют наши стратеги: «Я патриот! Я аналитик! А думает за меня Центральный Комитет!»

Которого больше нет.

ЦК — это люди. Не самые хорошие. Народ знал: нет повести печальнее на свете, чем повесть о Центральном Комитете. Кого из членов ЦК конкретно Жуков считал мозгом армии? Товарищ Мехлис — мозг армии? Или товарищ Шкирятов? Может быть, «чахоточный Вельзевул» Ежов Николай Иванович? В его «личном деле» в графу «образование» вписана убийственная строка: «неоконченное низшее». Так это он — мозг армии? Может быть, фельдшер Склянский? Крупская Надежда Константиновна за армию думала? Или Карл Радек? Распутница Александра Коллонтай? В официальных справочниках значится, что и она, и супруг ейный, член ЦК Дыбенко, «были известны крайней половой распущенностью» (К.А. Залесский. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. М., 2000. С. 227). А об их способности думать за армию ничего не сообщается. Так кто же — мозг? Николай Бухарин или Всеволод Балицкий, который «широко применял бессудные аресты, расстрелы, казни заложников»? Лаврентий Павлович Берия — мозг армии? Щербаков? Уркаган Рашидов, который имел гаремы, личные тюрьмы и пыточные камеры? Вышинский или Фриновский? Гулящая Катя Фурцева? Хрущев, который порезал самолеты, пушки, танки и крейсера? Яков Свердлов, который набивал сейфы золотыми царскими червонцами и фальшивыми паспортами на случай, если придется мотать удочки с родины мирового пролетариата? Собиратель Генрих Ягода, имевший самую мощную в России коллекцию порнухи? Товарищ Алиев, который в 1941 году уклонился от призыва? Член ЦК товарищ Мир Джафар-оглы Багиров был большим шутником. «Путь на нефтяные промыслы проходил по серпантину, и он со своими присными в подпитии залегал у дороги, стрелял и наслаждался тем, как машины летят в пропасть» («Литературная газета». 2003. No 33). Вот этот стрелок Багиров и был мозгом армии? Или им был четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда великий стратег Брежнев Леонид Ильич? Урка Щелоков или урка Медунов? Или все же мозгом армии был долгожитель Центрального Комитета Михаил Андреевич Суслов, который не позволял Жукову донести до широких народных масс святую правду о героической роли ЦК?

А может быть, мозгом армии был товарищ Андропов? Или «железный Шурик» Шелепин? Почему нет? За неимением собственных, почему бы армии не думать лубянскими мозгами?

Итак, кто же конкретно был в Центральном Комитете тем самым мозгом, который думал вместо генералов и маршалов?

Хочешь не хочешь, но надо вспомнить и товарища Сталина. На момент смерти Жукова Коммунистическая партия находилась у власти 56 лет. 30 из них во главе Центрального Комитета Коммунистической партии стоял Сталин. При этом он был во главе ЦК во все годы подготовки к войне и во все годы войны. Центральный Комитет куда-то спрятался после германского вторжения, но Сталин оставался на боевом посту. И если ЦК — мозг армии, то Генеральный секретарь ЦК — центральная и самая главная область этого мозга. Это следует из мемуаров Жукова. В годы войны, когда Центральный Комитет растворился в «сиреневом тумане», Сталин собой заменял ЦК.

Интересно, осознавал ли сам Сталин свое положение? Понимал ли, что, возглавляя Центральный Комитет, он возглавляет мозг армии?

Давайте вернемся к началу предыдущей главы: «К сожалению, приходится отметить, что И.В. Сталин накануне и в начале войны недооценивал роль и значение Генштаба. Между тем Генеральный штаб, по образному выражению Б.М. Шапошникова, — это мозг армии. Ни один орган в стране не является более компетентным в вопросах готовности вооруженных сил к войне, чем Генеральный штаб. С кем же, как не с ним, должен был систематически советоваться будущий Верховный главнокомандующий? Однако И.В. Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая...»

А до этого тот же Жуков в той же книге выразил полное несогласие с позицией Шапошникова: «Название книги „Мозг армии“ применительно к Красной Армии неверно. „Мозгом“ Красной Армии с первых дней ее существования является ЦК ВКП(б)»

Итак, из «самой правдивой книги о войне» мы узнаем, что:

а) мудрый маршал Шапошников очень правильно считал Генеральный штаб мозгом армии;

б) глупый маршал Шапошников очень неправильно считал Генеральный штаб мозгом армии.

Жуков страстно поддерживает мудрого Шапошникова, когда его слова можно развернуть против Сталина.

Тот же Жуков презрительно пинает того же Шапошникова за те же слова, если этим можно продемонстрировать свою любовь к Центральному Комитету.

Из великой книги Жукова мы узнаем, что Центральный Комитет был мозгом армии. Из этого следует единственно возможный вывод, что Сталин, если он готовил страну к войне, все свое время должен был проводить в недрах ЦК.

Из той же великой книги мы узнаем, что Сталин не должен был терять время в Центральном Комитете, а должен был идти в Генеральный штаб за советом к Жукову, ибо не Центральный Комитет, а Генеральный штаб является мозгом армии.

Сообразительному читателю оставалось делать вывод: войной не могли руководить ни Сталин, ни Шапошников. Это было под силу только величайшему полководцу всех времен и народов Георгию Константиновичу Жукову. Только он все правильно понимал. Причем каждый раз наоборот. То так понимает, а то совсем не так. Но каждый раз правильно! У Жукова по любому вопросу разные мнения. Всегда полярные, но единственно верные.

Каждый для себя может выбрать у Жукова то, что нравится.

Надо доказать, что ЦК — мозг армии, а безмозглый Генеральный штаб ни черта не стоит, — ссылаемся на Жукова.

А надо доказать, что глупый Сталин должен был не в этом дурацком ЦК без толку заседать, а бежать за советом к Жукову в Генеральный штаб, — опять на Жукова ссылаемся.

Доказывая взаимоисключающие вещи, можно ссылаться на того же Жукова, на ту же книгу того же издания. Только странички разные.

Впрочем, часто даже и страницы листать не надо. Мнения у Жукова разные, а страничка — одна.

Эта черта — доказывать одновременно две взаимоисключающие точки зрения — свойственна не только многочисленным авторам мемуаров Жукова, но и ему самому. Есть достаточно свидетельств, например, Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского, когда Жуков говорил одно, а через минуту, опровергая сам себя, орал нечто совершенно противоположное.

Хорошо, когда орал.

А каково, когда он расстреливал за выполнение своих же приказов, которые тут же менял на противоположные?

Воинствующий защитник Жукова полковник А. Кочуков бахвалится: «В моей домашней библиотеке хранятся все 12 изданий „Воспоминаний и размышлений“ Маршала Советского Союза Г.К. Жукова» («Красная звезда», 16 апреля 1999 г.).

Уверен, что в настоящее время к этим изданиям прибавилось еще и тринадцатое. Из сказанного следует, казалось бы, неопровержимый вывод: полковник Кочуков Жукова не читал. Если бы читал, то нечем было бы ему гордиться.

Но будем осторожны. Этот вывод скоропалительный и не единственно возможный. Не исключено, что полковник Кочуков все тома всех изданий прочитал. Просто не задумывался над прочитанным. Привык, что за него Центральный Комитет думает, никак отвыкнуть не может.

А вы, товарищ полковник, попробуйте эти тома прочесть. И попробуйте обдумать прочитанное. Уверяю, будете от хохота по полу кататься. Сравните хотя бы шестое издание «Размышлений» с седьмым. Это же комедия на уровне «Семнадцати мгновений весны». В этом фильме советский разведчик прикидывался нацистом, ходил в форме штандартенфюрера СС, но ездил по гитлеровской Германии в машине с советским номером; по черному полю — белые цифры и буквы; двузначная цифра, черточка, еще двузначная цифра, ниже — три буквы. Буквы, ясное дело, русские. И эти буквы: Г, Р, У.

Полный номер шпионской машины Штирлица: 21-47 ГРУ.

Мемуары Жукова на том же уровне. Можете даже не сравнивать разные издания. В одном томе Жукова найдете вещи куда более смешные, чем буквы «ГРУ» на номерном знаке машины Штирлица.

Кстати, про ГРУ...

Глава 6

Так о войне не писал никто!

Кстати, про ГРУ.

