Глава 8

Последний шанс

Поздним вечером того же дня, когда капитан Гильбо, сидя в своей каюте, ожидал решения кубинских властей, в дверь постучали. Решив, что это судовой радист принес долгожданную радиограмму, капитан быстро открыл дверь, но был без церемоний оттеснен в глубь каюты двумя мрачными верзилами, державшими автоматы на изготовку.

Первой мыслью изумленного капитана была мысль о том, что пассажиры его парохода взбунтовались и теперь решили силой заставить его следовать в Мексику. Однако одного взгляда на автоматы – а это были хорошо знакомые Гильбо немецкие «шмайсеры» – оказалось достаточно, чтобы предположить самое худшее.

Через мгновение, когда в дверном проеме возникла знакомая фигура Сильверстоуна, чье лицо выражало мрачную сосредоточенность, капитан Гильбо понял, что совершил ошибку, не послушавшись совета комиссара Вондрачека.

– Добрый вечер, капитан, – невозмутимо поздоровался англичанин, аккуратно прикрывая за собой дверь. Оба его подручных продолжали стоять в противоположных углах каюты, держа Гильбо на прицеле. – Садитесь, нам надо поговорить.

– Какого черта вы себе позволяете? – мрачно поинтересовался француз, кивая на автоматы. – Что за нелепый спектакль, и откуда на моем судне взялось оружие?

– Садитесь же, – спокойно повторил Сильверстоун, – ибо от нашего разговора зависит не только дальнейший маршрут «Бретани», но также и то, под чьим командованием она отправится в свое новое плавание.

Гильбо пожал плечами и сел. Англичанин медленно опустился напротив, не сводя с него пристального, сверлящего взора.

– Итак? – нетерпеливо спросил француз.

– Вы сейчас подниметесь на капитанский мостик и отдадите приказ поднять якорь.

– И куда же мы отправимся?

– Обратно в Европу.

Гильбо ожидал чего-то подобного, а потому не стал разыгрывать удивления.

– Я должен знать конечный порт следования.

– Об этом вы узнаете, когда мы пересечем Атлантику.

– Но зачем вам все это нужно?

– Излишний вопрос, капитан, тем более что, я жду от вас не вопросов, а согласия.

– А если я откажусь?

– Тогда команде будет объявлено, что ее капитан при смерти, а потому командование судном берет на себя второй помощник…

– А, черт, этот проклятый Лефевр?

– Совершенно верно. Собственно говоря, вам, как и членам вашей команды, нечего бояться возвращения, тем более что сейчас во Франции существует дружественное Германии правительство во главе с маршалом Петеном.

– Но я не могу поднять якорь без разрешения гаванских властей!

– Вы немедленно радируете им, что пароход отплывает… ну, допустим, в Африку.

– Однако когда пассажиры узнают о возвращении в Европу, они могут взбунтоваться.

– Это уже не ваша забота. Кроме того, поскольку мы отплываем немедленно, а сейчас глубокая ночь, некоторое время можно будет держать конечный пункт нашего плавания в секрете. Утром же вы объявите пассажирам о том, что мы идем в Мексику. Предупреждаю, что в течение всего плавания вы и ваша команда будете находиться под присмотром моих людей. Малейшие попытки затеять заговор или предупредить пассажиров будут немедленно караться смертью.

– Неужели тот чехословацкий комиссар был прав и вы, англичанин, являетесь агентом злейшего врага Великобритании – Гитлера?

– Сейчас не время выяснять эти ненужные подробности, – поморщился Сильверстоун. – Я жду вашего ответа. Вы согласны выполнять мои приказания?

– Согласен… и будьте вы прокляты!

Эмилия не ложилась спать, ожидая возвращения Берты, поэтому безумно усталый комиссар Вондрачек застал ее полностью одетой.

– О, вы уже вернулись? – радостно воскликнула она, открывая ему дверь каюты. – Как я рада вас видеть!

– Радоваться нечему, – пройдя внутрь и плотно закрыв за собой дверь, отвечал Вондрачек. – Немедленно собирайте свои вещи и… Где, черт подери, ваша дочь?

– Она сейчас придет.

– Хорошо. – И комиссар, не дожидаясь приглашения, без сил опустился на край постели. – Собирайтесь, собирайтесь, мадам, мы немедленно покидаем пароход. Я вернулся только за вами.

– Как? – изумилась Эмилия. – Мы спускаемся на берег? Но каким образом?

– У левого борта нас ждет рыбацкая лодка. Чтобы ее нанять, я отдал чуть ли не все свои сбережения – эти кубинцы ужасно любят торговаться… Сейчас туман, и если повезет, нам удастся сбежать незамеченными. Это наш последний и единственный шанс.

– Сбежать? Но почему? Что случилось?

– Собирайте свои вещи, – в третий раз повторил Вондрачек. – А пока вы будете это делать, я постараюсь вкратце рассказать вам о том, что мне удалось узнать на берегу. Ох, знали бы вы, каких трудов мне это стоило…

Гавана готовилась к проведению консультативного совещания министров иностранных дел американских государств. Главный вопрос, который больше всего заботил представителей Западного полушария, – это вопрос о местных владениях воюющих европейских стран. Вывод напрашивался сам собой – только американские государства имеют право захватывать американские же колоний представителей Восточного полушария! Место проведения совещания было выбрано не случайно – недавно к власти на Кубе пришло проамериканское правительство Батисты, которое в данный момент успешно боролось с местным Революционно-коммунистическим союзом.

Комиссар Вондрачек провел в кубинской столице и ее окрестностях весьма бурный день. Доставив гроб с телом Вульфа в местный морг и получив любезное разрешение офицера таможни лично договориться о завтрашних похоронах, он первым делом нанял извозчика – старого мулата – и приказал доставить себя в германское посольство.

Интуиция не подвела старого полицейского. Кроме того, в тот день фортуна была явно на его стороне. Когда Вондрачек задумчиво курил, сидя в обшарпанной пролетке и размышляя о том, как действовать дальше, из ворот посольского особняка вышел какой-то человек. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать в нем того самого, невзрачного, но крайне подозрительного пассажира «Бретани», на которого комиссар уже дважды обращал внимание фрау Лукач и который сошел на берег еще вчера, покинув пароход вместе с представителем Мексики.

Человек медленно двинулся вдоль улицы, оглядываясь в поисках извозчика.

– Трогай! – по-испански скомандовал Вондрачек своему извозчику, делая энергичный жест рукой. За ту неделю, пока «Бретань» пересекала Атлантику, комиссар усиленно штудировал самоучитель испанского языка, а потом наткнулся среди пассажиров на старого венского торговца-еврея, который хорошо знал этот язык и взялся давать ему бесплатные уроки.

Мулат кивнул, поднял кнут, и пролетка стала разворачиваться. Комиссар действовал с удивительным для его лет проворством – сначала он прятался за дырявым откидным верхом, но едва экипаж поравнялся с пассажиром «Бретани», крикнул вознице: «Стой!» – и быстро соскочил на землю. Подручный Сильверстоуна увидел комиссара одновременно с дулом его револьвера, причем сам револьвер комиссар предусмотрительно прикрыл носовым платком, чтобы не привлекать внимания редких в этот жаркий полдень прохожих.

– Быстро садись в экипаж! – скомандовал он на этот раз по-немецки.

Филер, оторопев от неожиданности, несколько мгновений колебался, но, получив вторичный приказ и загипнотизированный решительным видом комиссара, полез в пролетку. Вондрачек последовал за ним.

– Вези нас за город! – приказал он мулату по-испански, а затем вновь перешел на немецкий, обращаясь к своему пленнику: – Вздумаешь сопротивляться, пристрелю не раздумывая. Ты меня понял?

– Да.

– Прекрасно. И знай – я бывший комиссар полиции, так что стрелять умею.

– Куда вы меня везете?

– Если хочешь остаться в живых, то заткнись и отвечай только на мои вопросы.