Накануне войны советская военная стратегическая разведка, именовавшаяся тогда РУ ГШ, сумела добыть сведения величайшей важности и почти невероятной достоверности. Военные разведчики совершили подвиг — они достали германский план вторжения и установили ориентировочную, а затем и точную дату нападения Германии на Советский Союз. Мало того, в докладах советских военных разведчиков германский план нападения был изложен в развитии: это — первый вариант, это — второй, а это — третий, окончательный. Однако из точной и правильной информации были сделаны неправильные выводы.

Помимо военной стратегической разведки, которая являлась составной частью Генерального штаба, предельно активно и результативно работала военная оперативная разведка — разведывательные органы штабов военных округов, флотов, армий и флотилий. «В мае 1941 года удалось узнать не только количество стянутых к нашим границам дивизий, но и места их дислокации — вплоть до расположения батальонов, штабов частей. Уточнялись даже огневые позиции отдельных артиллерийских и зенитных батарей» («Красная звезда», 16 июня 2001 г.).

Главное в том, что сведения из разных источников стыковались. Агентура военной стратегической разведки в Берлине добывает, к примеру, сведения о переброске на советскую границу еще одной пехотной дивизии, тут же агентура военной оперативной разведки из района, допустим, Кракова подтверждает прибытие этой дивизии, сообщает номера частей, фамилии командиров, места расположения боевых частей, штабов, узлов связи, тылов. Информация из разных независимых друг от друга источников капельками, струйками и ручейками стекалась в Генеральный штаб...

Написаны терриконы книг о том, что советская военная разведка предупреждала о неминуемом вторжении, но Сталин на предупреждения не реагировал. Вывод: глупый трусливый Сталин боялся смотреть правде в глаза.

Обвинения в глупости и трусости пали и на сталинское окружение. Народного комиссара обороны СССР Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова нам рисуют кретинами и лизоблюдами: в руках держали информацию потрясающей важности, но, стремясь угодить Сталину, докладывали только то, что было угодно вождю. В результате Советский Союз и его Вооруженные Силы попали под сокрушительный внезапный удар. Гитлер нанес Советскому Союзу смертельную рану, от которой страна так никогда и не смогла оправиться. Свое поражение во Второй мировой войне коммунисты объявили чуть ли не победой. Однако таких позорных «побед» в мировой истории просто не было. В результате «великой победы» страна превратилась в труп, хотя и с ядерной дубиной в гниющей руке. В результате «великой победы» Советский Союз скатился на уровень самых отсталых стран мира и в конечном итоге рухнул и рассыпался. Но и на этом процесс распада не завершился.

Процесс пошел.

А конца не видно.

Но вот что интересно. Начальника Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова упрекают в ротозействе, глупости и преступной халатности, считают виновником величайшей ошибки, которая в конечном итоге привела к поражению Советского Союза. Виновником этой же ошибки считают народного комиссара обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко. В числе виновников Лаврентий Берия, народный комиссар внутренних дел, и Всеволод Меркулов, народный комиссар государственной безопасности. Понятное дело, Сталин — главный виновник. А вот начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков в числе виновников почему-то не значится. Жуков из цепочки виновников выпал.

Сам Жуков своей вины не признал, себя к преступникам и ротозеям не причислил. Мало того, из обвиняемого он сам себя перевел в обвинители. Жуков негодует: «Сталин доверился ложным сведениям, которые поступали из соответствующих органов» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 259). В последующих изданиях жуковский гнев усилен: «И.В. Сталин допустил непоправимую ошибку, доверившись ложным сведениям, которые поступали из соответствующих органов» (Воспоминания и размышления. М., 2003. Т. 1. С. 257).

Вот видите, как беспощадно великий Жуков обличает глупенького и доверчивого Сталина. Вождю суют ложную информацию, а он верит. Нашел кому верить!

Однако и к обвинителю Жукову есть претензии.

Информацию о том, будет война или ее не будет, а если будет, то когда и какая, глава правительства должен получать не от каких-то там «соответствующих органов», а из Генерального штаба, так как в вопросах войны «ни один орган в стране не является более компетентным». Это слова самого Жукова.

У «соответствующих органов» — другие задачи. И люди там не военные, в военных вопросах несведущие, хотя иногда и ходят в военной форме. У них другая подготовка, другой взгляд на мир, они не имеют опыта войны. На «соответствующих органах» миллионы преступлений. Им своих грехов не искупить никогда. Но валить на них вину за то, что проглядели войну — это все равно что в число виновников записать начальника Военторга Западного фронта.

И уж если «соответствующие органы» представили главе правительства ложную информацию, то руководимый Жуковым Генеральный штаб должен был выложить на сталинский стол свою информацию: точную, правдивую, исчерпывающую, своевременную, с правильными выводами и неоспоримыми доказательствами.

Представил ли начальник Генерального штаба генерал армии Жуков главе правительства Сталину неоспоримые доказательства намерений Гитлера совершить нападение? Или он таких доказательств не представил? Вот в чем вопрос.

Было бы лучше, если бы гениальный стратег не на кого-то вину валил, а рассказал о том, что он лично докладывал Сталину.

Вот что на этот счет сказано в мемуарах Жукова: «20 марта 1941 года начальник Разведывательного управления генерал Ф.И. Голиков представил руководству доклад, содержавший сведения исключительной важности. В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана „Барбаросса“, а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 239).

Тут же Жуков излагает суть германского плана так, как он был отражен в докладе Голикова, так, как германские генералы его написали: «Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Бока наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта — в направлении Москвы и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба — в направлении Киева. Начало наступления на СССР — ориентировочно 20 мая» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 240).

В своих мемуарах Жуков подробно перечисляет то, что сообщали разведчики руководству: «По данным Разведывательного управления нашего Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф.И. Голиковым, дополнительные переброски немецких войск в Восточную Пруссию, Польшу и Румынию начались в конце января 1941 года. Разведка считала, что за февраль и март группировка войск противника увеличилась на девять дивизий... На 4 апреля 1941 года общее увеличение немецких войск от Балтийского моря до Словакии, по данным генерала Голикова, составило 5 пехотных дивизий и 6 танковых дивизий. Всего против СССР находилось... На 5 мая 1941 года, по докладу генерала Ф.И. Голикова, количество немецких войск против СССР достигло 103-107 дивизий... На 1 июня 1941 года, по данным Разведывательного управления, против СССР находилось 120 немецких дивизий...».

Жуков приводит сообщение военного атташе в Берлине от 14 марта, в котором указывался срок германского нападения: между 15 мая и 15 июня.

Жуков негодует: начальник Разведывательного управления генерал-лейтенант Голиков имел такие сведения, но не сумел их оценить по достоинству, из правильной информации Голиков делал совершенно необоснованные выводы!

Следующая жертва Жукова — народный комиссар Военно-морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов, который тоже имел сведения исключительной важности, но тоже не сумел вникнуть в их суть. 6 мая 1941 года Кузнецов направил И.В. Сталину записку, в которой, помимо прочего, говорилось о сообщении военно-морского атташе в Берлине капитана 1 ранга Воронцова: немцы готовят вторжение к 14 мая. «Данные, изложенные в этом документе, тоже имели исключительную ценность. Однако выводы, предлагавшиеся руководству адмиралом Н.Г. Кузнецовым, не соответствовали приводимым им же фактам» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 240).

Во всех последующих изданиях обвинения против генерала Голикова и адмирала Кузнецова повторены и усилены. Начиная со второго издания «Воспоминаний и размышлений» в числе обвиняемых оказался еще и «посол СССР в Германии Деканозов», от которого якобы тоже поступала «такого же характера информация». Деканозов, по словам Жукова, своими успокаивающими сообщениями дезинформировал Сталина.

В данном случае Жуков ошибся: Владимир Георгиевич Деканозов в 1941 году не имел ранга посла. И вообще в то время у нас послов не было, как не было и министров. Ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла Деканозов получил 14 июня 1943 года. А в 1941 году он был заместителем наркома иностранных дел и полномочным представителем СССР в Германии. Но не в этом суть. Суть в том, что и Голиков, и Кузнецов, и Деканозов имели в руках бесценные сведения, но правильных выводов сделать не смогли.

Давайте же вместе с Жуковым посмеемся над, мягко говоря, не очень умными Голиковым, Кузнецовым, Деканозовым, а потом подумаем вот над чем: Голиков сделал неправильные выводы, и Кузнецов дров наломал, другие товарищи дали маху, но ведь это не так страшно! Тогда, весной 1941 года, ошибки Голикова, Кузнецова и других можно было легко исправить. Ведь не Голиков и не Кузнецов и даже не Деканозов определяли политику страны и стратегию ее армии, и не для себя они писали доклады и записки, а для вышестоящего руководства. Вот они-то, вышестоящие, и должны были оценить изложенные в докладах факты, сделать собственные выводы, наложить обоснованные резолюции, принять правильные решения. Если Голиков ошибся, задача вышестоящих руководителей — поправить. В этом суть и смысл их работы. За это им деньги платят. Именно для этого их посадили в высокие кабинеты. Если глупый Голиков сделал необоснованные выводы, то гениальный Жуков из той же информации должен был делать правильные выводы. Сделал ли он их?

Представьте себя начальником любого ранга. Подчиненный высыпает на вашу бедную голову груду весьма неприятных фактов, а заключает доклад ничем не обоснованными оптимистическими выводами: все хорошо, прекрасная маркиза! Что прикажете делать? Выбор не широк. Одно из двух.

Первое: думать своей головой и делать из неприятных фактов столь же неприятные выводы.

Второе: своей головой не думать, а соглашаться с необоснованным оптимизмом докладчика, делать из пренеприятнейших фактов весьма приятные заключения.

Никто не спорит: начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Голиков в своих выводах жестоко ошибся. Теперь ответим на вопрос: а разве Жуков оказался умнее? Разве, имея те же данные в руках, Жуков пришел к другим заключениям?

Жуков возмущен: выводы адмирала Кузнецова не соответствовали фактам, которые он сам же приводил. Да, есть чему возмущаться. Только не после войны следовало всему миру об этом рассказывать. Жуков об этом должен был заявить Сталину и Кузнецову еще тогда, 6 мая 1941 года. Тогда, весной 1941 года, надо было возмущаться: товарищ Сталин, давайте обратим на факты внимание! Давайте сами их оценим! А Кузнецову и Голикову верить нельзя, их выводы не стыкуются с фактами, которые они сами же докладывают!

Жуков — мудрейший стратег. Но в его мудрости есть малый изъян: величайшие озарения приходили в его светлую голову с некоторым опозданием — через 25 лет после позорного разгрома.

А как прикажете разуметь загадочную фразу в мемуарах Жукова: «Ф.И. Голиков представил руководству доклад»? Это кому? Руководство — понятие эластичное. Вопрос принципиальный: относит себя Жуков к руководству или нет? Доклад Голикова от 20 марта 1941 года назывался «Варианты боевых действий германской армии против СССР». По рассказу Жукова выходит, что Голиков представил этот доклад некоему абстрактному руководству, с которым у нашего гениального стратега не было ничего общего.

Если Жуков себя к руководству относит, то надо прямо и честно сказать: я, гениальный Жуков, оказался ничуть не умнее придурковатого Голикова, я держал ту же информацию в руках и сделал из нее те же дурацкие выводы.

Если же Жуков себя в понятие «руководство» не включает, то об этом тоже надо было внятно заявить.

Нам рисуют Жукова эдаким борцом, он-де хотел правду о войне рассказать.

Вот и рассказал бы! Вопрос исключительной важности: в чьи руки попал доклад Разведывательного управления Генерального штаба от 20 марта 1941 года? Кто его читал? Кто на нем писал резолюции? Над Голиковым мы уже посмеялись, но кто согласился с дурацкими выводами Голикова? Над кем еще надо смеяться? Кого еще записать в разряд идиотов? А ведь тех, кто этот доклад читал, не могло быть больше, чем пальцев на одной руке! Вот их бы и назвать по именам! Отчего же Жуков говорит о каком-то таинственном руководстве, не называя никого конкретно?

Оттого что пришлось бы и себя любимого назвать в числе тех, кто не оценил по достоинству великий подвиг разведчиков, кто согласился с выводами Голикова и тем самым подставил страну и ее армию под сокрушительный удар.

Но может быть, Жуков этот документ и не читал? Может быть, Жуков под ним не расписывался? Эти вопросы давно интересовали историков, и вот через много лет после войны полковник Анфилов предъявил Жукову докладную записку начальника Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова от 20 марта 1941 года и задал вопрос: как вы оценили этот документ?

Далее последовало вот что:

"— Я впервые вижу ее, — возмущенно сказал маршал, прочитав документ.

— Разве Голиков вам не докладывал?

— Он не подчинялся мне, а потому и не делал этого" («Красная звезда», 26 марта 1996 г.).

Правда интересно: в своих мемуарах Жуков пространно описал доклад начальника Разведывательного управления от 20 марта 1941 года и высмеял Голикова за неправильные выводы, а через газету «Красная звезда» на весь мир объявил, что впервые видит этот документ.

Что из этой нестыковки следует? А все то же: руководство Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза к написанию мемуаров Жукова отнеслось крайне халатно. Надо было ознакомить Жукова с содержанием его мемуаров. Надо было определить, вникает ли он в суть написанного, понимает ли смысл? Это не было сделано, и получилось нехорошо. Люди, которые писали мемуары Жукова, с докладом разведки от 20 марта 1941 года были знакомы и весьма пространно от имени Жукова его описали, а сам Жуков кипит от возмущения: впервые эту бумагу вижу!

Второе издание мемуаров Жукова было более полным и более правдивым, т.е. более смешным. Вначале, как и в первом издании, Жуков перечисляет множество сообщений разведки о подготовке германского вторжения. Жуков снова лягает адмирала Кузнецова за неправильные выводы, снова обличает Голикова, который своими дурацкими выводами испортил правильный доклад от 20 марта 1941 года. Он снова описывает германский план в том виде, в котором советская разведка его представила руководству Советского Союза, — удар наносят три группы армий: Бок — на Ленинград, Рундштедт — на Москву, Лееб — на Киев. Жуков снова рассказывает о том, что разведка предсказала дату вторжения: вначале с точностью до месяца, затем до недели, наконец, была названа правильная дата.

Сообщив все это, Жуков вдруг начинает сам себя опровергать: «С первых послевоенных лет и по настоящее время кое-где в печати бытует версия о том, что накануне войны нам якобы был известен план „Барбаросса“, направление главных ударов, ширина фронта развертывания немецких войск, их количество и оснащенность. При этом ссылаются на известных советских разведчиков — Рихарда Зорге, а также многих других лиц из Швейцарии, Англии и ряда других стран, которые якобы заранее сообщили эти сведения. Однако будто бы наше политическое и военное руководство не только не вникло в суть этих сообщений, но и отвергло их. Позволю со всей ответственностью заявить, что это чистый вымысел. Никакими подобными данными, насколько мне известно, ни Советское правительство, ни нарком обороны, ни Генеральный штаб не располагали» (Воспоминания и размышления. М., 1975. Т. 1. С. 259).

Здрасьте, пожалуйста!

Жуков подробно описал сообщения Разведывательного управления о появлении новых германских войск на советской границе и показал: это был не просто стремительный рост, а рост с ускорением. Разведка сообщала не только голые данные о сосредоточении и развертывании германских дивизий, но и указывала цель такого сосредоточения — вторжение в Советский Союз. Мало того, с указанием приблизительных сроков вторжения. Рассказав все это, Жуков «со всей ответственностью» заявляет, что о сосредоточении германских войск ничего не знал.

Ладно, поверим.

Но как поверить другому: на странице 258 первого тома второго издания Жуков рассказывает, что «Ф.И. Голиков представил руководству доклад, содержавший сведения исключительной важности. В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана „Барбаросса“, а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана». А на следующей 259-й странице «со всей ответственностью» заявляет, что направление главных ударов не было известно ни разведке, ни Генеральному штабу, ни наркому обороны, ни Советскому правительству.

Главой правительства до 4 мая 1941 года был Молотов, после этой даты — Сталин. Если верить Жукову, то ни Сталину, ни Молотову, ни наркому Тимошенко, ни ему, Жукову, ничего о германских планах не было известно: ни количество германских дивизий, ни направления ударов, ни примерные даты вторжения.

Простите, но тогда какому же руководству Голиков направил свой знаменитый доклад от 20 марта?

На одной странице Жуков сообщает, что были правильные сведения, но дурачки Голиков, Кузнецов, Деканозов их неправильно истолковали. А на следующей странице он же «со всей ответственностью» объявляет, что все это — чистый вымысел, не было никаких сведений.