Лицо человека покрылось крупными каплями пота. Глаза его бегали, но при этом всячески старались уклониться от встречи с пристальным взглядом Вондрачека. «Это хорошо, – невольно подумалось комиссару. – Бегающий взгляд – признак явного труса. Как ни хитер этот Сильверстоун, но помощников он себе выбирает не слишком удачных – то Фальву, то этого болвана. Впрочем, только такие негодяи и способны на безоговорочное выполнение любых приказаний…»

Пролетка медленно катила в сторону пригорода Гаваны, и белые колониальные дворцы по обе стороны дороги постепенно начали сменяться жалкими хижинами окраин с крышами из пальмовых листьев. На пороге этих хижин, степенно покуривая сигары, сидели старики в ветхих соломенных шляпах, а вокруг с криками носились дети, отличавшиеся темно-коричневым или черным цветом кожи.

– Зачем ты сошел с парохода? – Комиссару не терпелось начать допрос.

– Я должен был выполнить поручение герра фон Хаусхофера.

Вондрачек кивнул – со слов капитана Гильбо он знал, что именно на это имя был выдан германский дипломатический паспорт Сильверстоуну.

– В чем оно заключалось?

– Доставить сообщение в германское посольство.

– Что за сообщение?

– Не знаю… клянусь, не знаю – конверт был запечатан!

– Допустим. Но ты должен знать, с какой целью Хаусхофер и все его люди оказались на борту «Бретани»!

Человек заколебался, и, чтобы побыстрее развязать его язык, Вондрачек пребольно ткнул его в бок дулом револьвера.

– На пароходе есть родственники богатых евреев… на их деньги он и был нанят.

– Капитан Гильбо знал об этом?

– Разумеется, они же его и нанимали.

– Кто эти люди? Я имею в виду родственников из числа пассажиров.

– Мне известен только один – скрипач Морис Дан.

– И что дальше? Нацисты хотят захватить их, чтобы потребовать выкуп?

– Да.

– В таком случае почему пароход не был захвачен сразу, у берегов Европы?

– Захват целого парохода дело сложное и рискованное, кроме того, этому могли помешать англичане. Поэтому сначала планировался захват нужных лиц уже на месте, после того, как они сойдут на берег. Доставить в Германию их должны были на специально посланной за ними подводной лодке.

– Ясно. Останови!

Возница удивленно оглянулся на своих седоков, но послушно натянул поводья. Экипаж замер неподалеку от того места, где начиналась обширная плантация сахарного тростника, вплотную к которой примыкала небольшая пальмовая роща.

– Выходи, – скомандовал Вондрачек и первым вылез из пролетки.

Человек подозрительно посмотрел на него и нехотя спустился на землю.

– Иди вперед, вон к тем пальмам. А ты подожди здесь. – Спохватившись, что говорит по-немецки, последнюю фразу Вондрачек повторил для возницы еще раз, тщательно выговаривая испанские слова. Мулат состроил испуганные глаза, однако послушно кивнул.

– Куда вы меня ведете?

– Выберешь себе пальму, к которой я тебя привяжу, чтобы ты сегодня днем больше не путался у меня под ногами. Вперед!

Пока они медленно, обливаясь потом, шли к роще, Вондрачек продолжал задавать вопросы.

– Что теперь собирается делать Хаусхофер?

– Не знаю. Герр Хаусхофер никого из нас не посвящал в свои планы.

– Сколько его людей находится на «Бретани»?

– Не считая меня, девятнадцать человек.

– Ясно. Ты должен был отвезти на «Бретань» ответ германского посольства?

– Он состоит в одной фразе: «Действуйте согласно намеченному плану». Но что это за план, я не знаю!

– В самом деле? – удивился Вондрачек. – А ну стой.

Теперь они стояли в тени раскидистых пальм друг против друга. Подручный Сильверстоуна смотрел на комиссара с явным страхом. Кажется, он только теперь сообразил, что никакой веревки у того нет и потому его ждет совсем иная участь… Да и лицо Вондрачека на какой-то миг утратило выражение невозмутимости. Человек дрогнул и упал на колени.