А противоречия множатся. Вспомним жалобы Жукова о том, что «Сталин очень мало интересовался деятельностью Генштаба. Ни мои предшественники, ни я не имели случая с исчерпывающей полнотой доложить И.В. Сталину о... возможностях нашего потенциального врага. И.В. Сталин лишь изредка и кратко выслушивал наркома или начальника Генерального штаба».

И тут же его заявление, что Генеральный штаб сведениями о количестве германских войск и их намерениях не располагал. Вдумаемся, как мог Жуков «с исчерпывающей полнотой» доложить Сталину о «возможностях нашего потенциального врага», если сам «со всей ответственностью» заявляет: не было у него никаких сведений.

Зачем упрекать Сталина в нежелании слушать, если самому нечего докладывать?

Как быть? Как стыковать мысли гения? Сам я не в силах. Остается обратиться к любимому мной центральному органу Министерства обороны СССР: «Издание „Воспоминаний и размышлений“ явилось крупным событием. До сих пор ТАК о войне никто не писал» («Красная звезда», 12 января 1989 г. Выделено «Красной звездой»).

Полностью согласен и присоединяюсь: до сих пор ТАК о войне никто не писал.

Надеюсь, и в будущем ТАК о войне никто писать не будет.

Глава 7

Про Голикова

Вина начальника Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.И. Голикова минимальна. А может быть, вообще никакой его вины нет. По крайней мере Сталин за ним никакой вины не числил. Об этом можно судить по тому, что уже 9 июля 1941 года генерал-лейтенант Голиков от имени советского правительства вел в Лондоне переговоры с правительством Великобритании.

Официально Голиков прибыл в Лондон в качестве главы советской военной миссии. В документах была правильно указана его должность: заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии. Без дальнейших уточнений.

Это была правда, но не вся.

О неофициальной части миссии Голикова каждый может догадаться сам, задав простой вопрос: неужели в драматические дни июля 1941 года Сталину некого было послать в Великобританию, кроме главы военной стратегической разведки?

Это было критическое время, когда разведывательные данные требовались немедленно. До зарезу. Зарубежные резидентуры РУ ГШ нужной информацией располагали, однако связь со многими из них прервалась. Причина: агентурная связь создавалась на случай сокрушительного наступления Красной Армии в Европе, для ситуации, когда советские фронты и армии стремительно идут к вражеским столицам. А на случай «великой отечественной» каналы связи не готовили. Агентурные радиостанции «Север» обеспечивали устойчивую связь с советской территорией при внезапном нападении Красной Армии на Германию. Однако все сорвалось. В оборонительной войне советский фронт откатился, приемный центр Разведывательного управления Генерального штаба в Минске был потерян. Связь оборвалась. Срочно развернули новые приемные центры, но не хватало дальности.

Винить за это одного Голикова нельзя. «Великую отечественную», т.е. войну на своей территории, в Советском Союзе не предвидел никто. Красная Армия прогревала моторы для освободительного похода. Единственно возможный вариант войны: «на вражьей земле, малой кровью, могучим ударом».

Разведка готовилась к той войне, к которой ей приказали готовиться, к той войне, которую планировали в Кремле и в Генеральном штабе.

Война пошла не по кремлевским сценариям. И переделывать-переиначивать в стране и армии пришлось решительно все.

И вот Голиков летит в Лондон...

Главная цель: перестроить сети агентурной связи. Если с советской территории принимать передачи из Берлина, Женевы, Парижа, Вены, Копенгагена невозможно, то надо срочно развернуть приемный центр и ретранслятор в советском посольстве в Лондоне. Речь шла о внезапной и срочной организации новых каналов связи с самой важной агентурой по всей Европе. Никому, кроме начальника Разведывательного управления, эту задачу доверить было нельзя.

Именно поэтому Голиков оказался в Великобритании.

Он решал и другие задачи. С ними он тоже справился.

Полет главы военной стратегической разведки в Великобританию — это неслыханное доверие со стороны Сталина. 4 июля 1941 года был арестован командующий Западным фронтом генерал армии Павлов. Именно в этот день Сталин назначил Голикова главой советской военной миссии. 6 июля было арестовано все руководство Западного фронта, включая начальников Военторга и ветеринарной лаборатории. В этот день Голиков вылетел из Москвы в Архангельск, чтобы дальше лететь в Лондон.

После возвращения из Лондона Голиков командовал армиями и фронтами, снова был начальником военной разведки, которая к тому моменту получила свое гордое имя ГРУ. А в марте 1943 года генерал-полковник Голиков был назначен на ключевую должность заместителя народного комиссара обороны по кадрам. Народным комиссаром обороны, как мы помним, был Сталин. Маленков расставлял кадры в масштабе государства, Голиков — в масштабе Красной Армии.

За что такое доверие?

За то, что, допустив одну ошибку, Голиков ее тут же исправил.

После войны Голиков стал генералом армии, а затем и Маршалом Советского Союза.

Спору нет, был доклад «Варианты боевых действий германской армии против СССР» от 20 марта 1941 года. Да, Голиков сделал неправильные выводы.

Однако после этого были другие доклады, в которых Голиков правильно оценивал обстановку.

Уже 4 апреля Голиков направил Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Жукову, Берия, Кузнецову и другим высшим руководителям Советского Союза и Красной Армии спецсообщение об усилении группировки германских войск на границе СССР (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 84-86). На этот раз Голиков не делал никаких выводов. Голые факты. Без комментариев. И если Голиков испортил свой доклад 20 марта неправильными выводами, то новую картину от 4 апреля он ничем не портил. Он обрисовал обстановку как она есть, без комментариев. Факты сами говорили за себя. Голиков предоставил возможность вождям страны и Красной Армии самостоятельно делать выводы. Такую возможность имел и величайший стратег всех времен и народов. На этот раз неправильные выводы Голикова не могли сбить Жукова с толку. Он имел возможность самостоятельно оценить обстановку. Но Жуков почему-то никаких выводов не делал.

16 апреля генерал-лейтенант Голиков направил руководству спецсообщение о переброске германских войск в приграничную полосу. Рассылка в восемь адресов: Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Берия, Кузнецову, Жукову, Жданову (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 89-91). В этом спецсообщении говорилось о том, что на территории оккупированной Германией Польши запрещен проезд гражданских лиц по железной дороге. Уже одно это должно было насторожить руководителей Советского Союза. И если глупый Сталин ничего не понимал, то мудрейший Жуков должен был сообразить: немцы что-то затевают. Железные дороги им для чего-то требуются.

Жуков мог бы в данном случае и не думать своей головой, ибо Голиков сообщил причину происходящих изменений на польских железнодорожных линиях: германские войска через польскую территорию, помимо прочего, подвезли к советским границам 6995 вагонов боеприпасов и 993 цистерны горюче-смазочных материалов. Голиков сообщал не голые цифры, а давал развернутую картину с точным анализом: вот 16 основных железнодорожных узлов, куда прибывают вагоны с горюче-смазочными материалами и боеприпасами. На станцию Остров — 4000 вагонов снарядов и 342 вагона ГСМ; Седлец — 1640 вагонов со снарядами и 30 вагонов ГСМ; Замостье — 236 вагонов ГСМ...

К докладу приложена карта. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы уяснить, где сосредоточены запасы снарядов и где ГСМ. Из этого можно было делать выводы о намерениях и планах германского командования.

Но Голиков и на этом не остановился. Он докладывал в том же спецсообщении, что германское командование перебросило к советским границам полк парашютистов и сосредоточило в этих же районах 17 тысяч вооруженных украинских националистов. Жукову следовало бы задуматься: а это зачем?

Голиков продолжал: идет сосредоточение переправочных средств, понтонов и разборных деревянных мостов у пограничных рек, в том числе севернее Бреста и в 15 и 20 километрах юго-восточнее Бреста.

Это спецсообщение Голиков не испортил неправильными выводами. Вывод прост, как правда: «Продолжается переброска войск, накопление боеприпасов и горючего на границе с СССР».

26 апреля в те же адреса Голиков направил спецсообщение «О распределении вооруженных сил Германии по театрам и фронтам военных действий по состоянию на 25.04.41 г.».

Сообщение начинается так: «Массовые переброски немецких войск из глубинных районов Германии и оккупированных стран Западной Европы продолжаются непрерывно». А завершается фразой: «По имеющимся данным, с 1 апреля немецкое командование приступило к формированию до 40 дивизий, что требует дополнительной проверки». В этом спецсообщении все правильно. Никаких неправильных выводов Голикова оно не содержало.

5 мая Голиков направил в десять адресов спецсообщение «О группировке немецких войск на востоке и юго-востоке» (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 97-102). Среди тех, кто получил этот документ, как всегда, Сталин, Молотов, Берия, Тимошенко, Жуков... Голиков снова сообщил об усилении группировки германских войск, подробно доложил, куда и какие дивизии перебрасываются. К этому добавил, что в Словакии, Польше, Румынии ведется строительство вторых путей на железнодорожных магистралях стратегического значения, которые идут с запада на восток. Голиков ясно и четко заявлял, что расширяется сеть аэродромов и посадочных площадок в приграничных районах. «По всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, идет выселение с приграничной зоны населения... Производятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами нашей границы...»

В мемуарах Жукова не ищите упоминаний про эти спецсообщения РУ ГШ.

Ибо они полностью оправдывают Голикова.

Ибо они — обвинение Жукову.

Не надо думать, что Голиков излагал голую информацию без всяких выводов. В мае 1941 года он круто изменил свою позицию.

«Через некоторое время Голиков, видимо, понял, какую серьезную ошибку допустил 20 марта 1941 года. Через месяц, когда в Разведуправление поступили новые неопровержимые доказательства о подготовке немцев к войне против СССР, Голиков действовал иначе. 9 мая 1941 года начальник военной разведки докладывал наркому обороны СССР С.К. Тимошенко и начальнику Генерального штаба Г.К. Жукову материалы, подготовленные военным атташе СССР в Берлине генерал-майором В. Тупиковым. В этом докладе, который назывался „О планах германского нападения на СССР“, давалась объективная оценка группировки германских войск и указывались направления их ударов при нападении на СССР. Были и другие важные спецсообщения военной разведки высшему военно-политическому руководству страны» («Красная звезда», 3 ноября 2001 г.).

За спецсообщением от 9 мая следует спецсообщение от 15 мая «О распределении вооруженных сил по театрам и фронтам военных действий по состоянию на 15.05.41 г.» (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 109-113). И придраться нельзя. Все тут правильно.

Среди прочего в этом спецсообщении написано следующее: «В приграничной зоне с СССР. Общее количество немецких войск против СССР достигает 114-119 дивизий... Из них пехотных — 82-87, горных — 6, танковых — 13, моторизованных — 12, кавалерийская — 1». Далее идет перечисление изменений на Варшавском и Краковском направлениях, в Восточной Пруссии, Словакии и т.д.

Если оценить этот доклад с высоты нашего современного знания, то приходится признать: точность почти невероятная. Небольшая расплывчатость в сведениях о пехотных дивизиях от того, что некоторые из них были в тот момент в пути. Не было уверенности, куда они повернут, где осядут.

В этом документе сделан простой вывод: усиление продолжается. И названы районы, где именно. Подписано Голиковым. И указана рассылка — 13 высших руководителей Советского Союза и Красной Армии: Сталин, Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Берия, Кузнецов, Жданов, и все заместители наркома обороны: Жуков, Буденный, Шапошников, Кулик, Мерецков, Запорожец.

И если документ военной разведки от 20 марта содержал неверные выводы Голикова, то в последующих документах, в частности в этом, от 15 мая, неверных выводов не было. Но Жукову удобнее об этом не вспоминать. Проще «со всей ответственностью» объявлять, что о сосредоточении германской армии он ничего не знал. И Тимошенко не знал. И Сталин — тоже.

Даже если бы никаких сведений от разведки не поступало, то и тогда Генеральному штабу и его мудрейшему начальнику нет и не может быть прощения. Неужели они не видели, что творится? Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Франция, Югославия, Греция... И везде по единому сценарию: нарушение всех договоров, внезапный удар по аэродромам, стремительный рывок танковых дивизий к столице. Над этим повторяющимся сценарием нашим великим стратегам следовало бы задуматься. И хотя бы авиацию свою возле границ не держать.

Между тем Голиков бил тревогу.

Особо следует отметить его спецсообщение «О подготовке Румынии к войне» от 5 июня 1941 года (ЦАМО РФ, опись 7237, дело 2, листы 117-119). Оно начинается фразой: «Румынская армия приводится в боевую готовность». А завершается так: «Офицеры румынского генштаба настойчиво утверждают, что, по неофициальному заявлению Антонеску, война между Румынией и СССР должна скоро начаться». Все в этом сообщении правильно. И снова тут не к чему придраться. И снова в числе адресатов — Жуков. И снова Жуков забывает упомянуть об этом и других подобных сообщениях в своей «самой правдивой книге». Придраться не к чему, оттого Жуков о них и не помнит.

А Голиков не унимался. Голиков бил во все колокола. Спецсообщение «О военных приготовлениях Румынии» от 7 июня 1941 года привожу полностью:

"Мобилизация в Румынии подтверждается многими источниками. Призываются возрастные контингенты от 19 до 42 лет. Вызов производится по телеграммам. Одновременно мобилизуется конский состав и обозы.

В результате мобилизации румынская армия будет доведена до одного миллиона человек и сможет развернуть до 30 дивизий.

Железные дороги, сократив пассажирское и обычное товарное движение, выполняют перевозки в Молдавию и Северную Добруджу немецких войск, идущих из Югославии и Болгарии, а также вооружения (артиллерия, танки, прожектора и т.д.) и снаряжения.

Что касается самой Германии, то там с 4 июня возобновились интенсивные перевозки по железной дороге и автострадам через Кюстрин и Франкфурт (оба пункта на р. Одер восточнее Берлина) на восток.

Перевозится людской состав, танки, тяжелая, зенитная и полевая артиллерия, автотранспорт, прожектора и прочее.

Район Познань представляет из себя буквально военный лагерь.

Одновременно с этим наблюдается дальнейшее усиление немецких войск на границе за счет оттяжки ряда соединений из-за Вислы, так, 168-я и 111-я пд из района Кульцы — в направлении Ярослав. В Холи прибыла 183-я пд, а из района Холи передвинулась непосредственно к границе 62-я пд.

Вывод:

Учитывая соответствующим образом румынскую мобилизацию, как средство дальнейшего усиления немецкого правого фланга в Европе, ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ необходимо уделить продолжающемуся усилению немецких войск на территории Польши.

Начальник Разведывательного управления Генштаба

Красной Армии генерал-лейтенант Голиков.

Рассылка: Сталину, Молотову, Ворошилову, Тимошенко, Жданову, Маленкову, Жукову, Кузнецову, Берия".

Документ вопиющий. Советские руководители знали: мобилизация — это война. И если правительство Румынии решилось на мобилизацию, то отменить это решение уже нельзя. Дальше — война. Но не могло же правительство Румынии принять решение о самостоятельной войне против Советского Союза. Видимо, такое же решение принято и в Германии.

Возразят: но ведь Голиков ничего не сообщает о мобилизации в Германии!

А ему и не надо об этом сообщать. Германская армия давно отмобилизована, и советские руководители знают об этом без Голикова. Вот именно поэтому Голиков пишет, что мобилизация румынской армии — это всего лишь усиление правого фланга группировки германских войск. И огромными буквами добавляет: ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ — на переброску уже отмобилизованных германских войск в Польшу.

Жуков должен был не только читать спецсообщения Голикова, но и сам направлять доклады Сталину. При этом он неизбежно должен был пользоваться данными Разведывательного управления Генерального штаба.

Один из документов, подписанный Жуковым, опубликовал писатель Карпов. 15 мая 1941 года Тимошенко и Жуков направили Сталину документ, который начинается анализом обстановки: «На границах Советского Союза, по состоянию на 15.05. 41 г., сосредоточено до 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизованных и 1 кавалерийская дивизии, а всего до 112 дивизий... Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар...» В этом документе на двух страницах расписаны количество германских войск, районы их сосредоточения и вероятные намерения. В принципе все, что Голиков сообщил Жукову, Жуков переписал в свой доклад для Сталина.

Другими словами, Жуков точно знал, что творилось по ту сторону границы. Это знание подтверждено документом, который Жуков не только подписал, но и сам составил.