– Не стреляйте, ведь я же рассказал все, что знал!

– Сожалею, – пробормотал Вондрачек, – ноу меня нет иного выхода.

Среди криков тропических птиц и шелеста тростника выстрел прозвучал совсем негромко. Агент Сильверстоуна дернулся и неловко завалился набок. Тонкая струя крови, вытекавшая из пробитого лба, неспешно закапала на песок.

Вондрачек вздохнул и поспешил к пролетке. Остаток дня он провел в рыбацком поселке на берегу океана, пытаясь нанять владельца лодки, который бы согласился отвезти его на «Бретань».

– … В конце концов мне это удалось, – закончил Вондрачек, – и сейчас, как я уже говорил, он ждет нас у левого борта. Я вижу, вы почти закончили, но почему до сих пор нет вашей дочери?

– Не знаю, – отозвалась Эмилия, раскрасневшаяся от лихорадочных сборов. – Теперь мне и самой стало страшно.

– Где она может быть?

– Не знаю где, но зато абсолютно уверена – с кем. Помните, я вам говорила о Морисе Дане?

– Помню, – вздохнул Вондрачек. – Он-то и является одной из главных целей Сильверстоуна. А номер его каюты вам известен?

– Вы думаете, что она у него?

Эмилия так красноречиво посмотрела на комиссара, что тот слегка смутился и, чтобы скрыть это нелепое и неуместное в данных обстоятельствах смущение, с досадой воскликнул:

– Сейчас не время строить предположения, нам надо срочно найти вашу дочь!

– Но я не знаю, где каюта Мориса, – растерялась Эмилия. – Я никогда не спрашивала Берту, была ли она у него в гостях…

– Ладно, тогда ждите меня здесь. – И комиссар с тяжелым вздохом поднялся с места.

– Куда вы?

– Искать вашу Берту.

Было уже далеко за полночь, а потому на пароходе царила сонная тишина. Никем не замеченный, комиссар быстрым шагом миновал ряд коридоров, в которых горел приглушенный свет, дважды поднялся и спустился по трапу и наконец оказался в том отсеке «Бретани», где находилась капитанская каюта.

И вновь интуиция подсказала ему, что надо соблюдать все меры предосторожности. Когда Вондрачек, затаив дыхание, уже подкрадывался к двери каюты капитана Гильбо, он вдруг услышал позади себя сдавленный шепот – кто-то окликал его по имени. Обернувшись, комиссар узнал того самого старого еврея, который учил его испанскому языку. Он осторожно выглядывал из полуоткрытой двери своей каюты.

– Что-нибудь случилось, господин Вондрачек?

– Все в порядке, господин Штаерман.

– А почему вы крадетесь на цыпочках, как, я извиняюсь, кот, который только что стащил у кухарки кольцо краковской колбасы…

Краем глаза комиссар Вондрачек успел заметить, что ручка двери капитанской каюты начала поворачиваться. Прежде чем дверь успела открыться, Вондрачек проворно втолкнул изумленного Штаермана в его собственную каюту, втиснулся сам и быстро прикрыл за собой дверь.

– Доброй ночи, господин Вондрачек! – хором, но шепотом приветствовало его все семейство Штаермана – юный племянник, некрасивая тридцатилетняя дочь и старая, усатая фрау Штаерман. Все они, уже раздетые, лежали в своих койках и внимательно рассматривали комиссара.

– Тсс! – Вондрачек прижал палец к губам, а сам приник ухом к двери каюты. В коридоре раздавались тяжелые шаги – судя по всему, это шли трое взрослых мужчин. Дождавшись, пока они минуют каюту Штаермана, Вондрачек слегка приоткрыл дверь и высунул в коридор руку с зажатым в ней зеркальцем, которое по старой привычке всегда носил с собой: иногда для того, чтобы полюбоваться на свои усы, а иногда – чтобы иметь возможность незаметно бросить взгляд на то, что творится за его спиной. Сцена, что отразилась в этом зеркальце, была более чем красноречива – даже со спины Вондрачек легко узнал капитана Гильбо, который шел в сопровождении Сильверстоуна и еще двоих человек, вооруженных автоматами.