Писатель Карпов в восторге: какой анализ! Как ясно Жуков понимал ситуацию!

А в мемуарах Жуков «со всей ответственностью» заявил, что он понятия не имел о сосредоточении германских войск. И тот же писатель Карпов жуковское творение называет «самой правдивой книгой о войне».

С одной стороны, Жуков все знал и все видел, следовательно — гений. И в то же время Жуков ничего не знал, так как Голиков ему якобы не подчинялся и ничего не докладывал. Опять Жуков в гениях числится.

Вывод прост: Жукову можно было заявлять все, что угодно, обливать грязью всех окружающих и выгораживать себя. Писатель Карпов любые заявления Жукова все равно причислит к гениальным творениям.

Даже в тех случаях, когда стратег сам себя опровергает.

Поведение Жукова каждый должен квалифицировать самостоятельно. Каждый сам должен подобрать соответствующий термин.

Лично мое мнение, которое никому не навязываю: Жуков — подлец. Из множества сообщений он выбрал одно, в котором Голиков неправильно оценил обстановку. На одном раннем неправильном выводе Голикова Жуков сосредоточил свой благородный гнев, «забыв» поведать, что были другие сообщения. Жуков наковырял, как изюма из булки, то, что ему нравится, и выставил Голикова на всеобщее осмеяние: вот он — виновник катастрофы.

Маршал Советского Союза Филипп Иванович Голиков оказался честнее и благороднее Жукова. Великий стратег поливал Голикова грязью, а Голиков молчал. Хотя было что возразить. И если Жуков привел одно сообщение с неправильными выводами, то Голиков мог бы привести два десятка более поздних сообщений с правильными выводами. Но Голиков не стал ввязываться в бой по схеме: дурак — сам дурак. Голиков знал: если архивы никогда не откроются, то по крайней мере приоткроются. И все встанет на свои места.

В данном случае Жуков мог бы промолчать. Надо было просто Голикова и его доклады не вспоминать. Ведь промолчал же он про грандиозные операции 1942 года с участием тысяч танков и самолетов, десятков тысяч орудий и минометов, миллионных солдатских масс. Эти операции проводил Жуков. И позорно их провалил. Валить было не на кого. Потому Жуков эти операции просто «забыл».

Жуков не просто подлец, но подлец глупый. Он не подумал об архивах.

На момент выхода мемуаров Жуков сам себя оправдал, но надо было думать и о том, что рано или поздно правда все равно выйдет на свет и откроет подлость.

Этот случай — еще одно доказательство давно известного правила: частичная правда хуже лжи. Ибо правдоподобна. Ибо подтверждена документом.

Если взять кусочек правды, то получается, что виноват Голиков: не те выводы сделал. А если взять правду целиком, то получается, что виноват он минимально, если вообще виноват.

А главная вина — на гениальных стратегах, которые регулярно получали достоверные и полные сведения о противнике и правильные выводы разведки, но ничего не сделали для спасения страны.

Вернемся к заявлениям Жукова о том, что на боевых товарищей он доносов не писал. Но вот вам обратный пример. В мирное время, когда никто за язык не тянул, Маршал Советского Союза Жуков написал мерзкий пасквиль на Маршала Советского Союза Голикова, своего боевого товарища, своего бывшего заместителя на посту начальника Генерального штаба. Жуков оклеветал Голикова перед всем миром, ибо его мемуары по приказу Брежнева, Суслова, Гречко публиковали по всей планете, переводили на все мыслимые языки. Платная лубянская агентура во множестве телепередач, статей и книг клеймила Голикова как «дезинформатора» и виновника разгрома.

Жуков обливал грязью Голикова, зная, что Голиков прав, что Голиков жив, что Голикову есть что возразить.

Глава 8

Не подмахни!

Жуков категорически отрицал свою вину за разгром 1941 года и в этом отрицании вышел за грань приличия. Чего стоит одно только его заявление о том, что Голиков ему не подчинялся. Выходит, что Разведывательное управление Генерального штаба не подчинялось начальнику Генерального штаба.

Каждый командир от батальона, полка и выше имеет свой штаб, куда стекается вся информация. Начальник штаба имеет две «руки»: оператора, который планирует боевые действия, и разведчика, который поставляет информацию для этого планирования. В каждом штабе есть другие отделения, отделы, направления, управления, однако операторы и разведчики — ядро любого штаба, вокруг которого строится остальная работа. Операторы и разведчики — это два колеса мотоцикла. Если убрать из штаба операторов, то мотоцикл останется об одном колесе — далеко не уедешь. Если убрать разведчиков, получим тот же результат. Без этих двух ключевых структур штаб не способен функционировать. По традиции операторов называли Первым отделением штаба (отделом, направлением, управлением, Главным управлением), разведчиков — Вторым отделением (отделом и т.д.)

И вот в январе 1941 года величайший полководец всех времен и народов был назначен на должность начальника Генерального штаба Красной Армии, а Генеральный штаб, если верить Жукову, был совершенно недееспособным. В нем, как заявил Жуков, не было разведывательных структур. Представьте себе слепого бойца, который ведет огонь по движущимся целям. Цели появляются и исчезают внезапно. Высота, расстояние, направление и скорость движения целей постоянно меняются. Кто-то со стороны подсказывает стрелку: ну-ка возьми чуток левей! А теперь — немного выше и правей! Разворачивайся вправо! Ну-ка выше бери! Так! Теперь ниже!

Штаб — мозг. Разведка — глаза и уши. Спросим: может ли мозг быстро и точно реагировать, если нет прямого органического контакта с глазами и ушами, если мозг принадлежит одному организму, а глаза и уши — другому? Именно такую картину нарисовал нам Жуков: была у нас разведка, но ему, начальнику Генерального штаба, она не подчинялась.

Деловое предложение: давайте Жукову поверим. Давайте верить, что наша военная структура была создана кретинами. Давайте поверим: Генеральный штаб Красной Армии сам ни о чем не думал, думать был не способен, собственной разведки не имел. По описанию Жукова, Генеральный штаб Красной Армии был не только безмозглым, но еще и слепым и глухим. Жуков объявил: разведка ему не подчинялась, поэтому за все, что с ней связано, он не ответчик. Пусть будет так. Однако вопросы остаются.

Представим себе генерала армии Жукова Георгия Константиновича, который 13 января 1941 года был назначен начальником Генерального штаба. Вот он входит в свой высокий кабинет, принимает дела, знакомится с подчиненными и вдруг обнаруживает, что в структуре Генерального штаба отсутствуют разведывательные структуры, открывает, что Генеральный штаб Рабоче-Крестьянской Красной Армии слеп, как котенок, который мягонькой мордочкой тычется в теплое мамино брюшко. Что же сделал великий стратег, чтобы этот дикий пробел ликвидировать? Что предпринял стратегический гений для того, чтобы руководимый им Генеральный штаб прозрел?

Если Жуков ничего не сделал, тогда его поведение следует квалифицировать как преступную халатность. За это расстрельная статья полагается. Если его не расстреляли за халатность, то потомкам хотя бы надо знать правду о Жукове: накануне войны он полгода томился бездельем в кресле начальника Генштаба, знал, что Генштаб слеп, глух и потому не способен руководить действиями Красной Армии, но ничего не сделал для того, чтобы привести структуру руководимой им организации в соответствие с требованиями войны.

А мог ли Жуков что-нибудь сделать?

Мог. Прежде всего надо было доложить Сталину: Генеральный штаб недееспособен. Надо было предъявить ультиматум: или освободи меня от должности начальника этого дурацкого Генштаба, я за чужую дурь не ответчик, или приведи структуру Генштаба в соответствие с требованиями войны, т.е. дай мне в подчинение разведывательные органы, без собственной разведки я слеп, готовить Красную Армию к отражению вражеского нашествия не могу.

Сделал ли это Жуков? Писал ли он рапорты Сталину с требованием изменить структуру Генштаба? Защитники Жукова, что скажете?

Был и более мягкий вариант. Если Сталин подчинил лично себе Разведывательное управление генерал-лейтенанта Голикова, тогда Жукову следовало, не поднимая скандала, срочно создавать собственную разведку. Это не так трудно, как может показаться на первый взгляд. У Жукова в подчинении пять военных округов и три флота, которые развернуты против Германии и ее союзников. Штабы военных округов и флотов имеют в своем составе разведывательные отделы и мощные силы разведки, включая агентурную. Разведка западных военных округов и флотов — это восемь независимых друг от друга агентурных сетей. Я не говорю о других видах разведки: войсковой, авиационной, корабельной, радио и пр. Жукову следовало приказать начальникам штабов округов и флотов передавать лично ему важнейшие сведения о противнике, создать возле себя небольшую группу толковых офицеров-аналитиков для обработки информации, поступающей с флотов и из военных округов. Уже одного этого шага хватило бы для того, чтобы руководимый Жуковым Генштаб прозрел.

Но можно было обойтись и без группы аналитиков в непосредственном подчинении Жукова. Разведка приграничных военных округов не только собирала информацию о противнике, но и обрабатывала ее. И делала правильные выводы. Пример: "Сведения о развертывании по ту сторону границы наступательной группировки вермахта стали поступать в штаб ЗапОВО еще с начала 1941 года. 4 июня начальник Разведотдела штаба округа полковник Блохин представил генералу Павлову спецсообщение «О подготовке Германией войны против СССР» («Красная звезда», 24 июля 2001 г.). Допустим на мгновение, что начальник Разведывательного управления Генерального штаба не подчинялся начальнику Генерального штаба, что бедный Жуков сидел во тьме и ничего не знал, в этом случае он должен был обратиться к командующим приграничными округами, начальникам их штабов, начальникам разведывательных отделов этих штабов: что там о противнике слышно? Уж они-то все точно начальнику Генерального штаба подчинялись. Как же гений военного искусства ухитрился так поставить работу, что на местах знали о подготовке нападения, а он, руководитель, сидел в Москве и ничего не знал?

Одно из двух:

— либо Жуков вообще не интересовался сведениями о противнике, которых было достаточно;

— либо он был не способен делать выводы из вполне очевидных фактов.

А ведь возможности Жукова не ограничивались только разведкой приграничных военных округов. Внутренние военные округа: Архангельский, Московский, Орловский, Северо-Кавказский, Приволжский и другие — тоже имели разведывательные органы, включая агентурные сети на территории противника. Следовало и им отдать тот же приказ: важнейшую информацию о противнике — на мой стол!

Кроме того, в НКГБ у Жукова личный друг — Иван Серов. Его должность — первый заместитель народного комиссара государственной безопасности. В НКГБ собственная сверхмощная агентурная сеть по обе стороны советской границы и во всех портах, во всех столицах мира. Вот и сказать бы Серову: выручай, Ваня! Сталин-кретин у меня разведку забрал. Секретов мне можешь не выдавать, но хоть намекни, куда дело клонится. Нападет Гитлер, разгромит Советский Союз, нас с тобой повесит. Ваня, в твоих же интересах намекнуть!

Но Жуков и этого не сделал.

Ну а если этим не озаботился, следовало после войны задним числом в мемуарах сообщить: Генеральный штаб был слепым, но я боролся! Я предлагал придурковатому Сталину, я советовал, но он, лопоухий, моих гениальных советов не послушал и разведывательных структур в составе Генерального штаба не создал.

Удивительно, но таких оправданий в мемуарах Жукова тоже нет.

Если в подводной лодке нет перископа, капитан обязан сделать все, чтобы его добыть. Если ему перископ не дают, он должен отказаться от командования: такой лодкой командовать не буду. В крайнем случае, если перископа не добыл и от командования не отказался, после неудачного боя он должен оправдываться: я, мол, суетился, но достать приборы наблюдения так и не сумел.

Поведение Жукова — это поведение унтера, неспособного думать своей головой. Он даже не нашел нужным после войны оправдываться за свою бездеятельность. Нет разведки в подчинении начальника Генерального штаба, и ничего. Значит, так и должно быть. Пусть так и будет.

Ситуация становится совсем смешной, если мы вспомним, что у начальника Генерального штаба генерала армии Жукова собственная разведка все-таки была. Генеральный штаб Красной Армии имел в своем составе Разведывательное управление — РУ ГШ. С 16 февраля 1942 года эта структура была преобразована в ГРУ ГШ. Начальником РУ ГШ в 1941 году был генерал-лейтенант Ф.И. Голиков. Он подчинялся непосредственно начальнику Генерального штаба генералу армии Жукову. Поток разведывательной информации из Разведывательного управления Голикова шел в 8-12 адресов высших руководителей государства и армии. В числе адресатов всегда обязательно были Сталин, Тимошенко и Жуков. Другой поток информации от Голикова шел прямо к Жукову, а уж от него — к наркому обороны Маршалу Советского Союза С.К. Тимошенко и Сталину.

Начальник Разведывательного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Голиков был не просто в подчинении у Жукова, он был его заместителем. Это можно проверить по разным источникам: СВЭ (Т. 2. С. 585); А. Куценко. Маршалы и Адмиралы флота Советского Союза (М., 2001. С. 111); Маршалы Советского Союза (М., 1996. С. 29).

Но Жуков упорно Голикова своим заместителем не называет.

О том, что в подчинении Жукова разведка была, можно узнать из любого справочника по истории строительства Вооруженных Сил СССР. В каждом из них перечисление управлений Генерального штаба идет в строго установленном порядке: оперативное, разведывательное и т.д. Об этом сообщает «Советская военная энциклопедия» (Т. 2. С. 512): «В состав Генерального штаба вошли управления: оперативное, разведывательное, организационное, мобилизационное...» О том же сообщает официальная «История второй мировой войны 1939-1945»: «В начале 1941 года Генеральный штаб состоял из управлений оперативного, разведывательного, организационного, мобилизационного...» (Т. 3. С. 417).

О том, что в подчинении Жукова разведка была, можно прочитать... в мемуарах Жукова: «По данным Разведывательного управления нашего Генштаба, возглавлявшегося генералом Ф.И. Голиковым... Та информация, которая исходила от начальника Разведывательного управления генерала Ф.И. Голикова, немедленно докладывалась нами И.В. Сталину» (Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 226). Это написано в первом и во всех остальных изданиях.

Если авторы мемуаров Жукова видели, что Жуков не способен понять структуру армии, если он не в силах уяснить, как этот механизм действует, то надо было оградить великого стратегического гения от контактов с историками. А то в мемуарах написано одно, а историкам Жуков рассказывал совсем другое.

Удивляет поведение академика Анфилова. Жуков с негодованием объявил, что Разведывательное управление Генерального штаба начальнику Генерального штаба не подчинялось, и академик этому поверил. Академик мог бы рассмеяться в лицо великому стратегу, но почему-то не рассмеялся.

И «Красная звезда» объявляет на весь мир: Разведывательное управление Генерального штаба не входило в состав Генерального штаба. «Красная звезда» готова публиковать любой абсурд, лишь бы великий стратегический гений чистеньким остался.

Жуков — клеветник. Его рассказы — клевета на Генеральный штаб, на Красную Армию, на нашу страну, на наш народ. Спасая себя от позора, Жуков объявляет на весь мир, что Красная Армия имела идиотскую структуру. Жуков обливал грязью организационную структуру органов высшего военного руководства страны, чтобы самому уйти от ответственности: структура дурацкая, а раз так, какой спрос с начальника глухо-слепого Генштаба?

Великого стратегического гения поймал на слове генерал-лейтенант Н.Г. Павленко: «Жуков уверял меня, что он ничего не знал о плане „Барбаросса“ накануне войны, что он и в глаза не видел донесения разведки. На следующий раз я приехал к Жукову и привез те самые сообщения разведки о плане войны с СССР, на которых черным по белому стояли их: Тимошенко, Жукова, Берии и Абакумова подписи. Трудно передать его изумление. Он был просто шокирован» («Родина». 1991. No 6-7. С. 90).

Сказав такое, коммунистический историк Павленко тут же бросается Жукова защищать.

Журнал задает вопрос: «То есть Жуков, будучи начальником Генштаба, не оценил важности информации?»

Павленко отвечает: «Совершенно верно. Однако в этом нет его вины. Виновата сама система, не способная адекватно воспринимать информацию. Начальнику Генштаба ежедневно приходится подписывать десятки, если не сотни различных бумаг. Вот Жуков в ряду других и подмахнул...»

Вот метод коммунистических историков: всех описывать дурачками. Как только встречается непонятный или неудобный момент, их первая реакция: это все от глупости. Они описали совсем глупенького Сталина. Вот и до Жукова очередь дошла: сидит в кабинете начальник Генерального штаба, бумажки подписывает, не вникая... И ни в чем он не виноват. Система виновата. Система не способна адекватно информацию воспринимать.