«Я опоздал, – обреченно подумал Вондрачек, прикрыв дверь и устало привалившись к ней спиной, – этот проклятый англичанин опередил меня и уже начал действовать… Я не успел предупредить Гильбо, не успею и поднять переполох – меня тут же пристрелят. Но одно я еще могу успеть – это спасти тех женщин, за которыми и явился…»

– Господин Вондрачек, вы нам не скажете, что происходит? – терпеливо выждав какое-то время, поинтересовался господин Штаерман. – Может быть, нам всем грозит опасность?

– Нет, ничего, – пряча глаза, ответил комиссар. – Все в порядке, можете спать спокойно… Доброй ночи.

Чувствуя себя последним негодяем, Вондрачек покинул каюту Штаерманов и осторожно, таясь за каждым поворотом, стал пробираться обратно. В один из таких моментов, когда он уже находился в коридоре второй палубы, его слух неприятно поразил приглушенный звук, донесшийся откуда-то снаружи, со стороны моря. Вондрачек замер и, не веря своим ушам и боясь ошибиться, прислушался. Нет, этот омерзительный скрежет невозможно спутать ни с чем другим!

Перестав таиться, комиссар бросился к каюте Эмилии.

– Где Берта? – запыхавшись, спросил он, едва открыв дверь и ввалившись внутрь.

– Как, вы ее не нашли? – удивилась Эмилия, сидевшая на койке рядом с двумя чемоданами.

– О Боже! – простонал Вондрачек, падая без сил на соседнюю койку, принадлежавшую Берте. – Все пропало! Ну где может пропадать эта несчастная девчонка!

– А что случилось?

– Пароход захвачен агентами нацистов и в данный момент уже поднимает якорь.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Ты делаешь мне предложение?

– Да, я люблю тебя и делаю тебе предложение!

За этими словами последовал нежный поцелуй, после которого возникла очередная завораживающая пауза.

Сразу после ужина Берта приняла приглашение Мориса и спустилась в его каюту. Они были слишком счастливы, преисполнены надежд и трогательно нежны друг к другу, чтобы желать в этот вечер чего-то большего, а потому просто сидели на его постели, тихо перешептывались, приглушенно смеялись и время от времени, словно ныряльщики, набравшие в грудь побольше воздуха, погружались в эти долгие, томительно-сладостные поцелуи.

– И ты не откажешься жениться на мне, если узнаешь, кто мой отец? – спросила Берта.

– А кто твой отец?

– Нет, ты сначала ответь на мой вопрос.

– Глупышка, – пробормотал Морис, целуя ее в щеку, с которой предварительно сдул разметавшиеся пряди мягких волос, – ну конечно же нет. Я люблю тебя, и мне очень симпатична твоя мать – фрау Лукач. Какое мне дело до твоего отца, которого я знать не знаю? Но кто же он?

– Полковник вермахта!

– Кто?!

Берта тревожно посмотрела на Мориса.

– Ты же обещал!

– Нет, нет, разумеется, – растерянно пробормотал он. – Но ведь ты сама говорила, что твоя мать – наполовину еврейка. Каким же образом могло так получиться? Нет, если не хочешь, можешь не рассказывать…

– О, это долгая история. Мой отец ухаживал за моей матерью еще до Первой мировой войны, когда он был лейтенантом австрийской армии. Они встретились снова в 1918 году, после чего стали жить вместе. Через два года родилась я, а еще через три года отец увлекся идеями нацистов. Тогда моя мать тайком собрала вещи, и мы с ней уехали во Францию.

– И больше ты его не видела?

– Видела. В мае этого года он отыскал нас во Франции – мы жили тогда в Бугенвилле. Я сразу узнала его, хотя не видела больше пятнадцати лет, а он был в немецком мундире, – узнала, но сделала вид, что не узнаю. Тем же вечером мама ушла из дома, а вернулась только на следующее утро. Через три недели мы оказались на «Бретани». Мама ничего мне не говорит. Она бережет меня, а я берегу ее – мне кажется, что она до сих пор любит отца. Слушай, – Берта порывисто приподнялась на краю постели, – пойдем к нам и все ей расскажем.