Система — это циклопическая пирамида. Система — это десятки, сотни, тысячи и миллионы людей: членов Центрального Комитета партии, партийных секретарей союзных и автономных республик, краев, областей, районов, членов правительства, чекистов, разведчиков, аналитиков, генералов, адмиралов, дипломатов, наркомов республиканских, прокуроров, судей, офицеров, старшин, сержантов, солдат. Никто из них к материалам Разведывательного управления Генерального штаба не был допущен. Но выходит, что все они виноваты в том, что проглядели подготовку Гитлера к вторжению. К материалам Разведывательного управления Генерального штаба был допущен прежде всего начальник Генерального штаба генерал армии Жуков. Мало того, он персонально отвечал за работу Разведывательного управления как прямой и непосредственный начальник. Но выходит, что Жуков не виноват. Жуков просто сидел и подписывал бумаги. Не глядя. Жуков, как выразился генерал-лейтенант Павленко, подмахивал.

Прошу прощения у своих читателей: это не мой термин, это не мой стиль, не мой слог. Но коль скоро официальные коммунистические идеологи бросились защищать Жукова таким позорным методом, я вынужден пользоваться их приемами, их языком, их терминами.

Представляю, какой визг поднялся бы, если бы на месте Жукова оказался другой стратег, генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич или, к примеру, Маршал Советского Союза Кулик Григорий Иванович. А Жукову простительно: подумаешь, подмахнул разок!

Генерал-лейтенант Павленко щадит Жукова. Он сообщает, что Жуков просто подписывал документы. Но это не так. Сейчас известны не только подписи Жукова под документами, но и матерные резолюции. Это означает: Жуков с содержанием докладов разведки все-таки был знаком — не только их подписывал, но и читал. Не только читал, но и сведения разведки переписывал в свои документы. Это влечет за собой одно пренеприятнейшее следствие.

После войны Жуков с жаром рассказывал простофилям, что он якобы еще в начале января 1941 года предвосхитил немецкий план «Барбаросса», якобы предсказал, где и как немцы будут наносить главные удары и как будут развиваться события. Глянул на карту, да и решил, что немцы нанесут главный удар не где-нибудь, а из района Бреста на Барановичи.

Нашлись среди наших маршалов и генералов ротозеи, которые жуковской болтовне поверили.

На несколько минут давайте и мы этим захватывающим рассказам Жукова поверим. Пусть так все и было: Жуков, допустим, германский план предвосхитил, предсказал все действия Гитлера и его фельдмаршалов. И вот через некоторое время после гениальных предсказаний советская военная разведка добыла этот самый германский план и положила на стол Жукова: все правильно, немцы нанесут удар именно из района Бреста и именно на Барановичи! Дальше — на Минск, Смоленск и Москву.

Увидав такое, Жуков должен был галопом нестись к Сталину: вот я предсказал — на Барановичи, а вот разведка доносит — на Барановичи!

Но великий стратегический гений сообщениям разведки не поверил: быть такого не может, чтобы Гитлер на Барановичи замыслил!

И на сообщениях разведки Жуков матюгами расписывался.

Товарищи придворные историки, объясните мне, непонятливому, как стыковать вышеизложенное? Как поведение гения толковать? Принесли подтверждения его невероятных прогнозов, а он им не поверил.

Дорогой читатель, прикинем: мы что-то такое-эдакое выдумали, но никто нам не верит. Вдруг кто-то желанное подтверждение несет. И в том подтверждении весь вражеский замысел раскрыт! Ура, Россия спасена! Мы бы посланца с такой вестью облобызали да наградили бы. Я бы — соболью шубу с плеча скинул, гонца в нее завернул бы и каменьями самоцветными карманы ему набил. Радость-то какая!

Но гения нам не понять. Принесли гонцы подтверждение его великим пророчествам, а он гонцов — матом. Да взашей! Благо на резных воротах Генштаба не вешал, хребты не ломал, головы не рубил, на колья не нанизывал.

Так вот: сдается мне, что не было никаких гениальных жуковских прогнозов в январе 1941 года о направлениях вражеских ударов. Легенды о гениальной прозорливости задним числом в оборот пущены. И не кем-нибудь, а самим же Жуковым и пущены. Только стратегическому фанфарону сообразительности не хватило одни свои вымыслы с другими верстать.

Заявления генерала Павленко о том, что Жуков подмахивал, задевает еще один весьма больной нерв. Жуков клялся, что на боевых товарищей доносов не писал. Как этому верить, если он не помнит, что подписывал? Если он подмахивал не глядя?

Интересно проследить эволюцию взглядов Жукова на данный вопрос.

В письме писателю В.Д. Соколову 2 марта 1964 года Жуков обвинил Разведывательное управление в полной несостоятельности: «Наша агентурная разведка, которой перед войной руководил Голиков, работала плохо и она не сумела вскрыть истинных намерений гитлеровского верховного командования в отношении войск, расположенных в Польше. Наша агентурная разведка не сумела опровергнуть лживую версию Гитлера о ненамерении воевать с Советским Союзом» (Георгий Жуков. Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие документы. С. 518).

Однако через год-два всплыло множество документов, которые доказывали: разведку не в чем винить. Тогда Жуков резко сменил свою точку зрения и в мемуарах сообщил, что разведка работала великолепно, она вскрыла силы германских войск, планы их возможного использования и направления возможных ударов. Доклады разведки, по словам Жукова, «последовательно отражали разработку гитлеровским командованием плана „Барбаросса“, а в одном из вариантов, по существу, отражена была суть этого плана».

Во как стратегического гения бросает! В 1964 году одно пишет, а в 1969 это же опровергает.

Вынужденно признав, что разведка свое дело сделала, Жукову пришлось врать в другом: разведка-то планы Гитлера вскрыла, только ему, великому стратегу, она не подчинялась, и о ее докладах он ничего не знал.

Но и это вранье он сам же и опроверг. В том же письме писателю Соколову Жуков упрекает Сталина в непонимании роли Генерального штаба. А ведь Генеральный штаб, как сказано в письме гениального полководца, помимо всего прочего, «организует оперативно-стратегическую разведку» (Там же. С. 515).

Круг доказательств замкнулся.

Жуков объявляет, что разведка работала плохо. Но у него же мы находим доказательства того, что она работала великолепно.

Жуков объявляет, что разведка ему не подчинялась. Но у него же мы находим доказательства того, что главным организатором и руководителем разведки был Генеральный штаб, во главе которого он сам и стоял.

Жуков рыл яму Сталину: мол, он, великий Жуков, требовал поднять войска по тревоге, изготовить их к отражению вторжения и пр. и пр., а глупый Сталин не позволял привести войска в готовность... Но в эту яму сам Жуков и угодил. Сообразим: мог ли Жуков перед войной требовать от Сталина решительных действий по отражению германской агрессии, если ровным счетом ничего не знал о подготовке такой агрессии? Если о замыслах Гитлера ему было неизвестно? Если разведка ему не подчинялась и не докладывала о сосредоточении германских войск на советских границах?

Теперь возразим генерал-лейтенанту Павленко.

Во-первых, каждый человек отвечает за каждую свою подпись. Если ротный старшина подмахнет не глядя, то может в мантульные места загреметь. А может — и под расстрел. Жукова ставили на пост начальника Генерального штаба именно затем, чтобы зря не подмахивал.

Во-вторых, если начальнику Генерального штаба приходится подписывать десятки и сотни документов в день, значит, он — бездарь. Такого надо гнать из-за полной профессиональной непригодности. Перед хорошим начальником — чистый стол. У хорошего начальника работают подчиненные. Хороший начальник обязан так организовать работу, чтобы всю ответственность переложить на нижестоящих, чтобы самому не подмахивать. Пусть заместители подмахивают.

В-третьих, сообщение разведки о предстоящем германском вторжении было не одно, они шли потоком. Павленко сам говорит про эти сообщения во множественном числе... Вот и выходит, что Жуков Георгий Константинович подмахнул не раз.

Он подмахивал регулярно.

Глава 9

Только лично!

То, что мемуары Жукова не выдерживают никакой критики, было заявлено мной еще в начале 80-х годов ХХ века. Храбрецов издать «Ледокол» в то время не нашлось.