– Как, прямо сейчас?

– А что такого?

– Но уже поздно – первый час ночи.

– Ерунда, она все равно, не спит, дожидаясь моего возвращения. Идем?

Морис улыбнулся и пожал плечами.

– Идем.

В этот момент откуда-то снаружи послышался приглушенный лязг железа. Звук был дальний и за свистом ветра почти неслышный.

– Что это? – Морис, натягивая пиджак, на мгновение остановился.

– Какая разница, – нетерпеливо заметила Берта. – Идем же, идем.

Через десять минут, быстро миновав пустые коридоры, они спустились на вторую палубу.

Берта вихрем ворвалась в свою каюту, таща за собой Мориса. Ворвалась – и удивленно застыла, увидев заплаканное лицо матери. Эмилия сидела на постели, неумело держа в руках револьвер.

– Что с тобой, мамочка? Что-нибудь случилось? А откуда у тебя это?

Револьвер был оставлен комиссаром Вондрачеком, который покинул каюту всего за несколько минут до прихода Берты. До последнего мгновения он колебался, а затем, поняв, что «Бретань» вот-вот тронется с места, виновато пробормотал: «Это последнее, что я могу для вас сделать, мадам. Прощайте!» – поцеловал потрясенную всем происходящим Эмилию и поспешил к своей лодке.

– Мамочка, очнись! – продолжала тормошить ее Берта. – Почему ты плачешь? Смотри, я привела к тебе Мориса. Мы решили пожениться.

– Что? – Эмилия подняла на дочь заплаканные глаза и страдальчески улыбнулась.

– Мы решили пожениться! – решительно повторила Берта. – Ну же, скажи нам хоть что-нибудь!

– Поздно!

Глава 9

Пароход смертников

Первое, что осознавал каждый проснувшийся поутру пассажир «Бретани», – это то, что он находится на движущемся судне. Одного взгляда в иллюминатор было достаточно, чтобы понять: корабль вышел в открытое море и плывет на всех парах. Большинство тех, кто высыпал на палубы, залитые лучами яркого тропического солнца, находились в состоянии радостного возбуждения – томительное для всех пребывание на гаванском рейде наконец-то благополучно завершилось. Мысль о возвращении в Европу казалась настолько дикой, что высказывавших ее пассажиров попросту отказывались слушать.

– Этого не может быть! Скорее всего этой ночью мы получили разрешение мексиканского правительства и теперь идем в Веракрус.

Даже Морис, который уже знал от Эмилии о ночном визите комиссара Вондрачека, колебался. Сначала он хотел было немедленно поднять тревогу и перебудить всех пассажиров, однако затем передумал. До Европы не менее семи дней пути, поэтому времени для того, чтобы выяснить, куда теперь направляется «Бретань», и в случае необходимости вовремя сменить курс, было более чем достаточно. Все вахтенные матросы и офицеры находились на своих местах, и ничто не говорило о захвате парохода нацистами. Поэтому Морис решил, что комиссар ошибся или же намеренно преувеличил опасность, чтобы оправдать свое странное бегство.

Наконец, когда большинство пассажиров, терявшихся в радостных догадках, уже находились на прогулочных палубах, к ним вышел капитан Гильбо. Француз был спокоен и сосредоточен. Выпуская его на капитанский мостик, Сильверстоун ограничился единственным предупреждением: «Скажете правду – и это окажется последним, что вы сказали в своей жизни».

– Господа, прошу внимания! – громко произнес капитан и, дождавшись тишины, продолжал: – У меня для вас хорошие новости. Правительство Мексики согласилось удовлетворить нашу просьбу, поэтому теперь мы идем в Веракрус. Сегодня ночью мы миновали Большие Антильские острова и вошли в Мексиканский залив. В случае благоприятной погоды весь путь займет у нас не более трех суток.